Глава 2

Ноябрь 1990 года

Маршал Козлов сидел неподвижно за своим столом и наблюдал за реакцией четырех человек, расположившихся по обе стороны стола в виде ножки буквы Т. Все четыре читали совсекретные папки, лежавшие перед ними. Маршал знал, что мог доверять всем четверым, ибо ставкой была его карьера и, быть может, нечто большее.

Непосредственно слева от него сидел заместитель начальника Генерального штаба (Юг), который работал с ним в Москве и был ответственным за южную четверть Советского Союза с его мусульманскими республиками и границами с Румынией, Турцией, Ираном и Афганистаном. За ним – командующий Южным военным округом из Баку. Он прилетел в Москву, полагая, что это будет обычное совещание, но в этом совещании ничего обычного не было. Перед тем, как перевестись в Москву семь лет тому назад на должность Первого заместителя, Козлов сам командовал в Баку, и человек, читавший сейчас план «Суворов», был обязан ему своим продвижением по службе.

Напротив них сидела другая пара и также внимательно изучала документ.

Ближе к маршалу сидел человек, от чьей лояльности и участия полностью зависел успех плана «Суворов», – заместитель начальника ГРУ, советской военной разведки. Находясь постоянно в плохих отношениях со своим более крупным соперником – КГБ, ГРУ отвечало за всю военную разведку в стране и за границей, за контрразведку и внутреннюю безопасность в Вооруженных Силах. Для плана «Суворов» было особенно важно то, что ГРУ контролировало спецназ, чье участие в осуществлении плана, если ему суждено будет начаться, будет иметь решающее значение. Именно спецназ был зимой 1979 года переброшен по воздуху в Кабульский аэропорт, взял штурмом президентский дворец, убил афганского президента и поставил у власти советскую марионетку Бабрака Кармаля, который тут же задним числом издал призыв к советским вооруженным силам войти в страну и усмирить «волнения». Козлов выбрал заместителя начальника ГРУ потому, что начальник был старый кагэбэшник, которого навязали Генеральному штабу, и никто не сомневался, что он постоянно сообщает своим корешам в КГБ обо всем, что может повредить Верховному Командованию. Человек из ГРУ проехал всю Москву из здания, расположенного к северу от центрального аэропорта.

За человеком из ГРУ сидел другой, который приехал из своего штаба в северном пригороде. Его подчиненные должны сыграть жизненно важную роль в реализации плана, так как это был заместитель командующего Воздушно-Десантных Войск. Парашютисты ВДВ будут сброшены на десяток городов, указанных в плане «Суворов», чтобы обеспечить наведение воздушных мостов.

В данной ситуации не имело смысла вовлекать в эту операцию ни войска ПВО, поскольку Советскому Союзу никакое вторжение не грозило, ни стратегические ракетные войска, ибо они не понадобятся. А что касается моторизованных пехотных частей, артиллерии и бронетанковых соединений, у командования Южной группой войск их было достаточно.

Человек из ГРУ прочел документ и поднял голову. Он хотел что-то сказать, но маршал жестом попросил его подождать, и они оба сидели молча, ожидая, пока остальные не закончат чтение. Совещание началось три часа назад, когда все четыре участника ознакомились с сокращенным вариантом доклада Каминского о нефти. Мрачное настроение, с которым они отреагировали на выводы и прогнозы доклада, объяснялось тем фактом, что за последние двенадцать месяцев некоторые из положений доклада подтвердились.

Уже было сокращение поставок горючего в воинские части, и некоторые маневры пришлось «перепланировать», вернее – отменить из-за нехватки горючего. Обещанные атомные электростанции не были пущены, нефтяные промыслы в Сибири до сих пор давали продукции чуть больше обычного, а изыскания в Арктике откладывались из-за отсутствия технологии, квалифицированных рабочих и средств. Гласность, перестройка, пресс-конференции и призывы Политбюро – все это было, конечно, очень хорошо, но для того, чтобы сделать Россию действительно сильным государством, требовалось гораздо больше усилий.

После краткого обсуждения доклада о нефти Козлов роздал каждому по папке. Это был план «Суворов», подготовленный за девять месяцев, с предыдущего ноября, генерал-майором Земсковым. Еще три месяца над планом работал сам маршал, пока не решил, что ситуация к югу от границ сложилась так, что может сделать подчиненных ему офицеров более восприимчивыми к смелому плану. Теперь они с ним ознакомились и выжидательно смотрели на маршала. Никто не хотел говорить первым.

– Хорошо, – сказал маршал, – ваши комментарии?

– Что ж, – отважился заместитель начальника Генерального штаба, – конечно, это дало бы нам источник сырой нефти, достаточный для покрытия наших нужд до конца первой половины следующего века.

– Это конечная цель, – сказал Козлов, – а как насчет осуществимости плана?

Он посмотрел на командующего округом «Юг».

– Вторжение и завоевание – не проблема, – заявил генерал с тремя звездами из Баку. – С этой точки зрения план блестящий. Первоначальное сопротивление можно подавить довольно легко. А вот как мы будем управлять после этого… Конечно, эти выродки – сумасшедшие… Нам придется прибегнуть к исключительно жестким мерам.

– Это можно сделать, – успокоил его маршал.

– Нам придется использовать русских солдат, – сказал командующий ВДВ. – Мы, по крайней мере, используем их вместе с украинцами. Я думаю, мы все знаем, что дивизиям из мусульманских республик это дело доверять нельзя.

Все согласились с ним. Представитель ГРУ поднял голову:

– Иногда я думаю, что мы уже не можем использовать мусульманские части нигде. Это еще одна причина, по которой план «Суворов» нравится мне. Это даст нам возможность остановить проникновение исламского фундаментализма в наши южные республики. Мы уничтожим источник заразы. Мои люди на Юге сообщают, что в случае войны мы не сможем положиться на мусульманские части, они просто не будут сражаться.

Генерал из Баку не стал оспаривать это заявление.

– Проклятые чучмеки, с ними все хуже и хуже. Вместо того, чтобы защищать Юг, я трачу половину моего времени на то, чтобы усмирять религиозные бунты в Ташкенте, Самарканде и Ашхабаде. Хотел бы я дать по мозгам этой чертовой партии Аллаха в ее собственном доме.

– Итак, – резюмировал маршал Козлов, – у нас три плюса, способствующие проведению операции: протяженность и незащищенность границы, а также хаос в регионе. Операция даст нам запасы нефти на полвека, и мы могли бы покончить с проповедниками ислама раз и навсегда. Какие возражения?..

– Как насчет реакции Запада? – спросил генерал ВДВ. – Американцы могут развязать третью мировую войну из-за этого.

– Не думаю, – сказал человек из ГРУ, который изучал Запад многие годы и поэтому знал его лучше, чем кто-либо из присутствовавших, – Дело в том, что американские политики в большой степени зависят от общественного мнения, а для большинства американцев, что бы ни случилось с иранцами, не может быть слишком скверным. Так на это смотрят широкие массы этой страны.

Все четверо знали новейшую историю Ирана довольно хорошо. После смерти аятоллы Хомейни и периода жестокой политической борьбы в Тегеране власть перешла к кровавому исламскому судье Халхали, которого видели в последний раз, когда он торжествовал при виде трупов американских солдат, привезенных из пустыни после неудачной попытки освободить заложников – работников американского посольства.

Халхали пытался укрепить свою хрупкую власть, развязав новую кампанию террора в Иране, используя для этого кровавые патрули «Гашт-е-Сараллах».

В конце концов, когда наиболее ярые члены революционной гвардии пригрозили выйти из-под его контроля, он отправил их за границу для совершения террористических актов против американских граждан и их имущества на Среднем Востоке и в Европе, и эта кампания велась почти все время в течение последних шести месяцев.

К тому моменту, когда пять советских военачальников собрались, чтобы обсудить захват и оккупацию Ирана, его население уже ненавидело Халхали, так как оно уже получило достаточно «священного террора», да и Европа тоже не испытывала к нему теплых чувств.

– Я думаю, – сказал человек из ГРУ, – что если бы мы стали вешать Халхали, американская общественность пожертвовала бы нам веревку. Вашингтон, возможно, придет в ярость, узнав о вторжении, но конгрессмены и сенаторы услышат реакцию своих избирателей и посоветуют президенту сдержать свои чувства. И не забывайте, считается, что сейчас американцы – наши лучшие друзья.

Участники совещания, включая маршала Козлова, немного развеселились.

– В таком случае, откуда может взяться противодействие? – спросил он.

– Я полагаю, – сказал генерал ГРУ, – что не из Вашингтона, если мы поставим его перед свершившимся фактом. Но, думаю, что с Новой площади человек из Ставрополя тут же отвергнет наш план.

На Новой площади в Москве находится здание Центрального Комитета, а упоминание Ставрополя было не слишком лестной ссылкой на Генерального секретаря Михаила Горбачева, родом оттуда.

Пятеро военных кивнули с мрачным видом. Представитель ГРУ продолжал:

– Мы все знаем, что с тех пор, как этот чертов Кормэк стал великой поп-звездой России после его речи во Внуково год назад, группы специалистов министерств обороны СССР и США разрабатывают условия договора о большом сокращении вооружений. Через две недели Горбачев летит в Штаты с целью попытаться завершить его, с тем, чтобы высвободить достаточное количество ресурсов для развития нашей нефтяной промышленности. До тех пор, пока он верит, что, следуя по этому пути, он сможет обеспечить стране нефть, он ни за что не станет рисковать своим любимым договором с Кормэком и не даст добро на наше вторжение в Иран.

– А если он получит этот договор, то утвердит ли его Центральный Комитет? – спросил генерал из Баку.

– Сейчас Центральный Комитет у него в кармане, – ответил Козлов. – За последние два года почти вся оппозиция выведена из его состава.

И на этой пессимистической, но в какой-то степени уверенной ноте совещание закончилось.

Копии плана «Суворов» были собраны и заперты в сейф маршала, а генералы возвратились к местам службы, готовые молча наблюдать за событиями и ждать.

* * *

Две недели спустя Сайрус Миллер тоже оказался на совещании, правда всего с одним человеком, со старым другом и коллегой. Он и Меллвил Скэнлон сотрудничали еще со времен Корейской войны, когда молодой Скэнлон, мелкий предприниматель из Галвестона, вложил все свое жалкое состояние в несколько небольших танкеров.

У Миллера был контракт на поставку и доставку нового горючего для реактивных самолетов Соединенных Штатов, причем доставлять его нужно было в один из японских портов, откуда военные танкеры повезут его к театру военных действий в Южной Корее. Он заключил контракт со Скэнлоном, и тот совершал чудеса, гоняя свои ржавые корыта через Панамский канал, забирая горючее в Калифорнии и перевозя через Тихий Океан. Перед тем, как загрузить танкеры горючим и отправиться в Японию, он использовал те же суда для перевозки сырой нефти и других компонентов из Техаса, так что они были все время загружены и у Миллера всегда было достаточно сырья для производства нового топлива. Три танкера погибли в Тихом океане вместе с командами, но никаких вопросов не было задано по этому поводу, и оба компаньона заработали кучу денег, прежде чем Миллер был в конце концов вынужден оформить лицензию на свое ноу-хау.

Скэнлон стал брокером в сфере оптовых партий нефти и их перевозок. Он закупал и транспортировал нефть по всему миру, в основном из Персидского залива в Соединенные Штаты. В 1981 году у него возникли трудности, когда Саудовская Аравия настояла на том, чтобы все ее грузы из Персидского залива перевозились бы на судах под арабским флагом. Она смогла провести эту политику в жизнь только благодаря движению за нефть участников, то есть за ту часть нефти, которая принадлежала данной стране, а не нефтедобывающей компании.

Но Скэнлон перевозил именно эту нефть в Америку для Саудовской Аравии, и его вытеснили из этого бизнеса. Он был вынужден продать по низкой цене или сдать в аренду свои танкеры саудовцам или кувейтцам. Он выжил, но теплых чувств к Саудовской Аравии не питал. У него все же осталось несколько танкеров, перевозивших из Персидского Залива в Штаты нефть, добытую компанией «Арамко», которая смогла обойти закон об арабском флаге.

Миллер стоял у своего любимого окна и смотрел на Хьюстон, расстилавшийся перед ним. Это порождало в нем такое чувство, как будто он подобно Богу находится высоко над остальным человечеством. На другой стороне кабинета Скэнлон сидел в кожаном кресле и постукивал пальцем по докладу Диксона, который он только что прочел. Как и Миллер, он знал, что цена нефти из Персидского залива поднялась до 20 долларов за баррель.

– Я согласен с тобой, мой старый друг, нельзя допустить, чтобы само существование Соединенных Штатов зависело от этих ублюдков. Какого черта они там думают в Вашингтоне? Они что, ослепли что ли?

– От Вашингтона никакой помощи не будет, Мел, – сказал Миллер спокойно. – Если ты хочешь изменить что-то в этой жизни, то лучше это делать самому. Мы все познали это на своем горьком опыте.

Мел достал платок и вытер брови. Несмотря на то, что в кабинете был кондиционер, он, как всегда, потел. В отличие от Миллера он предпочитал традиционный костюм техасца: стетсоновская шляпа, галстук в виде шнурка с шариками на концах, пряжка пояса и застежка галстука в стиле индейцев навахо и сапоги на высоких каблуках. К сожалению, фигурой он мало походил на ковбоя – он был небольшого роста и довольно толстый, но этот облик простоватого доброго парня скрывал острый и проницательный ум.

– Не представляю, как ты сможешь изменить местонахождение этих больших запасов нефти, – проворчал он. – Нефтяные залежи Хаса находятся в Саудовской Аравии, и это печальный факт.

– Нет, я не имею в виду их географическое положение, а политический контроль над ними, – сказал Миллер, – а следовательно, возможность диктовать цены на саудовскую нефть и через это – на нефть во всем мире.

– Политический контроль? Ты имеешь в виду другую шайку арабов?

– Нет, нас, – ответил Миллер. – Соединенные Штаты Америки. Если хотим выжить, мы должны контролировать мировую цену на нефть и устанавливать ее такой, которую мы можем себе позволить, а это значит – контролировать правительство в Эр-Рияде. Это ужасное положение, когда мы на побегушках у кучки пастухов коз, продолжается слишком долго. Его необходимо изменить, а Вашингтон не сделает этого. А вот это могло бы сделать.

Он взял со стола стопку бумаг, аккуратно переплетенных в картонную обложку, без какой-либо надписи.

Лицо Скэнлона сморщилось:

– Хватит с меня докладов, Сай!

– Прочти это, расширь свой кругозор.

Скэнлон вздохнул и раскрыл папку. На титульном листе было написано:

УНИЧТОЖЕНИЕ И ПАДЕНИЕ ДОМА САУДОВ

– Святый Боже! – воскликнул Скэнлон.

– Нет, – сказал Миллер спокойным голосом, – священный террор. Читай дальше.

Ислам: религия Ислам была создана учением пророка Магомета приблизительно в 622 году нашей эры. В настоящее время его исповедуют от 800 миллионов до одного миллиарда человек. В отличие от христианства у ислама нет освященных священнослужителей, религиозными лидерами являются простые люди, уважаемые за их высокие моральные и интеллектуальные качества. Доктрины Магомета изложены в Коране.

Течения: девяносто процентов мусульман – ортодоксы сунниты. Наиболее влиятельное меньшинство – секта шиитов. Основная разница между ними в том, что сунниты следуют записанным высказываниям пророка, известным как хадисы (традиции), а шииты следуют и признают божественную непогрешимость своего лидера, существующего на данный момент – имама.

Оплотами шиизма являются Иран (93 % населения) и Ирак (55 %). Шесть процентов жителей Саудовской Аравии – шииты. Это преследуемое меньшинство, полное ненависти, лидер которого скрывается, живет в основном в районе нефтяных промыслов Газа.

Фундаментализм: хотя фундаменталисты-сунниты действительно существуют, но истинным очагом фундаментализма является секта шиитов.

Эта секта внутри секты предписывает абсолютную приверженность Корану в том виде, как его толковал покойный аятолла Хомейни, замену которому до сих пор не нашли.

Хезбалла: в Иране истинный и наивысший фундаментализм исповедуется армией фанатиков, называющих себя партией Бога или Хезбалла. В разных местах фундаменталисты действуют под различными названиями, но для целей данного доклада подойдет название Хезбалла.

Цели и принципы: их основная философия состоит в том, что весь ислам, а в конечном счете весь мир, должен быть возвращен к подчинению воли Аллаха, как ее истолковывал и требовал Хомейни. На этом пути есть целый ряд предварительных условий, три из которых заслуживают внимания: все существующие мусульманские правительства незаконны, так как они не основаны на безусловном подчинении Аллаху, то есть Хомейни; любое сосуществование Хезбалла и светского правительства невозможно; священный долг Хезбалла наказать смертью всех, причиняющих вред исламу во всем мире, но особенно еретиков внутри ислама.

Методы: Хезбалла давно постановила, что при достижении последней цели не должно быть ни пощады, ни сострадания, ни жалости, ни колебаний, даже если придется жертвовать собой. Они называют это «Священный террор».

Предложение: вдохновить, объединить, организовать и оказать помощь шиитским фанатикам в уничтожении шестисот ведущих и влиятельных членов Дома Саудов. Таким образом, будет уничтожена династия, а вместе с ней и правительство Эр-Рияда, которое можно будет заменить каким-нибудь князьком, согласным на военную оккупацию Америкой месторождений Хаса и на цену нефти на уровне, «предложенном» Соединенными Штатами.

– Кто написал это? – спросил Скэнлон, кладя на стол доклад, из которого он прочел только половину.

– Человек, который работал у меня консультантом последние двенадцать месяцев, – сказал Миллер. – Хочешь поговорить с ним?

– А он здесь?

– Да, он приехал десять минут назад.

– Конечно, – сказал Скэнлон. – Интересно посмотреть на этого маньяка.

– Одну минуту.

* * *

Задолго до того, как профессор Джон Кормэк отошел от науки и занялся политикой в качестве конгрессмена от штата Коннектикут, семейство Кормэков имело летний дом на острове Нэнтакет. Он впервые приехал туда тридцать лет назад молодым учителем со своей невестой. Это было до того, как Нэнтакет стал модным местом отдыха, как Мартас-Винъярд или Кэйп-Код, и он был очарован простотой образа жизни и чистым воздухом.

У Нэнтакета, лежавшего к востоку от Мартас-Винъярда у побережья Массачусетс, был свой традиционный рыбачий поселок, индейское кладбище, свои сильные ветры и золотые пляжи, несколько домиков для отдыхающих и, пожалуй, больше ничего. Земля была по доступной цене, и молодая пара наскребла денег и купила участок в четыре акра в Шокемо – от полоски детского пляжа и до края лагуны, которую просто называли Гавань. Там Джон Кормэк построил свой каркасный дом, обшитый досками, посеревшими от погоды, и покрытый кровельной дранкой, с грубой мебелью, коврами на стенах и лоскутными одеялами.

Позже, когда денег у него стало больше, кое-что в доме было улучшено и сделаны новые пристройки. Когда он впервые появился в Белом доме и заявил, что хочет проводить свой отпуск в Нэнтакете, на старый дом обрушился небольшой ураган. Специалисты из Вашингтона с ужасом отмечали малую площадь дома, трудности с безопасностью, отсутствие связи и т. д…. Они возвратились в столицу и сказали, да, господин президент, все прекрасно, им только придется построить помещение на сто человек охраны, площадку для вертолета и несколько коттеджей для гостей, секретарей и обслуживающего персонала – нельзя же чтобы Майра Кормэк продолжала сама стелить постели, – да, и, пожалуй, одну или две тарельчатые антенны для связи… Президент Кормэк отменил всю эту затею.

Затем, в ноябре, он пошел на авантюру – пригласил человека из Москвы, Михаила Горбачева, в Нэнтакет на большой уик-энд. И русскому это понравилось.

Высокие чины КГБ были столь же обеспокоены, как и работники спецслужб президента, но оба руководителя были непреклонны. Два президента, закутанные от сильного ветра, дувшего от Нэнтакета (Горбачев привез Кормэку соболью шапку в подарок), совершали длинные прогулки вдоль берега, кагэбешники и охрана президента брели за ними, а другие прятались в сухой траве и бормотали что-то в свои рации. Над ними, борясь с ветром, кружил вертолет, а недалеко от берега катер береговой охраны то появлялся, то скрывался в волнах.

Никто никого не пытался убить. Оба президента вошли в Нэнтакет без предварительного оповещения жителей, и рыбаки на причале показали им свежепойманных омаров и гребешков. Горбачев похвалил улов, он подмигивал людям и широко улыбался, а затем они выпили пива в баре у причала и пошли назад в Шоукемо. Вместе они напоминали бульдога и аиста.

Вечером, в каркасном доме, поужинав омарами, приготовленными на пару́, военные специалисты каждой из сторон присоединились к ним вместе с переводчиками, и они доработали последние принципиальные вопросы и составили проект коммюнике.

Во вторник была допущена пресса. Символическая группа журналистов, работавшая совместно на все агентства, находилась там всегда, так как это, в конце концов, была Америка, но во вторник прибыли сотни представителей средств массовой информации. В полдень Президент и гость вышли на веранду, и Президент зачитал коммюнике. В нем выражалось твердое намерение поставить перед Центральным Комитетом и Сенатом вопрос о широком и радикальном соглашении о сокращении обычных вооруженных сил как обеих сторон, так и во всем мире. Оставались еще проблемы проверки, которые следовало решить, но это было делом специалистов, а о подробных деталях, о том, какие виды вооружений и в каком количестве будут списаны, законсервированы, пойдут на переплавку или сняты с вооружения, – об этом будет объявлено позже. Президент Кормэк говорил о мире с честью, мире с безопасностью и мире с доброй волей. Генеральный секретарь Горбачев, слушая перевод, энергично кивал головой. Тогда никто не упомянул о том, о чем впоследствии много писала пресса: учитывая дефицит бюджета США и экономический хаос в Советском Союзе, а также грядущий нефтяной кризис, ни одна из сверхдержав не могла позволить себе продолжать гонку вооружений.

* * *

За две тысячи миль от Нэнтакета, в Хьюстоне, Сайрус В. Миллер выключил телевизор и посмотрел на Скэнлона.

– Этот человек пустит нас по миру голыми, – сказал он с большой дозой яда в голосе, – Этот человек опасен, это предатель!

Он перевел дух и подошел к интеркому на столе.

– Луиза, пригласите, пожалуйста, полковника Истерхауза сейчас.

Когда-то кто-то сказал, что все люди видят сны, но самые опасные из них те, кто видит сны с открытыми глазами. Полковник Роберт Истерхауз сидел в элегантной приемной наверху здания «Пан-Глобал» и смотрел на панораму Хьюстона. Но перед его светло-голубыми глазами стояли небесный свод и охряные пески пустыни Нежд, и он мечтал о контроле над доходами от нефтяных месторождений Хаса на благо Америки и всего человечества.

Он родился в 1945 году, и ему было три года, когда его отец принял предложение работать преподавателем в Американском университете в Бейруте. В то время в столице Ливана был рай. Это был элегантный город-космополит, богатый и безопасный. Некоторое время он ходил в арабскую школу, его друзьями по играм были французские и арабские дети.

Когда его родители вернулись в Айдахо, ему было тринадцать лет и он знал три языка – английский, французский и арабский.

Вернувшись в Америку, он обнаружил, что его одноклассники были людьми неглубокими, распущенными и потрясающе невежественными, они были одержимы рок-н-роллом и молодым певцом по имени Пресли. Они смеялись над его рассказами о качающихся ливанских кедрах, крепостях крестоносцев и дыме костров друзов, струившемся по горным перевалам. Поэтому он обратился к книгам – его самой любимой была «Семь столпов мудрости», написанная знаменитым Лоуренсом Аравийским.[2] В восемнадцать лет, отказавшись от колледжа и девушек в родном городе, он вступил добровольцем в 82-ю воздушно-десантную дивизию. Он проходил начальную подготовку, когда погиб Кеннеди.

Он прослужил десантником десять лет, провоевал три срока во Вьетнаме, покинув его с последними частями в 1973 году. Когда части несут большие потери, продвижение по службе идет быстро. Он был самым молодым полковником в 82-й дивизии, когда стал инвалидом, причем не на войне, а в результате нелепого несчастного случая. Это было обычное тренировочное десантирование в пустыне. Предполагалось, что место назначения будет плоским и песчаным, а скорость ветра – пять узлов. Как обычно, начальство все перепутало. На уровне земли ветер был свыше тридцати узлов, так что десантников бросило на камни и в овраги. Трое погибли, двадцать семь были ранены.

Когда впоследствии был сделан рентгеновский снимок, то кости ноги напоминали спички, разбросанные на черном бархате. В 1975 году, находясь в госпитале, он видел по телевидению позорное бегство последних американских частей из посольства США в Сайгоне, бункера Банкера, каким он его помнил со времени наступления в Тет. Пока он лежал в госпитале, ему попалась книга о компьютерах, и он понял, что эти машины открывали путь к власти и если их правильно использовать, то они помогут скорректировать сумасшествие мира и принести порядок и здравомыслие в хаос и анархию.

Уволившись из армии, он поступил в колледж и закончил его по отделению компьютеров, три года проработал в компании «Ханиуэл», а затем перешел в IBM. Это был 1981 год, когда нефтедолларовая мощь Саудовской Аравии была в зените и когда компания «Арамко» наняла фирму IBM, чтобы последняя создала абсолютно надежную компьютерную систему для того, чтобы следить за добычей, движением нефти, ее экспортом и, самое главное, за доходами от всей монопольной деятельности в Саудовской Аравии. Поскольку Истерхауз прекрасно говорил по-арабски и был гениальным специалистом в области компьютеров, он был первым кандидатом на эту должность. Он провел пять лет в Саудовской Аравии, защищая интересы «Арамко», и стал экспертом в сфере систем безопасности, направленных против обмана и воровства. В 1986 году, с крушением картеля ОПЕК, власть опять перешла к потребителям и саудовцы оказались один на один с остальным миром. Они отыскали хромого гения компьютерного дела, который говорил на их языке и знал их обычаи, и платили ему огромные деньги, чтобы он в качестве свободного предпринимателя работал на них, а не на IBM или «Арамко».

Он знал страну и ее историю не хуже любого араба. Еще мальчиком он восхищался рассказами о том, как изгнанный кочевник Шейх Абдель Азиз аль Сауд налетел из пустыни, взял штурмом крепость Мусмак и начал свой путь к власти над страной. Он восхищался проницательностью Абдель Азиза, когда тот за тридцать лет завоевал тридцать семь племен, присоединил их к Неджду и Хадрамауту, женился на дочерях побежденных противников и объединил племена в нацию или подобие таковой.

Затем Истерхауз увидел истинное положение вещей, и его восхищение сменилось разочарованием, презрением и отвращением. Его работа в компании IBM состояла в том, чтобы обнаруживать и предотвращать обман в компьютерных системах, разработанных кудесниками из США, следить за тем, как добыча нефти переводится на язык бухгалтерии и в конце концов на банковские счета. Эта система не допускала ошибок, и ее можно было интегрировать в саудовское казначейство. И именно расточительство последнего и потрясающая коррупция в стране повлияли на то, что его пуританские убеждения изменились настолько, что он решил, что в один прекрасный день он сделает все, чтобы положить конец игре случая, давшего такое огромное богатство и власть таким людям. Именно он восстановит порядок и ликвидирует дикие контрасты Среднего Востока с тем, чтобы этот дар Божий – нефть – служил прежде всего свободному миру, а затем всему человечеству.

Он мог бы использовать свои знания и составить себе огромное состояние на доходах от нефти, как это делали местные принцы, но его моральные принципы восставали против этого. Так что для осуществления своей мечты ему нужна была поддержка влиятельных людей, а также немалые средства. И вот тогда его пригласил Сайрус Миллер и предложил свергнуть это корумпированное чудовище на благо Америки. И сейчас ему нужно было убедить этих варваров из Техаса, что он именно тот человек, который им нужен.

– Полковник Истерхауз, – прервал его размышления медовый голос Луизы. – Мистер Миллер просит вас зайти.

Он встал, постоял, опершись на трость, пока не стихла боль, а затем последовал за ней в кабинет Миллера. Он поздоровался с Миллером и был представлен Скэнлону. Миллер тут же перешел к делу:

– Полковник, я хотел бы, чтобы мой друг и коллега убедился, так же как и я, в осуществимости вашего проекта. Я уважаю его мнение и хотел бы, чтобы он присоединился к нам.

Скэнлон оценил комплимент. Истерхауз понял, что это была ложь, что на самом деле Миллер не испытывал уважения к мнению Скэнлона, но им нужны его суда для того, чтобы скрытно перевезти оружие для этой операции.

– Вы прочли мой доклад, сэр? – спросил его Истерхауз.

– Да, я прочел кусок о Хезбалла. Трудно читать, масса смешных имен. Как вы думаете использовать их, чтобы свергнуть монархию? И, самое главное, чтобы доставить нефтяные залежи Газа в Америку?

– Мистер Скэнлон, вы не сможете контролировать эти нефтяные залежи и направлять их продукцию в Америку до тех пор, пока вы не установите контроль над правительством в Эр-Рияде, расположенном в сотнях миль от них. Это правительство должно быть заменено на марионеточное, которым будут полностью управлять американские советники. Америка не может свергнуть семейство Саудов открыто. Реакция арабов будет ужасной. Мой план состоит в том, чтобы спровоцировать небольшую группу шиитских фундаменталистов, преданных идее Священного Террора, совершить эту акцию. Сам факт, что сторонники Хомейни захватили власть на полуострове Саудовской Аравии, вызовет панику во всем арабском мире. От Омана на юге, из Эмиратов, Кувейта, Сирии, Ирака, Иордании, Ливана, Египта и Израиля пойдут открытые и скрытые просьбы к Америке о вмешательстве, которое спасло бы их от Священного Террора. Поскольку я в течение двух лет устанавливал в Саудовской Аравии компьютеризированную систему внутренней безопасности, я знаю, что такая группа фанатиков Священного Террора действительно существует. И возглавляет ее имам, который относится к королю и его братьям – внутренней мафии, известной под именем «Аль-Фахд», и всему семейству, состоящему из трех тысяч мелких принцев и составляющему династию, с патологической ненавистью. Имам публично осудил их как проституток ислама и осквернителей священной Мекки и Медины. После этого ему пришлось уйти в подполье, но я могу обеспечить его безопасность до тех пор, пока он нам не потребуется. Я просто сотру всю информацию в центральном компьютере о его местонахождении. Кроме того, у меня есть человек, который связан с ним, – это разочаровавшийся член «Мутавана», вездесущей и ненавидимой религиозной полиции.

– Но какой смысл отдавать Саудовскую Аравию этим полудуркам? – спросил Скэнлон. – При том, что Саудовская Аравия может получать в день доход в триста миллионов долларов, можно себе представить, какой жуткий хаос они сотворят в мире.

– Совершенно верно. Арабский мир и сам не потерпит этого. Каждая страна этого региона, за исключением Ирана, будет призывать Америку вмешаться. На Вашингтон будет оказано огромное давление с тем, чтобы он направил силы быстрого реагирования на свою базу в Омане, а оттуда в Эр-Рияд, Дхахран и Бахрейн, чтобы не дать уничтожить нефтяные месторождения. А затем нам придется там остаться, чтобы не допустить повторения таких событий.

– А этот имам? – спросил Скэнлон, – что будет с ним?

– Он умрет, – спокойно ответил Истерхауз, – и его заменит один из мелких принцев Дома, который во время этих событий будет похищен и спрятан в моем доме. Я его хорошо знаю – он получил образование на Западе, настроен проамерикански, подвержен колебаниям и любитель выпить. Но своим призывом, сделанным по радио из нашего посольства в Эр-Рияде, он придаст видимость законности обращения других арабских государств. Как единственный оставшийся в живых член королевской семьи, он может обратиться к Америке с просьбой о вмешательстве с целью восстановления легитимности. И тогда он станет нашим человеком на всю жизнь.

Скэнлон задумался над таким вариантом. Он оставался верен себе.

– А что это нам даст? Я имею в виду не Соединенные Штаты, а нас?

В разговор вступил Миллер, он знал Скэнлона и предвидел его реакцию.

– Мель, если в Эр-Рияде правит принц, который в любое время дня и ночи прислушивается к советам нашего полковника, то мы увидим крушение монополии «Арамко». У нас будут новые контракты на доставку и переработку нефти, а также на импорт. А кто будет стоять во главе этой цепи?

Скэнлон кивнул в знак согласия.

– Когда вы планируете это… событие?

– Вы, вероятно, помните, что крепость Мусмак была взята штурмом в январе 1902 года, а декларация о создании нового королевства была принята в 1932 году, – сказал Истерхауз. – Через пятнадцать месяцев, начиная с сегодняшнего дня, король и его двор будут отмечать девяностолетие первого события и бриллиантовый юбилей королевства. Они планируют огромное торжество на миллиард долларов, чтобы удивить весь мир. Идет строительство нового крытого стадиона, и я отвечаю за всю его компьютеризированную систему безопасности – ворота, двери, окна, кондиционирование воздуха. За неделю до великого торжества состоится генеральная репетиция, в которой примут участие шестьсот ведущих членов Дома Саудов со всех концов земного шара. И вот тогда я организую акцию «Священный Террор». Когда они будут на стадионе, все двери будут закрыты по сигналу компьютера, а у пятисот солдат королевской гвардии будут бракованные патроны, которые будут привезены на ваших судах вместе с автоматами для террористов Хезбалла.

– А что будет, когда акция завершится? – спросил Скэнлон.

– Когда она закончится, мистер Скэнлон, Дом Саудов перестанет существовать, и террористов тоже уже не будет. Стадион загорится и будет гореть, пока не расплавятся телевизионные камеры. А затем новый аятолла, самозванный Живой Имам, наследник духа и души Хомейни, выступит по телевидению и объявит о своих планах миру, который только что видел, что произошло на стадионе. И я уверен, что тогда начнутся обращения к Вашингтону.

– Полковник, – спросил Миллер, – сколько денег вам нужно на это?

– Для того, чтобы начать предварительное планирование, мне необходим сейчас же один миллион долларов. Затем нужно будет еще два миллиона на закупки за границей и взятки в твердой валюте. В самой Саудовской Аравии расходов не будет, я могу создать фонд в несколько миллиардов риалов на покрытие всех закупок и на взятки в этой стране.

Миллер кивнул головой. Этот странный мечтатель просил сущую ерунду за то, что он намеревался сделать.

– Я сделаю все, чтобы вы получили эти деньги, полковник, а теперь я попросил бы вас подождать немного в приемной. Я хотел бы пригласить вас поужинать со мной в моем доме, когда я закончу здесь дела.

Полковник направился к двери, но остановился на пороге:

– Есть, или может возникнуть, одна проблема. Единственный неуправляемый фактор, который я предвижу. Президент Кормэк создает впечатление человека, приверженного идее мира, и, судя по тому, что я видел в Нэнтакете, он выступает за новый договор с Кремлем. И этот договор вероятнее всего не выдержит нашего захвата Саудовского полуострова. Такой человек, как он, может даже отказаться послать силы быстрого реагирования.

Когда он вышел, Скэнлон выругался, на что Миллер нахмурил брови.

– Он может быть прав, Сай. Бог мой, если бы только Оделл был в Белом доме!

Хотя президент Кормэк сам назначил его своим заместителем, вице-президент Майкл Оделл был тоже техасец, бизнесмен, ставший миллионером, взгляды которого были гораздо правее политических убеждений Кормэка. Миллера охватила необычная страсть, он повернулся и схватил Скэнлона за плечи.

– Мель, я молил Всевышнего за этого человека много раз. Я молил подать мне знак. И вот через этого полковника, через то, что он только что сказал, Господь подал мне знак. Кормэк должен уйти!

* * *

К северу от столицы азартных игр – Лас-Вегаса – раскинулся огромный полигон ВВС США – Неллис, где азартные игры никогда не стояли на повестке дня. Эта база площадью 11 274 акра отвечает за безопасность самого секретного испытательного полигона Тонопа, занимающего площадь 3 012 770 акров. Если какой-нибудь частный самолет проникнет в его воздушное пространство во время испытаний, то после единственного предупреждения он будет сбит.

Именно туда ясным и свежим декабрьским утром 1990 года кавалькада лимузинов привезла две группы людей, чтобы посмотреть испытания совершенно нового вида оружия. В первую группу входили создатели ракетной установки многоразового использования, являющейся основой системы, а вторую составляли представители двух корпораций, разработавших ракеты, электронное оборудование и программное обеспечение оружия. Как большинство видов современного оружия, «Деспот», последнее слово в противотанковом вооружении, состоял из многих сложных систем, изготовленных для этих испытаний тремя разными корпорациями.

Питер Кобб был главным администратором и основным владельцем акций фирмы «Зодиак ББМ Инкорпорэйтед» – компании, специализирующейся на выпуске боевых бронированных машин (отсюда сокращение в названии фирмы).

Для него лично и для его фирмы, которая создавала «Деспот» на свои средства в течение семи лет, все зависело от того, одобрит ли Пентагон новое оружие и купит ли его. Он не сомневался, что «Деспот» опережает на много лет «Пэйв Тайгер» фирмы «Боинг» и более позднюю систему «Тэсит Рэйнбоу». Он знал, что его оружие полностью отвечало основным требованиям стратегии НАТО – изолировать первую волну советской танковой атаки через Центральную Германскую Равнину от второй волны.

Его коллегами были Лайонел Мойр из фирмы «Пасадина авионикс» в Калифорнии, создавшей компоненты Кестрел и Госхок, а также Бен Салкинд из компании «ЕСК индастриз» в Силикон-Вэлли около Пало-Альто, Калифорния. У них лично и у их корпораций также все зависело от того, примет ли Пентагон их детище. Фирма «ЕСК индастриз» принимала участие в создании прототипа бомбардировщика «Стелс Б2» для ВВС США, но то было верное дело.

Команда Пентагона прибыла через два часа, когда все было уже готово.

В команде было двенадцать человек, включая двух генералов. Команда представляла собой техническую группу, от рекомендаций которой зависело решение Пентагона. Когда они все расселись под тентом перед батареей телевизоров, испытания начались.

Мойр начал неожиданно. Он предложил присутствующим повернуться и осмотреть окрестности. Перед ними была ровная пустыня. Люди были озадачены. Мойр нажал кнопку на пульте управления, и буквально в нескольких метрах от них на поверхности пустыни появился холмик. Из него высунулась металлическая рука, зацепилась за поверхность и потянула на себя. Из песка, куда он закопался, чтобы быть в безопасности от штурмовиков и их радаров, направленных на землю, вылез «Деспот». Это был большой кусок серой стали на колесах и гусеницах, без всяких иллюминаторов, со своей системой жизнеобеспечения, защищенный от прямых попаданий снарядов и бомб среднего калибра, от ядерных, химических и бактериологических воздействий. Он вытащил себя из им же выкопанной могилы и приступил к работе.

Четыре члена экипажа завели двигатели, приводящие в действие все системы, опустили стальные щитки, закрывающие иллюминаторы из пуленепробиваемого стекла, выдвинули тарелку радара, предупреждающего о нападении и антенны для управления ракетами. На команду Пентагона это произвело впечатление.

– Предположим, – сказал Кобб, – что первая волна советских танков переправилась через Эльбу в Западную Германию по нескольким существующим мостам и военным переправам, наведенным за ночь. Силы НАТО сражаются с первой волной. У нас достаточно сил, чтобы справиться с ней. Но гораздо более мощная волна русских танков появляется из своих укрытий в лесах Восточной Германии и направляется к Эльбе. Они намерены прорвать нашу оборону и двинуться к границам Франции. У «Деспотов», размещенных и закопанных в Германии по линии север – юг, есть приказ: обнаружить, идентифицировать и уничтожить.

Он нажал еще одну кнопку, и в верхней части машины открылся люк. Из него на пилоне выдвинулась тонкая как карандаш ракета 20 дюймов в диаметре и длиной восемь футов. Включился ее стартовый двигатель, она взлетела в бледно-голубое небо и исчезла из вида. Собравшиеся посмотрели на экраны телевизоров, где с помощью камер высокого разрешения показывался полет ракеты «Кестрел». На высоте 50 метров включился ее турбовентиляторный двигатель. Стартовый двигатель закончил свою работу и отделился, из корпуса ракеты выдвинулись короткие крылья стабилизатора, и хвостовые рули дали ей направление. Миниатюрная ракета полетела как самолет все выше и дальше от полигона. Мойр показал на большой экран радара. По нему кругами ходил луч сканирования, но ничего не показывал.

– Ракета «Кестрел» сделана полностью из волоконного пластика – с гордостью заявил Мойр. – Ее двигатель – из керамических материалов, жаропрочных и не отражающих волны радара. Как вы видите, при добавлении небольшой толики технологии бомбардировщика «Стелс» она полностью невидима. Ее не видят ни глаз, ни приборы. Сигнал радара отражается от нее не больше чем от зяблика, даже меньше. К тому же радар может засечь птицу по хлопанью крыльев, а у «Кестрела» ничего не хлопает, а этот радар гораздо более совершенный чем те, которыми располагают Советы.

В случае войны «Кестрел», ракета глубокого проникновения, будет направляться в тыл противника на расстояние от двухсот до пятисот миль.

В этом испытании она достигла высоты в пятнадцать тысяч футов и начала медленно летать кругами. При скорости сто узлов она может летать десять часов. Она также начала «смотреть» вниз с помощью электронных приборов.

Сейчас в работу включился целый ряд датчиков. Подобно хищной птице она разглядывает местность сразу на площади семьдесят миль в диаметре.

Ее инфракрасные датчики сделают свое дело, после чего она проверит данные с помощью радара в миллиметровом диапазоне.

Она запрограммирована так, что будет поражать цель только в том случае, если она выделяет тепло, сделана из стали и находится в движении.

– Цель должна выделять достаточно тепла, – сказал Мойр, – чтобы это был танк, а не автомобиль, грузовик или поезд. Ракета не поразит костер, дом с отоплением или запаркованную машину, поскольку они не движутся. По этой же причине она не поразит уголковые отражатели, а кирпичи, дерево или резину – из-за того, что это не сталь. Теперь, джентльмены, взгляните на местоположение цели на этом экране.

Все посмотрели на огромный экран, на который телекамера, находящаяся в сотне миль отсюда, посылала изображение. Большой участок земли был подготовлен как будто для съемки фильма. Там были искусственные деревья, деревянные домики, запаркованные машины, фургоны и грузовики. Невидимые тросы потянули резиновые танки. Загорелись яркие костры. Затем единственный настоящий танк, управляемый по радио, пришел в движение. С высоты пятнадцать тысяч футов ракета «заметила» его и тут же отреагировала.

– Джентльмены, сейчас вы увидите новую революцию, которой мы справедливо гордимся. Во всех старых системах охотник падал на цель и погибал вместе со своим дорогим оборудованием. Это крайне разорительно. «Кестрел» поступает иначе – он вызывает Госхок. Смотрите, что делает Деспот.

Присутствующие снова повернули свои кресла и успели увидеть, как блеснула на взлете ракета «Госхок» длиною в метр. Сейчас она подчинялась сигналу «Кестрела» и по его команде мчалась к цели. Теперь комментировать происходящее стал Салкинд.

– «Госхок» взлетит на высоту сто тысяч футов, перевернется и устремится вниз. Когда он будет пролетать мимо «Кестрела», эта управляемая по радио ракета выдаст ему окончательную информацию о цели. Компьютер «Кестрела» сообщит о положении цели с точностью до восемнадцати дюймов и «Госхок» попадет в нее с такой же точностью. Вот он сейчас спускается.

Среди всех домов, построек, грузовиков, фургонов, автомобилей, костров, зажженых в районе цели, среди резиновых макетов танков, стальной танк (старый «Абрамс» M1) шел вперед, как в атаку. На экране что-то вспыхнуло, показалось, что по танку ударил какой-то огромный кулак. Почти как при замедленной съемке он стал плоским, его стенки вывалились наружу, ствол орудия задрался вверх, как бы укоряя небо за случившееся, и тут же он превратился в огненный шар. Все под тентом дружно вздохнули.

– А сколько взрывчатки несет этот «Госхок»? – спросил один из генералов.

– Ни грамма, – ответил Салкинд. – «Госхок» похож на умный камень, он летит вниз со скоростью почти десять тысяч миль в час. Кроме устройства для приема информации от «Кестрела» и небольшого радара для выполнения задания по поражению цели на последних пятнадцати тысячах футов в нем нет никаких приборов, вот почему он так дешев. Но эффект от удара десяти килограммов стали с вольфрамовым наконечником при такой скорости такой же, как если бы вы выстрелили из духового ружья в упор в таракана. Этот танк испытал такое же воздействие, как будто в него врезались два локомотива «Амтрак» на скорости сто миль в час. Его просто расплющило.

Испытания продолжались еще два часа. Производственники доказали, что «Кестрел» можно перепрограммировать во время полета; например, если ему приказать атаковать стальные конструкции, окруженные с двух сторон водой, а с двух – сушей, то он может поражать мосты. Если изменить задание по поиску цели, то можно поражать поезда, баржи и движущиеся колонны грузовиков. Но только, если они движутся. Из неподвижных объектов «Кестрел» различал только мосты, он не мог отличить стальной грузовик от стального навеса. Но ни дождь, ни тучи, а также снег, град, туман или темнота не были преградой для его датчиков.

Во второй половине дня группы разделились, и комитет Пентагона собирался рассаживаться по лимузинам, чтобы ехать в Неллис, а оттуда самолетом в Вашингтон.

Один из генералов протянул руку изготовителям:

– Как танкист я могу сказать, что ничего более страшного я в своей жизни не видел. Я буду голосовать за вашу машину. На улице Фрунзе они с ума сойдут от волнения. Когда за танком охотятся люди, это уже страшно, но когда на охоту выходит этот чертов робот, это уже кошмар!

Но последнее слово сказал один из гражданских гостей.

– Джентльмены, все это прекрасно. Это лучшая в мире противотанковая система глубокого проникновения. Но я должен сказать, что если будет подписан Нэнтакетский договор, похоже, мы никогда не сможем заказать ее у вас.

Кобб, Мойр и Салкинд, ехавшие в одном лимузине в Лас-Вегас, осознали, что Нэнтакет грозит им, а также тысячам других участников военно-промышленного комплекса, полным корпоративным и личным разорением.

* * *

В канун Рождества в селении Алькантара-дел-Рио никто не работал, люди пили много и до позднего часа. Когда Антонио наконец закрыл свой небольшой бар, было уже за полночь. Некоторые из его посетителей жили тут же в деревне, остальные отправились на машинах или пешком по своим домам, разбросанным по склонам холмов вокруг деревень. По этой причине Хосе Франсиско, по прозвищу Пабло, брел, шатаясь, по дороге мимо дома высокого иностранца, не чувствуя никаких неудобств за исключением повышенного давления в мочевом пузыре. Поняв, что не облегчившись, дальше он идти не сможет, он повернулся к каменной стене двора, в котором стоял видавший виды мини-джип «сеат-терра», расстегнул ширинку и начал наслаждаться вторым самым приятным для мужчины делом.

В доме над его головой спал высокий мужчина и вновь видел тот же самый ужасный сон, который привел его в эти места. Он видел его уже в сотый раз, и каждый раз покрывался потом. Продолжая спать, он открыл рот и закричал: «Не-е-т»!

Внизу под ним Пабло подпрыгнул от страха и упал на дорогу, намочив свои лучшие праздничные штаны. Он вскочил и побежал по дороге, продолжая мочиться. Ширинка его была расстегнута, и член его ощущал незнакомый приток свежего воздуха. Если этот большой иностранец начнет буйствовать, то он, Хосе Франсиско Эчиварриа, ни за что на свете не будет рядом с ним. Иностранец был всегда вежлив, хорошо говорил по-испански, и все же в этом человеке было что-то странное.

* * *

В середине января следующего года молодой студент первого курса ехал на велосипеде по Сэйнт-Джайлз-стрит в древнем британском городе Оксфорд.

Он спешил на встречу со своим руководителем и наслаждался своим первым днем в Бейллиол-колледже. На нем были толстые вельветовые штаны и парка для защиты от холода, но поверх нее он надел черную мантию студента Оксфордского университета. Мантия хлопала на ветру. Позже он узнает, что большинство студентов не носили мантии, если только им не предстояло обедать в зале, но, будучи новичком, он гордился своей мантией. Он предпочел бы жить в колледже, но его семья сняла для него большой дом рядом с Вудсток-роуд. Он проехал мимо памятника Мученикам и въехал на Магдален-стрит.

Следовавший за ним незаметный автомобиль остановился. В нем сидели три человека, два впереди и один сзади. Он наклонился вперед.

– Магдален-стрит. Машинам въезд запрещен. Придется тебе идти за ним пешком.

Человек на переднем сиденье тихо выругался и выскользнул из автомобиля. Быстрыми шагами он шел сквозь толпу, не отрывая глаз от фигуры на велосипеде, маячившей перед ним. По указанию человека, сидевшего сзади, машина повернула в Бомон-стрит, затем налево на улицу Глочестер и еще раз налево на Джордж-стрит. Они доехали до другого конца Магдален-стрит как раз, когда появился велосипедист. Он слез с велосипеда, проехав несколько метров по Брод-стрит через перекресток, так что машине не пришлось трогаться с места. Со стороны Магдален-стрит появился третий человек, покрасневший от ледяного ветра. Он огляделся вокруг, увидел машину и присоединился к остальным.

– Чертов город, – заметил он. – Всюду улицы с односторонним движением и места, куда въезд запрещен.

Человек на заднем сиденье усмехнулся.

– Вот поэтому студенты и ездят на велосипедах. Может, нам тоже нужно бы.

– Продолжайте наблюдение, – сказал водитель без всякого юмора.

Сидевший рядом с ним замолчал и поправил пистолет под мышкой с левой стороны.

Студент слез с велосипеда и внимательно смотрел на крест, выложенный из булыжников на середине Брод-стрит. Из своего путеводителя он знал, что на этом месте в 1555 году по приказу королевы Марии Католички были заживо сожжены два епископа – Лэтимер и Ридли. Когда костер разгорелся, епископ Лэтимер крикнул своему соратнику по мукам: «Пусть будет тебе хорошо, мастер Ридли, будь мужчиной. Сегодня мы милостью Божьей зажжем такую свечу в Англии, которая, уповаю, никогда не погаснет!»

Он имел в виду свечу протестантской веры, но что ответил на это Ридли – неизвестно, так как он уже был объят пламенем. Через год, в 1556 году архиепископ Крэнмер был также сожжен на этом же месте. Языки пламени опалили дверь Бейллиол-колледжа, расположенного в нескольких метрах от места казни. Позже дверь была снята и повешена у входа во внутренний двор. Обожженные места на двери видны по сегодняшний день.

– Хэлло, – раздался голос рядом. Он оглянулся. Студент был высокий и нескладный, а она небольшого роста, с яркими темными глазами и полненькая как куропатка. – Меня зовут Дженни, кажется у нас один научный руководитель.

Студент широко улыбнулся:

– Меня зовут Саймон. – Ему был двадцать один год, после двух лет в Йельском университете он попал в Оксфорд по программе обучения на первых курсах за рубежом.

Они направились к выходу. Молодой человек вел за руль велосипед. Он был здесь позавчера, но тогда он приехал на машине. Пройдя наполовину арку, они встретились с доброжелательным, но непреклонным привратником Тимом.

– Вы недавно в колледже, не так ли, сэр?

– Да, сэр, пожалуй, первый день.

– Отлично, давайте запомним первое правило здешних мест – ни при каких обстоятельствах, ни в пьяном виде, ни под наркотиком или в полусне вы не должны вести за руль, нести на себе или въезжать на велосипеде через арку во двор. Прислоните, пожалуйста, его к стене, сэр, рядом с другими велосипедами.

В университетах есть канцлеры, ректоры, деканы, профессора, казначеи, лекторы, стипендиаты и прочие, расположенные в порядке строгой иерархии.

Но старший привратник колледжа несомненно входит в высшую лигу. Как бывший младший командир, Тим умел хорошо управлять людьми.

Когда Саймон и Дженни вернулись, он доброжелательно кивнул им и сказал:

– Полагаю, вы идете к доктору Кину. Вход в углу двора и по лестнице на самый верх.

Когда они добрались до кабинета своего научного руководителя в области истории средних веков и представились, – Дженни назвала его «профессор», а Саймон – «сэр», – доктор Кин широко улыбнулся, глядя на них поверх очков.

– Есть, – весело сказал он, – две вещи, и только две, которые я не разрешаю. Первое – зря тратить время, ваше и мое. Второе – называть меня «сэр». Пока можете обращаться ко мне «доктор Кин», а потом перейдем на «Моррис». Кстати, Дженни, я к тому же не профессор, у них есть кафедры и кресла, а у меня, как видите, их нет, по крайней мере ни одного в приличном состоянии.

Он указал на полуразвалившуюся мебель, и пригласил студентов устраиваться поудобнее. Саймон опустился в безногое кресло стиля королевы Анны, оказавшись в трех дюймах от пола, и все вместе они стали обсуждать Яна Гуса и гуситскую революцию в средневековой Богемии. Саймон улыбнулся. Он понял, что Оксфорд ему понравится.

* * *

В силу чистой случайности, две недели спустя, Сайрус Миллер оказался рядом с Питером Коббом на обеде, посвященном сбору средств в Остине, штат Техас. Он терпеть не мог такие обеды и, как правило, избегал их. Но этот был в пользу местного политического деятеля, а Миллер знал, как важно оставить после себя след в политическом мире, когда ему понадобится какая-нибудь услуга. Вначале он решил не обращать внимания на соседа, который не занимался нефтью. Но затем тот упомянул название своей корпорации, что означало его абсолютную оппозицию Нэнтакетскому договору и человеку, стоящему за этим договором, – Джону Кормэку.

– Нужно остановить этот проклятый договор, – сказал Кобб. – Нужно как-то убедить Сенат не ратифицировать его.

По последним сведениям составление текста договора близилось к концу, затем в апреле его подпишут послы двух стран в Вашингтоне и Москве, в октябре, после летнего перерыва, он будет утвержден Центральным Комитетом в Москве и в конце года предложен Сенату.

– Вы думаете, Сенат обязательно отвергнет его? – осторожно спросил Миллер.

Оборонный подрядчик мрачно смотрел на свой пятый бокал.

– Нет, – сказал он. – На самом деле сокращение вооружений всегда популярно среди избирателей, и, несмотря на все противодействующие факторы, у Кормэка достаточно харизмы и популярности, чтобы протолкнуть его силой своей личности. Терпеть его не могу, но это факт.

Миллера восхитил реализм побежденного человека.

– Вы пока не знаете условий договора? – спросил он.

– Знаю, они собираются урезать средства на оборону на десятки миллиардов долларов. По обе стороны «железного занавеса». Идет разговор о сорока процентах, с обеих сторон, разумеется.

– А много ли людей, которые думают так же как вы? – спросил Миллер.

Кобб был слишком пьян и не видел основной цели вопросов.

– Почти вся военная промышленность, – проворчал он. – Мы ожидаем полного закрытия предприятий и огромных личных и корпоративных убытков.

– Д-да, очень жаль, что у нас президент не Майкл Оделл, – размышлял вслух Миллер.

Человек из фирмы «Зодиак» хрипло рассмеялся:

– Это мечты. Конечно, он выступил бы против сокращения ассигнований. Но мечты нам не помогут, он останется вице-президентом, а Кормэк – президентом.

– Вы в этом уверены? – тихо спросил Миллер.


В последнюю неделю месяца Кобб, Мойр и Салкинд встретились со Скэнлоном и Миллером за ужином по приглашению Миллера в шикарном номере гостиницы «Ремингтон» в Хьюстоне. После ужина, за кофе с коньяком, Миллер направил их мысли на то, что Джон Кормэк все еще остается хозяином Белого дома.

– Он должен уйти, – подал идею Миллер.

Гости кивнули в знак согласия.

– Я не хочу иметь ничего общего с убийством, – поспешно заявил Салкинд. – Вспомните Кеннеди. В результате его гибели Конгресс принял все законодательство по гражданским правам, то, чего он не мог добиться при жизни. Если целью убийства было не допустить этого, то результат был противоположный. И не кто-нибудь, а именно Джонсон сделал все это законом.

– Я согласен, – сказал Миллер, – такой курс действий немыслим. Но ведь должен же быть какой-то способ заставить его уйти в отставку!

– Назовите его, – предложил Мойр. – Кто может сделать это? К нему не подступишься. В его прошлом нет никаких скандалов. Перед тем, как предложить ему выдвинуть свою кандидатуру, его тщательно проверили.

– Но ведь должно же быть что-то, – воскликнул Миллер, – какая-то ахиллесова пята! У нас есть цель, есть контакты, есть средства. Нам нужен кто-то, кто выработает план действий.

– Как насчет вашего полковника? – спросил Скэнлон.

Миллер отрицательно покачал головой:

– Он считает любого президента Соединенных Штатов своим главнокомандующим. Нет, нужен другой человек… Из другого круга…

Тот, о котором он думал и намеревался отыскать, был беспринципным, изощренным, безжалостным, умным и преданным только деньгам.

Загрузка...