Передовая начиналась в цехе

ОТВЕТ СТАЛИНГРАДА

Пришла победа! Впервые за долгие месяцы лишений, утрат и тревог люди произносили и повторяли эти слова, слушали их торжественный перезвон, радовались их возвышающей силе, Наступил радостный день, ради которого сражались и работали. Радио гремело на городских площадях, над проспектами и сельскими улицами. Газеты читали в пролетах цехов, в столовых, трамваях. Писали листовки, стихи и музыку.

Наступило 4 февраля 1943 года. Ясным морозным днем со всех концов города к площади Павших борцов собирались люди.

Шли солдаты. От Волги и Мечетки. С тракторного завода и «Красного Октября». Шли герои исторического Сталинградского сражения. Это они держали оборону на волжской круче, выбивали врага из заводских подвалов, брали штурмом улицу за улицей, пробивались к Сталинграду по донским степям, подняли красный флаг над Мамаевым курганом.

Шли по городу жители-сталинградцы. Впервые за долгие месяцы осады выбравшиеся из подвалов. Одни добрались до площади пешком, другие на попутных машинах. Это они, застигнутые бомбежками и обстрелами в убежищах, стали солдатскими помощниками. Стирали бойцам белье, готовили еду, перевязывали раненых.

К центру города торопились рабочие из самого отдаленного района — Кировского. Это они вблизи переднего края ремонтировали подбитые танки, артиллерийские орудия, «катюши», под обстрелом стояли у турбины электростанции, шили ватники и пекли хлеб для воинов переднего края.

В тот день все в городе пришло в движение. Колонны солдат, грузовики, повозки — все устремились к самому центру, к площади Павших борцов. Здесь начинался митинг воинов и трудящихся, посвященный разгрому немцев под Сталинградом.

На трибуну, воздвигнутую среди руин, поднялись партийные и советские руководители, прославленные военачальники. Митинг открыл председатель исполкома горсовета депутатов трудящихся Д. М. Пигалев. Взволнованно слушают собравшиеся выступление командующего 62-й армией генерал-лейтенанта В. И. Чуйкова, который говорил:

— Мы поклялись стоять насмерть, но Сталинграда врагу не сдавать, и мы выстояли, сдержали слово, данное Родине.

С взволнованными словами обращается к воинам и трудящимся командир 13-й гвардейской дивизии генерал-майор А. И. Родимцев:

— Гвардейцы выдержали натиск численно превосходящего врага. Их упорство и стойкость не были сломлены ни бомбами, ни снарядами, ни яростными атаками. Тяжело смотреть на этот истерзанный город, в котором каждый вершок земли, каждая стена носят жестокие следы войны. И мы клянемся Родине бить врага и впредь по-гвардейски, по-сталинградски.

На митинге выступили командующий 64-й армией генерал М. С. Шумилов, секретарь Сталинградского обкома партии А. С. Чуянов, член Военного совета фронта Н. С. Хрущев.

С митинга воинские части уходили из города.

Над площадью в центре Сталинграда развевалось победное красное знамя.

162 дня гремели бои в Сталинграде. Враг сжег и разрушил девяносто процентов всех жилых зданий, промышленные предприятия, 124 школы, 120 детских садов, 14 театров и кинотеатров, 75 рабочих клубов и дворцов культуры, 15 больниц, 3 вуза, уничтожены железнодорожный транспорт, речной порт[63].

Еще до окончания боев, 20–21 января 1943 года в Кировском районе состоялся пленум Сталинградского обкома партии, на котором обсуждался вопрос о задачах областной партийной организации в восстановлении хозяйства в районах, освобожденных от фашистских оккупантов. В принятом постановлении говорилось о том, что важнейшая задача всех партийных и советских организаций — активно включиться в работу, отдать все свои силы на восстановление разрушенного хозяйства, самоотверженным трудом быстрее наладить нормальную жизнь в освобожденных районах.

Мороз был такой, что захватывало дыхание. Два путника пробирались через сугробы, обломки кирпичных зданий, груды исковерканного металла. Секретарь Тракторозаводского райкома партии Д. В. Приходько и председатель райисполкома Д. Д. Степчиков одними из самых первых возвращались в свой район. От Рынка пешком добрались до тракторного завода. От Волги пошли к проходным воротам. Еще гремели неподалеку выстрелы. Бойцы выкуривали из блиндажей гитлеровцев.

Ветер заметал снегом разбитые станки, обрушенные краны, взорванные транспортеры, свистел в провалах стен, гонял пустые котелки по грудам кирпичей. Громада танка подмяла ворота цеха, из проема окна торчало дуло орудия, в заснеженную воронку взрывом опрокинуло платформу. Перед глазами открывались страшные картины… Бомбовые и артиллерийские удары, огонь пожаров разрушили все цехи Сталинградского тракторного завода, уничтожили станки и механизмы, электростанцию, транспорт, нефтехранилища. Каждый, кто возвращался на Сталинградский тракторный, знал, что завод разрушен врагом. Но то, что они увидели, невозможно было даже представить. На месте светлых, просторных корпусов, которые строили и которыми гордились сталинградцы, остались обугленные руины, горы битого кирпича, провалы воронок, обрушенные коробки.

— Мы шли и думали об одном: сколько же нужно вложить труда, чтобы заново поднять цехи, вдохнуть в них дыхание жизни, — вспоминал Д. Д. Степчиков. — Около инструментального цеха увидели группу военных. В центре стоял генерал, высокий, в серой папахе. К сожалению, так и не узнал его фамилию. Посмотрев на нас, генерал спросил: «Кто такие?» Приходько взял под козырек и отрапортовал: «Товарищ генерал! Секретарь райкома партии и председатель райисполкома прибыли в свой район». Генерал поздравил нас с возвращением, сказал весело: «Принимайте район. Желаю вам успехов!» В этот момент из подвала инструментального цеха вывели группу пленных. Такая вышла символическая картина…

Пешком по замерзшей Волге шла в город Т. С. Яковлева. Морозный ветер перехватывал дыхание, сбивал с ног. Среди каменных руин не было видно ни огонька, ни дымка. Мертвые каменные джунгли.

Яковлева поднялась на крутой берег, шла по тропкам среди сугробов. На улице Ленина встретила секретаря Ерманского райкома партии К. С. Денисову. Вместе они стали искать помещение для работы и жилья.

— Неподалеку во дворе нашли уцелевший домик без окон и дверей, — вспоминала Т. С. Яковлева. — Начали с того, что на земляном полу разожгли костер. Внутри было холоднее, чем на улице. На костре приготовили пищу. Потом нашли плащ-палатки, занавесили окна, поставили железную печку. В этом доме обосновались работники райкома партии и райкома комсомола.

В первый же день пошли по блиндажам и подвалам. Надо было разыскать всех оставшихся жителей района, накормить, оказать медицинскую помощь. Однако нигде не было слышно живых голосов. Мы ходили по центральным улицам города. Поднимали крышки земляных щелей, спускались в подвалы, пробирались в заснеженные блиндажи. Час за часом мы убеждались в том, что было страшнее обугленных руин. В районе почти не осталось живых людей. В блиндажах и подвалах мы находили только погибших, умерших от ран. Много погибло женщин, детей, стариков. На каждом шагу, скованные морозом, они лежали на улицах и в развалинах. Мы шли по мертвым улицам. Тоскливое эхо раздавалось среди каменных обугленных стен.

В одном подвале нашли семью — женщину с детьми. Больные, обмороженные, контуженные. Они даже не знали, что немцев прогнали. Мы стали говорить с женщиной, но в ответ услышали только стоны. Похоже было, что женщина не верила нам, закрывала детей. Сколько же дней и ночей сидели они вот так, каждую минуту ожидая вражеской расправы? Мы поднялись наверх и увидели нашего бойца. Он стоял неподалеку в белом овчинном полушубке и с аппетитом ел хлеб на морозе. Мы бросились к нему. Он сразу спросил: «Хлеба дать?» Мы сказали ему: «Конечно! Но не нам, а детям, в подвале». Спустились вниз вместе. Только увидев красноармейца с русским автоматом на плече и с буханкой хлеба в руках, женщина подошла, заплакала, поверила, что пришли свои.

Одним из первых вернулся на металлургический завод «Красный Октябрь» С. П. Сорокин. Он свидетельствовал:

— Вместе с группой специалистов-краснооктябрьцев мы выехали из Челябинска в конце января. Еще до окончания боев в Сталинграде с Челябинского металлургического завода, где мы работали в эвакуации, нас направили на восстановление «Красного Октября». Не передать нашу радость, с которой встретили этот приказ.

Мы возвращались на родной завод, в свой поселок. Нас не пугали трудности и лишения. Ехали в товарных вагонах, было холодно и голодно. Но разве мы думали об этом? Жили одной мыслью: скоро будем в Сталинграде. Дорога была долгая. В пути нас застала радостная весть о победе в Сталинграде. В город приехали 12 февраля 1943 года. Поездом добрались до Арчеды. Дальше пути были разрушены. На грузовой машине приехали прямо к разбитым воротам завода. Нас предупредили, что территория завода — сплошное минное поле. Ходить можно только по тропкам, которые проложили саперы.

На заводе нас встретили директор П. А. Матевосян, парторг ЦК ВКП(б) И. Н. Михеев, начальник гаража В. Я. Жуков. Они первыми прибыли на завод, приняли его от военного командования. Стали искать себе место для жилья. Решили обосноваться прямо на заводе. Пошли в мартеновский цех № 1. Надо было осмотреть подвальное помещение. Тихо вокруг. Подошли к проему в стене и вдруг видим: пулемет нацелен в сторону контрольных ворот. Оружия у нас не было. Что делать? Идти дальше в цех или нет? Остановились, стали осматриваться. Слышим шаги — со стороны Волги с котелками к нашему цеху приближаются двое фашистских солдат. По тропинке они направлялись к пулемету. Увидев нас, они, как говорится, остолбенели и сразу затараторили на ломаном русском языке: «Мы работаем фабрика-кухня, гараж». Мы знали, что никакой фабрики-кухни и гаража на заводе нет, конечно. Подошел молодой автоматчик, лет восемнадцати. Мы ему говорим: «Вы на заводе всех пленных собрали?» — «А что?» — «Да вот видели сейчас двух гитлеровцев». — «Пойдемте». Он — в цех, мы — за ним. Спустились в подвал. Идем в полной темноте. Проходим одно подвальное помещение, другое. И тут видим: стоит деревянный стол, печка-буржуйка, котелки, коптилка. На койках копошатся фигуры. Боец осветил подвал фонариком и крикнул: «Оружие — на стол!» Фашистские солдаты встали с коек, положили пистолеты и автоматы. Боец повел их в штаб.

Первое время саперы буквально прорубали тропинки среди минных полей. Обшаривали шаг за шагом каждый метр заводской территории. С утра до вечера на заводе гремели взрывы. Снаряды, мины саперы складывали в кучи и тут же взрывали. Солдаты-трофейщики собирали оружие. На каждом шагу лежали винтовки, гранаты, ящики с боеприпасами.

Мы ходили по цехам. Это была страшная картина. Разум отказывался верить тому, что глаза видели. Были разрушены все промышленные здания, выведены из строя мартеновские печи, прокатные станы, уничтожен заводской транспорт, топливные, энергетические, водопроводные коммуникации, разбиты мартеновские трубы. Мы начинали с того, что собирали в цехах молотки, тиски, клещи. Все сами перетирали и пускали в дело. Жили на заводе, в подвальном помещении…

Снова и снова мы видим первые тропинки на снегу вокруг разрушенных цехов, молотки и клещи, найденные среди руин и сложенные в ящики из-под снарядов. Дистанция времени — как высота, с которой открывается широкий обзор. Какими маленькими здесь могут показаться эти узкие тропинки между сугробов и сами человеческие фигурки посреди страшного нагромождения железных ферм, обрушенных перекрытий. Первые строители в безмолвном пространстве разрушенного города. Вглядываясь в те дни, мы снова увидим обветренные лица, озябшие руки, изъязвленные фурункулами от недоедания, тяжелую походку обмороженных ног, обутых в стеганные из ткани сапоги — обувь военных лет. Увидим самое главное — упрямый и строгий взгляд людей, решившихся все перетерпеть и одолеть, чтобы возродить родной город.

В числе первых приехал в Сталинград в те дни А. К. Вариводский. Он вспоминал:

— Из Саратова мы выехали 5 февраля 1943 года. Что мы взяли с собой? Пилы, топоры, молотки. Знали, что в городе ничего не найдем. С этих первых инструментов начиналось строительное хозяйство. Ехали по степи на грузовой машине. Знаете, какое было впечатление? Чем ближе к Сталинграду, тем больше машин и повозок. Буквально сотни машин — это редкая картина по тем временам. С радостью смотрели мы и думали: какая же сила идет к городу! В самом деле — как перед наступлением сосредоточились в степи войска. Пурга разыгралась, дорогу заносило. Разгребали снег лопатами и ехали дальше. Потом спустились на Волгу и двинулись прямо по льду. Все рвались — скорее в Сталинград. На машинах приехали к тракторному заводу. Куда дальше двигаться, — все разбито. Нам сказали, что в развалинах Дома профессуры обосновались работники милиции. Решили поехать к ним. Нашли милицию в подвале. Тепло встретились. Они нам сказали: «Выбирайте любую квартиру на доброе житье». Пошутили вместе, посмеялись. Мы пошли искать какой-нибудь подвал для жилья. Немало домов прошли, прежде чем отыскали. Поставили посреди железную печку. Поселились все вместе…

Как начиналось возрождение города? В начале февраля 1943 года бойцы МПВО прошли по щелям, подвалам и блиндажам и переписали всех жителей, находившихся в каждом районе. Вот цифры, которые красноречивее слов говорят о той беде, которую пережил город.

В Тракторозаводском районе до осады проживало 75 000 человек. На 2 февраля 1943 года здесь было всего 150 жителей. В Баррикадном районе население составляло 50000 человек. На 2 февраля 76 человек. В Ерманском районе, который насчитывал ранее 40 000 жителей, было найдено 32 человека… Это были люди, истощенные голодом, больные, раненые, контуженные. Женщины, старики, дети. Тысячи сталинградцев погибли под обломками зданий, умерли от голода, были расстреляны в гитлеровском плену, угнаны на каторгу в Германию.

Полк за полком уходили солдаты из города. Война теперь гремела за десятки километров от Волги. Пустыми оставались улицы Сталинграда. Не было видно ни дымка в морозном воздухе, ни следов на свежем снегу, ни огоньков. В те дни можно было идти часами по городу, не встретив ни одной живой души. Таким остался город после сражения. Вокруг только белый снег и обугленные камни…

«Мы возродим тебя, родной Сталинград!» На стенах домов появились эти гордые слова. Сталинградцы, возвращавшиеся в город, писали их на руинах рядом с солдатскими клятвами. Начиналась новая битва за город.

Первыми в Сталинград пришли жители, пережидавшие бои неподалеку — в заволжских селах и поселках. И уже мчались в товарных вагонах, на попутных грузовиках, ехали на телегах по всем дорогам, ведущим к Сталинграду, рабочие тракторного завода, «Красного Октября», «Баррикад», других предприятий города. Ехали те, кому строить первые дома, восстанавливать мосты и дороги, возвращать к жизни заводы.

«Товарищи сталинградцы! Наш город разрушен, враг нанес ему тяжелые раны. Обугленный, заваленный обломками, но непреклонный перед врагом, он стал еще более дорог сердцу каждого сталинградца, каждого патриота нашей Родины» — этими проникновенными строками начиналось обращение Сталинградского обкома и горкома ВКП(б) и облисполкома к населению города. Это был мужественный и страстный призыв быть в труде такими же стойкими, какими были солдаты Сталинграда. Обращение призывало сталинградцев вложить в труд всю свою любовь к Отчизне, родному городу, поставить целью своей жизни быстрейшее возрождение родного Сталинграда. В обращении говорилось о том, что в созидательной работе по восстановлению города сталинградцы найдут поддержку всего советского народа, который поможет восстановить Сталинград, как помог отстоять его от гитлеровских полчищ.

Подвиг восстановления начинался с самоотверженности людей, ехавших в разрушенный город, чтобы возродить его из руин и пепла. К мужеству и совести патриотов взывали раны улиц и заводов. Сталинградцы торопились к родным местам. Они были готовы принять на себя все трудности восстановления, испытать опасности и лишения, чтобы снова встали жилые кварталы над Волгой.

Пример коммуниста становился великой вдохновляющей силой. Коммунисты первыми начинали подвиг возрождения — на заводе, на стройке, в школе. В середине февраля 1943 года состоялся пленум горкома ВКП(б), который обсудил вопрос «О задачах Сталинградской городской партийной организации в связи с очищением города от немецко-фашистских оккупантов». В постановлении пленума говорилось о долге каждого коммуниста, всех трудящихся — активно включиться в работу по возрождению города[64].

Прошло всего пять недель с тех пор, как смолкли раскаты орудийного грома на берегах великой Волги. В марте 1943 года в одном из полуразрушенных зданий собрались коммунисты и комсомольцы Тракторозаводского района, первыми приехавшие в родной город. Партийные и комсомольские работники, руководители тракторного завода и строители, слесари, электрики, токари, кузнецы. В помещении было холодно и темно. Изнутри обледенели стены здания, хлопала фанера, которой забили окна, на столе стояла керосиновая лампа. Строки документа, принятого партийно-комсомольским активом, говорили о великой мечте тракторозаводцев — возродить из пепла Сталинградский тракторный завод, превозмочь все трудности на пути к этой цели. В постановлении была определена главная задача — в кратчайший срок дать боевую технику наступающей Красной Армии[65].

Собрание актива призывало всех коммунистов и комсомольцев возглавить работы по восстановлению завода и района, быть организаторами социалистического соревнования, бороться за перевыполнение норм и производственных графиков. В числе первоочередных объектов, наряду с ТЭЦ, ремонтно-литейным, кузнечным и другими цехами, в постановлении были названы столовая, баня, общежитие для рабочих. Среди участников собрания находились и семитысячники, строившие Сталинградский тракторный завод. Предстояло заново вдохнуть жизнь в разрушенные корпуса первенца первой пятилетки.

Велика была власть израненной Сталинградской земли над людскими сердцами! В Челябинске и Свердловске, Магнитогорске и Барнауле сталинградцы собирались в дорогу. Торопились увидеть своими глазами разрушенные очаги, испить родного воздуха. Думали о том, чтобы всеми силами быть полезными пострадавшему городу. Со всех концов страны шли письма в дирекции и парткомы предприятий, райкомы партии, райкомы комсомола. В этих письмах содержалась одна просьба: помочь вернуться в Сталинград. Чувство непреодолимой тяги в родные места было невероятно сильным. Сталинградцы не колебались: ехать или не ехать. Думали о том, как больше принести пользы своему заводу и городу. Вот как рассказывали об этом ветераны Сталинградского тракторного завода.

С. К. Умыскин:

— В дни обороны я работал в Свердловске, на Уралмаше. Всем нам хотелось поскорее уехать в Сталинград. Никого из нас не останавливало и не пугало то, что улицы и заводы разрушены и заминированы. Раны родного города мы переживали как свои собственные беды. Поэтому требовали, доказывали, писали рапорты и заявления с одной просьбой — скорее направить на восстановление родного завода…

И. И. Ролдугин:

— Дороги эвакуации привели нас в Челябинск. Работали так, как требовал фронт. Ждали каждую сводку о боях в Сталинграде, на родном тракторном заводе. Раны, нанесенные ему врагом, — это были наши раны. Жили тогда одной мыслью — помочь возродить завод. Решили тронуться в обратный путь всей семьей — у нас было двое маленьких детей. Знали, что все в городе разрушено, но надеялись: найдем какой-нибудь блиндаж и поселимся в нем. Считали, что это счастье — вернуться в Сталинград, на свой завод.

Мы уезжали из Челябинска в вагонах, которые трудящиеся подарили Сталинграду. Нас пришла провожать бригада рабочих из цеха — все тракторозаводцы. И вот что произошло во время нашего отъезда. Когда дали сигнал к отправлению, вся бригада, пятнадцать человек, бросились в вагон и сказали, что поедут вместе с нами. Пришли на вокзал прямо из общежития, ничего с собой не взяли из вещей. Впрочем, какие тогда были у нас вещи! Ватники да валенки — все на себе. Беда была в другом: по законам военного времени никто не имел права без приказа покидать производство. Ребята пошли на риск, надеясь, что в Сталинграде, на родном заводе, сумеют доказать и объяснить, что не могли поступить иначе. Как-никак — ведь не легкой жизни ехали искать. Из глубокого тыла стремились на передний край возрождения города-героя. На каждой станции народу прибавлялось. Люди сбили замки с вагонов и заняли их. Так мы привезли в Сталинград целый эшелон.

Приехали в центр города и не знаем, куда идти. Все разрушено. Взяли с женой детей на руки и пошли на тракторный завод. Как и другие, сначала поселились в блиндаже…

Цех в степи. Ранней весной сорок третьего около разбитой станции Качалино появились зеленые палатки, С грузовой машины рабочие в замасленных ватниках сгружали бочки с горючим, ящики с инструментами, сварочные аппараты. Так была заложена ремонтная база, организованная работниками Сталинградской судоверфи. Бригада заводских рабочих выехала в степь, чтобы ремонтировать танки на местах отгремевших сражений.

Хлебное поле, издревле знавшее плуг земледельцев, было перепахано войной. Всего несколько недель назад здесь шел танковый бой. Машины остались там, где настигли их взрывы. Развороченные стволы, повисшие гусеницы, борта — в рваных пробоинах. Специалисты судоверфи определяли, какие из этих машин можно отремонтировать на месте, и немедленно брались за дело. Первую передвижную ремонтную базу возглавлял молодой инженер Леонид Валентинович Николаев. Он рассказывал:

— Мы искали места крупных танковых сражений. Здесь оставались подбитые машины. Одна была задача — скорее восстановить танки и отправить их на фронт. Впервые наша передвижная бригада выехала в степь спустя месяц после окончания боев в городе, привезла с собой опытных танкостроителей. Мы заваривали пробоины, снимали узлы с одних машин, ставили на другие.

Изувеченные машины были свидетелями жестоких боев, великого мужества наших бойцов. Бывали случаи, когда внутри разбитых машин мы находили обгоревшие документы, полевые сумки…

В степи гудели ожившие моторы. Один за другим танки двигались в путь. На поле боя под Качалино передвижная ремонтная база восстановила первые двенадцать танков. Это была целая колонна грозной техники, отправленная фронту. Бригады рабочих судоверфи, свернув палатки, двинулись на новое место — в Карповку. С полуторки, на которой они ехали, повсюду были видны следы боев. Вывороченные с корнями деревья, израненная воронками земля. Громадами в степи застыли разбитые танки. Снова рабочие ставили палатки там, где находили больше всего машин. С завода везли готовые детали и горючее. Передвижные ремонтные базы судоверфи работали в районе Песковатки, Калача, Воропоново. Каждый из этих населенных пунктов вошел в историю Сталинградской битвы. Теперь по горячим следам боев шли рабочие бригады.

Цех под открытым небом — еще одна героическая страница сталинградской летописи сорок третьего года. Рабочие жили в степи по-солдатски. Спали на земле, на руках выносили снаряды из машин, надрываясь, вручную ставили узлы. Десятки машин, отремонтированных передвижными бригадами судоверфи, снова уходили в бой.

Страна помогала Сталинграду. Пепел героического города стучал в сердца советских патриотов. «Чем ты поможешь Сталинграду?» Об этом говорили на митингах, проходивших на заводах и фабриках, собраниях, в перенаселенных кварталах и семейном кругу. Каждый день газеты сообщали о великом размахе народной инициативы. Был открыт специальный текущий счет восстановления Сталинграда, на который трудящиеся перечисляли свои личные сбережения.

Сохранилось немало документов, свидетельствующих о братской помощи городу-герою областей и республик страны. Комсомольцы и молодежь Горьковской области собрали и отправили в подарок детям Сталинграда много одежды и белья, сотни пар обуви. Рабочие Ашхабадского стекольного завода заготовили сверх плана оконное стекло. В статье, опубликованной в «Комсомольской правде», секретарь ЦК ЛКСМ Таджикистана сообщал о том, что на собраниях и митингах комсомольцы и молодые рабочие столицы республики решили отчислить в фонд восстановления Сталинграда часть своего месячного заработка. Это составило миллион рублей. Сообщение из Кирова: комсомольцы и молодежь решили передать наборы инструментов для паровозного депо, подарили паровоз железнодорожникам города-героя, вагон запасных частей, инструменты для пяти путевых бригад, а также тысячу комплектов посуды для столовых, двести репродукторов, утюги, сковороды, ножницы.

Материалы тех дней передают живое дыхание времени, накал патриотических чувств и готовность к самоотверженному труду. На митинге одного из предприятий Саратова было принято обращение ко всем рабочим и инженерно-техническим работникам Саратовской области, в котором говорилось: «Мы обращаемся с горячим призывом мобилизовать все силы на восстановление Сталинграда. Каждый коллектив может очень много сделать. Мы берем на себя обязательство работать в выходные дни и во внеурочное время…»[66]. Голос истерзанного врагом города был услышан в осажденном Ленинграде. Под грохот разрывов ленинградцы собирали материалы и оборудование для строек города на Волге. В первом эшелоне, который прорывался сквозь вражеские огненные заслоны, были отправлены строительные механизмы, электромоторы, телефонная и радиоаппаратура, книги и типовые проекты зданий.

В конце марта и в апреле в стране проходил Всесоюзный комсомольско-молодежный воскресник, средства от которого передавались в фонд восстановления Сталинграда. В докладной записке отдела рабочей молодежи ЦК ВЛКСМ (15 апреля 1943 года) говорится об итогах Всесоюзного воскресника. В нем приводились факты бескорыстной помощи городу-герою. В городе Бузулуке силами комсомольцев и молодежи было собрано и изготовлено 1078 зубил, молотков, долот, 40 табуреток, 25 металлических тазов, 43 кружки, 120 ложек, собрано 120 учебников[67]. В телеграмме из Мордовии сообщалось о том, что обком комсомола организовал сбор средств, одежды, обуви для детей Сталинграда. Трудящиеся передали в дар 46 пальто, 51 пару брюк, 354 штуки белья, 454 платья, 286 пар носков, 58 простыней, 79 наволочек, 59 полотенцев, кроме того, деньгами 37 670 рублей[68].

Документы, в которых приводятся эти цифры, сами по себе стали историческими материалами. Можно ли еще более выразительно, чем эти свидетельства, рассказать о тех лишениях и трудностях, которые принесла война? Читая цифры таких рапортов десятилетия и столетия спустя, люди будут испытывать чувство благодарности великой духовной силе, которую явило поколение сороковых годов. Таковы эти сохранившиеся материалы о помощи советского народа населению Сталинграда. Тогда не хватало всего, самого необходимого. Счет шел на штуки ложкам, табуреткам, тазам, каждой старой паре обуви. Об этом тоже можно прочесть между строк. Советские люди отдавали и делились последним.

Эти документы — они свидетельствуют о великом богатстве, о душевных «золотых россыпях», нравственных истоках подвига военных лет. В самоотверженной готовности помочь городу-герою отразились лучшие черты нравственного облика поколения. Все силы напрягала страна, чтобы отстоять Сталинград в дни сражения. Все силы теперь отдавала, чтобы помочь городу-герою. В этом патриотическом движении участвовали миллионы советских людей.

…Тогда, в февральскую стужу, первые специалисты, вернувшиеся на Сталинградский тракторный из эвакуации, следом за саперами, прокладывали узкие тропки к цехам. Разводили костры внутри разрушенных помещений, искали в сугробах обгоревшие станки, осматривали подбитые танки.

Позднее специалисты подсчитали, что на каждый квадратный километр площади завода было сброшено 2 тысячи авиабомб. На каждом километре железнодорожного полотна насчитывалось в среднем 16 воронок, на каждый километр трубопроводов приходилось 15 прямых попаданий[69].

Были разрушены заводской поселок, его красивые жилые кварталы, институт, клуб имени М. Горького, школы, больницы, кинотеатр, цирк, стадион, парки. Вражеское нашествие сравняло с землей все, что было создано трудом целого поколения тракторозаводцев.

Одним из первых вернулся на Сталинградский тракторный завод Б. П. Аристов, главный механик танкового корпуса. Сошел с поезда в степи. Дальше пути были разрушены. На другой день добрался до заводского поселка. Еще не успев найти никого из тракторозаводцев, Аристов пошел прямиком к танковому корпусу. Это была опасная дорога — на каждом шагу виднелись надписи «Мины!». Чем ближе подходил механик к корпусу, тем тяжелее становилось на душе. Стены изранены снарядами, опалены огнем. Внутри корпуса работали саперы. Борис Павлович вспоминал:

— Руководители завода и цехов жили все вместе в доме № 502. В комнатке на втором этаже поставили железную печку. Спали на полу, укрывшись шинелями. Каждый день на завод прибывали наши товарищи — работники цехов. Помню наши костры в разбитом танковом корпусе. Они были первым дыханием жизни среди хаоса нагроможденных ферм, обломков, разбитого оборудования. В разрушенном помещении мы начали с того, что приняли решение скорее начать ремонт танков…

Среди тех, кто приехал на восстановление тракторного завода, были кадровые специалисты, которые возводили его в годы первой пятилетки. Опытные каменщики, плотники, электросварщики, мастера, проектировщики стали наставниками молодых строителей. Они составляли золотой фонд треста Тракторострой, который занимался восстановлением СТЗ.

О первых днях восстановления Сталинградского тракторного завода говорил А. К. Вариводский:

— Как выглядели цехи после сражения? Это были сплошные металлические джунгли. Все искорежено, обрушено. Надо было разминировать, разобрать и вывезти горы ферм и перекрытий, ставших металлическим ломом. Резали их автогеном и грузили в вагоны. Не было у нас тогда ни кранов, ни бульдозеров. Все делали вручную. Металлолом отправляли на «Красный Октябрь». Отправили тысячи вагонов. Разбирали руины и думали о стройке. Когда резали конструкции, то старались выбирать металл, который может нам пригодиться. Откладывали в сторону даже куски конструкций.

С первого дня к нам стали приходить рабочие. В то время на заводе все были строителями. Вместе с нами рука об руку трудились тракторозаводцы — слесари, токари, техники и инженеры.

Помню, как собирали первые станки. Находили их в разрушенных цехах. Разбирали, протирали каждую деталь. Сколько часов в день мы работали? Все время работали, спали урывками по два-три часа — и снова за дело. Трудились по-фронтовому…

Впереди были долгие месяцы и годы самоотверженного труда. С чего начиналось возрождение завода? Самой первой была забота о том, чтобы помочь фронту. Каждая боевая машина приближала час победы над врагом. Среди разрушенных цехов тракторозаводцы оставались верными солдатами тыла. Специалисты, выпускавшие грозные «тридцатьчетверки», решили взяться за их ремонт. В городе, который еще недавно был полем сражения, разбитые машины стояли на улицах и площадях, на разрушенных предприятиях, у подножия Мамаева кургана.

— Сначала выбирали для ремонта танки, которые можно было отремонтировать без подъемных механизмов, — говорил И. Т. Москвичев. — С одной машины вручную переставляли детали на другую. Танки служили нам тягачами. Постепенно собрали подбитые машины, оставшиеся на тракторном заводе и на улицах поселка. На тягачах выезжали за танками на «Баррикады», «Красный Октябрь», за Мечетку, к Орловке. Стояли крепкие морозы, железо обжигало руки, работали под открытым небом. Но работали дружно, сплоченные единой целью: скорее отправить танки на фронт…

Ремонт танков начался в заводском корпусе, когда холодные ветры продували разбитое здание, когда не было еще ни воды, ни электроэнергии. Б. П. Аристов получил задание — соорудить временную электростанцию. Он дополнял:

— Мотор мы нашли на Мечетке, сняли его с разбитого трактора, вмерзшего в лед. Генератор привезли из Орловки, где был песчаный карьер. Их отремонтировали и пустили в ход. Вспоминается долгожданный момент пуска этой электростанции. Это было 15 апреля 1943 года. Собрались все, кто работал в танковом корпусе. Включили рубильник, зажглись лампочки, пришел в движение мостовой кран. Мощность первой временной электростанции была небольшой. Пришлось разработать график, по которому получали электроэнергию станки.

Вскоре пустили и водокачку на Волге…

Первые станки, электростанция, паровоз, двинувшийся по расчищенным путям, — все, что было отвоевано людьми у хаоса разрушений, сразу же приспосабливалось для ремонта боевой техники. Расширялась его база, с каждым днем возрастал коллектив тракторозаводцев, работавших для фронта в разрушенных цехах.

В тот год из Сталинграда пришло немало победных рапортов, которые остались в истории, потому что они были первыми сообщениями о подвиге возрождения, вершившегося на берегах Волги. Среди памятных дат в истории восстановления Сталинградского тракторного вписаны и такие: 20 апреля 1943 года. На заводе подписан паспорт первого отремонтированного танкового мотора. Через несколько часов мостовой кран пришел в движение. 22 апреля военпред главного бронетанкового управления принял первый танк будущей грозной колонны «Ответ Сталинграда»[70].

— Тракторозаводцы искали среди руин оборудование, которое не расплавилось при пожаре, — рассказал А. М. Нижегородов. — Раскапывали завалы, залезали под полуобрушенные своды — может быть, удастся найти механизмы, детали, заготовки. Оказалось, что можно отремонтировать станки, которые остались в проходах между цехами. Их вытащили в дни обороны из цехов и не успели эвакуировать. Это оборудование меньше пострадало от огня и разрушений. Начали «керосиновый ремонт» — такое у нас было выражение в ходу. Из двух-трех станков собирали один…

Осенью гитлеровские самолеты потопили баржу, на которой было 68 уникальных станков. Как только сошел лед, начальник переправы П. Ф. Шуванов привел на берег бригаду рабочих. Не было подъемных механизмов. Одни канаты да крепкие руки. В ледяной воде приходилось цеплять один станок за другим. Впрягшись по 15–20 человек, станки вытаскивали на берег. Немало надо было приложить труда, чтобы пустить их в дело.

— Помню эти станки, забитые илом и песком, которые привезли на завод с берега Волги, — подтвердил С. М. Лопатин. — В общем, одни станки из огня, другие — из воды. Можно ли вернуть их к жизни? Все на заводе верили — вернем. Собственно, выхода другого не было. Шла война. Мы должны были сделать невозможное и восстановить хотя бы часть оборудования. Стали разбирать, прочищать вновь каждый узел.

Первые станки пускали почти под открытым небом. Железобетонные перекрытия и стены цехов были пробиты во многих местах. И дождь, и снег попадали внутрь. Над станками подвешивали металлические листы и работали в любую погоду. На этом оборудовании, восстановленном заводскими умельцами, стали делать детали для ремонта танков, которые были названы «Ответ Сталинграда».

Героической страницей истории завода стало восстановление ТЭЦ. Разрушено здание. В каждом котле, турбинах — десятки пробоин. Во время пожара сгорел генеральный план расположения кабельных каналов. Энергетики начертили схемы по памяти. На помощь работникам завода приехали специалисты из Ленинграда. Как и в других цехах, работы велись день и ночь. Сварщики заделывали пробоины, монтажники перебирали оборудование, приходилось во многих местах бить шурфы, чтобы шаг за шагом установить места повреждения и восстановить кабельное хозяйство. С помощью лебедок и домкратов в здании ТЭЦ подняли обрушившуюся торцовую железобетонную раму, поставили на место и закрепили. Так испытали один из приемов, который стал впоследствии обычным в практике восстановления предприятий и жилых домов.

19 июня 1943 года. Еще одна победная сводка о ходе восстановления Сталинградского тракторного. В этот день заводская ТЭЦ выдала электроэнергию, которую ждали токари и сварщики, кузнецы и крановщики.

К тому времени в разрушенном кузнечном цехе был восстановлен первый молот. 19 июня начальник цеха Н. Т. Просвиров вместе с кузнецом Яковлевым отковали первые детали.

В огне пожара, бушевавшего на заводе, погибла и значительная часть технической документации. Были уничтожены труды многих инженеров и техников, чертежи деталей и машин, техническая литература. Поэтому станки пришлось пускать и работать на них, что называется, вслепую.

— Завод выручали золотые руки рабочих, — рассказывал И. И. Ролдугин. — Многие кадровые специалисты настолько точно помнили форму деталей, что могли их выточить, как говорится, с закрытыми глазами. Первое время так и работали: находили среди руин заготовки и делали детали, полагаясь исключительно на свою память…

— Надо было заново создавать техническую документацию, — вспоминал ветеран завода Г. Ф. Крехов, в то время заместитель начальника цеха по технической части. — И это в тех условиях, когда негде было найти бумагу, тушь, обыкновенные карандаши. Не было ни столов, ни чертежных досок. Была уничтожена замечательная техническая библиотека завода, все справочники и пособия, необходимые для инженера. Полагались только на свою память. Писали письма на другие предприятия, просили помочь, срочно поделиться технической литературой. Нам шли навстречу. Надо сказать, что многие наши специалисты получали образование в институтах и техникумах без отрыва от производства. Это были первостроители, работавшие на сооружении СТЗ землекопами, каменщиками, бетонщиками. Они мужали и росли вместе с родным заводом. Днем они штурмовали новую технику, а по вечерам — учебники. Так что закалка у них была крепкая. И они не растерялись, когда потребовалось в сложных условиях восстановить техническую документацию. Ведь работать приходилось так: расчищали угол цеха среди руин и тут же брались за дело…

Такие трудные задачи стояли перед немногочисленными группами конструкторов, технологов, металлургов, экономистов. Начался кропотливый труд по воссозданию чертежей, схем, расчетов, документов, которые необходимы для производства инструментов, штампов, сборки узлов, снабжения электроэнергией. На самую сложную работу отводились порой считанные часы, как и на любом другом участке восстановления. На каждом этапе, за каждой строкой отчета о возрождении цехов стояли и напряженные будни специалистов, работавших за чертежными досками в разрушенных помещениях, под палящим зноем и в зимнюю стужу.

Как победную сводку читаешь строки информации об итогах предмайского соревнования в Тракторозаводском районе[71]. Что же было сделано за первые три месяца восстановления? В разрушенных цехах тракторного завода начался ремонт боевой техники. Десятки металлорежущих станков сданы в эксплуатацию. К ним по временным проводам подведена электроэнергия: запущена временная электростанция мощностью пятьдесят киловатт. Подготовлен к монтажу двигатель насосной станции для обеспечения завода водой. Отремонтирован первый паровоз и кран для подачи угля. В информации райкома партии говорится и о первых жилых помещениях в районе: восстановлено 46 комнат, 4 общежития, приспособлено для жилья 49 комнат… Этот документ был призван рассказать о результатах труда, однако в нем, как во многих материалах того времени, отразилась картина разрушений, в которые был повержен завод-гигант, первенец первой пятилетки. Среди хаоса бесформенных нагромождений как большую радость и победу отмечали и гудок первого паровоза, и звуки оживших станков, установленных под разбитыми перекрытиями. В нем и картина предстоящих трудностей.

12 июня 1943 года. На заводской площади тракторного собрались сотни людей. Через несколько часов колонна танков двинется к фронту, который гремел теперь за десятки километров от города-героя. На каждом танке издалека видна надпись, начертанная белой краской на башнях машин, — «Ответ Сталинграда». Каждый из этих танков был в боях. Броня, хранившая шрамы, помнила героический бой, который вел его экипаж, и помнила подвиг рабочих, вернувших машину к жизни.

Провожать на фронт танки вышел весь поселок. В честь этого события состоялся митинг.

Вокруг наскоро сколоченного деревянного помоста стояли мужчины в выгоревших, просоленных потом гимнастерках, и женщины в платках, босые, в парусиновых юбках. Руки у каждого в кровавых мозолях. Лица бледные от недоедания, но глаза всех собравшихся светились в эти минуты тем особым светом, который приносит только самая глубокая радость. На этом памятном митинге, проходившем 12 июня 1943 года, выступали рабочие тракторного завода, давшие «тридцатьчетверкам» вторую жизнь, и танкисты, уходившие с грозными машинами вперед, на запад. Со всех сторон площадь обступали каменные руины. Как единый звук, вырвавшийся из груди всех собравшихся людей, звучала на митинге клятва: за первым эшелоном пойдут на фронт с завода новые колонны отремонтированных танков.

Гремели танковые бои на огромных пространствах в центре России. Танки с надписью «Ответ Сталинграда» были как победные знамена, вырвавшиеся вперед в стремительной атаке. С именем победившего города-воина полки уходили в бой.

Возрождение ГРЭС началось еще в дни обороны города. В ноябре 1942 года погасли огни электростанции. Замерло энергетическое сердце Сталинграда. Бомбовыми ударами с воздуха гитлеровцы вывели из строя агрегаты, разрушили здания и коммуникации. Во второй половине декабря, когда бои еще гремели на улицах города, энергетики стали готовиться к восстановлению станции. К. В. Зубанов вспоминал:

— Прежде всего надо было дать электроэнергию для своих нужд, для восстановления станции. Решили соорудить «микрогрэс», как мы ее называли. Работы велись под руководством начальника электроцеха Л. В. Львова. Под грохот близкой канонады самоотверженно трудились мастер Перфильев, электрослесари Оноприенко, Бабичев, Гамаюнов, Булахтин и другие. Через 7-10 дней наша «микрогрэс» с приводом от небольшого двигателя дала ток. Это было большим событием. Зажглись светильники в помещениях СталГРЭС, пришли в движение токарные и фрезерные станки в механическом цехе. Начались ремонтные работы…

В те дни, когда под Сталинградом смолкли орудийные раскаты, коммунисты СталГРЭС провели собрание. На повестке дня стоял один вопрос — как быстрее возродить энергетическое сердце города. Было решено пустить первые агрегаты — котел и аварийную турбину — в марте 1943 года[72]. Сталинградские энергетики, пережившие все тяготы и опасности фронтовых дней и ночей, ставили перед собой, казалось бы, непосильную задачу. На станции работала тогда небольшая группа специалистов. Чтобы выполнить объем работ, необходимый для пуска первых агрегатов, нужно было трудиться поистине героически. Работники СталГРЭС понимали, что в скором будущем электроэнергия будет нужна возрождающемуся городу как хлеб и вода. И потому торопились. Работали днем и ночью…

Как же выглядела электростанция в те дни, когда горстка специалистов приступила к ее восстановлению? Бомбы и снаряды причинили станции огромный ущерб. Разрушена крыша главного здания, стены в рваных пробоинах, выведены из строя котлы, в одном из них взорвалась бомба, повреждены турбогенераторы, градирня, углеподача, коммуникации. В машинном зале ветер наметал сугробы снега, свистел в разбитых окнах. Болью сжимались сердца энергетиков, когда они видели обледеневшие котлы, трубы.

Работы по восстановлению электростанции специалисты начали своими силами под руководством управляющего А. Н. Землянского и главного инженера К. В. Зубанова. Даже годы спустя участники этой работы вспоминали о том, как трудно было работать внутри разбитого здания. Мороз был такой, что железо «обжигало», когда за него брались голыми руками. Среди обледеневших стен, на пронизывающих сквозняках было холоднее, чем снаружи. Работы в машинном зале велись на большой высоте, на тридцать-сорок метров поднимались по ступенькам специалисты, многие из которых были ранены, контужены, ослаблены голодом и болезнями. Здесь они часами трудились на морозном ветру. В разбитом помещении негде было укрыться от холода. В цехе ставили бочки с углем. В короткие минуты отдыха разжигали костры. Слесари и котельщики собирались вокруг них, грели руки и инструменты. Работы по восстановлению агрегатов требовали не только высоких профессиональных знаний, но и физической закалки и сноровки.

Каждый шаг в возрождении станции становился победой над разрухой. Электросварщики заварили пробоины в котле. Пришло время заполнять его водой, поднимать пар. Это оказалось нелегким делом. В. С. Перфильев вспоминал:

— Как закачать воду в котел? В наших условиях решение могло быть одно — использовать пожарные шланги. Качали воду на большую высоту, брезентовые шланги то и дело подводили. Вода в них замерзала. Приходилось их снимать, вытряхивать лед и снова приниматься за работу. Помню, как растапливали котел. Пустить нефтенасосы и закачать мазут в топку не могли из-за отсутствия пара. Поэтому оставался единственный выход: разогревать котел дровами. Несколько дней и ночей работники станции таскали в цех дрова. Более суток горела топка, прежде чем приборы показали: давление пара поднялось до необходимой отметки. Вскоре ожившая турбина сделала первые обороты. Это была победа всего нашего коллектива.

Скажу о специалистах-энергетиках. Люди высокой сознательности, усталые, больные, голодные — все работали самоотверженно, несколько суток не выходили из цехов. Такое было напряжение в работе. Каждый на своем месте делал все, что было в человеческих силах, чтобы скорее пустить станцию. Трудно словами передать великую радость, которую мы испытывали в те дни, когда дал ток первый агрегат…

Это было 16 марта 1943 года. Над поселком раздался протяжный гудок. СталГРЭС возвещала о своем втором рождении. В исторический подвиг Сталинграда была вписана еще одна строка.

В то время промышленные предприятия, находящиеся в северной части города, были отрезаны от СталГРЭС. Бомбы и снаряды разрушили линии электропередач и подстанции. Началась работа по восстановлению энергетических коммуникаций. Километр за километром монтажники шли за саперами. Среди руин и пепелищ ставили столбы, натягивали провода, монтировали трансформаторы.

Бригада электрослесарей приехала на северную подстанцию.

— Это было в апреле, — продолжал Виктор Сергеевич. — Мы работали от восхода и до захода солнца. Саперы еще не успели полностью очистить подстанцию от мин. Нам отвели участок для монтажа, отгородили его веревками, натянутыми на деревянные колья. Здесь мы разбирали и ремонтировали оборудование. А на остальной территории подстанции ходили со щупами саперы. На наших глазах они извлекали много противопехотных и противотанковых мин. Неподалеку с утра до вечера гремели взрывы. Земля была, буквально начинена минами. Саперы проходили участок, возвращались, снова прощупывали каждый метр и вновь находили железо войны. Каждый день работы на восстановление оборудования подстанции был сопряжен с опасностью. Электрослесари трудились самоотверженно, будто не замечая, что рядом чуть ли не каждую минуту раздаются взрывы. Первая очередь подстанции, которая была восстановлена весной 1943 года, помогла дать электроэнергию заводам «Баррикады» и «Красный Октябрь».

Судоверфь. Самым первым в городе раздался здесь заводской гудок — на другой день после окончания боев. Его называли тогда в шутку последним отбоем воздушной тревоги. И, хотя стояли обледеневшие пустые цехи с выбитыми окнами, в пробоинах, оставленных взрывами, люди радовались, услышав знакомый гудок — начало трудовых будней. В первые недели обороны, когда острие танкового клина врага в южной части города близко подступило к судоверфи, рабочие под бомбовыми ударами и обстрелами вывозили из цехов станки, материалы, ценное оборудование. На месте станков оставались только фундаменты.

— Несколько барж со станками не ушли от берега. Разбило бомбами буксир, — вспоминал Владимир Яковлевич Ореховский, в то время бригадир станочников. — Зимой баржи вмерзли в лед, остались у причала. Вручную, приспособив деревянные катки, рабочие стали перетаскивать в цехи станки. Помнили, где находилось оборудование, и возвращали его на место.

Как и в дни обороны, в первые месяцы после разгрома гитлеровцев под Сталинградом судоверфь оставалась единственной промышленной базой для ремонта боевой техники. Рабочие бригады собирали подбитые машины с полей сражений, которые проходили недалеко от завода.

«Все для фронта!» — с этими словами начиналась каждая рабочая смена. «Все для победы!» Этот лозунг был как голос самой совести, призывающий сделать самое невозможное в годину военной беды. Беседы с ветеранами воскрешают многие подробности трудовых будней фронтового времени.

— Как только дали электроэнергию, я встал за станок, — рассказывал В. Я. Ореховский. — Работали по двенадцать-шестнадцать часов. Холод в цехе был такой, что эмульсия на станке замерзала. Около станков ставили железные печки, зажигали кокс в бочках. Спали мы там же, где и работали, в цехе на втором этаже лежали матрацы. Каждую машину, которая была в ремонте, ждали танкисты, отправлявшиеся на фронт. Находились они также в цехе, помогали нам, торопили с окончанием ремонта. Поэтому каждый знал, сколько должен сделать деталей и в какие сроки, чтобы не задержать отправку танков. Мы всегда находились в цехе, отлучаясь домой только раз в неделю, не чаще. Обычно начальник цеха говорил: «Пойди, отдохни часа два, и надо вставать к станку…»

Несмотря на такие трудности, настроение у всех было приподнятое. Это время запомнилось кипучей комсомольской активностью. В цехе организовали комсомольско-молодежную бригаду, меня назначили бригадиром. Часто собирались и обсуждали главный вопрос: как ускорить выпуск деталей для ремонта танков. Сначала я обрабатывал на станке за смену три сложные детали. Потом довел производительность до семи и продолжал искать новые резервы сокращения времени. Впоследствии делал по семнадцать деталей в смену.

Настоящим праздником для каждого из нас были «молнии» в цехе, в которых говорилось об итогах соревнования. Каждый изо всех сил старался быть впереди.

В промерзших кабинетах завода специалисты искали наиболее прогрессивные технические решения, разрабатывали новые методы организации труда, предлагали изобретения и рационализаторские предложения. Творческая мысль и точный инженерный расчет были сопряжены со всеми болями и радостями времени. «В труде — как в бою!» — так и кратко был сформулирован социальный заказ, обращенный к каждому специалисту.

— Мы внедряли конвейерный метод ремонта танков, — рассказывал Леонид Валентинович Николаев, в то время начальник одного из цехов судоверфи. — Танки приходили на завод целыми эшелонами. Одновременно на поточный ремонт мы ставили десятки машин. Разбирали их, что называется, до винтика. Ремонтировали и собирали заново каждый узел. Что было важно — в цехе появились специалисты по каждой детали. Потом все узлы собирали заново и передавали на сборочный конвейер. Так была применена поточная система, которая дала огромный выигрыш во времени и высокое качество. Начинали мы с того, что ставили «заплаты» на броне, а кончали внедрением самого прогрессивного метода.

На башнях машин, уходивших на фронт с судоверфи, была начертана гордая и грозная надпись «Ответ Сталинграда».

ЦК ВЛКСМ принял постановление «О шефстве комсомола над восстановлением предприятий Сталинграда»[73]. В постановлении указывалось, что комсомольские организации должны повсеместно принять активное участие в выполнении заказов для возрождения предприятий Сталинграда, в сборе инструментов, ремонте оборудования, быстрейшей доставке стройматериалов и механизмов.

В те дни в райкомы комсомола хлынул поток заявлений, в которых юноши и девушки просили направить их на восстановление Сталинграда. Вот строки документов, продиктованных искренними и глубокими чувствами:

«Прошу направить меня на восстановление Сталинграда. Мой брат защищал этот город от немецких захватчиков и был дважды награжден. Я считаю своей обязанностью принять активное участие в восстановлении города-героя, который защищал мой брат с бойцами и командирами РККА. Член ВЛКСМ. Моя специальность — токарь. Прошу в просьбе моей не отказать.

В. Головин»[74].

«Прошу Ждановский райком комсомола отправить меня на восстановление г. Ст-да. Специальность моя — портниха, но я обязуюсь выполнять любую работу для того, чтобы восстановить г. Ст-д, каким он был прежде.

Родина моя — Орловская область, оккупированная еще немцами, я хочу за это мстить проклятому Гитлеру и восстанавливать наши города. Прошу в моей просьбе не отказать и отправить меня на восстановление с первой партией молодежи.

К сему Зайцева»[75].

В числе первых комсомольцев добровольно ехала на восстановление Сталинграда студентка из Куйбышева Екатерина Моисеевна Бесчастнова. Сначала теплушку, в которой были комсомольцы, подцепили к воинскому эшелону. На платформах стояли танки, орудия, ящики с боеприпасами. Двигались быстро. Эшелон в сторону фронта пропускали в первую очередь. Комсомольцы тоже спешили на передний край — поднимать город из пепла. Где-то на полустанке разошлись пути-дороги с воинским эшелоном.

— Паровоз остановился прямо в степи. Дальше пути были разрушены, — вспоминает Е. М. Бесчастнова. — Мы высыпали из вагона и увидели, что перед нами поле недавнего боя. Стоят разбитые танки, орудия. Увидели неподалеку дымок из-под земли, подошли поближе. Оказалось, в землянке наши бойцы. Мы рассказали им, что едем на восстановление Сталинграда. Познакомились с участниками битвы на Волге. Их дорога была на Запад, добивать врага. Так, в чистом поле, произошла у нас символическая встреча. Бойцы дали нам хлеба, продуктов у нас к тому времени уже не оставалось.

На грузовике приехали в Краснооктябрьский район. Первое общежитие — в подвале каменного здания. Комсомольцы сами очищали подвал от обломков. Воды не было — набрали прямо из лужи.

На «Красном Октябре» нас встретил секретарь комитета комсомола Никитов и объяснил, что у всех будет пока одна работа — вручную разбирать развалины…

Среди тех, кто с первыми комсомольскими эшелонами прибыл в Сталинград, была и молодая учительница А. П. Маленко. Перед войной она окончила Ростовский педагогический институт. Дороги эвакуации привели ее в Дергачевский район Саратовской области. По радио она услышала о комсомольском наборе добровольцев на стройки Сталинграда. Написала заявление в райком комсомола и отправилась в дорогу. Предстояло пройти сорок пять километров пешком, чтобы добраться до районного центра. Сколько лет потом минуло, а Анна Порфирьевна все вспоминала эту дорогу. Наступила весенняя распутица. Ноги вязли в размытой дождями земле. Шла полями и перелесками, пробиралась через балки. Шла и пела песни. Много их знала тогда Маленко. Так и запомнилась эта дорога песнями и радостным состоянием души. В кармане телогрейки лежал вчетверо сложенный листок, который на долгие годы определил ее судьбу.

— Нас торжественно провожали в Саратове, — вспоминала Анна Порфирьевна. — Выступая на вокзале перед отправкой эшелонов, комсомольцы-добровольцы говорили о том, что отдадут все свои силы и восстановят Сталинград. Часть пути ехали на барже. Продукты у нас кончились. Были голодные, но всю дорогу пели. Все, сколько было нас на барже, затягивали хором одну песню за другой. Мы любили петь. И вот стали подплывать к Сталинграду. Увидели руины города. Петя Колесников — один из наших добровольцев — громко закричал: «Товарищи, посмотрите, что фашисты сделали с городом! Не пожалеем жизни, чтобы восстановить Сталинград!» Стояли мы и с болью в сердце смотрели на разрушенные заводы, дома. Баржа причалила в центре города…

На берегу среди развалин сразу начался митинг. Комсомольцы из Саратова направлялись на восстановление тракторного завода. Это сообщение встретили криками «Ура!». После митинга пешком двинулись в Тракторозаводский район.

— В разрушенном доме было восстановлено несколько комнат, — продолжала свой рассказ А. П. Маленко. — Здесь помещался отдел кадров строителей. Нас стали сразу распределять по бригадам. Меня назначили бригадиром, хотя строительной профессии у меня не было. Никто из состава моей бригады также не работал на стройке. Первое задание мне, как бригадиру, было такое: получить продукты и палатки. Найти солдатские кухни, сварить еду, накормить бригаду. Какие продукты? Дали хлеб, крупу и сушеную рыбу, мы ее называли «карие глазки». Сварили обед под открытым небом и стали ставить палатки. Так начиналась наша жизнь в городе…

Напутствием комсомольцам-добровольцам было Письмо ЦК ВЛКСМ юношам и девушкам, едущим на восстановление Сталинграда. В нем говорилось:

«Товарищ! На пути твоем много трудностей… Впереди у тебя дни и ночи напряженного самоотверженного труда, суровая жизнь строителя-воина. Комсомол поручает тебе поднять из пепла город, разрушенный немцами, и ты не должен знать отдыха, не должен покидать строительных лесов и площадок, пока наш Сталинград снова не станет красивым и цветущим.

Помни: вся страна, весь наш народ будет следить за твоим трудом. Твои братья на фронте будут радоваться твоим успехам»[76].

Первые месяцы — самые трудные в жизни строителей Сталинграда. Воспоминания ветеранов воссоздают атмосферу суровых трудовых буден.

— Трудились на разработке развалин по двенадцать часов. У меня руки были стерты кирпичами до крови, — добавила Анна Порфирьевна. — Работали и после смены. Бывало, только заснем, приходит начальник участка, будит нас: «Поднимайте всю бригаду. Пришла баржа. Надо срочно разгружать кирпич». Поднимаем. Были, конечно, и недовольные. Уставали, начинали бузить. Одно всегда таким говорили: «Значит, ты будешь в постели нежиться, в наши братья на фронте воюют!» Стоило сказать это, и тогда все поднимались и шли ночью на разгрузку. Приходили баржи с цементом, лесом, кирпичом, гвоздями. Все было нужно стройке и городу. Много барж разгрузили. Работать было очень трудно. Цемент, например, лопатами пересыпали на носилки, вручную таскали на берег. Не было никаких механизмов.

Ночью на разгрузку поднимали нас очень часто. Спали в сутки по два-три часа. Все говорили и думали тогда об одном: такая беда вокруг. Надо работать, насколько хватит сил…

Е. М. Бесчастнова рассказывала:

— Поначалу у всех была одна работа — казенные глыбы перетаскивали в воронки. Собирали годные кирпичи, складывали в штабеля. Какие были тогда трудности? Собственно, они обступали нас кругом. Не было жилья — мы заняли блиндажи и подвалы, не было света — сами делали коптилки. Не хватало продуктов, у многих из нас изодралась в клочья одежда, продырявилась обувь. Но никто не отчаивался, ничего не просил, не жаловался. Мы работали и верили: придет конец войне. Вспоминаю своих товарищей комсомольцев — какие это были сильные и чистые душой люди!..

В конце июня в докладной записке секретаря Тракторозаводского райкома ВЛКСМ, направленной в Сталинградский горком ВКП(б), говорилось, что в районе работают 4700 комсомольцев и молодежи, прибывших по мобилизации ЦК ВЛКСМ из Казахстана, Омской, Куйбышевской, Кировской, Саратовской и других областей. Юноши и девушки разместились в общежитиях, которые сами восстанавливали, а также палатках, которых насчитывалось более 60. В этой записке подчеркивалась высокая сознательность комсомольцев, которые готовы работать при любых условиях, делая все своими силами. В то время многие рабочие были заняты разборкой руин. Среди битого кирпича и искореженного железа трудно было представить, какими будут возрожденные корпуса цехов. Но молодежь с самого начала упорно готовилась к будущим профессиям. В этой же докладной записке отмечалось, что комсомольцы занимаются в технических кружках, осваивают профессии слесарей, токарей, штамповщиков.

Об ударной работе комсомольцев-добровольцев говорится и в докладной записке комсорга ЦК ВЛКСМ на заводе «Красный Октябрь» М. Никитова, направленной секретарю ЦК ВЛКСМ. На восстановлении завода, отмечалось в документе, работало 842 юноши и девушки, прибывших по путевкам комсомола. В том числе посланцы Сталинградской, Пензенской, Горьковской, Рязанской областей, Узбекской, Казахской ССР, Марийской АССР. На восстановлении цехов «Красного Октября» и заводского поселка молодежь показывала образцы трудового героизма. Комсомольско-молодежная бригада Лидии Колупаевой на восстановлении чугунолитейного цеха ежедневно выполняла производственные задания на 250–300 процентов. В механическом цехе, где также трудилась молодежь, пущено в эксплуатацию 53 станка. В стахановских школах и на курсах техминимума занималось в то время 627 молодых рабочих. Посланцы комсомола осваивали профессии сталевара, формовщика, вальцовщика, токаря, слесаря, электрика, электросварщика.

К осени 1943 года в Сталинграде работало 15 тысяч посланцев комсомола.

Бойцы написали на одной из обугленных стен «Красного Октября»: «Здесь стояли насмерть герои-таращанцы!» Осталась солдатская заповедь — как наказ всем, кто придет возрождать город. Начертанная рядом с контрольными воротами, она была видна издалека. Ее читали, пробираясь среди обломков, краснооктябрьцы, возвращавшиеся к родным цехам. Впервые подходя к руинам завода, ее видели комсомольцы, прибывшие по комсомольским путевкам. Солдатская надпись! Она рождала в душах людей чувство великого неоплатного долга. Она призывала: на земле подвига вершить подвиг трудовой.

Возрождение «Красного Октября» начиналось с основных цехов. Каждый день работы теперь был посвящен главному — скорее выдать сталь. Первую плавку краснооктябрьцы решили дать до конца июля. В условиях разрушенного производства этот план мог показаться несбыточной мечтой. В руинах все цехи, на заводе нет электроэнергии, сжатого воздуха.

«В труде, как в бою!» С этим лозунгом сталинградцы жили, работали и мечтали о будущем. Пройдут десятилетия, и люди всегда будут с уважением и гордостью вглядываться в эти дни невиданного трудового энтузиазма. Весной 1943 года весь советский народ дышал воздухом сталинградской победы. И потому не было ничего невозможного в начавшейся битве за возрождение города. Краснооктябрьская сталь станет еще одним грозным «Ответом Сталинграда».

Первой краснооктябрьцы восстанавливали мартеновскую печь № 0. Таково ее традиционное название. Печь-ветеран, построенная еще до революции, перед войной была реконструирована. Ее мощность увеличилась до 25 тонн. Эту печь, как и соседнюю № 00, по-особому любили металлурги. На печах-«ноликах», сравнительно небольших рядом с мощными мартенами, опробовалась новая технология, выпускались экспериментальные плавки. Здесь учились многие сталевары и подручные. Теперь именно эти печи должны были стать подлинным университетом для тех, кто пришел восстанавливать завод.

Первую печь краснооктябрьцы взялись восстанавливать своими силами. Кто работал в цехе? На «Красный Октябрь» вернулись опытные металлурги. Но их было сравнительно немного в заводском коллективе, который быстро пополнялся. На восстановлении цехов работали в основном парни и девушки, приехавшие по комсомольским путевкам. Это были учителя, студенты, колхозники, школьники. Многие из них никогда не видели металлургического завода. Им предстояло поднять из пепла цехи и впоследствии стать металлургами, электриками, слесарями.

— Когда вспоминаем это время, то прежде всего встают перед глазами наши комсомольские бригады, — говорил С. П. Сорокин. — Одно можно сказать — работали самоотверженно. Совсем еще юные, много подростков, ничто их не пугало — ни опасности, ни трудности. Надо было — комсомольцы оставались в цехе после двенадцатичасовой смены. Шли на разгрузку барж и саперам помогали. Разбирали руины. Лопаты, ломы и носилки — вот наша техника. Даже машин не было. Вручную разбивали и растаскивали каменные глыбы. Сваливали в воронки тут же, на территории завода. Надо сдвинуть с места каменную плиту — впрягались все, кто был рядом, и тянули волоком по земле. Расчистка территории — это был тяжелый, изнурительный труд. К тому же мины подстерегали на каждом шагу.

Комсомольцы жили в больших палатках, которые разбили в поселке, неподалеку от завода, на месте нынешнего плавательного бассейна. На деревянных щитах были обозначены города, из которых приехали добровольцы: Ташкент, Алма-Ата, Саратов, Киров…

Работали и учились. После смены, примостившись где-нибудь на грудах разбитых кирпичей, юноши и девушки изучали азы своих будущих профессий. Из числа комсомольцев выделили группу крепких парней, которые должны были встать к мартенам и прокатным станам.

— Собирались после смены, скажем, в углу разрушенного цеха, — продолжал С. П. Сорокин. — Опытные специалисты, стоя около разрушенной печи, проводили занятия. Глядя на руины мартеновского цеха, комсомольцам надо было представить себе, как идет плавка, как сталевар наблюдает за кипящим металлом, пробивает летку, и огненная струя вырывается наружу. Конечно, на занятиях специалистам приходилось говорить о самых элементарных вещах. Брали в руки обломок чугуна и объясняли, что это такое, как называется, из чего состоит. Не было ни учебников, ни инструкций. Так начинали готовить новые кадры для завода. Какие же потом вышли замечательные специалисты из этих ребят!..

Многих комсомольцев заранее распределили по цехам, хотя агрегаты и здания были еще разрушены. Из числа добровольцев выделили группы будущих электриков, слесарей и т. д.

В летопись возрождения завода вошел подвиг старого мастера В. Л. Бочкова, специалиста высокого класса, о котором говорили — «золотые руки». Мастер кирпичной кладки, он выполнял сложные работы по восстановлению мартеновской печи. Сутками длилась его рабочая смена. В. А. Бочков стал умелым наставником молодых рабочих. Наставничество было делом необходимым и естественным.

Рядом с металлургами работали саперы. На территории завода оставалось еще много минных ловушек, снарядов, и бомб. Существовало строгое правило: ходить только по проверенным саперами дорожкам. Собирали металлолом, и снова первая забота — не притаились ли в обломках бомбы и мины. Даже много времени спустя на шихтовом дворе постоянно дежурили саперы, их называли на заводе «пиротехниками». Они следили за тем, чтобы в плавку не попало железо войны, начиненное взрывчаткой.

Эти дни помечены техническим творчеством особого свойства. На каждом шагу специалистам приходилось принимать решения, которые нельзя было найти ни в одном учебнике. Потому что не существовало таких учебников по восстановлению разрушенных агрегатов и цехов. Среди руин находили обгоревшие механизмы, инструменты. Надо было проявить немало технической смекалки, чтобы пустить их в дело. Сваривали, чинили, протирали, латали. Как победе, радовались на заводе первому гудку паровоза, ожившему дизелю, стуку водонасосной станции.

— Это был поистине героический труд, — вспоминал И. А. Гудков. — Специалистов — всего несколько человек. Нужно подвести к мартену сжатый воздух, воду, словом, обеспечить плавку всем необходимым. Все трубы, насосы, емкости разрушены. Мы знали только, что должны выполнить задачу любой ценой. Много труда вложили наши слесари, чтобы пустить двигатель на водонасосной станции и дать воду сначала в столовую, а потом и к мартену. На насосной станции поставили двигатель с трофейной автомашины. Сами восстановили разбитые компрессоры и проложили временный воздухопровод. Как подавать топливо? Решили доставлять его прямо в цистернах к мартеновской печи. Мастера и рабочие работали сутками, ели и спали в цехе. Как солдаты в окопах…

И снова о творческой смелости и технической смекалке, которые выручали металлургов в самых непредвиденных обстоятельствах. С. П. Сорокин:

— Фактически мы готовились пускать мартен под открытым небом. Речь шла о деле весьма опасном. Огнеупорная кладка и жидкий металл не терпят влаги, возможен даже взрыв. Крыша цеха разрушена, сделали временный навес над мартеновской печью и стали готовиться к первой плавке. Работали по-фронтовому и рисковали, как на фронте…

На восстановление «Красного Октября» прибывали из Сибири первые группы работников Спецстройтреста № 1. Об этих днях вспоминал М. М. Ходос, в то время начальник одного из управлений треста:

— Ехали в Сталинград с большим энтузиазмом. Как и все советские люди, мы гордились подвигом Сталинграда, хотели вложить свой труд в возрождение города-героя. В числе первых специалистов треста в город прибыли управляющий Кротенко, опытные специалисты-строители Казарцев, Шапуров, Сарайкин, Павленко. Выбрали место для брезентового городка. Из Магнитогорска, Кузнецка прибывали опытные каменщики, плотники, монтажники, электрики. Каждый считал себя тогда воином на переднем крае битвы за город…

Наступил день пуска первой восстановленной мартеновской печи. Это было 31 июля 1943 года. Вспомним об этой поре войны. Курская дуга. На огромных просторах, на земле и в воздухе гремят раскаты великого сражения. К концу июля наши войска наступали на всем протяжении фронта.

5 августа первым салютом Москва возвестит об освобождении Орла и Белгорода.

В дни Курского сражения краснооктябрьцы готовились к пуску мартеновской печи. Почетное право — выпустить первую плавку — было дано комсомольско-молодежной смене мастера Г. Ф. Марченковского. У печи стоял опытный сталевар А. П. Козлов. Из трех его подручных только Крембилов работал раньше на заводе, другие же — Дейцов и Малофеев, приехавшие по комсомольским путевкам, — впервые видели мартен, осваивали свою будущую профессию.

— Мы очень волновались, как пройдет первая плавка, как покажет себя печь, — вспоминал Г. Ф. Марченковский. — Для всех, кто участвовал в восстановлении мартена, это был день испытания. Готовимся к работе и видим — по всем тропинкам идут к цеху люди. Радость какая — первая плавка…

Многие участники этого события вспоминают о неожиданном происшествии, случившемся в эти часы. Единственный отремонтированный паровоз, доставлявший шихту, вышел из строя. Как быть? Все, кто находились рядом, немедленно впряглись в тележки и стали вручную по рельсам катать вагонетки.

Плавка началась. Это была необычайная картина. Среди каменных руин и искореженного металла в разрушенном цехе пылал мартен. Яркое зарево поднялось над израненным заводом и поселком. Рассказывал С. П. Сорокин:

— В первые же часы мы убедились в том, что мартеновская печь восстановлена по всем правилам. Разогрели печь до нужной температуры, начали завалку. Немало провели потом плавок на этой печи, и все было нормально. Ремонта мартену не требовалось…

В тот день в листовке «Комсомольской правды», выпущенной в честь первой плавки на «Красном Октябре», были названы фамилии многих работников завода. Мастер Бочков, каменщики Никифоров, Сироткин, Тимонин, слесари-водопроводчики Заруцкий, Дудкин, Забабуров, Зубанков, электрики Тушин, Копылов, Дрободухин. Каждый из них был победителем в битве за возрождение завода. Каждый, кто разбирал камни, руины, пробивал первые тропки на заводе, собирал шихту и латал трубы, также чувствовал себя победителем, участником первой плавки. Отсветы огненного металла поднялись в ночном небе, как салют в честь великой работы.

В тот день около мартеновской печи состоялся митинг. Был поздний вечер. Огни плавки освещали взволнованные лица людей. Каждый из ораторов заканчивал свое выступление словами священной клятвы: «Все для фронта! Все для победы!»

Вместе с металлургами праздновали эту победу работники Сталинградской ГРЭС. На десятки километров среди руин протянулась новая линия электропередач. Энергетики дали ток первой мартеновской печи «Красного Октября». В ярких вспышках огненного металла была частица их самоотверженного труда.

— После митинга провели комсомольское собрание, — продолжал Г. Ф. Марченковский. — Приняли в комсомол молодых рабочих, отличившихся на восстановлении мартена. Все мы были бойцами трудового фронта, и, как после выигранного сражения, вручали на поле боя комсомольские билеты…

Первый металл «Красного Октября» — это кровельное железо на крышах восстановленных зданий города, перекрытия заводских цехов, это — фермы, уголки, петли, гвозди. Сначала металлические слитки складывали под открытым небом. Они пойдут в дело с пуском прокатного стана. Наступит время, и сталь «Красного Октября» снова станет оружием возмездия. Орудия, снаряды и моторы будут отлиты из металла возрожденных мартенов.

Пламя кипящей стали освещало цех, в котором продолжались работы по восстановлению. Люди трудились днем и ночью.

В проломе стены стояли весы, и продавщица выдавала хлеб, протягивая его через обломки кирпичей. Рядом, к доске обгоревшего забора, был прикреплен белый листок бумаги из ученической тетради. Каждый, кто приходил за хлебом, читал удивительные слова: «Открывается школа…»

К подвалу копрового цеха «Красного Октября», как и повсюду в городе, можно было пройти только по тонким тропкам, пробитым средин минных полей. Внутри подвала стояли сбитые из досок длинные столы и скамейки, на стене висела перевернутая зеленая дверь, на которой учительница Полина Тихоновна Бурова вывела мелом: «Добро пожаловать!» Школьный класс, оборудованный в подвале, ждал ребят. Учебный год для детей, переживших дни осады в блиндажах и земляных щелях, наступил в марте. На израненной земле начинался подвиг ученичества.

Полина Тихоновна пришла в Сталинград пешком через две недели после окончания боев.

— Отправились в дорогу вдвоем с дочерью Ириной, раньше она работала фрезеровщицей на Сталинградском тракторном заводе, — вспоминала она. — Как услышали по радио радостную весть о разгроме фашистов под Сталинградом, одна была мысль: скорее в город. Шли пешком, увязая в снегу, шестьдесят километров. Ветер был такой, что сбивал с ног, метель — в двух метрах ничего не видно. Старались держаться поближе к Волге, чтобы не сбиться с пути.

Добрались до «Красного Октября». Пришли на улицу, где стоял наш дом. Все сожжено, ничего не осталось. На месте, где стояла школа, — труда кирпичей. Что делать? Пусто и безлюдно вокруг. Повсюду лежали мертвые. За весь день, пока мы бродили, не встретили в районе «Красного Октября» ни одного человека. Только под вечер на берегу Волги нас окликнула женщина, позвала погреться в свой блиндаж. Мы думали о том, что придется, видимо, возвращаться. На. другой день рядом с заводом встретили секретаря райкома партии Семена Ефимовича Кашинцева. Увидев меня, он сказал: «Вот и хорошо, что вы вернулись. Надо собирать детей и создавать первую школу». Вместе с Кашинцевым мы нашли вместительный подвал. В нем и решено было открыть школу…

Тогда, в начале марта 1943 года, и появилось на «Красном Октябре» рядом с местом выдачи хлеба объявление, приглашавшее на занятия учащихся начальных классов. Среди жителей, переживших осаду города в подвалах, щелях и блиндажах, находились дети. Начало обороны города совпало с теми августовскими днями, когда ребята готовились пойти в школу. Дети видели, как поднимается зарево над родной улицей, научились по одному звуку отличать свой самолет от гитлеровского, знали калибры орудий, по воронкам определяли калибры снарядов. Укрываясь в земляных убежищах, они лишь вспоминали о том, как светило солнце в распахнутые окна класса, звенел звонок, собирая на урок, скрипел мел на доске. Все это было давно, еще до бомбежки. И вот теперь, спустя месяцы, появилось это объявление о начале учебного года…

Полина Тихоновна кирпичами выложила ступеньки в подвал и теперь стояла у входа, добрыми словами встречая каждого ученика. Они были одеты в солдатские шинели с обрезанными по росту полами, перепоясанные ремнями и веревками, на ногах — солдатские ботинки. Учащиеся всех четырех классов начальной школы сидели за одними столами и занимались одновременно. Одна учительница — Полина Тихоновна — по очереди занималась с каждой группой. Учебников и тетрадей не было. Писали на старых газетах, конторских книгах. В углу подвала стояла печь, и на переменах дежурные раздавали дымящуюся кашу.

Весной 1943 года начались занятия в разрушенной школе № 12 Тракторозаводского района. Каждый, кто видел киноэпопею «Великая Отечественная», помнит эти кадры: закутанные в платки дети сидят за партами в разрушенном классе, ветер через пустые глазницы окон теребит листки бумаги на партах. Сквозь проломы в стене видны руины. Идет урок. Оператор крупным планом снял лица учеников. Запоминается необычайно сосредоточенное внимание, с которым дети слушают рассказ учителя.

О том, как была организована и работала эта школа, рассказывала Антонина Федоровна Уланова, в то время заведующая Тракторозаводским районо:

— В сельскую школу, где я работала во время эвакуации, пришла короткая телеграмма из облоно: «Выезжайте в Сталинград». Это было через несколько недель после победы в городе. В Бекетовке, где тогда помещалось облоно, мне поставили задачу: добраться в Тракторозаводский район и на месте принять решение: где и как собрать учащихся, чтобы начать первые уроки. Что увидела в районе? До осады у нас было четырнадцать замечательных школьных зданий. Все они превратились в груды развалин. Среди руин встретила Михаила Кирилловича Удода, одного из лучших директоров школ, добровольцем ушедшего в ряды бойцов МПВО.

Разве же забудешь такое? На пепелище Михаил Кириллович собирал в ведро фарфоровые ролики для проводки — все, что осталось от школьного хозяйства…

А. Ф. Уланова вместе с учительницей В. Г. Скобцевой стали искать помещение для первых занятий. По камням и железу пробрались на второй этаж 12-й школы, здесь сохранились стены одного из классов. С помощью рабочих-тракторозаводцев поставили парты, побелили стены. Не было стекол — ни одного листа не нашли в разрушенном районе, школу открывали с окнами без стекол. Ранней весной, когда еще не отступили холода, дети пришли на первый урок. В школе было так же холодно, как и на улице.

— Вместе с Валентиной Григорьевной Скобцевой мы встречали первых учащихся. Запомнился первоклассник Гена Хорьков, с огромной холщовой сумкой он шел по тропке среди минных полей, радовался, что будет учиться, — продолжала свой рассказ Антонина Федоровна. — Первый урок, который прошел в разрушенной школе, можно было назвать уроком будущего. Валентина Григорьевна говорила детям о том, что пройдут годы и город возродится из пепла. Вдоль Волги поднимутся новые прекрасные улицы, театры, Дворцы культуры, стадион. Как зачарованные слушали ребята…

С приездом первых строителей в каждом районе города началось восстановление школ. Эти здания были в числе самых важных объектов. Еще стояли на заводе станки под открытым небом, над первой мартеновской печью «Красного Октября» соорудили временный навес, но уже поднялись на леса каменщики, возводившие стены школ.

— Первой в районе восстановили школу № 3. Новое здание казалось настоящим дворцом среди развалин, — дополнила Антонина Федоровна. — Первого сентября сорок третьего года открылись двери классов. В честь этого события на заводской площади состоялся митинг, в котором участвовали и рабочие, и учащиеся. Помнится, как торжественно через площадь тракторозаводцы несли парты, сделанные на заводе. На одной из них была такая надпись: «Детям — от кузнецов». Дело было так. Перед началом учебного года я пришла на планерку, которую проводил директор завода. Много трудных проблем вставало тогда перед каждым цехом. Мне предоставили слово, и я сказала о том, что в новых классах нет парт, оборудования. Сразу же добровольцы вызвались помочь нам. Поднялся начальник прессового цеха и сказал: «Обязуемся сделать столы и скамейки для школы! Вызываем на соревнование другие цехи!» На заводе стали делать для новой школы жбаны для воды, кружки, классные доски оригинальной конструкции — отшлифованные до блеска металлические листы. Они были тяжелые, но очень удобные. Из цехов оборудование в школу привозили и приносили сами рабочие, торжественно передавали ребятам…

Начались занятия в классах, а строители продолжали работу. Школа была еще в лесах, каменщики заделывали оставшиеся от взрывов пробоины в стенах, возводили крышу.

— Часто во время уроков мы слышали стук молотков и топоров, звон пилы, — вспоминала Евгения Михайловна Удод-Попова, тогда учащаяся школы № 3 Тракторозаводского района, ныне врач. — В соседних помещениях еще работали строители. Мы часто следом за рабочими бригадами переходили из класса в класс. В школе было очень холодно. Мы сидели в пальто и валенках. Если надо было писать, снимали варежку и брали ручку. Бывало, чернила замерзали. Несмотря на все эти трудности, школа для нас была как праздник. В дни обороны города мы мечтали о том, что вернемся в свой район, родную школу. И вернулись!

Издревле знания называют светочем, светильником. В разрушенном городе эта метафора обретала реальный смысл. Среди пепелищ и руин ярким светом были залиты школьные классы. И хотя окна были зашторены по всем правилам светомаскировки, дети, пробираясь среди развалин, шли к школе, как идут к маяку среди бушующей непогоды.

О первом учебном годе в школе, возрожденной из руин, говорила Людмила Павловна Смирнова, тогда учащаяся школы № 3 Тракторозаводского района, ныне кандидат сельскохозяйственных наук:

— Что значило для нас учиться? Для нас это было все равно, что дышать. Так мы относились к учебе. Никто не думал о трудностях, хотя их было немало. Начнем с того, что у нас не было учебников и тетрадей. Писали на оберточной бумаге, заводских бланках, обоях. Учителя нам давали уроки по памяти. Мы готовились к занятиям по конспектам, которые писали в классе. В первый год все мы жили в палатках, переполненных общежитиях, в развалинах, кое-как приспособленных для житья. Знали, например, что некоторые наши преподаватели поселились на лестничной клетке соседней разрушенной школы, там были отгороженные досками каморки. Обогревать их — это было все равно, что обогревать улицу. Здесь учителя готовились к урокам, проверяли наши тетрадки. Когда же педагоги приходили в класс, мы видели перед собой людей высокой культуры. Как подлинные мастера, они умели поднять урок до уровня подлинного духовного общения с учащимися. Все наши школьники гордились своими педагогами. Это они смогли нам внушить огромную жажду познания. Мы радовались каждому школьному дню. Хотелось узнать больше по каждому предмету. В школе проходили математические олимпиады, литературные вечера.

Впоследствии, когда пришла пора поступать в институт, мы убедились, что школа дала нам прочные знания…

Школа эта — в самом центре Тракторозаводского района. Окнами выходит на заводскую площадь. Стоило учащимся того времени взглянуть в окно, и они видели картины героического труда своих матерей и отцов. Строители разбирали руины, поднимались из пепла корпуса цехов, из ворот завода выходили отремонтированные танки. Для мальчишек и девчонок учеба стала долгом особого рода. Их светлый и дружный школьный дом был таким же «Ответом Сталинграда», как и колонны машин, уходившие на фронт.

Через десятилетия мы снова и снова вглядываемся в дни и месяцы сорок третьего. Чтобы увидеть все, как было на самом деле. Не пропустить ни одной черточки в облике израненного и возрождающегося города. Среди руин на улицах высились пирамиды красного кирпича, груды свежих досок, звенели пилы, стучали молотки на железных крышах, пахло опилками и бетонным раствором. Это были цветы, звуки и запахи возвращающейся жизни. На развалинах, рядом с надписями-лозунгами, оставленными солдатами, появились новые, начертанные строителями Сталинграда: «Поставим целью нашей жизни восстановить родной город!» Автографы, оставленные на обугленных камнях, вырастали до великих символов, которые вдохновляли на подвиг в бою и труде. Многим сталинградцам запомнилась стена одного из разрушенных домов в центральной части города, на которой осталась такая надпись: «Мы отстоим тебя, Сталинград!». Летом сорок третьего года кто-то из строителей забрался наверх и свежей краской к слову «отстоим» добавил еще одну букву, и по-новому зазвучал солдатский лозунг: «Мы отстроим тебя, Сталинград!»

На пепелищах поднимались стены новых зданий. На сооружении жилья, так же, как и на восстановлении заводов, работали по-фронтовому. Каменщики, плотники, подсобники, каждый, кто выходил на стройки города, сознавал себя солдатом тыла. Передний край битвы на возрождении Сталинграда проходил по лесам новостроек.

Среди строителей-энтузиастов появились «звезды первой величины». Это были стахановцы — победители социалистического соревнования. Имена каменщиков Григория Христова, Ивана Смолянина, Марии Сагайдак, Айны Плайтэс, Марии Кондрашовой, Лидии Бабкиной и других обошли многие газеты, звучали по радио. В истории города остался трудовой подвиг молодого каменщика Григория Христова. Он приехал в Сталинград по комсомольской путевке, строительной специальности у него не было. Сначала работал подсобником у знаменитого каменщика, кавалера ордена Ленина Григория Ивановича Титова. Ветеран Тракторостроя открыл новичку секреты каменной кладки. Вскоре Г. А. Христов стал работать самостоятельно. В тот день, когда его принимали в комсомол, молодой каменщик поставил замечательный рекорд — уложил за смену 7044 кирпича. О его методах кладки писали журналисты и строители-специалисты. Рабочая сноровка помогла ему достигнуть нового невиданного рекорда — 14 000 кирпичей за смену, 1200 процентов производственного задания[77].

Специальный выпуск «Комсомольской правды» сообщал о трудовых подвигах строителей, работавших на восстановлении «Красного Октября» и заводского поселка. Всего за два дня построила жилой дом бригада каменщиков А. Сафонова[78]. Каменщики Мария Сагайдак и Лидия Бабкина укладывали в смену по 7500–7540 кирпичей.

На стройках не хватало материалов — кирпича, цемента, арматуры, леса. Каждая строительная бригада должна была заботиться о том, чтобы при разборке руин выбирать и аккуратно складывать все, что могло пригодиться на стройке. Этой работой были заняты и тысячи черкасовцев. Обычная картина того времени: ведут кладку каменщики, на глазах растет стена дома, а вокруг стройки сидят подсобники: мастерками или молотками сбивают крепкие наплывы раствора. Так очищали один за другим кирпичи, найденные в развалинах. Каменщики кричали сверху:

— Быстрее подавайте! Кирпич кончается!

Строителям помогало все население Сталинграда — от мала до велика. В разрушенном городе каждый знал цену обыкновенному кирпичу, листу железа или стекла, куску провода. Каждый день среди руин собирали для строек все, что можно было использовать. В одном из отчетов, написанном в августе 1943 года, приводятся такие факты: комсомольско-молодежные бригады тт. Белозубовой, Коваленко, Макаровой, Русановой, работавшие на «Красном Октябре», для восстановления двухэтажного дома собрали и очистили 56 тысяч кирпичей. Ставили в то время и такие рекорды! На стройках Тракторозаводского и Краснооктябрьского районов в первые месяцы восстановления было собрано из груд обломков и использовано 15 миллионов кирпичей[79].

Сталинград был первым крупным индустриальным городом, который возрождался из руин. Здесь, на лесах новостроек, перед специалистами вставали проблемы, которые никогда не встречались на практике массового строительства. Как поведет себя горелый бетон? Пригодны ли металлические конструкции, изогнутые взрывом? Будет ли надежной стена, пробитая осколками? Эти вопросы вставали перед специалистами ежедневно, на каждом участке, в любом разрушенном доме трудности были особые, подчас непохожие. По всем нормам строительной практики для решения этих проблем требовались месяцы кропотливых исследований и расчетов. Однако в условиях разрушенного города, как и в самой сложной фронтовой обстановке, решения надо было принимать немедленно. Подвиг специалистов-строителей был и в точном инженерном расчете, осознанном риске, творческой смелости, высоком мастерстве.

Одним из примеров экономических, технических разработок того времени может служить использование так называемых «пробужденных растворов». Этот способ инженеры разрабатывали в буквальном смысле сидя на глыбах руин. Вокруг на многие километры видны были только горы битого кирпича и бесформенность бетона.

Новый «пробужденный раствор» делали из битого кирпича и разрушенного бетона с добавлением цемента в определенной пропорции. Сотни и сотни тонн строительного лома вновь пошли в дело. Так было сэкономлено большое количество дефицитных материалов, высвобожден транспорт, ускорены сроки сдачи многих объектов.

«В труде, как в бою!» Этот лозунг, начертанный строителями на руинах города, стал свидетельством огромного творческого напряжения строителей-рационализаторов. Инженеры одного из трестов предложили внедрить литые шлако-алебастровые и опилочно-алебастровые перегородки. Этот метод помогал экономить лесоматериалы, о нем писали газеты, его изучали в бригадах. Ценные рационализаторские предложения и изобретения рождались из самой практики восстановления города. Возводились первые дома. Несмотря на то, что строили быстро — каждый день на предприятиях выдавали ордера на комнаты, — жилищные условия для тысяч и тысяч людей оставались самыми тяжелыми. Сталинградцы жили в солдатских блиндажах на берегу Волги. Под земляными сводами, где еще можно было найти гранаты и патроны, стояли обгорелые кровати, сушилось на веревках белье, дымились котелки с пищей. Возвращавшиеся в город люди занимали под жилье подвалы, земляные щели и лестничные клетки, разбитые автобусы и вагоны.

— Вместе с подругой Аней Калечиной мы жили на лестничной клетке на втором этаже разбитого кирпичного дома, недалеко от нынешнего кинотеатра «Победа», — вспоминала Таисия Степановна Яковлева, в то время работник Ерманского райкома комсомола. — Лестница внутри была разрушена. Пробраться на второй этаж можно было только по поваленному столбу. Мы прибили к столбу дощечку и, как акробаты, лазали в окно. Окно круглое — мы называли его «огневая точка». Внутри нашего жилища с трех сторон были стены, а с четвертой разрушенная лестница, провал, можно было споткнуться и сорваться вниз. Но мы привыкли к своему жилью, и все обходилось. Проломы в стене завесили одеялами. Было там не только холодно, но и опасно. Сверху над нами нависало разбитое перекрытие. В любую минуту глыбы могли обрушиться. Но мы не отчаивались, знали, что на фронте солдатам приходится куда тяжелее. Всегда себя подбадривали. Ветер свистит, а мы спрячемся под одеяла и поем. Любили очень песню «Шел со службы пограничник»…

Это была самая обычная картина на сталинградских улицах: среди руин где-нибудь на втором этаже тускло светилось окошечко. Свет пробивался из-под лестничной клетки, из пролома стены. Сохранились кадры кинохроники: девчата с полотенцами выходят из кабины поверженного гитлеровского самолета, стучат ботинками прямо по фашистской свастике на распростертом крыле, спрыгивают на землю. Были и такие общежития — в кабине разбитого самолета. Сталинградцы заняли под жилье солдатские землянки в оврагах и на крутом берегу Волги. С каждым днем росло население города.

— Вдвоем с дочерью мы жили на берегу Волги в солдатском блиндаже, — вспоминала заслуженная учительница РСФСР П. Т. Бурова. — Заняли его в феврале сорок третьего года. Всего несколько дней минуло, как бойцы ушли с Волги на Запад. В этом блиндажа я проверяла тетрадки своих первых учеников, которые занимались в школе, открытой в подвале, готовилась к урокам. На земляном выступе, служившем нам столом, лежали учебники, на страницы которых сыпалась земля. У нас с дочерью не было ни постелей, ни утвари. Спали по-солдатски: одно пальто стелили на земляной пол, другим укрывались. Нашли смятое ведро и солдатские котелки — вся наша посуда. Варили пищу на костре. Нелегко нам было добираться до землянки по крутому, почти отвесному берегу. Зимой ползали по обледеневшим тропкам, весной— по размытой дождями глине. Знали здесь каждый выступ, хватались за крепкие сухие стебли…

В холодных и прокопченных помещениях сталинградцы мечтали о будущих прекрасных улицах, широких магистралях, зеленых скверах. В открывшихся школах дети писали сочинения о том, каким станет город-герой. Каждый новый восстановленный дом встречали как радостную победу.

Дом Павлова. Название это сразу вошло в обиход, стало народным. На одной из стен каменного здания в центре города осталась надпись: «Мать-Родина! Здесь сражались насмерть гвардейцы Родимцева. Этот дом отстоял гвардии сержант Яков Федотович Павлов». Впоследствии историки воссоздадут все подробности героической обороны, разыщут оставшихся в живых бойцов, этого небольшого гарнизона, о них будут написаны статьи, книги и стихи.

Память народная дала имя дому, ставшему одним из цитаделей сталинградской обороны. Само название это было наградой солдатскому подвигу.

Однажды к этому разрушенному дому пришли женщины в длинных юбках из мешковины, в байковых самодельных тапочках. Это были Александра Максимовна Черкасова и ее подруги — первая добровольческая бригада.

По уцелевшим лестничным пролетам женщины поднялись до четвертого этажа. Сколько же бомб и снарядов взорвалось в этом здании? Провалена крыша, обрушены перекрытия, стены в рваных пробоинах, исщерблены пулями и снарядами. На сохранившихся перекрытиях оставались груды патронов, гранаты, гильзы. Так выглядела после боев солдатская крепость! Женщины находили солдатские подписи на обугленных стенах. Работницы детских садов пришли в это здание, чтобы трудиться безвозмездно, выполняя эту тяжелую работу: разбирали руины, выносили к воронкам глыбы камня, битый кирпич, оплавившееся железо. Бригадир А. М. Черкасова первой взялась за лопату. Так родилось это замечательное патриотическое движение строителей-общественников, которое было названо черкасовским.

Александра Максимовна Черкасова… Сколько она помнила себя, — всегда работала. Еще в детстве — на крестьянском поле. Отец погиб в первую мировую войну, семья жила трудно. Шура и серпом жала, и снопы вязала. Ходила на заработки в город. Всякая работа у нее в руках спорилась.

— Столько приходилось работать, что даже учиться некогда было, — вспоминала потом А. М. Черкасова. — Несколько раз начинала учиться и бросала — надо было семье помогать. Помню только, был букварь, по которому учились, в нем такие слова: «Мы не рабы. Рабы не мы». По этому букварю научилась читать. Вот и вся моя грамота…

Александра Черкасова вступила в комсомол. Это было важное событие в ее жизни. Навсегда в ней осталась комсомольская жилка. Любила быть заводилой в коллективе, умела и речь держать, и людей сплотить. К ней тянулись люди за советом и поддержкой. Энергичная, сильная, походила она всем обликом, открытой душой и поступками на тех русских женщин, которых воспел Н. А. Некрасов:

В дни обороны города А. М. Черкасова вместе с двумя маленькими детьми жила в блиндаже на берегу Волги. Сначала спасалась от бомбежки в щели около своего деревянного домика у подножия Мамаева кургана.

Когда смолкли бои, Черкасова пришла в полуразрушенный дом, в котором разместились работники Дзержинского райисполкома, — их было всего несколько человек. Председатель райисполкома Г. С. Мурашкина знала Черкасову, помнила, как она работала в госпитале, возила хлеб в поселок, встретила ее с радостью:

— Сейчас, Александра, самое главное — помочь детям. Надо разыскать всех ребят, оставшихся без родителей, подыскать домик для детского сада.

На другой же день А. М. Черкасова вместе с группой женщин пошла по блиндажам и земляным щелям.

— Мы находили ребят-сирот, — говорит А. М. Черкасова. — Сколько же страданий они пережили! Испуганных и голодных, приводили их в райисполком, кормили, обогревали. Вскоре отвезли ребят, оставшихся без родителей, в один из детских домов Сталинградской области.

Готовились к открытию в районе первого детского садика. Работницы собирали среди руин детские кроватки, печурки, кастрюли, обувь. Своими силами восстанавливали небольшое здание. Принимали детей, ухаживали за ними, истощенными и измученными.

— К нам, — продолжала Александра Максимовна, — часто приходила председатель Дзержинского райисполкома Мурашкина, видела нашу работу, знала каждого. Однажды, это было в начале июня 1943 года, меня позвали в райисполком. Мурашкина сказала мне: «Сумеешь организовать бригаду и помочь строителям в восстановлении Дома Павлова?» При нашем разговоре был журналист П. В. Ульев. Потом он первый и написал о нашей бригаде.

В тот же день Черкасова собрала бригаду. Их было 19 работниц детских садов Дзержинского района. С первых дней после боев каждая из них работала на восстановлении детских учреждений. Александра Максимовна Черкасова умела зажечь, повести за собой людей. Она обратилась к подругам с такими словами:

— Наши мужья воюют на фронте. Ни крови, ни жизни своей не жалеют, чтобы победить врага. И в каждой весточке спрашивают нас: как налаживается жизнь в родном городе, какие дома начали восстанавливать. Вот мы с вами ходим мимо Дома Павлова и видим: не хватает здесь строителей. Давайте, подруги, сами возьмемся за его восстановление.

Добровольческая бригада А. М. Черкасовой написала письмо-обращение ко всем трудящимся города. 15 июня его напечатала «Сталинградская правда». Первая бригада строителей-общественников призывала после смены выходить на стройки города, на восстановление разрушенных зданий, все работы выполнять бесплатно на стройках города так же самоотверженно, как борются на фронтах бойцы Красной Армии.

15 июня 1943 года на заседании бюро Сталинградского горкома ВКП(б) и исполкома горсовета трудящихся был одобрен патриотический почин бригады А. М. Черкасовой[80]. В принятом постановлении предлагалось райкомам и исполкомам райсоветов провести широкое собрание трудящихся, на которых обсудить письмо добровольческой строительной бригады, опубликованное в газете.

Движение, которое начала бригада Черкасовой, было таким же широким и стремительным, как весеннее половодье. Так бывает, когда само дело отвечает душевной потребности людей. Каждый день «Сталинградская правда» сообщала о новых и новых участниках черкасовского движения. По всем районам в трудовых коллективах проходили митинги и собрания, трудящиеся записывались в ряды черкасовцев. Бригады добровольцев брали обязательства работать на стройках города безвозмездно по два-три часа ежедневно. В первую очередь строители-общественники выходили на восстановление детских садов, яслей, больниц, школ, жилых домов, водопровода. Патриотический почин становился массовым движением. Вскоре газеты и радио рассказали о нем всей стране. Миллионы советских людей откликнулись на призыв черкасовцев. Последователи этого почина были во многих городах.

Спустя годы А. М. Черкасова рассказывала:

— Шли на работу к Дому Павлова всегда с песней. Я запевала. Любили шутливые припевки, например: «Топится, топится в огороде баня…» Молодые были, веселые, все нам — нипочем. Идем среди развалин и поем. Каждый день приходили на стройку в пять часов вечера, работали дотемна. Сколько часов трудились, никогда никто из нас не считал. Откуда только силы брались, не знаю. Полуголодные, оборванные, босые. Тапочки шили сами из тряпок — на неделю хватало, не больше. Дети наши сидели в это время на кирпичах и ждали.

Работать в Доме Павлова, как и в любом здании города, было опасно. Несмотря на то, что прошли саперы, оставалось еще немало мин и снарядов. У нас был такой случай. На лестничной клетке валялась сорванная дверь. Сколько раз мы ходили мимо — все было спокойно. А тут девушки-строители решили оборудовать себе жилье. Они отгородили комнату тут же, в Доме Павлова, где работали. Стали выдергивать дверь, и раздался взрыв. Одна из девушек погибла. Много было таких случаев…

Работали мы на восстановлении только бесплатно. Сначала были как подсобники — расчищали развалины. Потом сами стали учиться кирпичной кладке, штукатурному делу. Воду вручную носили с Волги.

В то время жила я со своими девочками, в землянке под Мамаевым курганом. На работу и на стройку ходили пешком. Туда и обратно — десять с лишним километров. Идти надо было по узким тропкам — всюду заминировано. Так мы ходили с детьми каждый день.

Как-то к нам в бригаду пришли иностранные корреспонденты, спрашивали нас: в самом ли деле мы отказались от денег за работу на стройке. Сфотографировала моих детей, которые играли рядом, на груде камней. Иностранцы говорили о «загадочной русской душе». Трудно им было понять — как и почему мы работаем с такой самоотверженностью. Мы радовались, что не раздаются больше выстрелы и взрывы. Радовались, что снова видим голубое небо, траву, деревья. После бомбежки каждый из нас будто снова народился на свет. Такая жажда была работать. Вот и ходили на стройку с песней…

Черкасовцами становились люди всех профессий — слесари, электрики, сталевары, бухгалтеры, учителя, почтальоны. Добровольные бригады создавались в каждом трудовом коллективе. Выходили на работу с плакатами и лозунгами, на которых было написано: «Мы возродим тебя, родной Сталинград!»

— Всем составом нашей комсомольско-молодежной смены решили вступить в ряды черкасовцев, — вспоминал Г. Ф. Марченковский. — Нам отвели один из разрушенных домов в заводском поселке, который назывался тогда Малая Франция — ныне поселок металлургов. Восстанавливали одноэтажный кирпичный дом. Металлурги работали как подсобники опытных каменщиков. Ходили на работу после смены, прямо из цеха. Казалось, и усталости не было. Потом, в этом восстановленном доме, наши ребята получили комнаты.

— На тракторном заводе между цехами распределили разрушенные каменные коробки, — продолжал Николай Васильевич Скакунов, в то время председатель завкома Сталинградского тракторного завода. — Каждый цех восстанавливал дом своими силами и для своих же рабочих. Выходили на стройки после двенадцатичасовой смены. Работали и по ночам, при свете костров. Приближалась зима, надо было успеть построить дома, чтобы расселить в них рабочих, ютившихся в палатках, блиндажах, щелях. У каждого конструктора, кузнеца, слесаря была теперь еще и строительная профессия, приобретенная в черкасовской бригаде. Тракторозаводцы научились каменной кладке. Штукатурить было некогда и нечем. В квартирах не делали перегородок. Заселяли помещения так, чтобы как можно больше людей оказалось под крышей. Кровати ставили, чтоб только пройти. Посередине — железная печь. Стекол не было. Окна забивали фанерой, закладывали кирпичом. Внутри было грязно от копоти. Однако по тем временам даже такое жилье считалось роскошью. В цехах рабочие сами делали мебель. Из досок сбивали длинные деревянные скамейки и столы на козлах…

Документы того времени передают масштабы развернувшихся работ, великое трудовое напряжение последователей черкасовского движения. Вот один из таких документов. Спустя всего полтора месяца после почина бригады А. М. Черкасовой, 26 июля 1943 года, партийный комитет тракторного завода слушал вопрос о работе добровольческих строительных бригад[81]. В постановлении отмечалось, что на заводе создано 87 постоянных бригад черкасовского движения, которые охватывают 1180 человек. Черкасовцы завершают работы по расчистке и планировке парка на Нижнем поселке. Расчищена от завалов площадь родильного дома, вынесено более 900 кубометров мусора, металлолома. На месте будущей стройки разобрано и очищено 4 тысячи кирпичей.

В первые же недели и месяцы в ряды черкасовцев пришли добровольцами тысячи сталинградцев, патриотическое движение стало массовым.

Еще один документ. Через три месяца после начала этого движения, в октябре 1943 года, в Сталинграде состоялось общегородское собрание строителей-черкасовцев. К тому времени в городе трудилось более тысячи черкасовских бригад, которые своими силами восстанавливали около 300 жилых домов, школ, детских садов, лечебных и культурно-массовых учреждений.

На стройках города добровольцы-строители отработали свыше полумиллиона часов[82].

На многих улицах города оставались дощечки с надписью «Мины!». В дни Сталинградского сражения передовая линия фронта проходила по городским улицам, вдоль трамвайных путей, внутри цехов и жилых домов. Повсюду: в руинах, на Мамаевом кургане, площадях — таилось опасное железо войны. С самых первых дней, когда смолкли залпы орудий, саперы стали лечить сталинградскую землю. Надо было пройти с миноискателями по всем развалинам, «прослушать» каждый метр на территории заводов и городских кварталов. Порой в руинах находили авторучки, игрушки, цветные карандаши, блестящие предметы, от которых тянулись тонкие проводки к минам. Оставляя такие «ловушки», привлекающие прежде всего внимание детей, фашисты рассчитывали сеять в городе смерть даже после своей гибели. Каждый день саперы извлекали из земли мины разных конструкций. Среди руин гремело «эхо» войны.

В историю возрождения Сталинграда вошел подвиг бойцов МПВО и сотен добровольцев-осоавиахимовцев, которые вместе с воинами очищали дома и улицы от оставшегося смертоносного железа. В каждый цех, подвал, на лестничные клетки первыми приходили саперы.

Среди тех, кто очищал от мин улицы Сталинграда, была и Таисия Степановна Яковлева, в то время работник Ерманского (Центрального) райкома комсомола. Она вспоминала:

— Мне дали участок на набережной, в центре города. Земля буквально была начинена минами. Набережную враг заминировал в три ряда. Каждый метр мы «ощупывали» несколько раз. Пройдем, возвращаемся и снова обнаруживаем мины. Работать было очень опасно. Отправляясь утром на работу, никто из нас не знал, вернется ли домой вечером. Немало погибло саперов…

В апреле 1943 года редакция «Сталинградской правды» провела совещание саперов-осоавиахимовцев. Цифры и факты, которые приводились в газете, свидетельствовали о мужественной и самоотверженной работе. К этому времени добровольцы Якобчук, Ахмеджанов, Васильев, Антипов, Пахомов обезвредили каждый по 500 мин. В обращении ко всем осоавиахимовцам области и бойцам инженерно-саперных частей говорилось о текущих задачах: очистить от мин территории объектов, намеченных к восстановлению в первую очередь. Подготовить новые группы саперов, сформировав их из молодежи города и сельских районов. Каждый специалист должен стать инструктором для жителей города. Участники совещания, проходившего в «Сталинградской правде», поставили задачу: обучить прибывших строителей, все население Сталинграда правилам обращения с неразорвавшимися снарядами, авиабомбами и минами. Материалы этого совещания также являлись документом времени. Они свидетельствовали о том, как опасно было ходить по улицам Сталинграда, браться за разборку развалин, копать котлованы, очищать дороги. Количество мин, снарядов и бомб, оставшихся в земле, во много раз превышало число жителей.

Работы по разминированию города продолжались три года — с 1943 по 1945-й. В рядах саперов действовало 3927 осоавиахимовцев. За эти годы было уничтожено 1 552 055 взрывоопасных единиц, в том числе 382 612 противотанковых и противопехотных мин.

Подвиг саперов стал вровень с подвигом строителей Сталинграда. Пройдут годы, и во многих общественных музеях возрожденного города появятся фотографии бойцов МПВО, их вещи и даже миноискатели, с помощью которых они лечили израненную землю.

Тяга к культуре стала яркой чертой возрождающегося города. В общежитиях создавались первые библиотеки-передвижки, на заводских площадях баяны собирали певцов. В подвалы, очищенные от обломков, приходили участники самодеятельности. Потребность читать, петь, слушать музыку, учиться, впитывать плоды (искусства была такой же естественной и понятной, как потребность есть и дышать.

— До войны в нашем заводском клубе был симфонический оркестр, своя оперная студия, — вспоминает Н. В. Скакунов. — Силами участников художественной самодеятельности ставили оперы «Евгений Онегин», «Запорожец за Дунаем», сцены из оперы «Борис Годунов». Наши самодеятельные артисты достигли высокого уровня исполнительского мастерства. В заводском клубе была создана атмосфера высокой музыкальной культуры. Тракторозаводцы любили свою замечательную библиотеку, которая насчитывала тысячи томов литературы, в том числе и редких изданий. Фашистские варвары уничтожили наш клуб, сожгли библиотеку. В разрушенном поселке тракторозаводцы начинали с того, что собирали книги в развалинах. С нескольких обгоревших книг стали заново создавать библиотеку. Все найденные книги аккуратно складывали в одной из комнат восстановленного дома. Работники заводской библиотеки написали тогда во многие города, мы получили дорогие подарки — ящики с книгами…

О том, как собирали книги среди руин, вспоминала и Александра Павловна Модина, в то время секретарь Ворошиловского райкома ВЛКСМ:

— Вместе с работниками райкома партии мы вернулись из-за Волги, когда еще в центре города шли бои. В первые же дни стали собирать оружие, оставшееся на месте боев. У нас было железное корыто, в которое мы складывали и книги, которые находили среди развалин. Комсомольцы очень дорожили этими книгами, оборванными и обгорелыми. Надо было заново создавать районную библиотеку…

Каждого сталинградца со всех сторон обступали беды разрушенного города. Не было в домах самого необходимого — света, тепла, воды. Наперекор холоду и лишениям люди тянулись к культуре.

Велики были духовные потребности молодежи. Об этом свидетельствует история выездной редакции «Комсомольской правды». В первые же дни парни и девушки пришли в библиотеку-вагон. Здесь были произведения А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого, А. М. Горького, М. А. Шолохова, В. В. Маяковского. Лучшие произведения русской, советской классической литературы прислали строителям Сталинграда московские комсомольцы. Желающих получить книги оказалось так много, что в агитпоезде было скомплектовано и передано в общежития 15 передвижных библиотек.

Кинофильмы здесь показывали летом прямо на площади. Первые киносеансы решили устроить в палатке, так как в то время в городе еще соблюдались строгие правила светомаскировки. Палатка вмещала всего сто человек. Интерес к кино был так велик, что молодежь поднимала стены палатки и весь сеанс держала их на вытянутых руках, лишь бы кинозал вместил побольше народу. Военный комендант города сделал единственное отступление от правил и разрешил агитпоезду «Комсомольской правды» показать фильмы на открытой площади. Из нескольких простыней молодые журналисты «Комсомолки» сами сшили экран и повесили на заводской стене. На площади к началу сеанса собирались тысячи людей.

Выездная редакция выпускала специальную «Газету-песню». На стройках и в общежитиях раздавали юношам и девушкам похожие на листовки газетные полосы, на которых были тексты новых популярных песен. По вечерам эти песни разучивали также на площади. Нередко хоры молодежи доходили до тысячи человек.

День отправки на фронт первой колонны восстановленных танков с девизом «Ответ Сталинграда» агитпоезд решил отметить проведением веселого карнавала. Заводская площадь оставалась единственным местом в разрушенном городе, где могла собраться молодежь.

В вагонах, приходивших в Сталинград, рядом с ящиками гвоздей и стекла были кипы книг.

— Мы очень любили читать, — рассказывала Роза Алексеевна Положенкова, в то время учащаяся школы № 3 Тракторозаводского района, ставшая врачом. — Сами собирали книги по подвалам, получали из других городов. Рабочие-шефы сбили из досок и подарили школе стеллажи для книг. Часто собирались и обсуждали любимые произведения. В нетопленых классах с увлечением читали доклады на литературные темы. Говорили о спектаклях МХАТа, которые еще никто из нас не видел, а только слышал по радио.

В школе организовали театральный кружок. Своими силами поставили комедию А. С. Грибоедова «Горе от ума». Сшили бальные платья из марли, камзолы из трофейных френчей. Артисты, сняв свои ватники, солдатские сапоги, переодевались в костюмы прошлого века. Спектакль играли, на мой взгляд, талантливо. Потом мне приходилось смотреть «Горе от ума» в исполнении самых замечательных актеров. Но всегда помнила и наш школьный спектакль, как помнится первая любовь…

В конце мая 1943 года был открыт клуб в Краснооктябрьском районе. Комсомольцы нашли вместительный подвал недалеко от завода. Первыми в него спустились саперы, проверили помещение метр за метром, вынесли мины, оружие.

Молодые металлурги сами сделали сцену, сбили длинные деревянные скамейки для зрительного зала.

В этом подвале показывали фильмы, в нем выступали многие известные артисты, концертные группы, приезжавшие в Сталинград, здесь проходили слеты, собрания, конференции.

Сохранилось немало документов, которые свидетельствуют о том, какой острой была жажда творчества, стремление постигать новое. Среди этих документов — докладная записка комсорга ЦК ВЛКСМ на заводе «Красный Октябрь» Никитова, направленная в августе 1943 года секретарю ЦК ВЛКСМ. В подробном отчете, посвященном первым месяцам возрождения завода, наряду с итогами восстановительных работ говорится также о том, что комсомольцы организовали первые три кружка художественной самодеятельности. Несмотря на крайние материальные трудности, в этой докладной записке комсорга высказывается всего единственная просьба: прислать молодежи завода художественную и политическую литературу, а также музыкальные инструменты.

Люди тянулись к искусству. Где-нибудь около хлебного ларька появлялось объявление о том, что вечером в поселок прибудет кинопередвижка. Стар и млад — зрители — собирались загодя, до темноты. Занимали длинные деревянные скамейки, большинство садилось в круг на груды кирпичей и обломки бревен. Белое полотно развешивали на кирпичной стене, исщербленной осколками. С наступлением темноты начиналось кино. На зыбком экране, который вздувал ветер, цвели деревья, шли люди по праздничным улицам, звенели песни. Фильмы довоенного репертуара воскрешали в памяти картины мирной жизни. Нередко киносеансы заканчивались стихийными митингами, на которых каждое слово ораторов было о помощи фронту и о будущей победе.

На заводской площади стояли грузовые машины с откинутыми бортами. Сомкнутые бок о бок они образовали вместительную сцену. На табуретках рассаживались оркестранты, брали в руки скрипки, флейты, фаготы.

— День, когда оркестр выступал на «Красном Октябре», запомнился на всю жизнь, — рассказывала Е. М. Бесчастнова. — За ударную работу нас премировали парусиновыми туфлями. Мы взяли их под мышку, боясь запылить, и через весь завод пробежали босиком на концерт, который начинался около проходных ворот на площади. Впечатление было огромное. Звуки прекрасной музыки еще долго звучали в нашей памяти.

Никто не замечал тогда всех разительных контрастов этого необычного концерта. Скрипку, нежнейший инструмент, музыкант опускал на борт полуторки, подбитый рваным железом в местах осколочных пробоин. Певица, сменив гимнастерку на концертное платье, стояла перед зрителями, у которых в руках, вместо программок, были мастерки. Музыкальные произведения, само название которых воскрешало представление о великолепных, сияющих люстрами залах, звучали над руинами. Никто не думал тогда об этих контрастах, потому что музыка даже самому неискушенному слушателю говорила о главном — о победе человеческого духа над силами мрака и варварства, звала на борьбу.

Рядом с самыми важными сообщениями военного времени «Сталинградская правда» помещала материалы о возрождавшейся культурной жизни города:

Открылся кинотеатр в поселке Бекетовка…

В Сталинград прибыло два вагона с книгами, учебниками, школьными письменными принадлежностями…

В Сталинграде закончились гастроли бригады артистов Ленинградского малого оперного театра…

Музей обороны Царицына-Сталинграда просит собирать и присылать для будущих экспозиций красноармейские газеты, «Боевые листки», постановления, письма, фотографии…

Тракторозаводский райком ВЛКСМ провел конкурс на лучшего певца, танцора, декламатора.

В конкурсе художественной самодеятельности приняло участие свыше 200 человек.

Областной драматический театр вернулся в Сталинград.

Каждое из этих сообщений встречали как победную сводку. Островками радости возникали первые очаги культуры в городе. Каждая встреча с прекрасным оставалась в памяти людей незабываемыми событиями.

Великая тяга к культуре, так ярко обозначившаяся в облике сталинградцев в дни военной беды, сама по себе была фактом сопротивления фашистскому нашествию. Каждый очаг культуры становился бастионом в борьбе за возрождение города-героя. Аккорды музыки, песни и стихи, которые слышались в сырых подвалах и на площадях, израненных воронками, славили веру в победу, звали на труд и подвиг.

Девиз «Ответ Сталинграда» зазвучал с новой силой в канун февраля 1944 года. В каждом заводском цехе, школах, клубах-времянках, на стенах руин появились тогда праздничные транспаранты. Впервые сталинградцы готовились отметить годовщину великой победы на Волге. Подходил к концу первый год восстановления заводов и жилых домов. Это была памятная страница истории города, когда подводились итоги совершенного на стройках и предприятиях. Рапорты, написанные в те дни, свидетельствовали о героических победах, одержанных металлургами, машиностроителями, энергетиками, строителями.

Подвиг возрождения тракторного завода, как уже говорилось, начался с ремонта боевых машин. Но война еще не давала передышки. Тракторозаводцы поставили новую задачу — начать производство дизель-моторов. В условиях разрушенного завода этот план мог показаться фантастическим. Однако день за днем работники СТЗ приближались к новому рубежу в жизни предприятия. Чтобы создать механический парк для производства деталей, рабочим пришлось разобрать, очистить и снова собрать сотни станков. 2 ноября 1943 года на заводе был собран первый дизель. В рапорте[83], посвященном этому событию, тракторозаводцы писали о том, что кладка стен, ремонт станков и обработка первых деталей производились одновременно. Звук танкового мотора возвестил об огромной победе, одержанной коллективом СТЗ.

«Все для фронта!» Эти лозунги снова были на корпусах, стены которых сохранили следы суровых боев. В первый год возрождения работники-тракторного завода отправили на фронт десятки отремонтированных машин для нескольких танковых и артиллерийских бригад. Достигнутое не было пределом. В израненных корпусах рабочие; готовились к новому штурму. В планах, за осуществление которых взялись тракторозаводцы, чувствовалось дыхание будущей победы. Коллективу предстояло в короткие сроки возобновить производство тракторов в таких же масштабах, как и до войны. Об этом говорили на митингах, и собраниях, которые проводились в полуразрушенных помещениях. 17 июня 1944 года на заводскую площадь вышел первый трактор, сошедший с конвейера СТЗ.

Подвиг возрождения вершился и в цехах «Красного Октября». В первый год были восстановлены четыре мартеновские печи, три прокатных стана. Металлурги выплавили 14 427 тонн стали, выдали 1828 тонн проката. В марте 1944 года краснооктябрьцы рапортовали о новой замечательной трудовой победе: пущен блюминг.

Героическим трудом рабочих и служащих, восстанавливался завод «Баррикады». В 1944 году здесь вошли в строй действующих цехи, обеспечивающие три четверти довоенной мощности предприятия[84]. На десятки километров протянулась высоковольтная линия, соединившая Стал-ГРЭС со всеми районами города. Каждый день из ворот судоверфи выходили отремонтированные боевые машины.

Подошел к концу первый год возрождения города. Еще редкими островками среди руин высились дома, на многих улицах продолжались работы по разминированию, стояли обугленные стволы деревьев, трудно было найти стену здания, не затронутую войной. Не хватало самого необходимого: топлива, продуктов, одежды. Но в каждом районе работали предприятия, светились окна школ, открывались библиотеки, закладывались фундаменты новых домов, одевались в леса заводские корпуса.

Город возрождался из пепла…

Новь современного Волгограда. Вечно живой симфонией она звучит в шуме оживленных улиц, гуле заводских цехов, в шелесте листвы садов и парков. Десятилетия спустя еще более зримо видны плоды самоотверженной работы, выполненной во имя будущего в суровые годы войны. Потомки продолжают подвиг созидания.

Год от года город расширяет свои границы. Его богатырский размах простирается от шлюзов Волго-Дона до стройного здания Волжской гидроэлектростанции имени XXII съезда КПСС. Рядом с заводами, восстановленными из пепла, поднялись новые, современные предприятия: алюминиевый, сталепроволочноканатный, нефтеперерабатывающий и другие, ставшие гордостью сегодняшнего города.

Красив Волгоград зимой, когда блестит на солнце снег, белой пеленой запорошивший крутой берег Волги, крыши заводских корпусов, широкие улицы, окна домов, уходящие за горизонт опоры линии электропередач. Морозный пар поднимается над потоками воды, вырывающейся из пролетов Волжской гидроэлектростанции.

Красив Волгоград летом, когда помеченные красками полуденного света деревья в садах и парках выглядят по-особенному празднично. Прохладой дышит стальная гладь реки.

Красив Волгоград весной. Когда в пышный белоснежный наряд одеваются деревья, благоухают цветами скверы, когда, движимые едиными чувствами, тысячи людей со всех концов устремляются к Мамаеву кургану. Все цветы города ложатся к Вечному огню, к подножию монумента Матери-Родины.

Из поколения в поколение передается память о подвиге, свершенном на берегу Волги.