Парижский вариант

Глава 14

Борт авианосца «Шарль де Голль»,

В Средиземном Море

Ядерный авианосец «Шарль де Голль» неслышно рассекал ночные волны в двухстах милях на юго-юго-запад от Тулона, словно огромный морской зверь, быстрый, ловкий, смертельно опасный. Горели только ходовые огни, да сияла за кормой прямая, точно бритвой прорезанная, кильватерная струя. Две ядерные силовые установки PWR типа К15 позволяли кораблю развивать маршевую скорость в двадцать семь узлов.

«Шарль де Голль» являлся последним, наисовременнейшим пополнением объединенных флотов Западной Европы, и любой наблюдатель мог бы сообразить, что на борту его этой ночью творится нечто не вполне обыденное, если от внимания его не ускользнут очевидные приметы. Ибо с воздуха авианосец прикрывали поднятые в небо десять истребителей «Рафаль-М» и три самолета раннего оповещения Е-2С «Хоук ай», а на палубе в полной боевой готовности дежурили наряды у ракет «земля — воздух» «Астер-15» и у восьми двадцатимиллиметровых скорострелок «Гиат» 20F2.

А под бронированной палубой, в тесном, зато защищенном от прослушивания конференц-зале сидели пятеро военных в генеральских мундирах армий пяти ведущих стран Европейского союза, слушая тревожный доклад того, на чьей территории проводилось совещание, — не просто французского генерала, но заместителя Верховного главнокомандующего Объединенных сил НАТО в Европе, графа Ролана Лапорта. Расправив могучие плечи, генерал постукивал указкой по карте Европы, пронизывая своих коллег-командиров острым взглядом немигающих голубых глаз.

— Здесь, господа, — промолвил он, — вы видите мультинациональные консорциумы по производству высокотехнологических вооружений, возникшие в последние годы по всей Европе.

К собственному раздражению, генерал вынужден был говорить по-английски — с его точки зрения, это было оскорблением французского, языка дипломатов, родной речи западной цивилизации. Но если бы он вздумал обратиться к собравшимся по-французски, трое из пяти главнокомандующих его бы просто не поняли.

— "БАЭ Системс" в Великобритании, — продолжал генерал на ненавистном наречии, но с преувеличенным французским акцентом, — «ЭАДС» — Франция, Германия, Испания. «Финмекканика» — Италия. «Фалес» — Франция и Великобритания. «Астриум» в Швеции — но это, как вам известно, коалиция «БАЭ» и «ЭАДС». «Европейская Военная Авиация» — Великобритания и Италия. В сотрудничестве с другими компаниями, равно как между собой, эти фирмы уже приступили к производству истребителей «Еурофайтер», военно-транспортных вертолетов «NH-90», боевых вертолетов «Тигер», ракетных снарядов «Стормшэдоу» и ракет класса «воздух — воздух» «Метеор». В стадии рассмотрения — надеюсь, они будут одобрены — находятся также проекты системы глобального позиционирования «Галилей» и комплекса разведывательной аэрофотосъемки «Состар».

Генерал хлопнул указкой по широкой ладони.

— Полагаю, все вы согласитесь, что в этом списоке — исключительные достижения в области международного сотрудничества. Если добавить к этому набирающее силу политическое течение, требующее объединить наши усилия и фонды с тем, чтобы европейская программа военного развития могла соперничать с вашингтонской, — думаю, огненные письмена на стене видны всем.

В зале воцарилось молчание. Генералы осторожно переглядывались.

— Помимо прироста внутриевропейской торговли за счет американской, — подал наконец сухой, резкий, очень британский голос генерал-лейтенант сэр Арнольд Мур, — что еще вы имели в виду, Ролан?

Французский военачальник одобрительно глянул на своего коллегу с другого берега Ла-Манша — он очень рассчитывал, что кто-нибудь об этом спросит. Генерал Мур отличался высоким лбом, морщинистыми щеками и особенно — орлиным носом, неизменно напоминавшим всякому, знакомому с английской историей, о Генрихе IV, первом короле из династии Ланкастеров.

— Все весьма просто, сэр Арнольд, — отозвался Лапорт — По моему убеждению, наступает время, когда мы должны и будем вынуждены полностью объединить вооруженные силы Европы, окончательно отказавшись от американской помощи. Стать совершенно независимыми от заокеанских друзей. Мы готовы принять на себя наше законное бремя мирового лидера.

Британец в сомнении нахмурился, но возражать не стал.

— Вы имеете в виду вооруженные силы, помимо тех шестидесяти тысяч, которые сейчас находятся в распоряжении сил быстрого реагирования, генерал Лапорт? — осторожно уточнил, прищурившись, испанский генерал Валентин Гонсалес, смуглый и энергичный. Он поправил щегольски сдвинутую набекрень фуражку. — В конце концов, этим подразделением распоряжается ЕС. Не требуете ли вы того, что мы и так имеем?

— Non! -отрубил Лапорт. — Этого мало. Силы быстрого реагирования предназначены для гуманитарных, спасательных, миротворческих операций, и даже при этом они зависимы от американских вооружений, системы снабжения и связи. Кроме того, для серьезных действий они чертовски малы. Я выступаю за полную интеграцию национальных вооруженных сил — всех двух миллионов солдат и офицеров — и создание полноценных, самодостаточных армии, флота и ВВС.

— Ради чего, Ролан? — поинтересовался сэр Арнольд. Он скрестил руки на груди и недоуменно нахмурился. — Зачем? Разве мы и без того не союзники по НАТО, разве мы не сотрудничаем ради поддержания мира? Да, во многом мы с американцами соперники, но разве у нас не общие военные противники?

— Наши интересы не всегда совпадают с интересами США, — парировал генерал Лапорт. Он шагнул к столу, нависая над собравшимися всей своей тушей. — Собственно, по моему мнению, в данный момент они расходятся категорически, и в этом я уже не первый год пытаюсь убедить ЕС. Европа была и остается слишком великой, чтобы довольствоваться местом прихлебателя за американским столом.

Генерал Мур с трудом подавил смешок.

— Напомни это собственной стране, Ролан. В конце концов, на этом великолепном авианосце, этом французском дредноуте будущего используются американские паровые катапульты и тормозные кабели — других просто нет. Равно как самолеты разведки и раннего предупреждения «Хоук ай», которые кружат над нами, тоже сделаны в США. Тебе не кажется, что это существенный фактор?

В беседу вступил итальянский генерал Руджеро Инзаги. Огромные черные глаза его были холодны, как кремень, полные губы по привычке стянуты в жесткую черту.

— Полагаю, генерал Лапорт в большой степени прав, — заметил он, оборачиваясь к своему британскому коллеге. — Американцы нередко забывают о наших тактических и стратегических целях, особенно когда те не вполне совпадают с их собственными.

Испанец Гонсалес погрозил Инзаги пальцем.

— Уж не на свою ли албанскую проблему ты намекаешь, Руджеро? — поинтересовался он. — Насколько мне помнится, на такую мелочь махнула рукой не только Америка. Прочим европейским странам это тоже до лампочки.

— Имея за спиной полностью интегрированную армию Европы, — огрызнулся итальянец, — мы сможем поддерживать друг друга в каждой мелочи.

— Как это делают американские штаты, — напомнил Лапорт, — некогда столь подверженные раздорам, что жестокая гражданская война между ними тянулась не один год. Разногласия между ними сохраняются и сегодня, но это не мешает им действовать сообща. Подумайте, господа, — экономика объединенной Европы на треть мощнее американской, большинство наших граждан наслаждается более высоким уровнем здравоохранения, образования, социальной защиты. Нас больше, и мы живем лучше. И все же мы не в силах самостоятельно проводить значительные военные операции. Неспособность справиться с балканским кризисом показала это со всей очевидностью. Нам вновь пришлось идти в Вашингтон с протянутой рукой! Это уже предел унижения. Вечно ли нам оставаться пасынками страны, нам же обязанной самим своим существованием?!

Единственным участником совещания, до сей поры не проронившим ни слова и предпочитавшим слушать и делать выводы, был генерал бундесвера Отто Биттрих. Выражение его рыбьего лица было задумчиво. Светлые волосы генерала уже почти поседели, но румянец делал сурового пруссака моложе его пятидесяти двух лет.

— Косовская кампания, — проговорил он, откашлявшись и окинув взглядом своих коллег, чтобы убедиться, что будет услышан, — проводилась в регионе, на протяжении столетий обходившемся Европе во многие миллионы жертв, в области, служившей источником раздоров и представляющей опасность для всех нас. Балканы не случайно названы «пороховой бочкой» Европы. И все же, для того чтобы остановить войну в Косове и вновь придать европейской политической арене стабильность, Вашингтону потребовалось обеспечить восемьдесят пять процентов задействованных вооружений и систем! — Голос немецкого генерала звенел негодованием. — Да, совокупные вооруженные силы наших стран насчитывают два миллиона солдат, мы имеем современные ВВС и прекрасные флоты, готовые к сражениям... и на что они годны?! Они торчат на своих базах и пялятся в собственный пупок! Они бесполезны. Мы можем вернуться в прошлое и переиграть Вторую мировую. Мы можем сносить города обычными бомбами, ja.Но, как верно заметил генерал Лапорт, без американцев мы не в силах даже обеспечить переброску частей и боеприпасов в современной войне, не говоря уже о том, чтобы вести сражение. У нас нет единого оперативного штаба. У нас вообще нет единой командной структуры. В области техники, электроники, логистики и стратегии мы мамонты.Мне, честно сказать, стыдно. А вам?

Сэра Арнольда эта отповедь, впрочем, не поколебала.

— А сможем ли мы организовать единую армию? — поинтересовался он спокойно. — Совместно планировать операции, объединить системы связи? Признайте, друзья мои, — не только интересы американцев отличаются от наших, но и мы сами расходимся во многом — особенно в области политики. А именно политики должны будут одобрить создание подобной независимой военной силы.

— Возможно, сэр Арнольд, — парировал раздраженный Инзаги, — политикам и трудно бывает договориться, а вот солдатам, заверяю вас, едва ли. Силы быстрого реагирования уже развернуты близ Мостара в Боснии. Семитысячная дивизия «Саламандра» состоит из итальянских, французских, германских и испанских подразделений, под общим командованием соотечественника генерала Лапорта — генерала Робера Мейля.

— И не забывайте о Еврокорпусе, — добавил испанец Гонсалес. — Пятьдесят тысяч испанских, германских, бельгийских и французских солдат.

— На данный момент, — не без удовольствия уточнил генерал Биттрих, — под общим командованием бундесвера.

— Да, — кивнул Инзаги. — Кроме того, итальянские, испанские, французские и португальские войска под общим командованием осуществляют защиту наших средиземноморских побережий.

По мере перечисления все очевидней становилось, кого не хватает в этом списке сотрудничающих армий. В комнате повисло молчание, лучше всяких слов напоминавшее, что если Великобритания и принимала участие в совместных войсковых операциях, то неизменно при участии американцев, и это давало ей, как представителю второго по численности контингента, гарантированное место в командовании.

Сэр Арнольд, больше политик, чем военный, только улыбнулся.

— И вы представляете себе паневропейскую армию созданной по образцу этих объединенных подразделений? Обрезки и ошметки на клею? Я бы не назвал это объединением.

— Организационную структуру общеевропейской армии — осторожно ответил генерал Лапорт, поколебавшись секунду, — мы пока не обсуждаем. Я могу представить себе различные ее варианты, Арнольд, и мы, естественно, хотели бы видеть Британию в ее составе...

— Лично я, — перебил его Отто Биттрих, — представляю себе централизованную, полностью интегрированную силу, в минимальной степени подверженную влиянию государств-участников — короче говоря, независимую армию Европы под совместным командованием, меняющимся по принципу ротации, и отвечающую не перед отдельными странами, а только перед европейским парламентом. Это единственный способ обеспечить участие всех стран и выполнение воли большинства. Все остальное — полумеры.

— Вы говорите не об армии, генерал Биттрих, — возразил Гонсалес. От волнения в его английском прорезался сильный испанский акцент. — Вы говорите об Объединенной Европе — а это совсем иное дело, нежели Европейский союз.

— Я бы сказал, — с напором проговорил британский генерал, — что единая европейская армия подразумеваетединую Европу.

Биттрих и Лапорт одновременно отмахнулись от него.

— Вы передергиваете мои слова, генерал Мур! — гневно прохрипел пруссак. — Я говорю об армии, а не о политике. Общие интересы Европы как географической зоны и торгового блока не представляют ценности для Соединенных Штатов. Во многом наши интересы идут вразрез с их собственными. ЕС объединяет нас многим — от валюты до законов об охране перелетных птиц. Пора растянуть этот зонтик еще немного. Мы не можемболее зависеть от чертовых американцев!

— Я, со своей стороны, — генерал Лапорт хрипло хохотнул, — а вы, полагаю, все согласитесь, что никто не относится к своей национальной идентичности и, я бы сказал, гордости так трепетно, как французы, особенно такие, как я... я уверен, что Объединенная Европа грядет. Возможно, это случится через тысячу лет, но случится непременно. Однако едва ли объединение вооруженных сил способно ускорить этот процесс.

— Так вот, — отрезал британец, внезапно посуровев, — точка зрения моего правительства предельно ясна. Никакой интегрированной европейской армии. Никаких общеевропейских кокард. Никакого флага Европы. Ничего. Любые британские части в составе сил быстрого реагирования или других совместных подразделений должны оставаться под британским же командованием и развертываться только по приказу премьер-министра Великобритании. — Сэр Арнольд перевел дух. — И кстати — откуда возьмутся деньги на транспортные самолеты, которых потребует ваша армия-без-американцев? На десантные корабли и самолеты, на спутники связи, боеголовки с лазерным наведением, системы радиоэлектронной борьбы, комиссии по военному планированию, на полную реорганизацию командной структуры? Во всяком случае, не из английской казны!

— Деньги появятся, сэр Арнольд, — уверенно предрек Лапорт, — когда возникнет нужда, и даже политики не смогут более увиливать от грядущего. Когда станет ясно, что на карту поставлена судьба всей Европы.

Генерал Мур пристально уставился на своего французского коллегу.

— Вы полагаете, что настанет день, когда мы пожелаем воевать с США?

Все как-то разом притихли. Генерал Лапорт скривился.

— Мы уже воюем с американцами, — ответил он, расхаживая туда-сюда перед картой, с львиной грацией двигая могучее тело, — во всех аспектах, кроме собственно военного. Мы не можем мериться с ними силой. Мы слишком слабы, слишком зависимы от их систем связи, от техники, от современных вооружений. У нас есть солдаты и оружие, но без помощи Вашингтона мы не можем ни экипировать их, ни развернуть, ни управлять ими. — Генерал замер и резко обернулся к собравшимся, по очереди пронзив взглядом каждого. — Что случится, например, если некий кризис в отношениях США с Россией или Китаем оставит те системы, на которые мы так полагаемся, бесполезными, если не хуже того? Что, если Вашингтон потеряет контроль над собственной армией? Что станет тогда с нами? Если американцы окажутся по какой-то причине беззащитными, хотя бы и на короткий срок, мы окажемся беззащитными вместе с ними — и даже в большей степени.

Сэр Арнольд подозрительно прищурился.

— Ты знаешь что-то, о чем неизвестно нам, Ролан?

Генерал Лапорт глянул ему прямо в глаза.

— Мне известно не больше вашего, сэр Арнольд, и само ваше предположение я считаю оскорбительным. Мы, французы, в отличие от вас, англичан, не поддерживаем с американцами «особых отношений». Но вчерашняя атака на объединенные американские электросети могла привести к значительно более тяжелым последствиям. Считайте это аргументом в мою пользу.

Еще с полминуты британец внимательно вглядывался в невыразительную физиономию Лапорта, потом, словно вспомнив о чем-то, улыбнулся и явно расслабился.

— Полагаю, дискуссия закончена, — бросил он, поднимаясь на ноги. — Что же касается судьбы и будущего Европы, мы, британцы, полагаем их неразрывно связанными с будущим Соединенных Штатов, нравится нам это или нет.

— О да. — Лапорт нехорошо улыбнулся. — Кажется, у вашего Джорджа Оруэлла было нечто в этом духе.

Надменный бритт побагровел и, бросив на француза гневный взгляд, развернулся и покинул зал заседаний строевым шагом.

— Что это должно значить? — поинтересовался генерал Инзаги, подозрительно поблескивая глазами-гальками.

— Роман «1984», — объяснил Отто Биттрих. — Англия в нем называется «Взлетной полосой номер 1» государства Океания — Пан-Америка и Британское Содружество, слитые воедино, покуда смерть не разлучит их. Европа и Россия там вместе образуют Евразию, а весь остальной мир называется Остазией — Китай, Индия, Центральная Азия и страны Востока. По мне, Англия — уже американский аэродром номер 1, и на нее полагаться не стоит.

— И каковы будут наши дальнейшие действия? — полюбопытствовал Гонсалес.

— В первую очередь мы должны убедить наши народы, и прежде всего — наших представителей в ЕС, — ответил Лапорт, — что будущая общеевропейская армия — единственный способ сохранить нашу идентичность. Наше величие. Такова наша судьба.

— Вы, разумеется, говорите о принципесоздания такой армии, генерал Лапорт? — уточнил испанец.

— Разумеется, Валентин, — подтвердил Лапорт. Глаза его мечтательно затуманились. — Я идеалист, это правда. Но к этой цели пора уже двигаться. Если американцы не в силах защитить собственную страну, как могут они и дальше защищать наши? Мы должны отбросить их костыли.

Капитан Дариус Боннар стоял на палубе, глядя, как последний вертолет поднимается в воздух, унося с собой генерала Инзаги. Гремели над головой лопасти винта. Капитан с наслаждением вдохнул полной грудью соленый, бодрящий воздух Средиземноморья. Стальная стрекоза двинулась на север, к итальянскому берегу.

Вертолет еще не успел скрыться за горизонтом, когда «Шарль де Голль» изменил курс, по широкой дуге сворачивая к французскому берегу, в направлении Тулона. Бывший десантник следил взглядом за габаритными огнями вертолета, пока те не погасли вдали и не стих рокот моторов. Но мысли его были заняты только что состоявшимся совещанием пятерых командующих.

На протяжении всей встречи Боннар сидел в уголке зала, не говоря ни слова и ни слова не упуская. Убедительная аргументация генерала Лапорта в пользу объединения европейских армий порадовала его не меньше, чем готовность остальных командиров поддаться на уговоры, — те, похоже, и сами думали о чем-то подобном. Единственное, что тревожило адъютанта, — оговорка его начальника, выдавшего, что ему известно больше о недавних сбоях в американских системах связи, чем можно было ожидать.

Боннар предчувствовал неприятности. Задумчиво подергав себя за губу, он еще раз прокрутил в памяти реакцию генерала Мура. «Английский бульдог, — подумал он. — Упрям, подозрителен до паранойи и, несомненно, американский ставленник. Лапорт напугал англичанина, и тот очень скоро раззвонит о готовящемся заговоре своему премьер-министру, военному министерству и МИ-6. Придется принимать срочные меры...»

Капитан окинул взглядом горизонт. Улетающие вертолеты казались едва видными точками. Сэр Арнольд Мур будет... нейтрализован. Боннар улыбнулся. Осталось три дня. Всего три дня на то, чтобы подобрать хвосты. Совсем недолгий срок, но для кого-то он станет вечностью.

Глава 15

Толедо, Испания

Из-за притворенных ставень Джон Смит наблюдал, как Эмиль Шамбор нежно прижался морщинистой щекой к макушке дочери. Ученый закрыл глаза и, кажется, молился. Тереза вцепилась в отца, словно он вернулся с того света — хотя для нее так и было.

Еще раз поцеловав дочь, ученый резко обернулся к вошедшему с ним коротышке. В глазах его полыхала ярость.

— Ты чудовище! — прорычал Шамбор.

Агент слышал все, что творилось в комнате, — тонкое стекло не задерживало звука.

— Право, доктор Шамбор, вы меня обижаете, — отозвался толстячок с улыбкой. — Я-то полагал, что вы обрадуетесь родному лицу, — вам ведь придется некоторое время побыть с нами. Вы выглядели так одиноко, что я решил, будто ваши переживания помешают делу... А мы ведь не хотим этого, не так ли?

— Убирайтесь, Мавритания! Имейте совесть хотя бы оставить меня с дочерью наедине!

"Так вот что означало слово «Мавритания», — мелькнуло в голове у агента. Так звали этого толстощекого человечка с пустой улыбкой визионера.

— Как пожелаете. — Террорист пожал плечиками. — Дама, как я понимаю, голодна. Забыла отобедать сегодня. — Он покосился на нетронутые тарелки. — Скоро мы перекусим, так что, раз наши дела здесь уже закончены, вы сможете присоединиться к нам.

Он вежливо раскланялся и вышел, затворив за собой дверь. Щелкнул замок.

Эмиль Шамбор проводил его гневным взглядом, потом, мотнув головой, отступил от дочери на шаг, не отпуская ее плеч.

— Дай мне на тебя наглядеться, дочка. Ты в порядке? Они тебя не обидели? Иначе я им...

Его перебил грохот выстрелов. С другой стороны дома, у входной двери, началась перестрелка. До Смита донесся топот множества ног, кто-то вышиб дверь, и загремели пистолеты. Шамборы переглянулись. На лице Терезы отражался ужас, Шамбор-старший же был, казалось, не столько испуган, сколь расстроен, и постоянно поглядывал на дверь. «Крепкий старикан», — подумалось Джону.

Агент не имел ни малейшего понятия, что происходит за домом, но упустить подобный шанс не имел права. Теперь, когда оба Шамбора найдены, их предстояло вытащить. Не говоря уже о том, что пришлось пережить ученому и его дочери, без своего создателя молекулярный компьютер мог оказаться для террористов бесполезным — хотя Джон не имел понятия, заставили ли Шамбора силой запустить свое творение, или этим занимался специально нанятый программист, а целью похищения было не дать ученому повторить свое достижение.

Так или иначе, Шамборов нельзя было оставить в лапах террористов. Агент решительно подергал железные прутья на окне.

Тереза заметила его.

— Джон! Что тыздесь делаешь? — вскрикнула она, бросаясь к окну. — Это доктор Джон Смит, он американец, — объяснила она отцу, одновременно пытаясь поднять раму. — Друг твоего нового сотрудника, доктора Зеллербаха. — Вздрогнув, она пригляделась и опустила руки. — Рама прибита гвоздями, Джон. Окно не открывается.

Стрельба за домом продолжалась. Агент перестал дергать за прутья — те были намертво приварены к стальной раме.

— Я все объясню потом, Тереза. Где ДНК-компьютер?

— Не знаю!

— Не здесь, — прорычал Шамбор. — Что вы...

Времени на споры не оставалось.

— Назад! — Агент поднял свой «зиг-зауэр». — Я сейчас выбью раму.

Мгновение Тереза непонимающе смотрела то на агента, то на оружие в его руках, потом, придя в себя, шарахнулась в сторону.

Но прежде, чем Джон успел выстрелить, дверь комнаты распахнулась. На пороге стоял тот самый коротышка с нелепым именем «Мавритания».

— Что за шум? — осведомился он грозно, и только потом взгляд его скользнул к окну.

Какую-то долю секунды противники взирали друг на друга. Потом Мавритания рухнул навзничь, одновременно выхватывая пистолет.

— Абу Ауда! — взревел террорист. — Ко мне!

Грянул выстрел. Смит едва успел отстраниться, когда пуля выбила окно. Рефлекс требовал открыть ответный огонь, но в перестрелке могли пострадать и Шамборы. Поэтому агент, стиснув зубы, выждал следующего выстрела и только тогда вскочил, вскидывая «зиг-зауэр».

Но комната была пуста, и коридор, видимый сквозь распахнутую дверь, — тоже. Эмиль и Тереза исчезли так же быстро, как появились на пути агента.

Джон ринулся к последнему окну, надеясь застать пленников в соседней комнате, но он едва успел заглянуть туда — никого, — как из-за угла выскочил, держа наготове винтовку, уже знакомый ему часовой-фулани в белом бурнусе. За ним последовали еще трое, чьи повадки безошибочно выдавали в них солдат.

Агент машинально ушел в перекат. Пули зашлепали по земле за ним вслед. Благодаря Бога за набежавшие на луну тучи, Джон выпустил несколько пуль — почти наугад, но одна попала террористу в живот. Наемник сложился пополам и осел наземь. Его товарищи на мгновение обернулись к раненому. Воспользовавшись этой паузой, агент вскочил и бросился бежать.

Вслед ему загремели выстрелы. Пули свистели над головой, выбивали куски дерна из-под ног. Петляя, точно заяц, агент мчался, как не бегал ни разу в своей жизни. Меткая стрельба требует не только твердой руки и верного глаза. Нужны еще и знание психологии, рефлексы, опыт, позволяющий предугадать, куда метнется улепетывающая жертва. Непредсказуемость — лучшая защита.

Вложив в последний рывок все оставшиеся силы, Джон рухнул в тень лесополосы, в густой аромат влажной земли и прелой листвы, и, не обращая внимания на жалобы перетруженных мышц, перекатился снова и, привстав на колено, открыл огонь по преследователям. Он не особенно стремился попасть в кого-либо — достаточно было того, что свинцовый град заставил вожака-фулани и его подручных залечь. Джону показалось, что двоих он ранил. Впрочем, по бегущей прямо на тебя мишени промахнуться довольно трудно.

Агент двинулся сквозь густой кустарник туда, где перестрелка началась, — к двору перед парадными дверями. По пути он внимательно прислушивался. Стрельба впереди то утихала, то начиналась с новой силой. Преследователи, кажется, не последовали за ним в чащу.

Он как раз успел обогнуть дом, когда перед крыльцом разразился ад кромешный. По оконечности ветрозащитной полосы вели огонь из самого разнокалиберного оружия по меньшей мере двадцать плотно залегших боевиков. На глазах агента из-за могучего дуба промелькнула вспышками короткая очередь, и двор огласился пронзительным воплем.

Мимо пробежал главарь боевиков в своем развевающемся белом бурнусе. Он залег около загородки для скота и рявкнул что-то неразборчиво-яростное по-арабски своим бойцам. Мгновением позже свет в доме погас; окна превратились в чернильные лужи, а с крыши ударил ослепительный луч прожектора. Яркое пятно покружилось по двору, пока оператор с пультом дистанционного управления не нацелил его вначале на ветрозащитную полосу, а потом и на дуб, чьи узловатые корни выбрал убежищем невидимый стрелок.

Вожак в бурнусе замахал руками, посылая своих подручных в атаку — рассчитывал, видимо, что бьющий в глаза свет не даст противнику прицелиться. Но их встретила длинная очередь, и двое упали, зажимая раны и бессильно выкрикивая проклятья. Остальные снова зарылись носами в землю, приподнимаясь на локтях, лишь чтобы отправить в направлении дуба очередную пулю. На ногах остался только главарь-бедуин, паливший из своей старой штурмовой винтовки, точно на стрельбище, одновременно поливая своих товарищей словами презрения.

Пока все внимание стрелков привлекало высвеченное безжалостным лучом прожектора дерево, Джон по-пластунски двинулся вперед — посмотреть, кто там решил столь своеобразно ему помочь. Раздвинув ветви ракитника, он вгляделся в скорчившуюся в непроглядной тени могучего ствола фигурку. Вначале агент узнал оружие — «хеклер-кох» МР5К — и только потом разглядел лицо того, кто торопливо вставлял в автомат новый рожок. В третий раз за вечер его ожидало потрясение. Именно эту несимпатичную брюнетку агент видел вчера — вначале у Пастеровского института, а потом — когда сидел в кафе на улице. Тогда женщина прошла мимо, не обратив на американца никакого внимания. Правда, за прошедшие сутки она явно успела переодеться — вместо мешковатого поношенного костюма и стоптанных туфель на ней был облегающий черный комбинезон, черная же лыжная шапочка и кеды — облачение, не только открывающее взглядам подтянутое тело, но и весьма подходящее к нынешнему занятию незнакомки.

На глазах агента она спокойно и ловко, точно в тире, выпустила очередной рожок — очередями по три, так метко и в то же время небрежно, словно мастерство уже переродилось в инстинкт, правивший всеми ее движениями. На последней очереди со стороны дома донесся еще один мучительный вопль. Женщина поспешно вскочила и бросилась прочь, в глубь рощи.

Прижимаясь к земле, агент последовал за ней. Не только потому, что незнакомка явно действовала на его стороне, но и потому, что ему почудилось в ней нечто знакомое, будто он встречался с этой особой прежде и вне всякой связи с событиями последних дней. Это спокойствие, мастерство, точность робота, помноженная на бесшабашность бойца, — и уверенная ловкость движений...

Женщина бросилась наземь, скрывшись за плотной купой кустов, в тот самый миг, когда позади них послышалась ругань и вслед беглянке ударило несколько очередей. Видимо, террористы добрались до дуба и обнаружили, что птичка улетела.

Джон недвижно выжидал в тени высокого тополя, пытаясь вспомнить... Да, другое лицо, другие волосы, и все же... очертания тела, подчеркнутые обтягивающим комбинезоном, привычка вскидывать голову, сильные, ловкие руки... сама манера двигаться... Он уже видел все это прежде. Это точно она. Каким ветром ее занесло сюда? Хотя... ЦРУ тоже занимается этим делом.

Рэнди Расселл.

Агент улыбнулся. Всякий раз, стоило судьбе столкнуть их, он чувствовал, как его тянет к этой женщине. Сам он объяснял это исключительно ее необыкновенным сходством с сестрой, Софией, хотя и знал, что не вполне честен с собой.

Женщина оглянулась через плечо — верно, просчитывала пути к отступлению, но на лице ее явственно читались сдерживаемое отчаяние и гнев. Придется помочь... несмотря на то что, если оба они переживут эту ночь, Рэнди непременно вмешается в расследование. Уже вмешалась. Но уйти от террористов в одиночку она не сможет.

Боевики наконец-то сообразили, что ломиться в лоб — не самое разумное, и, покуда одни сдерживали беглянку огнем, остальные попытались взять место засады в клещи. В темноте хлюпали в грязи башмаки. Рэнди тоже слышала это — она нервно озиралась, доведенная до крайности. Капкан смыкался, и, попав в его челюсти, уйти в одиночку она не сумеет.

Первый из преследователей вышел на прогалину.

«Время напомнить этому бедуину и его головорезам, — подумал агент, — что у них не один противник».

Свинтив глушитель со ствола «зиг-зауэра», он открыл огонь. Выстрел громом отдался в лесной тишине. Террориста отбросило назад, и он упал, зажимая пробитое пулей правое плечо. За спиной его показался еще один — видимо, не сообразил, что ситуация изменилась. Джон выстрелил снова. Послышался очередной вопль, а вслед за ним — чьи-то неразборчивые крики, топот ног, гневный голос главаря. Почти в тот же миг Рэнди трижды пальнула по невидимым Джону нападавшим в другой стороне.

Нападавшие отступили и залегли на опушке рощи, подбадривая себя криками. Агент уже бросился было прочь, когда заметил в стороне фермы что-то светлое. Он пригляделся — да, это бедуин-фулани в своих развевающихся одеждах стоял бесстрашно и гордо, поливая своих трусоватых подручных упреками и подгоняя в бой.

Позади скрипнула ветка, и агент обернулся. Рэнди Расселл подскочила к нему.

— Не думала, что буду рада тебя видеть. — В ее негромком голосе звучали одновременно облегчение и злость. — Пошли. Уносим ноги.

— Каждый раз, когда мы встречаемся, ты куда-то торопишься.

Рэнди прожгла Джона взглядом, и оба устремились в сторону шоссе.

— Что ты сделала с лицом? — поинтересовался агент, стараясь не отстать.

Рэнди не ответила. Их преследователи отступились ненадолго, и, покуда те не продолжат погоню, беглецам следовало уйти как можно дальше. Они мчались по ночному лесу, проскальзывая под нависающими ветвями, огибая кусты, распугивая мелкую живность.

Наконец, перемахнув с разбегу через каменную оградку, обливаясь потом и задыхаясь, они неожиданно выскочили на шоссе и тут же метнулись назад — в тень деревьев, чтобы оглядеться и изготовиться к стрельбе.

— Видишь кого-нибудь? — чуть слышно поинтересовалась Рэнди.

— На двух ногах и с пушкой? Нет.

— Шутник.

Джон криво усмехнулся. Рэнди пристально глянула на него, пытаясь сквозь густую тень различить знакомые черты. Все-таки он понравился ей с самого начала — высокие скулы, сильный, мужественный подбородок... Нет, не сейчас. Она с преувеличенным вниманием обернулась на дорогу, вглядываясь в ночную мглу.

— Двинемся в сторону Толедо, — предложил Джон. — Попробуем от них оторваться. И насчет твоего лица — я спросил серьезно. Только не говори, что сделала пластическую операцию. Мое сердце будет разбито.

— Протяни руку.

— Ой, зря я это... — вздохнул агент, но послушался.

Рэнди запустила в рот пальцы, вытащила, пошарив за щеками, пластиковые накладки и попыталась сунуть их агенту в ладонь, но тот поспешно отдернул руку.

— Спасибо, не надо!

Ухмыльнувшись, она спрятала накладки в кармашек на поясе.

— Парик снимать не стану. Хватит и того, что ты носишься по лесам в этой неоновой гавайке — она хотя бы синяя. А мои соломенные кудри ночью похожи на маяк.

«А она молодец», — решил Джон. Во всяком случае, его коллега сумела изменить себя до неузнаваемости минимальными средствами. Накладки сделали ее лицо шире, отчего глаза казались близко посаженными, а подбородок — вялым. Сейчас Рэнди выглядела как прежде — высокий лоб, ясные глаза, прямой носик. Лицо ее лучилось тем острым умом, который притягивал к ней Джона, несмотря на скверный характер цээрушницы.

Все это промелькнуло в голове агента, покуда он оглядывал шоссе, почти ожидая, что из-за поворота вот-вот выкатится полный террористов броневик с пулеметом на турели. Вместо этого со стороны фермы донесся отчетливый рокот турбин.

— Слышишь? — спросил он у Рэнди.

— Не глухая!

Звук изменил тональность, к нему примешался стрекот винтов. Словно тени исполинских птиц, в ночное небо над фермой поднялись один за другим три вертолета, направляясь на юг. По небу мчались темные тучи, похожие на синяки. Выглянула и скрылась луна, и так же скрылись за горизонтом багровые и зеленые бортовые огни.

— Нас бросили, — пожаловалась Рэнди. — Ч-черт!

— Я бы сказал «аминь», — поправил Джон. — Ты и так едва ушла.

— Может быть, — окрысилась цээрушница, — но я следила за мсье Мавританией целых две недели, а теперь он ушел, и я понятия не имею, что за горилл он с собой притащил и, тем более, куда они намылились!

— Это, — не без удовольствия сообщил агент, — группа исламских террористов, называющих себя «Щитом полумесяца». Они взорвали Пастеровский институт, верней сказать, наняли для этого другую группу.

— Какую еще?

— "Черное пламя".

— Первый раз слышу.

— Неудивительно. Они вышли из игры десять лет назад. Сейчас они пытались подзаработать денег на продолжение борьбы. Передай это своим, когда будешь выходить на связь, — пусть испанцы поостерегутся. «Черное пламя» похитило Шамбора и его дочь, но в плену их держит «Щит полумесяца». И у них молекулярный компьютер Шамбора.

Рэнди застыла, точно налетев на невидимую стену.

— Шамбор жив!

—Он был на той ферме. И дочь с ним.

— Компьютер?

— Не здесь.

Они молча двинулись в сторону города, погруженные в собственные мысли.

— Ты тоже ищешь ДНК-компьютер? — поинтересовался наконец Джон.

— Само собой, — откликнулась Рэнди, — хотя не совсем. Мы взяли в работу всех известных нам главарей террористов. Я и без того вела наблюдение за Мавританией — он выбрался из той дыры, где прятался последние три года. Я вела его из Алжира до самого Парижа... и тут Пастеровский бомбанули, молекулярный компьютер, похоже, похитили, а нас всех подняли по тревоге. Но я не видела, чтобы Мавритания общался с кем-то из известных террористов, кроме того здоровяка-фулани, Абу Ауды, — они близкие друзья еще со времен «Аль-Каиды».

— Да кто вообще такой этот Мавритания, что ЦРУ ведет за ним постоянную слежку?

— Называй его мсьеМавритания, — поправила Рэнди. — Это знак уважения. Он настаивает. Настоящее его имя, как мы полагаем, Халид аль-Шанкити, хотя иногда он называет себя Мафуз Уд-аль-Валиди. Он был одним из главных подручных Бен Ладена, но ушел еще до того, как Бен Ладен перебрался в Афганистан. Держится всегда в тени, в поле зрения разведок обычно не попадает, действует — когда мы его замечаем — преимущественно в Алжире. Что тебе известно об этой группе — о «Щите полумесяца»?

— Только то, что я наблюдал на ферме. Ребята опытные, похоже, отлично тренированные и умелые — во всяком случае, их главари. Судя по тому, сколько языков я успел распознать, набирали их по всем странам, где вообще водятся исламские фундаменталисты. Панисламисты, и притом прекрасно организованные.

— Еще бы! Если Мавритания у них главный. Хитрый тип и очень серьезный. А теперь, — она обратила на Джона свой рентгеновский взор, — поговорим о тебе. Ты определенно и сам охотишься за молекулярным компьютером. Иначе ты не появился бы на той ферме как раз вовремя, чтобы спасти мою шкуру, и не знал бы так много. Когда я столкнулась с тобой в Париже, из Лэнгли меня успокоили — дескать, ты примчался в Париж, чтобы посидеть у койки больного Марти, — но теперь...

— Зачем ЦРУ за мной следить?

Рэнди только фыркнула.

— Ты же знаешь — спецслужбы вечно шпионят друг за другом. Ты же можешь оказаться иностранным агентом, верно? Предполагается, что ты не работаешь ни на ЦРУ, ни на ФБР, ни на АНБ, ни даже на армейскую разведку, что бы там ни говорили, а в историю про «я прилетел к несчастному Марти» верится с трудом. В Париже ты еще мог обвести меня вокруг пальца. Но не здесь. Так что какого черта ты тут делаешь?

— Рэнди! Мартин едва не погиб при взрыве. — Джон старательно изобразил возмущение, поминая про себя последними словами Фреда Клейна и двойную жизнь, на которую тот его уговорил. Служба «Прикрытие-1» была настолько секретной — черный код, — что даже Рэнди, агент ЦРУ со стажем, не имела права знать о ее существовании. — Ты же меня знаешь, — продолжил агент, виновато пожимая плечами. — Я не мог не отыскать того, кто чуть не убил Марти. И мы оба знаем, что «найти» для меня мало. Надо остановить. В конце концов, для чего на свете существуют друзья?

Они остановились у подножия пологой гряды. Преследуя Элизондо, Джон и не заметил, что дорога идет вверх, но теперь ему казалось, будто он по меньшей мере штурмует Эверест. Оба воззрились на холм так, словно пытались взглядами его снести.

— Фигня, — кратко охарактеризовала Рэнди версию своего спасителя. — Когда я справлялась в последний раз, Марти лежал в коме. Если ты ему и будешь где-то нужен, то в больнице, врачей подгонять. История с вирусом «Гадес» — да, тогда погибла Софи, это было личное... Но сейчас? Так на кого ты работаешь? Чего я не знаю — хотя должна была бы?

«Нельзя так долго стоять на открытом месте», — решил агент.

— Пошли. Мы должны вернуться и осмотреть дом. Если даже он пуст, террористы могли оставить что-нибудь, что подскажет нам, куда они подались. А если там есть люди, мы сможем допросить их. И все выжать. — Он развернулся, направляясь назад по собственным следам. Вздохнув, Рэнди двинулась за ним. — Это все ради Марти, — повторил Джон. — Правда. Ты слишком недоверчива. Наверное, издержки профессии. Меня лично бабушка учила не искать соплей в чистом платке. Тебе бабушка никогда не давала добрых советов?

Рэнди уже открыла рот, чтобы огрызнуться, но вместо этого выдавила только:

— Т-ш-ш! Слушай!

Она склонила голову к плечу. Теперь и Джон уловил слабый звук — ровное урчание мотора. Но фары не освещали дорогу...

Агенты синхронно метнулись в рощицу олив у обочины. Невидимая в темноте машина определенно приближалась, двигаясь в сторону скрытой лесом фермы. Внезапно мотор заглох. В ночной тишине слышался только странный звук, которого агент поначалу не смог опознать.

— Что за черт? — прошептала Рэнди. И тут Джон понял.

— Это шуршат шины, — шепнул он в ответ. — Машину сняли с ручника. Видишь ее? Черный бугор на дороге. Ее едва видно на фоне асфальта.

Ему не пришлось объяснять.

— Черная машина, фары выключены, мотор заглушен. Движется к нам. «Щит полумесяца»?

— Возможно?

Торопливо обговорив план, они разделились — Джон, перебежав дорогу, слился с корявым стволом одинокой оливы, отрезанной от рощицы, когда прокладывали шоссе.

Машина надвинулась на них из темноты, точно механическое привидение, — древний, старомодный кабриолет из тех, что во время Второй мировой предпочитали нацистские командиры, точно выкатившийся из кадров кинохроники. Тент был открыт, и, заметив, что в салоне только один человек — водитель, — Джон подал своей напарнице знак пистолетом. Та кивнула: «Щит полумесяца» не послал бы в погоню одного-единственного боевика.

Скатываясь с холма, элегантная машина понемногу набирала скорость. Рэнди молча показала сначала на себя, потом на Джона, потом на машину, намекая, что устала бродить по ночному лесу. Агент ухмыльнулся и согласно кивнул.

Когда лимузин проезжал мимо, двое агентов разом вскочили на подножки. Ухватившись рукой за дверцу, свободной Джон прижал дуло своего «зиг-зауэра» к виску водителя. К его изумлению, тот не поднял взгляда — вообще не шевельнулся. Только тут агент со смущением заметил, что его жертва облачена в черную сутану с белым воротничком. Епископальный священник — то, что англичане предпочитают называть «англиканским».

Рэнди, тоже заметив это, скорчила своему напарнику гримасу и закатила глаза. Смысл сообщения был ясен: в свете напряженных международных отношений грабить священника — не лучшая идея.

— Что, неловко стало? — прогремел в ночи голос с ярким британским акцентом. — Вы, пожалуй, и сами добрались бы до Толедо, — добавил водитель, не оборачиваясь, — но уж больно долго ползли бы. А время-то, как говорят у вас в Штатах, уходит.

Ошибиться было невозможно.

— Питер! Осталась хоть одна спецслужба, которая не охотится за молекулярным компьютером? — проворчал Джон, запрыгивая вместе с Рэнди на заднее сиденье.

— Едва ли, мальчик мой. Весь мир носится, точно ошпаренный. Ты их не вини. Паршивая ситуация.

— Откуда ты взялся, черт тебя дери?! — вопросила Рэнди.

— Откуда и ты, девочка. Поглядел, кстати, как ты разогревалась там, у фермы.

— Ты там был?! — взорвалась Рэнди. — Ты все видел и даже не попытался помочь?!

Питер Хауэлл благодушно улыбнулся.

— Ты и без меня прекрасно справилась. Мне дала шанс понаблюдать за нашими безымянными друзьями, а себя избавила от долгой пешей прогулки на ферму — я смотрю, вы уже намеревались вернуться.

Американцы переглянулись.

— Ладно, — сдался Джон, — что там было после нашего бегства?

— Погрузились в вертолеты всей бандой и улетели.

— Дом ты обыскал? — спросила Рэнди.

— Само собой, — обиделся британец. — На кухне — еще горячий ужин на тарелках. Но ни души живой, равно как и мертвой. И никаких намеков — кто были, откуда? Ни карт, ни записей, совсем ничего, только в камине гора сожженной бумаги. И, понятное дело, проклятой машины ни следа.

— Компьютер у них, — утешил его Джон, — но в доме его не было. По крайней мере, Шамбор в это верил.

И, покуда Питер разворачивал машину, американские агенты, перебивая друг друга, пересказывали ему все, что им удалось разузнать о «Щите полумесяца», о Мавритании, Шамборах и — прежде всего — о молекулярном компьютере.

Глава 16

Элизондо Ибаргуэнгоиция, облизнув губы, опустил взгляд. Алый берет его перекосился, опущенные жилистые плечи выдавали страх и нервозность баска.

— Мы полагали, что вы покинете Толедо, мсье Мавритания. Говорите, для нас есть очередное задание? По тем же ставкам?

— Остальные уже отбыли, Элизондо. А я скоро к ним присоединюсь. У меня осталось неоконченное дело. Да, могу тебя заверить — награда за эту работу будет впечатляющей. Тебя и твоих людей такое заинтересует?

— Конечно!

Они стояли под гулкими сводами Толедского собора, в знаменитой часовне Белой Мадонны. Вокруг высились снежно-белые статуи, колонны, украшенные вычурной резьбой, кипела лепнина. Рядом с изваянием Девы Марии с младенцем Иисусом на руках стену подпирал Абу Ауда в своем белом бурнусе, будто гротескная пародия на статую.

Мавритания улыбнулся, обводя взглядом троих басков — Элизондо, Зумайя и Итурби, — и оперся на трость.

— Что за работа? — жадно спросил главарь басков.

— Все в свое время, Элизондо, — отозвался Мавритания. — Все в свое время. Вначале расскажи мне, будь любезен, как вы избавились от американца — подполковника Смита. Вы уверены, что его тело унесла река? Что он мертв!

Элизондо с сожалением развел руками.

— Когда я его застрелил, американец упал в реку. Итурби пытался вытащить тело, но течение унесло его. Мы бы, конечно, предпочли закопать труп там, где его не станут искать. Хотя, если нам повезет, его проволочет по дну до самого Лиссабона — а там уже никто не узнает утопленника.

Мавритания кивнул так серьезно, будто его и вправду заботило, где обнаружится предполагаемый труп.

— Все это весьма странно, Элизондо. Видишь ли, Абу Ауда, — террорист кивнул своему молчаливому подельнику, — уверяет меня, что одним из тех двоих, кто напал на ферму после твоего ухода, как раз и был этот полковник Смит. Получается, что ты его вряд ли убил.

Лицо баска сравнялось цветом с мрамором статуй.

— Он ошибся. Американца застрелили. Мы его за...

— Он вполне уверен, — перебил его Мавритания с искренним недоумением. — Абу Ауда встречался с подполковником в Париже. Собственно, один из его людей присутствовал при том, как вы похищали женщину. Так что...

Только теперь Элизондо понял. Выхватив из-за пояса нож, он бросился на Мавританию. Зумайя потянулся к пистолету, Итурби же метнулся к дверям.

Но коротышка-террорист с быстротой атакующей кобры вскинул трость. Из ее кончика выскользнуло узкое лезвие. Клинок сверкнул в заполнявшем часовню тусклом свете и тут же скрылся в груди Элизондо, напоровшегося в своем слепом броске на сталь. Раскрасневшийся от гнева Мавритания крутанул трость и рванул ее, рассекая жизненно важные органы. Баск повалился на пол, пытаясь удержать вываливающиеся внутренности и в немом от боли недоумении взирая на Мавританию, покуда глаза его не померкли.

Зумайя успел даже обернуться, единожды выстрелив наугад, прежде чем ятаган Абу Ауды рассек ему глотку. Хлынула кровь, и второй террорист распластался на полу.

Итурби попытался бежать, но Абу Ауда, проворно перехватив ятаган, с такой силой вонзил клинок в спину баска, что острие прошло насквозь, выступив из груди. Сжимая обеими руками рукоять своего оружия, Фулани поднял ятаган вместе с умирающим, так что стопы Итурби оторвались от земли. Несчастный бился, точно кролик на шампуре, и только когда содрогания его прекратились, гнев в карих глазах Абу Ауды погас, и великан выдернул клинок.

Мавритания хладнокровно вытер потайное лезвие о белый покров алтаря и нажал на кнопку, убирая клинок. Абу Ауда сполоснул ятаган в чаше со святой водой и отер его о бурнус, добавив новые пятна к потекам грязи.

— Давно я не омывал рук в крови врагов, Халид, — вздохнул он. — Что за благодать!

Мавритания кивнул.

— Поспешим. У нас еще много дел, прежде чем удар будет нанесен.

Перешагнув через трупы басков, двое выскользнули из собора и растворились в испанской ночи.

Час спустя Джон Смит, Рэнди Расселл и Питер Хауэлл уже катили прочь от ночного Толедо. В городе они задержались только ради того, чтобы забрать компьютер и чемодан Джона из прокатного «рено». Машина была не тронута и пуста — только валялись по салону обрезки шнура. Агент понадеялся, что Бишенте начнет-таки новую жизнь пастуха. Пока Джон перебрасывал свои вещи в багажник кабриолета, Рэнди и Питер подняли тент, и британец сел за руль.

Теперь башни и шпили города Эль Греко скрылись за горизонтом, и Питер сбросил скорость до разрешенных в Испании 120 километров в час, чтобы не привлекать излишнего внимания полиции.

Рэнди устроилась на заднем сиденье — старинная обивка еще сохраняла запах дорогой кожи, — прислушиваясь, как Джон и Питер впереди обсуждают, какой дорогой удобнее будет добраться до Мадрида, где всем участникам предстояло связаться с начальством и отчитаться о провале.

— Только не возвращайтесь тем шоссе, которым ехал сюда Джон, — вдруг за ним следили баски.

Рэнди подавила вспышку раздражения, когда Питер последовал ее совету. Почему в обществе Джона она всегда так мерзко себя ведет? Поначалу она винила его в смерти своего жениха Майка в Сомали, а потом — в трагической гибели Софии, но с той поры прошло много месяцев, и, познакомившись поближе, она по-настоящему зауважала этого человека. И хотела бы оставить прошлое в прошлом, но оно не отпускало, точно несдержанное слово. И странное дело — ей казалось, что и Джон не прочь позабыть о вражде. Но былое стояло между ними ледяной стеной.

— Один бог знает, что с нами случится дальше, — заметил Питер. — Будем надеяться, что мы сумеем отыскать ДНК-компьютер.

Под рясой бывший боец САС, а заодно — агент МИ-6, был жилист и тощ. Даже слишком — лежавшие на рулевом колесе руки казались узловатыми клешнями. Кожа на тонком лице за долгие годы приобрела цвет и фактуру вылежавшейся мумии, морщины были так глубоки, что глаза словно выглядывали из бездонных ущелий... но взгляд их даже в ночной темноте оставался внимательным и осторожным. Внезапно эти глаза блеснули весельем.

— Да, кстати, Джон, друг мой, ты у меня в изрядном долгу за эту царапинку. — Питер приподнял шляпу, открывая замотанную бинтами макушку. — Хотя я, пожалуй, расплатился с тобой немаленькой шишкой.

Джон только покачал головой, поглядывая на бинты. Питер ухмыльнулся и вернул шляпу на место.

— Пропади я пропадом — это ты был тем алжирским санитаром из госпиталя Помпиду, что навел такого шороху!

Теперь он вспомнил, что в отступающем спиной вперед по длинному коридору, размахивающем мини-автоматом санитаре ему действительно почудилось нечто знакомое. Итак, это кровь Питера осталась на перилах пожарной лестницы...

— Значит, ты защищал Марти, а не пытался его убить. Вот почему пуля ушла в потолок.

— Все так. — Питер покивал. — Я как раз был в госпитале, приглядывал за нашим другом, когда услышал, что к нему приехали «родные». Ну, я-то знаю, что у него всей родни — та псина, которую мы подобрали во время операции «Гадес». Поэтому я помчался туда, как намыленный, с родимым «стерлингом» наперевес. Ну а как тебя увидел — пришлось отыгрывать до конца, а то сорвал бы весь спектакль.

— То есть за Марти следит или САС, или МИ-6, — подала голос с заднего сиденья Рэнди.

— Ну, для САС я староват уже, а вот военная разведка еще находит меня полезным. Уайтхолл, знаете ли, слюнями исходит из-за этого молекулярного калькулятора.

— И они обратились к тебе?

— Ну, я кое-как разбираюсь в молекулярной биологии, и мне приходилось работать с французами — не самая сильная сторона МИ-6, надо признаться. Одно из преимуществ старого отставника — если я уже вышел, так сказать, из игры, обратно меня силой не затянешь. Если я им нужен, пусть сами ко мне приходят. Если мне не нравится расклад, я собираю вещички и лезу обратно в свою берлогу в Сьерре, к Стэну. Вот они тогда бесятся!

Рэнди подавила улыбку. Питер беспрестанно жаловался на свои немолодые годы — вероятно, чтобы отвлечь внимание от того факта, что он мог бы дать фору многим тридцатилетним.

— Но почему ты не обратился ко мне? — Джон недоуменно нахмурился. — Зачем эта дурацкая погоня? Черт, я, как Тарзан, прыгаю через каталку...

— Вот это было зрелище! — Питер ухмыльнулся. — Увидеть и умереть! — Он примолк на секунду, явно посерьезнев. — Понимаешь, в нашем деле никогда нельзя быть уверенным... мало ли каким ветром тебя туда занесло? Даунинг-стрит и Овальный кабинет не всегда ставят на одну лошадь. Сначало надо было убедиться.

— Но уже после этого, — Джон продолжал хмуриться — ты заходил в пансион, где я встречался с генералом Хенце. И где генералу находиться не полагалось. Похоже, что нас все же интересует одна и та же коняга.

— Заметил? Это мне уже не нравится. Что видит один...

— Я не догадывался, что это ты. Ни в первый раз, ни во второй.

— Ну, — отозвался Питер с явным удовлетворением, — так и было задумано.

— Особенно, — заметил Джон, пытаясь что-то прочесть в лице приятеля, — когда ты заглядываешь в гости к американскому генералу.

— Он еще и натовский чин, понимаешь. Ему приходится общаться с нами, европейцами.

— И что ты поведал натовскому генералу?

— А это секрет, мой мальчик. Совершенный секрет. Очевидно было, что даже по старой дружбе Питер не собирается этот секрет разглашать.

Ночное шоссе было почти пустынно — во всяком случае, для тех, кто привык к вечным мадридским пробкам. Мимо промчались несколько лихачей, но Питер вел машину, едва ли не свою ровесницу, осторожно. Близ утопающего в зелени городка Аранхес, бывшей летней резиденции испанских монархов, он свернул с шоссе №400 на север, где по дороге А4 до Мадрида оставалось едва ли полсотни километров. Выглянула луна, озарив серебряным светом недавно засеянные поля — где клубника, а где помидоры, где пшеница, а где сахарная свекла.

Рэнди наклонилась вперед, опершись локтями о спинку переднего сиденья.

— Ладно, Джон, так на кого работаешь ты?

Она пожалела о своих словах, стоило тем сорваться с языка, — получилось едко и агрессивно. Но черт побери... она хотела знать!

— Ну скажи, что мои дражайшие подлецы-начальники из Лэнгли не втирают мне очки в очередной раз.

— Я здесь по своей инициативе, Рэнди. Вот Питер мне верит — правда, Питер?

Англичанин улыбнулся, не сводя глаз с дороги.

— Знаешь, твоя версия и правда... пованивает. Не то чтобы меня это особенно волновало, но чувства Рэнди я могу оценить — за ее спиной, все такое... Мне бы точно не понравилось.

Среди достоинств Рэнди числилось и упрямство бультерьера. Любое яблоко раздора она догрызала до самой косточки. Он сопротивлялся достаточно долго. Пора сдаться и выдать какую-нибудь правдоподобную ложь.

— Ладно, — вздохнул Джон, — ты права. Я тут не только по своей воле. Но я неот ЦРУ. Армия. Меня направила армейская разведка — выяснить, действительно ли доктор Шамбор создал действующий прототип ДНК-компьютера. И если так — было ли устройство и лабораторные журналы профессора украдены до взрыва.

Рэнди покачала головой:

— В Лэнгли мне сказали, что твоего имени нет в штате военной разведки.

— Это разовое задание. Если они потрясут достаточно высоких чинов — найдут.

В хитроумии Фреда Клейна Джон был уверен твердо. Похоже было, что Рэнди купилась на его вранье, и американцу стало даже на секунду стыдно.

— Ну вот, — проговорила она. — Не так и тяжело. Только остерегись — на правду можно здорово подсесть.

— Первый раз слышу, — сухо бросил англичанин.

У Джона сложилось отчетливое впечатление, что Питер не поверил ни единому его слову, — впрочем, тому было в любом случае все равно. Британец выше всего ставил собственное задание. К нему он и вернулся.

— Давайте к делу. Поскольку Шамбор жив и похищен, мы можем сделать вывод, что не все ладно в парижской полиции.

— Ты про отпечатки пальцев? — понял Джон. — Мне это уже приходило в голову. Я могу придумать единственный способ, каким «Черное пламя» и «Щит полумесяца» могли провернуть этот фокус, — обратным ходом. Еще до взрыва в институтский корпус подложили труп. Прямо на бомбу, кроме рук — того, что нашла полиция. Видимо, отрубили и положили подальше, так, чтобы хоть одна уцелела для опознания, но изрядно пострадала. А в личном деле Шамбора просто подменили отпечатки. Думаю, код ДНК тоже поменяли, на случай, если уцелеют только ошметки ткани. Парижская полиция сравнила данные и успокоилась. У них хватает других забот — тот же молекулярный компьютер.

Рэнди задумалась:

— Должно быть, эти террористы исходили кровавым потом, пока спасатели не откопали останки. Хотя это в любом случае не имело значения — полиция просто предположила бы, что тело не найдено.

— А вам не любопытно, как вообще они затащили труп в здание? — заметил Питер. — Если бы их заметили, весь план мог пойти насмарку. Интересно...

— Я думаю, — предположил Джон неохотно, — что труп вошел с ними на своих ногах. Или невинная жертва, или фанатик, готовый отдать жизнь ради ислама, рассчитывая на теплое местечко в раю.

— Господи, — выдохнула Рэнди.

— Камикадзе нового типа, — пробормотал Питер. — Куда только катится мир?

Все трое помолчали, обдумывая выводы.

— Мы оба рассказали, как нас сюда занесло, — промолвил Джон наконец. — А ты, Питер?

— Вопрос справедливый. Что ж — после взрыва МИ-6 засекла в Париже известного баскского сепаратиста, Элизондо Ибаргуэнгоицию. Второе бюро его, кстати, упустило. МИ-6 сложила этот факт с тем, что Второе бюро сообщило нашим о том баске, которого они взяли. И разведке показалось, что случай утереть нос нашим французским коллегам слишком хорош, чтобы его упустить. Так сложилось, что наши с Элизондо дорожки уже пересекались не раз, поэтому мне поручили проследить за поганцем и выяснить, что за шкоду он замыслил учинить. — Питер излишне внимательно изучал дорожное полотно. — А чутье подсказывает мне, что Уайтхолл не прочь был бы стащить нашу дээнковину ради королевы и Британии... к-хм... и мой неофициальный статус прикроет им задницы, коли что пойдет не так.

— Полагаю, — заметил Джон, — то же можно сказать обо всех прочих заинтересованных правительствах и спецслужбах, включая мое собственное.

Покуда Питер и Рэнди обдумывали его слова, он откинулся на спинку сиденья, глядя вперед. Луна опустилась к самому горизонту, и в небо над Ламанчей высыпали легионы звезд. Всякий раз, глядя в небо, Джон думал, что Земля и Вселенная вечны, но опыт общения с себе подобными не давал оснований для оптимизма.

— Знаете что, — вымолвил он, не сводя взгляда со звездной россыпи, — уже всем ясно, что каждый из нас получил, как обычно, строгий приказ сохранять секретность, никому ничего не говорить, а особенно — иностранным соперникам. — Он покосился на Питера, потом — на Рэнди. — Каждый из нас заявлял в свое время, что это безумное соперничество наших правительств и внутри их нас погубит. Нынешняя катастрофа грозит самым настоящим Армагеддоном. Я подозреваю, что «Щит полумесяца» готовится нанести удар. Скорее всего — по Соединенным Штатам. Возможно — по Британии. Вам не кажется, что пора перейти к сотрудничеству? Мы знаем, что можем доверять друг другу.

Рэнди поколебалась, затем решительно кивнула:

— Согласна. Мавритания заметал следы куда тщательнее обычного. Вплоть до того, что использовал другую группу в качестве прикрытия. И мы знаем, что у него в руках и молекулярный компьютер, и Шамбор. Угроза слишком велика, чтобы ею пренебречь, что бы там ни думали в Лэнгли или Пентагоне.

Питер слегка расслабился, мотнув головой.

— Ладно. Работаем вместе. И в задницу Уайтхолл с Вашингтоном.

— Отлично, — проговорил Джон. — Так, Питер, о чем ты говорил с генералом Хенце?

— Не с Хенце. С Джерри Маттиасом.

— Генеральским охранником? — изумился Джон. Питер кивнул:

— Он бывший спецназовец. Мы познакомились в Ираке несколько лет назад. Я хотел из него что-нибудь выжать...

— В смысле?

— Насчет странных делишек в НАТО.

— Каких делишек? — потребовала ответа Рэнди. — Опять темнишь?

Питер вздохнул:

— Извини. Старая привычка. Ладно — я проследил телефонные разговоры Элизондо Ибаргуэнгоиции. Ему звонили из НАТО. Номер значится за подсобным помещением, во время звонка предположительно запертым.

— У «Черного пламени» или у «Щита полумесяца» есть шпион в НАТО? — потрясенно переспросила Рэнди.

— Возможно, и так, — согласился Питер.

— Или кто-то изНАТО, — предположил Джон, — сотрудничает с террористами, чтобы добыть молекулярный компьютер.

— Тоже вариант, — поддержал Питер. — Сержант Маттиас — бывший «зеленый берет», а сейчас — мажордом генерала Хенце... я надеялся, что он по старой привычке держит ушки на макушке. К сожалению, ничего особенно подозрительного он не заметил. А вот «Черное пламя» — это был горячий след, и по нему я отправился в Толедо.

— Держу пари, что этот след уже остыл, — заметила Рэнди. — Бьюсь об заклад, все их руководство уже на том свете.

— Не приму я твоего пари, — парировал англичанин. — Этот мавританец... Такой умник точно просчитает, как ты на него вышел, Джон. Если повезет, обо мне он не узнает.

— "Черное пламя" — это неудачное прикрытие, — согласился Джон. — Мавритания держал бы их в неведении относительно истинных целей операции, иначе они в два счета обернулись бы против него, занялись вымогательством, путались под ногами. А вот о чем он не подумал — что они выведут на него кого-то вроде меня. Теперь он точно убьет их — не столько из мести, сколько чтобы избежать дальнейших проколов.

Джону вспомнился Марти, и агент сообразил вдруг, что добрых полдня не справлялся о самом старом и близком из своих друзей.

Он поспешно вытащил мобильник.

— Кому звонишь? — Рэнди заглянула ему через плечо.

— В больницу. Вдруг Марти очнулся?

Питер согласно мотнул головой:

— И, будем надеяться, готов поведать нам много всякого, что поможет нам разыскать этого Мавританию и его «Щит полумесяца».

Но в госпитале Помпиду Джону не сообщили ничего утешительного. Состояние Марти существенно не изменилось. Надежда не умирала, но темпы восстановления оставались ничтожными.

Глава 17

ГИБРАЛТАР

Генерал-лейтенант сэр Арнольд Мур тревожно поерзывал на мягком заднем сиденье лимузина, полагавшегося по должности командующему базы Королевских ВВС в Гибралтаре. Недавнее тайное совещание в конференц-зале на борту «Шарля де Голля» не шло у него из головы. Что за притча? Зачем его старый приятель и давний союзник Ролан Лапорт на самом делесобрал главнокомандующих? Генерал смотрел в ночное небо, исчерченное огнями взлетающих и заходящих на посадку самолетов, но не видел их. В памяти его снова и снова прокручивались яростные споры, а мысли упорно возвращались к личности графа Лапорта.

Все знали, что именно французы сильней прочих участников Европейского союза тоскуют по былому величию. Но точно так же всем было известно, что лягушатники — народ практичный, и слово «la gloire»вызывало, по крайней мере в тех высоких кругах, где вращался Лапорт, только здоровый смех. Хотя Лапорт не раз выступал в пользу создания объединенных Европейских сил быстрого реагирования, как от своего лица, так и официально, в роли заместителя командующего силами НАТО, сэр Арнольд всегда полагал, что причины тому весьма логичны — желание, например, снять часть груза с плеч НАТО, слишком зависевшей от Соединенных Штатов всякий раз, когда приходилось вмешиваться в локальные конфликты по всей планете. Собственно говоря, именно этот аргумент Лапорт выдвигал при любых переговорах с Вашингтоном.

Но теперь французский генерал впал в откровенный антиамериканизм. Или?.. Должны ли будут предлагаемые им объединенные вооруженные силы Европы стать логическим продолжением общего стремления избавить Америку от бремени белого человека? Сэр Арнольд искренне на это надеялся, потому что иначе задуманное могло оказаться первым шагом к чудовищному будущему, в котором Европа становилась второй супердержавой, соперничающей с Соединенными Штатами за власть в новом, полном террористов мире. Нельзя вести войну на два фронта — это дорогой ценой выяснили Наполеон и Гитлер. Но сейчас, как полагал сэр Арнольд, цивилизованный мир более, чем когда-либо, нуждался во внутреннем единстве.

Но, несмотря на все антиамериканские выпады Лапорта, сэр Арнольд, несомненно, склонился бы к первой точке зрения, когда бы не одна оговорка французского генерала. Тот предположил, что Америка вскоре может пострадать от компьютерных атак, выводящих из строя военные системы связи, это могло бы оставить армию США до ужаса беспомощной, а вместе с ней — и зависимые от заокеанского соседа армии Европы.

Учитывая, что сэр Арнольд был единственным участником заседания, кому полагалось знать о недавних катастрофических сбоях в компьютерных сетях разведки и генштаба, мало было сказать, что британец удивился. Он был потрясен.

Знал ли Лапорт о последних событиях? Если да — откуда?

Сэру Арнольду об этом стало известно только потому, что президент Кастилья лично сообщил премьер-министру, предупредив, что тот будет единственным союзником США, получившим эту информацию. Кроме них, в Европе о происходившем знал только генерал Хенце, верховный главнокомандующий сил НАТО. Тогда как мог узнать о чудовищной хакерской атаке французский генерал Лапорт?

Сэр Арнольд с силой надавил костяшками пальцев на виски. Голова у него просто раскалывалась, и англичанин знал от чего — от страха. Что, если Лапорт каким-то образом связан с организаторами компьютерной атаки и получил информацию от них?

Возможность эта казалась британскому генералу почти невероятной, немыслимой, нелепой — и все же отбросить ее не позволяла простая логика. Он не мог не подозревать Лапорта... Но свои выводы имел право доложить только премьер-министру. Лично.

Не всякому чиновнику можно доверить подобные подозрения — быть может, и беспочвенные, но самим своим существованием готовые разрушить репутацию честного человека. Именно поэтому генерал-лейтенант Мур ерзал на мягких подушках, покуда его личный водитель и пилот наблюдал за заправкой и предполетным осмотром истребителя «Торнадо F3», на котором они отправятся в Лондон.

Раз за разом он переживал нелепое совещание от первой реплики до последней. Быть может, он ошибся? Переоценил опасность? Но, задавая себе эти вопросы, он убеждался все сильнее: брошенные сгоряча слова Лапорта пугали его, грозя чудовищной катастрофой.

Генерал как раз продумывал, какими словами изложит свои выводы премьер-министру, когда в поднятое затемненное стекло постучал Стеббинс.

— Мы готовы, Джордж? — поинтересовался сэр Арнольд, открывая дверцу.

— Да, сэр! — штаб-сержант Джордж Стеббинс кивнул.

— Достаточно и простого «да», Джордж. Вы уже не взводный старшина гренадерского полка, знаете ли.

— Так точно, сэр! Спасибо, сэр.

Генерал Мур только покачал головой и вздохнул. «Можно вышибить человека из армии, — подумал он, — но не армию из человека».

— Вы не думаете, бывший старшина Стеббинс, что, став уоррент-офицером, вы могли бы оставить гвардейские замашки?

Стеббинс не выдержал — улыбнулся.

— Попробую, сэр.

— Ну ладно, Стеббинс. — Сэр Арнольд хохотнул. — Благодарю за честный ответ и честную попытку. Ну что, посмотрим, не разучились ли вы еще летать на этой штуке?

В пилотской они натянули теплоизоляционные костюмы и высотные шлемы. Двадцать минут спустя Стеббинс вывел сверхзвуковой истребитель на взлетную полосу. Рядом с ним, на месте штурмана, сидел сэр Арнольд, продолжавший разучивать свою речь. Премьер-министр должен ее услышать, и министр обороны — несомненно, и, вероятно, старина Колин Кэмпбелл, нынешний главнокомандующий.

«Торнадо» с ревом оторвался от земли. Вскоре Гибралтар, самая южная точка Европы, остался далеко позади. Самолет мчался высоко, выше облаков. От вида звезд, усыпавших бархатно-черное небо, у сэра Арнольда всегда перехватывало дыхание. В зрелище этом он видел еще одно подтверждение своей веры в Бога — кто иной мог сотворить подобную красоту? Об этом и о планах генерала Лапорта он размышлял в небесной тишине, когда истребитель исчез в огненной вспышке взрыва. С земли казалось, что упала еще одна звезда.

Мадрид, Испания

В воздухе ночного Мадрида, над мощеными улочками и чудными фонтанами в тени старинных аллей, струится в такт биению музыки празднично-звонкая сила, и проходящие по улицам, будь то гости испанской столицы или ее коренные жители, равно упиваются ею. Мадридцы — народ шумный, порой бесшабашный, всегда терпимый к своим и чужим выходкам и готовый развлекаться в любой час дня и ночи.

Ухитрившись проехать по городским улицам, не столкнувшись ни с одним из бешено несущихся таксомоторов, Питер оставил машину в гараже у ее владельца, доверенного знакомца агента. Дальше они с Рэнди и Джоном поехали на метро, прихватив с собой свой скудный багаж. По пути они опасливо озирались всякий раз, когда тревога побеждала утомление. Все трое смертельно устали, хотя Джон и Рэнди успели немного вздремнуть в машине, покуда стойкий британский солдатик Питер сидел за рулем, отговариваясь тем, что он, дескать, отоспался прежде.

Не без облегчения троица агентов вышла из метро на станции «Сан-Бернардо», что в районе Малазанья, известном больше как Баррио де Маравильяс — Квартал чудес. На этом мадридском Монмартре даже в столь поздний час кипела ночная жизнь. Мимо мелькали витрины баров, ресторанов, клубов — порой слегка потрепанных временем, но всегда прелестных. Впрочем, эти места давно уже стали прибежищем не столько для писателей и художников, сколько для безродных яппи, по всему миру развозящих с собой привычные мечты и предубеждения. Конспиративная квартира МИ-6 располагалась на Калле-Домингин — улице Доминиканцев, — близ площади Плаза дель Дос-де-Майо, самого сердца квартала. Шестиэтажный дом ничем не выделялся из череды таких же каменных строений, с одинаковыми крашеными ставенками на окнах и дверях, а также традиционными чугунными балкончиками. Первые этажи занимали рестораны и лавки — когда Джон, Рэнди и Питер прибыли на место, по улице плыл табачный дым и запах перегара. Правда, в нужном им доме витрины на первом этаже были темны и наполовину заклеены объявлениями: «В продаже свежие лангусты и креветки с чесноком».

Джон и Рэнди нервно озирались, пока Питер отпирал ничем не примечательную дверцу, но на улице все было спокойно.

Квартира на втором этаже была обставлена мягкой мебелью, видевшей лучшие дни. Впрочем, логово конспираторов не нуждается в дизайнере по интерьеру. Агенты разбрелись по комнатам, чтобы переодеться во что-нибудь чистое и неприметное, а потом сойтись в гостиной.

— Я, — заметил Джон, — свяжусь, пожалуй, с начальством. Из военной разведки.

На самом деле он набрал номер Фреда Клейна. Несколько секунд мобильник жужжал, пощелкивал, по временам умолкал — релейные станции по очереди проверяли пароли и коды доступа.

Наконец в трубке раздался голос Клейна.

— Ни слова, — бросил он коротко. — Выключи телефон. Быстро!

Связь прервалась.

— Черт, — пробормотал Джон, машинально исполняя приказ. — Опять неприятности.

Не зная, пугаться ему или злиться, он пересказал услышанное своим товарищам.

— Может, в Лэнгли мне скажут что-нибудь другое? — предположила Рэнди, набирая длинный номер на своем мобильнике.

Телефон в далекой Виргинии звонил так долго, что Рэнди скорчила гримасу и виновато пожала плечами: «Ничего». Наконец мобильник звонко защелкал и рявкнул:

— Расселл?

— А вы кого ждали?

— Брось трубку!

Рэнди выключила аппарат.

— Что за чертовщина?!

— Похоже, — решил Питер, — что кто-то проник в ваши секретные системы шифрованной связи. Возможно, это относится и к системам СРС в Лондоне, которыми пользуются МИ-5 и МИ-6.

Рэнди судорожно сглотнула.

— Гос-споди! По крайней мере, мы не успели ничего наболтать.

— Боюсь, — Питер вздохнул, — успели.

— Да! — понял Джон. — Противник мог выяснить, где мы с тобой находимся, Рэнди! Но только в том случае, если им это интересно, если они знают, за кем следить, и если у них работает ДНК-компьютер.

— Слишком много «если», Джон. Ты сам сказал, что на ферме прототипа не было. А люди Мавритании, когда мы их видели в последний раз, садились на вертолеты.

— Это все верно, — отозвался Питер. — Но я сомневаюсь, что Мавритания надолго выпускает прототип из виду, а из этого следует, что настоящее его убежище — где-то неподалеку. Ту ферму он использовал только для встречи с Элизондо и его басками, а заодно — чтобы держать там Шамборов. Вот поэтому я не стану звонить в Лондон. Мадрид не так далеко от Толедо. Нам, полагаю, следует отталкиваться от предположения, что вся наша электроника «постукивает» на нас врагу. Так что вполне возможно, что вы двое засветились. Обо мне противник может и не знать, но стоит мне вытащить «трубу» и отчитаться перед МИ-6, как я окажусь перед ними как на ладони, голенький.

— Но садиться на самолет и лететь домой отчитываться тоже нелепо! — бросила Рэнди. — Были, конечно, и такие времена. Когда всю информацию перевозили курьеры. Господи, разведка возвращается в средние века.

— И сразу становится видно, насколько мы зависим теперь от ох-какой-удобной электронной связи, — заметил Питер. — Но нам, кстати, предстоит придумать, каким образом сообщить начальству о «Щите полумесяца», Мавритании, ДНК-компьютере, Шамборах и прочих мелочах. А сообщить-то надо.

— Верно. — Джон обреченно спрятал мобильник в карман. — Но покуда не придумаем, мы обязаны действовать самостоятельно. На мой взгляд, проще всего будет выследить самого Мавританию. Где он предпочитает действовать, а где — скрываться? Какие у него вывихи в мозгу? Для разведчика — привычки, обыкновения, причуды его жертвы подчас становятся ее слабыми местами, куда больше выдающими внимательному аналитику, чем любой допрос. И еще — адъютант генерала Лапорта, капитан Дариус Боннар. Этот уклончивый штабист имеет доступ к самым верхам и высокого покровителя. И он точно мог сделать звонок из штаб-квартиры НАТО.

Дубленую физиономию англичанина изрезали глубокие морщины.

— Все так. И Рэнди права — разумнее будет вернуться к старым шпионским приемам. Лондон ближе Вашингтона. Если припрет, я могу слетать туда и отметиться, — предложил он.

— Теоретически наше посольство в Мадриде должно иметь полностью защищенный канал связи с МИДом, — заметила Рэнди. — Но, учитывая, что при последней атаке противник взламывал любые коды, посольские каналы тоже могут быть скомпрометированы.

— М-гм, — подтвердил Питер. — Электроника исключается.

Джон вскочил и принялся прохаживаться перед камином, в котором, судя по всему, никогда не разжигали огня.

— Возможно, — неуверенно проговорил он, — пострадало не все.

Питер остро глянул на него.

— У тебя появилась идея?

— Есть в этом доме телефон? Обычный, без электроники?

— На третьем этаже, в кабинете... Да, это может сработать.

Рэнди пронзила взглядом обоих.

— Может, теперь мне объясните? Джон уже был на лестнице.

— Обычные телефонные кабели, — бросил Питер через плечо, устремляясь вслед американцу. — Международный звонок. Оптоволоконные кабели, понимаешь?

— Ну конечно! — пробормотала Рэнди, пытаясь догнать мужчин. — Даже если «Щит полумесяца» может подсоединиться к кабелям, черта с два они дешифруют сигнал. Моя знакомая телефонистка как-то хвастала, что через оптоволоконный кабель идет огромное количество сигналов и подключиться к нему — все равно что получить в лицо струю из брандспойта. — А еще она слышала, что кабель толщиной с ее узкое запястье может одновременно передавать сорок тысяч телефонных разговоров — столько, сколько в годы «холодной войны» проходило через все спутники трансатлантической связи, вместе взятые. Телефонные разговоры, факсы, электронные письма, потоки данных — все превращалось в лучики света, блуждавшие в стеклянной нити толщиной в волосок. Большая часть подводных кабелей несла в себе восемь таких нитей-волокон. Но чтобы заполучить эти данные, требовалось подсоединиться к светящимся нитям на черном океанском дне — задача опасная до невыполнимости.

Питер одобрительно хмыкнул.

— Даже если у них нашлись время и способ подключиться к кабелю, неужели они станут тратить их на то, чтобы выслушивать миллион плюс-минус пара тысяч международных переговоров, включая подробное обсуждение болячек тети Хуаниты и беспробудного пьянства королевы-мамы? Оч-чень сомневаюсь.

— Точно, — согласилась Рэнди.

Едва влетев в кабинет, Джон торопливо набрал номер своей карточки предоплаты, потом — нужный ему вашингтонский номер. Теперь оставалось только ждать соединения. На правах первого, агент занял кресло у стола. Рэнди плюхнулась на старенькое кресло-качалку, а Питер попросту взгромоздился на стол.

— Кабинет полковника Хакима, — послышался в трубке деловитый голос секретарши.

— Дебби? Это Джон Смит. Мне надо поговорить с Ньютоном. Срочно.

— Подождите...

Гулкая пауза — и встревоженный мужской голос:

— Джон? Что случилось?

— Я в Мадриде, и мне нужна твоя помощь. Пошли кого-нибудь в блок "Е", отдел арендованной недвижимости, кабинет 2Е377, передать тамошней секретарше, чтобы ее босс срочно позвонил Сапате по этому вот номеру... — Он продиктовал номер с панели телефона. — Только пусть не забудет назвать имя — Сапата. Сделаешь?

— Имеет смысл спрашивать, что происходит или кто там сидит на самом деле?

— Нет.

— Тогда лучше я схожу сам.

— Спасибо, Ньютон.

В невыразительном и спокойном голосе собеседника прозвучали тревожные нотки.

— Когда вернешься, тебе придется обо всем рассказать.

— Непременно. — Бросив трубку, Джон глянул на часы. — Так, на это у него уйдет минут десять — до корпуса "Е" кусок изрядный. Накинем две минуты на непредвиденные обстоятельства — итого двенадцать, самое большее.

— Отдел арендованной недвижимости, — пробормотала Рэнди. — Прикрытие отдела армейской разведки?

— Именно, — небрежно подтвердил Джон.

Внезапно Питер приложил палец к губам. В наступившей тишине он беззвучно шагнул к окну рядом с балконной дверью. Раздвинув планки жалюзи, британец выглянул на темную улицу, застыв на миг. Снаружи просачивались звуки — рокот машин, мчащихся по переполненной даже в этот час Гран-Виа, голоса прохожих; вот хлопнула Дверь машины, и под перебор гитарных струн пьяный голос неуверенно затянул песню. Агент отступил от окна и с облегченным вздохом рухнул на диванчик.

— Пронесло... кажется.

— Что случилось?

— Мне послышался с улицы странный звук... Я уже слыхивал когда-то подобное и быстро научился дергаться.

— Я ничего особенного не заметил, — признался Джон.

— Тебе и не полагалось, мальчик. Выдох с присвистом — вот как это звучит. Похоже на крик полудохлого козодоя вдалеке. На самом деле это так называемый глухой свист. Напоминает обычные ночные звуки — ветер подул там, или зверушка во сне заворочалась, или вздрогнул один из трех слонов, что держат землю. Мне уже доводилось слышать такое — в северном Иране, на границе с бывшими среднеазиатскими республиками Советского Союза, а еще раньше, в восьмидесятых, — во время той мерзкой заварушки в Афганистане. Этим сигналом пользуются мусульманские народы Центральной Азии. Кстати, ваши ирокезы и апачи переговариваются ночью схожим образом.

— "Щит полумесяца"? — переспросил Джон.

— Возможно. Но я не услышал отзыва, так что, наверное, просто померещилось.

— Часто ли тебе такое простомерещится, Питер? — полюбопытствовал агент.

И тут зазвонил телефон. Все трое подскочили.

— Все системы работают, — послышался в трубке голос Фреда Клейна. — Но наши эксперты в области электронной войны уверяют, что все наши шифры за это время могли быть вскрыты, поэтому до особого распоряжения всякая цифровая связь запрещается. И радиосвязь — тоже. Слишком легко перехватить. Наши ребята меняют все шифры и в срочном порядке усиливают меры зашиты. Они знают, что мы играем против молекулярного компьютера. Пусть стараются. Почему Мадрид? Что тебе удалось выяснить в Толедо?

— "Черное пламя" служило только прикрытием для настоящих террористов, — без лишних вступлений начал Джон. — Группа называется «Щит полумесяца». И Эмиль Шамбор жив. К сожалению, он в руках террористов, вместе с молекулярным компьютером и своей дочерью.

На другом конце провода повисло недоуменное молчание.

— Ты виделШамбора? — переспросил наконец Клейн. — Как ты узнал насчет компьютера?

— Я не только видел — я говорил с Шамбором и его дочерью. Компьютера там не было.

— Если Шамбор жив — понятно, как им удалось так быстро запустить аппарат. Но тогда и опасность намного выше. Особенно если дочь тоже у них... через нее террористы смогут давить на Шамбора.

— Ага, — согласился агент.

Снова пауза.

— Шамбора надо было убить, полковник, — тяжело проговорил Клейн.

— Там не было ДНК-компьютера, Фред. Я пытался спасти старика, вытащить оттуда, чтобы он построил нам второй агрегат. И откуда нам знать, что они уже из него выдоили? Быть может, достаточно, чтобы другой ученый смог воспроизвести его работу.

— А если второго шанса у тебя не будет, Джон? Если мы не найдем в срок ни его, ни компьютера?

— Найдем.

— Я передам это президенту. Но мы оба знаем, что чудес не бывает. В следующий раз будет сложнее.

Пришла очередь Джона отмалчиваться.

— Я принял решение, — проговорил он наконец. — Если я сочту, что у меня нет шансов вытащить Шамбора или уничтожить компьютер, я убью старика. Доволен?

— Я могу на вас положиться, полковник? — Голос Клейна был холоден и тверд, как бетонная плита. — Или мне послать другого агента?

— Другой не знает того, что знаю я. Особенно сейчас. Если бы беседа велась по видеотелефону, спорщики жгли бы друг друга взглядами. А так в трубке повисло молчание. Наконец Фред Клейн шумно выдохнул.

— Расскажи мне об этом «Щите полумесяца». Первый раз слышу.

— Это потому, что группа новая, не успела засветиться. — Джон пересказал то, что услышал от Рэнди. — Панисламисты, очевидно, собранные ради одного теракта неким Мавританией. Он...

— Этого я знаю, Джон. Слишком хорошо знаю. Полуараб, полубербер. Гнев, вызванный несчастьями его нищей страны и ее голодающего народа, подкрепляет в нем всеобщую ненависть мусульман и жителей «третьего мира» к глобализации под флагом большого бизнеса.

— Что служит для этих террористов куда более веской причиной, чем соображения религиозного плана.

— Именно, — отрубил Клейн. — Что дальше?

— Со мной Рэнди Расселл и Питер Хауэлл. — Пришлось пересказать Клейну, каким образом двое агентов очутились на конспиративной ферме «Щита полумесяца».

— Хауэлл и Расселл? — недоуменно переспросил Клейн. — ЦРУ и МИ-6? Что ты им сказал?

— Они здесь, — с напором проговорил Джон, давая понять, что не может говорить свободно.

— О «Прикрытии-1» ты им не сказал? — потребовал ответа Клейн.

— Нет, конечно. — Джон постарался не выказать раздражения.

— Ладно. Можешь сотрудничать, но без разглашения. Понятно?

Джон решил простить своему начальнику излишнее предупреждение.

— Нам потребуется все, что вы сможете накопать на этого Мавританию. Его прошлое, его привычки, куда он, скорей всего, спрячется, где его искать...

— Одно могу сказать сразу, — предупредил Клейн, оставив скользкую тему. — Он подобрал себе надежную берлогу и выбрал чертовски важную цель для своего удара.

— Надолго мы лишились электронной связи?

— Трудно сказать. Возможно, покуда мы не найдем ДНК-компьютер. А до тех пор возвращаемся к курьерам, почтовым ящикам, шифровальным книгам и выделенным телефонным линиям — дипломатические телефонные переговоры идут по особым оптоволоконным кабелям, их можно проверить на постороннее подключение за несколько секунд. В старые деньки мы добивались такими способами неплохих результатов, можно к ним вернуться. Тут никакой компьютер не поможет. Кстати — очень разумно с твоей стороны было связаться со мной через полковника Хакима. Вот новый номер для связи — сейчас мне срочно тянут линию, так что в следующий раз звони напрямую... — Клейн надиктовал номер, а Джон запомнил его, не записывая. — Что с генералом Хенце и тем санитаром, который пытался убить Зеллербаха в больнице?

— Ложная тревога. Оказалось, что тем «санитаром» был Питер. МИ-6 приставила его охранять Марти. Ему пришлось бежать, чтобы я его не разоблачил. И в пансион он заходил не к Хенце, а к его охраннику. — Джон объяснил вкратце, что было Питеру нужно от сержанта Маттиаса.

— Звонок из штаб-квартиры НАТО? Черт, мне это уже совсем не нравится. Откуда нам знать, что Хауэлл не лжет?

— Он не лжет, — отрезал Джон. — А на НАТО работает уйма народу. Один успел вызвать у меня подозрения — некий капитан Боннар. Боевики «Черного пламени» поджидали меня в Толедо — или следили, или их предупредил кто-то. Боннар — адъютант французского генерала Лапорта, он...

— Заместитель главнокомандующего, знаю.

— Вот-вот. Это Боннар передал Лапорту данные об отпечатках пальцев и анализе ДНК из личного дела Шамбора, подтвердив, что тот погиб. Это он подсунул Лапорту досье на «Черное пламя» и вывел меня на толедский след. У него идеальный пост для внедренного агента. От имени генерала он может получить доступ к любым материалам НАТО, к военной документации Франции и практически любой европейской страны.

— Поищу чего-нибудь на Боннара и сержанта Маттиаса заодно. А ты возвращайся к Хенце. НАТО располагает наиболее полными данными на все активные группировки террористов и их союзы. Все, что смогу накопать, перешлю ему.

— Это все? — переспросил Джон.

— Да... нет, погоди! Совсем забыл, когда услышал про Шамбора и «Щит полумесяца». Мне только что звонили из Парижа — час назад очнулся Мартин Зеллербах. Внезапно. Заговорил осмысленными фразами. Потом снова заснул. Это немного, и он еще не вполне в себе... хотя это может быть проявлением синдрома Аспергера. Но ты все же по дороге в Брюссель загляни в Париж.

Джон почувствовал облегчение.

— Буду там через два часа, если не быстрее. — Он повесил трубку и, сияя, обернулся к своим товарищам: — Марти вышел из комы!

— Джон, это замечательно! — Рэнди порывисто обняла его.

От избытка чувств агент стиснул ее в объятиях и закружил.

Сидевший на диванчике Питер внезапно склонил голову к плечу, прислушиваясь... и вдруг подскочил, метнувшись к окну.

— Тихо! — рявкнул он сдавленным шепотом, прислушиваясь. Его тощее, жилистое тело напряглось стальной пружиной.

— Опять? — выдавила Рэнди вполголоса.

Англичанин резко кивнул.

— Тот же глухой свист, словно ночной ветер, — прошептал он. — Точно. Я уверен. Это сигнал. Нам лучше...

Где-то наверху брякнуло металлом о камень. Джон шагнул к лестнице и прижался ухом к стене, пытаясь уловить слабую дрожь.

— Кто-то на крыше, — предупредил он.

И тогда звук услышали все трое — странный, похожий на тревожный вздох спящего сквозь стиснутые зубы. Или далекий крик ночной птицы. Не снизу — сверху. Они были окружены.

Глава 18

Внизу с грохотом вышибли дверь. Штурм начался. Рэнди вскинула голову.

— На лестницу!

Проскочив мимо Джона, она вылетела из кабинета. Светлые волосы ее развевались за плечами, пистолет искал цель. Похожий на мрачную мумию Питер торопливо выключал лампы одну за одной, ежесекундно выглядывая сквозь полузакрытые жалюзи.

— Проверь окна во двор! — бросил он через плечо. Джон метнулся в заднюю комнату. Рэнди, перегнувшись через перила, выпустила в темноту несколько коротких очередей из «хеклер-коха». С первого этажа донесся пронзительный вскрик, потом топот ног и два выстрела — пули ушли в молоко.

Разведчица прекратила стрельбу. На миг наступила противоестественная тишина. Джон выглянул из окна спальни. Ничто не шевелилось под деревьями на заднем дворике, среди скамеек. Тени в лунном свете оставались неподвижными. Но едва агент присмотрелся, как из кабинета позади него донесся приглушенный шум борьбы, оборвавшийся сдавленным хрипом.

Бросившийся на помощь Джон застыл в дверях, обнаружив, что опоздал — Питер Хауэлл уже согнулся над телом мужчины в черном спортивном костюме и черных перчатках. Лицо нападавшего скрывала растянутая трикотажная шапочка, из-под которой торчала коротко стриженная борода.

— Рад, что ты не потерял сноровки. — Джон прошел к балкону. Там было пусто — только свисал с крыши нейлоновый канат. — Не слишком умно... хотя в дом он попал.

— Думал, верно, что ползет тихо, как мышка, — бросил англичанин, вытирая свой верный стилет о брючину нападавшего. Он сдернул с мертвеца шапочку, открывая смуглую, обветренную физиономию, еще носившую возмущенное выражение. — У меня есть план. Если я правильно просчитал этих ребят, у нас будет шанс.

— А если нет?

Питер пожал плечами:

— Тогда попали мы, точно кур в ощип, как говорил гусак гусыне.

Джон присел рядом с ним на корточки:

— Ну, рассказывай.

— Мы в ловушке, это верно. А вот наш противник — в цейтноте, потому что мы показали зубки, а стрельба точно привлечет внимание полиции. Террористы это знают. Им придется торопиться. А спешка нужна только при ловле блох. Они сделали вид, что штурмуют парадную дверь, думаю, чтобы под шумок наш покойный друг, — он ткнул пальцем в распростертый на полу труп, — пролез на балкон и удерживал его, покуда остальные не спустятся с крыши. Тогда мы оказались бы зажатыми между ними и теми, кто ломился снизу.

— Тогда почему они еще не сыплются по лестнице нам на головы? Чего ждут?

— Думаю, разведчик — этот вот бедолага — должен был подать им сигнал. Это слабое место их плана. А мы им сейчас воспользуемся. — С этими словами Питер натянул на себя шапочку мертвеца и выступил на балкон.

Джон снова услыхал глухой свист — но в этот раз сигнал подал Питер. И почти тут же наверху скрипнула дверь — старая, перекосившаяся, потрепанная непогодой дверь с чердака на крышу, какая бывает почти во всех мадридских домах.

— Сойдет. — Питер шагнул обратно в кабинет.

Сбежав вниз по лестнице на второй этаж, Джон заглянул в свою комнату и, прицелившись, расстрелял из «зиг-зауэра» свой портативный компьютер. Тяжелый груз только задержал бы беглеца, а оставлять его противнику никак нельзя было.

— Дай очередь! — велел он Рэнди, взбегая обратно по ступенькам. — И за мной!

Сделав несколько выстрелов, цээрушница метнулась вслед за Джоном в кабинет. Питер, не дожидаясь их, уже лез вверх, пока американец придерживал раскачивающийся канат.

Рэнди тревожно огляделась. Улица была пуста, но американка почти физически ощущала на себе взгляды перепуганных свидетелей, прячущихся по подъездам, за ставнями и в то же время с гипнотической силой притягиваемых чужой болью, насилием над ближним. То была атавистическая хватка охоты, древний инстинкт убийцы, таившийся в мозгу кроманьонского человека и доживший до наших дней.

— Ты следующая, — шепнул Джон ей в ухо, глянув вверх и убедившись, что Питер добрался до крыши. — Вперед!

Закинув автомат за плечо, Рэнди вскочила на балконные перила, ухватилась за канат и начала карабкаться вверх, пока Джон продолжал удерживать его. Питер свесился с крыши — убедиться, все ли в порядке внизу, — и, завидев американку, отсалютовал ей и скрылся, блеснув зубами в ухмылке, сделавшей бы честь Чеширскому коту. Стиснув зубы, она попыталась карабкаться быстрее.

Не отпуская канат из рук, Джон внимательно оглядывался. «Зиг-зауэр» в кобуре казался очень далеким. Подняв голову, он заметил, что Рэнди поднимается быстро — вот и славно, а то у него под ложечкой сосало от того, какую великолепную мишень она там собой представляет... В этот миг он услышал шаги — кто-то торопливо обшаривал комнаты на четвертом этаже. Еще минута, и террористы спустятся к нему. А в отдалении уже завывали сирены полицейских машин... и они приближались.

С облегчением увидев, что Рэнди перевалилась через край крыши, агент, не теряя времени, подпрыгнул и пополз вверх по канату как мог быстро, обдирая ладони о жесткий нейлон. Пока что им везло... но он должен оказаться на крыше прежде, чем террористы найдут своего мертвого товарища или приедет полиция — и еще неизвестно, что хуже.

Внизу закричали по-арабски на разные голоса — очевидно, террористы нашли тело убитого и уничтоженный компьютер. Последним рывком Джон дотянулся до края парапета, подтянулся и, перевалившись через край, неловко повалился на красную черепицу, все еще сжимая в руках канат, чтобы не соскользнуть. Веревка дернулась сама собой, подтягивая американца вверх. Колени все же сорвались, Джона потянуло вниз, но Рэнди ухватила его за плечи, не позволив ухнуть вниз головой на мостовую. Агент перекатился через ребро ската на плоскую крышу, занятую небольшим садиком, и, тряхнув головой, поднялся.

— Отличная работа. — Питер одним взмахом ножа перерезал канат, и тот соскользнул с крыши. Снизу послышались вопли ярости, отчаянный крик, глухой удар.

Не перемолвившись ни словом, трое агентов вскарабкались, помогая друг другу, на конек крыши и побежали — не очень быстро, чтобы не оступиться и не рухнуть с высоты шести этажей на улицу внизу. Джон вел их, перепрыгивая через птичьи гнезда и провалы между крышами. К тому времени, когда их преследователи выскочили с лестницы обратно в садик над домом, беглецы уже одолели пять смежных крыш.

Когда вокруг засвистели, зажужжали, зазвенели рикошетами пули, трое агентов разом спрыгнули с конька, повиснув на гребне крыши, обдирая животы о шершавую черепицу ската. Внизу, на Калле-Домингин, выезжали, завывая, полицейские машины; слышался топот множества ног и крики:

— Cuidado![7]

— Vamos a sondear el ambiente![8]

Покуда полицейские внизу спорили, Джон про себя обдумывал, как поведут себя террористы.

— Думаю, — пробормотал он вполголоса, — они попытаются обогнать нас, вломиться в какой-нибудь дом и выбраться на крышу у нас на пути.

Рэнди ответила не сразу. Уличные фонари погасли, разбитые пулями. Две полицейские машины стояли посреди улицы бок о бок, сверкая фарами.

— Это городская полиция, — решила она, глядя, как люди в форме прячутся за распахнутыми дверцами машин, ощетинившись стволами, точно ежи — иголками. Один что-то судорожно орал в радиофон. — Этот, наверное, вызывает спецподразделения националов или антитеррористическую группу «Гвардия Сивиль». К тому времени, когда приедут эти, нам необходимо смыться. У них будет слишком много пушек и слишком много затруднительных вопросов.

— Поддерживаю, — согласился Питер.

Рэнди прислушалась.

— Говорят, свидетель видел нападавших на нас, и полиция решила, что это террористы.

— Тогда нас станут ловить во вторую очередь.

Над решеткой балкона конспиративной квартиры — за пять домов от спрятавшихся за двускатной крышей агентов — показалась чья-то голова. Террорист дал для пробы очередь из «узи». Джон торопливо подтянулся, высунувшись над коньком, и, прицелившись, ответил противнику огнем. Послышался вскрик и приглушенная ругань. Террорист нырнул обратно в дом, зажимая рану на плече.

— Они попытаются задержать нас, покуда их приятели идут в обход, — заметил Джон.

— Тогда поспешим. — Питер окинул окрестные крыши внимательным взглядом блеклых глаз. — Смотри — в конце квартала доходный дом повыше прочих. Если доберемся и влезем на крышу — оттуда можно незаметно перелезть на крыши соседних домов. Будет легче оторваться от погони.

Из-за оградки сада на крыше покинутого ими дома показались головы двоих террористов. Трое агентов едва успели нырнуть обратно за черепичный бруствер, как на них обрушился шквал огня. Пришлось выждать, пока канонада не прервется на миг, чтобы, высунувшись из укрытия, отплатить противнику той же монетой. Террористы залегли, и, воспользовавшись этим, агенты выскочили на конец крыши и ринулись прочь. Они почти добежали до высокого доходного дома, когда за их спинами раздался гром выстрелов и многоязычная ругань. Пули крошили штукатурку, звенело битое стекло, истошно верещали жильцы.

— В дом!

Джон рыбкой нырнул в пробитое пулей окно. Две насмерть перепуганные испанки в одинаковых ночных сорочках сели, точно подброшенные, в одинаковых кроватях и завизжали в унисон, натянув одеяла до подбородка и с ужасом глядя на незваного гостя.

Рэнди и Питер не заставили себя ждать. Англичанин, выходя из переката, успел даже поклониться испуганным дамам и извиниться: «Lo siento» — сбезупречным кастильским акцентом. Потом трое агентов вылетели из квартиры, даже не заметив двери. За ними тянулся след из кровавых пятен.

Они пробежали, не останавливаясь, мимо лифта, по пожарной лестнице и, только выбежав на плоскую крышу, смогли перевести дух.

— Кто ранен? — прохрипел Джон. — Рэнди?

— Похоже, все мы, — отозвалась та. — Особенно ты. Действительно, левое плечо американца пробороздила длинная царапина, заливавшая кровью обрывки рукава; скулу рассекли осколки стекла во время шального прыжка в разбитое окно. Рэнди и Питер могли похвастаться только парой ссадин да царапинами поменьше от выбитых пулями осколков черепицы.

Покуда Рэнди бинтовала Джону руку разорванным на полосы рукавом гавайки, Питер внимательно изучал лежащую внизу Калле-Домингин.

— Пожалуй, отсюда можно было бы отбить штурм, — заметила Рэнди, затягивая повязку и одновременно осматриваясь, — но не вижу в этом особого смысла. Наше положение от этого не улучшится, особенно когда соизволит явиться полиция.

— Так или иначе, — отрешенно заметил перевесившийся через перила Питер, — будет жарко. Эти паразиты, похоже, оцепили квартал, чтобы не дать нам уйти, а их так много, что хватит на все щели.

Рэнди склонила голову к плечу, прислушиваясь.

— Надо торопиться, — бросила она. — Они приближаются.

Затянув последний узел, она распахнула дверь на площадку пожарной лестницы. Питер подскочил к американцам.

По лестнице мчались трое террористов в масках — один с «узи», второй — со стареньким, кажется, «люгером», а главарь, здоровенный негодяй, чья черная бородища не помещалась под шапочкой-чулком, — с «АК-74».

Рэнди без колебаний выпустила очередь из «хеклер-коха», и террорист повалился на спину, едва не сбив с ног своего товарища в мешковатых штанах и черной футболке. Тот открыл беспорядочный огонь, но, чтобы не упасть, ему пришлось перепрыгнуть через труп, и в этот момент Рэнди сняла и его. Третий бросился бежать.

— На соседнюю крышу! — Питер сорвался с места, и остальные агенты последовали за ним.

Перемахнув через узкий провал между двумя зданиями, они бросились бежать под аккомпанемент редких выстрелов — третий террорист, все же набравшийся храбрости выползти на крышу, теперь палил им вслед, забывая, что с такого расстояния, да еще в темноте, даже по неподвижной мишени из «люгера» попасть весьма затруднительно.

Внезапно Рэнди застыла:

— Черт!

Впереди, на четвертой от них крыше — последней в ряду, потому что дальше темнел провал следующей улицы, параллельной Калле-Домингин, — появились четверо вооруженных людей. Силуэты их чернели на фоне звездного неба.

— Слушайте! — воскликнул Джон.

Позади, на Калле-Домингин, визжали тормоза грузовиков, слитно топотали по асфальту тяжелые башмаки, слышались резкие окрики офицеров. На место перестрелки прибыл местный спецназ. Мгновение спустя в ночи прозвучал, отдаваясь неслышным эхом, глухой свисток, и не успел он стихнуть, как четыре фигуры впереди разом нырнули в тот проход, откуда только что вылезли.

Питер обернулся — террорист с «люгером» тоже прекратил погоню.

— Чертовы головорезы делают ноги, — с облегчением пробормотал он. — Нам остается только уйти от полиции. А это, боюсь, окажется непросто. Особенно если перед нами и правда антитеррористическое подразделение «Гвардия Сивиль».

— Нам надо разойтись, — решил Джон. — И замаскироваться.

Питер покосился на Рэнди.

— Ага. Снять с дамы черные колготки...

— Дама сама о себе позаботится, благодарю, — холодно оборвала его американка. — Лучше договоримся, кто куда направляется. Я — в Париж, к Марти и начальнику моего отдела ЦРУ.

— Ятоже в Париж, — откликнулся англичанин.

— А ты, Джон? — обманчиво невинным голоском поинтересовалась Рэнди. — Отчитываться перед своим начальством в армейской разведке?

«Ничего не говори», — прошипел неслышный голос Клейна над самым ухом Джона Смита.

— Скажем так, — ответил он, — встретимся в Брюсселе, когда я нанесу визит в штаб-квартиру НАТО.

— Ага. Конечно. — Рэнди почему-то улыбнулась. — Ладно, когда разберемся с делами, встретимся в Брюсселе, Джон. Я знаю хозяина кафе «Эгмон», это в старом городе, — оставь ему весточку, когда будешь готов. Это и к тебе, Питер, относится. Удачи.

— Удачи, — отозвались американец и англичанин хором.

Не тратя времени, Рэнди метнулась к люку, ведущему на лестницу. Мужчины проводили ее взглядами — в облегающем черном трико Рэнди даже ночью привлекала к себе внимание, — затем помрачневший Питер двинулся в сторону пожарной лестницы. Джон остался один. Перегнувшись через парапет, он глянул на улицу — внизу перебежками расходились по постам спецназовцы, легко отличимые от простых полицейских по бронежилетам и автоматам в руках. Сирены, однако, не завывали, и стрельбы не слышалось — бойцы просто занимали квартал, методично и спокойно. Террористы же словно испарились.

Пробежав по крышам до углового дома, Джон взломал люк, ведущий на лестницу, и двинулся вниз, останавливаясь у каждой двери, чтобы прислушаться. На третьем этаже он нашел то, что искал, — за дверью ревел телевизор. Для верности агент подождал минуту. Невидимый хозяин приглушил звук, скрипнуло, открываясь, окно, и послышался мужской голос: «Que paso, Antonio?»[9]

—Ты что, Села, пальбы не слышал? — ответил кто-то по-испански. — Разборка между террористами. Полиция оцепила квартал.

— Despues de todo lo occurido, eso nada mas me faltaba. Adios![10]

Окно затворилось. Джон ожидал, что мужчина заговорит с кем-нибудь в квартире, но в ответ только снова взревел телевизор.

Агент решительно постучал в дверь.

— Poltcia! -гаркнул он по-испански. — Откройте!

Кто-то выругался в голос, потом дверь распахнулась.

На пороге стоял пузан в засаленном халате.

— Я весь вечер сидел до... — начал он угрюмо и осекся, когда Джон упер дуло своего «зиг-зауэра» ему в живот.

— Извините. В дом, роr favor.

За пять минут американец успел связать хозяина квартиры, не забыв про кляп, переодеться в белое поло и спортивный костюм из гардероба испанца — штаны пришлось подвязать, — накинуть поверх всего халат и выйти на улицу, где агент смешался с кучкой перепуганных жильцов, наблюдавших за только что подъехавшими полицейскими. Большинство спецназовцев рванули вверх по лестнице на крышу, и опрашивать свидетелей остались только двое. Задав каждому пару вопросов ради проформы, спецназовцы отсылали жителей по домам.

Когда очередь дошла до Джона, тот заявил, что ничего и никого не видел, а живет в соседнем доме — уже осмотренном. Полицейский приказал ему возвращаться домой и перешел к следующему. Убедившись, что испанец отвлекся, Джон перешел на другую сторону улицы, там завернул за угол, содрал с себя халат и запихнул его в мусорник.

Добравшись до станции метро «Сан-Бернардо», он сел на первый же поезд и, примостившись в углу, уткнулся в подобранную на станции вчерашнюю «Эль Паис» — мадридскую ежедневную газету, — тем временем оглядывая вагон боковым зрением. Но «хвоста» не было, и агент спокой но пересел на восьмую линию, по которой и добрался до аэровокзала Барахас. Перед самым входом в аэропорт он приметил большой мусорный бак и, убедившись, что поблизости никого нет, с сожалением опустил свой любимый «зиг-зауэр» в груду бумажных стаканчиков и пестрого целлофана, для надежности прикрыв сверху газеткой.

Когда агент покупал билет на ближайший рейс до Брюсселя, при нем не было ничего, кроме одежды с чужого плеча, бумажника, паспорта и мобильника. Позвонив Фреду Клейну по новому номеру — тот, к счастью, уже действовал — и удостоверившись, что в Брюсселе его будут ждать мундир, смена одежды и новый пистолет, Джон купил в киоске какой-то детектив и оставшееся до отправления время убил в зале ожидания с книгой в руках.

Посадка на брюссельский рейс должна была идти через ближайшие ворота. Рэнди нигде не было видно, но минут за десять до начала посадки напротив Джона уселась рослая мусульманка в традиционной черной хламиде и парандже — пушии абайя,а не хадор,закрывающий лицо целиком. Агент пригляделся исподлобья. Женщина сидела совершенно неподвижно, скромно потупившись и не оглядываясь. Руки она прятала в широких рукавах хламиды.

Внезапно тишину в зале нарушил едва слышный звук — словно дуновение ветерка. Агента передернуло. В сверхсовременном здании аэропорта не могло случиться сквозняков. Отбросив притворство, он кинул прямой взгляд на женщину в черном, жалея, что при нем нет оружия.

Мусульманка, видимо, почувствовала внезапный интерес к своей персоне. Она вдруг подняла голову, смело глянула Джону в глаза и подмигнула, тут же снова понурившись. Агент с трудом сдержал улыбку. Питер опять его обдурил — мнимая женщина Востока чуть слышно насвистывала «Правь, Британия, морями». Старый боец САС был падок на всяческие розыгрыши.

Когда объявили наконец посадку, Джон в очередной раз тревожно огляделся. Под ложечкой у него сосало от беспокойства. Рэнди ушла первой — ей уже полагалось быть на месте.

Сбегая по главной лестнице, Рэнди стучала в каждую дверь, покуда на первом этаже не обнаружила единственной в доме квартиры, где никто не откликнулся на звонок. Поработав минуту отмычкой, она вошла. Ей повезло — в шкафу оказался целый ворох женской одежды, правда, излишне броской. В конце концов Рэнди остановилась на узкой в бедрах и резко расширявшейся ниже колен юбке танцовщицы фламенко, а к ней надела блузку в национальном стиле и черные туфли на высоких каблуках. Волосы она распустила, а «хеклер-кох» прицепила под юбкой.

В здании было тихо, вестибюль, уставленный пластмассовыми пальмами в кадках и застланный дорогими восточными коврами, пустовал. Рэнди уже позволила было себе расслабиться, когда за стеклянными дверями парадного увидела пятерых людей в масках. Озираясь через плечо, будто удирая от погони, те мчались к ней. Террористы.

На миг оцепенев от страха, цээрушница тут же овладела собой. Выхватив из-под юбки пистолет-пулемет, она распахнула дверь под лестницей и очертя голову ринулась в беспросветную тьму подвала. Забившись в угол, она тревожно прислушивалась. Наверху снова отворилась дверь, и Рэнди метнулась в сторону, путаясь в паутине, чтобы не попасть в лучик света. Протопотали башмаки, дверь закрылась, и в подвале воцарилась угольная чернота. Послышались спорящие голоса. Говорили по-арабски, и, насколько могла понять Рэнди, о ее присутствии террористы не подозревали. Они скрывались здесь — как и она.

На улице завизжали тормоза, послышалась тяжелая поступь множества ног. Прибыли штурмовые отряды «Гвардии Сивиль», и теперь они обшарят дом от крыши до фундамента в поисках террористов.

А спор продолжался.

— Да кто ты такой, Абу Ауда, — зло шептал по-арабски один голос, — чтобы по твоему приказу мы умирали за Аллаха?! Ты не видел ни Мекки, ни Медины! Ты говоришь на нашем языке, но в твоих жилах нет ни капли крови пророка! Ты фулани,полукровка.

— А ты трус, — отрезал чей-то глумливый бас, — не заслуживающий имени Ибрахима! Если ты веришь в Пророка, как ты можешь бояться мученической смерти?

— Смерти боюсь? Нет, чернокожий! Не в том дело. Сегодня мы потерпели поражение. Но только сегодня. Настанут лучшие времена. Бессмысленная смерть — это оскорбление ислама.

— Ты дрожишь, как женщина, Ибрахим, — презрительно проговорил третий.

— Я с Ибрахимом, — возразил четвертый. — Он сражался за ислам дольше, чем ты живешь на свете. Мы воины, а не фанатики. Пусть муллы и имамы болтают о джихаде и мученичестве. Я буду говорить о победе. Из испанской тюрьмы найдется выход для тех, кто сражается за Аллаха.

— Так ты готов сдаться? — негромко поинтересовался бас. — И ты, Ибрахим? И Али?

— Это мудро, — сказал Ибрахим. Но в голосе его Рэнди уловила дрожь страха. — Мсье Мавритания найдет способ вытащить нас без промедления. Ему понадобятся все его бойцы, чтобы нанести врагу могучий удар.

— Ты же знаешь, что освобождать нас у него нет времени, — нетерпеливо оборвал презрительный. — Нам придется прорываться с боем, как мужчинам, или умереть ради Аллаха.

Аргументы пораженцев перекрыли и оборвали три приглушенных хлопка — выстрелы из пистолета с глушителем. Судя по всему, стрелял один человек. Рэнди прислушалась, уставив дуло своего «хеклер-коха» в непроглядную темноту. Сердце ее ушло в пятки. Тишина тянулась словно бы веками, хотя на самом деле не прошло и пары секунд.

Наконец послышался голос — тот, что вступил в спор третьим, тот, что готов был умереть.

— Меня ты тоже убьешь, Абу Ауда? — прошептал он. — Я единственный пошел с тобой против этих троих.

— Мне очень жаль... но ты слишком похож на араба, и ты не говоришь по-испански. Всякого человека можно заставить выдать тайну, если знать как. Это рискованно. А вот одинокий негр вроде меня, который к тому же знает испанский, сумеет бежать.

Рэнди почти увидела, как кивнул террорист:

— Я передам Всевышнему привет от тебя, Абу Ауда. Слава Аллаху!

Рэнди едва не подскочила, когда в темноте подвала раздался последний выстрел. Как же хотелось ей увидеть хоть на миг лицо того, кого называли чернокожим, фулани, кто убивает друзей с той же легкостью, что и врагов, — того, чье имя Абу Ауда.

Шаги приближались, и Рэнди невольно посторонилась, поводя дулом в сторону невидимого террориста. По спине ее бежали мурашки. Но тот уткнулся в стену в трех шагах от нее. Отворилась дверь; в проем упал лунный луч, озарив на мгновение выходящего — чернокожего великана в простой одежде испанского чернорабочего. Шагнув за порог, он замер на миг, обратив лицо к небесам, словно вознося им благодарственную молитву за избавление, потом обернулся, чтобы закрыть дверь, и падающий из окна наверху свет озарил его ясно. Вспыхнули зеленым глаза. И прежде чем затворилась дверь, Рэнди вспомнила, где уже видела этого человека, — то был бедуин, возглавлявший охоту на нее на ферме близ Толедо. Теперь она знала его имя — Абу Ауда. Больше всего ей хотелось сейчас открыть огонь, но она не осмелилась... и в любом случае живым он был ей нужнее.

Внезапно подвальную тьму снова прорезал желтый луч. Рэнди машинально обернулась — по лесенке уже сбегали в подвал, топоча башмаками, бойцы «Гвардии Сивиль».

Заставив себя вначале сосчитать до десяти, цээрушница отворила дверь, ведущую из подвала на улицу, оглянулась — нет ли кого, выскочила наружу и закрыла дверь за собой. Где-то залаяла собака, и мимо проехал автомобиль — привычные городские шумы, которые подсознание отбрасывало, не воспринимая.

Гвардейцам потребуется немного времени, чтобы найти вторую дверь и подергать ее. Рэнди метнулась к воротам — единственному выходу со двора, — надеясь, что террорист ушел недалеко. Едва она успела завернуть за угол, как позади с грохотом распахнулась дверь. Шпионка прибавила ходу, проклиная про себя неудобные шпильки. Преодолевая боль в лодыжках, она торопливо зашагала через подворотню, каждую секунду ожидая услышать позади повелительные окрики и топот ног.

Но на улице было тихо — вероятно, никто не успел заметить убегающую американку. Переведя дыхание и убрав оружие под юбку, она сбавила шаг и огляделась, но Абу Ауды нигде не было видно. Только выглянув на улицу, она с охотничьим восторгом заметила террориста снова, но тот приближался к перекрестку... где его остановил патруль. Рэнди, мечтавшая схватить и допросить негодяя сама, могла только скрежетать зубами, пока офицер-испанец просматривал документы боевика. Впрочем, делалось это явно ради проформы — в конце концов, как может оказаться арабским террористом негр с испанским паспортом?

Рэнди едва не перешла на бег, позволив себе выйти на свет желтых уличных фонарей, но Абу Ауду уже отпустили, а полицейские обернулись к ней. По их мрачным физиономиям американка поняла, что на ней могут отыграться. Проверки она не боялась — ЦРУ делало первоклассные фальшивые документы, — но ей ужасно не хотелось терять времени.

Идея явилась, когда Абу Ауда уже заворачивал за угол. Рэнди расправила плечи и принялась покачивать бедрами в ритме шагов, постукивая каблуками об асфальт и вообще по возможности изображая пламенную Кармен.

Взгляды полицейских загорелись. Американка широко и призывно улыбнулась, крутанулась волчком и приподняла юбку на бедре — достаточно высоко, чтобы показался краешек трусиков, но не настолько, чтобы стал виден висящий на другом боку пистолет-пулемет. Темпераментные испанцы зааплодировали, а шпионка тем временем прошла мимо, затаив дыхание. Сердце ее колотилось отчаянно и едва не ушло в пятки, когда один из полицейских попросил у нее номер телефона. Помогла выучка — Рэнди сверкнула глазами и оттарабанила бессмысленный набор цифр.

Покуда товарищи поздравляли «счастливчика», мнимая танцовщица завернула за тот же угол, куда скрылся Абу Ауда, и замерла, вглядываясь в провалы теней между фонарями. Но террорист будто провалился сквозь землю. Хотя Рэнди миновала патруль быстрее его, этого оказалось недостаточно. Шпионка все же прошла квартал пешком, внимательно оглядываясь, пока на следующем перекрестке не призналась себе, что или она промедлила, или, скорей всего, у террориста был подготовлен путь отхода.

Она остановила такси и бросила шоферу: «В аэропорт!» Сидя в темном салоне, она обдумывала то, что ей удалось узнать: во-первых, чернокожего главаря «Щита полумесяца» звали Абу Ауда, он родом из племени фулани и свободно владеет испанским и арабским. Во-вторых, группировка планировала нанести «могучий удар». И в-третьих — самое важное — удар будет нанесен скоро. Очень скоро.

Глава 19

Париж, Франция

Четверг, 8 мая

Мартина Зеллербаха перевели в отдельную палату госпиталя Помпиду и охраняли его теперь солдаты Иностранного легиона.

— Ну и в передрягу же ты попал, старина, — жизнерадостно заметил Питер Хауэлл, подтаскивая стул поближе к койке. — Ни на минуту тебя оставить нельзя, да? Точно... Это я, Хауэлл, Питер Хауэлл, тот, что научил тебя всему, что ты знаешь об оружии. Ой, только не спорь. И не надо мне объяснять, что оружие — это глупая и варварская придумка. Я-то знаю лучше. — Он примолк, вспоминая, и улыбнулся про себя.

Дело было ночью — глухой ночью — в заповеднике близ городка Сиракузы в штате Нью-Йорк, когда на опушке леса его и Марти нагнали наемные убийцы, окружив их фургончик. Когда пули выбили стекла, Питер сунул своему подопечному в руки штурмовую винтовку. «Когда я скажу, целься и жми на курок, мальчик. Представь себе, что это такой джойстик».

Написанное на лице Марти отвращение помнилось Питеру до сих пор. «Есть на свете вещи, которым я никогда не хотел учиться, — с обиженным вздохом пробормотал компьютерщик, осматривая оружие. — Да, конечно, я понял, как устроен этот примитивный механизм. Детские игрушки...»

Марти не соврал — когда Питер приказал ему открыть огонь, он послушно нажал на курок. Отдача у «энфилда» была страшная — Марти с трудом удавалось держаться на ногах и не жмуриться от грохота. Его выстрелы срывали с ветвей листья и хвою, щербили кору, ломали сучья. Царил такой хаос, что боевики оцепенели от недоумения — что и было нужно Питеру, чтобы скрыться и вызвать подмогу.

Питер Хауэлл любил называть себя мирным человеком, но то была лишь поза. Сам он считал себя старым английским бульдогом, только и мечтающим запустить зубы в подходящую добычу.

— А знаешь, в бою ты был как рыба в воде, — заметил он доверительно, перегнувшись через поручень койки.

Это было откровенное вранье, но подобные реплики всегда вызывали у Мартина взрыв возмущения.

Питер помедлил, надеясь, что вот сейчас глаза больного распахнутся и тот ляпнет что-нибудь обидное. Но ничего не случилось, и англичанин, подняв брови, выжидающе обернулся к стоящему в изножье доктору Дюбо. Француз вводил какие-то данные в файл истории болезни.

— Это небольшой рецидив, — объяснил врач. — Следовало ожидать.

— Со временем это пройдет?

— Oui.По всем признакам. А теперь, monsieur,ядолжен навестить и других больных. Прошу вас, продолжайте беседовать с доктором Зеллербахом. Ваша эмоциональность очаровательна и весьма полезна больному.

Питер только оскалился. По его мнению, слово «эмоциональность» было тут не совсем на месте — впрочем, что они понимают, эти французики?

— Adieu,— отозвался он вежливо и вновь обернулся к Марти. — Наконец-то вдвоем, — пробормотал он, вдруг ощутив себя очень усталым и испуганным.

Во время перелета из Испании он успел вздремнуть — нередко ему приходилось обходиться даже без столь краткого отдыха, — но тревога снедала его. Из головы не шел «Щит полумесяца» — группа явно панисламистская. В «третьем мире» достаточно стран, тихой ненавистью ненавидевших США и, в меньшей степени, Британию. Все они, как одна, жаловались на ущерб, причиненный им капиталистами, на глобализацию, игнорирующую местные обычаи и экономические требования, на разрушение окружающей среды, на культурный империализм, подавляющий всякий голос протеста. Сразу вспоминался старый замшелый тори Уинстон Черчилль, бросивший как-то сгоряча — и вполне точно, — что правительство его величества принимает свои решения безотносительно к капризам туземцев. Окажутся лидеры «Щита полумесяца» фундаменталистами или атеистами, казалось Питеру менее важным, чем та всеобщая нищета, что порождала мировой терроризм.

— Нельзя было подождать меня?

Голос, выведший британца из задумчивости, принадлежал не Мартину Зеллербаху. Агент машинально потянулся к оружию, но, обернувшись, расслабился. В палату вбежала Рэнди Расселл, не успев даже спрятать документы, которые предъявила часовому у дверей.

— И куда, — выговорил ей Питер, вскакивая, — позволь узнать, ты запропастилась?

Они столкнулись посреди палаты и крепко обнялись. Рэнди вкратце пересказала все, что случилось с ней после того, как агенты расстались в Мадриде. Костюм танцовщицы фламенко она успела сменить на саржевые брюки, белую юбку и стильный черный жакет, а светлые волосы — стянуть в коротенький хвостик.

— Я добралась до «Барахас» через десять минут после вашего отлета, — закончила она, тревожно поглядывая на Питера.

— Ты подложила Джону изрядную свинью. Бедняга за тебя переволновался.

Рэнди довольно ухмыльнулась:

— Да ну?

— Это ты оставь Джону, милочка, — провозгласил Питер. — У меня и сомнений нет... Так говоришь, их вожака зовут Абу Ауда? — Он помрачнел. — Возможно, «Щиту полумесяца» помогает какой-нибудь из нигерийских полевых командиров? С каждой новой деталью картина только запутывается.

— Еще бы, — согласилась Рэнди. — Но главное, что мне удалось узнать, — их атака должна состояться в ближайшее время. Самое большее — в течение двух дней.

— Тогда нам надо пошевеливаться, — ответил Питер. — Ты уже отметилась у своего начальника отделения?

— Вначале поехала сюда, к Марти. Он без сознания?

— Рецидив. — Питер устало вздохнул. — Если повезет, он скоро очнется. Я хочу в это время быть с ним рядом на случай, если он сможет сообщить нам что-то новое.

— Кресло твое? Можно я сяду? — Не дожидаясь ответа, Рэнди шагнула к койке и плюхнулась на стул.

— Разумеется, — процедил англичанин. — Сколько угодно.

Не обращая внимания на сарказм Питера, Рэнди наклонилась и взяла Марти за руку. Почувствовав живое, ободряющее тепло, чмокнула спящего в пухлую щеку.

— Он неплохо выглядит, — пробормотала она Питеру. — Привет, Марти. Это я, Рэнди. Просто хотела сказать, что ты здорово смотришься. Словно в любой момент можешь очнуться, чтобы пробурчать Питеру какую-нибудь редкую гадость.

Но Марти молчал. Лицо его было так спокойно и безмятежно, словно в жизни он не пережил ни единой беды — хотя это было не так. После того как разрешился кризис с вирусом «Гадес» и Марти вернулся к своему отшельничеству в спрятанном за высокими заборами бунгало под Вашингтоном, ему уже не приходилось сталкиваться с пулями и наемными убийцами, но вести обыденную жизнь он был вынужден по-прежнему. А для больного синдромом Аспергера это серьезное испытание. Собственно, поэтому Марти сделал из своего дома крепость.

Когда Рэнди впервые пришла к нему в гости, хозяин проверил ее по полной программе, потребовав предъявить документы, хотя прекрасно видел ее через камеры наблюдения. Зато потом, отперев внутреннюю решетчатую дверь, он обнял гостью и тут же стеснительно отступил, чтобы пригласить ее в дом, где все окна забраны стальными решетками и закрыты плотными занавесями. «Понимаешь, ко мне гости не ходят, — объяснял он фальцетом, неторопливо и осторожно подбирая слова. — Я их не люблю. Хочешь кофе с печеньем?» Глаза его блеснули на миг, но Марти тут же отвел взгляд.

Он предложил Рэнди растворимый кофе без кофеина, лично вручил печенье в белой глазури и провел в вычислительный зал, почти целиком занятый мейнфреймом «Крэй» и подсоединенной к нему периферией всех видов. Скудная меблировка выглядела так, словно ее притащили со свалки, хотя Рэнди знала, что состояние Марти исчисляется многими миллионами. Джон рассказал ей, что Марти еще в пятилетнем возрасте брал высший балл во всех тестах на интеллект. Сейчас у него было две докторские степени — одна, само собой, по квантовой физике и математике, а вторая, как ни странно, по литературе.

Марти принялся увлеченно расписывать новый компьютерный вирус, нанесший по всему миру ущерб в шесть миллиардов долларов. «Этот получился особенно пакостный, — объяснял он, честно глядя Рэнди в глаза. — Саморазмножающийся — у нас такие зовут червями, — он рассылал себя по е-мейлу десяткам миллионов пользователей, забивал электронную почту во всех странах. Но парень, который его запустил, оставил в теле вируса свою подпись... тридцатидвухразрядный всеобщий уникальный идентификатор... короче, ГУИД... своего компьютера. — Марти радостно потер руки. — Понимаешь, когда файлы сохраняются в программах „Майкрософт Офис“, ГУИД иногда вносится в заголовок. Найти его трудно, но этому парню следовало получше заметать следы. Как только я выделил его ГУИД, я прошелся по всему Интернету, пока не набрел на файл, содержавший его имя. Полное имя — ты представляешь? Он подписался в послании своей подружке. Дурак. Живет он в Кливленде, и ФБР говорит, что у них достаточно улик для ареста». Физиономия Марти сияла триумфальной улыбкой...

Вспоминая, Рэнди еще раз рассеянно чмокнула Марти в щеку, в другую и нежно погладила ее, надеясь, что больной очнется.

— Поправляйся, Марти, милый, — шепнула она. — Из всех моих знакомых с тобой веселее всего есть печенье. — Она сморгнула набежавшую слезу. — Питер, береги его.

— Буду.

Рэнди шагнула к двери.

— Я на встречу с начальником нашего отделения — посмотрим, что он мне расскажет о Мавритании и охоте на ДНК-компьютер. А потом — в Брюссель. Если вдруг Джон позвонит — напомни, что я жду связи через кафе «Эгмон».

Англичанин ухмыльнулся:

— Конспиративные «почтовые ящики». Прямо как в старые времена, когда мастерство еще что-то значило. Черт, здорово-то как!

— Питер, ты динозавр.

— Точно, — радостно согласился британец, — точно. — И, посерьезнев, добавил: — Кыш. По-моему, надо торопиться. А твоя страна — главная мишень.

Рэнди еще не успела выйти, как Питер уже опустился в кресло возле койки, рядом со спящим Марти, продолжая свой рассказ, подшучивая, подкалывая, вспоминая их странную дружбу.

Сен-Франсеск, остров Форментера

Сидя за столиком в открытом ресторанчике на набережной, капитан Дариус Боннар одновременно уничтожал свою порцию langosta a la parrillaи оглядывал голые, неприглядные ландшафты, расстилавшиеся между портом Ла Савинья и этим захолустным городишком на самом маленьком и малоизвестном из четырех Балеарских островов. Два острова в этом архипелаге — Мальорка и Ибиса — когда-то были излюбленными курортами обеспеченных британцев и до сих пор оставались туристическими центрами, а вот остров Форментера оставался почти нетронутым курортным бизнесом, совершенно плоским кусочком первозданного средиземноморского рая. Капитан Боннар явился сюда, предположительно чтобы добыть для генеральского стола изрядный запас прославленного местного майонеза, созданного в Маоне, живописной столице последнего, четвертого острова — Менорки.

Бывший десантник уже покончил с омаром под все тем же вездесущим майонезом и потягивал местное легкое белое вино, когда за столик к нему подсела истинная причина его визита.

Синие глазки Мавритании сияли торжеством.

— Тестовый запуск прошел отлично! — восторженно заявил он по-французски. — Эти самодовольные американцы так и не поняли, откуда им врезали, как это говорится на их варварском наречии! Все по графику.

— Никаких проблем?

— Что-то с репликатором ДНК — Шамбор утверждает, что это нужно исправить. Неприятно, но не более.

Боннар с улыбкой поднял бокал:

— Sante!Прекрасная новость. А как, собственно, идут ваши дела?

Мавритания нахмурился, просверлив Боннара взглядом.

— Меня больше волнуют ваши. Если взрыв на борту истребителя, которым возвращался в Англию сэр Арнольд Мур, — ваша работа, как я предполагаю, то это большая ошибка.

— Это было необходимо. — Боннар осушил бокал. — Мой генерал, чей нелепый национализм позволяет нам сотрудничать так успешно, имеет неприятную привычку преувеличивать свои возможности, чтобы впечатлить слушателей. Сэра Арнольда он скорее встревожил. А нам вовсе не нужно, чтобы подозрительный британский генерал встревожил, в свою очередь, собственное правительство, а то — предупредило американцев. Тогда и те и другие попытаются отвратить неведомую опасность, а следы, ведущие к нам, можно отыскать.

— Его внезапная кончина приведет к тому же результату.

— Расслабьтесь, мой революционно настроенный друг. Если бы сэр Арнольд достиг берегов Альбиона и пересказал своему начальству предложения, высказанные моим генералом на борту «Шарля де Голля», — вот тогда у нас была бы серьезная проблема. А сейчас премьер-министр знает только, что один из его генералов летел в Лондон, чтобы переговорить с ним на какую-то деликатную тему, и по пути исчез. Конечно, пойдут разные предположения. Частное это было дело или политическое? Таким образом, мы выигрываем время, потому что их хваленой МИ-6 придется здорово покопаться, чтобы выяснить, что да как. Вряд ли им это удастся. Но даже и тогда пройдет достаточно времени, — Боннар пожал плечами, — чтобы это уже не имело значения, не так ли?

Мавритания поразмыслил над его словами и улыбнулся:

— Возможно, вы все-таки знаете, что делаете, капитан. Когда вы впервые обратились ко мне, я не был в этом убежден.

— Тогда почему согласились?

— Потому что у вас были деньги. Потому что план был хорош, а наши цели — не пересекались. Мы вместе ударим по общему врагу. Но я все же опасаюсь, что убийство английского генерала привлечет внимание.

— Если все внимание Европы и Америки не было обращено на вас прежде, последним тестовым запуском вы обеспечили себе аудиторию.

— Возможно, — неохотно признал Мавритания. — Когда вы придете к нам? В вас скоро может возникнуть нужда, особенно если в Шамбора опять придется вселять присутствие духа.

— Когда смогу. Когда меня не хватятся.

— Очень хорошо. — Мавритания поднялся. — Два дня. Не более.

— Намного раньше. Можете на меня положиться.

Не оборачиваясь, Мавритания двинулся к своему велосипеду, прикованному к столбикам набережной. Над синим морем разворачивались белые паруса яхт, и парили над головой чайки. Пестрели разбросанные вдоль набережной кафе, бары, сувенирные лавочки, весело реял на флагштоке испанский флаг. Мавритания злобно давил на педали, стремясь поскорее удалиться от этого омерзительно западнического пейзажа, когда на поясе у него зазвонил мобильник. Это был Абу Ауда.

— В Мадриде все прошло удачно? — осведомился Мавритания.

— Нет, — с горечью и злобой выдавил Абу Ауда. Фулани не терпел неудач, своих или чужих. — Мы потеряли много людей. Эти трое дьявольски хитры, а полиция примчалась так быстро, что мы не смогли выполнить задание. Мне пришлось устранить четверых наших бойцов. — Он вкратце описал стычку, закончившуюся сценой в мадридском подвале.

Мавритания выругался по-арабски — настолько грязно, что воин пустыни будет, несомненно, шокирован, ну и шайтан с ним!

— Это не полное поражение, — заметил Абу Ауда, настолько обиженный на судьбу, что пропустил богохульство Мавритании мимо ушей. — Мы заставили их разделиться и остановили.

— Куда они направились, Абу Ауда?

— Я не смог узнать.

— И мы, по-твоему, можем чувствовать себя в безопасности, — вскричал Мавритания, — когда эти трое вольны строить свои козни?!

— Полиция помешала нам выследить их, — ответил Абу Ауда, с трудом сдерживаясь. — Мне повезло, что я вообще ушел живым.

Мавритания снова выругался в сердцах и, услышав недовольное фырканье своего Абу Ауды, со злости выключил телефон. Чтобы облегчить душу, он бросил еще что-то нелестное касательно религиозных убеждений Абу Ауды — мало того, что нелепых донельзя, но самому фулани отчего-то позволялось быть хитрее аспида ползучего, когда нужда пристанет!

Но важно было другое — загадочный Смит, старик-англичанин, с которым Мавритания сталкивался когда-то в пустынях западного Ирака, и бесстыдная цээрушница оставались живы и на свободе.

Париж, Франция

Пухлолицая брюнетка, вышедшая со станции метро «Площадь Согласия» на рю де Риволи, во всем, кроме одежды, необыкновенно походила на ту неприметную особу, что преследовала Джона Смита от самого Пастеровского института. Одета она была в брючный костюм пастельных тонов, по каким безошибочно опознаются американские туристки, да и двигалась характерной торопливой походкой. Перейдя рю Руайяль, она вышла на авеню Габриэль, пробежала мимо отеля «Крийон» и свернула в ворота американского посольства. Глотая слезы, она пожаловалась клерку, что у нее дома — в Норт-Платте, в Небраске, — несчастье, ей надо срочно возвращаться, а паспорт украли...

Клерк сочувственно покивал и направил надоедливую туристку на второй этаж. Брюнетка едва не взлетела по лестнице, распахнула дверь и шлепнулась на стул напротив невысокого, широкоплечего мужчины в безупречном темно-синем костюме в полоску.

— Привет, Аарон, — бросила Рэнди, опираясь локтями о стол. Слезы ее как-то незаметно высохли.

— Ты не выходила на связь почти двое суток, — с неудовольствием заметил Аарон Айзеке, глава парижского отделения ЦРУ. — Где Мавритания?

— Пропал.

Рэнди вкратце пересказала все, случившееся с ней в Толедо и Мадриде.

— И ты раскопала это все в одиночку? Шамбор — жив, ДНК-компьютер в руках какой-то группировки, называющей себя «Щитом полумесяца»... Тогда какого черта директор ЦРУ получает эти данные из Белого дома и от армейской разведки?!

— Потому что я копала не в одиночку. Не совсем. Со мной были Джон Смит и Питер Хауэлл.

— МИ-6? Директора удар хватит.

— Ну извини! Большую часть сведений добыл Смит. Он подслушал название группы, он видел живыми Шамбора и его дочь. Говорил с ними. Шамбор сказал, что компьютер в руках «Щита полумесяца». Я разузнала только, что Мавритания у них главарем.

— Да кто такой этот Смит?

— Помнишь парня, с которым я работала в деле «Гадеса»?

— Тот самый? Мне казалось, он военврач.

— Он самый. Вообще-то он микробиолог, исследователь из ВМИИЗ США, а заодно — военный врач в звании подполковника. Военная разведка привлекла его не только из-за опыта — он один из немногих разбирается в последних разработках молекулярных микросхем.

— Ты в это веришь?

— Не до конца. Но это неважно. Что ты мне можешь сообщить о Мавритании и охоте за ДНК-компьютером, чего я еще не знаю?

— Говоришь, когда Мавритания от тебя ушел, он направлялся от Толедо на юг?

— Да.

— Мы знаем, что он родом из Африки. Когда он работал на «Аль-Каиду» или другие группировки, то действовал из Испании или стран Магриба. И людей он терял в те годы преимущественно в Испании. Если его люди направлялись на юг, логично предположить, что в Северную Африку, особенно учитывая последний долетевший до Лэнгли слушок — одна из жен Мавритании алжирка, и в Алжире у него, похоже, есть резиденция.

— Уже что-то. Имена? Адреса?

— Пока ничего. Наши агенты идут по следу. Если повезет, скоро что-нибудь проясним.

Рэнди кивнула:

— Как насчет террориста по имени Абу Ауда? Фулани, очень рослый, темнокожий, немолодой — за пятьдесят, необычные зелено-карие глаза?

Айзеке нахмурился:

— Первый раз слышу. Запрошу Лэнгли. — Он снял трубку стоявшего на столе телефона. — Кэсси? Отправь запрос в штаб-квартиру, срочно. — Он надиктовал то немногое, что услышал об Абу Ауде, и повесил трубку. — Хочешь узнать, что мы выяснили насчет взрыва в Пастеровском?

— Что-то новое? Черт, Аарон, так что же ты молчишь?! Айзеке хмуро ухмыльнулся:

— Нам позвонил агент Моссада в Париже — возможно, он наткнулся на золотую жилу. В Пастеровском работал один исследователь, филиппинец. Оказалось, что его двоюродный брат пытался подложить бомбу ни больше ни меньше, как в штаб-квартиру Моссада в Тель-Авиве. Парень родом с Минданао, где окопалась банда Абу-Сайяфа из Исламского фронта освобождения моро[11] — а этот был в свое время союзником Бен Ладена и «Иман аль-Джавахири». Сам ученый, правда, давным-давно с Минданао уехал и в связях с террористами не замечался...

— Тогда почему Моссад сообщил о его родственничке вам?

— В вечер взрыва ученого не было на месте. Сказался больным. А должен был прийти, как утверждает его начальник — кстати, тяжело раненный при взрыве. Они там проводили какой-то важный опыт.

— Где же располагалась лаборатория, если начальник так пострадал?

— Прямо под лабораторией Шамбора. Кого не убило сразу, того покалечило.

— Моссад считает филиппинца подсадной уткой?

— Улик против него не нашлось, но я все же передал сведения в Лэнгли, и аналитики считают, что да, это след. Служба безопасности в Пастеровском не из самых лучших, но вряд ли она позволила бы беспрепятственно затащить на территорию такую бомбу совершенно посторонним людям. Особенно учитывая, что, похоже, похитили не только сопротивлявшегося Шамбора, но и прототип его машины вместе со всем оборудованием. За несколько минут до взрыва.

— Так что с этим филиппинцем-симулянтом?

— Ну, с первого взгляда все в порядке. Он обратился к врачу по поводу болей в груди, тот посоветовал ему посидеть дома пару дней... Хотя и боли в груди вместе с замечательной аритмией легко вызываются парой таблеток.

— С легкостью, — согласилась Рэнди. — Так где этот парень сейчас? И как его зовут, кстати?

— Доктор Акбар Сулейман. Как я уже говорил, живет он в Париже, недавно получил докторскую. Мы запросили парижскую полицию — сейчас он в отпуске, покуда лабораторию не восстановят. Моссад утверждает, что он до сих пор в городе. Адрес его у меня есть.

Рэнди спрятала листок бумаги в карман.

— Передай в Лэнгли, что я вместе с Джоном Смитом и Питером Хауэллом продолжаю следовать за Мавританией и ДНК-компьютером. И мне нужно безоговорочное право распоряжаться всеми агентами, которые у нас есть в регионе.

Айзеке кивнул:

— Хорошо...

И тут зазвонил телефон.

— Да? — бросил Айзеке в трубку. И, помолчав немного: — Спасибо, Кэсси. — Он повесил трубку и пожал плечами. — На Абу Ауду ничего нет. Видимо, держится в тени.

Выйдя из посольства, Рэнди направилась в аэропорт — в Брюссель, к Джону. Если доктор Акбар Сулейман был членом «Щита полумесяца» и они успеют найти его, он, возможно, выведет их на Мавританию. Еще один шанс, скорее всего, они не получат. Нет времени.

Глава 20

Брюссель, Бельгия

Аэропорт Завентем расположен в тринадцати километрах от бельгийской столицы. Поэтому Джону Смиту пришлось взять напрокат очередной «рено», прежде чем забрать одежду и оружие, предоставленные ему заботами Фреда Клейна. Когда агент выехал на шоссе, ведущее к городу, на нем был мундир — там, куда он направлялся, штатское было бы неуместно, — а костюм покоился в чемоданчике вместе с «вальтером». Серые, угрюмые небеса поливали землю дождем.

Проехав Брюссель, Джон свернул с шоссе на местную дорогу, поминутно поглядывая в зеркальце заднего вида — нет ли за ним «хвоста». Вокруг простиралась зеленеющая равнина, уныло мокнущая под нескончаемым майским ливнем, плоская, как русские степи или великие прерии американского Запада. Дорога поминутно перебрасывала свое длинное тело через речку или канал. Машин было много — с Лос-Анджелесом или Лондоном в час пик, конечно, не сравнить, но куда больше, чем на широких магистралях Монтаны или Вайоминга.

Продвигаясь в сторону французской границы, Джон иногда останавливался около постоялых дворов или просто в придорожных рощицах, чтобы окинуть взглядом небо — не следует ли за ним вертолет или легкий самолетик. Убедившись, что слежки нет, он тем же способом направился к границе, пока не выехал к окраинам Монса, в пятидесяти пяти километрах на юго-запад от Брюсселя. Войны и солдаты были неотъемлемой частью истории Монса — или, как называют его фламандцы, Бергена — на протяжении двух тысячелетий, с тех пор как римские легионы разбили на северной границе имперских владений укрепленный лагерь. Здесь генералы Людовика XIV раз за разом проигрывали кровопролитные сражения своей вечной Немезиде, Джону Черчиллю, герцогу Мальборо. При Монсе сходились армии в бурную эпоху Французской революции, здесь британские экспедиционные силы во время Первой мировой впервые дали сражение превосходящим силам противника.

Иначе говоря, это было весьма подходящее место для штаба верховного командования союзных держав в Европе — сугубо военной части НАТО — и резиденции верховного главнокомандующего сил НАТО лично, генерала армии США Карлоса Хенце.

Выглядело упомянутое заведение не слишком впечатляюще. В нескольких километрах за городской чертой, позади будки часового, торчал ряд флагштоков, на которых мокли под дождем флаги стран-участниц Организации и флаг ООН, за ним виднелось бурое двухэтажное здание, похожее на барак, а еще дальше — кучка строений не менее жалкого вида.

Предъявив часовому документы, Джон Смит заявил, что явился с отчетом к главному военному врачу. XXI век требовал повышенной безопасности — покуда один часовой сосредоточенно сверял физиономию и нашивки подполковника Смита с личной карточкой, второй позвонил главному военврачу и удостоверился, что тому действительно назначена встреча.

Когда часовые наконец отпустили гостя, Джон оставил машину на стоянке и торопливо пробежался к центральному корпусу. На козырьке над парадными дверями, точно вывеска заштатного отеля, горделиво красовались стальные буквы: «Штаб верховного командования союзных держав в Европе», а над ними — зеленый с золотом гербовый щит. Клерк в вестибюле направил гостя на второй этаж, где Джона встретил уже знакомый сержант Маттиас, в парадном мундире, украшенном рядами нашивок и ленточек. Отдав гостю честь, сержант провел Джона по бесконечным коридорам в кабинет, разумеется, не главвоенврача, а генерала Карлоса Хенце.

— Эти игры плаща и кинжала взаправду нужны, подполковник? — как всегда резко поинтересовался генерал.

— Не смотрите на меня так, сэр. — Джон подтянулся и отдал честь. — Это не моя идея.

Хенце глянул на него исподлобья.

— Штатские, — проворчал он, указывая агенту на кожаное кресло рядом со столом. — Мне сообщили из администрации президента. Вот, кстати, данные, которые они передали. — Он подтолкнул Джону через стол стопку папок, а одну оставил при себе. — Мои люди не нашли вообще ничего по этому «Щиту полумесяца». Даже ЦРУ. Сдается, вы наткнулись на совершенно новую банду арабских террористов, подполковник. Вначале у меня были сомнения, но вы, похоже, все-таки свое дело знаете. Что теперь?

— Не только арабских, сэр. Фанатики со всех концов мусульманского мира — арабы из разных стран, афганцы, фулани из северной Нигерии... и еще бог знает кто. Их главарь родом, кажется, из Мавритании. Ислам объединяет многие народы и расы, а я даже не уверен, что группа состоит только из мусульман.

Звезды на погонах генерала зловеще блеснули, будто споря не то с террористами, не то с унылыми небесами за залитыми дождем окнами, не то с орденскими планками, расползшимися по узкой генеральской груди аж до самого плеча. Взгляд Хенце затуманился, словно перед внутренним его взором пролетали все страны, все народы, все возможные следствия услышанного. То была уже не потенциальная угроза, а реальная — настолько близкая и страшная, что генерал, по привычке своей, развернулся вместе с креслом к окну.

— Индонезия? — пророкотал он. — Малайзия? Турция?

— Не могу судить. Но не удивлюсь, если в рядах группировки отыщутся люди из всех этих стран, и у нас есть свидетельство тому, что задействованы боевики из среднеазиатских государств.

Хенце резко развернулся в кресле, пронзив агента взглядом. — Свидетельство?

— Мой знакомый агент МИ-6 опознал звуковой сигнал, обычный для тех краев, — похожим способом переговариваются ночью наши лесные индейцы.

— Бывшие советские республики? Таджики? Узбеки? Киргиз-кайсаки, помоги нам бог?

Джон кивнул. Хенце задумчиво потер переносицу и швырнул агенту последнюю, тоненькую папку.

— Президент потребовал отдать вам и это. Полное официальное досье НАТО на капитана Дариуса Боннара плюс все, что Овальный кабинет выбил из французов. Вы подозреваете адъютанта генерала Лапорта? Доверенного работника штаба? Фактически моего подчиненного?

— Я подозреваю всех, генерал.

— Даже меня?

Вспомнив о собственных подозрениях, вызванных визитом псевдосанитара в парижский «пансион» Хенце, Джон позволил себе слегка улыбнуться.

— Пока нет.

— Гос-споди всевышний! — выдохнул Хенце, откидываясь в кресле и вглядываясь в лицо агента пристально, как через оптический прицел. — Когда мы с вами говорили вчера, мы ни черта не знали. Теперь нам известно, что эта штуковина существует, придумавший ее яйцеголовый жив и здоров, а банда, похитившая его и штуковину, собрана с миру по нитке. Поэтому ответьте-ка на мой первый вопрос: что теперь?

— Теперь мы будем их искать.

— Как?

— Пока не знаю.

— Пока не знаете?! -Генерал неверяще уставился на Джона. — А когда узнаете?!

— Когда узнаю, тогда узнаю.

От возмущения генерал побагровел и даже слегка приоткрыл рот.

— Предполагается, — осведомился он, — что это меня утешит?

— Такая война, генерал. Я бы хотел рассказать вам больше — намного больше. У меня есть идеи, наметки, предчувствия, но ничего такого, на что я мог бы с уверенностью положиться, и тем более — поведать вам, когда, что и как.

Хенце продолжал буравить агента лазерным взглядом, но кровь от его лица отлила.

— Мне такая война не нравится, — пожаловался он. — Совсем не нравится.

— Мне тоже. Но вести приходится именно ее.

Хенце задумчиво кивнул каким-то своим мыслям. Он, верховный главнокомандующий сил НАТО в Европе, по чьему приказу готовы ринуться в бой механизированные и компьютеризованные армии десятка стран, в полной мере осознал свое бессилие перед новым врагом — неведомым, лишенным своей земли и своего племени, сражающимся даже не за устаревший образ жизни — а лишь ради неутолимых обид и мечты о грядущем апокалипсисе.

— Я уже прошел через одну «новую» войну, подполковник. — Генерал устало потер глаза. — Она едва не сломала меня. После Вьетнама, боюсь, я не выдержу еще одной. Может, оно и к лучшему. Командиры должны сменяться.

— Мы справимся, — пообещал Джон.

Хенце кивнул:

— Мы обязаны победить.

Он слабо махнул рукой, указывая на документы. Джон собрал папки под мышку, отдал генералу честь и вышел.

Выйдя в коридор, он остановился подумать и решил, что оставит изучение документов до Брюсселя, где ему предстояло встретиться с Рэнди. Агент уже двинулся к выходу, когда кто-то окликнул его, и, обернувшись, увидел идущего ему навстречу генерала графа Ролана Лапорта.

— Bonjour,генерал Лапорт.

От тяжелой поступи француза, казалось, подрагивали на петлях двери.

— Подполковник Смит! Человек, заставивший содрогнуться штаб! Мы непременно должны переговорить. Пойдемте, мой кабинет за углом. Выпьем кофе... поп?

Джон согласился на чашку кофе и вслед за генералом проследовал в его кабинет. Лапорт занял массивное, обтянутое багряной кожей клубное кресло — единственный, пожалуй, предмет меблировки, кроме кресла за письменным столом, способный выдержать его тушу. Джон поневоле устроился в одиноком и неуместном хрупком креслице эпохи Людовика XV. Вскоре задерганный французский лейтенантик принес кофе.

— Итак, — проговорил Лапорт, — наш Эмиль все-таки жив, это magnifique[12],но находится в руках похитителей, а это уже не так magnifique.Вы не могли ошибиться, подполковник?

— Боюсь, что нет.

Лапорт хмуро кивнул:

— В таком случае нас обманули. Останки, найденные в руинах взорванного лабораторного корпуса, попали туда неслучайно, равно как фальшивые отпечатки пальцев и анализы ДНК в досье Сюртэ, а баски послужили лишь прикрытием для настоящих преступников. Я прав?

— Полностью, — согласился Джон. — Настоящие террористы называют себя «Щитом полумесяца», это многонациональная группировка мусульманских экстремистов, возглавляемая неким мсье Мавританией.

Генерал со злостью осушил чашечку.

— Сведения, которые я получил и передал вам, оказались во многом ошибочными. Я вынужден извиниться.

— Собственно говоря, большую часть данных, которыми мы располагаем теперь, я раздобыл, преследуя ваших басков, так что в конечном итоге вы оказали нам большую помощь, генерал.

— Merci.Это меня утешает.

Агент отставил чашку.

— Могу я поинтересоваться, где сейчас ваш адъютант, капитан Боннар?

— Дариус? Я отправил его по делам на юг Франции. Недалеко от Испании.

— Нельзя ли поточнее, генерал?

Лапорт нахмурился.

— На нашу военно-морскую базу близ Тулона, а потом на Минорку, по личным делам. А что? Почему вас вдруг заинтересовал Дариус?

— Насколько хорошо вы знакомы с капитаном Боннаром?

— Знаком?! — изумился француз. — Вы подозреваете Дариуса?.. Нет, нет, невозможно! Я помыслить не могу о подобном предательстве!

— Это он передал вам те документы, которые получил от вас я.

— Невозможно, — сердито отрезал генерал. — Хорошо ли я знаком с Дариусом? Да я знаю его, как отец — сына! Шесть лет он неотлучно рядом со мной. У него было безупречное досье, множество благодарностей и наград за отвагу, еще до того, как мы встретились, — когда он был у меня взводным в Четвертом драгунском во время иракской войны. А до того он служил poilu[13] во Втором пехотном полку Иностранного легиона, действовавшем в Северной Африке по просьбе наших бывших колоний, — они до сих пор обращаются к нам за помощью. Он выбился в офицеры из низов. Как можете вы подозревать столь уважаемого человека?

— Боннар служил рядовым легионером? Он не француз?

— Конечно, француз! — рявкнул Лапорт. Физиономия его словно окаменела, застыв в недовольной гримасе. — Ну да, его отец — немец, и Дариус родился в Германии, но его мать — настоящая француженка, и в Легион он вступил под ее фамилией.

— Что вы знаете о его личной жизни?

— Все! Он женат на прекрасной юной особе из хорошей семьи, многие годы служившей Франции. Он изучает нашу историю, как и я.

Лапорт широким жестом обвел рукой кабинет, и только теперь Джон обратил внимание, что стены его увешаны картинами, репродукциями, фотографиями, картами, так или иначе связанными с великими минутами французской истории. Исключение было только одно — репродукция той же картины, которую видел агент в парижском доме Лапорта. С нее зловеще поблескивал окнами кроваво-алый замок.

— История — это не просто описание прошлого нации или народа, — продолжал генерал. — Истинная история запечатлевает душу страны, и, не зная ее, невозможно познать народ. Не помня прошлого, мы обречены повторять его, подполковник, non?Как может предать страну человек, преданный ее истории? Impossible.

Джон слушал, и в его душе росло убеждение — Лапорт слишком многословно, слишком шумно защищает Боннара, точно пытается убедить самого себя. Или сердце подсказывало ему, что невозможное, с его точки зрения, может оказаться вполне вероятным? В последних словах генерала прозвучало явное сомнение.

— Нет, я не верю. Только не Дариус.

А Джон — верил. Выходя из кабинета, он оглянулся. Генерал Лапорт в тяжком раздумье восседал на своем алом троне, и в глазах его стоял ужас.

Париж, Франция

Питер Хауэлл как раз задремал на узенькой койке, которую по его настоянию поставили рядом с кроватью Марти, когда за ухом его зажужжала не то пчела, не то оса, не то какой-то гнусный кровосос. Агент машинально прихлопнул вредную тварь и проснулся — от боли в пострадавшем ухе и от трезвона, который поднял стоящий на тумбочке телефон.

Марти зашевелился на больничном ложе и что-то пробормотал. Питер глянул на него — не просыпается ли? — и схватился за трубку.

— Хауэлл слушает!

— Спим, Питер?

— Даже полевые агенты по временам испытывают эту досадную потребность, как бы ни было это неудобно для вас, бюрократов на окладе, которые каждую ночь дрыхнут в своих постелях — или в постелях своих любовниц.

Находившийся в Лондоне сэр Гарет Саутгейт хихикнул — без особого, правда, веселья. Именно на его, как главы МИ-6, плечи падала незавидная обязанность общаться с Питером Хауэллом, несмотря даже на то, что сам сэр Гарет с куда большим удовольствием выставил бы этого непочтительного шутника. Но приходилось терпеть все выходки отставного агента, в которых тот находил некое извращенное удовольствие. Питер Хауэлл был великолепным профессионалом, особенно в нештатных ситуациях. Поэтому Саутгейт подшучивал над ним в ответ и не поддавался на провокации.

Но сейчас смех застревал у сэра Гарета в горле.

— Питер, как там доктор Зеллербах?

— Без изменений. А вам какого черта понадобилось?

— Хотел передать тебе кое-что важное, — Саутгейт подбавил в голос серьезности, — и поинтересоваться твоим мнением.

Марти снова беспокойно заворочался, и Питер с надеждой покосился на него, чтобы вернуться к разговору, только когда больной снова замер в прострации. Теперь, осознав, что успел достать босса, он вернулся к вполне цивильному обращению — noblesse oblige[14],так сказать.

— Я... как это в Калифорнии говорят — одно большое ухо?

— Очень мило с твоей стороны, — отозвался Саутгейт. — Информация сверхсекретная, только для ушей премьер-министра. Собственно говоря, я звоню тебе через новый скрэмблер и пользуюсь новыми кодами, чтобы быть уверенным, что террористы еще не успели его взломать. И больше не буду пользоваться им никогда, покуда мы не взяли под контроль этот чертов молекулярный компьютер. Ты меня понял?

— Лучше тогда вообще молчи, старик, — пророкотал Питер.

— Извини? — Сэр Гарет позволил раздражению прорваться.

— Правила не меняются. Как я выполняю задание — мое дело. Если мне ради успеха придется разгласить любую тайну, я это сделаю. Так можете и передать премьер-министру.

— Питер! — Саутгейт повысил голос. — Тебе так нравится изображать самонадеянного ублюдка?

— Безмерно. А теперь выкладывайте, что хотели мне сообщить, или вешайте трубку.

На самом деле Питер успел рассчитать, что его подключили к делу с самых верхов, через голову главы МИ-6, а значит, тот не в силах его уволить, и, представляя, как Саутгейт ерзает на стуле, открыто ухмылялся.

Голос сэра Гарета был суше Сахары.

— Генерал сэр Арнольд Мур и его пилот пропали — предположительно, погибли — во время перелета из Гибралтара в Лондон. Генерал собирался лично представить премьер-министру некий сверхсрочный доклад. Даже по сверхсекретному каналу кодированной связи он сказал только, что дело касается — цитирую — «недавних сбоев в электронных сетях США». Только поэтому мне поручено было сообщить об этом тебе.

Питер мгновенно напрягся.

— Генерал Мур не намекнул, как или где он добыл те сведения, которые хотел представить премьер-министру?

— Нет. — Саутгейт тоже оставил на время ссору. — Мы проверили все источники. Известно нам вот что — генерал вообще должен был находиться в Кенте, в своем поместье. Вместо этого он полетел в Гибралтар, взяв личного пилота. Оттуда он и пилот на вертолете отправились куда-то и вернулись шесть часов спустя. Где он провел это время — неизвестно.

— Диспетчерская Гибралтара не знает, куда они полетели?

— Никто не знает. Пилот, понятное дело, пропал вместе с ним.

Питер подумал секунду.

— Ладно. Мне придется остаться здесь, покуда я не смогу допросить Зеллербаха. А вы бросьте все силы, но разузнайте, куда летал Мур! Как только поговорю с Зеллербахом, я отправлюсь на юг и поищу сам. Дальность полета у вертолетов небольшая, так что выбор у нас будет невелик.

— Хорошо, я... Погоди! — Голос Саутгейта отдалился, словно глава МИ-6 разговаривал с кем-то еще, но слов было не разобрать. Через несколько секунд сэр Гарет вернулся. — Мне только что сообщили — в море близ Лиссабона нашли остатки муровского «торнадо». На обломках фюзеляжа — следы взрыва. Полагаю, можно считать и генерала, и его пилота погибшими.

— Учитывая ситуацию, несчастный случай можно исключить, — согласился Питер. — Займите своих ребят делом. Я с вами свяжусь.

Саутгейт хотел было сказать, что Хауэлл — тоже один из его людей и ему следовало бы выполнять приказы, а не отдавать их, но прикусил язык и вздохнул про себя.

— Хорошо. И... Питер... постарайся без нужды никому не проболтаться.

Вместо ответа агент повесил трубку, подумав про себя: «Напыщенный осел!» Слава всем святым, он-то всякий раз успевал отвертеться от любых начальственных постов. Власть бьет в голову вполне приличным до того людям и напрочь отсекает приток кислорода к мозгам. Впрочем, если вдуматься, приличные люди редко стремятся к власти или добиваются ее. Для этого надо с самого начала быть самовлюбленным дураком.

— Господи! — прошептал за его спиной слабый голос. — Питер... Питер Хауэлл?Питер, это ты?

Вскочив на ноги, агент бросился к постели Марти. Тот тер глаза.

— Я что... умер? Без сомнения. Да. Я, несомненно, в аду. — Он тревожно вгляделся в лицо Питера. — Иначе я не встретил бы Люцифера. Мне следовало догадаться. Где еще мне довелось бы встретить этого несносного англичанина, как не в преисподней?

— Вот это дело! — Питер широко ухмыльнулся. — Привет, Марти, дурачок. Здорово ты нас напугал.

Не обращая внимания на его слова, Марти нервно заозирался.

— Выглядит все мирно, — бормотал он, съеживаясь в комок, — но меня не обманешь! Это все иллюзия! Я вижу пламя за этими невинными стенами! Алое, желтое, багровое! Слепит! Жаркий пламень из сердца ада! Но вам не сдержать Марти Зеллербаха!

Он отшвырнул смятые одеяла.

— Охрана! — заорал Питер, прижимая рвущегося на свободу пациента к койке. — Медсестру! Врача! Кого-нибудь, вашу мать!

Дверь распахнулась, и показался охранник.

— Сейчас! — крикнул он, едва заглянув в палату. Марти не столько бился в крепких руках Питера, сколько упрямо давил всем своим немалым весом, словно пытаясь пробиться сквозь стену.

— Надменный сатана! Я из твоих когтей вырвусь вмиг! Реальность — и мираж. Bay, да с кем ты связался, по-твоему? Весело же будет помериться хитростью с архиврагом! Тебе не победить, нет! Я улечу отсюда, как на крыльях алохвостого сокола. Никак... нет... нет...

— Т-ш-ш, парень, — приговаривал агент, пытаясь успокоить его. — Я не сатана. Ну, не совсем. Помнишь старину Питера? Мы неплохо проводили время, да?

Но Марти все бредил, захваченный маниакальной фазой синдрома Аспергера. Наконец вбежала медсестра, и, пока она вместе с Питером удерживала пациента, доктор Дюбо ввел ему в вену раствор мидерала — единственного средства, способного сдерживать проявления болезни.

— Я улечу... не обманешь, дьявол! Только не меня! Я...

Врач довольно покивал, заметив, что медсестра и агент продолжают прижимать буйного больного к кровати.

— Постарайтесь его успокоить. Он слишком долго пробыл в коме, и мне не хотелось бы рецидива. Лекарство скоро подействует.

Питер бормотал Марти на ухо что-то успокоительное, пока тот бредил, выстраивая воздушные замки из слов, уверенный, что находится в царстве Аида и должен обмануть самого сатану. Но вскоре больной обмяк, более не пытаясь вырваться, глаза его потускнели, веки опустились, и Марти принялся клевать носом.

Медсестра одобрительно улыбнулась Питеру.

— Вы хороший друг, мсье Хауэлл. Многие на вашем месте вылетели бы из палаты с воплями.

Питер нахмурился:

— Да ну? Что, у людей совсем не осталось смелости?

— Или совести.

Она похлопала его по плечу и вышла.

В первый раз с начала кризиса Питер всерьез пожалел, что не может воспользоваться электронной связью. Хотелось немедля сообщить Джону и Рэнди, что Марти очнулся, и в то же время — срочно связаться с агентами на юге Франции, на Коста-Брава и в Испании, и во всех местах, куда мог добраться вертолет с Гибралтара, где могли остаться свидетельства того, как провел генерал Мур последние часы своей жизни. Но удобнее всего это было бы сделать с помощью мобильного телефона.

Он разочарованно опустился на койку и со вздохом опустил голову в ладони. И в этот миг за спиной его послышались шаги — тихие, вкрадчивые, — и дверь отворилась неслышно...

— Рэнди?

Уже оборачиваясь, Питер понял, что это не Рэнди — не ее походка, и потянулся к «браунингу» на поясе, но поздно. В темя ему уперлось холодное пистолетное дуло. Агент застыл. Кем бы ни был его противник, это был опытный, умелый враг... и он был не один.

Глава 21

Брюссель, Бельгия

Джон захлопнул последнюю папку с бумагами, откинулся на спинку стула и заказал вторую кружку пива. Он уже заглядывал в кафе «Эгмон» и оставил хозяину записку для Рэнди, предлагая ей встретиться здесь, в кафе «Ле Серф Ажиль», за столиком на улице, — это было его любимое заведение. Располагалось оно на рю Сен-Катрин, в нижнем городе, недалеко от биржи, в том месте, где когда-то к берегам Сены причаливали сотни рыбачьих лодочек. В окрестностях прежнего рыбного рынка по сей день в любом кафе подавали рыбу, хотя реку уже давно загнали в бетонные берега и перекрыли сводом, по которому теперь проходил бульвар Аншпах.

Но сейчас агент, потягивая темное пиво, думал не о рыбе, не о реке под ногами и не о превосходной здешней кухне. Он единственный выбрал столик на улице — по небу еще катились темные тучи, но дождь прекратился час назад, — и по просьбе клиента официант вытер столик и два стула. Остальные посетители решили не рисковать — вдруг хляби небесные разверзнутся снова? Джона это устраивало. Одиночество было ему по душе — надоели подглядывающие и подслушивающие.

Покинув штаб объединенного командования, он переоделся и выглядел теперь простым туристом — бежевые брюки, рубашка в клетку с широким воротом, синяя спортивная куртка и кроссовки. Последнее было очень важно: вдруг придется за кем-нибудь гоняться? Куртка тоже была очень важна: под ней удобно прятать пистолет. И, конечно, без черного плаща, перекинутого сейчас через спинку стула, обойтись было никак невозможно — в нем так удобно скрываться в ночи.

Но сейчас предзакатное солнце еще пыталось прорвать лучами облачный полог, а агент Джон Смит обдумывал услышанное им в штабе НАТО. Досье на капитана Дариуса Боннара оказалось весьма содержательным. То ли Лапорт не знал, то ли решил умолчать, думая, будто защищает подопечного, но столь расхваленная им нынешняя супруга-француженка Боннара не была у капитана первой: во время службы в Легионе тот женился на алжирке. Пришлось ли ему для этого обратиться в ислам, досье умалчивало. Однако, даже получив офицерское звание, все свои отпуска Боннар проводил в Алжире, с женой и ее родственниками. Почему Боннар с ней развелся — тоже остава лось неясно, да и свидетельства о разводе в досье не было. Это сразу насторожило Джона. Террористы, словно шпионы-резиденты, часто жили под разными именами и вели двойную жизнь, переезжая из страны в страну.

Итак, Дариус Боннар, любимый адъютант заместителя верховного главнокомандующего объединенных сил НАТО, был немцем, служившим во французской армии, женатым некогда на алжирке, а ныне находился где-то на юге Франции — совсем недалеко от Толедо.

Агент задумчиво потянулся к кружке. Он поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как в полуквартале от кафе из таксомотора выходит Рэнди, и с улыбкой откинулся на спинку стула, наблюдая за цээрушницей. Та выбрала скромный костюм — темные брюки и облегающий жакет, — а волосы затянула простеньким хвостиком. Стройная и гибкая, она походила на школьницу. Когда, заметив Джона, она побежала к нему, агент поймал себя на мысли, что уже не вспоминает о Софии каждый раз, как видит ее сестру. Это показалось ему непривычным.

— Ты словно увидел привидение, — заметила Рэнди, подбегая. — Волновался за меня? Очень мило, но совершенно зря.

— Где тебя носило? — сумел прорычать агент, хотя улыбка так и рвалась к губам.

Шпионка бесцеремонно шлепнулась на сухой стул и огляделась в поисках официанта.

— Погоди минуту, я все расскажу. Я только что из Парижа. Думала, тебе будет приятно, что я первым делом заехала к Марти...

Джон вздрогнул:

— Ну, как он?

— Снова отключился, а Питеру так ничего и не успел рассказать. — Пока она объясняла про рецидивы, скуластое лицо агента прочертили тревожные морщины. В тяжелые минуты, особенно в бою, Джон напоминал хищного зверя, но сейчас забота о друге тяготила его. Встрепанные темные волосы, исцарапанные еще в Мадриде щеки, потемневшие от тревоги синие глаза показались Рэнди такими милыми...

— Как неудобно без мобильников, — проворчал агент. — Так Питер бы мне сам позвонил и все сразу рассказал.

— Всем тяжело без модемов и мобильников. — Рэнди предупреждающе глянула на Джона — подошел официант — и милым голоском заказала пива, тоже «Чимей», но светлого. — Ты что-нибудь узнал? — поинтересовалась она, когда официант отошел.

— Немного. — Джон пересказал ей досье на Дариуса Боннара и свою беседу с генералом Лапортом. — Лапорт либо не знал об алжирских связях своего протеже, либо прикрывал его. А что у тебя?

— Возможно, кое-что поважнее. — Она торопливо поведала товарищу все, что узнала от Аарона Айзекса, вплоть до неожиданной хвори, поразившей доктора Акбара Сулеймана.

— Ты права, — согласился агент. — Это важный след. Где этот парень?

— Живет и работает в Париже. Моссад уверен, что он еще в городе. У меня есть адрес.

— Тогда чего мы ждем?

Рэнди ухмыльнулась.

— Пока я допью пиво.

Где-то на побережье Северной Африки

По просторным комнатам одинокой виллы, сиявшей белыми стенами на берегу Средиземного моря, гуляли сквозняки, помахивая газовыми занавесями. Дом был построен так, чтобы улавливать и усиливать даже самый слабый ветерок. Комнаты разделялись не дверями, а открытыми проемами, и воздушные потоки проникали свободно.

В глубокой нише между двумя проемами доктор Эмиль Шамбор осторожно соединял сверхтонкими трубочками и проводами клавиатуру, бак с гелевыми капсулами, аппарат-питатель, металлическую крышку, монитор и принтер — все детали, с таким тщанием вывезенные мсье Мавританией и его людьми из лаборатории в Пастеровском институте. Ниша очень нравилась ученому — это было единственное место на вилле, защищенное от сквозняков. Для стабильной работы первого и единственного в мире молекулярного компьютера требовалась постоянная температура и полное отсутствие вибрации.

Шамбор сосредоточился. В руках ученого находился труд всей его жизни, его ДНК-компьютер. Подстраивая шины данных, он думал о будущем — научном и политическом. По его убеждению, этот несовершенный еще аппарат открывал дорогу переменам, которые большинство людей по недостатку образования не в силах даже представить, не говоря уже о том, чтобы оценить. Умение управлять молекулами с той же точностью и легкостью, с какой физики управляют потоком электронов, изменит мир, открывая дорогу в атомное царство, где материя ведет себя иначе, чем та, которую мы видим глазами, слышим ушами, касаемся пальцами.

Электроны и атомы не ведут себя подобно бильярдным шарам, как то представляла Ньютонова физика. Вместо этого они расплывались, превращаясь в волны. На субатомном уровне волна вела себя как частица, частица — как волна. Один и тот же электрон мог двигаться одновременно мириадами разных траекторий, будто размазываясь в пространстве, — и компьютер, составленный из отдельных молекул, сможет вести вычисления мириадами путей, в разных измерениях. Фундаментальные основы мира окажутся подорванными.

Современный компьютер в основе своей представляет решетку из проволочек, соединенных переключателями в местах пересечений. С их помощью обрабатываются логические единицы... Но разница заключается в том, какого рода эти проволочки и переключатели. Шамбор первым смог заставить молекулы ДНК действовать как логические элементы, реализуя операции "0" и "1" — основные слова простейших языков программирования. Все прежние прототипы, созданные другими исследователями, упирались в одну неразрешимую проблему: молекулы-ротаксаны, служившие такими элементами, могли менять ориентацию лишь единожды. Они годились для записи информации, но не могли служить компьютеру оперативной памятью, содержимое которой меняется каждый такт.

Эту неразрешимую проблему сумел решить Шамбор. Он синтезировал цепочку ДНК, обладавшую нужными свойствами, и назвал ее «франканом» — в честь своей родины.

Тереза заглянула в нишу, когда ученый оторвался от установки, чтобы что-то подсчитать в блокноте.

— Зачем ты помогаешь им?

Глаза ее сверкали гневом, но голос оставался сдержанным.

Эмиль Шамбор устало разогнул спину и обернулся к дочери:

— А что мне остается?

Тереза поджала бледные губы — яркая помада стерлась давным-давно. Нечесаные грязные черные кудри уже не спадали шелковой волной на плечи. Белый вечерний костюм был грязен и порван, палевая шелковая блузка запятнана кровью и машинным маслом. Туфельки на шпильках пропали вовсе, вместо них актриса надела бедуинские остроносые шлепанцы. То была единственная уступка — в остальном она отказывалась принимать от террористов даже чистую одежду.

— Можешь отказаться, — устало проговорила она. — Никто из них не сможет работать с твоим молекулярным компьютером. Они окажутся беспомощны.

— А я — мертв. И ты, что куда важнее, — тоже.

— Они все равно нас убьют.

— Нет! Они обещали.

В голосе отца Терезе послышалось отчаяние хватающегося за соломинку.

— Обещали? — Она горько рассмеялась. — Террористы, похитители, убийцы — обещали?!

Шамбор сжал губы и, не отвечая, вернулся к работе, снова и снова проверяя контакты.

— Они сотворят что-то ужасное, — проговорила Тереза. — И погибнут люди. Ты это знаешь.

— Я ничего не знаю.

Она уставилась на него, словно впервые увидев.

— Ты заключил сделку. Ради меня.Так ведь? За мою жизнь ты продал им душу.

— Я ничего не продавал.

Но взгляда Эмиль Шамбор не поднял. Тереза все смотрела на него, пытаясь понять, что он думает, что чувствует... что переживает.

— Но это ты и сделаешь. Ты заставишь их отпустить меня, прежде чем поможешь им совершить задуманное.

Шамбор помолчал секунду.

— Я не позволю им убить тебя, — промолвил он тихонько.

— Разве это не я решаю?

Вот теперь ее отец резко обернулся в кресле:

— Нет! Эторешаю я!

За спиной Терезы послышались шаги, и девушка невольно шарахнулась. В дверях стоял Мавритания, поглядывая то на Терезу, то на ее отца. Позади невысокого террориста громоздился мрачной тенью Абу Ауда.

— Вы ошибаетесь, мадемуазель Шамбор, — серьезно проговорил Мавритания. — Когда наша миссия будет исполнена, мне более не понадобится ваш отец, и мы объявим о нашем триумфе по всему миру, дабы Великий Шайтан знал, кому обязан своим падением. Тогда уже будет все равно, что сможете рассказать вы или ваш отец. Никому нет нужды умирать... если только этот кто-тоне помешает нам исполнить задуманное.

Тереза скривилась:

— Его вы еще сможете обмануть, но не меня. Я распознаю ложь с первого слова.

— Печально, что вы не доверяете нам, но переубеждать вас у меня нет времени. — Мавритания перевел взгляд на Шамбора: — Когда вы будете готовы?

— Я же сказал — мне нужно два дня.

Мавритания прищурил глазки.

— Они почти истекли.

С момента своего прибытия террорист еще ни разу не повысил голос. Но от этого злоба, горевшая в его глазах, казалась только страшнее.

Париж, Франция

Башня Монпарнас, приютившаяся посреди кучки небоскребов на одноименном бульваре, постепенно скрывалась вдали, по мере того как Джон, Рэнди и перепуганный лаборант из Пастеровского института Хаким Гатта все глубже забирались в лабиринт парижских переулков, где среди призраков прежней богемы жила и работала новая. Солнце уже зашло, и последние угольки догорающего дня красили небо унылым серовато-желтым цветом. Черные тени накрывали мостовые и палисадники, в воздухе висели запахи перегара, гашиша и олифы.

— Вот эта улица, — пробормотал наконец по-французски перепуганный мойщик пробирок. — Тогда... можно... я пойду?

Хаким Гатта был ростом по плечо Джону Смиту. Этот смуглый курчавый человечек с бегающими глазами имел одно-единственное достоинство: он проживал этажом выше доктора Акбара Сулеймана.

— Пока нет, — отрезала Рэнди, затаскивая лаборанта обратно в тень. Джон короткой перебежкой присоединился к ним. — Какой дом?

— П-п-пятнадцатый.

— Квартира? — уточнил безжалостный Джон.

— Т-третий этаж. Последняя. Вы же обещали, что заплатите и я пойду?

— Кроме проулка, других выходов из дома нет?

Хаким решительно закивал.

— Или через парадное, или переулком. Третьего выхода нет.

— Ты бери проулок, — бросил агент своей соратнице. — Я — парадное.

— И с каких пор ты главный?

Хаким было попятился, но Рэнди ловко ухватила его за воротник и ткнула стволом под нос. Лаборант зажмурился и обмяк.

— Извини, — пробормотал наблюдавший за этой интерлюдией Джон. — У тебя есть идея получше?

— Нет, — неохотно созналась Рэнди, — но ты в другой раз все равно спрашивай! Помнишь наш спор о вежливости? Давай пошевеливаться. Неизвестно, надолго ли он тут задержится, когда узнает, что мы спрашивали о нем в Пастеровском. Переговорник у тебя?

— Само собой.

Джон похлопал себя по карману черного плаща и быстрым шагом двинулся прочь. Стены улицы светились окнами — в четыре, пять, шесть рядов. Дойдя до пятнадцатого дома, агент прислонился на пару минут к стене у подъезда, оглядываясь. Мимо проходили люди — кто в бар или бистро, а кто и домой. Немногочисленные парочки наслаждались весенним теплом и обществом друг друга. Выждав, когда никого из прохожих не оказалось поблизости, Джон нырнул в подъезд.

Дверь оказалась открытой, и консьержки не было. Вытаскивая из-под плаща свой «вальтер», агент взлетел на третий этаж и прислушался, припав к двери последней квартиры. Из дальней комнаты доносился шум радио, потом кто-то открыл кран, и струя воды ударила в тазик. Джон осторожно подергал ручку — само собой, заперто. Замок стандартный, пружинный, не из сложных. Вот если внутри стоит засов, попасть в квартиру будет намного труднее, но большинство людей беспечны и запираются на засов только по вечерам.

Вытащив из кармана небольшой набор отмычек, агент принялся за работу и так увлекся, что не заметил, как шум воды стих. Автоматная очередь с грохотом прошила дверь в двух пальцах над макушкой агента. Воздух наполнили разлетающиеся щепки. Что-то ударило Джона в бок, и агент рухнул на пол, крепко приложившись левым плечом. «Черт, — мелькнуло в голове, — я ранен...» Накатило головокружение; агент с трудом поднялся на четвереньки и пристроился обок продырявленной двери, едва удерживая обеими руками «вальтер». В боку пульсировала боль, но Джон старался не обращать на нее внимания, не сводя взгляда с двери.

Когда стало понятно, что стрелок не выйдет, агент позволил себе расстегнуть плащ и поднять рубашку. Пуля разодрала одежду и вырвала клок кожи на талии, оставив пурпурный след. Рана кровоточила, но не сильно, и ходить не мешала — значит, ею можно заняться позже. Заправлять рубашку в штаны он не стал; свободный черный плащ неплохо скрывал и дырки от пули, и пятна крови.

Поднявшись во весь рост, агент изготовился к стрельбе и швырнул в дверь связкой отмычек. Еще одна очередь прошила фанеру, но в этот раз шальная пуля выбила замок. С верхних и нижних этажей уже доносились тревожные крики и ругань.

Джон бросился вперед, вышибая плечом дверь, и сразу же ушел в перекат, чтобы выйти из него в боевую стойку, нацелив пистолет на стрелка. И замер.

На старенькой тахте напротив двери сидела, скрестив ноги по-турецки, симпатичная стройная девушка, не успевшая еще отвести от входа дуло здоровенного старого «Калашникова». На агента она взирала с таким недоумением, словно тот не вышиб дверь, а просочился сквозь нее духом святым.

— Брось оружие! — скомандовал Джон по-французски. — Брось! Сейчас же!

Террористка кинулась на него, пытаясь взять противника на прицел, но агент одним пинком вышиб оружие у нее из рук и, заломив девушке руку за спину, толкнул перед собой. Вдвоем они обошли квартиру комнату за комнатой. Но, кроме террористки, там не было никого.

— Где доктор Сулейман? — рявкнул Джон, приставив дуло «вальтера» к виску девушки.

— Где ты его не найдешь, chien![15]

—Кто он тебе — любовник?

— А ты что — ревнуешь?

Агент вытащил переговорник из кармана плаща.

— Его здесь нет, — шепнул он в микрофон, — но только что был. Осторожней.

Сорвав покрывало с тахты, он надежно привязал девушку к стулу и выбежал из квартиры, даже не захлопнув за собой дверь, чтобы скатиться по лестнице к входу.

Стоя посреди мощеного переулка позади дома и морща нос от запаха мочи и перегара, Рэнди Расселл приглядывалась к темным окнам третьего этажа, стиснув в ладони рукоять «беретты». Рядом нервно переминался с ноги на ногу Хаким Гатта, словно перепуганный заяц, готовый в любую минуту рвануться в свою нору. От посторонних глаз их скрывала непроглядная тень старой липы. Над головами по узкой полоске ночного неба высыпали звезды, с трудом прокалывая лучиками облачную дымку.

— Ты уверен, что он там? — Для надежности Рэнди ткнула помощнику дулом под ребра.

— Да, я же говорил!Он был там, когда я выходил. — Лаборант нервно взъерошил свои черные кудряшки сначала одной рукой, потом другой. — Не надо было говорить вам, что мы живем в одном доме.

Рэнди пропустила его жалобы мимо ушей.

— И это точно единственный выход? — переспросила она, прикидывая.

— Я же говорил! — взвыл Хаким.

— Тихо! — Рэнди пронзила его взглядом.

Лаборант как раз жаловался на судьбу шепотом, когда по переулку разнесся грохот выстрелов.

— Ложись!

Невысокий лаборант со всхлипом рухнул на мостовую. Рэнди опустилась наземь рядом с ним, прислушиваясь. Несколько секунд стояла тишина, потом наверху прогрохотала еще одна очередь, и затрещало, ломаясь, дерево.

— Надеюсь, третьего выхода нет, — прошипела Рэнди трясущемуся Хакиму.

— Я же говорил! Аллах свидетель...

Послышался топот ног. Рэнди подняла голову. Дверь черного хода с грохотом распахнулась, и на улицу выбежал незнакомый мужчина. Почти сразу же он перешел на быстрый шаг. В опущенной, чтобы не привлекать лишнего внимания, руке незнакомец сжимал пистолет и на каждом шагу нервозно озирался.

Переговорник Рэнди затрещал. Разведчица притянула Хакима к себе, зажала лаборанту рот и прислушалась.

— Его здесь нет, — донесся из динамиков слабый голос Джона, — но был только что. Осторожней.

— Я его вижу. Встретимся у парадного, если успеешь.

Глава 22

На глазах Рэнди беглец развернулся и поспешил к выходу из проулка, время от времени замедляя шаг, словно вспоминал, что перейти на бег — значит привлечь ненужное внимание. Он отступал, но не бежал в панике. Цээрушница торопливо сунула Хакиму обещанную пачку евро, предупредив, чтобы не высовывался, покуда и она, и ее мишень не скроются из вида. Лаборант испуганно покивал.

Устремляясь в погоню, Рэнди на ходу вытащила из нагрудного кармана переговорник — левой рукой, потому что в правой она сжимала пистолет. Беглец замер на выходе из переулка, оглянулся — Рэнди вжалась в стену, не дыша. По улице проехала машина, блеснув фарами, и в их свете она увидела свою мишень — невысокий худощавый мужчина под тридцать, одетый на европейский манер: синий свитер, белая сорочка, полосатый галстук, серые брюки и темные полуботинки. На скуластом узком лице выделялись внимательные, умные, смоляные глаза, прямые угольно-черные волосы спадали на плечи; внешность, типичная для народа моро с Минданао, в чьих жилах филиппинская кровь смешалась с малайской. «Так вот ты каков, — подумалось Рэнди, — доктор Акбар Сулейман. Встревожен и напуган».

Террорист задержался в подворотне, пристально озираясь.

— Он чего-то ждет, — шепнула Рэнди в переговорник. — Если сможешь, подъезжай на рю Комбре.

Не успела она опустить переговорник, как к обочине напротив подворотни подкатил, взвизгнув тормозами, черный седан «субару». Доктор Сулейман нырнул в распахнувшуюся заднюю дверь, и не успела та захлопнуться, как «субару» сорвался с места. Рэнди бросилась вперед.

Такой же черный «форд» модели «Краун-Виктория» подкатил к тротуару, едва цээрушница вылетела из переулка. Со стороны парадного к нему ринулся Джон. Агенты заскочили на заднее сиденье одновременно с разных сторон.

Машина рванулась вслед уезжающему «субару».

— Макс следит за машиной? — Рэнди нагнулась к водителю.

— Сидит на хвосте, — отозвался Аарон Айзекс.

— Отлично. За ними.

Аарон кивнул:

— Это Смит с тобой или Хауэлл?

— Подполковник Джон Смит, — представила Рэнди своего товарища, — доктор медицинских наук, внештатный сотрудник армейской разведки. Джон, познакомься — Аарон Айзекс, глава нашего парижского отделения.

Джон почти физически ощутил, как буравят его глаза Айзекса, как тот пытается оценить увиденное, проверить услышанное. Паранойя была профессиональной болезнью ЦРУ.

Захрипело радио.

— "Субару" остановился перед отелем «Сен-Сюльпис», близ «Каррефур де л'Одеон». Выходят двое, зашли в отель. Машина отъезжает. Какие будут указания?

Рэнди перегнулась через спинку сиденья, и Аарон передал микрофон ей.

— Следуй за «субару», Макс.

— Понял, малышка.

— Пошел к чертям!

Аарон оглянулся.

— Мы — в отель?

— Читаешь мысли, — отозвалась Рэнди.

Три минуты спустя «Краун-Виктория» остановилась в полуквартале от отеля «Сен-Сюльпис».

— Расскажи мне об отеле, Аарон, — потребовала Рэнди, с сомнением изучая фасад.

— Дешевка. Восемь этажей. Поначалу здесь селилась местная богема, потом — североафриканцы, теперь — в основном туристы, что победней. Никаких выходов, кроме парадного. Даже пожарной лестницы нет.

Снова затрещал приемник.

— "Субару" — прокатный, с шофером, — сообщил невидимый Макс. — Заказан по телефону. Никакой информации о заказчике или клиенте.

— Тогда возвращайся к отелю и забери Аарона. Его «Краун-Викторию» мы присвоим.

— Значит, на свиданку можно не рассчитывать? — мгновенно отреагировал Макс.

— Веди себя прилично, — Рэнди начинала терять терпение, — пока я не настучала твоей жене.

— Ой, да, черт, я ведь женат...

Динамик умолк. Рэнди только покачала головой. Покуда цээрушники обсуждали распределение обязанностей, Джон думал о своем друге.

— Марти уже, наверное, очнулся, — прервал он их диалог, — и нам бы очень пригодилась помощь Питера.

— Доктор Сулейман может выйти в любой момент, — возразила Рэнди.

— Да, но если Макс меня подбросит к госпиталю, я могу обернуться довольно быстро. На всякий случай вы с Максом можете держать связь по радио, а я возьму переговорник, чтобы он мог меня вызвать в больнице.

— И кто меня предупреждал, что от радиосвязи надо отказаться?

Джон покачал головой.

— Даже если ДНК-компьютер сейчас работает, вряд ли его хозяева прослушивают переговоры на частотах парижской полиции — они ведь не идут через спутник. Уже хотя бы потому, что пока не знают о бегстве Сулеймана. Нет, нас вряд ли прослушают или выследят. На случай, если Сулейман двинется с места до моего возвращения, — сообщи, и мы с Питером и Максом с вами встретимся.

Рэнди согласилась, и Аарон Айзекс объявил, что подежурит вместе со своей подчиненной, покуда не вернутся Джон и Макс. Двое агентов Лэнгли продолжили свой оживленный спор, а Джон пересел в подкативший «крайслер» Макса и устроился на сиденье рядом с водительским местом.

— Аптечка у тебя есть? — процедил он, когда машина нырнула в сплошной поток автомобилей, направляющийся на юго-запад, в направлении госпиталя.

— А как же. В бардачке. Что-то не так?

— Да ничего... царапина.

Джон аккуратно прочистил рану на боку, смазал ее антибиотиком и наклеил пластырь. К тому времени, когда агент вернул аптечку на место, они уже подъезжали к больнице.

Смит почти пробежал по пустынным галереям гигантского госпиталя Помпиду, мимо пальм в кадках и сувенирного киоска, по эскалатору, к палате интенсивной терапии. Ему не терпелось увидеть Марти. Конечно, тот уже очнулся, упрямец этакий, — в этом у Джона почему-то не возникало сомнений.

На сестринском посту у палаты Джон предъявил документы какой-то незнакомой сестричке.

— Ваше имя есть в списке, доктор, — ответила та рассеянно, — но доктора Зеллербаха уже перевели в отдельную палату на четвертом этаже. Вам не передали?

— Я выезжал из города. Доктор Дюбо еще на месте?

— Извините, он уже ушел. Или у вас что-то срочное?

— Нет, нет. Только скажите, где сейчас доктор Зеллербах.

Когда Джон поднялся на четвертый этаж, ему хватило одного взгляда на дверь палаты Марти, чтобы сердце агента ухнуло в пятки. Часовых не было. Он оглянулся — нет, никаких признаков наружного наблюдения. Куда подевалась Сюртэ? Или МИ-6? Запустив руку в карман, агент под плащом вытянул из кобуры «вальтер». Взгляд его отсеивал врачей, медсестер, санитаров, больных — внимание агента притягивала только закрытая дверь палаты. Он опасался худшего.

Джон осторожно надавил на дверь — закрыто. Повернул ручку до щелчка и, торопливо перехватив «вальтер» обеими руками, проскользнул в отворившуюся щель, чтобы одним мгновенным взглядом окинуть палату.

Дыхание его перехватило. Палата была пуста. Покрывало на кровати — отброшено, простыни — смяты, словно больной бился в бреду. Ни Марти. Ни Питера. Ни охраны. Ни сыщиков, ни переодетых шпионов. Нервы Джона уже звенели от напряжения. Он сделал еще шаг — и замер. По другую сторону койки на полу были свалены два трупа. Опытному врачу не понадобилось даже нагибаться к телам, чтобы понять — в его помощи они уже не нуждаются. Вокруг растеклась густеющая по краям кровавая лужа. Оба мертвеца были одеты как хирурги, вплоть до гамаш... и масок. Но уже по телосложению Джон сразу определил, что ни Марти, ни Питера среди них нет.

Тяжело выдохнув, он все же опустился на колени. Каждый был убит одним ударом кинжала — чувствовалась рука профессионала, вполне возможно, тут поработал Питер Но где тогда он сам и Марти? Куда подевалась охрана? Агент неторопливо поднялся, раздумывая. Очевидно, в госпитале еще никому не известно о случившемся — нет ни паники, ни тревоги, ни намека на то, что Марти Зеллербах покинул отведенное ему место. Охрана исчезла, двое неизвестных убиты, Питер и Марти тоже исчезли, и все это без следа и без звука.

Пискнул переговорник.

— Смит слушает, — проговорил агент, вдавив клавишу. — Что случилось, Макс?

— Рэнди передает, что наша птичка полетела, да не одна. Они с Аароном двинулись в погоню. И нам пора. Рэнди подскажет, куда двигаться.

— Уже иду.

Он еще раз окинул взглядом палату. Питер молодец. Он смог избавиться от двоих убийц, не привлекая внимания, хотя Джон не имел представления, как ему удалось выбраться из госпиталя с коматозным пациентом на плечах. Но куда подевались двое легионеров у двери? И все агенты в штатском, которыми больнице следовало просто кишеть?

С тем же успехом подобную операцию могли провернуть и террористы. Выманить куда-нибудь охрану, снять часовых, тела — спрятать, похитить Марти и Питера, допросить и убить.

Несколько секунд Джон стоял в раздумье. Но он не имел права бросать след, способный вывести его к ДНК-компьютеру. Он сообщит парижской полиции, ЦРУ и лично Фреду Клейну, что обнаружил в палате, и будет надеяться, что они найдут Марти и Питера.

Он убрал «вальтер» в кобуру, переговорник — в карман и ринулся прочь, на улицу, где его ждал Макс со своим «крайслером».

Черный микроавтобус с надписью «Булочная» свернул на бульвар Сен-Мишель. Аарон, сидевший за рулем «Краун-Виктории», притормозил, позволяя жертве оторваться немного, но не теряя ее из виду. Микроавтобус двигался на юг.

— Он направляется к Окружному, — догадалась Рэнди. Этот бульвар кольцом окаймлял центральные округа Парижа. Свою догадку она передала Максу, Джону и, как ей хотелось надеяться Питеру, уже ехавшим вслед агентам ЦРУ.

— Думаю, ты права, — согласился Аарон, чуть прибавив ходу — слишком увеличивать дистанцию между собой и черным микроавтобусом он опасался, чтобы не потерять след на резком повороте.

Все началось десять минут назад, когда машина с надписью «Булочная» подкатила к дверям отеля «Сен-Сюльпис». Водитель выскочил из кабины, распахнул дверь, словно собираясь выгружать поддоны со свежим хлебом, но вместо этого в машину запрыгнули выскочившие из отеля доктор Акбар Сулейман и еще один, незнакомый агентам мужчина. Торопливо оглянувшись, водитель захлопнул за ними дверь, потом обошел микроавтобус кругом, подозрительно озираясь, и только тогда сел обратно за руль, чтобы тронуться с места.

— Черт! — ругнулась Рэнди.

— И что теперь? — Аарон напрягся.

— Выбора нет. За ними.

Как и предсказывала Рэнди, машина свернула на Окружной бульвар и направилась на запад, чтобы вскоре свернуть на платную магистраль А10. Аарон не упускал ее из виду, а Рэнди передавала указания Максу, сидевшему за рулем «Крайслера». На развилке между А10 и А11, уводившей к Шартру и далекому морю, микроавтобус не свернул. Путь его вел на юг.

Ночное небо висело над дорогой траурным черным пологом; звезды прятались за тучами. Микроавтобус проехал, не притормозив, мимо древнего Орлеана, пересек Луару. Шли часы. Уже хорошо за полночь машина внезапно свернула вновь на запад, на местную двухрядку D51, а оттуда, не сбавляя хода, — на безымянный проселок, чтобы через несколько миль вылететь на полускрытую густым подлеском колею.

Только мастерству Аарона Айзекса агенты были обязаны тем, что не потеряли свою добычу и не были ею замечены. Когда Рэнди поздравила своего начальника, тот только скромно пожал плечами.

— Что теперь? — поинтересовался он, сворачивая на обочину.

— Подберемся поближе и послушаем. — Рэнди уже вылезала из машины.

— Возможно, разумнее подождать Макса и твоих приятелей. Они не так сильно от нас отстали.

— Ну и сиди тут. А я пошла.

Выслушивать протесты Аарона Рэнди не стала. Впереди, сквозь стену стволов, просвечивали огни окон. Цээрушница осторожно двинулась через пролесок, пока не набрела на тропу, протоптанную, кажется, не людьми, а животными, и двинулась по ней. В отличие от фермы под Толедо эту не окружали распаханные поля — похоже, это был скорее охотничий домик или дачка, куда приезжали отдыхать от городской суеты. Вертолетов поблизости видно не было, зато у дома стояли три машины, а углы фасада подпирали двое вооруженных часовых.

По жалюзи метались, сливаясь и расходясь, яростно жестикулирующие тени. В доме шел бурный спор — доносились едва слышные злые голоса.

— И сколько их там? — Плеча Рэнди коснулась знакомая рука.

— Привет, Джон. — Шпионка обернулась. — Ты как раз вовремя. В фургоне было трое, и здесь уже стояли две машины. У дома — двое часовых, и самое малое один человек внутри — тот, с кем была назначена встреча.

— Две машины? Тогда вашу блудную троицу вряд ли ждет только один связной.

— Возможно. — Рэнди оглянулась. — Где Питер?

— Знал бы я! — Джон коротко пересказал увиденное в госпитале. Сердце Рэнди болезненно екнуло. — Если террористов было только двое и Питер избавился от них, он мог сообразить, как вытащить Марти из больницы, — тогда оба, скорей всего, в безопасном месте. В конце концов, пистолеты убитых были заряжены полностью, и я не нашел ни одной гильзы. Так что... возможно. — Он покачал головой. — Но если террористов было больше, они могли оглушить Питера или зарезать. В таком случае мне и думать не хочется, что могло статься с Питером и Марти.

— Мне тоже. — Дверь домика отворилась. — Смотри!

На крыльцо легла полоса яркого света. Доктор Акбар Сулейман выскочил на улицу, не переставая размахивать руками и спорить с кем-то еще невидимым. До скрытых кустами агентов донесся его голос:

— Я тебе повторяю — мы ушли чисто! Не могли они за мной проследить! Я вообще не понимаю, как меня нашли!

— Это меня и беспокоит.

Джон и Рэнди переглянулись. Оба узнали этот голос. Говоривший вышел на крыльцо вслед за Сулейманом. Это был Абу Ауда.

— Как ты можешь быть уверен, что за тобой не следили?

Филиппинец экспансивно развел руками.

— Ты их видишь? Нет? Естественно, не видишь. Ergo[16], за мной не следили!

— Те, кто мог выследить тебя, моро, не позволят так просто себя увидеть.

Сулейман презрительно фыркнул.

—И что? Мне следовало позволить себя арестовать?

— Нет. Тогда ты рассказал бы им обо всем. Но лучше было бы тебе действовать, как было договорено, и связаться поначалу с нами, чтобы разработать безопасный план, а не мчаться к нам сломя голову, точно перепуганный щенок к сосцам суки.

— Ну, — ядовито огрызнулся Сулейман, — уж как получилось. Мы так и будем попусту сотрясать воздух, если ты столь уверен, что на нас вот-вот набросятся слуги шайтана?

Террорист-фулани сверкнул глазами и рявкнул что-то по-арабски. Из дома выбежали водитель микроавтобуса, тот незнакомец, что покинул парижский отель вместе с Сулейманом, и еще один вооруженный человек, судя по чертам лица и тюбетейке — узбек. Шофер, не говоря ни слова, залез в кабину черного микроавтобуса, и тот неторопливо покатился по разъезженной колее в сторону проселка.

— Пошли, — шепнула Рэнди.

Вместе с Джоном они побежали лесной тропой туда, где стояли в придорожных кустах их машины и поджидали оставшиеся двое цээрушников.

— Ну что? — поинтересовался Аарон, вылезая из машины.

Макс только открыл дверцу, глядя на Рэнди, точно изголодавшийся неандерталец — на первый увиденный за год кусок мяса. Та старательно не обращала на это внимания.

— Не отвертитесь, — бросила она. — Машин у них две. В какой сидит Сулейман — мы не узнаем. — Она не стала добавлять, что Абу Ауда тоже окажется неизвестно в какой машине, а великан, возможно, является даже более ценной добычей. — Нам придется разделиться и следить за обеими.

— Причем чертовски осторожно, — добавил Джон. — Абу Ауда боится, что за Сулейманом могли пустить «хвост», и будет держаться настороже.

Аарон и Макс хором забурчали, что у них есть своя работа и вообще пора спать, но Рэнди напомнила, что ее миссия важнее.

Джон забрался в «крайслер» вместе с Максом, Рэнди подсела к Аарону. Минуту спустя две машины с террористами вывернули с колеи на проселок, и агенты ЦРУ двинулись в погоню, держась на почтительном отдалении и лишь изредка замечая впереди габаритные огни. Это было тяжело и рискованно — добыча с легкостью могла уйти. Но когда машины из Лэнгли доползли наконец до шоссе А6, четверо агентов с облегчением заметили впереди черные автомобили террористов. Казалось, что на широкой магистрали следовать за ними будет проще...

Но одна свернула на юг, а вторая — на север. Следуя оговоренному плану, агенты разделились Джон вздохнул и устало откинулся на спинку сиденья. Ночь обещала быть долгой.

Глава 23

Вашингтон, округ Колумбия

Совещание между президентом, его ближайшими соратниками и членами Объединенного комитета начальников штабов было неожиданно прервано. Дверь, ведущая из Овального кабинета в приемную, распахнулась, и вставшая на пороге секретарша, миссис Пайк, известная роскошными кудрями и невиданной бесцеремонностью, вопросительно глянула на президента.

Сэм Кастилья раздраженно нахмурился, но, если Эстель решилась помешать ему в такой момент, значит, дело действительно срочное. И все же последние тревожные дни и бессонные ночи вымотали его до такой степени, что президент рявкнул:

— Я же просил не беспокоить, Эстель!

— Простите, сэр, но на проводе генерал Хенце.

Кастилья кивнул, стыдливо улыбнулся секретарше и поднял трубку.

— Карлос? Как дела? — Он окинул взглядом собравшихся в Овальном кабинете. Имя Карлос должно было сказать каждому, что звонит генерал Хенце, и действительно — все примолкли.

— В Европе — почти ничего нового, мистер президент, — отозвался Хенце уверенно, но в голосе его Кастилья уловил сердитые нотки. — За последние двадцать четыре часа на всем континенте ни единого сбоя или нарушения работы компьютерных сетей.

— Слабое утешение. — Президент решил покуда не спрашивать, отчего злится генерал. — Но хоть что-то. Террористов уже засекли?

— Тоже пока нет. — Хенце поколебался. — Могу я быть с вами откровенен, сэр?

— Я на этом настаиваю. Что случилось, Карлос?

— Я встречался с подполковником Джоном Смитом — тем военврачом, которого вы прислали вести поиски. Эта встреча меня не обнадежила. Он мечется вслепую, мистер президент. Он не только подозревает в связях с этими безумцами доверенного помощника генерала Лапорта — он прямо заявил, что даже я могу попасть под подозрение. Короче говоря, он не знает ни черта.

Президент вздохнул про себя.

— Мне кажется, он добился впечатляющих успехов.

— О да, нарыл он много чего, но к проклятой штуковине мы не приблизились ни на шаг. По-моему, парень просто разрывается на части, и меня это тревожит. Не стоило ли нам бросить на это дело все силы, а не одного человека, хоть и самого способного?

Судя по интонации, решил президент, генерал с куда большим удовольствием направил бы всю 82-ю воздушно-десантную дивизию и 1-й вертолетно-десантный полк, чтобы обыскать в поисках террористов каждую хибарку на Ближнем Востоке. Конечно, это запросто может привести к Третьей мировой, но так далеко генерал Хенце явно не заглядывал.

— Я принимая во внимание вашу озабоченность, генерал, и благодарю вас, — серьезно ответил президент. — Если решу сменить лошадей на переправе, немедленно сообщу вам. Только не забывайте — делом занимается и ЦРУ, и МИ-6.

Обиженное молчание. Потом:

— Да, сэр. Конечно.

Президент кивнул сам себе. На какое-то время ему удалось призвать генерала к порядку.

— И держите меня в курсе всех изменений. Спасибо, Карлос.

Президент Кастилья повесил трубку и, ссутулившись, положил отяжелевший подбородок в ладони, глядя — сквозь рутиловые линзы очков и оконные стекла — в затянутое грозовыми тучами небо. Дождь лил такой, что в серой мгле едва проглядывал Розовый сад, отчего настроение главы Соединенных Штатов отнюдь не улучшалось.

Его и самого заботило — честнее сказать, пугало, — что «Прикрытие-1» до сих пор не обнаружило молекулярный компьютер. Но он не мог выказать неуверенности — по крайней мере, сейчас.

Отвернувшись от окна, президент окинул взглядом советников и высших военных, рассевшихся по креслам, на софе, стоящих в ожидании у каминной решетки. Потом опустил глаза. На ковре, застилавшем паркет, была вышита Большая государственная печать. «Соединенные Штаты, — твердо сказал себе президент, — еще не потерпели поражения. И не потерпят».

— Как вы поняли, — спокойно проговорил Кастилья, — мне только что звонил генерал Хенце из штаба НАТО. Там все тоже спокойно. Ни одной атаки за прошедшие сутки.

— Мне это не нравится, — пожаловался глава президентской администрации Чарльз Орей. — Почему ребята, завладевшие ДНК-компьютером, оставили нас в покое? Почему не угрожают? Или уже получили все, чего добивались? — Несмотря на возраст, узкое лицо Орея не тронула ни одна морщинка. Голос его был тих и хрипловат. — Весьма сомневаюсь. — Он нахмурился и скрестил руки на груди.

— Возможно, свое действие оказали наши меры защиты, — с надеждой предположила Эмили Пауэлл-Хилл, советник по национальной безопасности, как всегда стройная и сурово-деловитая. Сегодня она выбрала костюм от Донны Каран, подчеркивавший ее природную элегантность. — Если повезет, запущенные нами резервные системы остановят противника.

Начальник штаба армии генерал-лейтенант Айвен Герреро закивал, от волнения подавшись вперед и опершись ладонями-лопатами о колени. Он окинул собравшихся холодным, расчетливым взглядом, в котором читалась не уверенность даже, а неколебимость, которую в военных кругах подчас ценят больше ума.

— Мы заменили резервными все программы, вплоть до софтвера бортовых целеуказателей на танках. Думаю, мы обошли ублюдков, кто бы они ни были, вместес их проклятым молекулярным компьютером.

— Согласен, — откликнулся от камина командующий ВВС генерал Брюс Келли. Пухлая его физиономия прямо-таки светилась решимостью. Все знали, что генерал порой злоупотребляет выпивкой, но, несмотря на это, Келли оставался, как в молодости, хитрым и несгибаемо-упрямым.

Командующий морской пехотой генерал-лейтенант Клейсон Ода, лишь недавно занявший свой высокий пост и еще купавшийся в лучах известности, бодро подтвердил, что противомеры работают и террористы остановлены. «Добрые старые американские технологии в деле», — закончил он надоедливым клише, радужно улыбаясь.

Президент Кастилья слушал, не присоединяясь к дискуссии по поводу резервных систем. В стекло били дождевые капли, выбивая зловещую, тревожную дробь.

Когда спор затих сам собой, президент прокашлялся:

— Ваши усилия и соображения весьма обнадеживают. И все же я должен предложить другое объяснение затишью последних часов. Оно едва ли вам понравится, но игнорировать его мы не вправе. Наши источники в Европе предполагают совершенно иной сценарий. Мы не страдали от вражеских атак в последние сутки не потому, что все атаки были отбиты защитными системами, а потому, что их не было.

Адмирал Броуз — председатель Объединенного комитета начальников штабов — недоуменно нахмурился.

— И что это должно означать, мистер президент? Что террористы отступились? Показали себя и забились обратно в берлогу?

— Если бы, Стивенс. Если бы только... но нет. Отчасти это может объясняться долгожданными успехами нашей разведки. Рад сообщить, что теперь нам известно наименование группы, похитившей ДНК-компьютер, — она называется «Щит полумесяца». И нашим людям удалось в какой-то мере помешать их планам.

— "Щит полумесяца"? — переспросила Эмили Пауэлл-Хилл. — Никогда не слышала. Арабы?

Президент покачал головой:

— Не только. И никто не слышал о них — видимо, новая группировка, хотя и состоит из опытных негодяев.

— А чем еще может объясняться их бездействие, сэр? — поинтересовался адмирал Броуз.

Кастилья помрачнел:

— Что они не нуждаются в дополнительных тестах. Они опробовали в деле все, что желали; выяснили все, что хотели, о нас и о своих способностях. Вывели нас из игры — мы спешно меняем программное обеспечение. Полагаю, они добились всего, на что рассчитывали на первом этапе. Они готовы действовать. Это затишье перед бурей, призванное успокоить нас, прежде чем будет нанесен основной удар — или, прости Господи, удары — по нашей стране.

— Когда? — немедленно потребовал ответа адмирал Броуз.

— Минимум — через восемь часов, максимум — через сорок восемь.

В кабинете повисло напряженное молчание. Все отводили глаза.

— Могу понять вашу логику, сэр, — признался наконец Броуз. — Что вы предлагаете?

— Вернуться на свои места, — с силой проговорил Кастилья, — и делать все, что можем. Выложиться до конца. Запустить все системы обороны, включая неопробованные и потенциально опасные. Мы должны быть готовы отразить любую атаку, от бактериологической до ядерной.

Идеально ровные брови Эмили Пауэлл-Хилл взметнулись вверх.

— При всем моем уважении, сэр, — запротестовала она — это все же террористы, а не супердержавы. Сомневаюсь, что они смогут нанести удар достаточно серьезный.

— Правда, Эмили? Ты готова поставить на это жизни миллионов американцев, включая собственную и жизни твоих родных?

— Да, сэр, — упрямо ответила она.

Президент снова аккуратно подпер тяжелый подбородок сложенными шалашиком ладонями и сдержанно улыбнулся.

— Ты храбрая женщина, Эмили, и отважный советчик. Я сделал хороший выбор. Но я — президент, и я не могу позволить себе такой роскоши, как слепая отвага или простой риск. Слишком велики ставки. — Он обвел взглядом комнату, как бы объединяя спорщиков. — Это наша страна. Мы все заодно. Ответственность лежит на нас, но мы имеем и уникальную возможность хранить и защищать. Сделать сейчас меньше, чем возможно, — значит проявить безответственность и ослиное упрямство. А теперь — за работу.

Пока генералы и советники покидали кабинет, обсуждая по дороге дальнейшие шаги, адмирал Броуз беспокойно ерзал в кресле.

— Журналисты наглеют, Сэм, — промолвил он устало, едва закрылась дверь. — Были утечки, и теперь наши акулы пера кружат без устали. Не стоит ли созвать пресс-конференцию в преддверии катастрофы и объявить обо всем? Если хочешь, я этим займусь, чтобы не пачкать тебя. Ты же знаешь, как это делается, — «из информированных источников стало известно...». Проверим реакцию публики, заодно подготовим народ к худшему — тоже, кстати, неплохая мысль.

Адмирал глянул в лицо президента, вдруг обмякшее в той же усталости, какую ощущал сам Броуз. Широкие плечи Кастильи поникли, щеки вдруг провисли мешками, разом состарившими президента лет на десять. Стивен Броуз ждал ответа и тревожился не только за будущее своей страны, но и за ее главу.

Сэм Кастилья медленно покачал головой:

— Нет пока. Дай мне еще день. А тогда уж придется — не хочу, чтобы началась паника. Пока — нет.

— Понимаю. Спасибо, что выслушали нас, мистер президент, — с сомнением отозвался Броуз.

— Не за что, адмирал.

Председатель Объединенного комитета начальников штабов вышел. Едва оставшись в одиночестве, президент Кастилья вскочил из-за стола и раздраженно прошелся по Овальному кабинету. Агент секретной службы, стоящий за окном, под колоннадой, оглянулся, привлеченный движением, и, убедившись, что ничего экстраординарного не происходит, вновь перевел внимание на залитые дождем лужайки вокруг Белого дома.

Президент заметил этот короткий взгляд, едва заметный кивок — «все нормально» — и мрачно помотал головой. Нет, не все было нормально. Мир рушился в преисподнюю, повязав себе камень на шею. За полтора года, прошедшие с того момента, как он организовал «Прикрытие-1», Фред Клейн и его команда еще не подводили президента. Не станет ли этот раз первым?

Париж, Франция

Дом, приткнувшийся на коротенькой рю Дулут в Шестнадцатом округе, выглядел как типичный особняк «османовского» Парижа. Но за элегантным, ничем не примечательным фасадом скрывалась одна из самых дорогих и эксклюзивных клиник города. Сюда съезжались богатые и печально знаменитые ради пластических операций, отбивающих атаки неуклонно подступающей старости на упорно отлетающую юность. Персонал здесь был молчаливый и привычный к требованиям полнейшей секретности и особых мер безопасности. Одним словом, это было идеальное убежище — если знаешь, к кому обратиться.

Палата Мартина Зеллербаха была просторна и уютна. На столике у окна благоухали в вазе розовые пионы. Питер Хауэлл сидел рядом с кроватью, где полулежал, откинувшись на подушки, Марти. Глаза больного были открыты и ясны, хотя сияние интеллекта в них несколько померкло — и неудивительно, поскольку Марти только что получил новую дозу мидерала, быстродействующего чудо-лекарства, позволявшего страдальцу спокойно переносить такие мучительно скучные процедуры, как смена лампочек, оплата счетов или общение с друзьями. Больных синдромом Аспергера часто списывали в разряд чудаков, эксцентричных типов, придурков, зубрил или тихих шизофреников, хотя, по оценкам некоторых ученых, это состояние в легкой своей форме затрагивало чуть ли не четырех человек на тысячу. Лекарства от болезни Аспергера не существовало, и тем, кого, подобно Марти, она затрагивала в тяжелой форме, оставалось полагаться лишь на паллиативные средства вроде мидерала, возбуждающего неактивные зоны коры головного мозга.

Первое потрясение прошло, и сейчас Марти вел себя вполне мирно, хотя и был мрачен. Пухлое его тельце, точно тряпичная кукла, тонуло в облаках подушек. Руки ученого до сих пор были замотаны бинтами — при взрыве в Пастеровском его сильно поцарапало.

— Боже мой, Питер... — Зеленые глаза Марти беспокойно блуждали, избегая агента. — Это было ужасно! Столько кровищи в больничной палате! Если бы мы не рисковали жизнями, я был бы в еще большем ужасе.

— Мог бы сказать «спасибо», Марти.

— Я не сказал? Это упущение с моей стороны. Но, Питер, ты же сам говорил, что ты — боевая машина. Я, наверное, поверил тебе на слово. Для таких, как ты, это обыденная работа.

Питер надулся:

— Для каких таких,как я?

На возмущенный взгляд агента Марти не обратил никакого внимания.

— Цивилизованному миру вы, полагаю, все же нужны, хотя в толк не возьму, чего ради...

— Марти, старина, только не говори, что ты пацифист.

— А... да. Бертран Расселл, Ганди, Уильям Пени... Хорошая компания. Интересная. Настоящие мыслители.Я их речи могу тебе цитировать кусками. Длиннымикусками. — Он лукаво покосился на Питера.

— Не утруждайся. Напомнить, что ты с моей подачи научился стрелять? Из автомата, между прочим!

Марти передернуло.

— Поймал. — И тут же он улыбнулся, готовый отдать агенту должное. — Что же, наверное, бывают моменты, когда приходится драться.

— Ты чертовски прав. Я знаешь, мог выйти и оставить тебя тем двоим головорезам в больнице, чтобы они нашинковали тебя на тонкие ломтики. Как ты мог заметить, я поступил иначе.

Марти оцепенел, пораженный этой мыслью, и с ужасом кивнул:

— Ты прав, Питер. Спасибо.

—Вот и молодец. Ну что, к делу?

Сам агент после краткого, почти беззвучного боя в палате госпиталя Помпиду мог похвастаться тремя повязками — на щеке, левом плече и запястье. Марти очнулся как раз вовремя, чтобы стать свидетелем тому, как Питер расправился с обоими нападавшими. Неподалеку агент нашел комплект униформы санитара и брошенную корзину на колесиках, кое-как уговорил своего подопечного забраться внутрь и завалил его бельем, а сам переоделся санитаром. Часовые-легионеры у дверей куда-то исчезли — как предположил агент, были подкуплены или убиты, а возможно, сами являлись террористами. А вот куда могли подеваться агенты МИ-6 и Сюртэ, у него не было времени поразмыслить.

Опасаясь, что поблизости таятся другие убийцы, Питер выкатил корзину с компьютерным гением с территории госпиталя и пересадил Марти в свою машину, направившись прямиком в эту клинику. Держал ее доктор Лошель Камерон, с которым Питер сдружился во время Фолклендской войны.

— Конечно. Ты спрашивал, что случилось в лаборатории... — Марти подпер ладонями щечки и призадумался. — Ох, боженьки... Ужас, ужас. Эмиль... ну, ты знаешь — Эмиль Шамбор?

— Знаю. Ты продолжай.

— Эмиль сказал, что работать вечером не будет. Ну и я не собирался в лабораторию заходить, но вспомнил, что забыл на столе свою статью по дифференциальным уравнениям, и пришлось вернуться... — Он примолк. — Чудовищно! — Марти передернуло. Глаза его широко распахнулись не то от страха, не то от возбуждения. — Погоди... еще что-то было. Да.Я хотел тебе рассказать... обо всем. Я все пытался...

— Мы знаем, Марти. Джон почти все время был с тобой. И Рэнди заходила. Так что ты хотел нам сказать?

— Джон? И Рэнди? — Внезапно Марти схватил агента за плечо и потянул к себе. — Питер, слушай! Я должен рассказать! Эмиля в лаборатории не было, этого я ожидал, но и прототипа — тоже!И хуже всего — на полу лежало тело. Труп! Явыбежал, почти до лестницы добежал, когда... — В глазах его мелькнуло загнанное выражение. — Грохнуло так, что лопались барабанные перепонки, и меня словно рука подняла и швырнула... я закричал, я точно помню, что закричал...

Питер сжал испуганного гения в медвежьих объятиях.

— Все в порядке, Марти. Все кончено. Ты живой. Ты в безопасности. Все кончено. Все хорошо.

То ли прикосновение подействовало, то ли успокоительные слова, то ли просто оттого, что Марти смог наконец высказать все, что мучило его на протяжении четырех дней, но программист успокоился.

Питер же испытывал глубокое, тщательно скрываемое разочарование. Ничего нового Марти ему не сообщил — только то, что ни Шамбора, ни ДНК-компьютера не было в момент взрыва в лаборатории, зато был неизвестно чей труп, но это они и так поняли. Во всяком случае, сам Марти был жив и понемногу поправлялся, за что Питер был благодарен судьбе.

Агент отпустил приятеля, и тот со слабой улыбкой откинулся на подушки.

— Кажется, травма на меня повлияла сильнее, чем я думал, — признался Марти. — Никогда не знаешь, как себя поведешь, да? Говоришь, я был в коме?

— С момента взрыва.

Марти тревожно нахмурился:

— А где Эмиль, Питер? Он меня навещал?

— Тут у меня дурные новости. Террористы, взорвавшие институт, похитили его и забрали ДНК-компьютер. И дочку Эмиля похитили. Ты можешь мне объяснить, как работает прототип? Мы уже поняли, что он действует... Так?

— Боже! У этих язычников Эмиль, и Тереза, и молекулярный компьютер! Это... печально. Да, мы с Эмилем считали работу законченной. Оставалось провести еще пару финальных тестов, прежде чем официально объявить о результатах... мы собирались этим заняться на следующее утро... Питер, я волнуюсь. Ты представляешь, что может сделать злой человек с нашим прототипом, особенно если компьютером будет управлять Шамбор? Господи! А что случится с Терезой и Эмилем? Просто подумать невозможно!

— На что способен компьютер, нам уже показали на пальцах. — Питер рассказал Марти о разразившейся электронной войне. По мере его рассказа пухлое личико Марти наливалось кровью, и программист, искренне ненавидевший всякое насилие, даже стиснул кулаки — в первый раз на памяти Питера.

— Это невероятно! Ужасно! Я должен помочь. Мы должны спасти Шамборов. Мы должны вернуть образец! Мои штаны...

— Эй, эй, парень! Ты еще нездоров. Кроме того, у тебя из всех вещей здесь — одна ночная рубашка. — Заметив, что Марти уже готов разразиться жалобами, агент поспешил добавить: — Так что ляг, парень, ляг. Через пару дней забегаешь. — Он примолк. — У меня к тебе очень важный вопрос. Ты можешь построить нам ДНК-компьютер, чтобы мы могли отбиться?

— Нет, Питер. Мне очень жаль. То, что случилось... Я же не просто так залез в самолет и без спросу явился к Эмилю в лабораторию! Нет, он мне звонил в Вашингтон, он меня заинтриговал своей великой тайной, своим молекулярным компьютером. Я нужен был ему, чтобы научить его пользоваться всеми способностями его машины. Это была моя часть работы. А сам компьютер создавал Эмиль. Все было в его бумагах. Они у вас?

— Их так и не нашли.

— Этого я и боялся.

Уверив своего подопечного, что разведка делает все возможное, Питер прервался, чтобы сделать два звонка по стоящему на прикроватном столике обычному городскому телефону. Потом они вернулись к беседе.

— Здесь ты в отличных руках, — серьезно проговорил Питер, уже собираясь уходить. — Лошель — прекрасный врач, и он солдат. Он присмотрит, чтобы тебя никто не тронул, и позаботится о твоем здоровье. С комой не шутят. Это знают даже такие заучившиеся всезнайки, как ты. А у меня остались кое-какие дела. Вернусь быстрее, чем ты успеешь сказать «Джек Потрошитель».

— "Джек Потрошитель". Очень смешно. — Марти слабо кивнул. — Лично я предпочитаю Пита Накольщика.

— А?

— Намного лучше подходит, Питер. В конце концов, твой мерзкий, острый стилет спас наши головы там, в госпитале. Так что — Пит Накольщик.

— Так-то лучше.

Питер невольно ухмыльнулся в ответ. Мужчины случайно встретились взглядами, улыбнулись пошире и разом отвели глаза.

— Со мной все будет в порядке... наверное, — пробурчал Марти. — Бог свидетель, здесь мне будет спокойней, чем с тобой, — ты вечно влезаешь во всякие авантюры. — Внезапно лицо его прояснилось. — Совсем забыл. А интересно...

— Что интересно?

— Картина. Ну, вообще-то она не картина... репродукция картины. Ее повесил Эмиль, и ее тоже не было. Интересно, почему? Зачем она террористам?

— Какая картина, Марти? — нетерпеливо переспросил Питер. Он уже строил планы. — Где ее не было?

— В лаборатории Эмиля. Репродукция той знаменитой картины — «Великая армия отступает из Москвы». Ну, ты знаешь. Все знают. Наполеон едет на белом коне, повесив голову, а за ним плетется через сугробы потрепанная армия. Разгромленная, кажется, под Москвой. А вот зачем террористам ее красть? Дешевка же. Просто репродукция. Это же не сама картина.

— Не знаю, Марти. — Питер покачал головой.

— Странно, правда? — пробормотал программист, рассеянно поглаживая подбородок.

Вашингтон, округ Колумбия

Сидя в президентской спальне, Фред Клейн по привычке нервно посасывал погасшую трубку. За последние несколько дней ему не раз казалось, что он вот-вот перекусит мундштук пополам. Он пережил уже немало кризисов, столь же серьезных и суровых, но никогда еще так не переживал. Сильней всего давила на сердце беспомощность, осознание простой истины — если противник решит ввести в дело ДНК-компьютер, защиты не будет. Мощнейшие системы вооружений, созданные с такими трудами и затратами за последние полвека, были бесполезны против этой угрозы, хотя и дарили иллюзию безопасности незнающим и нелюбопытным. Все, что осталось в распоряжении страны, — разведка. Несколько агентов, идущих по слабому следу, точно одинокие охотники в джунглях планетарного масштаба.

Шагнув в комнату, президент Кастилья позволил себе сбросить пиджак, ослабить узел галстука и шлепнуться в массивное кожаное кресло.

— Это звонила Пэт Ремия, с Даунинг-стрит, 10. Англичане потеряли одного из своих ведущих военных — генерала Мура — и полагают, что это работа наших террористов.

Он запрокинул голову и устало закрыл глаза.

— Знаю, — кратко откликнулся Клейн.

Лампа за его спиной отбрасывала густые тени, подчеркивая залысины и глубокие морщины.

— Ты слышал, что думает о нашей тактике генерал Хенце? И о наших перспективах?

Клейн молча кивнул.

— И?..

— Он ошибается.

Президент покачал головой и печально поджал губы.

— Я боюсь, Фред. Генерал Хенце сомневается в способностях Смита снова выйти на этих типов, и я должен признаться, что тревожусь и сам.

— Сэм, прогресс в разведывательных операциях оценить трудно. Все наши спецслужбы брошены на различные аспекты этого дела. Плюс к тому Смит объединил усилия с двумя исключительно опытными оперативниками — из ЦРУ и из МИ-6. Разумеется, неофициально. Но с их помощью он может непосредственно задействовать ресурсы этих служб. Из-за проблем со связью я не могу помочь ему в обычной мере.

— Что им известно о «Прикрытии-1»?

— Ничего.

Президент сложил руки на животе. Комнату затопила тишина.

— Спасибо, Фред, — вымолвил наконец Кастилья. — Держи меня в курсе. Постоянно.

Клейн поднялся, шагнув к двери.

— Непременно. Спасибо, мистер президент.

Глава 24

Эскало, остров Форментера

Пятница, 9 мая

Чуть приподняв голову, лежащий на склоне низкого, опаленного солнцем холма Джон как раз мог видеть маяк Фар-де-ла-Мола, стоящий чуть восточнее, на самой высокой точке острова. По обе стороны от маяка тянулись девственные пляжи, сбегающие к чистой синей воде. Поскольку остров Форментера был не только почти безлюдным, но и довольно плоским, Джону и Максу, чтобы подобраться поближе к троим террористам, за которыми они следовали всю ночь, пришлось прятаться за булыжниками и купами жесткого, колючего кустарника.

Оставив машину выше узкой полоски песка, упомянутая троица — доктор Акбар Сулейман, его спутник из отеля «Сен-Сюльпис» и охранник из охотничьего домика — теперь нетерпеливо прохаживалась взад-вперед, поглядывая на здоровенный и очень быстрый на вид катер, стоящий на якоре ярдах в ста от берега.

В самые темные часы ночи «мерседес» с террористами пересек испанскую границу. Джон и Макс следовали за ним. Зарю они встретили у Барселоны — по правую руку возносились в небо шпили недостроенного шедевра Гауди, собора Святого Семейства, по левую на холме Монжуй громоздился замок. Но машина террористов мчалась дальше, к аэропорту Эль Прат, а там — мимо основных терминалов. В конце концов «мерседес» затормозил в той части аэропорта, что отводилась частным самолетам и чартерным компаниям, напротив конторы, предоставлявшей фрахт вертолетов.

Макс остановил машину в виду терминала, но мотор не заглушил. Второго «мерседеса» и Абу Ауды не было видно.

— ЦРУ имеет своих людей в Барселоне? — поинтересовался Джон, глядя, как террористы скрываются в здании.

— Возможно, — пробормотал Макс.

— Тогда гони сюда вертушку, — приказал агент. — И поскорее.

Вскоре после того, как доктор Сулейман и его спутники забрались в зафрахтованный ими гражданский «Белл-407», прибыл и запрошенный Джоном «Си хоук». Вслед за «Беллом» двое агентов пересекли Средиземное море, чтобы оказаться здесь, на самом южном из Балеарских островов, и теперь из своего укрытия наблюдали за узкой полоской пляжа впереди.

На глазах у Джона через борт катера вышвырнули большой надувной плот. Решение созрело мгновенно. Если сейчас он упустит террористов, чтобы проследить путь быстроходного катера — похоже, переделанного лоцманского — потребуется не один день. Преследовать на вертолете другой вертолет — само по себе не столь уж подозрительно. В конце концов, именно таким способом агенты и попали на Форментеру. Сворачивать с прямого маршрута над океаном довольно глупо, а преследователь может держаться в таком отдалении, что без бинокля и не разглядишь. Да и шума не услышать — над головой ревет двигатель, — и топливо на обеих машинах кончится почти одновременно. А вот если вертолет преследует катер, ему волей-неволей придется кружить над ним — слишком велика скорость полета, — и горючее при этом подходит к концу на удивление быстро.

— Я заберусь на катер, — бросил Джон своему спутнику. — Ты прикрой меня, а потом жди Рэнди. Если не появится — возвращайся в Барселону и свяжись с ней, куда бы ее ни занесло. Передай, где я, и пусть начинает искать катер. Не найдет — сидите тихо, я сам с ней свяжусь.

Макс резко кивнул и снова перевел взгляд на лениво покачивающийся на синих волнах катер.

— По мне, так слишком рисковано.

— Ничего не поделаешь.

Джон ползком отступил, покуда берег не скрылся из виду, а потом, пригибаясь, забежал за скалистый мысок. Там он разделся до трусов, «вальтер» и стилет увязал в скатанные брюки и примотал ремнем к поясу. Сбежав вниз по пляжу, он нырнул в сверкающее под солнцем море. Вода оказалась прохладной — еще не прогрелась. Агент нырнул, проплыл, сколько мог, под водой и осторожно высунул голову, чтобы оглядеться. По левую руку виднелся плот, уже одолевший под чихание старого лодочного мотора половину пути до берега. У руля сидел одинокий моряк. Сколько мог видеть Джон, палуба старого лоцманского катера была пуста.

Агент набрал полную грудь воздуха, нырнул снова, проплыл немного под водой и выплыл, аккуратно продавив лбом синий полог волн. «Не считая капитана, больше пяти человек экипажа, — думал он, — на катере не будет. Один плывет к берегу, но на палубе больше никого. Тогда где остальные? Надо ведь забраться на борт, найти одежду и укрытие. Будет непросто... но альтернативы нет...»

Он вынырнул под самым бортом. Белоснежный катер покачивался на зыби, корма била о воду, порождая волны, раз за разом отталкивавшие агента. Продышавшись, Джон поднырнул под килем катера и выплыл уже с той стороны суденышка, что была обращена к открытому морю. С борта свисала веревочная лестница; агент доплыл до нее и прислушался, неслышно поводя руками, чтобы только не снесло течением — не донесутся ли сверху голоса или шаги? — но слышны были только крики встревоженных чаек и мерноые шлепки волн о борт.

Нервы агента готовы были сдать. Вроде бы на борту никого нет... но уверенным быть нельзя. Стиснув в зубах нож, он улучил момент, когда катер опустился на волне, поймал нижнюю ступеньку лестницы, подтянулся и полез вверх. Из-за качки это потребовало изрядных усилий, но вскоре Джон смог заглянуть через планшир.

Все еще никого. Все звуки заглушало биение сердца. Поднявшись еще на ступеньку, агент перевалился через фальшборт и выполз на палубу, стараясь, чтобы его не смогли заметить ни с берега, ни на самом катере. Одновременно он озирался, оценивая ситуацию. Первое, что привлекло его внимание, — на борту не было не только недавно спущенного на воду надувного плота, но и обычной шлюпки. Уже хорошо.

Прислушиваясь и озираясь, Джон на четвереньках прополз к центральному люку и спустился вниз. В тусклом свете виднелся узкий коридор и двери кают, маленьких, как офицерские на подводных лодках. Агент застыл, прислушиваясь к каждому скрипу, каждому лязгу — не заглушит ли тот людского голоса или шага.

Кают было шесть, и все они сейчас пустовали, хотя, судя по разбросанным в беспорядке вещам, недолго — пять одинаково тесных и одна вдвое больше, видно капитанская. В шкафчике агент нашел пару кроссовок своего размера. Ему показалось странным, что на тесном катерке, где все было принесено в жертву скорости, тратится столько места на отдельные каюты для матросов. Это могло означать, что в море катер проводит немало времени, а служба на нем — нелегка. А еще — что на борту может оказаться прачечная. Даже террористам приходится стирать белье, особенно — исламским. Коран требует от верующих соблюдать личную гигиену.

Действительно, пройдя по коридору чуть вперед, Джон обнаружил крохотную прачечную, куда только и помещалась стиральная машина и груда грязной одежды, которой хватятся в последнюю очередь. Брюки, хотя и мокрые, у агента были с собой, поэтому он присвоил только рубашку и носки. Торопливо облачившись, Джон двинулся на корму, где обнаружил еще один признак того, что катер совершает длинные рейсы, — бочки с соляркой. А за ними — ответ на все загадки: просторный трюм. На стенах его виднелись скобы и ремни, чтобы груз не мотало при сильной качке, а на полу — деревянные поддоны, чтобы шальная волна, захлестнувшая суденышко, не намочила груз. О природе груза позволяли догадаться следы белого порошка на досках — героин или кокаин. Скорее всего, на катере перевозили наркотики, а судя по ремням и скобам, рассчитанным на тяжелый груз, — и оружие.

Все это говорило агенту о многом, но пустой трюм был куда красноречивее: нынешний рейс не был обычным.

Внезапно Джон замер. Издалека донесся приближающийся стрекот лодочного мотора. Требовалось срочно найти укрытие. Трюм — пустой и гулкий — отпадал. Каюты — тоже: там могли появиться хозяева. По пути на корму агент миновал камбуз... возможно, но даже за время столь короткого рейса кто-нибудь может проголодаться. Перебирая варианты, агент торопливо зашагал по узкому коридору. Сердце его заходилось в тревоге. По палубе затопотали ноги и совсем рядом послышались голоса.

В конце концов почти на самом носу близкий к инфаркту агент обнаружил кладовую, доверху забитую канатами, цепями, рулонами холстины, люковыми крышками, запчастями к двигателю и прочим барахлом, которое может пригодиться в дальнем рейсе. Прислушиваясь к голосам на палубе, агент торопливо разгреб все это, выкопав себе берлогу. Когда Джон забился в свое укрытие и прикрылся крышкой люка, в коридоре, прямо за дверью кладовки, послышались шаги. Агент застыл, прижавшись к стене кладовки. Мокрые штаны липли к ногам.

На палубе что-то крикнули, и стоявшие за дверью остановились, заспорив о чем-то по-арабски. Потом один рассмеялся, за ним — второй, и Джон с облегчением услышал, как оба уходят. Голоса стихли в отдалении, их перекрыл рокот двигателей — слишком мощных, решил агент, для такого небольшого катера: вибрация сотрясала кораблик. Залязгала якорная цепь, и катер закачался свободнее.

Внезапно суденышко сорвалось с места, набирая скорость. Ускорение вдавило агента в стену, и на голову ему свалилась бухта каната. Не обращая внимания на боль, Джон позволил себе улыбнуться. Он жив, в руке у него пистолет, и есть надежда, что в конце пути он найдет ответы на все вопросы.

Стоя у подножия маяка Фар-де-ла-Мола, рядом с памятником Жюлю Верну, Рэнди вглядывалась в морскую даль. Едва видимый уже катерок мчался на юг.

— Но на борт он попал?

— О да, — подтвердил Макс. — И когда все поднялись на борт и подняли якорь, я не заметил никакой суматохи — ни драки, ничего, так что, наверное, он нашел себе укрытие. А что случилось с твоими подопечными?

— Они тоже добрались до Барселоны, а там сбросили нас с хвоста.

— Думаешь, заметили слежку?

— Да. Нас сделали как маленьких. — Рэнди раздраженно нахмурилась. — Потом Сэлинджер — глава мадридского отделения — передал, что вы запросили вертолет. Пришлось задержаться — покуда мы искали фрахтовщиков, покуда выбивали маршрут... Потом сразу сюда.

— Твой Джон может плохо кончить.

Рэнди нервно кивнула, продолжая глядеть в море. Катер растаял в нависающей над горизонтом серой дымке.

— Знаю. Даже если ему удастся добраться до места, он в беде.

— И что прикажешь делать нам?

— Заправлять «Си хоук». Мы летим в Магриб.

— На вертолете есть дополнительный бак, обойдемся без заправки. Но если мы полетим за катером, нас точно заметят.

— Мы не станем их преследовать, — решила Рэнди. — Мы их найдем, а потом двинемся к африканскому берегу по прямой. Нас заметят — не сомневаюсь. Но если мы пролетим мимо, не выказывая интереса, нас примут за каких-нибудь туристов.

— А зачем вообще пролетать над ними?

— Убедиться, что они плывут в Африку, а не в Испанию или на Корсику.

— И что потом? — поинтересовался Макс.

— Потом бросим все силы на их поиски, — ответила Рэнди.

Взгляд ее черных глаз был прикован к горизонту.

Марсель, Франция

Рыбацкая пивная выделялась среди потрепанных домишек, выстроившихся вдоль берега подобно тому, как рыбацкие лодки выстраивались вдоль причалов внизу. Наступили сумерки, и набережную заполняла обычная буйная толпа — рыбаки вернулись с моря, торговля уловом была в полном разгаре.

А внутри старого бара гремело множество голосов. По большей части здесь звучали французский и арабский, но не только они.

Раздвигая руками завесы сизого сигаретного дыма, к стойке пробирался размашистой, неровной походкой человека, недавно сошедшего на берег, невысокий широкоплечий мужчина в джинсах, замызганной футболке и черно-белой матроске, выдававшей в нем моряка торгового флота.

— Мне тут, — бросил он на прескверном французском бармену, добравшись наконец до обшитой медью стойки, — встретить капитан лодка, звать Мариус.

Бармен скривился, оглядел незнакомца с ног до головы и только тогда поинтересовался:

— Англичанин, что ли?

— Oui.

— С того контейнеровоза, что вчера из Японии пришел?

— Да.

— Будешь сюда приходить — учи французский.

— Буду иметь забота, — безмятежно отозвался англичанин. — Так Мариус есть?

Вспыльчивый, как все марсельцы, бармен ожег неприятного посетителя взглядом, но потом мотнул головой, указывая на бисерную занавесь, отделявшую шумный большой зал от заднего, открытого не для всех. «Английский моряк» — звали его на самом деле Карстен Лесо, на родном французском он говорил великолепно и не имел никакого отношения к флоту — поблагодарил бармена уже совершенно неразборчиво и, раздвинув бисерные шнуры, присел у прожженного окурками стола напротив единственного посетителя потайной комнаты.

— Капитан Мариус? — Французский Лесо улучшился, точно по волшебству.

Сидевший за столом был среднего роста и сложением походил на хлыст. Темные волосы его были грубо обкорнаны ножом на высоте плеч. Жилетка, напяленная на голое тело, открывала руки, состоявшие, казалось, из одних костей и жил. На глазах пришельца он опрокинул рюмку марка — местного дешевого бренди, больше напоминавшего самогон, — оттолкнул пустую и замер, как бы ожидая чего-то.

Лесо улыбнулся одними губами и взмахом руки подозвал официанта, размазывавшего грязь по пустующему столику.

— Deux marcs, s 'il vous plait.

—Ты звонил? — грубо бросил капитан Мариус.

— Я самый.

— Ты говорил о долларах? О сотне долларов?

Из кармана штанов Карстен Лесо извлек стодолларовую банкноту и выложил ее на стол. Капитан кивнул, но к деньгам покуда не притронулся — принесли бренди, и моряк припал к рюмке.

— Я слышал, — проговорил наконец Лесо, — что ваша лодка едва не столкнулась с кем-то пару дней назад.

— Слышал? От кого?

— От одного человека. Он пел очень убедительно. Что вас едва не переехал здоровенный корабль. Должно быть, неприятная история.

Капитан Мариус пригляделся к банкноте, потом, словно решившись, запихал ее в потрепанный кожаный кисет.

— Два дня назад, в поздний час. Рыба не шла, и я поплыл к одной банке — я про нее чуть ли не один знаю. Отец мой туда плавал, когда не случалось улова ближе.

Из кармана жилетки он извлек полураздавленную пачку с арабской надписью и вытащил пару кривых вонючих алжирских сигарет. Лесо принял угощение не моргнув глазом. Мариус прикурил, выдул под потолок комнаты облако ядовитого дыма и нагнулся к собеседнику. Голос моряка все еще подрагивал, словно ужас ночной встречи до сих пор не отпустил его.

— Он вынырнул, словно из ниоткуда. Точно небоскреб или гора... нет, сущая гора, потому что огромный он, как левиафан. И он летел. Эта стальная гора надвигалась на мою лодчонку. Был он черней ночи, ни огонька на нем не горело. Ну, потом-то я увидел габаритные, но они же наверху, куда мне так голову-то задирать? — Капитан выпрямился и пожал плечами, словно это уже не имело значения. — Прошел по левому борту. Нас чуть не захлестнуло кильватерной волной... но вот он я.

— "Шарль де Голль"?

— Или «Летучий голландец».

Карстен Лесо откинулся на спинку стула, задумчиво глядя на рыбака.

— Почему не горели огни? Вы не видели миноносцев... других кораблей?

— Ни одного.

— Куда он направлялся?

— Шел курсом на зюйд-зюйд-вест.

Кивнув, Лесо обернулся к официанту, чтобы заказать еще пару рюмок марка, потом отставил стул, поднялся и приятно улыбнулся рыбаку:

— Merci.И будьте осторожны.

Он расплатился и вышел. Сумерки уже сгустились в лазурную ночь. С переполненной народом набережной несло рыбой и вином. Лесо остановился на минуту, разглядывая лес мачт, слушая, как хлопают по дощатым бортам канаты. Древняя гавань кормила города один за другим с того дня, как греки основали здесь поселение за семь веков до рождения Христа. Лесо поозирался еще немного, изображая приезжего, потом торопливо двинулся прочь, мимо холма, где возвышалась над Марселем роскошная базилика Нотр-Дам-де-ла-Гард, хранительница современного города.

Добравшись до ничем не примечательного старого кирпичного дома в узком переулке, он поднялся на четвертый этаж, зашел в квартиру, а там шлепнулся на кровать, поднял телефонную трубку и набрал номер.

— Хауэлл.

— Как насчет вежливого «добрый вечер»? — проворчал Лесо. — Впрочем, беру свои слова обратно. Учитывая твою угрюмую натуру, я бы удовлетворился простым «привет».

На другом конце провода фыркнули.

— Где тебя черти носят, Карстен?

— По Марселю.

— И?

— И за несколько часов до того, как генерал Мур вернулся на Гибралтар, в море к юго-западу от Марселя видели «Де Голля». Я проверил, прежде чем говорить с рыбаком-свидетелем, — никаких учений НАТО или французского военного флота на это время назначено не было. Вообще на этой неделе не назначено. «Де Голль» двигался на юго-запад, к испанскому побережью. И — обрати внимание — погасив огни.

— С затемнением? Как интересно... Хорошо поработал, Карстен, спасибо.

— Мне это обошлось в двести американских.

— Скорее в сотню, но я тебе вышлю сто фунтов.

— Щедрость окупается, Питер.

— Если бы, если бы. А ты насторожи уши — я должен знать, что делал в море «Де Голль».

Глава 25

В Средиземном Море, у алжирского побережья

Не один час быстроходный катер прыгал по волнам. Джон Смит, запертый, точно зверь в клетке, убивал время, играя сам с собой, проверяя, с какой точностью и насколько подробно сумеет он вспомнить тот или иной эпизод прошлого. Краткие месяцы с Софией... работа охотника за вирусами во ВМИИЗ... давнишний случай в Восточном Берлине... и, конечно, гибельная ошибка в Сомали, когда он не сумел опознать вирус, убивший в конце концов жениха Рэнди, прекрасного офицера. Джон до сих пор чувствовал себя виноватым, хотя и понимал, что допустить подобную ошибку в диагностике мог любой врач.

Груз прошлого давил все сильнее, и, по мере того как тянулись часы и мотался по волнам катер, Джон все глубже задумывался, закончится ли когда-нибудь его путь. В конце концов его сморил тревожный сон.

Проснулся он оттого, что дверь в кладовую открылась. Мгновенно придя в себя, агент снял «вальтер» с предохранителя. Кто-то переступил порог и принялся перекапывать нагроможденную Джоном груду припасов. Медленно тянулись минуты; по спине агента стекала струйка пота. Моряк сердито бубнил себе что-то под нос по-арабски — прислушавшись, агент понял, что тот материт пропавший гаечный ключ.

Подавляя нарастающую клаустрофобию, Джон попытался припомнить, куда же он нечаянно запихнул проклятый инструмент, но почти тут же моряк радостно выматерился в голос — нашел, дескать. Шаги удалились, и дверь захлопнулась.

Стоило щелкнуть замку, как Джон облегченно вздохнул. Он вытер со лба пот и вернул предохранитель на место. Катер подскочил на очередной волне.

Ерзая на канатах, агент поминутно поглядывал на часы. Но только на шестом часу пути рев моторов внезапно перешел в неровный треск и стих вовсе. Катер потерял ход, и послышался лязг якорной цепи. Удар якоря о дно последовал почти сразу же — значит, они на мелководье и, судя по крикам чаек, в виду земли.

На палубе началась тихая суета. Пара мягких всплесков, потом что-то проскребло по борту. Никто не выкрикивал команд, да и матросы молчали. Потом Джон уловил скрип уключин, мерно зашлепали по воде весла, и все стихло. Неужели спустили на воду и плот, и шлюпку? Можно только надеяться....

Агент ждал. Катер покачивался легонько и ритмично, не подпрыгивая на крутых валах и не грозя расколотить пассажирам головы. С каждой набегавшей волной суденышко словно вздыхало, поводя всеми стыками и сочленениями. Стояла тишина.

Сдвинув в сторону крышку люка, агент неторопливо поднялся, расправляя затекшие конечности, потянулся, не сводя глаз с полоски света под дверью. В конце концов он выбрался из своей берлоги. Пока пробирался через темную кладовку к двери, то зацепился коленом за какую-то железку, и она с лязгом грохнулась на пол.

Джон застыл. Но с палубы не доносилось ни звука. Все же агент подождал — минуту, потом еще одну. В коридоре не было слышно шагов.

Глубоко вдохнув, Джон приоткрыл дверь кладовой, выглянул — пусто, шагнул в коридор и, притворив дверь за собой, двинулся к лестнице. Позволив себе положиться на царящие вокруг обманчивые тишину и спокойствие, он бессознательно расслабился.

И в этот момент из каюты выступил широкоплечий мужчина в феске, нацелив в грудь незваному гостю пистолет.

— Ты, кто? — осведомился он с нехорошей ухмылкой на бородатой физиономии. — Откуда взялся?

По-английски он говорил с сильным восточным акцентом. Египтянин?..

Вместо ответа взведенный до предела Джон бросился на противника. Левой рукой отводя от себя дуло пистолета, правой он выхватил из-за пояса стилет. Ошеломленный внезапным нападением, моряк рванулся назад, пытаясь высвободиться, и потерял равновесие. Агент врезал террористу в челюсть, но тот только мотнул головой и тут же ткнул дулом своего оружия в бок Джону.

Агент дернулся как раз вовремя — его противник спустил курок. В тесном коридоре выстрел прозвучал подобно грому. Пуля застряла в переборке между каютами. Прежде чем моряк успел выстрелить второй раз, Джон вонзил стилет ему под ребра.

Черные глаза террориста вспыхнули и погасли; он грохнулся на колени и со стоном рухнул лицом вниз.

Агент пинком вышиб пистолет — «глок» калибра 9 мм — из руки противника, выдернул из-за пояса свой «вальтер» и отступил на шаг. Террорист лежал недвижно; по дощатому полу расплывалась кровавая лужа. Нагнувшись к телу, Джон попытался нащупать пульс. Мертв.

Когда Джон выпрямился, его затрясло. После долгой неподвижности его нервы и мышцы вынуждены были враз перейти на форсаж. Так трясется гоночная машина, вдруг затормозив на полной скорости. Он не хотел убивать этого человека — он вообще не любил убивать, — но выбора не было.

Когда дрожь прошла, агент переступил через мертвое тело и выбрался на палубу. Его встретило предвечернее солнце.

Едва приподняв голову над краем люка, он окинул взглядом палубу, но та была пуста. Скоростной катер не мог иметь много надстроек, повышающих сопротивление воздуха. Палуба просматривалась до самого мостика, сейчас пустующего. Ни шлюпки, ни надувного плота не было.

Агент прокрался на мостик, откуда мог осмотреть палубу целиком. Но катер, похоже, пустовал. Солнце — желтый шар огня — клонилось к закату, быстро холодало; впрочем, если часы не врали, в Париже время близилось к семи вечера. А судя по скорости катера и времени, проведенному в пути, Джон решил, что находится в том же часовом поясе или в соседнем.

В шкафчике Джон обнаружил бинокль и с его помощью осмотрел залитый вечерним солнцем берег. За прелестным песчаным пляжем строились рядами, кажется, пластиковые теплицы, уходя вдаль, насколько видел глаз. Рядом зеленела цитрусовая роща; среди листвы зрели апельсины. Чуть в стороне выдавался в море мыс, обнесенный белой стеной в полтора человеческих роста. Эта деталь привлекла внимание агента, и он присмотрелся внимательнее. За стеной темнели кроны олив и пальм, а за ними виднелись какие-то здания, увенчанные куполами.

Джон перевел взгляд направо. По неплохому шоссе, проложенному в виду моря, проносились автомобили. Вдалеке смутно проглядывали гряды холмов, одна выше другой.

Опустив бинокль, агент попытался осмыслить увиденное. Во всяком случае, это не Франция. Южное побережье Испании — возможно, но уж очень сомнительно. Нет, он кожей чувствовал, что находится в Северной Африке. А роскошный пейзаж, теплицы, широкие песчаные пляжи, пальмы и холмы, шоссе и новые машины, общее ощущение благоденствия, а кроме того, расстояние от Форментеры позволяли предположить, что это алжирский берег. Вероятно, неподалеку столица, город Алжир.

Он снова поднял бинокль, чтобы внимательней присмотреться к далекой стене. Солнце спускалось все ниже, и стена отражала его косые лучи, словно хромированная, ослепляя агента. В воздухе над ней висела пыль, отчего даже очертания стены казались неясными и словно плыли. Разглядеть, что за ней находится, в таких условиях было положительно невозможно. Джон окинул взглядом берег, но не заметил ни плота, ни шлюпки.

Поджав губы, агент вернул бинокль на место и поразмыслил над сложившейся ситуацией. Высокая, неприступная на вид стена, окружавшая мыс, интриговала его.

Вспомнив, что в кладовке он видел пластмассовое ведро, агент торопливо скатился по лестнице. Снова разоблачившись до трусов, он сложил одежду, «вальтер» и стилет в ведро. Выйдя на палубу, он перелез за борт и спустился по раскачивающейся веревочной лестнице. Толкая перед собой посудину с пожитками, он поплыл к берегу, стараясь не поднимать волну — под косыми лучами вечернего солнца любая рябинка на воде отблескивала огнем.

По мере того как приближался берег, накатывала усталость — день выдался долгий и напряженный. Но когда агент приостановился, чтобы приглядеться к белой стене, в него словно влились новые силы. Стена оказалась выше, чем думал Джон поначалу, — добрых четырнадцать футов, но интереснее было другое — протянутая вдоль ее верхнего края, словно терновый венец, спираль из колючей проволоки. Кто-то очень старался отвадить незваных гостей.

Поразмыслив, агент направился к самой оконечности мыса, заросшей, казалось, непроходимым кустарником, из которого торчали одинокие пальмы. Ни пристани, ни причала не было. Пришлось проплыть еще немного, прежде чем агент смог мрачно улыбнуться. Прямо на берегу валялись надувной плот и шлюпка — террористы даже не потрудились спрятать их в чаще. След не прерывался.

Загребая воду сильными толчками, Джон проплыл до того места, где кустарник подступал к самой воде. Здесь белая стена кончалась, уступая место зеленой. Агент снова приостановился, болтая руками в воде, приглядываясь — не увидит ли кто. Потом он вытолкнул на берег ведро и выполз сам, бессильно распростершись на еще горячем песке, впитывая тепло всем телом, чувствуя, как под ударами сердца содрогается песок.

Он лежал так добрую минуту, прежде чем, поднявшись, нырнуть в чащу. Вскоре он наткнулся на крохотную прогалинку под финиковой пальмой. В плывущей тени, наполненной запахами плодородной земли и нагретой листвы, агент торопливо оделся, «вальтер» заткнул за пояс, стилет убрал в ножны, прицепленные на «липучке» к штанине, а ведро спрятал.

Не выпуская из виду берег, он двинулся сквозь заросли, пока не наткнулся на тропку. Джон нагнулся, вглядываясь в землю. На тропе остались отпечатки кроссовок — очень похожих на те, что он позаимствовал на катере. Самые свежие шли от того места, где валялись на берегу шлюпка и плот.

Ободренный, агент вытащил оружие и двинулся по тропе. Идти далеко не пришлось — две дюжины осторожных шагов — и тропа вывела его на широкую пустошь, темнеющую под вечерним небом. По другую сторону пустоши виднелись оливы, финиковые пальмы, а еще дальше, на холме, — одинокая вилла. Над белыми стенами возвышался белый купол, выложенный мозаикой, тот самый, что заметил Джон с борта катера.

Вилла казалась не только одинокой, но и совершенно заброшенной. Никто не трудился в садах, не бродил по дорожкам, никто не рассиживался на расставленных в художественном беспорядке по длинной террасе кованых стульях. Сквозь распахнутые стеклянные двери виднелись пустые комнаты. Ни машин вокруг, ни вертолетов. Только легкие занавеси шевелились под ветерком в открытых окнах. Но вдалеке раздавались голоса — толпа скандировала что-то лихое, и откуда-то доносились редкие выстрелы. Похоже, первому впечатлению доверять не следовало.

Словно для того, чтобы подтвердить это, из-за угла вывернул мужчина в камуфляжной форме английской армии, но с афганским тюрбаном на голове. За плечом его небрежно болтался АК-47.

Сердце агента учащенно забилось. Притаившись в кустах, он наблюдал, как из-за противоположного угла дома выходит второй охранник — с раскосыми глазами, с непокрытой головой, в джинсах и фланелевой рубахе. Этот был вооружен американским ручным пулеметом М60Е3. Встретившись на ступенях террасы, охранники миновали друг друга и, обойдя дом в противоположных направлениях, скрылись из вида.

Джон не шевельнулся. Пару секунд спустя появился третий охранник, тоже с автоматом наперевес. Этот вышел из распахнутых дверей, прямо на террасу; окинул взглядом сад и пустошь за ним, постоял чуть и скрылся в доме. Ровно пять минут спустя появилась та парочка, что совершала обход, а после них из дома снова вышел охранник, но уже другой. Значит, всего часовых четверо.

Уловив систему в их передвижениях, Джон решил попытаться проникнуть на виллу. Пробираясь сквозь густые заросли, он нашел место, где одна из многочисленных пристроек ближе всего подходила к кромке чащи и там виднелась дверь — кажется, неохраняемая. Ни машин, ни хотя бы подъездной дорожки агент так и не увидел — те, очевидно, находились по другую сторону дома. От мерного хора голосов вдали у Джона мурашки бежали по спине. Теперь он мог разобрать арабские слова — террористы пели гимн ненависти к Израилю и Великому Шайтану — Америке.

Стоило часовому скрыться за углом, агент выскочил из своего укрытия и ринулся к дому. Дверь была открыта — неудивительно, учитывая, что все окна стояли распахнутыми и с улицы можно было забраться в любую комнату. И все же по привычке он отворил дверь осторожно. По мере того как расширялась щель, в поле зрения агента попадали все новые мелочи: роскошные изразцы на полу, дорогая арабская мебель, современные абстрактные картины на стенах — не вполне традиционно, зато не оскорбляет чувств мусульман, — занавешенные альковы, где можно уединиться для чтения или молитвы... и никого.

Сжимая «вальтер» обеими руками, Джон проскользнул внутрь. Сквозь типично мавританский арочный проем виднелась часть соседней комнаты, обставленной подобным же образом. Алжирскую землю волна за волной захватывали и занимали завоеватели, но наибольшее влияние оставили по себе арабы, до сих пор составляющие большинство жителей страны. Невзирая на упорство берберских племен и власть французских бюрократов и эмигрантов, кое-кто из арабов до сих пор стремился превратить Алжир в исламское государство — цель, достижение которой оказалось долгим, трудным и особенно кровавым. Нетрудно было понять, почему многие алжирские мусульмане поддерживали и укрывали убийц-фундаменталистов.

Следующая комната также оказалась пустой. Шаг за шагом агент продвигался по анфиладе прохладных, тенистых покоев, не встречая никого на пути. Потом он услышал голоса.

С удвоенной осторожностью он двинулся вперед, покуда не сумел разобрать, о чем говорят впереди, и узнать голос мсье Мавритании. Он нашел укрытие «Щита полумесяца» — если повезет, даже штаб группировки. Дрожа от возбуждения, Джон прижался к стене, вслушиваясь в доносящиеся из проема голоса, такие гулкие, что агенту стало ясно — впереди просторный зал с высоким потолком, выше, чем все помещения, которые он уже миновал.

Он рискнул пробраться в соседнюю комнату, а оттуда — выглянуть в зал. Под высоким сводом купола собралось несколько десятков террористов, исключительно разношерстная толпа — бедуины в развевающихся балахонах, индонезийцы в модных футболках и джинсах «леви'c», афганцы в пижамных штанах и характерных «хвостатых» тюрбанах. Все были вооружены, но опять-таки чем попало, от старых «калашниковых» до наисовременнейших автоматов. Взгляды всех были прикованы к примостившемуся на краешке дубового письменного стола мсье Мавритании — маленькому и обманчиво безобидному в своем белоснежном одеянии. Главарь террористов говорил по-французски, и толпа слушала его с неотрывным вниманием.

— Доктор Сулейман прибыл и сейчас отдыхает, — объявил Мавритания. — Скоро он отчитается передо мной, и в ту минуту, когда к нам прибудет Абу Ауда, начнется отсчет.

Толпа террористов разразилась радостными кликами «Аллах акбар!» и тому подобными на множестве языков, по большей части Джону незнакомых. Самые возбудимые размахивали над головами оружием.

— Нас называют террористами! — продолжал Мавритания. — Но это ложь! Мы — партизаны, солдаты на службе Аллаха, и с помощью Всевышнего мы победим! — Он воздел руки, требуя тишины. — Мы опробовали устройство француза. Мы направили все внимание на Америку. А теперь мы ослепим и оглушим американцев, чтобы те не смогли предупредить своих иудейских лакеев, когда похищенная русская тактическая ракета отправится в славный путь, дабы стереть сионистов с лица нашей святой земли!

В этот раз слитный рев толпы был настолько громок, настолько страшен, что едва не рухнули своды.

Когда шум унялся, лицо Мавритании посуровело, глаза — потемнели.

— Это будет великий взрыв, — обещал он. — Все враги сгинут в нем. Но рука Великого Шайтана длинна, и многие наши люди погибнут также. И это печалит меня. Сердце мое разрывается, когда гибнет хоть один-единственный сын Мохаммада! Но сие должно свершиться, дабы очистить землю от ублюдочной сионской нации! Мы вырежем сердце Израиля! А наши погибшие, как мученики, отправятся на лоно Всевышнего, к вечной славе!

Снова послышались радостные вопли. А в жилах стоящего за стеной Джона Смита леденела кровь. Грядущий удар будет ядерным, и направить его решили не на Соединенные Штаты. Целью террористов был Израиль. Судя по словам Мавритании, при помощи молекулярного компьютера террористы собирались перепрограммировать старую советскую ракету среднего радиуса действия с ядерной боеголовкой, чтобы обрушить ее на Иерусалим, сердце Израиля, уничтожив тем самым миллионы жителей этой страны — и неважно, что при том погибнут, принесенные в жертву безумным мечтам исламистов, миллионы арабов Палестины, Иордании и Сирии.

Джон отклеился от стены. Времени не оставалось. Он должен найти доктора Шамбора и уничтожить проклятый компьютер. И тот и другой прятались где-то в недрах этого огромного снежно-белого дома. А еще здесь могут оказаться Питер, Марти и Тереза. Смутно надеясь, что найдет хоть кого-нибудь, агент принялся методично обходить одну за другой пустые комнаты.

Военно-морская база в Тулоне, Франция

Когда maitre principalМарсель Далио через хорошо охраняемые ворота покинул базу французского ВМФ в Тулоне, над городом сгущались весенние сумерки. Со спины Далио был человеком неприметным — среднего роста, усредненного сложения, весьма осторожных манер. Зато лицо у него было запоминающееся. Марсель Далио выглядел на двадцать лет старше своих пятидесяти — солнце, морской ветер и соленые брызги избороздили его физиономию густой решеткой каньонов, ущелий, плоскогорий. То было лицо настоящего морского волка, привлекательное на свой суровый лад.

Проходя мимо, моряк оглядывал гавань Тулона — рыбачьи лодки, частные яхты, только начавшие сезон прогулочные суда, — потом перевел взгляд туда, где красовался на рейде его корабль, могучий авианосец «Шарль де Голль». Далио гордился своим званием — соответствовавшим главстаршине американского флота, — но еще больше тем, что служить ему выпало на величественном «Де Голле».

Целью пути главстаршины было его любимое бистро в узком проулке близ Сталинградской пристани. Хозяин, поприветствовав гостя по имени, с поклоном провел его к любимому столику в дальнем углу.

— Что сегодня интересного, Сезар? — спросил Далио.

— Мадам превзошла себя с daube de boeuf,главстаршина.

— Тогда несите, конечно. И бутылочку «Кот-дю-Рон».

В ожидании заказа моряк окинул взглядом зал ресторанчика. Как Далио и ожидал, народу было немного — поток туристов еще не затопил город, — и ни его мундир, ни сам главстаршина не привлекали ничьего внимания. Туристы, приезжавшие в Тулон, вечно провожали военных моряков глазами — большинство как раз и посещало город ради базы ВМФ, надеясь поглазеть на боевые корабли и, если повезет, попасть на экскурсию.

Когда вино и рагу принесли, Далио приступил к трапезе. Он жевал медленно, наслаждаясь богатым вкусом баранины, какой могла ее приготовить только супруга хозяина бистро. С «Кот-дю-Рон», рубиново блиставшим в бокале, он разделался столь же неторопливо и вдумчиво, а завершил ужин ломтиком лимонного пирога и чашечкой кофе, над которой надолго задумался, прежде чем направиться в уборную. Это бистро, как и все подобные заведения в округе Сталинградской пристани, большую часть доходов получало с вездесущих туристов, и, чтобы не смущать богатых американцев, уборная здесь была не только раздельная — для мужчин и для женщин, — но и с кабинками.

Приотворив дверь, Далио с облегчением убедился, что уборная пуста, но на всякий случай нагнулся — проверить, не сидит ли кто по кабинкам. Удовлетворенный, он зашел в указанную ему заранее и, приспустив штаны, сел.

Ждать пришлось недолго. Минуту спустя в соседнюю кабинку зашел другой мужчина.

— Марсель? — донесся до главстаршины негромкий голос.

— Oui.

— Расслабься, старина, я не прошу тебя разглашать государственные тайны.

— На это я бы и не пошел, Питер.

— Тоже правда, — согласился Питер Хауэлл. — Так что ты вызнал?

— Очевидно... — Далио замолк — в уборную зашел еще кто-то, но надолго задерживаться не стал, только сполоснул руки. — Официально мы получили приказ от командования НАТО, — продолжил главстаршина, когда тот вышел, — продемонстрировать возможности скрытного передвижения комиссии генералов НАТО и ЕС.

— Каких генералов?

— Одним был наш замглавнокомандующего — генерал Ролан Лапорт.

— А остальные?

— Не узнал, — отозвался maitre principal, -но, судя по мундирам, — немец, испанец, англичанин и итальянец.

В уборную вошли еще двое, обсуждая что-то в полный голос и пьяно хохоча. Питеру и Марселю Далио пришлось притаиться по кабинкам и терпеть невнятный гомон. Британский агент вслушивался внимательно, пытаясь оценить, действительно ли им помешала пара нетрезвых придурков, или это лишь спектакль, призванный усыпить его бдительность.

Когда эти двое разобрались наконец, кому клеить рыженькую за соседним столиком, и хлопнули дверью, Питер обреченно вздохнул:

— Проклятые хамы. Здорово, Марсель. Официальную версию я понял. А неофициально?

— Я так и думал, что ты спросишь. От пары стюардов я слышал, что генералы даже не выходили на палубу. Все время сидели в конференц-зале внизу, а как только заседание кончилось — покинули корабль.

— Как покинули?

Питер напрягся.

— На вертолетах.

— То есть они прилетели на своих вертолетах и так же отбыли?

Далио кивнул, не сообразив, что собеседник его не видит.

— Так говорят стюарды. Я-то почти весь рейс был занят своим делом.

«Так вот куда летал генерал Мур, — подумал Питер. — Но с какой целью?»

— А о чем говорилось на совещании, стюарды, конечно, не знают?

— Не говорили.

Питер потер переносицу.

— Попробуй все же узнать. Если получится — свяжись со мной по этому вот телефону. — Он подсунул под перегородку карточку, на которой записал номер тулонского связного МИ-6.

— Ладно, — согласился Далио.

— Merci beaucoup,Марсель. Я у тебя в долгу.

— Буду иметь в виду, — отозвался главстаршина. — Надеюсь, мне не придется его взыскивать.

Питер вышел первым, за ним, чуть промедлив, вернулся к своему столику Далио, чтобы заказать еще чашечку кофе. Моряк лениво окинул взглядом ресторанчик, но никого и ничего подозрительного не заметил. Питера, конечно, не было и следа.

В западной части Средиземного Моря,

На борту ракетного крейсера ВМФ США «Саратога»

Боевой координационный центр на борту крейсера системы «ЭГИДА» представлял собою темную, тесную пещеру. В воздухе висел едва уловимый, никакими фильтрами не отбиваемый запах работающего электронного оборудования, на которое уходили миллионы долларов налогоплательщиков. Рэнди пристроилась за спиной связиста, одновременно наблюдая, как скользят по экранам радаров и сонаров яркие сканирующие лучи, и прислушиваясь к прорывающемуся сквозь рев вертолетного двигателя голосу Макса в наушниках.

«Си хоук» сейчас курсировал над алжирским берегом, и Макс только что связался с Рэнди, чтобы сообщить, что нашел катер, на котором уплыл Джон.

— Та самая посудина! — ревел он.

— Ты уверен? — Поджав губы, Рэнди скептически покосилась на крошечную точку посреди экрана — данные с радара на «Си хоуке».

— Определенно.Я на нее все глаза проглядел, сначала пока Джон плыл туда, и после, когда он залез на борт.

— Людей не видно? Джона?

— Ничего и никого! — проорал Макс в ответ.

— У нас уже темнеет. Ты далеко от катера?

— Чуть больше мили, но у меня бинокль, вижу совершенно отчетливо. На борту — ни шлюпки, ни плота.

— Куда они могли направиться?

— Тут в море выдается мысок, а на нем стоит здоровенная вилла. В полумиле от берега — группа одноэтажных строений, похожих на казармы. И рядом, по-моему, плац. Вообще подходов с суши никаких. Шоссе сворачивает, не доходя этого места, и ведет на юг.

— Вообще ни одного человека не видишь? Ничего не шевелится?

— Ни черта.

— Ладно, возвращайся.

Несколько минут Рэнди обдумывала услышанное, потом обернулась к приставленному к ней молодому старшине:

— Мне надо поговорить с капитаном.

Капитан Лейнсон, как оказалось, пил кофе у себя в каюте вместе со своим первым помощником, коммандером Шредером. Изо всей авианосной группы именно их корабль отрядили в подмогу рядовому, как казалось им, агенту ЦРУ в рядовой миссии, отчего оба офицера находились в прескверном настроении. Однако, когда Рэнди разъяснила, что от них потребуется теперь, командир и его помощник выслушали ее с явным интересом.

— Думаю, мы сможем высадить вас без особых сложностей, — заверил ее Шредер. — И будем ждать приказов.

— Надеюсь, — уточнил капитан Лейнсон, — разрешение из Вашингтона и от командования НАТО у вас есть?

— Из Лэнгли меня заверяли, что есть, — твердо ответила Рэнди.

Капитан осторожно кивнул:

— Хорошо. Мы обеспечим вашу высадку, но в остальном я, уж извините, обращусь за подтверждением в Пентагон.

— Тогда поторопитесь. Мы еще не знаем, какого масштаба катастрофа нас ожидает, но что она большая — это точно. Если мы не покончим с этой угрозой сейчас, то нам повезет, если мы потеряем только одну авианосную группу.

Рэнди заметила, что скептицизм в глазах офицеров борется с тревогой, но у нее не было времени выяснять, чем закончится эта борьба. Надо было переодеться перед выброской.

Глава 26

Близ города Алжира, Алжир

После долгих и тщательных поисков Джон набрел-таки на жилое крыло огромной усадьбы. Здесь попадались даже двери — тяжелые, резного дерева створки, украшенные медным литьем, эпохи чуть ли не первых берберских династий.

В нешироком проходе, украшенном от пола до потолка изумительными мозаиками, Джон остановился. Каждый квадратный дюйм поверхности был покрыт тщательно подобранными кусочками поделочного камня или смальты, порой — с подложенной золотой фольгой. Этот переход вел в отдельные палаты, и агент пришел к выводу, что здесь жил раньше — или живет — кто-то очень важный.

Он неслышно прокрался вдоль изукрашенной стены, чувствуя себя муравьем, забредшим в шкатулку с драгоценностями. Да, в конце коридора была только одна дверь, и она была не просто закрыта — снаружи ее подпирал старинный засов, крепкий, как в тот день, когда вышел из-под кузнечного молота. Дверь, хотя и массивная, была украшена тонкой резьбой, даже петли ее покрывала филигрань. Агент припал ухом к замочной скважине, и сердце его заколотилось сильнее.

Кто-то за дверью сосредоточенно барабанил по клавиатуре.

Тихонько отодвинув засов, Джон налег на ручку двери — так осторожно и медленно, что щелчок отошедшей защелки он скорее почувствовал, чем услышал. Приотворив дверь, агент заглянул в щелку.

Комната была обставлена на западный манер — уютные мягкие кресла, несколько обеденных столов, кровать, письменный стол, в другом конце — проем, и за ним — коридор с простыми, беленными известкой стенами. Но сердцем комнаты, тем центром тяготения, к которому мгновенно оказался прикован взгляд Джона, была узкая спина Эмиля Шамбора. Склонившись над письменным столом, ученый набирал что-то на клавиатуре, подсоединенной к странному, нелепому на вид агрегату. Джон интуитивно понял, что видит перед собою молекулярный комьютер.

Забыв, где и в какой опасности находится, агент разглядывал открывшееся ему хитроумное устройство. В стеклянной кювете плавали гроздья серебристо-голубых гелевых капсул, содержавших, надо полагать, главный элемент компьютера — молекулы ДНК. Соединенные сверхтонкими трубочками капсулы поддерживало пенистое желе, гасившее внешние вибрации, чтобы потоки данных внутри молекулярных схем не прерывались. Судя по всему, основание кюветы, где подмигивал небольшой цифровой индикатор, служило также и термостатом — тоже очень важно, поскольку химические реакции крайне чувствительны к температуре.

Рядом стояло еще одно устройство, тоже соединенное с гроздьями капсул пучком трубочек. Сквозь стеклянную переднюю панель Джон видел, как работают внутри крошечные насосики, как струится жидкость из пробирки в пробирку. То был, скорей всего, синтезатор ДНК, питавший капсулы новыми молекулами взамен отработанных. На панели управления перемаргивались огоньки.

Память потрясенного агента впитывала каждую деталь чудесного творения гения Шамбора. Кювету закрывала сверху «крышка», к которой лепились капсулы, и Джону показалось, что изнутри металл покрыт органической пленкой — вероятно, еще одной разновидностью биополимера. Агент решил, что эта пленка служит датчиком, преобразуя химическую энергию в возбужденных, меняющих свою конфигурацию молекулах ДНК в энергию световую.

Что за великолепная идея — молекулярные переключатели, работающие на свету! Шамбор использовал молекулы ДНК не только для того, чтобы производить вычисления; молекулы другого класса переводили результат вычислений на понятный машинам язык. То было блистательное решение проблемы, казавшейся дотоле неразрешимой.

Джон с трудом заставил себя вздохнуть. Ему пришлось напомнить себе, зачем он пришел в этот дом и какую опасность для всего мира представляет стоящий перед ним аппарат. Фред Клейн приказал бы ему без малейших колебаний уничтожить компьютер, все еще находящийся в руках врага. Но прототип Шамбора был не просто прекрасен — он служил провозвестником новой эпохи. Революция, вызванная массовым применением молекулярных компьютеров, поможет изменить к лучшему жизнь миллионов людей. Пройдут годы, прежде чем кто-нибудь сумеет воссоздать то, что уже стояло на столе прямо напротив агента.

Скованный этой внутренней борьбой, Джон тем временем отворил дверь чуть пошире и проскользнул в комнату, потом неслышно закрыл дверь за собой. Когда защелка мягко скользнула в паз, агент принял решение. Он попытается вытащить отсюда прототип ДНК-компьютера. Даст себе один шанс. Но если другого выбора не останется... он уничтожит аппарат.

Стараясь не дышать, Джон оглянулся в поисках замка, но похоже было, что изнутри комната не запиралась. Повернувшись, он окинул помещение взглядом. Под высоким потолком горели лампы; электричество на вилле появилось, судя по всему, относительно недавно. Ставни были распахнуты в ночь, легкие занавеси развевались на ветерке — расплескиваясь по забравшим окна решеткам.

Агент перевел взгляд на арочный проем, за которым виднелся коридор и проход в соседнюю комнату. Судя по планировке, в эту часть дома можно было проникнуть только одним способом — через ту дверь, которой только что прошел агент. Надо полагать, прежде здесь жила любимая жена родовитого бербера или звезда сераля какого-нибудь турка-чиновника времен Османской империи.

Он уже шагнул к столу, когда Шамбор внезапно обернулся. В костлявых руках ученого подрагивал тяжелый пистолет.

— Нет, папа! — взвизгнул женский голос. — Ты же его знаешь! Это доктор Смит, наш друг! Он пытался нас освободить в Толедо. Папа, опусти пистолет!

Шамбор нахмурился, все так же держа агента на мушке. На его мертвенно-бледном лице отражалось глубокое подозрение.

— Ну, помнишь? — продолжала Тереза. — Он друг доктора Зеллербаха. Он меня навещал в Париже. Пытался разузнать, кто взорвал твою лабораторию.

— Он не просто врач, — бросил Шамбор, чуть заметно опуская ствол. — Это мы видели на той ферме. Под Толедо.

— Я действительно врач, доктор Шамбор, — с улыбкой ответил Джон по-французски. — Но вообще-то я пришел, чтобы спасти вас и вашу дочь.

— А?! — Шамбор недоуменно нахмурился, продолжая поглядывать на Джона исподлобья. — Вы можете и солгать... То вы утверждаете, что вы просто друг Мартина, сейчас — что явились нас спасать. Как вы нашли нас? Дважды! -Он снова вскинул пистолет. — Вы — один из них!Это все обман!

— Папа, нет!

Тереза ринулась вперед, пытаясь прикрыть агента своим телом, но Джон оказался быстрее. Нырнув за массивный, покрытый персидским ковром диван, он выхватил свой «вальтер», взяв на прицел старика-ученого. Застыв, Тереза недоверчиво воззрилась на него.

— Я не с ними, доктор Шамбор, — проговорил агент спокойно, — но в Париже я был не вполне откровенен с вашей дочерью, за что вынужден извиниться. Я еще и офицер американской армии. Подполковник Джонатан Смит, доктор медицинских наук, — к вашим услугам. И я пришел, чтобы помочь вам, как пытался помочь в Толедо. Клянусь, что это правда. Но мы должны торопиться. Почти все террористы сейчас собрались под куполом, но не знаю, надолго ли.

— Американский подполковник? — переспросила Тереза. — Тогда...

Джон кивнул:

— Да. Моей настоящей целью — моим заданием — было найти вашего отца и его компьютер. Не дать похитителям воспользоваться его трудами.

Тереза обернулась к отцу. Ее тонкое, измазанное грязью лицо было сурово.

— Папа, он пришел нас вытащить!

— Один? — Шамбор покачал головой. — Невозможно. Как вы сможете помочь нам — в одиночку?

Джон осторожно поднялся.

— Вместе решим, как нам отсюда выбраться. Я прошу вас довериться мне. — Он опустил пистолет. — Со мною вы в безопасности.

Шамбор помедлил, поглядывая то на упрямое личико дочери, то на своего спасителя, но оружие все-таки опустил.

— Какие-то документы у вас есть?

— Боюсь, что нет. Слишком рискованно.

— Все это замечательно, юноша, но моей дочери известно о вас только то, что вы — друг Мартина, и то — с ваших слов. Мне как-то не верится, что вы сумеете нас вытащить. Эти люди опасны. А мне надо думать о Терезе.

— Я же здесь, доктор Шамбор, — парировал Джон. — А это уже чего-то стоит. Кроме того, как вы верно заметили, я нашел вас дважды. Если я пришел сюда, то смогу и уйти. Кстати, откуда у вас пистолет? Полезная штука.

Шамбор безрадостно улыбнулся:

— Все думают, что я беспомощный старик. Онитак думают. И не стерегутся, как следовало бы. Пока мы пересаживались из машины в машину, кто-то выронил пистолет. Я, естественно, подобрал. А с тех пор меня не обыскивали.

Тереза испуганно зажала рот ладонью.

— Папа, что ты с ним собирался сделать?

Шамбор отвел взгляд:

— Не стоит об этом. У меня есть пистолет, и нам он может пригодиться.

— Помогите мне разобрать вашу установку, — скомандовал агент, — а пока — ответьте на пару вопросов. И поскорее! Сколько террористов на вилле? — спросил Джон, пока Шамбор отключал компьютер. — Как эти люди сюда попадают? Есть ли отсюда дорога? Машины? Какая охрана, помимо часовых снаружи?

Анализ информации для Шамбора был привычным делом.

— Единственная дорога, которую я видел, — отвечал ученый, отсоединяя по одной проволочки и трубочки, — это гравийная подъездная от прибрежного шоссе Алжир — Тунис. До него отсюда больше мили. Дорога кончается у небольшого, кажется, тренировочного лагеря для новых рекрутов. Машина, на которой нас привезли, там и стоит, вместе с несколькими старыми английскими бронетранспортерами. Рядом с казармами — вертолетная площадка, на ней два старых вертолета. Сколько людей в доме — точно не скажу, но часовых самое малое полдюжины. Они постоянно меняются. Ну и еще люди в лагере — новобранцы и постоянный состав.

Джон слушал очень внимательно, стараясь сдерживать нетерпение. Шамбор разбирал свое творение медленно и методично — слишком медленно! В уме агент перебирал варианты. Машины близ взлетной площадки подойдет, если им удастся добраться до лагеря, не подняв тревоги.

— Ладно, — решил Джон, — вот как мы поступим...

Фонари заливали мозаику на сводах центрального зала теплым желтым светом. Мсье Мавритания продолжал допрашивать вконец замученного доктора Акбара Сулеймана. Разговор шел по-французски — филиппинец не знал на языке Пророка ни единого слова. Покуда Сулейман вытягивался перед ним по струнке, Мавритания позволил себе залезть на стол и болтал теперь коротенькими ножками, словно забравшийся на дерево мальчишка. Он упивался своим невысоким ростом, своей обманчивой мягкостью, беспросветной глупостью тех, кто верил в поверхностное превосходство грубой силы.

— Значит, хочешь сказать, что этот Смит вломился к вам в дом внезапно?

Сулейман покачал головой:

— Нет, нет! Мой знакомый в Пастеровском предупредил меня, но всего за полчаса. Мне надо было обзвонить кого следует, проинструктировать подружку... я не успевал уйти вовремя.

— Следовало подготовиться получше. Или позвонить нам, а не заниматься самодеятельностью. Ты знаешь, чем мы рискуем.

— Да кто мог подумать, что они меня вообще найдут?

— А как это случилось?

— Не знаю в точности...

— Адрес в твоем досье был указан неправильно, — задумчиво поинтересовался Мавритания, — как полагалось?

— Разумеется.

— Значит, кто-то все же знал, где ты живешь, и вывел на тебя Смита. Ты уверен, что не было других агентов? Что, Смит действовал в одиночку?

— Я лично больше никого не видел и не слышал, — устало повторил Сулейман.

Путь был долог, а на катере филиппинца жутко тошнило.

— Ты уверен, что никто не следил за тобой от квартиры?

— Ваш черномазый уже меня спрашивал, и вам я отвечу то же самое, — пробурчал Сулейман. — Никто не мог за мной следить. Мы соблюдали совершенную секретность.

Послышался шум, и в зал ворвался капитан Дариус Боннар. Француз был в ярости. По пятам за ним следовали двое вооруженных бедуинов и великан Абу Ауда. Мавритания заметил, с какой злобой глаза фулани буравили злосчастного доктора Сулеймана.

— "Черномазому", — прорычал великан, — больше нет нужды тебя спрашивать, моро!До самой Барселоны за мной следовала машина, и только в городе я едва-едва смог от нее оторваться. До того меня никто не преследовал. Так откуда взялся «хвост», а? Тыповесил его на нас, Сулейман! Когда ты бежал из Парижа, за тобой уже следили, и это ты вывел их на меня и на наше убежище. А ты, глупец, даже не заметил этого!

Боннар взвинтил себя еще сильней. Физиономия его приобрела пурпурный оттенок.

— У нас есть свидетельства, что Сулейман привел за собой агентов из Барселоны через Форментеру сюда! Он, самое малое, выдал нашу базу!

— Сюда? — переспросил Мавритания, заметив, как побледнел филиппинец. — Как вы узнали?

— Мы не бросаем пустых слов, Халид. — Абу Ауда злобно зыркнул на Сулеймана.

— Один из ваших людей мертв. — Боннар перешел на французский. — Он лежит на катере, и вряд ли он закололся сам! Сулейман привез с собой «зайца», но на борту его больше нет.

— Джон Смит?

Боннар пожал плечами.

— Скоро узнаем, — яростно прошептал он. — Ваши солдаты начали поиски.

— Я пошлю еще.

Мавритания прищелкнул пальцами, и его прислужники ринулись прочь.

Черный, как ночь, в которой он летел, вертолет SH-60B «Си хоук» завис над открытой площадкой близ апельсиновой рощи и рядов теплиц из пластиковой пленки. В лицо стоявшей в дверях Рэнди бил ветер. Она торопливо пристегивала карабин десантного троса к сбруе, натянутой поверх черного комбинезона. Светлые кудри Рэнди прикрывала такая же черная лыжная шапочка. На поясе тихо позвякивало все то, что не поместилось в рюкзаке. Она бросила один короткий взгляд вниз, думая, как там Джон, что с ним? Потом сосредоточилась на задании. В конечном итоге успех ее миссии был важнее, чем жизнь Джона или ее собственная. ДНК-компьютер должен быть разрушен, чтобы не осуществился задуманный террористами безумный план.

Вцепившись покрепче в ремни сбруи, Рэнди коротко кивнула через плечо. Моряк на лебедке глянул в сторону пилота. Тот, помедлив немного, тоже мотнул головой — вертолет завис на месте, и по этому сигналу Рэнди шагнула в бездну за бортом, а моряк отпустил стопор лебедки. Долгие секунды цээрушница боролась со страхом — сорваться с троса, разбиться об землю, — выдавливая его из сознания, пока земля не надвинулась снизу. Сгруппировавшись, Рэнди повалилась на бок, торопливо расстегивая упряжь. Закапывать связку ремней она не стала. И так о ее присутствии вскоре станет известно.

Она нагнулась к передатчику.

— "Саратога", вы меня слышите? Вызываю «Саратогу»...

— "Си хоук"-2, слышу вас ясно, — донесся из динамика тихий, отчетливый голосок оператора боевого координационного центра.

— На все уйдет не меньше часа.

— Поняли. Ждем.

Выключив рацию, Рэнди сунула приемник в карман и, сняв с плеча мини-автомат МР5К, двинулась вперед. Она старалась избегать дороги и берега, избрав вместо этого путь через апельсиновую рощу и мимо шелестящих на ветру пластиковой пленкой теплиц. Над самым горизонтом висела луна, и ее молочные лучи странно преломлялись в обрывках пластмассы. В отдалении мерно, как пульс, били о берег волны. В вышине проступили звезды, но небо оттого казалось еще темнее. Ни в море, ни на дороге не было движения, не виднелось домов — только стояли призраками апельсиновые и лимонные деревья да переливались блеском теплицы.

Уже приближаясь к цели, Рэнди услышала, как промчались по шоссе две машины, раздирая ночь ревом моторов, — пролетели мимо, свернули, визжа тормозами, на подъездную дорогу, замеченную Максом с воздуха, и почти сразу затихли, словно отрезанные пологом тишины. Вилла находилась в конце подъездной дороги, и, судя по всему, кто-то очень торопился попасть туда.

Рэнди перешла на бег. Вскоре впереди замаячила белая стена, увенчанная, как вскоре выяснила цээрушница, витками колючей проволоки. Вдоль стены шла просека шириной добрых пятнадцать шагов, так что на удобно нависающие ветки можно было не рассчитывать. Стряхнув с плеч нагруженный еще на «Саратоге» всяческим оборудованием (переброшенным туда спецрейсом из ближайшего отделения ЦРУ) рюкзачок, Рэнди вытащила из него небольшой воздушный пистолет, титановую стрелку с иззубренным наконечником и катушку тонкого тросика в нейлоновой оплетке. Привязав проволоку к ушку на оперении дротика, агент зарядила стрелкой пистолет и присмотрелась. Футах в десяти за стеной росла превосходная старая олива.

Тщательно прицелившись, Рэнди всадила стрелку туда, куда и собиралась, — в ствол дерева. Потом цээрушница убрала пистолет обратно в рюкзак и, натянув перчатки, поползла вверх, держась за тросик и упираясь в стену ногами. Добравшись до верху, она пристегнула для страховки тросик к поясу, вытащила миниатюрные плоскогубцы и прорезала себе проход в заграждении из колючей проволоки. Потом перекинула ноги через стену и спрыгнула вниз.

Высокотехнологичные системы безопасности настолько дороги, что террористы редко могли их себе позволить. Исламские фундаменталисты были побогаче, но существовали в обстановке настолько параноидальной секретности, что сами не пытались приобрести соответствующее оборудование — его продажа слишком строго, на их взгляд, контролировалась властями. Во всяком случае, так гласила теория, и сейчас Рэнди оставалось только надеяться, что это правда, — и быть чертовски осторожной.

Поэтому она отвязала тросик от стрелки-гарпуна, смотала на катушку и убрала в рюкзак, прежде чем нырнуть в окружающие виллу заросли.

Доктор Эмиль Шамбор замер, не выпуская из рук крышку кюветы.

— Это возможно. Да. Полагаю, вы правы, подполковник. Так нам удастся бежать. Вы, похоже, действительно не просто врач.

— Мы должны идти немедленно. Кто знает, когда меня выследят. — Джон мотнул головой в направлении полуразобранного компьютера. — Нет времени. Заберем только гелевые капсулы, а остальное бро...

В коридоре протопали шаги. С грохотом распахнулась дверь, и в комнату ворвались, сжимая оружие, Абу Ауда и еще трое террористов. Испуганно вскрикнула Тереза. Шамбор попытался закрыть ее телом, размахивая пистолетом, но вместо того натолкнулся на Джона и едва не сбил того с ног.

Пытаясь удержать равновесие, агент выхватил свой «вальтер». Уничтожить единственный в мире ДНК-компьютер он уже не успевал, но мог хотя бы повредить устройство до такой степени, чтобы у Шамбора ушел не один день на его восстановление. А это даст Питеру и Рэнди время найти террористов, даже если сам Джон уже не сможет помочь товарищам.

Но прежде чем агент смог прицелиться, Абу Ауда и его люди набросились на него, вышибли пистолет из рук и сообща повалили Джона на пол.

— Ну, доктор... — Вслед за своими подручными в комнату вступил сам Мавритания. Террорист небрежно выдернул пистолет из трясущихся пальцев Шамбора. — Это совершенно не в вашем стиле. В толк не возьму, хотели вы меня удивить или шокировать...

Вскочив на ноги, Абу Ауда упер в лоб распростертому на кафеле агенту дуло автомата.

— Ты причинил нам достаточно бед!

— Стоять! -рявкнул Мавритания. — Не убивай его. Подумай, Абу Ауда: одно дело — какой-то военврач, и совсем другое — американский подполковник, которого мы видели в деле под Толедо и который сумел разыскать нас вновь! Прежде чем все завершится, он еще может нам понадобиться. Кто знает, насколько нужен он американцам?

Абу Ауда застыл, не отводя ствол от головы агента. Вся осанка его выдавала готовность и стремление убить. Мавритания снова окликнул великана по имени. Фулани обернулся, задумчиво моргнул, и пламень в его глазах притух.

— Расточительство, — решил он наконец, — грех.

— Именно.

Абу Ауда раздраженно махнул рукой, и его подручные подняли Джона на ноги.

— Покажите мне пистолет ученого, — приказал великан. Мавритания отдал ему оружие, и фулани пригляделся. — Из наших, — решил он. — Кто-то поплатится за эту беспечность.

— Уничтожать компьютер, — Мавритания обернулся к схваченному агенту, — было бы в любом случае тщетно, подполковник Смит. Доктору Шамбору просто пришлось бы построить нам новый.

— Никогда! — воскликнула Тереза Шамбор, отступая.

— Она крайне враждебно настроена, подполковник, — пожаловался террорист. — Увы. — Он покосился на молодую женщину. — Вы недооцениваете наши возможности, дорогая моя. Ваш отец построил бы нам новый компьютер. В конце концов, у нас есть вы, и у нас есть он. Ваша жизнь, его собственная и перспективы будущей работы. Слишком высокая цена за то, чтобы кого-то там спасать, — я верно излагаю вашу точку зрения? В конце концов, для американцев мы с вами представляем не столь высокую ценность. Для них мы мелкие побочные расходы — «побочный урон», так у них это называется, — когда они берут, что им вздумается.

— Отец никогда не построит вам новый компьютер! — взвилась Тереза. — Ради чего, по-вашему, он украл пистолет?

— А-а? — Мавритания насмешливо поднял бровь. — Так вы истинный римлянин, доктор Шамбор? Скорей броситесь на меч, чем согласитесь помочь нам в нашем гнусном деле? Жест, конечно, нелепейший, но выглядит храбро, не спорю. Могу поздравить. — Он перевел взгляд на Джона. — И вы, подполковник, повели себя не менее глупо, решив, будто, всадив несколько пуль в творение нашего доктора, сможете хотя бы задержать нас. — Главарь террористов вздохнул почти скорбно. — Не считайте нас полными идиотами, умоляю. Всегда возможны неполадки. Разумеется, мы имеем запас расходных материалов и оборудования, чтобы доктор Шамбор мог восстановить машину, даже если вы решите пожертвовать собою немедля. — Он покачал головой. — Это, пожалуй, самый ваш большой грех — «ваш» в смысле «американцев» — гордыня. Вы самодовольно мните себя величайшими во всем, от технологии — заемной, — до верований — безосновательных, — и неуязвимости — мнимой. Впрочем, своих друзей-иудеев вы с тем же самодовольством нередко берете под крыло.

— Мавритания, — промолвил Джон, — мы оба знаем, что ни религия, ни культура здесь ни при чем. Ты всего лишь очередной самозваный тиран. Посмотри на себя! Это твоя личная затея — вполне, должен заметить, омерзительная!

Бледные глазки Мавритании полыхали огнем, пухлое тельце через край полнилось энергией. Террориста окружала аура почти божественной мощи, словно он, единственный, только что удостоился лицезреть Небеса и был отправлен на грешную землю не просто нести слово божье, но насаждать его.

— И это мне говорит язычник, — передразнил агента Мавритания. — Ваш жадный народец превратил древний Восток в кучку марионеточных держав. Вы обжираетесь за наш счет, в то время как весь мир перебивается от трапезы к трапезе! Таков вечный ваш путь. Вы — богатейшая страна, какую видывала планета, и все же вы обманом и коварством приумножаете свои капиталы, а потом еще удивляетесь, что не видите в ответ не то что сочувствия — благодарности! Из-за вас каждый третий человек на Земле живет впроголодь, миллиард — голодает! И за это мы должны благодарить вас?!

— Ты лучше вспомни, сколько невинных душ готов загубить бомбежкой Израиля! — огрызнулся Джон. — В Коране же сказано: «Не убивай того, кого Господь заповедовал не убивать, иначе как ради справедливого дела». Это твое, между прочим, священное писание, Мавритания! А в твоем деле справедливости нет. Один только честолюбивый расчет. Ты никого не обманешь, кроме тех несчастных, которых обманом заманил в свои пособники.

— Ты прячешься за спиной придуманного тобой бога! — обвиняюще воскликнула Тереза.

— У нас, — отозвался Мавритания, демонстративно отвернувшись от актрисы, — мужчина защищает женщин. И не выставляет их напоказ, чтобы всякий мог ощупать их глазами!

Но Джон пропустил его слова мимо ушей. Он глядел не на террориста и не на Терезу Шамбор, а на ее отца. Эмиль Шамбор не проговорил ни слова с той секунды, как в комнату ворвались Абу Ауда и его громилы, даже не сдвинулся с того места, где стоял, пытаясь грудью закрыть дочь. Ученый молчал; глаза его блуждали, не задерживаясь даже на фигуре дочери, лицо оставалось почти беззаботным. Возможно, он оцепенел от ужаса. А может быть, мысли его унеслись куда-то далеко-далеко из этой комнаты, в спокойное, тихое, светлое будущее. Так или иначе, а смотреть на него было страшновато.

— Мы слишком много болтаем! — рявкнул Абу Ауда, жестом подзывая своих людей. — Вывести и запереть в карцере! Если хоть один сбежит, — предупредил он громил, — каждому глаза вырву!

— Шамбора оставить, — остановил его Мавритания. — У нас еще много работы, не так ли, доктор? Завтрашний день увидит новое лицо мира, новое начало для всего человечества!

И невысокий террорист расхохотался в искреннем восторге.

Глава 27

Рэнди внимательно наблюдала, как двое вооруженных часовых проходят мимо фасада виллы. Третий вышел из парадного. Охранники брели небрежно и вяло перешучивались. Их товарищ постоял немного на крыльце, под портиком, тоскливо глядя в лунную ночь и явно наслаждаясь ветерком, несущим ночную прохладу, запах лимонов и медленно ползущие по звездному небу облачка.

Все трое вели себя расхлябанно, словно занимались своим делом слишком долго и безрезультатно. Они не ожидалиничего дурного. А значит, «Щит полумесяца» еще не знает ни о ее высадке, ни о том, что она одолела стену. Как Рэнди и надеялась, периметр не был оборудован ни датчиками движения, ни следящими камерами, ни оптическими сканерами. Чем ее встретит сама вилла — вопрос другой.

Она уже успела разведать большую часть территории; обнаружила казармы, тренировочный лагерь, ведущую к шоссе подъездную дорогу и посадочную площадку для вертолетов, где сейчас стояли выкрашенные в черный цвет старенький армейский транспортник «хьюи» и не менее дряхлый вертолет-разведчик «Хьюз ОН-6» под охраной единственного заспанного террориста в белом тюрбане. Сейчас она обходила виллу кругом, скрываясь в зарослях кустарника, где ее не могли заметить ни из оливковой рощи, ни с моря. Остановившись, Рэнди снова окинула взглядом дом, раскинувшийся в саду, подобно усталому бледному привидению. Окна почти все были темны, только мозаичный купол, подсвеченный прожекторами, походил на корабль залетных инопланетян. Рэнди искала слабое место, но увидела только четвертого охранника у задних дверей — столь же невнимательного, что и остальные.

До того момента, когда из дверей выскочил невысокий мужчина в синих джинсах и пестрой клетчатой рубахе. Мужчина — Рэнди решила, что он родом откуда-то из Индокитая, возможно, малайзиец, — резко и повелительно бросил что-то часовому. Тот сразу же нервно заозирался. Человек в джинсах тут же кинулся обратно в дом, а часовой остался, поводя дулом автомата и выглядывая что-то в ночи.

Что-то случилось. Или они ищут Джона? Или нашли?

Рэнди торопливо поползла через кусты на западную сторону, где, как выяснила агент, симметрию плана виллы нарушало единственное крыло. С восточной стороны его закрывала сама вилла. Дверей в этом крыле не было, а окна были забраны снаружи причудливыми коваными решетками, должно быть, очень старыми. Очевидно, попасть в это крыло можно было только изнутри дома, и Рэнди вдруг кольнуло некое предчувствие, сочетавшее в себе ожидание и омерзение. Ее передернуло: она поняла, чем раньше служило это крыло — гаремом, женской половиной дома. Решетки предназначались не только для того, чтобы удерживать незваных гостей, но скорей для того, чтобы не выпускать заточенных в гареме женщин.

Прокравшись поближе, она уловила доносящиеся изнутри голоса, но, только завернув за угол, увидела, что в трех окнах горит свет. Шум доносился оттуда; кто-то гневно спорил, то по-арабски, то по-французски. Слов было не разобрать, но один из голосов показался Рэнди женским. Тереза Шамбор? Цээрушница смогла бы узнать ее по фотографии из досье. Она доползла до ближайшего окна и, нетерпеливо приподнявшись, заглянула через решетку.

Первыми она заметила Мавританию, Абу Ауду и двоих террористов с автоматами, державших кого-то на мушке. Повисшее в комнате напряжение ощущалось даже снаружи. Мавритания разговаривал с кем-то, но поначалу Рэнди не видела — с кем. Ей пришлось, согнувшись, пробраться к следующему окну, чтобы вновь заглянуть в комнату. К восторгу цээрушницы, то были Эмиль Шамбор и его дочь, а повернувшись немного, она смогла с облегчением увидеть и Джона. Но радость тут же схлынула, уступив место страху. Все трое находились в страшной опасности, в руках Мавритании и его пособников. На глазах Рэнди Абу Ауда резко махнул рукой.

— Мы слишком много болтаем! — гаркнул он по-французски. — Вывести и запереть в карцере! Если хоть один сбежит, каждому глаза вырву.

Его помощники повели троих «неверных» в коридор.

— Шамбора оставить, — поправил великана Мавритания. — У нас еще много работы, не так ли, доктор? Завтрашний день увидит новое лицо мира, новое начало для всего человечества!

От смеха террориста у Рэнди побежали по спине мурашки. Но куда больший ужас вселял вставший перед нею неотвратимый выбор. Сейчас, когда Джона и Терезу увели, в комнате рядом с аппаратом, который мог оказаться — а мог и не оказаться — молекулярным компьютером, оставались только Эмиль Шамбор и Мавритания. Рэнди украдкой подергала прутья решетки, но те не зря казались несгибаемыми.

Она была опытным агентом. Но выбирать следовало быстро. Легче застрелить любого из стоящих в комнате, чем попасть в аппарат за их спинами. Но стоит одному человеку упасть, как второй сам бросится на пол, — на это даже у Шамбора хватит соображения. Очередь из автомата может повредить установку... но Рэнди не была уверена, что перед ней сам прототип, а собственных знаний, чтобы определить это, ей не хватало.

Если компьютер настоящий, то Шамбор, возможно, сумеет его починить. Тогда логичнее застрелить ученого. С другой стороны, Мавритания мог переманить на свою сторону кого-нибудь, достаточного образованного, чтобы запустить ДНК-компьютер, даже если построить его человек не сумеет. В таком случае надо или прикончить Мавританию, или расстрелять аппарат.

Что лучше? Что выгоднее?

Живой Шамбор может снова принести ДНК-компьютер миру — или, еще лучше, только Соединенным Штатам. Это уже будет зависеть от того, кто спасет ученого. Начальство в Лэнгли оченьхотело получить эту машинку.

С другой стороны, первый же выстрел может подписать Джону и Терезе смертный приговор. А если аппарат на столе все же не молекулярный компьютер, шум только привлечет внимание к самой Рэнди, и тогда прощайте все шансы исправить положение или спасти пленников.

Рэнди опустила автомат. В конце концов, у нее имелся резервный план. Разумеется, это опасно, зато все хвосты будут подвязаны. И компьютер, если он находится на вилле, уж точно не уцелеет. Проблема заключалась в том, чтобы не сгинуть с ним вместе.

Но рискнуть придется. Озираясь в поисках часовых, Рэнди скользнула, пригнувшись, в сторону парадных дверей. Вдалеке били о берег волны, и сердце колотилось с ними в унисон.

Рэнди заглянула за угол дома. Абу Ауда и двое его подручных вели Джона с Терезой вниз с крыльца, по утоптанной дорожке в сторону казарм. Агент позволила им отойти и, не теряя из виду, устремилась следом.

Джон Смит оглянулся, пытаясь в последний момент отыскать хоть какой-нибудь способ вырваться, освободиться самому, и освободить Терезу. Абу Ауда и его люди провели пленников через мандариновую рощу, до поляны в полусотне шагов позади казарм, посреди которой стоял дощатый домик. Запах цитрусов дурманил голову.

Один из бедуинов отворил дверь, и Абу Ауда швырнул Джона в темноту.

— Ты причинил нам слишком много зла, американец, — бросил фулани. — Другого я бы уже давно прикончил за такие дела. Благодари Халида — он видит дальше, чем я. Здесь от тебя не будет горя... а женщина пусть поразмыслит о своих грехах.

Втолкнув Терезу вслед за Джоном, охранники захлопнули дверь. Повернулся в замке ключ, потом послышался лязг железного засова и щелчок — на засов повесили еще один замок, амбарный.

— Мои Dieu... -вздохнула Тереза.

— Я себе представлял наше будущее свидание как-то иначе... — пробормотал Джон по-английски.

Он окинул взглядом комнату-камеру. Сквозь единственное зарешеченное окошко под потолком струился лунный свет, рисуя квадратики на бетонном полу. Пол был светлый — значит, заливали недавно. Дверь была удручающе массивна.

— Я тоже, — согласилась Тереза. Несмотря на порванный костюм и потеки грязи на щеках, достоинство и красота актрисы каким-то образом сохранились. — Я-то надеялась, что вы придете в театр посмотреть на меня, а потом мы вместе поужинаем.

— Был бы рад.

— Посмотреть спектакль или поужинать?

— И то и другое... поужинать, выпить — последнее больше всего. — Он усмехнулся.

— Да... — Улыбка скользнула по ее лицу и пропала. — Странно, как быстро и неожиданно все может перемениться.

— Да ну?

Тереза склонила голову к плечу, с любопытством оглядывая своего неудачливого спасителя.

— Вы это так сказали... словно вам уже приходилось терять все.

— Правда? — Вспоминать о Софии не хотелось. Не здесь и не сейчас. В мрачной камере не пахло сыростью — словно алжирская жара выжарила из досок последние капли влаги. — Надо выбираться отсюда. Мы не можем оставить ни компьютер, ни вашего отца в руках этих негодяев.

— Но как?

Встать в комнате было не на что. Единственная койка была привинчена к стене напротив окна. Других предметов меблировки не наблюдалось. Джон снова обернулся к окошку. До потолка было едва девять футов.

— Я вас подсажу, а вы подергайте прутья. Может, один-два поддадутся. Было бы хорошо.

Сложив руки «стременем», он подсадил актрису себе на плечо.

— Они, — разочарованно объявила Тереза, подергав немного за прутья и приглядевшись, — пропущены каждый через три поперечные планки, а те — свинчены вместе. И все это прикручено к раме. Очень старая работа.

Должно быть, прежде эти прутья преграждали выход из древней тюрьмы другим заключенным, возможно — рабам арабов-завоевателей или пленникам пиратов, когда-то правивших здешними краями под рукой османского бея.

— Даже не дрогнули? — переспросил Джон с надеждой.

— Нет. Все приржавело.

Джон спустил ее на пол, и оба принялись исследовать дверь, надеясь, что годы оказались к ней неблагосклонны. Но и там слабых мест не нашлось. Мало того, что дверь была дважды заперта снаружи, но даже петли ее находились на другой стороне. Рабовладельцев и пиратов больше волновало, чтобы пленники не вырвались из камеры, чем то, что кто-то извне поможет им освободиться. И теперь Джону и Терезе не выйти без помощи снаружи.

Вот тогда агент и услышал слабый, странный звук — словно пробовала доски на зуб мелкая зверушка. Как ни прислушивался он, источник звука определить не удавалось.

— Джон!

Шепот прозвучал так тихо, что в первый миг агенту показалось, будто он бредит и от желания выбраться ему уже мерещатся голоса.

— Джон, твою мать!

Он резко обернулся к окну — только темное небо в проемах решетки.

— Идиот! — донесся шепоток. — Задняя стена. Только теперь Джон узнал голос. Метнувшись через всю камеру, он припал к стене.

— Рэнди?

— А ты кого ожидал — морскую пехоту?

— Ну надеяться-то можно. А почему шепотом?

— Потому что люди Абу Ауды повсюду. Это ловушка: ты — наживка, а я — дичь. Я или кто другой, кто попытается тебя вытащить из этой тюрьмы.

— Как ты сумела пробраться?

В очередной раз Джон не смог сдержать восхищения мастерством подруги.

— Пришлось разделаться с двумя часовыми, — после некоторого колебания созналась Рэнди. — Хорошо, что ночь темная. Но Абу Ауда скоро хватится их, и тогда нам крышка.

— У меня особого выбора нет. Открыт для любых предложений.

— Замок на двери крепкий, а вот засов — дерьмо. Петли старые, но не настолько проржавели, чтобы нам это помогло. Они хорошо смазаны; я бы могла их, пожалуй, выбить. И засов прикручен снаружи. Если его отвинтить, вы могли бы просто вынести дверь.

— Мне нравится. Подход традиционный, зато проверенный.

— Ага. Мне тоже так казалось, пока не пришлось снять тех двоих — они в роще лежат, недалеко отсюда. Так что пришлось думать дальше. Тут, сзади, доски совсем прогнили.

Снова послышался приглушенный скребущий шорох.

— Ты что, копаешь?

— Ага. Я поковыряла ножом, и мне кажется, что у самой земли стенка настолько прохудилась, что я сумею прорубить вам славненький лаз. Будет намного тише, да и быстрей, пожалуй.

Запертые в камере, Джон и Тереза нетерпеливо прислушивались к поскребыванию мелкой зверушки. Нож точил доски все быстрее и быстрее.

— Ну ладно, силач, — прошептала наконец Рэнди. — Надави изнутри. Сильнее!

Тереза опустилась на колени рядом с агентом, и они вместе уперлись ладонями в стену у самого пола, там, откуда доносились звуки. Несколько секунд казалось, что все тщетно, но затем гнилые доски подались, осыпав пленников дождем щепок. Проеденное термитами и точильщиками сухое дерево превращалось в пыль прямо под пальцами. Рэнди бережно подхватила самые крупные обломки, не давая им упасть.

Сначала Тереза, потом Джон выползли через отверстие наружу, в благоуханную ночь. Агент торопливо огляделся. Шелестела на ветру листва мандариновых деревьев, над горизонтом висела встающая луна.

Рэнди ждала их у края поляны, держа наготове автомат. С тревожным выражением лица она поглядывала на другой край заросшей травой поляны, за карцером. В ночной темноте трудно было разобрать что-либо даже на открытом месте, в тени же деревьев все тонуло в темноте.

Поманив бывших пленников за собой, цээрушница перевернулась на живот и, положив автомат на руки, поползла вперед. Тереза двинулась за ней, имитируя движения американки; Джону выпала роль замыкающего. Они двигались неслышно и невыносимо медленно. Луна поднималась все выше, уже просвечивая лучиками верхушки крон обступившей карцер рощи.

Наконец беглецов укрыла тень деревьев. Не останавливаясь, они миновали тело одного из убитых Рэнди террористов, потом — еще одно и, только достигнув купы финиковых пальм в стороне от того места, где Абу Ауда насторожил свой капкан, смогли передохнуть.

— Пару минут мы здесь будем в безопасности, — выдохнула Рэнди, прислоняясь к стволу пальмы. — Но не больше. У них повсюду часовые.

Совсем рядом застрекотала цикада. В вышине звезды выглядывали из-за перистых пальмовых листьев.

— Отличная операция. — Джон присел на корточки.

— Merci beaucoup.— Тереза тоже присела, но по-турецки.

Рэнди улыбнулась француженке:

— Наконец-то мы встретились. Рада, что вы еще живы.

— Я, как можете догадаться, сама в восторге, — с признательностью отозвалась Тереза. — Спасибо, что пришли за нами. Но мы должны вызволить отца. Кто знает, что за ужасы они для него уготовили!

Джон невинно улыбнулся подруге:

Для меня, случайно, не найдется лишней пушки?

Рэнди неодобрительно покосилась на него, и Джон вдруг увидел ее словно в первый раз — черные глаза, тонкое лицо, выбившийся из-под шапочки шальной светлый локон.

— Не знаю, — пробормотала она, — на кого ты там в самом деле работаешь, но у нас в Конторе с пустыми руками не ходят.

Она перебросила ему «зиг-зауэр» калибра 9 мм — той самой модели, которую Джон вынужден был отправить в мусорник перед вылетом из Мадрида.

— Спасибо, — искренне отозвался агент.

На всякий случай он проверил магазин — полностью заряжен, — а параллельно пересказал обеим женщинам то, что подслушал в зале под куполом.

— Мавритания планирует ядерный ударпо Иерусалиму?! — переспросила потрясенная Рэнди.

Джон кивнул:

— Похоже, террористы украли русскую ракету среднего радиуса действия, с тактической боеголовкой, чтобы уменьшить ущерб для соседних арабских стран... но они тоже пострадают. И сильно. Куда там Чернобылю!

— Моп Dieu, -в ужасе прошептала Тереза. — Все эти несчастные...

Глаза Рэнди нехорошо блеснули.

— Меня высадили сюда с ракетного крейсера «Саратога», — проговорила она. — Он стоит в семидесяти милях отсюда. У меня есть передатчик на выделенной частоте, и на борту ждут моего сигнала. А знаешь почему? Потому что у нас есть план. Не самый лучший, но никаких ядерных ударов эти ребята уже точно не нанесут — ни по Иерусалиму, ни по Нью-Йорку, ни по Брюсселю. Есть несколько вариантов. Если мы сможем вытащить с виллы Шамбора и его компьютер, за нами прилетят. Этот мне нравится больше всего. — На этом месте она прервалась, чтобы выяснить — действительно ли тот аппарат, что стоял на столе в комнате, где она видела Джона, Мавританию, Абу Ауду и Шамборов, представлял собой искомый ДНК-компьютер. Когда Джон подтвердил это, Рэнди только кивнула. — Если дойдет до худшего... — Заколебавшись, она глянула на Терезу.

— Хуже того, через что нам уже пришлось пройти, или того, что планирует Мавритания, быть ничего не может, — твердо ответила француженка. — Продолжайте, мадемуазель Расселл.

— Мы не можем оставить ДНК-компьютер в их лапах, — сурово проговорила Рэнди. — Вариантов нет. Не отвертеться.

Тереза опасливо прищурилась.

— И?..

— Если придется... ракета «SM-2» с «Саратоги» нацелена на купол этой виллы. Она уничтожит компьютер.

— И террористов, — выдохнула Тереза. — Они тоже умрут?

— Те, кто окажутся на вилле, — да. Выживших не будет. — Голос Рэнди был совершенно бесстрастен.

— Она понимает, — шепнул Джон на ухо своей коллеге, переводя взгляд с одной женщины на другую.

Тереза, сглотнув, кивнула.

— Но мой отец... он готов был остановить их. Он даже украл пистолет! — Она обернулась в сторону виллы. — Вы не можете убить его!

— Мы не хотим убивать ни его, ни... — начала было Рэнди.

— Давайте выберем средний вариант, — перебил ее Джон. — Я не хочу тратить время на то, чтобы выносить из дома компьютер. Но Шамбора мы можем спасти. А потом нас вытащат твои ребята.

— Мне нравится, — решила Тереза. — Я этого тоже хочу. Но если дойдет до худшего, — лицо ее стало бледней лунного света, — делайте, что должны, чтобы не случилось катастрофы.

— Даю вам, — Рэнди глянула на часы, — десять минут. — Она вытащила из рюкзака переговорник малого радиуса действия. — Держи. Когда освободишь Шамбора, на выходе из дома позвони мне. Я сообщу на «Саратогу», что настала их очередь.

— Ладно. — Джон повесил переговорник на пояс.

— Я с вами, — заявила Тереза.

— Не дурите. У вас нет опыта. Вы только меша...

— Вам придется уговаривать отца. Кроме того, как вы меня остановите? Не застрелите же? — Она обернулась к Рэнди: — Дайте мне пистолет. Я умею стрелять и не струшу.

Цээрушница в раздумье склонила голову к плечу, потом кивнула:

— Держите мою «беретту». На ней глушитель. Ну же, держите, и вперед!

Джон заранее отметил интервалы между появлением часовых и бросился бежать, едва они с Терезой завернули за угол. Они прижались к стене по обе стороны парадной двери в тот самый момент, когда из дома вышел очередной охранник, чтобы тут же отрубиться, получив по затылку рукоятью новенького «зиг-зауэра» Джона. Агент затащил оглушенного террориста в дом, а Тереза тихонько затворила за ним дверь. Из зала под куполом доносились громкие злые голоса — похоже, военный совет был в самом разгаре.

Джон подал знак своей спутнице, и оба понеслись по широкому коридору в направлении западного крыла старой виллы, неслышно ступая по изразцовым полам. Остановились они только на повороте. Джон осторожно заглянул за угол и, шепнув Терезе на ухо: «Все чисто. Пошли», двинулся дальше.

Держа пистолеты на изготовку, готовые в любой миг открыть огонь, они пробежали по украшенному великолепными мозаиками боковому коридору и остановились снова, в этот раз — у дверей в бывший гарем.

— Охраны так и нет, — недоуменно прошептал агент. — К чему бы это?

— Наверное, стражник в комнате, с папой.

— Вероятно, вы правы. — Джон для пробы надавил на ручку. — Открыто. Заходите первой. Скажете, что вас освободили и отправили обратно, чтобы ваш отец работал постарательней. Охранник, возможно, и попадется на эту удочку.

Тереза понимающе кивнула:

— Возьмите пистолет. С ним мне никто не поверит. Джон покорно принял от нее «беретту». Царственно разведя плечи, Тереза распахнула дверь и ворвалась в комнату («Великая актриса!» — мелькнуло в голове у агента), восклицая:

— Папа, ты в порядке? Мсье Мавритания сказал, я могу вернуться...

Эмиль Шамбор развернулся в кресле, глядя на дочь, словно та восстала на его глазах из могилы. Только потом он заметил неслышно проскользнувшего в комнату Джона. Сжимая в руках по пистолету, агент окинул комнату взглядом в поисках охранников, но тех не было.

— Почему вы без охраны? — машинально поинтересовался агент у Шамбора.

Ученый пожал плечами:

— А что за мной следить? Вы и Тереза были у них. Я же не мог уничтожить прототип или сбежать, оставив дочь, не так ли?

Агент резко взмахнул рукой:

— Пойдемте отсюда. Пошли!

Шамбор заколебался.

— А мой компьютер? Мы его бросим?

— Оставь, отец! — вскрикнула Тереза. — Скорей!

Джон глянул на часы:

— У нас осталось пять минут. Времени нет.

Схватив Шамбора за руку, он тянул ученого за собой, пока тот, выйдя из ступора, не перешел на бег сам. Они мчались в лабиринте переходов, пока не выбежали наконец в просторный вестибюль. Из-за дверей доносились полные обличительного пафоса голоса: то ли оглушенный часовой сам очнулся, то ли его кто-то нашел.

— К черному ходу! — велел агент.

Но беглецы не одолели и полпути, когда со стороны зала под куполом послышались гневные крики и топот множества ног. Сунув «зиг-зауэр» за пояс, к «беретте», Джон вытащил из кармана переговорник и подтолкнул Шамбора к ближайшему распахнутому окну.

— Сюда! Быстрей! — Махнув рукой в сторону окна, он включил переговорник. — Шамбор с нами, — бросил он Рэнди. — У нас все в порядке. Через пару минут будем с тобой. Вызывай ракетный удар!

Рэнди, перебравшаяся тем временем поближе к вилле, пряталась в тени благоухающей купы апельсиновых деревьев. Снова и снова она поглядывала на часы, с ужасом взирая на то, как сменяют друг друга светящиеся цифры. Проклятье! Истекали отведенные ею Джону десять минут. Под ложечкой засосало. Луна зашла за тучи, стремительно холодало, но Рэнди пробил пот. В трех окнах женской половины и под величественным куполом горели огни, но ничего более примечательного цээрушница не видела и не слышала.

Она снова поглядела на часы. Одиннадцать минут. Раздраженно вырвала пучок травы с корнями и землей, отбросила прочь.

Тихо затрещал переговорник, и сердце Рэнди забилось взволнованно при звуках знакомого голоса.

— Вызывай ракетный удар!

Вздрогнув от накатившего облегчения, Рэнди пересказала, где прячется сейчас.

— У тебя пять минут. Когда я вызову...

— Понимаю. — Неловкая пауза. — Спасибо, Рэнди. Удачи.

Отчего-то перехватило горло.

— И тебе, солдат.

Выключив переговорник, Рэнди подняла лицо к темному небу и, закрыв глаза, вознесла неслышную благодарственную молитву. И только потом, нагнувшись к передатчику, вызвала «Саратогу».

Джон замер у окна, ожидая, что Тереза полезет первой. Но француженка застыла, глядя на отца, и Джон повернулся.

Откуда-то — нет, из внутреннего кармана пиджака — Шамбор достал пистолет. И сейчас дуло было нацелено Джону в грудь.

— Отойди от него, девочка, — проговорил ученый, не опуская пистолета. — А вы, подполковник, — бросьте оружие.

— Папа! Что ты делаешь?!

— Т-ш-ш, девочка. Не волнуйся. Я все делаю как надо. — Из другого кармана он достал переговорник. — Я серьезно насчет оружия, подполковник Смит. Бросьте, а то я вас застрелю.

— Доктор Шамбор... — неуверенно пробормотал Джон, опуская руку с «зиг-зауэром», но не разжимая пальцев.

— Западная сторона, — бросил Шамбор в микрофон. — Все сюда!

Только теперь Джон заметил в глазах ученого нехороший блеск. Сияние. Это были глаза фанатика. Вспомнилось, с каким отрешенным, почти сонным выражением на лице глядел на него Шамбор, когда Мавритания застал их врасплох в первый раз.

Осознание было подобно вспышке.

— Вас не похищали! — воскликнул Джон невольно. — Вы были с нимис самого начала! Вот ради чего понадобилось имитировать вашу гибель. Вот почему вас не охраняли сейчас! Все это был лишь спектакль, чтобы Тереза думала, будто Мавритания держит вас в плену!

— Это не я с ними, подполковник, — презрительно бросил Шамбор. — Это они со мной.

—Отец?! — недоверчиво переспросила Тереза.

Но прежде чем Шамбор успел ответить, из-за угла выбежали Абу Ауда, трое его людей — и Мавритания. Джон Смит вскинул свой «зиг-зауэр», свободной рукой вытаскивая из-за пояса «беретту»...

Рэнди глянула на часы. Четыре минуты. Внезапно изнутри дома послышался какой-то шум. Крики, топот ног и — Рэнди затаила дыхание — выстрелы, сначала отдельные, потом — автоматная очередь. Ни у Джона, ни у Терезы не было автоматического оружия. Страшно было даже подумать об этом... но оставалась только одна возможность: Джона и Шамборов обнаружили. Рэнди помотала головой, словно пытаясь отрицать неизбежное, а издалека донеслись еще две очереди.

Вскочив на ноги, она метнулась в сторону виллы и замерла на полушаге, заслышав новый, страшный звук: торжествующий хохот. И радостные кличи: хвала Аллаху — неверные мертвы!

Накатило оцепенение, не позволяя ни подумать, ни дохнуть. Нет, не может быть... Но после первых двух одиночных выстрелов слышался только автоматный огонь. Они убили Джона и Терезу.

Невыносимая скорбь затопила ее и тут же уступила место гневу. Но агент подавила чувства, которым сейчас не было места. Все это — из-за ДНК-компьютера. Прибор не должен остаться в лапах террористов... Слишком велики ставки. На кону миллионы жизней.

Развернувшись, она ринулась прочь, подальше от виллы, так, словно все демоны ада гнались за нею, мотая головой, чтобы отогнать маячащее перед глазами лицо Джона: синие глаза — смех, ярость, хитрый блеск, — его прекрасное лицо, высокие скулы, гневные желваки на щеках...

Взрыв боеголовки сбил ее с ног, протащив добрых четыре шага — словно злобный бес отшвырнул надоедливого человечишку. Ударная волна прошла над головой и сквозь тело, хлестнул жаркий ветер. А потом с неба посыпался убийственный дождь осколков и ошметков. Рэнди заползла под старую оливу и скорчилась в ее корнях, закрыв голову руками.

Рэнди Расселл сидела, привалившись спиной к стене усадьбы, и смотрела, как рвутся в небо языки ало-золотого пламени на том месте, где еще недавно стояла вилла.

— Вызовите Пентагон, — проговорила она в микрофон. — ДНК-компьютер уничтожен, доктор Шамбор погиб. Опасности больше нет.

— Поняли, агент Расселл. Отличная работа.

— И еще передайте, — добавила она монотонно, — что при взрыве погиб подполковник армии США, доктор медицинских наук Джонатан Смит, а также дочь профессора Шамбора Тереза. И... вытащите меня отсюда.

Выключив передатчик, она долго смотрела на медленно ползущие облака. Выглянула серебряным оком луна и снова спряталась. В воздухе витал запах гари и смерти. Снова вспомнился Джон. Он рискнул, зная, что шансы против него, и проиграл... но он не стал бы жаловаться. И только теперь Рэнди расплакалась.