Перекрёсток двенадцати ветров

Страшная ночь

Голова болела страшно. Рат буквально ощущал рану за левым ухом — большую и глубокую. «Череп-то не проломили?» — подумал он и повернулся на бок, едва сдержав стон.

Было темно — вернее, полутемно, потому что совсем рядом горел костёр. Возле него сидели трое хунхузов. У одного была перевязана правая рука. Рат узнал их собственный лагерь и заставил себя через силу оглядеться.

Сашка был здесь. Он — тоже связанный по рукам и ногам — лежал ничком совсем рядом, по другую сторону от Рата. Правая рука выше верёвок, но ниже локтя, была небрежно замотана окровавленной тряпкой, лицо — разбито.

— Сань, ты жив? — спросил Рат тихонько, надеясь, что хунхузы за разговором и треском костра не услышат.

— Жив, — так же еле слышно ответил тот, чуть пошевелившись.

— Мне руку прострелили. Только одного и снял, да ещё одного ранил, вон…

— Сань, спасибо…

— Да за что?

— Я сам виноват… Обалдел, надо было сразу карабин хватать. А без тебя я бы и с камня не слез бы… Наши где?

— Тише, — выдохнул Сашка.

Один из хунхузов, включив фонарик, неспешно подошёл к мальчишкам. У него было жутковато-бесстрастное лицо идола из восточного храма. Держа фонарик на колене, хунхуз присел между мальчишек, посветил на одного, на другого. И спросил на чистом русском:

— Где остальные?

— Нас двое, — ответил Рат. Китаец улыбнулся, показав мелкие хорошие зубы.

— Вас пятеро, — сказал он. — Трое мальчиков и две девочки, одна не ходит сама. Но искать следы мы не можем, нас осталось мало и у нас мало времени. Итак, первый вопрос: где остальные? И второй вопрос: где золото?

— Какое золото? — удивился Сашка.

— А ты хочешь сказать, — китаец снова улыбнулся, — что вы на нас напали просто так?

— Мы на вас напали, потому что вы на русской территории, — ответил Рат. — Как банда. С оружием.

— Мы все — граждане России, — китаец продолжал улыбаться. — На оружие есть разрешения. Мы просто охотимся.

— Тогда какое золото? — Сашка тоже улыбнулся, но Рат видел, как ему страшно и видел ещё, что и китаец заметил это. Сам Рат испытывал только злость, в значительной степени — на себя.

— Это золото наше, мальчик, — сказал китаец. — Оно нам нужно. И мы его получим. Как и эту землю. Она тоже наша. И мы её получим. Когда вы вымрете от водки и глупости, мы просто заселим эти земли. Мы умеем ждать. Иногда мы ждём века. Но всё равно получаем то, что нужно. Вы, русские, вы, белые, глупые. Вы говорите «давно» про то, что было вчера. Мы знаем — даже сто лет назад — «недавно». У нас есть время. Ваши не бросят ту девочку, которая не может идти. Вы так никогда не делаете. Вы всё расскажете, и мы ещё вполне успеем догнать их.

— С какой стати нам говорить? — спросил Сашка. — Вы нас всё равно убьёте.

Голос его дрогнул. Китаец закивал — почти по-доброму.

— Да, конечно… Но можно умереть от пули. А можно — и по-другому. Ты ведь не хочешь узнать — как это, по-другому?

— Пошёл ты, — сказал Сашка и усмехнулся.

— Ну а ты что скажешь? — хунхуз повернулся к Рату. — Ты местный. Ты ведь казак?

— Кто убил человека, чем скелет лежал недалеко от балка? — спросил Рат. Китаец ответил охотно:

— Я. Он был глупый. Я притворился, что заблудился, работал с ними и потом застрелил их в спину. Его и его женщину. Она была красивая.

— Это были мои отец и мать, — сказал Рат равнодушно. Китаец покивал с таким же равнодушием:

— Что ж, чем вас меньше, тем ближе наши сроки… Вам надо говорить. Иначе будет очень больно… вот так, — он нагнулся к Сашке и, сдёрнув повязку, воткнул палец в рану.

— Умммхх… — выдохнул Сашка и задёргался, но потом заставил себя лежать спокойно.

Рат видел, как на шее Сашки натянулись жилы и вспухли трубы артерий.

— Говори, — хунхуз несколько раз повернул палец в ране. По щекам Сашки текли слёзы, он плотно зажмурился. — Не надо молчать. Ночь очень длинная, и вы всё равно заговорите… — он вырвал палец (Сашка выгнулся) и что-то сказал. От костра подошёл не раненый. Он нёс в руке горящую ветку. — Говори пожалуйся, — попросил хунхуз и поднёс огонь к груди Сашки, провёл им по коже — туда-сюда, задержал.

Сашка закричал. Рат отвернулся и стиснул зубы; в крике Сашки прорвались слова:

— Уберите огонь, дяденька, пожалуйста, огонь у-бе-ри-те-е!!!

«Скажет, — подумал Рат. Он не мог осуждать Сашку… но осуждал. — Эх… сын десантника…» Стало тихо, только Сашка стонал и тянул воздух сквозь зубы.

— Сань, — попросил Рат, — не говори, не надо. Там Светка, Сань.

— Я не скажу, — тихо ответил Сашка и снова закричал, но уже без слов. Тогда Рат тоже закричал — почти истерично, с присвистом, дёргаясь в верёвках:

Сашка умолк — сразу, Рат понял, что он потерял сознание. И ощутил дикую, грызущую боль в ногах. Когда боль отступила, Рат не помнил, кричал ли он. Мальчишка был весь мокрый от пота, ко рту подкатывала тошнота, имевшая медный вкус. В ушах стоял звон. Из темноты выплыло лицо хунхуза. Он перевернул Рата на бок, лицом к лицу Сашки, который дышал открытым ртом.

— Ты хороший стрелок, — сказал хунхуз, и Рат почувствовал узкую полоску холода на указательном пальце правой руки. — А сейчас ты останешься без пальца.

— Зачем он мертвецу? — простонал Рат. Ноги горели, боль вернулась — не такая дикая, но постоянная.

— Верно, — хмыкнул китаец. — Тогда я просто начну снимать с твоего друга кожу, — он отпустил Рата и неспешно перешёл к Сашке. В руке его блестел широкий короткий нож.

— Рат, я не выдержу, — пошевелились губы Сашки. — Рат, чёрт с ним, с золотом…

— Сань, не золото… наши, Сань… — Рат чувствовал, что плачет от жалости и беспомощной злости. — Ты представляешь, что будет с девчонками?

Сашка закрыл глаза. А Рат вдруг увидел, как очень обыденно и как-то нестрашно из левого глаза хунхуза проклюнулось алое остриё. С него скатилась и упала на траву между мальчишками капля. Не выпуская ножа, хунхуз тяжело упал поперёк Сашки, который мучительно содрогнулся. Двое других уже лежали возле костра, над их спинами прямо и неподвижно белели перья на длинных древках стрел.

— Что за… чёрт? — выдохнул Рат и задохнулся от страха едва ли не большего, чем испытанный ранее.

Там, где кончался огонь костра и начиналась таёжная тьма, стояла бесформенная высокая фигура. Алые отблески роились на неё, словно невиданные насекомые. Не выдержав напряжения, Рат мигнул — на долю секунды. Но, когда он открыл глаза, возле неподвижных кустов уже никого не было…

…Егор перепугал Рата и Сашку до полусмерти. Они и без того находились в полуистеричном состоянии, их мучила боль от ожогов — мальчишки кромсали подобранным ножом верёвки, то и дело промахиваясь, озираясь и прислушиваясь — и вот тут-то появился решительно настроенный Егор. Приполз с ножом Сашки (который тот оставил остальным), настроенный на нешуточную схватку, с таким шумом, что китайцы точно услышали бы… не будь они мёртвыми, как пни. Даже мертвее.

Здорово перетрусили все. Потом Сашка начал плакать навзрыд, следом за ним заплакал, как ни старался сдержаться, Рат. Сашка старался объяснить обалделому и тоже чуть не плачущему Егору, как ему было страшно и больно. Рат в промежутках между рыданиями твердил, что он убил четырёх человек. Егор еле вырвался от них, сказав, что сейчас, скоро, приведёт сюда девчонок. Точнее — они со Светкой принесут Ксанку…

…Когда через два с лишним часа Егор с болтающимся на груди карабином и торопящая его Светка притащили на носилках Ксанку, костёр всё ещё горел. Прямо возле трупов китайцев каменным сном спали, обняв друг друга и вцепившись в карабины, Рат и Сашка, перемазанные кровью, копотью, а лица — ещё и грязью от копоти и слёз. Их с трудом удалось растащить, причём девчонки тоже начали реветь, когда увидели кровоточащую рану на голове Рата, его обожжённые ступни, дырку от пули в руке Сашки, вздувшиеся ожоги у него на груди… Так, хлюпая и не пытаясь даже отдохнуть, Светка под руководством Ксанки взялась хоть как-то помогать ребятам, но тут Егор притащил аптечку, и дело пошло веселей. Мальчишки стонали, но не просыпались.

А Егор, бродивший вокруг и собиравший разные вещи, вдруг остановился возле кустов и нагнулся. Он не был таким следопытом, как Рат. И разбирался в следах хуже Ксанки или даже Сашки. Но кое-что всё-таки усвоил.

Невозможно было понять, кто оставил эти следы на клочке мягкой земли — человек или зверь. Но он стоял тут на двух конечностях.

И почти наверняка он стрелял из лука в хунхузов. И как стрелял!

Почему-то Егору стало очень страшно. Он бросил взгляд в тайгу, по которой ещё недавно бегал туда-сюда в одиночку, ни о чём не думая, кроме друзей — и поспешил к костру, не в силах отделаться от ощущения взгляда в спину. Не злого, но холодного и оценивающего…

В этот момент он безоговорочно и свято поверил во все рассказы Рата о ТАЙГЕ.