…За весь путь до города — а надо сказать, что впервые за всё время наших поездок сюда он показался мне невероятно длинным, намного длиннее тех привычных пятнадцати минут, за которые мы обычно доезжали от нашего подвала до Мишаниной дачи — мы не обменялись между собой ни единым словом, Шурик молча следил за дорогой, а Лёха вообще сидел, будто в каком-то трансе, хотя уж для него-то высидеть пять минут без болтовни было почти немыслимым делом. Правда, признаки некоторого оживления промелькнули у него на лице, когда при въезде в город мы увидели стоящий посередине одного из впередилежащих перекрестков диковинный чёрный фургон необычной длины с чёрным же ветровым стеклом и чёрной, в форме поганки, надстройкой на крыше. Борта фургона были испещрены хромированными зигзагами, напоминающими виденные в фильме про Штирлица стилизованные молнии на мундирах эсэсовцев…
— Шурик, сверни! Объедь этот чертов катафалк! — попросил вдруг Лёха, вглядываясь в застывшую на перекрестке машину.
Пожав плечами, Шурик крутанул руль, направляя «РАФик» в один из ближайших переулков, и пока мы в него сворачивали, я успел увидеть, как часть «поганки» на крыше черного фургона уползла в сторону и над ней появилась фигура человека в чёрном: чёрный китель с воротником-стойкой и блестящими пуговицами, а над воротником…
Осознав увиденное, я вздрогнул. Выше воротника-стойки не было ничего, кроме темноты. У человека в чёрном (если, конечно, его и вправду можно было назвать человеком) не было лица. Совсем не было лица.
А между тем заскочивший в переулок «РАФик» пропрыгал метров двести по раздолбанной грунтовке до следующего поворота и, подчиняясь движениям вращаемого Шуриком руля, опять повернул носом в сторону центра города. И мы опять увидели стоящий посреди перекрестка фургон — на этот раз леденцово-розового цвета, с тонированными стеклами и вращающейся на крыше антенной в форме сердечка. При нашем появлении в борту фургона открылся огромный люк и оттуда высунулось дуло неестественно большого, словно бы нарисованного, ружья.
— Назад! Назад! — вдруг истерично закричал очнувшийся от своего транса Лёха и, ударив по тормозам, Шурик в испуге начал разворачивать автобус в обратную сторону. — Это регуляторы, я вспомнил! — крикнул Лёха, но переспросить его, кого он имеет в виду под этим словом, я не успел, так как в это самое мгновение из леденцового фургона по нам начали стрелять.
Одна из пуль вышибла боковое окно, окатив нас дождем мелких стеклянных брызг, и, чудом не задев ни меня, ни Лёху, вылетела в противоположное оконце. Другая ударила куда-то в низ кузова, и я с ужасом подумал, что было бы, если бы она вдруг угодила в бензобак. Похоже, именно эта же мысль посетила и Лёху, который, пригнув голову к коленям, завопил:
— Гони, Шурик! Удирай отсюда! Быстрее!..
Но Шурик, похоже, оценил ситуацию и сам.
Автобус взревел, точно зверь, угодивший лапой в капкан, и, довершив отчаянный разворот, во время которого чуть не сшиб чей-то потемневший деревянный забор, рванулся от опасного перекрёстка. Потом мы повернули за угол и пронеслись ещё метров двести до следующего поворота к центру, но перед ним Шурик вдруг остановил автобус и повернулся к нам.
— Надо, чтобы кто-нибудь выглянул и посмотрел, свободен ли там перекрёсток, — сказал он. — А то ведь я не каскадёр, могу в следующий раз и не успеть развернуться.
Мы с Лёхой посидели с минуту в молчаливом раздумье, затем я приподнялся и, открыв дверцу, осторожно вылез наружу. Вокруг было тихо. Я медленно подошёл к перекрёстку и, таясь за забором, по-шпионски выглянул из-за угла. На ведущем в сторону центра перёкрестке стоял ярко-красный (таких мне видеть раньше ещё не доводилось) фургон со сверкающей хромированной штуковиной на его крыше. Выглядела она, словно тарелка радиолокатора из фантастического фильма, и вращалась по короткой дуге, как обычно и вращаются антенны радиолокаторов. Из бокового окна фургона смотрел в нашу сторону двойной ствол мощного дробовика.
— Это «Стрела следопыта», — выслушав мой рассказ об увиденном, произнёс Лёха. — Тот чёрный, что мы видели первым, был «Мясовозка». Розовый, с сердечком на крыше — «Парус мечты». Должны ещё быть серебристый космофургон «Рути-Тути», синяя «Свобода» и ярко-жёлтая «Рука справедливости».
— Какая, на хер, рука, какой справедливости? Ты чего несешь? — уставился на него совсем уже ополоумевший от всего происходящего Шурик.
— Так называются шесть демонических фургонов-убийц из романа Стивена Кинга «Регуляторы». Они один в один похожи на те, что стоят сейчас на наших перекрёстках.
— Но как они могли перенестись из романа этого грёбаного Кинга — сюда? Ты соображаешь, что ты мелешь! — взорвался Шурик.
— Не знаю, — пожал плечами Лёха. — Наверное, так же, как и дождь из жаб, который описан им в рассказе «Сезон дождя». Ты думаешь, я сам что-нибудь понимаю?..
Однако устраивать долгие дискуссии сейчас было явно не время, надо было прорываться в город, и Шурик длинно выругался и, отвернувшись, включил зажигание. Автобус сдал метров на тридцать назад и затем, разогнавшись, на всём газу пронёсся мимо поворота, который вёл к тому перекрёстку, где я увидел «Стрелу следопыта». Выглянув в разбитое пулей окно, я увидел, что она по-прежнему стоит на месте, карауля наше появление. Я даже увидел, как из стволов дробовика вырвалось пороховое облако, свидетельствующее, что нас всё-таки успели заметить и даже произвести по нам выстрел, но на этот раз пули пролетели мимо. Не снижая скорости, Шурик пролетел ещё четыре или пять поворотов (при этом я заметил мелькнувшие на перекрестках и синий, и жёлтый, и серебристый фургоны) и выехал на широкую асфальтированную трассу, по которой в город въезжали междугородные автобусы и водители-дальнобойщики. Там, затесавшись в поток идущих автомобилей, наш «РАФик» спокойно миновал все лежавшие впереди перекрёстки и, оказавшись, в конце концов, в городе, запетлял, словно бы отрываясь от невидимых преследователей, по улицам Красногвардейска и через какое-то время остановился около нашего подвала.
— Эй! — выглянув из окна автобуса, прокричал Лёха в раскрытую дверь типографии. — Есть кто живой?
— А кто тебе нужен? — раздался изнутри голос Мишани, и на пороге появилось лицо улыбающегося Лёхиного свояка.
Мы с облегчением вздохнули и выбрались из «РАФика».