— А по-моему, стоит ещё сутки тут постоять.
Рат промолчал, хотя голос Ксанки был умоляющим. Он никогда не спорил — и раз промолчал, значит завтра они пойдут дальше. Рана чистая, пальцы шевелятся, заживать начало — ну и всё.
Все пятеро сидели у костра, и ночь снова пугала со всех сторон своими звуками… но сейчас они больше напоминали просто школьников в походе, чем жертв аварии. Подростки эгоистичны — у них просто не получалось всё время думать о родственниках, о беде, о том, что их ищут и, наверное, считают погибшими. Больше того — в окружающей ситуации они находили всё больше и больше того, что называется романтикой. И в ночлегах, и в переходах, и даже в лёгком чувстве голода, постоянно сопутствовавшем походу.
— Как в «Повелителе мух», — сказала Светка. — Разбившийся самолёт, убитая свинья…
— Читала? — удивился Рат. Сашка хмыкнул, Светка, многообещающе посмотрев на него, призналась:
— Видео смотрела… А что, и книжка есть?
— Есть, — улыбнулся Рат, почёсывая пластырь. Ксанка шлёпнула его по руке. — Ерунда по-моему. Я себе такого поведения и представить не могу. Чтобы пацаны, обычные, нормальные пацаны так опустились.[20] Это что-то выдумано.
— Выдумка тут не при чём, — вмешался Егор. В его словах был вызов; он поднял голову — в глазах блестел огонь. — Голдинг не верил в человечество, потому что у него не было причин в него верить. Оззи Осборн[21] как-то сказал, когда его обвинили, что у него мрачные песни: «Покажите мне что-нибудь весёлое — и я изменю своё творчество.»
— Выдумка она и есть выдумка, — ответил Рат. — Хотелось ему писать — написал бы про то, как в семьдесят четвёртом в Перу упал самолёт с девятью пацанами и девчонками — они на каникулы летели. Так эти ребята не бросились друг друга убивать из-за чего-то там, и в дикарей не превратились — неделю шли по джунглям, тащили младшую девчонку, девятилетку, и выбрались.
— Да ты любитель соцреализма, — неприятно улыбнулся Егор. Рат хмыкнул:
— По крайней мере, в соцреализме я смотрю и вижу — вот человек, вот стол, вот попугай, и не надо спрашивать, что это такое кубические нарисовано и почему памятник Петру Первому в юбке… А если ты больной — лечись, а не картины рисуй и не книжки пиши.
— Мальчишки, хватит ботанеть, — попросила жалобно Светка. — Соцреализм, нонконформизм, абстракционизм — как будто в школу попала… Давайте спою?
— Конечно, — не унимался Егор,
— «Пулька моя, я твой лобик,
тушка моя, я твой гробик,
шильце моё, я твой глазик,
рвота моя, я твой тазик!»
— Ах так? — Светка повела плечами. — Ладно… — и безо всякого предупреждения звонко и разухабисто запела:
— Всё перекаты, да перекаты —
Послать бы их по адресу!
На это место уж нету карты —
Плыву вперёд по абрису!
Удивлённо поднявший голову Рат подхватил:
— А где-то бабы живут на свете,
Друзья сидят за водкою!
Владеют камни, владеет ветер
Моей дырявой лодкою!
Засмеявшись, к ним присоединился Сашка:
— К большой реке я наутро выйду —
Наутро лето кончится!
И подавать я не должен виду,
Что умирать не хочется!
— а Рат, подмигнув Светке, поднял руку и допел один:
— И если есть там с тобою кто-то —
Не стоит долго мучиться!
Люблю тебя я до поворота —
А дальше — как получится!
— и все вместе, даже Егор, повторили:
— Люблю тебя я до поворота —
А дальше — как получится! [22]
— Откуда ты её знаешь? — удивлённо и весело спросил Рат. — Я думал — у вас таких уже не поют… в смысле — в… ну, в центре.
— Мой долбанутый братишка, — гордо сказала Светка, — то и дело её горланит со своими невнормошными приятелями-маньяками, когда они у нас в гараже собираются. Поневоле выучишь… Ещё спеть?
— Да! — гаркнул Рат…
…Утром опять припозднились встать, но, хотя Рат и ворчал, настроение у всех, в том числе у него, было хорошее. Даже казалось, что перевалят за этот хребет — а там посёлок или даже железная дорога. А если и нет — всё равно дойдём! Поэтому первые несколько часов шагали даже быстрее обычного и к трём часам вышли на опушку урмана.
Точнее — опушки-то не было. Просто последние деревья росли возле скалы мрачного цвета, верхушками своими покачиваясь вровень с нею — а там поднимались уже не ели и пихты, а лиственницы и кедры.
— Пришли, блин, — Егор задрал голову. — Метров двадцать… и отрицаловка[23] вон там.
— Может, на дерево влезть, — предложил Сашка, — а оттуда как-нибудь переберёмся…
— Верхушки не выдержат, — покачал головой Рат. — Ты чего?
Егор решительно сбрасывал с плеч крошни.
— Мне нужен второй нож и трос, — сказал он требовательно. — Я влезу наверх, а там…
— Не валяй дурака, — быстро сказал Рат, но Егор спокойно ответил:
— Когда ты идёшь на охоту — я не говорю «не валяй дурака», потому что ты знаешь, что делаешь. Я лазил в Уэльсе и в Шотландии, имею значок инструктора… Да ты посмотри — она во все стороны такая!
Это было правдой — скала и влево и вправо казалась такой же. Наверное, где-то всё-таки можно было найти место для подъёма… но Рат подумал, что на это может уйти не один день, а подъём — ну час, два… Сам он был не мастером лазить по скалам, а Егор вёл себя совершенно уверенно.
— Возьми мой нож, — предложил он, — не сломается… Ты точно сможешь?
— Девяносто три процента, — внушительно ответил Егор, разуваясь. — На случай прочих семи — прошу поднять моё тело на вершину пихты, чтобы его не откопали шакалы.
Шуточку никто не поддержал — скала казалась неприступной, похожей на иллюстрацию к книгам Муркока[24]. Поглядывая на это препятствие, все расселись на траве, а Егор решительно направился к скале.
Несколько минут он стоял, задрав голову, потом подошёл ближе, оттолкнулся и встал на невидимый снизу выступ в метре от земли. Вскинул левую руку, ударил ножом…
Замер. Переставил правую ногу, застыв в неудобно-скособоченной позе. Резко подтянулся, встал прямо, выкинул вверх и вонзил куда-то нож в правой руке…
— Хорошо работает, — в голосе Рата послышалась нехарактерная для него зависть.
— Сорвётся, ой, сорвётся… — прошептала Светка. Ксанка молча толкнула её в бок, но
Светка не унялась:
— Ай… вон ему уже и наступить некуда!
Это было правдой — Егор замер, вися на руках и шаря левой ногой по скале. Снизу было видно, как натянулось струной сухожилие над правой пяткой. Сашка издал неопределённый звук… но Егор качнулся и встал прочно, а потом подтянулся и встал выше — уже прочно. Стоял он там довольно долго, вжавшись в камень. Но потом разом поднялся на несколько метров, вонзая ножи и отталкиваясь ногами. И опять замер — точно под «отрицаловкой».
— Вот и приехал, — без осуждения, с досадой на препятствие, сказал Рат. — Дальше-то он как?
Но, судя по всему, Егор это рассчитал заранее. Он запрокинул голову, отстранился, удерживаясь на левой руке… взмах, удар!
— А… — начала Светка, но Ксанка закрыла ей рот и прошептала:
— Он поднимется, молчи… он ловкий…
Ахнуть было от чего — Егор висел на правой руке, на ноже, заклиненном в щели «отрицаловки». Ногам опоры не было и быть не могло… Вот он медленно поднял левую руку, нож покачался, как клюв дятла… ткнулся раз, другой… удар! Егор подтянулся, с усилием выдрал второй нож… удар!
— Здорово, — признал Рат. Егор поднимался на руках, и про себя Рат подумал: если сорвутся пальцы — всё. Егор между тем раскачивал тело, как раскачивают качели… бросок — и он упёрся ногами в какой-то выступ, замерев параллельно земле.
— Ну даёт… — Сашка облизнул губы.
Егор переместил левую руку, ударил, качнулся, подтягиваясь, ударил правой — и ногой обвил торчащий из откоса корень.
— Добрался! — завопила Светка, отдёрнув голову.
— Молчи, дура… — процедил Сашка, не сводя глаз с Егора, который вытянулся струной и пропустил корень под локтем. Он делал какие-то странные движения, и Рат тихо ахнул:
— Пальцы свело, он нож выпустить не может…
— Точно… — Сашка выдирал возле себя пучки травы. — Точно, точно, точно…
Егор что-то сделал — нож упал под скалу, опираясь на второй и работая ногами и одной рукой, мальчишка карабкался вверх и быстро исчез за краем. А через минуту вниз полетел, разматываясь, трос…
…Когда Рат первым поднялся на откос, Егор сидел возле кедра, на здоровенном корне. Левая рука и пальцы ног у него были в крови, он посмеивался и кривился.
— С рукой что? — Рат сел рядом.
— Да ерунда… — Егор убрал её за спину, но Рат перехватил её и увидел следы глубокого укуса.
— Пусти, говорю! Девчонкам вон влезть помоги…
— Они сами влезут, а ты давай руку сюда. Кто там знает, что у тебя на зубах, тебя ж лишний раз почистить не заставишь… — глаза мальчишек встретились, и Рат сказал: — Вот теперь я верю, что ты мой брат. Двоюродный.
— Иди ты знаешь куда? — дружелюбно спросил Егор. — Сейчас Светка меня починит. Отдай руку, а то сейчас кто влезет — что о нас подумают?
Но чинить Егора взялась, как ни странно, Ксанка, хотя влезла после Светки — та только сочувственно поохала, косясь, чтобы Рат не упал. Пока он втягивал связку крошней, Ксанка уже обработала руку Егора и решительно занялась ногами, сбитыми о камень. Егор смущённо покраснел и улыбался растерянно, но не сопротивлялся.
Последним влез Сашка. Стоя на краю, потянулся и, обернувшись в сторону светлого леса, сказал:
— Ну, выбрались из этого кошмара.
— Из этого выбрались, но теперь у нас будут другие проблемы, — пообещал Рат.
— Назовём эту скалу Кровавый Откос, — объявила Светка, — отмечай на карте, Рат!