Переворот

ЭПИЗОД 26

Члены Временного Военного Совета в тот день собрались на заседание в плохом настроении. До последнего они надеялись на чудо, но вчера Генеральная ассамблея ООН проголосовала за введение эмбарго на торговлю с Россией. Против проголосовали пять стран Африки, Китай, Франция, Индия, воздержались Германия и Украина. Все остальные пошли за США, которые потребовали отречения от власти и отдания под суд сидевших в этом зале людей.

Сизов вошел последним. Лицо его было озабоченным, но выглядел он как всегда собранным и деловым.

— Господа офицеры, после вчерашнего решения ООН положение России ухудшилось во много раз. Виктор Андреевич, к каким последствиям это может привести?

Соломин поднялся из-за стола, его генеральский китель в этот день как нельзя больше напоминал мешок. Мешки украшали и его покрасневшие глаза, ночью он спал не более трех часов.

— Мы предварительно просчитали, убытки грандиозны. Мы лишаемся основных поступлений за продажу нефти, газа, леса… всего. В стране не хватает зерна, урожай плохой, была надежда закупить хлеб в Канаде, рис в Китае, но Поднебесной также приходится туго, США их душат за поставки дешевого текстиля, снова начали выдвигать претензии к правам человека. Все это можно было бы провернуть втихаря, но вряд ли это пройдет незамеченным.

— Надо подготовить сделки, а с глазами и ушами дяди Сэма мы как-нибудь разберемся.

— Повыколем на хрен, — хмыкнул Сазонтьев. Сизов неодобрительно покосился в его сторону. Было похоже, что главковерх снова ушел в крутое пике, от него метра за два несло перегаром.

— Кроме риса Китай может предложить нам текстиль, электронику…

— Хреновую, — снова вмешался Сазонтьев.

— Прекрати, — тихо сказал Сизов, мрачно глянув на друга.

— Единственным положительным фактором будет то, что нам уже не надо платить по долгам СССР. Валютному фонду и всем остальным кредиторам.

Обсуждение текущего положения длилось еще три часа, затем все разошлись. Сизов попросил остаться Сазонтьева и Соломина.

— Так, Александр, ты когда перестанешь праздновать победу над Японией? — обратился он к главковерху.

— А чего? — хмыкнул Сибиряк.

— Взгляни на себя, смотреть страшно — мешки под глазами, рожа синяя, — поддержал Сизова премьер.

— Ну ты же знаешь, сколько я могу выпить!

— Надежда звонила, она уже забыла, когда ты дома был. Все со своей ППЖ вошкаешься?

— Сашку не трогайте, — огрызнулся главковерх. — С Надькой разведусь, вот только немного посвободней стану.

— Детей не жалко? Такие парни растут.

— Это мое дело! — упрямо продолжал гнуть свое Сазонтьев.

— Черт с тобой, это твоя жизнь, делай что хочешь. Скажи лучше, почему в академии не показываешься? Я тоже занят выше головы, но выкраиваю время, а тебе это нужно больше, чем кому-либо.

— Хорошо, с академией все будет нормально. Хоть заочно, но кончу. Слово даю.

— Что ты там учудил вчера на концерте в Останкино? — спросил Соломин. — Я не успел на него подъехать.

— А, это! — ухмыльнулся Сашка. — Знаменитый пидор, "голубой принц", попробовал прыгнуть ко мне на коленки. Ну я значок снял, тот, кремлевский, с булавкой, и вогнал его в жопу этому козлу в колготках. Вот тогда он первый раз в жизни без фонограммы запел!

— Орал на весь зал, — со смехом подтвердил Сизов. — А фонограмма так и крутилась. Ладно, Сашка, двигай отсюда, но запомни — ты теперь лицо армии, так что пить бросай. Скажи там, чтобы наши хитрованы зашли.

"Хитрованами" Сазонтьев называл директора ФСБ Демина и Елистова. К ним в этот раз присоединились и остальные служители "плаща и кинжала" — руководители ГРУ и СВР.

— Итак, практически мы находимся в состоянии необъявленной войны почти со всем миром, — начал разговор Сизов. — Но главный инициатор нашей изоляции, конечно, США. Дело может дойти и до вооруженного конфликта. Каковы самые сильные козыри Штатов?

Демин открыл тонкую папку и, не глядя на бумаги, стал докладывать:

— Стабильная экономика, большой государственный бюджет, позволяющий развивать все области оборонной индустрии. Огромный флот, хорошо подготовленная армия, но главное не в этом. У них хорошие глаза и уши. Свыше трех десятков спутников-шпионов следят практически за всей территорией земного шара. На случай непосредственного конфликта развернуты десятки летающих комплексов АВАКС, практически США уже сформировали систему раннего обнаружения. Есть большие опасения, что глаза и уши дяди Сэма имеются и в наших рядах.

Демин выразительно посмотрел на начальника ГРУ Бакланова.

— На каком уровне? — спросил Сизов.

— Не ниже начальника управления, — признался Бакланов.

— Да, это проблема. И ее надо решить в первую очередь. А что все-таки должно быть главным в тактике нашей борьбы со Штатами?

— Лишить их средств космической разведки, — предложил Елистов.

— Нет, — отрицательно качнул головой Сизов. — Если нам не дают жить так, как мы хотим, то надо ослабить врага настолько, чтобы он уже не задумывался о роли всеобщего Учителя и Наставника. Что мы можем сделать в этом направлении?

Слово снова взял директор ФСБ:

— В связи с эмбарго на поставку нашей нефти цена на нее подскочит процентов на тридцать. Я думаю мы сможем тайно продавать ее хотя бы через страны Прибалтики, ту же Украину, Румынию. Они много шумят о независимости и желании вступить в НАТО, но за хороший барыш продадут душу дьяволу. Впрочем, у нас есть идея вообще устроить большой нефтяной кризис, при котором цена на нефть поднимется, как минимум, в десять раз.

— Каким образом? — удивленно спросил Сизов.

— Преемник Саддама, его сынок, еще больше чем покойный папа лезет в драку. От большой войны его удерживают только войска НАТО и американский флот. Он активно просит у нас зенитные комплексы С-400, самолеты и новые ракеты, способные с большей точностью наносить удары на дальнем расстоянии. Саддамский выкормыш одержим идеей захватить не только Кувейт, но и напасть на Саудовскую Аравию и выйти через Иорданию к Израилю. Он надеется получить саудовские банки с их жирными нефтяными миллиардами. По его рассуждениям, это окупит все дальнейшие санкции ООН. Нам сейчас терять нечего, вооружение мы сможем поставить Ираку в течение двух месяцев.

— Но США вряд ли будут сидеть в кустах, наблюдая, как Саддамыч кромсает аравийский пирог, — возразил Сизов.

— Да, но если вывести из строя космическую сеть США, то сразу очень многое изменится.

— А это возможно?

— Есть такие задумки. Припасли мы кое-что и для авианосцев.

Сизов несколько минут молча ходил из угла в угол, затем остановился и кивнул головой.

— Ну что ж, надо попробовать. Враг моего врага — мой друг, так, кажется, говорят на Востоке.

Оставшись один, Сизов долго думал о принятом решении. Он еще мог сыграть отбой, перекрутить все назад, найти какие-то другие методы борьбы. В эту ночь он почти не спал, много курил, стараясь понять и предусмотреть все возможные варианты развития событий.

Под утро он достал из стола чистую тетрадь и своим мелким, четким почерком написал первую фразу:

"Я не думал, что так трудно будет найти одно-единственное, верное в данной ситуации решение. Это похоже на искусство канатоходца, провести страну между войной и миром, балансируя на самой грани. Читая историю, всегда видишь чужие ошибки и кажется, что на месте Наполеона или Сталина ты поступил бы гораздо лучше, но в существующей реальности все в тысячу раз сложнее. Это просто кажется, что мировая история делается на открытой сцене, на самом деле ты словно находишься в темной комнате с завязанными глазами, и неизвестно, как отреагирует на твои действия враг и кто им окажется через год или два. Все так сложно."

ЭПИЗОД 28

Колеса невидимой войны закрутились, все увеличивая обороты. Громадный механизм, предназначенный для этих целей, вышел из инертного состояния гражданского времени и первым делом занялся чисткой своих рядов. Была проведена классическая операция по обезвреживанию "кротов", двойных агентов на самом высоком уровне. Десяти подозреваемым подсунули самые разные данные сногсшибательного характера, от посылки террористической группы для убийства президента США до наличия агента ФСБ в ближайшем окружении помощника по национальной безопасности. Именно эта "деза" сработала, на время исчез личный секретарь Гарри Линча, а вскоре "лег в больницу" и отдал Богу душу один из генералов ГРУ. Теперь можно было начинать большую игру.

Третьего января две тысячи пятого года в центре управления космического слежения в Колорадо-Спрингс царила самая обычная деловая атмосфера. Служба специалистов центра не предусматривала обычного для большинства американцев небольшого рождественского отпуска, все пересуды по поводу подарков и вечеринок уже закончились, царила скука, типичная для учреждений, где большую часть работы на себя берут сверхумные машины. В большом зале было сосредоточено управление космическими аппаратами военного назначения. Здесь фиксировалось все: спутники свои и чужие, взлеты космических носителей и падения отработанных ступеней. Именно здесь восторженному Рональду Рейгану в бытность его президентом продемонстрировали летящий на высоте ста километров обычный гаечный ключ, выпущенный из рук кем-то из зазевавшихся космонавтов. С тех пор изменилось многое. Компьютеры стали миниатюрнее и гораздо умнее, поубавилось людей, но по-прежнему огромный экран высвечивал все находящиеся в космосе материальные объекты.

— А русские, говорят, больше любят встречать Новый год, чем Рождество, — сказал Джон Самуэльсон, чернокожий, полноватый начальник смены операторов слежения. Очки в тонкой золоченой оправе, белоснежная рубашка и строгий галстук — все в его облике соответствовало имиджу бывшего выпускника Гарварда, закончившего это престижное заведение в первой десятке.

— Они же нехристи, что им Рождество, — отозвался его сосед, Гарри Форд, белый парень лет тридцати, одетый в такую же униформу, что и его чернокожий коллега, но с профилем и манерами английского лорда. Парадокс состоял в том, что Форд не имел ни малейшего отношения ни к бывшему президенту США, ни к еще более известному семейству автомагнатов. Гарри сделал себя сам. Прослужив пять лет в морской пехоте, он на заработанные деньги и привилегии отучился в Принстоне и всего второй месяц работал в центре. А вот чернокожий Самуэльсон, наоборот, являлся представителем третьего поколения семейной династии миллионеров и считался в центре слежения одним из старожилов.

— Наверное, поэтому Бог и покарал их с последним запуском, — ухмыльнулся Джон, отхлебывая из бутылки "Пепси". При его полноте Самуэльсону следовало бы пить минералку, но дурные привычки врезаются в наши души куда как крепче, чем благие пожелания. За дежурство Самуэльсон поглощал не менее трех литров этого проклятого, высококалорийного пойла и ничего не мог с собой поделать.

— Да нет, просто они там перепились по случаю праздника. Для них это, говорят, дело обычное.

Самуэльсон хотел еще отхлебнуть из бутылки, но его отвлек пульсирующий сигнал с одного из дисплеев.

— Так, начинаются неприятности, — проворчал он.

— Что такое?

— Исчез сигнал с "Дельты".

— Это, наверное, самый худший из спутников. Он уже барахлил в прошлом месяце. Попробуй запасной канал, — предложил Форд.

Самуэльсон начал было выстукивать на клавиатуре быструю дробь запроса, но потом остановился и чертыхнулся. Гарри быстро подкатил к нему на своем кресле, глянул на дисплей и присвистнул. На экране горели уже три надписи, фиксирующие потерю связи со спутниками.

— "Гамма" и "Эпсилон". Что это с ними, эпидемия гриппа?

— Скорее СПИД. Посмотри туда.

Форд глянул в сторону руки Самуэльсона. На гигантском табло, высвечивающем прохождение всех космических аппаратов вокруг Земли, тревожно мигали три лампочки.

— Похоже, это не связь.

На глазах операторов в течение получаса таких мигающих лампочек стало уже пять. Самуэльсон потянулся к телефону.

— Пора докладывать начальству.

Через два часа начальник центра управления Джозеф Хенд и два его заместителя молча стояли за спиной взмокшего от напряжения Самуэльсона. Выпитая "Пепси" просилась наружу, но он не мог покинуть поста в присутствии начальства. А те словно и не собирались никуда уходить. Они поглядывали то на дисплей Самуэльсона, то на большой экран, сейчас больше похожий на цветомузыку дискотеки для глухих.

— Уже десять. Надеюсь, это предел? — сказал Хенд, глянув на часы.

— Надеюсь, — отозвался Самуэльсон.

— Что же все-таки происходит?

Джону было не до спутников, все его мысли занимал грозящий лопнуть мочевой пузырь, но он постарался сосредоточиться на деле.

— Судя по всему, метеоритный поток. Службы слежения не зафиксировали рядом никаких крупных физических тел.

— Такой обширный поток, что снес чуть ли не все наши спутники на разных высотах и разных орбитах? Чушь!

— Сэр, я, кажется, понял, в чем дело, — вмешался в разговор до сей поры скромно державшийся в стороне Форд. Все это время он быстро просчитывал что-то на своем компьютере. Все четверо собеседников повернулись к новенькому.

— Ну, удиви нас, малыш, — хмыкнул Хенд.

— Двадцать часов назад взорвался выведенный на орбиту большой русский спутник, квалифицированный нами как "Большой Иван-3". Сначала он разделился на три больших фрагмента, потом еще на несколько более мелких частей. Осколки его разлетелись на необычно большое расстояние, а затем были потеряны из виду станциями слежения. Так вот, я с уверенностью могу сказать, что это была совсем не авария.

— А что же? — удивился Хенд.

— Это похоже на разделение головной части ракеты стратегического назначения типа СС-19 "Сатана". Двадцать две отделяемые боеголовки вышли на свои орбиты, взорвались и создали искусственный метеоритный поток, уничтоживший наши спутники.

В это время Самуэльсон все-таки решился.

— Сэр, извините, мне нужно… — пробормотал он и стремительно удалился в сторону туалета. Хенд и его заместители неодобрительно посмотрели ему вслед, а потом снова уставились на Форда, с азартом принявшегося стучать по клавиатуре. Закончив расчеты, он снова обернулся к начальству:

— Поток обломков этих боеголовок должен быть довольно плотным, сейчас попробуем найти хотя бы один. Есть! Вот он. Ширина десять километров, высота семь, более сотни обломков в каждом потоке. Это как грабли, они летят навстречу нашим спутникам и рано или поздно встречаются с ними. Для полного ознакомления интересно было бы поближе взглянуть на эти обломки.

Подошел Самуэльсон, но Хенд уже не обращал на него внимания, а обращался непосредственно к Форду:

— Пусть поймают один из этих потоков в оптику.

Через пять минут Гарри доложил:

— Сэр, они не могут это сделать. Сильная облачность.

Хенд разозлился.

— Звезды разглядывать у них получается, но они не для этого предназначены! Тогда пусть развернут в эту сторону "Хаббл"! Черт возьми, мне нужно взглянуть на чертовы обломки!

Операция по переориентации громадной космической обсерватории "Хаббл" заняла гораздо больше времени, чем ожидалось. Наконец через два часа на большом экране показалась фотография фрагмента русского спутника, столь удачно сбивающего дорогостоящую аппаратуру.

— Это же… гвоздь! — прохрипел Хенд.

— Да, русский гвоздь, — подтвердил Гарри Форд. — Здоровый такой, миллиметров сто в длину.

На самом деле так называемые гвозди были выполнены из алюминия, просто в такой форме они очень удобно укладывались в контейнер боеголовки. Материал не имел никакого значения. Даже кусок фольги, летящий встречным курсом на скорости двадцать километров в секунду, мог пробить дыру в обшивке любого спутника. Кроме того имелась и явно издевательская подоплека запуска в космос именно "гвоздей". Психологи от космических войск России просчитали все очень верно.

После четырехчасового совещания у президента с участием сотрудников НАСА, Совета национальной безопасности и комитета начальников штабов было решено не афишировать происшедшее. Восемнадцати утраченных спутников не вернешь, а русские гвозди, сбивающие тонкую американскую технику, выглядели просто издевательством.

Происходившее имело еще одну скрытую подоплеку. В Америке только что прошел избирательный бум. Апдайк с минимальным перевесом, но сохранил свое кресло. При этом его партия лишилась большинства как в сенате, так и в конгрессе. Республиканцы до сих пор не могли прийти в себя от досады, что какие-то два процента отделили их от вожделенного первого поста в стране. Апдайк понимал, что история со спутником не войдет в положительный баланс его президентства. Республиканцы победили в гонке за власть под лозунгами большей безопасности страны и увеличения влияния США в мировом политическом процессе. И то, что Штаты в один день лишились большей части своего космического щита, могло стать козырной картой в большой политической игре.

Первая реакция президента была простой и естественной.

"Не дай Боже эта история просочится в газеты, — подумал он. — Республиканцы поднимут страшный шум. Нельзя давать им в руки такой важный козырь".

— Придется отменить полеты "Шаттлов" к "Альфе", — продолжал докладывать директор НАСА. — Очень сложно вычислить траекторию запуска так, чтобы избежать пересечения с этими… гвоздями.

— Когда они совсем сойдут с орбиты?

— Они легкие. Продержатся, как минимум, год, у некоторых потоков жизнь будет гораздо большая. До пяти лет.

— Сколько спутников сейчас у русских?

— Пять. В последнее время у них проблемы с космическим шпионажем.

— Есть гарантии, что они не запустят в космос еще какую-нибудь дрянь?

— После взорвавшегося "Протона" Казахстан наложил запрет на все старты кораблей. Русские ведь преподнесли всему миру этот пуск как неудачный.

— Ладно, у нас есть еще восемь спутников плюс четыре на стационарной орбите, — сказал президент в конце совещания. — Никто не должен знать, что в противоракетной системе защиты страны образовалась такая здоровущая дыра. Надо ускорить изготовление и запуск новых спутников.

— А русские, в свою очередь, могут запустить еще пару ракет со скобяными изделиями, — шепнул Хенд своему заместителю.

— Кстати, мы усилили нажим на Казахстан с требованием вообще прекратить запуски русских ракет как противоречащие нормам международного эмбарго. Аманго… в общем, их президент уже дал согласие, надо только ему хорошо заплатить, компенсировать плату за аренду Байконура, — словно подслушав его мысли, отозвался Гарри Линч.

— А их космодром в Плисецке не может запускать тяжелые ракеты, вроде той, с гвоздями. Так что скоро с запусками ракет в России будет покончено раз и навсегда.

Линч поспешил. Казахстан, получив соответствующую мзду и придравшись к очередным неплатежам России, действительно закрыл Байконур. Но эра космоса в России на этом далеко не закончилась.

Да, "космические грабли" невзначай сгребли с орбиты и незапланированный груз: пять спутников связи, принадлежащих Франции и Германии, и два собственных российских метеорологических зонда.

ЭПИЗОД 29

Уютная, тихая, удобная для жизни Европа даже не представляла, чем ей грозит необъявленная война между Россией и Америкой. "Пепси-Кола", "Макдональдс" и другие межнациональные монстры лишились значительной части своего пирога. Но больше всего пострадала Германия, вложившая в экономику России многомиллиардные средства. Недаром представитель Берлина воздержался при голосовании о введении эмбарго на ассамблее ООН. Слишком много было завязано в одно целое с Россией, и разорвать эти отношения стоило огромных затрат. Но, повинуясь нажиму США и НАТО, Германия отказалось от поставок российского газа, и ей пришлось закупать его в огромных количествах в Кувейте. Это было очень накладно, сжиженный газ стоил гораздо дороже, приходилось отапливать города "с колес", любая задержка танкеров грозила обернуться большими неприятностями для всей страны и правительства.

В гамбургской пивной "Старый Франс" его знали как герра Вальтера. Высокий, худой старик в светло-коричневом плаще и такого же цвета шляпе неизменно появлялся в восемь часов вечера. Ни с кем не здороваясь, брал два пива, сто граммов водки и сидел с ними до самого закрытия. Длинные седые волосы, выбивающиеся из-под шляпы, всегда казались неопрятными, немытыми. Худое лицо со впавшими щеками щедро украшали старые шрамы, а, открыв рот, старик демонстрировал изрядный недостаток зубов. Медленно потягивая пиво, он вслушивался в голоса вокруг него, но сам никогда не заговаривал, при нужде ограничиваясь односложными, короткими ответами.

В тот вечер народу в баре было больше чем обычно. Футбольный клуб "Гамбург" наконец-то начал показывать игру, достойную своих болельщиков, шел на третьем месте в бундеслиге и в этот день разгромил извечного чемпиона "Баварию" со счетом три-один. Столик Вальтера долго оставался неприкосновенным, но и к старику наконец подсел невысокий, добродушного вида бюргер с синим шарфом фаната на шее.

— Герр позволит присоединиться? — вежливо спросил он завсегдатая "Старого Франса", обнаружив при этом характерный акцент недавнего переселенца откуда-нибудь из Казахстана. Старик не очень дружелюбно глянул на потревожившего его покой человека, недовольно буркнул что-то, но тем не менее кивнул головой на свободный стул. Отхлебнув добрую порцию пива, незваный гость мечтательно сказал:

— Да, если бы "Гамбург" всегда так играл, то мы бы выиграли и Лигу чемпионов.

Старик со злостью уставился на назойливого фаната. Желтоватые белки его глаз, сморщенная кожа лица, красные прожилки вен, длинные космы седых волос — все это контрастно смотрелось с благостным, краснощеким, гладким лицом его собеседника.

— Я не интересуюсь футболом. Два десятка жеребцов, гоняющих какую-то тыкву, это не для меня, — пробурчал Вальтер.

— Конечно, я знаю, что вы больше любите совсем другие виды спорта, например, рулетку, так ведь, герр Вальтер?

Старик быстро глянул на собеседника, затем спросил:

— Вы из полиции? Отдел надзора? Рулетка ведь не запрещена, не правда ли?

— Нет, я не из полиции, скорее, наоборот.

— И что вам надо?

— У меня деловое предложение, но обсуждать его будем не здесь. Я подожду вас на улице.

Они неторопливо шли по ночным улицам, и никто из гуляющих пар и продолжающих колобродить болельщиков не обращал на них внимания.

— Мы знаем про вас очень много, гораздо больше, чем узнала в свое время полиция. Вы Вальтер Крафт, последний из оставшихся в живых членов знаменитой террористической организации "Баадер-Майхоф". По этому делу вы прошли как сочувствующий, наверное, поэтому уцелели и в тюрьме.

Террористическая организация "Баадер-Майхоф" доставила немало хлопот полиции ФРГ в семидесятые годы. Убийства и похищения видных промышленников, прокуроров и крупных чиновников в течение нескольких лет держали страну в огромном напряжении. В кровавой истории группы было все: закладка бомб, убийства, захват заложников и самолетов. Поэтому многие вздохнули с облегчением, когда трое основателей группы, уже приговоренные к пожизненному заключению, покончили с собой в тюрьме.

— С чего вы взяли? — хмыкнул Вальтер.

— В архивах "Штази", тех, что успели вывезти в Россию, мы нашли докладную одного из ваших парней, работавших на разведку ГДР. Знаете, кто это был?

— Нет.

— Альт.

— Ганс Альт! — старик даже остановился. — Вот бы никогда не подумал. Он куда-то исчез перед самым моим арестом. Я подозревал, что именно он сдал меня, но это оказался Курт.

— Да, он успел уйти и умер в Венгрии два года назад. Именно он оставил подробную характеристику на вас как на крупного специалиста в своем деле.

— Они дали мне пятнадцать лет, хотя так и не смогли доказать причастность к терактам организации, — разоткровенничался Вальтер. — То, что Андреас, Ян и Гудрун покончили собой, чистая ерунда. Я слишком хорошо знал их, ни один не думал о такой смерти. Если бы имелась хотя бы какая-то возможность сбежать, хоть через двадцать лет, хоть через тридцать, они бы ее не упустили. Их убили, потому что боялись и побега, и того, что последуют новые захваты заложников с попытками обмена. В свое время мы частенько встречались в "Старом Франсе". Все изменилось, время, люди, только "Старый Франс" все тот же. Когда хозяин решит поменять интерьер, умрет и эта часть моей молодости. Так что вам надо?

— У вас хорошая пенсия, на нее можно прожить, и неплохо. Но вы азартный человек, герр Вальтер. Каждый месяц вы ездите в Монте-Карло и спускаете все в рулетку.

— Пусть они подавятся своей пенсией. Это жалкая подачка, ведь в их тюрьмах я оставил здоровье. Три года меня избивали каждый день, требуя признаться в том, что я был в том микроавтобусе при похищении Шлейхера.

— Мы предлагаем вам лично миллион долларов.

— И что мне надо делать? — хмыкнул Вальтер. — Убить канцлера или президента? А может взорвать рейхстаг?

— Нет. Существует группа молодежи, желающая продолжить дело "Баадера-Майхофа". У них есть почти все — оружие, желание поставить на уши всю страну, нет только руководителя и консультанта. Оружие ведь само собой не стреляет. Подумайте над нашим предложением.

Ответ старика поразил даже опытного вербовщика:

— А что тут думать! Прозябать в этом дерьме? Нет уж, если есть перед смертью возможность задать перца этим толстым бюргерским задницам, то ее нельзя упускать. Пусть всем небесам будет жарко!

Через три недели после этого разговора, долгой зимней ночью в штабе охраны нефтяного терминала Гамбургского порта было неспокойно. Уже несколько часов бушевал шторм, принесенный атлантическим циклоном. В сети падало и тут же резко возрастало напряжение, по освещенному периметру ограды одна за одной перегорали лампочки прожекторов и светильников, а заменить их не было никакой возможности.

— Черт, в десятом секторе совсем ни черта не видно! — выругался сидевший за пультом систем слежения охранник-оператор. — Откуда такие дикие скачки напряжения? Эти галогенки должны выдерживать все, а они перегорают, как свечки на рождественском торте. Может, все-таки послать подъемник и попробовать сменить хоть пару ламп?

— Не фантазируй, Ганс. Электрика сдует с вышки, как перышко, да и кто согласится работать в такой ветер? — отрезал дежурный начальник караула, вглядываясь в мониторы наружного наблюдения. Телеметрия оставалась единственной работающей охранной системой, все остальные виды сигнализации за эту бешеную ночь просто вышли из строя.

— Передают, что подобного шторма не было уже сорок лет, — сказал третий из охранников, слушающий небольшой транзистор. — Помехи просто дикие. Может, выпьем кофе? Чайник согрелся.

— Давай, — согласился шеф секьюрити, отходя от пульта к небольшому столу. — Ганс, ты будешь?

— Конечно, только со сливками… — Ганс хотел добавить что-то еще, но тут ему показалось, что в проклятом десятом секторе мелькнула какая-то тень. Не отрываясь, оператор смотрел на монитор несколько минут, к нему уже подошел начальник с чашкой кофе, и лишь тогда тень появилась снова, двигаясь в обратном направлении, от емкостей с нефтью к забору.

— Там кто-то есть! — закричал Ганс, пытаясь увеличить изображение на экране. — Кто-то проник на территорию терминала!

— Тревога всем постам! — скомандовал начальник караула, нажимая красную кнопку. Тут же по периметру взревела сирена. Отдыхающий состав караула еще выбегал на улицу, когда со стороны десятого сектора грохнул взрыв и разгорающееся пламя пожара озарило серую мглу.

Через полчаса на месте пожара собрались десятки пожарных и полицейских машин. Горящую громадную емкость поливали из десятков стволов и пенотушителей, черная бахрома дыма тянулась в сторону города.

— Хорошо, что сегодня ветер с севера, — сказал мэру начальник пожарной охраны города, косясь на подветренную сторону, где в полукилометре возвышались серебристые круглые емкости со сжиженным газом. В этот момент к ним подошел начальник криминальной полиции.

— Все подтверждается, сетка разрезана кусачками, сами они валялись метрах в десяти от забора.

— Значит, теракт?

— Безусловно.

В это время в пяти километрах от терминала, на трубе заброшенного завода Вальтер Крафт в бинокль любовался делом своих рук. Ветер с такой яростью трепал его тщедушное тело, что лишь спасательный монтажный пояс удерживал диверсанта на площадке. Снизу, по маршевым лестницам загремели шаги, на площадку поднялся Дитер Клосс, основатель и руководитель группы "Б.Р.Э." — сокращенно "Баадер, Распе, Энслин". Десять молодых парней и две девушки из благополучных, обеспеченных семей, пресытившись благостной, скучной жизнью искали способ стать сверхлюдьми. В своих поисках они успели побывать и в секте сатанистов, и в неонацистах. Ни те, ни другие не устроили этих парней. Им были нужны не митинги и не лозунги, не тайные сборища и ритуалы, они жаждали славы, власти, крови и чужого страха.

— Ну что? — спросил старик.

— Там собралась чертова уйма полицейских машин и пожарных, телевидение сразу пяти каналов.

— Хорошо, сейчас мы им преподнесем сюрприз.

Взрыв емкости с нефтью был лишь первым актом дьявольского замысла старого террориста. Один из членов группы устроился на терминал подсобным рабочим. Два дня назад он пронес на территорию хранилища и подложил под одну из емкостей пластиковую радиоуправляемую бомбу. Склонившись к рации, Вальтер нажал красную кнопку. Тысячегаллонная емкость со сжиженным газом была заполнена лишь на треть, но и этого хватило для того, чтобы, сдетонировав, снести в радиусе километра все живое и неживое. Огромный огненный шар напоминал атомный взрыв. Сотни людей, пожарных, полицейских, журналистов и просто зевак за считанные секунды сгорели в рукотворном аду. Сила взрыва была такова, что дымовую трубу, убежище Вальтера, раскачало, как дерево в шторме, и оба террориста лишь с помощью монтажных поясов удержались на площадке. За десяток километров от взрыва в самом городе повыбивало стекла в жилых домах. Когда стих жуткий грохот, и к Дитеру снова вернулся слух, первое, что он услышал, был хохот старого подрывника. Пламя на горизонте все разгоралось, горели уже все емкости с нефтью, огонь охватил и остальные три шара с сжиженным газом. Тушить их было некому. Две трети пожарных Гамбурга сгорели в ловушке между двух терминалов.

— Пошли, а то, если рванут и эти шарики, труба не выдержит, — сказал Вальтер и первым начал спускаться вниз. Он не ошибся, они еще не вышли за территорию завода, когда взорвалась еще одна емкость с газом, послужив детонатором для остальных двух. Взрывной волной снесло не только старую трубу, от рукотворного землетрясения начали рушиться и сами ветхие корпуса завода. Террористы бежали среди падающих стен, в клубах пыли, чудом оставаясь в живых среди этого ада. Громадная эстакада обвалилась как раз над ними, но словно дьявол прикрыл их своею ладонью, и многотонная металлическая конструкция грохнулась на землю в каких-то метрах за спинами бежавших террористов. Лишь за забором они почувствовали себя в безопасности и остановились. Старый Вальтер, прислонившись спиной к столбу, медленно сполз на землю, с хрипом и стонами переводя дыхание. Обеспокоенный Дитер склонился над ним:

— Эй, старик, ты чего? Ты, случаем, не подохнешь?

— Не… дождешься… Это только начало…

Через две недели группа провела еще один теракт на газовом терминале в Ганновере. На этот раз им не повезло, охрана была усилена, в бою погибли почти все, лишь старый Вальтер и его более молодой сподвижник Дитер сумели прорваться к емкостям с сжиженным газом. Залегший за опору Клосс отстреливался от охранников из автомата, а Вальтер спокойно и с виду даже неторопливо прикрепил пластит к днищу шара, вставил запал. Затем он подполз к напарнику и пристроился с автоматом с другой стороны опоры.

— Карл ушел или нет? — спросил он.

— По-моему, нет. Я видел, как он упал.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать шесть, — сказал Дитер и дал еще одну очередь. По ним стреляли редко и очень аккуратно, стараясь не попасть в саму емкость.

— Жалко, перед смертью и вспомнить нечего.

— Почему нечего, — Клосс, приподнявшись, повернулся лицом к старику. — А тот взрыв в Гамбур… — Пуля снайпера, попав в голову, прервала на полуслове последний монолог террориста.

Вальтер откатился в сторону, достал из рюкзака пульт адской машинки и, пробормотав: "Сейчас вам будем немного жарко. Делайте ваши ставки, господа", — нажал на кнопку.

Уничтожение двух крупнейших терминалов привело к тому, что целые федеральные земли Германии остались без отопления. А зима в том году в Европе выдалась на редкость холодная. Даже в Испании выпал снег, морозы добрались до Италии и Кипра. В Россию срочно прилетел канцлер ФРГ Шнейдер, и через сутки голубое золото потекло по трубам в сторону Рейна. Первый клин между США и Европой был благополучно вбит.

ЭПИЗОД 30

Операции за рубежом требовали больших, просто огромных затрат валюты. Кроме контрабандной торговли нефтью и бензином к добыче валюты подключили и спецслужбы.

Еще в июле две тысячи четвертого года Леонид Белый, он же Леон Вассерман, израильский подданный с российским прошлым, некоронованный король цветной металлургии, подал в суд Нью-Йорка иск к российскому правительству — ему прекратили выплачивать дивиденды за акции алюминиевой промышленности. Суд удовлетворил его притязания, но, естественно, никто не собирался отдавать хитрому еврею его миллионы. Тогда он подал иск в международный суд в Гааге. Те так же быстро решили дело в пользу Белого. После этого Леон уже со спокойной душой подал прошение к правительству ряда стран отсудить часть недвижимости российского правительства в его пользу. В частности, он претендовал на ряд офисов "Газпрома" в нескольких европейских государствах. Он уже чувствовал себя победителем, когда Леону доложили, что с ним хочет встретиться чиновник российского посольства в Израиле.

— Ага! — возрадовался Леон, обращаясь к своему секретарю. Небольшого роста, с объемным животом и седой шевелюрой, магнат, несмотря на тучность и солидный возраст, просто кипел природной энергией. — Почувствовали, что пахнет жареным! Сейчас они попробуют откупиться, но тогда я вздерну контрибуцию раза в два. Вели пропустить и побудь со мной, учись как это надо делать.

Господин, вошедший в кабинет миллиардера, выглядел типичным посольским клерком: безупречный костюм, бесстрастное лицо, дипломат в руке.

— Третий советник посольства Иванов, — представился он.

— Ну и с чем же вы пожаловали к нам, господин Иванофф, — с усмешкой исковеркав фамилию на западный манер, спросил Леон.

— Господин Белый, мы знаем, что вы нажили в нашей стране состояние, оцениваемое журналом "Форбс" в полтора миллиарда долларов. Мы разобрались в происхождении этих денег и решили, что вы недоплатили налогов в российскую казну пятьсот миллионов долларов. Вам дается месяц на погашение этой задолженности. Кроме того, мы предлагаем вам забыть о заинтересовавшей вас недвижимости и отозвать все иски. На это вам дается неделя.

Ошеломленный Леон переглянулся с секретарем и спросил:

— И что же будет, если я не сделаю этого?

— Тогда мы не можем гарантировать безопасность вашей семьи, — все так же ровно и холодно ответил Иванов.

— Это угроза?!

— Это предупреждение.

— Дешевый трюк, вы не сможете меня здесь достать. За мной стоит не только личная охрана, но и "Моссад", лучшая разведка мира.

— Да, вы лично можете не беспокоиться. Нам ведь нужна ваша подпись под документами. Но у вас есть брат, сын, очень много родственников. Так что подумайте.

— Не надо меня запугивать, — сквозь зубы процедил миллиардер. — Убирайтесь отсюда. И если не хотите громадного международного скандала, то убедите ваших начальников забыть все эти глупые претензии.

— Как хотите, — пожал плечами посланник. Подхватив свой дипломат, он, не прощаясь, вышел из кабинета Белого. Того же трепала лихорадка бешенства.

— Нет, какое хамье! Они мне угрожают!

Забыв все свое хасидское настоящее, Леон поливнул щедрым российским матом.

— Я им устрою ультиматум, они не только что этого Иванова отзовут, их вообще всех вышлют из Израиля!

Торопливо подойдя к столу, он нажал на одну из кнопок селектора, прокрутил пленку магнитофона назад и с силой надавил клавишу воспроизводства. Но вместо ожидаемых голосов и он, и секретарь услышали равномерный шум помех.

— Черт, что такое?!

Отмотав пленку еще чуть назад, Леон понял, что запись испорчена целиком.

— У него в дипломате был глушитель прослушки, — рявкнул Белый. — Почему его не обыскали при входе?!

— Но он ведь дипломатическое лицо, — пожал плечами секретарь. — Кто мог знать, что он поступит вот так?

— Мог знать, мог знать!.. — передразнил его Леон. — Надо предусмотреть все. Усилить охрану, предупреди Михаила и детей. К Арону приставь телохранителей.

— Но он не согласится с этим, вы же знаете своего сына. К тому же вряд ли они достанут его в Англии. А Михаил вообще сейчас на Мальдивах.

— Достанут, не достанут! Мне не нужны эти "авось" и "небось"! Когда у Марии кончается служба?

— Через месяц.

— Попробуй нажать на этих вояк, чтобы ее отпустили пораньше.

— Это будет трудно.

— Ничего не знаю, за что я тебе плачу деньги? Сделай!

Дочь Белого, двадцатилетняя Мария, проходила ежегодную трехмесячную службу в израильской армии.

— Но мне кажется, что как раз там ей будет более безопасно. Тем более она там с Анной.

Леон задумался.

— Может быть. Но все-таки попытайся ее отмазать от этой дебильной армии. Или хотя бы найди им телохранителей среди солдат.

Прошла неделя, все было спокойно. Служба личной безопасности Белого не зафиксировала никаких попыток прослушивания или просмотра его апартаментов. Леон по своим личным каналам обратился в "Моссад", разведчики также не обнаружили никаких угрожающих действий в отношении дома или семьи миллиардера. И он сам, и его секретарь уже начали считать, что все угрозы были чистейшим блефом, когда раздался звонок телефона.

— Да, приемная Леона Белого.

— Мне нужен ваш шеф.

— Кто его спрашивает?

— Скажите, что Иванов, из российского посольства.

Секретарь вихрем ворвался в кабинет Белого. Тот в это время дремал в кресле с номером биржевых новостей на коленях.

— Шеф, это из русского посольства, тот самый Иванов!

Ошеломленный, со сна, Белый нехотя принял из рук секретаря телефон:

— Слушаю.

Ровный, бесстрастный голос спросил:

— Насколько я понял, вы не выполнили наших условий?

— Идите к черту!

— Жаль, мы хотели как лучше.

В телефонной трубке раздались короткие гудки. К изумлению службы безопасности, снова не удалось сделать запись разговора. Каким-то образом на пленке оставался все тот же равномерный шум.

На следующий день, вечером, Мария Белая с двоюродной сестрой Анной патрулировали ночные улицы Иерусалима. Несмотря на многолетнюю конфронтацию с арабами, улицы Вечного города были залиты огнями, звучала музыка, многочисленный народ бродил по узким улочкам, присаживаясь за столики бесчисленных кафе под открытым небом, звучал смех.

Большинство гуляющих было молодыми людьми, и очень многие из них оглядывались на двух красивых девушек в армейской форме, с тяжелыми штурмовыми винтовками "Галил" в руках. Может, кто-то бы и подошел к юным амазонкам, но армейских леди сопровождали еще трое внушительного роста солдат.

Все шло нормально, и Мария, и более высокая, эффектная Анна чувствовали себя в подобной обстановке как рыба в воде. На Анну заглядывались больше, она пошла в мать, русскую, и черные волосы странным образом сочетались с синими глазами. Рядом с ней неотступно находился Менахим Абрамсон, бой-френд Анны, никак не желаемый признаваться Михаилом Белым за жениха. Тот все-таки надеялся выдать единственную дочь не за сына мелкого аптекаря, а за кого-нибудь из отпрысков первой десятки сионистского капитала.

— Купи сигарет, — попросила Анна, оборачиваясь к своему личному телохранителю. Тот с обожанием посмотрел в синие глаза девушки, несколько заторможенно кивнул головой и отправился к ближайшему лотку. В это время Мария встретила свою знакомую, школьную подругу еще по Москве.

— Ленка, Минаева! Ты откуда здесь!

— Машка!? Ну ты даешь, с автоматом, в этой форме.

Раздобревшая, курносая девица в коротком синем платье, трещавшем на ней по швам, была до смерти обрадована нежданной встречей в таком необычном месте. Ее американский муж с недоумением прислушивался к варварскому языку своей жены и заученно улыбался голливудским оскалом.

— Ты что здесь делаешь?

— В гости приехала, с мужем. Живу в Нью-Йорке, у него здесь сестра…

Анна машинально прошла чуть дальше тараторивших на русском подружек, остановилась, дожидаясь Менахима. Тот уже шел обратно, высокий, мощный, с беспечной улыбкой на пухлых губах. Короткая прическа очень шла к его загорелому лицу. Под сердцем Анны ворохнулось что-то теплое, и она уже знала, что ребенок от этого человека. Она не заметила, как рядом с ней появилась молодая арабская девушка в типичном деревенском наряде, странно похожем на одежду российских баб. Широкая, длинная юбка, сверху легкая кофта. Цветастый головной платок, совсем как у деревенских доярок, туго завязан вокруг шеи, и ни один волосок не выбивается наружу. Лицо девушки выдавало ее юный возраст. Вот только большой живот указывал на среднюю степень беременности. Девушка перед этим явно кого-то искала, неторопливо переходя от одного столика к другому. При виде Анны глаза ее расширились, она подошла и тихо спросила:

— Ты Анна?

— Да, — удивленно ответила та.

Тогда арабка подалась вперед и обняла еврейку. Та опешила. Менахим видел все это со стороны, метров с десяти. Он даже заметил, как расширились глаза Анны, но не понял почему. А девушка уже почувствовала вместо мягкой упругости женского живота угловатую плотность толовых шашек. В ту же секунду рванул взрыв, во все стороны полетели обрывки ткани, куски плоти и кровь. Люди с воплями шарахнулись в сторону от взрыва, лишь высокорослый солдат с криком отчаяния пробивался сквозь бегущую толпу. То, что он увидел на месте взрыва, было уже трудно назвать человеческими телами.

Кроме двоих убитых пострадали еще пятеро, Мария и Менахим отделались контузией. До конца своих недолгих дней он не мог себе простить, что опоздал и не погиб вместе с любимой.

На следующий день, ближе к обеду, в загородном доме Белых стояла обычная для похоронных дел суета. Сам хозяин дома с расслабленным видом сидел на обширном балконе второго этажа в шезлонге, с бокалом холодного виски в руках. Перед ним стоял человек, имя которого мало кому было известно. Директор разведки "Моссад" прибыл как частное лицо принести соболезнования видному члену еврейского общества.

— И все-таки мы не находим в этом взрыве никаких следов русской разведки. Эта девица, Зульфия, принадлежала к организации "Хезболах". Полгода назад на юге Ливана погибли ее брат и жених. Самый обычный смертник-снаряд.

— А я в это не верю! Серия угроз, а затем смерть Анны. Именно Анны, а не Марии! Как они и обещали, — слова вырывались из горла алюминиевого короля как собачий лай, кусками, в груди что-то хрипело и булькало.

— Но это может быть просто совпадение. Выбрала самую красивую девушку на бульваре и взорвала ее.

— Почему же тогда она не выбрала никого из парней, а подошла именно к Анне?

Важный гость устало вздохнул:

— Похоже я вас не смогу переубедить.

— Нет…

Этот бессмысленный разговор прервал возглас с плоской крыши дома.

— Летит!

Хозяин дома тяжело поднялся с шезлонга, они вдвоем подошли к самому краю балкона. На горизонте показался маленький силуэт вертолета, на борту которого находился Михаил, родной брат Леона Белого. Его отдых на Мальдивах прервался самым жутким образом. Душа Леона заныла в предчувствии неизбежного разговора с братом, тот знал об угрозах со стороны русских.

До виллы Белого оставалось не более километра, легкая стрекоза шла над "зеленкой" оливковых садов. Леон поднес к губам свой бокал, но отхлебнуть виски не успел. Из зеленой полосы садов полоснул белый след отработанного пороха и в ту же секунду вспышка взрыва разнесла вертолет на куски. Они еще падали на землю, когда Леон услышал, как кто-то кричит, отчаянно, во все горло. Лишь потом он понял, что это кричит он сам.

Через два дня Леон Белый отозвал все свои имущественные иски из европейских судов, и перечислил пятьсот миллионов долларов в румынский филиал одного солидного европейского банка. Это была лишь одна из многочисленных удачных операций ГРУ по самофинансированию. На подкуп боевиков "Хезболаха" ушло всего десять миллионов долларов. Игра стоила свеч.

Не всегда эти операции проходили гладко. Два сотрудника ГРУ попали за решетку в Великобритании при попытке выбить деньги у Амирадзе, нефтяного магната средней руки, успевшего вовремя слинять на Запад. Они получили по двадцать лет тюрьмы. Парни прокололись, позарившись на черный нал. Спецам из МИ-6 без труда удалось взять обоих с поличным, пометив доллары специальной краской. Сам Амирадзе был взорван в машине со всей семьей через полгода после суда, а неудачников обменяли через два года на троих пойманных в районе Кавказа агентов британской разведки.

Еще одна неудача подстерегла СВР во Франции. Резидент этой разведки Василий Калинкин отыскал в одном из местных банков большие суммы люберецкой братвы. Почти все члены преступного сообщества погибли еще во времена Доронина, лишь хранитель общака по кличке Зяма сумел выбраться из России и мирно поживал себе в Ницце, катаясь на собственной яхте и меняя девочек каждые два месяца. Именно эту слабость и использовал Калинкин. Зяма предпочитал коротать ночи со своими русскими девками, не брезгуя, впрочем, и хохлушками. Калинкин подсунул ему совершенно умопомрачительную девицу с задатками природного гипнотизера. Через две недели она повела несчастного Зяму под венец, а через месяц справила по нему траурную тризну. Дяденька как-то умудрился выпасть за борт собственной яхты. Но после этого и сам Калинкин исчез в неизвестном направлении со всеми капиталами, яхтой и той самой девицей.

ЭПИЗОД 32

Полдень. Несмотря на зиму, температура на Аравийском полуострове устойчиво держалась в районе двадцати пяти градусов. На небе не было ни облачка, казалось, что сама природа приготовила сцену для величественного и могучего зрелища. В Ормузский пролив медленно втягивалась армада американских кораблей во главе с авианосцем "Эйзенхауэр". Эскадра шла навеки установленным порядком: впереди минные тральщики, затем противолодочные корабли, эсминцы, потом сам авианосец. За ним шел крейсер "Тикондерога" с двадцатью четырьмя "Томагавками" на борту и два десантных судна типа "Тарава" с полком морской пехотой. Ну и замыкали кильватерную колонну те же юркие эсминцы, смотревшиеся на фоне угловатого трехсоттридцатиметрового "Эйзенхауэра", как аквариумные рыбки рядом со щукой.

Локаторы всех кораблей работали беспрерывно, прощупывая воздушное пространство над собой. В ход были задействованы сонары и эхолоты. Выдвинувшись впереди эскадры на добрых сто километров, самолет дальнего радиолокационного обнаружения Е-2 "Хокай" прочесывал акваторию залива. Разлетевшиеся веером в расширяющейся части залива три вертолета "Сэйч-3д", опустив гидрофоны, вслушивались в многоголосье водной стихии, пытались отыскать среди обычных звуков дельфиньих стай и рыбьих косяков свистящие звуки кавитации винтов вражеской подводной лодки. Но пока операторы фиксировали только звуки прохождения своей атакующей субмарины типа "688". И над всем этим в ста километрах левее пролива, в хрустальной голубизне безоблачного неба, на высоте десяти километров "Боинг-767" с круглой антенной системы АВАКС просматривал сушу, землю и воздух уже на сотни километров в округе.

Расчлененная на десятки кораблей, самолетов и вертолетов боевая армада на самом деле представляла собой один огромный кулак, неуязвимый и смертоносный. Она должна была продемонстрировать руководству Ирака, что такое мощь великого государства. Было похоже, что новое поколение иракцев забыло силу "Бури в пустыне". Вдоль границ с Кувейтом снова появились танковые дивизии. Иракцы еще опасались вторгаться в так называемые "зоны безопасности", но пройти их форсированным маршем было делом пары часов.

На мостике фрегата "Монтгомери" царила деловая, обыденная обстановка. Командир корабля Джеймс Бадли неторопливо прохаживался за спинами подчиненных, изредка вглядываясь в приборы и мониторы компьютеров. Лейтенант Джонсон, недавний выпускник училища и дежурный офицер на данной вахте, уже несколько минут разглядывал что-то на иранском берегу в громадный стационарный бинокль.

— Лейтенант, что вы там увидели? — спросил Бадли, останавливаясь за его спиной. Джонсон вздрогнул от неожиданности и, распрямившись, доложил:

— Арабы, сэр.

— Какие арабы?

— Кочевники. С шатрами, с верблюдами. Молятся.

Нагнувшись, капитан сам взглянул в окуляры. На высоком берегу действительно виднелся шатер, рядом были привязаны верблюды. Час намаза уже прошел, сухопарый старик в рваном халате свернул молельный коврик и не торопясь скрылся в шатре.

— Ты что, первый раз видишь такое? — спросил капитан.

— Ну да. Я думал, кочевники, Аладдин, верблюды остались только в комиксах да мультиках.

— Ну что ж, сынок, если тебя так привлекает экзотика, то ты выбрал самую подходящую профессию.

Кто-то из операторов за пультом откровенно заржал. Он-то знал, какая это рутина, служба на флоте, когда сушу и девушек в лучшем случае видишь через мощнейшую оптику.

В это время в шатре молодой человек, одетый так же, как и все остальные члены небольшого племени кочевников, неотрывно смотрел на экран небольшого компьютера-ноутбука. Тот в свою очередь был подключен к телефону спутниковой связи, по виду самому обычному. Необычной была только картинка на дисплее. Если бы сейчас кто-нибудь из офицеров на мостике "Эйзенхауэра" увидел ее, то очень бы удивился. Без сомнения, это была радиолокационная панорама Ормузского залива, снятая с американского космического спутника-шпиона, одного из четырех оставшихся на высоких, стационарных орбитах. Особых красот этот пейзаж не показывал, изображение берегов и кораблей было выполнено в графическом варианте. Точно такую же картинку сейчас видел один из операторов на мостике авианосца.

Несмотря на арабский наряд и безупречное знание языка, лицо молодого человека казалось более светлым, чем у остальных членов семьи кочевников.

— Хасан, — сказал он, поглядывая то на экран, то в сторону залива. — Прикажи собирать вещи, мы уходим.

— Хвала аллаху, а то моим верблюдам скоро бы пришлось есть камни.

Старик вышел из шатра и начал высоким гортанным голосом отдавать приказания женщинам и троим сыновьям. В это время его гость в последний раз взглянул на водную гладь пролива, мелко перекрестился и нажал на кнопку на пульте ноутбука. На экране дисплея, чуть впереди силуэта "Эйзенхауэра", появилась яркая точка.

Точно такую же точку увидел оператор на авианосце.

— Сэр, что это такое? — воскликнул он. Адмирал Грейг сделал всего три шага вперед, но точка уже исчезла с дисплея.

На берегу человек в шатре нажал еще одну кнопку и небольшой пиропатрон перерубил трос, до этого удерживающий на дне обширную емкость из прорезиненной ткани. Огромный шар устремился вверх, к поверхности воды.

— В чем дело, сержант? — спросил адмирал.

— Только что вот здесь, прямо по курсу, появлялась… — сержант не успел докончить свою фразу, как его перебил сосед за пультом эхолота.

— Сэр, что-то большое поднимается со дна залива! Оно как раз под нами!

— Полный вперед! — скомандовал Грейг, лишь глянув на экран дисплея.

Но огромная махина водоизмещением восемьдесят девять тысяч тонн — не гоночный катер. Сигнал едва успел поступить в машинное отделение, как мягкая оболочка коснулась винта "Эйзенхауэра", с берега поступил еще один радиосигнал, и небольшая пластиковая бомба, взорвавшись, соединила два компонента жидкой бинарной взрывчатки, инертной по отдельности и страшной вместе.

Рассчитать скорость подъема мины было довольно сложно, огромный шар взорвался под кормой авианосца. Сила его взрыва была такова, что пятидесятиметровый кусок корабля в секунду отрезало словно газосваркой. Если бы мина взорвалась в центре авианосца, то он бы переломился пополам и затонул в считанные минуты. А так самый большой в мире военный корабль держался на плаву еще сорок минут.

Тысячи людей до последнего боролись за живучесть гиганта. Положение авианосца ухудшилось из-за того, что сдетонировал один из орудийных погребов и взрывом повредил три водонепроницаемые перегородки. Вода прорвалась по левому борту, вызвав, кроме килевого, и опасный боковой крен. Она начала поступать в машинное отделение, пришлось заглушить реактор. Мощности вспомогательных дизелей не хватало для работы откачивающих помп. С подошедшего эсминца был брошен конец, и авианосец медленно начали буксировать к берегу. Полузатопленный, накренившийся набок "Эйзенхауэр" сейчас, как никогда, походил на огромный утюг. В довершении всего в трюме начали срываться с крепежа и с грохотом биться о борта самолеты, по пути калеча людей и еще больше увеличивая крен. Лишь убедившись, что корабль спасти не удастся, Грейг приказал команде оставить судно. Полторы тысячи человек просто попрыгали за борт, при существующем положении шлюпки можно было спустить лишь с одной стороны, да на это уже и не было времени.

В воде людей подбирали десятки катеров с кораблей сопровождения. Со стороны казалось, что громаду авианосца облепили сотни оранжевых муравьев. "Монтгомери" до последнего буксировал его, лишь когда "Эйзенхауэр" начал медленно и неуклонно заваливаться на бок, он обрубил концы. Серая угловатая громада за какие-то секунды набрала скорость и с грохотом перевернулась, вызвав гигантскую волну. Громадные фонтаны пара, вырвавшись из лопнувшего паропровода, заживо сварили несколько зазевавшихся моряков, казалось, что агонизирующий корабль испустил последний вздох. Глубины в этих местах оказались незначительными, и серое брюхо громадного корабля так и осталось на поверхности, на два метра возвышаясь над уровнем моря. Струйки пара по-прежнему выбивались из-под обшивки авианосца, и со стороны казалось, что это огромный умирающий кит лежит на отмели.

При взрыве погибли сто двадцать шесть человек. Еще двадцать не успели вовремя покинуть судно. Для такой тяжелой ситуации это были минимальные потери. И команда, и адмирал показали себя достойными моряками.

Бинарная мина с жидкой взрывчаткой была поставлена русской атомной подводной лодкой за месяц до гибели авианосца. Большую емкость из прорезиненной ткани прикрепили ко дну массивным каменным грузом. Оба компонента мины имели меньший удельный вес, чем вода, лишь тридцать грамм латуни пошли на взрыватель, они не фиксировались чуткими металлоискателями противоминной защиты. Система была еще не отработана до конца, у нее имелось два существенных недостатка. Для наведения ее непременно нужен был спутник, которого у России над районом пролива не было. Проблему решили с помощью хакеров. Те просто взломали код связи с американским спутником и спокойно доили информацию оттуда. Ответный сигнал нужен был для нивелирования положения судна и мины.

Ну, а самым большим недостатком системы был небольшой радиус действия радиовзрывателя. Именно поэтому резиденту ГРУ в Иране Василию Антипину пришлось целых десять дней сидеть на берегу залива, дожидаясь визита долгожданных гостей. Увы, в дальнейшем ему не повезло. Семейство бедняка араба, согласившееся доставить странного человека на берег пролива и обратно в Шираз, решило, что оно получит больше денег, если сдаст этого неверного иранской полиции, ведь только неверный мог пропустить время намаза. В завязавшейся драке Антипов ранил двоих детей старика и сгоряча был убит. Но это не принесло счастья семье кочевника. Подозревая, что в дипломате с хитрой техникой хранятся еще и деньги, они, не зная кода, попытались раскрыть кейс с секретной аппаратурой. Взрыв получился такой, что от шатра и его обитателей остались одни клочья.

Экипаж подлодки был награжден орденами, ее командира и Антипина представили к званию Героя. В Ираке по случаю гибели самого большого авианосца Америки был объявлен праздник.

ЭПИЗОД 35

За неделю до этого события в горах турецкого Курдистана, чуть левее Арарата, по едва заметным тропам пробирался небольшой караван. Десять лошадей и пятнадцать неприхотливых мулов двигались бодро и легко, чувствовалось, что караван идет порожняком. Три десятка человек сопровождения были вооружены в основном автоматами Калашникова, хотя попадались и "Узи" и "М-16". К полудню караван достиг небольшой долины в пятидесяти километрах от границы с Арменией.

Пять человек с пулеметами заняли вершины окрестных скал, остальные натянули полог, развели под ним костер и начали готовить нехитрый обед. Лишь два человека, отойдя в сторону, развернули потрепанную карту.

— Да, мы вышли точно. И погода сегодня как по заказу, — сказал старший из них, внушительной комплекции, с массивным, крупным лицом, густыми усами и сильной сединой в волосах.

Более молодой собеседник осторожно позволил себе усомниться:

— Боюсь, что они не смогут прилететь, товарищ командующий. Низкая облачность.

— Вертолетам она нипочем. Главное, что не летают проклятые разведчики турок.

Через час обед был готов, а в два часа, точно в условленное время, с севера послышался отдаленный гул моторов.

— Огни! — крикнул командир, и навес был сорван с костров. После этого, повинуясь его командам, бойцы отряда залегли за камнями и приготовили оружие. Наконец из-за горного хребта вынырнули два вертолета МИ-8 с закрашенными опознавательными знаками. "Вертушки" шли между скал, по ущельям, стараясь как можно больше прижиматься к земле и не засветиться на экранах локаторов. Почти одновременно они опустились на площадку рядом с костром, открылась дверца одного из них, и высокий человек в пятнистом камуфляже спрыгнул на землю.

Увидев его, командир курдов с облегчением вздохнул. Именно этот человек месяц назад разыскал его среди скал Курдистана и предложил очень неплохую сделку. Вертолеты продолжали молотить лопастями воздух, выключать движки пилоты опасались, в высокогорье не всегда удавалось их быстро запустить.

Пожав руку генералу, человек в камуфляже крикнул на ухо курду:

— Привезли все, что заказывали! Двести штук гранат к РПГ, патроны к автоматам, два миномета, снайперские винтовки, медикаменты и тонну пластита с дистанционными взрывателями!

Глаза генерала блестели, он улыбался, как на великом празднике.

Его люди уже таскали от вертолетов ящики и мешки, сразу вьючили их на ослов и лошадей. Сопровождавших на каждом вертолете было всего по одному человеку, весь остальной салон был заполнен оружием и боеприпасами.

— Две остальные заброски проведем в течение месяца. Вот карты, там подробные планы интересующих нас объектов. Сможете нанести удар через неделю?

— Только по одному из объектов.

— Тогда по вот этому аэродрому. Кстати, он весьма досаждает и вам.

Через полчаса вертолеты были разгружены. Прощаясь, добрый посланец пожал руку генералу и напомнил:

— Следующий сеанс связи в среду. Частота минус десять, время плюс два.

— Я помню.

Вертолеты по очереди поднялись в воздух и, все так же двигаясь по ущелью, скрылись на севере. А караван, выбравшись из долины, глухими тропами начал пробираться на юг.

В ночь после гибели "Эйзенхауэра" курдскими боевиками было совершено нападение на военно-воздушную базу в районе озера Ван. Были взорваны бензохранилище, пост управления полетами, уничтожены десять вертолетов, наиболее досаждавших партизанам, и два самолета АВАКС "Боинг-767" американской группировки межнациональных сил.

К этому времени танковые колонны Саддама уже захватили Кувейт, но останавливаться на этом не стали, а пошли дальше, на Эль-Риад. Самолеты США, поднявшиеся в воздух с баз в Саудовской Аравии, обнаружили неприятные новшества.

Пара F-16, только что нанесшая удар по танковой колонне, сама неожиданно попала под ракетный удар. Отчаянным пилотажем пытаясь уйти от преследующей его ракеты, летчик кричал в микрофон:

— Это третий, восьмой сбит! У них есть С-400, у них есть С-400, я видел…

За первый же день боев было сбито восемь самолетов объединенных сил, больше чем во всей "Буре в пустыне". Несколько на удивление точных ракетных ударов вывели из строя крупнейший аэродром под Эль-Риадом. В этот раз операция "Самум" явно затягивалась.

Уже через неделю после начала боев цена на нефть поднялась в десять раз. Кризис усилился неожиданной забастовкой работников нефтепромыслов в Венесуэле, игравшей роль основного поставщика "черного золота" для США из Латинской Америки. Профсоюз этой страны понял, что имеет возможность откусить большой кусок пирога, ранее достававшийся арабам. Чтобы хотя бы как-то сбить цены на топливо, конгресс США принял беспрецедентное решение расконсервировать несколько нефтяных скважин в Техасе. Кризис сразу ударил по любимому детищу американской промышленности — его величеству автомобилю. Продажи машин упали в несколько раз, особенно это касалось автомобилей так называемого "представительского" класса. Были остановлены конвейерные линии крупнейших фирм, Детройт залихорадило в предчувствии неизбежной безработицы. С пониманием того, что быстро решить проблему Ирака не удастся, к деятелям Уолл-стрит пришло понимание неизбежности надвигающегося кризиса.

ЭПИЗОД 36

Спустя неделю после начала иранской кампании совсем в другой точке земного шара, в небольшом югославском порту происходила выгрузка очередного транспорта со стройматериалами для восстановительных работ в городах, пострадавших от бомбардировок сил НАТО. Судов хватало, и не было ничего особенного в том, что разгрузка шла ночью. Но любой из портовых грузчиков сразу бы сказал, что происходит что-то необычное. Самый дальний из причалов был оцеплен солдатами югославской армии, да и выгрузку производили военные, отстранив от работ ночную смену.

Портальный кран, похожий на гигантского богомола, в очередной раз склонил свой длинный хобот над трюмом транспорта. Минут пять стояла тишина, затем взревели моторы, со скрежетом по желобам шкивов начали струиться стальные тросы, и вскоре над бортом показался громадный продолговатый ящик. Двое военных в камуфляже с генеральскими звездами на погонах, затаив дыхание, наблюдали за медленным перемещением груза на пирс. Прожектора светили так ярко, что на досках ящика были видны разводы структуры соснового дерева. Медленно и точно ящик опустился на платформу гигантского трейлера, стропольщики в форме торопливо отцепили крючки, и тягач сразу взревел, выпустил черную струю выхлопного газа и медленно тронулся с места. А на смену ему уже подъезжал другой.

В полукилометре от пирса, на крыше старого блокгауза шевельнулась черная тень, что-то звякнуло. Старый склад находился на склоне горы, и зимний морской ветер и моросящий дождь пробирали Чарльза Маккормика до костей. Последние полчаса он проклинал все на свете, и погоду, и хитроумных югославов, и свою проклятую богом работу. Чарльз был кадровым разведчиком ЦРУ и два года жил в Югославии под прикрытием работника строительной фирмы. Уже три часа он наблюдал за странной разгрузкой сухогруза. Когда в половине десятого ночи позвонил один из его осведомителей и сказал, что на десятом пирсе военные затевают что-то необычное, Маккормик не думал, что его выход затянется так надолго. И главное, он пока не знал, ради чего затеяны подобные предосторожности.

Два часа портовый кран неторопливо доставал из трюма большегрузные автокраны. Длинные, приземистые, головастые тягачи походили на гигантских сороконожек, их темно-зеленая раскраска резко контрастировала с оранжевым цветом несущих стрел самого подъемного механизма. Все краны были на ходу, в полном порядке и через пару минут после разгрузки по одному выезжали за территорию порта. Это сильно разочаровало Чарльза. В конце концов он мог бы прекрасно наблюдать за продвижением этих автомастодонтов из кабины своей машины, а вместо этого должен мерзнуть под открытым небом. Отхлебнув из фляжки и приглушенно выругавшись, американец снова приник к биноклю.

Ящики гораздо больше заинтересовали разведчика. В подобной таре могли провезти что угодно, от разобранных самолетов до самых настоящих танков.

"Совершенно ясно, что под видом строительной техники сербы завозят что-то противозаконное. Эти краны были только прикрытием. Никаких надписей на ящиках нет, и одно это уже странно. Пожалуй, стоит спуститься вниз и на машине проследить, куда они повезут ящики," — думал Чарльз. Эта мысль показалась ему весьма заманчивой, он даже представил себе, как сливается в одно целое с мягким сиденьем своего "Фольксвагена", включает печку и долгожданное тепло мягко овевает закоченевшее тело. Но врожденное ирландское упрямство заставило Маккормика остаться на месте. И он угадал.

Очередной ящик, покинув трюм, медленно плыл к поджидавшему его трейлеру, когда лопнула одна из крепежных скоб. Ящик сразу потерял равновесие. Не выдержав толчка, обломилась и еще одна скоба. Белая прямоугольная махина ухнула вниз и углом торца ударилась о бетон пирса. Треск ломающихся досок был слышен даже Маккормику. Слышал он и крики столпившихся рядом с трейлером людей, но они очень мало интересовали разведчика. Забыв про холод и дождь, он просто не в силах был оторваться от бинокля. Из разбитой тары торчали соединенные в пакет трубы. Окрашены они были в темно-зеленый цвет, и именно это подсказало Чарльзу их истинное предназначение.

"Если убрать с тех тягачей дурацкие стрелы и приладить эти трубы, то что получается? Получается зенитно-ракетный комплекс С-300, а может и даже С-400. Это сенсация! Начальство в Лэнгли просто взвоет от радости. Есть повод окончательно прижать всех этих Ивановичей. Но надо все точно выяснить. Тягачей было десять, этот ящик пятый. К тому же, должны быть еще и ракеты."

Забыв обо всем на свете, Чарльз вытащил портсигар и закурил свой любимый "Винстон", при этом не прикрыв огонек ладонью.

Минутная слабость простительна женщине, но никак не профессиональному разведчику. В угольной темноте ночи огонек сигареты виден на добрый километр, это хорошо знают снайперы и прошедшие фронт солдаты.

Генерал Милкович еще не закончил разнос своих подчиненных, как к нему подбежал солдат оцепления и, презрев все формальности, доложил кратко и ясно:

— Господин генерал, я видел вспышку света.

— Где, покажи мне?

— Вон там, на северном склоне…

Солдат хотел было показать направление рукой, но второй генерал, контрразведчик Радович, подхватил его под руку и увлек со света в черноту ближайшей тени.

— Теперь показывай, — велел он.

— Вон там.

— Старые блокгаузы, — заметил Радович. Он персонально отвечал за секретность всей операции. После этого он поднес к губам портативную рации и коротко приказал:

— Седьмой и шестой квадрат, план два. Подстраховка четыре. И на всякий случай план пять.

Маккормик к этому времени уже спустился вниз, ему надо было добраться до машины и проследить, куда же увезут эти интересные ящики югославские военные. Пробравшись вдоль длинной стены склада, он свернул за угол, и в тот же миг в глаза ему ударил луч мощного фонарика. Чарльз зажмурился, но многолетние тренировки сделали свое дело, и рука словно сама вскинула пистолет. Выстрел был точен, кто-то вскрикнул, фонарик упал и откатился в сторону. Сбоку раздались какие-то крики, Маккормик дважды выстрелил на звук голосов. Перебежав к другому складу, он поднырнул под сваи, поддерживающие край старинного сооружения, нависшего над склоном горы, и затаился. Он слышал, как совсем рядом топали сапоги солдат, возбужденные голоса раздавались прямо над ним. Маккормик боялся собак, отдаленный их лай он слышал уже давно, однако дождь и осенняя сырость не дали им возможности взять след. Примерно через час все стихло, и разведчик долго пробирался между старых осклизлых от времени свай, затем еще дольше вслушивался в ветреную тишину ночи, но ничто не указывало на опасность.

Маккормик глянул на часы — четыре часа утра, дожидаться рассвета для него было подобно самоубийству. Он знал, что этот район оцеплен, и темнота была его единственным союзником. Чарльз снял вязаную шапочку и натянул на голову очки ночного видения. Пригнувшись, он проскочил вдоль торца склада, затем упал на траву и пополз к ограждению. Сетка рабица быстро подалась клацающим челюстям кусачек, еще пятьдесят метров он прополз, а потом начались дома, старые, каменные, приземистые. Тогда Маккормик встал, снял очки и медленно пошел вдоль улицы, уже ничем не отличаясь по внешнему виду от портовых рабочих, возвращающихся с ночной смены домой. Короткая куртка, джинсы, черная вязаная шапочка, висячие усы делали его похожим на самого обычного местного жителя.

Разведчика удивляло, что он так просто выбрался из порта, но ничего не указывало на опасность. На старинных брусчатых улицах навстречу ему попались лишь сумасшедшие влюбленные, да две компании германских туристов, засидевшихся в работающих всю ночь портовых кабачках. Открыв дверь своей машины, Маккормик со вздохом облегчения опустился на сиденье, и в ту же секунду хлопок приглушенного выстрела разнес висок американца. Тело Чарльза завалилось набок, грубые руки перетащили его на соседнее сиденье, и те же самые руки повели машину по улицам города-памятника.

Его вычислили, применив оригинальный метод. Поняв, что в темноте среди нагромождений складов, кранов, контейнеров и подсобных мастерских лазутчика найти не удастся, подчиненные Радовича всю полосу вдоль забора посыпали порошкообразной люминесцентной краской, видимой лишь в приборах ночного видения. До поры его держали на расстоянии и лишь у машины привели негласный приговор в исполнение.

— Все в порядке, — доложил Радович своему коллеге из генштаба. — Наблюдателя ликвидировали. По паспорту гражданин ФРГ.

— Проблем не будет? Они могут поднять шум?

— Пусть поднимают, не успеют, — отмахнулся контрразведчик. — Но кто-то же его навел? Надо выяснить.

Два дня спустя под большегрузный автомобиль попал один из крановщиков. Сдал его хитроумный мобильник Маккормика. На несчастье он зачем-то записывал номера последних пяти телефонных звонков, такую функцию заложили в нем создатели.

Через неделю скрытые пружины балканской мышеловки распрямились. За месяц до этого албанское правительство Косова объявило о присоединении своего края к Албании. Это вызвало возмущение всего сербского народа. Договором девяносто девятого года предусматривалось сохранение Косова в составе Югославии. Главы натовских стран сделали вид, что не произошло ничего особенного. Просто: "Народ Косова сам выбрал, в каком государстве ему следует жить, и мы выражаем уважение самоопределению населения Косова", — так витиевато заявила за всех них Кэтрин Джонс. Югославы пробовали жаловаться в ООН, в международный суд в Гааге, но их обращения тонули, как звук в вате. И тогда генералы свергли прозападное гражданское правительство. Той же ночью стремительным маршем танковые колонны вторглись в Косово.

Но началось все не с этого. За три часа до переворота на побережье Италии, в районе города Брундизи, на берег из двух надувных "Зодиаков" высадилась диверсионная группа Славомира Ранковича, прозванного спецслужбами Запада Ночным Шакалом. Этот мастер диверсий и шпионажа давно уже был приговорен к смертной казни различными судами Европейского союза. Ранкович прошел все войны балканского ужаса, и ни ему, ни остальным девятнадцати членам группы терять было нечего. Уже трижды они уходили от групп захвата спецназа сил НАТО, и эта подготовленная ими диверсия должна была стать последним уроком высокомерным янки.

Оставив лодки на берегу, группа марш-броском преодолела последние пять километров и залегла в пределах видимости военно-воздушной базы сил НАТО. Как раз в это время с аэродрома с тяжелым гулом в воздух поднялся самолет радиолокационной разведки "Праулер". Глянув на часы, Ранкович показал два пальца и взмахом руки разослал две группы по пять человек в разные стороны. Все было заранее отработано до мельчайших деталей. Ровно в два часа ночи где-то в отдалении рванул приглушенный взрыв, и в ту же секунду на всем аэродроме погас свет. Югославам он не требовался, все они уже были в угловатых очках ночного видения. Коротко свистнула стрела спецарбалета, и часовой на угловой вышке выронил винтовку и, захрипев, сполз на пол своего скворечника. В темноте было слышно только клацанье кусачек. Оказавшись за проволокой, группа разделилась еще на две части, пять человек побежали в сторону пункта управления полетами, сам же Ночной Шакал начал пробираться к самолетной стоянке. Он уже видел темные махины семьсот шестьдесят седьмых "Боингов" с уродливыми тарелками радиолокационных антенн, когда над аэродромом снова вспыхнул свет. Службы обеспечения успели быстро переключиться на автономное питание. Удар света по глазам был болезненным. Вскрикнув, Ранкович сорвал прибор ночного видения, зажал ладонью глаза и метнулся в сторону огромного бензозаправщика. Остальные четверо его друзей не смогли столь быстро сориентироваться на местности и побежали в другую сторону. Прошли секунды, и сразу началась густая, истеричная стрельба, грохнули два сильных взрыва. Одна из диверсионных групп добралась до центра управления полетами, перестреляла персонал и взорвала саму Башню. Не менее успешно шли дела и у третьей группы — со стороны стоянки истребителей и штурмовиков взрывы следовали один за другим. Лишь группа самого Ранковича оказалась зажата со всех сторон за небольшим зданием метеоцентра и не могла сделать ни шага в сторону своей цели. Четверых боевиков Шакала обстреливали не менее полусотни морских пехотинцев США и с десяток итальянских солдат.

Положение их было безнадежно, но сам Ночной Шакал не спешил прийти на помощь товарищам. Лежа под бензозаправщиком, он внимательно вглядывался и вслушивался во все происходящее. Боевую задачу надо было выполнить любой ценой. Вскоре над головой Славомира раздалась громкая команда на английском:

— Быстро отгоните эту дуру в сторону, она же под завязку заполнена керосином!

Вслед за этим хлопнула дверца, взревел двигатель. Ранкович еле успел ухватиться за раму заправщика. Подтянувшись, он закинул ноги за задний мост и застыл в такой позе, вибрируя всем телом. По счастью ехали недолго, вскоре бензовоз остановился, и топот удаляющихся ног подсказал Славомиру, что он остался один. Он сполз на бетон, осмотрелся и проскользнул за кабину. Бой продолжался, ответный огонь зажатых в метеостанции диверсантов слабел. А со стороны главных ворот через все посадочное поле аэродрома уже мчались два бронетранспортера.

Но это меньше всего волновало Ранковича. Всего в пятидесяти метрах от него стояли столь вожделенные АВАКСы. У Шакала оставалось только три гранаты, вся остальная взрывчатка оказалась у группы, запертой огнем морских пехотинцев. Решение пришло неожиданно. Ранкович раскрутил вентиль, и мощный поток топлива хлынул на бетон. Сам же Ночной Шакал запрыгнул в кабину и завел бензовоз. Больше всего он опасался, что искра выхлопа сразу подожжет разлитый керосин, но, к счастью, выхлопная труба оказалась вынесена высоко вверх и снабжена специальным пламегасителем. Включив скорость, Ранкович до отказа выжал педаль газа и с тяжелым ревом направил грузовик за АВАКСы.

Сначала никто не понял сущности этого маневра, но затем до американцев наконец дошло, что за рулем бензовоза находится террорист. Один из морских пехотинцев успел вскочить на правую подножку грузовика, но Славомир, не отпуская руль, трижды выстрелил из пистолета по дверце кабины, и с болезненным криком смельчак свалился на землю. Оказавшийся поблизости охранник увидел льющийся из патрубка керосин и во все горло закричал:

— Назад! Всем назад!

А Ранкович уже замкнул кольцо вокруг АВАКСов и направил бензовоз навстречу приблизившимся бронетранспортерам. Передний разразился длинной очередью из зенитного пулемета, но все пули пришлись в радиатор и, по счастью, не задели цистерну. Когда до столкновения оставалось совсем немного, Славомир открыл дверь и вывалился на бетон. Его отшвырнуло в сторону, быстро поднявшись на ноги, югослав изо всех сил бросился бежать подальше.

Первый бронетранспортер чудом увернулся от лобового столкновения, второму повезло меньше. Удар и скрежет столкновения переросли в грохот взрыва. В ту же секунду полыхнуло разлитое топливо. Это было чудовищно, пламя занялось на территории нескольких гектаров, высота его достигла пяти метров, рев рукотворного костра заглушил жуткие крики пяти морских пехотинцев, не успевших выбежать из петли разлитого керосина. Еще трое выскочили из огня и пылающими факелами крутились на бетоне в тщетных попытках сбить огонь.

Ранкович быстро затушил занявшийся рукав и, отворачиваясь от обжигающего огня, побежал в сторону от пожара, к метеобудке. Словно по заказу, снова вырубилось освещение, это одна из групп Ночного Шакала добралась до силового блока базы. Помощь Славомира оказалось не нужна, два оставшихся в живых югослава, воспользовавшись замешательством от пожара, прорвались из окружения и уже спешили к разрезанной в заборе дыре. Через полчаса все трое оказались на берегу моря. Они уже спускали лодку на воду, когда дрогнула земля, и через секунду страшный грохот заставил всю троицу пригнуться и зажать уши руками.

— Мирек все-таки взорвал склад с боеприпасами! — крикнул Славомиру один из его коллег.

— Да, но если он не ушел далеко, то мы его больше не увидим.

Спустив лодку на воду, диверсанты покинули итальянский берег. Минут двадцать "Зодиак" на предельной скорости несся над волнами. За это время никто не проронил ни слова, все были мыслями еще там, на авиабазе.

Кроме Ранковича и двух его товарищей в этой операции выжил еще один диверсант из группы Мирека, контуженным и оглохшим попавший в плен.

К возвращению Ночного Шакала югославская армия уже ввела войска на территорию Косова. Стремительным броском разрезав мятежный край, словно праздничный пирог, она старалась не вступать в столкновения с силами миротворцев. К утру Косово напоминало разворошенный медведем муравейник. Сотни тысяч беженцев запрудили все дороги, в десятках городов и сел шли бои югославской армии с так называемыми силами самообороны. Вступили в бой и натовские войска. В этот раз им пришлось туго, не было должной поддержки с воздуха. В ежеминутно меняющейся ситуации не могли работать "невидимки" F-117 и В-2. В действии остался лишь один из АВАКСов, во время нападения на Брундизи находившийся в воздухе. Приходилось пускать в бой F-16 и штурмовики А-10, но и их работа оказалась скована плохой погодой и боязнью угодить в своих. Когда же через сутки "невидимки" все-таки вылетели с целью бомбить Белград, их ожидал неприятный сюрприз. Сразу два самолета F-117 не вернулись на базу, рухнул на землю и один В-2. Стало ясно, что у югославских военных в руках оказались сверхсовременные зенитные комплексы. Поставить их им могла только одна страна — Россия.

Не могли помочь и самолеты военно-морских сил. За неделю до этого авианосец США "Авраам Линкольн" был выведен из Средиземного моря и направлялся на плановый ремонт. Чтобы хоть как-то компенсировать этот пробел Англия направила в Адриатику свой лучший авианосец "Инвизибл". Но самолеты вертикального взлета "Харриер" не шли ни в какое сравнение с "Мигами" и "Сухими" сербов, их сбивали каждый день. Счет погибших натовских служак пошел на сотни, и поток гробов вызвал шок в давно отвыкших от подобного странах Европы и даже в самой Америке.

Сотни тысяч албанских беженцев, хлынув через границы, вызвали самую настоящую катастрофу. В разгар зимы было невозможно расселить, обогреть и накормить этих людей. Чтобы хоть как-то решить проблему, Македония начала пропускать толпы беженцев через свои границы дальше на запад. Ее примеру последовали Болгария и Румыния. Самолеты и поезда были переполнены черноглазыми и темноволосыми женщинами, стариками и детьми. Прозрачные границы сыграли плохую шутку со странами Европейского союза. Прежде чем развитые страны догадались перекрыть границы, в их государствах оказались тысячи новых жителей, пополнивших число попрошаек, мелких воришек и низкооплачиваемых рабочих, не гнушавшихся самой тяжелой и грязной работой.

Через неделю кровопролитных боев натовское начальство скрепя сердце отдало приказ своим войскам покинуть Косово.

— Такая война нам невыгодна, это что-то больше похожее на Вьетнам, — объяснял командующий войсками сил НАТО в Европе генерал Шлиман главам стран большой семерки. — Мы отступим за границу Югославии и вернемся к плановым бомбежкам Белграда и остальных городов. Именно эта тактика принесла успех в девяносто девятом году.

— Но не забывайте, что у сербов теперь есть С-400, я больше не пошлю своих пилотов на явную смерть, — заявил премьер-министр Англии Стоквуд.

— Мы уже уничтожили как минимум три эти установки, в ближайшие дни надеемся покончить и с остальными. Кроме того запасы ракет для них у сербов ограничены, а полная блокада страны исключает пополнение ими извне.

— Делайте хоть что-нибудь, у нас уже тридцать пять тысяч этих грязных мусульман, — раздраженно заметил канцлер ФРГ Шнейдер. — Мне хватает проблем и с курдами.

— Если война будет продолжаться еще хотя бы неделю, то Италия выйдет из числа занятых в боевых действиях и откажет в предоставлении своих баз, — нервным тоном заявил премьер-министр Италии Джузеппе Андрентини.

Все остальные прекрасно знали, что в основе этого решения стояли обычные парламентские выборы. Взрыв боеприпасов в Брундизи имел одно неприятное последствие. Вместе со всеми в складах взорвались бомбы со слабообогащенным ураном. Радиоактивное заражение было не столь уж большим, но левые и зеленые построили на этом всю предвыборную агитацию, и христианские демократы стремительно летели вниз со всех рейтинговых высот. Апдайк попробовал было усовестить своего коллегу:

— Джузеппе, половина конгресса мечтает отправить меня в отставку за эту войну, но я думаю не о своей шкуре, а прежде всего о сохранности демократических ценностей.

— Я не думаю, что вы будете рады, если у нас на Апениннах к власти придут коммунисты, — язвительно отозвался итальянец.

— Вы как хотите, но я уже отозвал своих парней из войск КЕЙФОР, — как бы между прочим заметил президент Франции Лемьер.

— Французы еще со времен вашего носатого генерала всегда балансировали на грани предательства, — язвительно заметил Стоквуд. Эта фраза оказалась самой неудачной из всего разговора. Жак Лемьер также имел своеобразное строение носа, не такое выдающееся как у Де Голля, но весьма заметное. Тысячелетние непростые отношения двух стран взорвались очередным конфликтом. Сердито засопев, француз сфонтанировал яркой и темпераментной речью:

— Я тоже знаю, что со времен безносого бульдога Черчилля вы мечтаете видеть Францию на побегушках у вашей дырявой Империи. Этого не будет никогда. Франция отзывает всех своих представителей из органов НАТО. Мы в силах постоять за себя сами, и ни один солдат другой страны больше не ступит на территорию Пятой республики.

Сказав это, Лемьер поднялся, сухо откланялся и покинул зал заседаний.

Апдайк, как раз вытащивший из кармана свою очередную сигару, наблюдал за исходом французского премьера до самой двери. Когда она закрылась, он вздохнул и с гримасой презрения заявил:

— Ну что ж, значит, лягушатники не в счет. Я чувствую, что моей стране опять придется нести груз за весь демократический мир…

Он не успел докончить эту фразу, как подошедший с взволнованным лицом Гарри Линч, нагнувшись, шепнул что-то на ухо своему президенту. Апдайк резко изменился в лице и, разведя руками, объявил:

— Господа, я вынужден срочно вас покинуть. Только что Китай начал операцию по высадке десанта на Тайвань.

Главы государств с явным сочувствием посмотрели на американского президента. Третий военный конфликт был обременительной тяжестью даже для такого государства-монстра, как США.

Но Апдайк мог бы и не спешить. Тайвань был захвачен почти бескровно. Китайские спецслужбы давно прикормили на острове грандиозную по размеру "пятую колонну". Два самолета F-16 и десяток солдат, охранявших резиденцию главы правительства, — вот и все, кто оказал сопротивление десанту. Многотысячные толпы народа восторженно встречали входившие в Тайбей войска. Подобного не ожидали даже сами китайцы.

Почти сразу после этих событий большая группа работников МИДа и офицеров ГРУ была отмечена высшими наградами России.

ЭПИЗОД 39

Звонок в дверь разбудил Майкла Андерсена в десятом часу дня. Открыв глаза и оглядевшись по сторонам, он убедился, что спит, сидя в кресле, с пустым бокалам на коленях. Звонок снова выдал тревожную, так раздражавшую в свое время Мари, трель. Майкл все собирался сменить его, но за суетой повседневных дел так и не успел. Он нехотя поднялся, машинальным жестом нахлобучил на голову бейсболку и пошел в прихожую. На крыльце стоял среднего роста седовласый мужчина с приятным, располагающим лицом.

— Вы Майкл Андерсен? — спросил незнакомец.

— Да, я.

— Меня зовут Джон Марч, я к вам по объявлению.

— По какому объявлению?

— Как по какому? Мы же вчера разговаривали с вами по телефону. Вы разве не продаете самолет?

— Ах это! Да. Продаю. Просто за последнее время я много чего продавал, — пьяным жестом он крутанул в воздухе руками, — уже все перепуталось в голове.

"Еще бы, судя по перегару ты пьешь не меньше трех дней", — подумал Марч.

— Сейчас, я оденусь, — Майкл снова сделал неопределенный жест руками и машинально почесал окладистую, сильно запущенную бороду. — В дом не приглашаю, там такой бардак, жена уехала два месяца назад. Вы на машине?

— Да.

— Тогда я не буду брать свою. Она что-то стала барахлить, а заняться мотором мне все некогда.

"Проще было бы отдать в автосервис", — снова подумал Марч, но уже идя к калитке, он увидел эту машину в приоткрытом гараже. Похоже, что этот "Форд" восьмидесятого года выпуска не взялась бы ремонтировать ни одна фирма.

Одеться для Андерсена было делом крайне простым. К джинсам и ковбойке навыпуск прибавились кроссовки и сумочка с документами. По привычке Марч начал размышлять, кто по профессии этот человек. Рослая, мощная фигура, судя по лицу лет пятьдесят, походка слегка косолапая, тяжелая.

"Похож на отставного моряка или военного, а может бывший грузчик или водитель дальнобойщик. Одним словом, работяга-парень", — решил ранний гость.

— Вы кто по профессии? — спросил он Андерсена уже по дороге.

— Последние пятнадцать лет шоферил, дальнобойщик. Но сейчас времена трудные, бензин подорожал и упал спрос на перевозки. Так что три месяца я безработный.

— Поэтому и хотите продать самолет?

— Не только. Много всего.

До конца он раскрываться не стал, да уже и подъехали к аэродрому. Взяв ключи у охранников, Майкл повел Марча к ангарам. В одном из них стоял его самолет, двухмоторная "Цессна" 425 "Корсар". Судя по слою пыли на крыльях, Андерсен давно уже не поднимался в воздух.

— Я взял ее восемнадцать лет назад, как только уволился из ВВС. Самолет шестиместный, триста миль в час, потолок три тысячи триста футов. Два движка по четыреста лошадиных сил…

— А грузоподъемность? — прервал его Марч.

— Полторы тонны. Первое время летал почти каждый день, теперь вот стоит на приколе. Бензин дорогой, цены на самолеты упали, так что стоит она теперь дешевле детского самоката.

— Но сможет подняться в воздух?

— Конечно.

Они вытолкали самолет из ангара, только здесь, на свету, Марч рассмотрел его во всех деталях. Внешне "Цессна" смотрелась как новая, двухмоторный моноплан темно-синего цвета, с белой надписью на борту "Малышка Мэри". Вызвав топливозаправщик, они залили в баки керосин и через полчаса поднялись в воздух. Пилотировал Андерсен легко и уверенно, сама фигура его при этом казалась расслабленной, лицо спокойным и даже счастливым.

— Вы летали на истребителях? — спросил Марч.

— Нет, на вертолетах. Воздушная кавалерия. Мой борт последним покинул Сайгон.

Марч не поверил своим ушам.

— Сколько же вам лет?

— Шестьдесят два, — ответил Андерсен и предложил: — Проверите управление?

— Да, неплохо бы было.

— Берите штурвал.

Занимая место пилота, Марч смущенно пояснил хозяину самолета:

— Я только начинающий пилот, месяц назад получил права и водил только одномоторные самолеты.

Осторожно погоняв "Малышку Мэри" по квадрату, Марч вернул штурвал хозяину.

— Садитесь сами.

Уже на земле Андерсен спросил:

— Ну что, вы берете машину?

— Да, она вполне устраивает меня. Как вы хотите получить деньги, на счет или наличными?

Андерсен поднял брови.

— Наличными? Вы это серьезно?

— А почему бы нет? Если мы не станем оформлять сделку, вы получите еще десять тысяч.

— Но как вы тогда на нем будете летать?

— Честно говоря, мне самолет нужен только для одного вылета. Это такой трюк для съемок рекламы. После него от "Малышки Мэри" вряд ли что останется. Если вы перегоните самолет на побережье, я добавлю еще пятерку. Как вам такое предложение?

— Да вы просто благодетель! Главное, что мне не придется платить со всего это налоги.

— И это тоже. Он должен быть в Ричмонде не позднее второго июля.

— Это восточное побережье, недалеко от Норфолка? — уточнил Андерсен.

— Да.

— Хорошо, тридцатого я буду там.

Через неделю, в одном из мотелей в окрестностях Ричмонда состоялся откровенный разговор двух собеседников. Андерсен заметил, что его "благодетель" Марч выглядит чересчур озабоченным. Временами он просто психовал, от него попахивало виски. За последние два дня они в нанятом ангаре перекрасили "Цессну" в канареечно-желтый цвет, по указанию Марча Андерсен срубил с моторов все цифры номера и вообще постарался ликвидировать какие-либо следы для идентификации "Крошки Мэри". За все это Марч платил по особому тарифу. Он заметил, что бывший пилот все чаще делал в работе перерывы, иногда глотал какие-то большие таблетки. По ночам во сне Андерсен мучительно и долго стонал, потом просыпался и начинал искать все тот же пенальчик с лекарствами.

И вот теперь, вечером, в мотеле за виски Марч спросил Андерсена:

— Скажи, Майкл, зачем тебе нужны эти деньги? Я понял, что ты продал все — дом, машины, теперь вот самолет.

В ответ тот вздохнул:

— Дом я продать не смог, я еще не выплатил за него ссуду. Если бы я взял его хотя на год раньше, это решило бы все мои проблемы.

Пилот вытащил из кармана неизменной ковбойки фотографию и протянул ее Марчу.

— Хреново жениться в пятьдесят лет, особенно если до этого живешь, не задумываясь о будущем. Ей было всего пятнадцать, когда я ее встретил. Это случилось в Канаде, мой грузовик сдох, проклятые горы не давали работать мобильнику, пришлось идти на ближайшую ферму и искать телефон. Первой, кого я встретил там, была Мэри. Ее бабка была чистокровная индейская скво, от нее девочке достались черные глаза. Маленькая, щупленькая. Я и не думал, что смогу так сильно втюриться. Для меня любовь всегда означало одно — секс с какой-нибудь длинноногой телкой. А это было… словно в сердце пальнули из ружья двенадцатого калибра. Два года я ждал, когда она подрастет, пока привыкнет ко мне. Облюбовал недалеко от фермы ровную площадку и прилетал к ней регулярно, раз в месяц. Тогда и переименовал свою птичку в "Малышку Мэри". Родители были не против, такие же работяги, как и я, в семье еще трое детей. Да и сама Мэри унаследовала кровь своих предков, ее не смущала разница в возрасте. Так что с женитьбой проблем не было. Через год родилась девчонка, все было так хорошо. А потом…

Он снял бейсболку, провел рукой по налысо выбритой голове.

— А потом словно все силы ада ополчились на меня. Дважды попал в аварию, лишился грузовика. Пришлось арендовать у одного типа бензовоз. Неожиданно почувствовал себя плохо, оказалось — рак желудка. Хватились вовремя, сделали химиотерапию, пять лет я прожил, забыв об этом. Медики грешили на дефолианты, которыми мы в свое время щедро посыпали вьетнамские джунгли. Но в этом году все повторилось. Я успел сделать только два сеанса химиотерапии, когда заболела дочь. Очень редкая болезнь, я и выговорить ее не могу, что-то с кровью. Говорят, что это тоже последствия той химической войны, передается на генетическом уровне. Про собственное лечение пришлось забыть. Мэри сейчас с дочкой в Гонолулу, только там есть клиника, где лечат подобные болезни. Но стоит это дорого. Я продал все что мог, но не уверен, что этого хватит. Работать уже не могу, просто не пройду медкомиссию. Никто не пустит за руль тяжеловоза больного доходягу. Ежедневно звоню на Гавайи, говорю, что все хорошо, что продолжаю курс лечения. Как назло сейчас этот нефтяной кризис, все жутко подорожало, — он невесело усмехнулся. — Только самолеты и машины упали в цене.

Марч сорвался с места, нервно прошелся по домику из угла в угол, наконец остановился перед Андерсеном.

— Майкл, я предлагаю вам миллион за один полет.

— За один полет? — переспросил пилот.

— Да, всего за один.

Через два дня, вечером, Марч приехал на аэродром на небольшом фургоне. Загнав машину в ангар, они с Андерсеном начали ее разгружать. Кузов полуторки был забит под завязку. В середину салона "Цессны" положили мешки с алюминиевой пудрой, перемешанной с аммиачной селитрой, по бокам обложили их ящиками, у самых бортов расставили канистры с бензином. Еще в машине Андерсен убедился, что в ящиках не что иное, как взрывчатка, ему доводилось за свою бурную жизнь работать и подрывником.

— Как думаешь, сдетонирует все это? — с озабоченным видом спросил его Марч.

— Должно. Удар будет сумасшедшей силы.

Последним Андерсен притащил ящик, поразивший его своим небольшим размером и неимоверно тяжелым весом.

— Тут что, золото? — удивленно спросил он Марча.

— Свинец.

Уже ночью, в темноте, Андерсен спросил своего нанимателя:

— Джон, а ты кто на самом деле?

— В смысле?

— Ну, русский, югослав?

— Китаец, — буркнул Марч.

— Нет, ты не отшучивайся, скажи.

Марч помолчал, потом признался:

— Я и сам уже не знаю. Полжизни в Америке, привык к этой стране. Придется возвращаться, но не уверен, что сумею приспособиться… — Он тяжело вздохнул. — Ладно, не будем об этом.

На следующее утро, в восемь часов, Андерсен позвонил в Гонолулу.

— Мэри!? Это я. Как дела, крошка?

— Майкл, врачи говорят, что самое плохое уже позади. Мы пробудем здесь еще месяц, потом вернемся сюда через полгода, для второго сеанса лечения. Ты слышишь меня?

— Да, хорошо слышу. Ты получила деньги?

— Да. Откуда они у тебя?

— Неважно, Мэри, у меня дела не очень хорошо, я тебе все написал. Дом я продал, сюда не возвращайся, оставайся там. Ты видела сумму в чековой книжке?

— Да.

— Сколько там было нулей?

— Шесть.

— Значит, все нормально. Поцелуй нашего мышонка. Вы единственные, кого я любил в этой жизни.

— Что значит любил? Майкл, почему ты так говоришь? Майкл, что случилось? Это все из-за болезни?!.

Отключив телефон, Андерсен закинул его в траву за ангаром и решительно направился к самолету.

Четвертого июля, в десять часов утра украшенный флагами расцвечивания авианосец "Юнайтед Стейс" отвалил от причальной стенки. Два океанских тягача с трудом тащили почти стотысячетонную махину по Чесапикскому заливу. На палубе корабля оркестр играл "Янки дудл", вся команда по случаю Дня независимости выстроилась на палубе в парадной форме, на берегу многотысячная толпа махала цветами и флагами. Родственники членов команды в этот день прощались с ними с особым, не особенно радостным настроением. Полугодовой ремонт был благополучно завершен, и авианосец ждала Адриатика с мятежной Югославией, с многочисленными вылетами на бомбежки и вполне возможными потерями.

Когда над заливом появился небольшой двухмоторный самолет, тащивший за собой флаг Соединенных Штатов, все восприняли его как часть праздника, тем более что уже два биплана крутились над городом с самого утра, рассыпая праздничные листовки. Но пролетая над "Юнайтед Стейтс", желто-канареечный самолет резко спикировал вниз и на глазах тысяч зрителей врезался в палубу метрах в тридцати от командирского "острова". Последовавший вслед за этим взрыв был жуткой силы. Багрово-красный, с черной бахромой, он разметал во все стороны обломки палубы, тела членов команды, многих из них взрывной волной выбросило в воду. Авианосец загорелся, из пробоины валил дым, показались языки пламени. На берегу многотысячная толпа в едином порыве закричала что-то ужасное. Заминка от внезапности всего происходящего была недолгой, уже через полминуты на помощь пожарным автоматам подоспели члены команды. Через десять минут пожар был потушен, но именно тогда обнаружилась еще одна напасть.

В сплошной неразберихе первых минут никто сначала не заметил красное мигающее табло над входом в рубку. Командиру корабля на нее указал один из операторов:

— Сэр, датчики показывают в зоне взрыва повышенную радиоактивность!

Адмирал глянул на табло и выругался.

— Всем покинуть зону взрыва, приготовиться команде дезактивации!

Авианосец, так и не покинув Норфолк, вернулся в док. Судя по всему ремонт ему предстоял еще более серьезный, чем прежде.

Через полчаса мимо обгоревшего корабля прошла океанская яхта под скромным именем "Кэтти". Стоящий за штурвалом седовласый человек в командорской фуражке без особого любопытства глянул на авианосец, его ждал океан, острова Тихого океана.

На последнюю операцию Джону Марчу, или точнее Валерию Лиговскому, было выделено десять миллионов долларов. Большую часть из них ему удалось сэкономить. Как и все предметы роскоши, океанские яхты за последнее время сильно подешевели. Продуктов на борту "Кэтти" должно было хватить на год. Что будет дальше, резидента не интересовало. Он слишком устал за эти двадцать лет. Целый год жизни только для себя представлялся ему невероятно огромным сроком. Главное, что для всех он умер. "Смертника не нашел, самолет придется пилотировать самому" — именно так он радировал в центр в своем последнем послании. Для своих он умер, и умер героем.

Странно, но Америке в первый раз за период после второй мировой войны не хватило авианосцев. "Эйзенхауэр" лежал на дне Персидского залива. Там же, но уже на поверхности, дрейфовали еще два его однотипных брата. "Нимиц" стоял в ремонте, "Джордж Вашингтон" без дела торчал у берегов Японии, три авианосца полным ходом шли к берегам захваченного китайцами Тайваня, "Энтерпрайз" курсировал в Адриатике. Еще два авианосца находились в плановом ремонте, и вот теперь ВМС США надолго лишились "Юнайтед Стейтс".