Глава 9. Немного продажной любви

Эллина завтракала в одиночестве: и герцог, и Брагоньер уехали рано. Гоэта апатично жевала тосты и гадала, увидит ли любовника в ближайшие дни. Судя по всему, тот с головой отдался любимой страсти. Обижаться бесполезно: наивно полагать, будто Ольер ли Брагоньер останется в стороне от такого громкого дела. Тёмные — пунктик соэра, он их люто ненавидел. Эллине так и не удалось узнать почему. Сама она тоже не питала любви к носителям тёмной энергии, ко всем, кроме Малиса, но Брагоньер травил их с особой страстью. Порой складывалось впечатление, словно это личное. Однако ни родители, ни сестра соэра, графиня Летиссия Сорейская, от их рук не пострадали, Эллина проверяла. Значит, идейное. Инквизитор по образу мыслей. Недаром его так ценит король.

По словам служанки, Брагоньер уехал вместе с герцогом верхами, экипаж же оставил Эллине.

— И во сколько они ускакали? — с одной стороны, гоэта даже порадовалась, что не придётся давиться под взором министра.

— В семь утра, госпожа.

Эллину подмывало спросить, поспал ли хоть немного Брагоньер, но она сдержалась. Даже супруге неприлично спрашивать такое у чужой прислуги. Однако прислуживавшая девушка оказалась словоохотлива и пожаловалась на то, что господа засиделись до рассвета, а герцог и вовсе не ложился.

— Три чашки кофею выпил, — по секрету поделилась девушка.

— Неужели так и просидел до завтрака в кабинете? — под маской бесхитростного любопытства скрывалось желание узнать, чем же занимались мужчины. — Письма, наверное, писал?

— Да нет, госпожа. Когда я последнюю чашку приносила, сидел, обхватив голову руками. Печальный такой. Оно и понятно, больно он госпожу любит, а тут такое…

Служанка горестно вздохнула.

— И во сколько же ты его видела? — общение с Брагоньером начинало приносить свои плоды. Вопрос сорвался сам собой, до того, как Эллина успела сообразить, что делает.

Девушка задумалась, забавно морща нос.

— Ну, эта… Кухарка уже плиту растопила, значит, седьмой час пошёл. Его светлость обычно в восемь изволят завтракать.

— А до этого?

— Не помню, — честно призналась служанка. — Я спросонья на часы не глядела, но рассвело уж. А зачем вам? — запоздало заподозрив неладное, насупила она. — Вы тоже сыскарка?

— Вроде того.

Эллина пожалела, что затеяла этот разговор. Расскажет служанка хозяину о кое чьём неуёмном любопытстве, и всё, влетит Брагоньеру. Да и самой мало не покажется. Министр же ясно дал понять: свой нос в следствие не совать. Но со скуки, из беспокойства чего только не сделаешь! И помочь соэру хочется, вдруг подобные мелочи пригодятся? Никогда не знаешь, что натолкнёт на след.

Служанка сразу замкнулась в себе: никто не любил «следаков» — так в народе называли всех служащих Следственных управлений. Молчаливо налила молока и ушла.

Эллина не задержалась в курортном имении герцога, сразу же после завтрака вернулась в Трию, но направилась не в гостиницу, а к господину Ирджину. Не застав его на месте, гоэта оставила записку Брагоньеру. Эллина не сомневалась, любовник оккупировал чужой кабинет, заставив бедного следователя вновь почувствовать себя практикантом. Лист сложила вчетверо и вручила секретарю. Та не горела желанием передавать чужие послания, но всё же взяла записку. Гоэта не писала ничего особенного, так, просьбу не переусердствовать и вернуться хотя бы к ужину.

Ольер ли Брагоньер же обходил питейные заведения Трии. Переодевшись в одолженный у одного из сотрудников Следственного управления костюм: свой слишком богатый, за милю видно дворянина, он отправился инспектировать постоялые дворы и таверны в предместьях. По мнению соэра, некромант не сунулся бы в город: слишком далеко от имения герцога.

Питейных заведений оказалось много. В каждом приходилось заказывать кружечку, чтобы подозрительно не косились. Ни одну Брагоньер не допил до конца. Он изображал, будто ищет знакомого, в итоге вопросы не вызывали подозрений. Трактирщики обычно оказывались словоохотливыми. Это со следователями они замыкались, а обычным людям, особенно за деньги, охотно выбалтывали любые тайны.

Старания Брагоньера увенчались успехом: после шестой кружки эля соэр, кажется, напал на след. Нет, трактирщик ничего интересного не поведал, даже медяки не пригодились, а вот скучавшая в уголке девица лёгкого поведения заметно оживилась.

— Да это ж тот, кто мне не заплатил! Вот, гляньте, господин, — она с готовностью задрала юбку, демонстрирую синяки на ногах, — как разукрасил. И управы никакой!

— С чего ты взяла, будто это Мерш? — вымышленного знакомого соэр называл Мершем.

Брагоньер сомневался, чтобы некромант стал коротать время в компании проститутки, да ещё избивать её. Скорее, просто пил в уголке, не привлекая внимания. Однако всё оказалось не так просто.

— Не он, подружка его, стерва, кошка драная! А мужик видный, при деньгах.

— Да, у Мерша деньги водятся, только подружки не припомню.

— Я тебе сейчас всё расскажу, — проститутка пересела к Брагоньеру, будто невзначай коснувшись бедром. — Сначала мужик. Мерш, значит? Найду, денежки стребую, я ведь злопамятная!

Девица потянулась к кружке эля. Брагоньер брезгливо скривился. Теперь он точно допивать эль не станет. Проститутка же смахнула пену с губ и развалилась на табурете у стойки — Брагоньер устроился поближе к трактирщику.

— Я его сразу заприметила. Статный такой мужчина, не чета этим, — она презрительно обвела рукой неказистых посетителей трактира. — Стоит, пьёт, будто ждёт кого. Может, и тебя, красавчик. Ты как, развлечься не хочешь?

— Женат, — резче, чем требовалось, ответил соэр. Сказывалась усталость.

— Кольцо-то где? Не вижу.

Проститутка попыталась ухватить его за руку и стянуть перчатку, но Брагоньер не позволил. Он не желал раскрывать своего благородного происхождения, да и прикосновение дешёвой продажной девки вызывало брезгливость. В своё время Брагоньер хаживал только к проверенным девочкам, в один и тот же бордель.

— Под перчаткой. Так что Мерш? — поторопил соэр.

— Жена развлечениям не помеха, — продолжала настаивать проститутка.

Она наклонилась к Брагоньеру, так, чтобы обвисшая большая грудь едва не выпадала из платья, и для усиления эффекта сжала и приподняла свои пышные формы. Соэр не соблазнился, и проститутка неохотно продолжила рассказ.

— Я, само собой, улыбнулась, подошла. Не хотите ли, мол, разлечься? Он губы сначала, как ты, кривил, а потом согласился. И глаза такие… Темнущие, страсть, какие красивые, хоть и холодные. Слабость у меня к таким мужикам, — вздохнула девица.

— Дальше что? Синяки откуда? — прервал Брагоньер череду романтичных вздохов.

— Оттуда! — огрызнулась проститутка. — Баба у него оказалась ревнивая. Только мы этим самым занялись, как явилась, права начала предъявлять. Мол, хочет трахаться, она есть, а другим не даст. Как только нашла, выследила, шалава? Приятель твой, конечно, приструнил, даже в рожу дал, чтобы заткнулась, но ушёл, не заплатив. Быстро ушёл, сбежал даже. А я теперь работать не могу.

— Сомневаюсь, — усмехнулся Брагоньер. — Всем плевать, есть у тебя синяки или нет, новых наставят.

Знает он таких девиц — третьесортная проститутка. Как только некромант позарился, если, конечно, это был он. Почему не заплатил, понятно: подружка подняла шум, привлекла ненужное внимание. За это по лицу и получила. Значит, у неё к нему чувства, на этом можно сыграть, надо запомнить.

— Как выглядел? Или ничего, кроме глаз, не запомнила?

Проститутка нахмурилась, почесала голову, погрызла ногти и растерянно пробормотала:

— Не помню. Только глаза, да то, что импозантный мужчина. Будто в тумане лицо.

Девичья память или колдовство?

— Ладно, куда водила?

— К себе.

— А поточнее?

— Не помню, — проблеяла девица и сжала руками виски. — Ох, больно так! Голова гудит.

Соэр кинул на стол пару медяков и позвал скучавших за дверью солдат.

Посетители трактира тут же перестали жевать, а хозяин спешно начал прятать нелегальное спиртное. Он полагал, будто имеет дело с простым любопытным посетителем, а тот оказался инквизитором. При виде перстня на руке Брагоньера трактирщику сразу поплохело, проститутка и вовсе попыталась незаметно выскользнуть на улицу. Не вышло.

— Её — в Следственное управление, — распорядился соэр.

Солдаты с готовностью выполнили приказ и, игнорируя ругательства, выволокли девицу за дверь.

— Вам деньги вернуть, благородный сеньор? — подобострастно спросил трактирщик. Ещё немного и хвостом завиляет.

— Оставь себе, — отмахнулся соэр. — Хотя это пойло и медяка не стоит. Сегодня явишься в Следственное управление для дачи показаний. Скажешь, к господину Ирджину. И только попробуй сбежать!

Трактирщик закивал и провёл ладонью по покрывшемуся испариной лбу.

Брагоньер брезгливо отставил кружку в сторону и встал. Хозяин напрягся, гадая, разразится ли буря. Хлопнула входная дверь, и он с облегчением вздохнул. Пронесло! Повестку не выписали, пригласили в частном порядке — живём.

Соэр задумался. Маги, конечно, поработают с памятью девушки, но не факт, что сумеют восстановить события недавнего прошлого. Неизвестно, вспомнит ли что-нибудь на допросе трактирщик. Тёмные на то и тёмные, что умеют заметать следы. Нужно выйти на некроманта другим путём. Брагоньер сомневался, чтобы проститутка работала на себя. Значит, нужно отыскать бордель, в который девушка привела клиента. Кто-нибудь да запомнил преступника и его не в меру ревнивую подругу. Соэр догадывался, это та самая некромантка, которая искала мальчика.

Тёмным необходимо избавляться от излишков энергии, значит, если некромант колдовал, то и до этого он прибегал к услугам жриц любви. Вывод напрашивался сам собой: обойти дома терпимости, потолковать с вышибалами, «мамами» и девочками. Первичное описание, пусть и скудное, у Брагоньера есть, он прибавит к нему пару качеств, вытекающих из психологии тёмных, и получит от кого-нибудь точный портрет некроманта.

Желудок не вовремя напомнил о том, что его поили, но не кормили. Соэр завтракал в шесть утра, после перекусил лишь чашкой кофе в Следственном управлении и чесночными палочками. Обедать в дешёвом трактире не хотелось, хотя Брагоньер не брезговал самой простой пищей, если того требовали обстоятельства, поэтому решил вернуться в гостиницу. Там можно и вздремнуть часок. Стареет соэр, раз не может уже не спать по несколько суток.

На столе Брагоньера ждала записка от Эллины: «Я на море. Письма положила тебе под подушку. Отдохни, пожалуйста!»

Конвертов оказалось два. Один — от столичного друга, второй — от матери. Первым соэр вскрыл письмо от друга. Сольман, шутя, пенял Брагоньеру за то, что тот опять ввязался в клубок интриг, и сообщал: его величество письмо получил, изволил гневаться, но недолго.

«Ты у него на хорошем счету, не удивлюсь, если Донавел имеет на тебя виды. Орден уже дал, пора бы новую должность. Но всё равно осторожнее, умерь гонор и гордость. Уволить не уволят, но зачем лишний раз злить высший свет? Вот и герцог Ланкийский обмолвился о неком превышении полномочий. Но радуйся, его светлость не жаловался, наоборот, просил его величество дозволить тебе не только надзор над делом.

Врагов у нашего министра внутренних дел немерено, но он скрытный, даже моим людям ничего не накопать. Дочь, судя по всему, действительно любит, во всяком случае, отказался из-за неё от крайне выгодного брачного союза. Имя особы сообщаю в отдельной шифровке, в ней же прилагаю полный список гостей злополучного бала. Наблюдение за герцогом установлено. Он только-только прибыл в столицу и сразу получил аудиенцию. О чём говорил с королём, увы, не знаю».

Далее Сольман давал краткую характеристику Арлану ли Сомерашу, подчёркивая, информация секретная, даже не для Следственного управления. «И я тебе ничего не посылал, — подчёркивал друг из Тайного управления, — от всего отопрусь».

Отдельной строкой Сольман выделил неприятное сообщение: граф Олсен сбежал. Официально уехал к родным, неофициально же подался за пределы королевства. Наверняка к давним врагам в Аварин. Вот они, аристократы! Для них не существует подписки о невыезде, никакие кордоны не остановят. Хотя, Брагоньер практически не сомневался, граф покинул Тордехеш магическим путём, прихватив всю свою семью.

Соэр раздосадовано заскрежетал зубами. Говорил же, предупреждал! Но не дали заняться Олсеном, а теперь тот сбежал. Ещё одна ниточка оборвалась. Или её оборвали: кто знает, может, всё достопочтенное семейство вскоре найдут в придорожной канаве? На месте некроманта Брагоньер так и поступил бы.

Сольман дал богатую пищу для размышлений. На сбор этих сведений ушёл бы не один месяц, и то соэр вряд ли получил бы доступ ко всем родственникам, любовницам и приятелям столь высокопоставленной особы. Брагоньер не сомневался, в деле замешано ближайшее окружение герцогского семейства. Он собирался опросить подруг юной Натэллы: вдруг какая-нибудь заманила её в ловушку? Вряд ли преступник сумел так быстро организовать похищение, опираясь исключительно на собственные силы. Разве только запланировал всё заранее, задолго до бала.

Глаза скользнули к карандашной приписке внизу листа. Почерк быстрый, неразборчивый. Совсем не похоже на Сольмана.

«На герцога Ланкийского совершено покушение, подробности сообщу позднее. Он жив, только ранен».

Брагоньер выругался и поспешил сжечь письмо. Содержание соэр запомнил, а подобные вещи не хранят даже в сейфе. Отдельно приложенную шифровку Брагоньер убрал в потайной карман. Найдётся над чем покорпеть ночью. Шифр знакомый, проблем не возникнет, зато содержимое точно подкинет вопросов.

Неужели преступники перешли от угроз к действиям? Если так, жить герцогу и его дочери осталось недолго. Министр не станет выполнять условия шантажистов. Брагоньер его понимал, хотя догадывался, если к горлу Натэллы на глазах отца приставят нож, тот подпишет любую бумагу. Если действительно её любит. Одно дело — угрозы, другое — их осуществление. Чувства — слабое место человека.

Первой мыслью было вернуться в столицу, но Брагоньер решил остаться в Трие. Герцог сам о себе позаботится, к его услугам все солдаты, следователи и агенты Тордехеша. Брагоньеру же нужно найти некромантов. Они бродят вокруг города, несмотря на то, что их ищут, не спешат уйти. Значит, что-то держит. Знать бы что! И есть ли у них заказчик? По идее, тёмным есть за что ненавидеть министра, но нельзя сбрасывать со счетов подслушанный Эллиной разговор. Граф Олсен выступал посредником между неким человеком и некромантом. Разумеется, он мог солгать, но зачем? Некромант бы всё равно узнал и отказался сотрудничать. Нет, граф выполнял чью-то просьбу, и этот некто жаждал в обход Университета получить множество артефактов. Спрашивается, для чего? Да ещё обещал взамен полную амнистию и кучу благ. Значит, сам задумал не мелкую афёру. Ради целей заказчика убивали людей, тут непроизвольно напрашивается мысль о заговоре. Собственно, она и не покидала Брагоньера все эти дни. Он знал немало махинаторов среди высшего света, и не один не пошёл бы на подобные вещи. Убить пару человек — да, но связаться с некромантом и наладить кровавый поток алтарей…

Но связан ли тот заказчик с похищением герцогини? Некромант мог работать и на себя: министр портил кровь многим тёмным магам. Если среди них затесался кто-то из высшего света, то вполне, хотя маловероятно: слишком много вопросов. Одно несомненно: некромант, бродивший по парку министра, ходил и по дорожкам сада графа Олсена.

Заказав в номер простенький обед, Брагоньер вскрыл-таки письмо матери. Перед серьёзной работой необходима передышка, эпистола родительницы идеально подойдёт.

Леди ли Брагоньер никогда не писала нежных писем, не делилась материнскими опасениями, не пересказывала последние сплетни. Она писала либо по делу, либо из вежливости, соблюдая нормы этикета. Вот и теперь мать интересовалась, как доехал сын, не доставляет ли беспокойства «эта девица с манерами извозчика». О себе не писала вовсе, значит, не больна. Далее леди ли Брагоньер выражала опасения насчёт карьеры сына, пересказывала, что говорили при дворе о похищении Натэллы ли Сомераш. «Полагаю, тебе это интересно, — писала она. — Если хочешь, могу переговорить с фрейлинами её величества. Ты, наверное, в курсе, королева привечала девушку и хотела приблизить к себе. Возможно, корень зла в этом». Соэр не знал, но взял на заметку.

Принесли обед. Брагоньер отложил письмо и отдал дань местной стряпне. Ел быстро, заглатывая, почти не жуя. После взялся за расшифровку послания Сольмана, над которым благополучно заснул.

Проснулся Брагоньер оттого, что кто-то осторожно выдернул из-под его руки лист бумаги. Соэр мгновенно перехватил и крепко сжал запястье чужака, блокируя нервные окончания, и только потом открыл глаза. На него укоризненно смотрела Эллина. Ей наверняка было больно, но гоэта молча терпела.

— Прости, — Брагоньер разжал пальцы. — Но никогда больше так не делай.

— Я просто хотела, чтобы ты нормально выспался. Чернила на лице отпечатаются.

Эллина подула на запястье и поставила в угол розовый зонтик. Он казался ей смешным, пустой тратой денег, но аристократки прикрывали лицо от солнечных лучей, вот и гоэте приходилось.

— Поспи, пожалуйста. Мне сказали, вы в семь уехали…

Брагоньер собрал записи и взглянул на часы. Уже девять, неужели он столько проспал! Вот тебе и отмеренный себе час!

— Давно пришла? Почему не разбудила? — с укором спросил соэр.

— Потому что, — тем же тоном ответила Эллина и присела рядом с Брагоньером. — Опять работа, опять кофе, опять коньяк?

Любовник не ответил и отправился в ванную комнату: перед походом в публичные дома необходимо привести себя в порядок.

— Ты куда-то уходишь? — Эллина буравила взглядом его спину.

Брагоньер предпочёл промолчать. Гоэте вряд ли понравится ответ.

Эллина же с настающим беспокойством наблюдала за тем, как тот переодевается, берёт с полки одеколон и привычным движением наносит пару капель на кожу. Чистая рубашка и сюртук вместо куртки лишь усилили волнение. Эллина убеждала себя, что это очередной ужин с герцогом, на этот раз деловой, но когда рука соэра потянулась к сумке с личными вещами, запаниковала. Вдруг он сейчас вытащит «мужскую штучку» и небрежно засунет в карман? С другой стороны, имеет право. Кто она ему? Любовница. Талантами в постели не блещет, а мужчинам хочется разнообразия. Неприятно, но придётся смириться. Брагоньер дворянин, он имеет право. Аристократы не простые люди, у них иная мораль, даже соэр с его кодексом чести ведёт себя иначе, нежели какой-нибудь мещанин.

Плечи поникли. Эллина отвернулась, старательно изображая спокойствие. Но намётанный глаз соэра легко распознал ложь.

— В чём дело? Я не в первый раз не ночую дома. Или ты что-то запланировала?

Гоэта покачала головой и тихо спросила:

— Ты ведь не в Управление?

— Нет, надо обойти местные бордели. Ложись, я не скоро приду. Завтра утром поговорим. Планы изменились.

— Насчёт меня, полагаю? — упавшим голосом предположила Эллина. — Скажи сейчас, я пойму. Ты ведь сказал неправду, не ради проституток прихорашиваешься, в мешочке с предохранителями роешься.

Соэр шумно вздохнул и присел на кровать.

— Я тебе не изменяю и изменять не буду. Это работа, ничьи прелести меня не интересуют. И, Эллина, я взял чистый носовой платок, а не то, что ты подумала.

Гоэта густо покраснела. Действительно, как она могла?! С кодексом чести Брагоньера измена в принципе невозможна. Следовало догадаться, он уходит по работе. Но, кажется, не обиделся, смотрит с усмешкой и самодовольством. Не выдержав, Эллина спросила, чему так радовался любовник.

— Тому, что небезразличен тебе. Но всё хорошо в меру, — тут же спустил с небес на землю Брагоньер. — Надеюсь, эту тему мы закрыли раз и навсегда.

Эллина кивнула и засуетилась, делая вид, будто переодевается к ужину. На самом деле она сердилась на себя. Стоило улыбнуться и пожелать удачной работы. Привыкла, привыкла гоэта к любви Брагоньера, привязалась и теперь боялась потерять. В итоге накрутила себя и сказала глупость.

— Ладно, переодевайся в свои вещи, — соэр покосился на сложенные отдельно штаны и блузу, всем своим видом демонстрируя нелюбовь к рабочей одежде любовницы, — поможешь. Трия — город богатый, публичных домов много, надо скорее все обойти, чтобы не спугнуть преступника. Наверняка кто-то сболтнёт о поисках.

— Эм, Ольер, а мне там тоже девочек снимать? — хихикнула Эллина.

Напряжение спало, она с облегчением выдохнула. Не хватало, чтобы Брагоньер вновь обиделся. Он аристократ, они существа вспыльчивые, а тут какая-то мещанка, стоящая одной ногой в третьем сословии, чуть ли не семейные сцены устраивает. Как там учила Анабель? Нужно всегда улыбаться, изображать беззаботную птичку и помнить, что прав на любовника не имеешь.

— За свои деньги. И лечение тоже. Эллина, — нахмурился соэр, — если ты не способна…

— Способна! — выпалила гоэта. — Что спрашивать, кого искать?

Брагоньер удовлетворённо кивнул и осмотрел себя в зеркало. Вроде, похож на типичного клиента. Лишь бы гоэта забот не доставила! Кто её знает, может, та приватный танец воспримет как повод умыться слезами и собрать вещи. В последнее время Эллина переменилась, стала нервной, плаксивой. Если бы Брагоньер не предохранялся, подумал бы, что любовница беременна. Но нет, та регулярно бывала у врача во избежание разных проблем: соэра волновало собственное здоровье, и он привык перепроверять даже тех, кому доверял.

— Спрашивать о клиенте. Для тебя он работодатель, для меня — друг. Подробности — по дороге. Придумай пока, что он у тебя заказывал. Разные мелочи, детали. И осторожно, почувствуешь неладное, уходи.

В руки Эллины перекочевал кошелёк: «На подкуп и развлечения». Гоэта покраснела и шёпотом спросила:

— А разве там и мальчики есть?

Брагоньер зыркнул так, что желание выяснять гендерный состав работников борделей пропало.

На улице оказалось свежо: сказывалась близость моря. Эллина устроилась на сиденье экипажа рядом с Брагоньером и напряжённо поглядывала по сторонам. Соэр, памятуя о недавнем нападении, тоже следил за дорогой. Но до «весёлого квартала» добрались без происшествий. Брагоньер решил начать с дешёвых заведений, а Эллину отправить попытать счастья в дорогих: некромант мог посещать разные бордели.

Уже ступив на мостовую, буквально в последнюю минуту, соэр вложил во вспотевшую ладонь гоэты ещё одну бумажку — с приметами Денизы. Он так и не вытащил её после допросов соседей министра. Маловероятно, но если служанка была столь раскрепощена в постельных вопросах, то могла дружить или даже работать в увеселительном заведении.

Эллина, передвинувшаяся к краю сиденья, вопросительно глянула на любовника. Краем глаза она видела стайку девиц в декольтированных платьях, поджидавших клиентов. Заметила гоэта и странного вида мужчин, прятавшихся в тени домов, и пожалела, что в спешке не взяла с собой кинжалы. Несмотря на род занятий, Эллина чувствовала себя неуютно в квартале развлечений в тёмное время. Она знала, чего можно ожидать и от девочек, и от сутенёров, и от клиентов третьесортных заведений, и с удовольствием бы осталась в гостинице. Беспокоилась и за Брагоньера. Приди он за развлечениями, максимум бы опоили и ограбили, убивали всё-таки редко, только ради хорошего куша, а так могли избить до смерти. Кому из хозяев подобных заведений понравится, если кто-то начнёт совать нос в их дела?

Гоэта молчала и, не замечая, терзала зубами нижнюю губу. Не скажешь же: «Будь осторожнее». Нельзя да и не послушает.

— Тут приметы одной девушки, расспроси.

Не выдержав, Эллина, ухватила Брагоньера за рукав и, опомнившись, тут же отпустила. Он всё понял без слов и подставил гоэте локоть. На изумлённый взгляд ответил:

— Ты боишься. Поэтому либо идём со мной, либо возвращайся в гостиницу. Признаться, — соэр с укором глянул на гоэту, — я ожидал от тебя помощи…

На людях соэр называл любовницу на «вы», но не в этом квартале, где даже если встретишь знакомых, никто не соблюдает светский этикет.

Эллина встряхнула головой и вновь откинулась на сиденье. Но соэр не позволил крикнуть: «Трогай!», велел вознице обождать и сел рядом с гоэтой.

— Я не заставляю, — голос его звучал мягче, чем прежде, — и не собирался обидеть, но действительно рассчитывал на помощь. Могу отдать кинжал.

— Оставь себе, — покачала головой Эллина. — И прости. Со мной что-то странное происходит, я начинаю относиться к тебе как… Словом, кажется, я влюбляюсь, — упавшим голосом, закончила она и отвернулась.

Ответом стало молчание и крепкая мужская рука на запястье.

В итоге в первое заведение они отправились вместе.

Эллина чувствовала напряжение спутника, оно передалось и ей. Гоэта старалась не упустить ни одной тени, пару раз просмотрела тепловую карту мира. Вроде, ни одного некроманта за прошедшие сутки по улице не прошло.

Брагоньер предложил поделить бордели пополам, через один.

— Я подожду тебя в «Розовой страсти», вернёмся в гостиницу вместе. Если вдруг, — соэр протянул ей кинжал. — Знаю, свои ты не взяла. Хотя сейчас я ничего не имел бы против.

— Не хочу оставлять тебя без защиты, — гоэта вернула оружие. — Не беспокойся, — она усмехнулась, — локти у меня острые, кричу я громко и бегаю быстро. Обещаю, при первых признаках опасности… Словом, найду патруль.

— А почему именно «Розовая страсть»? — нахмурившись, поинтересовалась Эллина.

Оказалось, дорогой бордель, где можно спокойно поговорить.

Гоэта промолчала, но ей не понравилось, что любовник, судя по всему, был постоянным клиентом этого заведения. Брагоньер и адрес назвал, и даже сказал, что можно пить, а что нет. Всё это только укрепило нехорошие мысли. Они сами собой, против воли, лезли в голову. Эллина убеждала себя, это просто работа, или друг заходил, но как-то не верилось. Не выдержав, она спросила.

— Да, я там бывал, — кивнул Брагоньер, скользнув взглядом по охраннику у входа в ближайшее заведение. — Когда доводилось приезжать в Трию, скрашивал досуг.

— Понятно, — протянула гоэта и, вновь не удержавшись, спросила: — А тебе какие девочки нравились? Ты к одной и той же ходил?

— Эллина, я не обсуждаю подобные вопросы.

— Понятно, обсуждают только меня, — надула губы Эллина.

Вот они, двойные стандарты! Эллина всеми фантазиями обязана делиться, не скрывать ничего в постели, а Брагоньер не желает даже рассказать, какие женщины ему нравятся. Гоэта же его не о процессе спрашивает!

— Опрятные и не развязные. Цвет волос неважен. В Сатии была. Шатенка. Я ответил на твои вопросы?

Эллина не ожидала подобной откровенности от замкнутого любовника и опешила. Он же прямо, открыто смотрел ей в глаза, будто ожидая некой определённой реакции. Не дождавшись, соэр ещё раз повторил адрес борделя и посоветовал немедленно уходить при малейшей опасности.

Гоэта проводила любовника долгим взглядом и быстрым шагом поспешила мимо хихикающих девиц. От них пахло сладкими дешёвыми духами, табаком и грязным телом. Эллине показалось, одна из них находилась под действием дурмана. Наркотики дороги, значит, галлюциноген дешёвый, плохо очищенный, сваренный в подсобке того же борделя. Гоэта жалела, что Брагоньер отпустил экипаж, но, поразмыслив, поняла, так лучше. Оставалось надеяться, никто не примет её за девицу лёгкого поведения.

Брагоньер же поравнялся с охранником и, не удостоив того взглядом, потянул за массивное кольцо. Бордель оказался самого дешёвого пошиба, даже без привычных алых и малиновых тонов, плюша и диванов. Обнажённые по пояс девочки продавали пиво и прямо тут обслуживали клиентов, у которых не хватало денег на отдельную комнату. Соэр брезгливо скривился. По его мнению, ни один мужчина в трезвой памяти не прикоснётся к больной сифилисом, но тот рыбак, кажется, не замечает очевидного.

— Чего желаете? — на Брагоньера в упор смотрела угловатая девушка с едва наметившейся грудью, по виду, ещё подросток. — Хотите приятно отдохнуть?

— Давно здесь работаешь? — соэр проигнорировал вопросы.

Если девочка что-то знает, немного заработает. Услады для глаз никакой, не говоря о желании обладать этим худеньким тельцем, но создать видимость можно. Немного скупой ласки — так, пара касаний бёдер, не больше, приватный танец — и в новый бордель. На краю сознания мелькнула мысль: неплохо бы попросить Эллину немного пошалить. Двигаться она умеет, и уж точно приятнее взгляду, чем все проститутки Тордехеша. Вот на неё бы он с удовольствием посмотрел и потрогал. Только Эллину.

— Три месяца! — гордо ответило юное создание и выпятило подобие груди, игриво стрельнув глазками. — Так наверх, господин?

— Может быть, может быть, — пробормотал Брагоньер и купил себе и девочке пива. Сам пить, разумеется, не собирался, но сведения требуют трат. — Ты друга моего не знаешь? Разминулись, никак не найти.

Соэр пересказал то, что узнал в трактире. Проститутка нахмурилась и покачала головой: нет, не заходил. Брагоньер спохватился, будто забыл привязать лошадь, и вышел. Не стоит тратить время, впереди ещё много борделей.

Брагоньер обходил один дом терпимости за другим, неизменно заказывал девочкам выпить и расспрашивал о некроманте. Интересовался он и Денизой. Соэру детальное описание не требовалось, он хорошо помнил лицо и телосложение убитой. К счастью или несчастью, ни горничную, ни некроманта никто не знал. Брагоньеру уже начинал сомневаться в правильности собственных умозаключений, когда в очередном борделе не услышал желанный ответ: «Помню, как же!» Соэр тут же встрепенулся и, буравя девицу взглядом, начал привычно пытать:

— Что именно помнишь? Девушку, мужчину?

Миловидная блондинка с приподнятой корсажем грудью, делавшей её похожей на два спелых яблочка — форма столь притягательная для посетителей подобных заведений, — потёрла переносицу и уселась на колени Брагоньеру. Тот и виду не подал, будто ему неприятно, наоборот, обхватил рукой за талию. Но взгляд оставался колючим и холодным.

От проститутки пахло мылом и ванилью. Оно и понятно: разговор происходил уже в заведении, куда хаживали ремесленники и торговцы, а не только непритязательные отбросы общества.

Блондинка провела пальчиком по щеке Брагоньера и, наклонившись, так, чтобы он сумел рассмотреть грудь, спросила:

— Ты разговаривать пришёл или по делу?

— Может, я поговорить люблю. Так кого ты видела?

В руку девице перекочевало полчекушки, после чего та стала заметно разговорчивее. Лаская клиента, привычно не целуя в губы, она коротко рассказала о недавнем шумном происшествии с участием некроманта и его подружки. Брагоньер же всеми способами пытался заставить её оставить в покое свою одежду и поведать подробности скандальной истории. Ради этого пришлось заказать приватный танец и пообещать доплатить за болтовню вместо работы.

Девочка оказалась словоохотливой, и через полчаса Брагоньер получил портрет некромантки. Та проявила поразительную беспечность и не озаботилась стиранием памяти у случайных свидетелей. Видимо, чувства затмевали разум, даже не чувства, а животная страсть. На месте некроманта, соэр избавился бы от такой помощницы.

— А мужчину ты не помнишь?

Расспрашивать о чём-то, когда тебе ласкают языком подбородок, неудобно, сама ласка ничего, кроме брезгливости, не вызывает, но Брагоньер терпел. Руки недвижно лежали на талии девицы, а глаза косились на дверь.

— Нэ-э-эт. Какой ты напряжённый! — проститутка расстегнула верхнюю пуговицу рубашки соэра. — Пойдём наверх, расслабишься.

— Мне через час уезжать, — раздражённо солгал Брагоньер и вернул рубашке прежний вид.

— А мы быстрее управимся, я умею заводить мужчин.

Её пальчики легли на ширинку Брагоньера. Девушка тут же вскрикнула и подула на пальчики. Брагоньер же встал и, кинув проститутке чекушку за молчание, вышел. Ему претила мысль о том, что эта женщина прикоснётся к его телу, хотя до этого соэр охотно принимал подобные ласки. Обслуживавшая его в стародавние времена девочка знала пристрастия молчаливого клиента и успешно помогала расслабиться.

Брагоньер жадно глотнул свежий ночной воздух и потёр веки. После удушливого борделя особенно чувствовалась усталость. Облокотившись спиной о забор, соэр гадал, стоит ли тратить время на обход остальных заведений или успокоиться. Дениза подождёт, да и больно фантастична версия о проститутке, которую приняли горничной в герцогский дом. Наверняка министр сам и развратил. Его дело, Брагоньера подробности не интересовали.

Зевнув, соэр зашагал к «Розовой страсти». В том борделе воспитанные девочки, не захочет клиент, услуг не навяжут. Можно выпить чашечку кофе, не скрывая собственного имени, потолковать с хозяйкой о теневой жизни Трии. Может, найдётся что-то интересное. А после придёт Эллина, и они вместе вернутся в гостиницу.

Брагоньер шёл быстро, стараясь не выпускать из виду ни один тёмный закоулок. Рука сжимала кинжал, глаза намечали пути отступления. Но Дагор миловал. Странно, зачем запугивать в начале расследования и оставить в покое теперь? Видимо, заказчиков и исполнителей нет в Трие. И к лучшему: драться нужно выспавшемуся и полному сил.

«Розовая страсть» встретила корзинами роз и двумя угрюмыми охранниками у входа. Брагоньер молчаливо снял перчатку и показал кольцо дворянина, заработав право войти. Внутри ничего не изменилось, только в убранстве по случаю лета стало больше живых цветов. Между ними, словно сильфы, порхали в белоснежных полупрозрачных платьях служанки, разнося напитки, закуски и «травку». Рядом с клиентами на плюшевых розовых диванах сидели девочки. Все, как на подбор, хорошенькие, накрашенные и благоухающие духами. Покачивались в такт беседе стройные ножки, кокетливо выглядывали из разрезов юбок подвязки, манили в ловушку взгляды бутоньерки на кружевных корсажах.

Кабинеты для приватных танцев находились дальше, но тоже на первом этаже. Там же девочки удовлетворяли мужчин, не желавших подниматься наверх. Брагоньер бывал в таких зеркальных кабинетах и теперь тоже предпочёл устроиться в одиночестве. Подозвав одну из служанок, соэр велел доложить о себе «маме». Девочка в страхе убежала, а Брагоньером тут же занялась брюнетка в синем. Она предложила проводить его «туда, где вам никто не помешает», и велела подать дорого шампанского.

— Коньяка, — поправил её соэр. — На закуску ветчины.

Он догадался, перед ним не простая, а так называемая старшая проститутка, следившая за порядком и обслуживавшая важных гостей. Таковые имелись в каждом элитном борделе. Частенько ими становились бывшие куртизанки, оставшиеся без покровителя, поэтому старшие проститутки умели поддержать светскую беседу и удовлетворить потребности ума, а не только тела.

— Благородный сеньор по делу или ради отдыха?

Брюнетка открыла дверь кабинета и зажгла свечи.

— Твои услуги не нужны. Тут меня будет искать женщина… Пусть приведут сюда.

Проститутка кивнула и на время оставила соэра одного. Тот расслабленно опустился на диван и запрокинул голову на подушки. Глаза тут же закрылись, пришлось принять другую позу, чтобы обмануть тело.

Вернулась проститутка, принесла выпивку, закуску и устроилась у ног Брагоньера на цветастом ковре с геометрическим рисунком. Получив разрешение, она пересела на диван и налила гостю коньяка.

Наконец пришла и хозяйка борделя, встревоженная и испуганная. Соэр не спешил развеять её опасения и долго пытал вопросами. Спросил и о Денизе — так, ни на что не надеясь. «Мама» нахмурилась, а потом обернулась к брюнетке.

— Лайса, это случайно не Дениза Белая Лилия? Помнится, её частенько на дом приглашали. Родинка на ягодице у неё есть? — теперь владелица обращалась к Брагоньеру.

— Возможно, — он не помнил таких подробностей. — Давно она ушла? И почему?

— Решила начать новую жизнь, — усмехнулась «мама». — Года три назад. Я почему помню, денежная девочка была. Таких, чтобы на всё согласны, и с манерами мало, терять не хотелось. Простите, благородный сеньор, но среди аристократов любителей-то всякого этакого много. Но девочки у меня не рабыни, оплатили проживание и месячный доход — и свободны.

— А не было ли среди её клиентов… — соэр описал герцога.

Владелица ответила отрицательно и заверила, ошибиться не могла.

— Хотите, книгу проверьте.

Соэр проверил. Он помнил почерк министра, но ничего похожего среди подписей не нашлось. Брагоньер просмотрел клиентские книги (подобные вели все заведения высшего класса и хранили на всякий случай годами: порой такие записи помогали решать проблемы) за пять лет — бесполезно. Даже меняя почерк, человек всё равно не избавился бы от характерных петелек и нажима.

— А без записи?..

— Мы порядочное заведение, — вспыхнула владелица и с лукавой улыбкой напомнила: — Сами ведь знаете. И как, понравились девочки?

Брагоньер не успел ответить: почувствовал затылком чей-то взгляд. Обернувшись, он увидел Эллину. Та стояла, комкая рубашку, явно не зная, куда деть пальцы от волнения. Возле рта залегла плаксивая складка, в глазах — немой укор. Неужели подумала, будто Брагоньер развлекался за её спиной?

— Девочки меня отныне интересуют только как следователя, — повысив голос, ответил соэр. Реплика предназначалась для Эллины, и та виновато улыбнулась, просветлела лицом. — Вас обеих же ждут в Управлении для опознания тела. Завтра к полудню, кабинет господина Ирджина.

Пусть взглянут на убитую и скажут, работала ли та проституткой. Если да, история становится всё запутаннее.

— Устала? — Брагоньер и не думал скрывать своё отношение к Эллине.

Работницы борделя оказались догадливыми и деликатно вышли за дверь. Кажется, «мама» бранила брюнетку за то, что та не сумела соблазнить инквизитора.

Гоэта кивнула и присела рядом с любовником.

— Вижу, тебе здесь привычно, — против воли в голосе Эллина промелькнула горечь. От одной мысли, что некогда какая-нибудь из тех девиц в общей гостиной касалась соэра, ласкала его, тошнило. — Мерзкое место!

— По-моему, хороший бордель, — пожал плечами Брагоньер и неожиданно ухватил гоэту за подбородок, заставив посмотреть себе в глаза. Пальцы несильно сжали, просто фиксируя, не желая причинить боль. — То, что ты сказала в экипаже, правда?

— Что именно?

Эллине стало неуютно под взглядом любовника. Он опять обжигал, стал взглядом инквизитора, таким, каким гоэта увидела его впервые.

— Ты знаешь, — нажимал Брагоньер. — Да или нет?

Гоэта смутилась и попыталась отвернуться. Куда там! Пальцы Брагоньера сжались сильнее, не позволяя избежать неприятного ответа.

— Ольер, пусти! — зашипела Эллина. — Мне больно!

— Прости, но иначе ты сбежишь.

— Ты сам знаешь! — сердито выпалила гоэта и ударила его по руке. Хватка разжалась, и Эллина вскочила на ноги. — Я не преступница, чтобы практиковать на мне свои штучки, демонов инквизитор!

Брагоньер сначала насупился, а потом расхохотался. Эллина недоумённо смотрела на него: на её памяти соэр никогда не смеялся. Только вот в глазах смешинок нет.

— Да, теперь я знаю, — отсмеявшись, самодовольно улыбнулся Брагоньер, — и мучить больше не стану. Я всегда говорил, госпожа Тэр, вы не умеете скрывать правду и всегда говорите больше, чем хотите.

— Полагаю, всё, что узнала, расскажешь уже в гостинице, — соэр вновь стал серьёзным. — Не вижу необходимости задерживаться в неприятном тебе месте.

Загрузка...