Перекресток возможностей

XI: Всевидящее Око в Пирамиде

Возможно, величайшее влияние на характер североамериканской культуры оказывает то, что девять десятых населения «работают на себя», предпочитая вести дела из дома. Следовательно, у индивидуума обострено чувство территории и собственности (американцы верят, что малейшее посягательство на любое из их прав является грубым нарушением их всех), и в то же время, у них меньше склонности идентифицировать себя с какой-то одной работой; «работа» североамериканцев — наслаждаться жизнью, какими бы ни были средства для достижения этой цели.

— Мэгги Мид [77] «Совершеннолетие в Америке»

СРЕДА, 15 ИЮЛЯ 1987 ГОДА

Ну разве наука не чудесна? Благодаря чуду клариссиного электронаркоза я провалился прямиком в фазу быстрого сна и проснулся в полдень, чувствуя себя всего лишь живым мертвецом. Во-первых, должны были снять гипс, на несколько недель раньше стандартов, к которым я привык, но для меня — в самый раз. Затем мы должны были нанести визит Фримену К. Бертраму, президенту и председателю правления «Паратроникс, Лтд.», по поводу его блуждающего фломастера.

День начался с небольшого разочарования. Кларисса не явилась, чтобы оказать мне эту честь. Возможно, она все еще дулась. Так или иначе, церемонию провел один из ее сотрудников, юная особа по имени Бриит. Ненавижу признаваться в предрассудках, но четырехфутовый шимпанзе в больничной зеленке — это не замена милой блондинке.

Прости, Бриит.

Пластик соскользнул от прикосновения электрода. Я был свободен! Я размял пальцы, попробовал несколько быстрых выстрелов вхолостую из моего «Смита и Вессона». Все работало немного туго, но, благодаря сетчатой конструкции гипса, мне не пришлось проходить через обычные процедуры оттирания и отшелушивания кожи.

К моему большому раздражению, Эд не особо торопился. После неспешного бранча прибыла Кларисса с несколькими объемистыми свертками и нехарактерно хитрой ухмылкой. Заявилась Люси, а появление через несколько минут перевязанного, но несломленного Форсайта сделало это официальным: что-то затевалось.

Эд откашлялся: — Я хочу, чтобы ты знал, Уин… мы все хотим… что мы рады, что ты выкарабкался. — Раны Эда зажили за ночь, хотя капитан все еще носил пластиковую сетку под шляпой.

— Спасибо вам, особенно тебе, дорогой доктор. Если бы мне пришлось пройти через все это снова, оно бы того стоило… наверное.

— Слушай, приятель, — прервала Люси. — Кто тут ведет эту хвалебную речь? Помалкивай и дай человеку сказать. — Она поднялась и направилась наверх.

— Уин, — усмехнулся Эд. — Я не из тех, кто копается в чужих вещах из праздного любопытства… прошлой ночью, я имею в виду. Я просто возвращал твой значок.

— Мой значок? Все, что нужно было сделать, — это попросить.

— И испортить сюрприз? — Кларисса расплылась в своей самой солнечной улыбке, и я почувствовал, что полностью выздоровел.

Внезапно это и вправду стало Рождеством. Люси вернулась со стопкой свертков Клариссы. — Просто чтобы у тебя не возникло преувеличенных представлений, — сказала она, — мы не заказывали все это, пока не были почти уверены, что ты выживешь!

У меня никогда раньше не было семьи; как еще я могу объяснить, почему лейтенанту убойного отдела Эдварду Уильяму Беару вдруг понадобилась пригоршня салфеток «Клинекс»? Внутри первой коробки была уличная одежда: легкая хламида с капюшоном до колен, свободные брюки и туника, и что-то вроде плаща или пончо.

— Ты не можешь вести все свои перестрелки голышом, — заметил Эд. — Люди будут говорить!

Меня выпроводили в спальню, где на кровати громоздились другие пакеты. Люси с ухмылкой предложила остаться и показать мне, как все это работает. Кларисса стояла в стороне и краснела. Довольно глупо, учитывая, что она провела большую часть одной ночи, вытаскивая инородные предметы из моей обнаженной, возмущенной плоти. На полу стояла пара высоких черных сапог, больше напоминающих о гаучо [78], чем о ковбоях, с тиснеными завитками и фестонами, которые были подозрительно знакомы: какой-то гениальный ремесленник скопировал витиеватую гравировку на моем детективном значке. Я сел и снова вытер глаза, благодарный за уединение.

В другой коробке обнаружились носки, майки, шорты, все довольно знакомое, и, к моеemu удовлетворению, ни единого галстука или запонки. Я примерил атласные брюки, застегивающиеся на молнию без зубчиков, и заправил манжеты в четырнадцатидюймовые голенища. Официальную тунику я решил пропустить, как, я видел, делал Эд, в пользу хламиды, которая серебрилась там, где солнечный свет ловил складки. Вдоль одного из швов вшитый стержень диаметром с карандаш должен был регулировать температуру в холодные дни или когда становилось слишком жарко. Я накинул капюшон и надел через голову табард [79], черный с серебряной отделкой.

Чего-то не хватало. Я потрогал кожу и резинки, бывшие моей плечевой кобурой, перебирая остатки патронов. Возможно, мне следовало послушаться совета Эда и взять другой пистолет. Я с нежностью взвесил свой сорок первый калибр, ненавидя мысль о расставании с ним.

— СЮРПРИЗ!

Слава богу за твердые рефлексы. Они снова стояли, толпясь в дверях, и разглядывали меня. Эд вытащил из-за спины объемистый предмет — тисненый оружейный пояс, подходящий к моим сапогам, с кобурой, подогнанной под «Смит и Вессон».

— Как ты это провернул, остряк? Я бы, черт возьми, точно заметил пропажу пистолета!

— Легко — взял однажды ночью на прошлой неделе, когда ты был под электронаркозом, и вернул до того, как ты проснулся! — Я пристегнул снаряжение под пончо и ниже пуза и попробовал несколько раз быстро выхватить оружие.

Форсайт шагнул вперед. — А вот кое-что для твоего игрушечного автоматического пистолета. — Легкая плечевая кобура. Я поблагодарил его, гадая, что буду с ней делать — без патронов-то к «Браунингу».

Следующей была Люси. — Уж надеюсь, эта штука сработает лучше, чем у предыдущего парня! — Это был «Резин» — нож Боуи — теперь в ножнах, подходящих к моему поясу с другой стороны, где он почти уравновешивал револьвер. — Теперь ты можешь либо прострелить, либо прорезать себе путь из неприятностей — может, тебе понравится иметь выбор, когда эти федералисты у тебя на хвосте!

Кларисса протянула мне две маленькие коробочки, знакомые по весу. — Люси права. Если уж ты решил придерживаться устаревшего оружия, вот тебе немного новеньких устаревших боеприпасов. В моей машине есть еще, прямиком с завода. Нам пришлось попотеть, чтобы найти девятимиллиметровую гильзу для копирования. Прошлись с металлоискателем по всему пути отсюда до бульвара Табор. Надеюсь, мы угадали с баллистикой.

— Я не знаю, что сказать. — Я пытался сдержать слезы. — Надеюсь, я окажусь таким же хорошим другом, какими вы все были для меня!

Люси сморщила нос. — Ну вот, теперь он распустил слюни!

МОЯ ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА по Лапорту была чем-то вроде профессионального выходного. [80] Я видел страховые записи из гаража Эда: новенькая «Неова», изящная маленькая машинка, напомнившая мне гигантский фотоаппарат «Инстаматик»; паровой «Стэнли Лэндмастер» с шестью ведущими колесами для пересеченной местности; «Бейкер Таунмобиль», получающий энергию от индукционных катушек под травяными улицами. Они были разбиты вдребезги.

Однако нас не бросили на милость общественного транспорта: у Люси была пара стареньких «Торникрофтов 418», величественная машина, родом почти из зари производства ховеркрафтов. Выкрашенные в кричащий желтый «пейсли», они сошли с конвейера шестьдесят лет назад, но, с помощью обожающего их механика, Люси с гордостью поддерживала их в идеальном состоянии.

Мы пересекли сто ярдов лужайки, перелезли через ступеньки в живой изгороди и внезапно очутились в густо засаженном саду Люси, где в обильном, многоцветном великолепии росли аквилегии. Она прошла с нами по хрустящему ковру из опавшей хвои, полная предупреждений и советов.

— Вы должны идти им навстречу, это не как эти «ФАНТастики» и «Неовы», которые практически сами себя ведут, лишая путешествие всякого приключения… «Торникрофты» будет сносить прямо на виражах, и вы окажетесь вверх тормашками!

— Я знаю, Люси, — Эд непрерывно кивал, — но мы сегодня весь день на колесах. Мы не будем покидать город.

— Я-то думал, что колеса на ховеркрафте — это как, ну, сетчатые двери на подводной лодке!

— Вовсе нет, Винни! — Люси перехватила инициативу. Она слышала, как я описывал машины у себя дома, и теперь, казалось, чувствовала себя обязанной всем объяснять про «Форды» и «Шеви», «Байи» и «Кабралы». — До сих пор не могу поверить, что вы, народ, все время ездите на резине, как старые девы. — Люси нежно похлопала один из аляповатых «418-х» и задрала его гибкую пластиковую юбку. — Видишь? Как большие надутые пончики. — Она указала на ходовые винты, над которыми величественно возвышались рули. — Не могут взять подъем круче шести градусов, если только не дать им полную мощность и не вынести все окна в городе. Без тяги тоже не повернешь, так что используешь шины.

Я вспомнил отсутствие воздушной струи от винтов на улицах, «Фронтенак», несущийся на полной скорости. — Колеса ведущие?

— Не-а, только для тормозов и рулежки. — Она потянула за утопленную защелку, и вниз откинулись складные ступеньки. Забраться в современную машину было все равно что влиться в «MG» — это же было похоже на посадку в дилижанс. Мы взобрались наверх, к сдвоенным органам управления, и опустили за собой колпак.

Люси направилась в дом, крикнув что-то о том, что «испортит свою прическу из салона». Эд повернул ключ зажигания, турбина взвизгнула, загрохотала, а затем затихла до шепота. Он постучал по приборной панели в латунной оправе: — Датчик дорожной нагрузки — вес на колесах. Слишком мало — нет тормозов, почти нет руля. Слишком много — и ты роешь колеи в газоне! — Он переключил рычаг с надписью «ХОДОВЫЕ ВИНТЫ», и я обернулся, чтобы увидеть, как сдвоенные лопасти смазались и исчезли, пока мы выезжали на прорезиненную поверхность подъездной дорожки.

Телеком звякнул — появилась мультяшная милашка, вроде той, что заправляет в телефонной компании: — Дорожная служба, — прочирикала она. — Сегодня днем мы показываем «На юго-запад», в главной роли Арчибальд Лич и…

Эд прервал ее: — Мы сегодня будем на ручном управлении.

— Очень хорошо, доброго дня, сэр. — Изображение погасло, и мы шелково вписались в поворот у ворот, мои рычаги управления двигались синхронно с Эдовыми. Я осторожно держался за них, привыкая к ощущению этой тяжелой дорожной машины.

НАСКОЛЬКО Я МОГУ судить, Лапорт занимает примерно половину территории округа Лаример в Колорадо. По данным рекламных агентств, которые ведут подсчеты — переписчик населения был бы холодным трупом еще до своего второго назойливого вопроса, — население колеблется между двумя и тремя миллионами. Североамериканцы невероятно мобильны. Значительная часть этого движения — под землей. Мы пронеслись сквозь леса и прерии, которые, как клялся Эд, были промышленными зонами высокой плотности, а затем первобытный лес с захватывающей дух внезапностью уступил место небоскребам, взмывающим на пятьсот этажей в чистое, яркое небо.

Дом Эда находится в южно-центральной части Лапорта, где доминируют университет, огромный парк, с которым я уже был знаком, различные торговые предприятия и мелкие производства. Мы легко и быстро скользили по ухоженным улицам, вышли на магистраль, позволившую нам разогнаться почти до восьмидесяти, и, пока поперечный трафик проносился мимо нас по виадукам и туннелям, утопающим в зелени, через несколько минут оказались в Старом городе.

Это выражение, «Старый город», вызывало в воображении картины, которые не могли быть более ошибочными. Большинство конфедератов ведут дела из своих гостиных, что не способствует излишнему формализму и позволяет предприятиям оставаться мелкими. Упомяните табельные часы или поездки на работу, и они посмотрят на вас так, будто знают, откуда вы сбежали. Но, как и многие жители старого района Лапорта, Фримен К. Бертрам все перевернул: это была версия влиятельного руководителя, живущего над своей лавкой.

«Паратроникс, Лтд.», впечатляющее нагромождение камня в стиле «ацтекский модерн» [81], был водружен там, где каньон реки Пудр выходит на равнину. Мы скользнули на подземную парковку, спешились и испытали три «же», поднимаясь на 223-й этаж. Бертрам был высоковатым, нервным типом, который предпочитал роговую оправу вместо того, чтобы перекроить себе глазные яблоки, как все остальные; он носил что-то вроде эспаньолки эпохи итальянского Возрождения и килт. Он качал костлявыми коленями взад-вперед во вращающемся кресле, складывая пальцы домиком, пока меня представляли и рассказывали ему, как я сюда попал и что произошло с тех пор. Он кивал и мычал вроде бы в нужных местах, но в конце концов прервал:

— Не принимайте нас, сэр, за одного из тех полоумных научных тузов, которых мы вынуждены нанимать в Университете. Вы каким-то образом воображаете, что эти события имеют отношение к кражам со склада, которыми вас наняли заниматься? Вы заставили нас поверить, что мы о них больше не услышим.

Эд напрягся в своем шезлонге, твердо поставил свой стакан на столик рядом и затушил сигарету. — Я пока не знаю, что́ к чему имеет отношение. Но я собираюсь это выяснить! Следы в обоих делах ведут прямо к вашей компании. Только свой человек мог обойти вашу охрану склада, и вот это, — он шлепнул ручку на стол Бертрама, — появилось на той стороне. В мире Уина. Может, мне стоит поговорить с этими вашими «тузами».

Бертрам с отвращением покосился на улику, осторожно сдвинул ее в дальний угол стола и вытер руки от воображаемой грязи. — Мистер Беар, у нас сложилось впечатление, что вы работаете исключительно на нас. Если мы были дезинформированы, не следует ли нам пересмотреть наши деловые договоренности? — Я не видел в комнате никого другого и решил, что Бертрам использует редакторское «мы». Или у него развился острый приступ «королевского мы». — Мы надеялись, что вы задержите тех, кто несет ответственность за хищения. Такие нарушения приличий не могут оставаться…

— Стоп! — Эд подался вперед. — Я сказал вам, когда мы начинали: я могу защитить вашу собственность в будущем, выяснить, как совершались кражи, но что касается поимки тех, кто…

— Более того… — настаивал Бертрам.

— Я не хотел браться за это дело, помните? Но вы умоляли меня, и внезапное появление Уина дало мне возможность помочь вам. А теперь вы жалуетесь, потому что я помогаю и ему тоже?

— Более того, — Бертрам прочистил горло, — предотвратили ли вы будущие кражи — вопрос спорный. У нас нет способа удостовериться в этом, пока воры не пойманы. И поймите вот что: мы не ценим эти ваши слабые попытки оправдать неудачу с помощью этой… этой…

Меня?

— …несостоятельной фантазии. Простое признание некомпетентности было бы…

— Если вам не нравится моя работа, вы можете взять свой контракт и…

— Хуже того, — Бертрам погрозил в сторону ручки пренебрежительным пальцем, — вы пытаетесь, с какой-то коварной целью, впутать нашу компанию — и ее ученых — в злоключения вашего сообщника! И вот что мы вам скажем, сэр, мы понимаем, насколько расточительными стали в последнее время судьи по делам об ответственности, но даже самый доверчивый… — Он отмахнулся от всего этого.

Эд медленно выдохнул. — Ладно, я усилил ваш периметр, реорганизовал дежурную смену и заменил вашего ночного дежурного. Вы получите мой счет. Я так понимаю…

Бертрам моргнул. — Ни в коем случае, сэр! Мы не имеем ни малейшего намерения вызывать ваше негодование. Напротив, мы просто указываем на отвлекающие факторы, присущие занятию более чем одним делом. Неужели вы действительно оставите свою работу наполовину сделанной? Разве мы до сих пор не работали гармонично? Вот и прекрасно, тогда — найдите этих негодяев. Позаботьтесь, чтобы они получили самое суровое…

Эд покачал головой. — Бертрам, я защищаю собственность. Я не коллекционирую людей!

Председатель правления снисходительно улыбнулся. — Эти вещи уладятся сами собой. А пока, каким бы неуместным это ни было, я полагаю, я могу направить вас к доктору Торенсу в Университете. — Он просиял, как будто его осенила идея. — На самом деле, мы будем только рады сотрудничать.

ВЫЙДЯ ИЗ АПАРТАМЕНТОВ БЕРТРАМА, я сказал: — Напоминает мне другого парня, который был «только рад сотрудничать»… в организации моих похорон. Ты действительно слышал имя Биллса прошлой ночью?

Эд кивнул. — Я же тебе сказал, голос произнес: «Заткнись, Биллс!»

— Ну, в телефонной книге их полно. Может быть совпадением. Но я знаю кое-что, что совпадением не является.

Эд нажал кнопку лифта. Половину спуска мы провели в свободном падении. — О чем ты теперь?

— О заговоре, — сказал я. — Знаешь, этой стране не помешало бы несколько уроков элементарной скрытности. — Машина нашла нас, и мы забрались внутрь. — Ты не заметил руки Бертрама?

Эд выглядел раздраженным. — Конечно, — сказал он, — дорогой маникюр, влажные.

— Ты видел кольцо?

— Кольцо? Ах, да… тяжелое, бронзовое, подходило к застежке на его спорране [82]. Не стоило мне так злиться — это делает меня забывчивым.

— Прости… «Мы просто указываем на отвлекающие факторы, присущие занятию…»

Эд замахнулся кулаком, опустил его и усмехнулся. — Давай, говори, что ты видел! — Он возился с ключом зажигания.

— Ну, пока ты там медленно закипал, я был занят наблюдением. Спорран у Бертрама был в стиле «ацтекский модерн» — под стать зданию. Эй… интересно, почему я не подумал об этом раньше!

— О чем? Ты собираешься мне рассказать или нет? Хоть бы Люси поставила нормальный стартер на этого монстра!

— Умно — гигантский храм ацтеков. Никто бы никогда не связал одно с другим! [83]

— Черт тебя подери, Уин, кольцо!

— Кольцо? Заметил, когда мы пожимали руки… ты прав, кстати, они влажные. Рассмотрел его поближе на выходе. Надеюсь, я не слишком пялился.

— Давай, мужик, кольцо! — Ховеркрафт кашлянул и с грохотом ожил.

— А. Это. Это было Всевидящее Око в Пирамиде. Подумал, тебе будет интересно узнать.