Пароль — «Эврика!»

— Мама, сегодня в восемь ко мне будет важный визит, — сказала Света.

— Это какой такой важный визит?

— Ты всё увидишь сама, — ответила Света и больше ни в чем не сознавалась. Мама в самом деле обеспокоилась и занялась приборкой квартиры. Когда пришёл папа, она его в магазин погнала:

— У нашей дочери в восемь важный визит! Но он безымянный, и я не знаю, чем его кормить. Поди и купи какой-нибудь торт! И чай в пакетиках, а то у нас кончился. И маргарин! Да, ещё, пожалуй, лук, но можно также бананы… Да, чуть не забыла, тесто!

— Я понимаю, — сказал папа. — Надо закрыть все форточки, чтобы соседи ничего не услышали. Ведь это будет очень секретный визит, как я полагаю.

И ушёл в магазин. А мама велела Свете капусту для пирога шинковать: раз уж к ней визит, то пусть она и отдувается. Света подумала, что Филимонов вполне обошелся бы без пирога и тем более без торта, но что поделаешь, пришлось заниматься кулинарией. Попутно мерила, сколько воды уходит на приготовление.

Ближе к восьми мама сказала:

— Если твой визит важный, то почему ты до сих пор ходишь в этой старой футболке? Где твоё нарядное розовое платье? Или лучше подойдёт строгое, зелёное?

Пришлось надевать платье. Нет, это было какое-то сущее мучение. Правда, торт папа купил симпатичный, и ради этого можно было и пострадать.

Ровно в восемь часов раздался звонок. Папа пошёл открыть. На пороге стоял Филимонов, тоже с тортом в руках. Он сказал:

— Здравствуйте. Я Константин, — и протянул руку. Папа почтительно пожал её и ответил:

— Юрий Борисович. Проходите, пожалуйста.

Филимонов вошёл и стал раздеваться. Рубашка на нём была белая, а брюки, пиджак и галстук — синие и гораздо более глаженые, чем когда он на Яшку впечатление производил. Но на восьмиклассника он на этот раз нисколько не выглядел, потому что физиономия у него была слишком розовая, а уши прямо-таки красные, да и вообще он был какой-то не очень уверенный. Света молчала, потому что ей надо было сохранять конспирацию, но она пока не знала, в какую сторону её сохранять и что всё это значит. Только бы он не начал игрушечный сотовый доставать или объявлять, что он прилетел с планеты красных марсиан! Этому бы папа навряд ли поверил.

— Так, ну раз вы с тортом, стало быть, прошу к столу? — спросила мама, заполняя паузу.

— Благодарю вас, — Костик слегка поклонился и прошёл на кухню, за ним мама с папой, а за ними Света.

— Вчерашний, — тихо сказал папа маме.

— Это Филимонов, — так же тихо сказала мама. — Который у нас в больнице пингвина сломал.

— Ясно, — сказал папа, обернулся к Свете и тихо отчеканил:

— Ничего не видел, ничего не слышал, про пингвина буду молчать, как партизан!

Вот тут уже Света что-то покраснела сама.

Они уселись за стол, и папа спросил:

— Ну, Константин, чем мы обязаны вашему визиту?

Костя потупился и сказал:

— Ваша дочь сказала мне, что вчера вы видели нас, когда мы гуляли. Поэтому мне нечего больше скрывать. Здравствуйте, я пришёл с вами знакомиться. Я занимаюсь в кружке юннатов, и мне очень нравится ваша дочь. Мы не хотели, чтобы кто-то знал о нашей симпатии, но раз вы нас рассекретили, то придётся во всём честно признаться.

Света, как говорится, чуть с табуретки не упала от такого заявления. Это уж было почище марсианства.

— Да, это очень мужественно с вашей стороны, — согласился папа. — Вы будете пирог с капустой, Константин?

— Да, спасибо, — степенно согласился Костик. — Я много о вас наслышан, Юрий Борисович. Светлана рассказывала мне, что у вас очень интересная и достойная профессия.

— Я не так сильно о вас наслышан, — так же степенно ответил папа, — но полагаю, что у меня ещё несомненно будет такая возможность. А вот не проясните ли вы мне вопрос, а что же здесь, собственного, такого секретного, что стоило бы скрывать?

— Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте, — изрёк Костик. — Потому что у них родители ссорились, и оттого в конце концов все там друг друга перестреляли. А моя фамилия Филимонов.

— Изумительно! — весело сказал папа маме. — Я так и представил, как я прихожу в городское управление ЖКХ и говорю: «Господин Филимонов! Стреляться! Только стреляться! Мало того что вы не занимаетесь энергосбережением, так ещё и познакомили вашего сына с моей дочерью! К барьеру!» Ха-ха-ха! Молодой человек, поздравляю, у вас очень богатое воображение.

— Спасибо, у вас тоже воображение неплохое, — сказал Костик, сохраняя отменную выдержку. — Почему вы решили, что я заговорщик? Я тоже так и представил, как я посреди ночи пробираюсь на третий этаж по верёвочной лестнице и начинаю в окно вашей дочери выстукивать азбукой Морзе: «Воеводова, впусти меня, я заговорщик, сын Филимонова, будем энергосбережением заниматься».

Мама начала сильно смеяться, папа тоже, и Света развеселилась.

А Костик вдохновенно продолжал:

— А я вот и сейчас из вас тайные сведения добывать начну! Я вот спрошу у вас: а если вы Воеводов, то где же у вас на трубе счётчики стоят? Что-то я их не вижу! А ведь у вас должна быть самая энергоэффективная квартира в городе, разве не так?

Вот здесь слегка покраснел уже сам папа и сказал:

— Как вам сказать, настырчивый молодой человек. Работа, знаете ли, отнимает большую часть времени. Но вот наш офис на работе выполнен по самым высоким теплоизоляционным требованиям. Здание выстроено по принципу «термоса», разводка теплосети позволяет регулировать подачу теплоносителя в радиаторы. Специальный сотрудник получает небольшую надбавку к зарплате за то, чтобы он следил за правильным поступлением тепла. И этот человек регулирует задвижки, когда становится теплее или холоднее. Мы существенно экономим на этом. И точно такой же принцип должен распространяться на все прочие учреждения и дома.

— Это вы экономите, потому что у вас договор прямой с энергетиками, — сказал Костик. — А папе энергетики говорят: «Вот поставишь в каждом доме счётчик — тогда будем с тобой по счётчику считаться, а пока везде не поставишь — будешь платить по-прежнему. А то, говорят, это у тебя только в этом доме меньше тепла потреблять стали, а в других — больше стали, вот и плати». А как он докажет, что это не так? Никак. А везде счётчики поставить — это такая уйма денег, которая с неба не падает. Вот заставьте энергетиков считаться с отдельными домами, тогда мы быстренько все наэкономим и поставим.

Света сидела и поражалась — сколько знает этот Костик! Прямо как специалист с папой спорит!

— Я энергетиков, господин заговорщик, не могу заставить, — сказал папа. — Их никто не может заставить, а договориться с ними могут только самые главные власти: администрации. И вопрос этот трудный для всей страны, и не только один Филимонов в него лбом упирается. Но только поймите, господин заговорщик, что если все мы будем руки опускать, дело с мёртвой точки не сдвинется. Под лежачий камень вода не течёт. И сами по себе энергетики-монополисты никогда не захотят взять да и отдать кому-то денежки.

— Значит, виноваты энергетики? — спросила Света.

— Нет, не энергетики, — сказал папа. — У энергетиков тоже свои проблемы, и денежки никогда никому не лишние. Виновата пассивность, виновато нежелание глядеть дальше собственного носа. А у энергетиков свой счётчик есть, и поэтому они правы. Они говорят: мы вам дали сто гигакалорий энергии — вот за сто вы нам и заплатите. А где уж и кто их потерял и в какую трубу они вытекли — это не наша забота. А нам с вами энергетикам нечем ответить, потому что у нас счётчиков нет и доказать мы ничего не можем.

— Пап, но ведь если Костик говорит, что они требуют везде-везде сразу счётчики поставить… — начала Света.

— Если ты будешь сидеть сложа руки, они с тебя ещё и торт на праздник потребуют, — сказал папа.

— Ну что ж, я понял. Мой папа Филимонов виноват в том, что он не Дон Кихот, — сказал Костик. — Что он не супергерой. Правильно я вас понял?

— Да, правильно, — ответил ему папа Воеводов.

— А разве человек обязан быть героем? — удивился Костик.

— Нет, не обязан. Но по-настоящему достойному человеку не мешало бы им быть хоть немножечко.

— А вы, между прочим, только в кабинете сидите и бумаги пишете, а мой папа ещё и в подвалы лазит к слесарям, — сказал Костик. — Это что, большой героизм — бумаги писать? А я думал, это называется бюрократия.

— К сожалению, во взаимоотношениях с государством пока что всегда была бюрократия, — сказал папа. — Нового способа пока не придумали. Даже в классе, где тридцать человек, учительница требует всех писать по правилам: «Пятое декабря, домашняя работа». А у государства мильон таких, как мы, и если каждый из нас будет писать так, как хочет, путать запятые и излагать очень сложные вопросы как попало, это будет ужасная чехарда. Понимаете, господин заговорщик, вокруг нас существует масса обстоятельств. Бюрократия — это обстоятельство, дождь пошёл — обстоятельство, у мамы плохое настроение — тоже обстоятельство, энергетики навстречу не идут — обстоятельство. И вот есть люди, которым надо нести важную бумагу, а тут раз — и гроза с молниями. И они думают: ну и ладно, завтра снесу, какая разница. И таких людей слишком много. То есть, если трубу прорвало, тут, конечно, в любую грозу полезешь её чинить. Но если её пока что не прорвало, то куда торопиться, правильно? — папа сердито сходил в комнату за своей толстой записной книжкой, записал туда что-то и сказал:

— Приходи недельки через три, настырчивый Ромео, я тебе покажу, что такое счётчики, а то ты их, наверное, и в глаза не видал никогда.

— Юра, какие счётчики? — возмутилась мама. — Мы же хотели сначала плитку в ванной положить.

— Обождет твоя плитка. Еще я от Филимонова замечаний не выслушивал! — сказал папа.

— Ой, вы правда будете счётчики ставить? — подскочил Костик, мигом растеряв свою степенность. — Я так хочу посмотреть, как это делается! Это со сваркой приходят? Позовите меня, ну пожалуйста! Я совсем не буду мешаться, я только посмотрю тихонечко… вот как это всё делается.

— Ладно, позову, — согласился папа.

— А… с фотоаппаратом можно? — спросил Костик.

— Это ещё зачем с фотоаппаратом, господин заговорщик? — спросил папа, подняв бровь.

— Чего вы заговорщиком обзываетесь? — ответил Костик. — А думаете, я один счётчиков не видел? У нас их никто в кружке не видел. А я ребятам покажу, как их делают.

— Ну, добро, — сказал папа. — Надеюсь, что явка у вас боле оперативная, чем у вашего родителя.

— Папа, это водяные счётчики, а вот у нас дома можно поставить теплосчётчики и задвижки на батарею? — спросила Света.

— К сожалению, нет, — сказал папа. — У нас дома, как и в большинстве старых домов, для этого неподходящая разводка труб, и если мы начнём здесь что-то регулировать, то один сосед замёрзнет, а другой немного поджарится.

— Да, но ведь наверняка существуют методы сохранения ресурсов и в таких условиях? — спросил Костик.

— Безусловно, существуют, — согласился папа. — Если вам это в самом деле любопытно, молодой человек, я бы с удовольствием принёс вам литературу по этому вопросу. У меня есть школьный учебник…

— Питерский? — обрадовалась Света.

— А ты откуда знаешь? — удивился папа.

— Ну… кто ж этого не знает! — поспешил воскликнуть Костик. — Про питерских энергосберегателей кто не слыхал! У них там этим здорово занимаются, не так, как у нас!

— Хм, — ответил папа, почесал голову ручкой и опять что-то черкнул в своей толстой книжке.

— Ну и разговоры у нас, сплошное энергосбережение, — сказал Костик, тихонько толкнув Свету ногой. — Я уж даже устал. Неужели вы даже дома про это разговариваете?

— По-моему, молодой человек, вы сами об этом начали, — улыбнулся папа.

— Ну конечно, начал! А то обзываете заговорщиком, ещё бы я молчал! Какой из меня заговорщик? — он романтически поглядел на Свету и как-то особенно вздохнул.

— Нечего на меня вздыхать, — сказала она. — Лучше вон передай мне ещё пирога.

Костик охотно передал ей кусок пирога и сказал маме:

— Пирог совершенно изумительный. У вас золотые руки.

— А пирог-то пекла Света, — заметила мама.

— Правда, что ли? — в самом деле удивился Костик. — Ух ты! Здорово! Классно! Светлана, да тогда ты просто клад!

— Похоже, у молодого человека серьезные намерения, — стала смеяться мама.

— А я вообще очень серьёзный, — сказал Костик.

— Открой тогда секрет, зачем ты у нас в больнице пингвина сломал? — спросила мама. — Я-то думала, ты хулиган.

— А почему вы на них инструкцию не пишете? — обиженно ответил он. — Я думал, это какие-то американские мусорки. Я думал, они сами мусор утилизуют. Я в фильме такую видел. Они такие вжик, вжик, и делают брикеты. Я хотел узнать, как её запустить, все перепробовал, а она, оказывается, ненастоящая.

Мама с папой совсем хохотать стали, а мама смеялась у папы на плече. Костик на это дело посмотрел, подумал, взял и Светину руку своей ладонью накрыл. А под столом ногой конспиративно пихается: мол, попробуй только выдерни свою руку, сразу узнаешь, где раки зимуют. А Рекс, лежавший у батареи, это дело увидел и решил, что Свету обижают. Он и до того чуть порыкивал, а теперь вскочил, залаял и под стол бросился. Костик перепугался, тут же на табуретку взлетел. Мама с папой пытались Рекса ловить за ошейник, но Рекс быстрее оказался. Как прыгнет на Костика, а Костик с табуретки за Свету, а Рекс табуретку повалил. Света поймала Рекса и говорит:

— Ах ты негодник, Рекс, ты что жениха моего пугаешь, он так ко мне больше не придёт!

А Костик вправду перепугался совсем, сидит под холодильником весь белый. Потом чуть ли не всхлипнул и давай штанину закатывать. И говорит:

— Тебе смешно, а со мной уже один раз так поиграли. Я даже к хирургу попал. Вот, видишь шрам? У нас стройка была во дворе, а я тогда одну штуку мастерил. Я увидел в щель — там такие железяки валяются выброшенные, как мне надо, ну я и полез через забор. А там псина такая! Как бросится!

Мама, конечно, как врач тут же пришла на шрам посмотреть, заодно и папа.

— Да, трудная у тебя жизнь, Константин Филимонов, — сказал папа и похлопал его по плечу. — Очень тебя прошу, ты уж, пожалуйста, не лазь к нам по веревочной лестнице, я тебя и через двери пропускать согласен. А теперь-то на тебя почему Рекс бросился? Сидел-сидел смирно, и вдруг здравствуйте! Надо его наказать.

— Не надо его наказывать, — потупился Костик. — Это ему не понравилось…

— Что не понравилось?

— Ну, то, что я… делал под столом, — с явной неохотой ответил Костик, не найдя никакого хитрого пути отступления.

— А что ж ты такое делал под столом? — вскинул брови папа. — Мне казалось, что ты был, в некотором роде, снаружи!

— Я? Ну… Ну так. В общем, пинался.

— Пинался? — удивился папа. — А-а, стало быть, всё-таки заговорщические знаки агенту Воеводовой подавал?

— Мне домой пора, — обиженно проворчал Костя и одеваться пошёл.

— Ну ладно, похоже, я перешутил, — сказал папа. — Не обижайся, Костя. Я не со зла. Что ты там делаешь под столом — это твое суверенное дело, лишь бы только ты к хирургу больше не попадал… Куда ты торопишься? Мы же ещё до тортов не дошли.

— Нет, я домой пойду, — буркнул Костя.

Света тоже сапожки надела, пошла его по подъезду проводить.

— Почти провалился, — с досадой сказал ей Костя. — Эх! Ну кто же знал! Но это моё упущение. Надо нам с тобой тайные знаки придумать, чтобы мы друг друга без пинков понимали. Но как ты думаешь, он ведь не верит, что я заговорщик, он только так шутит, верно? Пускай он думает, что это его шутка! Да, пускай думает! А нам надо свою линию гнуть. И не откладывая. Вот что я думаю: надо, чтоб я тебе какой-то подарок сделал. Давай так: ты себе купи какие-нибудь бусы и начни их носить, а папе говори, что это я тебе подарил.

— Хорошенькое дело! — сказала Света. — А потом я сама себе стихи сочинять буду и сама себя на руках носить. Вот здорово-то!

— Стихи сочинять? — переспросил Костик, широко раскрыв глаза. — На руках носить? А что, это обязательно?

— Обязательно, — весело сказала Света. — Как же без этого?

— Вот так морока! — воскликнул он. — Светка, ты чего-то выдумываешь. Вот мой папа мою маму никогда на руках не носит. И стихов ей не сочиняет.

— Нет, мой носит, — строго ответила Света. — Даже почти каждый день. И не только маму, но и меня. А стихи он на праздники пишет на открытках.

— Ну правильно, у тебя мама худенькая, а папа спортивный, так чего им!

— Я тоже не толстенькая, — засмеялась Света. Её очень веселило, что Костик этим, кажется, всерьёз озадачился.

— Цирк! Цирк! — восклицал Костик. — Ладно, я тебе сам бусы куплю, не так уж мне и жалко, но потом смотри не жалуйся, что они какие-нибудь не такие.

— Вот ещё! Не надо мне никаких бус, и не выдумывай, пожалуйста, — сказала Света уже серьёзно. — У тебя что, деньги лишние, ерунду покупать? Отложи их на покупку водосчётчика.

— Если ты ещё не знаешь в своём пятом классе, — насмешливо сказал Костик, — мужчины всегда тратят деньги на подарки женщинам, чтобы они поменьше ворчали. Ты сама подумай и вспомни, что делает твой папа, когда мама начинает его пилить?

— Пилить? За что? Он же хороший! Она его обожает! — возмутилась Света. — Она только знаешь когда на папу ворчит? Когда он лечиться не хочет. Она ведь врач и любит всех лечить. Если папа поцарапается, она сразу к нему с зелёнкой бежит. А папа это не любит, он говорит: «Я здоров, как сто коров, мне твоих зелёнок не надо! Тебе бы только лечить и лечить!» И вот тут они друг на друга ворчат. А больше я даже не знаю когда.

— Странные вы люди, Воеводовы, — покачал головой Костик. — Слушай, ну а тогда если у тебя в самом деле жених появится, чем же он будет завоёвывать твое внимание, если тебе подарков не надо? Ведь не сразу же он будет тебя на руках носить!

— Не знаю, а зачем завоёвывать? — пожала плечом Света. — Если у него плохой характер, он меня всё равно не завоюет. А если у него хороший характер, то он и так мне понравится. А если он делом нужным занимается, то это, наверное, и есть самое приятное. Когда у человека дела нету, то ему силы девать некуда, он и начинает взаимоотношения выяснять, ссориться, мириться, мыльные оперы разводить… А когда дело есть, то человека есть за что уважать, даже несмотря на недостатки.

— Нет, ты прямо какая-то странная, — сказал Костик. — Ну ладно! А мы все, вот я, и Яшка, и Олег, мы нужным делом занимаемся?

— Очень нужным.

— У нас плохие характеры?

— Почему же, нормальные у вас характеры.

— Ну и вот! Мы что, все тебе нравимся?

— Да, вы все мне нравитесь, — согласилась Света.

— Ну и вот! Значит, ты бы за всех из нас замуж пошла? — развеселился Костик.

— Не знаю, как там в твоём шестом классе, — насмешливо сказала Света, — но мне в своём пятом замуж пока рановато! А если серьезно, то за такого, как ты, может быть, и пошла бы. С тобой не скучно, у тебя сто идей в голове. Это я больше всего люблю.

— Да ну тебя вовсе, Воеводова! Пока! — и он потопал домой через сугробы.

Света стояла у дверей подъезда и смотрела, как он идёт. Жених как-никак. Филимонов обернулся и сказал:

— Ну ты чего дверь раскрыла? Подъезд выстудишь! Энергосбережение называется!

Когда она вернулась, мама ела торт, а папа — вчерашний винегрет из холодильника. Папа был совсем не сладкоежка, а вот по винегрету он страдал больше любой другой еды и мог его целую кастрюлю съесть, если его не остановить. Но вчера мама его остановила, и поэтому на дне кастрюльки ещё осталось. Так что теперь папа уплетал остатки и напевал:

— Нет повести печальнее на свете, чем повесть о пропавшем винегрете…