Человек у стены застонал, и Даника мгновенно оказалась рядом с ним, грубо завернув руки неприятеля ему за спину и ткнув лицом в твердый камень.
– Так сколько времени твое заклинание будет прикрывать нас? – бросила она Кэддерли.
– Недолго, – ответил молодой жрец, удивленный ее резким тоном.
– А что делать с ним? – Даника дернула вывернутые руки плененного солдата, вызвав еще один стон избитого человека.
– Ты с ним полегче, – попросил Кэддерли.
– Как ты с ними? – саркастически осведомилась Даника, махнув рукой на дымящуюся груду.
Теперь Кэддерли понял гнев девушки. Бой был жестоким, и зловоние горелой плоти напоминало об этом.
– Почему ты не сказал мне, что сделает этот камень? – Вопрос Даники прозвучал отчаянной мольбой.
Для Кэддерли наступили нелегкие минуты размышления над этой сменой ролей. Обычно именно он оказывался слишком мягкосердечным, он втягивал всех в неприятности, отказываясь чересчур жестко сражаться с явными врагами. Он сохранил жизнь Дориген в Шилмисте, когда она, беспомощная, лежала перед ним на земле, хотя Даника и настаивала, чтобы юноша прикончил колдунью. А сейчас Кэддерли поступил безжалостно, сделав то, чего требовала ситуация, наперекор собственным мирным инстинктам. Кэддерли не раскаивался – он знал, что все люди в сожженной груде несли зло в сердцах, – но молодой жрец весьма удивился реакции Даники.
Девушка еще раз дернула руки пленника, словно пытая его болью Кэддерли, мстя юноше за то, что он пошел против своей природы, противореча очевидным желаниям.
– Он незлой человек, – мягко сказал Кэддерли.
Даника замешкалась, взгляд ее прекрасных глаз словно пытался найти искренность на лице возлюбленного. Она всегда умела читать его мысли и поверила, что и на этот раз он говорит правду (хотя откуда он получил подобную информацию, Даника понятия не имела).
– А они были злыми? – резко спросила Даника, снова мотнув головой на погребальный костер.
– Да, – ответил молодой жрец. – Когда я произнес святое слово, что ты почувствовала?
Одно воспоминание о том чудесном мгновении сняло угрюмое напряжение с милого лица Даники. Что она почувствовала? Она почувствовала себя влюбленной, почувствовала себя в согласии со всем миром, почувствовала, что ничто безобразное не может приблизиться к ней.
– И видишь, как слово, подействовало на них, – продолжил Кэддерли, найдя ответ в безмятежном выражении лица девушки.
Проследив за его логикой, Даника ослабила хватку.
– Но с этим было все в порядке, – сказала она.
– Он незлой человек, – повторил юноша.
Даника кивнула и отпустила солдата. Однако, когда она снова взглянула на Кэддерли, лицо ее опять окаменело, и теперь на нем читался не гнев, а разочарование.
Кэддерли понял, что ответов на вопросы любимой у него нет. Среди злобных монстров в отряде врагов были и человеческие существа, люди среди гоблинов. Даника досадовала, потому что Кэддерли сделал то, что было необходимо, потому что он полностью отдался битве. Она сердилась на юношу за то, что он пощадил Дориген, но эта злость рождалась из страха девушки перед колдуньей. Честно говоря, Даника любила Кэддерли еще больше за его совестливость, за то, что он пытался любой ценой избежать кошмаров сражения.
Кэддерли оглянулся на гору трупов. Да, он сдался, примкнув к бою от всего сердца.
Кэддерли знал, что так было нужно. Он ужасался сделанному не меньше Даники, но если б можно было повернуть время вспять, он поступил бы точно так же. Его друзья оказались в отчаянном положении – впрочем, как и весь край, – и опасность исходит от обитателей этой крепости. Замок Тринити, а не Кэддерли в ответе за жизни, которые были и будут потеряны в эти дни.
Но хотя аргументы эти и основывались на незыблемой логике, Кэддерли не смог справиться с щемящей болью в груди, когда посмотрел на груду мертвецов, и с уколом в сердце, когда увидел разочарование Даники.
– Нам надо идти!
Шейли тянула Айвена за руку, оглядываясь назад, туда, где в глубине коридора слышался топот множества сапог.
Айвен взглянул на Вандера и вздохнул – голова дуплоседа превратилась в окровавленную бесформенную глыбу. Точно такой же вздох за спиной заставил Айвена повернуться и обнаружить Пайкела. Дворф с любопытством обшарил брата взглядом, поскольку что-то в одежде Пайкела показалось ему странным.
– Как ты удрал от змеи? – спросил вдруг Айвен, внезапно вспомнивший их недавнее злоключение.
Пайкел коротко свистнул, и из-за ворота дворфа, как по сигналу, выскользнула змеиная голова и закачалась в воздухе возле его правой щеки, заросшей зеленым волосом.
Шейли и Айвен потрясение отпрянули, а Айвен к тому же, защищаясь, выставил между собой и своим удивленным братом топор.
– Дуу-ррид! – радостно провозгласил Пайкел, поглаживая змею, которая, кажется, осталась весьма довольна лаской.
А Пайкел кивнул, показывая, что пора бы уже идти дальше.
– Дуу-ррид? – осведомилась Шейли у Айвена, когда Пайкел вприпрыжку понесся по коридору.
– Он хочет быть друидом, – пояснил Айвен, двинувшись следом за братом. – Он не знает, что дворфы не могут быть друидами.
Шейли задумалась над этими словами.
– И змеями тоже, – решила она, наконец, и, в последний раз беспомощно взглянув на мертвого Вандера, поспешила за своими спутниками.
– Спасибо тебе, – шепнул солдат Кэддерли, не отрывая глаз от обугленной, спекшейся массы мертвых соратников.
Спустя секунду странное заклятие Кэддерли иссякло, и груда развалилась. Притяжение земли вернулось.
– Где Абаллистер? – резко спросил молодой жрец.
Губы человека плотно сжались, превратившись в тонкую полоску.
Кэддерли оттолкнул Данику, схватил стражника за ворот и прижал его к стене.
– Ты все еще пленник! – прорычал он в удивленное лицо неприятеля. – Ты нам можешь быть полезен, и мы отплатим тебе соответственно. Или вреден, – мрачно закончил Кэддерли.
Произнося эту тираду, он обернулся на кучу мертвецов, и от невысказанной угрозы кровь отлила от лица солдата.
– Веди нас к колдуну, – приказал Кэддерли. – Самой короткой дорогой.
Человек посмотрел на Данику, словно умоляя о поддержке, но воительница невозмутимо отвела взгляд.
Жест этот не отразил смятения, царившего в сердце Даники. Кэддерли только что угрожал пленному, человеку, которого объявил незлым. Она никогда не видела Кэддерли таким расчетливо холодным, и хотя девушка могла понять его решительные действия, справиться со страхами ей оказалось не под силу.
Пленник провел их через боковую дверь, обогнув сперва половину круглой комнаты. Они сделали всего дюжину шагов, когда Кэддерли снова схватил солдата, пихнул его к стене и начал грубо срывать с него позвякивающие доспехи кусок за куском, стащил даже сапоги с тяжелыми подошвами.
– Тише, – прошипел он. – Мне не нужно других боев, кроме боя с Абаллистером.
Человек зарычал и оттолкнул Кэддерли, но тут же обнаружил застывший у его горла, поблескивающий серебром рукояти кинжал Даники.
– Колдун могуществен, – предостерег пленник, разумно приглушив голос.
Кэддерли кивнул.
– И ты боишься последствий своих действий в том случае, если Абаллистер победит, – сказал он.
Губы солдата снова сжались, и он не ответил. Кэддерли отстранил Данику и снова приблизил свое лицо, окаменевшее и неумолимое, к лицу стражника.
– Выбирай, – заявил молодой жрец низким, угрожающим голосом. – А ты не думал о том, что Абаллистер может проиграть? Стоит ли рисковать?
Глаза человека нервно метнулись в сторону, но он снова промолчал.
– Абаллистера здесь нет, – напомнил ему Кэддерли. – И твоих союзников тоже. Есть только ты и я, и ты знаешь, что я могу сделать.
И человек тут же зашагал, совершенно неслышно ступая босыми ногами по каменному полу. Они пересекли несколько боковых коридоров, часто слыша топот других солдат, вероятно мечущихся в поисках их. Каждый раз, когда какой-нибудь отряд пробегал неподалеку, Даника встревоженно оглядывалась на Кэддерли, словно говоря ему, что этот чужой человек, способный сейчас выдать их одним-единственным окриком, полностью на его совести.
Но солдат честно соблюдал условия плена, чуть ли не на цыпочках пробираясь мимо расположений стражников и групп патрульных.
Затем они свернули в какой-то длинный коридор, и одновременно в другом его конце появился отряд гоблинов. Бежать было некуда. Гоблины, шесть уродливых тварей, приближались с оружием наготове, соблюдая осторожность.
Пленник обратился к чудовищам на их каркающем языке, в котором Кэддерли разбирался достаточно, чтобы понять, что солдат сочинил небылицу о том, что его посылали к жрецам и теперь он несет Абаллистеру некую важную информацию.
И все же гоблины опасливо поглядывали на Кэддерли и Данику, обмениваясь друг с другом короткими замечаниями, – точнее, подозрениями.
Даже пошедший на сотрудничество пленник оглянулся, не скрывая беспокойства.
Даника не стала ждать, когда события начнут разворачиваться вполне предсказуемым образом. Она неожиданно прыгнула, рубанув ребром ладони по горлу ближайшего гоблина, крутанулась так, что нога ее взлетела, врезавшись в грудь второго, и метнула кинжал в лицо третьего. Поднырнув под летящий на нее меч, девушка из низкой стойки выпрыгнула вверх, дважды лягнув владельца меча по морде и груди.
Два гоблина кинулись к ней, настроенные скорее разминуться с Кэддерли и солдатом, чем столкнуться с ними, но Кэддерли достал одного своим дорожным посохом, раздробив монстру колено, а стражник сделал подножку другому.
Даника развернулась и снова ударила ногой, отправив гоблина в полет, окончившийся у стены.
Создание ударилось о камень и не успело еще шлепнуться, как Даника, точно рассчитавшая маневр, пнула его снова. Тварь опять вскочила и опять врезалась в стену после мощного удара.
В четвертый раз гоблину позволили рухнуть на пол, поскольку Даника отпрыгнула, перелетев через распростершегося на полу пленника и оказалась на спине очередного гоблина. Одной рукой она ухватила врага за подбородок, а другой вцепилась в волосы у него на затылке.
Гоблин взвизгнул и попытался остановиться и повернуться, но Даника оказалась проворней – руки ее яростно рванули в разные стороны, сворачивая омерзительной твари шею.
– Ложись! – крикнула она Кэддерли.
Молодой жрец упал на пол, и гоблин, стоящий перед ним, неожиданно оказался один на один с Даникой, немедленно заработав жестокий пинок в уродливую морду. Он отлетел назад на несколько футов и застонал, ударившись о камень, а Даника промчалась мимо.
Гоблин с поврежденной шеей уже стоял на коленях, пытаясь обрести устойчивое положение. Даника подпрыгнула высоко в воздух и опустилась коленями на костлявую спину чудовища, свалив его на пол. Она выхватила из-за голенища второй кинжал, свободной рукой ухватила врага за колтун волос и оттянула его голову назад, прочертив тонкую линию на сером горле.
То же самое она сделала с беспомощным гоблином, из лица которого торчал ее второй кинжал, положив конец его страданиям. А когда она повернулась, то увидела Кэддерли и пленника, с недоумением глядящих на нее.
– Я не веду переговоров с гоблинами, – мрачно пояснила Даника, вытирая окровавленные клинки о ближайшего монстра.
– Ее не обгонишь, – сказал Кэддерли солдату, и тот непонимающе взглянул уже на молодого жреца. – Я просто подумал, что стоит об этом упомянуть, – хмыкнул Кэддерли.
Они поспешили дальше – Кэддерли и Даника жаждали, чтобы между ними и этой бойней пролегло как можно большее расстояние. Пленник ничего не сказал, он просто продолжал вести их быстрым шагом, и вскоре в туннелях стало тише, – видимо, солдаты сюда уже не заглядывали.
Кэддерли ощущал, что стены здесь не природного происхождения, хотя облицованы необработанным камнем. Молодой жрец чувствовал остаточную энергию магии, использованной для создания этого места, словно какой-то мощный двеомер извлек из этих стен настоящий камень.
Эмоции молодого жреца перемешались. Он был счастлив, что пленный солдат ведет их, не сбиваясь с пути, счастлив, что их поиски могут скоро подойти к концу. Но одновременно Кэддерли испытывал чувство острой тревоги, ведь если Абаллистер создал эти туннели, если его магия вырвала камни, очистив проходы, то гроза над Ночным Заревом – всего лишь слабый намек на его силу.
А потом в мысли Кэддерли проникло еще что-то, какой-то ускользающий, далекий крик, словно кто-то звал его. Он остановился и прикрыл глаза.
Кэддерли.
Да, он ясно услышал зов. Юноша нащупал в кармане амулет, которым обзавелся недавно и с помощью которого мог связаться с бесом, Друзилом. Если он холодный, значит, Друзила нет поблизости.
Кэддерли.
Нет, Друзила тут нет, и Кэддерли не верил, что это Дориген могла звать его. Кто же тогда? Кто настолько «настроен» на него, что может вступать в телепатический контакт без его ведома и участия?
Молодой жрец открыл глаза, решив не дать завести себя в тупик.
– Идем дальше, – бросил он спутникам, занимая свое место рядом с ними.
Но зов не смолкал, едва уловимый, далекий, и Кэддерли больше всего тревожило то, что зов этот отчего-то звучал очень, очень знакомо.