Джин Ширак враз проснулся, обливаясь холодным потом. С некоторого времени его преследовал один и тот же кошмарный сон. Он погружался в липкое красноватое вещество и не имел возможности бороться. Как зыбучие пески Сальвадора Дали. Внешний мир был только стеной, гибкой и враждебной, которая медленно смыкалась вокруг него. Продюсер глубоко вздохнул и вытер взмокший лоб.
Его жена Джойс спала на животе на другой стороне огромной кровати. Джин еле слышно встал, накинул домашний халат из голубого шелка и вышел. В гостиной все еще горел свет. Он почти машинально взял со стойки бара бутылку «Чивас Регала» и опрокинул ее в широкий бокал. И заколебался, прежде чем проглотил: он слишком много пил. Наверное, в этом и была причина его кошмаров. Одна бутылка виски в день, не считая «манхэттенов» и шампанского.
Внезапно ему захотелось на свежий воздух. Это рассеяло бы тревогу, которая калеными щипцами раздирала ему грудь. Раздвижная дверь бесшумно скользнула, и он очутился в пустынном, освещенном лучами искусственного солнца, саду. Свежий ветер будоражил листья кокосовых пальм над головой Джина Ширака: дула «Сантана», как индейцы называют этот ураган, или северный ветер, который подметал калифорнийские пустыни, развязывая жуткие песчаные бури. Здесь же ощущался только приятный легкий бриз.
Джин глубоко вздохнул и поднял глаза к звездному небу. Затем он оглядел свой дом. Тревога вмиг сменилась гордостью.
Мало кто из людей находился на одной ступеньке с Джином Шираком. Его вилла была одной из самых красивых в Беверли Хиллз, расположенная в пятидесяти метрах от «Беверли Хиллз-отеля», где он завтракал каждый день.
Все телефонные линии были снабжены автоответчиками. Лишь только самые близкие друзья могли связаться с ним напрямую. При малейшей тревоге ему нужно было только поднять телефонную трубку, и полицейские Беверли Хиллз были бы здесь через несколько секунд, готовые защищать Джина Ширака и его добро. За него думала и подписывала целая армия адвокатов.
Ему оставалось только время от времени выдавать идеи, которые принимались за откровение и превращались по рецептам голливудской кухни в увесистые свертки долларов.
Даже если бы Джин Ширак прекратил всякую деятельность, он мог бы жить в сказочной роскоши до конца своих дней. Независимый продюсер фильмов зарабатывал миллионы долларов. Это позволяло ему исполнять самые дорогостоящие свои фантазии. Линкольн «Марк III», оборудованный цветным телевизором в честь дня рождения жены, и стального цвета роллс-ройс для себя самого. Не говоря уже о 75 костюмах и рубашках, которые он не надевал больше одного раза. И бесчисленные старлетки[6], которых он потреблял в углу своего в футуристском стиле бюро, номер 9000 по бульвару Сансет. Все они были счастливы оттого, что их отличил великий Джин Ширак.
Джин Ширак преуспел. А когда преуспевают в Голливуде — это настоящий успех. Вам воздвигают такой пьедестал из могущества и денег, что никто не сможет вырвать вас с корнем.
Только вот Джин Ширак не существовал. Его никогда не было. Это было его единственное уязвимое место, его тайный изъян, который не сегодня-завтра мог смести все.
Двадцатью девятью годами ранее высокий юноша, худощавый и плохо одетый, с очень светлыми голубыми глазами и сильными руками рабочего, стоял в очереди перед чиновниками Иммиграционной службы Эллис Айленда. Когда подошла его очередь, он гордо предоставил иммиграционную визу и удостоверил свою личность: Джин Ширак, сварщик-высотник, по национальности венгр, прибыл из австрийского лагеря перемещенных лиц.
Служащий, прежде чем окончательно вернуть ему визу, заставил его поклясться на Библии, что заявленные сведения соответствуют действительности. Обычная, но необходимая формальность. Человек, назвавшийся Джином Шираком, поклялся и проник на американскую территорию. Насмотревшийся всего служащий был далек от мысли, что он только что пропустил на территорию США агента советских спецслужб. ЦРУ еще не существовало, и СССР был все еще союзником, который помог разгромить нацистскую Германию. Но русские уже принимали определенные предосторожности: лагеря перемещенных лиц были напичканы людьми наподобие Джина Ширака.
Этот последний, бывший ранее Антоном Дораком, членом Венгерской Коммунистической Партии с 1944 года, работал мелким сотрудником ГРУ[7] до 1946 года. За год до этого начальство послало его на курсы английского языка.
Затем он провел два месяца, изучая высотную сварку. Наконец, его вызвали в кабинет полковника, заведующего иностранным отделом.
— Антон Дорак, — сказал тот, — с сегодняшнего дня вас зовут Джин Ширак. Вот ваши документы.
Настоящий Джин Ширак был расстрелян немцами в 1945 году. У него не было никакой семьи, так же, как и у Антона Дорака. Этот последний получил инструкции: легально проникнуть в Соединенные Штаты как иммигрант, укорениться в стране и несколько месяцев спустя дать о себе знать через надежного связного, чьи явки у него имелись.
А там будет видно. Русские отправляли таким образом тысячи агентов, зная, что большинство из них попадется ФБР, но кое-кто проскочит через ячейки сетей.
Джин Ширак проскочил через сети ФБР. И даже очень гладко. Иммиграционная служба направила его в Детройт на завод Форда. Восемь месяцев он сваривал кузова, кое-как перебиваясь, жил в полуразрушенном доме, но уже вошел во вкус к американской жизни. Первые недели он жил в ужасе, что за ним придут и арестуют, но это быстро прошло.
Он подал просьбу о натурализации и поменял работу, чтобы зарабатывать большие деньги. Мало-помалу он забывал ГРУ и беспокойство, которое причинила ему эта миссия. Он думал о долларах. Через год он должен был подать о себе знак своему связному. Он долго колебался и боялся. Ему казалось, что совдепы без труда его отыщут.
Наконец, поразмыслив недельку, он собрал свои пожитки, заплатил за жилье и стал у обочины 66 дороги, ведущей на Запад. Через два часа его подобрал какой-то грузовик. Джин Ширак решил попрощаться с ГРУ и Венгрией и затеряться на просторах Америки. Его коммунистическая броня не смогла устоять против натиска долларов.
Два месяца спустя он уже работал официантом в кафетерии Уорнера Броза. Два года ему не удавалось подняться выше по социальной лестнице. Образование мелкого служащего ГРУ немногим могло помочь. Но Джин Ширак решил преуспеть и караулил малейшую возможность.
И только лишь в редкие минуты отчаяния он подумывал дать о себе знать своим бывшим хозяевам. Он завел много новых друзей — рабочих студии, комедиантов, которым он подавал на стол. Одна хорошенькая официантка мексиканского типа, Джойс, стала его любовницей. Вокруг студии всегда суетилось много народу. Из тех, которые думают, что у них есть идеи.
Однажды Джин Ширак явился с рукописью под мышкой в контору одного из директоров, которого он ежедневно обслуживал в столовой для персонала. Его выслушали. Особенно потому, что Джин Ширак не ограничился только тем, что принес идею. Он уже перемолвился кое с кем из приятелей-актеров и вырвал у них принципиальное согласие.
Он принес полностью оформленное соглашение о купле-продаже, где было все необходимое, чтобы начать съемки.
Директор Уорнер дал 10.000 долларов, громадную по тем временам сумму. Джин рассмеялся ему в лицо и пригрозил перейти на ту сторону бульвара, в «Универсал», где испытывали нужду в идеях. Он требовал ни много ни мало, как снимать фильм самостоятельно. Не получая ни единого цента заработной платы. Только пятнадцать процентов чистого дохода.
После двухнедельной перепалки самолюбивый Уорнер Броз сдался перед этим зубастым официантом.
В один прекрасный день Джин Ширак очутился в оффисе с кондиционером, двумя секретаршами, шестью телефонными аппаратами и правом подписывать безразмерные счета.
В первую же неделю он переспал с обеими секретаршами. Сначала с каждой поодиночке, затем вместе. Он наверстывал упущенное с проститутками из Бербанка по восемь долларов.
В конце первого месяца он уволил одну из секретарш, которая утверждала, что беременна от него. Да еще влепил ей пару пощечин за то, что она осмелилась угрожать ему пойти и пожаловаться «большому боссу» Уорнеру.
Где-то в то же время он распространил по своей конторе приказ, в котором говорилось, что его никогда нет на месте для некоего Мелвина Гроски. Это был скромный бедный писатель, который доверил ему свою рукопись только потому, что тот работал на студии и знался с киношниками. После этого карьера Джина в Голливуде покатилась как по маслу.
Способность подпитывать молоденькими, свеженькими актрисами своего непосредственного патрона, которому болезнь Паркинсона мешала осуществлять набор самому, быстро перевела его в разряд «хороших» продюсеров. Успех одного фильма превосходил другой, и доллары шли за долларами. Тогда Джин женился на маленькой официантке Джойс. Может быть, потому, что она выказала ему свое полнейшее послушание. Однако очень быстро забросил ее среди своих надоевших «игрушек».
Джин выходил на люди теперь только ради репортажей об идиллической жизни великих моголов из Голливуда или же по случаю премьеры какого-нибудь из своих фильмов.
Джойс, незаметная и молчаливая, принимала иногда с отсутствующим видом участие в оргиях, любителем которых оказался Джин Ширак. Никто не понимал, почему Джин никак с ней не разведется, когда самые прекрасные девушки Голливуда заложили бы душу дьяволу, чтобы только разделить с ним наслаждение роскошной жизнью. Когда один из самых близких друзей задал продюсеру этот вопрос, тот ответил, подняв чистые голубые глаза:
— Но ведь я же люблю ее!
Этот ответ заставил корчиться от смеха даже самых наивных.
На самом деле Джин частенько подумывал о разводе, но боялся. У него была дурная привычка разговаривать во сне, и он спрашивал себя, не проведала ли Джойс его тайну. Тем более что он видел сны на английском. Она иногда позволяла себе загадочные намеки. Сам для себя он раз и навсегда решил отказаться от Венгрии и от своего прошлого. Он утверждал, что в Будапеште не осталось никого из знакомых. Как словно бы он возник из ничего.
Джойс поднималась по лестнице вместе с мужем, продолжая оставаться в тени. Вот уже много лет, как Джин Ширак перестал беспокоиться, убедившись, что русские про него забыли. Со стороны американцев бояться было нечего. Он был примерным гражданином. Его успех стал образцом для подражания по всей Южной Калифорнии.
Он продолжал взбираться по ступенькам к успеху. Это длилось до одного понедельника в апреле. Секретарша соединила его с женщиной, которая непременно хотела поговорить с ним лично. Джин Ширак раздраженно взял трубку, будучи уверенным, что речь идет об одной из его бывших любовниц. На том конце провода послышался голос с легким акцентом:
— Джин Ширак? Это вы? — спросила она.
— Что вам нужно?
Продолжение шло уже на его родном венгерском языке.
— Я знакомая Антона Дорака, — спокойно произнесла она. — Я отыскала вас с большим трудом. И хотела бы знать, как у вас дела…
Незнакомка сделала акцент на слове «большим». Черепная коробка Джина враз опустела. Он никак не хотел поверить. Антон Дорак — это был он, и в то же время не он. Он был Джином Шираком. Секунда прошла в молчании. Голос зазвучал настойчивее:
— Вы помните Антона Дорака, не так ли?
Джин услышал свое «да».
Затем была целая цепь шантажа. Незнакомка назначила ему свидание в маленьком кафетерии на бульваре Чинега. Он было решился не ходить, два дня пил не просыхая, и в последнюю секунду решил ехать.
Женщина ожидала его за угловым столиком. Она радостно помахала рукой, когда он вошел, словно старая знакомая. Ей было что-то около 35 лет. Полные губы, тонкие и чувственные черты лица и немного тяжеловесная фигура. Мягкое выражение лица перебивал твердый взгляд карих глаз.
Она протянула Джину Шираку через стол большой коричневый конверт и с улыбкой, полной иронии, заговорила по-венгерски:
— Вот досье на вас, Антон Дорак. Мы никогда ничего не забываем. Здесь находится все. Ваше удостоверение из ГРУ с отпечатками ваших пальцев, ваш настоящий паспорт. Ваша должность. И еще кое-что.
Джин Ширак внезапно превратился опять в мелкого служащего ГРУ. Он пролепетал:
— Как вы меня нашли?
Женщина уклонилась от ответа, слегка пожав плечами:
— Мы более могущественны, чем вы думаете. Но мы не хотим вам зла. Окажите нам только небольшую услугу…
Целых десять минут она объясняла ему, в чем состоит его задача. Затем встала, так и не притронувшись к кофе.
— В конверте вы найдете номер телефона. Меня зовуь Ирэн. Не старайтесь следить за мной. Если вы выполните надлежащим образом это поручение, мы будем квиты и вы по-прежнему будете счастливы.
Оказавшись снова за рулем роллс-ройса на бульваре Чинега, залитом ярким солнцем, Джин Ширак подумал, не приснилось ли ему это все. Но на сиденье рядом с ним лежал темный цвета конверт.
Выбрав одну из стоянок, он вскрыл его. Там было чем разрушить его жизнь. Американцы не прощают ложных клятв. Джин нелегально под чужим именем проник в США, даже если он не был замешан ни в какой шпионской деятельности. Его американское гражданство будет снято и его депортируют в страну, откуда он родом, попросту говоря, в Венгрию. В любом случае это конец его королевской жизни. И, может быть, смерть.
Вечером он напился еще больше, чем обычно. Он выпил целую бутылку «Чивас Регала», одиноко сидя на краю бассейна. Затем он сжег документы.
Всю неделю он ничего не предпринимал в безумной надежде, что Ирэн исчезнет так же, как и появилась, что это был только жуткий кошмар.
Но в следующий понедельник в роскошном оффисе на бульваре Сансет снова зазвонил телефон. Это была Ирэн. В ее голосе слышались угрожающие нотки:
— Вы уже занялись нашими друзьями?
Ему бы сказать в этот момент, что он не знает ее, не понимает, о чем идет речь, положить трубку… Но Джин Ширак трусливо ответил Ирэн тоном маленького мальчика:
— Я занимаюсь этим. Позвоните мне через неделю.
Он стал жертвой обстоятельств. Как бы он не убеждал себя, что это все пройдет, что потом он снова будет вести беззаботную роскошную жизнь, подсознательно он понимал, что с его душевным покоем покончено навсегда.
То, что от него требовалось, казалось на первый взгляд невинным и забавным: войти в контакт с каким-нибудь индейцем из племени навахо, завоевать его доверие и тайным путем увезти в Мексику в заранее условленный с Ирэн день. Когда венгерка сначала сказала об этом, он было подумал, что она просто издевается над ним. Но она была совершенно серьезна.
— Мы выбрали именно вас, — произнесла она с нажимом, — потому как думаем, что ваша профессия облегчит вам выполнение этой задачи. Это срочно и крайне важно. У вас есть три месяца сроку.
Джин Ширак сутки напролет ломал себе голову над тем, зачем мог понадобиться навахо. И зачем его нужно вывозить тайно. Но напрасно. После второго звонка Ирэн он принялся за дело. Будучи продюсером, ему легко было найти то, что нужно среди снимавшихся в каком-нибудь из фильмов индейцев. Выбрать из них одного по имени Зуни и устроить к себе на виллу садовником было детской забавой. Это выглядело эксцентрично, совершенно в духе Голливуда и доставило кумушкам немало радости: «Догадайтесь, что держит у себя Джин Ширак? Индейца навахо, милочка, самого настоящего».
Зуни был высок, с правильными чертами лица, черными, как смоль, волосами и бронзовой кожей. У него были мускулистые плечи и узкие бедра. Он был тихим и робким.
Джин Ширак отвел для него небольшое помещение в глубине сада. Индеец подстригал лужайки, занимался цветами и бассейном за 75 долларов в неделю. С виду он был совершенно безразличен к окружающему миру.
Для будущего успеха своего плана Джин два или три раза возил его в Сан-Диего. Однажды он даже доверил его Джойс. Навахо выполнял все, что ему говорили.
Наконец, Джин приблизился ко второй части плана: увезти его в Мексику. Здесь было сложнее. Он решил обратиться к «дорогуше» Джил. Она не станет задавать вопросов, и ее можно не опасаться: Джин регулярно снабжал ее гашишем, марихуаной, ЛСД и даже героином… Без него она пропала бы. Он просто попросил ее отвезти Зуни в Мексику, в Энсинаду, и остановиться в некоем отеле. Там на месте ее найдут и займутся навахо. Затем «дорогуша» Джил возвратится в Калифорнию, но уже одна. Молодая женщина без лишних вопросов согласилась. Тем более что она видела индейца.
Зуни же продюсер просто сказал, что одна из его подружек увезет его с собой в Мексику, потому что не хочет одна сидеть за рулем.
Джил поклялась бы, что навахо испарился в Мексике, и никто об этом никогда бы не обмолвился и словом.
Венгерка одобрила обе части плана. С этой стороны все было готово. Навахо уже знал Джил, поскольку видел ее на вилле.
А потом случилось непредвиденное. Из-за «дорогуши» Джил. С тех пор Джина Ширака больше не стало. Ни у себя, ни в оффисе он не подходил к телефону лично, зная, что Ирэн не посмеет настаивать. Она звонила много раз. Джин втайне надеялся, что ей надоест и он снова обретет покой.
Под звездным небом, прислонившись к колоннам возле бассейна, Джин старался изгнать тревогу, которая мешала ему уснуть. И тогда снова зазвонил телефон.
Телефон настойчиво названивал целую минуту. Джин Ширак решился ответить. Он знал, кто это, и чувствовал от этого себя очень плохо. Джойс, к счастью, спала.
— Почему вы прячетесь? — в голосе Ирэн звучали металлические нотки. Что произошло? Почему вы не выполнили свои обещания?
— Я не прячусь, — запротестовал он, — я был в Палм-Спрингс. По делам.
— Почему вы не выполнили договор? — не отставала венгерка. — Я с воскресного утра пыталась связаться с вами. Вы же знаете, чем рискуете…
Джин Ширак сглотнул слюну.
— Случился непредвиденный инцидент, — сказал он. — Нечто очень серьезное.
— Что?
Голос женщины стал напряженным, но не беспокойным.
— Он мертв, — сказал он вполголоса.
— Мертв?
— Несчастный случай. Я вам все объясню. Кстати, приезжала полиция.
— Почему полиция?
Джину Шираку становилось все хуже. Он никак не хотел сказать правду.
— Хотелось бы встретиться с вами лично, — настаивал он.
— Будьте осторожны, — сказала женщина. — Зачем вы вмешали полицию в эту историю? Это опасно…
— Я прекрасно знаю, что это опасно, — пробурчал Джин Ширак. — Но у меня не было другого выхода.
На том конце провода послышался раздраженный вздох.
— Вы дадите мне свои объяснения и постарайтесь, чтобы они были подходящими, — холодно проговорила Ирэн. — В любом случае надо продолжать дело.
Ему показалось, что он не расслышал.
— Продолжать?
— Да. Нужен другой навахо. И как можно быстрее. Делайте все необходимое. Иначе…
И она положила трубку. Джин Ширак долго оставался с трубкой в руке безо всякого движения и совершенно сбитый с толку. Она сошла с ума.
Ирэн Бельгра вышла из кабины телефона-автомата и села в свой старый серый «корвет». Это было все, что она могла себе позволить со своим жалованием секретарши. От своих настоящих нанимателей она не получала ни единого цента, будучи надежно укрыта от любого расследования. В США она жила уже двенадцать лет, попав сюда как беженка после венгерской революции в 1956 году. С тех пор она находилась вне всякого подозрения. Даже если бы ФБР ее арестовало, она не смогла бы никого выдать, поскольку не знала никого из тех, кто ее использовал. Она получала приказы по телефону, предварительно услышав условленную фразу.
До этого времени она занималась промышленным шпионажем. Миссия «Навахо» немного выходила за рамки ее обязанностей. Но она понимала, что является единственной на западном побережье, кто способен довести это дело до победного конца. К тому же она испытывала к Джину Шираку внезапно вспыхнувшую антипатию, частично из-за его денег, частично из-за его легкой жизни. Коммунистическое воспитание надежно предохраняло ее от соблазнов капитализма. Она с пьянящей радостью мечтала о дне, когда в США больше не будет Джинов Шираков. Только такие муравьи, как она.
У нее почти кончилось горючее, и она остановилась у бензоколонки, чтобы заполнить бак и еще раз позвонить по телефону.
Миссия «Навахо», повидимому, очень важная, поскольку с ней связаны еще двое, которые должны были протянуть ей руку в случае опасности. Она никого из них никогда не видела, но знала, что их двое, поскольку с ней говорили два разных голоса. У нее был лишь единственный номер телефона для связи с ними. И тот менялся каждые два или три дня. А также очные часы «выходов». Как и она, они пользовались общественными телефонами-автоматами.
Человек на том конце провода сразу же поднял трубку. Ирэн рассказала ему все, что услышала от Джина Ширака. Тон у нее был спокойный. Когда она закончила, неизвестный просто сказал:
— Нажмите на него. С завтрашнего дня звоните мне по телефону 656-9573 с четырех до пяти. Если вы будете нуждаться в нашей помощи — не раздумывайте и особенно — не теряйте времени.
Он положил трубку, не высказав одобрения. Все их отношения были обезличены, чтобы избежать опасных контактов. Ирэн Бельгра не страдала от своего одиночества. Когда ей чересчур хотелось заняться любовью, она шла на пляж и отдавалась первому встречному. Тот удовлетворял ее, и она его тут же покидала, не оставив даже своего имени.
Ее единственной радостью были диски с записями классической музыки, которые она покупала по дешевке в супермаркетах. А также подпольная борьба, в которой она была лишь безвестным солдатом.