У меня нахальством плечи скошены
И зрачки вылазят из углов.
Мне по средам снится критик Кожинов
С толстой книгой «Тютчев и Щуплов»
Сегодня я — болтун, задира, циник
— земную тяжесть принял на плечо,
И сам себе — и Лев Толстой, и Цыбин,
И Мандельштам, и кто-то там еще.
Собрались вместе Лев Толстой, и Цыбин,
И Мандельштам, и кто-то там еще.
И вроде бы никто из них не циник,
И все, что нужно, принял на плечо.
— Вы кто такой? — У Цыбина Володи
Спросил Толстой. — Не знаю вас, мой друг,
Мы в свете не встречались раньше вроде…
— А я Щуплов. — Ответил Цыбин вдруг.
Толстой застыл, сперва лишился слова,
Потом смутился и сказал: — Постой,
Не может быть, откуда два Щуплова?
Ведь я Щуплов. — Добавил Лев Толстой.
Стояли молча рядом два титана,
— И я Щуплов. — Кричали где-то там.
И, чувствуя себя довольно странно,
— И я Щуплов. — Воскликнул Мандельштам.
Вокруг теснилась публика, вздыхала,
И кто-то молвил зло и тяжело:
— На молодого циника-нахала,
Должно быть, вновь затмение нашло…