Сырым ветреным днем в конце февраля Джесси Руди отправился в здание суда округа Гаррисон, чтобы встретиться с окружным прокурором Рексом Дубиссоном. Его кабинет находился на втором этаже за главным залом суда дальше по коридору. Они знали друг друга много лет и четырежды сталкивались на процессах, представляя противоположные стороны. Рекс доказывал виновность клиентов Джесси, а тот — их невиновность. Как и следовало ожидать, три процесса из четырех Рекс выиграл. Окружные прокуроры редко представали перед судом по делам, в выигрыше которых не были уверены. Обвинение опиралось на факты, по большей части неопровержимо доказывавшие вину подсудимых.
Оба юриста уважали друг друга, хотя Джесси и смущало то, что Рекса мало интересовала борьба с организованной преступностью. Рекс был хорошим прокурором, его офис работал очень четко, и неудивительно, что девяноста процентам подсудимых выносились обвинительные приговоры. Это звучало красиво и убедительно на приемах в клубе «Ротари», но истина заключалась в том, что по крайней мере девяносто процентов людей, которых прокурор привлекал к ответственности, действительно были в чем-то виновны.
После того как подали кофе и они поговорили о погоде, Джесси сказал:
— Не буду ходить вокруг да около. Я здесь, чтобы сообщить, что буду баллотироваться на выборах окружного прокурора и объявлю об этом завтра.
Рекс посмотрел на него, не веря своим ушам, и наконец произнес:
— Что ж, спасибо за предупреждение. А могу я поинтересоваться причиной?
— А мне нужна причина?
— Конечно. Тебе не нравится, как я управляю своим офисом?
— Ну, можно и так сказать. Меня тошнит от коррупции, Рекс. Фэтс Боуман был в сговоре с бандитами с тех пор, как вступил в должность двенадцать лет назад. Он имеет свою долю со всех проявлений порока и подкупает политиков. Большинство из них коррумпированы. Тебе это отлично известно. Он регулирует бизнес и позволяет таким, как Лэнс Малко, Шайн Таннер, Джинджер Редфилд и другим владельцам клубов, заниматься своими грязными делами.
Рекс рассмеялся:
— Значит, ты реформатор, еще один политик, обещающий очистить Побережье?
— Кто-то в этом роде.
— Они все оконфузились, Джесси. И тебя ждет та же участь.
— Ну, по крайней мере, я попытаюсь. Ты не сделал даже этого.
Рекс надолго задумался и наконец кивнул:
— Хорошо, линии фронта обозначены. Добро пожаловать в бой. Я просто надеюсь, что ты не пострадаешь.
— Меня это не беспокоит.
— А должно.
— Это угроза, Рекс?
— Я не угрожаю, но иногда делаю предупреждения.
— Что ж, спасибо за предупреждение, однако меня не удастся запугать ни тебе, ни Фэтсу, ни кому-либо еще. Моя избирательная кампания будет чистой, и я рассчитываю, что твоя тоже.
— В наших краях в политике нет ничего чистого, Джесси. Ты наивен. Это всегда грязная игра.
— Но так быть не должно.
Джесси задумал объявить о выдвижении своей кандидатуры на вечеринке, на которую пригласит друзей, других юристов, возможно, некоторых выборных должностных лиц и нескольких убежденных реформаторов. Организовать это оказалось непросто, потому что мало кому хотелось засветиться на мероприятии, где открыто будет говориться о необходимости проведения реформ. Вот почему он решил это сделать тихо, а не начинать свою кампанию с дерзких речей и броских заголовков в газетах.
На следующий день после встречи с Дубиссоном он встретился с группой, в которую входили несколько священников, один член городского совета Билокси и два судьи в отставке. Все они пришли в восторг от новости о том, что он будет баллотироваться, и пообещали поддержку и посильное финансирование избирательной кампании.
На следующий день Джесси встретился с редакцией «Галф-Коуст реджистер» и изложил свою программу. Настало время закрыть клубы и выбить у криминала почву из-под ног. Азартные игры и проституция по-прежнему были вне закона, и он пообещал использовать закон, чтобы положить им конец. Теперь, когда округ легализовал продажу алкоголя, совет штата по спиртным напиткам мог отказать в лицензии на продажу спиртного, если клуб разрешал азартные игры. Джесси был полон решимости обеспечить соблюдение закона. Еще одна проблема заключалась в том, что стриптиз законом не запрещался. Клуб с действующей лицензией на продажу спиртных напитков мог свободно функционировать и нанимать любых девушек, каких пожелает. Контролировать эти клубы с тем, чтобы определить, когда раздевание влечет за собой уже запрещенные действия, было почти невозможно. Эту проблему Джесси признал, но от обсуждения планов ее решения воздержался.
Газетчики были рады узнать о кампании, которая, несомненно, возбудит широкий интерес, но оптимизма Джесси не разделяли. Все это они слышали уже не раз. Они напрямую спросили, как он намеревается обеспечить соблюдение законов, если шериф не особо в этом заинтересован. Джесси ответил, что не все полицейские коррумпированы и он не сомневался, что сможет завоевать доверие честных людей, опереться на полицию штата и добиться обвинительных заключений. Получив их, он будет активно добиваться судебного преследования виновных и суда присяжных.
Джесси старался не называть ни одного имени потенциальных ответчиков. Все знали, кто они, но развязывать войну, открыто бросая вызов бандитам и мошенникам, время еще не пришло. Журналисты попытались выведать имена, но Джесси отказался их называть. Времени для этого будет достаточно позже.
Встречей он остался доволен и ушел с нее с верой в то, что газета — ведущее печатное СМИ на Побережье — его поддержит. На следующий день на первой полосе появилась его хорошая фотография с заголовком: «Джесси Руди вступает в гонку за должность окружного прокурора».
Лэнса Малко позабавило решение Джесси баллотироваться, о котором сообщила газета. Они были знакомы с детских лет на Пойнт-Кадет, и он некогда даже считал его другом, хотя и не близким. Но те дни давно канули в Лету. Были обозначены новые линии противоборства, и объявлена война. Лэнса, впрочем, это не встревожило. Чтобы создать какие-то проблемы, Джесси сначала требовалось победить на выборах, а Фэтс Боуман со своей отлаженной машиной никогда их не проигрывал. Фэтс знал правила игры и был мастером грязных приемов. Он вбрасывал бюллетени, собирал большие суммы незадекларированных денег, покупал пакеты голосов, распространял заведомую ложь, запугивал избирателей и тех, кто работал на избирательных участках, подкупал членов избирательных комиссий и голосовал за умерших с помощью открепительных талонов. Фэтс никогда не сталкивался с серьезными проблемами, и ему нравилось, когда можно было обойти на выборах хотя бы одного оппонента. Наличие соперника в избирательных бюллетенях помогало ему собрать еще больше денег. Он тоже выдвигался на переизбрание, и с появлением соперника запустит свою политическую машину на полную мощь.
Вскоре Лэнс встретился с Фэтсом и обсудил за выпивкой последние новости. Выработав план противодействия, они обсудили грязные уловки. Однако Лэнс дал ясно понять, что самого Джесси и его семью трогать нельзя, как и угрожать им. Во всяком случае, не в первые месяцы. Если его кампания за реформы начнет набирать обороты, в чем Лэнс серьезно сомневался, тогда Фэтс и его ребята могут взяться за старое и прибегнуть к запугиванию.
Весной 1967 года Джесси выступал в самых разных клубах гражданского общества и произнес десятки речей. «Ротари», «Сивитан», «Лайонз», «Молодежная палата», «Легионеры» и другие всегда искали интересного докладчика для встреч за ленчем и приглашали практически любого, о ком сообщали в новостях. Джесси оттачивал свое мастерство выступления на публике, говоря о новой жизни на Побережье, в которой не будет места коррупции, безудержному разгулу порока и преступности. Он гордился тем, что его вырастили и воспитали в Билокси и Пойнт-Кадет скромные и трудолюбивые иммигранты, полюбившие свою новую страну, и устал от дурной славы города, ставшего ему родным. Он по-прежнему избегал называть имена, но в качестве примера «рассадников беззакония» приводил «Красный бархат», «Фокси», «О’Мэлли», «Карусель», «Стоянку грузовиков», «Сиесту», «Бар заката», «Клуб голубого океана» и другие, которым не должно быть места на обновленном побережье Мексиканского залива. Его любимым аргументом был меморандум, присланный из штаб-квартиры в «Кислере». Он являлся официальным предупреждением всем служащим вооруженных сил и содержал список из шестидесяти шести «заведений» на Побережье, в которые им вход «запрещен». Большинство находились в Билокси, причем в список вошли практически все бары, салоны, клубы, бильярдные, мотели и кафе города.
— Что же это за место, в котором мы живем? — вопрошал Джесси свою аудиторию.
В целом его принимали хорошо и награждали вежливыми аплодисментами, но у большинства слушателей его шансы добиться успеха вызывали большие сомнения.
Несмотря на занятость по работе, Джесси каждый день находил два-три часа на общение с избирателями и стучался в двери их домов. В округе Гаррисон была зарегистрирована почти сорок одна тысяча избирателей, шесть тысяч шестьсот — в Хэнкоке и три тысячи двести — в Стоуне. Он стремился встретиться как можно с большим количеством избирателей. Денег на брошюры и предвыборные плакаты хватало с трудом. О радиорекламе и рекламных щитах не могло быть и речи. Он полагался лишь на свое трудолюбие, неутомимость и неукротимую решимость. Если у Агнес высвобождалось время, то она к нему присоединялась, и они прочесывали многие улицы вместе: Джесси с одной стороны, его жена — с другой. Когда в мае закончились занятия в колледже и Кит вернулся домой, все четверо детей забирали стопки брошюр и отправлялись их раздавать в торговых центрах, на спортивных площадках, церковных пикниках, рынках под открытым небом — везде, где собиралось много людей.
Это был год выборов, время серьезных политических столкновений, и предстояли выборы на самые разные должности: от губернатора до начальника полиции и мирового судьи. Каждые выходные где-нибудь проводился предвыборный митинг — семья Руди не пропустила ни одного, побывав на всех. Несколько раз Джесси выступал либо до, либо после Рекса Дубиссона, и им удалось сохранить теплые отношения. Рекс делал упор на свой опыт и вынесение подсудимым обвинительных приговоров в девяноста процентах рассматриваемых судом дел. Джесси оппонировал ему, говоря, что мистер Дубиссон не борется с настоящим криминалом. Фэтсу удалось заставить старого помощника шерифа баллотироваться против него, и его машина заработала на полную мощность. Его присутствие на трибуне всегда гарантировало толпу. В губернаторской гонке столкнулись два известных политика — Джон Белл Уильямс и Уильям Винтер, — и, когда в середине лета борьба между ними обострилась до предела, избиратели не могли оставаться в стороне. Наблюдатели прогнозировали рекордную явку на выборы.
На местном уровне кандидатов от республиканцев можно было пересчитать по пальцам. Практически все кандидаты — консерваторы, либералы, черные или белые — баллотировались от демократической партии, и их судьбу предстояло решить на первичных выборах 4 августа.
Программа реформ, на широкую поддержку которой рассчитывал Джесси, не встретила, однако, горячего отклика. У него имелось немало сторонников, желавших перемен и готовых помочь, но многие, судя по всему, опасались открыто выступить в поддержку кампании, ставившей целью радикальный отход от сложившегося десятилетиями порядка вещей. Его это огорчало, но сдаваться он и не думал. К июлю он почти забросил свою юридическую практику и большую часть времени пожимал руки избирателям. С шести до девяти утра он работал адвокатом, решавшим проблемы своих клиентов, а потом становился политическим кандидатом, которому предстояло проделать долгий путь.
Он мало спал, а в полночь они с Агнес обычно лежали в постели, мысленно прокручивая прошедший день и строя планы на завтрашний. Они были рады, что до сих пор не получали ни угроз, ни анонимных звонков, не было также никаких намеков на запугивание со стороны Фэтса и представителей криминального бизнеса.
Первые признаки неприятностей появились в начале июля, когда четыре новых колеса на «Шевроле-Импала» оказались проколотыми. Автомобиль принадлежал Дикки Слоуну, молодому адвокату, который руководил избирательной кампанией Джесси на общественных началах. Он парковал машину возле своего дома, где рано утром и обнаружил проколы, когда собирался поехать в офис. Причиной, по которой ему прокололи шины, могло быть только его участие в политической деятельности. Слоуна с женой так потрясла угроза, что он решил отойти в сторону. Джесси очень рассчитывал на его помощь в проведении кампании и был разочарован тем, что того оказалось так легко напугать. Остался месяц, и найти другого добровольца, готового выделить время на проведение кампании, представлялось крайне сложным.
Кит немедленно занял освободившуюся нишу и, хотя ему было всего девятнадцать, взял на себя ответственность за сбор денег, руководство волонтерами, работу с прессой, мониторинг оппозиции, печать предвыборных плакатов и брошюр, а также всего прочего, продолжая держать малобюджетную кампанию на плаву. Он погрузился в работу и вскоре, как и отец, работал по шестнадцать часов в сутки.
Кит играл в полупрофессиональной команде Прибрежной лиги и чувствовал, что зря теряет время. Заниматься спортом ему по-прежнему нравилось, но он смирился с тем, что его дни в бейсболе сочтены. Он погрузился в политику и учился на собственном опыте. Кит с энтузиазмом принял вызов соперников и боролся за каждый голос избирателей, надеясь победить. Он ушел из команды и вообще из бейсбола — и не оглядывался назад.
Время от времени он встречал Джоуи, Дэнни и других старых приятелей из Пойнта, но Хью Малко не видел уже несколько месяцев. По словам друзей, тот держался в тени и был занят работой на своего отца. Кит подозревал, что они не стоят в стороне от предвыборной гонки, но доказательств тому еще не было. Проколотые колеса стали сигналом о том, что криминал занервничал. Однако доказать, кто именно стоял за этим, они не могли. Список возможных подозреваемых был длинным.
Джесси предупредил домочадцев и волонтеров, чтобы они не теряли бдительности.
Избирательное законодательство требовало от всех кандидатов предоставления ежеквартальных отчетов о собранных и потраченных средствах. По состоянию на 30 июня Джесси собрал почти одиннадцать тысяч долларов и все потратил. Избирательный штаб Рекса Дубиссона отчитался о доходах в размере четырнадцати тысяч долларов и расходах в девять тысяч. В законах об отчетности имелось множество лазеек и, понятно, там учитывались только официально перечисленные средства. Никто не верил, что Рекс имел в своем распоряжении столь мизерные суммы. А поскольку следующий отчет требовалось представить не раньше 30 сентября, намного позже первичных выборов 4 августа, то серьезные деньги собирались без оглядки на установленные правила.
Атака началась 10 июля, за три недели до выборов, когда во все дома избирателей пришел по почте пакет с напечатанными типографским способом материалами, в том числе листом с большой фотографией некоего Джарвиса Декера, темнокожего мужчины с тяжелым взглядом. Сверху кричал заголовок: «Почему Джесси Руди жалеет преступников?» Под фотографией в двух абзацах рассказывалось о том, как два года назад Джесси Руди представлял интересы Джарвиса Декера в деле о домашнем насилии и «избавил отморозка от наказания». Декер был преступником, прошлое которого было «отмечено жестокостью», он избил свою жену, позже подавшую на него в суд, но дело «развалилось» благодаря юридическим уловкам Джесси Руди. Оказавшись на свободе, Декер уехал в Джорджию, где был осужден не за одно, а за два изнасилования. Он отбывал пожизненное заключение без права на условно-досрочное освобождение.
Если бы не Джесси Руди, Декера отправили бы за решетку в Билокси, давно «убрав с улиц». Тенденциозное изложение не оставляло сомнений в том, что ответственность за изнасилования несет Джесси Руди.
На самом деле это суд назначил Джесси защищать Декера. Жена Декера, предполагаемая потерпевшая, на слушания не явилась и попросила полицию снять обвинения. Затем они развелись, и Джесси больше никогда не слышал о клиенте.
Но правда была не важна. Джесси — адвокат, защищавший в суде многих виновных преступников, — относился к ним с удивительной снисходительностью. Брошюра в пакете воспевала твердость ветерана-прокурора Рекса Дубиссона, известного своей непримиримой борьбой с криминалом.
Это почтовое отправление нанесло по предвыборной кампании Джесси сокрушительный удар. Оно не имело ничего общего с правдой, но важнее было другое — у Джесси не было никакой возможности его опровергнуть. Такая массовая рассылка стоила тысячи долларов, которыми Джесси не располагал, да и времени на ответ практически не оставалось.
Большая переговорная адвокатской конторы Руди была превращена в штаб-квартиру кампании, стены облепили плакатами и картами, здесь постоянно крутились волонтеры. Организовав там встречу с Китом, Агнес и несколькими соратниками, Джесси пытался оценить ущерб, нанесенный рассылкой. Атмосфера была напряженной и мрачной. Они получили удар под дых, и казалось, торопиться обратно к избирателям и снова стучаться в двери не имело никакого смысла.
В то же время вдоль автострады номер 90 установили восемь больших рекламных щитов с изображением Рекса Дубиссона под лозунгом: «Непримиримый борец с криминалом». В начале каждого часа по радио начали крутить рекламу Дубиссона как бесстрашного борца с преступностью.
Джесси ехал вдоль Побережья, слушал радио, видел, как одни рекламные щиты сменялись другими, и был вынужден признать очевидное: его соперник со своими сторонниками накопили деньги, тщательно спланировали и в последний момент нанесли сокрушительный удар. До конца предвыборной гонки оставалось меньше месяца, и кампания самого Джесси, казалось, была обречена на провал.
Кит трудился всю ночь и набросал текст брошюры, который вручил отцу рано утром за чашкой кофе. Идея заключалась в том, чтобы охватить весь округ почтовыми отправлениями. В них будет говориться не о Дубиссоне, а об организованной преступности, борьба с которой и являлась истинной целью их кампании. В пакете будут фотографии печально известных ночных клубов, где годами процветали азартные игры, проституция и наркотики. Кит уже все просчитал и сообщил, что такая рассылка будет стоить пять с половиной тысяч долларов. У них не было времени собирать деньги сторонников, которые и так уже внесли в виде пожертвований на кампанию все, что могли. Кит, никогда не бравший взаймы ни цента, спросил, есть ли какой-нибудь способ получить кредит. Джесси и Агнес уже задумывались о получении второго ипотечного кредита, чтобы использовать его для финансирования кампании, но так и не решились на это пойти. Теперь же о кредите снова вспомнили, и Кит ухватился за идею. Он не сомневался, что деньги они смогут вернуть. Если Джесси победит на выборах, у него появится много новых друзей, да и само положение в обществе изменится. Тогда с банком наверняка удастся договориться об улучшении условий погашения кредита. Если же выборы Джесси проиграет, то семья расширит юридическую практику и все равно найдет способ погасить ипотеку.
Смелость и напор Кита убедили Джесси и Агнес обратиться в банк. Сам же он отправился в типографию и не уходил, пока не добился согласия напечатать брошюру. Все выходные дюжина волонтеров круглосуточно заполняла адреса и вкладывала брошюры в конверты. В понедельник утром Кит доставил на почту почти семь тысяч толстых пакетов и потребовал срочной доставки. Эту рассылку получит каждый зарегистрированный в округе дом, квартира и трейлер.
Ответ был обнадеживающим. Джесси и его команда усвоили горький урок о чрезвычайной эффективности прямой почтовой рассылки.
Будучи самым богатым выборным должностным лицом в штате, Фэтс Боуман владел внушительным портфелем недвижимости. Они с женой жили в тихом районе Западного Билокси, в скромном доме, который мог себе позволить любой честный шериф. Они прожили там двадцать лет и до сих пор вносили ежемесячные платежи по ипотеке, подобно всем соседям по улице. Уезжая на отдых, они отправлялись в свой кондоминиум во Флориде или коттедж в горах Теннесси, но об этой недвижимости они почти не разговаривали. Вместе с партнером Фэтс владел кое-какими строениями и на берегу моря в Вейвленде по соседству с округом Хэнкок. Его жена не знала, что он также проявлял интерес к новой застройке на острове Хилтон-Хэд в Южной Каролине.
Его любимым убежищем был охотничий лагерь в глубине сосновых лесов округа Стоун, что в двадцати милях к северу от Билокси. Туда, где можно было укрыться от посторонних глаз, Фэтс любил приглашать своих подельников для обсуждения текущих дел и политики.
За две недели до выборов он собрал друзей в своем лагере на стейки и напитки. Они расселись в плетеных креслах-качалках под дребезжащим потолочным вентилятором на крытой террасе на берегу небольшого озера. Радд Килгор — заместитель, водитель шерифа, а также и главный сборщик дани — разливал бурбон и следил за грилем. Лэнса Малко сопровождал Наконечник и Невин Нолл. Рекс Дубиссон пришел один.
Экземпляры недавней рассылки Джесси Руди разошлись по округе. Лэнса покоробило, что в красивой брошюре была размещена цветная фотография его флагманского клуба «Красный бархат», которая сопровождалась далеко не лестным текстом. Он расценивал это как объявление открытой войны со стороны Джесси Руди.
— Просто не дергайся, — протянул Фэтс, державший черную сигару в одной руке и бурбон в другой. — Я не вижу никакого движения в сторону Руди. Парень на мели, и я думаю, он занимает деньги, но ему все равно не хватит. У нас все готово. — Он посмотрел на Дубиссона и спросил: — Сколько у тебя наличных?
— Мы в порядке, — заверил Рекс. — Наша последняя рассылка отправляется завтра, и она довольно грязная. Он не сможет ответить.
— Ты говорил это и в прошлый раз, — заметил Лэнс.
— Да, говорил.
— Ну, не знаю, — сказал Лэнс, размахивая брошюрой. — Это привлекает внимание всяких праведников. Тебя это не тревожит?
— Конечно, тревожит, — отозвался Рекс. — Это политика, и все может случиться. Руди провел хорошую кампанию и выложился на все сто. И не забывайте, ребята, что я не участвовал в сложных предвыборных гонках уже восемь лет. Для меня это все внове.
— Ты действуешь правильно, — заверил Фэтс. — Просто продолжай слушать меня.
— А как насчет чернокожих избирателей? — поинтересовался Лэнс.
— Ну, вы же знаете, их не так много. Меньше двадцати процентов, если пойдут голосовать. Я провел работу среди проповедников, и в воскресенье перед выборами мы привезем деньги. Меня заверили, что волноваться не о чем.
— Ты им доверяешь? — спросил Рекс.
— В прошлом они никогда не подводили, не так ли? Проповедники возят прихожан на избирательные участки в церковных автобусах.
— У Руди сильные позиции на Пойнте, — сказал Рекс. — Я был там в прошлые выходные и получил довольно прохладный прием.
— Я знаю Пойнт не хуже Руди. Это его вотчина, он может на нее опереться, но погоды она не сделает.
— Отдай ему Пойнт, — посоветовал Фэтс, выпуская клуб дыма. — В округе Гаррисон еще четырнадцать избирательных участков, и я их контролирую.
— А как насчет Хэнкока и Стоуна? — поинтересовался Лэнс.
— Ну, во-первых, в Гаррисоне голосов в четыре раза больше, чем в двух других, вместе взятых. Черт, округ Стоун вообще не в счет. Парни, основные голоса в Билокси и Галфпорте, вы же знаете. Так что расслабьтесь.
— У нас с округом Стоун проблем нет, — сказал Дубиссон. — У меня жена оттуда, и ее семья там имеет влияние.
Фэтс рассмеялся:
— Ты просто продолжай его долбать по почте и по радио, а остальное предоставь мне.
Три дня спустя округ захлестнула очередная волна доставленных по почте материалов. На цветной фотографии была изображена больная белая женщина в инвалидной коляске с кислородной трубкой в носу. На вид около пятидесяти лет, длинные седые волосы, лицо испещрено морщинами. Над фотографией жирным черным шрифтом набрана надпись в кавычках: «Меня изнасиловал Джарвис Декер».
Она сообщала, что ее зовут Конни Бернс, и описала, что с ней произошло. Декер ворвался к ней на ферму в Джорджии, связал и ушел два часа спустя. После надругательства и кошмара суда ее мир рухнул. От нее ушел муж, здоровье пошатнулось. Поддержать ее было некому, и все такое. Теперь она жила в доме инвалидов и не могла себе позволить даже купить лекарства.
Ее история заканчивалась словами: «Почему Джарвису Декеру было позволено разгуливать на свободе и насиловать меня и других женщин? Его место было в тюрьме в Миссисипи, и он бы там сидел, если бы не уловки и старания адвоката по уголовным делам Джесси Руди. Пожалуйста, не выбирайте этого человека! Он потакает жестоким преступникам!»
Джесси был так потрясен, что заперся в кабинете, растянулся на полу и постарался глубоко дышать. Агнес рвало в туалете. Волонтеры собрались в переговорной и в немом ужасе не сводили глаз с полученных по почте бумаг. Секретарша не отвечала на звонки телефона, который звонил не умолкая.
За десять дней до выборов Джесси Руди подал иск в суд справедливости, требуя запретить Рексу Дубиссону распространять агитационные материалы, содержащие вопиющую ложь. Он потребовал рассмотрения дела в ускоренном порядке.
Однако ущерб был уже нанесен, и с этим суд не мог ничего поделать. Председатель суда справедливости мог приказать Дубиссону прекратить рассылать материалы, которые не соответствовали действительности, но в разгар кампании такие решения принимались редко. Джесси знал, что не сможет выиграть судебную тяжбу, но подал иск не ради победы. Он хотел огласки. Хотел, чтобы эта история попала на первые полосы «Галф-Коуст реджистер», чтобы избиратели увидели, какую грязную кампанию проводит их окружной прокурор. Сразу после подачи жалобы он отправился в редакцию газеты и вручил материалы редактору. На следующее утро новость напечатали на первой полосе.
Председатель суда назначил слушание по делу, и зал оказался забит почти до отказа. На первом ряду заняли места репортеры. Как сторона, подавшая жалобу, Джесси выступал первым и начал с гневного описания «рекламного фортеля с изнасилованием», как он выразился. Он расхаживал по залу суда, размахивая листком, который назвал «гнусной ложью» и «грязным предвыборным трюком, призванным восстановить избирателей против него». Имя Конни Бернс было вымышленным, и женщине, рассказывавшей лживую историю, наверняка заплатил предвыборный штаб Дубиссона. Настоящими жертвами Джарвиса Декера была Дениз Перкинс и Сибил Уэлч, и у Джесси имелись копии обвинительных заключений и соглашений о признании виновности, подтверждающие это. Он включил их в доказательную базу.
Проблема с его делом заключалась в том, что в качестве доказательств он мог предъявить только документы. Конни Бернс, кем бы она ни была, найти не удалось, равно как и двух жертв изнасилования. Будь у Джесси время и деньги, он мог бы их разыскать и постараться уговорить либо приехать в Билокси, либо подписать показания под присягой, но за неделю до выборов сделать это было невозможно.
Опытные адвокаты всегда руководствовались старым добрым правилом: «При слабой позиции побольше театральности». Джесси метал громы и молнии, был вне себя от возмущения и чрезвычайно уязвлен, став жертвой грязного предвыборного трюка. Когда наконец он успокоился, слово для ответа предоставили Рексу Дубиссону. Тот выглядел растерянным, как будто его поймали с поличным. После нескольких бессвязных заявлений председатель его прервал:
— Итак, кто же такая Конни Бернс?
— Это псевдоним, ваша честь. Бедняжка стала жертвой жестокого сексуального насилия и не хочет огласки.
— «Огласки»? Она же позволила себя сфотографировать и сделала заявление, разве не так?
— Да, но только под псевдонимом. Она живет далеко, и любая публичность здесь не станет достоянием общественности там. Мы защищаем ее личные данные.
— И вы пытаетесь обвинить Джесси Руди в том, что ее изнасиловали, верно?
— Ну, не напрямую, ваша…
— Послушайте, мистер Дубиссон. Это именно то, что вы делаете. Единственная цель вашей рассылки — это возложить вину на мистера Руди и убедить избирателей, что во всем виноват именно он.
— Факты есть факты, ваша честь. Мистер Руди представлял интересы Джарвиса Декера и добился его освобождения. Если бы тот попал в тюрьму здесь, в Миссисипи, то не смог бы насиловать женщин в Джорджии. Все очень просто.
— Все отнюдь не просто, мистер Дубиссон. Я нахожу подобные действия отвратительными.
Адвокаты по очереди обменивались репликами, и накал страстей на слушании достиг апогея. Когда председатель спросил Джесси, какого возмещения тот желает, он потребовал, чтобы Дубиссон отправил еще одну рассылку, дезавуирующую предыдущую, признал правду и извинился за преднамеренное введение избирателей в заблуждение.
Дубиссон горячо возражал и утверждал, что у суда нет полномочий требовать от него тратить деньги. На что Джесси заявил, что у него, Дубиссона, наверняка имеется достаточно денег, которые он может с легкостью потратить.
Они были похожи на двух тяжеловесов, топтавшихся в центре ринга, не желая уступать сопернику ни дюйма территории. Это было великолепное зрелище, и репортеры лихорадочно строчили в блокнотах. Когда оба противника уже едва сдерживались, чтобы не пустить в ход кулаки, председатель приказал им занять свои места и вынес решение:
— Я не в силах отменить то зло, которое было причинено распространением этой информации. Однако я постановляю следующее: оба предвыборных штаба должны немедленно прекратить распространение в печати или в эфире информации, не подкрепленной фактами. Невыполнение этого постановления приведет к серьезным штрафам, и, не исключено, даже тюремному заключению за неуважение к суду.
Для Рекса Дубиссона эта победа была довольно сомнительной. Он не собирался рассылать что-то еще, порочащее соперника.
Для Джесси победа пришла на следующее утро, когда на первой полосе «Галф-Коуст реджистер» была напечатана бесценная цитата: «Я нахожу подобные действия отвратительными».
Последние дни избирательной кампании прошли в вихре выступлений, барбекю, митингов и предвыборной агитации. Джесси с волонтерами ходили по домам избирателей с утра до наступления темноты. Они с Китом резко разошлись во мнениях по поводу тактики. Кит предлагал взять листок с Конни Бернс, вставить в нее слоган «Я нахожу подобные действия отвратительными», напечатать типографским способом несколько тысяч экземпляров и заполонить ими весь район. Но Джесси не согласился, поскольку считал, что исходная рассылка уже нанесла немало вреда. А напоминание избирателям о защите в суде насильника только укрепит их веру в то, что он в чем-то виноват.
В последние выходные предвыборной кампании «на улицы выбросили деньги», как принято это называть. Мешки с наличными доставлялись чернокожим проповедникам, которые обещали привезти избирателей на своих автобусах. Главы районов Фэтса Боумана тоже получили деньги, которые распределили между командами водителей. Открепительные талоны с именами тех, кто умер после последних выборов, заполнялись сотнями.
В день выборов 4 августа Джесси, Агнес и Кит проголосовали на своем участке в начальной школе в числе первых. Для Кита, принимавшего участие в выборах впервые, было честью отдать голос за отца. И отдельное удовольствие доставило голосование против Фэтса и ряда политиков, состоявших у него на содержании.
На всех избирательных участках Побережья явка была высокой, и члены семьи Руди весь день провели на них, общаясь там со своими представителями. Жалоб на оскорбления или запугивание не поступало.
Когда в шесть вечера избирательные участки закрылись, началась кропотливая работа по подсчету бюллетеней вручную. Около десяти вечера в здание суда стали прибывать первые руководители избирательных участков с результатами подсчетов и урнами, бюллетени из которых секретари избирательных комиссий пересчитали во второй раз.
Джесси и его команда собрались в комнате переговоров и в волнении ждали, не отходя от телефонов. Округ Стоун, наименее густонаселенный из пяти, сообщил об окончательном подсчете без пятнадцати одиннадцать. Джесси и Дубиссон разделили голоса поровну, что вселяло надежду на успех. Эйфория начала рассеиваться, когда стало ясно: в округе Хэнкок шестьдесят два процента избирателей проголосовали за Дубиссона. Было известно, что Фэтс придерживал результаты голосования в Гаррисоне, пока их не объявят по другим округам. Фальсификацию итогов голосования подозревали всегда, однако доказать ее никогда не удавалось. Наконец в полчетвертого утра Джесси позвонил секретарь избирательной комиссии в здании суда. Он потерпел серьезное поражение в округе Билокси, за исключением Пойнта, где получил на триста голосов больше, чего явно недостаточно для противостояния отлаженной машине Боумана. Дубиссон получил почти восемнадцать тысяч голосов, что означало его победу с шестьюдесятью процентами избирателей против сорока.
В целом в трех округах Джесси удалось убедить двенадцать тысяч сто семьдесят три избирателя в необходимости проведения реформ. Остальных же — почти восемнадцать тысяч — устраивал существующий статус-кво.
Что же до самого Фэтса, то он одержал более чем убедительную победу над своим незадачливым соперником, набрав почти восемьдесят процентов голосов.
Судя по всему, в предстоящие четыре года рассчитывать на перемены не приходилось.
В течение двух дней Джесси переживал поражение, размышляя о том, не стоит ли оспорить результаты выборов. Почти тысяча восемьсот открепительных талонов выглядели весьма подозрительно, но их было все равно недостаточно для изменения конечного результата.
Его обошли в нечестной борьбе, преподав суровый урок, который он хорошо усвоил. В следующий раз он будет готов к драке. В следующий раз у него будет больше денег.
Он пообещал Киту и Агнес, что никогда не сдастся.
По окончании выборов, вновь поставивших неугомонных реформаторов на место, 1968 год начался с большой бандитской разборки. Занимаясь выборами, Фэтс сумел снизить накал затянувшегося противостояния между криминальными группировками, но вскоре все вышло из-под контроля.
Честолюбивый уголовник по имени Дасти Кромвель открыл заведение на автостраде номер 90 в полумиле от «Красного бархата». Его бар назывался «Клуб прибоя», и поначалу там вполне законно просто продавалась выпивка. Имея лицензию на торговлю спиртными напитками, он вскоре открыл нелегальное казино и превратил свое заведение в стриптиз-клуб, рекламировавший ревю с девочками. У Кромвеля был длинный язык, и он хвастался, что скоро станет королем Стрипа. Но все его планы рухнули, когда ранним воскресным утром «Клуб прибоя» сгорел дотла, благо в нем никого тогда не было. Полиция провела формальное расследование, и установить причину возгорания ей так и не удалось. Кромвель знал, что в баре устроили поджог, и передал Лэнсу Малко и Джинджер Редфилд, что они еще об этом пожалеют. Тем к угрозам было не привыкать, и они сделали нужные выводы.
Майка Сэвиджа знали в бизнесе как поджигателя и часто пользовались его услугами в делах, связанных со страховым мошенничеством. Он работал на себя и не входил ни в какую группировку, но был частым гостем в «Красном бархате» и поддерживал довольно тесные связи с Лэнсом Малко и другими членами мафии Дикси. Однажды вечером он ушел из клуба, но домой так и не вернулся. Через три дня его жена позвонила в офис шерифа и сообщила об его исчезновении.
Фермер из округа Стоун обнаружил в лесу на своей земле неизвестную машину и заподозрил неладное. Чем ближе он к ней подходил, тем сильнее чувствовался запах. Над машиной кружили стервятники. Он вызвал полицию, которая по номерным знакам определила, что машина принадлежала Майку Сэвиджу из Билокси. В багажнике нашли заляпанный кровью и начавший разлагаться труп Майка, от тошнотворного запаха которого полицейских едва не вырвало. Запястья и лодыжки были связаны веревкой, левое ухо отрезано. Вскрытие показало, что Сэвидж умер от многочисленных колотых ран и в результате перерезания горла.
Через неделю после обнаружения тела в «Красный бархат» прибыла посылка, адресованная Лэнсу Малко. Внутри оказалось завернутое в полиэтиленовый пакет чье-то левое ухо. Лэнс позвонил Фэтсу, который сразу направил команду выяснить, что к чему.
Определить мотив не представляло труда, во всяком случае, для Лэнса, хотя не было ни подозреваемых, ни свидетелей и никаких зацепок с места преступления. Послание направил Дасти Кромвель, но Лэнс был не из тех, кого можно запугать. Он встретился с Фэтсом и потребовал принять меры. Шериф, как всегда, указал, что не ввязывается в криминальные разборки из-за сфер влияния.
— Решай вопрос сам, — сказал он.
«Галф-Коуст реджистер», как и положено, написала об убийстве, но без особых подробностей. Большинство людей, знакомых с преступным миром Билокси, понимали, что это не более чем месть гангстерам.
Одним из головорезов Дасти был вышибала по прозвищу Клешня, настоящий отморозок, который десять из своих тридцати лет провел в тюрьме за угон автомобилей и ограбление магазинов. Когда «Клуб прибоя» превратился в пепел, он лишился постоянной работы и теперь то и дело напрашивался на неприятности. Ему еще не приходилось никого убивать, но разговоры об этом с боссом велись. Однако осуществить задуманное ему не довелось. Когда Дасти отправил Клешню в Новый Орлеан за партией марихуаны, за ним последовал Невин Нолл. Поставка задержалась, и Клешня поселился в мотеле недалеко от Слайделла. В три часа ночи Невин припарковал свою машину с флоридскими номерными знаками за полмили до мотеля и добрался до него пешком. Двери мотеля были заперты, свет везде выключен, а несколько постояльцев, судя по всему, спали. Он выбрал пустовавший номер и с помощью плоской отвертки отпер его единственную дверь. В дешевом мотеле не было ни замков с засовом, ни дверных цепочек. Невин по коридору добрался в темноте до номера, где крепко спал Клешня, быстро отпер его дверь и включил свет. Пока подручный Дасти пытался проснуться и понять, что, черт возьми, происходит, Невин трижды выстрелил ему в лицо из револьвера 22-го калибра с шестидюймовым глушителем, после чего добил еще тремя выстрелами в затылок. Он сложил бумажник, деньги, ключи от машины и пистолет убитого, лежавший под подушкой, в дешевую сумку, с которой тот путешествовал, добавив к ним свою отвертку и револьвер. Затем он выключил свет, подождал пятнадцать минут и уехал на машине Клешни. Припарковавшись за стоянкой грузовиков, Невин быстро снял номерные знаки Миссисипи, заменил их номерами Айдахо и поехал на заправку, которая ночью не работала. Там он оставил машину, добрался до своей и вернулся в Билокси.
Полиция Слайделла смогла опознать жертву только через девять дней. Ее последним известным адресом был Брукхейвен, штат Миссисипи. Газета «Галф-Коуст реджистер» об этом убийстве не написала.
Сначала Дасти Кромвель решил, что Клешня забрал марихуану и скрылся с ней. Однако через три недели после исчезновения подельника он получил посылку — картонную коробку без имени и адреса отправителя. В ней он нашел бумажник с водительскими правами на имя Вилли Такера, он же Клешня. Под бумажником лежали номерные знаки его машины.
Полицейские Слайделла приехали в Билокси и встретились с шерифом Фэтсом Боуманом, которому имя Вилли Такер ничего не говорило. Фэтс подозревал, что парень стал очередной жертвой растущей напряженности на Стрипе, но делиться своими соображениями ни с кем не собирался. Когда дело доходило до криминальных разборок и трупов, Фэтс никогда ничего не знал, особенно если вокруг шныряли и что-то вынюхивали приезжие копы. После их отъезда он отправился в «Красный бархат» и зашел в офис Лэнса.
Как и следовало ожидать, Лэнс тоже заявил, что никогда не слышал ни о каком Вилли Такере. На Побережье болталось немало плохих парней, и насилие набирало обороты. Фэтс предостерег Лэнса от эскалации кровопролития. Увеличение количества убийств из мести неминуемо привлечет внимание чужаков. Убери одного-другого подальше отсюда, и все будет по-старому. Бандитскую войну пора прекратить обсуждать и в прессе.
Дасти оказался таким же безжалостным, как Лэнс. Он встретился с наемным убийцей, работавшим на мафию Дикси, по имени Рон Уэйн Хэнсом и договорился о контракте на убийство Лэнса Малко за пятнадцать тысяч долларов. Аванс составлял пять тысяч, а остальное — после выполнения работы. Хэнсом, живший в Техасе, приехал на Побережье и провел здесь месяц, после чего пришел к выводу, что контракт связан со слишком высоким риском. Малко редко показывался на людях, и его всегда охраняли. Хэнсом сбежал из города, прихватив аванс, но перед этим успел напиться в баре и похвастался убийствами в семи штатах. К пьяной беседе прислушивалась официантка, и до нее несколько раз донеслось имя Малко.
Информация по цепочке быстро достигла ушей Лэнса и встревожила его настолько, что он сразу позвонил Фэтсу. Тот связался с давним приятелем из техасских рейнджеров. Как оказалось, рейнджерам Хэнсом был известен, и они взяли его в Амарилло. Узнав о его местонахождении, Дасти послал поговорить с ним двух своих ребят. Хэнсом отрицал причастность к заговору с целью убить Малко, и, поскольку у рейнджеров не было доказательств, его отпустили. Его подстерегли два головореза из Билокси и избили до потери сознания.
Лэнс был в ярости от того, что его заказал обычный владелец клуба со Стрипа, и послал Дасти известие, что дает ему тридцать дней на то, чтобы убраться из города. В противном случае он сам объявит на него охоту. Дасти не испугался и заявил, что ищет нового наемного убийцу. Лэнс обладал большей информацией, чем Дасти, и в течение двух месяцев все было тихо, но напряжение не спадало — преступный мир ждал, когда загремят выстрелы.
Покушение на Лэнса произошло, когда тот ехал в машине, за рулем которой сидел Невин. Пуля пробила лобовое стекло, осколки посекли кожу на лицах обоих. В больнице им наложили швы, после чего отпустили.
Хью вез отца домой и говорил только о мести. Он был в ужасе от того, что пуля прошла так близко. Каждый раз, когда он оглядывался и видел бинты, у него сжималось сердце. Дома потрясенная Кармен никак не могла успокоиться и металась, не находя себе места, то впадая в истерику, то яростно кляня мужа за связь с преступным миром. Хью пытался ее успокоить, примирить родителей и развеять страхи младших братьев и сестер. Два дня спустя он отвез отца в офис в «Красном бархате» и объявил, что отныне будет его телохранителем и водителем. Распахнув полу пиджака, он с гордостью показал отцу автоматический «ругер» 45-го калибра.
Улыбнувшись, насколько это позволяли бинты и швы, Лэнс спросил:
— Умеешь им пользоваться?
— Конечно. Невин меня научил.
— Держи оружие наготове, ладно? И не пускай в ход без крайней необходимости.
— Сейчас как раз тот самый случай, папа.
— Это мне решать.
Лэнс был сыт происходящим по горло и знал, что пришло время уничтожить врага. Он отправил Невина из города, поручив переговорить с Брокером, посредником с хорошими связями, способным найти киллера для любого заказа. Встретившись с ним в баре в Тьюпело, он договорился об устранении Дасти Кромвеля за двадцать тысяч долларов. Кто этот убийца, Невин не знал, да и не хотел знать.
До того как это произошло, трое головорезов Дасти вошли в «Фокси» с бейсбольными битами и избили всех, кто находился внутри, включая двух вышибал, двух барменов, нескольких клиентов и официантку, попытавшуюся убежать. Они сломали все столы и стулья, разбили неоновые лампы, бутылки со спиртным и, казалось, уже были готовы прикончить одного или двух барменов, когда из кухни появился охранник и открыл огонь из пистолета. Один из головорезов выхватил свой, и началась перестрелка, под грохот которой нападавшие бросились к выходу. Охранник выскочил за ними на стоянку и продолжал стрелять, пока не разрядил всю обойму. Пули с визгом впивались в стену здания и несколько припаркованных рядом автомобилей.
На помощь охраннику пришел вышибала, показавшийся в дверях с залитым кровью лбом и пистолетом в руках. Они запрыгнули в машину и погнались за головорезами, которые яростно отстреливались, опустив окна, а их машина, взвизгнув шинами, рванула с места происшествия.
Перестрелка продолжилась на автостраде номер 90, где машины, виляя, продирались сквозь поток автомобилей, все водители испуганно пригибались, чтобы не попасть под перекрестный огонь. Когда пуля пробила лобовое стекло машины преследования, охранник решил, что пора прекратить безумие, и свернул на стоянку.
Охранник и вышибала не знали, что один из их выстрелов все же попал головорезу в шею и позже тот умер во время операции в больнице Билокси, где его оставили подельники, а сами исчезли. Ничего удивительного в том, что у погибшего отсутствовал и бумажник, и удостоверение личности. Изрешеченную пулями машину так и не нашли. К счастью, в самом «Фокси» никто не погиб, но семь человек были госпитализированы.
В чудесный воскресный день две недели спустя Дасти прогуливался по пляжу, держась за руки со своей девушкой. Они были без обуви и наслаждались ласковым теплом песка. Он лениво потягивал из банки пиво — последнее в своей жизни. С расстояния в шестьсот ярдов бывший армейский снайпер, известный как Стрелок, занял позицию на втором этаже пляжного мотеля на другой стороне автострады номер 90. Прицелившись из надежной армейской винтовки «логан» 45-го калибра, он нажал на спусковой крючок. Через миллисекунду пуля попала Дасти в правую щеку и снесла полголовы. Его девушка в ужасе закричала, к ней на помощь бросилась другая пара. К моменту прибытия полиции Стрелок уже был на мосту через залив Билокси и направлялся в Мобил.
Смерть Кромвеля наделала много шума, и репортеры «Галф-Коуст реджистер» наконец проснулись и начали копать. В «бандитских разборках» погибли по меньшей мере четверо мужчин. Все они были связаны с организацией азартных игр, проституцией, а также продажей наркотиков. Все имели то или иное отношение к ночным клубам на Стрипе. Ходили слухи и о других убийствах, а также избиениях и поджогах. Фэтс Боуман мало что мог сказать журналистам, но заверил их, что его ведомство занимается расследованием самым активным образом.
Как и все законопослушные граждане, Джесси Руди пристально следил за развитием событий в криминальном мире и мало чего ждал от расследований. С одной стороны, его огорчало, что Рекс Дубиссон топтался на месте, но с другой — он втайне радовался отсутствию интереса окружного прокурора к поиску виновных. Проводя свою следующую кампанию, он обязательно обратит внимание избирателей на явное нежелание соперника обуздать преступные группировки. Эскалация насилия только поможет Джесси идти к цели. Люди были недовольны и хотели действий.
Однако в события невообразимым образом вмешалась природа, остановившая убийства. Ураган смел с лица земли ночные клубы на Стрипе и большую часть Билокси и нанес сокрушительный удар не только по ночной жизни, но и по всей деловой активности на Побережье.
Однако он привел к тому, что окружным прокурором все-таки избрали Джесси Руди.
Летний сезон 1969 года выдался на Карибах напряженным, но никто и предположить не мог, что ураган «Камилла» окажется таким сокрушительным. 15 августа север Кубы огибал шторм довольно скромной второй категории. По расчетам метеорологов, «Камилла» должна была повернуть на северо-восток по направлению к штату Флорида. Направляясь после Кубы на север, шторм несколько стих, однако быстро усилился в теплых водах Мексиканского залива. «Глаз бури» был нешироким, но отсутствие размаха только добавило ей скорости. К 17 августа ураган «Камилла» уже превратился в ураган пятой категории и стремительно мчался к Побережью. Вопреки всем предсказаниям, ураган стал двигаться точно на северо-запад и нацелился на Билокси.
Побережье Мексиканского залива нередко терзали ураганы, и у каждого жителя имелась своя любимая история про них. Предупреждения были частью повседневной жизни и по большей части воспринимались со всей серьезностью. Вместе с тем никто никогда не видел штормовой волны высотой в двадцать футов[2], и то, что теперь ожидали именно такую, казалось абсурдным. Жители домов вдоль пляжа заколотили окна фанерой, купили батарейки, еду, воду и настроили радиоприемники. Обычные меры предосторожности, рутина. Такое они делали множество раз. Эти люди не были глупы. Те, кому удастся выжить, позже скажут, что просто никогда не видели ничего похожего на «Камиллу».
В воскресенье днем 17 августа синоптики определили, что ураган не повернул на восток. Каждый прибрежный город — Вейвленд, Бэй-Сент-Луис, Пасс-Кристиан, Лонг-Бич, Галфпорт, Билокси, Оушен-Спрингс и Паскагула — услышал звук сирены, граждан оповещали о надвигающейся опасности. Экстренные предупреждения были страшными — ожидалась небывалая штормовая волна и невероятной силы ветры. Эвакуация в последние минуты была хаотичной, и большинство жителей были полны решимости переждать ураган на месте.
В девять вечера, когда усилился ветер, мэр Галфпорта приказал выпустить из тюрьмы всех заключенных. Им велели отправляться домой, их пообещали разыскать позже. Никто не воспользовался предложением. К десяти вечера было отключено электричество и телефонные линии.
В половине двенадцатого «Камилла» обрушилась на берег между заливом Сент-Луис и перевалом Кристиан. Она была шириной всего восемьдесят миль, но ее «глаз бури» отличался крайней компактностью, а ветры — огромной силой. Это была пятая категория, второй по мощи ураган, когда-либо налетавший на Соединенные Штаты. Атмосферное давление в центре стихии упало до 682 миллиметров ртутного столба, что стало вторым самым низким показателем в истории США. На короткие шестьдесят секунд датчики скорости ветра зафиксировали сто семьдесят пять миль в час,[3] а затем «Камилла» стерла их все с лица земли. По мнению экспертов, максимальная скорость ветра достигала двухсот миль в час.[4] Он вытолкнул на берег стену воды высотой в двадцать четыре фута.[5] В некоторых местах высота волны достигала почти тридцати футов.[6]
Билокси, Галфпорт, Паскагула — города с большей плотностью населения — приняли на себя всю тяжесть вращения урагана против часовой стрелки. Практически все здания вдоль автострады номер 90 и пляжа были разрушены. Само шоссе деформировалось, а мосты оказались выведены из строя. Линии электропередачи и телефонной связи исчезли в бушующих водах. В шести кварталах от пляжа были снесены целые кварталы. Исчезли шесть тысяч домов. Еще четырнадцать тысяч серьезно пострадали. Шторм унес жизни ста сорока трех человек, большинство из которых жили неподалеку от пляжа и отказались эвакуироваться. Школы, больницы, церкви, магазины, административные здания, здания судов, пожарные депо — все было сильно повреждено.
Но «Камилла» еще не успокоилась. Ослабев в долине Огайо, она повернула на восток для новых разрушений, где над центральной Виргинией зона низкого давления вдохнула в нее новые силы. За сутки в округе Нельсон, штат Виргиния, вылилось тридцать дюймов осадков,[7] вызвав исторические небывалые наводнения, которые стерли с лица земли дороги и дома и унесли жизни ста пятидесяти трех человек.
В последний раз об урагане говорили, когда он затихал над Атлантикой. К счастью, другого такого никогда не будет. Ущерб, нанесенный им, был настолько невероятным, что Национальная метеорологическая служба даже удалила его название.
Когда в понедельник 18 августа взошло солнце, облака уже рассеялись. Ураган пронесся быстро и унес ветер с дождем дальше. Но в Миссисипи по-прежнему стоял август, и к середине утра температура подскочила до тридцати двух градусов по Цельсию.
Люди вылезали из-под обломков и двигались, будто зомби, потрясенные кошмаром ночи и открывшейся перед ними картиной разрушений. Тут и там слышались крики ужаса, когда находили тела друзей, соседей и близких, которым не удалось выжить. Кто-то искал тела близких, автомобили, а кто-то — свои дома.
Жизнь внезапно свелась к основным потребностям: пище, воде и крыше над головой. Конечно, требовалась и медицинская помощь: более двадцати одной тысячи человек получили ранения, но теперь не было ни больниц, ни поликлиник.
Губернатор перебросил пять тысяч национальных гвардейцев в Кэмп-Шелби, что в семидесяти милях к северу. К рассвету они уже спешили в гуманитарных конвоях на юг и слушали первые сообщения по радио. Семьдесят пять тысяч человек остались без крова. Количество погибших и пропавших без вести исчислялось тысячами. Путь нередко преграждали вырванные с корнем деревья, лежавшие поперек автострады номер 49. Используя бензопилы и бульдозеры, чтобы расчистить дорогу, конвои добирались до Билокси почти шесть часов.
За ними сразу появилась 101-я воздушно-десантная дивизия. Когда в вечерних новостях показали первые кадры с места катастрофы, начала поступать помощь штата, федеральных властей и частных лиц. Десятки организаций мобилизовали и отправили бригады врачей, медсестер и добровольцев. Церкви и религиозные общины отправили тысячи спасателей, большинство которых вынуждены были разместиться в палатках. Вместе с едой и водой прибыли тонны медикаментов, значительную часть которых доставили морем, поскольку многие дороги были завалены.
Потребовался месяц, чтобы провести электричество в больницы и школы и они смогли открыться. Больше времени потребовалось для внесения ясности в отношении пропавших без вести. И годы — для строительства нового жилья для тех, кто хотел остаться.
В течение шести месяцев после урагана Побережье напоминало лагерь для перемещенных лиц и военных беженцев. Ряды зеленых армейских палаток для госпиталей; ряды казарм; тысячи солдат, разбирающих завалы; волонтеры в пунктах раздачи еды и воды; большие палатки с одеждой и даже мебелью; длинные очереди людей перед ними.
Даже для самых стойких задача казалась почти непосильной, но они упорно держались и медленно все восстанавливали. Ураган явился чудовищным ударом, который их шокировал. Однако у них не было другого выбора, кроме как выжить. Мало-помалу жизнь налаживалась. Важной вехой стало открытие школ в середине октября. Когда в пятницу вечером футбольная команда Билокси принимала своего главного соперника из Галфпорта, собралось рекордное количество зрителей, и жизнь казалась почти нормальной.
Для криминала «Камилла» открыла уникальные возможности. Сейчас все временно не работало, но бизнес должен был быстро наладиться. Повсюду кишели солдаты, спасатели и всякого рода сомнительные личности, которых привлекали стихийные бедствия и раздаваемые бесплатно товары. Эти люди, оказавшиеся вдали от дома, испытывали усталость, напряжение и нуждались в выпивке и развлечениях.
Лэнс Малко немедленно приступил к восстановлению утраченных позиций. Его дом, расположенный в одной миле от берега, пострадал не очень сильно. Однако от клубов «Красный бархат» и «Фокси» остались только бетонные плиты — все остальное снес ураган. В «Стоянке грузовиков» все внутри оказалось разрушенным, но само здание выстояло. Два бара были разрушены полностью, а два других сохранили довольно приличную форму. Стены трех его мотелей вдоль пляжа выстояли, но все остальное смыла волна. К сожалению, в одном из них погибли две танцовщицы, хотя Лэнс приказал им эвакуироваться. Он собирался отправить их семьям чеки.
Когда Лэнс, Хью и Невин вместе с первым страховым оценщиком осматривали практически полностью разрушенный «Красный бархат», тот обратил внимание на восемь больших квадратных пластин из чего-то по виду металлического, встроенных в бетонный фундамент, и поинтересовался, что это. Лэнс и Невин сказали, что понятия не имеют. На самом деле это были магниты, прятавшиеся под толстым ковром, на котором прежде стояли столы для игры в кости. Сами мошеннические игральные кости имели встроенные крошечные магнитики под определенными числами. Манипулируя различными наборами костей, нечистые на руку крупье могли увеличить шансы на выпадение некоторых чисел.
После стольких лет обвинений в жульничестве Лэнс наконец-то был практически пойман с поличным благодаря «Камилле». Но незадачливый оценщик не был игроком и понятия не имел, что именно видит. Невин подмигнул Лэнсу, и оба подумали об одном и том же: никто не может даже предположить, сколько наличных денег эти магниты принесли ночному клубу.
Страховые полисы, выписанные в Миссисипи, покрывали ущерб от ветра, с конкретными и тщательно сформулированными исключениями для ущерба от воды. Битвы «ветер против воды» еще не бушевали в залах суда, но страховые компании уже готовились к ним. Когда страховщик отказал в компенсации на основании того, что повреждения нанесены водой, Лэнс пригрозил подать в суд. В том, что его ночные клубы вдоль автострады номер 90 затопил штормовой нагон, сомнений не было.
Имея больше денег, чем другие владельцы ночных клубов, Лэнс был полон решимости не только открыться первым, но и представить публике более шикарную версию «Красного бархата». В Батон-Руж он нашел подрядчика, имевшего и работников, и стройматериалы.
Большинство домовладельцев еще убирали мусор со своих участков и улиц, а Лэнс уже восстанавливал флагманский клуб. Он планировал добавить ресторан, расширить бар, обустроить больше комнат наверху. Планов у него имелось много. Он вместе с Хью и Невином твердо верил, что большинство конкурентов на Стрипе не смогут оправиться после «Камиллы». Пришло время потратиться по-крупному и установить монополию.
Ветер против воды.
В последнюю минуту в воскресенье днем, перед тем как разразился ураган, Джесси и Агнес приняли решение отправить ее с детьми на север в Канзас, в дом ее родителей. Джесси настоял на том, чтобы самому остаться дома. Они торопливо загрузили семейный фургон припасами и водой, Кит сел за руль, и все с испуганным видом помахали Джесси на прощанье.
Двенадцать часов спустя он пожалел, что не поехал с семьей. Он не помнил, чтобы испытывал такой страх даже на войне. Никогда больше он не останется пережидать ураган дома.
Их дом уцелел, но получил серьезные повреждения. Снесло большую часть крыши. Оторвавшееся крыльцо так и не нашли. Во всех окнах выбило стекла. Вода штормового нагона не дошла до входной двери всего каких-то десять футов. Соседям по улице южнее повезло меньше — их затопило.
Два дня Джесси убирал мусор и часами ждал в очереди, чтобы получить два больших куска брезента из распределительного центра Красного Креста. Он нанял подростка, искавшего работу, и они трудились в жару, заделывая отверстия в крыше. От потоков дождевой воды большая часть мебели отсырела и деформировалась, так что ее пришлось выбросить. Прибывшая группа национальных гвардейцев помогла Джесси заколотить окна фанерой. Они также снабдили его водой в бутылках и ящиком консервов с томатным супом, который он ел холодным прямо из банки, поскольку разогреть было негде. После пяти дней изнурительной работы на жаре он отстоял очередь на посту гвардии, чтобы позвонить Агнес в Канзас. Услышав ее голос, он чуть не разрыдался. Она же плакала, дети тоже. Поскольку электричество так и не дали, а дни были длинными и жаркими, он велел семье оставаться в Канзасе, пока ситуация не улучшится.
Воспользовавшись тем, что разбирать завалы приехало много волонтеров и спасателей, Джесси собрал бригаду для очистки своего офиса в центре города. Следы затопления на стенах нижнего этажа находились на высоте семь с половиной футов,[8] и все было разрушено. Он не мог представить, как там теперь заниматься адвокатской практикой, но ведь и в других офисах царила такая же разруха. Сдаваться было нельзя, и каждый новый день приносил пусть небольшое, но улучшение.
Ближе к вечеру, когда солнце уже садилось и становилось прохладнее, он проверял, как дела у соседей, помогал им расчищать завалы и заниматься ремонтом. Так поступали все. Находиться в поврежденных домах было слишком жарко, и люди собирались в тени переживших ураган деревьев. Джо Хамфри, живший через три дома, контрабандным путем раздобыл у национального гвардейца ящик пива, причем тот приложил к нему пакет со льдом, и никогда еще холодное пиво «Фальстаф» не было таким вкусным. Соседи делились всем — пивом, сигаретами, едой, водой, сочувствием.
Им удалось выжить. Другим не так повезло, и большая часть разговоров на улице касалась тех, кто погиб.
Адвокатское бюро Руди открылось вновь 2 октября, примерно через шесть недель после урагана. Большую часть первого дня Джесси общался по только что установленному телефону со страховым агентом. Компания «Экшн риск андеррайтерз», или ЭРА, базировалась в Чикаго и входила в четверку крупнейших страховщиков Побережья. В течение нескольких недель после урагана Джесси стало очевидно, что ЭРА и другие отклоняют все страховые требования и не намерены возмещать ущерб под предлогом того, что он был нанесен водой, а не ветром.
Когда 10 октября вновь распахнуло двери здание суда, Джесси зарегистрировал четырнадцать исков от своего имени и от имени соседей. Он подал в суд на четыре крупнейшие страховые компании, требуя полной выплаты плюс штрафные санкции за умышленное неисполнение своих обязательств. Он неделями грозил страховщикам судом, но компании даже не всегда отвечали на его телефонные звонки. Учитывая, что разрушено или серьезно повреждено было не меньше двадцати тысяч домов, сумма выплат предполагалась колоссальная. Их стратегия становилась понятной. Они будут отрицать все страховые требования, сидеть на своих деньгах, затягивать процессы и надеяться, что у большинства страхователей не будет средств для судебного разбирательства.
А люди пытались выжить с брезентом вместо крыши и фанерой на окнах. Многие дома были непригодны для проживания, и их владельцы ютились на задних дворах в домиках на колесах или в палатках. Кому-то пришлось уехать и остановиться у друзей и родственников на юге Миссисипи. В лесу к северу от города за одну ночь образовалась целая община, так называемая «Камилла-Вилль», где тысячи человек устроились в палатках и жилых полуприцепах. Большинство имели действующие страховые полисы, но не могли найти оценщика убытков.
Джесси был взбешен и настроился действовать решительно. О подаче первой части судебных исков он сообщил в «Галф-Коуст реджистер» и с удовольствием дал интервью. На следующий день он был на первой полосе, и на его служебный телефон стали поступать звонки. Теперь телефон будет звонить постоянно.
В плане зарабатывания денег дела не представляли особого интереса. В 1969 году средний дом в округе Гаррисон оценивался в двадцать две тысячи долларов. Четыре года назад Джесси и Агнес заплатили за свой двадцать три с половиной тысячи долларов, а подрядчик оценил ущерб от урагана в восемь с половиной тысяч, не считая мебели. Первые судебные иски Джесси были именно в этом диапазоне, и все они касались ущерба от ветра. Он осмотрел каждый из домов и отлично знал, что они не пострадали от штормового нагона. В одном разговоре с оценщиком на повышенных тонах он объяснил, что повреждение водой произошло во время ливня после того, как сорвало крышу. Во время урагана выпало десять дюймов[9] осадков за двенадцать часов. Снимите крышу, и все, что внутри, промокнет. Каждый сильный ливень приносил домовладельцам новую головную боль, поскольку крышу над головой заменял тонкий пластиковый брезент.
Но страховая компания все равно говорила «нет».
Сначала Джесси подавал иски по простым делам. Теми же, где повреждения вызваны и ветром, и водой, он собирался заняться позже. С выбором дел проблем не было. Слухи распространились быстро, и клиенты хлынули рекой. Их оказалось гораздо больше, чем он рассчитывал, и теперь с трудом покрывал накладные расходы. Но в таком же положении он был задолго до урагана. Вторая ипотека, пошедшая на его предвыборную кампанию двумя годами ранее, еще не была полностью погашена.
Но времени на переживания у него не было, как не было и пути назад. Он захватил рынок исков, связанных с «Камиллой», и регистрировал по дюжине дел каждую неделю. Он работал шесть дней в неделю по восемнадцать часов каждый и находился в реальности, где значение имело только дело. Поскольку Кит вернулся в колледж на последний год обучения, а Агнес занималась семьей, Джесси испытывал острую нужду в помощниках. Его дочери-подростки Беверли и Лора приходили в офис после школы и часто до ночи наводили порядок в бумагах.
На помощь пришли братья Петтигрю из Бэй-Сент-Луиса. Их отца нашли мертвым на дереве на следующий день после урагана. Семейный дом, полностью застрахованный, находился в полумиле от пляжа и был настолько сильно поврежден, что стал непригодным для проживания. Мать жила с сестрой в Маккомбе. Страховая компания, все та же ЭРА, отказала в удовлетворении страхового требования.
Братья Джин и Гейдж были похожи на близнецов, но разница в возрасте между ними составляла одиннадцать месяцев. Они выглядели одинаково, говорили одинаково, одевались одинаково и имели странную привычку заканчивать предложения друг за друга. В мае прошлого года они вместе окончили юридический факультет в Университете Миссисипи и открыли небольшую контору в Бэй-Сент-Луисе. «Камилла» все уничтожила, буквально все. Они не смогли отыскать даже своих дипломов.
Случившееся с братьями несчастье их разозлило, и они рвались в бой. Они прочитали о Джесси Руди и однажды пришли к нему в офис и попросились на работу. Джесси они сразу понравились, он пообещал платить им, когда сможет, и так заполучил двух новых соратников. Отложив все, чем занимался, он усадил братьев в переговорной для введения в курс дела и посвятил их в захватывающие тонкости чтения страховых полисов. Они ушли в полночь. На следующий день он отправил Гейджа в «Камилла-Вилль» для встречи с новыми клиентами. Джин же начал принимать клиентов в офисе.
Другие юристы на Побережье тоже занимались аналогичными делами, хотя и далеко не в таких масштабах, как Джесси Руди. Они внимательно и с интересом наблюдали за его действиями. Среди членов коллегии адвокатов царило общее мнение, что нужно не торопиться и позволить Руди проторить дорогу: вдруг ему удастся одержать верх над компаниями при рассмотрении первой волны исков? Тогда, возможно, страховщики станут сговорчивее, сядут за стол переговоров и справедливо удовлетворят требования клиентов.
Для Джесси судебное разбирательство таило в себе риски. Понятно, что вода от штормового нагона разрушила многие дома, особенно те, что расположены рядом с пляжем. Отстоять такие страховые требования будет сложно. Если в суде он проиграет, то страховщики не почувствуют угрозы и еще больше ужесточат свою позицию по отказу от выплат. На кону стояла его репутация. Его клиенты были обижены, зачастую иррациональны и ожидали не только возмещения ущерба, но и штрафных санкций. Если он не оправдает их ожиданий, то на его карьере судебного адвоката можно будет поставить крест и ему останется только сидеть в кабинете и заниматься составлением бумаг.
Однако если Джесси выиграет, и выиграет по-крупному, то отдача будет велика. Он не разбогатеет, во всяком случае, с исками по восемь тысяч долларов, но с финансами точно станет полегче. Победа над страховыми компаниями принесет известность, которую невозможно купить ни за какие деньги.
К концу года он уже испытывал к страховым компаниям откровенную ненависть. Джесси хотел, чтобы судебное разбирательство проводилось в зале суда в Билокси, и настаивал на этом. Ему противостояли грозные силы. Для своей защиты страховщики мудро решили нанять крупные фирмы в Джексоне, не привлекая адвокатов с Побережья. Джесси подал более трехсот исков в окружной суд округа Гаррисон. Для защиты это было настоящим золотым дном, и они использовали всевозможные уловки и трюки, чтобы затянуть процесс и похоронить его под бумажной волокитой.
Братья Петтигрю оказались достойными сподвижниками и за три месяца узнали о судебных разбирательствах и расследованиях больше, чем за пять лет самостоятельной практики. Они призвали Джесси продолжить подавать иски. Сами же возьмут на себя переписку, будут поддерживать порядок в делах и отвечать на запросы нанятых для защиты фирм.
Во время небольшого корпоратива за два дня до Рождества Джесси всех удивил, объявив, что принимает Джина и Гейджа в младшие партнеры. Отныне их имена будут указаны на бланках, а над входом в бюро будет красоваться вывеска «РУДИ И ПЕТТИГРЮ, АДВОКАТЫ». Этот шаг служил, скорее, символической наградой, поскольку при партнерстве предполагается участие в распределении полученных гонораров, а с ними было не густо.
Судья Нельсон Олифант — ему исполнился семьдесят один год — занял свое место, придвинул микрофон поближе и обвел взглядом собравшихся. Потом улыбнулся и произнес:
— Доброе утро, дамы и господа. Какая впечатляющая явка. Не уверен, что мне когда-либо доводилось видеть так много людей на рассмотрении ходатайства.
Джесси заполнил зал суда своими клиентами, наказав им не улыбаться ни при каких обстоятельствах. Они были сердиты, разочарованы и жаждали правосудия. Они по уши сыты страховыми компаниями и их адвокатами и хотят, чтобы Олифант, человек из их округа Гаррисон, знал, что они настроены серьезно. Ему ведь предстоит переизбрание.
За столом истцов Джесси сидел между братьями Петтигрю. Напротив них за столом защиты теснилось не менее дюжины хорошо одетых парней из Джексона, за которыми в первом ряду разместились помощники и секретари. Где-то среди зрителей были также руководители страховых компаний.
— Мистер Руди, вы можете начать, — сказал Олифант.
Джесси встал и обратился к суду.
— Благодарю вас, ваша честь. Сегодня я подал несколько ходатайств о слушании, но сначала хотел бы затронуть вопрос об отдельных датах судебного разбирательства. У меня есть как минимум десять дел, готовых к рассмотрению, или, выражаясь точнее, к рассмотрению которых готов я. — Помахав рукой адвокатам защиты, он продолжил: — Похоже, эти ребята не будут готовы никогда. Сегодня третье февраля. Могу я предложить вынести несколько дел на рассмотрение в следующем месяце?
Олифант посмотрел на отряд защиты, и с мест сразу поднялось не меньше четырех человек. Прежде чем они успели открыть рот, он заявил:
— Я не собираюсь выслушивать одно и то же от каждого из вас. Какое у вас первое дело, мистер Руди?
— Луна против «Экшн риск андеррайтерз».
— Хорошо. Насколько я понимаю, ведущим адвокатом ЭРА является мистер Уэбб. Мистер Уэбб, вы можете ответить.
Симмонс Уэбб встал и сделал несколько шагов вперед.
— Благодарю, ваша честь, — ответил он, как и полагалось. — Я высоко ценю возможность быть сегодня здесь, в вашем суде. Мой клиент, безусловно, понимает желание истцов поторопиться и провести судебное разбирательство, но мы имеем право завершить процесс расследования. Уверен, мистер Руди это понимает.
Джесси, продолжавший стоять, произнес:
— Ваша честь, мы закончили расследование и готовы к суду.
— Что ж, ваша честь, мы еще не закончили. Он снял показания только два раза.
— Я буду выполнять свою работу, мистер Уэбб, а вы займитесь своей. Мне больше не нужны показания.
Судья, откашлявшись, заметил:
— Должен сказать, мистер Уэбб, что вы не спешите проводить расследование. Мне кажется, что ваш клиент, ЭРА, вообще не торопится предстать перед судом.
— Я не согласен, ваша честь. Это сложные случаи.
— Но мистер Руди готов, не так ли? А если готов он, то почему вы — нет?
— Еще многое предстоит сделать, ваша честь.
— Ну, так сделайте это и не тяните. Я назначаю это дело для слушания на понедельник, второго марта, прямо здесь. Мы выберем присяжных, и они вынесут вердикт.
Уэбб изобразил искреннее изумление и наклонился к другому темному костюму. Затем выпрямился и сказал:
— При всем уважении, ваша честь, мы выражаем протест против такого спешного уведомления.
— При всем уважении, ваш протест отклонен. Какое следующее дело, мистер Руди?
— Лэнски против ЭРА.
— Мистер Уэбб?
— Повторю снова, ваша честь: мы просто не готовы к суду.
— Тогда подготовьтесь. У вас было много времени, и, видит бог, на вас работает много талантливых юристов.
— Мы протестуем, ваша честь.
— Протест отклонен. Мы поступим так, мистер Уэбб и остальные защитники. Я выделяю первые две недели марта на то, чтобы рассмотреть как можно больше таких дел. Не думаю, что каждое из них займет много времени. Судя по всему, свидетелей не так много. Но истцы имеют право быть выслушанными, и мы их выслушаем.
По меньшей мере пятеро защитников вскочили и горячо запротестовали.
— Прошу вас, джентльмены, успокойтесь, — произнес судья. — И займите свои места. Вы имеете право подать протесты письменно. Сделайте это, и я отклоню их позже.
Все, кроме Уэбба, заняли свои места, и он пытался держать себя в руках, не выказывая явного раздражения.
— Ваша честь, это довольно субъективно, и свидетельствует о том, что у моего клиента есть основания беспокоиться о справедливости судебного разбирательства в округе Гаррисон.
Это был самый подходящий момент для заявления, которое Джесси продумал заранее и ждал, чтобы выпалить:
— Ну, мистер Уэбб, если бы ваш клиент платил по искам, мы бы здесь вообще не встретились, не так ли?
Уэбб повернулся и указал пальцем на Джесси.
— У моего клиента есть законные основания отрицать подобные обвинения, мистер Руди.
— Бред собачий! Ваш клиент сидит на деньгах и действует недобросовестно.
Судья Олифант вмешался:
— Мистер Руди, я делаю вам замечание за неподобающую лексику. Пожалуйста, воздержитесь от подобных выражений впредь.
Джесси кивнул:
— Прошу прощения, ваша честь. Просто не мог удержаться, вырвалось.
Даже если бы не было других причин запомнить это слушание, то оно бы все равно вошло в анналы как первый случай, когда адвокат выкрикнул «бред собачий» на открытом судебном заседании в округе Гаррисон.
Уэбб, глубоко вздохнув, сказал:
— Ваша честь, мы просим изменить место слушаний.
На что судья спокойно ответил:
— Я не виню вас, мистер Уэбб, но жители этого округа сильно пострадали. Они продолжают страдать и имеют право на рассмотрение этих дел. Ходатайство отклонено. Больше никаких задержек в будущем.
В ходе последовавших досудебных споров Джесси очень быстро понял, что судья Олифант полностью на стороне страхователей. Почти все требования, сделанные от имени истцов, были удовлетворены. Почти каждый протест страховых компаний отклонялся.
Олифант и Джесси беспокоились, что им не удастся найти достаточно беспристрастных присяжных, чтобы вынести справедливый вердикт. Последствия урагана коснулись каждого жителя округа, и о недостойном поведении страховых компаний теперь часто говорили в церкви и во вновь открывавшихся кафе. Люди жаждали крови, что, очевидно, было на руку Джесси, но ставило под обоснованное сомнение беспристрастность коллегии присяжных. Выбор присяжных осложнялся еще и тем фактом, что многие жители округа были перемещены.
Они встретились наедине, что при нормальных обстоятельствах было недопустимо, но адвокаты страховщиков, находившиеся далеко, в своих кабинетах в небоскребах Джексона, никак не могли об этом узнать. Их выбор страховыми компаниями был еще одной ошибкой последних. У Джесси имелось одиннадцать подготовленных к рассмотрению в суде дел против ЭРА. Они были практически идентичными: ответчик — одна и та же страховая компания, все дома повреждены ветром, а не штормовым нагоном, один и тот же авторитетный оценщик, готовый дать показания относительно ущерба. Судья Олифант решил взять первых трех истцов — Луна, Лэнски и Никовича — и объединить их дела для первого судебного разбирательства. Симмонс Уэбб и его подручные кричали и протестовали, и даже угрожали обратиться в Верховный суд Миссисипи. Судья Олифант тут же по своим каналам выяснил, что члены Верховного суда относятся к страховым компаниям отнюдь не с большей симпатией, чем сам Джесси Руди.
В понедельник 2 марта зал суда был снова забит до отказа, зрители даже стояли вдоль стен, а судебные приставы старались поддерживать порядок. В коридоре возмущалась толпа разгневанных мужчин и женщин, тоже желавших попасть в зал заседаний. Вызвав адвокатов в свой кабинет, судья Олифант предупредил их, что не допустит никаких проволочек и будет жестко пресекать любые попытки затягивания дел.
С большим трудом были отобраны сорок семь потенциальных присяжных, которым вручили повестки, и все они явились в суд. Используя вопросник, составленный судьей и мистером Руди, тринадцать человек сразу исключили из списка, поскольку у них имелись свои иски о возмещении ущерба, ожидавшие рассмотрения страховыми компаниями. Четырех освободили по состоянию здоровья. Двоих — потому что во время урагана погибли их родственники. Троих — из-за знакомства с семьями других потерпевших.
Когда число участников сократилось до двадцати четырех, судья Олифант дал адвокатам по полчаса на опрос кандидатов в присяжные. Джесси удалось держать эмоции под контролем, но ни у кого не было сомнений в том, что он выступал защитником хороших парней, боровшихся со злом. Благодаря своим многочисленным клиентам он знал о двадцати четырех кандидатах намного больше, чем когда-либо могла узнать защита ЭРА.
Симмонс Уэбб производил впечатление своего в доску парня с глубокими корнями на юге Миссисипи, который оказался здесь, чтобы добиться правды. Однако временами он нервничал и, казалось, понимал, что толпа готова содрать с него шкуру заживо.
Потребовалось два часа, чтобы отобрать двенадцать присяжных, каждый из которых поклялся выслушать факты, взвесить доказательства и беспристрастно решить дело.
Не объявляя перерыва, судья Олифант дал адвокатам по пятнадцать минут на вступительное слово и кивнул Джесси, который тут же вскочил и направился к скамье присяжных, чтобы произнести самое короткое в своей карьере вступительное слово. Гейдж Петтигрю засек время — Джесси говорил одну минуту сорок секунд.
— Дамы и господа присяжные, нас здесь быть не должно. Вы не должны тут находиться, и у вас наверняка есть дела поважнее. Я не должен стоять здесь и обращаться к вам. Мой клиент, мистер Томас Луна, сидящий вон там в голубой рубашке, не должен жить в доме без крыши под одним лишь пластиковым брезентом для защиты от дождя, ветра, непогоды, холода, жары и насекомых. Он не должен жить в доме, где на стенах растет черная плесень. Он не должен жить в доме почти без мебели. То же самое и с мистером Оскаром Лэнски, джентльменом в белой рубашке. Он живет через два дома от мистера Луны, на Батлер-стрит, в полумиле к северу отсюда. Что касается моего третьего клиента, мистера Пола Никовича, то он не должен жить в сарае, принадлежащем его дяде из округа Стоун. Все три семьи должны жить в своих домах, за которые, добавлю, они продолжают платить ипотеку. Они могли бы жить в домах, поврежденных более полугода назад ураганом, и пользоваться всеми удобствами, что и до удара стихии. Однако их дома, надлежаще застрахованные полисами ЭРА, по-прежнему одиноко стоят под голубым брезентом вместо крыши и с заколоченными фанерой окнами.
Джесси сделал глубокий вдох, отступил на шаг и продолжил, возвысив голос:
— И они нормально жили бы в своих домах, если бы не преступные действия «Экшн риск андеррайтерз». — Тут он указал на Фреда Макдэниела, старшего оценщика компании, устроившегося рядом с Симмонсом Уэббом.
Макдэниел вздрогнул, но не отвел взгляда от папки, лежавшей перед ним на столе. Джесси повторил:
— Нас здесь не должно быть, но мы здесь. Итак, поскольку мы вынуждены собраться в этом зале суда, давайте не будем терять время. Через несколько часов у вас будет возможность сообщить мистеру Макдэниелу и его крупной компании из Чикаго, что люди здесь, в округе Гаррисон, считают, что контракт есть контракт, страховой полис есть страховой полис, и наступает время, когда жадным корпорациям придется раскошелиться.
Симмонс Уэбб был застигнут врасплох — он не ожидал, что Джесси будет столь лаконичен, — и пару секунд копался в бумагах.
— Мистер Уэбб, — поторопил его судья Олифант.
— Да, ваша честь, я как раз нашел полис. — Он встал и подошел к скамье присяжных, улыбаясь широко и фальшиво. — Дамы и господа присяжные, это полис домовладельца, выданный моим клиентом семье Луна. Он примерно такой же, как полученные господами Лэнски и Никовичем. — Он поднял полис и стал демонстративно перелистывать страницы. — Вот здесь, на пятой странице, четко сформулировано, я цитирую: «Из всех случаев страховой защиты, указанных здесь, исключаются повреждения основного жилого строения, а также пристроек, таких как крыльцо, навесы для автомобилей, гаражи, внутренние дворики, террасы и хозяйственные постройки, такие как хозяйственные сараи, сараи для инструментов и т. д., вызванные наводнениями, повышением уровня воды, приливами или нагонами в результате ураганов и/или тропических штормов».
Он бросил полис на стол и встал перед присяжными.
— Теперь это дело перестает быть таким простым, как кажется на первый взгляд. Ущерб, нанесенный ураганом, часто бывает сложно оценить, потому что почти при всех сильных ураганах некоторые дома повреждает сильный ветер и затапливает вода.
Уэбб начал бессвязно рассказывать, как трудно установить, что именно стало причиной ущерба определенной конструкции. Он пообещал присяжным представить свидетелей-экспертов, которые прошли подготовку в полевых условиях и покажут, что происходит во время сильного шторма. Он театрально пытался изобразить сочувствие всем «хорошим людям здесь», которые пострадали от урагана, и заверял, что и он, и его клиент присутствуют здесь, чтобы помочь. Присяжные скептически переглянулись. Уэбб несколько раз сбивался с мысли, и стало очевидно, по крайней мере для Джесси, что он пытается использовать старую стратегию: «Если у вас нет фактов, попробуйте их запутать».
— Еще одна минута, — наконец вмешался судья Олифант.
Когда Уэбб занял свое место, Джесси ощутил подъем. Его оппонент представлял крупнейшие страховые компании, ведущие бизнес в штате, и был известен как жесткий переговорщик. Однако было очевидно, что он привык улаживать дела до суда, а не выступать перед присяжными. Его вступительное слово не впечатляло.
Первым свидетелем был Томас Луна. После общих вопросов Джесси попросил его описать для присяжных ужас пережитого урагана с ветром, сила которого достигала, по оценкам, двухсот миль в час.[10] Луна был отличным рассказчиком, и адвокат его хорошо подготовил. Они с двадцатилетним сыном остались дома и несколько раз за ночь прятались в кладовке, где сидели, обнявшись, пока дом сильно трясло. Они боялись, что его вот-вот снесет ветром, как случилось со строением через дорогу, которое сорвало с фундамента и разбросало по округе, разорвав на куски. Штормовой нагон остановился в пятидесяти ярдах[11] от их дома. Мистер Луна описал уход урагана и даже солнечный свет, ласковый ветерок и невероятные разрушения на их улице.
Поскольку для присяжных в этом не было ничего нового, Джесси не стал комментировать выступление истца, а сразу представил смету ремонта от оценщика на общую сумму восемь тысяч девятьсот долларов. Другим документом был список мебели, предметов домашнего обихода и одежды, которые были уничтожены. Общая сумма ущерба составила одиннадцать тысяч триста долларов.
После тридцатиминутного перерыва на обед мистер Луна вновь занял место на свидетельской трибуне и был подвергнут перекрестному допросу Симмонсом Уэббом, который скрупулезно расспрашивал о каждой позиции в смете ремонта, словно подозревал потерпевшего в мошенничестве. Мистер Луна знал о столярном деле гораздо больше адвоката, и допрос превратился в настоящую перепалку. Джесси дважды пытался вмешаться:
— Ваша честь, мистер Уэбб просто тянет время. Жюри ознакомилось со сметой ремонта.
— Давайте двигаться дальше, мистер Уэбб.
Но адвокат продолжал методично и нудно гнуть свою линию. Когда он закончил, Джесси пригласил на трибуну Оскара Лэнски, а затем Пола Никовича, чьи истории были похожи. К половине пятого понедельника присяжные заседатели и зрители достаточно наслушались об ужасах урагана и ущербе, который он причинил. Судья Олифант объявил перерыв на пятнадцать минут, чтобы все могли размять ноги и выпить кофе.
Следующим свидетелем был подрядчик, который осматривал все три дома и оценивал ущерб. Он настаивал на своих выводах и смете ремонта и не позволил Уэббу поставить под сомнение их обоснованность. Имея колоссальный опыт, он знал, что поднимающиеся воды почти всегда оставляют линию затопления или отметку прилива, и обычно легко определить, сколько воды попало в здание. Во всех трех домах линии затопления отсутствовали. Ущерб был нанесен ветром, а не водой.
Примерно в половине восьмого судья Олифант наконец смягчился и закрыл слушания первого дня. Поблагодарив присяжных, он попросил их вернуться завтра к восьми утра и продолжить работу.
Первым свидетелем Джесси во вторник утром был профессор в области гражданского строительства из штата Миссисипи. Используя увеличенные схемы и карты, он отследил маршрут урагана, когда он обрушился на берег, а «глаз бури» прошел между заливом Сент-Луис и перевалом Кристиан. Используя данные, полученные во время шторма, а также задокументированные свидетельства очевидцев, он провел присяжных по пути штормового нагона. Он оценил его высоту от двадцати пяти до тридцати футов[12] в районе маяка Билокси, самой известной достопримечательности города, и показал большие фотографии полного разрушения участка шириной в полмили между пляжем и железнодорожными путями. За железнодорожной веткой, находившейся на высоте десяти футов[13] над уровнем моря, волна ослабла, поскольку вода растеклась по большей площади. В миле от берега высота нагона все еще составляла пять футов, и волну гнал вперед шквальный ветер. В районе Билокси, где проживали истцы, высота волны не превышала уже двух-трех футов и зависела от неровностей ландшафта. Профессор изучил тысячи фотографий и видеозаписей, сделанных впоследствии, и пришел к выводу, что три дома, о которых идет речь, находились за пределами последней досягаемости волны. Конечно, в низинах наводнение было сильным, но до Батлер-стрит вода не добралась.
Симмонс Уэбб оспорил выводы специалиста, возразив, что на самом деле никто не знает, где закончился штормовой нагон. «Камилла» нанесла удар посреди ночи. Снимать ураган в момент его пика было невозможно. Свидетели отсутствовали, потому что никто в здравом уме не стал бы выходить на улицу.
Имелось известное видео, на котором телеведущий прогноза погоды вел репортаж с автострады номер 90 в половине восьмого вечера. Ветер был «всего сто тридцать миль в час»[14] и продолжал набирать силу. Хлестал жуткий дождь. Затем ведущего сбил с ног мощный порыв ветра и потащил по разделительной полосе. Оператор снимал около трех секунд, как тот кувыркался на шоссе, а потом его самого опрокинуло на землю. Никаких других известных видеозаписей, на которых какой-нибудь сумасшедший ждал встречи с «Камиллой» так поздно, не существовало.
К полудню Джесси закончил свою часть выступления. Его, как и других, выводили из себя занудные дискуссии между Симмонсом Уэббом и его главным свидетелем, экспертом по ущербу от ураганов, работавшим в Американской страховой лиге в Вашингтоне. Доктор Пеннингтон всю свою жизнь копался в обломках, фотографировал, измерял и иным образом исследовал ущерб, нанесенный домам и другим зданиям сильными ураганами. После сбивающей с толку лекции о фактической невозможности узнать наверняка, был ли кусок строительного материала поврежден ветром или водой, он приступил к высказыванию противоречивых выводов по рассматриваемым случаям.
Если целью Уэбба с доктором Пеннингтоном было посеять сомнения и запутать присяжных, то им это блестяще удалось.
Двумя месяцами ранее Джесси два часа допрашивал эксперта под присягой и пришел к выводу, что тот произведет ужасное впечатление на любого жителя округа Гаррисон. Доктор был нудным, напыщенным и кичился своей ученостью. Хотя он уехал из Кливленда несколько десятилетий назад, до сих пор сохранил свой гнусавый резкий акцент верхнего Среднего Запада, который для всех жителей южнее Мемфиса был как скрип ножа по стеклу.
Когда Уэбб посчитал, что ему удалось озадачить присяжных, он передал свидетеля для перекрестного допроса Джесси, и тот вышел, чтобы разобраться с ним по полной. Он быстро установил, что доктор Пеннингтон проработал в компании АСЛ более двадцати лет; что эта самая АСЛ была организацией, финансируемой страховой индустрией для исследования всего подряд, от поджогов до безопасности автомобилей и уровня самоубийств; что подразделение АСЛ участвовало в лоббировании конгресса для получения большей защиты; что АСЛ часто привлекалась для оппонирования группам по защите прав потребителей по поводу законодательства; и так далее. После получасового допроса эксперта эта организация казалась настоящим воплощением зла.
Почувствовав, что присяжные начали терять терпение, Джесси решил нанести последний удар. Он спросил доктора Пеннингтона, сколько раз ему приходилось давать показания по делам об ураганах, когда речь шла о «ветре против воды». Тот самодовольно пожал плечами, будто их было слишком много, чтобы припомнить. Тогда Джесси спросил, как часто он говорил присяжным, что ущерб был нанесен ветром, а не водой.
Доктор Пеннингтон, явно колеблясь, бросил взгляд на Уэбба, не зная, что ответить. Джесси подошел к своему столу, похлопал по стопке бумаг толщиной не менее восемнадцати дюймов[15] и сказал:
— Ну же, доктор Пеннингтон. У меня есть все ваши показания прямо здесь. Когда вы в последний раз давали показания в пользу держателя полиса, а не против него? Когда вы в последний раз пытались помочь пострадавшему от шторма? Когда в последний раз высказывали мнение, противоречащее интересам страховой компании?
Доктор Пеннингтон замялся, подбирая слова. Прежде чем он успел ответить, Джесси заявил:
— Я так и думал. Вопросов больше нет, ваша честь.
Присяжным были переданы три дела в десять минут пятого. Судебный пристав проводил их в совещательную комнату, куда им принесли кофе и пончики.
Через двадцать минут они вернулись. Большинство даже не успело доесть свои пончики, а адвокаты и зрители посетить туалет, когда судебный пристав сообщил Олифанту, что вердикты вынесены.
Все заняли свои места, и он прочитал записку старшины присяжных. Присяжные вынесли решение в пользу всех трех истцов и присудили выплатить Томасу Луна одиннадцать тысяч триста долларов; восемь тысяч девятьсот долларов Оскару Лэнски и тринадцать тысяч восемьсот долларов Полу Никовичу. Кроме того, присяжные обязали ЭРА выплатить истцам по семь долларов в день в качестве расходов на проживание, как записано в полисе, за все сто девяносто восемь дней, прошедших со дня повреждения их домов. В довершение ко всему ко всем подлежащим истцам выплатам добавлялась пеня в размере пяти процентов годовых на весь период, начиная с 17 августа, то есть дня, когда разразился ураган.
Другими словами, коллегия присяжных присудила удовлетворить целиком и полностью все требования, которые содержались в подготовленных Джесси исках, и наверняка увеличила бы сумму выплат, будь это в ее власти.
Пригласив в кабинет адвокатов, судья Олифант снял мантию и предложил им сесть. Двухдневное испытание было утомительным. Суды присяжных всегда требовали большой отдачи сил, но переполненный зал суда и предстоящие слушания усиливали напряжение еще больше.
— Хорошая работа, ребята. Я не сомневался, что мы сможем управиться за два дня. Есть идеи, как упростить следующий раунд?
Джесси хмыкнул и посмотрел на Симмонса Уэбба.
— Конечно. Просто скажите своему клиенту заплатить по искам.
Уэбб улыбнулся и ответил:
— Ну, Джесси, вам же известно, что адвокат не всегда может указывать клиенту, что делать, особенно если у того много денег и он ничего не боится.
— Так как же нам их напугать?
— По моему опыту, эти компании делают то, что хотят, не считаясь ни с чем.
Судья Олифант заметил:
— Я уверен, где-то в недрах ЭРА есть группа актуариев, которые все посчитали и сказали большим боссам наверху, что будет дешевле отклонить все требования и оплатить судебные издержки. Я прав, мистер Уэбб?
— Судья, я не могу обсуждать процесс принятия решений моего клиента. Даже если бы и знал. А знать, поверьте, не хочу. Я просто делаю свою работу и получаю за нее деньги.
— И вы отлично с этим справляетесь, — похвалил Джесси из вежливости. Он по-прежнему был невысокого мнения о тактике Уэбба в зале судебных заседаний.
Судья обратился к Джесси:
— И у вас есть еще три готовых к рассмотрению дела?
— Давным-давно, судья.
— Хорошо, мы начнем в восемь утра.
При поддержке благожелательно настроенного судьи конвейер судебных разбирательств Джесси заработал в полную силу. За первые две недели марта он провел одиннадцать дел против ЭРА и выиграл их все. Это стало серьезным испытанием, и, когда оно закончилось, все были так переутомлены, что понадобился перерыв. Уэбб и его команда поспешно уехали обратно в Джексон, надеясь никогда больше не возвращаться в Билокси. Судья Олифант занялся рассмотрением других неотложных дел. Джесси вернулся в свой офис, чтобы разобраться с другими клиентами, чьи дела не были связаны с последствиями урагана, но это оказалось практически невозможно. Чем больше судебных процессов он выигрывал, тем чаще о нем писали в «Галф-Коуст реджистер» и тем количество людей, стучавшихся в его дверь, все росло.
Приговоры приносили удовлетворение в профессиональном и моральном плане, но никак не в финансовом. Джесси не удалось выжать ни цента ни из ЭРА, ни из других крупных страховых компаний, отказывавшихся урегулировать споры в досудебном порядке. Некоторые страховщики помельче, испугавшись, предпочитали прибегнуть к досудебному урегулированию, так что какие-то деньги все же поступали. У него была почти тысяча требований к девяти компаниям на получение оплаты по результату. Вместо гонорара в одну треть от суммы иска, который обычно просили за свои услуги адвокаты, Джесси соглашался на двадцать процентов. Однако при расчетах он не мог себя заставить взять деньги у клиентов, столь много потерявших, и снижал оплату до десяти процентов.
Позже в том же месяце Джесси, его бюро и клиенты получили удручающее уведомление от Симмонса Уэбба о том, что ЭРА обжалует вердикты в Верховном суде штата Миссисипи, где рассмотрение апелляций обычно занимает два года. Это было неприятное известие, и Джесси позвонил Уэббу в Джексон, чтобы выразить протест. Уэбб, который относился к нему все с большей симпатией, объяснил, что лишь выполнял указания своего клиента.
Затем Джесси связался с судьей Олифантом, только что узнавшим об апелляциях. В частной беседе они ругали последними словами и ЭРА, и страховую отрасль в целом.
В конце марта судья нашел окно в расписании своих слушаний и уведомил стороны, что назначает еще три судебных процесса, которые начнутся в понедельник тридцатого числа. Посчитав это поспешным и неправомерным, Уэбб выразил недовольство, на что Олифант посоветовал ему привлечь к работе своих многочисленных талантливых подчиненных и перестать жаловаться. Никто не испытывал сочувствия к крупнейшей юридической фирме штата. Уэбб со своей командой явился, вновь был выпорот, как и в первых одиннадцати слушаниях, и уполз обратно в Джексон, поджав хвост.
После двухнедельного перерыва наступило время очередного раунда. Судья Олифант выразил обеспокоенность тем, что в округе Гаррисон они уже исчерпали возможность найти присяжных в соответствии с требованиями закона. Слишком у многих в округе были конфликты интересов и эмоциональная вовлеченность в суть происходящего. Он решил перенести следующие слушания в Уиггинс, главный административный центр округа Стоун, что в сорока милях севернее Билокси. Возможно, там им удастся найти более объективных присяжных.
Но это было маловероятно. «Камилла» все еще относилась к урагану третьей категории, когда пересекла границу округа и нанесла в Уиггинсе и его окрестностях ущерб на сумму двадцать миллионов долларов.
Шестнадцатого апреля судья Олифант потратил долгие восемь часов, чтобы отобрать из списка кандидатов в присяжные двенадцать человек, которым он мог доверять. Не то чтобы это имело значение. Порядочных людей из округа Стоун страховщики возмущали не меньше, чем их южных соседей, и пощады от них ждать не приходилось. За десять дней в суде были рассмотрены семь дел, и все оказались выиграны истцами.
Уэбб, потерпев поражение, сообщил Джесси, что его последняя партия приятных маленьких вердиктов также будет обжалована.
Уиггинс находился на полпути к Хаттисбергу, где Кит Руди заканчивал учебу в Университете Южного Миссисипи. Вместо посещения занятий и ухаживаний за девчонками у бассейна он проводил время в зале суда в Уиггинсе, делая заметки, наблюдая за присяжными и постигая тонкости судебного разбирательства. Его приняли на юридический факультет Университета Миссисипи, и он начал там обучение, поступив в летнюю школу. Кит намеревался начать работать в фирме отца менее чем через три года.
После двадцати одного рассмотрения в зале суда того, что можно считать «незначительными требованиями», стало понятно следующее: во-первых, Джесси Руди не отступает и при необходимости сможет вести тысячу дел; во-вторых, при рассмотрении апелляций он будет биться до конца, отстаивая вынесенные вердикты; в-третьих, хотя он разбивал в пух и прах адвокатов защиты и добивался известности, его стратегия не давала желаемых результатов. ЭРА, похоже, это ничуть не смущало — там, в Чикаго, конечная прибыль страховщиков была надежно защищена воздвигнутыми редутами, в то время как их клиенты по-прежнему жили под прохудившимся брезентом вместо крыши и с черной плесенью на стенах. Недовольство клиентов росло. А сам Джесси был на грани срыва.
В течение нескольких месяцев Джесси не давал покоя судье Олифанту, обращаясь к нему как письменно, так и в частных беседах, чтобы тот позволил ему подать иск о выплате штрафных убытков. Намерения крупных страховых компаний были выявлены в открытом суде: они решили отрицать все законные требования, игнорировать страхователей и запугиванием принуждать их к подчинению, а затем прятаться за уловками лучших юристов, которых только можно купить за деньги. Все это говорило о недобросовестности и могло послужить основанием для наложения штрафных санкций. Джесси нужен был шанс вытащить на свет божий руководство ЭРА, после чего все должно было измениться.
Судья Олифант слыл традиционалистом с консервативными взглядами на возмещение ущерба. Он никогда не позволял поднимать вопрос об убытках, присуждаемых в порядке наказания, и сама мысль, что адвокаты запустят руку в активы компании, чтобы получить больше, чем было потеряно, вызывала у него отвращение. Не верил он и в то, что штрафные убытки смогут кого-то отвратить от неправомерного поведения в будущем. Но его возмущали действия страховых компаний, и он с состраданием относился к страхователям, с которыми так безобразно обращались. В конце концов, судья согласился и дал Джесси зеленый свет.
Симмонс Уэбб был шокирован таким развитием событий и пригрозил подать промежуточную апелляцию в Верховный суд штата. В Миссисипи штрафные санкции были неслыханной практикой.
Судья Олифант убедил его, что это было бы ошибкой.
Этот иск был одним из многих, поданных Джесси против ЭРА, только речь в нем шла о более серьезном ущербе по сравнению с другими. Дом был непригоден для жилья, и подрядчик оценил ремонт в шестнадцать тысяч четыреста долларов. Джесси сразу взял быка за рога. Когда на кафедру был приглашен первый оценщик, Джесси показал ему серию увеличенных фотографий поврежденного дома. Молодому человеку явно посчастливилось не участвовать раньше в судебных слушаниях, но недостаток опыта сослужил ему плохую службу. Он принял вызов адвоката участвовать в своеобразном спарринге и заглотил достаточно наживок, чтобы точно не сорваться с крючка. Просматривая одну фотографию за другой, оценщик определял причину повреждения стен, пола и дверей как затопление штормовым нагоном, после чего Джесси попросил его объяснить, как такое возможно, если доказано, что волна не добралась до дома. Стало очевидно, что оценщик говорил так, как ему велело начальство.
Следующим был его босс, окружной менеджер, которому явно стало не по себе, как только он поклялся говорить правду. Компания ЭРА отправила клиенту Джесси три письма с отказом, и он попросил окружного менеджера прочитать все три присяжным. В третьем письме иск был отклонен из-за «очевидного повреждения водой». Джесси зацепился за эту фразу и, используя как оружие, снова и снова стирал менеджера в порошок, пока судья Олифант не попросил его остановиться. Не вызывало сомнений, что присяжным это действо очень понравилось.
Вице-президент ЭРА, которому, по-видимому, просто не повезло вытащить короткую соломинку, занял место свидетеля, защищавшего честь своей компании. В яростном перекрестном допросе, который Симмонс Уэбб пытался неоднократно остановить, Джесси наконец решил во что бы то ни стало докопаться до истины. На момент удара «Камиллы» у ЭРА было застраховано 3874 дома в округах Гаррисон, Хэнкок и Джексон. На сегодняшний день подали иски почти 80 процентов домовладельцев, или 3070, если быть точным.
— А из этого числа, сэр, сколько требований было удовлетворено вашей компанией?
— Трудно сказать. Нужно посмотреть по документам.
— Вам сказали принести документы.
— Я не могу ответить сразу. Мне нужно посоветоваться с адвокатом.
Судья Олифант, давно отказавшийся от роли беспристрастного арбитра, прорычал:
— Сэр, передо мной повестка в суд. Вам было приказано принести все материалы, связанные с требованиями возмещения, поданными после урагана.
— Да, сэр, но вы понимаете…
— Я расцениваю это как неуважение к суду.
Симмонс Уэбб поднялся, но, похоже, не знал, что сказать. Джесси быстро вмешался, практически закричав:
— Все в порядке, ваша честь, у меня есть все, что нужно.
Он помахал тонкой папкой обычного размера. В зале суда установилась полная тишина, Уэбб буквально рухнул на стул. Выдержав театральную паузу, Джесси подошел к свидетелю и сказал:
— Ваша честь, в этой папке у меня копии всех законных требований, которые были оплачены и урегулированы ЭРА.
Он повернулся к присяжным и раскрыл папку. В ней было пусто. Из нее ничего не выпало.
Джесси со злостью указал на вице-президента:
— Ни одного. Ни одно требование не было удовлетворено вашей мошеннической компанией.
Уэббу удалось снова вскочить, он попытался протестовать:
— Возражаю, ваша честь! Это определение оскорбительно!
Судья Олифант поднял обе руки, Джесси ждал выговора. Все смотрели на судью, который начал чесать затылок, будто решая, следует ли вычеркнуть из протокола слово «мошеннической». Наконец он сказал:
— Мистер Руди, слово «мошеннический» неуместно. Протест удовлетворен.
Уэбб, негодуя, разочарованно покачал головой:
— Ваша честь, я настаиваю на том, чтобы это было вычеркнуто из протокола.
Именно этого и добивался Джесси.
— Да, хорошо, дамы и господа присяжные, я сделал мистеру Руди замечание и прошу вас продолжать, будто слово «мошеннический» не было произнесено.
С этого момента слово «мошеннический» прочно утвердилось в головах присяжных и не раз звучало в последующем обсуждении их вердикта.
Они присудили истцу шестнадцать тысяч четыреста долларов в качестве возмещения фактического ущерба плюс ежедневные расходы плюс проценты с этой суммы за весь период после урагана. И еще они присудили пятьдесят тысяч долларов в качестве штрафных санкций, что явилось рекордом для судов штата Миссисипи.
Вердикт попал на первую полосу «Галф-Коуст реджистер» и теперь обсуждался во всех адвокатских конторах и судах на Побережье. Решение стало настоящим шоком для руководства страховых компаний, одетых с иголочки и сидящих в роскошных апартаментах. Это разрушило каменную стену их отказов и привело к краху их стратегию.
В первую неделю мая Джесси повторил свое выступление в переполненном зале в здании суда округа Хэнкок в Бэй-Сент-Луисе. Среди большого количества клиентов он выбрал одного с полисом, выданным четвертой по величине страховой компанией на Побережье «Коуст стейтс кэжуалти», чьи действия вызывали у него особое возмущение. Ее юристы, также из крупной фирмы в Джексоне, подверглись яростному нападению с первым ударом молотка, а руководители, вынужденные явиться по повестке в суд из Нового Орлеана, были растеряны и не могли состязаться с Джесси в аргументации. Они всячески избегали слушаний в залах суда, где безраздельно царствовал Джесси.
Разгневанное жюри присудило компании штраф в размере пятидесяти пяти тысяч долларов.
На следующей неделе, снова в округе Хэнкок, Джесси опять начал слушания в привычном стремительном темпе, который довел до совершенства, а затем затаился в засаде, чтобы разгромить корпоративных рупоров «Оулд Потомак имердженси», присланных для защиты активов компании. Они пытались прикрыться полевыми отчетами, в которых однозначно утверждалось, что рассматриваемые повреждения вызваны водой, а не ветром. Один руководитель, пораженный силой натиска адвоката истца, так растерялся, что назвал «Камиллу» ураганом «Бетси», тоже легендарным штормом, случившемся, правда, в 1965 году.
Жюри присяжных присудило удовлетворить все требования, изложенные в иске, до последнего цента, и для полного счастья добавило сорок семь тысяч долларов штрафа.
Как и другие, вынесенные вердикты были обжалованы в Верховном суде штата Миссисипи.
Кит в мае завершил учебу в Университете Южного Миссисипи по специальности «Политология». Ему было двадцать два года, он все еще оставался холост и страстно желал начать в июне учебу на юридическом факультете Университета Миссисипи. Он не поехал с друзьями отдыхать на Багамы, а отправился прямо в юридическую контору своего отца, куда обычно приезжал на выходных. Кит быстро подружился с Гейджем и Джином Петтигрю, и, несмотря на долгий рабочий день из-за плотного рабочего графика, они находили время расслабиться. Поздно вечером, когда Джесси наконец отправлялся домой, ребята запирали двери и приносили пиво.
Во время одной из таких посиделок Киту пришла в голову блестящая мысль выпускать ежемесячный информационный бюллетень для клиентов с обновлениями по всем аспектам судебных процессов, связанных с «Камиллой». Там можно было размещать отчеты о судебных слушаниях, последние приговоры, перепечатки статей из газет, интервью со страхователями, рекомендации добросовестных подрядчиков и так далее. Конечно, Джесси будет что сказать в каждом выпуске. Он стал самым популярным юристом на Побережье, а страховые компании были охвачены паникой. Люди хотели читать о нем. В список рассылки будут включены все клиенты, которых сейчас насчитывалось более тысячи двухсот, а также другие адвокаты, их помощники, служащие судов и даже судьи. И самой блестящей идеей было включение всех страхователей со страховыми требованиями.
Джин опасался, что могут возникнуть сложности из-за того, что бюллетень могут посчитать рекламой адвокатских услуг, а это по-прежнему строго запрещено в штате. Гейдж, со своей стороны, не видел тут проблемы. Информационный бюллетень не являлся открытой попыткой привлечь клиентов. Скорее, это просто средство обмена информацией с людьми, которые в ней нуждались. Кит считал это редким, идеальным моментом, чтобы: во-первых, порадовать клиентов; во-вторых, исподволь привлечь новых клиентов и, в-третьих, напомнить избирателям в округе Второго окружного суда, что Джесси Руди — крутой юрист, которому следует доверять. Информационный бюллетень мог бы стать прекрасной визитной карточкой и первым залпом в схватке за пост окружного прокурора в следующем году, причем без политической составляющей.
Кит написал первый информационный бюллетень, назвал его «Ураган „Камилла“: отчет о судебном процессе» и показал отцу, на которого он произвел сильное впечатление. Отец и сын разошлись во мнениях относительно списка рассылки, и Джесси не сомневался, что рассылка будет расценена как реклама. Он неохотно согласился на первоначальный тираж в две тысячи экземпляров для уже имевшихся клиентов и тех, кто сам связался с его офисом.
Информационный бюллетень имел оглушительный успех. Клиентам понравилось внимание к их проблемам и то, с каким рвением адвокат занимался их решением. Они показывали свои брошюры друзьям и соседям. В офис стали приходить новые люди с бюллетенем в руках, и все просили встречи с мистером Руди. Никто в фирме не знал, что Кит выпустил сотни дополнительных экземпляров первоначального информационного бюллетеня, практически полностью написанного им самим. Он, не афишируя, оставлял их в зданиях суда, на почте, в мэрии и большой полевой палатке, которая стала неофициальным местом встречи в общине «Камилла-Вилль».
А потом пришло время учебы на юридическом факультете. В свой последний вечер в Билокси Кит встретился с Джоуи и Дэнни в открывшейся дешевой забегаловке в Бэк-Бэй, занимавшей часть бывшей устричной и консервного завода. В городе по-прежнему оставались тысячи спасателей, и кто-то, сообразив, что всем этим людям захочется выпить, открыл бар. Как ни удивительно, в нем не было ни стриптизерш, ни комнат наверху, ни игровых автоматов.
Очистка разрушений, причиненных ураганом, шла полным ходом, но на это требовались годы, а не месяцы. Многие дома, магазины и офисы так и не будут восстановлены. Горы обломков ждали своей очереди на вывоз и уничтожение. Дэнни работал на государственного подрядчика из Далласа и водил самосвал по десять часов в день. Работа не самая престижная, но платили хорошо. Джоуи рассказал о рыболовном бизнесе, который неплохо восстанавливался. Из-за урагана рыбы не было почти месяц, но потом она, как всегда, вернулась. Огромное количество мусора, смытого волной, теперь оказалось на дне залива, и рыба с удовольствием там нерестилась. Особенно обильным был улов устриц.
Наконец, они заговорили о Хью. Кит не видел приятеля не меньше трех лет, во всяком случае, с последних выборов. И это хорошо, согласились двое других. Время от времени они с ним пересекались, и он ясно дал понять, что ни он, ни его отец не желают иметь с семьей Руди ничего общего. Слишком много было сказано в пылу предвыборной кампании. Джесси пообещал взяться за ночные клубы и закрыть их за незаконную деятельность. Он даже разместил фотографию «Красного бархата» в одной из своих рассылок.
— Держись от него подальше, — посоветовал Дэнни. — С ним не оберешься неприятностей.
— Ой, да ладно, — не поверил Кит. — Если бы Хью зашел прямо сейчас, я бы купил ему пива, и мы поболтали бы о футболе. Что он собирается делать?
Дэнни и Джоуи обменялись взглядами. Они знали больше, чем хотели сказать.
Пожав плечами, Джоуи ответил:
— Он часто пускает в ход кулаки, Кит, ему нравится стоять у входа и наводить страх. И, как всегда, он любит просто подраться.
— Отец заставляет его работать вышибалой?
— Нет, он сам захотел. Считает, там настоящая жизнь. И к тому же он смотрит на девушек первым.
— Он говорит, что однажды встанет у руля, и хочет изучить бизнес с нуля, — добавил Дэнни. — Он возит своего старика, не расстается с оружием, околачивается в клубах, пробует женщин. Он настоящий бандит, Кит. Ты не захочешь иметь с ним ничего общего.
— Я думал, вы по-прежнему дружите.
— Так было до урагана, но сейчас все по-другому. Он теперь в другой лиге, крутой донельзя, просто плейбой. Больше он мне не друг.
Чтобы сменить тему, Джоуи спросил:
— Ребята, а вы читали о Тодде Фостере, парне из Оушен-Спрингс?
Оба отрицательно покачали головой.
— Так я и думал. Пару недель назад Тодд Фостер погиб во Вьетнаме, став двадцать третьей жертвой с Побережья. Наверное, умом он не блистал, потому что сначала вызвался добровольцем, а потом дважды продлевал контракт.
— Ужас, — сказал Кит, хотя такие истории никого уже не удивляли.
— Как бы то ни было, у парня имелось прозвище. Попробуйте его угадать.
— Откуда нам знать? Коротышка. Коротышка Фостер.
— А как насчет другого? Косматый, например. Косматый Фостер. Парень, которого мы видели на «Золотых перчатках», когда они с Хью накостыляли друг другу выше крыши. Судья тогда объявил ничью.
Кит был поражен и заметно погрустнел.
— Как же мы не сообразили? Мы ведь все были там и орали как резаные: «Хью, давай! Хью, давай!»
— Я никогда тот бой не забуду, — подхватил Дэнни. — Косматый был крепким орешком и умел держать удар. А разве они больше не дрались?
Джоуи улыбнулся:
— Помнишь? Хью сказал, у них было еще два боя, каждый выиграл по разу, а потом как-то вечером они подрались в клубе, когда Косматый слетел с катушек. По словам нашего дорогого друга Хью, он победил нокаутом.
— Само собой. Хью когда-нибудь проигрывал бой, которого никто не видел?
Все засмеялись и сделали по глотку. Они дружили с первого класса на Пойнте и немало пережили вместе. Киту хотелось, чтобы эта дружба длилась вечно, но он боялся, что их пути разойдутся. Дэнни еще не определился, чем заниматься в жизни, и пока похвастаться ему было нечем. Джоуи, казалось, был доволен тем, что идет по стопам отца и всю жизнь будет рыбачить. А Хью уже откололся. Неудивительно, что он стал своим в преступном мире, из которого не было возврата. Профессиональные гангстеры, подобные Лэнсу Малко, или попадали в тюрьму, или получали пулю, или умирали за решеткой. Хью ждало такое же будущее.
Судебные разбирательства перешли на новый уровень. Страховые компании могли позволить себе не обращать внимания на иски о возмещении ущерба, но не способны были противостоять разгневанным присяжным, готовым сделать все, о чем просил Джесси Руди. Когда стоимость иска в размере пятнадцати тысяч долларов увеличилась в четыре раза за счет штрафных санкций, настало время выбросить белый флаг. Однако капитуляция оказалась затяжной, а потому разочаровала многих.
Прорыв произошел в зале суда в Уиггинсе, когда адвокаты ждали судью Олифанта, который должен был начать отбор присяжных. Симмонс Уэбб подошел к столу истца и, наклонившись, прошептал:
— Джесси, с моего клиента достаточно.
Хотя эти слова и были волшебными, выражение лица Джесси не изменилось, когда он предложил:
— Пойдемте к судье.
Судья Олифант снял мантию и жестом пригласил обоих занять место за небольшим столом для совещаний.
— Ваша честь, — произнес Уэбб, — мне наконец удалось убедить своего клиента урегулировать эти дела и оплатить требования.
Его честь не мог сдержать улыбку. Он устал от бесконечных процессов и нуждался в передышке.
— Отличная новость, — сказал он. — И что вы предлагаете?
— Ну, в рассматриваемом нами случае страхователь требует возмещения убытков в размере тринадцати тысяч долларов. Мы выпишем чек на эту сумму.
— Этого мало, — возмутился Джесси. — Вы сидели на этих деньгах почти год и не можете не понести ответа. Любое урегулирование должно включать проценты и расходы на проживание.
— Я не уверен, что ЭРА на это пойдет.
— Тогда давайте начнем слушание. Я готов, судья.
Судья воздел руки вверх, призывая к тишине, и, взглянув на Уэбба, произнес:
— Если вы хотите уладить дела миром, то все должно быть сделано правильно. Эти люди имеют право на возмещение убытков, расходы и проценты. До сих пор все присяжные считали именно так.
— Судья, поверьте, мне об этом известно, но мне нужно поговорить с клиентом. Дайте мне пять минут.
— И еще кое-что, — добавил Джесси. — Я взялся вести эти дела за гонорар в двадцать процентов, но считаю непорядочным брать его из денег, в которых так отчаянно нуждаются мои клиенты. Подача исков вызвана недобросовестностью вашей компании. Таким образом, ваша компания заплатит мне по пятьсот долларов за юридические услуги по каждому делу.
Уэбб возмутился и саркастически напомнил:
— Это не предусмотрено полисом.
— Как и штрафные санкции, — парировал Джесси.
Уэбб поперхнулся, но промолчал.
— И с каких это пор ваш клиент выполняет условия полиса? — не унимался Джесси.
— Не надо пафоса, Джесси. Присяжных здесь нет.
— Здесь нет, а там есть, и я готов добавить это к общим требованиям и устроить нам еще один суд. Если все пойдет хорошо, я попрошу сто тысяч в качестве штрафных санкций.
— Не надо кипятиться. Дайте мне пять минут, хорошо?
Уэбб вышел из кабинета, и судья с Джесси с облегчением вздохнули.
— Неужели это закончится? — спросил Олифант, будто обращаясь к себе вслух.
— Не исключено. Это может оказаться началом конца. На прошлой неделе я встречался в Джексоне с юристами прибрежных штатов, пытаясь урегулировать дела. Впервые они согласились сесть за стол переговоров. Но большие боссы до сих пор не моргнули и глазом. Если ЭРА и прибрежные штаты сдадутся, остальные быстро последуют их примеру.
— Сколько у вас сейчас дел?
— Полторы тысячи против восьми компаний. Но я подал только две сотни исков, где дома явно повреждены именно ветром. Остальные, как вы знаете, сложнее. Их будет труднее выиграть из-за повреждения водой.
— Пожалуйста, Джесси, не подавай больше исков. С меня довольно этих разбирательств. И есть еще нечто, беспокоящее меня. Я перестал быть беспристрастным, а для судьи это плохо.
— Понимаю, судья, но никто не может вас в этом упрекнуть. Чертовы страховые компании прогнили насквозь, и если бы вы не удовлетворили мой иск о штрафных санкциях, то воз был бы и ныне там. Вы сделали урегулирование возможным, судья.
— Нет, эта заслуга целиком ваша. Ни один другой юрист на Побережье не осмелился бы на такой шаг. Да, многих наняли добиться справедливости, но все они ждут, когда вы заставите компании сдаться.
Джесси улыбнулся, соглашаясь. Когда через несколько минут вернулся Уэбб, на его лице играла широкая улыбка, а глаза сияли. Он протянул руку и сказал:
— Договорились.
Джесси, обменявшись с ним рукопожатием, повторил:
— Договорились. Теперь мы не покинем этот кабинет, пока у нас не будет письменного соглашения, засвидетельствованного судьей, которое распространится на все мои дела и клиентов.
Судья Олифант надел мантию, прошел в зал суда и отпустил приглашенных кандидатов в присяжные. Джесси сообщил своему клиенту, что дело улажено, а чек уже выписывается.
Однако прошли недели, прежде чем кто-либо действительно увидел чек. ЭРА, написав методичку по отказам в выплате, просто перешла к следующему этапу проволочек. Оценщики часто не отвечали на телефонные звонки вообще, и никогда не отвечали сразу. Удивительное количество документов потерялось при пересылке почтой. Все письма от компании отправлялись в самый последний момент. Излюбленная уловка заключалась в том, чтобы договориться с теми, кто нанял адвокатов, и игнорировать тех, кто этого не сделал.
Через две недели после уступки ЭРА другие компании прибрежных штатов согласились удовлетворить исковые требования, но и они всячески затягивали процесс. К концу июля почти все страховщики согласились на решение споров в досудебном порядке. Подрядчики внезапно оказались нарасхват, и разрушенные кварталы стали шумными от бесконечного стука молотков и визга электропил.
Адвокатское бюро «Руди и Петтигрю» получило первую партию чеков за восемьдесят одного клиента, подавшего в суд на ЭРА. На счете в банке оказалось чуть более сорока тысяч долларов комиссионных, что позволило решить немало финансовых проблем. Джесси выписал солидные премии своим партнерам, секретарю и помощнику юриста, работавшему неполный рабочий день. Немного денег он отнес Агнес и детям. Затем отправил чек Киту в университет, а пять тысяч долларов положил на свой предвыборный счет, который он никогда не закрывал.
Судебные тяжбы были далеки от завершения. Его клиенты, которые жили ближе к пляжу, понесли ущерб, явно вызванный волной. Позиция Джесси заключалась в том, что ветер со скоростью не менее 175 миль в час[16] срывал крыши и разрушал веранды за несколько часов до штормового нагона. Однако для доказательства этого утверждения требовалось привлечение специалистов и финансирование.
Через год после дня чудовищного стихийного бедствия стояло чудесное утро, и возле развалин церкви Искупителя — старейшего епископального храма на Побережье — собралась толпа. В течение получаса, пока подходили люди, играл муниципальный оркестр. Пресвитерианский пастор вознес торжественную молитву, его сменил священник, выступивший с небольшой проповедью. Мэр Билокси говорил о несгибаемой воле и бойцовском духе жителей Побережья. Показав направо, он рассказал о восстановлении гавани Билокси. Слева от него за автострадой номер 90 строился новый торговый центр. Большая часть завалов была расчищена, и с каждым днем шум восстановления делался все громче. Израненное и измученное как никогда прежде Побережье начало подниматься с колен.
Был открыт красивый памятник погибшим.
Когда ураган сровнял с землей ночные клубы, оставив на их месте лишь бетонные плиты, в определенных кругах стали поговаривать, что, возможно, Бог тем самым выразил свою волю и свершил свой суд над нечестивыми. После натиска стихии об этом любили рассуждать отдельные проповедники. Печально известного порока Билокси больше не было. Хвала Господу.
Однако грешники не отказывались от своих дурных привычек и по-прежнему хотели выпить. Когда через три месяца после урагана «Красный бархат» и «О’Мэлли» открылись вновь, их мгновенно заполнили посетители, а перед входом стояли длинные очереди. Поданный пример вдохновил многих падких до легкой наживы корыстолюбцев. Некогда дорогая земля, обращенная к пляжу, теперь пустовала, и многие домовладельцы не собирались возвращаться. Зачем возводить дорогой дом и рисковать, что его снесет очередная «Камилла»? Цены на землю резко упали, что лишь подстегнуло интерес строителей.
К Рождеству 1969 года вдоль Стрипа начался строительный бум. Здания возводились из дешевых материалов и едва выдерживали порывы ветра во время хорошей летней грозы. Их украшали всевозможные навесы, портики, разноцветные двери, фальшивые окна и кричащие неоновые вывески.
На Побережье по-прежнему находилось много строителей, поденщиков, волонтеров, бродяг и гвардейцев, не говоря уже о новобранцах на базе ВВС, и в городе быстро росла популярность ночных заведений. Отрасль порока, пожалуй, сумела первой восстановиться после урагана полностью.
Старое здание, в котором располагалась «Стоянка грузовиков», было из бетона и кирпича, что позволило ему выдержать бешеный напор ветра и воды. Лэнс поручил Хью провести ремонт и реконструкцию, и, когда заведение вновь открылось в феврале, тот решил устроить свое пристанище именно там. Он хотел держаться подальше от отца и Невина Нолла. Ему исполнилось двадцать два года, и он жаждал самостоятельности. Он устал возить отца и слушать его непрошеные советы. Ему надоело разнимать драки в «Фокси» и «Красном бархате», смешивать напитки вместо отлучившегося бармена, выслушивать надоевшие нравоучения матери об опасностях и пороках преступной жизни. Он не устал от девушек, но хотел более серьезных отношений. У него была своя квартира, он жил один, и ему это нравилось, но чувство неудовлетворенности овладевало им все сильнее.
Официально работа Хью заключалась в управлении заправками, в которых продавался дешевый бензин, и круглосуточными магазинами при них. У Лэнса на Побережье их было несколько, и он их использовал для отмывания денег, которые приносили клубы. Поставки в магазины оплачивались наличными, причем со скидками, и товары на полках становились совершенно законными. Их продажи должным образом регистрировались, велся надлежащий учет, налоги платились вовремя. Во всяком случае, за большую часть товаров. Правда заключалась в том, что около половины всех доходов никогда не регистрировались в бухгалтерских книгах. Грязные деньги становились еще грязнее.
Хью бросил бокс, когда понял, что его сильные стороны — умение держать удар, быстрые руки и любовь к драке — сводились на нет нежеланием соблюдать режим. Ему всегда нравилось заниматься в спортзале, но Бастер в конце концов прогнал его, поймав на курении в третий раз. Хью слишком любил пиво, сигареты и ночную жизнь, чтобы оставаться в хорошей спортивной форме. Бросив бокс, он проводил дни, слоняясь по «Стоянке грузовиков», где играл в бильярд и просто убивал время. Он любил покер и подумывал о том, не стоит ли поехать в Вегас, чтобы заняться им профессионально, но выигрывать стабильно у него никогда не получалось. Он стал настоящим мастером бильярда и выиграл несколько турниров, но тут призовой фонд был весьма скромным.
Зарабатывать на жизнь честным трудом ему никогда не хотелось. Он встречался с контрабандистами наркотиков и попробовал себя в этом бизнесе, но не пожелал им заниматься. Деньги там крутились большие, но риски были намного выше: можно было как получить пулю, так и оказаться за решеткой. Стукачей там хватало, и Хью знал людей, которых отправили в тюрьму на десятилетия. Он также слышал о паре человек, которых связали и с кляпом во рту утопили в заливе.
Однажды вечером, когда он играл в бильярд, в его жизни появился Джимми Крейн. Хью никогда не видел его раньше, и никто не знал, откуда он взялся. За пивом Джимми сообщил, что совсем недавно вышел по УДО из федеральной тюрьмы, где отсидел четыре года за контрабанду оружия из Мексики. У харизматичного и забавного Джимми оказался отлично подвешен язык, и он рассказал множество баек о тюремной жизни. Его отец был членом мафии Дикси и руководил бандой грабителей банков в Южной Каролине. Один налет пошел не так, отца подстрелили, и он, едва выжив, теперь отбывал за решеткой пожизненный срок. Джимми утверждал, что разрабатывает план его побега. Хью и другие сомневались в правдивости большинства рассказов Джимми, но все равно слушали и смеялись.
Джимми стал завсегдатаем «Стоянки грузовиков», и Хью нравилось проводить время в его компании. Джимми тоже избегал работы и говорил, что хорошо зарабатывает на азартных играх, хотя всегда обходил стороной игровые столы на Стрипе. По его словам, ни для кого в этом бизнесе не было секретом, что там мухлевали. Он ездил на хорошей машине и, казалось, денег не считал. Хью еще подумал, что для человека, вышедшего на свободу после четырех лет отсидки, это необычно.
Хью поговорил с Невином, который, в свою очередь, обратился к частному детективу. Рассказы Джимми подтвердились. Его арестовали в Техасе по обвинению в хранении оружия, и срок он отбывал в федеральной тюрьме в Арканзасе. Его отец был известным грабителем банков. Лэнс никогда о нем не слышал, но пара ветеранов со стажем подтвердили это. Джимми был убежден, что на торговле оружием можно разбогатеть. Пистолеты, винтовки и дробовики производились по всей Южной Америке, где владение огнестрельным оружием не было так популярно, как в США. Несмотря на то что Джимми только что отсидел срок за контрабанду, он был готов вновь заняться своим бизнесом. Хью это заинтересовало, и вскоре они ни о чем другом не говорили.
Первым препятствием были деньги. Им требовалось десять тысяч долларов для покупки грузовика оружия, рыночная стоимость которого превышала инвестиции как минимум в пять раз. Джимми знал бизнес, мог найти посредников в Техасе, пути доставки и дилеров в Штатах, которые покупали все, что контрабандой переправлялось через границу. Сначала у Хью закрадывались подозрения, что его новый друг был либо агентом под прикрытием, либо аферистом, который появился из ниоткуда и хотел пощипать деньги Малко.
Однако со временем он начал ему доверять.
— У меня нет десяти тысяч долларов, — как-то сказал Хью за кружкой пива.
— У меня тоже, — признался Джимми с нахальной ухмылкой. — Но я знаю, где их достать.
— Я слушаю.
— В каждом маленьком городке на главной улице рядом с кофейней есть ювелирный магазин. Кольца с бриллиантами в витринах, золотые часы, жемчуг, рубины и что угодно еще. Принадлежит родителям девочки-подростка, которая обычно стоит за прилавком и чмокает жвачку. Никакой охраны. В час закрытия они запирают все это в сейф и идут домой. Умные забирают бриллианты с собой и хранят под подушкой. Но большинство не такие умные, занимаются одним и тем же годами и не видят причин для беспокойства.
— Ты еще и медвежатник?
— Нет, болван, я не медвежатник. Можно все сделать гораздо проще, и шанс, что поймают, примерно один к тысяче.
— Черт, никогда о таком не слышал.
— Тогда слушай.
Они выбрали город Закари, штат Луизиана, к северу от Батон-Руж и в трех часах езды от Билокси. Он был достаточно оживленным, с населением в пять тысяч человек и симпатичным ювелирным магазинчиком на Мейн-стрит. Хью в пиджаке и при галстуке зашел в него в десять утра в сопровождении одной из своих любимых стриптизерш Сисси, которая играла роль невесты. Ради такого случая она оделась в простое белое платье с довольно большим вырезом, не скрывавшим пышность ее груди. На лице никакой косметики и туши, лишь небольшой штрих помады, волосы не уложены, убаюкивающий вид милой шлюшки. Мистер Крески, лет шестидесяти, тепло их поприветствовал и разволновался, узнав, что они ищут обручальное кольцо. Какая прекрасная пара. Он вытащил два лотка со своими лучшими бриллиантами и поинтересовался, откуда они приехали. Из Батон-Руж, сообщили они и добавили, что слышали о его магазине, отличном ассортименте и разумных ценах. Когда Сисси наклонилась вперед и уставилась на кольца, мистер Крески не мог не бросить взгляд на декольте и покраснел.
Она посмотрела по сторонам, показала еще на несколько колец, и он с готовностью вытащил два других лотка.
Тут вошел и приветливо поздоровался новый посетитель, приветливый молодой человек. Сказал, что хочет посмотреть часы. Показав, где они на витрине, мистер Крески быстро повернулся к Сисси.
В этот момент, наклонившись к мистеру Крески, Хью произнес:
— Посмотри на ее сумочку. Там пистолет.
Другой покупатель, которым был Джимми, подойдя поближе, добавил:
— А у меня он прямо здесь.
Откинув полу пиджака, он показал Крески заткнутый за пояс «ругер». Затем Джимми направился к двери, задвинул засов и сменил табличку «ОТКРЫТО» на «ЗАКРЫТО».
— Сложи все это быстро в пакет, и никто не пострадает, — велел Хью.
— Что происходит? — спросил мистер Крески, его глаза округлились от ужаса.
— Это ограбление! — рявкнул Хью. — И шевелись, пока мы не начали стрелять.
Хью обошел прилавок, схватил два фирменных подарочных пакета магазина и принялся бросать в них все украшения и часы, которые попадались на глаза.
— Этого просто не может быть, — пролепетал мистер Крески.
— Заткнись! — оборвал его Хью.
В считаные секунды оба пакета были набиты, а витрины опустошены. Хью схватил мистера Крески и повалил на пол, а Сисси вытащила из сумочки моток серебристого скотча.
— Пожалуйста, не делайте мне больно, — умолял мистер Крески.
— Заткнись, и никто не пострадает.
Хью и Джимми обмотали ему скотчем лодыжки и запястья, а потом, не церемонясь, голову, оставив лишь небольшую щель, чтобы он мог дышать. Не говоря ни слова, Джимми взял один пакет, отпер дверь и ушел. Он свернул за угол и сел за руль «Понтиака» 1969 года выпуска, принадлежавшего Хью. Номера были луизианские. Если кто-то и обратил на него внимание, то Джимми этого не заметил. Он остановился возле ювелирного магазина, где подобрал Хью и Сисси с другим пакетом. С места преступления они скрылись быстро и без каких-либо осложнений. Через пять минут они уже были за городом и мчались на север, со смехом обсуждая свой успех. Это оказалось так же просто, как отнять у ребенка конфету. Сисси на заднем сиденье уже примеряла кольца с бриллиантами.
Они ехали, не превышая скорости, поскольку рисковать было глупо, и через час пересекли границу Миссисипи. В Виксберге, городке на берегу реки, они остановились перекусить возле киоска с хот-догами, а затем продолжили путь на север по автостраде номер 61, через самое сердце дельты Миссисипи. На автозаправке они переложили захваченные ценности — два десятка колец с бриллиантами, несколько золотых кулонов, серьги и ожерелья с рубинами и сапфирами и почти две дюжины наручных часов — в металлический ящик, который убрали в багажник. Выбросив пакеты и лотки из магазина мистера Крески, они заменили номерные знаки штата Луизиана на номера Арканзаса. В три часа дня пересекли реку Миссисипи и вскоре оказались в центре Хелены, где проживало десять тысяч человек. На Мейн-стрит там встречались люди, но их было немного.
Припарковавшись так, чтобы видеть ювелирный магазин, принадлежавший, судя по вывеске, Мэйсонам, они наблюдали за входящими и выходящими покупателями.
Хью и Джимми поспорили о том, как поступить дальше. Хью настаивал на том, чтобы внимательно осмотреться, все разведать и тщательно спланировать. Джимми же считал, что это плохая идея, ведь чем больше времени они тут проведут, тем больше вероятность привлечь чье-нибудь внимание. Он хотел совершить налет с ходу, а потом убраться из города, прежде чем что-то пойдет не так. Сисси не имела никакого мнения и просто пребывала в восторге от участия в столь захватывающем приключении. Это было куда веселее, чем заигрывать с солдатами ради выпивки и секса.
В половине четвертого, убедившись, что в магазине нет покупателей, Хью и Сисси вошли, держась за руки, и поздоровались с миссис Мэйсон, дамой за прилавком. Вскоре на нем оказались бархатные лотки с десятками недорогих бриллиантов. Хью сказал, что хотел бы купить что-нибудь поприличнее, и она позвала кого-то из подсобки. Вышел мистер Мэйсон с запертым ящиком, открыв который, с гордостью показал красивой молодой паре более ценные украшения.
В магазине появился улыбающийся Джимми и спросил про часы. Он вытащил свой «ругер», и через несколько секунд Мэйсоны уже лежали на полу, умоляя сохранить им жизнь. Когда их лодыжки, запястья и рты были заклеены скотчем, Джимми ушел первым с подарочным пакетом магазина, наполненным драгоценностями. Через несколько минут за ним последовали Хью и Сисси с другим пакетом. Скрыться с места преступления опять не составило труда, поскольку никто не обратил на них внимания. Два часа спустя они прибыли в Мемфис, сняли прекрасный номер в отеле «Пибоди» в центре города и направились в бар. После долгого ужина все трое завалились спать в одну кровать, где оторвались по полной.
Джимми, как преступник со стажем, казалось, обладал профессиональным чутьем и ничего не боялся. Он был твердо убежден, что в одном и том же штате не должно происходить двух ограблений, и Хью с готовностью согласился. У Сисси не было права голоса при разработке планов, и она довольствовалась возможностью вздремнуть на заднем сиденье. Мужчины позволили ей надеть часть добычи из магазина Мэйсона, и она восхитительно провела время, примеряя ожерелья и браслеты.
В десять утра следующего дня они напали на магазин в Рипли, штат Теннесси, а четыре часа спустя совершили налет на ювелирную лавку Тула в Калмане, штат Алабама. Единственная заминка произошла, когда, увидев «ругер» Джимми, мистер Тул потерял сознание. Он казался мертвым, когда они обматывали его скотчем.
После четырех безупречных ограблений они решили не испытывать судьбу и отправились домой. Все трое были в восторге от легкости совершенных ими преступлений и гордились своей хитростью и хладнокровием в стрессовой ситуации. Сисси, в частности, очень естественно изображала роль мечтательной будущей невесты и, примеряя одно кольцо за другим, не скрывала нежности при взгляде на Хью. Он же постоянно до нее дотрагивался, а мужчины по другую сторону прилавка не могли оставить без внимания ее роскошные формы. Они уже начинали думать о себе как о современных Бонни и Клайде, рыскающих по маленьким городкам Юга, не оставляя никаких улик и богатея день ото дня.
Когда до Билокси оставался час езды, они начали препираться. Кто будет хранить награбленное и где? Как поделить добычу? Хью и Джимми не собирались выделять Сисси равную долю. Она была всего лишь стриптизершей, пусть им и нравилось общество этой глупышки, а от взгляда на ее тело кружилась голова. Однако оба мужчины, будучи умными преступниками, прекрасно понимали, что она являлась слабым звеном. Если полицейские начнут задавать вопросы, она расколется первой. В конце концов они согласились, что на несколько дней Хью спрячет награбленное в своей квартире. Джимми заверял, что знает, к кому обратиться в Новом Орлеане, чтобы продать драгоценности по хорошей цене.
Следующие две недели прошли без единого намека на неприятности. Хью отправился в центральную библиотеку Билокси и просмотрел газеты Луизианы, Арканзаса, Теннесси и Алабамы. В крупных изданиях об ограблениях ничего не сообщалось, а на местные еженедельники библиотека не подписывалась. Они с Джимми правильно рассудили, что полицейские четырех городов не сотрудничали при расследовании, поскольку о подобных преступлениях в других местах ничего не знали.
Хью оставил свой «Понтиак» на общественной парковке в квартале к югу от Канал-стрит в Новом Орлеане. Они с Джимми добрались пешком до Французского квартала, зашли в бар «Штурманская рубка» на Декейтер-стрит и выпили пива. У каждого в руках была большая спортивная сумка с добычей. Следующий шаг таил в себе опасность, поскольку они не знали, чего им ждать. Покупателем являлся некий Персиваль, которому, по отзывам, можно было доверять. Но кому, черт возьми, можно доверять в таком беспощадном бизнесе? Персиваль мог запросто оказаться агентом, работающим под прикрытием, заманить их в ловушку и отправить за решетку. Джимми связался со своими знакомыми и был уверен, что это не подстава. Хью обратился за помощью к Невину Ноллу с историей о вымышленном знакомом, которому нужно пристроить алмазы. Невин навел справки и подтвердил, что с Персивалем иметь дело можно.
Его магазин располагался на Ройал-стрит между двумя шикарными заведениями, торговавшими дорогим французским антиквариатом. Они вошли, чувствуя себя не в своей тарелке, но старались казаться спокойными. Их впечатлили витрины с редкими монетами, массивными золотыми браслетами и великолепными бриллиантами. Из-за плотных портьер появился пухлый человечек с застрявшей в уголке рта черной сигарой и без улыбки осведомился:
— Вам помочь?
Хью, с трудом сглотнув, ответил:
— Само собой, нам нужен Персиваль.
— А что вы ищете?
— Мы не покупаем. Мы продаем.
Он нахмурился, будто размышляя, открыть огонь или вызвать полицию.
— Имя есть?
— Джимми Крейн.
Он покачал головой, будто это имя ему ни о чем не говорило.
— Продаете что?
— Есть бриллианты и прочее, — ответил Джимми.
— Тебя здесь раньше не было.
— Не было.
Он оглядел их с головы до ног и явно остался недоволен. Затем хмыкнул, выпустил в потолок густое облако дыма и наконец снизошел:
— Я посмотрю, занят ли он. Ждите здесь.
Как будто для ожидания было еще какое-то место. Толстяк исчез между занавесками, за которыми послышались низкие голоса. Хью стал разглядывать витрину с долларовыми банкнотами Конфедерации, а Джимми заинтересовал лоток с греческими монетами. Прошло несколько минут, и они уже подумывали уйти, хотя идти было некуда.
Занавески открылись, и мужчина позвал:
— Идите сюда.
Они проследовали за ним по тесному коридору, в котором были развешаны плакаты красоток времен Второй мировой войны в рамках и развороты из журнала «Плейбой». Он открыл дверь и кивком пригласил войти, после чего закрыл со словами:
— Должен вас обыскать. Руки в стороны.
Хью поднял руки, и мужчина его обыскал.
— Оружия нет, верно?
— Нет.
— Последний коп, оказавшийся здесь, получил пулю.
— Познавательно, но мы не копы, — пошутил Джимми.
— Не умничай, парень. Руки в стороны.
Он ощупал Джимми и сказал:
— У вас обоих бумажники в левых задних карманах. Медленно выньте их и положите на стол.
Они подчинились. Бросив взгляд на бумажники, он продолжил:
— Теперь выньте и передайте мне свои водительские права.
Изучив права Хью, он хмыкнул:
— Миссисипи, верно? Оно и видно.
Хью не мог придумать никакого ответа, правда, он и не требовался.
Мужчина посмотрел на Джимми с таким же неодобрением, а затем произнес:
— Ладно, вот как здесь принято. Они останутся у меня, пока Персиваль не закончит. Если все нормально, вы получаете их обратно. Понятно?
Они кивнули, потому что были не в том положении, чтобы возражать. Их добыча ничего не стоила, если им не удастся ее пристроить, и в данный момент Персиваль был их единственной надеждой. Если дела действительно пойдут хорошо, то вскоре они вернутся с новым уловом.
— Ждите здесь. Присаживайтесь.
Он мотнул головой в сторону двух хлипких стульев, заваленных старыми журналами. Шли минуты, и стены сырой комнаты начали плыть перед глазами.
Наконец дверь открылась, и он сказал:
— Пошли.
Они проследовали за ним в глубь здания и остановились у другой двери. Постучав, он открыл, и они вошли внутрь. Он закрыл ее за ними и остался стоять на страже в пяти футах сзади.
Персиваль сидел за сверкающим чистотой письменным столом в большом кресле с обивкой под леопарда. Ему могло быть как сорок, так и семьдесят лет. Окрашенные в темно-рыжий цвет волосы топорщились на бритой голове. В ушах висели непарные кольца. Мужчина явно любил украшения. Толстые золотые цепи, словно веревки, свисали с его шеи и падали на волосатую грудь. На каждом пальце красовалось яркое кольцо. На запястьях звенели побрякушки.
— Садитесь, мальчики, — сказал он высоким голосом, похожим на женский.
Они так и сделали, но не могли отвести глаз от сидящего перед ними существа. Оно смотрело на них сквозь круглые очки в красной оправе. Желтые зубы сжимали кончик длинного золотого мундштука, на конце которого дымилась сигарета.
— Значит, Билокси, да? В свое время у меня там был друг. Но его поймали и отправили прочь. Это жестокий бизнес, мальчики.
Хью почувствовал, что надо что-то ответить, и едва не произнес «да, сэр», но слово «сэр» здесь было точно неуместным. Когда они оба промолчали, Персиваль, указав на стол, сказал:
— Ладно, позвольте мне увидеть вкусняшки.
Они опустошили две сумки с кольцами, подвесками, булавками, ожерельями, браслетами и часами. Он не стал до них дотрагиваться, лишь смотрел на драгоценности поверх длинного носа и сигареты. Потом сделал затяжку и заметил:
— Ну, ну, кто-то прошелся по магазинам. Похоже, по семейным. Не говорите мне, откуда это у вас, потому что я не хочу знать.
Наконец он наклонился и взял обручальное кольцо с бриллиантом весом в полкарата, и тогда они увидели его ярко-красные ногти. Щелкнув зубами по кончику мундштука, он укоризненно покачал головой, словно показывая, что зря теряет время. Затем медленно достал из ящика стола лист бумаги и снял колпачок с тяжелой золотой ручки. Позади них охранник выпустил облако сизого сигарного дыма.
Персиваль методично брал каждый предмет, подносил к своим жутким очкам, щелкал зубами и записывал число. Казалось, ему понравились рубиновые серьги, и он их разглядывал, расслабившись в кресле и вытянув оказавшиеся босыми ноги в их сторону. Ногти на руках и ногах были покрыты одним и тем же лаком.
Хью и Джимми сохраняли серьезное выражение лица, но уже знали, что всю дорогу до Билокси будут смеяться. Если, конечно, им удастся унести ноги живыми.
Часов Персиваль не носил, и, видимо, они его мало интересовали, но старательно осмотрел каждый экземпляр и записал цену. Все будто замерло, а время остановилось. Однако они набрались терпения, потому что у Персиваля были деньги.
Он работал в тишине и курил одну за другой сигареты «Кэмел» без фильтра. Любитель сигар позади них тоже выпускал клубы дыма. Спустя целую вечность Персиваль снова расслабился и объявил:
— Я предлагаю четыре тысячи баксов за все.
Джимми и Хью оценивали розничную стоимость примерно в десять тысяч, но понимали, что в цене придется сильно уступить.
— Мы считали, что справедливая цена — пять тысяч, — заметил Джимми.
— Правда? Что ж, мальчики, эксперт здесь я, а не вы. — Он посмотрел на курильщика сигар и спросил: — Макс?
Тот отозвался мгновенно:
— Четыре двести максимум.
— Хорошо, я заплачу четыре двести наличными прямо сейчас.
— Договорились, — согласился Хью, и Джимми согласно кивнул.
Персиваль посмотрел на Макса, и, когда тот вышел из комнаты, спросил:
— Насколько стабилен ваш поставщик?
Джимми пожал плечами, а Хью опустил голову и посмотрел вниз, и снова ему бросились в глаза красные ногти на пальцах ног Персиваля.
— Будет еще, — пообещал Джимми. — А вы в деле?
Персиваль рассмеялся:
— Всегда. Но будьте осторожны. В этом бизнесе полно мошенников.
Позже, направляясь домой, они хохотали, раз сто вспоминая это наставление.
Макс вернулся с большой коробкой из-под сигар и передал своему боссу. Персиваль вынул стопку стодолларовых купюр, медленно отсчитал сорок две купюры и разложил в аккуратный ряд. Макс вернул им водительские права. Уходя, они поблагодарили Персиваля и пообещали вернуться, испытывая к нему искреннюю благодарность за то, что он не поднялся и не протянул на прощание руку.
Выбравшись на Ройал-стрит, они полной грудью вдохнули душный воздух и бегом рванули к ближайшему бару.
Легкие деньги так и манили, но Хью и Джимми боролись с желанием повторить налеты, не откладывая в долгий ящик. Сисси они выплатили пятьсот долларов, добавив к деньгам кое-какие украшения. В течение месяца они разрабатывали новый план, и когда решили, что время пришло, то выехали из Билокси ранним утром во вторник и направились на восток в город Марианна, штат Флорида, с населением семь тысяч двести человек, который находился в трех часах езды. Небольшой ювелирный магазин Фабера находился в конце Сентрал-стрит вдали от популярных тут кафе. Припарковавшись в переулке и пожелав друг другу удачи, Хью и Сисси оставили Джимми и через пару минут вошли в магазин. Там их встретила миссис Фабер. Она была рада показать молодой паре свои лучшие обручальные кольца. Других покупателей в магазине не было, и появление Джимми с вопросом о часах обрадовало ее еще больше. Пять минут спустя миссис Фабер лежала на полу, обмотанная скотчем, а все бриллианты исчезли.
Ночевали они в Мейконе, штат Джорджия, и поужинали в кафе в центре города, но город был слишком большим, и в магазинах оказалось полно покупателей. Троица поехала на восток и через два часа оказалась в Уэйнсборо, административном центре округа Берк, где увидели легкую цель — «Ломбард и ювелирные изделия Тони» на Либерти-стрит напротив здания суда.
Джимми обижался, что не играет при ограблении первую скрипку, и хотел поменяться местами с Хью, считавшим, что роль жениха точно сыграет лучше. Сисси же это не волновало — она все равно была звездой и могла убедительно подыграть любому «жениху». В конце концов Хью уступил и остался ждать в машине, пока Джимми и Сисси разыгрывали ставшую привычной сцену.
За прилавком стояла Мэнди, которая уже несколько лет работала у Тони на полставки. Девушке нравилось показывать невестам обручальные кольца, и она вытаскивала самые лучшие из них для Сисси и Джимми. Через пять минут Хью вылез из машины с небольшим пистолетом в кармане. Он не знал, что у Джимми под пиджаком засунут за пояс «ругер».
Пока Сисси примеряла кольца, Мэнди заметила оружие. Она испугалась, но не подала виду, что чем-то встревожена. Когда Джимми поинтересовался, есть ли в сейфе более крупные бриллианты, она ответила утвердительно и ушла за ними. В кабинете она сообщила Тони, что у заказчика при себе ствол. Тони держал магазин уже много лет и знал, что его товарами интересуются самые разные типы людей. Он достал револьвер «Смит-Вессон» 38-го калибра и отправился воевать. Увидев его с оружием, Джимми запаниковал и потянулся за «ругером».
Хью не дошел до входной двери магазина каких-то десять футов, когда там загремели выстрелы. Послышался женский крик. Затем громкие возгласы разгневанных мужчин. Пуля угодила в стекло большой витрины, которая разлетелась на мелкие осколки, и по Либерти-стрит разнеслись звуки беспорядочной стрельбы. Хью развернулся и скрылся за углом. Его первой мыслью было сесть в «Понтиак» и поскорее уехать. Истошно выли сирены, громко кричали сбегавшиеся отовсюду люди, кругом воцарилась полная неразбериха. Хью решил подождать, смешаться с толпой и все узнать. Перейдя улицу, он влился в толпу потрясенных зрителей перед зданием суда. Двое полицейских низко пригнулись и вошли в магазин, за ними последовали другие. Приехала первая «Скорая помощь», через несколько секунд вторая. Помощники шерифа перекрыли движение и приказали толпе отступить.
Наконец появились первые новости. В магазин ворвались вооруженные грабители, и Тони дал им отпор. Он был ранен, но не серьезно. Двое грабителей, мужчина и женщина, были убиты. Имея кое-какой преступный опыт, Джимми и Хью знали, что на месте преступления нельзя оставлять ничего со своими именами. Бумажник и одежда Джимми находились в багажнике «Понтиака» вместе с сумочкой и личными вещами Сисси. В сумке, которую она принесла в магазин, не было ничего, кроме пистолета и скотча. Хью был слишком ошеломлен, чтобы ясно соображать, но инстинкты подсказывали ему поскорее убраться из города. Не сводя глаз с зеркала заднего вида, он покинул Уэйнсборо, штат Джорджия, в котором оказался в первый и последний раз.
Ближайшим городом мало-мальски приличных размеров оказалась Огаста. Убедившись, что за ним нет погони, он остановился в мотеле на окраине и провел долгий день в ожидании шестичасовых новостей. Неудачное ограбление в Уэйнсборо стало своего рода сенсацией. Начальник полиции подтвердил гибель двух пока неустановленных лиц, одного мужчины и одной женщины, обоим около тридцати лет. После наступления темноты Хью, стремясь поскорее покинуть штат, поехал в Южную Каролину, затем на запад в Северную Каролину, а потом в Теннесси.
Он понятия не имел, куда именно Джимми Крейн звонил, говоря, что звонит домой, но пару раз тот упомянул, что после заключения отца в тюрьму мать переехала во Флориду. Он не знал, откуда родом Сисси, и вообще сомневался, что это ее настоящее имя. Не то чтобы это имело значение, потому что он не собирался никого уведомлять. Со временем он доберется до архивов «Красного бархата» и, возможно, узнает о Сисси больше. В течение пары месяцев он время от времени спал с ней, и она ему очень нравилась.
Через два дня он наконец вернулся домой. Напугавшись до смерти и поняв, что вел себя как полный идиот, Хью постепенно вернулся к своим старым привычкам. Вооруженные ограбления не были его призванием. Торговлей оружием пусть занимаются другие.
Месяц спустя два агента ФБР нанесли визит Фэтсу Боуману в его офис шерифа. Наконец-то они связали воедино все грабежи, и первые пять жертв помогли художнику составить фотороботы участников банды из трех человек. Женщину, Кэрол Хортон, сценический псевдоним Сисси, отследили до ее последнего места работы в «Красном бархате». Ее уже не было в живых. Ее подельник Джимми Крейн был осужденным уголовником, который недавно вышел на свободу по УДО и имел водительские права штата Миссисипи. Обосновался в Билокси. Он тоже был мертв. Искали третьего подозреваемого.
На этот раз Фэтс абсолютно не кривил душой, говоря, что понятия не имеет об ограблениях. И откуда ему было знать? Грабежи совершались в других штатах, далеко от Побережья.
Третий фоторобот имел явное сходство с сыном Лэнса Малко, но про это Фэтс не сказал ни слова. Агенты ФБР могли расклеить листовки с фотороботом по всему Билокси, однако люди, знавшие Хью, не сказали бы ни слова. Когда агенты ушли, Фэтс послал своего заместителя Килгора поговорить с Лэнсом.
Вскоре Хью устроился на грузовое судно, перевозившее в Европу замороженные креветки, и не появлялся в Билокси полгода.
Одна тысяча девятьсот семьдесят первый год был годом выборов, и Джесси Руди, не теряя времени, выдвинул свою кандидатуру на пост окружного прокурора. В начале февраля он устроил в арендованном зале прием для друзей и сторонников. Собралось много людей, и Джесси порадовало выражение поддержки на столь раннем этапе. В короткой речи он снова пообещал использовать офис прокурора по его прямому назначению, а именно: для борьбы с преступностью и для привлечения преступников к ответственности. В общих чертах он рассказал о коррупции, десятилетиями процветавшей на Побережье, и попустительстве правоохранительных органов по отношению к разгулу порока. Он не называл имен, потому что в этом не было необходимости. Все собравшиеся знали, чего он добивался. Имена будут названы позже, а речи станут длиннее.
«Галф-Коуст реджистер» написал об этом событии, и Джесси в сотый раз за последние четыре года попал на первую полосу. После урагана ни один юрист на Побережье не привлекал такого внимания прессы, как Джесси Руди.
У Агнес имелись сомнения по поводу того, что ее мужу следует снова добиваться избрания. Воспоминания о мерзостях его первой предвыборной гонки против Рекса Дубиссона еще не стерлись из памяти. Грязные выходки противников запомнились надолго. Аспект опасности тоже всегда присутствовал, хотя они редко говорили о ней. Поскольку Кит учится на юридическом факультете, Беверли и Лора — в Университете Южного Миссисипи, а Тим осенью собирался поступать в колледж, семейный бюджет, как всегда, был напряженным. Зарплаты окружного прокурора с трудом хватало бы на оплату обучения четырех детей. На плаву их держало адвокатское бюро, так почему бы, говорила Агнес, не сосредоточиться на юридической практике, а Дубиссон или еще кто-нибудь пусть делают вид, что ловят преступников?
Джесси, однако, был непреклонен. Он снова и снова выслушивал ее предостережения, но не мог отказаться от своей миссии. После поражения в 1967 году он более чем когда-либо был полон решимости стать главным прокурором Побережья. Кит, по-прежнему учившийся на первом курсе юридического факультета, разделял его мнение и поддерживал в решении баллотироваться.
После объявления о выдвижении своей кандидатуры Джесси встретился с редакцией «Галф-Коуст реджистер». Атмосфера на встрече была напряженной из-за его резкого выступления. По мнению Джесси, журналисты слишком долго сидели сложа руки, закрывая глаза на коррупцию. Беззаконие им нравилось. Убийства, избиения и поджоги всегда попадали на первую полосу. Когда гангстеры развязали войну, тиражи «Галф-Коуст реджистер» существенно выросли, но газета не хотела разбираться в происходящем и вскрывать причины насилия. Она старалась быть просто сторонним наблюдателем. Фэтс Боуман почти никогда не подвергался критике. Четыре года назад газета не поддержала ни Дубиссона, ни Руди.
Джесси показал редакторам печально известную агитационную листовку «Меня изнасиловал Джарвис Декер», которую Дубиссон использовал в 1967 году. Он напомнил им комментарий судьи: «Я нахожу подобные действия отвратительными».
— Это была грязная ложь! — возмущался Джесси. — В конце концов мы отыскали эту женщину, Конни Бернс, которая, конечно же, не была никакой Конни Бернс. Чтобы ее выследить, мне потребовалось два года. Ее зовут Дорис Мюррей, и она призналась, что кто-то из предвыборного штаба Дубиссона заплатил ей триста долларов за фотографии и ложь. Этой ложью они нанесли мне непоправимый ущерб. Вы были в суде. Вы освещали слушания, но ни черта не сделали для расследования этой истории. Вы позволили Дубиссону сорваться с крючка.
— Как вы ее отыскали? — спросил пристыженный редактор.
— Ноги в руки — и в обход по домам в поисках истины. Это и называется журналистским расследованием, парни. И если Дубиссон попытается проделать подобный фокус и на этот раз, я сразу подам на него в суд. Было бы неплохо, если бы вы, ребята, определились.
После продолжения беседы в таком же ключе главный редактор уточнил:
— Значит, вам нужна наша поддержка?
— Мне все равно. Это мало что меняет. Вы всегда быстро определяетесь с поддержкой на выборах губернатора, генерального прокурора или еще кого, кто мало значит для простых людей, но на местных выборах вы заявляете о своей беспристрастности. Закрывая на все глаза, вы только поощряете коррупцию.
Он ушел со встречи, посчитав, что добился своего. Ему удалось их пристыдить и задеть за живое.
Свой следующий визит вежливости, и не только, он нанес Рексу Дубиссону. В течение четырех лет им удавалось избегать друг друга, и они пересекались лишь считаные разы. Дубиссон редко бывал в суде, что, по мнению Джесси, было неправильно. Достав листовку, в которой упоминался Джарвис Декер, Джесси пригрозил громкими судебными процессами, если грязные трюки повторятся. Дубиссон огрызнулся, что в листке говорилась правда. Джесси разразился гневной тирадой и рассказал, как разыскал Дорис Мюррей. У него имелось заявление, сделанное ею под присягой, в котором она признавалась, что брала деньги от предвыборного штаба Дубиссона в обмен на свою фотографию и лживую историю.
Встреча закончилась скандалом, и Джесси в ярости покинул кабинет окружного прокурора. Но о своей позиции он заявил четко и открыто.
Во время предыдущей предвыборной гонки преимущество Дубиссона заключалось в действующем статусе, известности и щедром финансировании. Однако теперь — благодаря разрушительному урагану и последовавшим за ним судебным разбирательствам — расклад сил изменился. Имя Джесси Руди стало нарицательным, и многие считали его смелым и талантливым судебным адвокатом, который не побоялся бросить вызов страховым компаниям и победил. В адвокатских кругах поговаривали, что дела у его фирмы идут хорошо и он зарабатывает хорошие деньги. Джесси занимался тяжбами в течение четырех лет и приобрел много друзей. Его партнеры, братья Петтигрю, были из округа Хэнкок, где их родственники пользовались большим влиянием. Трагическая смерть их отца во время урагана потрясла всю общину. Популярность братьев позволит рассчитывать еще на одну тысячу голосов избирателей.
После ухода Джесси Дубиссон запер дверь кабинета и позвонил Фэтсу Боуману. У них может возникнуть проблема.
Во время первых столкновений Джесси со страховой отраслью он познакомился с молодой адвокатессой по имени Иган Клемент. Ей было тридцать лет, и она работала в Уиггинсе, округ Стоун, где ее семья жила с начала века. Ее отец возглавлял департамент образования округа и пользовался большим уважением.
Иган никогда не судилась со страховыми компаниями, но у нее были клиенты, требовавшие компенсации материального ущерба, которых страховщики попросту игнорировали. Джесси нашел время, чтобы провести ее через все тонкости судебного процесса, и они подружились. Он помогал ей с судебными процессами, давал советы, когда имеет смысл пойти на урегулирование спора в досудебном порядке, а когда — предстать перед судом.
В округе Стоун проживало меньше всего избирателей, и Дубиссон победил в нем, набрав на тридцать один голос больше. Джесси не собирался терять округ снова. Он огорошил Иган, предложив ей принять участие в гонке за пост окружного прокурора. Участие трех кандидатов ослабило бы Дубиссона еще больше, заставив переключить часть внимания и материальных средств с Джесси на Иган. Участие в гонке позволит ей получить известность, в которой нуждается каждый юрист из маленького городка. Договоренность была простой: если Иган согласится участвовать и проиграет, Джесси сделает ее помощником окружного прокурора, если займет этот пост.
Сделка заключалась в рамках жесткой политической игры, но в ней не было ничего неэтичного. Джесси видел Иган в деле и знал, что у нее есть потенциал. Кроме того, ему нравилась идея иметь в своей команде крутую женщину-прокурора.
В апреле Иган Клемент официально вступила в гонку за пост окружного прокурора. О сделке, разумеется, ничего не говорилось, и она была скреплена только рукопожатием.
Сдав в начале мая последний экзамен, Кит поспешил домой, чтобы сразу же с головой окунуться в работу уже набравшей обороты предвыборной кампании. Не в силах смириться с поражением четыре года назад, он постоянно поддерживал отца в решении баллотироваться вновь. Его увлекла политика, которой он отдавался со всей страстью, и он был так же, как и Джесси, полон решимости победить, и победить по-крупному. Кит подумывал о продолжении занятий на сессии летней школы, но нуждался в перерыве. Первый год учебы завершился успешно, оценки впечатляли, но он предпочел бы провести предстоящие три месяца в суровом мире политики на Побережье.
Кит написал первые агитационные листовки и держал их наготове на случай, если Дубиссон опять начнет свои фокусы с прямой рассылкой. Долго ждать не пришлось. В первую неделю июня район был наводнен рекламой, повторяющей главный лейтмотив кампании действующего окружного прокурора «непримиримый борец с криминалом». Там приводились статистические данные об обвинительных вердиктах в девяноста процентах судебных разбирательств и все такое. На помещенной в рассылке фотографии Дубиссон, снятый на судебном заседании, сердито тыкал пальцем в невидимого свидетеля. Приводились отзывы жертв преступлений, в которых они выражали безграничное восхищение прокурором, отправившим за решетку преступников. В материале не было ничего оригинального, просто обычная агитка действующего окружного прокурора. Пока в плакатах и рекламных листках не говорилось ни слова ни о Джесси Руди, ни об Иган Клемент, они были правдивыми и довольно сдержанными.
Предвыборный штаб Руди быстро нанес ответный удар, и удар сильный. В материалах рассылки перечислялось семь нераскрытых убийств за последние шесть лет. Семь убийств, которые по-прежнему находились в категории «оставшиеся безнаказанными». Вывод напрашивался сам собой: окружной прокурор слабо справлялся с серьезными преступлениями. Строго говоря, Дубиссон и не мог никого преследовать в судебном порядке за убийства, которые правоохранительные органы почти не расследовали. Не менее пяти из них были связаны с бандитскими разборками, а Фэтс Боуман никогда не проявлял интереса к сведению счетов между бандитами. Но об этом в рассылке штаба Руди не говорилось. Далее в ней перечислялись преступления, которые заканчивались задержанием и наказанием. Львиную их долю составляли мелкие кражи со взломом, мелкие сделки с наркотиками, насилие в семье и вождение в нетрезвом виде. Внизу жирным шрифтом был напечатан слоган, который запомнят и будут повторять: «Рекс Дубиссон — непримиримый борец с магазинными воришками».
На следующей неделе на рекламных щитах вдоль автострад 90 и 49 появились написанные жирным шрифтом строки: «РЕКС ДУБИССОН — НЕПРИМИРИМЫЙ БОРЕЦ С МАГАЗИННЫМИ ВОРИШКАМИ».
Главный козырь, который имелся у окружного прокурора на руках благодаря пребыванию на этой должности, исчез в одночасье. Он отказался от привычного определения «непримиримый борец с криминалом» и отчаянно пытался найти ему замену. Неожиданно заболев, Рекс не смог присутствовать на грандиозном пикнике и политическом митинге в честь Дня независимости. Горстка его волонтеров раздавала брошюры, но помощников Руди оказалось намного больше. Джесси произнес пламенную речь, в которой подверг критике своего соперника за отсутствие. Затем он затронул тему, которая наводила ужас на всех законопослушных граждан. На Побережье хлынул поток наркотиков — сначала марихуаны, а теперь и кокаина, — а полиция и прокуратура либо умышленно закрывали на это глаза, либо на этом наживались, либо просто не желали что-то делать.
Публично Джесси никогда не упоминал ни Фэтса Боумана, ни клику владельцев ночных клубов. Приближалась война с ними, но он подождет избрания, прежде чем ее начать. Однако в частном порядке он называл всех поименно и обещал вывести из бизнеса.
За две недели до августовских предварительных выборов кампания Дубиссона оживилась радиорекламой, превозносившей его двенадцатилетний опыт. Он был прокурором-ветераном, отправившим за решетку сотни преступников. В свой звездный час семь лет назад он добился в суде признания виновным некоего Рубио, убившего жену и двоих детей. Это было легкое дело с большим количеством улик, которое мог бы выиграть любой третьекурсник юридического факультета. Присяжные вынесли смертный приговор, и Рубио теперь ждал в камере смертников приведения приговора в исполнение. Для любого окружного прокурора в южных штатах, известных как «пояс смертной казни» Америки, не было большего достижения, чем отправить человека в камеру смертников. В рекламной агитке Дубиссон хвалился осуждением и клялся присутствовать, когда Рубио поведут в газовую камеру. В штате, где семьдесят процентов населения верили в справедливость смертной казни, агитка сработала.
Затем Фэтс Боуман пустил в ход деньги, и Дубиссон разместил в эфире телерекламу. Телестудия Билокси была единственной на Побережье, и мало кто из местных политиков мог себе позволить воспользоваться ее услугами. К концу июля у избирательного штаба Руди почти закончились деньги, и он не мог ответить на натиск. Тридцатисекундные ролики противника были сделаны профессионально, умно и убедительно. В них Рекс Дубиссон представал жестким окружным прокурором, ведущим непримиримую борьбу с вероломными наркоторговцами из Южной Америки.
К чести Дубиссона, он пока воздерживался от использования агиток с нападками. Он не сомневался, что очередная грязная выходка приведет его в суд. Джесси Руди не терпелось там оказаться, а любой шум в прессе пошел бы ему только на пользу. Сейчас же он и его команда могли только скрежетать зубами, видя, как по телевизору практически без остановки крутят рекламу Дубиссона.
Кит написал серию печатных объявлений, в которых Дубиссон обвинялся в «покупке» выборов. Они почти ежедневно печатались в «Галф-Коуст реджистер» и вконец истощили и без того скудный бюджет кампании. Снова в повестку дня был включен вопрос о походе в банк за кредитом, но Джесси, в конце концов, наложил на эту идею вето. Он был убежден, что выиграл битву, хотя чаша весов, казалось, начала смещаться. В выступлениях и в частных беседах с избирателями он сетовал на использование больших денег для покупки выборов.
Когда 5 августа были окончательно подведены итоги выборов, исход противостояния определила Иган Клемент. Выиграв в округе Стоун с перевесом в сто пятьдесят голосов и получив всего одиннадцать процентов голосов, она лишила Дубиссона решающей поддержки. Агнес все время чувствовала, что многие женщины втайне проголосуют за нее, и она не ошиблась. Братья Петтигрю обеспечили победу в округе Хэнкок с перевесом в восемьсот двадцать голосов. А в округе Гаррисон, давнем оплоте избирательной машины Фэтса Боумана, Джесси набрал почти на девятьсот голосов больше, чем Рекс Дубиссон.
Набрав в целом пятьдесят один процент, он избежал второго тура и стал новым окружным прокурором.
Участие Иган Клемент в гонке было рискованным шагом. В ее силах было устроить второй тур, в котором Джесси не мог себе позволить бороться. Имея неограниченные финансовые возможности и доступ к телевидению, Дубиссон был бы переизбран. Сейчас же он вежливо признал победу Джесси и пожелал ему удачи.
Через неделю после подсчета голосов Кит сложил вещи в машину и уехал продолжать учебу на юридическом факультете.
Шериф приехал в ресторан «У Баричева» на полчаса раньше и увидел знакомые лица. Пожав всем руки и поблагодарив за голоса, он пообещал продолжить их защищать и все такое. Как обычно, в свободное от службы время он был в голубом костюме и галстуке, отчего производил впечатление преуспевающего бизнесмена. Казалось, он наслаждался своей ролью кукловода, который всегда добивается поставленных целей. Фэтса все знали и ценили установленный им порядок. В конце концов, он всегда держался приветливо, а после триумфальной победы на последних выборах пребывал в отличном расположении духа. Хотя его репутация как самого коррумпированного шерифа в штате была хорошо известна, он заставлял всех ходить по струнке и был беспощаден к обычным преступникам.
Рядовые граждане не знали о его двуличии, к тому же ему удавалось держать в узде местных бандитов, не позволяя им окончательно распоясаться.
Наконец, он и его заместитель Радд Килгор пробрались к своему любимому угловому столику и заказали холодное пиво и блюдо с сырыми устрицами. Лэнс Малко и Невин Нолл прибыли вовремя, и все четверо расселись поудобнее. Принесли еще напитков и устриц. Другие посетители, жившие в этом районе, знали, что подслушивать их разговор не следует — выйдет себе дороже.
— Давно не видел твоего парня, — сказал Лэнсу Фэтс. Хью уже несколько месяцев не было в городе.
— Он еще в море, — ответил Лэнс. — Отдыхает. От федералов ничего не слышно?
— Нет. Уже давно. Хотя сомневаюсь, что они бросили это дело.
Фэтс поболтал жирной устрицей в соленой воде и проглотил. Запив ее пивом, он вытер рот тыльной стороной ладони.
— Ограбление ювелирных магазинов. Что за идея? С твоей подачи?
Лэнс посмотрел на него:
— Послушай, Фэтс, мы уже говорили об этом не меньше трех раз. Какой смысл переливать из пустого в порожнее?
— Просто дурь какая-то.
— Да, полная дурь. Но я позабочусь о нем.
— Обязательно. Меня это не касается, пока не заявятся федералы. Я хочу сказать, парню грозит обвинение в пяти вооруженных ограблениях, если и когда федералы сложат два и два. Они не такие тупые, Лэнс.
Подошла официантка, и они заказали жареные крабовые палочки и фаршированную камбалу — любимые блюда Фэтса.
Причиной встречи был отнюдь не Хью и его глупости. Беспокойство у них вызывало избрание Джесси Руди. Они ничего не знали о планах нового окружного прокурора, но для них то, что именно Руди занял эту должность, явно не сулило ничего хорошего.
— Не могу поверить, что Рекс проиграл гонку, — заметил Невин.
Фэтс проглотил еще одну устрицу.
— Он меня не послушался. В прошлый раз он выиграл по-крупному, потому что снял перчатки и запачкался. В этот раз не стал мараться. Думаю, Руди его напугал. Пригрозил судебными исками и все такое, и Рекс отступил.
— И каков же будет первый ход Руди? — поинтересовался Лэнс.
— Это надо спросить у него. Мое мнение, он прикроет залы с азартными играми. Это проще всего. На твоем месте я бы не дразнил гусей.
— Я уже говорил тебе, Фэтс, что не занимаюсь азартными играми. У меня четыре клуба и три бара, и азартных игр нет нигде. Время от времени парни из управления штата по спиртным напиткам наведываются посмотреть, что к чему. Если они заметят хотя бы кости, то сразу отзовут лицензию на продажу спиртного. Я не могу рисковать. Нам вполне хватает выпивки и девушек.
— Да знаю я, знаю. Но вам лучше не расслабляться, ты же знаешь свою публику.
— Я знаю, как управлять клубами, Фэтс. Мы с тобой уже давно в бизнесе. Ты делай свое дело, а я буду делать свое. И, кстати, поздравляю с убедительной победой.
— Ерунда, — отмахнулся Фэтс. — Избирателей не проведешь, они умеют распознать талант.
— А где ты нашел этого клоуна? — поинтересовался Невин. По мере укрепления своих позиций Фэтс блестяще отточил мастерство находить разных чудаков, соглашавшихся участвовать в гонках против него. Победа на безальтернативной основе была, по его представлению, неубедительной и недостойной. Один или два соперника, чем слабее, тем лучше, позволяли созданной им системе работать без сбоев и стремительно собирать средства. Последний противник, Бадди Хиггинботам, был некогда осужден за кражу цыплят, а потом взялся за ум и стал констеблем округа Стоун. Одиннадцать процентов избирателей отдали свои голоса ему.
Приятели немного посмеялись, рассказывая истории о Бадди, и с удовольствием закурили. Толстяк курил толстую сигару, а остальные трое попыхивали сигаретами. Официантка принесла на больших плоских блюдах крабовые клешни и камбалу. Дождавшись, когда она уйдет, Невин сказал:
— У нас есть идея.
Фэтс кивнул с набитым ртом.
Невин наклонился ближе.
— Новое заведение на Гвиннетт под названием «Сиеста» (владелец — какой-то отморозок по имени Энди) открыто уже два месяца.
— Да, мы в курсе, продали ему лицензию, — подтвердил Килгор.
— Так вот, он только что открыл маленькое казино на заднем дворе. Два стола для игры в кости, рулетка, игровые автоматы, блек-джек. Дверь держат закрытой, следят за тем, кого впускают.
— Дай угадаю, — сказал Фэтс. — Ты хочешь, чтобы я его закрыл.
— Нет, не ты. Пусть это сделает городская полиция. Наводку мы ей дадим. Они совершают налет, об этом сообщают в новостях, все выглядит отлично. Лицензию на продажу спиртного у них отзывают. У Руди появляется простое дело для начала карьеры. А мы будем за ним наблюдать и узнаем, какова его стратегия.
Фэтс усмехнулся:
— Приносите одного из своих в жертву, так, что ли?
— Именно. Энди — болван, он уже переманил двух наших девушек. Давайте выкинем его из бизнеса, и пусть новый окружной прокурор потешит свое самолюбие.
Фэтс от души положил себе на тарелку рыбы и чему-то улыбнулся — то ли блюдо понравилось, то ли идея.
— Кто еще занимается азартными играми?
Невин посмотрел на Лэнса, и тот сказал:
— У Джинджер есть отдельная комната в «Карусели». Карты и кости. Только для членов, попасть туда сложно.
— Мы не трогаем Джинджер, — напомнил Фэтс.
— Я и не предлагал. Ты спросил — я ответил.
— Шайн Таннер запустил зал бинго на полную катушку. Ходят слухи, что для избранных он предлагает игровые автоматы и рулетку, — заметил Невин.
— Глупо с его стороны, — сказал Фэтс, — делать деньги на бинго и выпивке и подвергать бизнес риску.
— Спрос есть спрос, Фэтс, — отозвался Лэнс.
Тот рассмеялся и сказал:
— И разве тебя это не радует? Но давайте вернемся к этому парню. Энди. Проблема с передачей Руди легкого дела в том, что оно, скорее всего, вскружит ему голову. От Руди и так одни неприятности, так зачем нам облегчать ему начало крестового похода?
— Хороший вопрос, — согласился Лэнс.
Толстяк допил пиво и улыбнулся Лэнсу и Невину:
— Вы, ребята, что-то занервничали. Надо ли напоминать, что на кладбище полно политиков, обещавших очистить Побережье?
По «анонимной наводке» в пятницу вечером полиция Билокси ворвалась в «Сиесту» и арестовала семнадцать человек, пойманных с поличным за игрой в кости и блек-джек. Владелец заведения Энди Риццо тоже был арестован. Разогнав толпу, полицейские опечатали помещение и вернулись на следующий день, чтобы конфисковать игровые автоматы, столы для игры в рулетку и кости. В течение нескольких дней все задержанные вышли на свободу под залог, и только Энди из-за многочисленных судимостей провел в тюрьме месяц, пока адвокаты добивались его освобождения.
Джесси созвал свое первое большое жюри и предъявил обвинения всем восемнадцати мужчинам. В беседе с корреспондентом «Галф-Коуст реджистер» он похвалил городскую полицию и пообещал усилить работу прокуратуры против ночных клубов. Азартные игры и проституция продолжали процветать, и его избрали либо отправить преступников за решетку, либо выгнать их из города.
Что касается семнадцати человек, четверо из которых были летчиками из «Кислера», то он не стал настаивать на суде и позволил им признать себя виновными, заплатить штрафы и получить год условно. В отношении Энди он отказался о чем-либо договариваться и направил дело в суд. Ему не терпелось устроить поединок в зале суда, особенно если подсудимый был явно виновен, но, в конце концов, он согласился на семилетний тюремный срок. Тюрьма для Энди не была чем-то новым, но суровый приговор встревожил владельцев ночных клубов, и они закрыли казино. Временно.
Дело было слишком простым, и Джесси почуял неладное. Он попытался наладить отношения с начальником полиции города, но ничего не вышло. Шеф находился у власти много лет и знал, какие тут были задействованы силы.
Идея использования закона штата об источнике опасности для окружающих возникла у Кита. Во время курса судебной практики права справедливости в Университете Миссисипи профессор напомнил о редко применяемом законе, который позволял любому гражданину подать иск о запрете другому гражданину заниматься незаконной деятельностью, наносящей ущерб общественному благу. Дело, которое они изучали, касалось землевладельца, сливавшего неочищенные сточные воды в общественное озеро.
Кит написал о прецеденте Джесси, который сначала отнесся к этому скептически. Доказать организацию азартных игр было очень непросто, учитывая, что в казино пускали только проверенных клиентов. Доказать проституцию представлялось еще более сложной задачей. По прошествии нескольких месяцев первого года работы в качестве окружного прокурора Джесси начал терять терпение.
Он поехал в Паскагулу и встретился с Пэтом Грэбелом, окружным прокурором Девятнадцатого округа, в который входили административные округа Джексон, Джордж и Грин. Джексон тоже располагался на Побережье, но, в отличие от Гаррисона и Хэнкока, там никогда не мирились с беззаконием, чем печально славился Билокси.
Девятью годами ранее, когда Грэбел только начинал карьеру прокурора, он потерпел в суде сокрушительное поражение от Джошуа Бэрча, защищавшего Невина Нолла, виновного в хладнокровном убийстве Эрла Фортье. Свое поражение он мучительно переживал до сих пор, не в силах смириться с тем, что Нолл вышел на свободу и продолжал выполнять грязную работу для Лэнса Малко. К Фэтсу Боуману, политикам, которых он подкупал, и бандитам, сделавшим его богатым, Грэбел испытывал глубокое отвращение и презрение. Правоохранительным органам округа Джексон приходилось тратить немало времени для устранения побочных последствий разгула криминала у соседей. За год до сокрушительного урагана их местный преступник открыл ночной клуб на проселочной дороге между Паскагулой и Мосс-Пойнтом. Он много трепал языком и хвастался, что создаст в округе Джексон свой собственный Стрип. У него были девушки и кости, и все шло как по маслу, пока в один субботний вечер шериф Хейвуд Хестер не ворвался в клуб и не арестовал тридцать клиентов. Пэт Грэбел занял жесткую позицию, добился в окружном суде обвинительного приговора владельцу за азартные игры и отправил его за решетку на десять лет.
Известие о столь серьезном сроке эхом разнеслось по пивным и бильярдным округа Джексон, не оставляя места для сомнений. Любому местному жителю с преступными амбициями придется либо заняться честным трудом, либо переехать в округ Гаррисон.
Джесси изложил коллеге свои соображения по борьбе со стриптиз-клубами Билокси. Ему требовалась горстка честных копов, готовых работать под прикрытием и искать продажной любви. К ним прикрепят микрофоны, разговоры запишут, а они, перед тем как раздеться, вдруг «передумают». Но здесь были свои сложности. Девчонки в клубах работали неглупые, большинство из них опытные и все повидавшие, так что могли сразу заподозрить неладное, если их клиенты в последний момент изменят планы.
Пэту Грэбелу план понравился, и он попросил время его обдумать. Начальник полиции Паскагулы был его близким другом, крутым и честным полицейским. Ему нравилось использовать агентов под прикрытием, которые помогали следить за торговцами наркотиками. Шериф Хестер тоже, вероятно, захочет подключиться к операции. К тому же у Грэбела были хорошие связи с городской полицией Мосс-Пойнта. Крайне важно, чтобы оперативников никто не смог опознать в Билокси.
В четверг вечером, месяц спустя, два мужчины с установленной прослушкой, называвшие друг друга Джейсон и Брюс, зашли в «Карусель», сели за столик, заказали напитки и стали любоваться танцующими на сцене стриптизершами. Через минуту они привлекли внимание двух шлюх, которые не теряли времени даром.
— Угостите девушку выпивкой? — Таково было стандартное начало разговора, и это срабатывало каждый раз. Официантка принесла два высоких бокала с красным сладким пуншем без алкоголя. Мужчины пили пиво. Девушки спрятали соломинки из бокалов в карман, чтобы предъявить их позже для оплаты. Они направились на танцпол, где кружились пары под ревевшую из динамиков песню «Братьев Дуби». Вернувшись за столик, Джейсон и Брюс заказали еще выпивки для всех, и женщины устроились у них на коленях. Наконец одна из них произнесла сакраментальную фразу:
— Может, повеселимся?
Перейдя к делу, все четверо с удовольствием поболтали о том, что именно имелось в виду под словом «повеселимся». Были варианты. Они могли бы уединиться на несколько минут в задней комнате, своего рода «секс в легкой форме». Ну а если мальчики настроены серьезно, то за пятьдесят долларов можно снять на полчаса комнату наверху и «сделать все».
Джейсон и Брюс были полицейскими из Паскагулы — в штатском, не при исполнении служебных обязанностей, и оба счастливы в браке. Ни один из них никогда не стремился провести время в ночном клубе Билокси. Будучи копами, они внимательно наблюдали за всем, что происходило вокруг, и видели, как клиенты отправлялись в задние комнаты и наверх в обществе девушек. Под рев громкой музыки, танцы, выпивку и танцы у шеста проститутки активно зарабатывали деньги.
Почувствовав, что им наговорили уже достаточно, агенты решили ретироваться, заявив, что голодны, и обещали девочкам разыскать их позже. Они подошли к бару, заказали гамбургеры и картофель фри и наблюдали, как девушки, выждав мгновение, тут же переключились на двух новых потенциальных клиентов.
Операция под прикрытием продолжалась в течение шести недель. На протяжении этого периода полицейские из городов Девятнадцатого округа Грэбела и помощники шерифа посещали «Карусель» в свободное от работы время и заводили разговоры с девушками. Ни у девушек, ни у их менеджеров никаких подозрений они не вызвали. Прослушав записи всех разговоров, Джесси решил, что доказательств преступной деятельности собрано уже достаточно.
Он подал иск в суд «права справедливости» округа Гаррисон, требуя запретить «Карусель» осуществлять какую-либо деятельность. Он уведомил об этом совет штата по контролю за оборотом спиртных напитков и потребовал отозвать у ночного клуба лицензию на продажу алкоголя. Копию иска он лично передал в «Галф-Коуст реджистер». Газета отреагировала публикацией на первой полосе. Его война началась.
Неудивительно, что для защиты своего ночного клуба Джинджер Редфилд наняла Джошуа Бэрча, который, опубликовав опровержение, в резкой форме отрицал какие-либо уголовные правонарушения и просил суд снять обвинения. Джесси настаивал на ускоренном рассмотрении иска, но Бэрч был мастером затягивания дел. Пока адвокаты подавали ходатайство за ходатайством и спорили о назначении дня слушаний, прошло два месяца.
Излишне говорить, что решительный шаг нового окружного прокурора всколыхнул весь преступный мир. Поскольку азартные игры на Побережье устраивать становилось все более опасно, ночные клубы сделали упор на проституцию, чтобы увеличить доходы. Большинство преуспевало и так, предлагая клиентам на вполне законных основаниях выпивку и стриптиз, но серьезные деньги все же зарабатывались в комнатах наверху.
Лэнс Малко был в ярости и сознавал серьезность нападения на его бизнес. Если Джесси Руди удастся закрыть «Карусель», то следующим на очереди мог стать любой другой клуб. Лэнс строго наказал своим девочкам держаться подальше от тех, с кем они раньше не имели дела. Поговорив с Джошуа Бэрчем, он выстроил агрессивную линию защиты.
«Суд справедливости» имел юрисдикцию, распространявшуюся на разбирательства гражданских дел, связанных с семейными отношениями, завещаниями, зонированием, выборами и прочими вопросами, которые не требовали суда присяжных. Он был широко известен как «суд по разводам», потому что восемьдесят процентов дел касались распавшихся браков и опеки над детьми. Процессы об источнике опасности для окружающих были крайней редкостью.
Председателем «суда справедливости» был достопочтенный Леон Бейкер, стареющий юрист, утомленный годами разбирательства склок между враждующими супругами, особенно по поводу прав опеки над детьми. Как и многие жители Побережья, он относился к ночным клубам с презрением и никогда в них не заходил. Устав от бесконечных проволочек и уловок адвокатов, он положил им конец, назначив день слушания.
Впервые за всю историю Билокси делалась попытка закрыть одно из печально известных заведений на Стрипе решением суда. В зале суда собралось множество людей, и хотя большинство преступных владельцев заведений по понятным причинам предпочли там не присутствовать, они были должным образом представлены. Невин Нолл сидел в заднем ряду и, конечно же, докладывал обо всем Лэнсу Малко. Как владелице «Карусели», Джинджер Редфилд ничего не оставалось, только занять место за столом адвоката рядом с Джошуа Бэрчем, который, как всегда, был в восторге от предстоящей схватки при большом скоплении публики.
Джесси Руди, выступив первым, пообещал изложить четкую схему преступной деятельности. Он вызовет в качестве свидетелей шестерых мужчин — все офицеры полиции, действовавшие во внеслужебное время, — которые засвидетельствуют, что согласились платить за секс в «Карусели». Деньги не переходили из рук в руки, секса не было, но по закону преступление считается совершенным, как только цена согласована. Джесси указал на стопку бумаг и сообщил, что это повестки в суд, выписанные девушкам, работающим в «Карусели». Повестки девушкам не вручались, поскольку Фэтс Боуман велел своим подчиненным их проигнорировать.
— Вам нужны эти дамы в суде? — уточнил судья Бейкер.
— Да, ваша честь. Я имею право вызвать их сюда.
Судья Бейкер, бросив взгляд на судебного пристава, распорядился:
— Разыщите шерифа и скажите немедленно явиться сюда. Мистер Бэрч.
Джошуа встал, надлежаще обратился к суду и пустился в пространное объяснение того, как ведутся дела в «Карусели».
Девушки были официантками, которые приносили клиентам напитки и шутили с ними. Безобидное развлечение, не более того. Конечно, некоторые из девушек были профессиональными танцовщицами, и им нравилось выступать в откровенных нарядах, но это не было незаконным.
Ему никто не поверил, даже председатель «суда справедливости».
Первым свидетелем был Чак Армстронг, полицейский из Мосс-Пойнта. Он рассказал, как пошел в ночной клуб с другом Деннисом Гринлифом, тоже полицейским, и купил выпивку для юной леди по имени Марлен. Ее фамилию он так и не узнал. Они пили и танцевали, и в конце концов она предложила подняться на полчаса в комнату наверху. За пятьдесят долларов наличными он мог получить столько секса, сколько захочет. Он договорился о цене и месте встречи. Не было никаких сомнений, что они заключили сделку, затем он сказал, что хочет перекусить и они встретятся через час. Она ушла к клиенту за другим столиком и потеряла к нему интерес. Когда девушка исчезла, они с Деннисом ушли.
На перекрестном допросе Джошуа Бэрч спросил свидетеля, понимает ли он значение термина «склонять к занятию проституцией».
— Конечно, я понимаю, что это значит. Я же сотрудник полиции.
— Ну, тогда вы непременно должны понимать, что получение услуг проститутки тоже является преступлением, наказуемым штрафом и тюремным заключением.
— Да, я понимаю.
— Так вы, являясь сотрудником правоохранительных органов, признаете здесь под присягой, что совершили преступление?
— Нет, сэр. Это была операция под прикрытием, и если бы вы знали работу полиции, то понимали бы, что нам часто приходится выдавать себя за людей, которыми мы не являемся.
— Значит, у вас не было намерения совершить преступление?
— Не было.
— А разве вы пришли в ночной клуб не с четкой целью вовлечь Марлен в занятие проституцией?
— Нет, сэр. Опять же напомню: это была операция под прикрытием. У нас имелись веские основания полагать, что там имеет место преступная деятельность, и я отправился туда, чтобы лично убедиться в этом.
Бэрч несколько раз пытался заставить свидетеля признаться в своих противозаконных планах, но Джесси хорошо подготовил его. Деннис Гринлиф был следующим, и его показания оказались практически идентичными показаниям Армстронга. Бэрч ругал полисмена и пытался изобразить его преступником, блюстителем закона, охотящимся на юных леди, которые лишь разносили напитки и выполняли свою работу.
Следующие четыре свидетеля тоже были полицейскими и помощниками шерифа, которые действовали во внеслужебное время, и к полудню вопросы и ответы стали повторяться. Не было сомнений, что «Карусель» — рассадник проституции. Перед перерывом на обед в зал суда прибыл заместитель шерифа Килгор и объяснил судье Бейкеру, что шерифа Боумана срочно вызвали по неотложному делу и его нет в городе. Килгора долго допрашивали, почему повестки не были вручены девушкам, что, по мнению Бейкера, не представляло никакого труда и являлось самым обычным делом. Он передал Килгору пять повесток и приказал немедленно вручить их «официанткам». Тот пообещал это сделать, и слушание отложили до следующего утра.
Трудно сказать, действительно ли помощники шерифа посещали ночной клуб в поисках свидетелей, но в девять утра следующего дня Килгор сообщил, что ни одна из пяти девушек в «Карусели» больше не работает. К тому же имена, указанные в повестках, были вымышленными. Девушки исчезли.
Это разозлило судью Бейкера, но никого не удивило. Джошуа Бэрч вызвал на свидетельскую трибуну Джинджер Редфилд, и та спокойно отрицала какие-либо правонарушения в своем клубе. Она была ловкой лгуньей и заявила, что не терпит проституции и никогда не замечала ничего подозрительного в этом отношении за официантками.
Джесси не терпелось подвергнуть ее перекрестному допросу, который стал его первым настоящим выпадом против криминального авторитета. Он попросил Джинджер Редфилд повторить ее показания о проституции в «Карусели», что она и сделала. Джесси напомнил ей, что она под присягой, и спросил, понимает ли она, что лжесвидетельство является еще одним преступлением. Джошуа Бэрч громко выразил протест, который судья Бейкер поддержал. Джесси спросил ее о пяти официантках и попытался выяснить их настоящие имена. Джинджер утверждала, что не знала их, поскольку «дамы» часто использовали вымышленные имена. Он расспросил ее о том, как она ведет записи, и у нее не было другого выбора, кроме как признать, что девушкам платили наличными и никаких записей при этом не делалось. Она объяснила, что официантки приходили и уходили, ее персонал был в лучшем случае нестабильным и что она понятия не имела, куда девались эти пять девушек.
Затем Джесси расспросил ее об азартных играх в «Карусели», и она снова заявила, что ничего об этом не знает. Никаких игровых автоматов, покера, блек-джека, костей и рулетки. Бэрч возражал против такой линии допроса и напомнил суду, что предполагаемым источником опасности для окружающих была проституция. Окружной прокурор не представил доказательств участия клиентов в азартных играх. Судья Бейкер согласился и велел Джесси двигаться дальше. Перекрестный допрос длился два часа, то и дело переходя в жаркие баталии сцепившихся в схватке адвокатов, в то время как свидетельница сохраняла хладнокровие, а в какие-то моменты происходящее ее даже забавляло. Судья Бейкер попытался выступить арбитром, но быстро потерял терпение. Всем было очевидно, что он не верил ни единому слову свидетельницы и нетерпимо относился к нарушениям закона в ее ночном клубе.
Слушание закончилось до обеда. Обе стороны ожидали, что судья Бейкер возьмет паузу на рассмотрение и вынесет решение через несколько дней. Однако он удивил всех немедленным оглашением своего вердикта. Бейкер объявил «Карусель» источником опасности для окружающих и распорядился закрыть ее немедленно и навсегда.
Двери «Карусели» были заперты неделю, пока Джошуа Бэрч подавал апелляцию и вносил залог в размере десяти тысяч долларов. Закон позволял «Карусели» работать до рассмотрения апелляции, а это длительный процесс.
Джесси выиграл битву, но война была далека от завершения. Слушание показало, как трудно будет бороться с владельцами ночных клубов. Без помощи местной полиции и Фэтса Боумана от правоохранительных органов толку было мало. Привлекать честных полицейских из других городов было рискованно и требовало времени. Кроме того, проституток трудно поймать — никто не знал их настоящих имен, и они могли исчезнуть в любой момент.
Лэнс считал, если его бизнес смог пережить потерю доходов от азартных игр из-за неуемного интереса управления штата по спиртным напиткам, а затем и самого мощного урагана в истории, то сможет пережить и реформы нового решительного окружного прокурора. Дело «Карусели» напугало и его, и других владельцев, но через несколько недель девушки вернулись, и их клиенты тоже. Ему пришла в голову умная мысль: сделать постоянных клиентов «членами клуба». Двери были открыты для всех, кто хотел выпить, потанцевать и полюбоваться стриптизершами, но если джентльмену захочется чего-то большего, то он должен предъявить свой членский билет. А для получения такого «документа» он должен быть известен вышибалам, барменам и менеджерам. Это нововведение несколько замедлило оборот, зато обезопасило от проникновения агентов под прикрытием для сбора информации. У Лэнса имелись увеличенные фотографии шестерых полицейских, посланных Джесси Руди в «Карусель» и давших показания. Они висели на кухнях во всех его клубах, и сотрудники, постоянно проявляя бдительность, смотрели в оба. Каждого опрятно одетого незнакомца моложе пятидесяти успевали придирчиво изучить не менее трех пар глаз, пока он направлялся к бару заказать выпивку.
Эти меры сработали так хорошо, что их взяли на вооружение практически все. Вскоре некоторые владельцы клубов почувствовали себя настолько уверенно, что вновь открыли казино, правда, только для членов клуба.
Однако их спокойствие было нарушено, когда окружной прокурор нанес новый удар. Джесси созвал тайное заседание большого жюри, на котором выступили свидетелями четверо из шести полицейских, давших показания на суде по делу «Карусели». Единогласным голосованием большое жюри признало Джинджер Редфилд виновной по четырем пунктам обвинения в организации проституции путем «сознательного склонения, побуждения, поощрения или принуждения другого лица к тому, чтобы стать проституткой», а также «контролирования места и умышленного разрешения другому лицу использовать означенное место для проституции». Максимальным наказанием по каждому пункту обвинения был штраф в размере пяти тысяч долларов и десять лет тюремного заключения или и то и другое.
Джесси отнес запечатанное обвинительное заключение в кабинет судьи Олифанта и попросил его прочитать. Ему была нужна услуга. Закон требовал, чтобы подсудимому вручили копию вердикта большого жюри лично, но на Фэтса Боумана в этом рассчитывать не приходилось. Судья Олифант позвонил шерифу, которого, как обычно, было трудно найти, и ему сказали, что босса нет в городе. В то утро офисом руководил заместитель шерифа Килгор, и судья попросил его немедленно зайти в его кабинет. Когда он прибыл через полчаса, Джесси передал ему обвинительное заключение, которое судья Олифант приказал вручить Джинджер Редфилд, арестовать ее и доставить в тюрьму. Залог был установлен в размере пятнадцати тысяч долларов.
Джошуа Бэрч находился в своем кабинете, когда ему позвонила Джинджер. На удивление спокойным голосом она описала, как ее арестовали в офисе «О’Мэлли», надев наручники. Затем Килгор отвел ее к своей патрульной машине, усадил на заднее сиденье и отвез в тюрьму, где ее обыскали, сфотографировали и поместили в единственную женскую камеру участка. Все это было довольно унизительно, но она сохраняла спокойствие и хладнокровие.
Бэрч отправился в тюрьму, всю дорогу с улыбкой предвкушая перспективу еще одного громкого дела. Он даже представлял, какие будут заголовки.
Джинджер ждала в маленькой комнате, где адвокаты встречались с клиентами. Она отказалась переодеться в оранжевый комбинезон и по-прежнему была в платье и туфлях на каблуке. Прочитав обвинительное заключение с мрачным лицом, Бэрч заметил:
— Это лишь небольшая неприятность.
— И это все, что ты можешь сказать? Понятно, что неприятность. Иначе я бы не сидела здесь в тюрьме. Когда ты сможешь меня вытащить?
— Скоро. Я уже позвонил поручителю. Как быстро ты сможешь получить тысячу баксов наличными?
— Мой брат уже в пути.
— Отлично. Я вытащу тебя через несколько часов.
Джинджер, закурив сигарету, глубоко затянулась. Бэрч знал ее достаточно хорошо, чтобы не сомневаться: в ее жилах течет ледяная кровь. Во время слушаний по делу «Карусели» она никогда не нервничала, а временами даже казалось, что слушания ее забавляют. Медленно выпустив облако дыма, она спросила:
— У Руди сильная позиция, верно?
Еще какая сильная. Шестеро полицейских под прикрытием дадут показания, и им поверят. Бэрч видел, как они держались под давлением, и знал, что они вызовут доверие у любого присяжного. Плюс к этому из-за выявленной проституции «Карусель» была объявлена источником опасности для окружающих, и — да, Джесси Руди определенно одержал верх.
Умолчав об этом, Бэрч сказал:
— Мы устроим в суде хорошую драку. Поставим девочек в очередь и подготовим их. Я редко проигрываю процессы, Джинджер.
— Ну, этот ты точно не можешь проиграть, потому что в тюрьму я не сяду.
— Поговорим об этом позже. А сейчас давай вытащим тебя.
— Я провела два часа в камере, и это не для меня. Мой муж в заключении уже шесть лет и чувствует себя не очень хорошо. Обещай мне, Джошуа, что я не попаду за решетку.
— Я не могу дать такое обещание. Я никогда этого не делаю. Но ты наняла лучшего адвоката, и мы организуем сильную защиту.
— Когда я предстану перед судом?
— Через несколько месяцев, может, через год. У нас будет много времени.
— Просто вытащи меня.
Бэрч покинул тюрьму и поехал в «Красный бархат», где встретился с Лэнсом Малко и рассказал об обвинительном заключении. Лэнс сначала был ошеломлен, но шок быстро уступил место гневу. Немного остыв, он сказал:
— Полагаю, он может предъявить обвинения нам всем, верно?
— Да, в теории. Большое жюри обычно становится послушным инструментом для окружного прокурора. Но я не думаю, что это случится.
— И почему?
— Полагаю, он использует дело Джинджер в качестве пробного шара. Если ему удастся ее осудить, тогда он начнет искать новую жертву. Ты же понимаешь, потенциальных ответчиков хватает с избытком.
— Этот сукин сын много о себе возомнил.
— Нет, Лэнс, я бы сказал, что он отлично все понимает. У него есть огромная власть, и он может выдвинуть обвинение практически против любого. А вот добиться осуждения — другое дело. С его стороны это огромный риск, поскольку в случае проигрыша ему придется заняться поимкой воришек.
— Ты не можешь позволить ему победить, Бэрч.
— Просто положись на меня.
— Да, я делал это всегда.
— Спасибо. А пока надо залечь на дно. Никаких азартных игр, никаких проституток.
— Мы не играем, ты же знаешь.
— Да, но кругом много чего происходит.
— Я не могу контролировать другие клубы.
— Тебе и не придется. Когда об аресте Джинджер станет известно, все залягут на дно, и быстро. Дай всем знать, что на полгода надо заморозить все азартные игры и девушек.
— Руди добивается именно этого, так ведь?
— Сделай перерыв. Ничего незаконного. Ты же давно в бизнесе и знаешь, что спрос всегда возвращается.
— Как сказать, Бэрч. Перемены витают в воздухе. Теперь у нас есть прыткий окружной прокурор, которому нравится видеть свое имя в газетах.
— Лучший совет, который я могу тебе дать, это не делать глупостей.
Лэнс наконец улыбнулся и махнул рукой.
Ближе к вечеру Лэнс и Хью, покинув Стрип, поехали на север в округ Стоун. Хью, как и раньше, сидел за рулем. Поработав на грузовом судне и морской нефтяной вышке, куда его пристроил отец, он окончательно убедился в том, что непригоден для честного труда. Лэнс не стеснялся в выражениях, распекая Хью за ограбление ювелирных магазинов, и предупредил, что еще один подобный прокол — и он либо лишится семейного бизнеса, либо загремит за решетку, а может, и то и другое вместе. Хью с готовностью отказался от мыслей о торговле оружием и с удовольствием вернулся к привычным занятиям: игре в бильярд, распитию пива и проверке своих круглосуточных магазинов при заправках.
Они проехали через сосновую рощу и припарковались перед охотничьим домиком Фэтса. Килгор жарил на веранде стейки, а Фэтс уже смаковал бурбон.
Пришло время обсудить, что делать с Джесси Руди.
Джесси поручил помощнику окружного прокурора Иган Клемент расследовать семь нераскрытых убийств, совершенных с 1966 по 1971 годы. Пять из них считались связанными с бандитскими разборками, поскольку жертвы имели то или иное отношение к организованной преступности. Периодически между группировками вспыхивали войны за передел сфер влияния, и за каждым убийством следовала неминуемая расплата. У Фэтса Боумана имелся помощник, которого он считал своим главным следователем, но тот был неопытен и плохо подготовлен в первую очередь потому, что шериф не собирался тратить силы на раскрытие бандитских убийств. По сути, эти дела были заморожены, никто ими не занимался.
Изучение материалов департамента шерифа заняло пять месяцев после приведения Джесси к присяге. Папки по убийствам были тонкими и мало что содержали. Он обратился за помощью в полицию штата, но, как и предполагал, округ Гаррисон считался вотчиной Фэтса Боумана, и штат предпочитал его не беспокоить. ФБР также самоустранилось. Убийства, как и множество других преступных действий, попадали под юрисдикцию законов штата, а не федерального законодательства.
Особое внимание Иган привлекло убийство Дасти Кромвеля. Его смерть не стала большой потерей для общества, но то, как все произошло, поражало. Его застрелили на общественном пляже в теплый солнечный день менее чем в миле от маяка Билокси. Около дюжины свидетелей слышали винтовочный выстрел, но стрелявшего никто не видел. Когда Дасти пулей снесло полголовы, его подруга закричала от ужаса, а мать, отец и двое детей, находившиеся в сорока футах[17] сзади, видели, как все произошло.
В досье имелось много кровавых фотографий, а отчет о вскрытии лишь подтверждал то, что было и так очевидно. Свидетели дали показания, из которых следовало, что видели они немногим больше, чем мгновенно убитый единственным выстрелом Дасти. Краткая справка о Кромвеле содержала сведения о его темном прошлом и трех судимостях за уголовные преступления. Его «Клуб прибоя» был сожжен поджигателем, и он поклялся отомстить Лэнсу Малко, Джинджер Редфилд и еще кое-кому, хотя другие имена не упоминались. Короче говоря, за свою короткую преступную жизнь Дасти сумел нажить немало опасных врагов.
Джесси не сомневался, что за убийством стоит Лэнс Малко. Иган согласилась, и их версия — или, скорее, предположение — заключалась в том, что Лэнс нанял известного поджигателя Майка Сэвиджа уничтожить «Клуб прибоя». В ответ Кромвель убил Сэвиджа и отрезал ему ухо. Затем Кромвель нанял кого-то убрать Лэнса, и покушение едва не удалось. Пуля разбила лобовое стекло и осыпала осколками Малко и Невина Нолла. Поняв, что его жизнь в опасности, Лэнс нанял наемного убийцу, и тот позаботился о Дасти.
Это была вполне правдоподобная, но совершенно бездоказательная версия.
По закону штата о смертной казни заказное убийство являлось преступлением, которое каралось высшей мерой наказания в газовой камере. Лэнс и его банда убили несколько человек и не собирались останавливаться. Они словно обладали иммунитетом от судебного преследования. Однажды обвинили в убийстве и арестовали только Невина Нолла. Десять лет назад его судили за убийство Эрла Фортье в Паскагуле, но присяжные признали его невиновным, и в итоге он благополучно вышел на свободу.
Как окружной прокурор, Джесси дал клятву преследовать в судебном порядке за совершение любых уголовных преступлений, независимо от того, кто их совершил и какое омерзение могли вызывать сами жертвы. Он не боялся Лэнса Малко и его головорезов и — при наличии доказательств — предъявил бы обвинения им всем. Однако найти их представлялось нереальным.
Поскольку от полиции всех уровней ждать помощи не приходилось, Джесси решился взять грех на душу. Преступники, за которыми он охотился, вели смертельную игру без всяких правил. Чтобы поймать вора, ему требовалось нанять вора.
Контрабандиста звали Хейли Стофер. Он спокойно ехал по автостраде номер 90, ничего не нарушая, когда к западу от Бэй-Сент-Луиса прямо перед ним внезапно возник блокпост. Шериф округа Хэнкок получил наводку, и ему было о чем поговорить со Стофером. В багажнике Хейли нашли восемьдесят фунтов[18] марихуаны. По словам осведомителя, Стофер работал на новоорлеанского дилера и перевозил партию товара в Мобил. Его отконвоировали в окружную тюрьму, где на второй день адвокат Стофера сообщил: ему обеспечены тридцать лет тюрьмы.
Джесси сообщил адвокату, что будет настаивать на максимальном сроке, а сделки с признанием вины не будет. Поток наркотиков, хлынувший из Южной Америки, оставался дерзким вызовом, на который власти ответили принятием жестких законов. Для защиты общества требовались экстренные репрессивные меры.
Стоферу было двадцать семь лет, он был холост и не мог представить себе, что следующие три десятилетия проведет за решеткой. Он уже отсидел три года в Луизиане за угон автомобилей и предпочитал жизнь на воле. Он провел в тюрьме месяц и ждал в душной камере движения по своему делу. Наркоторговцы из Нового Орлеана наняли адвоката, который мало что сделал, если не считать предупреждения держать рот на замке и замечания, что иначе будет хуже. Прошел еще месяц, Стофер молчал.
Каково же было его удивление, когда однажды его в наручниках привели в маленькую тесную комнату, где обычно проходили встречи с адвокатами. Однако вместо адвоката на сей раз Стофера ждал окружной прокурор. Они уже встречались в суде во время предварительного слушания.
— Уделишь мне пару минут? — спросил Джесси.
— Наверное. Где мой адвокат?
— Понятия не имею. Закуришь?
— Спасибо, нет.
Джесси закурил, и было похоже, никуда не торопился.
— Завтра соберется большое жюри, и тебе предъявят обвинения по всем пунктам, о которых говорилось в суде.
— Да, сэр.
— Ты когда-нибудь встречал человека, отбывавшего срок в тюрьме нашего штата Парчман?
— Да, сэр. Познакомился с парнем в Анголе, который там сидел.
— Не сомневаюсь, что он был счастлив убраться оттуда.
— Да, сэр. Сказал, это худшее место в стране.
— Не могу представить, что значит провести там тридцать лет, а ты?
— Послушайте, мистер Руди, если вы собираетесь предложить мне сделку, пообещав скинуть несколько лет, если я заложу своих коллег, то мой ответ — нет. Мне все равно, куда вы меня пошлете, но через пару лет мне точно перережут глотку. Я их знаю. А вы — нет.
— Речь не об этом. Я говорю о другой банде. И о другой сделке, которая не предполагает пребывания за решеткой. Вообще. Ты уходишь свободным человеком.
Стофер, опустив глаза, долго разглядывал пол, а затем хмуро перевел взгляд на Джесси.
— Ладно, что-то я совсем запутался.
— Ты часто проезжал через Билокси?
— Да, сэр. Это был мой маршрут.
— Когда-нибудь бывал там в ночных клубах?
— Конечно. Холодное пиво, много девушек.
— Так вот, клубами управляет банда преступников. Тебе приходилось что-нибудь слышать о мафии Дикси?
— Конечно. О них рассказывали в тюрьме, но я мало что знаю.
— Это нечто вроде плохо организованной группы плохих парней, которые стали здесь селиться двадцать лет назад. Со временем они захватили клубы, где предлагали выпивку, азартные игры, девушек и даже наркотики. И их в бизнесе по-прежнему очень много. «Камилла» все снесла под корень, но они тут же вернулись. Гангстеры, воры, сутенеры, мошенники, поджигатели, у них есть даже свои киллеры. За ними тянется длинный след убийств.
— К чему все это говорится?
— Я хочу, чтобы ты устроился к ним работать.
— Похоже, отличная компания.
— В отличие от твоих наркоторговцев?
— У меня есть судимость, и мне трудно найти работу, мистер Руди. Я пытался.
— Это не оправдание для торговли наркотиками.
— Я не оправдываюсь. Но зачем мне работать на этих парней?
— Чтобы избежать тридцати лет тюрьмы. У тебя действительно нет выбора.
Стофер провел пальцами по густым волосам, доходившим до плеч.
— Можно мне сигарету?
Джесси протянул ему сигарету и дал прикурить.
— Мне кажется, в этой беседе должен участвовать мой адвокат, — сказал Стофер.
— Уволь своего адвоката. Я не могу доверять ему. Никто не знает об этой сделке, Стофер. Только мы двое. Избавься от своего адвоката, иначе он все испортит.
Подсудимый выпустил через нос две тонкие струйки сизого дыма и сказал:
— Мне он тоже очень не нравится.
— Он мошенник.
— Я должен подумать, мистер Руди. Это довольно неожиданно.
— У тебя есть двадцать четыре часа. Я вернусь завтра, и мы вместе прочитаем обвинительное заключение, хотя ты, наверное, уже знаешь, что тебя ждет.
— Да, сэр.
На следующий день за тем же столом Джесси вручил Стоферу обвинительное заключение. Тот читал медленно, и лицо его искажалось болью. Тридцать лет — немыслимый срок. Никто не мог протянуть три десятилетия в тюрьме Парчман.
Закончив, он положил листки на стол и спросил:
— Есть сигарета?
Оба закурили. Джесси взглянул на часы, как будто имел дела поважнее.
— Так каков будет ответ?
— Выбора у меня нет, верно?
— Как сказать. Уволь своего адвоката, и мы перейдем к делу.
— Уже уволил.
Джесси улыбнулся:
— Разумно. Я возьму это заключение и спрячу в ящик стола. Может, мы никогда его больше не увидим. Облажаешься или кинешь меня — и тебе конец. А решишь сделать ноги, то с вероятностью восемьдесят процентов тебя в конце концов поймают. Тогда я прибавлю к сроку еще десять лет и гарантирую тебе сейчас, что ты проведешь на каторжных работах каждую минуту своего сорокалетнего срока.
— Я не сбегу.
— Вот и славно.
Джесси нагнулся, достал небольшой пакет и положил на стол.
— Твои вещи. Ключи от машины, бумажник, наручные часы, почти двести баксов наличными. Поезжай в Билокси, осмотрись, поболтайся в двух заведениях, «Красный бархат» и «Фокси», найди в них работу.
— Какую?
— Мыть посуду, подметать полы, заправлять кровати — мне все равно. Работай прилежно, слушай, о чем там говорят, и следи за тем, что говоришь сам. Попробуй получить повышение до бармена. Эти ребята все видят и слышат.
— Какое у меня прикрытие?
— Оно тебе не нужно. Ты — Хейли Стофер, двадцати семи лет, из Гретны, штат Луизиана. Приехал из Нового Орлеана. Ищешь работу. Есть криминальное прошлое, отмотал срок, что им точно понравится. Не бойся испачкать руки.
— И что я ищу?
— Просто работу. Оказавшись внутри, не высовывайся и смотри в оба. Ты преступник, Стофер, разберешься сам.
— А как мне отчитываться перед вами?
— Мой офис находится в Билокси в здании суда округа Гаррисон, на втором этаже. Будь там ровно в восемь утра в первый и третий понедельник каждого месяца. Заранее не звони. Никому не говори, куда идешь. Не заговаривай в офисе ни с кем. Я буду ждать, и мы выпьем по чашке кофе.
— А местный шериф?
— Просто уезжай, и все. Я с ним договорился. Проблем не будет.
— Думаю, мне следует поблагодарить вас, мистер Руди.
— Пока нет. И никогда не забывай, Стофер, что эти ребята не задумываясь тебя убьют, если что-нибудь заподозрят. Будь всегда начеку!
В мае 1973 года Джесси и Агнес вместе с двумя дочерьми, Лорой и Беверли, совершили на выходные шестичасовую поездку из Билокси в Оксфорд, чтобы отпраздновать важное событие. Кит окончил юридический факультет Университета Миссисипи с отличием, и семья по праву им гордилась. Как и в большинстве случаев, лучшие выпускники собирались работать в крупных городах — Джексоне, Мемфисе, Новом Орлеане и, возможно, даже в Атланте, — их ждала почасовая занятость в крупных фирмах, представляющих корпорации. Выпускники второго уровня обычно не покидали штат и устраивались в более мелкие фирмы, которые специализировались на страховании. Большинство же только что получивших дипломы юристов уезжали домой, где поступали на работу в семейные фирмы, или задействовали связи с законниками, посещавшими здание суда, или храбро открывали свои бюро, заявляя о готовности представлять интересы граждан в суде.
С первого дня занятий Кит знал, куда отправится, получив диплом, и никогда не ходил ни на какие собеседования. Он любил Билокси, боготворил отца и был рад помочь превратить «Руди и Петтигрю» в крупнейшую фирму на Побережье. Он усердно учился — по крайней мере, первые два года, — потому что находил юриспруденцию потрясающе интересной. Однако на третьем курсе он влюбился в темноволосую студентку по имени Эйнсли, которая увлекла его гораздо сильнее. Ей было всего двадцать лет, она была моложе и Лоры, и Беверли, и, два года проучившись вместе, они с Китом не представляли, что могут расстаться.
Весенний выпускной был временем воссоединения групп юридического факультета, встреч выпускников, судебных конференций, заседаний коллегии адвокатов, вечеринок и обедов. Кампус и город заполонили адвокаты. Поскольку Джесси учился не в Университете Миссисипи, а получил образование на вечернем отделении колледжа Университета Лойола, он чувствовал себя здесь в определенном смысле чужаком. Однако его приятно удивило, как много судей и адвокатов были о нем наслышаны и хотели пожать ему руку. Не прошло и полутора лет после его вступления в должность окружного прокурора, а он стал более широко известен, чем можно было предположить.
За выпивкой несколько молодых юристов в шутливом тоне заговорили с ним об очистке Побережья. Не увлекайтесь слишком, советовали они. На протяжении многих лет они сами пользовались возможностью улизнуть из дома на ночь или две, чтобы повеселиться. Джесси посмеялся вместе с ними, поддерживая их беззаботный настрой, но при этом еще более укрепился в решимости возобновить боевые действия.
После воскресной церемонии вручения дипломов настало время фотографирования. На каждом снимке Кита с родственниками и друзьями рядом с ним была Эйнсли.
Возвращаясь домой, Джесси и Агнес были уверены, что провели выходные со своей будущей невесткой. Лора нашла ее очаровательной. Беверли больше забавляло то, как сильно их старший брат был очарован этой девушкой. У него впервые в жизни был действительно серьезный роман.
Когда Джошуа Бэрч наконец исчерпал свой внушительный набор уловок для затягивания процесса, а судья Нельсон Олифант был сыт по горло тактикой проволочек, дело «Штат Миссисипи против Джинджер Эйлин Редфилд» поступило в суд. Терпение Джесси лопнуло несколько месяцев назад, и он почти не разговаривал с мистером Бэрчем, хотя и считал непрофессиональным портить отношения и ссориться с адвокатами противоположной стороны. Он был окружным прокурором, представителем штата, и ему надлежало хотя бы стараться вести себя лучше других.
В среду днем судья Олифант вызвал мистера Руди и мистера Бэрча в свой кабинет и вручил им список потенциальных присяжных, который он вместе с окружным секретарем только что закончил составлять. В списке значилось шестьдесят имен, все — зарегистрированные избиратели округа Гаррисон.
Отлично зная о связях подсудимой в преступном мире и ее окружении, судья Олифант был озабочен защитой пула присяжных от «внешнего влияния». Он прочитал обоим адвокатам лекцию о недопустимости подкупа присяжных и пригрозил суровыми санкциями, если узнает о ненадлежащем контакте. Джесси воспринял наставления спокойно, поскольку знал, что произносится это не для него. Бэрч тоже воспринял все без возражений. Он знал, что его клиентка и ее сторонники способны на все. Обещал предостеречь.
Два часа спустя заместитель шерифа Килгор, припарковав позади «Красного бархата» автомобиль, вошел в здание через особую желтую дверь, скрытую от посторонних глаз старыми ящиками, и поспешил в офис Малко.
Торопясь закончить строительство после разрушительного урагана, подрядчик перепутал планы этажей и установил дверь, которой на плане не было. Но эту ошибку никто не собирался устранять, ведь именно эта дверь стала тайным проходом в клуб для добропорядочных мужчин, не желавших, чтобы их видели входящими и выходящими через парадный подъезд. Для встреч со своими любимыми девушками они парковались сзади и использовали желтую дверь.
Килгор положил копию списка присяжных на стол Лэнса.
— Шестьдесят имен. Фэтс говорит, что знает как минимум половину из списка.
Лэнс схватил список и молча изучил его. Предпочитая оставаться в тени, он избегал появления на публике и редко встречался с незнакомыми людьми. Он давно смирился с тем, что многие считают его опасным и нечестным человеком, но его это мало трогало, пока деньги текли рекой. Единственным местом, где собиралось много жителей Побережья и где бывал сам Лэнс, являлась церковь в часы воскресной мессы.
Он насчитал в списке шесть имен, которые показались ему знакомыми.
Килгор узнал пятнадцать. Он заметил:
— Представь, я живу здесь более сорока лет и думаю, что знаю многих. Но каждый раз, когда получаю список присяжных, я чувствую себя здесь чужаком.
Джошуа Бэрч, доводя до совершенства свою стратегию задержек и проволочек, вместе с Лэнсом и Джинджер пришел к выводу, что суд над ней станет решающим столкновением с Джесси Руди. Прокурор уже выиграл дело об источнике опасности для окружающих, хотя оно и было подано на апелляцию, а «Карусель» продолжала функционировать без всяких проблем. Но все равно это была для Джесси крупная победа, и она приобретет особое значение, если Верховный суд Миссисипи подтвердит решение председателя «суда справедливости» и заставит владелицу закрыть клуб. Осуждение за содержание публичного дома отправит Джинджер в тюрьму, уничтожит ее заведения и подтолкнет Руди к использованию того же закона для предъявления обвинений и судебного преследования других собственников.
Хотя они представляли собой разношерстную публику, неорганизованную банду жуликов, которые презирали друг друга, соперничали между собой и часто воевали, выпадали моменты, когда Лэнс мог заставить их прислушаться к нему и убедить действовать сообща в его и их собственных интересах. Суд над Джинджер Редфилд был как раз таким моментом.
Копии списка присяжных были разосланы всем. К девяти часам вечера владельцы ночных клубов, баров, бильярдных и стриптиз-клубов их получили и стали наводить справки об именах.
Первыми двумя свидетелями, вызванными обвинением, были Чак Армстронг и Деннис Гринлиф, те самые полицейские, которые десять месяцев назад давали показания по делу об источнике опасности для окружающих. Они пошли в «Карусель», купили выпивку для Марлен и еще одной девушки, снова выпили, а затем договорились о цене визита наверх. Они заметили, как другие официантки снимали клиентов, причем посетителей в баре было много. Они видели, как несколько мужчин, так же как и они сами, угощали девушек, а потом, в отличие от них, уединялись с ними либо в задних комнатах, либо наверху.
Оба свидетеля уже допрашивались Джошуа Бэрчем, и их тщательно подготовил Джесси Руди. Они твердо держались своих показаний и не потеряли выдержки и профессионализма, когда Бэрч обвинил их в склонении к проституции и попытках сбить юных леди с пути истинного.
Джесси исподволь наблюдал за присяжными, пока Бэрч гнул свою линию. Восемь мужчин, четыре женщины — все белые. Три баптиста, три католика, два методиста, два пятидесятника и два откровенных грешника, заявивших об отсутствии принадлежности к какой-либо конфессии. Большинство из них, казалось, были удивлены, что Бэрч столь явно педалирует тот факт, будто полицейские развращали наивных официанток. В пределах сотни миль от здания суда репутация ночных клубов была известна всем. Об этом говорилось годами.
Задача Кита заключалась в том, чтобы делать заметки, наблюдать за присяжными и следить за зрителями. Зал суда был заполнен примерно наполовину, и других владельцев клуба он не увидел. Однако во время дачи показаний Гринлифом он оглянулся и с удивлением заметил в заднем ряду Хью Малко. Встретившись взглядами, оба равнодушно их отвели, как будто их не волновало, что они оба оказались именно здесь. Волосы Хью стал носить длиннее и отрастил усы. Он раздался в груди, и Кит подумал, что это из-за чрезмерного употребления пива в бильярдных. С 1960 года и периода их славы в качестве звезд они прошли долгий путь, и теперь их разделяла глубокая пропасть.
И все же, несмотря на это, увидев старого приятеля, Кит на мгновение ощутил в груди теплое чувство.
После утреннего заседания Джесси вызвал на свидетельскую трибуну еще двух полицейских, чьи показания ничем не отличались от показаний первых двух. Все то же самое — только с другими девушками. Опять стандартные предложения секса по пятьдесят долларов за полчаса или по сотне за час.
Пока Бэрч устраивал на перекрестном допросе очередной спектакль, Джесси делал записи и наблюдал за присяжными. Номер восемь — мужчина сорока трех лет по имени Нанцио — назвался членом методистской церкви. Казалось, он не следил за процессом и имел странную привычку постоянно разглядывать то свои ботинки, то потолок.
Кит, увлеченный происходящим в зале суда, сидел за столом обвинения за отцом. Он передал Джесси записку со словами: «Номер 8, Нанцио, не слушает, ведет себя странно. Уже определился с решением?!»
В обед они быстро перекусили бутербродами в комнате переговоров адвокатского бюро. Иган Клемент выразила беспокойство по поводу присяжного номер три, мистера Дьюи, пожилого джентльмена, то и дело клевавшего носом. По крайней мере, половина присяжных, в первую очередь баптисты и пятидесятники, были готовы отстаивать праведную жизнь. Про другую половину сказать что-либо определенное было сложно.
Во второй половине дня Джесси завершил обвинительную часть показаниями двух оставшихся полицейских под прикрытием. Их выступления мало чем отличались от предыдущих четырех, и к тому времени, когда Бэрч закончил свои разглагольствования, слова «проститутка» и «проституция» звучали так часто, что мало у кого оставались сомнения — ночной клуб подсудимой ничем не отличался от обычного публичного дома.
В три часа дня настало время защиты, и Бэрч пригласил на трибуну своего ключевого свидетеля. Марлен поклялась говорить правду, и представить себе более скромную и порядочную девушку было невозможно. Настоящее имя — Марлен Хичкок, двадцати четырех лет, сейчас живет в Пратвилле, штат Алабама. Ее ситцевое платье свободного покроя было под горлышко и опускалось значительно ниже колен. На ногах простые босоножки, какие вполне могла носить ее бабушка. На лице никакой косметики, если не считать едва заметной розовой помады на губах. Она никогда не носила очков, но Бэрч подобрал ей пару в круглой оправе, которые сделали ее похожей на школьную библиотекаршу.
Чак Армстронг и Деннис Гринлиф, наблюдавшие за процессом, сидя в третьем ряду, с трудом узнали ее.
Сценарий допроса был тщательно отрепетирован, и ее незавидная судьба не могла не вызвать сочувствия: закончить школу ей не дали, потом несчастливый брак с настоящим неудачником, низкооплачиваемая работа. Но четыре года назад она приехала в Билокси, и ей посчастливилось устроиться официанткой в «Карусели». Она никогда: 1) не предлагала себя для секса; 2) не предлагала посетителям заняться сексом; 3) не видела, как другие девушки снимали клиентов, чтобы заняться сексом; 4) не слышала о каких-либо комнатах наверху, в которых могли заниматься сексом, и все в таком роде. Полное и тотальное отрицание того, что в «Карусели» велись разговоры о сексе. Она искренне восхищалась «мисс Джинджер» и была очень довольна своей работой на нее.
Показания Марлен были настолько лживыми, что даже могли вызвать доверие. Разве стал бы порядочный человек приносить клятву на Библии, а затем бессовестно лгать?
Джесси начал перекрестный допрос доброжелательно и поинтересовался, платила ли Марлен налоги со своих доходов. Она призналась, что работала только за чаевые и никуда о них не сообщала. Она не платила никаких налогов, не делала никаких отчислений на социальное обеспечение или страхование по безработице. Внезапно она расплакалась, рассказывая, как трудно заработать и сэкономить несколько долларов, чтобы отправить их домой матери, которая занималась воспитанием маленькой трехлетней дочки Марлен. Если Джесси хотел набрать очки, представив ее налоговой мошенницей, то он потерпел неудачу. Присяжные, особенно мужчины, казалось, прониклись к ней сочувствием. Даже в скромной одежде и без всякого макияжа, она была хорошенькой женщиной с искоркой в глазах, когда не плакала. Мужчины на скамье присяжных обращали на это внимание.
Джесси перешел к разговору о сексе, но ничего не добился. Она категорически отрицала любые намеки на участие в этом бизнесе. Когда он стал давить слишком сильно, она поразила всех, огрызнувшись:
— Я не проститутка, мистер Руди!
Он не знал, как с ней обращаться. В конце концов, вопрос был довольно деликатным. Как можно расспрашивать человека о его сексуальной жизни на открытом процессе?
Почувствовав запах крови, Бэрч перешел в наступление. Он вызвал пять свидетелей подряд, тех самых официанток, которых обвинили агенты под прикрытием и которые исчезли с Побережья во время прошлого судебного разбирательства. Одна за другой они занимали место на трибуне свидетелей. Никакой обтягивающей одежды, никаких коротких юбок и вызывающих причесок, никакой туши для ресниц, никакого перекрашивания в блондинок, никаких украшений и высоченных каблуков, как у проституток. Все шесть могли бы запросто сойти за участниц церковного женского хора во время службы по средам.
Они всячески превозносили мисс Джинджер, не уставая повторять, каким замечательным работодателем та была. Она строго следила за порядком, не терпела пьяниц и смутьянов, оберегала своих девочек. Конечно, на сцене выступали стриптизерши, но они просто выполняли свою работу. Они были своего рода приманкой, девочками, на которых приходили поглазеть мальчики. Но они были неприкасаемы, что лишь подчеркивало их привлекательность.
Две официантки признались, что встречаются с клиентами, но только в нерабочее время. Еще одно из многих правил мисс Джинджер. Один роман длился несколько месяцев.
Четыре женщины в составе жюри быстро поняли суть этого фарса и потеряли к нему интерес. Прочитать мужчин было труднее. Джо Нанцио понравилась Марлен, но вскоре он снова переключил внимание на свои ботинки. Мистер Дьюи проспал большую часть предыдущих показаний, но при появлении дам оживился и внимательно слушал.
К полудню второго дня Бэрч договорился до того, что «Карусель» чуть ли не являлась местом, где можно замечательно отдохнуть всей семьей вместе с детьми.
После обеда он продолжил в том же ключе, подтверждая свои утверждения показаниями еще четырех дам. Все они были просто трудолюбивыми девушками, которые разносили напитки, пытаясь так заработать на жизнь. Мало что из их показаний поддавалось проверке. Поскольку никаких записей не существовало, они вольны были говорить что угодно, и Джесси ничего не мог с этим поделать. Он попытался выяснить их имена, реальные адреса, возраст и даты работы, но даже это представляло трудность.
Во время продолжительного перерыва судья Олифант, обращаясь к Бэрчу, высказал предположение, что, возможно, они услышали уже достаточно. Бэрч сказал, что у него еще есть свидетели, другие официантки, но согласился с тем, что присяжные начали уставать.
— Будет ли подсудимая давать показания? — поинтересовался Олифант.
— Нет, сэр, не будет.
Джесси очень хотелось устроить Джинджер продолжительный перекрестный допрос, но ответ Бэрча его не удивил. Во время судебного разбирательства в «суде справедливости» она давала свидетельские показания, сохраняя хладнокровие и спокойствие, и Джесси не стал копаться в ее прошлом. Он не сомневался, что в какой-то момент сможет выбить ее из колеи и спровоцировать на опрометчивый ответ в присутствии присяжных. Бэрч это понимал и удержал ее от дачи показаний. Кроме того, дача показаний подсудимым обычно не приводила ни к чему хорошему.
Судья Олифант страдал от болей в пояснице и принимал лекарства, которые нередко притупляли внимание, так что ему требовалась передышка. Он объявил перерыв до следующего утра.
Подходя к своей машине на стоянке возле здания суда, Джесси заметил, что под стеклоочистителем что-то есть. Это был маленький белый конверт без надписи. Он взял его и сел за руль, а Иган заняла место рядом. Кит, как молодой специалист, устроился на заднем сиденье. Джесси открыл конверт и вынул маленький белый листок. На нем было написано: «Джо Нанцио получил 2000 долларов наличными за голосование о невиновности».
Джесси передал листок Иган, которая, прочитав, протянула его через плечо Киту. Они молча доехали до адвокатского бюро, попросили всех выйти из переговорной и заперлись в ней.
Первый вопрос заключался в том, сообщать ли об анонимном послании судье Олифанту. Записка могла быть шуткой, подставой или розыгрышем. Конечно, это могло оказаться и правдой, но без дополнительных доказательств Олифант вряд ли что-нибудь предпримет. В его власти опросить каждого присяжного по отдельности и попробовать узнать истину по реакции самого Нанцио. Но если тот взял деньги, то вряд ли в этом признается.
Как всегда, имелось два запасных присяжных. Если Нанцио выведут из состава коллегии, суд продолжится.
Джесси также мог потребовать объявления судебного разбирательства неправосудным, что было редкостью для стороны обвинения. Если его требование удовлетворят, то все разойдутся по домам и слушание начнется заново в другой день. Однако он сомневался, что судья Олифант на это согласится. Использование признания разбирательства неправосудным — обычно инструмент защиты, а не обвинения.
После двухчасового мозгового штурма Джесси решил ничего не предпринимать. Присяжные приступят к обсуждению завтра утром, и вскоре они узнают, что им приготовил Нанцио, если вообще все это не утка.
Джесси начал заключительную речь с резкого осуждения подсудимой, мисс Джинджер, и ее заведения с дурной репутацией. Он противопоставил показания шести преданных делу сотрудников полиции, работавших под прикрытием и в штатском, показаниям группы распутных женщин, надлежаще приодетых для выступления перед присяжными. Только представьте, как они выглядят, когда снимают клиентов и предлагают им секс.
Бэрч, оправдывая возлагавшиеся на него надежды, обрушился на полицейских, обвиняя их в проникновении в «Карусель» с единственной целью — «склонить» официанток к недостойному поведению. Конечно, дамы выросли в неблагополучных районах и неполных семьях, но это не их вина. Благодаря доброте его клиентки, мисс Джинджер, они получили работу, и за подачу напитков им хорошо платили.
Пока Бэрч расхаживал взад-вперед, будто ветеран сцены, Джесси наблюдал за присяжными. Это был единственный момент в ходе слушаний, когда он мог их разглядывать не украдкой и не бояться, что это заметят. Джо Нанцио избегал встречаться с Джесси взглядом во время его заключительного выступления, но внимательно наблюдал за Бэрчем.
Большинство присяжных наверняка были готовы проголосовать за виновность Джинджер, но закон требовал единогласного вердикта. Любое другое решение будет означать, что жюри присяжных зашло в тупик и не может прийти к единому мнению, а это, скорее всего, приведет к новому разбирательству через несколько месяцев.
Присяжные удалились на обсуждение незадолго до одиннадцати, и судья Олифант объявил перерыв до дальнейшего уведомления. В три часа дня его помощник прошел по коридору в офис Джесси и сообщил, что вердикт пока не вынесен. В половину шестого присяжных отпустили до утра домой. В какую сторону склоняется жюри, было непонятно. В девять утра судья Олифант призвал зал к порядку и поинтересовался у старшины мистера Тредгилла, как у них дела. По его лицу и виду было видно, что у присяжных все непросто. Его честь ясно дал понять, что с нетерпением ждет приговора. Утро тянулось без известий из совещательной комнаты. Объявив перерыв на обед, судья попросил адвокатов пройти в его кабинет. Когда они расселись, он кивнул судебному приставу, который открыл дверь и сопроводил внутрь мистера Тредгилла. Судья вежливо попросил его сесть.
— Я так понимаю, что особого прогресса нет.
Старшина покачал головой. Он выглядел расстроенным.
— Нет, сэр. Боюсь, мы зашли в тупик.
— И как разделились голоса?
— Девять против трех. Так было вчера днем, и никто мнения не изменил. Мы тратим свое время впустую, и ваше, полагаю, тоже. Мне очень жаль, судья, но это бесполезно.
Олифант глубоко вдохнул и шумно выдохнул. Как и любой судья, он ненавидел подобные ситуации, потому что они означали фиаско — впустую потрачены сотни часов, теперь придется все начинать с начала. Он посмотрел на мистера Тредгилла:
— Благодарю вас. Я предлагаю прерваться на обед, а в час тридцать мы соберемся снова.
— Да, сэр.
В половине второго присяжных привели в зал суда. Судья Олифант обратился к ним со словами:
— Мне сообщили, что вы зашли в тупик и не можете прийти к единому мнению. Я собираюсь задать каждому из вас один и тот же вопрос и хочу в ответ услышать только «да» или «нет». Ничего больше. Присяжный номер один, миссис Барнс, вы верите, что присяжные смогут прийти к единогласному решению по этому вопросу?
— Нет, сэр, — без колебаний ответила она.
У остальных присяжных сомнений в этом тоже не было, так что дальнейшие обсуждения оказались бы пустой тратой времени.
Судья Олифант, приняв очевидное к сведению, сказал:
— Спасибо. У меня нет выбора, кроме как объявить о пересмотре дела в связи с тем, что присяжным не удалось прийти к единогласному решению. Мистер Руди и мистер Бэрч, у вас есть пятнадцать дней для подачи ходатайств по окончании судебного разбирательства. А пока на этом все.
Через два дня после решения о пересмотре дела Джесси попросил судью Олифанта о встрече. Их офисы располагались на одном этаже по обе стороны зала суда, и они часто виделись, стараясь на людях не афишировать сложившиеся добрые отношения. Почти все их встречи организовывались через секретарей и вносились в расписание. Но больше всего обоим нравилось пропустить по стаканчику-другому бурбона в пятницу вечером, когда все уезжали на выходные.
Дождавшись, когда судья разольет по чашкам черный кофе, Джесси передал ему записку, которую нашел на лобовом стекле. На лбу судьи резче выступили длинные морщины, и он произнес, а потом повторил еще раз:
— Почему ты мне об этом не сказал?
— Я думал об этом и не знал, как поступить. Это мог быть обычный розыгрыш.
— Боюсь, что нет. — Олифант вернул записку и, нахмурившись, перевел взгляд на стол.
— Вам что-то известно?
— Я разговаривал с судебным приставом, как всегда делаю. Они многое слышат. Джо Нанцио был категорически против признания вины, он говорил об этом и во время суда, и во время перерывов. Его предупредили, чтобы он не высказывал мнения до обсуждения, но он продолжал утверждать, что считает обвинение несправедливым по отношению к Джинджер. Он с самого начала не собирался голосовать за ее виновность, и ему удалось перетянуть двух других присяжных на свою сторону.
— Выходит, он деньги все-таки брал?
— Более чем вероятно. — Он потер редеющие волосы и переменился в лице. — Я не могу в это поверить, Джесси. За неполные тридцать лет в должности я с таким сталкиваюсь впервые.
— Подкуп присяжных бывает редко, судья, но случается. Нас не должно это удивлять, учитывая, сколько вокруг преступников. Проблема в том, как это доказать.
— У тебя есть план?
— Да. Я не хочу настаивать на повторном рассмотрении дела, пока Верховный суд не рассмотрит апелляцию по источнику опасности для окружающих. Если решение председателя «суда справедливости» будет утверждено, я не отстану от Джинджер, пока не верну ее в зал суда с коллегией присяжных. Но прежде я напугаю до чертиков Джо Нанцио.
— Двое других — Пол Дьюи и Чик Хатчинсон. Но я этого не говорил.
— Как всегда, ваша честь, я ничего от вас не слышал.
Объявление о пересмотре дела успокоило Стрип, как мартини с джином. «Карусель» по-прежнему была открыта. Джинджер в суде утерла всем нос, вышла на свободу и вновь оказалась в своем офисе. Крутой окружной прокурор со всеми его громкими обещаниями сдулся, став очередным потерпевшим фиаско реформатором.
Через несколько дней девушки легкого поведения снова вернулись на работу, предлагая услуги только «членам клуба».
Стофер сообщил Джесси, что сразу после суда все закрутилось, как будто кто-то щелкнул выключателем. Он слышал, что в других клубах установили игровые автоматы и столы и потихоньку открыли казино.
За три месяца работы в «Красном бархате» Стоферу удалось хорошо зарекомендовать себя и добиться повышения. Он начал уборщиком с неблагодарными обязанностями являться на рассвете, чтобы вымыть полы, протереть столы и стулья, убрать осколки разбитых бутылок и брошенные на пол банки. Он работал по десять часов шесть дней в неделю и уходил перед наплывом публики в «счастливый час». Он не пропускал ни дня, никогда не опаздывал на работу, мало говорил и старался как можно больше слушать. Через месяц, когда уволились два повара и людей стало не хватать, его перевели на кухню.
Ему платили наличными, и, насколько ему было известно, никаких записей о денежных выплатах ему не велось. Менеджер спросил, есть ли у него судимость, и он сказал, что есть. За угон автомобилей. Менеджера это ничуть не смутило, но Стофера предупредили, чтобы он держался подальше от касс. Он вел себя тихо, не высовывался и работал сверхурочно всякий раз, когда об этом просили. Он нашел в библиотеке книгу по искусству составления коктейлей и запоминал рецепты, виды спиртного и напитков, хотя такие знания редко требовались в «Фокси». Он не заводил на работе друзей и в личную жизнь никого не впускал.
С ним не делились сплетнями, и у него не было доступа к инсайдерской информации, представлявшей интерес. Однако Джесси был доволен его прогрессом и велел продолжать в том же духе. Очередной целью Стофера было как можно быстрее попасть за барную стойку, где возможностей узнать что-то важное имелось гораздо больше.
Для своей новой роли Джин Петтигрю облачился в брюки, мятый темно-синий блейзер и остроносые ковбойские сапоги — ансамбль, в котором он никогда бы не решился появиться в офисе. За четыре года работы в качестве партнеров Джесси они с братом Гейджем провели в самых разных залах суда намного больше времени, чем основная масса юристов их возраста. Они по-прежнему боролись со страховыми компаниями и обычно одерживали победы. Братья оттачивали свои профессиональные навыки и, благодаря тому что Джесси постоянно подгонял их, приобрели репутацию агрессивных судебных адвокатов.
Однако теперь Джесси обратился с просьбой об услуге, требовавшей работы под прикрытием.
Джин нашел Джо Нанцио в магазине в Галфпорте, где тот работал продавцом автозапчастей. Джо стоял за прилавком и проверял накладные, когда Джин подошел и, улыбаясь, тихо произнес:
— Я из офиса окружного прокурора. Есть минутка?
Он вручил Нанцио специально изготовленную для новой роли визитную карточку на другое имя. У Джина не было навыков детектива, но задание не представлялось ему слишком уж сложным. Джесси мог нанять кого угодно, заплатить за изготовление визитных карточек и дать ему любую должность и имя, какие захочет.
Нанцио, оглядевшись, улыбнулся и спросил:
— А в чем дело?
— Я отниму не больше десяти минут.
— Сейчас я занят.
— Я тоже. Послушай, мы можем выйти на улицу и поболтать, или я зайду к тебе сегодня вечером. Дом восемьсот шестнадцать по Девон-стрит, верно? Это на Пойнте?
Они вышли на улицу и остановились между двумя припаркованными машинами.
— Какого черта? — прорычал Нанцио.
— Не надо так нервничать, ладно?
— Ты полицейский или кто-то в этом роде?
— Или кто-то. Нет, я не полицейский. Я следователь окружного прокурора мистера Джесси Руди.
— Я знаю, как зовут окружного прокурора.
— Отлично, хорошее начало. Он и судья, ты ведь помнишь судью Олифанта?
— Ну?!
— Что ж, окружной прокурор и судья очень интересуются вердиктом, вынесенным две недели назад по делу Джинджер Редфилд. Они подозревают, что присяжные были подкуплены. Ты ведь понимаешь, что такое «подкуп присяжных», верно?
— Это что — обвинение?
— Нет, не надо лезть в бутылку. Я просто спросил, понимаешь ли ты, что значит понятие «подкуп присяжных».
— Думаю, да.
— Это когда кто-то за пределами зала суда пытается оказать влияние на решение присяжных. Это может быть угроза, принуждение, шантаж или собственно подкуп в привычном понимании слова. Такое бывает, понимаешь? Кто-нибудь может предложить присяжному, скажем, пару тысяч долларов наличными за голосование о невиновности подсудимого. Я знаю, в это трудно поверить, но такое происходит. И плохо то, что виновны обе стороны. И парень, давший взятку, и присяжный, взявший ее. Десять лет тюрьмы, штраф в пять тысяч долларов.
— Похоже, ты меня в чем-то обвиняешь.
Джин заглянул в его встревоженные глаза:
— Ну, на мой взгляд, вина написана у тебя на лице. В любом случае мистер Руди хотел бы поговорить с тобой у себя в офисе наедине. Завтра после работы. Его офис в здании суда, прямо по коридору за залом слушаний.
Нанцио глубоко вздохнул, его плечи поникли. Взгляд забегал, и он лихорадочно пытался что-то придумать.
— А если я не захочу с ним разговаривать?
— Без проблем. Дело твое. Либо являешься завтра, либо ждешь, пока он созовет большое жюри. Он вызовет туда тебя, твою жену, запросит выписки из банка, послужной список — в общем, все. Потом заставит принести присягу и задаст несколько непростых вопросов. Ты же понимаешь, что такое лжесвидетельство, верно?
— Еще одно обвинение? Похоже, мне будет нужен адвокат.
Джин пожал плечами, изображая безразличие.
— Тебе решать. Но они стоят больших денег и обычно все портят. Поговори с мистером Руди, а затем прими решение об адвокате. Спасибо, что уделил мне время.
Он повернулся и ушел, оставив Нанцио сбитым с толку, напуганным и с кучей вопросов.
История продолжилась на следующий день, когда Нанцио появился в офисе окружного прокурора без адвоката. Джесси провел его в свой кабинет, поблагодарил за визит и завел пустой разговор, которому, однако, очень быстро положил конец, сказав:
— К судье Олифанту поступают сообщения о подкупе присяжных в деле Редфилд, и он собирается поговорить с каждым. Я уверен, вам скоро позвонят.
Нанцио пожал плечами, будто ему не о чем беспокоиться. Джесси продолжил:
— Он считает, что я доказал виновность вне всяких разумных сомнений, но трое присяжных так не думали. По мнению остальных, дело было совершенно ясным и вина очевидна.
— Я полагал, что наши обсуждения носят конфиденциальный характер.
— Да, так и есть. Все обязаны хранить тайну. Но случаются утечки. Мы знаем, что вы, Пол Дьюи и Чик Хатчинсон проголосовали за невиновность подсудимой, что не может не настораживать в свете представленных на суде убедительных доказательств. Вам троим удалось добиться того, что жюри присяжных зашло в тупик. Вопрос лишь в том, брали ли Пол и Чик деньги, как и вы?
— Что вы такое говорите?
— Я говорю о двух тысячах наличными, которые вы взяли за голосование вполне определенным образом. Вы это отрицаете?
— Черт возьми, конечно, отрицаю! Вы ошибаетесь, мистер Руди. Никаких денег я не брал!
— Отлично. Я сделаю так, что вы предстанете перед большим жюри, и обо всем вас там расспрошу. Вы поклянетесь говорить правду. За лжесвидетельство дается десять лет, Джо. Как и за подкуп присяжных. Это двадцать лет в тюрьме Парчман, и мы с судьей позаботимся, чтобы вы там отсидели с первого и до последнего дня.
— Да вы с ума сошли!
— Знаете, я могу быть опасен. Послушайте, Джо, вы совершили серьезное преступление, и я это знаю. А что скажет ваша семья, когда я предъявлю обвинение в препятствовании отправлению правосудия и участии в подкупе присяжных?
— Мне нужен адвокат.
— Пожалуйста, нанимайте. Деньги у вас есть. То, что от них осталось. Вы наследили, Джо. На прошлой неделе купили новый пикап в автосалоне «Шелтон-Форд», заплатили пятьсот долларов сразу и профинансировали остальное. Это было опрометчиво, Джо.
— В покупке пикапа нет ничего противозаконного.
— Вы правы. Так что в связи с этим я не буду выдвигать обвинения. Мне больше нравятся другие моменты.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Еще как понимаете, Джо. Все предельно просто, ничего сложного. Я собираюсь предъявить вам обвинение в подкупе присяжных и, не исключено, лжесвидетельстве, и я не успокоюсь, пока вы не скажете, откуда взялись деньги. Вы — мелкая рыбешка в большом пруду, Джо, а я намерен поймать крупную. Мне нужен человек, выделивший деньги на подкуп.
— Какой подкуп?
— У вас есть тридцать дней, Джо. Если в течение тридцати дней вы так и не признаетесь, то в три часа ночи услышите стук в дверь, и вам вручат повестку. Я буду ждать в зале большого жюри.
По окончании слушаний окружного суда в декабре 1973 года судья Олифант перенес рассмотрение обоих дел на следующий год и уехал в солнечную Флориду встречать Новый год там. В связи с праздниками юридическая активность существенно сбавила обороты. Служащие суда украшали кабинеты и угощали выпечкой всех, кто заходил. Секретарям требовалось свободное время для покупок. Адвокаты знали, что о слушании лучше не просить — судьи отсутствовали. Поэтому все вокруг веселились, приглашая полицейских, спасателей, водителей «Скорой помощи» и даже клиентов. Вечеринки часто бывали шумными и бурными, спиртное лилось рекой.
В адвокатской конторе «Руди и Петтигрю» все проходило спокойнее: сотрудники, собравшись на совместную трапезу, обменялись подарками. Для Джесси и Агнес наступил настоящий праздник, поскольку все четверо детей собрались дома на каникулах. Кит уже семь месяцев занимался адвокатской деятельностью в фирме отца. Беверли закончила колледж и размышляла о будущем. Предстоящей весной Лора получит диплом Университета Южного Миссисипи. Тим, самый младший, хотел перевестись в колледж на Западе. Он устал от пляжа и хотел увидеть горы. Его старший брат и сестры унаследовали от родителей дисциплинированность, целеустремленность и организованность. Тим же был беззаботным нонконформистом, и родители не знали, что с ним делать.
После его отъезда два года назад Агнес тоже стала много заниматься делами фирмы Джесси. Она практически превратилась в управляющего партнера, хотя и не имела адвокатской лицензии. Агнес руководила секретарями и помощниками, работавшими на полставки, следила за порядком в бумагах, чтобы все они были аккуратно и быстро подшиты в нужную папку. Она вела большую часть бухгалтерского учета и контролировала доходы и расходы. Иногда она выступала арбитром в спорах между адвокатами, но это случалось редко. Они с Джесси настаивали на тактичности и уважительном отношении друг к другу, но четверо молодых юристов и так относились друг к другу с искренней симпатией. Не было ни ревности, ни зависти. Все трудились на благо фирмы и развивали ее совместными усилиями.
Должность окружного прокурора была на полную ставку, однако определенная неясность в уставе позволяла Джесси параллельно заниматься прежней деятельностью при условии, что он не будет извлекать из этого прибыль. Правило заключалось в том, что фирма не могла заниматься защитой в городском суде клиентов-преступников, пьяниц и магазинных воров. Потому четверо юристов сопровождали гражданские дела и расширяли базу клиентов.
Джесси наведывался в бюро не меньше двух раз в неделю хотя бы для того, чтобы полакомиться кексами и выпечкой на кухне. И он любил напоминать своей занятой команде, что это по-прежнему его юридическая фирма, хотя никто и никогда об этом не забывал. Он проводил короткие совещания с Иган и каждым из братьев Петтигрю, расспрашивал о делах, которыми те занимались. С Китом он общался каждый день и был в курсе его дел. Фирма была похожа на семью, и Джесси стремился упрочить ее рост и процветание.
Всем понравилась рождественская трапеза без спиртного, а забавные подарки пускались по кругу и вызывали смех. Празднование завершилось около трех часов дня объятиями и взаимными поздравлениями. Джесси извинился, сказав, что ему нужно вернуться в офис окружного прокурора. Всех это немало удивило. Какие могут быть дела в пятницу днем в декабре?
Он подъехал к гавани Билокси и припарковался на усеянной устричными раковинами стоянке. Потом надел пальто и стал ждать парома на Шип-Айленд. Поездка туда и обратно всегда помогала ему наводить порядок в мыслях, и он совершал ее три-четыре раза в год. От порывистого ветра прохладный воздух казался еще холоднее, и Джесси даже забеспокоился, не отменят ли рейс. Ему нравился залив с неспокойной водой, когда ветер швырял в лицо редкие брызги.
Он поднялся на борт парома, поздоровался, как всегда, с капитаном Питом, прошел мимо ряда игровых автоматов и занял место на верхней палубе, подальше от других пассажиров. Джесси посмотрел на юг, где лежал Шип-Айленд, но острова видно не было. Туристы перестали приезжать задолго до Рождества, и пассажиров на борту оказалось мало. Выдав долгий скорбный гудок, паром качнулся и отошел от пирса. Вскоре гавань осталась позади.
Первый срок Джесси на посту окружного прокурора подходил к концу, и он считал его неудачным. Его усилия очистить Побережье от криминала едва затронули верхушку айсберга. В клубах по-прежнему процветала проституция и азартные игры. Набирала обороты торговля наркотиками. Нераскрытые убийства так и остались нераскрытыми. Он выиграл дело против «Карусели» как источнике опасности для окружающих, но клуб до сих пор функционировал, продолжая зарабатывать большие деньги на незаконной деятельности. Джесси считал, что Джинджер Редфилд уже не удастся сорваться с крючка, но она ускользнула. Она подкупила жюри, и он считал себя виновным в том, что допустил это. Блеф с Джо Нанцио ни к чему не привел. Он не расколется, а доказательств у Джесси не было. Стало ясно, что наличные деньги отследить невозможно, а в подпольном бизнесе их предостаточно. Ему не удалось разобраться с заправилой Стрипа Лэнсом Малко или с Шайном Таннером, нынешнем номером два. Его единственной победой было закрытие «Сиесты», но это сделали по наводке, и он не сомневался, что тут была подстава. Анонимный звонок в полицию Билокси, скорее всего, поступил от кого-то, работающего на Малко. С закрытием «Сиесты» у Лэнса стало на одного конкурента меньше.
Через пятнадцать месяцев Джесси объявит о своем участии в очередных выборах. Он заранее представлял, что будет говориться в радиорекламе будущего соперника, кем бы он ни оказался. Руди не очистил Побережье. Оно стало еще грязнее, чем было раньше. И все в таком духе. Перспектива новой изнурительной гонки его всегда удручала, а теперь ему нечем было похвастаться и не на чем строить предвыборную кампанию. Да, он приобрел популярность и мог играть в политику не хуже любого другого, но чего-то важного не хватало. Обвинительного приговора, причем в резонансном деле. Он сошел с парома на пирсе Шип-Айленда и отправился прогуляться. Купив высокий стакан кофе, нашел скамейку в парке возле форта и устроился на ней. Ветер стих, и море успокоилось. Для мальчика, выросшего на Побережье и любившего его, он слишком редко выходил в море. В следующем году он это исправит. В следующем году он обязательно съездит с детьми на рыбалку, как делал, когда они были маленькими.
Теперь приоритетной задачей станет осуждение Лэнса Малко. Его необходимо отправить за решетку. Помимо совершения убийств, избиений, взрывов и поджогов Малко уже двадцать лет руководил преступными предприятиями в Билокси и оставался безнаказанным. Если Джесси не удастся убрать Лэнса из бизнеса, то должности окружного прокурора он точно не заслуживал.
Но для этого ему понадобится помощь другого окружного прокурора.
Через два дня после Рождества Джесси и Кит после трехчасовой поездки на север прибыли в столицу штата Джексон на полчаса раньше начала запланированной встречи с губернатором Биллом Уоллером. В свое время Уоллер отработал два срока окружным прокурором округа Хиндс и сделал себе имя на судебном преследовании печально известного убийцы видного лидера движения за гражданские права. В собственных кампаниях он воздерживался от использования подстрекательских расистских высказываний своих предшественников. Его считали политиком умеренных взглядов, желавшим реальных перемен в образовании, выборах и межрасовых отношениях в штате. Как бывший прокурор, он не мог мириться с разгулом преступности и коррупции на Побережье. Он уже встречался с Джесси Руди и выражал благодарность за поддержку.
Секретарь предупредил, что встреча продлится всего тридцать минут. Губернатор был очень занят, и к тому же в город на праздники приехала его семья. Другой секретарь проводил Кита и Джесси в официальную приемную губернатора на втором этаже здания законодательного собрания штата. Сам губернатор жил в особняке в трех кварталах отсюда.
Когда они вошли, губернатор говорил по телефону, но приветственно взмахнул им рукой. Секретарша налила кофе и наконец удалилась. Уоллер повесил трубку, и все обменялись рукопожатиями. Несколько минут ушло на то, чтобы поговорить об общих друзьях на Побережье.
Кит ущипнул себя, желая убедиться, что все это не сон. Он, двадцатипятилетний начинающий юрист, сидел в кабинете губернатора так, как будто действительно этого заслуживал. Он не мог не обвести взглядом кабинет и не остановить его на больших портретах прежних губернаторов. Он жадно впитывал впечатления от всего, что видел, рассматривая массивный письменный стол, тяжелые кожаные кресла, камин, отмечая деловую атмосферу, занятость персонала, не упускающего ни малейшей детали.
Ему тут нравилось. Не исключено, что когда-нибудь он решит попробовать ко всему этому приобщиться.
Кит вернулся к реальности, когда губернатор сказал:
— Мне импонирует ваше дело об источнике опасности для окружающих. Прочитал его вчера вечером. Верховный суд примет правильное решение.
Джесси удивило, что губернатор в курсе апелляционных дел. Но особенно приятной неожиданностью было то, что Верховный суд штата на их стороне.
— Это отличная новость, губернатор.
— Решение на подходе, ждем его сразу после праздников. Вам понравится.
Джесси взглянул на Кита, и оба не смогли сдержать довольных улыбок.
— Отличная идея использовать закон об источнике опасности для окружающих. А можете заняться другими клубами и навести с ними порядок?
— Мы сделаем все возможное, губернатор, но нам требуется помощь. Как вы знаете, от местных правоохранительных органов ждать поддержки не приходится.
— Фэтсу Боуману самое место за решеткой.
— Согласен, и я постараюсь отправить его туда, но это будет позже. Мой приоритет — закрытие клубов и устранение криминальных авторитетов из бизнеса.
— Что вам нужно?
— Содействие полиции штата.
— Я знаю, вы за этим и приехали, Джесси. Я это понял сразу, как только вы позвонили. Ситуация сейчас выглядит так. Я недоволен нынешним директором департамента общественной безопасности. В наши дни работа дорожно-патрульной службы оставляет желать лучшего, слишком много кумовства, повсюду распущенность «старой гвардии». Итак, я навожу в доме порядок. Кучка ретроградов отправится в отставку. Мне нужна «свежая кровь». Дайте мне месяц, и я назначу главой полиции штата своего человека. Он приедет с вами встретиться.
Джесси редко терял дар речи, но сейчас просто не находил слов. На выручку ему пришел Кит:
— Я читал, что в феврале вы приедете на Побережье, чтобы выступить.
— Ну, выступление — это официальная причина. А если честно, то мне хочется тайком пробраться в клуб и поиграть в кости, а может, и снять проститутку-другую.
Губернатор расхохотался и хлопнул себя по коленям. Джесси и Кит, не ожидавшие такого поворота, сначала опешили, а потом тоже к нему присоединились. Уоллер смеялся до слез, но затем взял себя в руки.
— Нет, на самом деле в Галфпорте мой приятель открывает какую-то новую фабрику. Я там буду позировать для журналистов, целовать детей и все такое. Знаете, я не могу баллотироваться на переизбрание, но когда политика входит в вашу кровь, вы уже не можете от нее отказаться.
— А что же потом? — довольно смело поинтересовался Кит.
— Прямо сейчас трудно сказать. У меня и так текущих проблем полно. А вы сами что будете делать? Я видел, как внимательно вы осматривали кабинет. Может, стоит как-нибудь попробовать?
Кит согласно кивнул:
— Не исключено.
Одиннадцатого января 1974 года Верховный суд Миссисипи вернулся к жизни и вынес единогласное решение, подтвердившее постановление председателя «суда справедливости» Бейкера. Представленные доказательства ясно указывали на преступную деятельность, а именно проституцию, и суд низшей инстанции не совершил ошибки, объявив «Карусель» источником опасности для окружающих. Постановление Верховного суда требовало немедленно закрыть ночной клуб.
Хотя на это ушло почти два года, Джесси одержал свою первую настоящую победу в войне с организованной преступностью. Он закрыл одно из самых популярных заведений на Стрипе и теперь снова мог выдвинуть обвинение против Джинджер Редфилд. Следующим по списку шел Лэнс Малко, хотя с ним, понятно, все обстояло сложнее.
Джесси планировал представить те же доказательства против Джинджер в суде с другим составом присяжных, но сделать это у него не получилось. Примерно через неделю после решения суда Джинджер продала «Карусель» и «О’Мэлли» Лэнсу Малко и уехала из города, буквально сбежав из-под залога. Прихватив большое количество наличных, она исчезла с Побережья, не оставив адреса для связи. Пройдут месяцы, прежде чем просочится слух, что она наслаждается жизнью на Барбадосе, где законы и обвинительные акты штата Миссисипи никакой силы не имели.
Бросая вызов окружному прокурору, Лэнс Малко быстро реконструировал «Карусель», переименовал ее в «Десперадо» и устроил грандиозный праздник в честь открытия, который продолжался неделю. Бесплатное пиво, живая музыка, самые красивые девушки Побережья. Ночной клуб рекламировал все, кроме секса и азартных игр.
Из любопытства Джесси как-то вечером во время праздничной недели заехал на парковку «Десперадо» и увидел, что она заполнена до отказа. Это выбило его из колеи, и он снова почувствовал себя неудачником. Все его усилия по закрытию заведения оказались тщетными. Мало того, что оно снова открылось, хотя и под другим названием, так жизнь в нем просто била ключом.
Как и было договорено, Хейли Стофер появился в офисе Джесси ровно в восемь утра в понедельник и сразу прошел в кабинет, не сказав ни слова секретарше, которой по-прежнему не нравилось, что он появлялся и уходил, когда ему заблагорассудится. Он работал под прикрытием почти год и прекрасно вписался в повседневную жизнь «Красного бархата», регулярно отчитываясь обо всем перед Джесси. Он работал уборщиком, посудомойщиком, поваром, посыльным и делал все, что ему поручали. Он держался особняком, мало говорил, много слушал, никогда не прогуливал и не просил прибавки и со временем стал такой же привычной частью общей картины, как и любой член банды, управлявшей заведением.
Стофер сообщил, что на Стрипе все держали нос по ветру и чутко реагировали, меняя заведенный порядок работы. Если происходил арест или возникали слухи о грядущем аресте, администраторы сразу закручивали гайки, и правило «только для членов» соблюдалось неукоснительно. Ни одной девушке не позволялось снимать клиента, если тот не обладал нужным допуском. Исключения делались лишь для солдат в форме. Они не были полицейскими, ни на кого не стучали, и их единственным желанием было уединиться с девушкой наверху как можно быстрее. Но стоило угрозе миновать, как все неизменно возвращалось на круги своя, и наступали хорошие времена для всех независимо от «членства». По словам Стофера, за год его работы в «Красном бархате» проституток стало больше, и поговаривали, что количество подпольных казино в других клубах тоже выросло.
Под руководством Джесси Стофер тщательно все фиксировал. Он ежедневно записывал в журнал, кто где работал и как долго. В список входили повара, бармены, официантки, стриптизерши, проститутки, управляющие по этажу, швейцары, охранники — буквально все. Он пересчитывал коробки со спиртным, бочки с пивом, ящики с едой и кухонные принадлежности. Он подружился с экономкой, бывшей проституткой, слишком старой, чтобы зарабатывать прежним ремеслом, и она рассказывала безумные истории о временах своей былой славы. Иногда по вечерам она сбивалась с ног, меняя в комнатах наверху простыни на чистые, и, по ее мнению, никогда прежде там не было так оживленно. Стофер наладил неплохие отношения с Невином Ноллом, вторым номером в окружении мистера Малко, хотя Нолл ни с кем близко не сходился. Стофер также знал Хью Малко и часто видел его в клубе.
Большой новостью в то утро был перевод Стофера в «Фокси», поскольку бармен клуба сбежал с официанткой. Джесси уже несколько месяцев ждал такой возможности и теперь не мог скрыть восторга. Барная стойка должна была стать для Стофера идеальным наблюдательным пунктом.
Джесси хотел знать имена всех проституток, их отдельных клиентов и просил своего осведомителя, если получится, раздобыть несколько членских билетов.
При негласной поддержке губернатора уже можно было подключать полицию штата. С марта по июль четверо полицейских под прикрытием посещали «Фокси» и покупали девушкам выпивку. Они были переодеты в байкеров, изображали хиппи, водителей грузовиков, коммивояжеров и даже приезжих юристов и заходили по вечерам, когда дежурил администратор, не отличавшийся строгим соблюдением правил. Хотя у агентов под прикрытием имелись поддельные членские билеты, они ими не воспользовались. Всего они совершили одиннадцать посещений и во время каждого носили прослушку. Они смеялись с девушками, обсуждая цены и тому подобное, а затем в последний момент давали задний ход под разными предлогами. Стофер внимательно наблюдал за посетителями, но выявить копов ему ни разу не удалось. Если кто-то что-то и подозревал, то он этого не выявил.
Пятнадцатого июля на тайном заседании большого жюри, которое собралось в первый и единственный раз в закрытом банкетном зале отеля «Рамада», четыре агента дали показания и прокрутили аудиозаписи своих, на первый взгляд, шутливых разговоров с девушками в «Фокси».
За ними последовали три проститутки, которых допрашивал Джесси Руди. Заранее он объяснил присяжным, что все они прежде работали в «Фокси», но уволились двумя месяцами ранее из-за разногласий по поводу зарплаты. Им предъявили обвинения в проституции, и по совету адвоката они давали показания в обмен на освобождение от ответственности.
Никто из присяжных никогда не слышал, чтобы проститутки так откровенно рассказывали о своей работе, и потому ловили каждое слово. Первой было двадцать три года — на вид около пятнадцати, — и она начала работать в «Фокси» четыре года назад официанткой. Поскольку она была отлично сложена, ей предложили стать стриптизершей, и она согласилась. Большие деньги делались в комнатах наверху, и вскоре она стала снимать клиентов и зарабатывать пятьсот долларов в неделю. Все наличными. Ей не нравилась работа, и она пыталась бросить, но деньги были слишком большими.
Вторая проработала в «Фокси» пять лет. Третья — ветеран сорока одного года — призналась, что трудилась в большинстве клубов города и не стыдится этого. Проституция была древнейшей профессией в мире. Любое взаимовыгодное соглашение между двумя взрослыми людьми по обоюдному согласию не должно быть незаконным.
Эти временами непристойные показания присяжные слушали с неослабевающим интересом. Кое-кто из женщин в большом жюри их осуждал, но мужчины внимали рассказам, затаив дыхание.
Последним свидетелем выступил Хейли Стофер, давший показания под псевдонимом. В течение трех часов он описывал свою трудовую деятельность сначала в «Красном бархате», а затем в «Фокси», где стоял за стойкой бара пятьдесят часов в неделю и наблюдал за происходящим. Работа девушек и цель их «свиданий» не вызвали бы сомнений даже у слепого. Он представил список из тринадцати продолжавших трудиться на этой ниве женщин. Чтобы воспользоваться их услугами, клиент должен предъявить членский билет, наличие которого означало, что ему можно доверять. Во втором списке Стофера перечислялись имена восьмидесяти шести таких клиентов.
Джесси сдержал улыбку, представив, какой разразится скандал, если этот список вдруг будет обнародован.
Стофер рассказал присяжным, что развлечение с проститутками интересовало не всех мужчин. Кое-кто из них был завсегдатаем со стажем и, получив такой билет, мог делать ставки в своих любимых букмекерских конторах и время от времени участвовать в турнирах по покеру.
После утомительного дня, который присяжные провели, изучая детали теневой стороны жизни Билокси, Джесси отпустил их домой. Они вернулись в девять утра следующего дня и более двух часов рассматривали улики против подозреваемых. Ближе к полудню Джесси, наконец, призвал к голосованию.
Большое жюри единогласно предъявило Лэнсу Малко обвинение в управлении «местом», используемым для проституции, и по тринадцати пунктам в побуждении и поощрении женщин к занятию проституцией. Большое жюри также предъявило обвинения главному менеджеру «Фокси» и двум управляющим по этажу по тем же пунктам, за каждый из которых предусматривался максимальный штраф в размере пяти тысяч долларов и лишение свободы на срок до десяти лет. Тринадцати женщинам были предъявлены обвинения в многократном занятии проституцией.
Облава началась в полдень следующего дня, когда в Билокси появились машины дорожной полиции штата. Лэнса Малко арестовали в его офисе в «Красном бархате». Двух из трех менеджеров «Фокси» взяли под стражу. Третьего найдут позже. Большинство девушек задержали в их домах и квартирах.
Когда Лэнс оказался в тюрьме, Кит отвез копию обвинительного заключения в редакцию «Галф-Коуст реджистер». Территория «Фокси» была обнесена металлическими заграждениями с желтой лентой. Вскоре на место прибыли репортеры с включенными камерами, но поговорить было не с кем.
Фэтсу Боуману внезапно понадобилось навестить дядю во Флориде, и он исчез. Большинство помощников шерифа разбежались. Телефоны в офисе шерифа разрывались от звонков, но на них никто не отвечал.
Три дня спустя судья Олифант назначил слушание по делу об освобождении подсудимых под залог и приготовился к цирковому представлению. Он не ошибся. Зал суда был переполнен, и в коридоре толпились люди.
Войдя в зал через боковую дверь, Джесси сразу устремил взгляд на Лэнса Малко, сидевшего в первом ряду в окружении адвокатов. Они оба смотрели друг на друга не мигая. Два ряда позади Лэнса занимали его девушки, у большинства из которых адвокатов не было. По проходу расхаживали полицейские штата в форме и просили присутствующих соблюдать тишину. Судебный пристав призвал всех к порядку, после чего появился судья Олифант, занял свое место и позволил всем сесть.
Олифант, начав с Лэнса, попросил его выйти вперед. С Джошуа Бэрчем с одной стороны и его помощником с другой Лэнс подошел к столу защиты.
Взяв слово первым, Джесси привел доводы в пользу высокого залога, поскольку ответчик являлся состоятельным человеком, имел солидную собственность, на него работало множество людей и он мог скрыться. Прокурор предложил сумму залога в сто тысяч долларов, что, конечно же, Джошуа Бэрч счел возмутительным. У его клиента не было судимостей, он никогда не скрывался от правоохранительных органов, а «это надуманное обвинение» никак не было связано с каким-либо насильственным преступлением. Лэнс Малко являлся мирным, законопослушным человеком, и все в таком роде.
Пока оба юриста ожесточенно спорили, репортеры бешено строчили в блокнотах. Эта была настоящая сенсация, и интерес к развитию событий будет только нарастать. Никто не мог поверить, что такого известного авторитета криминального мира, предполагаемого босса мафии Дикси, действительно арестовали, предъявив обвинение.
Судья Олифант терпеливо выслушал стороны и установил компромиссную сумму залога в размере пятидесяти тысяч долларов. Лэнс вернулся на свое место в первом ряду не в силах смириться с тем, что с ним обращаются как с обычным преступником.
Бэрч выступал в защиту трех менеджеров, на которых гневно обрушился Джесси. Это было его шоу, его зал суда, его обвинительные акты, и он всем давал понять, что преступников он не боится и им не удастся его запугать.
Судья Олифант установил для менеджеров залог в десять тысяч долларов. С проститутками он обошелся мягче, установив для каждой залог в пятьсот долларов. После изматывающего четырехчасового слушания судья наконец объявил перерыв.
Телефонные звонки начались на следующий день после задержания Лэнса Малко. На один из них ответила находившаяся дома Агнес: звонивший хриплым голосом сообщил ей, что Джесси Руди не жить. Джин Петтигрю услышал то же самое, сняв трубку в офисе адвокатского бюро. Секретарша окружного прокурора прервала связь, когда какой-то идиот на другом конце провода принялся выкрикивать ругательства в адрес ее босса.
Джесси сообщил о звонках в полицию штата. Он знал, что это только начало. Втайне от жены он теперь носил с собой пистолет. Полицейские штата остались в Билокси и разъезжали по улицам в патрульных машинах, демонстрируя силу.
Как-никак губернатор Уоллер некогда сам занимал должность окружного прокурора. Ему несколько раз угрожали, и он знал, как это пугает семью. Губернатор регулярно звонил Джесси, чтобы узнать последние новости. Поддержка сверху успокаивала.
Оба мужчины знали, что вокруг полно сумасшедших.
Двери «Фокси» были закрыты неделю, пока Джошуа Бэрч, благодаря невероятным юридическим маневрам, не добился открытия клуба. Когда металлические заграждения и желтую полицейскую ленту наконец убрали, Лэнс попытался привлечь публику бесплатным пивом, живой музыкой в стиле кантри и еще большим количеством сексуальных красоток. Однако прибытие полицейских штата в форме, которые столпились у парадной двери «Фокси», стало настоящим холодным душем. Полицейские припарковали патрульные машины так, чтобы их было хорошо видно с автострады номер 90. Немногочисленные измученные жаждой клиенты могли только пить и любоваться стриптизершами — все проститутки попрятались. Запугивание дало такой великолепный результат, что Джесси попросил прислать еще полицейских, и вскоре «Красный бархат», «Десперадо» и «Стоянка грузовиков» практически опустели. Стрип превратился в район-призрак.
Лэнс Малко не находил себе места от бешенства. Поток наличных из его заведений был перекрыт благодаря стараниям всего одного человека. Семейная жизнь разрушена. Кармен переехала в комнату для гостей над гаражом и с ним почти не разговаривала. Несколько раз она поднимала вопрос о разводе. Двое взрослых детей покинули Побережье и даже не звонили. Только Хью оставался верным, да и то потому, что хотел получить больше власти в бизнесе. В довершение всех бед возле дома Малко теперь постоянно находилась патрульная машина, и ее отлично видели соседи. Чтобы развлечься, полицейские взяли за правило сопровождать Лэнса на работу и обратно. Он не сомневался, что целью всего этого было оказать на него давление по указке Джесси Руди. Лэнс был на грани срыва. Ему грозила уголовная ответственность, он мог на десятилетия угодить за решетку. Он разговаривал с Джошуа Бэрчем не меньше трех раз в день, что было не самым приятным способом проводить время.
Бэрч настаивал на необходимости осуществления защиты им самим не только Лэнса, но и трех менеджеров тоже. Хотя интересы у четверки обвиняемых могли расходиться, Бэрч предпочитал держать их всех на коротком поводке. Он боялся, что Джесси Руди выберет одного из менеджеров и начнет осыпать угрозами и предлагать сделку. Уговорив одного, он может уговорить и другого, и тогда костяшки домино повалятся одна за другой. Бэрч мог бы защитить всех четверых, если будет все держать в своих руках, но вмешательство другого адвоката угрожало обернуться катастрофой. Понятно, что главной мишенью являлся Лэнс, но защита не сможет ничего сделать, если подручные начнут давать пагубные для него показания.
Бэрч не был посвящен в показания, представленные большому жюри, но старался получить к ним доступ. При обычных обстоятельствах это было невозможно, и Руди сделает все возможное, чтобы сохранить их в тайне. Раздобыть побольше информации, а не просто имена свидетелей противоположной стороны было нормой при подготовке к судебному разбирательству уголовного дела. Адвокату защиты предоставлялась возможность поставить под сомнение показания свидетелей обвинения, а Бэрч считал себя мастером перекрестного допроса.
На предварительных судебных слушаниях он неизменно держался так, будто не сомневается в невиновности своих клиентов, и осмеивал обвинительные заключения. С прессой он общался мало, но дал понять, что, по крайней мере по его мнению, обвинение базировалось на сомнительных показаниях кучки вышедших в тираж девочек по вызову, которые болтались по ночным клубам и создавали проблемы. Однако в частном порядке он признавался коллегам, что Джесси Руди держал их за горло. Разве кто-то не знал, что мистер Малко построил свою империю на проститутках? Разве кто-то сомневался, что он разбогател благодаря нелегальной выпивке, азартным играм и продажной любви? Как же могла защита выбрать справедливое и беспристрастное жюри присяжных?
Присяжные, как всегда, будут играть ключевую роль, а защите нужен всего один голос в ее пользу.
По мере того как шок от арестов начал ослабевать, и полицейских штата на Побережье поубавилось, ночная жизнь стала постепенно возвращаться в привычную колею. Стофер сообщил Джесси, что в заведениях снова появились девочки по вызову, но любезничали они только со знакомыми клиентами. Они уже не подсаживались ко всем подряд и игнорировали незнакомцев, ускользая из зала в комнаты наверху только с теми, кого обслуживали раньше. Сам мистер Малко появлялся в ночных клубах по вечерам и следил за неукоснительным соблюдением всех правил. Он расхаживал по залу, пожимая руки, похлопывая посетителей по спине, и отпускал шутки, будто ни о чем не беспокоился.
Хью держался рядом с отцом и всегда имел при себе ствол, хотя в данный момент они не чувствовали угрозы. У бандитов появилась новая, более серьезная проблема — мистер Руди, и о бессмысленной борьбе за передел территории сейчас никто не помышлял. Конкуренты Лэнса легли на дно и затаились в своих убежищах, опасаясь обвинений в свой адрес. Ночные клубы изменили отношение к закону и строго следовали его букве.
Хью исполнилось двадцать шесть лет, и период его бунтарства остался в прошлом. Он перестал пускать в ход кулаки, отказался от крепких напитков, крутых спортивных тачек и встречался с молодой разведенной женщиной, которая некогда работала официанткой в «Фокси». Он забрал ее из ночных клубов до того, как ее втянули в более прибыльное занятие. Теперь она трудилась в банке в центре города, где соблюдался дресс-код и строгий график работы. Чем дольше они встречались, тем больше она приставала к Хью, чтобы тот ушел со Стрипа и нашел работу, не требующую нарушать закон. Жизнь преступника какое-то время могла быть захватывающей и приносить неплохой доход, но она была опасной и лишена стабильности. Его отцу грозила тюрьма. Родители жили врозь. Стоила ли преступная жизнь всего этого?
Но Хью не видел для себя иного будущего. Он крутился в клубах с пятнадцати лет, хорошо знал бизнес и представлял, сколько заработал его отец, — много, гораздо больше, чем кто-либо мог подумать, и намного больше, чем мог заработать любой врач или адвокат.
Чем яростнее они спорили, тем больше это раздражало Хью.
Он переживал за отца и злился на Джесси Руди за то, что тот предъявил ему обвинение. Хью не мог представить, что его отец окажется за решеткой, хотя постепенно смирился с такой возможностью. Если это произойдет, то как повлияет на их бизнес? Хью несколько раз поднимал эту тему, но Лэнс был слишком деморализован, чтобы говорить об этом. Он постоянно думал о том, что впереди суд и его судьбу решит коллегия присяжных. Особенно удручало то, что обвинения были справедливыми, и все это знали.
Джесси не настаивал на скорейшем судебном разбирательстве. Джошуа Бэрч уже завалил суд ходатайствами и просьбами, на рассмотрение которых ушло бы время. Он требовал стенограмму заседания большого жюри; он хотел, чтобы обвинительное заключение было отменено по ряду технических причин; он настаивал на отдельном слушании по каждому из своих клиентов; он просил, чтобы судья Олифант взял самоотвод, и обращался в Верховный суд Миссисипи, чтобы назначить специального судью. Это был еще один впечатляющий урок бесконечных попыток внести путаницу и отсрочить рассмотрение дела в суде.
В ответ Джесси направлял пространные возражения и объемные справки, но по прошествии нескольких месяцев стало очевидно, что до суда еще далеко. И это его устраивало. Ему нужно было время, чтобы исподволь попытаться убедить трех менеджеров и девушек пойти на сделку с системой правосудия.
Имелась еще одна причина не торопиться. В следующем году должны были состояться выборы. Суд над Лэнсом Малко будет на первых полосах газет в течение нескольких недель, и Джесси окажется в самом центре процесса.
Известность была сильным козырем и могла отпугнуть потенциального соперника. Джесси и так не знал никого, кто хотел бы занять его место, но обвинительный приговор по громкому делу фактически гарантировал безальтернативные выборы.
В то же время он прекрасно осознавал, что поражение погубит его карьеру.
Проигрыш стал на шаг ближе в начале сентября из-за исчезновения Хейли Стофера. В первый понедельник месяца он не появился впервые с тех пор, как начал работать под прикрытием. Джесси позвонил ему на квартиру, но никто не ответил. Безопасного способа связаться с ним на работе не было, поэтому он ждал две недели до третьего понедельника месяца. И снова Стофер не появился. Тем вечером, когда Джесси выключил свет и поцеловал Агнес на ночь, зазвонил телефон.
— Мистер Руди, за мной охотятся. Я прячусь, но я не в безопасности, — сказал Хейли.
— Что случилось, Стофер?
— Один парень на работе рассказал, что слышал, как меня проклинал Невин Нолл, называя стукачом. Он спросил, правда ли это. Я сказал, черт возьми, конечно, нет. Но все равно решил исчезнуть. Вы должны вытащить меня отсюда, мистер Руди.
Утечка из большого жюри была маловероятной, но исключать ее было нельзя. У Фэтса Боумана имелось больше информаторов, чем у ФБР.
— Где ты находишься? — спросил Джесси.
— Сейчас не могу сказать. Три дня назад ко мне в квартиру пришли какие-то люди, выбили дверь и все разгромили. Мне об этом сообщила соседка. Я не могу туда вернуться. Мне нужно отсюда убраться, и побыстрее.
— Ты не можешь покинуть штат, Стофер. Помнишь обвинительный акт?
— Что толку о нем вспоминать, если мне вот-вот перережут глотку?
Джесси не знал, как на это возразить. Стофер не оставил ему выбора. Если он говорил правду, а это вполне возможно, то ему нужно убраться с Побережья подальше. Здесь Малко и его головорезы точно найдут Стофера и показательно с ним расправятся. Если он лгал, что тоже не исключено, то выбрал идеальный момент, поскольку мог сбежать с благословения самого Джесси. В обоих случаях Джесси был обязан ему помочь. Его показания будут иметь решающее значение на суде над Малко.
— Хорошо, куда ты хочешь уехать? — спросил Джесси.
— Я не знаю. В Новый Орлеан вернуться не могу. Банда, на которую я работал, по-прежнему там, и у этих парней на меня зуб. Может, лучше двинуться на север?
— Мне все равно, куда ты поедешь, главное — поддерживать связь. Суд состоится не скоро, но тебе придется на него приехать. Это часть сделки, помнишь?
— Да, само собой, я на него явлюсь, если, конечно, буду еще жив.
— Не сомневаюсь, что ты на мели.
— Да, мне нужны деньги. Вы должны мне помочь.
Три часа спустя Джесси припарковался на посыпанной гравием стоянке грузовиков к востоку от Мобила. В ночной закусочной дальнобойщики глотали кофе, курили и перекусывали, громко разговаривая и смеясь. Стофер сидел за дальним столиком, низко склонившись над меню. Он казался сильно напуганным и постоянно косился на дверь.
— Тебе нельзя ничего нарушать, чтобы не остановила полиция, или попадать в неприятности. Это понятно? — спросил Джесси. — Если тебя задержат, то полицейские сразу узнают про обвинение в торговле наркотиками в округе Гаррисон и бросят в тюрьму.
— Знаю, знаю, но сейчас меня волнуют не копы.
— Ты осужденный преступник, которому предъявлены серьезные обвинения. Ты не можешь снова облажаться, Стофер.
— Да, сэр.
Джесси протянул ему пачку купюр разного достоинства:
— Здесь триста двадцать баксов. Все, что я смог достать. Должно пока хватить.
— Спасибо, мистер Руди. Куда мне поехать?
— Поезжай в Чикаго, город достаточно большой, чтобы там затеряться. Найди бар, устройся на работу за зарплату и чаевые, не мне тебя учить. Звони мне в офис за счет абонента каждый понедельник ровно в восемь утра. Я буду ждать.
— Да, сэр.
Грандиозный план сохранить группу обвиняемых неделимой и осуществлять общую защиту провалился через несколько недель после арестов. Джошуа Бэрч вскоре понял, насколько нереально держать под контролем своекорыстные интересы Малко, трех его менеджеров и тринадцати дам полусвета. Первой показала пример стриптизерша со сценическим псевдонимом Блейз.
Опасаясь Лэнса и всех, кто с ним связан, она наняла Даффа Макинтоша, известного адвоката по уголовным делам и друга Джесси. И вот как-то за кружкой пива Джесси сделал свое первое предложение. Если Блейз признает себя виновной в проституции, он переквалифицирует обвинение на уголовный проступок, снимет другие обвинения и отпустит ее со штрафом сто долларов и месяцем тюремного заключения условно. Но ей придется дать показания в суде против Лэнса Малко и его менеджеров и подробно описать торговлю телом в «Фокси». Кроме того, она должна пообещать покинуть Побережье, получив в виде напутствия пожелание «иди и больше не греши». Уехать из города после дачи показаний было хорошей идеей. Блейз и так осталась без работы, угодила в черный список на Стрипе, так что делать ей тут все равно было нечего. После месяца переговоров Блейз согласилась на сделку и исчезла.
Слух об этом разнесся мгновенно, и Дафф стал адвокатом девушек. Когда они поняли, что могут избежать тюремного заключения и осуждения за уголовное преступление, то выстроились в очередь к нему в офис. Всю осень 1974 года Дафф часто встречался с Джесси за бокалом пива, и они обсуждали дела. Джесси предложил ту же сделку. Восемь из тринадцати согласились. Две девушки отказались из страха перед Малко. У двух других были свои адвокаты, и они продолжили. Еще одна девушка исчезла сразу, едва был внесен залог.
После встречи Джесси с Хейли в Мобиле прошло три месяца, а информатор больше так и не объявился. Джесси понятия не имел, где тот прячется, и времени на его поиски не было. Его единственная надежда заключалась в том, что болван облажается, его арестуют, а затем экстрадируют обратно в округ Гаррисон, где Джесси обрушится на него, предъявив обвинение, пообещает сорок лет тюрьмы и вынудит все же дать показания против Лэнса Малко.
Шансов на это, однако, почти не было.
Существовала вероятность, что Малко разыскал Стофера первым. Тогда рассчитывать на то, что он попадется в руки полиции, не приходилось вовсе.
В середине ноября судья Олифант назначил еще одно слушание по одному из ходатайств целой их лавины, которую извергали пишущие машинки адвокатской конторы Джошуа Бэрча. В довольно агрессивно изложенном и хорошо аргументированном документе предлагалось судить Лэнса Малко отдельно от трех менеджеров. Бэрч хотел, чтобы дело его звездного клиента разбиралось последним, чтобы он мог изучить стратегию, а также сильные и слабые стороны обвинения.
Джесси выступил против этой идеи, утверждая, что проведение четырех судебных процессов, основанных на одном и том же наборе фактов, — пустая трата судебных ресурсов. С момента предъявления обвинений прошло уже более трех месяцев, и потребуется целый год, чтобы судить всех четырех по отдельности. О чем Бэрч умолчал, так это о неизбежной сложности, с которой столкнется обвинение при подборе сорока восьми присяжных, на которых не смогут повлиять преступники. Если жюри зайдет в тупик на одном судебном процессе и слушания будут назначены по новой, то обвинение споткнется и потеряет набранный им темп.
За перепалкой адвокатов в суде следили лишь редкие зрители. Одним из них был сидевший в заднем ряду подсудимый Фриц Хаберстро, несомненно, отряженный Малко для наблюдения. Хаберстро был управляющим по этажу в «Фокси» и долгое время работал в заведениях Малко. У него имелось две судимости за укрывательство краденой техники, и он, отбыв срок в Миссури, отправился на юг в поисках работы, где работодателей его прошлое ничуть не смутило. Джесси не терпелось предъявить его присяжным.
После двух часов большей частью напряженных дебатов Джесси внезапно изменил стратегию, объявив:
— Ваша честь, я вижу, здесь сегодня присутствует один из подсудимых, мистер Хаберстро.
— Он мой клиент, — перебил его Бэрч.
— Мне это известно, — парировал Джесси. — Я согласен начать разбирательство с мистера Хаберстро. Давайте устроим слушания через месяц. Обвинение готово.
Олифант, Бэрч и все в зале опешили.
— Мистер Бэрч? — спросил судья.
— Ваша честь, я не уверен, что защита успеет подготовиться.
— Вы настаивали на отдельных процессах, мистер Бэрч. Последние два часа буквально молили об этом, так что суд пойдет вам навстречу. Нет сомнений, что за месяц вы успеете подготовиться.
Джесси бросил взгляд на ошеломленного Хаберстро, который побледнел и, казалось, был готов броситься наутек.
Бэрч порылся в каких-то бумагах, затем тихо посовещался с коллегой. Джесси с удовольствием наблюдал за великим судебным адвокатом в тот редкий момент, когда тот растерялся и был сбит с толку.
Наконец Бэрч произнес:
— Хорошо, ваша честь. Мы будем готовы.
Два дня спустя, когда Кит выходил из здания суда, дверь ему открыл и придержал незнакомец, спросивший:
— У вас найдется для меня минутка? — Протянув руку, он добавил: — Меня зовут Джордж Хаберстро, я — брат Фрица.
Кит пожал ему руку и ответил:
— Кит Руди. Рад знакомству.
Они отошли от главного входа и остановились под деревом.
— Этого разговора никогда не было, договорились? — попросил Джордж.
— Там будет видно.
— Нет, мне нужно ваше слово. Вы не должны об этом трепаться, понимаете?
— А в чем дело?
— Ну, ни для кого не секрет, что мой брат по уши в дерьме. Понимаете, мы сами не здешние. Он приехал сюда много лет назад после отсидки. Всегда умел влипать в разные истории. Не думаю, что он в клубе что-то особенное натворил, понимаете? Он просто работал на Малко и делал то, что ему велели. А теперь Фрицу грозит большой срок. Да еще в компании головорезов, как по мне.
Кит, еще не набравший нужного опыта, не знал, что сказать, но ситуация ему не нравилась. Он кивнул, как бы предлагая продолжать.
Хаберстро произнес:
— Фриц знает, что Малко сдаст его, лишь бы спасти свою шкуру. Так вот, Фриц предпочитает спасти свою первым. Он не может больше сидеть, особенно в тюрьмах штата.
— У него есть адвокат, один из лучших, — напомнил Кит.
— Он не доверяет Джошуа Бэрчу и, черт возьми, не доверяет своим соответчикам.
— Нам не следует разговаривать.
— А что в этом такого? Я не ответчик. Вы не окружной прокурор. Мой брат хочет выйти на свободу, ясно? Он, может, и дурак, но не преступник, и он не сделал в том клубе ничего плохого. Конечно, девчонки блудили, но не он устанавливал порядки. Он не имел отношения к деньгам. Малко просто платил ему зарплату, а он делал только то, что ему велели.
Кит уже собирался уйти, но тут сообразил, какие перед стороной обвинения открываются возможности. Он знал обвинительное заключение во всех деталях, поскольку они с отцом обсуждали его несколько месяцев. Они часами анализировали преступную деятельность, самих преступников и возможные судебные стратегии обвинения и защиты. Джесси предъявил обвинение Хаберстро и двум другим пешкам с единственной целью — выкручивать им руки до тех пор, пока они не сдадут Малко.
Теперь это начинало приносить плоды.
— Чего вы от меня хотите? — спросил Кит.
— Пожалуйста, поговорите с отцом и вытащите Фрица из этой передряги.
— Он готов дать показания против Малко?
— Брат готов на все, лишь бы спасти свою шкуру.
— Он понимает, что это опасно?
— Еще бы, но Фриц отсидел четыре года в жуткой тюрьме в Миссури и сумел выжить. Он не тряпка, точно. Если он вырвется, его больше здесь никогда не увидят.
Кит сделал глубокий вдох и огляделся.
— Хорошо, я поговорю с окружным прокурором.
— Спасибо. А как мне связаться с вами?
Кит вручил ему визитную карточку со словами:
— Позвоните мне в адвокатское бюро примерно через неделю. К тому времени у меня будет ответ.
— Спасибо.
— А как насчет двух других ответчиков?
— Их я не знаю.
— Но Фриц-то точно знает.
— Я спрошу.
Вторая встреча произошла в кофейне рядом с доками в Паскагуле. Кит отказался от пиджака и галстука и надеялся, что не выглядит как адвокат. На Джордже Хаберстро были старые летние брюки свободного покроя, потрепанные парусиновые туфли и габардиновая рубашка. Он сказал, что работает в транспортной фирме Мобила, и признался, что сам иногда посещал «Фокси». Когда Фриц не был занят на работе, они заказывали гамбургеры и пиво и смотрели, как танцуют девушки. Джордж знал, чем занимаются в комнатах наверху, но это его никогда не интересовало. Он утверждал, что никогда не помышлял туда попасть, поскольку счастлив в браке. Фриц много лет проработал на Побережье и откровенно рассказывал, по крайней мере своему брату, об азартных играх и девушках.
Кит перешел к делу:
— Понятно, что не Фриц здесь является главной целью. Лэнс Малко — крупнейший криминальный авторитет на Побережье, и окружной прокурор давно за ним охотится. Фриц, безусловно, может упростить обвинению задачу. Готов ли он оказаться на трибуне свидетелей, дать показания в присутствии Малко и рассказать присяжным все о секс-бизнесе в «Фокси»?
— Да, но только если его отпустят.
— Окружной прокурор не может обещать освобождения от ответственности, это понятно? Вы должны понимать, насколько это важно. Большинство проституток пойдут на сделку с признанием вины, в которой они согласятся дать показания и понести наказание за уголовный проступок. Ничего страшного, потому что они, в конце концов, всего лишь проститутки. И доверия к ним у жюри будет немного. С управляющими ситуация другая. Взять хотя бы Фрица. Когда он займет место на трибуне свидетелей и даст показания против Малко, Бэрч набросится на него с топором. И первый вопрос будет таким: «Прокурор обещал вам смягчение ответственности за дачу показаний по этому делу?» Крайне важно, чтобы Фриц сказал «нет», никакой сделки нет, потому что ее действительно нет.
— Что-то я не понимаю.
— Фриц должен предстать перед судом через две недели, но прежде он признает себя виновным по одному пункту обвинения, согласится сотрудничать с прокуратурой, и приговор ему вынесут после суда над Малко. При сотрудничестве в полном объеме окружной прокурор будет рекомендовать смягчение ответственности.
— Похоже, это адски рискованно для моего брата. Признай себя виновным, скройся, затем явись на суд, уворачивайся там от пуль, надейся, что присяжные осудят Малко, а затем молись, чтобы судья был в хорошем настроении.
— На данный момент для вашего брата буквально все представляет риск. Вам самому приходилось бывать в тюрьме Парчман?
— Нет. А как быть с Бэрчем?
— От его услуг нужно отказаться. Если Фриц захочет сотрудничать и, возможно, остаться на свободе, то Бэрч будет только мешать. Вот что надо сделать. На будущей неделе Фриц уволит Бэрча, написав ему об этом уведомление. Один экземпляр уведомления надо отправить окружному прокурору, а другой — в суд. Затем Фриц наймет парня по имени Дафф Макинтош — он отличный адвокат, и мы его хорошо знаем. За ведение дела он возьмет с вас пятьсот долларов. С этого момента Фриц станет мишенью, и потому ему надо будет затаиться и лечь на дно. Тринадцатого декабря он явится в суд, признает себя виновным по всем пунктам, пообещает сотрудничество и скроется в Монтане или еще где-нибудь, а в нужный день появится, чтобы дать показания.
— А это когда?
— Судья Олифант назначил суд над Малко на семнадцатое марта.
Чтобы избежать столпотворения и защитить подсудимого, слушание было спешно назначено в зале суда судьи Олифанта на час дня в пятницу 13 декабря. Фриц Хаберстро предстал перед его честью с Даффом Макинтошем с одной стороны и Джесси Руди с другой. Пока окружной прокурор просматривал обвинительное заключение, Фриц спокойно отвечал «виновен» на все вопросы обвинения. Дафф просил суд освободить его клиента до суда под письменное обязательство явиться по первому требованию. Олифант удовлетворил просьбу и сообщил подсудимому, что ему будет вынесен приговор в день, который будет определен дополнительно. Теперь Фриц был свободен.
Вслед за Джесси и Даффом братья Хаберстро вышли из зала суда через боковую дверь и спустились на первый этаж по служебной лестнице. Возле заднего входа, пожав друг другу руки, все попрощались. Братья забрались на заднее сиденье ожидавшей машины и поспешили прочь.
Джошуа Бэрч, находившийся в зале суда, не поверил своим ушам, когда Фриц Хаберстро признал свою вину. Это была не просто плохая новость для защиты Малко, она была убийственной. Бэрч быстро терял клиентов, в то время как число свидетелей обвинения росло у Джесси Руди как на дрожжах. Не было никаких сомнений в том, что прокурор начнет обрабатывать двух других менеджеров и, скорее всего, задержит проституток, которые еще не сдались. Защита стояла перед расстрельной командой, выполнявшей приказы Руди.
Бэрч, покинув здание суда, прошел три квартала до своего офиса, красивого трехэтажного викторианского особняка, который он унаследовал от деда, тоже известного адвоката. Джошуа превратил его в офис, заполнил помощниками и секретарями и пользовался всеми преимуществами человека, имеющего большой штат сотрудников. У стойки регистрации он недовольно рявкнул на секретаршу, пока проверял поступившие телефонные сообщения. Она передала ему сверток и сказала, что его только что доставили. Он улыбнулся и бережно прижал его к груди. Его любимый контрабандист, бывший клиент, снова о себе напомнил. Бэрч отнес сверток наверх, в свой великолепный кабинет с видом на центр города, и распаковал коробку кубинских черных сигар «Партагас», на ввоз которых было наложено эмбарго. Освободив одну из сигар от обертки, Джошуа уловил ее удивительный аромат и раскурил, выпуская дым в окно. А потом позвонил Лэнсу и пригласил его приехать.
Три часа спустя, после того как весь персонал был отправлен домой пораньше, прибыл Лэнс с Хью и Невином Ноллом. Бэрч встретил их у парадного входа и пригласил в переговорную на первом этаже. Это было любимое помещение Лэнса во всем Билокси: вдоль стен выстроились шкафы орехового дерева с тысячами ценных книг, рядом висели большие портреты юристов из рода Бэрчей, вокруг сверкающего стола красного дерева стояли массивные старинные кожаные кресла. Бэрч передал по кругу коробку с только что полученными кубинскими сигарами, и все с удовольствием их раскурили. Лэнсу и Невину он плеснул в бокалы бурбон и добавил кубики льда, Хью же предпочитал воду.
Они заговорили о признании Фрицем Хаберстро своей вины и возникших в связи с этим проблемах. Бэрч по-прежнему представлял интересы Бобби Лопеса и Кута Рида, которые продолжали работать в «Фокси»: один — менеджером, а другой — управляющим по этажу. Они находились под неусыпным наблюдением. Ни один из них никогда не упоминал о возможности сделки с признанием вины, и Бэрч, конечно, тоже. Он понятия не имел, как Джесси Руди подобрался к Хаберстро и заключил сделку. Когда Фриц отказался от услуг Бэрча, тот позвонил Джесси с вопросами, но ничего так и не узнал.
Они потягивали напитки, дымили сигарами и всячески поносили Джесси, что было вполне ожидаемо.
— Ты нашел ему соперника? — поинтересовался Лэнс.
Бэрч с удрученным видом вздохнул и, покачав головой, ответил:
— Нет, и мы досконально изучили всю коллегию адвокатов. Сейчас в округе Хэнкок семнадцать адвокатов, в Гаррисоне пятьдесят один, в Стоуне одиннадцать. По крайней мере, половина из них не может быть избрана из-за возраста, состояния здоровья, расы или пола. В нашем штате никогда прокурором не были ни женщины, ни чернокожие. Сейчас не тот случай, чтобы становиться первопроходцами. Большинство остальных не наберут и десяти голосов из-за некомпетентности, пьянства или тупости. Юридической практикой занимается немало паршивых овец, уж поверьте. Около дюжины адвокатов трудятся в крупных фирмах и зарабатывают кучу денег. Мы сократили список до трех молодых юристов, парней, которые могут преуспеть в политике и нуждаются в стабильном доходе. В прошлом месяце я вскользь намекнул об этом каждому из этой тройки. Ни один не выказал никакого интереса.
— А как насчет Рекса Дубиссона? — спросил Лэнс.
— Он отказался. Рекс обзавелся хорошей клиентурой, зарабатывает деньги и не скучает по политике. К тому же он не забыл, как в прошлый раз ему надрали задницу. Он считает Джесси Руди самым популярным юристом на Побережье, непобедимым соперником. Таково сейчас общее мнение.
— Ты говорил ему о деньгах?
— Я сказал Рексу, что на его предвыборную кампанию будет выделено пятьдесят штук плюс по двадцать пять наличными в год в течение четырех лет. Он отказался без колебаний.
Подняв, будто прилежный ученик, руку, Хью произнес:
— Можно задать вопрос?
Бэрч молча пожал плечами и выпустил облако дыма.
— Ладно, мы же говорим об избрании нового окружного прокурора, верно? Если предположить, что мы заплатим кому-то за участие в гонке и этот человек победит… Но выборы-то состоятся в августе. А суд — в марте, через три месяца. Какой прок в новом окружном прокуроре после окончания судебного разбирательства?
Бэрч улыбнулся:
— В марте никакого суда не будет. Я еще потяну время. У меня в рукаве припасена пара-другая козырей.
После долгой тяжелой паузы Лэнс спросил:
— Не поделишься с нами?
— Сколько тебе лет, Лэнс?
— Какое это имеет значение?
— Ответь, пожалуйста.
— Пятьдесят два. А тебе?
— Это неважно. Ты уже в том возрасте, когда может болеть сердце. Сходи к Сайрусу Нэппу, кардиологу. Он, конечно, шарлатан, но сделает все, что я скажу. Пожалуйся ему на появившиеся после ареста боли в груди, головокружение, усталость. Он выпишет тебе несколько рецептов. Купи лекарства, но не принимай.
— Я не стану выдавать себя за больного, Джошуа, — отрезал Лэнс.
— Разумеется, нет. Ты готовишь почву, получаешь подтверждающие бумаги и весомый аргумент для того, чтобы держаться от присяжных подальше как можно дольше. Сходи к Нэппу, не откладывая. Потом через несколько дней, когда будешь в офисе, почувствуешь боль в груди на глазах у Невина и Хью. Кто-нибудь из них вызовет «Скорую». Нэпп отправит тебя в больницу, где продержит несколько дней под наблюдением, проведет всевозможные обследования, тесты, и все будет задокументировано. Потом он отправит тебя домой для восстановления. Ты видишься с ним раз в месяц, он выписывает еще лекарств, ты говоришь, что постоянно испытываешь стресс и опасаешься, что тебя хватит удар. Когда до суда останется пара дней, я попрошу еще одну отсрочку, ссылаясь на ухудшение твоего здоровья. Нэпп обеспечит письменные, а может, даже устные показания под присягой. Он скажет все, что потребуется. Руди, конечно, будет снова возражать, но ты не можешь предстать перед судом, пока лежишь в больнице.
— Мне это не нравится, — сказал Лэнс.
— Меня это не волнует. Я твой адвокат и отвечаю за твою защиту. После сегодняшнего утра и этого дерьма с Хаберстро ты уже почти за решеткой. Все плохо, Лэнс, так что делай, как я говорю. У нас нет выхода. Начни притворяться больным. Ты когда-нибудь обращался к психотерапевту?
— Нет, нет, перестань, Бэрч. Я не могу этого сделать.
— Я знаю одного парня в Новом Орлеане, настоящего психа, который специализируется на лечении психов. Как и Нэпп, он скажет что угодно, если ему хорошо заплатить. Он проведет психологическую экспертизу и представит заключение, которое до чертиков напугает любого судью.
— О чем? — прорычал Лэнс.
— О том, что у тебя поехала крыша после того, как тебе предъявили обвинение и арестовали. Стресс, страх, ужас перед тюрьмой сводят тебя с ума. Ты можешь слышать голоса, галлюцинировать и все такое. Этот парень официально подтвердит, он собаку на этом съел.
Лэнс хлопнул ладонью по столу и прорычал:
— Черт возьми, Бэрч! Я не стану прикидываться психом! Я пообщаюсь с Нэппом, но с психиатром — никогда!
— Ты хочешь в тюрьму?
Лэнс глубоко вздохнул, и морщины на его лице разгладились. Он криво усмехнулся:
— Нет, но все это не смертельно. У меня в тюрьме есть друзья, и там люди выживают. Я смогу вынести все, что мне присудит штат, Бэрч.
Все трое с виски в руках помолчали и сделали по большому глотку. Хью улыбнулся отцу и восхитился его стойкостью. Это был настоящий поступок. Никто в здравом уме не сказал бы, что тюрьма Парчман «не смертельна», но Лэнс считал именно так. Хью с отцом уже начали обсуждать перспективы бизнеса, если Лэнса закроют на несколько лет. Хью был уверен, что сможет им управлять в отсутствие отца.
Лэнс в этом сомневался.
Бэрч задумчиво выпустил еще одно облако дыма и сказал:
— Моя задача — уберечь тебя от тюрьмы, Лэнс. Мне такое удавалось около двадцати лет. Но ты должен делать то, что я говорю.
— Там будет видно.
— Значит, можно протянуть до выборов, я правильно понял? — уточнил Хью.
Бэрч улыбнулся и посмотрел на Лэнса.
— Это, сэр, зависит от пациента.
— Но выборы не имеют значения, если наша лошадка не участвует в гонке, — констатировал очевидное Нолл.
— Мы найдем нужного человека, — заверил Лэнс. — На свете полно голодных адвокатов.
На протяжении десятилетий ФБР не проявляло особого интереса к печально известной преступной деятельности в округе Гаррисон. Причин тому было две: во-первых, преступники нарушали законы штата, а не федеральные; а во-вторых, Фэтс Боуман и его предшественники не хотели, чтобы федералы совали нос в их дела и могли в итоге прознать об их продажности. У ФБР имелось достаточно работы в других местах и мало желания создавать новые проблемы в штате, в котором их и так не привечали.
Джексон Льюис был единственным специальным агентом управления ФБР в Джексоне, который отваживался выезжать на Побережье, и хоть и редко, но бывал в Билокси. Джесси с ним несколько раз встречался и вскоре после вступления в должность даже пообедал. В случае переизбрания на следующий срок он хотел заручиться поддержкой Льюиса и ФБР и опереться на них.
В первую неделю января Льюис позвонил Джесси, сказал, что находится в Билокси проездом и хотел бы пообщаться. На следующий день он приехал в офис Джесси в здании суда вместе со Спенсом Уайтхедом, агентом-новичком на первом задании. Почти час они пили кофе и болтали о разных мелочах. Уайтхеда очень интересовала история преступного мира Билокси, и, казалось, он был готов с головой окунуться в самую гущу событий. Ходили слухи, что на ФБР оказывают давление с тем, чтобы оно усилило свое присутствие на Побережье. Джесси подозревал, что губернатор Уоллер и полиция штата вели по этому поводу негласные переговоры с федералами.
— А когда суд над Малко? — поинтересовался Льюис.
— Семнадцатого марта.
— И каковы, по-вашему, перспективы?
— Я уверен, что мы добьемся обвинительного приговора. По меньшей мере восемь девушек дадут показания против Малко и расскажут о секс-бизнесе в его ночном клубе. Один из трех его подчиненных спасовал и сотрудничает. Мы прижимаем двух других, но пока они держатся. Рэкет Малко в сфере проституции уже давно всех раздражает. Мы его посадим.
Агенты переглянулись, после чего Льюис сказал:
— У нас есть идея. А что, если мы заглянем к Малко и поболтаем? Представимся как положено.
— Мне это нравится, — одобрил Джесси. — Насколько мне известно, с ФБР ему еще не приходилось сталкиваться. Вам, парни, давно следовало тут появиться.
— Возможно, — согласился Льюис, — но, если честно, те, кто должен следить за порядком на Побережье, никогда не хотели нас видеть рядом. Ты — первый человек, облеченный властью, у кого хватило смелости бросить им всем вызов.
— Да, и посмотрите, к чему это привело. Сейчас я постоянно ношу с собой пистолет, о чем моя жена даже не подозревает.
— Послушайте, мистер Руди, мы уже в городе, — сказал Льюис. — Мы представимся Лэнсу Малко, Шайну Таннеру и еще кое-кому.
— Список у меня есть.
— Отлично! Мы постучим в нужные двери, создадим кое-какие проблемы, дадим пищу слухам.
— Я знаю этих бандитов. Одних напугать легко, других — нет. Малко самый крутой и без адвоката не скажет ни слова.
— Ну, мы можем встретиться и с его адвокатом. Нанести, так сказать, дружеский визит, — предложил Льюис.
— Было бы здорово. И добро пожаловать в Билокси.
Ухудшающемуся здоровью Лэнса Малко был нанесен очередной удар, когда Джесси Руди заполучил еще одного его помощника. За десять дней до суда над Кутом Ридом, который долгое время был главным менеджером «Фокси», тот не выдержал давления и решил переметнуться.
Рано утром в пятницу Кут поехал в Галф-Шорс, штат Алабама, и нашел пляжный коттедж, где прятался Фриц Хаберстро. Фрица вызвали в суд, чтобы он вернулся в Билокси и дал показания против Кута, чего ни один из них не хотел. Во время долгой прогулки по пустынному пляжу Фриц рассказал о сделке, которую Кит Руди предложил его брату Джорджу. Фриц не сомневался, что такую же сделку окружной прокурор был готов заключить с Кутом и Бобби Лопесом, другим управляющим по этажу, суд над которым должен был состояться через три недели.
Находясь под угрозой провести долгие годы за решеткой и опасаясь за свою жизнь, Кут был на грани нервного срыва. Тех, кто останется с Малко, ожидала та же участь, что и его самого. Расклад сил теперь был против них, игра окончена. Джесси Руди сотрет их в порошок на глазах у присяжных и отправит в тюрьму. Отныне каждый за себя. Фриц убедил Кута спасти собственную шкуру и последовать его примеру. Признать себя виновным, сотрудничать с Руди, дать показания против Малко, а затем убраться к черту из Билокси и забыть все это как страшный сон.
Стратегия зашиты Джошуа Бэрча трещала по швам. Он ответил на звонок Даффа Макинтоша и узнал, что его, Бэрча, Кут Рид уволил, и теперь его адвокатом является Дафф. Бэрч, бросив трубку, выскочил из офиса и помчался в «Красный бархат» на неприятную встречу с Лэнсом, который выглядел на удивление хорошо, несмотря на проблемы с сердцем. Но внешность — это одно, а его реакция — совсем другое. Лэнс пришел в бешенство и обвинил Бэрча в срыве всего плана защиты. Требовать отдельных слушаний для него и трех управленцев было идиотской стратегией — достаточно посмотреть на результаты. Это позволило Руди оказать огромное давление на Фрица Хаберстро и Кута Рида и заставить их переметнуться. Остался только Бобби Лопес, и до суда над ним всего несколько недель. Не было сомнений в том, что Руди и его склонит к сделке. Лэнс предстанет перед присяжными в одиночку, а его некогда верные соратники будут петь соловьем и всячески расцвечивать свои показания, чтобы впечатлить Руди и судью Олифанта.
Немного успокоившись, Лэнс отказался от услуг Бэрча и велел ему убираться из кабинета. Из ночного клуба его провожал Невин Нолл. Когда Бэрч шел к своей машине, Невин сказал:
— С ним все будет в порядке, как только выпустит пар. Я поговорю с ним.
Сам же Бэрч не был больше уверен, что ему хочется продолжать защищать Малко в суде.
Через час Бобби Лопеса вызвали на ковер в кабинет Лэнса, где его ждали босс, Невин и Хью. Он поклялся, что не связывался с офисом окружного прокурора и не собирался никого сдавать. Он останется с Лэнсом, как бы сильно на него ни давили. Он сохранит верность до конца, чем бы это для него ни кончилось. Если потребуется, он даже готов словить пулю.
То, что вопрос пули с повестки дня не снимался, никаких сомнений не вызывало. Невин Нолл наводил ужас на всех сотрудников Малко, в том числе и на Бобби, который считал его хладнокровным убийцей. Невин очень дорожил такой репутацией и стриг купоны с запугивания. Во время встречи он не спускал с Бобби пронизывающего взгляда горящих глаз психопата, которого все так боялись.
Бобби ушел во взвинченном состоянии, он был напуган до смерти. Добравшись до дома, принялся пить. Виски успокоило его нервы и вернуло способность соображать. Он подумал о своих старых приятелях, Фрице и Куте, об их смелом решении сдать Малко, чтобы спастись самим. Чем больше он пил, тем яснее видел в их поступке смысл. Попасть в тюрьму с Лэнсом было, конечно, лучше, чем получить пулю от Нолла, но Фриц и Кут рассчитывали избежать и того и другого. Они переживут этот кошмар и начнут новую жизнь в другом месте уже свободными людьми.
Затем Бобби в голову пришла ужасная мысль, от которой его чуть не стошнило. А что, если Малко решит сначала устранить его, чтобы не рисковать, опасаясь, что и он переметнется, пойдет на сотрудничество с Джесси Руди? В преступном мире столь радикальное решение проблемы было в порядке вещей. Малко уже много лет безнаказанно расправлялся со своими врагами, и устранение потенциально нелояльного подручного, вроде Бобби, было бы вполне логичным шагом.
К полудню Бобби напился в стельку. Он поспал два часа, попытался привести себя в порядок галлоном кофе и с большим трудом смог отправиться на работу в «Фокси» в вечернюю смену.
На следующий день Бэрч был восстановлен в качестве адвоката защиты и сразу подал ходатайство об объединении процессов над Бобби Лопесом и Лэнсом Малко. Джесси забавляла паника, которую он посеял в рядах другой стороны, и он знал, что преступники обращены в бегство. Он не возражал против удовлетворения ходатайства. Главной целью по-прежнему оставался Лэнс Малко, а не его подручные, и он даже был в глубине души доволен, что предстоит один большой судебный процесс, а не два.
Третьего марта, за две недели до суда, Бэрч подал ходатайство об отсрочке, заявив, что мистер Малко слишком серьезно болен, чтобы участвовать в процессе. Ходатайство подкреплялось письменными показаниями двух врачей и кипой медицинских заключений. Джесси отнесся к этому ходатайству с большим подозрением и часами обсуждал с Иган Клемент и Китом, какую занять позицию. За кофе он и судья Олифант обдумывали возможные варианты. Поступить по-джентльменски — означало предоставить отсрочку на месяц или два, установив при этом окончательную дату начала слушаний. Чем дольше они ждали, тем большее давление Джесси мог оказать на Бобби Лопеса.
В результате Джесси не стал оспаривать ходатайство, и судебное разбирательство было назначено на 12 мая. Судья Олифант в письменной форме поставил Джошуа Бэрча в известность, что отсрочек больше не будет, независимо от проблем со здоровьем мистера Малко.
В пять часов вечера четвертого апреля истекал крайний срок подачи документов на участие в выборах в качестве кандидата на пост окружного прокурора. Джесси спустился в кабинет секретаря окружного суда и спросил, есть ли у него соперник. Ответом было «нет», выборы пройдут на безальтернативной основе. Значит, не будет дорогостоящей и трудоемкой кампании. Он отправился в офис «Руди и Петтигрю», где его ждало холодное шампанское.
После неожиданного визита сотрудников ФБР в офис Джесси пятью месяцами ранее он видел агента Джексона Льюиса только раз. Тот заглянул в начале марта, чтобы наскоро выпить чашечку кофе и рассказать несколько занимательных историй о своих неожиданных визитах в ночные клубы с предъявлением жетона сотрудника ФБР.
В конце апреля Льюис вернулся вместе с агентом Спенсом Уайтхедом.
Они обсудили предстоящий суд над Малко, представив, какое это будет зрелище. Агенты собирались присутствовать в зале суда, чтобы увидеть все своими глазами.
— Думаю, вы вряд ли слышали об ограблениях ювелирных магазинов, так ведь? — чуть позже спросил Льюис.
Джесси, удивившись неожиданной смене темы, ответил:
— Нет, у меня еще не было дел о привлечении к уголовной ответственности за такие ограбления. А почему вы спрашиваете?
— Это длинная история, но я изложу ее вкратце. Около пяти лет назад три человека — два мужчины и женщина — совершили налет на пять ювелирных магазинов, как в игре «Бей-беги». Они выбирали семейные магазины в маленьких городках, но не в штате Миссисипи, очищали витрины и ехали дальше. Не очень изобретательно, но довольно успешно, до шестого магазина. В Уэйнсборо, штат Джорджия, они выбрали не то место. У хозяина было оружие, он умел им пользоваться, завязалась перестрелка. Бандит по имени Джимми Крейн был убит, как и его девушка, проститутка по имени Кэрол Хортон, последнее известное место работы — «Красный бархат». Крейн незадолго до этого вышел по УДО и обосновался здесь. Третий парень успел сбежать из города на машине преступников, но шесть человек в первых пяти магазинах его хорошо рассмотрели.
— Я не в курсе этого дела, — сказал Джесси. — Опять же у меня здесь и так полно правонарушений, которыми надо заниматься.
Льюис подтолкнул в его сторону листок с наброском портрета третьего подозреваемого, который сделал полицейский художник.
Джесси бросил на него взгляд, и на его лице не дрогнул ни один мускул.
Льюис продолжил:
— Бюро удалось отследить Крейна и Хортон до Билокси. Два агента провели здесь несколько дней, но ничего не добились. Судя по всему, этого парня никто не узнал, а если и узнал, то промолчал. Со временем расследование заглохло, прошло уже пять лет. Два месяца назад мы раскрыли сеть по укрывательству краденого и обнаружили кое-какие улики. Но найти этого парня все равно не можем. Есть идеи?
Джесси нахмурился, покачал головой, убедительно сделав вид, что ему сейчас не до этого.
— Послушайте, ребята, у меня сейчас дел выше крыши. Если честно, в данный момент мне точно не до серии давних вооруженных ограблений в других штатах.
Он улыбнулся, бросил взгляд на набросок и снова посмотрел в холодные глаза Хью Малко.
Джесси попросил оставить рисунок, чтобы потом показать его другим. Через полчаса агенты ушли. Джесси сделал несколько копий и спрятал в кабинете. Он никому об этом не рассказал, даже Киту и Иган.
Пятого мая 1975 года, за неделю до долгожданного суда над Лэнсом Малко и Бобби Лопесом, судья Олифант вызвал адвокатов к себе. Он обещал передать им список потенциальных присяжных, и они очень хотели его получить. Джесси и Иган сидели по одну сторону стола. Джошуа Бэрч с двумя помощниками расположились напротив. Все досудебные ходатайства были обсуждены, а решение по ним вынесено. Пришло время схватки, и напряжение было огромным.
Судья Олифант начал с традиционного вопроса о сделке со следствием:
— Обсуждались ли соглашения о признании вины?
Бэрч отрицательно покачал головой, а Джесси сказал:
— Ваша честь, штат делает мистеру Лопесу такое же предложение, какое мы сделали Фрицу Хаберстро и Куту Риду. В обмен на признание вины и полное сотрудничество при даче показаний против мистера Малко мы рекомендуем смягчить приговор.
— И мы отклоняем предложение, мистер Руди, — мгновенно отреагировал Бэрч.
— А вам не кажется, что следует поинтересоваться мнением клиента? — тут же парировал Джесси.
— Я его адвокат, и я отклоняю это предложение.
— Понятно, но с точки зрения этики вам следовало бы проинформировать своего клиента.
— Не надо читать мне лекции об этике, мистер Руди. Я провел с мистером Лопесом много часов и знаю его намерения. Он с нетерпением ждет суда и возможности защитить себя и мистера Малко от выдвинутых обвинений.
Джесси, улыбнувшись, пожал плечами.
— Мне кажется, что мистер Руди прав, — вмешался судья Олифант. — Мистер Лопес должен быть хотя бы проинформирован о такой возможности.
— При всем уважении, ваша честь, у меня большой опыт в подобных делах, и я знаю, как представлять своих клиентов, — довольно напыщенно заявил Бэрч.
Не скрывая удовлетворения, Джесси произнес:
— Ваша честь, все в порядке, я снимаю свое предложение.
Судья Олифант почесал подбородок, глядя на Бэрча. Затем он переложил несколько бумаг и спросил:
— Хорошо, теперь насчет мистера Малко. Есть ли шанс на соглашение о признании вины?
— Ваша честь, у штата есть предложение для мистера Малко, — сообщил Джесси. — В обмен на признание вины в совершении преступления, связанного с управлением местом, используемым для проституции, штат рекомендует наказание в виде десяти лет лишения свободы и штрафа в размере пяти тысяч долларов. Все остальные обвинения будут сняты.
Бэрч фыркнул, будто его это искренне позабавило:
— Спасибо, не надо. Мистер Малко не желает ни в чем признавать себя виновным.
— Хорошо, но ему предъявлено еще тринадцать обвинений в склонении к проституции, и десять девушек будут свидетельствовать против него. Осуждение по каждому обвинению влечет за собой заключение под стражу на срок до десяти лет и штраф до пяти тысяч долларов. То же самое касается и Лопеса. Они могут провести остаток жизни за решеткой.
— О, я знаю закон, мистер Руди. Не надо меня учить. Ответ — нет! — холодно ответил Бэрч.
— И вы не считаете, что вам следует сообщить об этом предложении мистеру Малко?
— Прошу вас, судья. Я знаю, что делаю.
— Очень хорошо.
Переложив еще несколько бумаг, судья Олифант продолжил:
— Вот списки потенциальных присяжных. Секретарь суда Бэй-Сент-Луиса уверен, что этот пул квалифицирован и безупречен.
Бэрч не смог сдержать изумления и выпалил:
— Бэй-Сент-Луис?!
— Да, мистер Бэрч. Я меняю место слушаний. Это дело будет рассматриваться по соседству, в округе Хэнкок, а не здесь, в Гаррисоне. Я убежден, что присяжные суда над Джинджер Редфилд были подкуплены, и на этот раз мы не станем рисковать.
— Но никто не просил изменить место.
— Вы должны знать закон, мистер Бэрч. Почитайте Положение о судопроизводстве. Я имею право по своему усмотрению изменить место проведения на любой округ в штате Миссисипи.
Ошеломленный Бэрч не находил слов. Джесси был удивлен и обрадован, но сдержал проявление чувств, подавив улыбку. Судья Олифант вручил обоим список имен, сказав:
— Ни с кем из нашего пула не будет никаких контактов. Ни в каком виде. — Посмотрев на Бэрча, он продолжил: — Когда мы соберемся двенадцатого мая, я расспрошу коллегию присяжных о ненадлежащих контактах. Любой намек на это, и виновная сторона ответит по полной программе. Как только мы выберем двенадцать присяжных и двух запасных, я прочитаю им лекцию о незаконности ненадлежащих контактов. Утром и после обеда каждого дня я буду повторять им свое наставление. Всем все понятно?
— Абсолютно, ваша честь, — подтвердил Джесси, улыбнувшись Бэрчу.