Пермская обитель

Глава 53 ЦИВИЛИЗОВАННЫЙ ПЛЕН

Когда Шаргородского сводили по лестнице, ему залепили рот широким скотчем телесного цвета, а в машине на голову набросили плотный, судя по запаху, брезентовый мешок. Его усадили на заднем сиденье между двумя мужчинами, и машина тронулась. Куда они едут? Что это? Кто это? Возможно, что-то связанное с лотерейщиком, которому он предложил откат. Захотят отобрать все деньги, будут шантажировать? Или причиной послужил скромный автомобильный бизнес фирмы, в которой он работал?

Шаргородский заставил себя отвлечься от дурных мыслей и сосредоточился на дороге. Пытался понять, в какую сторону его везут. По числу поворотов — когда машина поворачивала налево, его прижимало к сидящему справа молчуну, при правом повороте — к левому соседу, по усиленному шуму на Садовом кольце, предположил, что его везут в северном направлении. А вот выехали на Ленинградское, Дмитровское или Алтуфьевское шоссе — сказать трудно. Остановились примерно через час, значит, пределы города не покинули. Уже хорошо.

В квартире с его головы стянули мешок, и Валерий Антонович увидел, что находится в компании пятерых мужчин. Разглядел он их плохо, поскольку электрического света не зажигали — ограничились пламенем одной свечи, стоявшей в пустой консервной банке. Шаргородскому разрешили сходить в туалет, предложили чая — он отказался — и уложили спать, предварительно связав ему руки и ноги. Как ни странно, Валерий Антонович быстро заснул.

Проснувшись, Шаргородский увидел, что находится в предельно скудно обставленной комнате. Кроме софы без спинок, на которой он спал, здесь стояли два стула, сложенная раскладушка и деревянный сундучок, обитый медью. В старину такой был бросовой вещью, а нынче можно считать антиквариатом.

Окна были затянуты плотными шторами, но дневной свет пробивался сквозь них. Судя по всему, дом из новых, этаж высокий — шум машин доносится снизу.

Руки и ноги у Шаргородского были по-прежнему связаны. Голова тяжелая, видимо, его усыпили какой-то химической гадостью. Хотелось в туалет. Из-за закрытой двери доносились приглушенные мужские голоса.

— Можно кого-нибудь? — громко крикнул Валерий Антонович.

Через минуту в комнате появился молодой парень в джинсах и свитере грубой вязки. Несмотря на молодость, у парня был полон рот золотых зубов.

— Здравствуйте, — сказал он. — Оклемались уже?

— Кто-нибудь может объяснить мне, что происходит? — спросил Валерий Антонович.

— Я не могу, — сразу расставил точки над «и» парень. — Нам велели просто охранять вас здесь. Мы даже не знаем, за что вас похитили.

Это обыденно сказанное «похитили» привело Шаргородского в уныние. Вот уж чего он не представлял себе в жизни, так это оказаться в роли похищенного.

— Если вам нужно в туалет, руки я развяжу, — сказал парень. — А ноги не положено, так оставлю. И не вздумайте развязать самостоятельно. Хуже будет.

Говорилось все это настолько беззлобным тоном, что было трудно поверить в серьезность его угроз.

Со связанными ногами Валерий Антонович передвигался очень медленно. Выйдя в коридор, понял, что находится в однокомнатной квартире. Окно в кухне было задернуто такими же коричневыми портьерами, что и в комнате. За столом сидел крупный белобрысый парень, он вежливо кивнул Шаргородскому. На столе набитая окурками пепельница, колода карт и пистолет.

Дверь туалета золотозубый закрыть не разрешил. Стоял в коридоре и внимательно наблюдал за действиями Валерия Антоновича. Потом проводил его в комнату.

— Вы чаю хотите? — крикнул из кухни крупный.

— Попозже, — отозвался Шаргордский.

— Если желаете, можете прилечь, можете посидеть. Как хотите. Только руки я вам опять свяжу, — сказал золотозубый. — А когда поесть захотите, то тихонько крикните. Но не вздумайте орать слишком громко с просьбой о помощи. Тогда мы вам рот заклеим. Так велено.

— И долго мне придется находиться здесь?

— Мне-то откуда знать? Приедет Дмитрий Федорович, он все и расскажет.

— А когда он приедет?

Золотозубый возмутился:

— Слушайте, вы же совершенно взрослый человек.

А ведете себя, как настоящий маленький ребенок. Столько вопросов задаете, что даже слышать странно. Когда приедет, тогда и приедет.

Пристыженный Шаргородский самостоятельно кое-как улегся на софу и принялся раздумывать над возможными причинами, из-за которых оказался в плену.

Потом его конвоиры еще несколько раз упоминали загадочного Дмитрия Федоровича, причем иногда называли его Федором Дмитриевичем, из чего Шаргородский сделал вывод, что имя вымышленное.

Условный Дмитрий Федорович явился часа через три после пробуждения пленника. Это был человек средних лет с предельно невыразительной внешностью.

Дмитрий Федорович приказал своим сатрапам развязать похищенному руки, и, взяв стул, сел рядом с ним. Потом предложил Валерию Антоновичу закурить.

— Спасибо, не курю.

— А я, с вашего позволения, подымлю.

Закурив сигарету «Империал» — даже некурящий Шаргородский знал, какая это дорогая марка, — Дмитрий Федорович сказал:

— Мы уже обращались к вам с просьбой сказать о местонахождении Сереброва. Вы не в курсе дела. По вашему тону я понял, что вы говорите правду. Но ваша супруга наверняка знает какие-нибудь его координаты, старые или новые, не может не знать. В музыкальном училище они занимались у одного преподавателя. После окончания он на первых порах помогал организовывать ее выступления, был ее продюсером. Сейчас Серебров где-то в Москве. Наверняка они перезваниваются.

— А зачем вы вообще разыскиваете этого человека? Кто вы такие?

— Начну с ответа на второй вопрос. Условно говоря, мы частное детективное агентство. Получили такой заказ — разыскать этого человека. Зачем? В принципе, это вас не касается. По большому счету, это и нас не касается. Но в данном случае никакого секрета нет. Могу сказать, что он не безгрешен, наломал много дров, милиция и суд по нему тоже плачут. Однако Наталья Александровна не дает о нем никаких данных. Вот скоро она возвращается в Москву, мы ей и скажем: «Или, голубушка, скажите, где Серебров, или вашему мужу хуже будет».

— Давайте позвоним ей прямо сейчас.

— Да звонили уже, звонили. Отключила она телефон. Вы же в Праге свой отключили, она то же самое сделала в Канаде. Видно, у вас это семейное — чуть что, перерубать связь с внешним миром. Вы, конечно, можете звонить ей в любое время, хоть сейчас. Там сейчас около трех ночи, легче застать человека на месте. Но это бесполезно. Вернется в Москву, сами позвоните ей и строго-настрого прикажете сказать правду. Пока же вам придется набраться терпения и ждать. Поверьте, мы не собираемся делать вам ничего плохого. Знаю, что вы бывший летчик. А ведь я и сам в авиации служил, под Питером. Славное было время.

У Валерия Антоновича мелькнула мысль, что они разыскивают парня с подругой, которых Наташа поселила на несколько дней у него в Звездном. Но ничего говорить об этом не стал. Во-первых, это всего лишь предположение. Во-вторых, жильцов там давно нет. В-третьих, жене он доверял, ее круг общения составляли приличные люди. А вот Дмитрий Федорович и его компания доверия не внушают. Если человек от них прячется, значит, ему нужно помочь.

Шаргородский хладнокровно прикинул, что жена возвращается в пятницу вечером, похитители сразу ей позвонят и узнают все их интересующее. Значит, в субботу утром его освободят.

Глава 54 ПОЙМАННЫЙ ГОЛОС

Вернувшись вечером в гостиницу, уставший и проголодавшийся Яковлев первым делом позвонил в Москву. Даже с учетом двухчасовой разницы во времени, можно считать, было поздно. Большинство москвичей уже спали. Но у следователей во время интенсивной работы свои отношения со временем. Они привыкли к тому, что их часто будят среди ночи, да и сами запросто могут так поступить. Это у нормальных людей ночной звонок вызывает тревогу и учащенное сердцебиение. У сыщиков другие критерии. Ведь Турецкий ждет не дождется такого сообщения, значит, счастлив будет узнать новость. И точно — когда Александр Борисович услышал про кассету с записью голоса Сереброва, он возликовал.

— Володя, милый, это же для меня царский подарок! Под Новый год я эту кассету на елку повешу. Когда ты возвращаешься в Москву? Завтра?

— Ну что вы, Александр Борисович! У меня на очереди теперь другая цель — нужно разыскать проводника, взявшего у инвалида деньги.

— Тогда передай эту кассету с оказией, — Взмолился Турецкий. — У нас сегодня понедельник?

— У вас, может, понедельник. А у нас уже почти два часа как вторник.

— Никогда не поверю, чтобы кто-нибудь из ГУВД или прокуратуры в обычный вторник не летел в Москву. На худой конец обратись в правительство области.

Пришлось ни свет ни заря тревожить Урусова. Дотошный Олег без труда нашел оказию — утренним рейсом в Москву улетал сотрудник областной прокуратуры. Лейтенант передал ему кассету, которая в тот же день оказалась в руках Александра Борисовича.

Развитие телефонной техники рано или поздно не могло не привести к появлению нового вида экспертизы — фоноскопии. Она возникла тогда, когда специальными исследованиями было установлено, что голос человека столь же индивидуален, как неповторимы отпечатки пальцев. Эта индивидуальность зависит от строения органов, которые участвуют в речевом процессе. Они не могут быть одинаковы уже от рождения. К тому же на них обязательно влияют патологические изменения и отклонения от нормальной деятельности, вызванные повреждениями или тому подобными причинами.

Голос человека, сформировавшийся к двадцатилетнему возрасту, на протяжении всей жизни обладает комплексом конкретных признаков, которые присущи ему и только ему. Они-то и используются в следственной практике для его отождествления.

По словам Ивана Ивановича Кизилова, после избиения и сильной простуды у Сереброва была сильно повреждена гортань, из-за этого он и перестал петь. Восьмимартовская перепалка с Саблиным произошла после того трагического происшествия. Значит, можно будет легко сопоставить эту запись с той, которая сделана Репиной.

Когда Турецкий назначил фоноскопию, к нему в кабинет пришел за материалами эксперт Мдивани, тучный, страдающий одышкой человек. В это время Александр Борисович потянулся за сигаретой, за что получил очередную выволочку. Зная все факторы, оказывающие вредное влияние на голос, Ираклий Платонович сам не курил и на чем свет стоит ругал курильщиков, уговаривая их отказаться от столь пагубной привычки. Свои воспитательные беседы он при каждом удобном случае проводил и с Александром Борисовичем. Однажды они вместе шли от Петровки до метро «Пушкинская». Мдивани привычно ругал следователя сначала за пристрастие к табаку, потом неожиданно обрушился на другой его недостаток — быстро ходить. Сам он ходил медленно, задыхался, каждые десять минут останавливался. В конце концов Турецкий спросил его: «Слушай, почему ты все время отстаешь? Кто из нас курит?»

Отдавая материалы на фоноскопию, Турецкий сто раз повторил Ираклию Платоновичу, что его интересует одно — тот же самый ли человек разговаривал с Репиной, который повздорил на вечеринке с Саблиным? Помимо кассет Мдивани были переданы распечатки всех разговоров, там Александр Борисович подчеркнул красным фломастером все серебровские реплики.

— Что ты так волнуешься! Ничего я не перепутаю, — успокаивал его Мдивани.

Волновался же Турецкий по понятной причине: он нашел подозреваемого, для определения которого была поневоле выстроена сложнейшая логическая ловушка. Если сейчас один из важных гипотетических выводов не впишется в эту конструкцию, она рухнет. Тогда половина проделанной работы окажется напрасной. А учитывая, что попутно с репинским пришлось расследовать и давнее убийство Прыжкова, работа за эти дни проделана огромная.

Подобное чувство посещало Александра Борисовича не раз, это случалось при каждом сложном деле и напоминало состояние человека, решающего математическую задачу со многими неизвестными. Уже заменены они конкретными величинами, и ты подсчитываешь в соответствии с формулой результат. Если итог неутешительный, то есть в расчетах попалась ошибка, для ее обнаружения приходится проверять все предыдущие действия, а в этом есть обидная унизительность. Тогда снова и снова ты ругаешь себя за невнимательность, а уж если допущена элементарная промашка, да еще в самом начале следствия, из-за которой пришлось свернуть не на ту дорогу, тут уж начнешь заниматься самоедством, будешь корить себя дни и ночи напролет, изводя порой и окружающих.

Послышался телефонный звонок, и, сняв трубку, Турецкий услышал:

— Александр Борисович, это Мдивани. Я проверил: переговоры с Репиной на всех трех фрагментах вел тот самый человек, который поссорился на вечеринке. Тут нет ни малейших сомнений. Это — Серебров.

Глава 55 КРУГЛОЛИЦЫЙ УСАЧ

Сначала оперативники ходили по квартирам первого этажа. Все же отсюда легче увидеть, что происходит во дворе. Почти каждая хозяйка много времени проводит на кухне и время от времени смотрит в окно. Да и со второго этажа все хорошо видно. Именно здесь одна женщина сказала Яковлеву, что дней пять-шесть назад видела, как Дергач фланировал в своей коляске вдоль дома, а к нему подходил какой-то человек, и они разговаривали. Описание внешности она дала самое что ни на есть туманное: в темно-синей куртке, в вязаной шапочке, круглолицый, кажется, есть усики.

В доме три подъезда. И Яковлев, и Урусов сыграли в благородство: каждый хотел взять на себя проверку двух, оставив партнеру один. В конце концов договорились разделить нагрузку поровну. Сначала проверить квартиры первых двух этажей в крайних подъездах, потом встретиться у среднего, а там уже видно будет. Может, к тому времени с проводником все прояснится.

Нет, не прояснилось. Кроме той женщины, никто ничего не видел.

Дергачевы жили в среднем подъезде. Значит, нужно проверить одну квартиру на первом этаже, окна которой выходят на эту сторону, и две на втором. Урусов сразу поднялся туда. Один из жильцов подтвердил, что видел возле коляски Дергача незнакомца. С усиками, в такой шапочке, в каких ходят лыжники. И еще один человек сказал примерно то же самое. Одежда не примета, на-нее можно не обращать внимания, тем более что на работу проводники выходят в форме.

Оперативники еще раньше пришли к выводу, что речь скорей всего идет о проводнике фирменного поезда «Кама». Не может же пойти в город человек с проходящего поезда. Сам Дергачев не доберется до вокзала. Значит, к нему приходил кто-то из пермской бригады.

По зимнему расписанию «Кама» отправляется в Москву ежедневно без трех минут двенадцать, то есть в полдень. Двадцать один час в пути, на следующий день вечером уезжает, около суток в пути. Значит, как минимум, имеются три поездные бригады. Нужно узнать у вокзального начальства, сколько там круглолицых и усатых. Если Дергач передал деньги во вторник, как раз может оказаться, что сейчас этот проводник в пути и сегодня вернется в Пермь. Но поскольку данные очень приблизительны, проверять нужно всех. Возможно, придется звонить в Москву, чтобы проверили и ту бригаду, которая отправится на «Каме» сегодня вечером.

На вокзале выяснилось, что бригад четыре — с учетом выходного. До отправления фирменного поезда оставалось меньше часа. Инспектор по кадрам попросила зайти к ней в кабинет начальника бригады.

— Кстати, он тоже и круглолицый, и с усами, — предупредила она.

— И его заодно спросим, — сказал Яковлев. — В этом ничего криминального нет. Проводник не знает, для чего нужны деньги, которые он передает. Он даже не обязан знать отправителей или получателей. Оказия — она оказия и есть.

Начальник бригады раздраженно ответил, что инвалида Дергачева он не знает и вообще крайне редко позволяет использовать себя в роли посыльного. В принципе, им это запрещено. Может что-нибудь передать, но только если попросят очень хорошие знакомые. Есть у него в бригаде двое усатых. У одного такое удлиненное лицо, что за версту видно. Поэтому с ним разговаривать — только время напрасно терять. Со вторым — его тоже можно было назвать круглолицым с огромной долей условности — поговорили, но к инвалиду в коляске он не заходил.

— Иметь бы детектор лжи, — мечтательно произнес лейтенант. — Без него нам туго придется. Кому охота признаваться, что передавал большие деньги.

Яковлев согласился:

— Нужно ужесточить вопрос. Если вдобавок этот проводник толкнул коляску под цементовоз, сразу предупреждать, что инвалид выжил, скоро придет в себя и тогда все равно укажет виновника происшествия.

Сегодня оставалось проверить прибывающий поезд. Если там не найдут, тогда нужно, чтобы московские оперативники прошлись по «Каме», которая уезжает вечером.

Они наскоро пообедали в привокзальном кафе, после чего Урусов поехал в управление, а Володя отправился в милицию. Он надеялся, что Дергачев пришел в сознание и сможет разговаривать, однако этого не случилось. Тогда Яковлев тоже пошел в управление. Оттуда он позвонил Турецкому, доложил о ходе следствия и заодно морально подготовил коллег к тому, что вечером, возможно, им придется отправиться на Казанский вокзал.

Предусмотрительный Урусов позвонил на вокзал — узнать, не опаздывает ли «Кама». Благо, поезд ехал по расписанию, бригадир был уже предупрежден о том, что в Перми вся мужская часть бригады должна явиться в кабинет начальника вокзала. Яковлев не стал детализировать, мол, чтобы пришли только усачи. Тут же начнется лишняя паника. Хотя если приглашают только мужчин, ежу ясно, что кто-то из них проштрафился.

Прежде чем разговаривать с бригадиром поезда, Володя посмотрел в отделе кадров анкеты проводников этого поезда, человек пять носили усы. Они тоже явились в числе других в кабинет директора.

Яковлев обратился ко всем сразу:

— Дней пять-шесть назад возле дома номер двадцать четыре по Кавалерийской улице кто-то из проводников получил от инвалида-колясочника деньги, чтобы передать их в Москву. Как теперь выяснилось, инвалид был введен в заблуждение. Деньги у него выудили большими хитростями. Теперь он передумал и хочет забрать деньги обратно. Поскольку это все его сбережения, мы, сотрудники милиции, хотим помочь ему. Сам он плохо себя чувствует и сегодня не может прийти на опознание. Сможет явиться лишь через несколько дней. Поэтому, чтобы не терять времени, мы хотели узнать, не получал ли деньги от инвалида кто-нибудь из вас?

Наступило минутное затишье, которое нарушил скрипучий голос:

— Положим, я брал у какого-то инвалида деньги. Что из этого?

— Так я и думал! — в сердцах сказал бригадир. — Вечно с тобой, Куницын, что-нибудь случается!

— А что тут особенного? — начал оправдываться тот. — Я уже и не помню, когда со мной что-нибудь случалось.

Поблагодарив всех, оперативники отпустили проводников, оставшись с Куницыным. Выяснилось, что деньги он получил в тот день, когда коляска Дергача опрокинулась от удара колеса цементовоза.

— Почему вы встретились на улице, а не дома? Все-таки передача крупной суммы денег…

— Когда я накануне позвонил ему, то сразу сказал, что могу зайти где-то между десятью и половиной одиннадцатого. А оттуда сразу поеду на вокзал. Сергей сказал, что обычно он в это время гуляет. Если погода позволит, то его коляска будет стоять возле подъезда. Если он не выйдет, то я зайду в квартиру.

— Кому вы передали деньги в Москве? — спросил Яковлев.

— Борису Синькову. Это мой старый знакомый по Перми, сейчас в Москве работает охранником.

— Он подошел к поезду или вы завезли деньги ему домой?

— К вагону пришел. Мы еще раньше договорились, что подойдет к прибытию.

Урусов спросил:

— А если бы вдруг по каким-то причинам Синьков не явился, вам известны его московские координаты адрес, телефон?

— Конечно. Знаю и домашний телефон, и рабочий.

Глава 56 ПОТЕРЯ СОЮЗНИКА

В пятницу утром Андрей поехал на Большую Бронную в агентство по охране авторских прав. Там он разыскал отдел, занимающийся регистрацией музыкальных произведений, где по возможности складно изложил историю с тремя песнями Янины, которые Репина приписала себе.

— Я никак не пойму, чего вы добиваетесь, — холодно ответила инспекторша.

— Неужели непонятно? Хочу, чтобы агентство указало настоящего автора этих песен.

— То есть вы хотите, чтобы я без всяких доказательств зачеркнула одну фамилию и поставила другую?

— А какие доказательства нужно представить?

— Источником авторских прав является факт публикации вашего авторского произведения. Это, так сказать, исконный и главный источник прав автора. Если вы покажете мне, что эти песни опубликованы раньше под другой фамилией, это будет убедительный аргумент.

— Публикаций не было. Но Муромцева исполняла свои песни публично, на выступлениях в клубах. Разве сам акт творчества не является более весомым источником прав автора?

— Его не всегда можно доказать в рамках стандартной юридической процедуры.

— Даже если есть свидетели?

— Не смешите меня. Разве мы можем пришпилить устные свидетельства к официальной бумажке, на которой указана автор Репина, даже если слышали эти песни от Муромцевой собственными ушами.

— Вы напомнили мне старый анекдот. — Андрей нервничал и пытался сам себя успокоить. — Встречая иностранную делегацию, Брежнев начинает читать по бумажке приветственную речь: «Дорогая госпожа Индира Ганди…» Референт испуганно дергает его за рукав и шепчет: «Леонид Ильич, это — Маргарет Тэтчер». Тот говорит: «Сам вижу, что Тэтчер. Но ведь тут написано Ганди».

— Аналогия неуместна, — с каменным лицом ответила женщина. — Я понимаю вашу язвительность. Больше того, я допускаю, что вы правы на все сто процентов. Подобные случаи в нашей практике встречаются сплошь и рядом.

— Если случаются, значит, аналогия уместна.

— Нет. Законодательства большинства стран придерживаются принципа, что авторство определяется по факту публикации. Можно, скажем, предъявить договор с издателем, где черным по белому прописано имя автора. Устные же подтверждения — слишком эфемерная вещь. Но сейчас дело не только в этом. Не кажется ли вам, — она строго посмотрела на Андрея, — что такая возня не просто далека от этических норм, а попахивает кощунством? Певица трагически погибла. А мы вдруг станем вымарывать ее имя.

— А когда, по-вашему, можно начинать восстанавливать справедливость?

Инспекторша растерялась:

— Ну, я не знаю. Ведь считается, что душа покойника, кажется, покидает наш мир на сороковой день. Но… Даже если Репина была бы жива, изменить регистрацию можно только с ее согласия. Никакие свидетельства посетителей клубных вечеринок для нас не аргумент.

— Скажите, что будет, если настоящий автор обратится в суд? Ведь можно произвести музыкальную экспертизу. Муромцевой присущ свой оригинальный стиль. И как композитору, и как поэту. Его ни с чем не спутаешь. Репина же раньше никогда вообще не сочиняла. И вдруг сразу три песни, одна лучше другой, все станут шлягерами. Какие могут быть сомнения насчет плагиата?

— По приговору суда мы, безусловно, изменим регистрацию и передадим «копирайт» другому. Дерзайте, добивайтесь.

Вечером Андрей позвонил Янине и подробно пересказал ей свой разговор с инспекторшей.

— Ситуация запутанная. Тебе нужно подавать иск в суд, — решительно заявил он.

Муромцева запротестовала:

— Не хватало еще мне судиться с мертвецом! Инспекторша по всем статьям права насчет кощунства. Тут и крыть нечем. Если бы Репина была жива, еще куда ни шло. Хотя тоже противно и, наверное, бесполезно. Но сейчас я об этом и слышать не хочу.

— Неужели ты способна допустить, чтобы созданные тобой произведения кочевали под чужим именем?! Сущая нелепость. Причем это же не какие-нибудь однодневки. Их могут включать в песенники, они будут звучать годами. И никто не узнает, что они украдены у тебя.

— Ну и пусть, — хмыкнула Янина. — Подумаешь, украли три песни. Не Обеднею. Я за месяц десять новых сочиню, еще лучше. А стану таскаться по судам, превращусь в заурядную жалобщицу. Буду ходить по инстанциям и качать права. Больно мне это нужно. И не уговаривай, Артур.

Он так давно не разговаривал с ней, что даже сам забыл, каким именем представлялся. Сейчас оно прозвучало для Андрея почему-то оскорбительно.

— То есть ты готова сдаться без боя всему этому кошмару: плагиату, «фабричным» малолеткам, всякой шушере!

— Лучше я уйду в андеграунд. Песни будут. В каком контексте, в каком виде — другой вопрос. Но марать руки о всякую шушеру я не намерена!

Андрей был неприятно поражен словами Янины — он очень рассчитывал на нее. Ведь ему необходимо иметь союзника. Он столько лет борется с жульничеством в одиночку! Борется с наглостью и воровством. Считает своим долгом наказывать мошенников от эстрады. Он разгромил студию Ледовских, когда тот принялся наживаться на песнях Наташи. Он уничтожил страшного Прыжкова, когда тот нагло отобрал Наташину песню. Потом прикрывался чужим именем. Он разделался с Репиной за откровенное воровство. Слишком жестоко? Но ведь иначе нельзя, не получается. Тут нет половинчатого решения. Если погрозить преступнику пальчиком и с укоризной промолвить: «Ты, Петя, не прав», это все равно что оставить ситуацию неизменной.

Увы, люди шоу-бизнеса перестали понимать обычный язык, а деньги начисто лишили их моральных устоев. Не моргнув глазом, хапают, что где плохо лежит. Казалось бы, ребенку ясно: присвоить чужую вещь — плохо, гнусно. Провинившемуся грозит наказание, это издавна принято во всех странах. Украсть чужую музыку или стихотворение — значит стать вором. Почему же люди зачастую смотрят на такие проделки сквозь пальцы? Бог с ними, с посторонними, но как могут молчать пострадавшие?! Ограбленная Янина отказалась стать его единомышленницей. Наташу тоже при всем желании нельзя считать союзницей. А ведь когда-то они жить не могли друг без друга. Надеялся, так на веки вечные. Каждую ее обиду он воспринимал как личное оскорбление. Безжалостно, с чрезмерной жестокостью расправлялся с обидчиками. Где она теперь, его Наташа? Один муж, другой, все его мечты пошли прахом. Бандиты лишили его голоса, любимой работы, счастья. Разве он когда-нибудь предполагал, что превратится в хладнокровного мстителя?! Однако христианские постулаты насчет безропотно подставленной другой щеки ему вовсе не по нутру.

Обо всем этом Андрей, не переставая, размышлял в полупустом автобусе по пути в Звездный городок. Войдя в квартиру, он, усталый, голодный и продрогший, ничком рухнул на диван. Его знобило. Свернувшись калачиком, Андрей обхватил колени руками и долго лежал в таком положении неподвижно, в отчаянии спрашивая себя, как ему поступать дальше, и сам себе с горечью признавался, что не знает.

Глава 57 ЯНВАРЬ 1999-го

Несколько месяцев назад у них сложилась тесная компания из четырех человек, негласным лидером которой стал Серега Дергачев. У него такой характер, что он может только командовать. Подчиняться кому-то — это для него что в сердце острый нож. Сереге дашь любой совет, пусть даже самый толковый, обязательно сделает наоборот. Он и от армии из-за этого отбоярился. Не только, как остальные, боялся, что в Чечню пошлют, а противно выслушивать чужие приказы. У него настроение заниматься одним, а какой-то хмырь будет заставлять делать другое. Да он сразу взбеленится, и что тогда? Сидеть на гауптвахте? Идти под трибунал? Нет уж, лучше раскошелиться на медицинские справки, себе спокойней будет. Все дружки тоже «косили» от армии. Максим Курточкин так тот вообще ребенка завел. Женился на деревенской чушке, ребята над ним смеялись, зато потом в ус не дул. Пока они добывали справки — купить их целая проблема, да прятались от милицейских облав, те ходили по квартирам с представителем военкомата, Максим преспокойно ходил по улицам. Это только так говорится — ходил. На самом деле Курточкин в основном разъезжал. У него есть старая «пятерка». Машина отцовская, но тот практически отдал ее сыну.

«Пятерка» была для дергачевцев большим подспорьем. Узнали как-то, например, что в одной деревне открылся магазин, разместившийся в старом автобусе. Колеса сняли, окна заделали, дверь есть. Стоит на отшибе. Кроме этого, в центре деревни еще пяток магазинов. То есть сюда покупатели заглядывают редко, продавщица кукует в одиночестве. Чего уж тут рассусоливать! Номера машины заляпали грязью, продавщице нож к животу — гони деньги, быстро. Взяли, сели в машину и укатили.

В городе она тоже сослужила хорошую службу. Да только сплоховал недавно Максим, разбил ее. Глупо получилось. Он утром приехал в автосервис и оставил там «пятерку» до вечера. Механик занят был, а нужно поменять масло, тормозные колодки, «штаны» глушителя. Максим сказал, что зайдет за ней вечером, и отправился к жившему неподалеку приятелю. Тот видит, Курточкин пришел без машины, и, разумеется, предложил выпить. Не просто предложил, а без лишних слов выставил на стол бутылку и закуску. Сначала Максим решил тяпнуть одну рюмочку, мол, до вечера далеко, хмель рассеется. А выпив одну, разошелся, забыл, что ему сегодня забирать машину, и крепко надрался. Ему бы уехать домой своим ходом, а «пятерку» забрать на следующий день, так нет же: на автобусе ехать далеко и некомфортно, к тому же боязно оставлять машину на ночь. У него в багажнике целый склад инструментов, вдруг стащат. Короче говоря, машину взял, а по пути домой, куда очень спешил, сбил молодую женщину, врезался в какую-то стену. Машина уже не подлежит восстановлению. У женщины переломаны ноги. В общем, судить будут Максима, ему теперь не до их компании, сидит дома тише воды, ниже травы.

Сегодня Дергач и Борька Синьков закатились к Витьке Жалейкину. Собравшись втроем, они, как всегда, говорили о деньгах. За новогодние праздники хорошо поистратились, требуется подпитка. История с Максимом выбила их из колеи, даже в новогоднюю ночь сидели без дела, а ведь проще простого было обчистить парочку квартир. Витька начал ныть о легальных доходах.

— Нужно купить по дешевке земельный участок. А потом перепродать его. Земля сейчас быстро дорожает. Это очень выгодно.

Борька к такой затее отнесся скептически:

— По дешевке — не по дешевке, а все равно нужно иметь приличные деньги, чтобы купить. А главное — это столько документов оформлять, столько бумажек подписывать — впору удавиться от такой бодяги.

— Если хорошенько поискать, можно совсем дешево купить, причем даже с домиком. Сейчас в деревнях столько заброшенных домов, — продолжал гнуть свое Витька.

Он потом еще предлагал разные варианты бизнеса, но Борька все браковал, обзывал его мечтателем и балаболкой. Дергач тоже вяло отмахивался.

Протесты собутыльников привели к тому, что Виктор обобщил свое недовольство и перенес его на страну в целом.

— Вот в Америке бизнес из ничего делают, — темпераментно тараторил он. — Один чудак стал публично сжигать мусор и сделался миллионером. Теперь его показывают по телевизору, называют «человек-костер». Другой несколько лет подряд сидел на улице с ветками в руках и пугал туристов. Тоже сделался миллионером, это «человек-куст». А у нас… — не договорив, Жалейкин досадливо махнул рукой.

Сергей слушал его трепотню и в глубине души посмеивался. Вот сейчас кончится водка, нужно пополнить запасы. Тогда все разговоры о бизнесе прекратятся.

Так и случилось. Водка и закуска кончились одновременно, причем на удивление быстро.

— Есть еще что выпить?

— Откуда? Я на мели.

— Неужто? — наигранно удивился Борис. — Даже земельный участок не на что купить?

— Придется искать средства к существованию по старинке. — Дергач поднялся с табуретки. — Айда прошвырнемся.

— Холодно, неохота, — отмахнулся Виктор.

— Это у тебя холодно и голодно вдобавок. А на улице может быть жарко.

— Конечно, пойдем, — поддержал Дергача Борис. — Что мы будем сидеть в комнате, как сычи. Скукота.

Вышли из дома, морозец был преизрядный. Они вразвалочку шли по тротуару с таким разухабистым видом, что редкие прохожие шарахались от них. В конце улицы, возле парковой ограды, не сговариваясь, свернули к большому пустырю. Знали, что здесь проложена дорожка, которой пользуются, чтобы сократить путь от автобусной остановки до микрорайона многоэтажек. Днем она вообще не пустует, но и с наступлением темноты некоторые горячие головы тоже здесь пробегают.

Никого не встретив, троица прошлась до ближайшего жилого дома, потом повернула обратно. Шли, поеживаясь от холода, как вдруг увидели приближавшуюся высокую мужскую фигуру. Молодой человек был одет в длинное пальто, шея плотно обмотана красным шарфом. В правой руке он держал маленькую, почти кубической формы сумочку, которую называют барсеткой.

— На ловца и фраер бежит, — приглядевшись, с затаенной радостью произнес Дергач.

Когда быстро шагавший молодой человек поравнялся с ним, Дергач руками уперся ему в грудь:

— Стой, друг! Дальше нельзя.

— Ну-ка, убери руки.

— Нельзя, повторяю. Мы же при исполнении. Нам велено предупреждать.

— Что стряслось?

— Угроза теракта, район оцеплен, велено обходить другой дорогой.

— Ерунда какая-то. Тут нет другой дороги.

— Нет так будет, сейчас проложим, — ерничал Дергач. — По снежку, по первопутку. Только сумочку дай мне, а то тебе тяжело идти с такой тяжестью. Мы-то привычные, нам все нипочем.

Он потянулся за барсеткой, молодой человек оттолкнул его.

— Ага. Значит, по-хорошему разговаривать не хочешь. Хамить начинаешь. А ведь за это по головке не погладят.

Размахнувшись, Дергач с такой силой ударил правой рукой молодого человека по голове, что тот свалился. С него слетела шапка — дубленая кепка с от- ' воротами. Застонав, он посмотрел на грабителей и, когда нагнувшийся Сергей потянулся за сумкой, обеими ногами ударил его в живот. Удар получился слабым, через куртку такой вообще еле почувствуешь. Однако оттого, что парень сопротивляется, пытается проявить характер, Дергач буквально рассвирепел. Он набросился на беднягу с кулаками и, матерясь, безостановочно начал молотить его по лицу. У того из носа пошла кровь, парень попытался подняться. Дергач сильно ударил его ногой по груди, потом несколько раз кулаками по голове.

Виктор поднял барсетку:

— Хватит, пошли отсюда.

Борис тоже поторопил Дергача. Наконец тот согласился:

— Бежим.

И быстро пошел первым, изредка оглядываясь на лежавшего парня. Миновав пустырь, остановились возле занесенной снегом голубятни и изучили содержимое сумочки. Улов был не ахти, но все же: помимо документов две тысячи рублей. Аккуратная пачечка сотенных бумажек лежала в конверте. Видимо, человек их от кого-то получил или, наоборот, кому-то нес возвращать долг. Ну да ладно, обойдется, не такие уж большие деньги. В следующий раз не будет ходить где попало.

Друзья тут же решили устроить пир. Зашли в первый попавшийся магазин и накупили неимоверное количество еды и питья. Все были нервно возбуждены. Виктор даже не заметил, что их обслуживала знакомая продавщица. Да и какая знакомая: он иногда заходит в этот магазин, мало ли кто там обслуживает. А девчонке запомнился этот парень — у него такие симпатичные ямочки на щеках.

Глава 58 ОКТЯБРЬ 2004-го

В отличие от Дергача, не желающего выполнять чьи-либо указания, Борис Синьков спокойно относился к тому факту, что на его жизнь влияет разнообразное начальство. Более того, он находил в этом определенные преимущества: не нужно напрягаться, можно меньше трепать нервы. Что тебе скажут, то и делаешь. Пусть у них голова болит. Просто нужно относиться к начальству таким образом, чтобы тебе давали приятные задания. Правда, они тоже иной раз до добра не доводят.

В свое время Борис, будучи учеником слесаря, получил от наставника задание — ремонтировать снегоходы «Буран». За это ему причиталась треть от стоимости выполненных работ. Однако Борис проявил самостоятельность — никакого ремонта не производил, а просто продавал владельцам запчасти. Вдобавок он вносил в квитанции не. только стоимость запчастей, но и стоимость якобы выполненных работ. Осудили его по статье «хищение» и приговорили к полутора годам исправительных работ с удержанием 20 процентов заработка в доход государства. Больше всего Синь-ков переживал из-за того, что подвел наставника, которого за такого воспитанника шпыняли все кому не лень.

Свое хорошее отношение к начальству Борис особенно не демонстрировал, но и не скрывал нарочито, а при случае даже подчеркивал. Ты к ним относишься по-человечески — и они с тобой будут обращаться по-человечески. Как аукнется, так и откликнется. Он даже с Дергачем не пререкался, когда они орудовали вместе, хотя какой из Сереги начальник. А перебравшись в Москву, где после окончания курсов стал работать охранником, являл собой хрестоматийный образец подчиненного — такой он был безотказный и дисциплинированный. Причем особенно его никто не муштровал, собственным умом дошел. Сначала Синь-ков работал в универсаме, а потом перешел в фирму, где платили существенно больше. К тому же из-за хороших отношений с начальством у него быстро наметился карьерный рост. Способствовал этому один полутрагический случай.

У фирмы имелись казенные машины, которые по выходным простаивали вхолостую. Иногда сотрудники могли попросить их для личных нужд: кого-то встретить в аэропорту или на вокзале, проводить, перевезти вещи на дачу. Естественно, разрешение давал генеральный директор. Однажды летом Борис тоже попросил машину — нужно было пустить девушке пыль в глаза. Взял обычную «Ладу», девятой модели. У фирмы есть и иномарки, две «ауди», но сотрудникам дают только «Ладу». Борис на совесть покатался все воскресенье — Клязьминское водохранилище, Коломенское, кафе на Маяковке, а когда в понедельник утром ехал на работу и почти прибыл, до нужного поворота оставалось с полкилометра, на шоссе Энтузиастов в него на полном ходу врезалась «Нива», стукнула его, когда он пережидал перед светофором красный свет. Разгневанный Борис выскочил из машины и подбежал к виновнику, чтобы накостылять тому, но с ужасом увидел за рулем начальника охраны Захара Захаровича — своего непосредственного шефа.

В это время рядом с ними появился гаишник. Чистое наваждение! Когда надо, их не дождешься часами. А тут, как назло, он возник моментально. И нужно было видеть, с какой самоотверженностью Борис брал вину за столкновение на себя. Инспектор ГАИ, у которого сначала и тени сомнения не было в том, кто виноват, только диву давался. Синьков нес околесицу насчет того, что он дал задний ход, не включил аварийные огни, ошибся при переключении передачи, слишком сильно надавил на газ…

Короче говоря, всю вину за происшествие взвалил на себя. Разумеется, подобная самоотверженность влетела ему в копеечку, ремонтировал машину за свой счет. Зато начальник охраны по достоинству оценил преданность подчиненного. Борис стал его любимчиком. Тот при случае ему и лишние деньги выписывал, и устраивал льготный режим. Несколько раз брал с собой в загородную сауну. А там, за рюмкой, каких только откровений не наслушаешься! Узнал Борис, что добродушный на вид Захар Захарович охотно подрабатывает, выполняя заказы специфического свойства, а именно выколачивает деньги из должников. Например, некий тип обидел известного писателя: одолжил крупную сумму денег и долго не отдавал. Захар Захарович вышел на виновника. Первый раз побеседовал с ним по душам. Должник плакался, что просадил все деньги в казино. Мирный разговор не возымел последствий. Тогда Захар Захарович поговорил по-другому, да так, что тот уже рад продать и коллекцию картин, и квартиру, лишь бы ноги унести.

Видя его возможности, Синьков как-то днем зашел в кабинет к начальнику охраны и обратился к нему с предложением — по просьбе земляка разыскать и наказать Сереброва.

— Что он учудил? — поинтересовался Захар Захарович.

— Лет пять назад он, наверное, не один, а с кем-то, так избили моего товарища, что тот навсегда остался инвалидом. Ходить не может, передвигается в коляске.

— Просто так — взял и избил? Ни с того ни с сего?

— Вообще-то Сергей отобрал у него деньги. Но деньги небольшие. Можно было разобраться и не так кровожадно. А потом этот Серебров круто обошелся еще с одним человеком: разгромил у него студию звукозаписи.

— Тоже, наверное, были какие-то причины?

— Не знаю. Это выяснилось недавно, и бывший хозяин студии выделил деньги на то, чтобы ему отомстить.

Захар Захарович пожал плечами:

— По-моему, из пушки по воробьям. Ну, избил, ну, раскурочил студию. Что его теперь за это — убить?

— Не знаю, — замялся Борис. — Может, просто хорошенько отдубасить, чтобы в следующий раз неповадно было.

— Следующего раза, похоже, не будет. Вряд ли он тронет инвалида, а от студии уже ничего не осталось.

— Но если они просят…

— Заказывают, значит, — уточнил начальник охраны. Взяв со стола пластиковую бутылку минеральной воды, попил из горлышка. Вытерев губы тыльной стороной ладони, сказал: — Ладно, несчастный случай мы организуем. Пускай присылают аванс, а там видно будет. Кто платит, тот и заказывает музыку. По деньгам поймем, с каким исходом задание дадено. Тогда и примемся за работу.

Глава 59 ВЛАСТЕЛИНЫ ХОЛОДА

С утра Романова находилась в пресс-центре ГУВД — ее просили помочь отредактировать для телевидения материал о деле, которое она досконально знала, — и теперь чувствовала себя неудобно перед Александром Борисовичем: говорила, что задержится на час, а проторчала там два с лишним. Поэтому в главке, не заходя в свой кабинет, сразу помчалась к шефу и у него сразу забыла про свое волнение: Турецкий был спокоен и деловит, на задержку не обратил внимания. Он понимал, что сегодняшний день является кульминационным в деле Сереброва, поэтому нельзя трепать нервы по пустякам. Сразу взял быка за рога, спросив:

— Кем работает этот Синьков?

— По словам Куницына, охранником.

— Может, он знает, чем фирма занимается?

— Он не знает. Это уж я узнала по номеру телефона. Называется «Холод лимитед».

— Молодец, Галочка. Значит, холодильное оборудование. — Александр Борисович подумал, закурил. — В принципе, ясно одно — на работе задерживать его нежелательно. Может, этот пермяк, кроме своих коллег, никого в Москве больше не знает и гонится за Серебровым именно с ними.

— Скорей всего. Одному рыскать тяжеловато, — поддакнула Романова. — Да и не принято нынче действовать в одиночку.

— Но Серебров-то, похоже, действовал один.

— Он то самое исключение, которое подтверждает правило. И говорит о том, что он непрофессионал.

— Тем более нежелательно, чтобы кто-то заметил наш интерес к Синькову. Заметят — цепочка может оборваться. Поэтому, Галочка, не откладывая в долгий ящик, звякни генеральному директору этого «Холод лимитед», пусть закажут тебе пропуск как обычному посетителю. По телефону скажи, мол, хочешь зайти к ним по поводу заказа партии новых холодильников для… — чтобы не напрягать фантазию, Александр Борисович взглянул в окно, — для буфета театра «Эрмитаж». А уж наедине с ним объяснишь, что к чему. Если Синьков сегодня на работе, узнаешь, когда он освобождается. В любом случае — звякнешь мне. Как только понадобится, я подъеду с ребятами.

В который раз Москва поразила Романову своими несусветными контрастами. Едешь по современному городу — глаза отдыхают, находишься сравнительно недалеко от центра — отреставрированные дома, бутики, рестораны, вывески; потом сворачиваешь и сразу оказываешься среди промышленной грязи, словно оставшейся здесь с позапрошлого века.

Электродный проезд, в котором располагался офис «Холод лимитед», отходил перпендикулярно от шоссе Энтузиастов, возле одноименной станции метро. Пришлось проехать с полкилометра среди ржавых гаражей и помоек, прежде чем машина остановилось у аккуратненькой, только что отреставрированной трехэтажной постройки.

Внизу сидели три охранника: в черной форме, над нагрудным кармашком и на рукаве желтыми буквами вышито «Security». По именам при Романовой они друг к другу не обращались, поэтому неизвестно, есть ли среди них Борис.

Поднимаясь на второй этаж, Галина любовалась интерьером. Им бы в МУРе такой! Все вычищено и вылизано. Полы выложены мраморной плиткой, скрытые светильники, разноцветные стены, картины. Островок цивилизации среди мусора, мимо которого сюда нужно добираться.

Вышколенная молоденькая секретарша с внешностью фотомодели извинилась перед представительницей театра «Эрмитаж» за то, что ей придется немножечко подождать — у Алексея Владимировича сейчас переговоры с голландскими партнерами. Пока же она может предложить гостье чашечку кофе. Это было очень кстати. А главное, получилось удачно по времени: стоило Галине сделать последний глоток, как долговязые голландцы ушли.

Кабинет генерального директора был под стать всему остальному: огромный, уставлен дорогой офисной мебелью, кондиционер, жалюзи.

Узнав о подлинной цели визита оперуполномоченной, директор, постриженный ежиком безулыбчивый молодой человек в очках, спокойно спросил:

— Что-нибудь серьезное?

— Врядли. Не исключено даже, что оговор. Однако проверить необходимо.

— Вы заметили, в наше здание проходят через турникет. Поэтому всех сотрудников фотографируют для пропуска цифровой камерой. Зайдете в отдел кадров, там Тамара Васильевна покажет на компьютере цветные снимки.

По просьбе директора энергичная кадровичка, невероятно низенькая даже на своих шпильках, зашла за Романовой и провела ее в свой кабинет.

На мониторе появилось изображение Синькова: заурядное востроносенькое лицо, короткие прямые волосы расчесаны на пробор, подбородок упирается в круглый ворот свитера грубой вязки. Внешность трудно назвать запоминающейся. На всякий случай Галина попросила сделать распечатку снимка.

Сегодня Синьков был на работе. Охранники дежурят сутками. Освободится он только завтра, в девять утра. А Козельская возвращается в Москву сегодня вечером.

Когда Галина позвонила Турецкому, он, выслушав ее подробный отчет, сказал:

— Придется разговаривать с этим Синьковым на работе, я сейчас приеду. Кстати, ты читала сегодня в «Ночных ведомостях» заметку про Светлоярову?

— Нет. А что там?

— У этой певички оказался слишком длинный язык.

Глава 60 В ПОГОНЕ ЗА ПОПУЛЯРНОСТЬЮ

Татьяна Светлоярова считала величайшим завоеванием цивилизации электронную почту. Оназавела в Интернете свой почтовый ящик, на который возлагала большие надежды. По телефону ей могут не дозвониться, телеграмма может не застать ее, а «емеля», так называют в обиходе электронную почту, передается моментально. В ящик же она может заглянуть в любом городе. Правда, чем дальше от Москвы, тем это сложнее сделать. В маленьких городках сложнее обнаружить компьютер, подключенный к Всемирной паутине. Однако Татьяна проявляла чудеса изворотливости. У нее уже было чутье на Интернет, где им можно воспользоваться. Поэтому шла к директорам предприятий, в туристические фирмы, в городскую администрацию. А там уж поплачется в жилетку, или, если за компьютером мужчина, очарует его своей улыбкой — ей же буквально на минутку, только посмотреть, не прибыло ли сообщение, и — пожалуйста…

Все чаще и чаще просмотр почтового ящика расстраивал Татьяну — к ней обращались очень мало. Для этого она и грузила всех адресом: вдруг подвернутся выгодные выступления, пусть ей сразу сообщат. Однако после гибели Прыжкова от Татьяны отвернулись не только зрители, но и продюсеры. Хотя в чем она виновата? Не убивала же Игоря! И Халатин, тогдашний ее продюсер, тоже не убивал. Их можно считать пострадавшими — Прыжков угрожал им настоящим пистолетом, это он был готов пристрелить их.

Как это нередко случается, люди слышали звон, да не знали, где он: увязывали гибель своего кумира с именем Светлояровой, из-за этого популярность певицы быстро таяла, что донельзя омрачало душу артистки.

За последние недели ей прибыло всего одно послание из Москвы, вовсе не такое, о каком втайне мечтала певица: некий следователь просил Татьяну связаться с ним по прибытии в Москву, чтобы помочь разобраться в интересующем уголовный розыск деле. Светлоярова решила, что кто-нибудь из организаторов попался на «левых» концертах и она лонадобилась как свидетельница. Вернувшись в Москву в воскресенье, в понедельник утром Татьяна спокойно позвонила по оставленному телефону и на приглашение следователя согласилась заехать во второй половине дня на Петровку, 38.

Перед Турецким предстала холеная, уверенная в себе женщина. Она с интересом поглядывала на следователя, словно говоря: интересно, какой сюрприз ты мне приготовил, голубчик, чем порадуешь? Александр Борисович прекрасно знал, что вся эта напускная бравада может моментально слететь от первого неприятного вопроса.

Когда следователь начал расспрашивать певицу о событиях того концерта пятилетней давности, Турецкому показалось, что Светлоярова разочарована. Ей хотелось помуссировать более свежие факты из жизни шоу-бизнеса, а повторять в сотый раз говоренное радости мало.

— В том концерте должна была участвовать молодая певица из Перми — Наталья Козельская. Вы видели ее?

— Которая сейчас поет в Большом?.. Видела мельком. Она сама представилась, сказала какие-то добрые слова о моем творчестве. Но я не обратила на нее особого внимания. Сколько случайных встреч и знакомств бывает на концертах!

— Козельская приезжала в Москву со своим товарищем по музыкальному училищу. Он выполнял при ней функции продюсера. Вы видели этого человека?

— Не помню. Все-таки прошло пять лет. Я и Козельскую-то запомнила только потому, что мы разговаривали. А уж с кем она приезжала, этого я знать не знала.

Поговорив некоторое время со Светлояровой и ничего нового не узнав, Александр Борисович, извинившись за беспокойство и поблагодарив певицу, отпустил ее восвояси. Он не предполагал, что из их короткой беседы Татьяна попытается извлечь какую-то пользу.

Помимо телевидения, известность дает и пресса. В свое время Светлоярова была частой героиней начинающей культивироваться в нашей стране светской хроники. Оно и понятно — участвовала в больших концертах, после их окончания охотно оставалась на банкеты, куда стекались знаменитые московские тусовщики, вроде набивших всем оскомину Ксюши Собчак или музыканта Макаревича. Татьяна не отворачивалась от объективов снующих там папарацци — тоже новое явление российской поп-культуры. Сейчас же у нее нет ни концертов, ни презентаций, на которых можно людей посмотреть, себя показать. И тут она вспомнила про знакомого журналиста Гришу из газеты «Ночные ведомости».

Это была популярная «желтая» газета, ставшая пионером всякой скандальной светской хроники. Те пикантные случаи, которые раньше обсуждались людьми при встречах, «Ночные ведомости» стали описывать со всякими подробностями, вплоть до физиологических. Новости о геях, проститутках, педофилах и маньяках броско подавались прямо на первой полосе. Гриша рассказывал, что, когда им стали прививать новую манеру подачи материалов, объяснять, какие сенсации требуются газете, главный редактор сформулировал девиз, которым с тех пор руководствовались сотрудники «ночнушки»: «Больше крови и спермы!»

С Гришей у Светлояровой были хорошие отношения. В поисках сенсаций он рыскал по всем пресс-конференциям и презентациям, шастал за кулисами. Татьяна при случае рассказывала ему какие-нибудь скабрезные истории о своих коллегах, естественно, прося при этом не ссылаться на нее. Раньше бы за подобные сенсации порядочный человек Грише руки не подал. А по нынешним временам он был в чести и славе, на хорошем счету в газете. Теперь уже не просто корреспондент, а стал заведующим отделом информации. Неужели он ей не поможет! Пусть будет даже черный пиар, лишь бы имя мелькнуло в популярной газете, лишь бы помнили.

Гриша отплатил добром за добро: все, о чем рассказала ему по телефону Светлоярова, он использовал для газетной публикации.

— «Дело пятилетней давности об убийстве эстрадного певца Игоря Прыжкова, — читал Александр Борисович Романовой, — вновь оказалось в центре внимания правоохранительных органов. Вчера в МУР была вызвана для дачи свидетельских показаний известная певица Татьяна Светлоярова. В свое время именно эта популярная исполнительница послужила косвенной причиной скандала, разгоревшегося 10 ноября 1999 года за кулисами Дворца государственных торжеств, когда во время праздничного концерта, посвященного Дню милиции, Прыжков был застрелен. Следствие так и не обнаружило виновника рокового выстрела, и дело было прекращено. Теперь оно возвращено для доследования. Сыщики интересовались у Светлояровой поведением молодой участницы того концерта пермячки Н. Козельской, ныне являющейся солисткой оперы Большого театра. Как сообщил нам информированный источник из руководства МУРа, в поле зрения силовиков попал новый подозреваемый — знакомый Козельской по музыкальному училищу, исполнявший в то время функции ее продюсера». Ну не идиотка ли! — на этот раз вслух высказал Турецкий свое мнение о Светлояровой.

— Серебров может прочитать.

— Да черт с ним — он и без того прячется. Меня волнует, что прочитают его преследователи. Не будь этой заметки, они могли засветиться в аэропорту или возле дома Козельской. Теперь постараются связаться с ней по-другому.

— Будут ей звонить.

— Возможен и такой вариант. Хотя догадаются, что ее телефон будет прослушиваться.

Романова попыталась успокоить шефа:

— Александр Борисович, ведь мы в любом случае поговорим с Козельской раньше — встретим ее в аэропорту.

— Теоретически так. Если у них нет сообщника среди пассажиров. И потом: мы пока не знаем, где находится Серебров, где находятся преследователи. Может, все они сейчас в Перми. Короче говоря, надо немедленно вырвать у этого Синькова максимум информации. Жди меня. Как ехать в этот Электродный проезд?

Глава 61 ПРЕРВАННЫЙ СЛЕД

Вслед за секретаршей директора они подошли к свободной комнате. На дверях поблескивала стеклянная табличка «Переговорная». Открыв дверь ключом, секретарша зажгла в комнате без окон свет, заученно предложила гостям кофе и, когда те отказались, ушла.

Здесь была совершенно немыслимая духота. В другом месте с этим можно было бы смириться. Но когда находишься в организации, являющейся, можно сказать, монополистом холода, жара вызывает легкое раздражение. Попытки включить кондиционер оказались бесплодными — испорчен.

Посредине комнаты стоял круглый деревянный стол, вокруг него — несколько массивных стульев. Стулья выстроились и вдоль одной из стен. Но для нынешней встречи было достаточно трех. В «переговорах» участвовали Романова, только что приехавший — Турецкий и Синьков. Борис ежеминутно поправлял пятерней спадавшие на лоб волосы. Его высоко поднятые брови придавали лицу испуганное выражение. Он напоминал не выучившего урок школьника, который с большой долей вероятности ожидает вызова к доске.

— В Перми показания дали Ледовских и проводник Куницын, — сказал ему Александр Борисович. — В своих признаниях оба были весьма откровенны. Поэтому мы вышли на вас и, стало быть, знаем, что происходило до того времени, когда вам были вручены деньги — тысяча пятьсот долларов.

— Тысяча четыреста, — поправил Борис осипшим от волнения голосом.

— Странно. Ледовских утверждал, что через Силуянову передал Дергачеву полторы тысячи. В данном случае какой смысл ему обманывать? К тому же непонятно, откуда появиться такой странной цифре — тысяча четыреста. Что это за тариф? Обычно подобные суммы кратны пятистам. Значит, сто долларов прилипли к рукам Силуяновой, Дергачева или Куницына. Насколько я разбираюсь в психологии, молодая женщина вряд ли способна совершить столь дурацкий поступок.

Галина едва заметно улыбнулась Турецкому, словно благодаря его от имени всех молодых женщин за высокую оценку их интеллектуальных и моральных качеств.

— Куницын это вряд ли сделает, — пробубнил Борис. — А вот за Дергачем не заржавеет. Разве можно доверять ему деньги!

— Кстати, вам известно, что он сейчас находится в больнице?

— Первый раз слышу.

Турецкий рассказал ему, при каких обстоятельствах дергачевскую коляску опрокинул цементовоз.

— Тогда точно он, — уверенно произнес Синь-ков. — Заныкал «бенджаминку», а на другой стороне улицы, к примеру, есть пункт обмена. Вот он туда и намылился.

Борис пустился в пространные рассуждения, связанные с воровскими замашками Дергача. Он обозлился на него за деньги, украденные, по сути дела, у его шефа. Кроме того, ему хотелось подольше поговорить на эту тему, чтобы не переходить к другой, которая, чувствовал, будет неприятной. Однако тут от него мало что зависело. Александр Борисович решительно прервал синьковские словоизлияния, спросив:

— Для чего Ледовских передал вам деньги?

— Человека одного проучить велено, — со вздохом ответил Борис и, видя, что следователи ждут от него более развернутого ответа, продолжил: — Когда-то Ледовских организовал студию звукозаписи, купил дорогое оборудование. А этот человек его студию разгромил. Еще раньше этот же человек с какими-то дружками так избил Дергача, что тот стал инвалидом.

— Что за человек?

— Зовут его Андрей Серебров. Я про него почти ничего не знаю.

Галина спросила:

— А Ледовских вы хорошо знаете?

— Нет, только слышал о нем.

— Но с Дергачевым, надо полагать, знакомы давно?

— Лет с восемнадцати.

— То есть почти десять лет. Как вы считаете, этот Серебров случайно избил его или имелись какие-либо причины?

Мысли Синькова забились в голове, словно птицы в клетке. Если скажет, что случайно, а потом менты поймают Сереброва и выяснится, что это была месть за грабеж и избиение, да вдобавок к тому он при этом присутствовал, его тоже по головке не погладят. Во всяком случае, Дергач его выгораживать не станет, он готов всех утопить. Тогда зачем ему выгораживать Серегу?! Инвалиду вряд ли светит какое-то наказание, он уже и без него сильно пострадал. Лучше уж сказать правду.

— Сначала Дергач избил этого Сереброва, а уж потом тот его.

— При каких обстоятельствах избил, когда?

— Это было в январе девяносто девятого. Столкнулись они на пустыре. Серебров раньше учился на певца, а после той драки у него пропал голос.

— Пропал голос… — задумчиво, словно эхо, повторил Турецкий. — У певца пропал голос. Это же вся жизнь под откос пошла. Наверное, студию Ледовских он разгромил тоже не случайно.

— Александр Борисович, Ледовских говорил оперативникам, будто бы Серебров обиделся на него за то, что он не хотел записывать его сингл в новый альбом, — напомнила Галина.

— Мало ли что Ледовских скажет. Тот уже и сам бы не захотел записываться. Ну, это мы потом выясним. — Александр Борисович опять повернулся к Синькову: — Значит, вы получили деньги, чтобы расправиться с Серебровым. И что дальше?

— Ничего. — Борис растерянно заморгал. — Я его еще не нашел.

— А полученные деньги кому дали?

Вот начальника своего он ментам не выдаст. Захар Захарович такой ловкач, что из любого положения все равно выкрутится, а ему несдобровать. Придется бежать из Москвы, да и то вряд ли поможет — достанут. А что будет, если скажет, будто эти деньги еще у него? Если вдруг попросят показать? Дома у него примерно такая сумма найдется, правда, в рублях. Мог обменять, часть мог потратить или кому-то одолжить. Не обязан же он держать доллары нетронутыми. Тем более что, по идее, они предназначаются ему.

— Зачем отдавать? Они лежат у меня.

— То есть вы хотите сказать, что вы сами разыщете Сереброва и сами совершите, так сказать, акт возмездия?

— Конечно.

Турецкий перешел на официальный тон:

— Борис Игнатьевич, это очень сомнительное утверждение. Обычно подобные дела в одиночку не делаются. Как можно обрйтись без помощников? Я понимаю, человека вы, к примеру, найдете. Но что дальше? Может, этот Серебров в десять раз сильнее вас и элементарно расправится с вами одним пальцем.

— Ну, может, тогда к кому-нибудь обращусь за помощью.

— Пока же не обратились?

— Пока нет.

— Значит, и не обратитесь, — сказал Турецкий. — Потому что, простите, отныне вы будете находиться под нашим наблюдением. Сразу должен предупредить, мы будем отрабатывать все ваши контакты, следить за передвижением, слушать телефонные разговоры. То есть делать все то, чем милиция занимается в подобных случаях.

Когда следователи с облегчением покинули душное помещение «Холод лимитед», Романова спросила в машине:

— Александр Борисович, зачем вы так напугали Синькова? Я думала, лучше без предупреждения послушать его телефонные разговоры.

— Чтобы это организовать, нужно время. Мы сейчас уехали, он тут же мог броситься к телефону. А так поостережется. Ему же никто звонить не будет, он тут мелкая сошка. Даже если позвонят, испугается что-либо говорить. Серебровские преследователи теперь полностью сконцентрированы на Козельской.

— Его можно было поймать на обмане, спросив, знает ли он номер мобильника Козельской. Раз нет сообщников, значит, он ей звонил.

— Да я уж не стал огород городить. Все, что он говорил, это детский лепет на лужайке. Безусловно, сообщники есть. Только от Синькова сейчас помощи как от козла молока. Главное — чтобы не помешал. Но я тебе не сказал главную сенсацию — вчера вечером так называемый Артур звонил Янине.

— Откуда?

— Аппарат с московским номером зарегистрирован в Звездном городке, точнее, в его микрорайоне «Орбита».

— Это же адрес Шаргородского! — радостно воскликнула Галина.

— Вот и я о том же. Если Козельская скажет, что Серебров прячется там…

В это время позвонил вернувшийся из Перми Володя Яковлев. Он узнал в справочной аэропорта, что самолет из Монреаля, на котором возвращалась труппа Большого театра, должен прибыть по расписанию.

— Если хотите, я подъеду в Шереметьево, поговорю с Козельской, чтобы вам не мотаться, — предложил Володя.

— Есть такое страстное желание?

— Да.

— И у меня есть. Тогда давай подскочим вдвоем, всякие могут быть неожиданности.

Они встретились в переулке за гостиницей «Минск». Александр Борисович пересел в яковлев-скую «девятку», а Галина поехала домой.

В машине Турецкий позволил себе роскошь расслабиться, сбросить скопившееся за день напряжение. Сейчас, когда его не дергают звонками, совещаниями, спорами, он избавится от усталости, вновь почувствует себя сильным и энергичным, то есть придет в состояние, необходимое для его странной работы. Для этого нужно всего лишь спокойно посидеть, молча посмотреть по сторонам.

Они выехали за город, когда уже стемнело, но по сторонам хорошо освещенной трассы все было видно.

Пестрые рекламные щиты, эти новые спутники городской цивилизации, оживляли пейзаж, придавали ему своеобразную игривость. Таковую добавляли особенно классные по дизайну иномарки. Однако все вокруг мало гармонировало одно с другим, и Турецкий вдруг подумал, что его необходимая работа тоже как-то плохо гармонирует с остальными видами человеческой деятельности. Вызвана она несовершенством мира, не более того, и теоретически даже может с течением времени исчезнуть за ненадобностью. Пока же, увы, очень нужна, и люди, знакомые с его работой понаслышке, считают ее весьма романтичной, что на самом деле все совсем не так. Вся романтика заключается в том, что он ведет ненормальный образ жизни, где смешались понятия «день» и «ночь», где приходится забывать о еде, а порой и о простых человеческих чувствах. Жена, вернувшись с работы, не застает его дома. Дочь не может дождаться выходного, который проведет вместе с ним. Но ведь он не один такой. Вместе с ним работают многие люди. Он же не специально их подбирал, то, что они сотрудничают, случайность чистой воды. Они живут точно так же, как и он сам. Значит, это — призвание. Поэтому им всем легко друг с другом. Они — команда, без которой ему не жить. Здесь не ноют, не стонут, в любой момент поддержат, хотя каждому, в общем-то, приходится нелегко. Тут уже ничего не поделаешь — таков его мир.

— Володь, ты был в этом году в отпуске?

— Конечно, был. Две недели на майские праздники брал. Мы с Ольгой в Египет ездили.

— Ах да, совсем из головы вылетело. А вот я, оказывается, не был.

— Александр Борисович, зачем же вы такие вещи говорите, когда я за рулем? — с наигранной укоризной спросил Яковлев, провоцируя вопрос, который позволит ему произнести уже подготовленную остроту.

— А что особенного?

— Я ведь от огорчения могу в столб врезаться.

Глава 62 СОЛИСТКА ОПЕРЫ

После зарубежных гастролей Наталья возвращалась в Москву, сверх меры возбужденная впечатлениями. В голове была каша от мелькания видов американских и канадских городов, театров, музеев, знакомств, выступлений. В какой карман ни засунешь руку, в какую сумку ни полезешь, обязательно наткнешься на полароидный снимок или чью-нибудь визитку. Потом все это нужно привести в порядок, систематизировать. Цепкая память подскажет, что нужно оставить, а без чего можно обойтись.

Чем меньше времени оставалось до Москвы, тем сильнее пронизывало Наталью тревожное чувство. Она до сих пор не могла связаться с мужем. Наталья знала, что Шаргородский должен вернуться на два дня раньше ее. Допустим, ему пришлось задержаться в Праге, теоретически такое возможно, и он не дозвонился ей, потому что из-за дурацких звонков насчет Андрея она выключила телефон. Вчера, в четверг, Наталья позвонила мужу на работу. Там тоже были удивлены тем, что в среду Шаргородский не появился. Они выяснили — из Праги он улетел. Какая-то загадочная история.

Она рассеянно повертела в руках последний номер «Известий», которыми «Аэрофлот» любезно «угощал» пассажиров, и, как назло, на глаза попалась заметка о том, что в Чехии полицией обнаружены тела двух российских предпринимателей, отца и сына. Вдобавок она вспомнила, что летом в той же Чехии без вести пропал худрук театра Станиславского, заметная фигура.

Наталья совсем приуныла. Ведь она даже не знает, как добираться до дома. На такси очень дорого. Большинство артистов будут встречать. Для «безлошадных» по традиции подадут автобус, который, не сворачивая с Ленинградки, едет до театра. Придется сойти на Маяковке, а уж там взять такси. На обратном пути у нее набрался целый ворох вещей — покупки, сувениры. Хорошо, если удастся уговорить водителя, чтобы он проехал через Кудринскую площадь. Это небольшой крюк. Все зависит от водителя: дядя Вася — принципиально ни за какие коврижки не свернет с предписанного маршрута. А если приедет Сашка и в автобусе будет не очень много народа, тот может завезти ее. В крайнем случае, решила Наталья, она доедет до театра, оставит свои вещи, а завтра заберет их.

Видя, что положение не совсем уж безнадежное, Наталья воспряла духом, накрасила губы, причесалась. В глубине души она надеялась, что Валерий Антонович все же появится в аэропорту и ее мелкие проблемы благополучно разрешатся. Если же его не будет, значит, помешала суперуважительная причина, например, попал с аппендицитом в больницу или что-нибудь в таком духе.

Получив вещи и пройдя таможенный контроль, Козельская вышла в зал прилета. Сейчас, обвешанная сумками и пакетами, она напоминала советскую дачницу, везущую из города продукты. Нужно перевести дыхание и дождаться кого-нибудь из коллег, чтобы вместе идти к традиционному автобусу. Она даже толком не знает, где тот останавливается.

Неожиданно к ней подошли двое мужчин. Один молодой человек был в темно-синей нейлоновой куртке, второй, постарше, в короткой дубленке. Он обратился к певице:

— Вы Наталья Александровна Козельская?

— Да.

— Очень приятно. Извините, что мы встречаем вас без цветов. Мы ваши поклонники, но в данном случае приехали по сугубо служебным делам. Мы — коллеги оперуполномоченной Романовой, той самой, которая звонила вам по моему поручению в Канаду.

Мужчина протянул певице свое удостоверение. «Александр Борисович Турецкий, — прочитала она. — Старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации».

Наталья вернула ему красные корочки:

— Что-то произошло с моим мужем? Он куда-то исчез!

— Мы в курсе. Скорее всего, Валерий Антонович находится у людей, разыскивающих Андрея Сереброва. Очевидно, они продолжат выпытывать это у вас. Продолжат — потому что в Канаду они тоже звонили, причем раньше нас. Когда вы скажете им, где проживает Серебров и они убедятся в правдивости вашего ответа, думаем, вашего мужа отпустят.

— Конечно, я скажу. Мне действительно дважды звонили в Канаду, спрашивали про Андрея.

— Второй звонок был от нас. А сначала им интересовались, условно говоря, криминальные личности.

— Что же стряслось с Андреем? Почему вокруг него такая свистопляска? С чего бы его стали искать столько разных, мягко говоря, людей, по всему миру?

— Наталья Александровна, вы в самом деле не догадываетесь, какой шлейф преступлений тянется за вашим давнишним другом? — с едва уловимой ноткой иронии поинтересовался Турецкий.

— Преступлений?! — переспросила Козельская с расширившимися от ужаса глазами. — Не может быть…

Следователи многозначительно переглянулись. Если эта женщина не хитрит, Серебров проявлял воистину чудеса скрытности. Тогда он гораздо опасней, чем кажется. Или же певица настолько эгоистична, что ничего вокруг себя не замечает.

— Пока есть мизерная доля надежды на то, что мы заблуждаемся. Надеемся скоро выяснить окончательную картину. Тогда ознакомим вас со всеми деталями, — пообещал Турецкий.

Проходивший мимо высокий мужчина, везший чемодан на колесиках, спросил:

— Наташа, вы едете с нами на автобусе?

Она растерянно взглянула на следователей.

— Мы на машине, — кивнул Яковлев. — Довезем вас до самого порога.

— Тем более что нам нужно поговорить, — добавил Турецкий.

Наталья предупредила кого-то из направлявшихся к автобусу коллег, что поедет на машине, и поспешила вслед за Турецким и Яковлевым, которые несли почти все ее вещи. По пути она, не переставая, благодарила их за неожиданную помощь.

Яковлев вел машину, а Наталья и Александр Борисович устроились на заднем сиденье.

— Эти ребята шустрые. До сих пор они опережают нас. Вся надежда на то, что мы первыми узнаем нынешний адрес Сереброва и устроим там засаду.

Турецкий уже позвонил на Петровку и приказал организовать в доме Козельской наружное наблюдение.

— У моего мужа, бывшего летчика, квартира в Звездном городке, он там прописан, а живет сейчас у меня. Андрей снимал квартиру, но его хозяева вернулись из-за границы. Я знала, что денег у Андрея немного, а квартира Валерия Антоновича все равно пустовала, и я, с разрешения мужа, поселила Андрея у него, в Звездном.

— Это, кажется, закрытый город. Туда нужен пропуск.

— В сам Звездный — да. А это отдельный микрорайон — «Орбита». Он находится за пределами городка, туда можно ходить свободно.

— Что облегчает задачу преследователей, — почти весело сказал Турецкий. — Но в данном случае — не сильно. Сейчас для страховки и туда отправим охрану.

Постепенно все разрозненные элементы складывались в общую картину, Артур и Андрей — один и тот же человек, все логично состыковывалось, и у Александра Борисовича, как всегда в таких случаях, было приподнятое настроение победителя. Он позвонил в диспетчерскую прокуратуры, заказал машину, после чего передал аппарат Козельской, которая подробно объяснила дорогу до нужного дома. Потом трубку снова взял Турецкий и еще раз объяснил собровцам задачу: ждать прибытия людей, которые будут интересоваться жильцом пятой квартиры. Его потом тоже придется арестовать. Но сначала необходимо задержать преследователей. Помимо всего прочего, у них в заложниках находится один человек, которого нужно освободить. Если Серебров без всяких эксцессов впустит их в квартиру, то засаду устроить внутри. Нет — тогда придется ждать на лестничной клетке.

Услышав эти слова, Козельская жалостливо вздохнула:

— Ночью на лестнице так неуютно. Я могу дать им на всякий случай ключи от квартиры. Вряд ли муж взял их с собой за границу.

— Думаете, оставил дома?

— Почти уверена. Большая связка. Да и зачем они там ему?!

Турецкий приказал командиру собровцев подъехать к высотке на Кудринской площади, после чего вернулся к разговору с Натальей.

— Скорее всего, похитители Валерия Антоновича в ближайшее время позвонят вам домой. Вы скажете, где живет Серебров и как туда добраться. У нас есть разрешение на прослушивание вашего телефона, мы все будем слышать и сразу рванем туда. Заодно узнаем, откуда они звонили. Схема понятна?

— Понятна, — вздохнула Козельская.

— Дверь сразу закройте на цепочку и никаким незнакомым людям не открывайте, за кого бы те себя ни выдавали. Если что — сразу звоните мне, в любое время.

Александр Борисович дал певице свою визитку, предварительно дописав тот номер, который там не указан.

Следователи проводили Козельскую до квартиры, сгрудили в коридоре все вещи. Связка ключей от квартиры в Звездном висела среди прочих на красивой металлической ключнице. Наталья обрадовалась и протянула ее Александру Борисовичу.

— С вами работать одно удовольствие, — галантно улыбнулся он. — Будем надеяться, кредит доверия на сегодня у вас полностью исчерпан и вы не забудете о наших инструкциях: никому не открывать, звонить мне в любое время.

Следователи удалились. Ошарашенная всеми этими событиями, Наталья не могла найти себе места. Переодевшись, она бесцельно бродила по квартире, расставляла сумки с покупками.

Вдруг послышался входной звонок. С бешено колотящимся сердцем Наталья медленно приблизилась к двери и прислушалась. Снаружи было тихо. Она уже собиралась отойти, решив, что у нее от волнения начались слуховые галлюцинации, когда звонок раздался вновь.

— Кто там? — невольно вырвалось у нее.

— Наташа, это Орленев, — послышался знакомый голос.

Не снимая цепочки, она приоткрыла дверь и увидела Павла Олеговича, соседа.

— Наташенька, там звонит какой-то знакомый вашего мужа. Что-то хочет сообщить о нем, а у вас телефон не работает.

«Наверное, ставили на прослушивание и что-нибудь там напортачили», — подумала певица. Забыв все предупреждения следователя, она пошла в соседскую квартиру.

— Наталья Александровна, это говорит знакомый вашего мужа, — послышался в трубке мужской голос. — Наталья Александровна, мы знакомы поневоле, поскольку вынуждены были его задержать. Безопасность Валерия Антоновича зависит исключительно от вас. Если вы скажете, где сейчас проживает ваш пермский земляк Андрей Серебров, то, как только мы убедимся в точности сообщения, мигом отпустим вашего мужа на все четыре стороны.

Козельская сказала адрес и объяснила, как туда добираться.

— Интересно, откуда они узнали ваш телефон? — положив трубку, спросила она.

— Так, наверное, Валерий Антонович и сказал, — объяснил профессор.

Пришлось объяснить милейшему Павлу Олеговичу ситуацию.

— Все равно телефон они выпытали у вашего мужа, — сказал Орленев. — А почему звонят сюда, тоже понятно. Они понимают, что ваш телефон может прослушиваться. Мой-то не слушают. А им нужно, чтобы милиция не знала про звонок.

— Получается, те следят за моим телефоном впустую.

— Ничего страшного. Возвращайтесь к себе, я вам сейчас позвоню, и вы расскажете все то, что должна услышать милиция.

— А если мой телефон не работает?

— Я почти уверен, что он исправен. Нет — будем думать дальше.

Наталье стало страшно. До ее квартиры идти всего несколько метров. Но вдруг на нее кто-нибудь нападет.

— Я провожу вас. Но если вы не доверяете моей могучей физической силе, — улыбнулся низенький щупленький Павел Олегович, — я могу разбудить зятя. Уж он-то никому спуску не даст.

— Нет, нет, не надо, — улыбнулась в ответ Наталья. — С вами я как за каменной стеной.

Из своей квартиры она позвонила Турецкому.

— Считайте, уже едем, — сообщил он и попросил ее пересказать свой разговор с таинственным незнакомцем.

Глава 63 СЛУЧАЙНЫЙ РАЗГОВОР

Андрей так и заснул — не раздеваясь, обхватив колени руками. В той же позе он проснулся. Уже было светло. Как привели его вчерашние раздумья в скверное настроение, таким оно оставалось и сейчас. В голове звучала минорная мелодия — вспомнилась муромцевская «Осенняя элегия». Осознав мотив, коротко усмехнулся: теперь станут говорить — репинская.

Он нехотя встал, умылся, после чего машинально заглянул в холодильник. Только увидев, что на четырех полках нет ничего, кроме бутылочки соевого соуса, почувствовал, что сильно проголодался, и пошел в ближайший магазин.

Чтобы не готовить, не разогревать, а сразу есть, взял нарезку сыра и колбасы, белый батон, направился к дому и тут увидел идущую в том же направлении пожилую соседку с хозяйственной сумкой в руках. Ноша для той представляла изрядную тяжесть. Поэтому женщина сделала передышку — остановилась, облокотив сумку о низенькую металлическую ограду.

За те полтора месяца, что Андрей жил в этом доме, он почти не общался с соседями. Только некоторых знал в лицо и по привычке человека, выросшего в маленьком городке, со всеми подряд здоровался. Эта женщина с добродушным лицом жила на той же лестничной площадке, что и он, дверь напротив.

— Разрешите, я вам помогу, — предложил Андрей.

Женщина расплылась в улыбке:

— Буду очень признательна. Только я и с пустыми руками медленно хожу.

— Ничего страшного. Мне торопиться некуда.

Иногда Андрей подменял диджея в одном из московских клубов, но сегодня у него был свободный день, он вообще не собирался никуда ехать.

Миновав два дома, женщина опять пожелала сделать передышку. Остановился и Андрей.

— Молодой человек, вы, наверное, родственник Наташи или Валерия Антоновича?

— Нет. Мы с Наташей занимались у одного преподавателя музыки. — Он не стал вдаваться в подробности. — А кто такой Валерий Антонович, я вообще не знаю.

— То есть? — поразилась женщина. — Это же ее муж.

— Наверное, мы говорим о разных Наташах.

— Я имела в виду Наташу Козельскую, артистку Большого театра.

— Я тоже. Насколько мне известно, ее мужа зовут Александр Григорьевич.

— Да нет же, — заупрямилась женщина. — Мне ли не знать! Ведь я живу здесь уже десять лет. А Валерий Антонович приехал сюда еще раньше меня. Шаргородский его фамилия. А вы говорите про предыдущего, с которым Наташа летом развелась. Я слышала, тот уехал навсегда в Германию.

— Возможно, вы и правы. Мы с Наташей не настолько близкие друзья, чтобы посвящать в подробности личной жизни.

Андрей постарался произнести это как можно равнодушней, даже с шутливой интонацией, однако слова его прозвучали не очень убедительно.

Он уже не помнил, как дошел до дома. Внутри все кипело от негодования. Это после стольких-то клятв! После стольких сладострастных речей, произносимых ею в ночной тишине! А он терпеливо ждет, ждет ее, не помышляя ни о ком другом.

Однажды Наташа, смеясь, сказала ему: «Александр Григорьевич мне та$ нравится, что я готова прожить с ним до самой… пенсии. Но если что — я буду только с тобой. Больше мне никто не нужен». Когда же это было? Да как раз совсем недавно. Может, именно в те дни, когда она разводилась с одним мужем и, не делая паузу, выходила за другого. Андрей же находился в неведении. Как же так? Ведь все свои безрассудства он совершал из-за Наташи. Неужели она не чувствовала этого? Ледовских нагло обманул ее, элементарно наживался на ее таланте. Андрей пошел на то, чтобы разгромить его студию, поломать аппаратуру. Прыжков беспардонно вышвырнул ее из первого московского концерта. Взбешенный несправедливостью Андрей не остановился даже перед тем, чтобы убить человека. Даже стреляя в Репину, он мстил не только за Янину Муромцеву, но и за Наташу, за те переживания, которые принесла ей эстрада. Ведь она сочиняла восхитительные песни, а чертов шоу-бизнес растоптал ее оригинальный талант. Пускай она прекрасная оперная артистка, все равно — заслуживает большего. Так всегда казалось ему. А получается, что он был обманут. Все ее клятвы и обещания ровным счетом ничего не стоят, а его долгие ожидания — напрасны. Погоня за достатком и славой незаметно превратила девушку из Перми в заурядную хищницу, пекущуюся лишь о собственном благополучии. А если так, то кому нужны все его старания, поиски справедливости, приведшие к мстительности, сеющей многочисленные страдания? Что Наташа дала взамен?! Какой-нибудь хулиган и грабитель с большой дороги, вроде Дергача, с большей благодарностью смог бы оценить его действия…

Андрей прошел в ванную, где тщательно побрился. Затем он переоделся и вышел из дома.

Глава 64 ЖЕРТВА РАЗГИЛЬДЯЙСТВА

Захар Захарович Опрышко слыл человеком весьма осторожным, что делало его надежным партнером в любых начинаниях. Он старался не ввязываться в рискованные авантюры. Если же вдруг волею обстоятельств втягивался, то предварительно подготавливал десять запасных аэродромов на случай возможного отступления и вынужденной посадки. Но авантюр в его жизни было мало, хотя соблазнов, чтобы ступить на скользкую тропу, хватало. Особенно после того, как вернулся из Афганистана и случайно встретился в Москве со своим бывшим однополчанином Виктором Гребцовым.

Захар Захарович жил в Медведкове, рядом с переделанным из общественного туалета спортзалом-качалкой, официально называвшимся клуб «Атлет». Виктор регулярно посещал это оздоровительное заведение. Там он, будучи «бойцом» организованной преступной группировки, готовился к активным занятиям рэкетом.

Правильно говорят, что нет уз крепче фронтового товарищества. Гребцов был очень откровенен с Оп-рышко, с которым вместе хлебнули, сражаясь в горноштурмовом полку под Джелалабадом. Много рассказывал о своей нынешней службе, но не стараясь привлечь товарища, как тому сначала подумалось, а скорее желая отпугнуть, убить интерес. Хотя там были заманчивые детали. «Бойцы» сидели на твердой зарплате — от одной тысячи долларов до двух. Призовые за убийства получали редко, это и так входило в их обязанности. Лишь один раз за устранение авторитета, насолившего лично отцу-основателю банды, тот расщедрился и отстегнул исполнителям по три тысячи.

В банде, в которую входил Гребцов, было около семидесяти человек. Они «держали» коммерсантов, крышевали, вымогали, давили конкурентов, торговали оружием и наркотиками. И убивали — бизнесменов, если те не поддавались на рэкет; криминальных авторитетов, если те перебегали дорогу; своих же подельников, их близких и любовниц. Трупы потом находили по всему Подмосковью.

Опрышко из рассказов Виктора понял, что бандитский век короток. Да Гребцов и сам понимал это, но вырваться из страшной системы уже было невозможно. Будучи там задействован, ты уже от себя не зависишь.

Как-то отец-основатель банды услышал о том, что один коммерсант, глава известной ювелирной фирмы, собрался закупать в Африке и сбывать в России танзаниты — чудесные прозрачные камни с фиолетовосиним оттенком. Эти природные минералы добывают на склонах горы Килиманджаро, и ценятся они не меньше, чем рубины и сапфиры.

Отец-основатель быстренько вложил часть добытых рэкетом денег в эту фирму и таким образом мог контролировать ювелира. Причем делал это не только штудированием финансовых документов, но и примитивным наблюдением: чтобы тот не обсчитал их, приставил к нему смотрящего — Гребцова. Выбор объяснялся тем, что у Виктора было экономическое образование. Правда, по специальности он работал мало, но кое-какие навыки остались.

Гребцов ходил за ювелиром по пятам, лично пересчитывал поступающие камешки и сверял бухгалтерию.

Через какое-то время дело застопорилось: у фирмы появились трудности с продажей танзанитов. Главарь банды не поверил этому, он заподозрил ювелира в «крысятничестве» и распорядился похитить его.

В одно прекрасное утро целая кавалькада машин во главе с Гребцовым должна была ехать брать коммерсанта возле подъезда его дома. Виктор рассказал об этом Опрышко накануне вечером, когда тот был у него в гостях. Друзья выпивали, засиделись допоздна. На следующее утро Гребцов банально проспал и чуть было не провалил операцию: объект уже уехал. Пришлось тащиться к офису, светиться там полдня, с неимоверным трудом подсовывать ювелиру фальшивое такси…

В общем, ювелира все-таки похитили и после допроса убили. А затем наступил черед бывшего смотрящего — Гребцова. Его шлепнули как носителя информации и по совокупности грехов, то есть за разгильдяйство. После операции с ювелиром знакомые, в том числе и Опрышко, советовали Виктору скрыться. Причем на этом настаивал даже «бригадир» банды: ведь оперативников обязательно заинтересует человек, который тенью следовал за погибшим ныне ювелиром. Однако легкомысленный Гребцов, понадеявшись на известный русский «авось», по-прежнему продолжал ночевать в семье. Тогда бывшие дружки подкараулили его, когда тот ехал на своей «мицубиси», взяли ее в «коробочку». Виктор все понял, выскочил из машины и пытался бежать. Тут братаны и расстреляли беднягу. Закопали в лесу, предварительно сняв одежду и отрубив у трупа голову. Это был «фирменный» почерк бандитов.

Из этой истории Опрышко сделал вывод: нужно держаться подальше и от слишком многочисленных группировок — там больше шансов, что кто-то проколется, и от слишком больших денег. Нужно действовать маленькой компанией, не зарываться. Какая разница — миллион у тебя или десять тысяч? И в том, и в другом случае можешь ни в чем себе не отказывать. Только когда имеешь миллион, очень нервная жизнь получается. Завистников много.

Захар Захарович постарался гарантировать себе шикарное прикрытие — получил лицензию на охранную деятельность, то есть создал частное охранное предприятие. Это сейчас проще пареной репы. ЧОПы создавались умными людьми на каждом шагу, чтобы иметь право легально носить оружие и официально крышевать фирмы — с ними честь по чести оформляли договоры на охрану. Все бумажки при этом были в полном ажуре — записи, какое оружие за кем закреплено, какие объекты кем охраняются. Комар носа не подточит. Поэтому и ехал сейчас спокойно Захар Захарович Опрышко с двумя товарищами в микрорайон Звездного городка «Орбита». Так же, как и Гребцова, компаньонов своих он знал с афганских времен. Выгорит дело — срубит он с того пермяка пять «штук», нет — тоже не беда, аванс остается. Весьма хорошее подспорье. По всем статьям дело простое и надежное. Такие поручения ему всегда нравились. Никакого обмана тут быть не могло. Синьков-то у него в руках.

Строгого плана действий у Захара Захаровича на сегодня не было. Имелись лишь предположительные варианты, во что дело выльется, заранее сказать невозможно. Нужно сначала посмотреть, что это за городок. Может, там на улицах народу полно — сплошные свидетели. Нужно разнюхать, где живет этот Серебров, проверить, не обманулали Козельская. Можно даже поговорить с ним, чтобы знать в лицо. Если он сейчас дома, придется оставить наблюдателя, и тогда голубчик никуда не денется.

Подъехали к двухэтажному дому из желтого кирпича, стоявшему среди нескольких таких же. Двенадцатый час, светятся редкие окна. На улицах, если так можно назвать заасфальтированные проезды, не видно ни души. Место ухоженное: выложенные плитами тротуары, металлические оградки вокруг газонов, много фонарей. Поэтому машину лучше отогнать подальше, пусть она не будет освещена. Водитель останется за рулем, а Захар Захарович со своим подручным, Русланом, который тоже работает в охране «Холод лимитед», решили для начала сходить на разведку.

Рассчитали, где находятся окна пятой квартиры, посмотрели и света не увидели. Решили, что Серебров либо спит, либо еще не пришел домой. Пошли проверить. Солидный кодовый замок для Захара Захаровича был все равно что дверной крючок. Они бесшумно поднялись на второй этаж и остановились перед дверью пятой квартиры. Руслан, по знаку шефа, нажал кнопку звонка и отошел в сторону, чтобы его не было видно в глазок.