Homo Neanderthalensis обитал на земле около 60 000 лет, за которые он почти не продвинулся вперед; его самые ранние артефакты не сильно отличаются от последних, что он произвел. Он был заморожен, неспособен к интеллектуальному росту или технологическим инновациям. Теперь он мертв. Мы здесь пробыли около половины этого срока и поднялись из грязи, практически к звездам, и уже начали падать обратно. Правительству потребовалось всего 200 лет, чтобы отбросить нас на 400 веков назад, на статичный, лишенный будущего уровень неандертальца.
— Мэри Росс-Берд «К Новой Свободе»
Мы выскользнули вверх из парковочного гаража. Прежде чем Дорожная служба успела предложить нам очередной старый фильм, я схватил телефон. — Занято! Бертрам времени не терял. Интересно, как долго он будет держать линию занятой.
— Держи руль, я выясню. — Эд поколдовал с Телекомом.
— Привет, дружище! — На экране появился мультипликационный ковбой при полном параде: десятигаллонная шляпа, сапоги и шпоры, пара низко висящих автоматических пистолетов. Он также был гориллой. — «Западный Телефон и Телеграф» на связи. Я Слим. Чем могу помочь?
— Номер, по которому я звоню, занят, — сказал ему Эд. — Можешь дать мне знать…
— Как только освободится, я вас сразу соединю!
— Просто дай мне знать, ладно? Я сам свяжусь.
— Как скажешь, дружище. В ЗТ&Т ты сам выбираешь себе отраву! [85] — Этот примат-ковбой [86] выдернул из жилета кисет и скрутил себе самокрутку. Эд продиктовал ему номер. — Спасибочки, дружище. Еще увидимся!
Не слишком-то завуалированная мексиканская пирамида Бертрама таяла вдали. — Скажи-ка мне, Эд. Тебе не кажется это место немного дурацким, хотя бы иногда?
Он ввел машину в плотный поток. — С чего ты взял, дружище?
МЫ ТАК И НЕ УСЛЫШАЛИ от ЗТ&Т к тому времени, как вернулись в сердце города. Теперь вел я, начиная чувствовать себя почти частью цветастого чудовища Люси. На робких восьмидесяти это было похоже на управление пылесосом на коньках, но с сиреной и мигалкой на крыше я чувствовал бы себя как дома.
Первая остановка — «Сейфы и Хранилища Валентайна», где экономный покупатель мог приобрести все, от титанового ящика, в который поместились бы оба «Торникрофта», до крошечного висячего замка меньше спичечной головки, гарантированно выдерживающего полную обойму .375-го калибра.
Большинство конфедератских жуликов вносят залог, но не для того, чтобы обеспечить явку в суд, а чтобы гарантировать возмещение ущерба своим жертвам. Хотя к таким мерам прибегают редко: в Лапорте чувствуешь себя безопаснее, чем в Лондоне, что заставило меня снова задуматься над лекцией Клариссы. В Англии очень низкий уровень преступности; оружие строжайше запрещено. Но в Швейцарии его еще меньше, а по закону все вооружены до зубов. Кто-то однажды сказал: оружие порождает преступность так же, как мухи порождают мусор.
Валентайн попал в бизнес на кутузках вроде как случайно. Какой-то клиент заказал у него пару камер, предназначенных для той редкой птицы, что не внесет залог, а потом обанкротился до того, как товар был доставлен. Валентайн попытался возместить убытки, сдавая их в аренду. Это было десять лет назад, а эти чертовы камеры до сих пор не окупились.
Пенитенциарная система здесь едва ли наука, но Валентайн не принял мер предосторожности, которые любая захудалая окружная каталажка сочла бы элементарными. Наш пленник, переданный Валентайну на субподряд его страховой компанией, разорвал простыню и повесился ночью.
— И это принесет мне деньги? — спросил я, не совсем понимая, о чем говорит Эд, пока мы подвалили к стойке.
— Лучше бы да. Это ты прострелил ему ногу, так что я записал его как твоего пленника. — Он вперил в управляющего ледяной взгляд. — Это все равно, как если бы он сбежал.
— Вовсе не все равно! — несчастным тоном сказал владелец. — Видели бы вы его, весь багровый, с выпученными глазами. Молва разнесется, я больше никогда не сдам эту камеру. До чего только люди не додумаются!
Эд был склонен поспорить. — Джимми, мы слишком давно дружим для такого. Слушай, этот парень так и не назвался, и не дал тебе адрес, верно?
Валентайн насторожился, видя, куда клонит Эд. — Ни он, ни его страховая компания, эти скрытные, прижимистые сукины…
— Нам нужна была эта информация, Джимми, вот для чего мы его тебе и передали под охрану. Ну и где она?
— А, черт! Раз уж ты так ставишь вопрос, дай-ка подумать… стандартная неустойка, минус ночь проживания и питание… выходит чуть больше двух сотен, как я…
— Сколько-сколько? — тихо переспросил Эд.
— Тогда триста… и семнадцать унций! — Он вытер руки о тунику и начал нажимать кнопки. Я позволил своему взгляду нервно поблуждать по витринам, к большому парадному окну, где наш многоцветный транспорт лениво отдыхал на своей спущенной юбке.
— И четыре десятых, — твердо добавил Эд, — золотом.
— Проба девять-девять-девять? — пискнул я.
— А какая же еще? — огрызнулся Валентайн. — В кредит, или съедите здесь?
— Успокойся, Джимми. Что насчет его железа?
Управляющий вздохнул. — Надо ж было спросить. Я-то думал, раз нет ближайших родственников, и все такое… — Он пошарил под прилавком, извлекая оружейный пояс из мягкой серой замши. Пистолет был тоньше, чем у Эда, и легче. Там, где должно было быть дуло, он был сплошным, стеклянно-гладким. Торговая марка гласила: «Вальтер-Цейсс».
Я посмотрел на похожее на линзу дуло. — Чем эта штука стреляет, глянцевыми фотками восемь на десять?
— Это ручной лазер, — ухмыльнулся Эд. — Как раз то, что нужно, чтобы заменить твой нелепый колесцовый замок… [87]
— Револьвер, а не «колесцовый замок»! И если лазеры так хороши, почему ты сам таскаешь ствол, плюющийся свинцом?
Он рассмеялся. — Потому что я вырос на титановом железе, и я почти такой же консерватор, как и ты! Но этот лазер дело сделает, уж поверь мне. Грязная штука!
— Не знаю. Всегда думал, что оружие, которое прижигает, пока сверлит… черт, да они бы просто перли дальше, не осознавая, что в них попали.
Он странно на меня посмотрел. — Кто говорил про «сверлит»? Эта штука превращает воду — девяносто с лишним процентов твоих тканей — в перегретый пар. Во что бы ты ни попал, оно взрывается, как Второе июля.
— Четвертое, — поправил я на автомате. — А как насчет остановки машин?
— Одна из причин, почему я предпочитаю «Браунинг». В любом случае, лазер теперь твой…
— То же правило, что и с «Резином»?
— Вместе с поясом и зарядами, — с тоской ответил Валентайн. Я пожал плечами. Убей кого-нибудь в целях самообороны дома, и у тебя отберут оружие. Спустя приличный промежуток времени оно обычно оказывается в набедренном кармане какого-нибудь копа. — Слушай, приятель, куда зачислить эту неустойку?
— Хороший вопрос. Эд, куда они переводят твои деньги?
— К Маллигану. Но отправь им еще одного «Беара, Эдварда У.», и я никогда в жизни не сведу баланс!
Я пошарил в кармане в поисках золотой монеты Галлатина. — Тогда как насчет Промышленного Банка Лапорта? — Всеобщие поздравления, уходим со сцены налево. Я до сих пор не понял, были ли это кровавые деньги.
СЫЩИК ВАЛИТ ДВОИХ, ТРЕБУЕТ НЕПРИКОСНОВЕННОСТИ Лапорт (ТелеНовости) — Как сегодня утром стало известно «ТелеНовостям», неизвестные злоумышленники вчера вечером напали на резиденцию консультирующего детектива Эда Беара на Жене-Плейс, возможно, в связи с выстрелами, о которых, по слухам, сообщалось здесь на прошлой неделе. Свидетели сообщают, что Беар, несмотря на травмы головы, убил двух предполагаемых бандитов, ранив третьего, который впоследствии был схвачен. Сославшись на неприкосновенность частной жизни, Беар пообещал предоставить все подробности по завершении своего текущего дела. Как обычно, Ассоциация Гражданских Свобод отказалась от комментариев до вынесения судебного решения. Это был Тед Агню [88], «Все-Новости», «ТелеНовости», Канал Семь-Десять!
Галопирующий горилла из ЗТ&Т позвонил, как раз когда мы причалили к «Испанскому Убежищу Мистера Мипа». Бертрам наконец-то закончил разговор по телефону, спустя час и сорок пять минут. — Прости, дружище, это все, что я могу тебе дать. Частная жизнь, сам понимаешь.
— Охренеть можно! — пожаловался я, когда мы спешились. — Дома телефонная компания вскрыла бы линию за пять секунд. Или хуже.
— Прекрасно. И как вы отличаете преступников-одиночек от официальных? — Эд остановился у входа. — Хотя я бы не отказался узнать, кто был на другом конце этого разговора. Может, Мэдисон… Эй, Мип! Вся в делах?
— ¡Ah, Señor Bear! ¿Que pasa? Вы видели «ТелеНовости»? Они говорят о вас, mi amigo! Я покажу вам хороший столик, о’кей… я хочу сказать, con permiso?
Мипа пришлось бы объяснять в любой вселенной. Шимпанзе, он настроил свой наручный «говоритель» на то, что он считал испанским акцентом, а затем приклеил усы жиголо на верхнюю губу, чтобы они сочетались с его курткой-болеро, мексиканскими клешами и одной из тех шляп тореадора в свободное от работы время, ну, знаете, с маленькими шариками бахромы по краям. Когда он ее приподнимал, его волосы были лихо смазаны маслом и разделены пробором посередине, как у Рудольфо Валентино.
Культурный шок — ужасная вещь. Спросите того, у кого он есть.
Он усадил нас рядом с двухэтажным водопадом и удалился походкой тореадора. — В прошлом месяце, — пробормотал Эд, — это была «Gemütliche Bierhefe Герра Мипа», а за месяц до этого — «Южное Барбекю Полковника Мипа». Хоть бы он дал декораторам отдохнуть.
Я ухмыльнулся. — По крайней мере, у него всеобъемлющий интерес к…
— Кошерное тоже было. Где-то в декабре. Лучшая еда в Лапорте, но, должно быть, это сводит миссис Мип с ума. Она и дети заправляют кухней.
— «Наша еда — руки человека к ней не прикасались»?
— Что?
— Неважно. Что после обеда? Хочешь посмотреть, где я приземлился в парке?
— Нет… какой, чума его дери, «такарито»?… мы поедем в университет, разыщем этого исследователя, к которому нас так неохотно направил Бертрам. Парк как раз через дорогу оттуда, через бульвар Конфедерации, если ты настаиваешь.
— Какого черта, это ведь не детектив должен возвращаться на место преступления. — Пока я выбирал меню, я услышал тихий голос:
— Сигары, сигареты, марихуана? Сигары, сигареты… что-нибудь для вас, сэр? У нас на этой неделе отличные «Красные кхмеры».
— Милочка, я, бывало, арестовывал людей за продажу этого добра. Только сигару, спасибо. Что-нибудь будешь, Эд? — Он постучал по карману с сигаретами и покачал головой, не отрываясь от меню. Я заплатил маленькой шимпанзе, которая сделала мне реверанс и подарила зажигалку.
Эд ел дольше, чем я, — я все равно считаю, что индейка в шоколаде [89] — это тяжеловато для обеда. Поскольку я внезапно разбогател, я решил заплатить. На экране появился счет, и я повернулся к своему жующему сотрапезнику: — Эд, это правильно, серебряная четверть унции? Это же всего полтора бакса!
— Ммф. Наверное, по ошибке добавили твою сигару. Нужны деньги?
— Нет, — рассеянно заметил я. — Как и никому другому здесь, очевидно.
Он бросил на меня подозрительный взгляд. — К чему ты клонишь?
— Ну, меня это беспокоит с тех пор, как мы ушли от Валентайна. Вообще-то, с тех пор, как я сюда попал. Взять, к примеру, машину Люси…
— Вот ты и бери. Мне моя «Неова» нравится больше, даже вся в дырках от пуль. — Он оторвал уголок сопапильи [90] и залил внутрь мед.
— Тогда ее дом. Или твой. Ты понимаешь, моя старая квартира поместилась бы… черт, да она бы практически поместилась в один из ховеркрафтов Люси! Куда бы я ни пошел в этом городе, у всех куча денег, и все стоит практически ничего. Где вы прячете своих бедняков?
Эд критически заглянул в выпечку и продолжил ее наполнять. — Какого, во имя эпидемии, ты думаешь, мы из себя представляем?
Я начал смеяться. — Да ладно тебе…
— Нет, ты давай! Люси — дама на пенсии; Форсайт, как ты его назвал, «охранник по найму». И когда ты вообще видел богатого детектива?
— А как насчет Клариссы?
Он откусил кусок сопапильи, мед потек у него по подбородку. — Ремесленник, как и любой другой. Позволь мне тебя кое о чем спросить: сколько заживало твое плечо?
— По стандартам, к которым я привык?
— Переломы костей — это проблема, которую мы решили, в основном, благодаря значительным — по твоим стандартам — объемам научной и экономической свободы. — Он откусил последний кусок и вытер подбородок. — Мы также победили голод, теми же средствами. Все, что нужно сделать, — это оставить людей в покое.
— Чтобы они умирали на улицах от старости или голода? Вот для этого и нужно правительство, Эд, чтобы заботиться о тех, кто не может…
— Все наоборот, Уин. Политикам нужны человеческие страдания, для самого их…
— А вот погоди! Мы тратим триллионы, просто чтобы…
— Разделить страдания на всех! Мой друг, правительство — это болезнь, маскирующаяся под лекарство от самой себя.
— Должны же мы делать хоть что-то правильно, США — самая процветающая…
— Трущоба в твоем мире.
— Самый бедный американец — богач, по сравнению с другими странами!
— А самый бедный конфедерат — богач, по сравнению с большинством американцев. Все ваши налоги и регуляции замораживают старые богатства и делают невозможными новые состояния — за исключением тех, у кого есть политические связи. Богатые отбиваются от закона, в то время как тех, кто ниже, обчищает до нитки ваша ИРА. [91]
— НС, хотя я соглашусь, что практической разницы не так уж и много.
— Новые возможности, Уин, новые предприятия! Вот как на самом деле распределяется богатство. В любом цивилизованном обществе бедные тоже становятся богаче. Довольно скоро становится трудно разобрать, кто есть кто. Скажи мне, как долго американец работает, чтобы купить машину?
— Он больше не может. Раньше мы растягивали это на пару лет, а что?
— Уин, конфедератский ховер-багги — это примерно три недели заработка… не смотри на меня так! Как насчет дома?
— В наши дни — забудь. Десять лет назад — может, пять годовых зарплат. На самом деле, речь идет о сорокалетней ипотеке, даже с…
— Я расплатился за свой дом за шесть месяцев. И, Уин, этот обед, которым ты любезно угостил, — дорогой. В конце концов, Мипу нужно платить декораторам. Мы могли бы поесть за углом за ту же цену медью!
— Какого хрена все так чертовски дешево? Вашим рабочим не нужно есть? Или у вас все автоматизировано?
— Автоматизация не помогает: всегда требуется больше людей для создания и обслуживания оборудования, а реальная проблема здоровой экономики — это хроническая нехватка рабочей силы. Вещи не неестественно дешевы. Уин, мы просто не терпим паразита, который забирает половину твоего дохода, а потом встраивает еще больше налогов во все, что ты покупаешь! Вы, народ, пытались выжить на четверть своей производительной мощности — на восьмую, если считать затраты на регулирование, — в то время как Государство съедает остальное! Удивительно, что вы вообще выжили!
Я задумался об этом на минуту. Может, мы и не выживали. — Так ты говоришь, что никто из вас на самом деле не беден?
— Не в том смысле, как ты думаешь. Ты обнаружишь, что мы «прячем» и наших богатых людей, точно так же. Они — это мы! — Он рассмеялся и выудил сигарету. Я дал ему прикурить и снова раскурил свою сигару.
Эта подарочная зажигалка, должно быть, была из старых запасов. На ней было вытиснено: «Восточный Дворец Мипа Фенга».
МЫ ПОПРОЩАЛИСЬ с нашим хозяином. Изображение Люси появилось на экране, как только мы забрались в машину. — Пытаюсь дозвониться до тебя уже полчаса, Эдди! У тебя на крыльце толпа газетчиков. Что мне им сказать?
— Я сказал все, что собирался, когда они разбудили меня сегодня утром! — Видимо, я это проспал, еще одно преимущество электронаркоза. — Я ссылаюсь на неприкосновенность частной жизни — как и мои соседи.
— Поняла, детка! Я… — Кто-то заглянул Люси через плечо. Ему не нужна была пресс-карта, чтобы на лбу было написано «репортер».
— Кто из вас, клоунов… Ай! Это мои лучшие туфли, леди!
Люси столкнулась с незваным гостем нос к носу. — Хочешь, чтоб тебя в них похоронили? Убирайся отсюда! — Она повернулась к камере. — Прости, Эдвард.
— Все в порядке, Люси. Держи форт. Еще одно дельце, и я вернусь домой и закажу тебе стейк.
— Ничего подобного! Я сама буду заказывать, что-нибудь с кровью, для разнообразия! Удачи, мальчики, и постарайтесь хорошо думать о выжившей из ума старухе, которая позволяет соплякам-умникам подкрадываться и заставать ее врасплох.
— Дерьмо буйвола, Люси.
— Я как бы и надеялась, что ты это скажешь, Эдди. Пока!
— Полчаса? — спросил я. — Тебе бы пейджер носить, чтобы твои звонки…
Эд кисло на меня посмотрел. — Ты варвар, Уин.
УНИВЕРСИТЕТ ЛАПОРТА, ЛТД. — это местное «заведение, где раздвигают барьеры», где люди Бертрама делили помещения. Конфедерация не проводит различий между прикладной наукой и чистыми исследованиями. Те, кто могут, — делают. Они же и преподают. Те, кто не могут… может, они попадают в Конгресс, как у меня дома.
Доре Джейн Торенс было не место в Конгрессе, если только вы не предпочитаете деликатные выражения викторианских романов. Шестифутовая платиновая блондинка с фигурой, за которую ей полагалось бы получить скобку в пупке [92], она также была главой отдела паратронных исследований. Ее кабинет напомнил мне кабинет Мейсса, вплоть до закорючек на доске. — Мистер Беар? — Она посмотрела на Эда, а затем на меня.
— Мы оба мистеры Беар, Эд и Уин. Вы не теряли этот фломастер в последнее время?
— У меня их полон стол. Этим нынче занимаются детективы? Вот это сервис. — Окна ее просторного кабинета выходили на парк. Я мог видеть «мою» будку Телекома и часть тропинки, по которой я к ней шел.
Эд улыбнулся. — Тут дело не только в этом, мисс… доктор… профессор…
— Диджей. Слушайте, не хочу вас торопить, но у меня работа в лаборатории перед следующей лекцией. Не возражаете пройтись? — Мы направились по коридору, сплошь состоявшему из окон. Вид… ну, я смотрел на то, что Диджей вытворяла с лабораторным халатом, что…
— Как я говорил, — Эд аккуратно сбил меня с мысли, — дело не столько в том, что вы потеряли…
— Ага, — согласился я, — таких вещей — десяток за дайм.
— За медяк, — поправил Эд.
— Или просто «фараон», если тебе так больше нравится. [93] Важно — где.
Она остановилась. — Надеюсь, это не связано с нарушением контракта. Я просто не связываюсь с женатыми…
— Я тоже. Я просто подумал, что вам будет интересно узнать, что я нашел эту ручку тоже в ящике стола. В Университете Штата Колорадо. В Соединенных Штатах Америки.
Она коснулась моей руки, затем снова посмотрела на Эда, и обратно на меня, и в ее глазах забрезжил свет. Внезапно она выхватила ручку и побежала прочь с криком:
— Получилось! Получилось! [94] Мы сделали это! Мы сделали это!