Пан Самоходик и загадки Фромборка

ПОСЛЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ С ЛУАРЫ • НОВАЯ ЗАДАЧА • КТО РЕШАЕТ ЗАГАДКИ ФРОМБОРКА • ПЕРВЫЙ ТАЙНИК ПОЛКОВНИКА КЕНИГА • ТРИ БЕСЦЕННЫЕ МОНЕТЫ • ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЕ СЛУЧАИ • КТО ЭТА ЗАГАДОЧНАЯ ПАРА • ЧТО ПОКАЗАЛО РАССЛЕДОВАНИЕ •ДЕЛО ПОД КОДОВЫМ НАЗВАНИЕМ „ДУКАТ ЛОКЕТЕКА“

Я вернулся из Франции, где провел месяц отпуска. Я едва успел приступить к своим обычным делам в Министерстве культуры и искусств, когда директор Марчак, мой непосредственный начальник позвонил мне.

Время моей работы в провинциальных музеях прошло, когда я, только из энтузиазма, занимался решением исторических головоломок и поиском потерянных культурных сокровищ во время войны. Меня также освободили от должности куратора небольшого музея в сельской местности. Я получил квартиру в Варшаве и был занят полный рабочий день в министерстве. Формально я был только скромным клерком в Департаменте музеев и охране памятников, но на самом деле я работал как человек для специальных поручений, что-то вроде детектива. Разумеется, не следует думать, что я занимался охраной витрин или преследованием грабителей в музейных залах (к сожалению, и это бывает). Мне поручали дела, которые иногда совершенно не носили признаков преступления, и, тем не менее, наша страна могла понести серьезные потери в области культуры. Например, я часто посещал магазины по продаже произведений искусств, интересуясь сделками, заключенными там, опасаясь, что какой-то ценный памятник культуры (его огромной стоимости иногда не понимал даже сам продавец) не попал в чужие руки. Я также наблюдал за деятельностью торговцев различного рода антиквариатом и произведениями искусств. Работы впрочем, у меня было много, деятельность по защите памятников старины снова и снова приносила сюрпризы и загадки. Кто следит за прессой, тот, наверное, помнит сенсационные новости, связанные с открытием в маленькой сельской церкви картин, приписываемых художнику Эль Греко, о находке картин Кранаха на чердаке одной из старых церквей, об афере с бесценными витражами. Во всех этих делах я принимал участие в качестве эксперта Департамента музеев и охраны памятников. В круге моих интересов лежали также поиски пропавших во время войны музейных и частных коллекций. Все это ясно показывает, насколько были разнообразны мои занятия, и сколько мне пришлось пережить приключений, о которых, вероятно, стоило бы когда-нибудь написать.

Так же, если я найду немного времени, я опишу время, проведенное во Франции, куда я поехал по приглашению Карен Петерсен, дочери знаменитого искателя сокровищ, капитана Роберта Петерсена[1]. Весь июль я занимался вместе с Карен разгадкой тайн одного из прекрасных старинных замков Луары. Мы пережили много драматических и захватывающих событий, действительно достойных отдельной книги.

Но вот я вернулся в страну. Было первое августа, и первый день моей работы после отпуска.

— Я ждал вас с нетерпением, — сказал мой начальник, директор Марчак. — У меня для вас новое, очень важное задание.

— Я догадываюсь, о чем идет речь, — ответил я. — О загадках Фромборка?…

— А откуда вы о них знаете? Ведь вы только вчера приехали из Франции.

— О них писала французская пресса. Все, что связано с городом, где Коперник сделал свои великие открытия, интересует весь мир. С искренним удовлетворением я возьмусь за загадки Фромборка.

Директор Марчак отрицательно покачал головой.

— К сожалению, я должен вас разочаровать. Загадками Фромборка уже три недели занимается ваш коллега, магистр Пьетрушек. Ему удалось найти один из трех тайников, в которых полковник Кениг спрятал украденные в Польше культурные ценности. Мы отыскали бесценные произведения искусств, пан Томаш, и я не вижу причины, по которой я должен забрать дело загадок Фромборка у коллеги Пьетрушека и передавать его вам.

— Ничего не слышал о находке тайника Кенига…

— Мы не предавали это дело огласке. И так слишком много было шума в связи с обнаружением трупа полковника Кенига и плана его трех тайников. Мы не хотим в Фромборке наплыва любопытных журналистов и искателей сокровищ. Только после обнаружения всех тайников и извлечения из них сокровищ, мы организуем пресс-конференцию. И к вашему сведению: один из тайников уже был обнаружен Пьетрушеком, сокровища находятся в хранилище Национального Музея. Если вы хотите посмотреть их, обратитесь к директору музея, он, вероятно, согласится показать их вам.

— Гм… — я грустно хмыкнул.

— Не „хмыкай“, - сказал директор Марчак. — Мне это очень не нравится. Я знаю, что между вами и магистром Пьетрушеком существует большой антагонизм. Коллега Пьетрушек неоднократно жаловался, что мы даем вам решать самые интересные головоломки, а его оставляют в тени, так что он не имеет возможности продемонстрировать свои таланты детектива.

— Я заявляю вам, пан директор, что меня вообще не интересуют загадки Фромборка. Мой коллега Пьетрушек может спокойно выполнять свою работу, не опасаясь, что я перейду ему дорогу. А теперь я жду своего задания.

— Да. Приступим к работе, — согласился директор Марчак, открывая записную книжку. — Как вы знаете, пан Томаш, — сказал он, — мы внимательно следим за политикой закупок, проводимой отдельными польскими музеями, и мы стараемся иметь полную информацию об этих покупках, особенно если они касаются предметов высокой стоимости. Что ж, на прошлой неделе из трех музеев в разных польских городах я получил следующую информацию: музей К. купил у частного владельца серебряный денарий „Gnezdun civitas“. Музей в Л. купил денарий Мешко I[2]…

— Что? — я чуть не упал со стула.

— Да, пан Томаш. Денарий Мешко I. И садитесь, мистер Томаш, — сказал директор Марчак. — Садитесь и держитесь покрепче за кресло, потому что это еще не конец. Музею в Лодзи, неизвестный нам коллекционер, предложил… знаменитый брактеат Яксы [3].

— Что?! — воскликнул я, не веря своим ушам. Однако я не вскочил со стула, лишь потому, что крепко вцепился в подлокотники.

— Да, пан Томаш, — продолжал директор Марчак, — я разделяю ваше изумление. За одну неделю на нумизматическом рынке неожиданно появилась одна из самых интересных и старейших польских монет. Я должен также заявить, что хотя некоторые из перечисленных здесь экземпляров, из-за их редкости, просто бесценны, продавцы предлагали цены, которые не были чрезмерными, но достигающие нескольких десятков тысяч злотых на один экземпляр.

— Невероятно! — Я не мог скрыть свое изумление.

— Вот почему каждый из перечисленных музеев рассматривал этот вопрос как уникальную возможность быстро и без особых формальностей, совершить покупку. Только здесь, в отделе, собирая информацию об этих покупках, мы забили тревогу.

— В каждом случае продавец был одним и тем же человеком?

Нет. Музей в К. купил денарий „Gnezdun civitas“ у какого-то мужчины, музей в Л. купил денарий Мешко I у какой-то женщины.

— При таком типе транзакции создается учетная запись, личные данные продавца записываются…

— Ну, пан Томаш. Мы достаточно подробно изучили этот вопрос. Оказалось, что продавцы подставные.

— Это как?

— Сделки проводились следующим образом: сначала в музей поступал телефонный звонок. Анонимный человек предлагал продать бесценную монету и устраивал встречу в кафе, чтобы показать монету. Когда его спрашивали, откуда у него эта монета, он отвечал: „Я не буду давать информацию. Вы хотите купить или нет? Если нет, тогда до свидания“. Поскольку они были уникальными экземплярами и предлагали их относительно дешево, каждый музей хотел их приобрести, кроме того, продавец не обязан раскрывать свои секреты. Он может ответить: „Я нашел монету на чердаке в старом сундуке“, и кто докажет, что это не так? Поэтому были сделаны формальные транзакции, продавец собирал деньги, а затем отправлялся на условленное место встречи с человеком, который доверил ему монету. Отдавал деньги и получал комиссию в размере одной тысячи злотых. Каждый раз, согласно описаниям, которые дали нам фиктивные продавцы, фактическим продавцом был кто-то еще: элегантная дама, элегантный джентльмен.

— Это не значит, что это не компания или банда состоящая из нескольких человек, — сказал я.

— Конечно. И даже наверняка это несколько человек. В конце концов, не может быть совпадением, что три уникальных экземпляра монет были выставлены на продажу в течение недели.

— Вы уведомили милицию?

— Да. Благодаря милицейскому расследованию мы знаем, что продавцы монет были подставные, а за их спиной скрывался кто-то другой. Но вся эта история, хотя и подозрительна, не дает оснований для начала официального расследования и привлечения правоохранительных органов. Она не несет признаков преступления. Каждый в Польше имеет право продавать в музей или в антикварный магазин старинные антикварные монеты, которыми он владеет. Конечно, неправильно, что кто-то вместо того, чтобы отправиться самому в магазин или в музей, отправляет туда кого-то и еще дает ему комиссию. Но он всегда может объяснить это, сказать, что у него много других монет, и он не хотел стать объектом травли нумизматов. Вы знаете, как это происходит с коллекционерами. Если они узнают, что у кого-то есть богатые коллекции, они начнут давить на него, предлагать смотреть, обмениваться, продавать, покупать и так далее. Этот человек имеет право оставаться анонимным. И хотя он подозрителен, он вовсе не должен быть преступником. Тем более, пан Томаш, в милицию не сообщалось, что кого-нибудь в Польше убили, ограбили или украли коллекцию старинных монет. Таким образом, образцы, проданные музеям, не краденые, и поэтому нет оснований для начала официального расследования. Их можно было найти где-то случайно. Во время прошлой войны множество различных коллекций было утеряно. И надо только радоваться, что неизвестный нашедший монеты, вместо того, чтобы спрятать их в сейфе, предложил столь ценные экспонаты музею за умеренную цену.

— Может быть, он понятия не имел, какую ценность он предложил?

— Нет, пан Томаш. В телефонных беседах с музейными кураторами он очень хорошо описал монеты, сказал он, что они бесценны, но что он знаком с скромными финансовыми ресурсами, доступными музеям, и поэтому предлагает такие низкие цены. Он хотел бы, чтобы эти монеты были в музеях, а не в частных коллекциях.

— В некотором смысле, это даже очень благородный поступок.

— Да. И в основном это решило, что мы не будем привлекать милицию, но мы даем вам задание расследовать эту историю.

Я ненадолго задумался.

— И как мне напасть на след этого загадочного „некто“? — спросил я.

— Я упомянул, что музей в Лодзи получил предложение купить брактеат Яксы, князя из Копаницы. Предложение было сделано женщиной. Она предложила совершить сделку в кафе „Гоноратка“ завтра в 8 часов вечера. Куратор музея должен прийти на встречу и принести деньги. Таинственная женщина заявила, что знает куратора в лицо, она сама подойдет к его столу и поговорит с ним. Она отдаст ему монету и заберет деньги. Я предлагаю вам поехать завтра в Лодзь, и в определенное время появиться в кафе, независимо от куратора. Вы увидите эту даму, а остальное ваша забота.

— Сделка должна быть произведена?

— О, да. В конце концов, это бесценная монета, и для этого мне нужно всего тридцать тысяч злотых. Я даю это кодовое имя этому случаю…

В тот момент на столе директора Марчака зазвонил телефон.

— Да, Марчак слушает, — сказал он в телефонную трубку.

После долгой паузы на его лице появилось выражение бесконечного изумления. Затем директор Марчак воскликнул:

— Что?! Вы хотите продать мне золотой дукат Локетека? Но это, наверное, шутка… Не существует второго экземпляра этого дуката. Что? Вы утверждаете, что у вас есть второй экземпляр?

На лбу директора Марчака появились мелкие капельки пота.

А пальцы его так крепко сжали телефонную трубку, что побелели.

— Мадам. Я согласен на все условия! — крикнул он в трубку. — Скажите, где и когда мы встретимся. Да, я принесу деньги, но сначала вы должны показать мне эту монету. Я вам не верю. Второго экземпляра дуката Владислава Локетека[4] не существует… Что? Вы мне перезвоните?… Алло, алло!.. — кричал директор Марчак.

Но все было напрасно. Женщина, которая звонила, повесила трубку.

Директор Марчак долгое время сидел в кресле за своим столом. А потом сказал мне тихо, как будто ему не хватало сил:

— Я дам этому делу кодовое название „Дукат Локетека“.

И добавил умоляюще:

— Пан Томаш. На вас вся моя надежда…

НАЦИОНАЛЬНЫЕ СОКРОВИЩА • ТАЙНА ТРЕХ МОНЕТ • НУМИЗМАТИЧЕСКИЙ ЙЕТИ • ПРОБЛЕМЫ С КНЯЗЕМ ЯКСОЙ • ПРЕСТУПНИКИ ИЛИ КОЛЛЕКЦИОНЕРЫ •МОЯ СЕКРЕТНАЯ МИССИЯ В „ГОНОРАТКЕ“ • ПОЯВЛЕНИЕ ВАЛЬДЕМАРА БАТУРЫ • ГЕНИЙ ЗЛА • БАТУРА ОТВЕЧАЕТ НА НЕСКОЛЬКО ВОПРОСОВ • БРОШЕННАЯ ПЕРЧАТКА •ОДИН НОЛЬ В ПОЛЬЗУ БАТУРЫ

На следующий день я отправился в Лодзь, сразу после полудня. Я поехал на своей неуклюжей машине, потому что должен был быть готов ко всяким случайностям, когда я буду пытался установить личность таинственной дамы, которая была готова продать „брактеат Яксы“. Обстоятельства дела и, прежде всего, странный телефонный звонок директору Марчаку в связи с дукатом Локетека заставили думать, что меня ждет трудная головоломка. Я не пожалел, что загадки Фромборка прошли мимо меня. Тайники с сокровищами гитлеровских грабителей? Да, это звучит очень впечатляюще. Тем не менее, уверяю вас, что лозунг „Дукат Локетека“ может в равной степени вдохновлять каждого работника музея.

Дорога в Лодзь широка, проста и легка для водителя. Моя машина благополучно несла меня, и я знал, что она не преподнесет мне неприятных сюрпризов. Во время своего пребывания во Франции, в качестве награды за участие в распутывании секретов замка Луары, капитан Петерсен заказал итальянский двигатель для моего автомобиля и новую резину в итальянской компании Pininfarina[5]. Это стоило примерно так же, как новая элегантная Simca или даже Peugeot. Но я не хотел расставаться с моей неказистой машиной, которая так много раз спасала меня от различных опасностей. Я рассматривал ее как своего лучшего помощника и друга. Оснащенная новым двигателем и новыми шинами — как бы она могла меня разочаровать или перестать повиноваться? Я ехал по хорошей дороге и думал о задаче, которую получил от директора Марчака.

Я знал, что должен был сделать это аккуратно, с наибольшим тактом, потому что кто мог бы поручиться, что за этой историей не скрывается какой-нибудь знаменитый коллекционер. Однако на карту поставлены национальные сокровища, и была необходима информация о их происхождении.

Национальные сокровища. Под этим словом каждый воображает огромные залы музея или большие палаты Вавеля с гобеленами, картины старых мастеров, драгоценности, оружие, великолепную мебель, когда-то использовавшуюся королями. Но национальные сокровища, происхождение которых я должен был объяснить, мог бы спрятать в своей руке… ребенок. Да, даже кулак маленького ребенка был достаточно большим, чтобы спрятать это сокровище. Ни одна из этих редких и бесценных монет не превышала размер ногтя взрослого человека, и каждая была не намного его толще. И все же эти маленькие предметы охраняются в наших музеях так же, как великолепные гобелены и прекрасные картины. Они так же важны для истории культуры нашей нации. Их описание и фотографии можно найти во многих книгах и учебниках. Вы не найдете их ни в одном прайс-листе. У них нет цены.

Теперь вы понимаете, почему после первых слов директора Марчака я вскочил с кресла и слушал объяснения его с большим изумлением.

Денарий Мешко I. Первая польская монета. До тех пор, люди, населяющие Польшу, занимались меновой торговлей, или использовали арабские монеты, или еще более старые, римские, или просто кусочки серебра и разломанных украшений. И только Мешко I, вероятно, вскоре после крещения, повелел начать чеканить собственную монету, как тогдашние чешские и немецкие князья. Монеты с именем правителя, являются признаком суверенитета страны, доказательством существования княжеской власти не только перед чужими, но и перед своими подданными. Много ли было выпущено таких монет? Специалисты нумизматы считают, что было выпущено от двадцати до тридцати пяти тысяч денариев Мешко I. Сколько из эти монет дошли до наших дней? Кажется, во всем мире, — всего сорок семь. Но уже очень долго на крупнейших зарубежных аукционах не наблюдалось факта продажи этой монеты, что свидетельствует о ее необычайной редкости. Эта маленькая монетка насчитывает более тысячи лет. Как и польское государство. Она сделана из серебра, диаметром 18,8 миллиметра, весит всего 1,77 грамма. На аверсе видно как будто часть круга с крестом и искаженное имя польского князя. На реверсе — простой крест, с четырьмя сферами между его плечами.

Но еще более возбуждающим воображение, был факт продажи музею К. денария с надписью „Gnezdun civitas“.

В истории польских монет он занимает второе место после монеты Мешко I. Денарий с надписью „Gnezdun civitas“ чеканился по приказу Болеслава Храброго, в честь знаменитого Гнезненского съезда в 1000 году. Его ценность, однако, превышает ценность денария Мешко I, потому что он уникален, другими словами, он существует в одном экземпляре. Единственная известная копия денария „Gnezdun civitas“ имеется в музее Эмерика Чапского[6]. Чапский был чрезвычайно богатым землевладельцем, который вложил все свои огромные активы в коллекцию польских монет. Умирая, он пожертвовал свою коллекцию государству и сегодня ее можно увидеть в Национальном музее города Кракова.

Видимо, много лет назад существовал еще второй экземпляр денария „Gnezdun civitas“, из старинного клада вырытого в Рыхнове, в районе Вомбжезьно. Еще в 1863 году он находился в краковской коллекции банкира Бохенека, но позже пропал без следа. Наличием второго экземпляра этой монеты хвастался известный до войны нумизмат, Феликс Моджинский из Варшавы. Но нумизматики-коллекционеры — это фантазеры, похожие на рыбаков и охотников…

Денарий „Gnezdun civitas“ еще меньше, чем денарий Мешко I, его диаметр 18,5 миллиметра и весит 1,06 грамма. На аверсе видна голова с короной и жемчужным ожерельем. На реверсе виден рыцарский крест с четырьмя сферами и высечена надпись „Gnezdun civitas“.

И именно этот уникальный денарий таинственный „некто“ продал в музей в К. за нескольких десятков тысяч злотых. Откуда этот экземпляр попал в руки таинственного „некто“?

Вы понимаете, как был взволнован этим случаем директор Марчак? И тут, как будто мало этих новостей, музей в Лодзи уведомил Марчака, что ему предлагают брактеат Яксы, князя из Копаницы.

Брактеат (от латинского слова bractea или пластинка) монета, настолько тонкая, что чеканилась только с одной стороны, поскольку с другой стороны образовывался „негатив“ штампа. Трудно с точностью сказать, сколько брактеатов Яксы существует в мире. Но в любом случае очень мало, всего несколько музеев имеют его в своих коллекциях. Эта монета является необычайно интересной также и из-за личности Якса, князь, который повелел ее отчеканить. Как утверждают историки, славянский князь Якса в середине двенадцатого века имел свою крепость, Копаница (или Копник) на том же месте, где сегодня находится Берлин, точнее район Кёпеник. Этот Якса во время царствования вел тяжелые войны с маркграфом Альбрехтом Медведем за западнославянскую крепость Бранибор, позже получившую название Бранденбург. Сначала Якса даже завладел Бранибор, но в 1157 году Альбрехт его изгнал оттуда. Что стало потом с Яксой — никто не знает. Некоторые утверждают, что он умер в изгнании в Польше.

Брактеат Яксы имеет диаметр 18,5 миллиметра, а вес его составляет всего 0,2 грамма. На нем изображен бюст князя с бородой, в правой руке князь держит знамя, а в левой — патриарший крест. Фон украшен тремя звездами и надписью „Jacza de Copnic“.

Эта тонкая монета доставила немецким ученым много хлопот, нацистские грабители искали ее во всех польских музеях и частных коллекциях, чтобы уничтожить ее, и, таким образом, стереть из памяти тот факт, что восемьсот лет назад в сегодняшнем районе Кёпеник посмел иметь крепость славянский князь по имени Якса.

И вот таинственная женщина, хочет продать брактеат Яксы музею в Лодзи. Какими путями он попал к ней в руки? Кто этот „некто“, у которого были такие редкие и бесценные монеты?

И этот удивительный телефонный звонок Марчаку о золотом дукате Владислава Локетека? Если эта женщина не солгала, нас ожидало еще одно откровение, даже больше, чем продажа денария „Gnezdun civitas“. Сто тысяч злотых, которые требовала женщина, ничто по сравнению с тем, что она могла получить на зарубежных нумизматических аукционах. Возможно, действительно, за этими призывами и предложениями был кто-то честный, который просто оказался в затруднительном финансовом положении, и по доступной для музеев цене решил расстаться с некоторыми экземплярами из своей коллекции?

Второй экземпляр дуката Локетека?… Нет, это было слишком фантастично…

Ибо должно быть известно, что на протяжении многих лет в нашей науке доминировала убежденность в том, что Польша в первые века существования не имела собственной золотой монеты. Только 1847 год изменил это мнение.

В Бошна, недалеко от Кракова, местный ювелир купил золотую монету у рабочих, которые копали канаву. Он собирался бросить ее в тигель, чтобы расплавить когда помещик Недзельский из близлежащих Сенджейовиц, который посетил ювелира, ее заметил. Он купил золотую монету за шесть гульденов у ювелира. Эта монета оказалась золотым дукатом Владислава Локетека, вероятно, отчеканенным в честь его коронации в 1320 году.

Золотой дукат Локетека купил позже Эмерик Чапский и вместе со своей огромной коллекцией завещал его в Национальному музею в Кракове, где он находится по сегодняшний день. Это единственный экземпляр в мире.

Именно из-за его редкости и сегодня продолжаются споры ученых-нумизматов, был ли дукат Локетека разменной монетой или же это просто просто пробное изделие, отчеканенное по случаю коронации. Вероятно, всего десяток или несколько десятков таких монет были отчеканены.

Один экземпляр. Сколько коллекционеров со всего мира отдадут все свое имущество, чтобы получить такой экземпляр…

В мире нумизматов и коллекционеров периодически появлялись сообщения о том, что кто-то там, где-то там, видел второй экземпляр золотого дуката Владислава Локетека. Даже на страницах „Нумизматических новостей“ проскакивали сенсационные новости о втором экземпляре этой необычной монеты. Но музейные специалисты только пожимали плечами. Новости о существовании второй копии похожи на новости о гималайском йети. Тот его видел, другой видел, но реальных доказательств не было.

И вот теперь таинственная дама предложила директору Марчаку купить второй экземпляр золотого дуката. Это что, шутка? Действительно ли существует второй экземпляр?

Моя роль в этой истории была предельно ясной. Я должен был обнаружить, откуда появились редкие польские монеты. Но инструкции, полученные от директора Марчака, очень сузили мою сферу деятельности. В Лодзи — я, как охотничья собака — должен был взять след таинственного продавца, но я не должен был сорвать сделку. Другими словами, я должен был быть только свидетелем покупки брактеата Яксы из Копаницы.

У меня было достаточно времени. Во-первых, я связался с куратором нумизматического отделения в Лодзи, паном А.Г., великим экспертом по всем вопросам, связанным с польскими монетами, автором многих работ в этой области. Мы договорились, что придем в кафе „Гоноратка“ по отдельности. Мы будем сидеть за разными столах, куратор совершит покупку, а я останусь наблюдателем. Затем я собирался последовать за дамой, которая продаст брактеат Яксы.

В „Гоноратка“ я был уже за полчаса до назначенной встречи, и занял столик у двери. Каждый, кто входил или выходил из кафе, должен был пройти мимо меня. Во всяком случае, кафе было небольшим: одна маленькая комната с дюжиной или около того столов. Вечером обычно появляются люди из художественных кругов, в основном из мира кино, потому что в Лодзи находится крупнейшая в Польше студия художественных фильмов. Здесь вечером вы также можете увидеть много хорошеньких девушек и мальчиков из художественных школ. Это кафе славится своим превосходным кофе, отличным чаем, и замечательной выпечкой. Большинство завсегдатаев знают друг друга в лицо. Большие старинные часы с кукушкой, отмеряют время.

Без десяти минут восемь пришел куратор нумизматического отделения. Он сел за третий столик от меня, и, чтобы сократить время ожидания таинственной дамы, листал какой-то научный журнал.

Часы пробили восемь. Куратор просматривал научный журнал, и я смотрел на дверь, ожидая, что в любой момент она откроется, и в ней появится таинственная дама.

И дверь открылась. Но вместо дамы вошел мой старый коллега из университета, Вальдемар Батура. Он оглядел кафе, заметил меня и вежливо поклонился. Затем подошел к телефону, стоящему на буфете, набрал номер и некоторое время с кем-то разговаривал. Можно было подумать, что он зашел в кафе, чтобы воспользоваться телефоном

Но закончив разговор Вальдемар Батура снял пальто, повесил его на вешалку и подошел к моему столику.

— Добрый вечер, уважаемый Томаш, — сказал он. — Что вы делаете в Лодзи? Мы не виделись, наверное, тысячу лет. Можно ли к вам присесть?

Кто такой Вальдек Батура? Стройный, среднего роста, темноволосый с гладко расчесанными волосами. У него было нежное и красивое лицо, как у женщины. Раньше он носил маленькие тонкие усики, но теперь его лицо было тщательно выбрито.

Он хорошо учился в колледже. Он считался — и не без оснований — самым талантливым учеником нашего курса. У него был большой объем знаний в области истории и истории искусств, и в то же время, как и во мне, в нем была детективная жилка. Я помню, что даже в последний год обучения мы совместно решили некоторые интересные исторические загадки и обнаружили подделку известной картины известного живописца.

Потом наши пути разошлись. Мы начали работать в провинциальных музеях. Вскоре я узнал, что Батура отказался от своей работы, и его имя стало очень известным в торговле антиквариатом, не только польским, но и иностранным. Батура несколько раз выезжал за границу, в Италию, Англию и Западную Германию, чтобы, как он утверждал, углубить свои познания в старинной архитектуре. На самом деле он, вероятно, занимался антиквариатом. Он прекрасно выглядел, одевался элегантно, у него всегда был самый современный автомобиль. Он был очень ловким, и хотя занимался только делами, в которых граница между преступлением и честной деятельностью была едва заметна, и пока что только один раз — и то из-за меня — вступил в противоречие с законом. Однако он так все хитро повернул, что понес ответственность не за фактическое преступление, а за небольшой инцидент, связанный с этим преступлением. Он попытался заполучить огромную коллекцию бесценных масонских реликвий, а его обвинили только в том… что он вырвал несколько досок из пола старого особняка.

Что касается меня, я всегда считал Батуру незаурядной личностью. Обладающий блестящим умом, он являлся великим знатоком антиквариата и произведений искусств и выдающимся детективом. Если бы он был моим другом или помощником, я уверен, что ни одна из великих тайн связанных с пропавшими коллекциями не осталась бы нерешенной. Но Батура любил деньги, элегантную одежду и прекрасную жизнь, которую скромная заработная плата музейного работника не могла ему обеспечить. Вот почему он был мне не другом, а противником. И это был не обычный противник, а противник чрезвычайно умный и хитрый.

Поэтому, когда он вошел в „Гоноратку“, я понял, что сделка не состоится. Его появление в кафе не могло быть случайным. Очевидно, именно он стоял за историей с этими редкими монетами, которые были проданы нашим музеям.

— Будешь кофе? — вежливо спросил я.

— Конечно, — улыбнулся он. — Ведь для этого я и пришел в кафе.

— Неужели? Я же думаю, что ты вошел сюда, чтобы осмотреться, здесь ли куратор, и можно ли безопасно совершить сделку. И когда ты увидел, что я здесь, и наблюдаю за куратором, ты позвонил той женщине, которая должна была прийти сюда, и все отменил.

— О чем ты говоришь, Томаш? В чем дело? Какая женщина?

— Вы знаете эту женщину, а не я. А также у вас есть брактеат Яксы из Копаницы.

— Брактеат Яксы? Дорогой Томаш, ты шутишь. Это очень редкая монета, а я, как вам известно, не коллекционер.

— У вас действительно есть дукат Локетека? — спросил я, игнорируя его слова.

Он тяжело вздохнул.

— Что с тобой, Томаш? Неужели и ты веришь, что существует второй экземпляр этого дуката?

— Представь себе, Вальдек, какая-то женщина предложила по телефону директору Марчаку, продать этот дукат. За сто тысяч. Как ты думаешь, шутка ли это?

Батура задумался на мгновение. Для меня было очень важно, как ответит на этот вопрос. Если начать издеваться, это значит, что, вероятно, не имеет ничего общего с этой историей. Однако, если отнесется серьезно, я буду почти уверен в его участие в истории с монетами.

— Золотой дукат? Второй экземпляр дуката? — начал рассуждать Батура. — Ну что ж, у лжи короткие ноги. Первая же проверка ее разоблачит. Но, самом деле уже давно ходят слухи, что существует второй экземпляр дуката Локетека. Может быть, его владелец хочет вам его продать? Сумма не большая, принимая во внимание редкость монеты.

— Почему запросили сто тысяч, а не миллион? — спросил я.

— Я не знаю, и откуда мне знать? Я полагаю, однако, что этот человек реалист. Он понимает, что музеи не обладают большими бюджетами. За сто тысяч злотых музеи могут купить второй экземпляр дуката, но они не станут покупать его за миллион, потому что у них нет миллиона.

— Тогда почему он не продаст его за границей? Он получил бы такую ​​сумму, что мог бы жить безбедно много лет. Вывезти дукат не составит труда: он тонкий, как бумага, и размером с ноготь.

— Я не знаю, Томаш, — пожал плечами Батура. — Ты меня спрашиваешь, словно я ясновидящий. И я не могу дать ответа.

Я не сдавался.

— А ты, Вальдек? Что бы ты сделали, если бы у вас был золотой дукат Локетека? Я убежден, что вместо того, чтобы получить за него сто тысяч злотых, ты бы вывез его за границу и продал за несколько сотен тысяч долларов на каком-нибудь международном аукционе.

Батура покачал головой.

— Ты ошибаешься, Томаш. Я знаю, что ты считаешь меня негодяем, потому что для тебя каждая старинная вещь является национальной святыней, а я осмеливаюсь торговать этими святынями. Но все не так просто. Я могу торговать старыми масляными лампами, старыми саблями и стильной мебелью, но это не значит, что если бы у меня была действительно бесценная вещь для нации, как второй экземпляр дуката, я бы продал ее за границей. Я тоже патриот, Томаш, хотя и немного отличающийся от тебя. И поверь мне: если бы я знал, что есть кто-то, кто действительно хочет продать что-то поистине бесценное за границу, вывести ее из нашей страны, я передал бы его в руки милиции. Что не означает, Томаш, что я не буду и дальше продолжать торговать старыми масляными лампами, мебелью или быть посредником в продаже старых икон. Запомни: я способен на то, что, по вашему мнению, является нечестным, но я не собираюсь становиться подлецом.

Так говорил Вальдек Батура и искренность звучала в его голосе.

Уголком глаза я наблюдал за куратором. С не дождавшись таинственной женщины с брактеатом, он отложил свой научный журнал, заплатил за кофе и покинул кафе. Наверное, так же, как и я пришел к выводу, что таинственная женщина не придет и сделка не состоится.

На мгновение я подумал, что нужно прервать разговор с Батурой, пойти за куратором и обсудить с ним новую ситуацию. Но я пришел к выводу, что продолжение разговора с Батурой может принести больше пользы. Если я буду уверен, что это он стоит за этими монетами, моя задача будет выполнена, я нападу на искомый след. Впрочем, я могу позвонить куратору после окончания разговора с Батурой и договориться с ним на случай, если эта женщина брактеатом снова с ним свяжется и назначит какой-нибудь другой день и другое место для встречи.

— Я хотел бы тебе поверить, — сказал я Батуре. — И кроме того, я не вижу причин скрывать цель моего прибытия в Лодзь. Недавно в наши музеи были представлены очень редкие польские монеты: денарий Мешко I, денарий „Gnezdun civitas“, брактеат Яксы из Копаницы. И, если верить телефонному звонку, золотой дукат Локетека.

— Цены были слишком высоки для вас?

О, нет. Их предложили даже очень дешево. Вот почему были куплены Мешко I и денарий „Gnezdun civitas“. Сегодня здесь, в „Гоноратке“, должна была быть совершена третья сделка: покупка брактеата Яксы. Но женщина, предложившая эту монету, не пришла на встречу. Однако появился ты, Вальдек…

— Я понимаю. Ты подозреваешь, что я замешан в этом деле — кивнул он.

— Сделки были осуществлены через подставных лиц. Кто-то стоит за всем этим.

— Кто?

— Ты. Конечно, ты.

Вальдек рассмеялся.

— Ты шутник, Томаш. Ты думаешь, что я вдруг вырыл из земли какой-то клад?

— Я так не думаю. Среди монет, которые фермеры время от времени выкапывают из земли, может быть одна редкая, в потоке других, малоценных. Трудно поверить, что в таком кладе, рядом с денарием Мешко I и денарий „Gnezdun civitas“ был также брактеат Яксы и золотой дукат Локетека.

— Значит, ты думаешь, что я где-то украл эти монеты?

— Нет. Ты просто завладел какой-то очень интересной, пропавшей во время войны, коллекцией старых монет. Конечно, я очень обязан тебе за то, что ты не пытаешься переправить их за границу, и предложил их нашим музеям.

— Ты уверен в том, что это я стою за всем этим делом?

— Завтра, Вальдек, я уже узнаю, из чьей коллекции происходят эти монеты. Наш отдел имеет практически полный список всех известных коллекционеров и список их коллекций, до и после войны. Не так уж много коллекционеров гордились тем, что обладают брактеатом Яксы.

Я блефовал. Наши записи были очень скудными. Многие частные коллекционеры держали в тайне свои коллекции.

Знал ли Батура это?

— Я не совсем понимаю зачем нужно это расследование. Даже если ты прав, и эти монеты происходят из коллекции какого-то известного коллекционера, не исключено, что этот коллекционер теперь избавляется от некоторых, возможно, двойных экземпляров.

— Я не верю, что у кого-то могли бы быть два денария „Gnezdun civitas“ и два дуката Локетека.

— Или во время войны он избавился от своей коллекции и та попала в другие руки? Сколько людей в условиях войны оказалось в такой сложной ситуации, что готовы были отдать самые ценные экземпляры из своих коллекций за кусок хлеба? Разве во время войны разные спекулянты не покупали, даже картины Рубенса за кусок мяса!

— Да. Это правда, — согласился я. — И мы не хотим специально вникать во все эти дела, что, впрочем, очень сложно из-за условий прошедшей войны. Но, приобретая какие-то бесценные памятники мы хотим знать, откуда они взялись. Ошибкой было бы предположить, что мое расследование приведет к обнаружению какого-то заговора, шайки или банды преступников и приведет к их аресту. Нам просто нужно узнать настоящий источник этих бесценных монет. Может быть, этот таинственный „некто“ имеет гораздо больше очень ценных монет, а продает их нам по одной, по две, по три. Может быть, нам удастся с ним связаться и приобрести всю коллекцию? Не все наши музеи имеют нумизматические кабинеты.

— И ты думаешь, что этот таинственный „некто“ — это я? — сказал Батура.

— Да, — ответил я. — Мне просто интересно: на что рассчитывал этот таинственный „некто“, предлагая в такой короткий промежуток времени несколько бесценных монет? Ведь можно же предположить, что это вызовет подозрения в нашем департаменте.

Батура рассмеялся и нахально ответил:

— Может, ему нужны были деньги? Или, может быть, он думал, что ты и август будешь Франции, и этот вопрос директор Марчак доверит, например, магистру Пьетрушеку?

— Спасибо за комплимент, — сказал я.

Часы в „Гоноратке " пробили девять раз. Пора было заканчивать разговор и возвращаться в Варшаву. Я извинился перед Батурой и подошел к телефону. Я связался с квартирой куратора.

— Что?! Что случилось?! — я крикнул в трубку, потому что то, что я услышал от куратора, казалось, прямо невероятно.

Когда куратор возвращался домой после неудачной встречи, прямо в дверях на лестничную клетку, ведущую в его квартиру, он наткнулся на мужчину, который сказал, что пришел от имени дамы, которая, к сожалению, не смогла прийти в кафе на встречу, потому что заболела. Этот господин пояснил, что у него есть с собой брактеат Яксы, и сделка может немедленно осуществиться. У куратора был приказ совершить покупку, поэтому он пригласил таинственного человека к себе, осмотрел монету, убедился в ее подлинности и, записав личные данные человека, заплатил ему требуемую сумму. Минуту назад этот человек, вероятно, тоже подставное лицо, покинул квартиру куратора.

— Я скоро буду у вас, — я бросил трубку.

Я вернулся к столику, где еще сидел Вальдек Батура и мрачно посмотрел на него.

— На этот раз ты победил, Вальдек — констатировал я.

— Что-то случилось? — заинтересовался тот.

— Куратор купил брактеат Якса. Так что все вполне нормально. Но я не люблю, когда меня дурачат. Я считаю, что ты мне бросил перчатку. Я принимаю ее. И я думаю, что мы еще встретимся.

Я подал ему руку. Несмотря на все, я был полон восхищения его ловкостью. Впрочем, уважая противника, мы делаем в честь самим себе.

ТАЙНА ПОЛКОВНИКА КЕНИГА • ТРИ ТАЙНИКА С СОКРОВИЩАМИ • ЧТО ОБНАРУЖИЛ МАГИСТР ПЬЕТРУШЕК • НАЕДИНЕ С СОКРОВИЩАМИ • НЕОБЫЧНАЯ КОЛЛЕКЦИЯ • ЛЕКЦИЯ ПО БУХГАЛТЕРСКОМУ УЧЕТУ • ИСТОРИЯ БОГАТОГО ЧЕЛОВЕКА • КРЕСТ С БРИЛЛИАНТАМИ И ВОР • СКОЛЬКО МОНЕТ НАШЛИ • КАК УКРАСТЬ, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПАЛО • ЧТО ИСЧЕЗЛО ИЗ ВТОРОГО И ТРЕТЬЕГО ТАЙНИКОВ • Я УЕЗЖАЮ В ФРОМБОРК

На следующий день в почтовом ящике в моей квартиры в Варшаве я нашел письмо от моего молодого друга, по прозвищу "Баська", потому что внешностью он напоминал девочку. Мальчик писал мене:

"Дорогой пан Томаш!

Если вы уже вернулись из Франции, Немедленно садитесь в машину и приезжайте в Фромборк, где я нахожусь в харцерском[7]лагере № 2 на берегу Вислинского залива[8]. Я здесь уже с конца июня, принимаю участие в акции "Фромборк 1001", это значит мы занимаемся благоустройством города Коперника. Может даже и до Франции дошло в прессе, сообщение о фромборской загадке, но лучше будет, если я лично изложу вам эту историю, потому что пресса умолчала об одной незначительной детали, а о другой — найденном тайнике с сокровищами, ничего публично не сообщалось, так как это дело держит в секрете магистр, Пьетрушек. Первой маленькой деталью является тот факт, что мой харцерский отряд, расчищающий руины разрушенного здания возле гавани, обнаружил человеческий скелет со времен войны. На скелете были остатки нацистской униформы, а в лежащей рядом с ним жестяной коробке — документы, которые полностью сохранились. Оказалось, что они принадлежали к полковнику СС Густаву Кенигу. Как мы узнали позже, Густав Кениг возглавлял специальную группу, которая участвовала в сборе и транспортировке в Германию произведений искусств, которые были захвачены нацистами в оккупированных ими странах и, прежде всего, в Польше. Поэтому неудивительно, что все, что с ним связано, пробуждает интерес властей. Мы были первооткрывателями, и именно поэтому они вначале разрешили нам заниматься этой тайной, но затем, когда приехал пан Пьетрушек, они отказались от нашей помощи и вообще запретили нам вмешиваться в эти таинственные дела. И вы должны знать, пан Томаш, что, кроме военных документов, Кениг имел при себе очень интересный, тщательно оберегаемый лист бумаги, что-то вроде плана. У меня есть копия этого документа, и нам очень повезло, потому что теперь пан Пьетрушек не позволит нам прикоснуться к нему ни за что на свете. Документ выглядел так:

В нижней части документа значилось: Frauenburg 11.II.45. Конечно, весь этот документ был написан по-немецки и переведен мной, но я оставил из оригинала слово "Teufelb", потому что, как это перевести? "дьявол б"? Это ведь ничего не значит, правда?

Нет сомнений, что этот документ был написан в Фромборке (Frauenburg — это немецкое название Фромборк) 11 февраля 1945 года. Эта дата имеет определенное значение. Так вот, как я узнал, именно 11 февраля, произошло наступление советских войск, сгруппированных в окрестностях близлежащего Толькмицко. В результате этого наступления Фромборк был освобожден от фашистов. Итак, этот документ был составлен в тот момент, когда судьба Фромборка была предрешена. Вы, впрочем, наверное, знаете, какие тяжелые здесь велись бои с гитлеровцами. Вы слышали, наверное, о Браневском плацдарме, о трагедии на Вислинском заливе, с сильно укрепленными огневыми точками, где гитлеровцы защищались долго и яростно, почти до конца войны.

Каждый, кто смотрел документ Кенига, был убежден, что он касается места где он спрятал награбленные им предметы, перечисленные в документе. Густав Кениг вместе со своей добычей оказался в Фромборке, вероятно, надеясь, что ему удастся выбраться отсюда морским путем. Но, наверное, дорога через разбитый бомбами лед в заливе была слишком опасна, к тому же началось внезапное наступление советских войск, и Кениг поспешно спрятал свою добычу в трех тайниках. Затем он составил план, понятный только ему. Он надеялся, что когда немцы снова вернутся сюда, он найдет свою добычу и заберет ее. А если он свой план составил в Фромборке, то, наверное, здесь и спрятал свои сокровища.

Поскольку вы были во Франции, я пытался сам расшифровать план Кенига. К сожалению, мне это не удалось. Потом появился магистр Пьетрушек, ваш коллега из Департамента музеев и охраны памятников старины. Признаюсь, что он произвел на меня очень плохое впечатление (может быть, потому, что он отзывался о вас с некоторым презрением). Я не верил, что он способен был расшифровать план Кенига. Но, как ни странно, через неделю нашел первый тайник.

О, как же просто оказалось объяснение первой загадки.

Прямоугольник с крестиками… Ведь именно таким образом на планах отмечается кладбище. Буквы "Н" и "А" это "Haupt Alee", то есть, главная аллея на кладбище. "37" — это номер могилы справа, потому что "R" это не что иное, как "Rechts", т. е. "направо".

И так все и было. Тайник находился под плитой тридцать седьмой могилы на главной кладбищенской аллее справа.

Мы не присутствовали при вскрытии тайника, потому что магистр Пьетрушек сделал это ночью, чтобы не вызвать сенсацию. Найденные предметы сразу же отвезли в Варшаву. Даже в прессу не давали никакой информации об этом, чтобы избежать вторжения любопытных и не создавать трудности при поиске дальнейших тайников.

Но с первого открытия прошло уже две недели, а магистр Пьетрушек не нашел ни второго, ни третьего тайника. Копал в нескольких местах, к сожалению, без результата. У него все больше портится настроение, а когда я сказал ему, что вы скоро вернетесь из Франции, и, вероятно, вас пошлют в Фромборк, Пьетрушек очень рассердился и назвал меня вашим шпионом. Он сказал, что сам найдет другие тайники, но это займет какое-то время. А я думаю, что он и на первый-то тайник наткнулся случайно, и нет никакой надежды, чтобы он нашел остальные. Поэтому я пишу вам об этом, чтобы вы, пан Томаш, приехали в Фромборк и разгадали эту загадку.

Жму руку, Баська"

Я с большим вниманием прочитал несколько раз письмо. После этого я позвонил директору Национального музея и попросил его, показать мне, ценности, которые нашел коллега Пьетрушек.

С директором музея, мы знакомы уже давно, мне кажется, что он по достоинству оценил мои детективные способности, которые я проявил в деле охраны культурных ценностей. Сам он много сделал для сохранения наших национальных сокровищ и является ярым врагом торговцев антиквариатом, и прежде всего, грозного противника в его лице имеют все те, кто под различными предлогами пытаются вывезти за границу наши национальные сокровища. Мне кажется, что если бы это было в его власти, он бы запретил торговлю антиквариатом и все существующие в Польше старые замки и дворцы превратил в музеи. С таким человеком мне легко найти общий язык, и через час я уже рассматривал в хранилище Национального музея ценности, найденные в Фромборке.

Должен признать, что Пьетрушек удивил меня, и даже на мгновение меня охватила страшная зависть. В первом тайнике Кенига он нашел двенадцать картин известных польских и голландских художников, которые были захвачены Кенигом в Варшавском гетто. Картины эти сохранились в тайнике в хорошем состоянии. Так же хорошо сохранились четыре иконы. Они датировались к семнадцатым веком, и теперь эксперты Национального музея пытались выяснить, где их украли. Они предполагают, что нацисты украли их из музея в Киеве — и если эта гипотеза верна — иконы должны были быть возвращены Украинской ССР. Поскольку в этой области существует тесное сотрудничество между социалистическими странами. Например, Советский Союз передал нам много наших национальные сокровищ, старинных книг и картин, найденных на немецкой территории русскими солдатами. Со своей стороны, мы стараемся передать законным владельцам сокровища других наций, найденные в нашей стране.

В первом тайнике Кенига Пьетрушек нашел — помимо картин и икон — тринадцать деревянных, готических и барочных скульптур, похищенные из церквей. Специалисты Национального музея также пытались выяснить, где их украли. Этот же вопрос касался обеих золотых церковных дароносиц, спрятанных полковником Кенигом в гробнице.

И монеты. Замечательная коллекция польских монет, начиная от монет династии Пястов[9] из раннего средневековья до монет от периода грошей, затем эпохи ренессанса до монет периода позднего ренессанса, монет династии Ваза[10], барочных монет и монет эпохи просвещения. Не было сомнения, что полковник Кениг стал обладателем чьей-то частной коллекции, убив перед этим коллекционера или бросив его в лагерь.

— Известный нумизмат, Феликс Моджинский из Варшавы, перед войной имел прекрасную коллекцию польских монет, — сказал профессор, который сопровождал меня во время осмотра найденных сокровищ. — Есть предположение, что это часть его коллекции. Его коллекция насчитывала более тысячи двухсот польских и иностранных монет.

— Вскоре после оккупации Варшавы нацистами он был арестован и вместе со всей семьей отправлен в лагерь, где и умер. Судьба его коллекции неизвестна. Вероятно, те, кто арестовал Моджинского, похитили его коллекцию. Возможно, грабители поделили свою добычу, и у полковника Кенига была коллекция польских монет. Или, вполне возможно, Кениг купил часть коллекции у какого-то негодяя из гестапо.

— Сколько здесь монет?

— Ровно сто сорок семь штук, — ответил профессор.

Я заглянул в письмо, которое я получил сегодня утром из Фромборка.

— Должно быть сто пятьдесят монет. Кениг записал, что в гробнице спрятано сто пятьдесят штук.

— И было сто пятьдесят. Но мы отказались от трех ничего не стоящих немецких пфеннигов.

— Откуда же взялись три пфеннига в коллекции самых ценных польских монет? — удивился я.

— Надо бы спросить полковника Кенига. Но он уже ничего никогда никому не объяснит, — покачал головой профессор.

— И на каком основании вы думаете, что коллекция, обнаруженная в гробнице, является частью коллекции Феликса Моджинского?

Здесь есть несколько уникальных монет, как, например, денарий Болеслава III Кривоустого "Бой со змеем". Известно, что он был только у Моджинского в коллекции. А если эта монета оказалась в тайнике Кенига, вывод напрашивается сам собой. Впрочем, вот полный список монет из гробницы — профессор протянул мне большой лист бумаги, на котором перечислены все сто сорок семь монет.

Я бегло просмотрел содержание. То, что я искал, я не нашел.

— Отсутствует брактеат Яксы из Копаницы. Известно точно, что он имелся у Моджинского в коллекции, — заявил я. Не хватает также денария Мешко I, которым, предположительно, владел Моджинский. Поговаривали, также, что он обладал вторым экземпляр денария с надписью "Gnezdun civitas".

Профессор пожал плечами.

— Коллекция Моджинского насчитывала тысячу двести штук польских и иностранных монет. Трудно сказать, сколько из этой коллекции пропало навсегда. Дело в том, что Кениг получил только сто сорок семь штук из польской коллекции, потому что именно такое количество было найдено в его тайнике. Не хватает брактеата Яксы, отсутствует денарий Мешко I, быть может, не хватает еще многих других интересных польских монет.

Я кивнул, соглашаясь с аргументами профессора.

Тем не менее, я прекрасно помнил, что музей в Лодзи в последние дни приобрел брактеат Яксы из Копаницы, а два других музея купили денарий Мешко I и денарий "Gnezdun civitas".

Я поблагодарил профессора за то, что показал мне сокровища из тайника Кенига и отправился в Министерство культуры и искусства к директору Марчаку.

Директору, наверняка, уже сообщили по телефону о том, что произошло вчера в Лодзи, потому что он принял меня довольно прохладно.

— Ну как? Не удалось? — сказал он мне вместо приветствия. — Вы сидели в кафе, потягивая кофе, и в то же время загадочная дама продала куратору брактеат Яксы. Вы же даже не почуяли духов этой дамы, не говоря о том, что не напали на ее след.

Я улыбнулся, Что еще больше разозлило Марчака.

— И вы еще такой самоуверенный — проворчал он.

— И все же вы ошибаетесь — возразил я.

— Что? Я ошибаюсь? Всю эту вчерашнюю историю мне уже сообщил по телефону куратор музея Лодзи.

— Он сказал вам, с кем я сидел в кафе?

— Нет.

— Жаль. Потому что эта информация все объясняет. В кафе "Гоноратка" я встретил… Вальдемара Батура.

— Батуру? Директор, казалось, не верил своим ушам.

— Ну, да. Я уверен, что это он, через посредников, продал нашим музеям бесценные экземпляры монет. Поэтому поиски таинственной дамы уже действительно не имеют смысла.

— Батура… — задумчиво пробормотал Марчак. Как и я, он хорошо знал ловкость, интеллект и знания Вальдека Батуры. В свое время наши пути пересеклись в старом особняке, где хранились коллекции польских масонов. Директор Марчак тогда принимал участие в схватке с Батурой и понимал, что он опасный противник.

— Откуда у него эти монеты? — размышлял Марчак вслух. — Голову бы дал на отсечение, что он заработал их нечестным путем. Черт! Такие монеты нельзя найти на улице! Вы должны объяснить эту загадку! — директор ударил ладонью по столу и покраснел. — Я подозреваю, что за этим скрывается, какое-то преступление. Мы не можем позволить Вальдемару Батуре обмануть нас.

— Именно так, пан директор — сказал я. — Поэтому, пожалуйста, отправьте меня в Фромборк.

Марчак посмотрел на меня с большим удивлением.

— В Фромборк? Там уже действует Пьетрушек…

— Там и кроется ответ на нашу загадку, — ответил я.

Директор Марчак сердито размахивать руками.

— Где угодно, но не там. Ни в коем случае. Вы не думаете, что я не догадываюсь о ваших целях? Вы завидуете успехам пана Пьетрушека. Нет, дорогой, пан Томаш! Фромборк не имеет со всем этим ничего общего. Скорее я отправлю вас в служебную командировку в Патагонию. Что будет думать Пьетрушек? Что я ему не доверяю!

— И все же мне нужно поехать в Фромборк — упрямо повторил я.

А потом я набил трубку и долго ее разжигал, ожидая, когда директор Марчак совладеет со своим гневом и даст мне спокойно убедить его.

Произошло это через некоторое время. Лицо директора потеряло красный цвет, только глаза его все еще сердито смотрели на меня. Таким же был его голос.

— Я слушаю вас… — сказал он очень тихо, но зловеще.

Я выпустил клуб дыма и сказал:

— Начнем с урока арифметики, пан директор…

— Только без шуточек, — директор снова ударил ладонью по столу.

— Это серьезное дело — предупредил я. И вытащил из кармана письмо от Баськи. — Итак, пан директор, коллега Пьетрушек нашел в Фромборке первый тайник полковника Кенига. По данным самого Кенига в гробнице он спрятал двенадцать картин. Сколько картин нашел Пьетрушек?

— Двенадцать, — ответил с любопытством директор Марчак.

— Кениг, спрятал в тайнике четыре иконы. Сколько икон нашел Пьетрушек?

— Четыре.

— Кениг спрятал тринадцать скульптур. Сколько скульптур нашел Пьетрушек?

— Тринадцать… — ответил Марчак, пожимая на этот раз плечами.

— Две золотые церковные дароносицы спрятал Кениг и две нашел в гробнице коллега Пьетрушек. Кроме того, Кениг является спрятал в гробнице в сто пятьдесят монет. Сколько монет нашел коллега Пьетрушек?

— Сто пятьдесят штук.

— Нет, господин директор. Нужно вычесть три немецких пфеннига, которые не имеют никакой ценности. Остаются сто сорок семь польских монет.

— Допустим, что это так. И что выходит из этого?

— В последние дни сколько монет было продано нашим музеям таинственным "некто"?

Директор Марчак протянул руку и начал перечислять, загибая пальцы.

— Денарий Мешко I — одна монета, денарий "Gnezdun civitas" — две монеты. Брактеат Яксы — три монеты. Три — подтвердил он.

— Ровно такого числа не хватает до ста пятидесяти. Потому что столько монет должно было быть в тайнике Кенига! — заявил я торжествующе.

Директор Марчак лукаво прищурился.

— Ты забыл о дукате Локетека, который нам тоже предложили купить. А это четвертая монета. Что-то не соответствует вашему счету.

На этот раз я пожал плечами.

— Это был умный ход, чтобы скрыть это число: три. Второго экземпляра золотого дуката Локетека нет. Если бы у кого-то действительно была такая монета, он бы не позвонил вам, а предложил бы купить какому-то конкретному музею. Я дам вам голову на отсечение, что о продаже этого дуката больше не позвонят. Поэтому давайте остановимся только на фактах. Все дело в том, что нам были проданы три ценных экземпляра польских монет. Эти три монеты были похищены из тайника в Фромборке.

Директор Марчак посмотрел на меня, как на сумасшедшего, затем он ударил кулаком по столу.

— Что это за шутки, пан Томаш? — В могиле находилось сто пятьдесят монет, а не сто сорок семь. Сто пятьдесят, вы меня слышите?

— Сто сорок семь, — ответил я.

— Сто пятьдесят! — сказал Марчак.

— Сто сорок семь, — возразил я вежливо.

— Сто пятьдесят! — крикнул директор Марчак.

Его лицо снова побагровело.

Я почувствовал, что, если повторю еще раз "сто сорок семь", он прикажет мне выйти из его кабинета.

Я тяжело вздохнул, открыл страницу моей записной книжки и нарисовал большой крест.

— Разрешите мне, пан директор, задать вам одну загадку?

На мгновение он просто не онемел от гнева, но сумел овладеть собой.

До моих ушей донесся его зловещий шепот:

— Я очень занятый человек, и я прихожу на работу не для того, чтобы слушать загадки моих подчиненных.

— Правильно, пан директор, — вежливо согласился я. "Но сделайте исключение на этот раз. Вот загадка: когда-то жил богатый человек, чья жена умерла. Он поставил на ее могиле великолепный памятник с крестом, украшенным бриллиантами. Вот как выглядел этот крест, именно так на нем были установлены бриллианты.

— Богач беспокоился о бриллиантах — продолжал я. — Поэтому каждый день приходил на могилу и считал их. Каким образом? Снизу вверх — одиннадцать бриллиантов. Снизу до правого плеча — одиннадцать бриллиантов. Снизу к левому плечу — одиннадцать бриллиантов. Не так ли, пан директор? Вы проверили?

Заинтригованный директор Марчак концом пера пересчитал бриллианты на кресте.

— Верно. С каждой стороны выходят по одиннадцать.

— Жил один ловкий вор. Он нахально украл два бриллианта, но богач никогда не узнал об этом. Как и прежде, каждый день приходил на могилу и считал бриллианты. Снизу вверх — одиннадцать. Снизу через правое плечо — одиннадцать, через левое плечо — тоже одиннадцать. Число бриллиантов совпадало, но два бриллианта были украдены.

— Но это же бред! — покачал головой директор Марчак. — Не может быть одиннадцати, когда, как утверждаете вы, вор украл два бриллианта.

— Пожалуйста. Вот то, что сделал вор. Украл по одному бриллианту из левого и правого плеча. А первый бриллиант сверху переместил вниз креста. Вот так:

— Пожалуйста, пересчитайте их, пан директор. Снизу вверх — одиннадцать. Снизу через правое плечо — одиннадцать. И также через левое плечо. Однако два бриллианта были похищены.

Марчак всплеснул руками.

— Чудесная загадка. Сегодня же покажу ее моему сыну.

Но через миг его лицо стало серьезным.

— Простите, но что общего имеет эта загадка с нашей работой?

Я скромно опустил глаза.

— Я забыл добавить, пан директор, что вора зовут Вальдемар Батура, а богача — пан Марчак.

Я думал, что директор будет страшно ругаться на меня, но он неожиданно отреагировал по-другому. Он сказал деловито:

— Будьте любезны, более подробно, коллега.

Я объяснил ему:

— Полковник Кениг спрятал своем тайнике сто пятьдесят монет. Я утверждаю, что три монеты были украдены, но, как бы вы их не считали, выходит, что нашли сто пятьдесят, и все в порядке.

— Я прошу доказательства, — проворчал директор.

— Полковник Кениг был грабитель, но не дебил. Какой смысл имеет для него, прятать три немецких пфеннига? Он спрятал сто пятьдесят бесценных польских монет, а нашли только сто сорок семь.

— Нашли сто пятьдесят монет — простонал директор.

— Итак, вы все еще хотите, оставаться в роли того богатого человеке, который, как бы не считал, все выходит одиннадцать? Кто-то украл три бесценные монеты, а на их место подложил бесполезные пфенниги. И эти три монеты были сразу же предложены нашим музеям.

Директор Марчак несколько раз глубоко втянул в себя воздух. Я знал, что с этого момента наш разговор приобретет очень конкретный характер. Директор Марчак был умный человек. Не хватало ему только детективной жилки, но для этих случаев были мы — я и Пьетрушек. Мудрость его заключалась в том, что, если ему представить убедительные аргументы, не цеплялся упорно за свое мнение, а если его убедить, то он позволял нам действовать самостоятельно, неся при этом ответственность за наши поражения, а их мы не допускали.

— Вы подозреваете коллегу Пьетрушека? — спросил он. — Неужели вы думаете, что это он подменил бесценные экземпляры на бесполезные пфенниги?

— Нет, пан директор. Пьетрушек очень честный человек. Может быть, моя профессиональная зависть заставляет меня видеть, что ему не хватает детективного таланта, но его честность я никогда не подвергал сомнению. Мне кажется, что кто-то его опередил. Открыл могилу до него и взял три самых ценных экземпляра из коллекции монет, а на их место положил пфенниги.

— Почему не украл картину? Или какую-либо икону? Дароносицу или статую. Из тех, что были в тайнике?

Я ответил ему:

— Вор сохраняет количество предметов, найденных в тайнике, в соответствии с количеством, указанным в плане, оставленным Кенигом. Ему пришлось бы заменить одну картинку другой, икону с другой иконой, дароносицу с другой дароносицей. Кстати, вы знаете, как сложно незаметно продать картину Вичульковского или Мальчевского. Каждая картина известного художника имеет долгую историю, которую нельзя стереть. И вор, с которым мы имеем дело, — это человек, который не хочет вступать в конфликт с милицией. Если он ворует, то таким образом, что невозможно доказать кражу. Вот почему я утверждаю, что мы снова имеем дело с Вальдемаром Батурой.

— А почему он взял только три монеты, а не всю коллекцию?

— А что бы он делал с коллекцией? Все дело незамедлительно выйдет наружу. Мы бы заметили, что сто пятьдесят монет пропали без следа. И Батура, пожалуйста, помните, что это человек, который может довольствоваться меньшей добычей, просто чтобы не дать возможности доказать его преступление. Взяв три самых драгоценных экземпляра и положив бесполезные пфенниги, он рассчитывал, что никто не обратит внимания на кражу, и он сможет спокойно избавиться от монет. Он настолько самоуверен, что предложил их в музеи, и, что тут говорить, заработал почти сто тысяч злотых. Но игра, пан директор, идет на еще большую ставку. На второй и третий тайник.

Я достал из кармана письмо из Фромборка, взглянул на него и продолжил:

— Во втором тайнике Кенига должны находиться: четыре миниатюры, фарфор, двенадцать подсвечников и пять чаш… Если вы хотите, совершить кражу, которая не должна быть замеченной, то есть по системе подмена на одной ценной вещи другой, менее ценной, что бы стало вашей добычей?

Директор долго думал, размышляя вслух:

— Вряд ли можно поменять миниатюры, потому что где взять их на замену? Затея с фарфором тоже, наверное, не простая в реализации. Проще всего заменить подсвечники и чаши.

— Так точно, пан директор. Но подсвечники, скорее всего, отпадают, потому что они, как правило, были из серебра. Так что останутся только чаши. Можно предположить, что Кениг спрятал очень ценные литургические чаши, золотые, усыпанные драгоценными камнями. Что будет, если во втором тайнике Кенига Пьетрушек найдет пять серебряных чаш?

— Я был бы удивлен, что Кениг спрятал такие малоценные вещи…

— Но у вас не будет никаких особых подозрений, не так ли? — сказал я. — И найти серебряные чаши не сложно. Их можно найти в антикварных магазинах по относительно низкой цене. Достаточно заменить ими золотые, и вот большой улов.

— А третий тайник? — спросил Марчак.

Я снова взглянул на письмо Баши.

— Батура не украдет ни митру, ни ковчег с мощами. Но в этом тайнике есть десять рубинов. Нет ничего проще, чем положить поддельные рубины на их место. В ювелирных магазинах нетрудно найти такие камни. И после того, как мы найдем третий тайник, мы обнаружим, что Кенига кто-то обманул…

Наступила минута молчания. Директор Марчак размышлял про себя, обдумывая мои рассуждения.

А я еще добавил:

— К счастью, вор еще не знает, где находятся второй и третий тайники Кенига. Он все еще ищет их.

— И, может быть, Пьетрушек его опередит — обрадовался Марчак.

— Да, — согласился я. — То, что я говорю, по-прежнему гипотеза.

— Не следует мешать Пьетрушеку — радостно согласился директор Марчак. — Пьетрушек очень амбициозный. Если я отправлю вас в Фромборк, например, в качестве его помощника, он сочтет это недоверием к себе, и очень болезненно будет переживать этот факт. Он очень чувствительный человек.

— И все же мне нужно ехать в Фромборк, — заявил я.

Директор Марчак вновь нахмурил брови, но внезапно просиял.

— У меня есть отличная идея! — воскликнул он радостно. — Нам нужен всеобъемлющий путеводитель по Фромборку. В последнее время там работает несколько групп ученых. Проводят исследования археологи, историки, астрономы. Вам нужно ознакомиться с результатами их работ и разработать новый путеводитель, учитывающий современное знание о бывшем Фромборке и о пребывании в нем Николая Коперника. И это будет ваше задание, так сказать, официальное. Но главная задача остается прежней — я доверяю вам объяснение загадки появления бесценных монет. И так, вы едете в Фромборк, потому что этого требует ваша работа. Ведь иногда так бывает в следственной работе, события, которые происходят в разных местах и ​​кажущиеся независимыми друг от друга, ведут к одной и той же точке и переплетаются друг с другом. У Пьетрушека есть задача найти тайники Кенига, и вы можете прояснить вопрос о ценных монетах. Если вы можете сотрудничать, это еще лучше. Если нет, вам придется действовать индивидуально, — сказал в заключение директор Марчак.

ТАЙНА КОРОБКИ КОНФЕТ • ПОВЕЗУ ЛИ Я УКРОТИТЕЛЯ ЗВЕРЕЙ • ВСТРЕЧА С КАЛИОСТРО • УДИВИТЕЛЬНЫЙ ЗВЕРИНЕЦ • КОШМАРНАЯ ПОЕЗДКА • ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ПОСТОЯННО ВРЕТ • НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ТАЙНЫХ ЗНАНИЯХ • ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ВО ВРЕМЯ ОБЕДА • ГДЕ СКРЫВАЛСЯ ЗМЕЯ • МОЙ НОВЫЙ, СТРАННЫЙ ПОМОЩНИК

Четвертого августа утром я остановил свою машину перед зданием Министерства культуры и искусства, чтобы получить командировочное удостоверение. В машине уже лежала сумка с моими личными вещами и туристическими принадлежностями. Я решил отправиться в путь сразу после оформления документов в министерстве.

В секретариате директора Марчака я нашел как обычно сияющую улыбкой пани Зосю, секретаршу. Это была уже немолодая и очень полная особа, обожающая сладости. Когда я вошел в комнату, она осторожно, двумя пальцами, словно энтомолог самую великолепную бабочку из своей коллекции, вытащила конфету из лежащей перед ней на столе огромной коробки шоколада.

— Командировка готова, — она протянула мне бумаги левой рукой, потому что в правой была шоколадная конфета.

— Огромное спасибо, — я низко поклонился. Ибо хорошо жить когда ладишь с директором, но плохо когда конфликтуешь с его секретарем.

— Я должна попросить вас, пан Томаш, — пани Зося одарила меня сияющей улыбкой и предложила открытую коробку конфет. — Мене позвонили из отдела культуры. Попросили взять с собой до Фромборка одного хорошего артиста. Дело в том, что у этого артиста будут выступления для харцерской молодежи, и он не может ехать поездом.

— Нет денег на билет? — спросил я.

— Ах, нет, пан Томаш, — пани Зося посмотрела на меня с неодобрением. — Он не может ехать поездом, так сказать, по техническим причинам.

— А что это за артист, что поезда ему не подходят?

— Мне сказали что это цирковой артист, — неуверенно ответила пани Зося.

— А что мешает ему путешествовать на поезде? — спросил я.

Она беспомощно посмотрела на открытую коробку конфет и подтолкнула ее еще ближе. Я понял, что она получила ее в подарок от артиста, который, вероятно, чтобы сэкономить на билете, предпочитает путешествовать на чужом автомобиле.

— Он везет каких-то животных, — прошептала она и укусила шоколадку.

— Слонов? Жирафов? Тигров? — ужаснулся я. — Может, он укротитель диких животных?

— Что вы такое говорите, пан Томаш, — она рассмеялась. — Он, по-моему, фокусник. У него белый кролик. Вы понимаете, такого, которого достают из цилиндра.

— Кроликов, насколько мне известно, допускается провозить в поезде.

— Да. Только у него есть еще… белые мыши.

— Мыши?

— Да. И… змея, то есть уж, — сказала пани Зося и передернулась от отвращения.

— И я должен отвезти в Фромборка весь этот его зверинец?

— А что вам мешает? У вас нет места в вашем автомобиле? — она спросила, глядя на открытую коробку.

А я знал, что мне не избавиться от фокусника, так как она получила от него коробку с вкусными конфетами.

Я в отчаянии махнул рукой.

— Давайте этот циркача. Только сейчас, потому что я уже ухожу.

Секретарь поспешно проглотила шоколад.

— Он ждет в коридоре. Вы его узнаете, по черной бородке…

Я спрятал в карман документы, поцеловал на прощание пахнущие шоколадом руки мадемуазель Зоси, и вышел в коридор. Сразу заметил фокусника. У него была черная бородка и рядом с ним выстроился на полу десяток прямоугольных коробок.

Ему было около тридцати лет, и он был невероятно привлекателен: красивое, смуглое лицо индуса, пронзительные глаза.

— Это вас я должен взять в Фромборк? — спросил я его.

— Да, — поклонился он вежливо, почти до пояса, как будто к зрителям, после окончания спектакля.

— Меня зовут Томаш — я протянул ему руку.

— А меня Джозеф. На самом деле, Франек, — сказал он.

— И так, Джозеф или Франек? — вежливо спрсил я.

— Мой артистический псевдоним: Джозеф Балзамо граф Калиостро, — пояснил он.

Что же, я имел дело с разными людьми. Теперь у меня была возможность пожать руку самому Калиостро[11], который когда-то наделал много шума в Варшаве. Правда это было около двухсот лет назад, но надеюсь, что и этот Калиостро пользуется не менее заслуженной славой.

— Я читал роман Дюма "Джозеф Бальзамо" — сказал я с большим уважением.

— А, да, это мой предшественник, — пренебрежительно пожал он плечами.

Затем наклонился, поднял четыре коробки и подал их мне.

— Очень прошу вас помочь мне донести эти вещи до машины, — сказал он вежливо.

— Ради Бога, нет ли в какой-нибудь из этих коробок змеи? — спросил я с некоторым страхом, потому что я не люблю скользких тварей. — Если вы позволите, я бы предпочел нести кролика.

— А, нет, Петруша всегда ношу с собой, — ответил маэстро Бальзамо, и протянул руку ко внутреннему карману тужурки.

Забыл упомянуть, что на маэстро Бальзамо был не пиджак, а что-то длинное и черное, как фрак или что-то среднее между тужуркой и сюртуком. И из внутреннего кармана этой тужурки-сюртука он извлек черного ужа.

— Это Петруш — сказал он и добавил: — Петруш, веди себя воспитанно с паном Томашем.

Я мало что знаю о змеях, и я не знаю, можно ли их хорошо воспитать. Уж обернулся вокруг шеи хозяина, и я осторожно сделал шаг назад.

— А здесь у меня мои мыши. — Бальзамо заглянул во второй внутренний карман своей тужурки-сюртука. И через секунду две белые мыши прогуливались вдоль лацканов его странного костюма.

— Хм, мм, — я прочистил горло, — я думаю, лучше не спрашивать, что у вас в других карманах. Я думаю, будет лучше, если пройдем к машине.

Вся эта сцена происходила в коридоре Министерства культуры и искусства, где всегда можно встретить множество красивых, пожилых, интеллигентных дам. И через миг я заметил, что одной из них стало плохо от вида змеи и двух мышей.

Калиостро также заметил это, потому что он спрятал змею в один из карманов, мышей в другой, и мы быстро вышли из старинного здания в Краковском Предместье.

Мы поместили коробки на заднее сиденье. Калиостро сел рядом со мной, взяв на колени большую коробку.

Оказалось, что это клетка, обмотанная бумагой. Он приоткрыл дверцу, ее и оттуда выглянул, забавно шевелящийся, носик кролика.

— Очень милое существо, — сказал я.

Калиостро вздохнул с облегчением.

— Я думал, вы не любите животных.

— Уж для меня — не животное, — решительно сказал я.

— Он принадлежит к фауне, — возразил он.

— Я предпочитаю флору, — признался я честно, хотя кролик мне был симпатичен. Я вспомнил песню Скальдов о кролике, и, напевая ее себе под нос, я покинул Краковское Предместье.

На самом деле, маэстро Калиостро был мне очень симпатичен. Возможно, потому, что вид моего автомобиля не вызывал в нем насмешки или даже малейшего язвительного комментария. На мгновение я даже подумал, что он знает, какой мощный двигатель он скрывается под этим неказистым корпусом, похожим на гибрид лодки и палатки на колесах. Но это было бы абсурдно!

Что можно рассказать о поездке в компании иллюзиониста, кролика, белых мышей и ужа?

День был солнечный, безоблачный и теплый. Асфальтированная международная трасса E81 позволяла развивать большую скорость. Мы проносились мимо лесов, полей, городов и деревень, но в моей памяти ничего не осталось от красоты этого долгого путешествия на машине.

Калиостро удобно расположился на сиденье и сразу заснул. Затем из кармана осторожно вылезли две белые мыши и уселись на колени. Затем показалась голова ужа. Он посмотрел на спящего Калиостро, посмотрел на меня, а затем на мышей. Убедившись, что маэстро крепко спит, он выполз из своего кармана, и, если я не ошибаюсь, попытался проглотить одну из мышей. Они обе сбежали на заднее сиденье, а змея переползла с колен Калиостро на мои, свернулась там в клубок и преспокойно уснула.

Я дважды чуть не попал в аварию. На самом деле тяжело управлять автомобилем с ужом на коленях и с мышами в карманах.

Наконец, я не выдержал. Толкнул хозяина в плечо.

Он проснулся. Быстро оценив опасность ситуации, он снял ужа с моих колен и снова положил в карман.

— Я бы предпочел, чтобы вы не спали, — сказал я.

— Согласен. Давайте поговорим, — ответил он.

Но о чем можно говорить с магистром черной и белой магии?

Однако я — хозяин автомобиля и был обязан, найти тему для разговора. Не думаю, что проблемы охраны памятников или борьба с торговцами антиквариатом будет ему интересны. Поэтому я попробовал другую тему.

— Долго ли вы обучались в тайной науке? В каком учебном заведении? — спросил я.

Он ответил мне с вопросом:

— Вы идеалист или материалист?

— Материалист.

— Вы не верите в чудеса, ни в тайные знания?

— Все основано на фальсификации и ловкости рук — искренне отозвался я, о тайной науке.

Он не обиделся.

— Все это иллюзия, — он сделал неопределенное движение рукой, словно давая понять, что иллюзия — это и моя машина, и я, и весь окружающий нас мир. — Живя в мире иллюзий, я перестал отличать ложь от истины. Во всяком случае, — добавил он с грустью, — я почти всегда обманываю. Это профессиональное искажение фактов. Обычно, когда меня спрашивают, где я приобрел секретные знания, я отвечаю: в Индии или у тибетских монахов. Вам же я отвечу по-другому: я закончил Сорбонну.

О чем разговаривать с человеком, который намеренно, так сказать, в принципе, не говорит правду? Мы снова ехали какое-то время в молчании, что находящиеся в карманах сюртука животные решили, что иллюзионист спит. Вот почему я снова увидел голову ужа, высунувшегося из кармана.

— Будь воспитан, Петруш — напомнил ему Калиостро, нежно поглаживая пальцами головку змея.

Что касается меня, я предпочел бы слушать ложь, чем держать на коленях свернувшегося в клубок ужа, а маэстро снова начал впадать в сонливость.

— Во Фромборке вас ждут спектакли для молодежи? — спросил его я.

— Не знаю. — Он пожал плечами. — Я разорвал контракт с "Эстрадой", потому что поругался с директором. Если быть честным, в последнее время мне не очень везет. У меня нет постоянной работы. Но молодежь любит магическое искусство, и, я надеюсь, что мне удастся организовать в Фромборке несколько спектаклей для харцеров.

— Никогда не думал, что харцеры поклонники тайной науки — удивился я.

Он покачал головой.

— Харцерство самая серьезная база для иллюзионистов, — заявил он. — Нет хорошо организованного харцерского костра без демонстрации фокусов. Мои представления для харцеров будут связаны с изучением всевозможных трюков. Конечно, самых простых. Ибо некоторые из них требуют многолетнего обучения. А вы пан, зачем вы едете в Фромборк?

— Я? — Я был удивлен. — Разве пани Зося вам не сказала, что я занимаюсь охраной памятников старины?

— Вы, значит, их охраняете? — он посмотрел на меня внимательно, но в тоже время с сомнением.

— Ну, не только я, — ответил. — Огромное количество людей, работает над охраной памятников. Мы реставрируем их, охраняем их от уничтожения, разрушения, краж.

— Пани Зося мне сказала, что вы что-то вроде детектива, — заметил он.

"Ну вот! Так хранятся самые большие секреты Департамента музеев и охраны памятников" — подумал я.

— Нет, пан, — я решительно отрекся. — Я иду в Фромборк работать над путеводителем.

Мне показалось, что он мне не поверил. Беседа снова прервалась. Через некоторое время он вновь заснул и уж опять выполз из своего кармана. Однако на этот раз он направился на заднее сиденье между коробками. Зато мыши нашли мой завтрак в дорожной сумке и с аппетитом принялись есть. Я не протестовал…

Мне было жаль кролика. Перед Пасленком я остановил автомобиль, и в придорожной канаве нарвал немного травы.

Калиостро проснулся.

— Что вы делаете? — он спросил, видя, что я возвращаюсь в машину с охапкой придорожной травы.

— Это для кролика, — пояснил я.

— Тьфу! — он поморщился с отвращением. — Алойзи не ест такую гадость. Сегодня утром я купил для него несколько молодых морковок. А где мы будем обедать?

— Я готов пригласить вас в ресторан в Пасленке, — сказал я. — Но при условии, что вы оставите в машине, весь свой зверинец.

Он согласился на мое условие. Зверинец был закрыт в машине, и мы направились в ресторан. И все было бы в порядке, если бы не тот глупый инцидент, который произошел, с нами в конце обеда. Когда я хотел заплатить официантке и потянулся за деньгами, я вытащил из кармана белую мышь.

Официантка завизжала на весь ресторан. Собрались клиенты, побежал даже управляющий ресторана и устроил мне скандал.

— Разве вы не читали надпись:"Вход с собаками запрещен"? — грозно кричал он.

— Это же не собака, — оправдывался я.

— Я вижу, что это мышь! — кричал управляющий. — Но надпись "Вход с собаками запрещен" следует понимать, что и с другими животными тоже входить нельзя. Знаете ли вы, что если бы здесь, в этом зале, был инспектор из санэпидемстанции, было бы начато административное расследование? Каким образом я смогу доказать, что это не у нас завелись мыши, а это вы принесли мышь в ресторан?

Калиостро успокоительным жестом положил руку на плечо управляющего. Затем он дружески похлопал его по спине и погладил лацканы его белого кителя.

— Откуда вы знаете, что эта мышь этого господина? — указал он на меня. — Может быть, это ваша ресторанная мышь, которая во время обеда залезла в карман этого господина?

— Это белая мышь! — крикнул менеджер бара.

— А может быть, у вас завелись белые мыши! — заметил Калиостро.

И призывая в свидетели всех клиентов, сказал:

— Вы бы и сами, пан управляющий, проверили свои карманы.

Менеджер сунул руки в карманы своего белого кителя. Они у него были большими и оттопыренными.

— Ничего нет. Они пустые! — воскликнул он торжествующе.

— Неужели? — изумился Калиостро. — Вы позволите, я сам проверю.

Калиостро сунул руку в оттопыренный карман управляющего. Через секунду, на глазах у всех, вытащил из него за хвост белую мышь.

— О, господи! — воскликнул управляющий.

— Вот, видите, — сочувственно покачал головой Калиостро.

— Где мышь? Дайте кошку! — кричал управляющий.

Но мыши уже куда-то исчезли.

Калиостро снова сделал успокаивающий жест и положил руку на плечо управляющего.

— Не волнуйтесь. В предприятиях общественного питания происходят разные вещи. Один раз вместо свиной отбивной, мне принесли запеченную крысу.

— Что? Что вы говорите! — закричал управляющий. — Вы внушаете моим клиентам отвращение к еде. Это наказуемо, сэр!

— А вместо угря дали мне копченую змею, — закончил Калиостро.

И у всех на глазах, из бездонного кармана управляющего вытащил живого ужа Петруша.

Управляющий онемел. Я смотрел на лица гостей. Они были мрачными и смотрели на управляющего, как на преступника, которого следует арестовать и приговорить к долгосрочным каторжным работам.

А мы сбежали из ресторана. Открыв дверь машины, я сказал с упреком Калиостро:

— А ведь ваш зверинец должен был остаться в машине.

— Вы сами, пан, заперли их в своей машине, — заметил он, — Но, как вы знаете, все это иллюзия.

— Это не является иллюзией. Вы отнесли домашних животных в ресторан, — рассердился я.

— Я? Я думаю, они вам очень понравились, и это вы отнесли их в ресторан на ужин. Это не я, а вы нашли мышь в кармане.

Что-то зашевелилось в моем левом кармане. Я подозрительно посмотрел Калиостро.

— Где Петруш, а? — спросил я враждебно.

— Я не знаю. Возможно, в вашем кармане.

— Да, — кивнул я. — Во внутреннем кармане моего пиджака. И извольте немедленно забрать его, потому что я не хочу его трогать.

Он взял Петруша, а из моих карманов вытащил мышей. Обиженный, я сел за руль и мы выехали из Пасленка.

— Какое счастье, что мы скоро расстанемся — проворчал я. — В этой суматохи я не заплатил обед.

— Большое вам спасибо, — кивнул он. — Но я все равно должен был это сделать, потому что у меня нет денег ни на обед, ни на ужин. Вообще, как говорится, у меня нет ни гроша.

— Это меня не интересует — прорычал я, как злой пес. — Но вы что-то упомянули об ужине? — спросил я с подозрением.

— Я надеялся, что вы меня пригласите на ужин, — вздохнул он невозмутимо. — В обмен на это я научу вас нескольким фокусам.

— Обойдусь и без этого.

— Я могут вам продать Петруша…

— Никогда! — закричал я.

— А мыши?

— Ни в коем случае.

— А может быть, вы хотите, Алойзи?

— Я детектив, а не укротитель зверей! — вырвалось у меня.

— В таком случае, — обрадовался он, — не считаете ли вы, что я мог быть в чем-то вам полезным?

— Для охраны памятников?

— Нет. В детективной работе. Я мог бы собирать для вас информацию, следить, задавать вопросы. Никому и в голову не пройдет, что иллюзионист — это ваш помощник.

Я задумался. Это была идея. Такой человек может быть полезным. Вальдемар Батура, наверное, делает все, чтобы ускользнуть от меня. А Калиостро он не знает.

Но на самом деле, что знаю я о Калиостро и имею ли я право его посвящать в свои дела?

— Я уже сказал вам, что я еду в Фромборк, чтобы поработать над путеводителем. Интересует меня, прежде всего, Коперник — ответил я.

— Вы будете его отслеживать?

— Что-то подобное. Я хочу проникнуть в некоторые его дела.

— А как выглядит этот тип?

— Красивое лицо мыслителя, очень длинные волосы, в руке держит ландыш.

— Это не какой-то хиппи? — спросил он.

— Вы что, сошли с ума?

— Нет, но когда-то были такие — с длинными волосами и с цветком в руке. Дети цветов.

— Но, дорогой пан. Разве вы никогда не слышали об астрономе Николае Копернике? И вы закончили Сорбонну?

— Простите, но мы не поняли друг друга. Я подумал, что вы имеете в виду кого-то, кто носит прозвище "Коперник". Как я называюсь Джозефом Бальзамо графом Калиостро. Впрочем, я знаю нескольких парней с совсем дикими прозвищами, например: "Пророк", "Иуда", "Христос", "Соломон".

— Ну, хорошо. Я приглашаю вас на ужин, — я милостиво согласился.

— Спасибо. Хочу еще просить, чтобы вы помогли мне с ночлегом. Потому что где я остановлюсь в Фромборке? На выступлениях я немного заработаю и смогу как-то устроиться. Но сейчас мне нужна ваша помощь и покровительство. Вы из очень важного отдела. Двери для вас везде открыты.

— Я буду спать в палатке или в машине — объяснил я.

— А для меня не найдется места в вашей палатке?

"Я сам напрашиваюсь на неприятности", — подумал я грустно.

Он грустно сказал:

— Неужели вы позволите мне спать на скамейке в парке? И эти несчастные животные…

— Я одолжу вам палатку на одну ночь, — решил я.

— У вас доброе сердце, — сказал он и вручил мне бумажник.

— Что это? — удивился я.

— Ваш кошелек…

— Как он оказался у вас? — ощетинился я.

— Я взял его у вас.

— Когда?

— Когда но я вытаскивал ужа из вашего кармана. Вы отвернули голову, чтобы не видеть отвратительную рептилию, а я в это время взял ваш кошелек.

— Вы вор?

— Нет. Иллюзионист. Я не хотел вас ограбить. Это так, профессиональная привычка, постоянно нужно делать какие-либо фокусы.

— Я вас не понимаю…

— Пианист должен постоянно тренироваться, чтобы иметь ловкие пальцы. Мне также нужно постоянно что-то брать, что-то подменять, чтобы мои пальцы не ослабли и не потеряли ловкость.

Вот и говори с таким.

— Кроме, умение проникать в чужие карманы, вы можете проникнуть, например, в чужие мысли? — спросил я саркастически.

— Иногда, — ответил он загадочно.

— Тогда вы, наверняка, знаете, что я думаю о вас.

— Калиостро — мошенник, так вы думаете, и одновременно опасный человек, но он может мне понадобиться…

— Да. Именно так я думаю. Но было не трудно догадаться.

Потому что я представил себе момент, когда Калиостро встречает Батуру, подойдя к нему, вытягивает его из кармана самые потаенные планы и проникает в его мысли, о которых потом сообщает мне.

— У меня есть палочка, с которой можно обнаружить подземные источники и клады, — сказал он.

— Отлично! Отлично! — воскликнул я.

Однако через минуту я усомнился.

— Умеете найти сокровища, а у вас нет ни гроша, чтобы пообедать и поужинать…

— Потому что мне не везет, — вздохнул Калиостро.

КАК НУЖНО ВЕСТИ СЕБЯ В ВАРМИИ И МАЗУРАХ • НЕСКОЛЬКО ИСТОРИЧЕСКИХ ЗАГАДОК • КТО СЛЕДИТ ЗА КОПЕРНИКОМ • ПРОЕЗД ЗАПРЕЩЕН И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО • ВЕРЮ ЛИ Я В МАРСИАН • ВСТРЕЧА В УЩЕЛЬЕ • С ГЛАЗУ НА ГЛАЗ С ВЕНЕРИАНЦАМИ • ОПАСНЫЙ АС • ГРОЗНАЯ ДАМА, И ЖЕЛЕЗНЫЕ РУКИ • КЛЯТВА МОЛЧАНИЯ

Фромборк, расположен в северо-восточной части Эльблонгской возвышенности. На севере простирается темная и всегда немного взволнованная, глубина Вислинского залива, а на горизонте видна черная полоса Вислинской косы[12] с ее красивым курортом — Криница Морска. С юга Фромборк подпирает Эльблонгская возвышенность, волнистый моренный рельеф Вармийской возвышенности, разрезают живописные ущелья, заросшие смешанными лесами.

После Пасленк мы расстались с международным шоссе Е81, ведущим из Варшавы в Гданьск и свернули на узкую дорогу в Млынары. Далее шоссе пересекает магистрали Эльблонг — Калининград делает огромную дугу и ведет через Ендрыхово в Фромборк. Сразу после Пасленка дорога ведет по Эльблонгской возвышенности, и чем больше приближаешься к Фромборку, тем больше встречаются чудесные ущелья, вырезанные эрозией в моренной равнине, образованной когда-то огромным языком ледника. Эти ущелья — как я уже говорил — очень живописные и в основном лесистые. Проезжая в этот августовский день я даже не подозревал, что в одном из этих ущелий вскоре случится необыкновенное приключение. Первое большое приключение из списка фромборских загадок.

Мы ехали через Вармию. Но что означает слово Вармия?

Я уверен, дорогие читатели, что, когда я спрашиваю вас о Вармии, это неизбежно связывается у вас со словом Мазурия. Вармия и Мазурия в наших мыслях связаны с понятием, означающим северную часть нашей родины, Ольштынское воеводство[13], страну тысячи озер.

Но если я спрошу вас, где находится Вармия, и где Мазурия, я уверен, что не каждый из вас сможет дать мне верный ответ. Ежедневно используемые термины обычно неточно отражают реальность. Вармия и Мазурия, или "страна тысячи озер", на самом деле насчитывают более трех тысяч озер.

Более того, Вармия и Мазури — две разные географические и исторические концепции. Например, на севере Вармии, где мы путешествовали, не так много озер, возможно, даже меньше, чем вокруг Лодзи или Варшавы.

Мальчик или девочка, впервые в жизни поехавшие со своими родителями в северные области Польши, уже около Нидзицы и Щитно, начинают удивляться окружающему пейзажу. Может быть, немного другая архитектура деревенских домов — в основном из красного кирпича, покрытые красной черепицей, в то время как в Центральной Польше деревянные дома выбелены, а кирпичная кладка окрашена в белый или серый цвет. И еще кое-что обращает внимание и производит впечатление. Слишком мало косых крестов, часовен, статуй святых, польских мадонн, которых вы видите в Лодзи, Варшаве или Кракове почти на каждом шагу, на каждом перекрестке. Кто-то может объяснить это так: "Начинается старая Восточная Пруссия, и это следы влияния Германии". Но это неправда, дорогие мои. Мазурия, потому что вы путешествуете через Мазурию, также является Польшей, как и в других местах, как в Люблине или в Куявах. Но польское население, живущее в этих районах, было евангелического вероисповедания.

Затем вы делаете шаг на север, и снова вы оказываетесь в Лодзи или Варшаве. Среди зелени деревьев белеют стены домов, но окна этих домов, казалось, были разных цветов.

И снова косые кресты на перекрестках, часовнях и домах. Вы уже находитесь в Вармии, чье польское население было католическим.

Но разве это так важно, какую религию исповедовали люди, живущие в этих землях?

Да, это важно. Потому что в этом, между прочим, кроется загадка их отличия. Это важно, прежде всего, для вас, путешественник. Для вашего мышления и поведения. Потому что, если вы посетите церковь в Мазурской деревне и обнаружите, что вы оказались в протестантском собрании, не спешите думать, что вы находитесь в деревне, где живут немцы или переселенцы. Они поляки, такие же, как вы. Но они, просто, исповедуют другую религию.

А если вы посетили мазурское кладбище и заметили каменные надгробия с высеченными готическими надписями, не поддавайся первому впечатлению, что это немецкие могилы, потому что готика у вас ассоциируется с Германией. Попробуйте прочитать эти готические надписи, и вы с удивлением обнаружите, что только буквы готические, а слова — польские. Старые молитвенники и Мазурские книги написаны на польском, но готическим алфавитом. Вы будете удивлены, когда вам кто-нибудь объяснит, что это готика называется "Краковский шрифт" или "Краковское письмо", ибо прибыла она сюда вовсе не из Германии, а из Кракова. Вы, наверное, будете удивлены, если я скажу, что самые старые польские книги писались именно таким готическим шрифтом, а эти земли вплоть до Крулевца[14], на протяжении веков стали кузницей польской письменности.

В период под названием Возрождение, в Кенигсберге, в столице Княжества Пруссии, при дворе князя Альбрехта[15], жили и творили много превосходных писателей того времени, и раскрывали в своих произведениях очарование этого края.

Почему Пруссия так их привлекала? Почему в "Prusiech" — так называли эту страну — рождались настоящие сокровища польской культуры??

Религиозные соображения были решающими. Как известно из истории, период реформации [16] вызвал оживление интеллектуальной и литературной жизни в Польше и рождение литературы на польском языке. Писатели новаторы, обращаясь к простому народу, должны были использовать в своих произведениях не латынь, а польский язык. И поскольку при дворе князя Альбрехта безоговорочно воцарился протестантизм, в нем нашли убежище и поле для работы многие писатели, большинство из которых, как Рей из Нагловици[17], были другого вероисповедания. Впрочем, не только они. Интенсивная интеллектуальная жизнь при дворе князя Альбрехта привлекала других известных мыслителей той эпохи. Там часто бывал Ян Чарнолас[18] и другие. В шестнадцатом веке в типографии Крулевца было напечатано множество книг, написанных на польском языке.

Поэтому, ступая по мазурским и варманским землям, будьте осторожны, судя людей и дела. Будьте полны такта и умеренности. Кто знает, если вы стоите перед чем-то, что кажется вам тайной, вы сможете легко объяснить это себе, если вы будете внимательнее слушать уроки истории и польского языка в школе.

Что касается меня, я не буду продолжать свои объяснения. Мы приближались к Фромборку, и Калиостро снова начал дремать. Голова ужа Петруша высунулась из кармана, белая мышь скользнула мне на колени.

— Калиостро! Эй, пан Калиостро, я похлопал иллюзиониста по плечу.

— Что? Что случилось? — он проснулся, но еще не совсем.

— Мы приближаемся к городу Коперника, — сказал я.

Он огляделся, но мы проехали по дороге через лес. До Фромборка еще десять километров.

Иллюзионист зевнул, затем погладил свою черную бородку. Он забрал мышь из моего колена и положил ее в карман.

— Вы действительно идете в Фромборк из-за этого парня? — спросил он.

— Можете ли вы выражаться с большим уважением к одному из величайших людей современности?

— Я думал, что величайшим человеком был Наполеон, — заметил он.

— Этот маленький капрал? — презрительно ответил я. — Его единственная заслуга в том, что он взял в свою египетскую кампанию, нескольких господ которые знали немного о древности. И благодаря этому родилась наука, называемая египтологией. Что же до Коперника, пан. Он осмелился сказать такое, о чем весь мир в то время думал совсем по-другому. Он сказал, что Земля вращается вокруг Солнца. И это блестящее открытие было сделано не в известных обсерваториях тогдашних знаменитых университетов, в столицах современных знаний, а в крошечном городе Фромборке, который, как говорили, находился на "краю света".

— Я согласен с вами, — кивнул Калиостро. — Я всегда думал, что провинциальные парни могут сделать больше других. Например, я тоже всегда работаю в провинциальных дырах, а не в Варшаве.

— Не могли бы вы не говорить о нем "парень"?

— Как пожелаете. Мне казалось, что если время от времени мы называем его "парень", он не будет обижен, и не будет никакого ущерба, а мы будем к нему ближе.

— Ну, если вы так считаете — согласился я. — Потому что, видите ли, я думаю, что вы можете себе представить мир без Наполеона. Но что бы был за мир без Коперника? Что произошло бы с нами, если мы продолжали думать, что земля является центром вселенной, и у нас не было бы понятия о движении небесных тел? Например, в космонавтике. Каждый космонавт, прежде чем подняться в свою космическую ракету, должен сначала поклониться памяти Коперника.

Калиостро снова погладил свою бородку.

— А что касается космических полетов, что вы думаете о других планетах? Живут ли там какие-нибудь люди? Обожаю научно-фантастические книги.

Я не ответил на его вопрос. Перед нами показалась панорама Фромборка, за зеленой стеной деревьев, выстреливали в небо готические башни Фромборского собора.

Я увидел дорогу направо и свернул на нее.

— Мы не едем в Фромборк? — удивился Калиостро.

— Сначала загляну на территорию археологической экспедиции, в которой работает моя знакомая — объяснил я. — Это недалеко отсюда, возле ПГР[19] Богдана. Ученые раскапывают там одно из наиболее хорошо сохранившихся древних поселений в Вармии. Археологи — гостеприимные люди, и я, надеюсь, вы не против пообедать?

— Да потому, что уже пора, — сказал он, глядя на часы.

Раскопками рядом с ПГР Богдана руководила моя старая подруга по прозвищу "Одуванчик", потому что у нее были такие густые и светлые волосы, словно пух одуванчика. Я получил указание от директора Марчака, связаться с всеми научными экспедициями, работающими во Фромборке. Пришлось сразу же приступить к реализации наших задач. Может быть, именно от Одуванчика — думал я, — мне удастся получить какую-то информацию о работе Пьетрушека. Может быть, во время поисков сокровища Кенига, он использовал их в качестве консультантов.

Мы проехали с километр и оказались на мосту через небольшую реку Бауду. Я остановил машину и развернул карту на коленях. Где-то рядом с этой рекой должен быть довольно высокий холм, где и располагались остатки поселения.

В месте, где мы остановились, река Бауда разделилась на два рукава, создав небольшую дельту, которая является ее выходом в близлежащий Вислинский залив. В дельте Бауды протянулись болота, заросшие кустами. Район был суровым, мрачным и хуже всего — пустынным. Нигде не было живой души. Некого было спросить об археологическом лагере.

Я огляделся и увидел довольно высокие холмы, которые уже были за вторым рукавом реки. У их подножия виднелось глубокое ущелье. Возможно, что где-то здесь и следовало искать лагерь археологов.

Я завел машину.

— Что это за знак? — спросил Калиостро, указывая на красно-белую доску, прибитую к дереву.

— Это дорожный знак: "проезд запрещен".

— Тогда почему ты приезжаешь?

— Я думаю, что археологи установили его, чтобы никто не проехал сюда и не мешал их работе. Но, как вы знаете, я здесь по делам, от имени Департамента музеев и охраны памятников. Этот знак ко мне не относится, — с гордостью ответил я.

О, как я ошибался!

— Что касается других планет — Калиостро вернулся к прерванному разговору — я считаю, что, прежде всего, Марс населен некоторыми мыслящими существами. По-видимому, скоро мы отправим исследовательские аппараты на Марс. Однако кто знает, может существа с Марса уже давно отправляют к нам свои камеры, которые фотографируют нас, смотрят на нашу жизнь и делают научные выводы.

— Однако никаких иноземных камер не было найдено — заметил я, оглядываясь по сторонам и ища кого-то, кто мог бы дать мне информацию об археологической экспедиции.

— А летающие тарелки?

— Это чушь собачья. Нет никаких летающих тарелок — уверенно заявил я.

— А я верю в существование летающих тарелок, — настаивал Калиостро.

— Потому что, вы верите в черную и белую магию.

Калиостро с большим достоинством покивал головой.

— Есть вещи на небесах и на земле, которые и не снились философам. Я считаю, что рано или поздно нас ждет вторжение марсиан.

Было только четыре часа дня, но в глубоком ущелье мы ехали, как в темном коридоре. Кроны деревьев переплетались над нашими головами, с обеих сторон поднимались вверх крутые высокие стены.

— Интересно, а как они выглядят? — сказал маэстро.

— Кто?

— Марсиане — ответил он, как будто на самом деле не было других забот.

И именно в этот момент, словно в ответ на его вопрос, в темном туннеле ущелья нас ослепил какой-то резкий свет. На короткое время я ослеп и автоматически нажал на тормоз. Свет был резким, почти болезненным.

Я остановил машину. Свечение с белого цвета изменилось на желтый, а потом красный и, наконец, стало голубоватым, мягким, приятным для глаз, но в то же время отлично рассеивающим мрак ущелья.

В нескольких метрах перед машиной, странное существо заблокировало наш путь. Сначала я подумал, что передо мною неземное существо, которое смотрит на меня пятью большими круглыми глазами. Только один из них горел голубоватым светом, а остальные смотрели на нас с предельным вниманием.

У странного существа были гусеницы. Оно было квадратным, покрытым тяжелой железной броней, так что оно немного напоминало крошечный танк, а точнее танкетку с небольшим движущимся куполом сверху. На этом куполе было размещено пять глаз, похожих на фары.

Объект стоял передо мной, хотя я убежден, что в тот момент, когда мы наткнулись на него, он также двигался и двигался в нашем направлении. Он предупредил меня ярким светом и заставил меня остановиться, но и он также остановился, чтобы избежать столкновения. Мы не могли разъехаться в узкой горловине ущелья.

Я заметил, что из объекта выдвинулись четыре длинных щупальца или антенны. Затем проснулся второй глаз. Луч желтого света, ощупал наш автомобиль и заглянул внутрь, освещая наши лица.

— Марсиане, — прошептал Калиостро и сильнее прижался к спинке сиденья.

На мгновение меня охватил страх. Марсиане? Калиостро действительно предсказал вторжение марсиан?

Мысли лихорадочно толкались в моей голове. Я прочитал много книг о приключениях космонавтов в далеких галактиках. Я видел много фильмов о вторжениях различных внеземных существ на нашу красивую, хотя и несовершенную планету. Но ни в одной из этих книг, ни в каком-либо фильме не говорилось, как обычный человек должен вести себя в случае, если он встретит марсиан. И как раз это со мной и случилось…

Желтый свет второго глаза все еще ощупывал мое лицо. Это немного раздражало меня, потому что мне пришлось закрыть глаза. Я зажег дальний свет и нажал кнопку на противотуманных фонарях. Эти противотуманные фары были снабжены диодными лампами. Удивительно сильными. Во время моего пребывания во Франции я установил их на свою машину. Лучи фар пронзили воздух и столкнулись.

Тогда марсиан, который казался ослепленным моими фарами, засиял своим третьим глазом. Снова ударил яркий белый свет, но его сила была частично ослаблена встречным светом диодных ламп. Теперь наши машины стояли в потоке света. На дне ущелья можно было найти даже потерянную иглу. Было светло, как на рабочем столе, когда на нем горит настольная лампа.

Марсианину первому надоел этот бой фар. Он приглушил свои фонари, оставив только на куполе слабый, голубоватый, предупреждающий свет.

В ответ на это я тоже вышел из боя гася все фары. Я оставил только габаритные огни машины.

— И что нам теперь делать? — я спросил Калиостро.

— Ноги в руки. Давайте возьмем ноги в руки, — ответил испуганный иллюзионист.

— Как вы это представляете? А машина?

— Черт с машиной. Бежим пешком, — предложил он, но боясь высунуть нос из машины. Даже ручки в дверях не трогал.

— Машину я не оставлю, — заявил я.

— Тогда нужно быстро отступить. Мы поедем в Фромборк за милицией — предлагал лихорадочно маэстро.

— А он позволит нам уйти? — заколебался я. — Может, он не захочет, чтобы мы кому-то сообщили о его присутствии? Догонит нас и раздавит, как яичную скорлупу. Нужно с ним договориться. Лучше уладить дело полюбовно. Пойду побеседую с ними.

Я взялся за ручку в дверях, но Калиостро схватил меня за плечо.

— Нет, нет, — воскликнул он умоляюще. Не делайте этого. Они могут быть радиоактивными.

Внезапно что-то в таинственном объекте зашипело, закашляло, захрипело, как громкоговоритель на станции. Мне кажется, что кто-то, спрятанный в этой странной машине, хочет что-то сказать нам, но не совсем уверен, на каком языке. В конце концов, могут ли кашель и хрипы быть марсианским языком?

— Постарайтесь установить с ними контакт, — предложил я Калиостро.

— Как?

— Вы учились в Сорбонне. Используйте телепатию или гипноз, — сказал я.

— О чем вы говорите? Я этого не изучал, — сказал маэстро.

Мощный голос почти оглушил нас. Как огромный гигант, он ревел со всей его силой:

— Вы уйдете с дороги или нет?

— Боже! На польском языке. Он говорит по-польски, — радостно обрадовался маг.

Голос снова закричал:

— Нет проезда! Назад! С дороги!

Он хотел сказать что-то еще, но опять закашлял, зафыркал, захрипел. Похоже, что его голосовая аппаратура не очень хорошо работала.

И, возможно, именно поэтому я сразу почувствовал себя гораздо увереннее. Я исполнился храбрости, во мне взыграла гусарская и кавалерийская кровь.

Я вышел наружу, упер руки в бока и широко расставив ноги, встал перед машиной.

— И по какой это причине, дамы и господа, я должен уйти? Я был первым в ущелье. Вернитесь, — громко сказал я.

В странной машине что-то снова зашумело и закашляло. И таинственный человек сказал несколько более спокойным тоном:

— Уйдите с дороги, иначе я вас переду.

— Что это? Пан угрожает нам? — спросил я. — Пусть пан уйдет.

Боже мой, как хорошо это звучало. Как будто я был на бензоколонке и слышал ежедневную беседу между молодыми людьми, которые приехали заправить свои автомобили. Марсиане? Какие марсиане?

Даже Калиостро понял, что мы имеем дело с кем-то из наших соотечественников. Он высунулся из машины и крикнул мне:

— Не уступайте дорогу. Мы были здесь первыми.

— С дороги, потому что я раздавлю вас, — раздалось из таинственного сооружения.

Антенны его подозрительно задвигались. Затем он медленно двинулся. Направляясь прямо к нам.

Как Рейтан[20], я скрестил руки на груди, преграждая ему путь.

— Только без глупых шуток! — крикнул Калиостро, высунув голову из окна автомобиля.

Таинственный механизм остановился в нескольких сантиметрах от моих ног.

— Почему вы не хотите уйти? — хрипло спросил он.

— Потому что это не делает нам чести, — сказал Калиостро.

Что-то хихикнуло в таинственной машине. И тогда голос зазвучал сладко и кокетливо:

— Я думала, что паны — джентльмены и уступят место женщине.

Калиостро тут же выскочил из машины.

— Это какая-то пани! — воскликнул он радостно. — Любопытно симпатичная ли?

Он подбежал к таинственному транспортному средству. Оббежал его вокруг, но нигде не нашел ни дверей, ни окон, через которые можно было бы заглянуть внутрь.

— О, боже, — изумился он. — Как вы туда забрались?

И действительно, я тоже заметил, что таинственное транспортное средство не имело ни дверей, ни окон. Дама, которая сидела в нем, кажется, смотрела на нас через какой-то глаз в движущемся куполе. Но как она туда попала?

— Здравствуйте, пани, — Калиостро постучал пальцем в железную броню транспортного средства.

И тогда произошла ужасная вещь. Крошечная дверца отскочила в сторону, и из нее вытянулась железная рука. Стальные пальцы схватили Калиостро за шею и оттащили его на несколько шагов от объекта.

— Иисус Мария! Убивают! — кричал Калиостро, пытаясь разжать стальные пальцы.

Но железная рука отпустила его и скрылась в недрах механизма. Крошечная дверь бесшумно захлопнулась.

— Какая жестокая женщина, — пробормотал Калиостро, растирая шею.

Внезапно объект слегка вздрогнул. И голос странно запищал:

— О Боже. Мышь! Две мыши вышли из кармана!

Действительно две белые мыши вылезли из кармана Калиостро, и по лацканам его сюртука забрались ему на плечо.

— Немедленно уберите этих отвратительных мышей — пищал женский голос.

Калиостро, уже получивший должное уважение к опасным возможностям этой женщины, послушно схватил обеих мышей и спрятал их в карман.

В то время мне показалось, что я слышу приглушенный разговор, происходящий в загадочном объекте.

Чей-то мужской голос спросил:

— Что там происходит?

— Какие-то два человека преградили путь АСу, — ответила женщина.

Значит, этот объект называется "АС". Ну да, только сейчас я заметил небольшую надпись на борту. Две буквы: "А" и "С".

— Там же есть дорожный знак: "Проезд запрещен" — заметил мужской голос.

— Исследуйте этих двоих, которые не соблюдают правила движения, пан профессор, — ответил женский голос.

Внезапно с обеих сторон машины вылезли железные руки. Они поймали меня и Калиостро на рукава курток. Одновременно лучи фар были направлены на нас, чтобы профессор из загадочного объекта мог внимательно нас осмотреть.

— Вы видели их машину? — спросила женщина. — Я думаю, они построили ее из металлолома. Она представляет собой автомобиль с Марса.

— Ты слышал? — крикнул мне Калиостро. — Они назвали ваш автомобиль транспортным средством с Марса. А откуда они? С Венеры?

— Тихо, — предупредил нас женский голос.

Профессор спросил:

— И что мы будем с ними делать?

— Мы закроем их на пару дней в нашем бараке, — решительно заявила женщина. Потому что, если мы их отпустим, они расскажут о том, что они видели и у нас будут неприятности. Соберутся толпы любопытных Мы не сможем провести наши эксперименты.

— Что это значит? — закричал я, дергая и пытаясь освободить свой рукав из стальных пальцев. — Это покушение на нашу свободу. Я не согласен. Я протестую! Я сотрудник Департамента музеев и охраны памятников. У меня в Фромборке важное задание.

— И что это за задание? — иронически спросила женщина.

— Дело Коперника, — ответил я, пытаясь сделать как можно более серьезное лицо.

— А почему вы приехали именно сюда, а не в Фромборк? — продолжала допрашивать женщина.

— Я думал, что здесь работает археологическая экспедиция. Я хотел остановиться в лагере археологов. Клянусь, что никому ничего не скажу о вашем АСе.

— Экспедиция уже переехала в Фромборк, — пояснила мне женщина.

И профессор заявил:

— Ему можно доверять. Он не предаст нашего АСа. Но второй выглядит подозрительно.

— Кто он? — спросила женщина.

— Иллюзионист. Магистр Черной и Белой Магии. Его зовут Калиостро, я представил бородача, которого крепко держала железная рука.

— Значит, его мы задержим, — решил профессор.

— Как? Нет! Протестую! — Калиостро попытался вытащить свой рукав из стальных пальцев.

Но, неожиданно, на помощь Калиостро пришла женщина из таинственной машины.

— Я не согласна, — закричала она. — Он носит мышей в карманах, пан профессор. Я не могу терпеть мышей в нашем бараке.

— Клянусь хранить тайну! — отчаянно закричал Калиостро. — И с собой я ношу не только мышей, но и отвратительного ужа.

Он полез в карман, вытащил оттуда Петруша и начал размахивать им как палкой.

— Действительно, это уж! — удивился профессор.

Я услышал тяжелый вздох женщины из таинственной машины:

— Мне кажется, профессор, что это двое безобидных сумасшедших. Отпустите их, но сначала пусть они поклянутся, что они будут молчать.

— Клянемся молчать! — взревели мы хором.

— А теперь убирайтесь отсюда! — грозно приказала женщина.

Железные руки ослабили хватку. Свет фар на куполе загадочной машины погас.

Затем он почти бесшумно развернулся. На наших глазах он поднялся по крутой стене ущелья. Своими гусеницами и мощным корпусом он ломал кусты и тонкие деревья.

Он быстро поднялся, и через некоторое время он уже был высоко и исчез в лесу, растущем на холме.

И мы немного ошеломлены тем, что мы пережили, стояли, как вкопанные темном ущелье. Прошла еще минута, и то, что случилось, стало казаться просто сном. Но не так. Это был не сон. На стене ущелья отчетливо красовался след гусениц и виднелись сломанные кусты.

— Мы едем в Фромборк — прошептал я. Калиостро не нужно было дважды повторять. Может, он боялся, что таинственный автомобиль сюда вернется, и грозная женщина передумает и прикажет его закрыть? Он мгновенно оказался в машине. Я сделал так же. Мы задом выехали из ущелья. В безумном темпе, как будто убегая от страшной опасности, мы помчались к Фромборку.