В центральной части Монголии в долине реки Орхона раскинулся город Каракорон. На склонах Хангайского хребта, где раскинулись лучшие пастбища, Чингисхан основал орду для своей жены Бортэ. Там же он расположил свою ставку. В центре были установлены ханские шатры и юрты. Монголы называли ее 'Черный лагерь'.
После своих великих походов по завоеванию Китая и Азии, Чингисхан был поражен красотой покоренных городов, поэтому он дал указание учредить на месте 'Черного лагеря' столицу монгольской империи. Но сам он не уделял строительству должного внимания. После смерти кагана улус с 'Черным лагерем' отошел к Угэдэю. В возникшей усобице он держал нейтралитет, поэтому все свои силы им были направлены на исполнение воли отца. Тысячи мастеров и ремесленников с захваченных земель были согнаны к месту строительства.
Первым в центре долины был возведен императорский дворец. Он стоял на искусственном холме, сложенном из чередующихся слоев песка и глины. Дворец был исполнен в Китайском стиле. Кровля и верхнее перекрытие опирались на шестьдесят четыре деревянных колонны, установленные на массивные гранитные основания. Крышу покрывала черепица зеленого и красного цвета. Пол дворца был выстлан зелеными глазурными плитками. Угэдэй стремился роскошью превзойти все известные ему дворцы. Он приказал, чтобы знаменитые дел мастера сделали из золота и серебра настольную утварь в форме животных. Их ставили вместо больших чаш для питья и наполняли вином и кумысом. Перед каждой фигурой стоял сосуд из серебра. Из отверстий, проделанных в фигурах, напитки лились в сосуды. Другое убранство дворца было привезено из разграбленных стран.
Весь дворцовый комплекс был обнесен стеной, отделяющей его от города.
Центральная часть столицы была застроена каменными зданиями, которые образовывали узкие улицы. Там же были оставлены множество площадок предназначавшиеся для установки юрт. Не имея своей религии, Угэдэй приказал возвести в городе храмы всех концессий. Всего в Каракороне было возведено двенадцать храмов. В основном это были буддийские храмы, но так же были две мечети и одна христианская церковь.
Весь город был обнесен земельным валом и глинобитной стеной имеющей четверо ворот, выходивших на четыре стороны света.
В императорском дворце на вновь собранном курултае правителем монгольской империи и великим ханом, был провозглашен Бату.
Ранней весной 1238 года к порогу дворца Великого хана был доставлен ящик, сколоченный из грубо отесанных досок. Ящик был обит металлическими скобами и был заперт на два массивных навесных замка. С одной стороны в ящике было прорезано круглое отверстие размером с человеческую голову. Нукеры отстегнули ящик от верблюда и грубо сбросили его на землю возле дворца императора. Из ящика раздался сдавленный человеческий стон.
К площади возле дворца стекался народ. Здесь были богатые вельможи, знатные и даже простые воины. Весть о том, что плененного Угэдэя доставали наконец на суд кагана, разнеслась по столице и ближайшем районом с скоростью резвого скакуна.
Бату хан вышел из своего дворца на крыльцо. Лицо его лоснилось от обильного угощения. Он был в нарядном желтом шелковом халате из под полов которого выглядывали широкие замшевые шаровары, засунутыми в сапоги с загнутыми к верху носками. Голову его украшала поярковая шапка с полями закрывающими шею. Его пояс был затянут широкой шалью, из-за которой торчал индийский кинжал с резной ручкой из слоновой кости. Следом за властелином, шумной гурьбой на порог высыпала его свита. Здесь было много чегиситов, которые перешли на его сторону в борьбе за власть. Бату оглядел всю площадь и остановил взгляд на воине, облаченного в запыленную кольчугу. Богатур снял остроконечный шлем, украшенный лисьим хвостом и встал на одно колено перед своим повелителем.
– Славен Великий хан! Да хранит Аллах твой благословенный род. – сказал воин, склонив голову.
Хан величественно спустился по ступеням и подойдя к бгатуру взял его за плечи.
– Здравствуй верный мой Тугай, – сказал он, – встань. Ты уже много раз доказывал свою верность. Какие вести ты принес нам?
– Больше нет у тебя врагов в империи, – сказал Тугай, вставая на ноги- войско Угэдэя разбито. Его самого я привез на твой суд.
Тугая отступил в сторону, пропуская повелителя.
Бату хан не торопясь подошел к ящику.
– Вот настоящее жилье для грязного шакала! – рассмеялся он, стукнув ногой по доскам, – а ну покажись!
Один их стоящих сзади ящика нукеров, просунул в щель между досками узкий металлический прут и ткнул в находящегося там человека. Сразу после этого в отверстие просунулось голова. В этом обросшем человеке было невозможно узнать сына потрясателя вселенной, гордого чингисита Удэгэя. Пленник поднял голову и взглянул через спутанные волосы на нового кагана.
– Будь проклят ты, – проговорил пленник, скрипнув зубами, – пусть постигнет тебя судьба более страшная, чем моя.
– Побитая собака, всегда скалит зубы, – проговорил Бату. – Твои преступления ужасны. Но я буду милостив, и ты умрешь как все знатные люди.
Он махнул рукой. Нукеры выхватили сабли и рубанули по замкам, разбив их механизмы. Откинув крышку, они опрокинули ящик. В жиже испражнений из ящика вывалился Угэдэй. Бату хан поморщился от страшного запаха, но не отступил.
Нукеры подхватили пленника под руки и оттащили в сторону. Там его закатали в приготовленную кошму и положили лицом вниз. Один из нукеров сел Угэдэю на ноги.
– Ты пленил его, – сказал Бату Тугаю, – тебе и приводить приговор в исполнение…
Тугай поклонился и направился к пленнику. Он взял его за подбородок и стал подтягивать затылок к пяткам. Угэдэй застонал, но стиснув зубы. Но скоро раздался его полный боли крик и треск ломающихся позвонков. Тугай встал и отошел в сторону.
– Теперь его душа не умрет и попадет к предкам! – провозгласил Бату хан, – похороните его со всеми почестями, достойными сына Великого человека.
С этими словами он повернулся и пошел во дворец, ставший теперь его резиденцией по праву победителя.