Перемещенное лицо. 2. Квадра

* * *

На постоялом дворе они пробыли два дня. Властитель не щадил не только тело Дана – болезненный массаж только на пользу шел, но и душу, заставляя снова и снова рассказывать обо всем. И что удивительно, Дан не упирался. Совсем растекся, не было сил и на сопротивление, и даже на молчание. Даже не удивляясь самому себе, он спрашивал: ну как? ну почему так – с нескольких часов? и словно вся жизнь?

И с нескольких часов, терпеливо отвечал Нирут, и с одного взгляда, любовь не ограничивается временем, может, пройдет, может, нет, может, этот взгляд затмится другим, как зеленое затмило сиреневое, может, так и останется эта боль, это жизнь, а она жутко несправедлива.

Приезжал Кондрат, но властитель не то что его не принял, а так приподнял бровь: а это еще кто? не знаю, знать не хочу, можете пинками прогнать – и повернулся к Дану, занят он был, вином с приправами свою собственность поил. Приезжал еще какой-то местный барин, был принят, но при первом же слабом намеке на Кондрата властитель так посуровел и заледенел, что благородный стушевался и навек забыл об опальном графе. Ну и главное, пошли слухи. Замковая челядь видела, как вел себя властитель, как он был недоволен и даже гневен, как уходил со своим парнем и даже взгляда на хозяина не бросил. Не хотел Дан об этом знать. Как же это скажется на Кайе… Дан взмолился даже: сделайте что-нибудь, но друг немедленно превратился во властителя, и мольбы застряли в горле. Бесполезно. Самому… что сделать самому? Войти в замок и забрать Кайю? Отдаст как миленький. А дальше что?

Он не может уйти от властителя. Не отпустит – об этом Нирут сказал вполне недвусмысленно, дескать, даже не пытайся, ты мне нужен, из-под земли достану и вообще куда ты денешься, я тебя найду примерно за тридцать минут. Ему некуда забрать Кайю. И не пойдешь в замок: властитель не выпускает из вида.

На третий день они уехали к ближайшему порталу. И там уже даже не спрашивали о том, почему ж властитель предпочел примитивный постоялый двор роскошному приему в замке графа Кондрата. И вечером – дома. То есть в замке над озером.

И что? Снова погружаться в пережитое? Да чего там, не выгружался. Вот даже репетировал – сколько раз плакался во властительскую жилетку? Боль все так же рвала, даже смотреть было больно, и Дан ловил себя на том, что опускает веки или щурится. Нирут для начала спустил на него Шарика, и дракон не начал неистово скакать вокруг в восторге, а запел что-то тоненькое и начал тереться мордой и заглядывать в глаза. Обняв гибкую шею, Дан и ему исповедался, и было это легче, потому что Шарик комментировать не умел, умел сочувствовать и жалеть. Дан просидел с ним целый час, и казалось, что дракон, как собака, забирает себе отрицательные эмоции. Все равно надо идти наверх. Квадра знает, что он вернулся. Дан поцеловал Шарика в нос, был облизан и отпущен.

Ноги несли его как-то очень уж медленно, и это вытянуло из полустертой памяти детства смутный образ соседа, одинокого старика, получившего квартиру на пятом этаже, так у него путешествие по лестнице занимало почти час, он подолгу отдыхал на каждой лестничной клетке и ступеньки преодолевал, как Джомолунгму. А потом он пропал, и Дан так и не вспомнил, то ли умер старик, то ли просто квартиру поменял.

Квадра выглядела скверно. Черт возьми, из-за меня. Или сказал им что-то властитель, или просто почувствовали. Дан снял пояс с мечом – катана казалась такой тяжелой, положил ее на комод и постоял еще несколько минут, не убирая рук с ножен.

– Не говори, если не хочешь, – очень тихо произнес Аль, – мы все равно с тобой.

– Я знаю, – отозвался Дан, не поворачиваясь. – Я скажу.

Им он рассказывал уже не так, как Нируту. Боль не ослабла, но стала чуть привычной, что-то в голове уже улеглось, и он не бился в истерике и не ударялся в лирические отступления. С Квадрой получалось говорить просто. Не нужны были тонкости, потому что эти тонкости они чувствовали вместе с ним. Как он чувствовал застарелую боль Алира, так и у Алира болела свежая рана Дана.

Они очень долго молчали.

– Властитель его, конечно, размажет, – убито сказала Лара, – а проку-то.

– Не скажи, – рассудительно возразил Гай, – уж если властитель берется за кого-то, завидовать не хочется.

– Для девушки-то ничего не изменится, – мрачно бросил Аль. – Разве что хуже станет. Не надо меня щипать, Лара, он сам только об этом и думает. Дан, ты уверен, что любишь?

– Нет, не уверен. Мне так кажется. Все время глаза вижу перед собой. Днем, ночью…

– Неужели властитель… так равнодушен уже, что не поможет! – не спросил, а констатировал Аль. – Я иногда думаю, что мы ему действительно не нужны… То есть нужны, конечно, как инструмент, как руки, глаза и…

– Нет, – оборвала его Лара. – Он привязан к нам. Особенно к Дану.

– Откуда тебе знать, что чувствует властитель? – удивился Гай. – Ну, может, привязан. У нас дома кот жил, раскормленный такой, наглый, так я к нему тоже был привязан.

Лара решительно покрутила головой.

– Вы, мальчики, не забыли, что я не человек? Я демон. Я вижу отношения.

– Видишь? – не понял Дан. Как хорошо было не понимать хоть что-то. А то ведь сплошное понимание в висках стучит: больше никогда… – Как?

– Только не смейтесь, а? В виде таких нитей… Разноцветных. И каждое чувство имеет определенный цвет. Нас соединяют золотые нити. Я таких никогда раньше не встречала, правда. А властителя с нами – серебряные, это… ну как сказать… Да, мы ему нужны, как инструмент, но тогда нити были бы серые, такие… свинцовые. Светящийся оттенок всегда означает привязанность…

– Лара, – начал было Аль, но Дан почти равнодушно произнес:

– Эмпат. Мысли читать не умеет, умеет читать эмоции. Я об этом в книжках читал. Дома.

– Вот, – обрадовалась Лара, – и у вас такие есть! Аль, не изображай злость, когда ее не испытываешь. Я почему меньше всех переживала по поводу Тики и так грубо с Даном обращалась? Потому что видела: влюбленность. Розовая нить. Тонкая, такие рвутся… А сейчас, – она помрачнела, – алая. И светится. Уходит куда-то… Вот от Гая уходит синяя – это родители, от Дана тоже – наверное, к маме в другой мир, и от Аля тоже – это сестра, наверное... Когда я первый раз вас увидела, так удивилась Алю: вообще ничего, тонкая синяя нить и золотые между вами. Таких я остерегаюсь: без чувств – это только высшие маги.

Нити – связи. Забавно. Скорее всего, сама придумала нити, сама их раскрасила. Лара простая душа, ищет ясных объяснений, вот и объяснила себе: если человек привязан к родственникам, то синяя, если влюблен – розовая…

– А просто чувства ты видишь? – тускло спросил он. – Не связи?

– Вижу, – призналась Лара. – Вижу, как тебе больно. А как помочь, не знаю. А помочь надо, потому что от такой боли люди умирают. Вы слабые…

– Я не умру, – неуверенно возразил Дан. – Да, лишний повод нам быть откровенными друг с другом.

– А мы и откровенные, – пожала плечами Лара. – Стала бы я признаваться, если бы вы скрытничали.

– Я-то скрытничал, – буркнул Аль.

– Ну, что ты там скрытничал! Ты просто жадный, не хотел делиться своими страданиями, даже иногда упивался ими… а потом поумнел, и тебе стало легче. Это когда ты с Даном проговорил всю ночь? Ну вот… В общем, мальчики, властитель к нам привязан… ну, просто по-человечески. Честно. И если б такое случилось со мной или Гаем, он бы не был в таком гневе. Я его сегодня испугалась. Вот так. Он возлагает на Дана какие-то надежды…

– Я это и без эмпатии знаю, – усмехнулся Гай и протянул Дану кружку с кофе. – Мы – только защита для Дана. А ты не спорь. Люди слабы… сравнительно с нами. А мы сильны сравнительно с вами. К тому же мы очень отчетливо это поняли, когда тебя захватил тот маг.

– Отчетливо, – проворчал Аль, – до сих пор челюсть ноет. Почему, говорит, ты здесь и даже не ранен, а его нет? Вообще думал, что умру. Дан, мне кажется, властитель придумает что-нибудь.

– Вряд ли, – покачал головой Гай, и черные легкие волосы еще долго шевелились от этого движения. – Скорее, сочтет, что это только закалит душу Дана. Не сделает его черствым, но закалит. И он не так уж и неправ. Дан, мне кажется, что я чувствую то же, что и ты. Я понимаю тебя, пусть я и не любил еще. И мне страшно от того, что я умею чувствовать тебя. Мне кажется, что этим я лишаю тебя уединения.

Нет. Не лишаешь, подумал Дан. Ты вообще лучшее, что могло со мной случиться. Друг и защитник, нуждающийся в друге и защитнике. Это абсолютно взаимно, Гай, и разве твоя вина в том, что тебе пока везло и сердце у тебя цело?

Еле уловимая улыбка тронула терракотовые глаза. Понял. Нет, почувствовал.

– А я бы, – мечтательно сообщила Лара, – с этим благородным повстречалась… ну так как бы случайно.

– И все немедленно приписали бы это мести властителя, – кивнул Гай. – Да эту скотину благородную скорее оберегать надо. Придумал же… тварь. Для чего спектакль устроил? Кого дразнил – Дана? Нет, Дана он убивал, унижая. А дразнил властителя. Силу такую набрал?

– Погоди, что ты хочешь сказать…

– А ты подумай, Аль, и сам поймешь. – «И потом мне расскажешь», – хихикнула Лара. – Ну хорошо, счел он этот поцелуй оскорблением. Покушением на собственность, хотя, насколько мне известно, эльфы так до сих пор заложниками и называются и являются пленниками императора, но не собственностью всяких графов. Формально, по крайней мере. Ну ладно, традиции – великая вещь, и если люди привыкли… Аль, перестань метать в меня гневные взгляды, это не я придумал, такова жизнь. Если люди привыкли, им уже кажется, что так было всегда, так есть и так должно быть. Допустим, он прав. Понятно, что он испугался Дана – в это я верю охотно. Можно бы, конечно, просто запереть его в комнате. Ну можно лишить возможности двигаться, приковать к стене… а на кой черт там цепи вообще? Даже приставить человека для ухода. Но почему именно эту девушку? Зачем спать с ней на глазах Дана? Чтобы доказать ему, что девушка принадлежит ему во всех смыслах? Зачем? Кто такой Дан, чтобы ему что-то доказывать? Как бы там ни было, мы – тени властителя. Есть он – существенны мы. Нет его – мы никто, пришелец, лекарь-вампир, беглый эльф и демон. Мы не нечто самостоятельное, мы Квадра Нирута Дана. Задевая нас, о нас никто не думает, все думают о властителе. И кто – какой-то провинциальный граф, рвущийся поближе к власти?

– Не считаешь же ты, что это все подстроено было? Слишком уж сложно. Дан мог не влюбиться, мог не поцеловать, мог не попасться на глаза… Да и за один поцелуй устраивать такое… Как ты думаешь, Дан, она могла быть заодно с ним?

– Нет, – с трудом проговорил Дан. Даже кофе не протолкнул комок, сжимающий горло. – У нее такие… такие глаза трагические. Сначала мне показалось, что просто грустные, что она всего лишь несчастна… А это… – Скорбь всего мира. Боль всех эльфов. Унижение всего гордого народа. Страдание всей расы. – Нет, Кайя не могла.

Гай подлил ему еще кофе. Водки бы штоф и вырубиться хоть ненадолго.

Что с Алем? Его лицо было настолько бледным, что казалось маской.

– Как ты ее назвал?

– Кайя, – повторил Дан, начиная понимать.

– Блестящи пепельные волосы и очень темные зеленые глаза?

– Сестра, – резюмировала Лара. – Интересно, а об этом властитель знает?

– Властитель-то знает, – задумчиво протянул Гай, – мне вот интереснее, знал ли граф.

Дан угнездился поглубже в кресле и прикрыл глаза. Жить не хотелось. Намерения немедленно повеситься тоже не было. Тоска такая… А он, дурак, думал, что по Тике тосковал.

– Пошли, мальчики, – прошептала Лара, и едва слышный голос Гая ответил сухо:

– Я его одного не оставлю.

– Я не наложу на себя руки, Гай.

– Ты хочешь, чтобы я ушел?

Дан покатал голову по спинке кресла. Одиночества тоже не хотелось. Интересно, куда девался истеричный тридцатилетний мальчик, которого злые дяди выдрали ремнем по голой попе?

– Аль! – вскрикнула Лара и побежала к двери. Аль пошел выяснять отношения с властителем. Получит по шее или по мозгам. Может, получит дозу тепла и сочувствия. И никакая Лара его не удержит. Пусть. Аль импульсивен, его чувствам непременно нужен выход, иначе черт знает что случится. Напьется опять и будет умирать с похмелья.

Холодная рука Гая коснулась его лица.

– Ты сильный, Дан.

– Не хочу.

– Не хочешь, – вздохнул он, присаживаясь на подлокотник. – Но будешь. Ты ведь понимаешь, что властитель… не позволит нам иметь слабости. Как бы хорошо он к нам ни относился, как бы ни был привязан…

– Ты веришь в его привязанность?

– Верю, – после паузы ответил Гай. – Он хочет быть человеком, оставаясь властителем. Ему дороги даже мы, не говоря уж о тебе. Далеко не все, что он говорит, игра. Дан… мне жаль.

– Я справлюсь.

– Я знаю.