Пенсионер – пионер

Глава 26 Ростик. Август 1973 год. На картошке!

— Ростя, ты самогон как?

Дед, то есть мой прапрадед Симеон хитро подмигнул. У меня же лицо невольно перекосилось. Вспомнил отвальную в поселке у Сереги и как утром было хреново. Я тогда с задором заливал гормональный азарт, что возник после яростной «жарки» Ирины, а также радовался первому заработку. Не шутка ли за две недели срубить по сто шестьдесят восемь рублей и сорок восемь копеек! Так хитро была обыграна процентовка на ремонт школы. Её у директора, вообще, имелось три. На разные случаи жизни. Думаю, и себя он не обидел. Зато не нужно в ближайшем будущем думать о карманных деньгах.

Дед ждет ответ, сегодня гуляем! Осторожно выговариваю:

— Мне больше вино нравится.

Папа кинул в мою сторону ехидный взгляд. Он оказался на поверку мировым мужиком. Не нудил над ухом, просто показывал, как следует правильно делать личным примером. Фронт работ нарезал по возможностям. Лишний раз не ругал. Но я уже успел понять, что под его горячую руку лучше не попадать.

К счастью, мамы в деревне не было. С работы не отпустили. Впереди начало учебного года, а часть сотрудниц, как назло, заболела! Так что мы убирали урожай чисто мужской компанией. Но за три дня успели выкопать небольшое поле картофеля и основательно пройтись по огороду. Если с картошкой все вышло относительно просто. Колхозная копалка перевернула грядки, оставалось лишь собирать картофан в ведра и мешки, а затем на тележке тащить к дому. Там её выкладывали в сарай сушиться на специальные полки. Тягловой силой, естественно, выступал я. Настоящий бы не выдюжил, спасибо деду за крепкое тело!

Около дома поначалу мне доверили дергать морковку, но что-то пошло не так. То ли я слишком сильно дергал или неправильно, но зеленые верхушки в итоге оказывались в руках, а корнеплод оставался в земле. Бабушка здорово ругалась и послала меня рубить капусту. С этим я справился намного лучше. Рубить — не строить!

Кочаны были огромными, я скидывал их в сетки, что позже таскал в сарай. Но хоть увидел, как добываются продукты пропитания. Тяжким трудом! Но внутри меня не было несогласия с тем, что молодого пацана запрягли на тяжкую работу. Я же зимой и буду это все кушать! И варенье ведь привезено с деревни и сало, а к зиме будет и мясо. В отдельном хлеву слышались повизгивания двух кабанчиков. И я радовался, что не мне доверят их колоть. Для человека из будущего это уже было бы чересчур.

Но, так или иначе, примечал и впитывал в себя многое. В какой-то момент произошел важный перелом в моем сознании. Я уверовал, наконец, что все вокруг всерьез и надолго. И чтобы выжить в ином, незнакомом мире мне потребуется много усилий и опыта. И лишние скилы в виде знаний особенностей сельской жизни прокачать вовсе не помешает. Как правильно держать при копке лопату, почему в мягкой земле лучше копать картофель вилами. Зачем снимать верхние листья капусты. Как правильно брать мешок картошки. Ибо позвоночник у человека один и на всю жизнь. Рубить дрова колуном, правильно их складывать в поленнице. Оказывается, в деревне надо было многое знать и уметь. Это не мышкой в игрушках щелкать!

Да и вкалывать на своем огороде в эту эпоху вовсе не грех и каторга, а скорее праздник. Во всяком случае по вечерам за столом все много шутили. Даже бабушка оттаивала и прекращала постоянно ворчать. И мне честно понравились эти неспешные разговоры под самовар. Как и чай из него. Он был каким-то оригинальным. Поначалу я больше отмалчивался, никого особо не удивляя. Куда поперек разговора взрослых лезть!

— Откуда, скажи на милость, такая любовь к вину?

— Не знаю.

Иван Демидович посматривает на меня хитро, но бутылку вина откупоривает. Да не простую, а с затейливой надписью.

— Ну, как оценишь?

Я осматриваю на просвет хрустальный бокал, вынутый бабушкой по такому случаю из комода. Голубоватый хрусталь с изящным рисунком впечатлял. Ощущаю в комнате некоторую скованную торжественность. Так и в самом деле, шестнадцатилетнему парню налили за семейным столом. Наверное, это символизирует некий этап моей жизни. Вино честного ярко-красного оттенка. Принюхиваюсь, делаю глоток. Хорошее вино! Мы с моим настоящим отцом немало его опробовали в Италии. Вдали от туристических трасс. Батя считал, что надо приучать к хорошему, а не запрещать все подряд. Спасибо ему!

Батя-прадед хитро посмеивается:

— И как вам, молодой человек, вкус?

— Вкус вина насыщенный и бархатистый. Можно уловить в нотки жареного миндаля, черной рябины, граната, карамели с тонким ароматом малины.

Надо было видеть глаза папаши Ростика. Дед же просто усмехался в усы, стараясь не заржать. А бабушка так и застыла около печки. Первым не выдержал старший Орлов, расхохотавшись, он выдал:

— Что, уел тебя внучок?

— Ростя, откуда⁇

Делаю многозначительный вид.

— Читаю много.

Отец насупился, подозревая меня в каверзе.

— Что-то я не помню у нас дома книг по виноделию.

Победно ухмыляюсь:

— Зато много журналов «Наука и жизнь». Чего только там не пишут. В том числе и про грузинские вина.

Бабушка охнула:

— Так нам Никифор грузинское привез? А ты его открыл!

— Не бухти, старая! Чего ему лежать? Оно и так выдержанное.

Мужская часть компании посмотрела друг на друга и прыснула.

Бабуля покачала головой и достала из печки два горшка. В одном с обеда томилось Жаркое. Вот именно так. Как оказалось, мясо с таким названием готовилось только в русской печке. Потому что особенность русской кухни как раз в том, что её блюда томятся и оттого получают необыкновенный привкус. Говядину выдали в правлении, как премиальные. Колхоз частенько расплачивался натурой, а не деньгами. К благоухающему ароматами мясу полагался чугунок свежей картошечки, сваренной в мундире и с зеленью. Дуя на пальцы, я быстро очистил две картошины, сноровисто размял их вилкой и полили сверху пахучим маслом. Бабушка наложила поверх мяса, и мы принялись за трапезу. А что — честно заслужили, поработав на славу. Аппетит после трудового дня и баньки прибрели заметный. И простая деревенская пища намного вкусней суши и макарон.

Папаша, утолив первый голод, долили мне в бокал вина и заговорщицки глянул на деда. Бабуля махнула рукой:

— Чего уж там, заработали!

Тут же на столе появилась бутылка коньяка с вычурной надписью.

— Мягкой! — дед провел пальцами по усам.

— Молдавский. КВ. От добрых людей

— Опять занесли?

— Чего уж…

— Ой, Ваня, допрыгаешься!

— Батя, да нет там ничего криминального! — отец уже отвык, что ему слово поперек ставят. — Одну бригаду раньше срока перекинул на нужный участок.

— Но ведь план…

— А что план, батя? Это непреложное русло коммунистического учения? В плане все заранее не предусмотришь! Вот и сдвигаем его в сторону по велению времени. Иначе один вред от него.

Дед выпил еще стопочку розоватого хрусталя и мрачно уставился на сына:

— Ваня, ты политику не трогай. Сорок лет назад за такие слова можно было и того…

Я навострил уши. Что у нас было сорок лет назад? Сталинские репрессии! Это же живая история! И передо мной те, кто испытал её перипетии на собственной шкуре.

— А ты меня не затыкай! На двадцатом съезде все прямо сказали.

«Ох, ты, хреново не знать истории!»

— Раз пошла такая пьянка, наливай! И вот что я тебе скажу, сынок! — никогда я еще не видел деда таким разгоряченным. Работал он сейчас на конюшне, заведующим, но, судя по грамотам, висящим на стенах, в былые годы командовал чем-то покрупнее.

— Охолонись, старик!

— Не мешай, бабка! В мужские дела не лезь, сиди в своем куте! А вы, молодые, забыли, с каким трудом мы энту советскую власть создавали. И сколько вокруг было врагов. Настоящих, а не придуманных. Что нам твое Цэрэу? Кулаки открыто колхозные амбары поджигали, а бывшие беляки пролезли в заготконтору и пустили там корни. Жизни не давали.

— Так их за это и арестовали в трижцатые! — не унимался отец.

— А их родственники да подельники кляузы анонимные строчить бросились. У них же кругом связи. Повязаны своими черными делами. Мы того сразу не поняли. В органах же как было — есть сигнал, реагируй. А нехай дальше разбираются.

— Это так твоего брата забрали?

Дед махнул рукой, а я безмерно удивился. Вот как нахраписто колесо истории по судьбе нашей семьи прошло.

— Я ездил потом в область, писал в НКВД. Но не спас. И семью его выслали. Обратно они не вернулись.

Внезапно голос заново подала бабка:

— Я тебе говорила, что добром не кончится. Как у самого голова целой осталась? О семье ты не думал!

Дед молча опрокинул стопку коньяка и вздохнул:

— Душа до сих пор болит. Младшенького не спас. Старший брат на флоте погиб. На подводной лодке. Марфушу после учебы послали на запад, на освобожденные территории. Так в сорок первом и сгинула в беженцах. Сказывают, что люто их немец тогды бомбил. Так и лежат до сих пор косточки непохороненные сестрички родной.

Я похолодел. Почему дед об этом никогда не рассказывал. В трагедии моей семьи просматривалась жуткая история России двадцатого века.

— Деда. А как это?

Отец искоса глянул на меня. Не так он планировал закончить вечер.

— Батя, а надо ему об этом знать?

— Вот вы дураки стоеросовые! Оберегаете их, а потом, что делать будете, когда им придется бороться за лучшую долю. Что же вы их мякишем кормите, а не мясом?

— Обстановка нынче другая. И живем хорошо, и мир вокруг нас прочней.

— Вот-вот. Расслабились! Давай остатнюю и пойду почивать. Умаялся.

Так вот в чем проблема поколения деда. Рожденные в эпоху стабильности и получившие все блага от рождения, они попросту не умели защищаться и бороться. Вина это их или беда даже не знаю. Мое поколение зуммеров не лучше. Чуть что в стране пошло не так, и все тут же начинали ныть. Ю-Тубик замедлялся, какой ужас! Мы, получается, лишнее звено эволюции?

— Дед, а здесь кто?

Странное место я выбрал для последнего дня в деревне. Отец с раннего утра улетел по своим делам. Обещал машину в город после обеда подогнать. Мы же с дедом по моей просьбе пошли на кладбище. Старые деревья склонились над могилами. Древняя покосившаяся церковь высилась над нами с немым укором.

— По этим камнем дед мой, твой прадед. Попом служил, потому тут и похоронен. Сам понимаешь, в молодости мне об этом лишний раз упоминать было нельзя. А сейчас часто сюда прихожу. Поправил тут могилки и оградки.

Заметно, что здесь ухаживали.

— Ты так и не нашел семью брата?

— Почему не нашел? Переписываемся. Жена его умерла недавно, дети на Дальнем Востоке живут. Сыновья на флоте, дочка учительницей в морском училище. Видишь, как их все море полюбило! Может, и к лучшему. Мир повидали, что у нас в деревне делать?

— А если все уедут отсюда, то кто останется?

— Все не уедут. Много кто от родной землицы оторваться не может, — дед присел на скамейку и достал папироску. Бабушка курить ему не разрешала, и он делал это втихаря. — Да и сам видел, техника кругом. Полчаса и поле наше перекопано. А вилами, сколько бы мы времени потратили. Дальше рассказывают, станет еще баще. Даже коров механические доярки доить будут.

Я улыбнулся. Даже старое поколение уже знает о роботах.

— Об этом не скажу, но многое поменяется. И от бабули ты уже не спрячешься. У каждого будет маленький переносной телефон. Хоть в лесу тебя найдут. В телефоне том, и сберкнижка будет, и книги, и фильмы смотреть можно.

— Да ну тебя, сказочник! Скажешь тоже — фильмы глядеть! — дед недоверчиво покосился. — Или ты это в тех научных журналах прочитал?

— В них.

— Вот оно что! Как далеко наука смотрит. А я еще лампы керосиновые застал, а скоро, сказывают, нам телевидение проведут. Отец твой уже хороший приемник нам ищет. Будем зимой с бабкой тосковать и передачи смотреть.

— Не тоскуйте. Зимой в каникулы к вам приедут.

— Да не торопись. У тебя нынче и своих дел полно.

— Да нет, деда потом уже станет сложнее.

— Тогда звони заранее в контору. Нам сообщат, хоть встретим на трассе. Я лучшего коня запрягу. Или давай к нам на Новый год. Ёлок вона сколько. Бери друзей. Места в избе полно. А вокруг вона какое раздолье! На охоту сходим.

— Спасибо, дед, я подумаю.