Перекрестный галоп

Глава 18

В половине двенадцатого электронное послание Сигурду Веллидо было готово к отправке.

Предварительно мы с Мартином Толероном просмотрели образчики аналогичных распоряжений по трансферту в папке Алекса Риса под названием «Гибралтар», изучили стиль и язык, которым он пользовался прежде в аналогичных случаях.

— Ну, вы довольны? — спросил Мартин.

— Вполне, — ответил я.

— Думаете, сработает?

— Вполне возможно, — кивнул я. — Во всяком случае, попытка не пытка. И мы ничего не теряем.

— Я теряю, — сказал он. — На кону потеря двух миллионов долларов.

Я решил не говорить, что он может себе это позволить.

— Вы уже их потеряли, но теперь есть шанс вернуть. Попытаться стоит, правда, суммы чертовски большие, и мало какой банк пойдет на трансферт, не проведя предварительной проверки.

— Они могут запросить у него подтверждения, — сказал Мартин.

— Вполне возможно.

Просмотрев всю электронную переписку между С. В. и А. Р., мы обнаружили определенную закономерность. Алекс отправлял послания с запросами всегда около полудня — пять минут первого или без пяти двенадцать по британскому времени. Сигурд сразу же отвечал по e-mail, высылал уведомление о получении, запрашивал подтверждение. Алекс тут же отвечал ему посланием с комментариями, причем речь шла уже не о здоровье тещи, а о погоде в Англии.

Афганцы были настоящие мастера выстраивать в полевых условиях надежные укрепления. Оставалось лишь надеяться, что Алекс не догадывается, что я скопировал все его сообщения, чем подверг риску линию его обороны.

— Вы готовы перехватить ответ C. B.? — спросил Мартин.

— Постараюсь, — ответил я. — Доступ к электронным посланиям Алекса я зарегистрировал через специальную службу mail2web, но все пойдет не так, как нам хочется, если Алекс перегрузит ответ прямиком в свой компьютер из сервера. Так что нам остается надеяться, что он не щелкнет мышкой на Send/Receive в самый ответственный момент.

— А вы уже подготовили ответ? — Стоя за письменным столом, он нервно переминался с ноги на ногу.

— Успокойтесь, Мартин, — сказал я. — Будем надеяться, что настоящий Алекс Рис не пошлет сегодня С. В. свой собственный e-mail с распоряжением о переводе.

— О господи, — пробормотал Мартин. — Это же может разрушить все наши планы.

— Самое короткое время, что деньги находились на одном счете, перед тем как перевести их на другой, равнялось шести дням. Прошло пять дней со дня поступления первого взноса и четыре — со дня второго. Так что вряд ли сегодня можно ожидать от Алекса распоряжения о новом трансферте.

— Но ведь этот С. В. наверняка знает, что должно пройти минимум шесть дней. Иначе может заподозрить, что распоряжение фальшивое.

— Ничего, очень скоро все узнаем, — сказал я. — Сейчас у нас без двух минут двенадцать.

Оба мы молчали, пока я работал над посланием и отправлял его. Стрелки часов на компьютере показывали 12.01. Я снова взглянул на монитор. Ничего. Изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, я про себя отсчитал до десяти, затем снова щелкнул мышкой. И снова ничего. Я опять начал считать — медленно и на этот раз до пятнадцати, — но опять безрезультатно.

Ответ поступил в девять минут первого, к этому времени я почти уже потерял надежду.

У меня уже был готов ответ, но в последний момент я ввел в него кое-какие изменения. И напечатал следующее:

Я щелкнул мышкой по знаку «Send», и послание исчезло с экрана. Затем я с помощью mail2web удалил ответ С. В. из сервера, чтобы, не дай бог, не появились на мониторе компьютера Алекса, когда тот будет перегружать почту.

— Теперь подождем и посмотрим, — сказал я. Но продолжал мониторить страничку с web-mail еще минут сорок, пока окончательно не убедился, что C. B. не собирается задавать уточняющих вопросов.

— Думаете, получилось? — спросил Мартин.

— А вы?

— Да что-то не очень надеюсь, — ответил он. — Уж больно все как-то просто.

— Да, — согласился с ним я. — Почти так же легко и просто, как расстаться с двумя миллионами долларов.

Мартин позвонил в свое отделение банка и попросил немедленно уведомить его по телефону, если на счет к нему придет крупное поступление. Матери же тем временем оставалось только ждать, появится ли сумма на ее банковском счете.

— Позвоните, если вдруг будут новости, — сказал я у ворот на прощанье, пожимая Мартину руку.

— Не беспокойтесь, непременно сообщу, — с улыбкой обещал он. — Занимательное получилось утро, я бы сказал. Куда интереснее, чем бездельничать и влачить унылое существование изо дня в день.

— Скучаете по своей компании? — спросил я.

— Страшно скучаю, — ответил он. — Скорблю по потере.

— Зато теперь у вас много денег.

— Да, — печально ответил он. — Но чем заниматься изо дня в день? Пересчитывать их? Я пришел в бизнес прямо после школы, шестнадцатилетним юнцом. В те дни о пластиковых изделиях еще не слышали, был картон. Картонные коробки для компаний по перевозке мебели. В ту пору все они использовали старые контейнеры для доставки чая, и я решил, что картонные будут лучше. Начал собирать старые картонные коробки по магазинам, передавать их перевозчикам. Потом уже начал импортировать коробки и контейнеры из картона и пластика.

Он вздохнул.

— А когда появились дренажные трубы? — спросил я.

— Один изготовитель пластиковых контейнеров в Германии занимался еще и трубами. Ну и я откупил у него права на производство здесь. И дело пошло как по маслу. Давно это было.

— Так почему же продали компанию?

— Мне шестьдесят восемь, дети не питают ни малейшего интереса к бизнесу вообще и уж тем более — к производству дренажных труб. Им это скучно. А мне нравилось. Привык приезжать на фабрику в Суиндон к семи утра и раньше десяти вечера обычно не уходил. Страшно увлекательное было дело.

— А жена не возражала? — спросил я.

— Наверное, — со смехом ответил он. — Но ей всегда страшно нравится делать покупки в «Харродс».[18]

— Так чем собираетесь заняться дальше? Начнете новый бизнес?

— Нет, — ответил он и вздохнул. — Не думаю. Наверное, буду чаще ездить в «Харродс» вместе с женой. Надо же куда-то девать все эти деньги.

Перспектива заниматься шопингом с женой его явно не вдохновляла. Оказывается, я не единственный на свете человек, который смотрит в будущее без особого оптимизма.

— Заведите скаковых лошадей, — предложил я. — Слышал, это прекрасный способ извести целую кучу денег и получить при этом удовольствие.

— А что, замечательная идея, — оживился он. — Именно этим и займусь.

— И еще, — заметил я, — могу подсказать, как избегнуть при этом налогов на добавленную стоимость.

Оба мы громко расхохотались.

Надежды мои оправдались. С Мартином мы расстались как друзья, а не враги.

Мартин позвонил мне на мобильник четверть четвертого, когда я лежал на диване у Яна, дремал и одним глазком смотрел трансляцию скачек из Хантингдона.

— Что слышно из банка? — спросил я, тотчас проснувшись.

— От них ничего, — ответил он. — Но мне только что звонил Джексон Уоррен.

— Ого! — воскликнул я. — И что сказал?

— Пытался сказать, что в банке Гибралтара допустили какую-то ошибку и по непонятным причинам вернули два миллиона долларов на мой счет. А потом спросил, не отдам ли я своему банку распоряжение вернуть их обратно.

— Ну а вы?

— Я выразил удивление, что именно Джексон звонит мне по этому поводу, сказал, что не знал, что он как-то связан с организацией фонда. Сказал, что считал его одним из довольных всем вкладчиков.

— А он что?

— Он забормотал что-то на тему того, что ему только что позвонил управляющий фондом, якобы он-то и попросил позвонить мне, зная, что мы с Джексоном в дружеских отношениях.

Он умолк.

— Да? — сказал я. — И что дальше?

— Ну тут я немного вышел из себя. Сказал ему, чтоб заткнулся, что я не собираюсь вкладывать деньги в предприятие, к которому он имеет хотя бы малейшее отношение, поскольку он надул меня. И еще сказал, что сообщу об этом случае в Финансовое контрольное управление.

— Наверное, это ему не слишком понравилось, — заметил я.

— Конечно, нет, — сказал Мартин. — Он тут же стал мне угрожать.

— Он… что?

— Сказал мне прямым текстом, что если я пойду с жалобой в ФКУ, то сильно об этом пожелаю. Я спросил, что именно он имеет в виду, но он ответил лишь «сам сообрази».

Ту же фразу бросил мне и Алекс.

— И вот еще что, — продолжил Мартин. — Похоже, он и на вас зуб имеет.

— Это как понимать?

— Он недвусмысленно обвинил меня в том, что я связался с вами с целью обманом выманить деньги. На что я ответил, что все зло исходит от него, и посоветовал прочистить мозги и следить за тем, что говоришь.

Я далеко не был уверен, что оскорблять Джексона Уоррена было разумно. Оскорбления часто приводят к непредсказуемой реакции, в частности, кое-кто из историков считает, что жестокое нападение Саддама Хусейна на Кувейт в 1990-м было спровоцировано личным оскорблением, которое нанес иракскому народу эмир.

— А он не спрашивал, где я нахожусь? — спросил я.

— Меня? — Мартин рассмеялся. — Не то что спрашивал, требовал сказать. На что я ответил, что понятия не имею, где вы. А если б и знал, не сказал бы.

— Ворота у вас надежные? — спросил я.

— А что? — Тут впервые за все время он забеспокоился.

— Думаю, что Джексон Уоррен человек крайне опасный, — ответил я. — Мартин, это не игра. Один раз он уже пытался убить меня, уверен, попробует опять, без всяких колебаний. Так что держите ворота на замке и смотрите в оба.

— Ладно, — ответил он и повесил трубку. Наверняка побежал проверять, надежно ли заперты его ворота изнутри.

Может, теперь самое время привлечь полицию, и плевать на всякие осложнения с налогами? Но что я им скажу? «Послушайте, офицер, Джексон Уоррен пытался убить меня, приковав на цепь в заброшенном стойле и оставив там умирать от жажды и голода. И я простоял на одной ноге несколько дней, и спастись удалось, только вырвав кольцо от цепи из стены. А потом пришлось перелезать через стены других стойл и выбить окно в кладовой. Правда, я решил рассказать вам об этом только теперь, после того, как я шастал по Беркширу в камуфляжной раскраске, затем напал на пособника мистера Уоррена и пытал его с помощью ненастоящего инсулина и шприца для внутривенных вливаний. А информацию, полученную незаконным путем, использовал для перевода одного миллиона американских долларов из компании мистера Уоррена в Гибралтаре на личный счет моей матери в банке Хангерфорда». Так, что ли?..

Как-то не верилось, что, выслушав все это, полиция из местного участка рванет к дому Джексона с целью немедленно арестовать его. Скорее всего, они отправят меня к психиатру, и уж тогда Джексон точно будет знать, где я нахожусь.

Гораздо безопасней, подумал я, залечь на какое-то время на дно и выждать, когда гроза промчится мимо.

Заблуждался ли я? Позже выяснилось, что даже очень.

Первым признаком, что события принимают нежелательный оборот, был громкий стук в дверь квартиры Яна, сразу разбудивший меня.

В комнате было темно, как в колодце, я на ощупь стал искать выключатель. В дверь продолжали бешено барабанить. Я включил свет, взглянул на часы. Половина второго ночи. Кто может ломиться в дверь в столь неурочный час?

Я схватил рубашку и подошел к двери. И уже собрался было отпереть ее, как вдруг передумал и отступил. Что, если это Джексон Уоррен? Или Алекс Рис? Или же Питер Кэрравей?

— Кто там? — крикнул я.

— Дерек Филипс, — последовал ответ. Мой отчим.

Из спальни, протирая сонные глаза, вышел Ян в трусах в синюю полоску.

— Что, черт возьми, происходит? — спросил он, щурясь от яркого света.

— Отчим пришел, — ответил я.

— Ну тогда открывай.

Но я все еще опасался.

— Ты там один? — крикнул я.

— Какая, черт побери, разница? — Ян рванулся к двери. — Открыть эту долбаную дверь, и все дела! — Он протолкнулся мимо меня и отпер сам.

Дерек ввалился в комнату, он был один.

— Слава богу, — пробормотал он. А потом увидел меня. — А ты какого черта тут делаешь?

Вопрос я проигнорировал.

— Что стряслось, Дерек?

— Твоя мама… — выдавил он.

О, нет, только не это, подумал я. Должно быть, все же решилась на самоубийство.

— Что с ней? — с замиранием сердца спросил я.

— Ее похитили.

— Что? — я просто ушам своим не верил.

— Похитили ее, — повторил он.

Как-то странно все это звучало.

— Кто похитил? — спросил я.

— Двое мужчин, — ответил он. — Хотя приходили за тобой.

Дерек и Ян смотрели на меня с укоризной.

— Что за люди? — спросил Ян.

— Не знаю, — сказал Дерек. — На них были такие лыжные маски, но вроде бы люди не очень молодые.

— С чего это ты решил?

— Да по тому, как они двигались.

Я же почти сразу сообразил, что это были за люди. Дерек прав, юнцами их не назовешь. Двое отчаявшихся мужчин под шестьдесят, пытавшихся вернуть деньги, которые, как им казалось, они успешно украли и которые я у них отнял. Но где тогда Алекс Рис?

— Ты уверен, что их было только двое? — спросил я. — Не трое?

— Я видел только двоих, — ответил Дерек. — А почему ты спрашиваешь? Знаешь, кто они? — И они с Яном снова подозрительно уставились на меня.

— Что именно они говорили? — спросил я, стараясь не обращать внимания на эти взгляды.

— Точно не помню. Все произошло так быстро, — ответил он. — Каким-то образом проникли в дом, вошли к нам в спальню. Потом один ткнул в меня стволом ружья и разбудил. — Он едва не плакал, рассказывая все это, только теперь до меня дошло, как, должно быть, они с мамой испугались. — Сказали, что им нужен ты. Мы им говорим, что не знаем, где ты. Наверное, в Лондон уехал, так мы им сказали.

Хорошо, что я не сказал матери, где нахожусь, иначе и мне было бы не миновать визита мужчин в лыжных масках. Но это дорого ей обошлось.

— Но почему они забрали ее? — спросил я, хотя уже знал ответ. Они понимали: я непременно приду за матерью. — Они сказали, куда ее увозят?

— Нет, — ответил Дерек. — Но потом сказали одну странную вещь. Что ты должен знать, где она.

— В полицию звонили? — спросил Ян.

— Нет, — с горечью ответил Дерек. — Они сказали, чтобы не смел звонить в полицию. «Попробуй только вызвать полицию, и Джозефин умрет», — так они сказали. И еще велели мне подумать хорошенько и позвонить тебе. — Он кивком указал на меня. — Но я не знал, где тебя искать, даже номера твоего мобильного у меня нет. — Тут он расплакался. — Вот и решил спросить Яна.

Похитители сказали Дереку: я должен знать, где она.

Должен знать, где она.

И я знал.

Я приблизился к конюшням Грейстоун не со стороны дороги и ворот, как мог бы предполагать противник, но с противоположной стороны — прошел через распаханное поле и лес, что на холме.

Внезапность на войне — одна из основ тактики, в частности, именно она сыграла решающую роль в операции по возвращению Фолклендских островов. Аргентинцы, имевшие значительное численное преимущество, не верили, что британцам удастся подойти к Стэнли, так называлась столица острова. Путь к ней преграждали непролазные болота, а все укрепления были выстроены у берега моря, считалось, что атаковать можно только оттуда. Как же они заблуждались! Морские пехотинцы и десантный полк буквально перемахнули на середину острова; неся на себе оружия и амуниции на восемьдесят фунтов каждый, успешно преодолели за три дня пятьдесят шесть миль, и с тех пор эти бойцы стали героями армейского фольклора. Внезапность — один из основных факторов победы.

И я радовался тому, что в моем случае не пришлось тащить на себе эти восемьдесят фунтов груза. Невдалеке от опушки я остановился, опустился на левое колено. Прошло уже больше двух часов с тех пор, как удрученный и растерянный Дерек постучался в дверь к Яну. Сейчас 3.42 утра. Ночь безветренная, небо ясное, на темном фоне россыпью блистают и подмигивают звезды. Луна в фазе одной четверти быстро клонилась к горизонту на западе, слева от меня. Минут через сорок она зайдет окончательно, и чернота ночи сгустится, продолжаться это будет часа два, до восхода солнца, рассвета, начала нового дня.

Мне всегда нравилась тьма. Тьма — мой друг.

В последних отблесках заходящей луны я изучал заброшенный дом и стойла, что находились у подножья холма. Ни света, ни какого-либо движения заметно не было. Но я точно знал, что имели в виду те двое, когда сказали Дереку, что я знаю, где находится моя мать.

Но, может, это обман, лишь предлог заманить меня сюда, в это место, где я попаду к ним в лапы, а на самом деле маму держат в плену где-то еще?..

Я использовал все средства убеждения, чтобы отговорить Яна тотчас же позвонить в полицию. Дерек тоже умолял его не делать этого.

— Но мы должны позвонить им, — продолжал твердить Ян.

— Обязательно позвоним, — говорил я. — Но сперва дай мне шанс освободить маму.

Правдоподобно ли, что Джексон Уоррен и Питер Кэрравей могут причинить ей вред, даже убить? Лично я считал, что вряд ли, но не был уверен до конца. Отчаявшиеся люди решаются на отчаянные поступки, к тому же я слишком хорошо помнил, как они бросили меня умирать ужасной медленной смертью — от голода и обезвоживания.

Дерека я оставил под присмотром Яна. Дерек сходил в дом за бутылкой бренди и быстро вернулся, Яну же были даны четкие и подробные инструкции, в частности, незамедлительно звонить в полицию, если я не вернусь и не позвоню до половины седьмого утра.

С интересом и удивлением Дерек с Яном наблюдали за моими приготовлениями. Первым делом я переоделся во все черное, тщательно зашнуровал черные баскетбольные бутсы, правда, пришлось сначала снять протез и натянуть обувку на ступню из пластика. Затем я сложил в маленький рюкзак мотки пластиковой черной ленты, ножницы, скотч, красную коробку с аптечкой, кусок цепи с прикрепленным к ней замком, фонарик и коробок спичек — все эти предметы я завернул в большое темно-синее полотенце, чтоб не гремели во время ходьбы. На этот раз я позаимствовал у Яна один из кухонных ножей — большой и острый, с изогнутым лезвием — и положил его поверх всего, что находилось в рюкзаке, чтобы можно было выхватить без промедления. А в кабинете матери я позаимствовал бинокль, с которым она ходила на скачки. И, наконец, извлек из картонного футляра саблю в ножнах.

— Ну уж это-то тебе вряд ли понадобится, — заметил Дерек, уставившись помутневшими от бренди глазами на клинок длиной в добрых три фута.

— Как знать, может, и пригодится, — ответил я, натирая клинок черной полировкой для обуви, чтоб не выдал сверканием. «А если возникнет необходимость, — подумал я, — использую без всяких колебаний».

Убивать врага — это было моим raison d'étre[19] на протяжении последних пятнадцати лет, и я сильно поднаторел в этом занятии. Того требовали «Ценности и стандарты Британской армии». Параграф десятый гласит: «Все солдаты должны быть готовы использовать смертоносное оружие в схватке; отнимать жизни у других и рисковать своими собственными».

Но разве я до сих пор являюсь солдатом? Разве это война? И я сознательно стану рисковать своей жизнью и жизнью матери?

Я не был уверен в ответах на эти вопросы, но одно знал точно: я снова живу полной жизнью, цел и невредим, готов к схватке.

Поднеся к глазам бинокль мамы, я снова осмотрел находящиеся внизу строения, стараясь заметить лучик света или движение — любой знак, могущий выдать позицию врага, — но признаков жизни там по-прежнему не наблюдалось.

Может, я ошибаюсь? И они имели в виду совсем другое место?

По дороге сюда я сделал крюк и осмотрел стены Лэмбурн-холла, но там было заперто, темно и вроде бы ни души.

Нет, они должны быть здесь!

Луна зашла быстро, скоро я начну спуск вниз, затем предстоит короткая перебежка через открытое пространство от места моего укрытия к тыльной стороне стойл. Я последний раз посмотрел в бинокль — и вот оно! Заметил небольшое движение. Может, кто-то разминал затекшую ногу или растирал замерзшую ступню, но движение было, это точно. Кто-то поджидал меня за строем деревьев, справа от дома. Именно отсюда открывался хороший обзор на подъезд к конюшням и дорогу за ним.

Но если он ждет моего прибытия оттуда, то глубоко заблуждается.

Я подойду сзади.

Но где же его сообщник?

С заходом луны навалилась тьма. Но я не стал сниматься с места сразу же, выждал минуты две, пока глаза полностью не привыкнут к этим изменениям. Вообще-то ночь никогда не бывает абсолютно черной и непроглядной, от звезд исходит слабое сияние. Но разглядеть, что происходит в конюшнях Грейстоун, я из этого положения больше не мог. Да и меня вряд ли кто оттуда заметит.

Я еще раз проверил, выключен ли мобильник, поднялся и зашагал по траве.