Пермская обитель

Глава 23 МАРТ 1999-го

Первыми в милицию обратились врачи больницы, куда два случайных прохожих доставили избитого Андрея. Стражи порядка только разводили руками: свидетелей нет, пострадавший ничего сказать не в состоянии. Что мы тут можем поделать?!

Кто потом только не тормошил милиционеров! Однокурсники Андрея, студенты музыкального училища, его преподаватель Кизилов ходили на прием в отделение милиции, потом в УВД, писали заявления. Требовалось заявление от пострадавшего — они и Сереброва уговорили написать его. Все тщетно. Иван Иванович растерянно говорил коллегам: «У меня даже язык не повернется упрекать милиционеров. Как можно разыскать хулиганов, которые избили случайного прохожего. Ведь этого никто не видел». — «Можно, — слышалось в ответ. — У них есть свои способы. Просто не хотят этим заниматься. Для милиции это — мелкое дело».

До конца марта Андрей не выходил от врачей. Надеялся на чудо. Думал, в один прекрасный день кто-нибудь из них обрадованно воскликнет: «А вы знаете, голубчик, наш диагноз-то оказался ошибочным! Все восстановится, сможете петь, как прежде».

Чуда не произошло. Не услышал он долгожданных слов. Приговор оказался верным. Отчаяние, которое Андрей испытал, невозможно передать словами. У него было уникальное дарование, таким голосом впору покорить мир. Преподаватели восхищались его вокальными данными. Опытный Иван Иванович считал самым большим счастьем для себя, что ему попался такой ученик. Знатоки прочили ему блестящее будущее.

И вот все пошло прахом. Почему так получилось? Какая зловещая сила возникла вдруг на его пути? Ведь он-то никому не причинил зла. Он знать не знает этих людей. Просто проходил мимо. И вдруг ни с того ни с сего они жестоко избили его. Грешно так думать, но ограбь и избей бандиты другого человека, возможно, для того не было бы подобных последствий. Для него же это катастрофа. Жизнь кончена. Почему какие-то негодяи перечеркнули его судьбу?! Неужели они будут ходить безнаказанными?! Милиция их не поймала? Так он сам их найдет!

Андрей решил купить пистолет. Даже при разгуле нынешнего криминала это оказалось не так-то просто. Во всяком случае, в Перми ему это не удалось. Тогда он поехал к родителям в Чусовой. Рассудил, мол, знакомых у него там побольше, значит, найдется больше советчиков и помощников, на которых можно положиться.

Они конечно же быстро нашлись, но проблему его решили далеко не сразу. По длинной цепочке вышли на бывшего спецназовца, у которого в Нижнем Тагиле жили сослуживцы по Афгану. И вот, когда он ездил по делам в Тагил, заодно и привез новенький «Макаров».

Покупка оказалась дороже, чем рассчитывал Андрей. До катастрофы — а то избиение он иначе не называл — у него были солидные, на его взгляд, сбережения. В свое время он подрабатывал торговлей по электричкам. Сначала продавал мороженое, зимой перешел на журналы и книги. Это был трудный период. Книги — груз тяжелый, покупали их редко. Андрей очень уставал. Вдобавок его беспокоило горло: ходишь потный по вагонам, сквозняки, холод. Застудить его проще пареной репы. А уж ему, певцу, горло нужно беречь больше, чем кому-либо другому. Благо, ближе к Новому году подвернулся случай торговать турецкими электрокофеварками, а затем он занялся индийскими благовониями. Трудно было придумать что-либо лучше — набьешь ими рюкзак и сумку, а все равно идешь налегке. Да и раскупают их, как всякую дешевую вещь, охотней. В упаковке пять палочек, стоит она десять рублей. А уж рекламировать товар Андрей умел.

Короче говоря, деньги в Сбербанке у него лежали. Однако в тот вечер он шел с казенными. Андрей и еще одна девочка из училища должны были ехать на конкурс уральских вокалистов в Екатеринбург. Ему выдали командировочные на два билета, туда и обратно. Эти деньги украли. Он потом возвращал их из своих. Стоило оформить в институте годовой академический отпуск, как место в общежитии отобрали. Пришлось снять однокомнатную квартирку. Хоть и скромное жилище, неказистое, незавидное по всем статьям, а все же требовало расходов. Когда же потратился на пистолет и патроны, вообще ничего не осталось.

Уже держа купленный «Макаров» в руке, он почувствовал растерянность и страх. Страх из-за того, что кого-то придется убить, что хранить оружие он не имеет права, что в любой момент его могут с ним задержать.

Андрей человек откровенный, ему было трудно что-то скрывать. Он обязательно должен с кем-нибудь поделиться своими думами, иначе измучается. Рассказал о своем замысле институтскому приятелю Игорю Монахову — добродушному незлобивому увальню. У него был цепкий природный ум, но эрудиции явно недоставало, из-за чего он часто попадал в анекдотические ситуации. Особенно Игорь прославился тем, что, отвечая как-то на вопрос преподавателя, который попросил его назвать пьесы Чехова, сказал: «Две сестры». Филолог тут же прогнал его со словами: «Идите и, пока не найдете третью, не возвращайтесь!»

Андрей лучше знаком с высказываниями Чехова. Став обладателем оружия, он сразу вспомнил хрестоматийное изречение классика о том, что если в первом действии на сцене висит ружье, в третьем оно обязательно выстрелит. Однако остановиться уже не мог. Услышав о замысле Сереброва, Игорь сразу изрек:

— Ты с ума сошел! Еще не хватало тебе загреметь в тюрьму. Выброси этот пистолет к чертовой бабушке и забудь о нем, как о кошмарном сне!

— По-твоему выходит, меня изувечили, считай, перечеркнули мою жизнь, и эти люди как ни в чем не бывало будут топтать землю?

— Пусть милиция их ищет.

— Они поискали для отвода глаз, не нашли и больше не будут этим заниматься. Тут даже трудно осуждать милиционеров. У них полным-полно дел поважнее, масштабнее. А это важно только мне.

— Они не нашли, а ты тем более ничего не сможешь сделать. Пристрелишь, чего доброго, кого-нибудь другого.

С этим доводом Монахова спорить трудно. Андрей и сам плохо представлял, как можно разыскать своих обидчиков.

Глядя на обескураженного товарища, Игорь сказал:

— Ты знаешь, что я живу в Балатове. Не самый спокойный район в Перми. У нас в доме такие соседи — закачаешься… Наверное, добрая половина из них в тюрьме сидела. Вот они-то как раз могут найти твоего обидчика.

— Я заплачу, — обрадовался Андрей.

— Это само собой, заплатить, наверное, придется. Правда, не знаю сколько. Но, я думаю, просто найти — этого мало. Им захочется с теми и расправиться.

— Ну-у, — разочарованно протянул Серебров, — какой же тогда получится из меня мститель. Пусть только найдут, а разделаюсь я сам.

— Ладно, — согласился Игорь, — на первом этапе пусть поищут. Дальше видно будет. Надо же знать, что это за люди. Иначе получается, мы делим шкуру неубитого медведя, не при твоем пистолете будь сказано.

Вскоре Игорь пригласил Сереброва к себе домой, сказав, что договорился о встрече с неким Мишей.

Район Балатово, расположенный неподалеку от ипподрома, и в самом деле всегда считался криминальным. Андрей ожидал увидеть приблатненного типа — на руках татуировки, морда в шрамах. Однако перед ним предстал парень вполне обычного вида: хорошо выбритый и подстриженный, волосы зачесаны назад, выглаженные брюки, легкая куртка. Миша сразу взял быка за рога:

— Что вы можете сказать о… нападавших?

— Ровным счетом ничего.

— Может, кто-то из них по-особому говорил. Может, кто-то обратился к кому-то из них по имени, — подсказывал Миша.

Андрей мог показать только место, где произошло избиение.

— Это надо будет посмотреть. Вы говорите, они отобрали у вас сумочку. Что там было?

— Деньги, документы.

— Какие именно документы, помните?

— Еще бы — мне же их восстанавливать пришлось. Паспорт, студенческий билет, зачетка.

«Вот бы милиция так работала», — подумал Андрей, наблюдая за действиями Миши. Записал его имя, отчество и фамилию, тот попросил у Монахова зачетку и студенческий билет — чтобы знать, как они выглядят.

— Попробую помочь. Не знаю, сколько это займет времени. Одному тут не совладать. Обращусь к друзьям.

— Я понимаю, — поспешно сказал Серебров. — Кому охота впустую тратить силы и время. Обязательно заплачу. Правда, сейчас не при деньгах…

— Разве тебе нужен задаток? — удивился Игорь.

— Да я вообще о деньгах не заикался. Разберемся.

Однако Андрей прекрасно понимал, что ребятам придется заплатить. Нужно было срочно найти какой-нибудь источник дохода. До катастрофы знакомые музыканты не раз предлагали ему выступать с ними на улицах, однако Серебров категорически отказывался: что угодно, только не это. Такая профанация не для него — ведь когда-нибудь он будет петь в залах с бархатными креслами, золоченой лепниной, освещенный прожекторами. Теперь, когда таких залов уже не будет, он согласился бы петь и на улице. Но уже и этого не дано. Благо, у него остались старые знакомства, и он опять принялся торговать по электричкам — журналами и книгами.

Глава 24 ДЕРЕВЯННЫЙ ОЛЕНЕНОК

Результаты срочной экспертизы донельзя ошеломили Александра Борисовича: оказывается, Прыжков и Репина были убиты выстрелами из одного и того же пистолета! Это произошло с интервалом в пять лет! Чудеса, да И только. То есть действовал полнейший дилетант. Профессионалы обязательно выбрасывают оружие. Это для них такое же средство производства, как, скажем, для пишущего человека ручки. Никто же не обращает на них внимания, никто не держится за одну и ту же. А тут — уходить с места преступления с пистолетом! Видимо, очень верна истина, гласящая о том, что новичкам везет. Только везением можно объяснить, что убийца незамеченным покинул место преступления с такой вопиющей уликой.

Однако новичком он был, когда убивал Прыжкова. Убийство Репиной произошло через пять лет. Если это время преступник не промышлял разбоем, его и сейчас можно считать новичком. Хотя не таким уж и безобидным или робким, судя по тому, как он проник на концерт, посвященный Дню милиции. Интересно, а как он попал во Дворец торжеств в прошлый раз? Нужно все-таки исходить из того, что в обоих случаях действовал один человек.

Александр Борисович позвонил Грязнову. Выслушав его, тот присвистнул от удивления:

— Получается, несколько человек кувыркались вокруг истеричного Прыжкова, а убийца преспокойно стоял в сторонке и, улучив момент, выстрелил. Судя по тому, как точно попал в сердце, стрелял прицельно. Вот это номер! Теперь понятно, почему убийство осталось нераскрытым. То есть там фигурировал один «Макаров», а их было два! Надо, Саша, потолковать по душам с этой Натальей Козельской. Найти ее проще пареной репы — Володька говорил, что она сейчас работает в Большом театре.

— Я тоже думаю, что при такой ситуации она может подозревать, кто столь рьяно не хотел давать ее в обиду.

— Вот именно.

Вызванный в кабинет Володя, который только сегодня вернулся из Перми, тоже был поражен результатами экспертизы и с присущей ему обстоятельностью тут же начал рассуждать, насколько они вписываются в логику развития событий:

— Следствие исходило из того, что выстрел был случайным. Пытаясь вырвать у Прыжкова пистолет, кто-то нечаянно нажал курок. Но медсестра «скорой» в своих показаниях утверждала, что случайным этот выстрел быть не мог. По ее мнению, стрелял профессионал, который знал, куда целился.

— Вот этого не надо! — раздраженно перебил его Турецкий. — Зачем ссылаться на медсестру? Мало ли что она сказала! Откуда ей знать: случайный или не случайный! Она что — эксперт?!

— Но ведь очень точное попадание с одного выстрела: артерия перебита так, что спасти его было невозможно.

— Вот это и наводит на мысль, что выстрел случайный. Попробуй попади так точно без оптического прицела, да еще во время драки. Не верю я в эти сказки насчет людей, которые попадают белке в глаз на лету.

Пристыженный Яковлев пошел разыскивать Наталью Козельскую и вскоре вернулся мрачней мрачного:

— Козельская с Большим театром уехала на гастроли в США и Канаду. Вернется только в следующий четверг.

— Долгонько, — вздохнул Турецкий.

— Наверное, можно поговорить с ней по телефону.

— Полагаешь? Она скажет, что никого не подозревает.

— Вы же сами предложили поговорить с ней, Александр Борисович.

— Не по телефону — лично. Чтобы знать, когда искренна, а когда что-то скрывает. Впрочем, можешь позвонить для страховки. Не помешает.

После ухода Володи Турецкий в поисках какой-либо зацепки еще раз просмотрел дело об убийстве Прыжкова. Он обратил внимание на то, что среди вещественных доказательств имеется маленькая игрушка — деревянный олененок. В протоколе осмотра места происшествия было подчеркнуто, что эту фигурку никто из свидетелей не признал своей.

Александр Борисович позвонил следователю Егорову:

— Анатолий Михайлович, в прыжковском деле фигурирует деревянный олененок.

— Есть такой вещдок. Лежит он у нас.

— Что он из себя представляет?

— Это такая маленькая, но искусная самоделка. Из тех, какие люди носят иной раз вместо талисмана. Считай, природная скульптура. Толстенькая веточка — туловище, и отросточки — передние и задние ноги, рога, головка. Тут и делать нечего — слегка ножичком поправили, соскребли кору, отшлифовали мелкой шкуркой. Вот тебе и олененок, не стыдно и подарить.

— Тут написано, что владелец фигурки не отыскался. А зачем вы его искали?

— Думали, вдруг кто-нибудь скрывает свое участие в потасовке, чтобы ему не приписали случайный выстрел.

— Да это без всякой драки мог потерять кто-то из сотрудников. Ребенок подарил сувенир, человек носил его в кармане, вынимал платок, олененок и выпал.

— Мы тоже так подумали.

— И все же, Анатолий Михайлович, я хотел бы взять у вас этого олененка. Мы сейчас пытаемся по-новому взглянуть на это дело. Возможны варианты.

— Бога ради.

Через час маленькая деревянная фигурка сиротливо стояла на краю стола, и вошедший подписать финансовый отчет о командировке в Пермь Яковлев сразу обратил на нее внимание. Узнав же ее происхождение, сказал:

— Иван Иванович, педагог Козельской и Муромцевой, увлекается резьбой по дереву. Он даже показывал мне в училище несколько своих работ, фигурки разных зверюшек. Сделаны точно в такой же манере, как этот козлик.

— Олененок, — поправил его Турецкий.

— Нехай олененок. Мне кажется, нужно его сфотографировать и послать снимок по факсу в Пермь. Может, Иван Иванович скажет что-нибудь по этому поводу.

— Ну, дерзай, искусствовед в штатском. Взвали работенку на свои могучие плечи.

Володя, не мешкая, созвонился с Кизиловым, они обсудили, на какой факс удобней всего отправить снимки. В музыкальном училище такового средства связи не было, им подобная техника не по карману. Зато сравнительно недалеко от кизиловского дома находилось ГУВД, уж там-то имеется вся необходимая аппаратура. Володя отправил туда факс. Получив снимки, милиционеры привезли их Ивану Ивановичу, который сразу позвонил Яковлеву:

— Вы знаете, я совершенно точно узнал фигурку, которую сам сделал.

— Наверное, вы ее кому-нибудь подарили?

— Да. У меня был любимый ученик, восхитительный тенор. В «Пермской обители» все возлагали на парня большие надежды, но — увы — однажды зимой его ограбили и избили, оставив лежащим на морозе, после чего он навсегда потерял голос. Это — Андрюша Серебров.

Глава 25 ОКТЯБРЬ 2004-го

Сергей открыл окно и закричал дворничихе, которая шваркала по тротуару метлой:

— Чего расшумелась с утра пораньше! Людям спать не даешь!

Та тоже за словом в карман не полезла, однако в конце концов перешла к другому подъезду. Но в это время к дому подъехала шумная и вонючая мусоросборочная машина. Из кабины выпрыгнул работяга — отправлял содержимое баков в бункер. Сергей и с ним пособачился. Отвел душу.

С тех пор как Дергачев стал инвалидом, у него резко ухудшился и без того мерзкий характер, стал неровным: редкие приступы холерического веселья быстро сменялись длительным погружением в тягостные раздумья. Любой шум за окном раздражал его, каждый телефонный разговор приводил в уныние, от зависти спазмы перехватывали горло. Еще бы — люди ходят, бегают, ездят, а он сидит сиднем и вынужден всех просить о помощи, а к этому привыкнуть трудно. Раньше Сергей в просителях не числился. Его просили — да, это случалось. Он же только приказывал и требовал, его распоряжения выполнялись безропотно. Если кто становился ему поперек дороги, потом жалел. Сейчас же все перевернулось с ног на голову. Теперь он лишен возможности поступать так, как ему хочется. Отсюда тоска, уныние и беспричинная — с точки зрения окружающих — злоба.

Иногда дома появлялись новые люди — из благотворительных фондов, попечительских организаций. Это, конечно, хорошо, что его не забывают, поддерживают. Только без подсолнечного масла и сахарного песка он может обойтись, это для него не самое главное. Просить же найти Андрея Сереброва их бесполезно. Если бы он разыскивал того с благими намерениями, это еще куда ни шло. Тогда хоть на телевидение можно написать, мол, помогите, ищу человека. Поскольку же Андрея, в конце концов, необходимо убить, то с такой просьбой нужно быть осмотрительнее. Втянешь в эту авантюру случайных людей, тебя потом в два счета загребут. Нет, тут приходится рассчитывать лишь на старых проверенных дружков, ряды которых тают с катастрофической быстротой. Месяц кому-нибудь не позвонишь, глянь, а он уже женился, или переехал на другую квартиру, или вообще оказался в местах не столь отдаленных. Уже не знаешь, к кому обращаться.

Тем не менее Сергей донимал старых приятелей, навязывался, ожидал от них доброжелательности. Рассудил: для пользы дела нужно использовать любую попытку. Заранее неизвестно, кто как прореагирует. Бывает, малознакомые люди проявляют большее участие, чем закадычные приятели. Так получилось и с Валеркой Зотовым.

Одно время Валерка начисто выпал из круга общения — это когда женился. Семейная жизнь быстро встала ему поперек горла, он чувствовал себя, словно каторжный. То и дело слышал: куда пошел, когда придешь, почему опять задержался? Удавиться можно. Очень ему было неуютно от постоянного наблюдения за его жизнью. Причин же для развода фактически не было. Жена его обстирывала, обглаживала, прекрасно готовила. Ему же все это не в радость было — свобода дороже. А парень он ушлый, всегда придумает какой-нибудь выход из положения. Вот и здесь — выдумал, будто у него аллергия на жену. Якобы после интимной близости у него начинаются жжение и зуд по всему телу. Валерка даже смотался в Москву, чтобы сделать специальные пробы. Пробы не подтвердились, но он это скрыл, а вернувшись, сказал жене, будто московские врачи установили аллергию на запах ее тела, после чего благополучно развелся. Теперь он опять вольная пташка, живет в свое удовольствие, делает, что душе угодно. На радостях позвонил и Сергею. Дергач сразу рассказал ему о своем первейшем желании.

Валерка, который чувствовал перед больным товарищем вину, из-за того что так долго не давал о себе знать, сразу вызвался помочь.

Зотов взвалил на свои плечи посильную часть работы — то, что можно сделать в Перми. В Москву за Серебровым ехать ему было не с руки! Он только от семьи освободился, а от работы — нет. Валерка работал в фотоателье, себя называл «бытовым фотографом»: снимал малышей в детских садах, ездил по воинским частям, подрабатывал на свадьбах.

— Не может быть, чтобы этот Серебров сейчас тут ни с кем не контачил.

— Геныч и Виталька искали впустую.

— Значит, по-другому искать нужно.

Пообещав обнаружить ниточку, которая выведет на след Андрея, Зотов проявил завидную расторопность. Дергач диву давался, слушая регулярные Валеркины отчеты о поисках. Повертевшись в Институте культуры, тот узнал, что мостик ведет в музыкальное училище, где Андрей постоянно занимался пением и где в нем души не чаяли. Там пронюхал о том, как обиженная московским гастролером Наталья Козельская в пику ему стала любовницей Сереброва. Недолго, потом у нее имелись и другие любовники, в Москве трижды была замужем. Но Андрей всегда был и оставался одним из самых преданных ей людей. Он и в Москву увязался ради нее. Если бы не Наталья, ему там делать нечего. Так что Козельская наверняка знает про него если и не все, то достаточно для того, чтобы Зотов мог напасть на след злодея.

Ну а что касается телефонов самой Натальи, выяснить их было делом техники. Для начала Валерка через справочную узнал пермский телефон Козельских. Позвонил, нарвался на мать и, представившись директором студии звукозаписи, сказал, что разыскивает Наталью. «Она сейчас на гастролях, в Америке и в Канаде». — «Вот незадача, — начал сокрушаться Зотов. — А она вам оттуда звонит?» — «Звонила». — «Еще будет звонить?» — «Обещала. А зачем она вам?» — «Понимаете, у нас появились спонсоры, готовые дать деньги на сольный альбом Натальи Александровны. Я должен немедленно уточнить сроки записи. Иначе эти деньги могут уйти». — «Вы же сами можете ей позвонить и договориться напрямую». — «Правда? Ее мобильник берет даже в Америке?» — «Она оформила какой-то роуминг, что-то там через спутник. Я плохо в этих тонкостях разбираюсь».

— Короче говоря, записывай ее телефоны: и мобильный, и домашний, — завершил свой рассказ Валерка. — Дальше сам разбирайся. Знакомые в Москве есть?

Дергач довольно осклабился:

— Навалом.

Глава 26 ИЮЛЬ 1999-го

Кизилов считал, и подчеркивал это при всяком удобном случае, что Наташа Козельская создана природой для оперной сцены. Помимо прекрасного голоса у нее были хорошие задатки драматической актрисы и очень выигрышная внешность — высокий рост и статная фигура.

Сама Наташа по молодости лет еще не могла определить, к чему больше тянется. Иногда ей позарез хотелось стать попсовой артисткой. Но не только ради быстрой известности. Она искренне не понимала, почему в слово «попса» вкладывается снисходительнопрезрительное отношение. Ведь популярная музыка нравится большому количеству людей, она на слуху, ее охотно напевают. Популярные произведения есть и в классике, и в роке, и в эстраде. Наташа с удовольствием исполняла в концертах неаполитанскую песню «О соле мио». Что это — классика или попса?

Однако иной раз Наташа видела себя в мечтах трогательной Снегурочкой — полуребенком-полудевушкой. Вот она обижается на Леля, который не ценит ее привязанности. Вот спасается от преследования Мизгиря. А вот под действием первых лучей солнца познает силу любви…

А еще есть Марфа, Татьяна, Иоланта.

Пока же она считала, что работает на стыке оперы и эстрады.

Андрей же представлял себя только оперным певцом, а Наташу видел в мечтах своей постоянной партнершей. Будучи у Кизилова «первачом», он поругивал ее за стремление к эстраде, считал это проявлением дурного вкуса, и между ними происходили пикировки. Потеряв голос, Андрей стал терпимее относиться к вкусам Наташи, возможно, слепо поддерживая все начинания девушки. Он решил, что если сам не может быть полноценным партнером, то нужно просто помочь приобрести известность Наташе. И Андрей стал ее бесплатным пиарщиком, рассказывал про талантливую певицу каждому встречному-поперечному, рекомендовал ее для участия во всевозможных концертах. К нему по старой памяти многие обращались за советом.

Восторженная оценка Шифманом песен, исполненных Наташей, донельзя обрадовала Андрея. Он понимал, что рано или поздно той придется вырваться за пределы Перми на более заметную аудиторию. Многие талантливые пермяки при удобном случае перебирались в Питер, те, кому везло больше, оказывались в Москве. Чтобы вырваться из Перми, как считали многие, нужно использовать любой шанс, всякое знакомство. Никогда ведь заранее не знаешь, что принесет пользу. А под лежачий камень вода не течет.

Наташа была польщена славословиями Шифмана не столько как профессионального продюсера, сколько близкого соратника своего кумира, — человека, который каждодневно общается с ним накоротке. Это казалось ей самым завидным в работе Шифмана.

Когда она сидела на первом концерте Прыжкова, то еще сильнее позавидовала его продюсеру, регулярно сталкивающемуся со столь незаурядной личностью.

Зал Дворца спорта был переполнен. В течение двух часов на сцене непрерывно что-то загоралось, надувалось, колыхалось, разноцветно мелькало и забрасывалось лепестками роз. Фанаты повторяли за солистом тексты песен. Наталья млела: вот ей бы оказаться рядом с Игорем, помогать известному певцу. Уж она бы постаралась, с ней бы Прыжков забот не знал. Певица смогла бы подсказать ему, как исполнять тот или иной пассаж. Конечно, это дело не продюсера, а режиссера. Интересно, есть ли у Игоря режиссер? Если нет, совсем хорошо. Она предложит через Шифмана свои услуги, совершенно бесплатно, просто для того, чтобы иметь хоть малое отношение к замечательному артисту. Тем более что тот нуждается в профессиональном консультанте по вокалу. Наташа же заметила, как из-за излишней торопливости выдыхания у Прыжкова проскальзывает сдавленный звук. Порой на сцене Игорь делает резкие движения, что вредит голосу. При пении положение шеи и плеч должно быть естественным, это — азы мастерства. Он же временами держится слишком напряженно. Набычится, согнув шею, и выдает какую-нибудь фиоритуру. Разумеется, отчасти это делается специально, чтобы подчеркнуть драматизм или комизм содержания, чаще грешит этим ближе к финалу песни. Но спокойное положение тела, возможно, произвело бы больший эффект.

Андрей исподволь наблюдал за реакцией сидевшей рядом с ним Наташи. Вот девушка подалась вперед, словно готовившаяся взлететь птица, и не спускала с певца восторженных глаз. Мысленно она находилась сейчас на сцене, рядом с ним, подпевала, в некоторых местах солировала в их незримом дуэте, ведя Прыж-кова за собой, что делало исполнение более эффектным. Андрей же слышал это далеко не совершенное пение таковым, каким оно было на самом деле: старательным, но с большим налетом самодеятельности. Он-то понимал, что пение должно совершаться с такой же легкостью, как разговорная речь. Прыжков же для увеличения силы голоса делал слишком глубокий вдох, набирал в легкие много воздуха, и это шло во вред звучанию. Особенно портило впечатление его злоупотребление высокими нотами. Так что на месте Наташи можно было бы и не слушать его с таким вниманием. Образец был явно не лучшим.

Такова была суровая оценка профессионального вокалиста. Зал же в подобные тонкости не вдавался. Публика искренне восторгалась тем, что знаменитый певец исполнял злободневные произведения, в которых высмеивались новоявленные демократы — хапуги, приватизировавшие самые крупные предприятия страны. Набив себе потуже карманы, они открыли счета в швейцарских банках, накупили особняков в Испании и, обладая двойным гражданством, плевать хотели на то, что львиная доля россиян еле-еле сводит концы с концами.

В первом отделении Прыжков исполнял песни из нового альбома, во втором пел все свои давно известные шлягеры. Зал, наизусть знающий все эти «преданья старины глубокой», ликовал. Своим темпераментом Прыжков так завел публику, что, казалось, Пермь была на грани повторения революции 1905 года. Прикажи он им, зрители тотчас бросятся на баррикады, захватят почту и телеграф, а всех толстосумов с радостным гиканьем упрячут за решетку.

После концерта Андрей пытался сформулировать свои претензии к выступлению певца, однако Наташа пропустила его слова мимо ушей. Перед ее глазами по-прежнему стояло мужественное, напряженное от праведного гнева лицо, а в ушах не переставая звучал голос с хрипотцой. Такое же заманчивое видение возникло перед ней на следующее утро, когда она принялась гладить в кухне выстиранное накануне белье. Это монотонное занятие было прервано телефонном звонком.

— Наташенька, доброе утро! — послышался жизнерадостный голос прыжковского продюсера. — Надеюсь, я вас не разбудил.

— Что вы, Валерий Яковлевич! Я «жаворонок», давно уже на ногах.

— Звоню вам как искушенному пермскому зрителю. Интересно узнать ваши впечатления от вчерашнего сценографически-концептуального шоу.

Наташа долго и пространно выражала свои восторги, чем явно польстила собеседнику:

— У Игоря, видимо, есть кое-какие мелкие недостатки, не без этого. Но все они искупаются одним достоинством — он никогда не поет «под фанеру». Поэтому на каждом концерте одна и то же песня звучит по-разному. На этом и выезжаем. Вчера было одно исполнение, сегодня будет другое. Как искушенного вокалиста, — он уже забыл, что перед этим назвал ее типичным, то есть рядовым зрителем, — хочу пригласить вас на сегодняшний концерт, чтобы вы сравнили и убедились в правоте моих слов. Хотите, дам вам пропуск в зал, а хотите — послушаете за кулисами. Выбирайте.

Конечно же Наташа попросилась за кулисы. Возможно, тогда ей удастся пообщаться с самим Прыжковым. Если удастся, выскажет свои замечания, что должно пойти ему только на пользу.

Вечно улыбающийся Шифман встретил ее у служебного входа и провел в недра Дворца спорта. Они долго петляли извилистыми коридорами, переходили с этажа на этаж. По пути продюсер сетовал на то, что администрация Дворца не позволила натянуть у зрителей над головой стрелы и шары из целлофана.

— Они мне говорят: «А ежели кто окурком ткнет, и это все заполыхает?!» Как будто здесь нет пожарных!

В беспорядочно уставленном звукоаппаратурой холле Валерий Яковлевич гостеприимным жестом приоткрыл дверь, и Наташа вошла в хорошо освещенную комнату, где за туалетным столиком перед зеркалом сидел Игорь Прыжков. Он уже был облачен в сценический костюм: черные брюки, сапоги и красную косоворотку с золотым шитьем. Сейчас он тщательно расчесывал волосы, иногда закрепляя прическу лаком. Заметив Наташу, певец улыбнулся и как-то по-свойски подмигнул, отчего вся робость девушки, которую она испытывала до этого, мигом улетучилась. Ей стало легко, будто очутилась в обществе старых знакомых.

— Где же ваша легендарная гитара? — спросил Прыжков.

— Разве нужно было ее принести?

— Само собой. Тогда бы мы спели дуэтом. А так мне опять придется отдуваться весь вечер одному.

Наташа пошутила в ответ:

— В нашем музыкальном училище есть потрясающий хор. Завтра я могу привести всех ребят. Тогда вам совсем петь не придется.

Шифман и Прыжков засмеялись, после чего певец отправился на сцену, предварительно взяв с Наташи слово, что она досидит до конца концерта.

Об этом ее можно было и не просить. Наташе было интересно послушать Прыжкова из-за кулис, понаблюдать за ним, когда после очередной песни тот энергично выбегал за кулисы и, нетерпеливо хватая протягиваемые ему ассистенткой полотенца, промокал лицо, шею, руки, оттопырив рубашку, вытирал живот.

Время от времени рядом с ней появлялся Шифман со своей неизменной улыбочкой и справлялся, не устала ли она слушать стоя. Можно же присесть. «Ни капельки не устала, Валерий Яковлевич. Мне так интересно». В антракте он пригласил Наташу в комнату, которую по диагонали пересекал длинный узкий стол.

На нем среди бутербродов и конфет кокетливо топорщились бутылки шампанского. Вокруг него топтались пьющие и жующие музыканты, они наперебой принялись ухаживать за Наташей. Охлажденное вино по такой жаре пришлось весьма кстати. Прыжков к столу не вышел — отдыхал в своей гримерке. Это никого не удивило — антракты проходили по раз и навсегда заведенному ритуалу.

После концерта музыканты быстро упаковали свои инструменты, переоделись, после чего продолжили фуршет. Вскоре появился и усталый Прыжков. Он был в светлом костюме и полосатой рубашке.

— Шампанское кто покупал? — спросил он, наливая себе фужер.

— Я. Кто же еще? — чуть обиженно ответил Шифман.

— Лучше бы купил водки.

— Водка ждет в гостинице.

— Тогда какого дьявола мы толчемся здесь! Поехали.

Все возбужденно начали собираться. Прыжков подошел к Наташе и, глядя на нее немигающим взором своих нестерпимо синих глаз, медленно сказал:

— Вы, очевидно, не поедете с нами.

— Да, уже поздно, — смутилась она.

— Пожалуй. Не то придется проносить вас в футляре контрабаса, — улыбнулся он. — Во избежание слухов и сплетен. Но мне, Наташа, очень хотелось бы послушать ваши песни. Что вы делаете завтра днем?

— Занимаюсь всякими мелкими делами.

— Как вы смотрите на то, чтобы нам встретиться?

Она согласно кивнула:

— Где?

— Думаю, проще всего в гостинице. Я остановился в «Алмазе Урала». Днем там мало народу, и пение никому не помешает. Только вы уж гитару принесите.

Глава 27 ПАСПОРТНЫЙ КОНТРОЛЬ

После убийства Репиной прошла неделя, можно было подвести предварительные итоги.

— Что мы имеем в сухом осадке? — спросил Турецкий и сам же ответил: — Основной подозреваемый Андрей Всеволодович Серебров. Где он сейчас находится — неизвестно. В феврале девяносто девятого у него пропал паспорт. При каких обстоятельствах, в милиции не помнят или не знают. Через три месяца он получил другой. Теперь нужно проследить судьбу старого, не воспользовался ли им кто-нибудь. Все паспорта старого образца были действительны до конца две тысячи третьего года. Такой без особых проблем удалось бы обменять где-нибудь в глуши на новый. Найдя место обмена, легко обнаружить грабителей.

Оперативная проверка показала, что взамен старого паспорта Андрею Всеволодовичу Сереброву Прищуринским ОВД Хабаровского края был выдан новый. В настоящее время его обладатель находился в СИЗО дальневосточного города Находка. Яковлев подробно объяснил начальнику СИЗО, что нужно узнать у арестованного.

— Сделаем, — бодро пообещал тот. — Правда, я сейчас должен ехать во Владивосток, срочно вызвали. Этим займется мой заместитель, капитан Хайрюзов, он через часок-другой вам позвонит.

После указаний из Москвы конвойный зашел в маленькую камеру находкинского СИЗО, где в классической позе лодыря, держа руки на затылке и закинув ногу на ногу, лежал худощавый скуластый парень с рыжей бородкой.

Вострецов был безутешен, его лицо выражало страдание. Он давно поджидал свою жар-птицу, терпеливо, словно притаившийся в засаде охотник, готов был схватить ее за хвост, и вдруг все полетело в тартарары.

Дмитрий Вострецов называл себя «шатуном». Так однажды походя прозвала его деревенская знакомая, а ему это слово понравилось. Действительно, как его еще называть, если он всю жизнь шатается.

«Шатуном» он стал после короткой морской карьеры: закончил училище, устроился «под флаг», вскоре подрался в гамбургском баре, из-за чего пару месяцев просидел в тамошней тюрьме. После отсидки был депортирован с запретом на въезд в страны Евросоюза. Перспектива устраиваться на полный рабочий день долларов за триста Дмитрия совсем не привлекала. Вернувшись домой, в Петербург, он предпочел нестабильный, но многообещающий способ заработка — начал искать клады. Купил по дешевке армейский металлоискатель, покопался в архивах и принялся за дело. Чтобы не делить находки, работал один.

Два века Петербург был столицей процветающей империи. Там жили богатейшие люди, имущество которых после революции подверглось экспроприации. Многие в спешке прятали свои ценности на чердаках — в подвалах опасно из-за наводнений. Но с годами здесь хорошо прошлись ремонтники. Старателям вроде Вострецова оставались мелочи: монеты, фляжки, ложки. Вдобавок однажды на чердаке Дмитрий нарвался на компанию агрессивных бомжей, еле ноги унес. Пора было переходить на область.

Не жалея времени и сил, он старался обнаружить заброшенные деревни. Сразу после революции многие деревенские жители, которых сочли кулаками и приговорили к ссылке в места не столь отдаленные, успевали закопать кубышку. Если там потом не пахали, можно было рассчитывать на успех. Разумеется, что-нибудь путное найдешь редко, обычно попадались подковы, топоры, гильзы, вилки. Но наступил все-таки его звездный час — попалась Дмитрию банка с золотыми рублями.

Не совсем безоблачным оказалось его счастье, поскольку свое сокровище Вострецов обнаружил на археологическом объекте. Раскопки велись на территории бывшего монастыря. Согласно Гражданскому кодексу, Дмитрий должен был поделиться кладом с собственником земли, то бишь государством. Не захотел он этого делать, предпочел пуститься в бега, и долго петлял новоиспеченный мародер, прежде чем избавился от погони. А удалялся он из Кингисеппского района Ленинградской области в восточном направлении. По пути, в городе Пермь, ему по дешевке предложили настоящий паспорт на имя Андрея Всеволодовича Сереброва.

В принципе, Дмитрий купил его впрок. Ему уже почти ничего не угрожало, и он не мог бы толком объяснить, зачем тот ему понадобился. Просто чувствовал — может пригодиться. Мало ли как жизнь повернется, пусть лежит. В Пермь он заехал потому, что у него кончались наличные деньги, нужно было продать золотой рубль. А в Перми, ему сказали, есть сильные нумизматы. Выйдя на такого, он представился Андреем Всеволодовичем. Зачем попусту трепать свое имя!

Когда происходил обмен паспортов, Дмитрию удалось в Хабаровском крае поменять серебровский на новый. Легально он все равно жил под своей фамилией, а Серебров — это запасной вариант на всякий непредвиденный случай. Подвернется выгодное дело — козырнет им, пожертвует. Пока же пусть лежит до поры до времени.

И вот час пробил. Произошло это в городе Находка, где решил осесть Вострецов. Его привлекло такое символическое совпадение — занимался находками, а тут и город с таким названием, очень приятно. Копать в тех краях было нечего, нашел непыльную работенку в порту и жил себе припеваючи до тех пор, пока его приятельница Настя, работавшая на таможне, не сказала, что из Японии прибыл контейнер в адрес местного детского дома. Это — гуманитарная помощь, контейнер под завязку набит бытовой техникой: компьютерами, масляными обогревателями, еще кой-какой электрической мелочью. Краем уха Настя слышала, что в этом детском доме имеется хор, который летом гастролировал в Японии. Он до того понравился японцам, что те решили всячески помогать детям. И вот сделали подарок. Получить контейнер по доверенности — пара пустяков. Но для спокойствия нужно сделать так, чтобы в детском доме не узнали о посылке. Тут требуется всего лишь перехватить бумажку — почтовое извещение.

Среди полукриминальной шпаны, вертевшейся вокруг Вострецова, найти желающих провернуть такую операцию было проще простого. На это дело подрядились два молодых паренька, Вадик и Кеша.

Участок, обслуживаемый почтальоншей, представлял собой две параллельные улицы. Вадик и Кеша выяснили траекторию ее маршрута. Почтальонша проходила одну улицу до конца, поворачивала направо и шла по второй в обратную сторону, по направлению к почте. Детский дом находится на второй, улице Невельского, примерно посередине. Маршрут не ахти какой оживленный, разноска, к счастью, сейчас производится раз в день — по утрам. Так что почтальоншу можно без проблем поприжать где-нибудь по пути. Но, конечно, лучше сделать это как можно раньше. Если она несет пачку писем и извещений, попробуй установи, что послужило причиной ограбления. Может, кому-то понадобилось перехватить компрометирующее письмо, может, кто-то намерен получить чужой денежный перевод или помешать сделать это адресату. Пока нерасторопная милиция станет проверять, какую корреспонденцию несла почтальонша, время уйдет. Вострецовская бригада получит контейнер и увезет его содержимое за тридевять земель.

Расчет по-своему был верен — милиция нерасторопна хотя бы потому, что у нее сотни других, более опасных дел, которыми нужно заниматься. Не успевают милиционеры, и осуждать их за это нельзя, а Вострецов — так тот им просто благодарен за то, что до многого у стражей порядка руки не доходят. Жить легче. Но, как это случается, в дело вмешались непредвиденные обстоятельства.

Когда оглушенная ударом кулака почтальонша пришла в себя, окружившие ее прохожие вызвали «скорую помощь». Нужно сказать, Вадик и Кеша напали на нее в малолюдном месте. Неподалеку от почты был дом-башня, который все обходили и объезжали с одной стороны, а почтальонша, сокращая дорогу, прошла с другой. Типичные задворки — летом там никогда не подметают, зимой не убирают снег. Но ведь у нас — известное дело — стоит чему-нибудь произойти в самом безлюдном месте, как вокруг мигом вырастает толпа зевак. Это противоречащее всем законам логики явление наблюдалось и в тот раз. В принципе, большой беды здесь нет. Но, как назло, среди встревоженной публики очутились два настырных семиклассника. Тогда были школьные каникулы, казалось бы, спи себе в свое удовольствие сколько душе угодно. Так нет же, угораздило их подняться в такую рань. Мальчики смекнули, что дело нечисто. Они попросили почтальоншу вспомнить, какие извещения и письма грабители вырвали у нее из рук. Среди прочего почтальонша припомнила пропавшее извещение в детский дом. Его директор со дня на день ожидала прибытия контейнера с компьютерами и обогревателями. Японцы не то звонили, не то прислали ей телеграмму о том, что выслали подарки. Она сразу помчалась в терминал и написала заявление. Когда Вострецов явился туда с серебровским паспортом и доверенностью на его имя, Дмитрия уже ждали с распростертыми объятиями…

Тревожно взвизгнула несмазанная щеколда металлической двери. Появившийся на пороге камеры конвойный, с полным безразличием глядя на Вострецова, кивнул ему:

— На выход.

Дмитрия привели к заместителю начальника СИЗО капитану Хайрюзову, находившемуся в скверном настроении. Наверное, не выспался, а может, плохо себя чувствует. В любом случае разговаривать с таким начальником нужно было осторожно. Мало ли что он способен учудить под горячую руку. Сейчас Вострецову не стоило обострять отношения. Он надеется на минимальный срок, ведь ограбления не произошло, была лишь попытка. Будет он паинькой, может, к нему помягче отнесутся, до Настьки докапываться не станут. Монеты-то у нее дома, не дай бог дело дойдет до обыска.

— Что там произошло у вас с паспортом? — спросил капитан.

— Что вы имеете в виду?

— Вы сами прекрасно знаете, что я имею в виду. Откуда появился паспорт на имя Сереброва?

— Давно это было, — элегически вздохнул Вострецов и замолк.

— Я не спрашиваю когда. — Капитан начинал раздражаться. — Я хочу знать, откуда он у вас.

— Получил, когда менял.

— Ну, не за красивые же глаза получили. Значит,< старый сдали. А тот откуда? Купили, украли, нашли?

— Нашел, — воспользовался подсказкой арестованный.

— Очень хорошо. — Хайрюзов встал из-за стола, походил по кабинету. — Слушайте, Вострецов, вы способны взбесить даже человека с такими стальными нервами, как у меня. Нашли паспорт, который по всем статьям вам подходит не меньше, чем настоящему владельцу. Совпадает примерно возраст, внешность похожа, не нужно даже фотографию переклеивать. Или все-таки переклеили?

— Нет.

— Ну вот. А похожи. Только не удивляйтесь, где я видел ваш старый паспорт, — по факсу прислали. Давайте не будем валять дурака. Насчет «нашел» можете рассказать сказку кому-нибудь другому. Украли?

— Нет.

— Молодец. Украсть его могли, убив человека. Хорошо, что не взваливаете эту обузу на свою шею. Поэтому говорите начистоту, где купили, и делу конец.

— Так ведь, можно сказать, у случайного человека. Как его описать?

— Господи! Что же вы из меня жилы тянете! Все-то вам подсказывать нужно, каждое слово. Сначала скажите, где купили. В каком городе, в каком месте, при каких обстоятельствах.

— В Перми это было. Возле оптового рынка есть бильярдная. Там и купил. У паренька, его Серым звали, наверное, Сергей он на самом деле. Судя по всему, тамошний завсегдатай.

— А с какой сырости вам вдруг паспорт понадобился?

— Да он сам предложил. Валяется у меня, говорит, бесприютный паспорт. Уж больно хозяин на тебя смахивает. Купи, говорит, недорого отдам. Ну я и подумал: запас карман не трет. Вдруг пригодится. Но, клянусь вам здоровьем родителей, за все шесть лет я им ни разу не пользовался. Только сейчас вот бес попутал.

Узнав все, что требовалось, капитан смягчился, повеселел. Просьбу московского следователя выполнил. Отправляя арестованного в камеру, пошутил:

— Вот видите, Вострецов, к чему приводит игра на бильярде.

Глава 28 ИЮЛЬ 1999-го

Тот июльский день навсегда врезался Наташе в память, и неудивительно, тут уж любая женщина поймет ее.

Она предполагала, что ее соберутся послушать все москвичи, приехавшие с Прыжковым. На нее внимательно уставятся несколько пар придирчивых глаз, глаза людей, хорошо понимающих не только в музыке, но и в современной моде. А ведь встречают по одежке. Поэтому прежде чем продумать репертуар, Наташа подготовила наряд. Она не хотела удивлять москвичей экстравагантными туалетами, наверное, те видали многое. В столице проходят такие дефиле, что закачаешься. Но и предстать провинциальной фефелой тоже нельзя. Вдобавок нужно учесть, что стоят жаркие дни, а выступать придется в маленьком помещении. В конце концов, она остановилась на легком костюме сиреневого цвета с синей окантовкой на воротнике и рукавах. Хотела слегка укоротить юбку, но потом решила оставить все как есть. Костюм итальянский, родной, то есть сшит не по лицензии. Если юбка сделана чуть ниже колен, значит, сейчас так модно.'

Московский гость, как очень важная персона, жил в гостинице «Алмаз Урала». Чтобы освоиться в этом царстве комфорта и вышколенной прислуги, необходимо время. Впервые попавшая сюда Наташа оробела. Напряжение снял радостно встретивший ее на пороге номера Игорь Прыжков. Известный певец выглядел на удивление просто. Обычный парень в вельветовых джинсах песочного цвета и в полосатой рубашке навыпуск. И то и другое было сильно мятое. Он сразу усадил гостью за журнальный столик, который был сервирован нехитрой снедью: бутерброды с сыром, бананы, вафли и курабье. Из холодильника тотчас была извлечена бутылка шампанского, и как Наташа ни отказывалась, под энергичным напором Прыжкова ей пришлось выпить. Только тут она поняла, что до этого момента была сильно напряжена. После шампанского стало легко и весело.

— Непривычно пить вино с утра, — засмеялась Наташа.

— Ну, какое ж это утро, — возразил Прыжков, — двенадцать часов. Мы с вами еще запоздали. Пить нужно именно с утра. Выпьешь — и потом весь день свободен.

Постучавшись в дверь, зашел Шифман. Со своей неизменной улыбочкой он извинился перед Наташей за то, что не может сейчас ее послушать. Ему срочно нужно ехать в банк, перечислять деньги за аренду зала, но как только освободится, сразу приедет. Вслед за ним явился руководитель ансамбля. Он сказал, что за музыкантами неожиданно прислали машину с телестудии, просят их принять участие в ток-шоу. Он даже попросил Наташу перенести свое выступление на завтра, но Прыжков отчаянно запротестовал:

— Да как ты не врубишься, что у девушки настрой!

Руководитель начал оправдываться, и Наташа успокоила его:

— Да я прослушаюсь и сегодня, и завтра. Петь для меня — настоящее удовольствие.

— Учись! — громогласно закричал Прыжков. — Вот как должны вести себя настоящие артисты, а не делать все из-под палки, как ты и твой ансамбль. Наташа предложила замечательный вариант. За такое творческое горение нужно выпить.

Он снова наполнил фужеры, на этот раз три, и выспренно продекламировал:

— «Ведь если я гореть не буду, — в упор посмотрел на Наташу, — и если ты гореть не будешь, — не сводя с нее глаз, показал рукой в сторону руководителя, — и если он гореть не будет, то кто же здесь рассеет тьму?».

Когда все выпили, Игорь спросил:

— Знаете, кто это написал?

Наташа не знала.

— Назым Хикмет, турок. А перевел Давид Самойлов. Тоже не ахти какой русский. Ну да бог с ними, слова-то хорошие.

Закусив печеньицем, руководитель ансамбля, еще раз извинившись, ушел.

— А мне нравится! — воскликнул Прыжков с такой залихватской удалью, будто пытался кого-то переубедить. — Созданы идеальные условия. Можно послушать ваше пение, что называется, в стерильных условиях — без помех. Давайте для страховки закроем даже дверь, чтобы случайно кто-нибудь не ввалился.

Он запер дверь на ключ. Наташа сказала, что ей удобней петь сидя на стуле. Прыжков поставил стул посередине комнаты, а сам плюхнулся в кресло, стоявшее возле раскрытой балконной двери.

— Вы сами песни пишете?

— И свои пишу, и чужие пою.

— А слова?

— Стихи я сочиняю, но редко.

— Может, лучше начать именно с таких, где и слова и музыка ваши?

Наташа была благодарна за такое предложение. В глубине души ей хотелось предстать перед певцом больше автором, а не исполнительницей.

Ее голос лился под мерное звучание гитары. Прыжков слушал внимательно, не сводя с нее немигающих глаз и почти не шевелясь. После каждой песни он давал краткую оценку, которые раз от раза становились все восторженней, что вдохновляло Наташу до головокружения. Ей хотелось не переставая петь для этого красивого человека, такого чуткого, такого понимающего. Подумать только: она находится с глазу на глаз со знаменитым певцом! Тысячи женщин мечтают увидеть его хотя бы на сцене, хотя бы издали. Она же запросто сидит рядом с ним, и сейчас в целом никто больше не видит его.

Ей казалось, она пела очень долго. На самом деле прошло всего лишь полчаса, когда Прыжков предложил сделать передышку. Наташа была приятно удивлена его заботливостью. Сама-то она забыла о том, что Иван Иванович рекомендовал своим ученикам петь ограниченное количество времени, причем с частыми перерывами. Иначе можно повредить мышцы гортани.

Они подсели к столику, Игорь опять налил шампанское, предложил выпить за ее уникальный талант.

— Уникальность вашего голоса очевидна, — с мечтательным видом произнес он. — С таким талантом не пропадешь. Мне кажется, ваши песни являются одной из вершин современной музыкальной лирики. Вы даже не представляете, до какой степени я как певец, как человек искусства благодарен вам за поис-тине королевский подарок. Только по-настоящему богатый творец может быть столь щедрым…

Он не переставая что-то говорил, однако Наташа уже не улавливала смысла его слов. Только чувствовала, что от этой нежной интонации ей становится донельзя приятно, что ее тело наполняется загадочной силой. И ей трудно поверить, что девичьи грезы стали явью, что голос, который прежде с замиранием сердца слышала по радио, звучит возле ее уха, настолько близко, что его губы коснулись щеки, что горячие ладони певца касаются ее спины, под блузкой… И вот снова прошла вечность, его лохматая голова покоится на ее груди, сильные руки ласкают то плечи, то бедра.

Глава 29 В МИРЕ ИГР

— Что-то слишком непомерно разрастается география наших поисков, — покачал головой Турецкий. — Козельская — в Америке, Вострецов — на Дальнем Востоке. Пора сужать, пора постепенно приближаться к месту преступления. Нельзя же объять весь мир. Для начала вернемся хотя бы в Пермь. Нужно озадачить коллег из городского ОВД. Пусть пошукают, у кого мог быть куплен в бильярдной серебровский паспорт. Сам он его продал или через кого-то? Или у него украли документы, тогда чья это работа? Займись этим, Володя.

Яковлев быстро послал запрос, и вскоре ему позвонил из Перми оперуполномоченный управления уголовного розыска пермского ГУВД лейтенант Урусов. Получив задание от начальника отдела, он хотел уточнить подробности поручения. Володя подробно объяснил.

Прежде чем отправиться на указанное место, Олег Урусов позвонил тамошнему участковому Ильгизу, которого хорошо знал.

— Этой бильярдной уже и в помине нет, — ответил тот.

Час от часу не легче.

— Куда же она подевалась? Переехала или просто закрылась?

— Понятия не имею. Я тут два года работаю. Когда пришел, бильярдной уже не было.

— Не могли же ее просто взять и вышвырнуть на улицу. Дорогие столы, оборудование, наверняка был владелец.

— Олег, если хочешь, я попытаюсь узнать.

— Не надо, Ильгиз, я сам съезжу.

Не доложишь же начальству, что задание не выполнено, поскольку объекта не существует. Понятно, майор тогда разнесет его в пух и перья и правильно сделает. В данном случае дежурные наставления майора насчет проявления инициативы подходят как нельзя лучше. Придется идти в администрацию рынка и там разбираться.

В администрации народу было, как на самом рынке. Граждане с озабоченным видом перебегали из одной комнаты в другую, держа в руках многочисленные бумажки. Перед некоторыми дверями маялись очереди. Тихая заводь, против всяческих ожиданий, оказалась лишь подле директорского кабинета. Туда оперативник попал без малейших препятствий.

Выслушав просьбу Урусова, директор несколько раздраженно отправил его к своему заместителю, мол, тот должен быть в курсе дела, поскольку непосредственно занимается арендой.

Заместитель, который в безупречном сером костюме выглядел намного солидней директора, подтвердил, что бильярдная действительно находилась в том помещении.

— Почему они уехали? Прогорели?

— Мне кажется, наоборот — расширились. То ли боулинг вдобавок открыли, то ли рулетку.

— Где они сейчас находятся?

— Чего не знаю, того не знаю, — обескураживающе улыбнулся замдиректора. — Думаю, вам это будет легко установить. Я знаю имя владельца, он же регистрировал свое заведение в городской администрации. Можете там проверить. Это Юрий Антонович Домогацкий.

Действительно, сотрудница лицензионного управления, куда пришел лейтенант, сразу сказала по памяти:

— У Домогацкого игорный дом «Восточный диван» на Интернациональной улице. Сейчас я уточню адрес.

Она проделала недолгие манипуляции с компьютерной мышью, после чего подтвердила:

— Да, Интернациональная улица, двадцать два.

Возле входа в «Восточный диван» фланировал усатый швейцар. Его костюм, во всяком случае его верхняя часть, был выдержан в духе сказок «Тысячи и одной ночи»: длинная зеленая тужурка и нечто отдаленно напоминающее чалму.

— Домогацкий здесь? — спросил оперативник.

— Рано еще. Он приходит ближе к вечеру.

Было около двух часов. Жара стояла такая, какую выдержать впору только египтянам.

— Кто-нибудь из руководства на месте?

— Есть управляющий.

«М-да, — разочарованно подумал Урусов, оказавшись в холле, украшенном коврами и искусственными миртовыми деревьями в пластмассовых горшках, — на рынке была совсем другая публика».

Он еще озирался по сторонам, когда перед ним возник вышколенный управляющий:

— Здравствуйте. Чем могу быть полезен?

— Здравствуйте. Я из управления милиции. — Лейтенант показал свое удостоверение. Управляющий вежливо кивнул с непроницаемым лицом. — Скажите, пожалуйста, раньше ваш… клуб находился возле оптового рынка?

— Типа что-то того. Я тогда еще не работал.

— А кто-нибудь из работавших там людей у вас остался?

— Там и был-то всего один человек: маркер, дядя Боря.

— Почему его сюда не взяли? Мордой не вышел?

— Типа того. Ему пятьдесят, а сюда старше тридцати не берут.

— Он жив-здоров?

— В полном порядке.

— Мне-то как раз этот дядя Боря и нужен. Как его можно найти?

— Я, к сожалению, не знаю. Но уверен, Юрий Антонович, наш хозяин, вам поможет.

— Мне чем раньше, тем лучше. Ему можно позвонить прямо сейчас?

— Нет проблем. — Управляющий один раз нажал на кнопку мобильника — любимый номер. — Юрий Антонович, к вам тут пришел господин из милиции. По пустяковому вопросу.

Он передал телефон Урусову. Представившись, тот сказал:

— Мне бы хотелось поговорить с человеком, который работал в вашей бильярдной на старом месте, возле рынка.

— Ну, был там маркер Борис Иванович Прохоренко.

— Как с ним можно связаться?

— В принципе, у меня есть его телефон, только я сейчас в поликлинике. Если вам срочно, могу объяснить, где его дом.

Домогацкий подробно объяснил, как найти квартиру Прохоренко: такая-то улица, за диетическим магазином стоит хрущоба, последний подъезд, второй этаж, первая дверь слева.

Как назло, самого Бориса Ивановича лейтенант дома не застал. Супруга же в выдаче агентурных сведений о муже оказалась несравненно осторожней Домогацкого. Не снимая цепочку с приоткрытой двери, она долго и нудно интересовалась, кто да зачем. Лишь когда терпение Урусова начало истощаться, она милостиво сообщила, что Борис Иванович работает охранником в фирме «Одноразовая посуда», расположенной аккурат на противоположной стороне улицы.

Почувствовав, что на горизонте замаячили конкретные результаты его деятельности, лейтенант бодро направился в фирму. На крыльце свежевыкрашенного здания стоял немолодой человек в форменных брюках и рубашке, на кармашке которой темнел матерчатый прямоугольник с надписью «ЧОП Цербер». Охранник сосредоточенно лузгал семечки, Доставая их по одной из газетного кулька. Шелуху он собирал в ладонь правой руки. При приближении Урусова этот рукотворный бункер как раз наполнился до отказа. Мужчина спустился к стоявшей на тротуаре урне и высыпал туда шелуху, после чего вытер ладонь о брюки.

— Скажите, где можно найти Бориса Ивановича Прохоренко?

— Да, это я.

— Лейтенант оперативно-следственного отдела Урусов. — Он показал охраннику свое удостоверение и, когда тот бегло глянул на его, продолжил: — Борис Иванович, меня интересуют дела давно прошедших дней. А именно весна девяносто девятого. Вы тогда работали в бильярдной возле рынка.

— Было дело.

— Очевидно, в то время там имелись какие-то завсегдатаи, постоянные посетители.

— Я проработал в той бильярдной четыре года. И там всегда околачивались одни и те же посетители. Поэтому они и называются завсегдатаями.

— Прекрасно. Ваша наблюдательность облегчает дело. То есть вы их знали?

— Знал.

— Догадываюсь, не только в лицо. Кое-что о роде их занятий поневоле доходило до вас. Не могло не доходить.

— Вот именно поневоле. Спрашивать я ничего не стал бы. Любопытство себе дороже обойдется. В бильярдной кучковалось много криминальной публики. Сунешь нос не в свое дело — мигом окоротят. Думаю, даже сейчас опасно брякнуть что-нибудь лишнее.

— То, чем я интересуюсь, вряд ли будет иметь большие последствия. Мне нужно узнать, кто из тамошних посетителей занимался торговлей документами.

— Ну, это для меня вопрос сложный, — протянул Прохоренко. — Не слышал, чтобы кто-то специализировался на торговле документами. Бывало, рядом видел людей — и парней, и девушек — держат в руках картоночку. А на ней: «Дипломы, аттестаты, трудовые книжки». Но чтобы кто-нибудь из таких посещал бильярдную, не припомню.

— Это все фальшивки. Сейчас речь идет о другом. Бывает, что крадут настоящие документы, а потом их продают.

— Ага! То есть вас интересуют обычные грабители.

— Скажем проще, карманники. При ограблении квартир на документы обращают внимание в последнюю очередь. В первую очередь тащат драгоценности и деньги.

Прохоренко криво усмехнулся:

— Опять же подводите меня под монастырь, господин начальник. Положим, я скажу. А ведь руки у них длинные, длиннее милицейских будут. Отомстить мне — за ними не заржавеет. Найду я у милиции защиту?

— Подводить, конечно, не хочется. Но, полагаю, вряд ли вас станет кто-то подозревать. По горячим следам такое может случиться. А когда прошло пять с лишним лет…

— Почему же пять? Бильярдная закрылась меньше двух лет назад.

— Неужели все завсегдатаи посещали ее в одинаковом составе? Никто не бросился в бега, не загремел в тюрьму.

— Были и такие. Вас они в первую очередь интересуют?

— Не знаю, — признался Урусов. — Вы слышали фамилию Серебров?

— Нет. А как его звали?

— Андрей.

— Нет, не слышал.

— Между тем весной девяносто девятого один человек, ныне арестованный, купил в бильярдной его настоящий паспорт.

— Не знаю, не знаю. Я назову несколько имен, да и то не уверен, они ли вам нужны. Надеюсь…

— На условиях полной анонимности, — заверил его лейтенант.

— Воровством промышляли Серега Дергач, Руд и к Стюардесса, Леша Андрющенко. Про них глухо поговаривали такое. Да и догадаться можно было, что рыльце в пушку. Дни напролет торчали в бильярдной, а деньги никогда не переводились.

— Это все одна компания?

— Скорее конкуренты. Каждого окружала шпана помельче, я даже их имен не помню. К тому же они менялись. А эти трое… — Прохоренко махнул рукой, давая понять, что говорит про отпетых мошенников. — Уж, наверное, они были на примете у милиции.

— Проверим. Думаю, вы оказали следствию большую услугу.

Глава 30 АВГУСТ 1999-го

Андрей не на шутку встревожился — несколько дней подряд он не мог застать Наташу дома. Звонил и рано утром, и поздно вечером — безрезультатно. Пытался успокоить себя тем, что она просто неожиданно задержалась у сестры, которая все лето жила на даче с маленьким ребенком. Судя по тому, что никто не подходил к телефону, родители тоже находятся там. Возможно, малышка заболела и требуется помощь. Обычно Наташа предупреждала его об отъезде, говорила, сколько дней пробудет на даче. Наверное, в этот раз снялась с места в спешке и его не застала.

Так он успокаивал себя, однако подспудное тревожное чувство все сильнее приводило Андрея в уныние, доведя до того, что у него буквально пропали сон и аппетит, когда, наконец, Наташа объявилась. На его звонок сняла трубку и как ни в чем не бывало подтвердила все догадки: да, действительно, она застряла у сестры, с малышкой полно забот, то одно, то другое. Каждую минуту намеревалась вернуться в город, да удалось вырваться только сегодня, недавно приехала.

На самом деле сегодня утром Наташа с нескрываемой грустью проводила улетающего в Москву Прыжкова, и на этом завершился их бурный пятидневный роман. Вернее, его первый этап — Наташа надеялась на продолжение. Отношения развивались столь стремительно, что она совсем перестала таиться от коллег Игоря. После каждого концерта принимала участие в их застолье, потом оставалась ночевать в номере Прыжкова. Присутствовала не только на всех концертах, за кулисами, но и на репетициях. Даже в мыслях боялась предвидеть то время, когда он уедет из Перми.

Музыканты отнеслись к ее появлению с полнейшим безразличием. Они-то прекрасно знали, что подобные романы с наивными провинциалками Игорь заводит в каждом городе. Подобно десяткам других поклонниц, Наташа внимала его проникновенным рассказам о неудавшейся семейной жизни; о том, что практически он с женой давно не живет, осталось официально оформить развод; о том, как ему осточертела болезненная страсть жены таскать его на всякого рода многолюдные презентации, в то время когда ему по душе простой домашний уют в обществе хорошо понимающей его женщины — скромной, некапризной, бесконечно далекой от ресторанных тусовок.

Слушая произносимые в ночной тиши слова, Наташа уже видела себя москвичкой, живущей рядом с этим неординарным человеком, сопровождающей его в поездках по стране, самоотверженно помогающей ему переносить тяготы гастрольной жизни.

Игорь клялся в любви и верности, обещал ей регулярно звонить, помогать чем сможет. Но прошла неделя, другая — от милого дружка ни ответа, ни привета. Мелочные нехорошие подозрения пробудились в душе Натальи. Ей не хотелось считать себя одураченной, она пыталась бороться с мрачными мыслями, отмести прочь. Однако прогнанные сегодня, назавтра они вновь выползали, словно змеи из-под камней, и было заметно, насколько они стали сильнее, увеличились в размерах.

В первые дни после разлуки присутствие Андрея раздражало Наташу. Она старалась не показывать виду, но иногда нет-нет да и прорывались в ее голосе недовольные, даже истерические нотки, чего раньше за ней не водилось. Андрей терялся в догадках — почему вдруг с ней произошла такая метаморфоза? Решил — усталость накопилась. Тяжело ведь проводить каникулы, сутками напролет помогая ухаживать за новорожденным.

Через несколько дней Наташа предложила ему послушать свои новые песни. Андрей удивился — он был уверен, что из-за вороха семейных забот ей сейчас не до творчества. И уж совсем был поражен, услышав содержание песен.

По сути дела, каждая из них представляла собой часть одного любовного монолога, обращенного женщиной к человеку, ставшему ее первой настоящей любовью. Героиня восторгалась уникальностью своего избранника, его великодушием и красотой. Уверяла, что иные люди, к сожалению, могут прожить жизнь, никогда не встретив любви, и если это редкое счастье случилось, нужно всячески оберегать его как самое драгоценное, что есть на свете.

— Кому ты посвятила эти песни? — полушутливо спросил Андрей, втайне надеясь, что сейчас последует ответ: «Конечно, тебе». Однако Наташа так же полушутливо сказала, что не пришло еще время обнародовать имя этого человека, и перевела разговор на другую тему.

Прошла неделя, прежде чем разговор о новых песнях возобновился. Все это время друзья не встречались, но, даже при разговорах по телефону, чувствовалось, как непривычно нервно вела себя Наташа. Андрей опять же отнес такое состояние на счет домашних неурядиц. Ее родители собирались в отпуск и перед отъездом вполне могли не поладить с дочерью. И у матери, и у отца была назойливая привычка давать по любому поводу советы. Они касались всего, начиная от чистки зубов и кончая выбором одежды. Бесконечные подсказки раздражали Наташу, она огрызалась, говорила, что ей уже не пять лет и сама знает, как поступать. Дочь отругивалась, но родители не могли изменить свою манеру воспитания. Наверное, перед отъездом они замучили бедную Наташу наставлениями. Вот уедут, она вздохнет посвободнее и вновь станет такой же спокойной, какой была всегда.

Когда, проводив родителей, Наташа вернулась с вокзала домой, на душе у нее было неспокойно. В пустой квартире она чувствовала себя неприкаянной. Из близких подруг в Перми никого не осталось, разъехались на каникулы. Она позвонила Андрею. Тот сказал, что хотел бы еще раз послушать ее последние песни.

— Они тебе до такой степени понравились?

— Да. До сих пор звучат в голове.

— Заходи ко мне. В тот раз я пела их под гитару. А сегодня хочу играть на пианино.

Андрею нравилась эта уютная комната, где на стене висели портреты Наташиных кумиров, оперных колоратурных сопрано Неждановой, Максаковой, Катульской.

Сначала Наташа спела те же четыре песни. Потом добавила пятую, которую раньше Андрей не слышал, она появилась в последние дни. Это была завершающая песня любовного цикла. В ней героиня уже не верила в долгую любовь, а считала, что на смену одной должна прийти другая, и та, новая, будет служить лекарством от прежней.

У Андрея появилась большая уверенность услышать желаемый ответ, и он опять спросил:

— Интересно все-таки знать, кому посвящены эти песни?

— Ты не допускаешь мысли, что все относятся к разным людям?

Он отрицательно покачал головой:

— К одному.

Наташа молча сидела у рояля. Приблизившись, Андрей внимательно посмотрел ей в глаза. Она порывисто обняла его и прошептала:

— Сейчас я ненадолго выпущу тебя из своих объятий — чтобы ты потушил свет.

Глава 31 ПОД ГРОХОТ ВОДОПАДА

Как это ни покажется странным, хороших знакомых у Дергача в Москве оказалось больше, чем в Перми. Причем знакомые были однотипные — многие приятели при случае уезжали в столицу, заканчивали курсы и устраивались охранниками.

Бывало, Сергей обсуждал с отцом загадки этой новой профессии, которая появилась недавно, а распространилась в невиданном количестве. Дергачевы пытались довести картину до логического конца. Если каждому человеку в стране понадобится охранник, то половина людей будет работать, а вторая половина охранять их. Это — если к каждому приставить по одному человеку. Но ведь сейчас мода пошла дальше — некоторые берут себе по два-три охранника, охранники требуются на многих предприятиях, в магазинах, банках. Значит, это будет самая популярная специальность в стране. От такой картины аж дух захватывало. Главное — они прилично зарабатывают. Если бы не стряслось с ним несчастье, Сергей тоже подался бы в охранники. Все его знакомые очень довольны такой работой. Если им верить, они живут припеваючи. Поскольку покушения случаются редко, особых забот нет, деньги идут так исправно, что ребята даже от приработков отказываются. Зачем влезать в лишнее ярмо?! Сергей поговорил с несколькими знакомыми, ставшими москвичами, но те, ссылаясь на большую занятость, слушать не хотели о том, чтобы ему помочь. Уж на что Борька Синьков был отличный парень, они вместе не раз бывали в передрягах, и тот поначалу заартачился. Пришлось напомнить ему, что речь идет о человеке, которого они вместе грабанули.

— Это он потом пронюхал про нас и сделал меня инвалидом. Теперь все в полном порядке, а я по уши в дерьме. Что ж — так и оставить его безнаказанным?

— Ну а я-то что могу сделать? — вяло отговаривался Синьков. — Я здесь криминалкой не занимаюсь. Тут, скорее, мой шеф мастер по этой части.

— Шеф — это кто?

— Наш начальник охраны. Официально у него частное охранное предприятие. Но иногда, слышу краем уха, он устраивает кой-какие разборки. Только я особо в его дела не встреваю. Мне тут сразу дали понять: чем меньше знаешь — тем крепче спишь, я и не рыпаюсь. Но при случае могу спросить. А где обитает этот человек, которого надо пришить?

— В том-то и дело, что его сперва нужно разыскать. Только мне это не под силу, потому что он сейчас живет в Москве.

Дергач рассказал Борису все, что знал о своем обидчике.

— Разузнать я для тебя разузнаю, даже бесплатно, по старой дружбе, — пообещал тот. — Но вот убрать может только шеф. Там дело поставлено на широкую ногу. Сделают так, что комар носа не подточит. Но не за красивые глазки. Готовь «бабло».

— Сколько?

— Расценки узнаю. Думаю, недешево. Согласен?

— Ладно, как-нибудь прорвемся. Ты для начала узнай про этого Сереброва. А уж потом будем думать, что делать дальше. Если твой шеф круто берет, может, с другими сговоримся.

У Борьки подвернулась возможность проконсультироваться с шефом. Тот страшно любил, когда подчиненные обращались за советами. Хотя ему еще нет и сорока, а держался он как умудренный жизненным опытом старец. Хлебом не корми, а дай поучить других уму-разуму. Он сказал Борьке, что певице, которая наверняка знает, где ее дружок, нужно звонить прямо сейчас, когда та находится за тридевять земель. Сыграет роль фактор неожиданности. Голова занята другими проблемами, российские события кажутся мелкими и несущественными, походя сразу все и выложит. Кем представиться, шеф тоже научил. Не надеясь на память, Борька записал его рекомендации.

Абсурдность ситуации заключалась в том, что звонок застал Наталью на Ниагарском водопаде, куда наших артистов привезли на экскурсию из Торонто, где они давали спектакли. Чуть ли не с шестилетнего возраста она мечтала повидать крупнейший в мире водопад, а когда очутилась здесь, ей позвонили из Москвы. Более нелепое совпадение придумать трудно. Катер приближался к водопаду, из-за шума воды она еле расслышала телефонный звонок. Чтобы слышать собеседника, набросила на голову — полиэтиленовый плащ. Тут всем экскурсантам выдают такие, иначе от водопадных брызг можно изрядно промокнуть.

Звонил какой-то приятель Андрея Сереброва.

— Наталья Александровна, сейчас в Москве проездом находится известный профессор из Японии. Он мог бы восстановить Андрею его голосовые связки, тот сможет опять петь. Но это необходимо сделать как можно быстрее, через три Дня японец улетает. Где я могу найти Андрея?

Как ни воодушевлена была Наталья пребыванием на Ниагаре, как ни была мыслями далеко от Москвы, все-таки почувствовала — дело нечисто. Мифический японский профессор… Каким образом некий приятель Андрея узнал номер ее телефона? Странно все это.

— Недавно Андрей снял где-то новую квартиру. Я не знаю его телефона.

— Он и раньше снимал. Может, прежний номер назовете?

— Он никогда не давал мне своего телефона. Сам иногда звонил.

Только она отключила аппарат и приблизилась к экскурсоводу, как тот заверещал снова. Была уверена, что домогаются те же самые люди, уже была готова отшить их. Но нет:

— С вами говорит следователь Генеральной прокуратуры Турецкий. Наталья Александровна, мы разыскиваем хорошо известного вам Андрея Всеволодовича Сереброва. В музыкальном училище нам сказали, что в Москве вы поддерживаете с ним отношения и подскажете, как с ним связаться. Это очень важно.

Наталья опять намотала на голову полиэтилен, слышно плохо.

— Что же это происходит, господин Турецкий! За минуту до вас мне звонили какие-то люди, которые тоже разыскивают Андрея.

— Что за люди? — насторожился следователь.

— Мне они незнакомы. Сказали, что хотят свести Андрея с японским профессором, и он восстановит его голос.

— Вы понимаете, что это, увы, невозможно.

— Я просто передаю их слова. Наверное, тут кроется уловка.

— Что вы им ответили?

— То же самое, что скажу вам. Я не знаю точно, где Андрей сейчас снимает квартиру.

Громкость начала уменьшаться, и Турецкий прокричал:

— Где вы сейчас находитесь?

— Возле Ниагарского водопада…

Голос исчез. Турецкий с ненавистью посмотрел на трубку, словно она была виновницей помехи. Затем, досадливо поморщившись, вздохнул:

— Больше всего опасаюсь таких сюрпризов.

— Что произошло? — насторожилась Галина.

— За минуту до меня Козельской позвонил какой-то незнакомец и тоже интересовался координатами Сереброва. Получается, кто-то идет по его следам параллельно с нами.

— Мститель, — полуутвердительно произнес Яковлев.

— В другое время я подумал бы на окружение Репиной или Прыжкова, но поскольку те ведут поиск через Пермь в лице выходца из ее недр, то есть Козельской, то в голову приходит злополучный серебров-ский паспорт. Что-то там он с ним учудил. Нужно разобраться с теми тремя потенциальными торговцами документами из бильярдной. Как их там?

— Сергей Дергач, Рудик Стюардесса, Алеша Андрющенко, — напомнил Володя. — Стюардесса — он вроде бы живет рядом с аэродромом. Поэтому такое прозвище.

— Это Урусов сказал?

— Да.

— Звони опять ему. Пусть в первую очередь быстро проверит этого Дергача. Сказал же Вострецов, что к тому обращались как к Серому. Сергеев часто так называют. А прямолинейность фантазии преступников при выборе кличек общеизвестна. Мешков обязательно Мешок, Свистков — Свисток, Калугин — Калуга. Тут они не мудрствуют лукаво. Думаю, найти этого Сергея Дергача не составит труда.