Паранойя

89

Когда охранники привели меня в конференц-зал на пятом этаже и закрыли, было почти шесть утра. Посреди зала (без окон и других выходов) стоял стол, заваленный исписанными блокнотами и пустыми бутылками из-под сладкой газировки. Еще там были проектор, исписанная белая доска и, к счастью, компьютер.

Я оказался не то чтобы пленником. Меня «задержали». И дали понять, что, если я не буду слушаться, меня сразу же передадут полиции. Подобная перспектива меня совсем не прельщала.

И еще сказали, что мистер Годдард поговорит со мной, когда придет.

Позже я узнал, что Сет чудом убежал из здания, правда, без фургона.

Я послал письмо Джоку. Я не знал, что сказать, как все объяснить, и поэтому просто написал:

Джок!

Нужно поговорить. Я хочу все объяснить.

Адам

Ответа не было.

Неожиданно я вспомнил, что сотовый все еще при мне. Я спрятал его глубоко в карман, и его не нашли. Я включил телефон. Там было пять голосовых сообщений, но не успел я их проверить, как раздался звонок.

— Да, — сказал я.

— Адам! О черт! — Это был Антуан. Он говорил взволнованно, почти истерично. — Черт! Черт! Я не хочу обратно. Черт, я не хочу опять туда!

— Антуан, о чем ты? Давай по порядку.

— В квартиру твоего отца пытались вломиться какие-то парни. Трое белых. Наверное, думали, что там никого нет.

Я почувствовал прилив раздражения. Неужели соседские дети еще не поняли, что в берлоге моего отца нет ничего, за чем бы стоило вламываться?

— Господи, ты-то цел?

— Да цел я! Двое убежали, я схватил третьего... О черт! Черт, мне не нужны проблемы! Ты должен мне помочь!

Сейчас такие разговоры были особенно некстати. До меня из трубки доносилось какое-то мычание, возня, стоны...

— Успокойся, — сказал я. — Сделай глубокий вдох и сядь.

— Я и сижу. На этом козле. Что меня больше всего вырубает — он говорит, что тебя знает.

— Знает меня? — У меня возникло смутное подозрение. — Опиши его, а?

— Ну, не знаю, белый...

— Как выглядит?

Антуан совсем растерялся.

— Прямо сейчас? Лицо красное и опухло. Моя вина. По-моему, я сломал ему нос.

Я вздохнул:

— Господи, Антуан, спроси, как его зовут!

Антуан положил телефон. Раздался рокот его баса и какое-то повизгивание. Антуан снова взял трубку:

— Он говорит, что его зовут Мичем.

Передо мной мелькнула картинка: Арнольд Мичем с разбитым в кровь лицом лежит на кухне под Антуаном Леонардом, который весит почти полтора центнера. На какой-то момент я даже порадовался. Видно, за мной и вправду следили, когда я заходил в квартиру отца, и Мичем решил, что я там что-то прячу.

— Да нет, не беспокойся. Обещаю, что этот козел тебя не тронет. — На месте Мичема я бы воспользовался программой защиты свидетелей.

В голосе Антуана послышалось облегчение:

— Слушай, парень, извини, а?

— Ты что, и не думай извиняться! У меня давно не было таких хороших новостей!

И, наверное, уже не будет.

Я прикинул, что прежде чем появится Годдард, нужно убить несколько часов. Я не мог просто сидеть и мучиться по поводу того, что натворил или как меня накажут. Вот я и выбрал самый привычный способ убить время: вышел в Интернет.

Вот именно тогда я и начал соображать, что к чему.

90

Дверь в конференц-зал открылась. Зашел один из моих знакомых охранников.

— Мистер Годдард внизу, на пресс-конференции, — сказал охранник. Он был высокий, лет сорока, в очках в толстой оправе. Синяя форма «Триона» плохо на нем сидела. — Он сказал, чтобы вы спустились в приемную.

Я кивнул.

Главный вестибюль крыла "А" кишел людьми. Больше всех шумели фотографы и репортеры. Я вывалился из лифта прямо в этот хаос и совершенно потерял ориентацию. Ничего не было слышно, все вокруг гудело. Одна из дверей в большой зал постоянно открывалась и закрывалась. Я мельком увидел на экране огромное лицо Джока Годдарда, услышал его голос из колонок.

Кое-как протиснулся через толпу. Меня вроде бы кто-то окликнул по имени, но я двинулся дальше, медленно и упорно, словно зомби.

Зал полого спускался к сияющей сцене, где в свете софитов стоял Годдард в черной водолазке и пиджаке из коричневого твида. Он напоминал профессора классической литературы в маленьком колледже Новой Англии, если не считать оранжевого грима на лице (специально для телевизионных съемок). За ним висел огромный экран, на который проецировалась говорящая голова Джока.

Б зале было много журналистов; софиты слепили глаза.

— Это приобретение, — говорил Годдард, — удвоит объем штата наших продавцов, а также удвоит, а в некоторых секторах и утроит проникновение на рынок.

Я не мог понять, о чем он. Я стоял в задних рядах и слушал.

— Соединяя две огромные компании, бывших конкурентов, мы создаем лидера технологии мирового класса. Теперь корпорация «Трион системс», без сомнения, один из ведущих производителей потребительской электроники в мире.

Годдард продолжал:

— Я бы хотел сделать еще одно объявление. — Он проказливо улыбнулся, глаза его блеснули. — Я всегда считал, что нужно не только брать, но и отдавать. Поэтому сегодня утром «Трион» с радостью объявляет о создании необычного благотворительного фонда. Мы начинаем с полутора миллионов долларов, однако в ближайшие несколько лет надеемся дать компьютер каждой малообеспеченной семье Америки. Мы считаем, что это лучший способ преодолеть цифровое неравенство. Этот проект, который «Трион» готовит давно, получил название «Аврора», в честь греческой богини рассвета. Мы верим, что проект «Аврора» станет рассветом нового, светлого будущего для всей нашей великой страны.

Кое-где зааплодировали.

— И наконец, позвольте мне тепло поприветствовать почти тридцать тысяч талантливых и трудолюбивых служащих «Уайатт телекоммьюникейшнз» в нашей семье. Большое спасибо.

Годдард слегка наклонил голову и сошел со сцены. Раздались новые аплодисменты, которые постепенно перешли в овации. Огромная проекция лица Джока Годдарда сменилась телевизионными новостями — утренней финансовой программой на Эс-эн-би-си под названием «Громкоговоритель».

На одной половине экрана Мария Бартиромо делала репортаж с Нью-Йоркской фондовой биржи. На второй половине сияли логотип «Триона» и график роста акций компании за последние несколько минут: линия, которая взмывала вертикально вверх.

— ...акции «Трион системс» достигли рекордной отметки, — говорила корреспондентка. — Их стоимость уже удвоилась и, по всей видимости, будет продолжать расти. Это началось после объявления, сделанного утром основателем и генеральным «Триона» Огастином Годдардом о приобретении своего главного конкурента, компании «Уайатт телекоммьюникейшнз», которая переживала сложный период.

Меня кто-то тронул за плечо. Это была Фло, элегантно одетая, с очень серьезным выражением лица. На ней были наушники беспроводной связи.

— Адам, ты не мог бы подняться в пентхаус, в зал торжественных приемов? Джок хочет тебя видеть.

Я кивнул, но продолжал смотреть. Я с трудом соображал, что надо делать.

На большом экране показывали, как Ника Уайатта выводят из головного офиса «Уайатта» двое охранников. Панорамная съемка показала зеркальные окна здания, изумрудно-зеленые газоны, стада пасущихся журналистов. Было видно, что Уайатт в ярости и унижен, потому что его ведут как преступника.

— Долги компании «Уайатт телеком» составили почти три миллиарда долларов. Вчера стало известно, что экстравагантный основатель компании, Николас Уайатт, не получив разрешения правления и даже не поставив его в известность, подписал тайный контракт на приобретение небольшой калифорнийской компании под названием «Дельфос» за пятьсот миллионов долларов наличными, — говорила Мария Бартиромо.

Камера показала Уайатта крупным планом. Высокий, плотный, волосы блестят, как черная глазурь, медный загар. Ник Уайатт во плоти. Камера приблизилась. На облегающей сизой шелковой рубашке пятна пота. Его тащили к машине, и на лице у Уайатта было написано: «Что со мной, черт возьми, вытворяют?» Мне было знакомо это ощущение.

— Таким образом, у компании не осталось денег для выплаты долгов. На собрании, которое произошло вчера днем, правление компании объявило об увольнении мистера Уайатта за грубое нарушение правил управления корпорацией. Чуть раньше держатели акций совершили принудительную продажу компании «Уайатт телеком» корпорации «Трион системс» по бросовой цене 10 центов за доллар. Мистер Уайатт не смог дать нам своих комментариев, но представитель сказал, что он уходит в отставку, чтобы больше времени уделять семье. Правда, у Ника Уайатта нет ни жены, ни детей. Дэвид?..

Меня снова тронули за плечо.

— Извини, Адам, но он хочет видеть тебя прямо сейчас, — сказала Фло.

91

По пути в пентхаус лифт остановился у столовой, и в него вошел человек в гавайке.

— Кэссиди, — сказал Мордден. Он держал в руках рогалик с корицей и чашку кофе и при виде меня как будто совсем не удивился. — Наш Сэмми Глик микрочипа. До меня дошли слухи, что крылья Икара расплавились.

Я кивнул.

Он склонил голову.

— Верно говорят: опыт — это то, что получаешь после того, как он тебе понадобится.

— Ага.

Мордден молча нажал на кнопку. Двери закрылись, лифт пошел вверх. В кабине мы были вдвоем.

— Вижу, ты едешь в пентхаус. В зал торжественных приемов. Как я понимаю, ты не собираешься принимать участие во встрече каких-то сановников или японских бизнесменов.

Я молча посмотрел на него.

— Думаю, теперь ты наконец понял правду о нашем бесстрашном вожде, — сказал Мордден.

— Вряд ли. Я даже тебя не понимаю. Ты единственный человек в компании, который презирает Годдарда, и все об этом знают. Ты богат. Тебе не нужно работать. И все-таки ты здесь.

Он пожал плечами:

— Это мой выбор. Я же тебе сказал — я огнеупорен.

— Что это, черт возьми, означает? Послушай, ты меня больше никогда не увидишь. Можешь сказать. Я ухожу. Я уже покойник!

— Да, именно так тут и говорят. — Мордден моргнул. — Вообще-то мне будет тебя не хватать. Чего бы я не сказал о миллионах остальных. — Он переводил все в шутку, однако я знал, что Ной пытается сказать что-то хорошее. Непонятно почему, но он действительно испытывал ко мне симпатию. Или жалость. Такого человека, как Мордден, трудно понять.

— Хватит загадок, — сказал я. — Ты можешь объяснить, о чем толкуешь?

Мордден ухмыльнулся и довольно удачно скопировал Эрнста Ставро Блофельда:

— Поскольку вы вот-вот умрете, мистер Бонд... — Он оборвал сам себя. — Эх, жаль, я не могу все тебе рассказать! Я нарушил бы обязательство о неразглашении сведений, которое подписал восемнадцать лет назад.

— Ты не мог бы выразить это словами, доступными моему крошечному мозгу землянина?

Лифт остановился, двери открылись, и Мордден вышел. Он придержал рукой одну дверь и обернулся.

— Теперь соглашение оценивается в десять миллионов долларов акциями «Триона». Может, и в два раза больше, с учетом инфляции. Очевидно, что не в моих интересах ставить его под угрозу, нарушая оговоренное контрактом молчание.

— Что за соглашение?

— Как я уже сказал, не хочу ставить под угрозу столь выгодное соглашение с Огастином Годдардом и говорить, что знаменитый модем Годдарда был изобретен не Джоком Годдардом, довольно средним инженером, хотя и прекрасным игроком в корпоративные игры, а твоим покорным слугой. С чего бы мне рисковать десятью миллионами и признаваться, что технологический прорыв, который превратил эту компанию в двигатель прогресса в области коммуникаций, был детищем не вышеупомянутого игрока, а одного из его первых сотрудников, простого инженера? Годдард мог бы получить это бесплатно, как было оговорено в моем контракте, но он хотел все лавры. И был готов раскошелиться. Зачем мне это рассказывать и тем самым пятнать безукоризненную репутацию человека, которого «Ньюсуик» как-то назвал «старшим государственным деятелем корпоративной Америки»? Конечно, с моей стороны было бы неразумно говорить, насколько тщетны попытки Джока Годдарда играть роль Уилла Роджерса, своего в доску парня, тщательно скрывающего собственную жестокость. Господи, это то же самое, что сказать тебе, что Санта-Клауса не существует. Зачем мне тебя разочаровывать — и рисковать финансовым благосостоянием?

— Ты говоришь правду? — Мне больше ничего не пришло в голову.

— Я ничего не говорю, — отозвался Мордден. — Это было бы не в моих интересах. Адью, Кэссиди.

92

Я в жизни не видел ничего похожего на пентхаус крыла "А" «Триона».

Это вам не душные офисы и тесные кубики на других этажах. Никакого индустриально-серого коврового покрытия и флуоресцентного света.

Нет, в пентхаусе было просторно и солнечно. Свет лился через огромные окна от пола до потолка. На полу, выложенном черным гранитом, кое-где лежали восточные ковры; стены были отделаны какой-то блестящей тропической древесиной. Местами вился плющ, стояли дизайнерские кресла и диваны, а прямо посреди журчал огромный водопад из розоватого камня.

Зал торжественных приемов. Для важных гостей: министров, сенаторов и конгрессменов, генеральных директоров и глав государств. Я никогда его раньше не видел и от других о нем не слышал — что, впрочем, и неудивительно. Этот зал выглядел не так, как весь «Трион», — не демократично, а скорее драматично. Внушительно и претенциозно.

Между водопадом и камином, где на керамических поленьях ревели языки газового пламени, стоял круглый обеденный столик. Два молодых латиноамериканца, мужчина и женщина в темно-бордовой форме, тихо разговаривали по-испански, расставляя серебряные кофейники и чайники, корзинки с выпечкой, кувшины апельсинового сока. Стол накрывали на троих.

Я озадаченно огляделся, но больше никого не увидел. Никто меня не ждал. Вдруг раздался звонок, и открылись небольшие стальные двери лифта с другой стороны.

Джок Годдард и Пол Камилетти.

Оба хохотали так, словно впали в эйфорию или обкурились до одурения. Годдард заметил меня, резко перестал смеяться и произнес:

— Ну, вот и он. Прости нас, Пол, ты же понимаешь!

Камилетти улыбнулся, похлопал Годдарда по плечу и остался в лифте. Когда двери за ним закрылись, Годдард почти рысью пробежал огромное пустое пространство.

— Зайдем вместе в туалет, хорошо? — сказал он. — Мне нужно смыть весь этот чертов макияж.

Молча я последовал за ним к блестящей черной двери, на которой сверкали маленькие серебряные силуэты мужчины и женщины. Когда мы вошли, сам собой зажегся свет. Это была просторная, роскошная уборная, все из стекла и черного мрамора.

Годдард посмотрелся в зеркало. Почему-то он казался немного выше. Может, дело в осанке: сегодня он сутулился меньше обычного.

— Господи, раскрасили, как Либерейса, — сказал он, вспенивая мыло в руках. — Ты тут никогда не был?

Я покачал головой, наблюдая в зеркало, как он наклоняет голову к раковине и смывает грим. Во мне странным образом переплелись разные эмоции — страх, злость, шок. Переплелись и запутались.

— Ну, ты же знаешь мир бизнеса, — продолжал Годдард. Он говорил почти извиняющимся тоном. — Как важна сценическая сторона — блеск, помпа, церемонии, все это дерьмо. Я едва ли смог бы пригласить президента России или наследного принца Саудовской Аравии в свою захудалую комнатенку внизу.

— Поздравляю, — тихо сказал я. — У вас было очень важное утро.

Он вытер полотенцем лицо.

— Театр, одно слово!

— Вы ведь знали, что Уайатт купит «Дельфос» за любую цену, — начал я. — Даже если это будет означать, что его компания обанкротится.

— Он не мог устоять, — ответил Годдард. Джок бросил полотенце, покрытое оранжево-коричневыми пятнами, на мраморную стойку.

— Да, — сказал я. Мое сердце забилось чаще. — Да, не мог, пока думал, что вы собираетесь объявить о крупнейшем открытии, об оптическом чипе. А чипа и не было, правда?

Годдард улыбнулся своей хитрой улыбкой и вышел из уборной. Я — за ним.

— Поэтому вы не подали заявки на патенты, не было личных дел в отделе кадров...

Годдард почти бегом подошел к столу по восточным коврам.

— Оптический чип существует только в воспаленном воображении и покрытых кляксами блокнотах горстки третьесортных инженеров, которые работают в крошечкой компании в Пало-Альто, обреченной на вымирание. Они гоняются за фантазией, которая, возможно, не сбудется на протяжении всей твоей жизни. На протяжении моей уж точно.

Годдард сел за стол и жестом указал на сиденье рядом с собой.

Я плюхнулся рядом, и официанты, которые ожидали у обвитой плющом стойки на почтительном расстоянии, подошли к нам и налили кофе. Я был не только испуган, рассержен и смущен. Я очень-очень устал.

— Может, они и третьесортные, — сказал я, — но вы купили их компанию больше трех лет назад.

Признаюсь, это была всего лишь догадка: главным инвестором «Дельфоса», судя по данным, которые я нашел в Интернете, был венчурный фонд из Лондона, деньги которого переводились через «проводника инвестиций» на Каймановых островах. Это означало, что на самом деле «Дельфос», через пять холдингов и подставных компаний, принадлежал крупному игроку.

— Ты умный парень, — сказал Годдард, хватая булочку и жадно впиваясь в нее зубами. — Реального владельца чертовски трудно обнаружить. Попробуй выпечку, Адам. Эти штуки с малиной и взбитым творогом — просто сказка.

Теперь я понимал, почему Пол Камилетти, человек, который всегда ставил точки над i, так кстати «забыл» вписать пункт запрета продажи в договор. Увидев это, Уайатт понял, что у него осталось меньше суток, чтобы «увести» компанию у «Триона», — недостаточно, чтобы получить одобрение правления, даже если бы они его дали. А скорее всего не дали бы.

Интересно, кому предназначается третье место? У меня не было аппетита, кофе пить тоже не хотелось.

— Заставить Уайатта проглотить крючок, — сказал я, — можно было, только передав ему информацию через шпиона, которого он сам и внедрил. — Мой голос дрожал, и теперь изо всех моих эмоций самой сильной была злость.

— Ник Уайатт — очень подозрительный человек, — кивнул Годдард. — Понимаю его: я такой же. Он как ЦРУ — те тоже никогда ничему не верят, если не получат информацию при помощи каких-то ухищрений.

Я отхлебнул воды со льдом. Она оказалась такой холодной, что у меня заболело горло. Единственным звуком в этом огромном пространстве было плескание и бульканье водопада. Яркий солнечный свет резал глаза. Все казалось странно веселым. Официантка подошла с хрустальным графином воды и наполнила мой стакан, но Годдард помахал рукой:

— Muchas gracias[7]. Вы оба можете идти, думаю, у нас уже все есть. Только попросите второго гостя присоединиться к нам.

— Вы ведь не в первый раз так сделали, правда? — спросил я. Кто-то мне говорил: когда «Трион» оказывался на грани банкротства, их конкурент всегда делал какой-то фатальный просчет, и «Трион» выходил из сложной ситуации еще сильнее, чем раньше.

Годдард искоса посмотрел на меня.

— Навык — главное для мастера.

У меня закружилась голова. Я догадался еще по резюме и биографии Пола Камилетти. Годдард нанял его из компании под названием «Целадон дейта», которая в то время была самой большой угрозой существованию «Триона». Вскоре компания «Целадон» совершила легендарный технологический промах — вроде «Бетамакса» вместо «VHS» — и обанкротилась как раз перед тем, как их подобрал «Трион».

— До меня был Камилетти, — сказал я.

— А до него — другие. — Годдард хлебнул кофе. — Нет, ты был не первым. Но я бы сказал, самым лучшим.

Комплимент причинил мне боль.

— Не понимаю, как вы убедили Уайатта, что внедрение «крота» сработает.

Годдард поднял глаза: открылся лифт, тот же самый, на котором приехал он.

Джудит Болтон! У меня перехватило дыхание.

Она была в темно-синем костюме и белой блузке и выглядела очень свежо и по-деловому. Помада и лак кораллово-красные. Джудит подошла к Годдарду и быстро поцеловала его в губы. Потом взяла мою руку в свои и сжала. От ее холодных ладоней поднимался слабый травяной аромат.

Джудит села по другую сторону Годдарда, развернула льняную салфетку и положила себе на колени.

— Адаму хотелось бы знать, как ты убедила Уайатта, — сказал Годдард.

— Ну, выкручивать Нику руки мне не пришлось, — сказала она с хриплым смехом.

— Ты действуешь гораздо тоньше, — сказал Годдард.

Я, широко открыв глаза, смотрел на Джудит и наконец выговорил:

— Почему я?

— Странно, что ты спрашиваешь, — сказала она. — Посмотри, чего ты добился. У тебя талант.

— К тому же вы держали меня на поводке из-за денег.

— В корпорации многие кладут часть денег в свой карман, Адам, — наклонилась она ко мне. — У нас было из кого выбирать. Но ты выделялся на их фоне. Ты обладал гораздо лучшими качествами. Совершенно великолепное умение вешать лапшу на уши да еще и проблемы с отцом.

Гнев внутри меня рос и рос, пока я не выдержал. Я встал, навис над Годдардом и сказал:

— Позвольте задать вопрос: что сейчас подумал бы Эли?

Годдард непонимающе посмотрел на меня:

— Эли?

— Элайджа...

— О Боже, да, конечно, Элайджа... — протянул Годдард, и озадаченность на его лице постепенно сменилась кривой усмешкой. — Вот что... Н-да. Ну, это идея Джудит. — Он хихикнул.

Зал вокруг медленно завращался, становясь то ярче, то бледнее. Годдард внимательно смотрел на меня, и в его глазах плясали искорки.

— Адам, — сказала Джудит, излучая заботу и сочувствие, — сядь, пожалуйста.

Я продолжал стоять и смотреть на него.

— Мы беспокоились, — объяснила Джудит, — что у тебя возникнут подозрения, если все получится слишком легко. Ты очень умный юноша с прекрасной интуицией. Все должно было быть логично, а иначе ты бы догадался. Мы не могли так рисковать.

Передо мной возникла картинка кабинета Годдарда, призы, которые, как я теперь знал, были поддельными. Фокусничество Джока и то, как приз сам по себе упал на пол...

— Ну, ты же понимаешь, — вставил Годдард. — «Старик ко мне проникся, я напоминаю ему погибшего сына» и прочее дерьмо. Логично, правда?

— Вы не могли рисковать, — глухо сказал я.

— Вот именно, — обрадовался Годдард.

— Очень, очень немногие добились бы того, чего добился ты, — сказала Джудит и улыбнулась. — Большинство просто не выдержало бы двойной жизни. Ты уникальный человек, надеюсь, ты понимаешь. Поэтому-то мы тебя с самого начала и выделили. И ты более чем доказал нашу правоту.

— Я вам не верю, — прошептал я. У меня подкашивались ноги, я еле стоял. Нужно было срочно убираться. — Я не верю вам!

— Адам, я знаю, как это трудно, — ласково сказала Джудит.

Моя голова пульсировала от боли, словно открытая рана.

— Пойду освобожу свой офис.

— Ни в коем случае! — вскричал Годдард. — Ты не увольняешься! Я не допущу. Такие умные парни, как ты, встречаются очень редко. Ты нужен мне на седьмом этаже.

Луч солнца слепил меня, и я не видел их лиц.

— И вы стали бы мне доверять? — горько выпалил я, сделав шаг в сторону, чтобы солнце не светило в глаза.

Годдард вздохнул:

— Корпоративный шпионаж, мой мальчик, такая же неотъемлемая часть Америки, как яблочный пирог и «шевроле». Черт побери, как, по-твоему, Америка стала экономической сверхдержавой? Еще в 1811 году некий янки, Фрэнсис Кэбот Лоуэлл, отправился в Великобританию и выкрал самый ценный секрет: ткацкий станок Картрайта, основу всей текстильной промышленности! Привез в Америку промышленную революцию, превратил страну в колосса. Благодаря одному акту промышленного шпионажа.

Я развернулся и пошел прочь по гранитному полу. Резиновые подошвы моих рабочих сапог взвизгнули.

— Я больше не хочу быть марионеткой.

— Адам, — окликнул меня Годдард, — ты говоришь, как озлобленный неудачник. Каким был твой отец. А я знаю, что ты не такой. Ты победитель, Адам. Ты замечательный. У тебя есть то, что нужно.

Я улыбнулся, а потом тихо засмеялся.

— То есть, по сути дела, я лживый кусок дерьма. Обманщик. Лгун мирового класса.

— Поверь мне, ты не сделал ничего такого, что бы не происходило каждый день в корпорациях всего мира. У тебя в офисе стоит книга Сунь-Цзы — не читал? Война, говорит он, построена на обмане. А бизнес — настоящая война, все знают. Бизнес на высшем уровне — обман! Никто не собирается говорить об этом публично, но это правда. — Его голос стал тише. — Игра одинакова везде. Ты просто играешь лучше, чем остальные. Нет, ты не обманщик, Адам. Ты чертовски хороший стратег.

Я закатил глаза, с отвращением покачал головой и повернулся к лифту.

Годдард очень тихо спросил:

— Ты знаешь, сколько денег получил в прошлом году Пол Камилетти?

Не оглядываясь, я сказал:

— Двадцать восемь миллионов.

— Через пару лет ты мог бы зарабатывать столько же. Я готов тебе столько платить, Адам. У тебя сильная воля и огромная изобретательность, ты замечательный.

Я тихо фыркнул, но он, по-моему, не услышал.

— Я когда-нибудь говорил, как благодарен тебе за то, что ты спас нашу прибыль по проекту «Гуру»? А это лишь один пример. Позволь мне выразить свою благодарность в конкретном виде. Я повышаю тебе зарплату — до миллиона в год. С опционами, учитывая, как пошли в гору наши акции, в следующем году ты легко получишь пять или шесть. Еще через год сумма удвоится. Да ты, черт возьми, мультимиллионером станешь!

Я застыл на месте. Я не знал, что делать, как реагировать. Если повернусь, они подумают, что я принимаю предложение. Если пойду дальше, они решат, что я отказываюсь.

— Войти в круг приближенных — золотая возможность, — сказала Джудит. — Тебе предлагают то, ради чего любой был бы готов убить человека. Учти: это не подарок. Ты все заработал. Ты создан для такой работы. У тебя получается лучше всех. Знаешь, что ты продавал эти два месяца? Не наладонники, сотовые телефоны и плееры, а себя. Ты продавал Адама Кэссиди. Мы покупаем.

— Я не продаюсь, — услышал я собственные слова и тут же смутился.

— Адам, повернись! — сердито сказал Годдард. — Повернись сейчас же!

Я хмуро послушался.

— Ты понимаешь, что будет, если ты уйдешь?

Я улыбнулся:

— Конечно. Вы меня сдадите. Полиции, ФБР или еще кому-нибудь.

— Ничего подобного, — сказал Годдард. — Я не хочу, чтобы информация просочилась. Но у тебя не останется ни машины, ни квартиры, ни зарплаты. Ничего. Что это за жизнь для талантливого парня?

Ты им принадлежишь... Ты водишь машину компании, ты живешь в квартире компании... Вся твоя жизнь — не твоя... Мой отец, «старые сломанные часы», оказался прав.

Джудит встала из-за стола и подошла ко мне близко-близко.

— Адам, я понимаю, что ты чувствуешь, — тихо сказала она. Ее глаза увлажнились. — Ты обижен, ты рассержен. Тебе кажется, что тебя предали, что тобой манипулировали. Ты хочешь сбежать, поддаться утешительному, приятному гневу маленького ребенка. Это совершенно понятно — все мы иногда так себя чувствуем. Но пришла пора расстаться с детством. Понимаешь, это не случайно. Ты нашел себя. Все к лучшему, Адам. Все к лучшему.

Годдард сидел, откинувшись на спинку стула, скрестив руки. Я видел, как отражение его лица разбивается на осколки в серебряном кофейнике и сахарнице. Он добродушно улыбнулся:

— Не выбрасывай свой шанс, сынок. Я знаю, ты поступишь правильно.

93

Как и следовало ожидать, «порше» эвакуировали. Вечером я припарковался в неположенном месте.

Я вышел из здания и огляделся: нет ли такси? Такси не было. Наверное, можно воспользоваться телефоном в вестибюле и вызвать его, но я почувствовал сильное, почти физическое желание уйти. С белой картонной коробкой, где лежало мое имущество из офиса, я пошел вдоль дороги.

Через несколько минут к обочине подъехала ярко-красная машина и остановилась рядом со мной. Это был «остин мини-купер» размером с электродуховку. Стекло со стороны пассажира опустилось, и до меня донесся роскошный цветочный аромат Аланы.

Она крикнула:

— Привет, как тебе? Только что купила. Разве не прелесть?

Я кивнул и попытался загадочно улыбнуться.

— Красный — наживка для копов.

— Я никогда не превышаю скорость. Я просто кивнул.

Она сказала:

— Может, слезете с мотоцикла и выпишете мне штраф?

Я кивнул и пошел дальше, не желая ей подыгрывать.

Она подъехала еще ближе.

— Эй, а где твой «порше»?

— Эвакуировали.

— Фи. Куда направляешься?

— Домой. В «Харбор-Суитс». — Ненадолго, вдруг вспомнил я. Квартира-то не моя.

— Ну, не пешком же! Не с этой коробкой! Давай прыгай, я тебя подвезу.

— Нет, спасибо.

Она медленно поехала рядом.

— Адам, хватит злиться!

Я остановился, подошел к машине, поставил коробку, уперся ладонями в низкую крышу автомобиля. Не злиться? Все это время я мучил себя, думая, что ею манипулирую, а она лишь выполняла задание.

— Ты... Они приказали тебе спать со мной, да?

— Адам, — рассудительно сказала Алана, — спустись на землю. Это не входило в мои обязанности. Это то, что в отделе кадров называют дополнительными льготами, понял? — Она засмеялась, и ее громкий хохот вызвал у меня озноб. — Они просто хотели, чтобы я тебя направляла, подсказывала нужные ходы, все такое. Но я понравилась тебе...

— Они просто хотели, чтобы ты меня направляла, — повторил я. — О черт. Черт. Меня тошнит. — Я поднял коробку и пошел дальше.

— Адам, я делала то, что мне сказали! Уж ты-то пойми!

— И мы теперь сможем друг другу доверять? Даже сейчас — ты ведь делаешь то, что тебе сказано, правда?

— Перестань, — нахмурилась Алана. — Адам, дорогой. Это уже паранойя.

— А я-то думал, что у нас настоящие отношения...

— Было весело. Я прекрасно провела время.

— Неужели?

— Господи, не принимай все так близко к сердцу, Адам! Это только секс. И работа. И можешь мне поверить, я не притворялась!

Я шел дальше, оглядываясь в поисках такси, однако ничего не было. Я не знал этих мест и почти заблудился.

— Ну же, Адам, — сказала она, опять подъезжая ко мне. — Полезай в машину.

Я все шел и шел.

— Адам, — повторила Алана. Ее голос ласкал, как бархат. В нем были лишь намеки и никаких обещаний. — Так ты едешь или нет?