Парни из Билокси

Глава 51

Январь 1979 года начался неспешно, но закончился хлопотами. Семнадцатого числа Эйнсли Руди родила второго ребенка, еще одну девочку, и счастливые родители выбрали ей имя по книге имен, и оно не было связано ни с кем из родных. Маленькая Колетт Руди весила пять фунтов и одну унцию[27] и появилась на свет почти на месяц раньше срока, но она была здоровой и с отличными легкими, что постоянно доказывала громким криком. Когда Агнес, наконец, получила доступ к малышке, родители засомневались, удастся ли им отобрать ее у бабушки.

Двадцатого января Генеральная прокуратура уведомила Кита, что адвокаты Хью Малко завершили направление апелляции в Верховный суд штата. Это был первый шаг в апелляционном производстве, которое займет годы.

Джошуа Бэрч считал себя судебным адвокатом и апелляционное производство его не интересовало. После суда они с Хью расстались по обоюдному согласию. Как бы Бэрчу ни нравилось быть в центре внимания, он устал от семьи Малко и хотел получать более высокие гонорары в гражданских судебных процессах. Он направил Хью в фирму, которая располагалась в Атланте и специализировалась на апелляциях после вынесения смертных приговоров, и выкинул проблемы клиента из головы. Бэрч и его сотрудники знали, что оснований для аргументации апелляционной жалобы практически не было. Суд был проведен в точном соответствии с буквой закона, и судья Роуч в своих решениях был безупречен.

По закону штата дела о смертной казни рассматривались Отделом апелляций по уголовным делам Генеральной прокуратуры в Джексоне. Через неделю после вынесения обвинительного приговора в Хаттисберге Кит с легким сердцем сложил материалы по делу Малко в коробку и отправил в Генеральную прокуратуру. Как окружной прокурор, он оставался в курсе всех событий. Однако от него не требовалось ни продираться сквозь судебный протокол из пяти тысяч страниц в поисках нужного фрагмента, ни писать толстые справки в ответ на то, что придумают адвокаты Хью в апелляционной инстанции. Кроме того, ему не придется выступать в прениях сторон перед Верховным судом штата через два года.

На данный момент ни он, ни его офис больше не занимались делом Малко, можно было сосредоточиться на решении накопившихся дел. 31 января Кит подал документы секретарю окружного суда и объявил, что будет добиваться избрания на свой первый полный четырехлетний срок. Ему было тридцать лет, он оставался самым молодым окружным прокурором в штате — и, возможно, самым известным. Из-за трагичной гибели Джесси и знаменательного суда над Хью фамилия Руди постоянно упоминалась на первых полосах газет. После суда Кит не жалел времени на журналистов и дал множество интервью. О своих планах он говорил уклончиво, но вскоре его стали спрашивать о политических амбициях.

Он не ожидал соперничества в своей гонке за пост окружного прокурора, и по прошествии нескольких недель конкурентов так и не появилось. В марте Кит собрал большое жюри, которое вручило ему кучу обвинительных актов — обычный набор обвинений в хранении наркотиков, кражах автомобилей, кражах со взломом, бытовых скандалах, нападениях при отягчающих обстоятельствах и мелких хищениях. Два дела об изнасиловании выглядели обоснованными и серьезными.

Кит уже не в первый раз задавался вопросом, сколько еще он будет довольствоваться судебным преследованием мелких преступников и отправкой их за решетку, где они отсидят три года только для того, чтобы снова нарушить закон, когда выйдут. Он видел переполненные залы суда и ощущал потрясающее напряжение во время судебных разбирательств в высшей лиге, и ему этого не хватало. Но он продолжал честно исполнять свой долг окружного прокурора и радовался роли молодого отца.

Кит следил за обстановкой на Стрипе, но там, по большей части, все вели себя пристойно. Полиция штата время от времени присылала агентов под прикрытием посмотреть, как обстоят дела. Азартные игры нигде не афишировались. На подиумах танцевало множество практически обнаженных девушек и все такое, но выяснить, что происходит на верхних этажах клубов, не представлялось возможным. Информаторы заверяли Кита и полицию, что проститутки покинули Побережье, а игроки перебрались в Вегас.

В холодный ветреный день в конце марта охранник надел на Лэнса Малко наручники и отвел к не приспособленному для езды по скоростным шоссе обшарпанному и помятому тюремному фургону, которому было не меньше двадцати лет. За рулем сидел доверенный зэк, а двое охранников наблюдали за Лэнсом сзади. Они пересекали обширные поля вблизи Парчмана по грунтовым и гравийным дорогам, проезжали мимо других лагерей, обнесенных сеткой и колючей проволокой, за которыми копошились заключенные в тюремных робах. Все они убивали время, считая дни.

Для Лэнса теперь пошел обратный отсчет. Половина его срока уже истекла, и он собирался вернуться на Побережье. У них с Фэтсом имелся план по его переводу из учреждения строгого режима в учреждение усиленного режима на юге Миссисипи. Фэтс не сомневался, что ему удастся произвести обмен одного-двух заключенных и перевезти своего старого приятеля в тюрьму округа Гаррисон. Но этот план необходимо было держать в строгом секрете. Если о нем пронюхает Кит Руди, то сразу поднимет шум, позвонит губернатору, и все сорвется.

Лэнс никогда не был в блоке номер 29, известном как блок смертников. От места его заключения он находился всего в трех милях, но с таким же успехом мог располагаться и на другом краю земли. Парчман не проводил экскурсий по другим местам заключения. Просьба о посещении сына пылилась в кабинете надзирателя тринадцать месяцев, пока в конце концов не была удовлетворена.

Блок смертников был источником множества сплетен и легенд, и казалось, каждый заключенный Парчмана знал кого-то из его обитателей. Сам факт, что у Лэнса там теперь находился сын, резко повышал его статус, что его самого мало волновало. Каждый заключенный ненавидел и проклинал окружного прокурора, который его посадил, и убийство одного из них сделало Хью в тюрьме легендой, но Лэнс имел свое мнение на сей счет. Спустя почти три года после убийства ему все еще было трудно поверить, что Хью мог совершить подобную глупость.

Поднимая пыль лысыми шинами, они миновали блок номер 18 — бараки времен Второй мировой войны, где некогда размещались немецкие военнопленные. Согласно данным, полученным от одного источника — и Лэнс по-прежнему пытался это проверить, — Невина Нолла поместили в этот блок, но под чужим именем. Тот же источник утверждал, что первые четыре месяца пребывания в Парчмане он находился под охраной, а затем стал обычным зэком под новым именем.

Лэнс шел по его следу, подкупая за наличные охранников, доверенных заключенных и доносчиков.

Лэнс, Хью и Невин снова оказались вместе. Или почти вместе. Они были разбросаны по просторам жалкой, забытой богом плантации, как и пять тысяч других заблудших душ, пытающихся пережить еще один кошмарный день.

Блок смертников представлял собой плоское приземистое здание из красного кирпича с покрытой гудроном крышей, стоявшее особняком, вдалеке от ближайшего лагеря. Водитель припарковал фургон, и они вышли. Охранники провели Лэнса через главный вход, должным образом зарегистрировали, сняли наручники и отвели в пустую комнату для посещений, разделенную на две половины толстой проволочной сеткой.

Хью ждал с другой стороны, с независимым видом восседая на дешевом металлическом стуле и широко улыбаясь.

— Как дела, пап? — тепло поприветствовал он отца.

Лэнс не мог не улыбнуться. Он опустился на стул, посмотрел сквозь проволоку и ответил:

— Разве мы не прекрасная пара?

— Уверен, что мама нами гордится.

— Ты с ней поддерживаешь связь?

— Письмо в неделю. С ней все хорошо. Честно говоря, после того как тебя забрали, она воспряла духом и стала другой женщиной. Я никогда не видел ее такой счастливой.

— Меня она не беспокоила. Жаль, что она не стала подавать на развод.

— Давай сменим тему. Я полагаю, нас прямо сейчас кто-то слушает, верно?

Лэнс оглядел грязную, плохо освещенную комнату.

— По закону нас слушать не должны, но исходить надо из того, что слушают. Никому здесь не верь — ни сокамернику, ни друзьям, ни другим заключенным, ни охранникам, ни доверенным зэкам, а особенно тем, кто здесь всем заправляет. Любой может всадить тебе нож в спину.

— Значит, не будем болтать о наших проблемах? О прошлых, настоящих или будущих?

— О каких таких проблемах?

Оба сумели улыбнуться.

Хью спросил:

— Ты сказал «сокамерник»? А с чего ты взял, что он у меня есть? Моя камера маленькая, восемь футов на десять,[28] с одной койкой, металлическим комодом, без душа. Для другого человека точно нет места, хотя, я думаю, когда-то они пытались поместить в такую клетушку двоих. Я сижу в одиночке двадцать три часа в сутки и никого не вижу, кроме охранников, настоящих отморозков. Я могу разговаривать с парнем справа от меня, но не вижу его. У парня слева много лет назад поехала крыша, и он ни с кем не разговаривает.

— Кто этот парень справа от тебя?

— Белый чувак по имени Джимми Ли Грей. Изнасиловал и убил трехлетнюю дочь своей подруги. Говорит, что убивал и других. Настоящий душка.

— Выходит, он признает свои преступления. Я думал, большинство местных сидельцев утверждают, что невиновны.

— Здесь нет невиновных, Лэнс. И эти ребята любят хвастаться своими убийствами, по крайней мере друг перед другом.

— И ты чувствуешь, что находишься в безопасности?

— Конечно. Камера смертников — самое безопасное место в тюрьме. Контакта с другими заключенными нет. У меня есть один час в день для прогулки во дворе, немного солнца, чтобы позагорать, но я в постоянном одиночестве.

Оба закурили и выпустили дым в потолок. Лэнса переполняла жалость к сыну, тридцатилетнему парню, который должен был бы наслаждаться жизнью на Побережье, бегать за девчонками, что ему всегда нравилось, управлять клубами, в которых все было отлажено до мелочей, считать дни до возвращения отца домой и возвращения жизни в нормальное русло. А вместо этого он заперт в крошечной каморке жуткой тюрьмы и, вероятно, умрет в газовой камере по соседству. Однако жалость была чувством, которое Лэнс научился отбрасывать. Они, отец и сын, сделали свой выбор. Они воображали себя крутыми гангстерами и десятилетиями нарушали закон. Они считали своим девизом принцип: «Не совершай преступления, если не готов за него отсидеть».

И, по крайней мере, Лэнс Малко не собирался от него отказываться, он был уверен, что еще вернется в привычный ему мир.

Глава 52

Выборы 1979 года прошли тише, чем обычно. Фэтс Боуман не смог убедить кого-либо выдвинуть свою кандидатуру против него, потому благополучно избрался еще на один четырехлетний срок — свой пятый. Поскольку азартные игры и проституция находились под жестким контролем, его нелегальные доходы сильно просели — преступникам больше не нужна была «крыша». Стриптиз-клубы и бары по-прежнему функционировали, но, поскольку ничего противозаконного в них не предлагалось, их владельцам нечего было бояться. Назойливая полиция штата поддерживала сеть тайных агентов и осведомителей. В городе Билокси сменилась администрация, и новый начальник полиции был полон решимости держать ночные клубы в узде. Малко отбывали срок, их подручные по-прежнему управляли бизнесом, но другие криминальные авторитеты предпочитали не нарушать закон. Окружной прокурор был крутым парнем, который их не боялся.

Нуждаясь в доходах, Фэтс рассчитывал поправить свои дела с помощью разработки золотой жилы, которую видел в сотрудничестве с наркоторговцами.

В апреле 1980 года Верховный суд Миссисипи единогласно оставил в силе смертный приговор Хью Малко. Его адвокаты подали необходимые бумаги с просьбой пересмотреть это решение, что стало очередным шагом долгого пути к окончательному вердикту. Пройдут месяцы, прежде чем суд вынесет новое решение.

В июне Киту позвонил незнакомец, утверждавший, что тайно вывез письмо из тюрьмы Парчман. Кит поехал в кафе в Галфпорте и встретил там человека, который просил называть его Альфонсо. Он рассказал, что был близким другом некоего Хейли Стофера, торговца наркотиками, которого в 1975 году Джесси отправил в Парчман на пятнадцать лет.

Альфонсо не вызывал ни малейшего доверия, но Кит был заинтригован. Мужчина объяснил, что навещал Стофера в Парчмане, и тот попросил доставить послание Киту. Альфонсо передал запечатанный конверт с надписью заглавными буквами «ОКРУЖНОМУ ПРОКУРОРУ КИТУ РУДИ», затем закурил сигарету и смотрел, как Кит его вскрывает.

Кит поблагодарил Альфонсо, забрал письмо и вернулся на работу. Поскольку файлы Джесси были уничтожены взрывом бомбы, Кит отправился в офис окружного секретаря суда и просмотрел архивы. Найдя файл Хейли Стофера, он прочитал его с большим интересом.

На третьем курсе юридического факультета Университета Миссисипи Кит посетил тюрьму Парчман во время ознакомительной поездки, организованной для группы студентов, которые специализировались на уголовном праве. Одного визита хватило, чтобы отбить у будущего юриста всякое желание оказаться там вновь. Однако письмо Стофера его заинтриговало. И еще у него появилось мстительное желание удостовериться в том, что это место, где теперь содержится так много его врагов, по-прежнему ужасно. Как окружной прокурор, он без проблем получит доступ в блок смертников. Он мог бы даже договориться о встрече с Хью, хотя не имел на то ни малейшего желания.

Через неделю после знакомства с Альфонсо Кит взял выходной и без сопровождения отправился в Парчман, куда добрался за пять часов. Он наслаждался одиночеством, отсутствием телефонных звонков и бесконечных бумаг. Он много думал об отце, что обычно бывало, когда он находился в машине один. Кит тосковал по утраченной дружбе с человеком, которого поистине боготворил. Когда от этих мыслей становилось особенно тяжело на сердце, он вставлял в магнитофон кассету и громко пел вместе с Брюсом Спрингстином и группой «Иглз» их хиты.

К северу от Джексона, когда холмы сменились бескрайней равниной дельты, его мысли обратились к Лэнсу и Хью Малко. Он знал их всю жизнь, а теперь оба заперты в жуткой тюрьме вдали от своего любимого Побережья. Лэнс отсидел уже пять лет и, по имеющимся сведениям, чувствовал там себя совсем неплохо. Он находился в безопасном лагере, имел отдельную камеру с телевизором, вентилятором и обеспечивался лучшей едой. Ни у кого из заключенных Парчмана не было столько денег, а на них он мог купить все, кроме свободы. Впрочем, мало кто сомневался, что Лэнс использует все свои возможности, чтобы комиссия по условно-досрочному освобождению приняла решение о его выходе на свободу ранее положенного срока. Кит это знал и прилагал максимум усилий, чтобы держать ситуацию под контролем.

Хью же был заточен в крошечной камере в течение двадцати трех часов в сутки, в удушающей жаре летом и леденящем холоде зимой.

Кит видел камеру смертников и даже посидел на пустой койке с открытой дверью, как все студенты юридического факультета во время той ознакомительной поездки. Он не мог представить, как человек, выросший и всю жизнь проведший в комфорте, способен здесь находиться изо дня в день.

Подъехав к центральным воротам, Кит невольно улыбнулся, почему-то вспомнив, как два мальчика звездной команды Билокси совершали вместе хоум-раны в игре плей-офф против Галфпорта.

Припарковавшись, Кит сумел выкинуть мысли о Малко из головы. Он зарегистрировался в административном здании, и его, как окружного прокурора, сразу пропустили и привели к нему Хейли Стофера. В течение двух часов он слушал удивительный рассказ Стофера о том, как Джесси заставил его работать под прикрытием в обмен на более мягкий приговор. Стофер считал, что именно его показания позволили обвинить Лэнса Малко в организации проституции и в конце концов отправить того за решетку. Он признался, что сбежал от Джесси, а потом был задержан и возвращен в округ Гаррисон, где Джесси высказал ему все, что о нем думал. Однако Джесси не забыл о работе под прикрытием и проявил благодарность, отправив Стофера в тюрьму на пятнадцать лет, хотя мог закрыть и на все тридцать. Теперь Стофер считал, что отсидел достаточно, и хотел оказаться на свободе. Его контактом в Новом Орлеане был двоюродный брат, который продолжал работать на наркодилеров и знал все о маршрутах контрабанды наркотиков в Миссисипи. Шериф Боуман являлся в этом бизнесе ключевой фигурой и собирался стать еще богаче.

Провести такую масштабную операцию своими силами офис окружного прокурора не мог, поэтому Кит позвонил агентам ФБР Джексону Льюису и Спенсу Уайтхеду. Те, в свою очередь, связались с Управлением по борьбе с наркотиками, и был разработан план операции.

Кит обратился к полиции штата и организовал перевод Стофера в тюрьму в Паскагуле, округ Джексон. Стоферу потребовался месяц, чтобы наладить связь со своим кузеном в Новом Орлеане. Пока все, о чем он рассказывал, сотрудники управления подтверждали.

Вскоре после полуночи 3 сентября Фэтс Боуман со своим бессменным заместителем Раддом Килгором за рулем неторопливо двигались на север от Билокси на одну из ферм Фэтса в сельском округе Стоун. Два помощника шерифа перекрыли единственную гравийную дорогу, которая туда вела. Фэтс и Килгор встретили двух оперативников, ожидавших начальство в жилом автофургоне. Четверо мужчин расположились под навесом для сена возле пастбища и принялись ждать, попивая пиво, дымя сигарами и наблюдая за ясным лунным небом.

Группа агентов Управления по борьбе с наркотиками скрытно вышла из леса и, не поднимая шума, арестовала двух помощников шерифа, охранявших въезд на ферму. Еще дюжина сотрудников скрылись в темноте и следили за остальными членами банды. Ровно в час ночи, как и планировалось, над пастбищем пронесся и сделал круг легкий многоцелевой самолет «Сессна-208 Караван». При следующем заходе он снизился до высоты менее ста футов[29] над землей и сбросил груз — шесть пластиковых контейнеров, обернутых полиэтиленом в несколько слоев. Фэтс, Килгор и два их подельника быстро загрузили контейнеры в пикап и уже собрались уезжать, когда их окружили вооруженные до зубов мужчины с серьезными лицами. Их всех задержали и увезли в неизвестном направлении.

На следующий день прокурор Южного округа США созвал представительную пресс-конференцию в здании федерального суда в Хаттисберге. Рядом стоял Кит Руди, а за ними — агенты ФБР. Прокурор объявил об аресте шерифа Альберта Фэтса Боумана, трех его помощников и четырех наркоторговцев из новоорлеанского синдиката. На всеобщее обозрение было выставлено сто двадцать фунтов кокаина стоимостью не менее тридцати миллионов долларов. По словам прокурора, доля шерифа Боумана составляла десять процентов.

Как известно, американские прокуроры любят находиться в центре внимания, но на этот раз прокурор сразу воздал должное Киту Руди и его команде из Билокси. Без мистера Руди этой операции просто не было бы. Поблагодарив, Кит отметил, что работа, начатая его отцом в 1971 году, увенчалась успехом. Он пообещал предъявить в суде штата новые обвинения избранным должностным лицам и преступникам, которые столь долго безнаказанно нарушали закон.

История была резонансной, и о ней несколько дней писали в «Галф-Коуст реджистер» и других изданиях штата. Снимки Кита красовались на первых полосах газет от Мобила до Джексона и Нового Орлеана.

В Парчмане Лэнс Малко, узнав о случившемся, пришел в ярость, понимая, что в обозримом будущем о выходе из тюрьмы ему придется забыть. Услышал эту новость и Хью, но у него были другие проблемы. Его апелляции были отклонены судом штата, и впереди его ждали долгие годы новых апелляций в вышестоящем — теперь уже федеральном — суде.

Отсидев шесть месяцев в окружной тюрьме, Фэтс Боуман признал себя виновным в торговле наркотиками на процессе в федеральном суде и был осужден на двадцать лет. Однако перед отбыванием срока ему предоставили возможность провести выходные дома, чтобы попрощаться с семьей. Вместо дома он поехал в свой охотничий домик в округе Стоун, направился к озеру, прошел до конца пирса, вытащил «магнум» 357-го калибра и вышиб себе мозги.

Хейли Стофер был освобожден условно-досрочно и скрылся в Северной Калифорнии. Полиция штата согласовала с ФБР программу защиты свидетелей и отправила его туда под новым именем вести тихую и незаметную жизнь.

Глава 53

Пока Лэнс и Хью Малко коротали дни за решеткой, а Фэтс Боуман мерз в Мэне, жизнь на Стрипе была относительно спокойной, и Кита стала тяготить роль окружного прокурора на Побережье. Эту должность он наверняка мог бы занимать еще много лет, но ему хотелось повышения, причем знакового. С того дня как, будучи молодым юристом, он оказался на обеде с губернатором Биллом Уоллером, Кит мечтал о должности главного прокурора штата, и шанс на это, похоже, просматривался.

В конце 1982 года он приехал в Джексон и за обедом с нынешним генеральным прокурором Биллом Аллейном надеялся обсудить свое будущее. Ходили слухи, что Аллейн готовится баллотироваться на пост губернатора, и Кит пытался из первых рук получить об этом информацию. Хотя Аллейн, будучи настоящим политиком, не сказал ничего определенного, Кит ушел с обеда, не сомневаясь, что гонка за пост генерального прокурора скоро начнется. Ему было всего тридцать четыре года, и он понимал, что еще слишком молод для такой высокой должности, но он уже хорошо знал: в политике все решает время. В штате Миссисипи существовала давняя традиция автоматически переизбирать генеральных прокуроров на новый срок, пока те не умирали своей смертью. А если должность вот-вот могла освободиться, то следовало действовать без промедления.

Работа генерального прокурора определенно будет сложнее, чем прокурора округа, но Кит не сомневался — он справится. У него будет большая команда из десятков юристов, представляющих штат в гражданских и уголовных делах, и каждый день будут возникать новые проблемы. Кроме того, это статусный пост, который мог послужить трамплином для прыжка еще выше.

Единственным аспектом деятельности Генеральной прокуратуры, который Кит ни с кем не стал бы обсуждать, была работа ее Отдела апелляций по уголовным делам. Как босс, он будет иметь полный контроль над всеми апелляциями о смертной казни. В частности, над прошениями Хью Малко.

Кит мечтал стать свидетелем казни человека, который отдал команду убить его отца. Став генеральным прокурором, он мог бы гарантировать, что этот день наступит раньше, а не позже.

Апелляции тонули в бесконечном затягивании рассмотрения дел по существу — обычная стратегия адвокатов после вынесения обвинительного приговора. Но часы продолжали тикать, пусть время и шло очень медленно. Апелляционным адвокатам Малко до сих пор не удалось найти сколь-нибудь веских оснований для пересмотра дела. Оспаривать было нечего. Суд прошел без серьезных ошибок. Подсудимый был признан виновным, поскольку действительно был виновен.

В январе 1983 года Лэнс Малко подал прошение об условно-досрочном освобождении. Он отсидел восемь лет назначенного срока за организацию проституции, был образцовым заключенным и имел право выйти на свободу.

Кит, Билл Аллейн и многие другие, включая губернатора, использовали все свое влияние, чтобы убедить пять членов комиссии по условно-досрочному освобождению сказать «нет». Единогласным решением комиссии Лэнсу Малко в освобождении было отказано.

Для Кита такая передышка носила временный характер. Благодаря хорошему поведению Лэнс все же сумеет скоро выбраться на волю, вернуться на Побережье и снова взяться за старое. Теперь, когда Фэтс обезврежен, а в офисе шерифа и городской администрации Билокси работают честные люди, никто не знал, как себя поведет Лэнс. Не исключено, что он не станет искушать судьбу и постарается избегать неприятностей. У него имелось немало собственности, которой можно управлять, не нарушая закон. Но какой бы путь ни выбрал Лэнс, Кит будет следить за каждым его шагом.

Поскольку возвращение мужа было неизбежным, Кармен Малко наконец подала на развод. Ее адвокаты договорились о щедрой доле при разделе имущества, и она покинула Побережье и переехала в Мемфис, всего в двух часах езды от Парчмана. Каждое воскресенье она ездила навестить сына в камере смертников.

Своего бывшего мужа Кармен не посетила ни разу.

В феврале Кит, Эйнсли и остальные члены клана Руди устроили большой прием в отеле «Броудвотер-Бич» неподалеку от Стрипа, и Кит официально объявил о намерении баллотироваться на пост генерального прокурора. В большом банкетном зале собрались родственники, друзья, адвокаты, сотрудники суда и внушительная группа бизнесменов с Побережья. Кит произнес впечатляющую речь, пообещав использовать офис генерального прокурора для продолжения борьбы с преступностью — в частности, с торговлей наркотиками. В стране свирепствовала кокаиновая эпидемия, а юг Миссисипи буквально кишел точками распространения, которые менялись каждую неделю. У наркокартелей не было недостатка ни в деньгах, ни в людях, а государство, как обычно, запаздывало в своих усилиях положить наркобизнесу конец. Кит напомнил, что немало сделал для очистки Побережья от азартных игр и проституции, но предупредил, что они ничто по сравнению с опасностью, которую представляли кокаин и другие наркотики. Он пообещал преследовать не только наркодилеров и торговцев на улице, но и государственных служащих и полицейских, которые закрывали на это глаза.

Из Билокси Кит и Эйнсли вылетели в Джексон, чтобы провести аналогичное мероприятие, но уже в столице штата. Он был первым кандидатом, заявившем о желании баллотироваться на пост генерального прокурора, и пресса им заинтересовалась. В зале отеля, снятом по этому случаю, собралась внушительная толпа, а затем Кит встретился с группой весьма состоятельных судебных адвокатов, известных политической активностью.

У Кита имелось около сотни друзей по учебе на юридическом факультете, которых жизнь разбросала по самым разным уголкам штата, и последние полгода он стремился заручиться их поддержкой. Поскольку он не бросал вызов действующему генеральному прокурору, друзья выражали готовность оказать ему посильное содействие. Из Джексона Эйнсли поехала домой, а Кит в одиночку отправился в путь на арендованной машине. Восемнадцать дней он путешествовал по штату, встречаясь с добровольцами, привлеченными его приятелями-адвокатами, приветственно пожимая руки людей в зданиях суда, выступая в общественных клубах, разговаривая с редакторами местных газет и даже стараясь обрести сторонников в оживленных торговых центрах. Он останавливался у друзей и старался на всем экономить.

В ходе своей первой предвыборной поездки он посетил тридцать пять из восьмидесяти двух округов и привлек сотни сторонников. В фонд его кампании стали поступать деньги.

Стратегия Кита заключалась в том, чтобы провести кампанию с максимальной активностью в южной половине штата и победить на Побережье с большим отрывом. Один из вероятных соперников жил в Гринвуде, расположенном в дельте. Другой был сенатором штата из маленького городка недалеко от Тьюпело. Обсуждались и другие кандидаты, но все они жили к северу от Джексона. Явного фаворита на вакантную должность не было, пока редактор газеты в Хаттисберге не сообщил Киту, что он занял первое место в неофициальном опросе. Когда об этом появилась статья на четвертой полосе первого раздела газеты, Кит сделал тысячу копий статьи и разослал ее своим волонтерам и сторонникам. Тот же редактор сообщил Киту, что фамилия Руди широко известна. Кандидат принял свою роль лидера и неустанно трудился, чтобы заручиться еще большей поддержкой.

После поражения на выборах от Джесси в 1971 году Рекс Дубиссон расширил свою юридическую практику, специализируясь на травмах на морских нефтяных платформах. Он зарабатывал большие деньги и принимал активное участие в адвокатских организациях. Рекс обратился к своим успешным профильным коллегам и пустил шляпу по кругу. Решив, что сделанные пожертвования недостаточно серьезны, он снова пустил шляпу по кругу. Затем на устроенной в заведении Мэри Махони коктейльной вечеринке он сообщил Киту, что собрал сто тысяч долларов и обещает к лету собрать как минимум столько же. Рекс также обрабатывал национальных судебных адвокатов и фирмы, занимавшиеся гражданско-правовыми исками, и надеялся, что они тоже внесут свою лепту.

За дружеской рюмкой Рекс сказал Киту, что судебным адвокатам нужен единомышленник и они видят в нем восходящую звезду. Он был молод, но как раз молодая кровь сейчас и требовалась. Они хотели видеть его в особняке губернатора, чтобы помочь им в борьбе с растущей волной реформы деликтного права.

Кит никаких обещаний давать не стал, но деньги с благодарностью принял. На них он быстро нанял консалтинговую фирму из Джексона для организации своей кампании. Он также взял в штат водителя-порученца и открыл небольшой офис в Билокси. К концу марта в гонке участвовали еще четыре человека, два из Джексона и два с Севера. Кит и его консультанты радовались увеличению списка претендентов и надеялись, что их станет еще больше. Проведенные ими опросы по-прежнему показывали, что Кит возглавляет гонку и увеличивает свое преимущество. Примерно сорок процентов населения штата проживало в двадцати самых южных округах, и фамилию Руди знали семьдесят процентов опрошенных. Имя следующего по популярности кандидата было знакомо всего восьми процентам.

Но самые лучшие избирательные кампании всегда подпитывались страхом потерпеть неудачу, и Кит не позволял себе сбавлять обороты. Начиная с апреля, он оставил Иган заниматься текущими делами окружной прокуратуры, а сам отправился в путь. Он целовал Эйнсли на прощание на рассвете в понедельник и крепко обнимал, возвращаясь после наступления темноты в пятницу. Он со своей командой побывал в каждом здании суда в штате. Он выступал на митингах, в церквях, на пикниках на задних дворах, на обедах в барах, на конференциях судей и пил кофе в кабинетах бесчисленных юристов из маленьких городков. Но каждые выходные он проводил дома с Эйнсли и девочками, и каждое воскресенье семья посещала мессу с Агнес.

Тридцать пятый день рождения Кита выпал на апрельскую субботу. Рекс Дубиссон устроил пляжную вечеринку, на которую пригласил двести друзей и сотрудников кампании. Четвертое июля было понедельником, и послушать предвыборные речи в торгово-выставочном центре округа Гаррисон собралось множество людей. В списке выступающих был Билл Аллейн и пять других кандидатов на пост губернатора. Кита тепло встретила местная публика, и он пообещал практически все. Выступили также двое его соперников. Оба были опытными политиками в возрасте и, судя по всему, понимали, что вторгаются на территорию Руди. Контраст бросался в глаза. Молодость против старости. Будущее против прошлого.

Двумя неделями позже, 17 июля, «Галф-Коуст реджистер» и «Хаттисберг Американ» в редакционных статьях высказались в поддержку Кита Руди. Пример оказался заразительным, и на следующей неделе аналогичные статьи появились в дюжине газет, причем почти все они выходили на Побережье. То, что ежедневная газета Тьюпело поддержала своего сенатора штата, никого не удивило, но в воскресенье, 31 июля, за два дня до первичных выборов, крупнейшая газета штата «Клэрион леджер» в Джексоне выступила в поддержку Кита.

Второго августа почти семьсот тысяч избирателей пришли на избирательные участки на предварительные выборы демократической партии. При массовой поддержке в южной части штата Кит возглавил список, набрав тридцать восемь процентов голосов, что вдвое больше, чем его оппонент, занявший второе место. Как обычно, успех привлек деньги, и они теперь поступали со всех сторон, в том числе от влиятельных бизнес-групп, стремившихся завести друзей и присоединиться к победителю. Консультанты Руди были готовы, и в течение трех дней избирательный штаб запустил блестящую телевизионную рекламу в прайм-тайм. Его противник был разорен и не мог ответить.

Во втором туре, 23 августа, Кит Руди набрал шестьдесят два процента голосов и одержал сокрушительную победу — подобного не ожидали даже его консультанты. На всеобщих выборах в ноябре ему предстояло столкнуться с гораздо более слабым сопротивлением республиканцев. В тридцать пять лет Кит Руди должен был стать самым молодым генеральным прокурором в истории штата и самым молодым в стране.

Глава 54

Поствыборные празднования резко прекратились неделю спустя, когда по штату прокатилась сенсационная новость. О победителях и проигравших сразу позабыли при объявлении, что Миссисипи собирается впервые за десять с лишним лет казнить преступника в газовой камере. У получившего широкую известность убийцы больше не было возможности подать новую апелляцию, и известие о его свидании с палачом попало на первые полосы газет.

В 1972 году Верховный суд США в деле «Фурман против Джорджии» отменил все смертные казни. Мнение судей разделилось на пять против четырех, и невероятная путаница во мнениях, согласиях и несогласиях не давала штатам ориентиров для действий. Определенную ясность суд внес в 1976 году, когда судьи, снова разделившись на пять против четырех, но уже в другом составе, дали зеленый свет на применение смертной казни в тех штатах, где она была разрешена. Большинство штатов этим с удовлетворением воспользовались.

Однако в Миссисипи из-за чиновничьих проволочек события развивались крайне медленно, и с 1976 по 1983 годы в Парчмане не было ни одной казни. Политики всех мастей и во всех уголках штата выступали против системы, которая казалась слишком лояльной по отношению к преступникам. Не меньше шестидесяти пяти процентов населения верили в справедливость смертной казни, и если другие штаты ее применяли, то что не так с Миссисипи? Наконец, один приговоренный исчерпал все возможности подать апелляцию и стал наиболее вероятным претендентом на казнь.

Его звали Джимми Ли Грей, и во всей стране не было злодея в камере смертников, который заслуживал бы смертной казни в большей степени. Когда этому тридцатичетырехлетнему белому бродяге из Калифорнии было двадцать, его осудили за убийство в Аризоне. Он отсидел всего семь лет, вышел по УДО и добрался до Паскагулы, где похитил, изнасиловал и задушил трехлетнюю девочку. Его поймали, осудили и отправили в Парчман в 1976 году. Спустя семь лет удача от него отвернулась, и чиновники с волнением стали готовиться к его казни. Второго сентября тюрьма Парчман кишела представителями правоохранительных органов, репортерами со всего мира, там было даже несколько политиков, пытавшихся вмешаться в происходящее.

В то время в газовой камере имелся вертикальный стальной столб, который шел от пола к верхним вентиляционным отверстиям прямо за стулом. На глазах у свидетелей в переполненных смотровых комнатах Грея ввели в тесное помещение, представлявшее собой цилиндр диаметром менее пяти футов.[30] Его привязали кожаными ремнями и оставили одного, не закрыв дверь. Начальник зачитал смертный приговор. От последнего слова Грей отказался. Затем дверь плотно закрыли и заперли, и палач приступил к делу. Ремня, чтобы зафиксировать голову Грея, не было, и, вдохнув цианид, он стал судорожно биться затылком о стальной столб, издавая громкие стоны. Через восемь минут после открытия вентилей с газом официальные лица запаниковали и очистили комнаты наблюдения.

Казнь оказалась совсем не быстрой и безболезненной, и было ясно, что Грей мучительно страдал. Несколько репортеров подробно описали эту сцену, а один назвал ее не чем иным, как «жестоким и ненормальным наказанием». Штат подвергся такой резкой критике, что быстро принял решение о переходе на смертельную инъекцию, но оно распространялось только на тех заключенных, что были осуждены после 1 июля 1984 года.

Когда настанет время казни Хью Малко, ему не посчастливится мирно отойти в мир иной от смертельной инъекции. Его приговорили в апреле 1978 года, и потому его ждала газовая камера.

Поскольку мужчины находились в одиночной камере двадцать три часа в сутки, в ней же умывались и занимались спортом, завести друзей в камере смертников было практически невозможно. Хью никогда не считал Джимми Ли Грея другом, но их камеры были рядом, и они разговаривали по несколько часов в день. Иногда они даже обменивались сигаретами, консервами и книгами в мягкой обложке. У Грея никогда не было ни цента, но он ничего не просил. Хью был, пожалуй, самым богатым заключенным, которого когда-либо отправляли в камеру смертников, и с удовольствием делился с Греем. Секретарша из «Фокси» присылала ему пятьсот долларов в месяц — больше не разрешалось, — которые он мог потратить на еду и дополнительные услуги. Никто другой в тюрьме, за исключением разве что его отца, не имел доступа к таким средствам.

Казнь Грея, произошедшая менее чем в сотне футов от места заключения, огорчила Хью гораздо больше, чем он ожидал. Как и большинство заключенных в блоке смертников, он ожидал чуда в последнюю минуту, чуда, которое отложило бы печальное событие на годы. Когда Грея увели, Хью попрощался, но был уверен, что ничего не произойдет. После смерти Грея его камера неделю пустовала, и Хью не хватало их долгих разговоров. У Грея было трудное детство, он прожил тяжелую жизнь. У Хью же было прекрасное детство, и он все еще спрашивал себя, что и почему пошло не так. Теперь, когда Грея не стало, Хью удивился, как сильно он по нему скучал. Часы и дни вдруг стали длиннее. Хью впал в глубокую депрессию, и не в первый раз.

После казни Грея смертники в блоке притихли. Узнав, что произошло в «камере смерти», и о том, как государство все испохабило, большинство из них внезапно осознали, с чем могут однажды столкнуться. В блоке смертников ходила шутка, что государство слишком некомпетентно, чтобы убить заключенного, но теперь с этим покончено. Штат Миссисипи снова занялся убийствами, и власти требовали большего.

Апелляции Джимми Ли Грея заняли менее семи лет. У Хью бумажная волокита тянулась пока всего пять лет, но его апелляционные адвокаты, похоже, начинали понимать бесперспективность своих усилий. Видя, как его враги набирают силу, Хью стал опасаться, что его действительно казнят. Он прибыл в Парчман, не сомневаясь, что деньги и связи отца помогут каким-то образом спасти ему жизнь и, возможно, даже купить свободу, но реальность оказалась совсем иной.

Если казнь и выбила из колеи смертников, то на заключенных других блоков тюрьмы она почти никак не отразилась. Блок 18 располагался всего в двух милях через хлопковые поля, но там был другой мир, жизнь продолжалась, как будто ничего не произошло. Услышав новости о Джимми Ли Грее, Невин Нолл даже мысленно улыбнулся. Он был рад узнать, что штат наконец-то вернулся к казням. Есть надежда, что и с Хью скоро тоже разберутся.

Но о Малко Нолл думал редко. Он был убежден, что им никогда не удастся выйти на его след, но даже если вдруг это и получится, он заранее подстраховался. В тюрьме Нолл находился под вымышленным именем Лу Палмер, который выбрала для него администрация. А если кто-то получит доступ к его фиктивному досье, то узнает, что Палмер отбывает двадцатилетний срок за продажу наркотиков в окрестностях Джексона.

За пять лет пребывания в Парчмане Нолл укрепил свои позиции в арийской банде, став одним из ее перспективных главарей. Потребовалось всего два кулачных боя, чтобы привлечь внимание самых крутых бандитов, и обряд инициации он прошел без особых усилий. Неудивительно, что в условиях организованной преступности он чувствовал себя как рыба в воде, ведь это был его мир. Банды делились по цвету — черные, коричневые и белые, — и выживание зачастую зависело от того, кто прикрывает спину. За ширмой внешнего благополучия и порядка царило жестокое насилие, но открытые столкновения не допускались. Если охранникам приходилось доставать дробовики, то наказания следовали суровые.

Таким образом, Невин Нолл мыл посуду за пять долларов в день, а когда повара не смотрели, воровал картошку и муку, которые отправлял на перегонку, что контролировалась его бандой. Самогон пользовался в лагере популярностью и обеспечивал банде доход и защиту. Подкупив доверенных зэков и охранников, которые водили фургоны и грузовики, Нолл наладил доставку продукции в другие блоки. Он также организовал контрабанду марихуаны: его контакты на Побережье отправляли наркотики в посылках в почтовое отделение Кларксдейла, находившегося в часе езды от блока номер 18, откуда их забирал охранник и привозил в тюрьму.

Нолла сначала не интересовала торговля сексом, но его поразил ее размах за решеткой. С двадцатилетнего возраста он имел неограниченный доступ к распутным женщинам и никогда не занимался сексом с мужчинами. Но врожденная предприимчивость взяла свое, и он открыл бордель в туалете старого спортзала, который теперь использовался как типография. Он контролировал его, установив строгие правила, и охрана не вмешивалась, получая взятки наличными и самогон с фруктовым вкусом.

Бинго было тут очень популярно, и вскоре Нолл реструктурировал игру — он предлагал небольшие джекпоты в виде марихуаны и фастфуда, украденного с центрального склада.

Короче говоря, после пары лет в Парчмане он занимался тем же, чем всегда промышлял в Билокси. Но через пять лет он был готов к смене обстановки.

Его целью никогда не было встать во главе банды. И заработать денег тоже. С первого дня пребывания в тюрьме он думал о побеге, не собираясь провести за решеткой долгие тридцать лет. Нолл планировал скрыться в Южной Америке и зажить хорошей жизнью задолго до того, как появится возможность обратиться с прошением об УДО.

Он брал на заметку абсолютно все: каждую приезжавшую машину, каждую смену караула, каждого посетителя, каждого заключенного — как отбывающего наказание, так и вышедшего на свободу. После нескольких месяцев в тюрьме заключенные постепенно адаптировались. Они подчинялись, не выказывая недовольства, потому что жалобы только ухудшали их жизнь. Они следовали правилам и распорядкам, установленным официальными лицами. Они принимали пищу, выполняли грязную работу, делали перерывы, убирали свои камеры и каждый день пытались выжить, поскольку каждый новый день приближал их к заветной дате возможного условно-досрочного освобождения. Почти все они больше не выжидали, не подмечали каких-то важных деталей, не высчитывали, не строили планов, не задавались вопросами и ничего не замышляли.

«Почти все они», но только не Невин Нолл. После трех лет тщательного наблюдения он принял важное решение и выбрал себе сообщника для побега — Сэмми Шоу. Шоу был чернокожим парнем из неблагополучного района Мемфиса, которого поймали на контрабанде наркотиков. Он признал себя виновным и получил сорок лет тюрьмы. Он тоже не собирался задерживаться здесь так долго. Сэмми был сообразительным, жестким, наблюдательным, а в способности выживать в уличной среде не имел себе равных.

Нолл и Шоу пожали друг другу руки и стали строить планы. Тюремный комплекс площадью восемнадцать тысяч акров было невозможно надежно охранять. Его границы были дырявыми, а въезд и выезд практически не контролировались.

История побегов из Парчмана была длинной и впечатляющей. Невин Нолл ждал своего часа. И наблюдал, наблюдал постоянно.

Глава 55

Пятого января 1984 года на формальной церемонии в зале Верховного суда Миссисипи его председатель привел Кита Руди к присяге в качестве тридцать седьмого генерального прокурора штата. Эйнсли и две дочери, Колетт и Элиза, гордо стояли рядом с Китом. Агнес, Лора, Беверли, Тим и другие родственники наблюдали из первого ряда. Братья Петтигрю, Иган Клемент, Рекс Дубиссон и дюжина близких друзей с юридического факультета вежливо поаплодировали по окончании церемонии и ждали своей очереди сфотографироваться на память с новым генеральным прокурором.

Во время последних праздничных каникул Кит и Эйнсли завершили переезд в Джексон и теперь распаковывали вещи в небольшом доме на тихой улице в центре города неподалеку от колледжа Белхейвен. Поездка от дома до нового офиса Кита на Хай-стрит напротив Капитолия занимала пятнадцать минут.

В половине восьмого утра следующего дня он уже сидел в своем кабинете без пиджака и был готов к первой встрече. Уитт Бизли руководил работой Отдела апелляций по уголовным делам с 1976 года и в этом качестве отвечал за защиту обвинительных приговоров в отношении тридцати одного заключенного, приговоренного к смертной казни. Ажиотаж, вызванный казнью Джимми Ли Грея, только усилил давление на Бизли и его команду: все требовали, чтобы они положили конец обременительным задержкам и дали зеленый свет палачу в Парчмане. После многих лет на передовой Бизли — в отличие от политиков — был прекрасно осведомлен о сложностях и запутанности судопроизводства, связанного со смертной казнью. Он также знал, что его новый босс испытывал жгучее желание ускорить рассмотрение апелляций Хью Малко.

Кит начал со слов:

— Я оценил колоссальный объем работы, которую вы ведете, — просмотрел все тридцать одно дело. Трудно сказать, кто станет следующим.

— Это правда, Кит, — согласился Бизли, почесывая бороду.

Он был на двадцать лет старше своего босса и, называя его по имени, не проявлял неуважения. Кит уже объявил сорока шести юристам, которые в настоящее время работали в его штате, что они будут обращаться друг к другу по имени. Что касается секретарей и клерков, то использование при обращении слов «мистер» и «миссис» оставалось для них обязательным.

— Апелляции Джимми Ли Грея были рассмотрены довольно быстро, условно говоря, но там нечего было оспаривать, — заметил Бизли. — Исходя из состояния дел, я полагаю, что следующая казнь может состояться не раньше чем через два года. Если бы меня спросили, кто вероятный кандидат, я бы назвал Уолли Харви.

— Жуткое преступление.

— Они все жуткие. Поэтому преступников и приговорили к смертной казни. И люди не хотят ждать.

— А что с Малко?

Бизли глубоко вздохнул и снова почесал бороду.

— Трудно сказать. У него хорошие адвокаты.

— Я прочитал каждое слово.

— Я в курсе. Прошло пять с лишним лет после вынесения приговора. Мы должны выиграть дело в федеральном суде в этом году, может, в следующем. Им нечего предъявить, кроме обычного набора аргументов: неэффективная помощь адвоката на суде, вердикт против подавляющей доказательной массы и тому подобное. Они весьма разумно делают упор на доказательства. Как вы знаете, единственными настоящими свидетелями были Генри Тейлор и Невин Нолл, два бывших сообщника, которые его сдали, чтобы спастись самим. Малко приводит достойный аргумент, но я не думаю, что суд на это купится. Опять же, чтобы разобраться с федералами, все равно уйдет два года, а затем обычные молитвы. Эти ребята испробуют все, и у них есть опыт.

— Я просто хочу, чтобы это дело получило приоритет, Уитт. Разве я прошу слишком много?

— Они все имеют приоритет, Кит. Мы имеем дело с жизнями людей и рассматриваем их дела со всей ответственностью.

— Я это знаю, но тут другое.

— Понимаю.

— Подключите своих лучших людей. Никаких задержек. У меня точно есть четыре года, что я пробуду на этом посту. Кто знает, какие события развернутся потом.

— Понял.

— Мы можем это сделать за четыре года, Уитт?

— Ну, сказать наверняка нереально. С тысяча девятьсот семьдесят шестого года у нас прошла только одна казнь.

— И мы отстаем. Техас далеко впереди.

— У них гораздо больше смертников.

— А что насчет Оклахомы? За последние три года там было пять казней, а у нас смертников гораздо больше.

— Я знаю, знаю, только не всегда это зависит от Генеральной прокуратуры. Нам приходится ждать решения группы федеральных судей, которые терпеть не могут заниматься процедурами, связанными с правами осужденных на смерть заключенных. Они печально известны намеренными проволочками и отказом от сотрудничества. Их клерки ненавидят дела о смертной казни из-за обилия бумажной работы. Это мой мир, Кит, и я знаю, как медленно решаются вопросы. Но мы сделаем все возможное, я обещаю.

Кит был удовлетворен ответом и улыбнулся.

— Это все, о чем я прошу.

Бизли, внимательно посмотрев на него, продолжил:

— Мы сделаем это, Кит, постараемся ускорить процедуры. Однако вопрос в том, готовы ли к этому вы. Вы считаетесь потерпевшей стороной — вы и ваша семья. Это уникальный случай, когда потерпевшая сторона обладает такой огромной властью над машиной смерти. Кое-кто уже поднимет вопрос о конфликте интересов.

— Я все внимательно прочитал, Уитт, и понимаю, о чем они говорят. Меня это не беспокоит. Люди избрали меня своим генеральным прокурором, прекрасно зная, что мой отец был убит Хью Малко, и я должен буду защищать штат от его апелляций. Меня не испугает кучка критиков. К черту прессу!

— Отлично!

Уитт вернулся к себе в кабинет. Закрыв за собой дверь, он недоверчиво хмыкнул, вспоминая неловкую попытку генерального прокурора изобразить равнодушие к мнению прессы. Немногие политики в новейшей истории позировали перед камерами с таким же удовольствием, как Кит Руди.

Первые три месяца каждого года электорат, затаив дыхание, следил за работой законодательного собрания штата в Капитолии. Город Джексон чувствовал себя в осаде, когда со всех уголков штата сюда съезжались 144 избранных законодателя — все опытные политики, со своими штабами, свитой, лоббистами, повестками дня и амбициями.

В десятках комитетов обсуждались тысячи законопроектов, практически все бесполезные. Важные слушания привлекали мало внимания. Обсуждения проходили при пустых галереях для зрителей. Палата представителей тратила недели на то, чтобы отклонить законопроекты, принятые сенатом, который платил той же монетой, отвергая законопроекты, принятые палатой представителей. Мало что было сделано, да и ожидалось немногое. Уже действующих законов вполне хватало, чтобы люди чувствовали на себе их гнет.

Офис Кита, как прокурора штата, должен был представлять каждое существующее агентство, правление и комиссию, и для этого потребовались три дюжины юристов. В первые месяцы пребывания в должности ему временами казалось, что он превратился в хорошо оплачиваемого чиновника. Его долгие дни были заполнены бесконечными собраниями сотрудников, пока проверялись предлагаемые законопроекты. По меньшей мере два раза в день он стоял у большого окна своего великолепного кабинета, смотрел через улицу на Капитолий и задавался вопросом, какого черта все эти люди там делают.

Раз в неделю — по средам ровно в восемь утра — он пятнадцать минут пил кофе с Уиттом Бизли, узнавая последние новости об апелляциях Хью Малко. Еле-еле, со скоростью ледника, они продвигались по федеральной процедуре судопроизводства.

В начале мая Киту сообщили, что Лэнс Малко будет освобожден в июле, через восемь лет и три месяца после признания вины в организации проституции. Кит понимал, что за относительно безобидное преступление вынесенный приговор был слишком суровым, но это его ничуть не смущало. За свою жизнь, полную насилия, Лэнс совершил немало самых серьезных преступлений и заслуживал смерти в тюрьме, как и его сын.

Однако неизмеримо более важным было не это. Кит всегда был глубоко убежден, что убийство Джесси Руди заказал именно Лэнс. Однако доказать это было невозможно, если только он сам внезапно не решит сделать судьбоносное признание.

Будто желая возвестить о возвращении к обычной жизни, а может, просто чтобы размяться, Лэнс, все еще находясь в тюрьме, отправил сообщение.

Последние шесть лет Генри Тейлор отсидел в нескольких окружных тюрьмах по всему штату. Каждый новый перевод сопровождался получением очередного имени и небольшим изменением легенды. Полиция штата просила каждого нового шерифа обращаться с ним хорошо и даже рекомендовала использовать в тюрьме в качестве порученца. Шерифов заверяли, что заключенный не опасен, а просто по глупости связался с наркоторговцами где-то на побережье. Каждый шериф управлял своим маленьким королевством по-своему и редко делился информацией с коллегами по соседству.

Однажды днем Генри торопился по делам. Он вышел из офиса секретаря окружного суда со стопкой повесток присяжным, которым на следующий день предстояло явиться в офис шерифа. Как зэк, пользовавшийся доверием администрации, он носил белую рубашку и синие брюки с белой лентой на ноге — знаком того, что он заключенный тюрьмы округа Маршалл. Но никто не обращал на него внимания. Такие зэки постоянно крутились вокруг здания суда и даже в нем самом. Когда Тейлор собирался выйти через заднюю дверь, его ударили сзади по шее стальной дубинкой и, вырубив, затащили в маленькую темную кладовку. Потом заперли дверь и задушили куском нейлоновой веревки, а тело засунули в картонную коробку. Нападавший вышел из кладовки, запер за собой дверь и проскользнул в туалет с двумя писсуарами и одной кабинкой. Без десяти пять в туалет зашел уборщик, окинул помещение взглядом и выключил свет. Нападавший прятался в кабинке, сидя на корточках на крышке унитаза.

Два часа спустя, когда в пустом здании суда начало темнеть, нападавший осторожно прошел по коридорам нижнего и верхнего этажей, никого не встретив. Поскольку он предварительно осмотрел здание, то знал, что в нем нет ни охраны, ни системы безопасности. Кому придет в голову вламываться в здание провинциального суда?

Тейлор должен был вернуться в тюрьму два часа назад, и его, возможно, уже хватились. Таким образом, время становилось решающим фактором. Убийца подошел к задней двери и, выглянув наружу, подал сигнал сообщнику и подождал, пока тот подъедет на пикапе к двери под небольшим навесом. Магазины и конторы на площади давно закрылись, все окна были темными. В двух кафе по другую сторону площади сидели посетители, но они находились далеко. Труп был в крови, и голову обмотали грязными тряпками, а потом перенесли в картонной коробке и быстро поместили в кузов пикапа. Вернувшись в здание суда, убийца в перчатках швырнул в коридор повестки, заляпанные кровью Тейлора.

В трех милях на юг от городка Холли-Спрингс пикап свернул сначала на окружную дорогу, а с нее — на грунтовую, ведущую в лес. Тело перенесли в багажник автомобиля, и через шесть часов машина и пикап прибыли на пристань Билокси. Там тело Генри Тейлора перенесли на баркас для ловли креветок.

При первых лучах солнца баркас покинул причал и направился в пролив на промысел. Убедившись, что вокруг нет других судов, тело бросили на палубу, сняли всю одежду и обмотали шею сетью. Затем, подцепив стрелой подъемного крана, сфотографировали и перерезали сеть, отправляя труп несчастного на корм акулам.

Совсем как в старые добрые времена.

Исчезновение Генри Тейлора из здания суда округа Маршалл было загадкой, решить которую не представлялось возможности ввиду отсутствия каких-либо зацепок. Прошла неделя, прежде чем полиция штата сообщила Киту, что свидетеля, находившегося под ее защитой, защитить так и не удалось. Кит сразу же сообразил, что произошло. Лэнс Малко вот-вот должен был выйти на свободу и хотел, чтобы его враги знали, что он по-прежнему является Боссом.

Кит, как и его отец, не боялся Малко и даже хотел, чтобы тот взялся за старое и опять попался.

И смерть Генри Тейлора его ничуть не расстроила. В конце концов, убил Джесси Руди именно он.

Черно-белую фотографию размером пять на семь тайно пронес в Парчман охранник, работавший на Лэнса Малко. Лэнс любовался ею целый день и хотел получить еще одну похожую. Окровавленный, голый, мертвый бомбист-неудачник висел на стреле крана. Это он, настучав на Хью, отправил того в камеру смертников.

Лэнс подкупил другого охранника, чтобы тот передал снимок лично в руки некоему Лу Палмеру, также известному как Невин Нолл, который в настоящее время содержался в блоке номер 18 тюрьмы Парчман.

Никаких записок не прилагалось — все было ясно без слов.

Глава 56

Седьмого июня Кит и его помощник сели на заднее сиденье новенькой дорожно-патрульной машины без опознавательных знаков и поехали в Хаттисберг. Одним из преимуществ должности генерального прокурора была возможность пользоваться машиной с водителем и услугами дополнительного телохранителя. Существовали, конечно, и минусы — постоянные угрозы причинения телесных повреждений, которые обычно поступали в виде писем, содержащих проклятия, причем многие послания отправлялись из тюрем малограмотными заключенными. Полиция штата следила за почтой и пока не видела особых причин для беспокойства.

Еще одним плюсом была хоть и редкая, но все же возможность летать на принадлежащем штату самолете. Такое право имела горстка должностных лиц, но разрешение на полет давал губернатор лично. Однажды Киту довелось побывать на его борту, от чего он получил огромное удовольствие и живо представил себя на нем в будущем.

Собрание проходило в здании федерального суда в Хаттисберге. Поводом послужили устные прения перед судьей, который рассматривал ходатайство о применении процедуры «хабеас корпус», поданное Хью Малко. Два репортера без камер, ожидавшие в холле перед залом суда, попросили Кита сказать пару слов, но он вежливо отказался.

В зале суда он занял место за столом обвинения вместе с Уиттом Бизли и двумя его лучшими помощниками.

Напротив возились с бумагами апелляционные адвокаты Хью из Атланты. До сих пор их объемные документы не принесли ничего полезного для их клиента. Они проиграли в Верховном суде штата 9 голосами против 0. Они также проиграли ходатайство о повторном слушании, что было чистой формальностью. Они подали апелляцию в Верховный суд США и проиграли, когда он отказался рассматривать дело.

Второй раунд открывался ходатайством в Верховный суд штата о смягчении наказания после оглашения приговора, которое не было удовлетворено. Они ходатайствовали о повторном слушании — еще одна формальность — и снова проиграли. Они обжаловали решение в Верховном суде США, который опять отказался рассматривать дело. Когда на уровне штата все возможности обжалования были исчерпаны, адвокаты вступили в третий раунд в федеральном суде подачей ходатайства о применении процедуры «хабеас корпус».

Хью был осужден и приговорен к смертной казни судом округа Форрест в Хаттисберге в апреле 1978 года. Шесть лет спустя в том же городе, правда, в другом здании суда, его дело рассматривалось вновь, а сам он был жив. Однако, по словам Уитта, финишная черта уже просматривалась. Влиятельные адвокаты Хью были умными и опытными, но их аргументы не находили поддержки. Кит, читавший все протоколы, разделял это мнение.

Пока все ждали появления судьи, репортеров в первом ряду за адвокатами прибавилось. Зрителей собралось мало, поскольку слушание представляло собой официальное и довольно скучное апелляционное маневрирование юридическими тонкостями. Получив месяц назад уведомление о слушании, Кит сначала порывался сам участвовать в устных прениях. Он знал дело не хуже Уитта и, конечно, мог дать достойный отпор адвокатам защиты, но понимал, что это не очень хорошая идея. На слушании наверняка зайдет речь об убийстве его отца, и они с Уиттом согласились, что в прениях ему лучше не участвовать.

Хью хотел присутствовать на слушании, и его адвокаты обратились с соответствующей просьбой. Однако по заведенному порядку такие просьбы либо удовлетворялись, либо не удовлетворялись генеральным прокурором, и Кит тут же отказал. Он предпочитал, чтобы Хью смог покинуть Блок смертников только в гробу, и никак иначе. Он порадовался возможности не дать бывшему приятелю шанса даже на несколько часов оказаться за пределами жалкой маленькой камеры.

Наконец появился его честь и призвал всех к порядку. Как потерпевшая и подающая на апелляцию сторона, адвокаты Хью выступили первыми и целый час описывали в скучных подробностях топорную и некачественную работу, которую проделал Джошуа Бэрч, защищая их клиента в суде. Неэффективная помощь адвоката практически всегда фигурировала в апелляциях отчаявшихся заявителей. И тут проблема заключалась в том, что Джошуа Бэрч не был случайным, назначенным судом государственным защитником, приставленным к неимущему клиенту. Джошуа Бэрч считался одним из лучших адвокатов штата по уголовным делам. Было ясно, что нападки на мистера Бэрча судья не воспримет всерьез и оставит без внимания.

Затем слово взял другой адвокат, утверждавший, что показания свидетелей обвинения не вызывали доверия. Генри Тейлор и Невин Нолл изначально были соответчиками, а потом, благодаря своим показаниям, избежали газовой камеры.

Его честь, казалось, задремал. Все сказанное уже было представлено в толстых как кирпичи томах бумаг, поданных за несколько недель до этого. Два часа адвокаты заученно пустословили. Несколько месяцев назад Кит и Уитт поняли, что у Хью и его команды нет ничего нового: ни внезапно появившихся свидетелей, ни оригинальных стратегий, ни блестящих аргументов, упущенных Джошуа Бэрчем на суде. Они просто выполняли свою работу, проводя процедуру апелляции для клиента, который явно был виновен.

Когда судье надоело все это слушать, он объявил перерыв на кофе.

Будучи ветераном апелляционных споров с тридцатилетним стажем, Уитт Бизли давно научился излагать свои доводы в кратких и логичных письменных сводках и старался как можно меньше говорить в суде. Он считал, что все адвокаты слишком много болтают, и знал: чем больше чуши слышит судья, тем быстрее у него кончается терпение.

Уитт прошелся по главным пунктам и выступал меньше часа. Затем все разошлись на обед.

Зная судью, Уитт считал, что тот вынесет решение в течение полугода. Если оно будет в пользу штата — а считать так имелись все основания, — то Хью вновь обжалует очередное поражение в Пятом судебном округе Нового Орлеана. Чиновники этого округа считались довольно добросовестными, и потому здесь часто решения выносились менее чем за год. Если округ будет поддержан штатом, то следующая и, вероятно, последняя апелляция Хью будет направлена в Верховный суд США, где он уже дважды проиграл.

Кит считал не месяцы до назначения даты казни, а годы. Если в штате Миссисипи все пройдет так, как ожидалось, то Хью Малко окажется в газовой камере, пока Кит все еще будет занимать должность генерального прокурора.

Эйфория Лэнса Малко после выхода из тюрьмы быстро сошла на нет, когда он окунулся в реалии жизни на Побережье. Семьи больше не было. Кармен жила в Мемфисе, желая быть ближе к Хью. Остальные дети разъехались десять лет назад и почти не общались ни с отцом, ни с Хью. После развода дом был продан по указанию Лэнса. Его верные помощники либо работали в других местах, либо вообще покинули Побережье. Его опора Фэтс Боуман был мертв. Новый шериф вместе с новыми городскими властями уже дал понять, что возвращение мистера Малко нежелательно и что за ним будут внимательно следить.

Он по-прежнему владел своими клубами — «Красным бархатом», «Фокси» «Десперадо», «О’Мэлли» и «Стоянкой грузовиков», но они обветшали и нуждались в ремонте. Заведения утратили популярность — их потеснили новые шумные бары и клубы Стрипа. Два бара Лэнса закрылись. Он не сомневался, что, пока он мотал срок, его бессовестно обворовывали менеджеры, бармены и вышибалы. Управлять делами из тюрьмы невозможно. Если бы Хью с Невином не облажались, то могли бы контролировать империю и держать остальных в узде. Но после их ухода ни у кого не хватило мужества или ума взять дело в свои руки, выполнять приказы Босса и защищать его интересы.

За какие-то несколько дней эйфория Лэнса сменилась депрессией. Ему исполнилось шестьдесят два года, на здоровье он не жаловался, хотя восемь лет тюрьмы ускорили процесс старения. Любимый сын сидел в камере смертников. Брак давно распался. Хотя активов по-прежнему было много, его империя находилась в серьезном упадке. Друзей не осталось. Те немногие, чьим мнением он дорожил, не сомневались, что смерть Джесси Руди на его совести.

Имя и авторитет Малко, которые некогда вызывали страх и уважение, больше почти ничего не значили, их втоптали в грязь.

Лэнсу принадлежал ряд кондоминиумов в заливе Сент-Луис в округе Хэнкок. Он переехал в один из них, обставил арендованной мебелью, купил небольшую рыбацкую лодку и начал проводить дни на воде, не особо пытаясь что-то поймать. Он был одиноким человеком без семьи, без друзей, без будущего. Он решил здесь остаться и заплатить сколько потребуется, чтобы спасти Хью. А если ничего не выйдет, то продать все, посчитать, сколько останется, и перебраться в горы.

Стрип с его проблемами, казалось, находился за тысячу миль отсюда.

Глава 57

Долгожданная возможность появилась в конце сентября, когда Сэмми Шоу заметил, как заключенные, работавшие в типографии, загрузили в почти полный мусорный контейнер несколько пустых картонных коробок. Увидев, что к боковым воротам подъезжает старый разбитый мусоровоз, чтобы забрать контейнер, Сэмми подал сигнал Невину Ноллу, который уже ждал команды. Они отрабатывали эту первую фазу побега сотни раз. Оба запрыгнули в контейнер и зарылись под картонные коробки, прихватив с собой по коричневому бумажному пакету с припасами. Мусорный контейнер использовался кухней и прачечной, и их моментально завалило тухлыми пищевыми отходами и прочей мерзостью. Первый этап удался — их не заметили.

Послышался скрежет тросов, когда водитель запирал мусорный контейнер, затем завыл мотор, контейнер наклонился и рывками стал перемещаться в кузов машины. С лязгом и грохотом встав на место, он замер. Невин и Сэмми, сидя на глубине в четыре фута в полной темноте под слоем нечистот, почувствовали облегчение, когда мусоровоз тронулся с места. Затем он остановился, водитель что-то громко крикнул, ему тоже крикнули в ответ, после чего послышался скрип ворот, и они снова поехали.

Свалка представляла собой гигантскую трясину, заполненную мусором и грязной жижей. Котлован для нее был вырыт в нескольких милях от исправительного учреждения. Каждый блок был обнесен своей оградой из колючей проволоки и охранялся, но общая территория не охранялась и не была огорожена. Когда грузовик миновал еще одно заграждение, беглецы поняли, что на данный момент они свободны в полном смысле этого слова. Второй этап тоже оказался успешным.

Разгрузка должна была стать самым сложным этапом. Крышку открыли, и мусорный бак начал опрокидываться. Невин и Сэмми заскользили с содержимым контейнера вниз. Теперь они могли либо оказаться на свободе, либо попасть под пули. Чтобы избежать второго варианта, они заранее заготовили большие картонные коробки, в которых могли полностью спрятаться. Смешавшись с волной мешков с мусором, пустых бутылок и банок, они выскользнули в коробках из контейнера и плюхнулись с высоты около десяти футов в кучу гниющих продуктов, мертвых животных и ядовитых паров.

Беглецы замерли, затаив дыхание. Они слышали, как мусорный контейнер снова с грохотом отправился на место в кузове грузовика. Мусоровоз уехал, и теперь им оставалось только подождать. Было слышно, как вдалеке бульдозер разгребает старые кучи мусора и утрамбовывает их, освобождая место для новых.

Осторожно, стараясь подавить рвотные позывы, они медленно пробирались наверх, где светило солнце. Бульдозер находился в сотне ярдов и двигался взад-вперед. Дождавшись, когда он начнет удаляться, они выскочили из кучи и, низко пригибаясь, побежали. Едва бульдозер развернулся в их сторону, они снова спрятались. Вдалеке показался еще один мусоровоз, ехавший в их направлении.

Хотя время имело ключевое значение, они не могли себе позволить спешки. Было около половины второго, а первая проверка в тюрьме начиналась в половине седьмого.

Прячась от бульдозера и мусоровозов, оба в конце концов выбрались со свалки и вышли на чудесное поле белоснежного хлопка со стеблями высотой по грудь. Только теперь они могли позволить себе побежать, но не опрометью, а легким и размеренным шагом, удаляясь от тюрьмы и продвигаясь по чьей-то частной территории. Третий этап начался — формально они были на свободе, но еще далеко не свободны.

Если из многих тюрем можно сбежать, то почему большинство беглецов ловят в течение двух суток? Невин и Сэмми обсуждали это часами. В принципе, они знали, чего можно ожидать в тюрьме. А вот с чем столкнутся за ее пределами, почти не представляли. Одно не вызывало сомнения: убежать далеко им не удастся. Джипы, мотоциклы с коляской, вертолеты и ищейки скоро выйдут на их след.

Через два часа они натолкнулись на грязный пруд и бросились в воду. Стянув с себя вонючую тюремную одежду, переоделись в джинсы и рубашки, которые украли и спрятали для побега несколько месяцев назад. Потом перекусили бутербродами с сыром, запивая прихваченной с собой водой. Скатав грязную одежду в тугие узлы, они обмотали их проволокой, утяжелив камнями, и утопили в пруду. В бумажных пакетах у них была еда, вода, один пистолет и немного денег.

По словам Марлина, брата Сэмми, ближайший магазин находился на автостраде номер 32, примерно в пяти милях к западу от тюрьмы. Беглецы вышли на него около четырех часов дня и позвонили Марлину из телефона-автомата. Тот немедленно выехал из Мемфиса на встречу, вероятность которой, по его мнению, была нулевой. Согласно плану, он должен был поехать в печально известную забегаловку под названием «Большой медведь» на севере Кларксдейла, что в часе езды от тюрьмы. Он пил пиво и не спускал глаз со входа — а вдруг его старший брат действительно покажется в дверях.

Половина пятого. Два часа до первой проверки и объявления тревоги, если, конечно, беглецов еще не хватились. Выйдя из магазина, они прошли пару миль, укрылись под деревом и стали наблюдать за движением. Население в этом районе было в основном черным, поэтому ловить попутку отправился Сэмми. С пистолетом. Услышав шум приближавшейся машины, он вышел на дорогу и выставил большой палец. Водитель оказался белым и даже не сбросил скорость. Следующей машиной был старый пикап, которым управлял пожилой темнокожий джентльмен, но и он проскочил мимо, не сбавляя скорости. Очередную машину пришлось ждать пятнадцать минут — шоссе не было оживленным. Увидев вдалеке седан последней модели, беглецы решили, что теперь очередь Невина попытать удачу. Он выставил большой палец, изо всех сил стараясь выглядеть безобидно, и водитель проглотил наживку. Это был белый сорокалетний мужчина с приветливой улыбкой, он сказал, что занимается торговлей удобрениями. Невин объяснил, что его машина сломалась в нескольких милях оттуда, и просил подвезти до магазина, а когда они подъехали, вытащил пистолет и велел развернуться. Мужчина, побледнев, сказал, что у него жена и трое детей. Отлично, кивнул Невин, и он увидит их сегодня вечером, если просто будет делать то, что ему говорят.

— Как тебя зовут?

— Скотт.

— Хорошо, Скотт. Слушай меня, и никто не пострадает, договорились?

— Да, сэр.

Они подобрали Сэмми и направились на запад по автостраде номер 32. Невин бросил через плечо:

— Послушай, Эдди, это Скотт, наш новый шофер. Пожалуйста, скажи ему, что мы хорошие мальчики, которые не хотят никому причинять вреда.

— Так и есть, Скотт. Всего пара бойскаутов.

Скотт не мог вымолвить ни слова.

— Сколько у тебя бензина? — поинтересовался Невин.

— Полбака.

— Поверни сюда.

Невин выучил карты наизусть и знал каждую окружную дорогу в этом районе. Они двигались зигзагами в северном направлении, пока не покинули город Тутуилер. Затем Невин указал на проселочную дорогу и распорядился:

— Поворачивай сюда.

Через сто ярдов он заставил Скотта остановиться и пересесть. Невин отдал пистолет Сэмми, находившемуся на заднем сиденье, и тот уперся стволом в затылок Скотта. На пустынной сельской дороге между двумя огромными хлопковыми полями Невин остановил машину и сказал Скотту:

— Вылезай.

— Пожалуйста, сэр, — взмолился Скотт.

Сэмми ткнул его стволом, и он вылез. Они провели его вдоль дороги, остановились, и Невин скомандовал:

— Встань на колени.

Скотт сквозь слезы продолжал умолять:

— Пожалуйста, у меня красивая жена и трое чудесных детей. Пожалуйста, не делайте этого.

— Дай мне свой бумажник.

Скотт быстро передал его и упал на колени. Он склонил голову и попытался помолиться, продолжая бормотать:

— Пожалуйста, пожалуйста…

— Ляг на землю! — сказал Невин, и Скотт послушно подчинился.

Невин подмигнул Сэмми, который спрятал пистолет в карман. Они оставили Скотта рыдать на хлопковом поле. Через час они припарковали седан перед магазином в неблагополучном районе Кларксдейла. Ключи оставили в замке зажигания. Оставаясь на расстоянии двух кварталов от «Большого Медведя», Невин ждал снаружи в темноте, когда Сэмми, с важным видом войдя через парадную дверь, приблизился к своему брату.

Марлин отвез их в мотель в Мемфисе, где они долго принимали горячий душ, ели гамбургеры с картофелем фри, пили холодное пиво и переодевались в приличную одежду. Затем разделили добычу: двести десять долларов наличными, которые они накопили в тюрьме, и тридцать пять долларов бедолаги Скотта. Его бумажник и кредитные карты они выбросили.

На автовокзале они попрощались без объятий, просто пожав друг другу руки. Не следовало привлекать к себе внимание. Невин уехал первым на автобусе в Даллас. Через полчаса Сэмми отбыл в Сент-Луис.

Марлин с облегчением избавился от обоих. Он знал, что шансов не попасться у них немного, но раз альтернативой были годы — если не десятилетия — за решеткой в Парчмане, то почему бы не рискнуть?

Через два дня полиция штата проинформировала Кита о побеге. Побег из тюрьмы всегда застает врасплох, но Кита он не удивил. После загадочного исчезновения Генри Тейлора он знал, что давление на Невина Нолла будет возрастать. Кит не сомневался, рано или поздно его обязательно найдут.

Тем не менее новость о том, что Нолл оказался на свободе, его покоробила. Он был так же виновен в убийстве отца Кита, как и Тейлор с Хью Малко, и его место — в камере смертников.

Сэмми Шоу арестовали в Канзас-Сити после того, как полиция получила наводку. Кому-то, кто его знал, остро потребовались пятьсот долларов наличными.

Прошел месяц, а Невин Нолл так и не появился. Потом миновали два месяца.

Кит старался не думать о нем.

Лэнс Малко тоже не волновался. Побережье было последним местом, где Нолл мог выбраться на поверхность. Лэнс объявил награду в пятьдесят тысяч долларов за его голову и сделал все, чтобы Нолл об этом узнал.

Если у него имелись мозги — а они у него были, — он уже находился где-то в Бразилии.

Глава 58

Как боксер, висящий на канатах, избитый, окровавленный, но отказывающийся признать поражение, защита Хью Малко принимала один удар за другим и возвращалась за новыми. В октябре 1984 года федеральный судья в Хаттисберге отказал в удовлетворении всех требований. Юристы надлежащим образом представили документы в Пятый окружной суд, который в мае 1985 года утвердил решение суда низшей инстанции. Так как других инстанций больше не осталось, адвокаты снова обратились в Верховный суд США. Несмотря на то что члены Верховного суда США уже отказали истцу Малко в двух предыдущих апелляциях, им потребовалось семь месяцев, чтобы сказать «нет» в третий раз. Штату Миссисипи дали указание назначить дату казни.

Кит был в Капитолии, готовясь выступить перед судебным комитетом сената штата, когда его нашел Уитт Бизли. Не говоря ни слова, он протянул ему клочок бумаги, на котором нацарапал: «Казнь назначена на полночь 28 марта. Поздравляем».

Новость облетела весь штат и стала набирать обороты. Почти каждая газета поместила заголовки и архивные фотографии Джесси Руди на ступенях здания суда. Газета «Галф-Коуст реджистер» повторно опубликовала старую фотографию Кита и Хью в команде звезд Малой лиги, и эта тема вызвала всеобщий ажиотаж. Статьи с рассказами об их детстве на Пойнте читались взахлеб. Были найдены и опрошены бывшие тренеры, учителя, друзья и товарищи по команде. Кое-кто отказался от комментариев, но большинство добавляли каких-то новых красок.

Кита завалили просьбами об интервью, но как бы ему ни льстило внимание прессы, он всем отвечал отказом. Он знал: до сих пор существует вероятность, что казнь будет отложена.

За два года губернатор и генеральный прокурор хорошо поработали вместе. Билл Аллейн занимал должность генерального прокурора за четыре года до Кита и всегда был готов помочь советом в случае необходимости. Он с удовольствием вспоминал времена, когда был генеральным прокурором; его нынешнее положение было иным. В ходе грязной кампании его оклеветали, обвинив в нелепых сексуальных домогательствах, и, хотя он получил пятьдесят пять процентов голосов, темное пятно на репутации останется навсегда. Он тосковал по спокойной жизни сельского адвоката в своем родном городе Натчез.

Белые люди, писавшие Конституцию штата в 1890 году, хотели иметь сильную законодательную власть и слабого губернатора, для чего ограничили срок его полномочий четырьмя годами — и все. Никакая другая выборная должность в штате не имела ограничения в один срок.

Билл Аллейн покинет свой пост, но случится это еще не скоро.

Они с Китом установили традицию вместе обедать в особняке губернатора по первым вторникам каждого месяца и во время встречи старались избегать любых разговоров о политике. Любимыми темами являлись футбол и рыбалка. Оба были католиками, что для штата, состоящего из протестантов на девяносто пять процентов, представлялось необъяснимым парадоксом, и им нравились шутки о баптистах, бродячих проповедниках, Церкви змееловов и даже невинное подтрунивание над католическими священниками. Однако в феврале 1986 года избежать обсуждения самого сенсационного события в штате не было никакой возможности.

Будучи губернатором и к тому же отличным рассказчиком, говорил в основном Аллейн. Он присутствовал на казни Джимми Ли Грея как генеральный прокурор, и ему нравилось вспоминать те события.

— В конце начало твориться что-то невообразимое. Адвокаты бомбардировали суды пачками ходатайств, привлекали журналистов, пытались попасть на камеру. Политики гонялись за теми же камерами, требуя новых казней. На губернатора Винтера оказывали жесткое давление защитники прав человека с одной стороны и поборники смертной казни — с другой. Он получил около шестисот писем из двадцати стран. Вмешался даже папа и просил пощадить парня. Президент Рейган, однако, настаивал на газовой камере. Дискуссия вышла на национальный уровень, потому что мы давно никого не казнили. Либеральная пресса смешивала нас с грязью, консервативная — выражала поддержку. Когда до казни оставалось два дня и она начала обретать черты реальности, Парчман превратился в зоопарк. Буквально из ниоткуда появились сотни протестующих. По одну сторону автострады номер сорок девять люди кричали, требуя крови и потрясая винтовками, а по другую молились монахини, священники и просто милосердные люди. У каждого шерифа штата нашлась причина примчаться в тюрьму на большое представление. И это была только разминка. В случае с Малко шоу станет поистине грандиозным.

— Вчера он подал прошение о помиловании.

— Я только что видел его. Оно где-то на моем столе. И что ты об этом думаешь?

— Я хочу, чтобы его казнили.

— И твои родные тоже?

— Мы обсуждали это много раз. Мать несколько колеблется, но я хочу отомстить, и мой брат с сестрами тоже. Все очень просто, губернатор.

— Это никогда не бывает простым. В смертной казни нет ничего простого.

— Я так не думаю.

— Хорошо, я докажу, как это непросто. Я переложу ответственность на тебя, Кит. Решение о помиловании будешь принимать ты, а не я. Мы с твоим отцом знали друг друга, и я очень уважал его. Заказное убийство окружного прокурора — вызов всей нашей судебной системе, и с этим нельзя мириться. Я понимаю и могу произнести об этом речь, я уже не раз об этом говорил. Можно понять и желание отомстить. Но, с другой стороны, если убивать неправильно в принципе, и мы все с этим согласны, то почему мы даем право убивать штату? Каким образом штат вдруг стал настолько выше закона, что санкционирует убийства? Я в замешательстве, Кит. Как уже сказал, это не простая проблема.

— Но помилование — ваша проблема, а не моя.

— По закону — да, однако никто не будет знать о нашей маленькой договоренности. Это джентльменское соглашение. Ты принимаешь решение, а я его обнародую и беру на себя удар.

— А последствия?

— Меня они не беспокоят, Кит, поскольку я больше никогда не буду баллотироваться. Когда срок моего губернаторства подойдет к концу, а это произойдет не скоро, я покончу с политикой. У меня есть сведения из надежного источника, что законодательный орган всерьез задумывается о том, чтобы снять ограничение в один срок для губернаторов. Я поверю, когда это случится, но на мои решения это никак не повлияет, ведь я уже уйду. Я больше не думаю о том, как мои действия скажутся на голосах избирателей.

— Наверное, я должен поблагодарить. Я не просил об этом и не уверен, что хочу принимать на себя такую ответственность.

— Привыкай, Кит. У тебя есть все шансы получить это место через два года. На очереди как минимум четыре приговора к смертной казни.

— Скорее пять.

— Пусть так. Я хочу сказать, что следующему губернатору будет чем заняться.

— Я не совсем беспристрастный игрок, губернатор.

— Итак, ты принял решение? Если откажешь в помиловании, Малко получит газ.

— Дайте мне время подумать.

— Договорились. И это наш секрет, ладно?

— Я могу рассказать об этом родным?

— Конечно, можешь. Я сделаю так, как захочешь ты и твои близкие, и никто никогда об этом не узнает. Договорились?

— А у меня разве есть выбор?

Губернатор улыбнулся, что делал нечасто, и ответил:

— Нет.

Глава 59

Губернатор, проявляя свое расположение, предложил добраться до места на реактивном лайнере штата, и генеральный прокурор сразу согласился. Когда вскоре, после восьми часов вечера, последняя апелляция была отклонена, Кит покинул свой офис в Джексоне и вылетел в Кларксдейл, где находилась ближайшая взлетно-посадочная полоса, способная принять лайнер. Его встретили двое полицейских, которые проводили его до патрульной машины. Как только они выехали за территорию аэропорта, Кит попросил выключить мигалку и снизить скорость. Он не торопился и не был в настроении с кем-либо разговаривать.

Сидя в одиночестве на заднем сиденье, он смотрел на бескрайние равнинные поля дельты. Сейчас он был так далеко от океана…

Им по двенадцать лет.

Это самая славная неделя в году: летний лагерь на Шип-Айленде с тридцатью другими скаутами. Неудачный конец бейсбольного сезона давно забыт, мальчики разбивают лагерь, ловят рыбу, крабов, готовят, плавают, ходят под парусом, путешествуют пешком, катаются на байдарках и проводят бесконечные часы на мелководье вокруг острова. Дом всего в тринадцати милях[31] отсюда, но кажется, что в другом мире. Через неделю начинаются занятия в школе, и они стараются не думать об этом.

Кит и Хью неразлучны. Как и другие члены команды звезд, они вызывают всеобщее восхищение.

Их уважают как руководителей отряда бойскаутов.

Они одни на четырнадцатифутовом[32] катамаране, и в миле от них виден остров. Солнце начинает опускаться на западе; вот и еще один долгий ленивый день на воде подходит к концу. Неделя, на которую они приехали, уже наполовину прошла, а им хочется, чтобы она длилась вечно.

Кит сжимает румпель и медленно лавирует против легкого ветерка. Хью растянулся на палубе, свесив с носа босые ноги. Он говорит:

— Я читал статью в «Жизни мальчиков» о трех парнях, которые вместе выросли недалеко от пляжа, кажется, в Северной Каролине, и, когда им было пятнадцать, им пришла в голову безумная идея починить старую парусную лодку и отправиться на ней через Атлантику после окончания школы. И они это сделали. Они все время над этим работали, восстанавливали, копили деньги на запчасти, расходные материалы и все такое, а на следующий день после выпуска отплыли. Их матери плакали, их семьи думали, что они сошли с ума, но им было все равно.

— Что с ними случилось?

— Все. Бури. Акулы. Без радиосвязи целую неделю. Несколько раз терялись. Им понадобилось сорок семь дней, чтобы добраться до Европы и сойти на берег в Португалии. Все уцелели. Они были на мели, поэтому продали свою любимую лодку, чтобы купить билеты домой.

— Звучит прикольно.

— Один парень описал эту историю десять лет спустя. Все трое потом специально приехали, чтобы встретиться в том же самом доке. Сказали, это было величайшим событием в их жизни.

— Мне бы хотелось провести несколько дней в открытом море, а тебе?

— Конечно. Дни, недели, месяцы, — говорит Хью. — Никаких забот, каждый день что-то новое. Мы должны это сделать, понимаешь?

— Ты серьезно?

— А почему бы и нет? Нам всего двенадцать, так что есть шесть лет на подготовку.

— Но у нас нет лодки!

Они думают об этом, пока ветер усиливается и катамаран скользит по воде.

Кит повторяет:

— У нас нет лодки.

— У тех троих тоже не было. Возле Билокси в сухих доках стоит тысяча старых шлюпов. Мы можем найти подешевле и приступить к работе.

— Родители не разрешат.

— Их родителям это тоже не понравилось, но им было по восемнадцать лет, и они были полны решимости это сделать.

Еще одна долгая пауза, пока они наслаждались бризом. Они приближались к Шип-Айленду.

— А как же бейсбол? — поинтересовался Кит.

— Да, он может помешать. А ты думал, что будет, если мы не попадем в высшую лигу?

— Вообще-то нет.

— Я тоже. А знаешь, мне двоюродный брат сказал, что в этом, 1960-м году в крупных турнирах нет ни одного игрока с Побережья. Он считает, что шансов туда попасть нет.

— Я так не думаю.

— Ладно, но, допустим, что-то случится, и мы не успеем. Тогда бы у нас было плавание под парусом для подстраховки. Мы отправимся в Португалию на следующий день после окончания школы.

— Мне это нравится. Но нам нужен еще один корефан.

— Времени у нас вагон. Давай пару лет сохраним это в секрете.

— Давай.

За несколько миль до тюрьмы они увидели мигающие огни двух вертолетов, круживших над ней, будто светлячки. В самые оживленные дни на автостраде номер 49 никогда не было заторов, но сегодня к девяти часам вечера к северу и югу от главного входа скопилось множество машин. С западной стороны толпились протестующие со свечами и написанными от руки плакатами. Они тихо пели, и многие из них молились. Через дорогу группа поменьше их с уважением слушала, размахивая своими плакатами. Обе группы находились под пристальным наблюдением, казалось, целой армии помощников шерифа и дорожных патрульных. Прямо напротив ворот располагался импровизированный пресс-центр с дюжиной операторских фургонов. Камеры и провода тянулись во все стороны, а репортеры деловито сновали в ожидании новостей.

Кит заметил ярко окрашенный фургон телестудии Билокси. Ну, конечно, Побережье не могло остаться в стороне.

Его водитель повернул у ворот и стал ждать позади двух других патрульных машин. Правоохранители округа. Это был день казни, знаменательный день для правоохранительных органов — возрождалась старая традиция. Каждый шериф должен был приехать в Парчман на патрульной машине последней модели и ожидать хорошей новости, что все прошло по плану. Еще одного убийцу лишили жизни. Многие шерифы были знакомы и собирались в группы, сплетничая и смеясь, пока заключенные жарили им на ужин гамбургеры. А когда приходила долгожданная новость, все поздравляли друг друга и разъезжались по домам. Мир стал безопаснее.

У входа в административное здание Кит отмахнулся от репортера, у которого имелся пропуск даже на территорию тюрьмы. Новость о прибытии генерального прокурора быстро распространилась. Он квалифицировался как потерпевший и потому имел право присутствовать при казни. Его имя было в списке.

Агнес просила его не ездить. У Тима и Лоры не хватило смелости присутствовать, но они хотели отомстить. Беверли колебалась и злилась на губернатора за давление на семью. Члены семьи просто хотели, чтобы все закончилось.

Кит пошел прямо в офис суперинтенданта и поздоровался. Адвокат тюрьмы был там и подтвердил, что адвокаты защиты устранились.

— Больше не к кому апеллировать, — мрачно заметил он. Они поболтали несколько минут, затем сели в белый тюремный фургон и направились в блок смертников.

В центре маленькой комнаты без окон стояли два складных стула. Стол и офисный стул были придвинуты к стене. Кит сидел и ждал, сняв пиджак, ослабив узел галстука и закатав рукава. Для конца марта ночь была теплой. Дверная защелка сработала с громким звуком, и от неожиданности он вздрогнул. Вошел охранник, за ним Хью Малко, потом еще один охранник. Хью обвел взглядом комнату и, увидев Кита, замер. На нем были наручники и цепь на лодыжках, белая рубашка и брюки хорошо отутюжены. Костюм смерти. Погребальная одежда. В ней его отвезут обратно в Билокси и похоронят на семейном участке.

Кит, не поднимаясь, посмотрел на первого охранника и распорядился:

— Снимите наручники и цепи.

Охранник засомневался, будто получил приказ совершить преступление.

— Мне что, вызвать надзирателя?! — резко поставил его на место Кит.

Охранники сняли наручники и цепи и положили их на стол. Когда один открыл дверь, другой сказал:

— Мы будем рядом.

— Вы мне не понадобитесь.

Они ушли, и Хью сел на пустой складной стул. Их ботинки были почти рядом. Они смотрели друг на друга, не моргая и не желая обнаружить ни малейшей неловкости.

Хью заговорил первым:

— Мой адвокат сказал, ты будешь присутствовать. Не ожидал, что зайдешь проведать.

— Меня послал губернатор. Он сомневается, как поступить с помилованием, и попросил помочь. Он возложил решение на меня. Это мой выбор.

— Так-так. Тебе это должно быть по нраву. Жизнь и смерть висят на волоске. Ты можешь поиграть в Бога. Высший судья.

— Странное время для оскорблений.

— Прошу прощения. Ты помнишь, как в первый раз назвал меня хитрожопым?

— Да. Шестой класс, миссис Дэвидсон. Она меня услышала, отвела в сторону и дала три затрещины за нецензурную брань, а ты неделю потом ржал.

Оба коротко усмехнулись. Низко пролетел вертолет.

Хью сказал:

— Там целое представление, верно?

— Верно. Ты видел?

— Ага. В моей камере есть маленький цветной телевизор, а охранники расщедрились на дополнительное время в последнюю ночь моей жизни. Похоже, я уйду в сиянии славы.

— Это то, чего ты хочешь?

— Нет, я хочу домой. Насколько я понимаю, у губернатора есть четыре варианта. Помилование, отказ в помиловании, отсрочка и полное прощение.

— Таков закон.

— Меня бы устроило полное прощение.

Кит был не в настроении шутить или предаваться воспоминаниям. Он пристально посмотрел на Хью и спросил:

— Зачем ты убил моего отца?

Хью, глубоко вздохнув, отвел взгляд и посмотрел в потолок. После долгой паузы он произнес:

— Этого не должно было случиться, Кит, клянусь. Конечно, мы наняли Тейлора, чтобы взорвать офис, но никто не должен был пострадать. Это было бы предупреждением, актом устрашения. Твой отец отправил моего в тюрьму, и Джесси расследовал убийство Дасти Кромвеля. Он дышал нам в затылок, и мы чувствовали, как становится горячо. Взрыв офиса прокурора был последним предупреждением. Клянусь, у нас не было планов причинить кому-либо вред.

— Я в это не верю. Я слышал каждое слово, сказанное Генри Тейлором и Невином Ноллом в суде. Я наблюдал за их глазами, языком тела, за всем, и ни у кого не возникло сомнений в том, что вы с Невином наняли Тейлора ради убийства моего отца. Ты по-прежнему продолжаешь врать, Хью.

— Клянусь, что нет.

— Я тебе не верю.

— Я клянусь, Кит.

Он больше не пытался изображать крутизну. Он не умолял, но говорил так, как говорят правду, когда отчаянно хотят, чтобы им поверили. Кит смотрел на него не моргая, и его глаза вдруг впервые увлажнились. Они не разговаривали друг с другом годами, и Кит внезапно с горечью осознал, что все, возможно, было бы по-другому, продолжи они разговаривать.

— Лэнс был причастен к убийству?

— Нет, нет, нет, — повторил Хью, решительно замотав головой. Правдивая реакция. — Он был здесь, в тюрьме, и ничего об этом не знал. И это не должно было быть убийством.

— Скажи это моей матери, Хью. И моим сестрам и брату.

Хью закрыл глаза и нахмурился, на его лице впервые отразилась боль.

Он пробормотал:

— Миссис Агнес… В детстве я считал ее самой красивой женщиной в Билокси.

— Она такой и была. И осталась.

— Она хочет моей смерти?

— Нет, но она лучше всех остальных.

— Значит, в семье нет согласия?

— Не твое дело.

— Правда? А мне кажется, что очень даже мое. Это ведь моя голова на плахе, верно? Так что я должен здесь умолять сохранить мне жизнь, Кит? У тебя верховная власть — казнить или миловать, жизнь или смерть, отрубить мне голову или оставить на месте. Ты за этим пришел перед главным событием? Ты хочешь, чтобы я унижался?

— Нет. Это Лэнс позаботился о Генри Тейлоре?

— Я не знаю. Как ни странно, Кит, но до меня здесь, в блоке смертников, доходит мало сплетен с Побережья, да и беспокоят более насущные вопросы. Но я бы не удивился, если бы узнал, что о Генри Тейлоре позаботился Лэнс. Так устроен наш мир. Таков кодекс.

— И кодекс предписывал избавиться от Джесси Руди.

— Нет, опять ошибка. Кодекс говорил, что пришло время преподать ему урок, а не причинять ему боль. Вот почему мы решили взорвать здание суда — довольно дерзкий вызов системе. Тейлор все испортил.

— Что ж, я, по крайней мере, рад, что он мертв.

— Значит, нас как минимум двое.

Кит взглянул на часы. За дверью послышались голоса. Вдалеке рокотал вертолет. Где-то тикали часы.

Кит спросил:

— Лэнс будет присутствовать?

— Нет. Он хотел быть со мной до конца, но я сказал нет. Не могу представить, что кто-то из родителей смотрит, как я умираю.

— Я тоже не буду смотреть. Мне пора.

— Послушай, Кит, я, ну, в общем, для меня все кончено, и я с этим смирился. Я поговорил со священником, помолился и все такое. Я здесь уже восемь лет, и если бы ты или губернатор меня помиловали, то я бы просто поменял камеру смертников на другую, где провел бы остаток жизни. Только представь себе, Кит! Нам с тобой по тридцать восемь лет, это еще даже не половина жизни. Я не хочу провести следующие сорок лет в этом ужасном месте. Это хуже смерти. Не кори себя. Давай нажмем на кнопку и покончим с этим.

Кит кивнул и увидел, как по левой щеке Хью скатилась слеза.

— Но послушай, Кит, — продолжил Хью, — есть кое-что еще. Ты должен поверить мне: я не собирался убивать Джесси Руди. Пожалуйста! Я бы никогда не причинил вреда никому из твоей семьи. Пожалуйста, поверь мне, Кит.

Не поверить ему было невозможно.

Хью продолжил:

— Я покойник, Кит. Зачем мне продолжать врать? Пожалуйста, передай миссис Агнес и остальным членам семьи, что я не собирался этого делать.

— Обещаю.

— И ты мне веришь?

— Да, Хью, я тебе верю.

Хью вытер глаза тыльной стороной рукава. Затем стиснул зубы и попытался взять себя в руки. После долгой паузы он пробормотал:

— Спасибо, Кит. Это всегда будет моей виной. Это я привел все в действие, но, клянусь, у меня не было в мыслях причинить вред Джесси. Я так виноват.

Кит поднялся и направился к двери. Он посмотрел на своего бывшего друга, которого так ненавидел последние десять лет, и в нем шевельнулось сочувствие.

— Присяжные сказали, что ты заслуживаешь смерти, Хью, и я тогда согласился. Я согласен и сейчас. Я очень давно мечтал посмотреть на твою казнь, но не могу. Я улетаю в Билокси, чтобы побыть рядом с мамой.

Хью, подняв голову, кивнул и улыбнулся:

— Пока, приятель. Увидимся по ту сторону.