ПЕРМЬ

великая -TERRA

INCOGNITA








ш

издательство








































































МАМАТОВ®

www.mamatov.ru

































































Геннадий Бординских С.-Петербург 201

4УДК 94(470.53) ББК 63.3(2)43-9 Б 82




Бординских Г. А.

Б 82 Пермь Великая — Terra Incognita: рассказы по истории / Г. А. Бординских. — СПб.: Маматов, 2014. — 188 с.

Это оригинальное издание наверняка заинтересует многих любителей истории родного края. Серия рассказов, созданная педа­гогом, известным историком и не менее известным пропагандистом краеведения Г. А. Бординских, не ставит целью раскрыть перед читателями все секреты прошлого Верхнекамья. Скорее, автору хочется заинтриговать неравнодушных людей, подтолкнуть их к дальнейшему изучению исторических фактов, легенд, домыслов, к выстраиванию своих версий, выдвижению своих трактовок со­бытий.


ISBN 978-5-91076-097-8 © Бординских Г. А., текст, 2014

© ООО «Маматов», оформление, 2014

!








































































пЧьЧляГУГН Книга адресована тем, кому не безразличны прошлое, связан­ное с ним настоящее и — кто знает? — будущее родной Пермской земли. Возраст читателя не имеет значения, но автор и издатели надеются, что определенный объем сведений о Перми Великой он из этой книги почерпнет.

Поддержка данного проекта была осуществлена Министерством культуры, молодежной политики и массовых коммуникаций Пермского края

Данное мероприятие проводится в рамках Года культуры


ОТ АВТОРА








































































У любой истории, любого собы­тия есть некая отправная точка. Такой условной точкой для написания этих рассказов стала прочитанная мной еще в школьные годы книга В. А. О борина «Не­мые свидетели». Точнее, даже не книга, а один из рассказов, в котором повество­валось о первом русском городке в При­камье — Анфаловском. Тогда меня очень поразило, как так: целый город, а его не могут найти.








































































В 1996 году незначительным тира­жом вышла небольшая брошюра «Тайны истории Перми Великой» (автор Г.А. Бординских — прим. ред.), посвященная загадкам истории Верхнего Прикамья. Сейчас вы­держки из нее со ссылками и без ссылок встречаются довольно ча­сто. Предлагаемое Вам сегодня издание не является переизданием той брошюры. Часть рассказов убрана, по мнению автора, они уже не актуальны, появилось много новых, и даже те, которые остались, значительно переработаны и даже кардинально изменены в связи с появлением новых источников, новых изданий по этим темам.








































































Рассказы в книге не связаны друг с другом какой-то одной те­мой, связаны они географически с территорией Верхнего Прикамья, или, как ее раньше называли, Пермью Великой.









































































Читая рассказы, приведенные гипотезы, выводы автора, не по­думайте, что вот тут и высказана истина, ответ найден. Конечно же, нет. Здесь приведена лишь гипотеза, а верна она или нет, решать Вам, уважаемый читатель.

Рассказ первый

ГРАНИЦЫ ПЕРМИ ВЕЛИКОЙ








































































Многим известно название — Пермь Великая. Но что это та­кое: местность, город, государство или название племени, народа? На какой территории располагалась Пермь Великая? Вопросы, вопросы и еще раз вопросы. А есть ли на них ответы?








































































Начнем, пожалуй, с границ. Чтобы о чем-то говорить, нужно очертить, ограничить это нечто. В конце XIX столетия известный уральский историк А.А.Дмитриев подробно осветил эту тему и, казалось, расставил все точки над i. Он очерчивал границы Перми Великой так: «На западе — р. Кама от истока, ее северная дуга и впадающие в нее притоки. На севере — линия от истока р. Лупья, левого притока Камы, на северо-восток через верховья левых притоков Камы к верхнему концу Чусовского озера. На во­стоке — озеро Чусовское, р. Вишерка, р. Колва, р. Ухтым, далее линия с верховьев р. Ухтым к югу через верховья левых притоков Колвы до д. Морчаны на р. Вишере. Затем вниз по Вишере до устья р. Язьвы, р. Язьва и ее приток р. Глухая Вильва, р. Сурмог, линия на юг через реки Ик и Яйва, р. Чаньва, линия на юг через реки Косьва и Усьва. На юге — от левого притока р. Чусовой — р. Утки — на запад через среднюю Сылву, далее на северо-запад через Каму, выше г. Оса и далее линией на северо-запад к истоку р. Камы».








































































Он же впервые обосновал, почему в русских летописях тер­ритория Камской Перми именуется как «Пермь Великая Гамаль (глаголемая) Чусовая» — т. к. на севере ее лежит озеро Чусовское, а на юге — река Чусовая. Большинство исследователей согласилось с выводами А. А. Дмитриева. Но, как и в прошлые годы, так и в на­стоящее время, некоторые ученые считают, что Пермь Великая занимала значительно большую территорию — от Белого моря до Уральских гор, от северных морей до Вятки и среднего течения р. Камы. Биармия скандинавских саг и Пермь Великая русских ле­тописей, по их мнению, — это обозначение одной территории. Если хотите убедиться в существовании такой точки зрения, необяза­тельно брать работы, изданные в XIX столетии. Их, кстати, и найти непросто. Прочтите хотя бы книгу В. В. Косточкина «Чердынь. Соликамск. Усолье», изданную в 1988 году








































































Чтобы решить, какая же из гипотез более предпочтительна, об­ратимся к источникам, которыми пользовался А. А. Дмитриев. Это переписи 1579 и 1623 годов, картографические материалы XVII и XVIII веков и пр. Если брать только эти источники, то мы с вами придем к тем же выводам: границы Перми Великой в конце XVI — начале XVII века очерчены им верно. Но Пермь Великая впервые упоминается не в конце XVI века, а в начале XIV века. Естественно, возникает вопрос: а всегда ли ее границы были такими?

Обратимся к летописям. В Вычегодско-Вымской летописи под 1586 годом читаем: «...Лета 7094 повеле князь Великий пово- сты вымские Кайгород и Зюзено отписати к Перми Великой, сы- солянам и ужговцам в тое повосты не входити и не ведати ничем». Повосты — именно таково древнее написание известного нам слова погост, обозначавшее не только церковь с кладбищем, но отдельное, отдаленно стоящее небольшое селение с церковью. Как мы видим, территория Кайгородского уезда (верховья Камы) во­шла в состав земель Перми Великой только в 1586 году. О том, что прежде это были не великопермские земли, свидетельствуют более ранние письменные сообщения. Та же летопись, только сведения от 1581 года: «Того же лета пелымский князь Кикек пришедшу с татары, башкирцы, югорцы, вогулечи пожегл и пограбил городки пермские Соликамск и Сылвенский и Яйвенский, и вымские по­восты Кайгород и Волосницу пожегл...». Или вот еще более раннее сообщение. В Жалованной грамоте Ивана III жителям Перми Вычегодской 1485 года указаны границы волостей, в том числе и Ужговской (будущий Кайгородский уезд): «...а межа Сысольские и Ужговские с Великие Перми Чердыни речка Порыш, да речка Рубика». Эти речки были, соответственно, правыми и левыми при­токами Камы. Позднее по ним проходила граница Чердынского и Кайгородского уездов.Но если верховья Камы вошли в состав Перми Великой только в 1586 году, может быть, то же самое происходило и с другими землями? Обратимся к относительно позднему источнику — переписным книгам М.Кайсарова 1623—1624 годов, в частности к материалам по Великопермским вотчинам Строгановых. Судя по названию, владения Строгановых на Каме входили в состав Перми Великой. Но если внимательно читать текст, то можно за­метить некоторые несоответствия: «городок Верхний Чусовской, ниже Перми Великой». То же самое в другом месте: «городок Нижний Чусовской, ниже Перми Великой», «городок Орел, ниже Перми Великой». Чтобы как-то прояснить это несоответствие, обратимся к другому письменному источнику, примерно того же времени — к «Книге Большого Чертежу» 1627 года. Там содер­жатся следующие данные: «...на реке Каме от верху 350 верст Кай- городок. А от Кайгородка 200 верст город Чердынь... а от Чердыни до Соли Камской 90 верст, от Усолья Камского 20 верст город Пыскор, а ниже Пыскора 30 верст город Орел. А которые городы на Каме, над тем подписано — Пермь Великая». Далее стоит точка, и в новом абзаце значится: «...а протоку Чусовая 320 верст, а на ней город Чусовской».








































































Чтобы быть полностью уверенным, что это не досадная слу­чайность, не описка составителей переписи и книги, обратимся к еще одному источнику, но совсем иного рода — фольклорному чердынскому преданию «Царь Кор». В нем есть описание терри­тории Перми Великой: «И Тобол узнал о Перми, о владеньях царя Кора у истоков светлой Камы, желтой Иньвы, красной Чаньвы и других потоков горных», «...защищайте, защищайте Пермь Вели­кую и Кора благодушного, владыку быстрой Камы, светлой Колвы, желтой Иньвы многодарной». Как мы видим, всюду Чусовая нахо­дится вне пределов Перми Великой. Не совсем понятно положение Пыскора и Орла-городка.








































































Выше мы писали о двух гипотезах по поводу границ Перми Великой. Еще одно предположение было высказано доктором исторических наук А. М. Белавиным на конференции «Проблемы средневековой археологии лесной полосы СССР». Он предпо­ложил, что название «Пермь Великая Гамаль Чусовая» является обозначением не одного народа, страны, а трех: Перми Великой, Гамаль и Чусовой. Последняя располагалась в бассейне р. Чусовой, Гамаль — в бассейне рек Иньвы и Обвы, а уже севернее их находи­лась Пермь Великая. Причем слово «Гамаль» профессор Белавин переводит с древнепермского как «толпа», «много народа», отсюда диалектное слово гамазом — «все вместе, кучей, толпой народа».








































































Как будто можно принять эту гипотезу. Чусовая и у нас, по данным письменных источников, оказывается за пределами Перми Великой. А вот Гамаль?.. В работах историков XIX — начала XX века есть отрывочные сведения о «гамском народе», жившем некогда где-то в Приуралье, а потом ушедшем через Вычегду к Бал­тийскому морю в Финляндию. Письменные источники по этому поводу крайне скудны. Поэтому обратимся к данным топонимики. Нередко топонимы не только сохраняют названия народов, племен, родов, когда-то проживавших на определенной территории, но еще и очерчивают границы расселения данного народа.

Топонимы с основой «гам» встречаются на р. Вычегде и в Фин­ляндии, к северо-востоку от г. Хельсинки. Но вот в бассейнах рек Иньва и Обва их вообще нет. А в районе р. Чусовой они встреча­ются. В наше время недалеко от г. Перми есть с. Гамово. В начале XX века поселений с подобными названиями было значительно больше. Приведем их перечень, содержащийся в «Списке населен­ных мест Пермской губернии», изданном в 1904 году: д. Гамы на правом берегу Камы, ниже устья р. Чусовой; д. Гамово на левом берегу р. Камы, напротив устья р. Аасьвы, также ниже устья р. Чу­совой; деревни Нижние и Верхние Гамы к востоку от г. Перми; д. Гамы, нынешнее с. Гамово Пермского района; д. Гамы на р. Сылве, близ с. Сергинского; с. Гамицы на границе Осинского и Пермского уездов; выселок Гамов на севере Кунгурского уезда, в междуречье Сылвы и Чусовой. Кроме этого, в конце XVIII века еще одна де­ревня Гамова стояла на правом берегу р. Чусовой, близ ее устья. Все эти топонимы очерчивают границу вокруг Чусовой с северо- востока, запада и юга. Поэтому, по нашему мнению, Гамаль Чусо­вая — не два народа, а один народ и одна территория. Формально территория Гамаль Чусовой вошла в состав Перми Великой, воз­можно, после передачи этих земель во владение Строгановых и строительства здесь Чусовских городков.А сейчас еще более углубимся в прошлое, рассмотрим адми­нистративное деление Верхнего Прикамья в конце XVI века. Для начала возьмем перепись И.Яхонтова 1579 года. Вся территория разделена: на вотчины Строгановых, Соликамский уезд, Чер- дынский уезд и владения Пыскорского и Иоанно-Богословского монастырей. Чердынский уезд, в свою очередь, делился на три стана — Окологородный, Верхний и Нижний — и Отхожий округ. Сразу бросается в глаза различие административных единиц: в одном случае — станы, в другом — округ с интересным названием Отхожий. Что это может означать? Может быть, то, что эти земли вошли в состав Перми Великой в разное время?








































































Более ранних переписей по Верхнему Прикамью не сохрани­лось, а в летописях только однажды, в записях 1472 года, есть све­дения о делении Перми Великой на части — Верхнюю и Нижнюю земли. Верхняя земля с городком Искор соответствует Верхнему стану Яхонтовской переписи, а Нижняя земля с городками Урос, Покча и Чердынь — Окологородному и Нижнему станам. О зем­лях Отхожего округа остается только гадать. Поэтому обратимся к одному из ранних источников по Перми Великой — «Жизне­описанию св. Стефана епископа Пермского», составленному Епифанием Премудрым в 1396—1397 годах. Впоследствии данные из Жизнеописания, особенно географического характера, вошли во многие русские летописи. Земли вокруг Перми Вычегодской там описываются так: «...а се имена местом и странам и землям и иноязычникам, живущим вкруг Перми: Двиняне, Оустюжане, Вилежане, Вычегжане, Пинежане, Южане, Сырьяне, Гайяне, Вятчане, Лопь, Корела, Югра, Печора, Вогуличи, Самоедь, Пер- тасы, Пермь Великая Гамаль Чусовая». Здесь названы народы, живущие относительно недалеко, рядом с Пермью Вычегодской: по р. Двине — двиняне, в устье р. Юг — оустюжане, по р. Виледь — вилежане, по р. Вычегде — вычегжане, по р. Пинеге — пинежане, по р. Юг — южане, по р. Сысоле — сырьяне. Далее перечисляются народы, живущие относительно далеко от Перми: корела — народ, живущий западнее Двины, вятчане — по р. Вятка, югра — в Пред- уралье, самоедь — в приуральской тундре, печора — по р. Печора, вогуличи — на западном склоне Уральских гор. Все же осталь­ные народы, по нашему мнению, населяли Верхнее Прикамье.








































































Гайяне, как мы считаем, жили на р. Каме в районе с. Гайны. На территории, прилегающей к Перми Вычегодской, нет геогра­фических названий, созвучных с этнонимом «гайяне». Может быть, поэтому в поздних списках некоторых летописей это слово за­менено на более известное «галичане» — от г. Галич. На указанной территории, кроме названия вышеупомянутого села, известного по письменным источникам с 1579 года, есть и другие подобные топонимы: д. Гаинцы, р. Гайшер, три речки — Нижняя, Средняя и Верхняя Гайны. У жителей с. Гайны в прошлом существовало коллективное прозвище «векшееды» (от слова «векша» — белка), фактически являющееся калькой названия поселения и этнонима («гайно» — гнездо белки). У удмуртов, народа, близко родствен­ного коми-пермякам, был род, называвшийся «гайна».








































































Лопь — племя, проживающее по р. Лопве в бассейне р. Косы. В этом районе топонимы с основой «лоп» весьма распространены: известны р. Лопан, приток второго порядка р. Косы; д. Лопан; р. Лопва, приток р. Кувы; р. Лопья, приток р. Южная Кельтма; д. Лопвадор; д. Лопва. Старое название с. Юрла — Емь-Лопвинское. Можно привести еще одно доказательство из «Жизнеописания Сте­фана Пермского». В разделе, где перечисляются народы, которым проповедовал св. Стефан, в частности, сказано: «Но и сами ти нов­городцы, ушкуйницы, разбойницы словесы его увещавания бываху, еже не воевати ни, ныне же не имам к богу тепла молитвенника, к человекам же имам тепла заступника. Быхом поношение суседам нашим иноязычникам: лопи, вогулицам, югре, пинизе». Мог ли св. Стефан Пермский проповедовать лопи (саамам)? Этнограф Л. Н. Жеребцов считает, что в XII—XIV веках граница расселения саамов проходила в бассейне рек Мезень и Пинега, но в доказа­тельство он приводит данные лингвистики. А исследователь- лингвист А. И. Туркин указывает, что лексические материалы не говорят о прямых контактах коми и саамов, в том числе и в XII—XIV веках. Топонимы саамского происхождения проникли в коми язык посредством карело-вепсского и русского языков. Лек­сика же, приводимая Л. Н. Жеребцовым как несомненно саамская, по мнению А. И. Туркина, является финно-угорской. Поэтому не могли быть саамы (лопари) во времена жизни св. Стефана Пермского «суседами» коми. Но если предположить, что в нашем случае «лопь» — название финноязычного племени из Верхнего Прикамья, тогда все встает на свои места. К этому следует добавить еще одно: в говорах коми-пермяков, населяющих бассейн р. Косы, есть диалектное слово «лопь», означающее «дети», «ребята», «маленькие люди».








































































Нам осталось определить, где проживали такие народы, как пертасы и Пермь Великая. Из всей территории Верхнего








































































Прикамья, населенной племенами родановской культуры (древние коми-пермяки), осталось два района: первый — междуречье Камы и Вишеры с Колвой, второй — Обвинско-Иньвенское поречье. Пермь Великая, конечно, располагалась в первом, там находился город Чердынь — Пермь Великая. А пертасы, следовательно, за­селяли Обвинско-Иньвенское поречье. (Кстати, известный ураль­ский краевед И. Я. Кривощеков, изучая документы XV—XVI веков по истории Верхнего Прикамья, заметил, что литеры, обозначаю­щие буквы «т» и «м», писались скорописью того времени почти одинаково. Поэтому он считал, что слово «пертасы» нужно читать, как «пермасы».)








































































Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что перво­начально Пермь Великая занимала относительно небольшую территорию. Ее границы можно очертить примерно так: на се­вере — от озера Чусовского выгнутой линией к р. Каме в районе устья р. Пильвы. На западе — от устья р. Пильвы по правому бе­регу Камы до р. Аысьвы. На юге — вероятно, р. Усолка (или район Чашкинских озер). На востоке — от среднего течения р. Усолки, через верховья р. Боровой линией по левому берегу р. Вишеры до ее среднего течения, далее по левому берегу р. Колвы, также до среднего течения, затем по р. Вишерке до озера Чусовского. Пермь Великая делилась на Верхнюю и Нижнюю земли. Граница между ними проходила по р. Аызовке, притоку р. Колвы.

С такой небольшой территории и началась история летописной Перми Великой. Постепенно ее владения расширялись. В середине XV века ориентировочно в ее состав входят земли гайян, лопи и пермасов, а еще через столетие — земли по р. Чусовой и, наконец, в конце XVI века — верховья Камы.Рассказ второй

ЗЕМЛИ С НАЗВАНИЕМ «ПЕРМЬ»








































































В предыдущем рассказе мы с вами выяснили, какую терри­торию занимала Пермь Великая. Но кое-что требует уточнения. Это касается названий «Пермь», «Пермская земля». Сегодня под этим именем мы подразумеваем территорию нашего края. Но в прошлом географические рамки пермской земли были иными. Это нередко порождает путаницу, причем не только в научно-популярной литературе. Так, к примеру, Н.М. Карамзин в «Истории государства Российского», перечисляя народы, жив­шие, по описанию летописца Нестора, в Киевской Руси, пишет: «Кроме народов славянских жили тогда в России и многие ино­племенные: Меря вокруг Ростова, Мурома на Оке <...> Пермь в губернии сего имени». То есть, если воспринимать дословно приведенный текст Н. М. Карамзина, надо предположить, что уже в X—XI веках границы Киевской Руси простирались до Пермской губернии?! Другой известный российский историк, В. О. Ключев­ский, под Пермью подразумевал только территорию по р. Вычегде. Академик Б. А. Рыбаков, описывая по книге готского историка X века. Иордана народы, расселявшиеся на территории Восточно­Европейской равнины и платящие дань готскому царю, помещает народ Пермь в Верхнем Прикамье. Но могли ли так далеко про­стираться владения готов?








































































Откуда появляется такое разночтение? Причина только в том, что в разное время под именем Пермь понимались разные терри­тории. Из всех земель с названием Пермь более других известны две. Первая— это Пермь Великая. Об этой земле мы уже знаем. Впервые в письменных источниках она упоминается в 1324 году, последний раз — в 1708 году. Вторая — Пермь Вычегодская, или, как она еще раньше называлась, Пермь Малая. Она занимала довольно обширную территорию: среднее и верхнее течение р. Вы­чегды, р. Вымь, р. Вишера, приток Выми, р. Сысола, р. Вашка, при­ток Мезени, и до конца XVI в. — верхнее течение р. Камы. Пермь Малая делилась на пять волостей: Вычегду, Ужгу, Удору, Вымь, Сысолу. Центром этой земли был городок Усть-Вым. Впервые в письменных источниках эта земля упоминается не ранее второй половины XII века, из официальных документов исчезает в на­чале XVII века. Территория ее вошла позднее в состав двух уездов: Сольвычегодского и Яренского.








































































В работе современного историка А. Н. Хана названа третья пермская земля — «места пермские устюгские». В письменных источниках она упоминается в XIV—XV веках. Вероятнее всего, эти земли попали в сферу влияния Руси после строительства г. Устюга. В одной из грамот 1485 года упоминаются еще две Перми: «...а что пермяки Ауские Пермцы и Вилегоцкие до них сысолянам и ужговцам дела нет». В том же году в другой грамоте вновь упо­минается «Аузская Пермца»: «А што угодеи на р. Кобры и на Ает- ской и на реке Моломы до р. Карсноя и до Чемиолины, то наше жа­лование людям Аузские Пермцы на бедность». В XVI и XVII веках эта земля неоднократно упоминается как отдельная волость, при­чем территория ее постепенно сокращалась. К середине XVII века все поселения Аузской Пермцы располагались на небольшом участке верхнего течения р. Лузы. Последний раз эта волость упоминается в 1678 году в переписной книге Овцына и Крюкова. Главными центрами ее были погосты Лойма, Объячево и Спаспоруб.








































































В том же XVII веке от Аузской Пермцы обособилось населе­ние по р. Летке в погосте с одноименным названием. Это было вызвано природными условиями, а может быть, и историческими корнями. Река Луза относится к бассейну Вычегды, р. Летка — к бассейну р. Вятки. Это обособление позволило некоторым уче­ным называть Летку отдельной пермской землей (Летская Вят­ская Пермь). Но в исторических документах того времени такого термина не встречается. Была эта земля крайне малолюдной — в 20-е годы XVII столетия здесь был всего один погост с двумя деревнями. В то же время по территории Летская Пермь ничуть не уступала Лузской. В целом границы Лузской Пермцы включали в себя земли по рекам Лузе, за исключением нижнего течения р. Кобру, Летку и Молому, притоку Вятки.








































































Значительно меньше сведений дошло до нас о Вилегодской Пермце. Упоминания о ней не часты. Документы конца XV века указывают на близость этой земли с Лузской Пермцой и не­зависимость ее от Перми Вычегодской. К XVII веку ее территория сильно сократилась. В 1647 году на р. Виледь кроме этой волости располагались еще две: Вилегодская и Никольская. Население тоже было немногочисленным, здесь был всего один погост — Селянский. К 80-м годам XVII столетия название Вилегодская Пермца исче­зает из официальных документов.








































































В грамотах 1471 года упоминается «Перемская волость на Пи- неге», в другом варианте она записана как «пермские деревни на Пинеге». Эта пермская волость дважды, в 1623 и 1646 годах, фиксируется писцами при переписи Кеврольского уезда. В грамоте 1485 года указано, что «пермские станы на Пинеге» граничили с землями Суры поганой. Причем земли последней находились выше по течению реки. Известный пермский историк А.А.Дмитриев называл эту территорию Пинежской Пермью. Кстати, до сегод­няшнего дня на р. Пинеге есть с. Пермское и д. Пермяцкая.








































































В XVII веке среди волостей Великоустюжского уезда на­зывается Пермогорская, располагавшаяся в верховьях Северной Двины. Центром ее был погост Пермские Горы, или Пермогорье. В русских летописях XIII века сохранились сведения о прожива­нии на Северной Двине пермян. Земли их граничили с территорией «тоимичей поганых», живших ниже по течению реки. В их землях стоял городок Тоймокары. Но и Двинская Пермь — не последняя пермская земля, упоминаемая в письменных источниках. В нов­городских грамотах 1264 года среди новгородских волостей зна­чится Колоперемь. Причем из описания следует, что располагалась она где-то между Заволочьем и Тре (Терский берег на Кольском полуострове): «...а се волости новгородские: Бежиче, Городец, Мелечя, Шипино, Егна, Вологда, Заволочье, Колоперемь, Тре». Исходя из этого названия — «Коло», можно предположить, что располагалась эта пермская земля в непосредственной близости от Кольского полуострова. Позже XIII века название Колоперемь уже не встречается.








































































А. А. Дмитриев во втором томе «Пермской старины» пишет о Мезенской Перми. Он, в частности, указывает, что в Мезенском уезде, на одном из притоков р. Мезени — р. Вашке — с древнейших времен существовала зырянская колония. Но эта «зырянская колония» на р. Башке есть земля Перми Вычегодской — Удора. Тем не менее высказывание А. А. Дмитриева не лишено смысла. На Верхней Мезени существовали пермские поселения, не от­носящиеся к Удоре. Первые письменные свидетельства о них от­носятся к 1554 году, когда, по разрешению епископа Вологодского и Великопермского Киприана, в волости Кослане в Глотовой сло­боде на Мезени была построена церковь. По переписи 1608 года здесь значилось два погоста: Кослан и Глотова Слобода — и во­семь деревень. В официальных документах эта земля называлась или просто Глотовой слободой, или волостью Косланской. Вот эти земли на Верхней Мезени можно соотнести с Мезенской Пермью, о которой писал А. А. Дмитриев.








































































Всего, как мы видим, в письменных источниках до нас дошли сведения о существовании в Средневековье девяти территорий, или земель, которые именовались Пермскими: Пермь Великая, Пермь Малая (Вычегодская), пермские места «устюгские», Ауз- ская Пермца, Вилегодская Пермца, Пермская волость на Северной Двине, пинежские «пермские станы», Мезенская Пермь и Коло- перемь.








































































Но еще о ряде земель, которые могли называться «перм­скими», пока не найдено (подчеркнем — пока) письменных свидетельств. Тем не менее исследователи-лингвисты называют несколько регионов, где широко распространены коми-топонимы и географические названия с основой «пермь». Выше мы уже пи­сали, что на р. Пинеге, где находились «пермские станы», до сего дня стоят с. Пермское и д. Пермяцкая, на р. Северная Двина, где находилась «пермская волость», стоит с. Пермогорье, а воз­вышенность вдоль Двины называется Пермские горы. Опираясь на распространение подобных названий, можно выделить еще несколько районов — к ним относится все течение р. Юг, ниж­нее и среднее течение р. Сухоны с окрестностями г. Тотьмы, вся р. Устья до впадения ее в р. Вагу. Здесь зафиксированы названия: с. Пермас, д. Пермяцкая, реки Перемка, Пермас, Пермовка, озера Пермянские Ямы, Пермозеро и т. д.








































































Косвенным подтверждением отличия этих земель от сосед­них служат, к примеру, такие факты, что еще в XVII веке земли по р. Устье имели особое административно-территориальное устройство. Они не входили в состав ни одного уезда, а были обособлены в особую единицу — Усть-Янские волости. Западно­европейские путешественники XVI—XVII веков отмечали, что жители Тотьмы и окрестных селений некогда говорили на своем особом языке, отличном от русского, но постепенно обрусели и уже почти не помнят его. То есть мы можем предположить, что и эти территории относились в далеком прошлом к «пермским землям». Назовем их условно Пермью Юговской, Пермью Тотемской (Сухонской) и Пермью Устьянской.








































































Название «Пермь» впервые встречается в X столетии. В то время земли Киевской Руси не простирались далеко на север и северо-восток. И, вероятнее всего, «Пермью» называли земли и народы на северо-восточной окраине тогдашней Руси, по ре­кам Сухоне, Юг и Устье, рядом с Заволочьем. С продвижением на северо-восток территория «пермских земель» расширяется. В XI—XIII веках «Пермью» стали называть земли к югу от Коль­ского полуострова, на Северной Двине, около г. Устюга, Вилегод- скую и Лузскую Пермцы. Позже в орбиту влияния Руси попадают земли по р. Вычегде (Пермь Вычегодская). В XIV веке впервые упоминается Пермь Великая, в XV веке встречаются сведения о «пинежских пермских станах». Но к этому времени земли по ре­кам Сухоне, Юг, Устье, Коламермь уже не называются пермскими. В начале XVII века исчезает из официальных документов назва­ние Пермь Малая, вслед за ней уходят названия Лузская Пермца, Вилегодская Пермца, Пермская волость на Двине и «пинежские пермские станы». К началу XVIII столетия только Пермь Великая в официальных документах сохранила название «Пермь».








































































Постоянное смещение, перемещение территорий, имевших название «пермь», отразилось и на средневековых картах. На пор­тугальской карте фра Мауро 1459 года Пермь обозначена в трех местах; на карте Московии Батиста Аньезе 1525 года Пермь вынесена в район р. Пинеги. На карте барона Сигизмунда фон С. Герберштейна мы видим Пермь, простирающуюся от р. Юг до Уральских гор; на карте Московии Гийома Делиля 1706 года Пермь нанесена только в районе Верхнего Прикамья.

Как мы видим, начиная с X века название «Пермь» постоянно смещалось на восток — от бассейна рек Сухоны и Юг до Верхнего Прикамья. И никогда одновременно все эти земли не называлис

ьПермью. В каждый конкретный исторический период название «Пермь» относилось к какой-то части этих территорий. Поэтому, чтобы точно локализовать территорию пермских земель, нужно всегда смотреть, к какому времени относится описание.

В завершение остается только добавить: исчезнув из офици­альных документов в 1708 году, термин «Пермь Великая» вновь возрождается вначале в 1722 году в названии Соликамская (Перм­ская) провинция и утверждается окончательно в 1781 году — с образованием Пермского наместничества и учреждением нового губернского города Пермь.Рассказ третий

БИАРМИЯ - СТРАНА-ФАНТОМ ИЛИ ИСТОРИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ?








































































Нас, жителей Верхнекамья, с точки зрения истории проблема Биармии прямо не касается. Но, как писал финский ученый- археолог К. Ф. Мейнандер, в традиционном круге биармийских проблем финны пытались найти «отголоски воображаемого вели­чия финно-угорской первобытной эпохи». Да к тому же то в одном, то в другом издании, особенно это касается газет, журналов, нашу территорию называют Биармией.








































































Начнем, пожалуй, с того, откуда, из каких источников нам из­вестно о Биармии. Больше всего сведений содержится в исландских сагах, рассказывающих о походах викингов в страну Биармию, землю биармов (беормов). Древнейшие саги относятся к концу IX века (890 год), последние датируются серединой XIII сто­летия (1258—1259 годы). В описании походов викингов в сагах встречается немало разночтений. Но все же в большинстве из них указывается, что Биармия находится на востоке от земель викин­гов. Большую часть саг оставили потомки норвежских викингов, поэтому мы будем исходить из того, что она (Биармия) находилась где-то к востоку от Норвегии.








































































Вторым источником является книга Саксона Грамматика «Дея­ния данов», написанная около 1200 года. По его описанию страна биармов находилась где-то в области, связанной с Балтийским морем.








































































Многие исследователи пытались выяснить, где же располага­лась эта легендарная страна, и что это был за народ — биармы. Первым к этому вопросу обратился шведский ученый XVI века Олаус Магнус. По его мнению, Биармия располагалась на севере








































































Кольского полуострова. Впоследствии многие западноевропей­ские географы, картографы XVII — начала XVIII века, следуя за Олаусом Магнусом, размещали Биармию именно на этой тер­ритории. Хотя уже в XVII столетии другой ученый, И. Шеффер, размещал ее в норвежской Лапландии. Главным источником для этих ученых была сага о плавании Отера.








































































В первой четверти XVIII века при сражении под Полтавой по­пал в плен и был отправлен в ссылку на север Прикамья шведский офицер, ученый Ф. И. Страленберг. Вначале он жил в Соликамске, затем в Чердыни и какое-то время — в Тобольске. По возвращении на родину он написал историко-географический очерк «Истори­ческое и географическое описание северной и восточной частей Европы и Азии». По его мнению, русское название «Пермия» есть искаженное скандинавское название «Биармия», а так как в то время, когда он пребывал в России, Пермью называли только земли Верхнего Прикамья, поэтому ученый и посчитал, что именно эти земли (Верхнее Прикамье) в исландских сагах назывались Биар- мией. И так с его легкой руки эта гипотеза, периодами то исчезая, то вновь возрождаясь, живет до сих пор — правда, не в научных кругах. Хотя в основу-то положен всего один факт некоторого сходства, созвучия двух слов — «Биармия» и «Пермия». И все, и никаких других доказательств.








































































В эти же годы занялся изучением данной проблемы В. Н. Тати­щев. За основу своих выводов он взял работу Саксона Грамма­тика, считая исландские саги баснословными. Поэтому, опираясь на текст книги «Деяния данов», пришел к выводу, что страна биармов располагалась на Карельском перешейке. А местом, где находилась столица этой страны, по его мнению, мог быть остров между двумя рукавами р. Вуоксы, впадающей в Ладожское озеро; здесь, согласно летописям, еще в конце XII века была построена русская крепость Корела, переименованная захватившими ее впоследствии шведами в Кексгольм (ныне — г. Приозерск Ленин­градской области).








































































Потом до конца XIX века интерес к этой теме угас. О ней иногда вспоминали, но особо не акцентируя внимания. Всплеск ин­тереса к Биармии в нашей стране пришелся на рубеж XIX—XX веков. О ней писали многие. Их тогда разделили на апологетов и скеп­тиков Биармии. Самым ярким представителем лагеря апологетов являлся К. Ф.Тиандер. Опираясь на данные исландских саг, он сделал вывод, что эта страна располагалась в устье Северной Двины, т. к. в сагах упоминалась р. Вина. И еще — то, что корабли викингов, идя по морю до Биармии, всегда видели землю по пра­вому борту. Это возможно, если плыть вдоль берегов Кольского полуострова. Но самый подробный, аргументированный труд был написан в 1905 году С. К. Кузнецовым, который фактически положил конец этим спорам. Его окончательный вердикт звучал так: «Биармия на берегах Северной Двины и в пределах Перми Великой есть мираж, научное заблуждение, с которым пора по­кончить раз и навсегда». И опять научная (здесь я повторяю: именно научная) дискуссия на некоторое время затихла.








































































Но в 80—90-е годы уже прошлого, XX столетия научная дис­куссия о Биармии развернулась вновь. Сегодня все точки зрения можно объединить в четыре группы. Финский ученый-археолог К. Ф. Мейнандер и его последователи размещают Биармию в Яро­славском Поволжье. Кроме данных исландских саг, они привлекли обширный археологический материал. Российский скандинавист, доктор исторических наук Т. Н. Джаксон считает, что под терри­торией, где находилась страна биармов, нужно понимать земли между реками Онега и Стрельна или Варгуза на Кольском по­луострове. Другими словами, Т. Н. Джаксон вернулась к гипотезе Олауса Магнуса, только включив в «состав» Биармии еще и север современной Карелии. Е.А.Мельникова и Г. В. Глазырина отво­дили под Биармию «всю территорию Северо-Восточной Европы от Кольского полуострова вплоть до Ладожского озера». Кроме исландских саг, они также опирались на археологический мате­риал, как и К. Ф. Мейнандер и его сторонники. За основу ими было взято распространение археологических находок из Скандинавии на территории Северо-Восточной Руси.








































































Особо следует отметить работы историка А.Л.Никитина. В отличие от прочих исследователей, он не только проанализиро­вал материалы исландских саг, но сделал анализ историко геогра­фической ситуации того времени. В результате он пришел к выводу, что легендарная страна могла располагаться только на Балтике, на берегу Рижского залива. К этому можно еще добавить не­сколько экзотических гипотез. В одной из своих книг «Духовный туризм» березниковский краевед Е. Смертин написал, что столицей








































































Биармии был городок Искор. В газете «Биармия», издаваемой в Соликамске, в первом номере сказано, что, вполне возможно, столицей Биармии было Урольское городище Уткар. То есть авторы статьи фактически вернулись к гипотезе Страленберга, казалось бы, окончательно похороненной еще столетие назад.








































































Еще раз проанализируем основные доказательства, используе­мые всеми авторами, особенно спорные. Викинги достигали Биар­мии морским путем, но нигде не называется, по какому конкретно морю они плыли. В этом случае все ссылаются на рассказ Отера, где он повествует о том, что его земля самая северная из всех нор­маннских земель. «К северу суша простирается на далекое расстоя­ние, но совершенно безлюдна, если не считать нескольких мест, где разбросаны поселения финнов, занимающихся зимой охотой, а ле­том рыбной ловлей... В глубь суши пустынные земли местами про­стираются так далеко, что их пересечь можно лишь за две недели». Но одновременно с Отером король Альфред расспрашивал еще одного норманна, Вульфстана, совершавшего плавание по Балтике за устье Вислы. Ответы двух мореплавателей часто перекликаются друг с другом.








































































Но сейчас обратите внимание, как Отер описал север Нор­вегии: «пустынная земля с редким населением». После чего он плывет далее на северо-восток и встречает берега густонаселен­ные. И видит всюду искусно возделанные пашни. А сейчас пред­ставьте побережье Кольского полуострова, берега Белого моря, они и сейчас-то крайне редко заселены, а тогда? Ну а насчет пашен в тех местах — вообще проблематично. И еще: норвежское побере­жье более теплое, но и оно пустынно, редкие жители занимаются охотой и рыбной ловлей, но никак не земледелием.








































































Далее, как он описывает р. Вину (название, в самом деле, очень похоже на Двину)? Он вошел в реку, «которая впадает в море од­ним устьем». На самом деле Северная Двина за несколько десятков километров до впадения в Белое море распадается на массу отдель­ных рукавов, и на это никак нельзя не обратить внимания. На хол­мистых берегах этой реки, по описанию Отера, растет смешанный лес, высокий и густой. Не знаю, возможно, берега Северной Двины холмистые, но это зона хвойных лесов. Говоря о языке биармов, Отер пояснил, что их язык похож на финский: «...ему показалось, что финны и жители Биармии говорят на одном и том же языке».








































































Язык саамов (лопарей) очень сильно отличается от языка фин­нов. А именно они населяли побережье Кольского полуострова, да и на Двине, в нижнем течении реки, жило тоже не финское на­селение. Еще в XVI веке жители Двины, обрусевшие финноязычные племена, помнили, что ниже Пермогорья жили «тоимичи поганые», т. е. люди, говорящие на другом языке.








































































Сравним, что пишет о Биармии Саксон Грамматик. Об этой стране он вспоминает в связи с походом датчан на биармов. (Посмотрите, где Дания и где Кольский полуостров, Архангельск). В сражении с биармами датчане потерпели поражение и отступили в землю куров (куршей) и зембов (земгалов). Но мы знаем, что курши и земгалы — это латышские племена и жили они по Западной Двине, большей частью по левобережью.








































































Объединим все эти данные: густонаселенная местность, ис­кусно возделанные пашни, река, впадающая в море одним устьем, смешанные леса, народ, говорящий на финском языке — и все это на­ходится рядом с землей куршей и земгалов. Где может находиться та­кое место? Если взглянуть на географическую карту — такое место одно: это устье Западной Двины. Тоже Двины, только не Северной. Но все-таки один вопрос и здесь остается: а как же финский язык? В те времена побережье Рижского залива заселяли многочисленные племена ливов (это сейчас их осталось несколько сотен человек). Они по языку принадлежат к западно-финской группе, т. е. род­ственной эстонцам и финнам.








































































Значит, все-таки мы можем считать, что была некогда такая страна Биармия, но располагалась она в Прибалтике, а биармы — это одно из племен ливов.

Но это все — научные споры ученых. Легендарная страна Биармия давно уже вышла за эти рамки. В 1920—1930-е годы, когда на политической карте Европы появились финноязычные государства Финляндия, Эстония, на карте СССР — Коми АССР, в политической литературе появился фантом «государство Вели­кая Биармия». Этот вопрос приобрел острое политическое зву­чание. В конце 1920-х годов сложилась группа ученых, политиче­ских деятелей — коми-националистов, которые вели борьбу за из­менение статуса (до союзной) и территории республики с вклю­чением в нее земель Ненецкого национального округа, северных земель Пермской области, восточных территорий Вологодской

,Архангельской и Мурманской областей. В 1930-е годы из «сказки о Великой Биармии» как могущественном Западнофинском госу­дарстве выросли претензии финляндских фашистов и части эс­тонских политиков на «Великую Финляндию до Уральских гор». Вновь этот вопрос возникал в начале 1990-х годов, но какого- либо широкого резонанса он не получил.

Среди писателей в первой половине XX столетия сложился свой образ литературной (поэтической) Биармии, ничего общего не имевший ни с исторической, ни с политической Биармией. Начало ему положил поэт-символист Константин Бальмонт, по­бывавший в Перми в 1915 году. Выступая перед жителями города с лекциями о поэзии, он одарил гостеприимных пермяков экс­промтом:

Я был в Биармии Великой, И я нашел ее в пути, Как ожидал, красиволикой, Достойной в вечности цвести.

Немного позже появилась поэма-эссе «Биармия», написанная коми-писателем К. Ф. Жаковым. В ней Биармия представлена страной, лежащей где-то на севере, где живут мужественные благо­родные люди среди суровой, но прекрасной природы:

Воспою я Редигара, Сына царского прославлю, Как он был в стране далекой В светозарной Биармии, Что лежит там, в устье Эжвы, По Двине цветет великой, Упираясь в берег моря. У студеных волн Саридзя Города стоят златые.








































































Этот поэтический образ Биармии, древней северной страны, более всего и получил распространение среди обычных читателей. И вряд ли их интересуют споры, где именно находилась эта леген­дарная Биармия и какой народ ее населял. В Биармии сказов, былин и баллад все должно быть прекрасно.

Рассказ четвертый

СТРАНА КЕМИ И РЕКА КАМА








































































Осенью 1919 года в Перми возобновил работу университет. Среди новых преподавателей, прибывших в город, был ученый из Петрограда — Алексей Викторович Шмидт, ученик крупней­шего российского ученого-египтолога Б.А.Тураева. А.Шмидт не только читал лекции в университете, но и интересовался исто­рией Прикамья. Поэтому он стал частым гостем в краеведческом музее. Иногда даже занятия проводил в его стенах. Летом со сту­дентами выезжал в окрестности Перми для поиска археологических памятников. Во время этих поездок они нашли несколько городищ, собрали значительный подъемный материал.








































































Так прошло два года. Однажды А. Шмидт, как обычно, работал в фондохранилище музея, изучал старые коллекции. Развернув один из бумажных пакетов, он вначале не поверил своим глазам: у него в руках оказалось изображение египетского бога Амона. Ошибиться Шмидт не мог — еще в студенческие годы он спе­циализировался на истории Древнего Египта. Конечно, Алексей Викторович уже знал, что в фондах музея хранится коллекция древнеегипетских предметов — дар местного любителя старины Пальникова. Но в книге поступлений он прочитал: «Чудской медный идол. Найден у деревни Конец-Гор. Дата поступления — 1918 год. Поступил от сотрудника музея Константинова». А вот это было уже загадкой. Как изображение египетского бога Амона могло оказаться в небольшой деревушке близ устья р. Чусовой? Разве что предположить, что там жил некий коллекционер? Но в это невозможно поверить по простой причине: если бы даже таковой нашелся в деревне, то маленькая бронзовая вещица вряд ли бы украсила коллекцию любителя древностей. Она могла за­интересовать только специалиста-египтолога, знающего ей цену.








































































А таких специалистов не только в д. Конец-Гор на Чусовой, но даже в Перми тогда не было.








































































Да, египетские предметы нередко находят на побережье Чер­ного моря, особенно там, где стояли древнегреческие города. Были известны отдельные находки древнеегипетских предметов и север­нее, например в месте слияния Камы и Волги. Но в Предуралье?..

А.Шмидт решил сам обследовать окрестности д. Конец-Гор. Он узнал, что там, где был найден «идол», некогда находилось древнее селище. По собранным предметам оно было датировано периодом ананьинской культуры раннего железного века. Время существования этой культуры — VIII—III века до нашей эры. Пле­мена этой культуры заселяли обширные территории: от среднего течения Волги до Печоры, включая бассейны рек Вятки и Камы. Конечно, теоретически можно предположить, как могла сюда попасть бронзовая фигурка Амона: вначале от египтян она по­пала в руки греческих купцов и с ними вместе очутилась в одном из городов Причерноморья, здесь ее продали скифам, а уже от ски­фов, в виде товара, а может быть, военной добычи, она оказалась у местных племен.Но если бы это была одна находка! Еще раньше, в 1896 году, Н. Н. Новокрещенных раскапывал хорошо известное сегодня Гляденовское костище. В числе находок обнаружены бусы, изго­товленные древнеегипетскими мастерами. Гдяденовское костище и деревня Конец-Гор находятся относительно недалеко друг от друга. Две находки из Древнего Египта в районе г. Перми — это, конечно, чрезвычайно интересно. Но есть еще более сенсационная находка. В фондах Чердынского краеведческого музея хранится не­большая, чуть более 10 см, вырезанная из камня древне-египетская статуэтка. В инвентарной книге указано, что этот предмет был най­ден в устье р. Улс в 1928 году весной, в размытом половодьем берегу. А сейчас представьте, где находится река Улс. Это самый северо- восток нашего Пермского края, верховья р. Вишеры. Места глухие и малонаселенные, даже сегодня они труднодоступны. Каким же образом туда могло занести эту статуэтку? Здесь тоже, конечно, можно прочертить на карте примерный путь, построить гипотезу. Например, такую, что по р. Улс и ее притоку р. Кутим проходил древний путь, соединяющий западный и восточный склоны Урала, бассейны рек Вишеры и Аозьвы. И это в самом деле так, о чем свидетельствует, в частности, название р. Кутим. Хут, кут в пере­воде с древнемансийского означает «дорога», «путь». Но доста­точно ли такого обоснования? Рядом с устьем р. Улс и даже поодаль от него неизвестно ни одного древнего поселения.

А может быть, Каму и Древний Египет объединяло что-то иное? Первое, самое раннее название Египта — страна Кеми. В то же время некоторые исследователи считают, что название р. Кама происходит от слова кем, которое в древности во многих языках означало просто «река». Известен целый ряд гидронимов с та­ким корнем: реки Кемь в Карелии, Кема на Вологодчине, Ак-Кем на Алтае. Схожие названия встречаются и в Европе — Кембридж в Англии стоит на р. Кем, Кемпер есть во Франции. Название первой древнеегипетской цивилизации Кеми связано с разливами Нила. Что можно добавить к сказанному? Когда Египет назывался страной Кеми, их бог Осирис носил имя Кем Ур, что можно пере­вести как «великий Кем». А что созвучно с именем Ур? Учиты­вая то, что в текстах пирамид тех времен указано, что первыми строителями египетской цивилизации были благородные мудрецы с Севера, можно, конечно, писать о неких связях Урала и Древнего Египта, но факты, факты... Их пока практически нет

.Рассказ пятый

СТРАНА ЯНЬЦАЙ








































































Исследователи, изучающие историю Верхнего Прикамья, ис­пользуют различные источники. В первую очередь это, конечно, русские летописи. В последнее время все чаще прибегают к по­мощи западноевропейских и арабских письменных источников. Иногда даже пытаются привлечь данные из работ античных авторов. Но из поля зрения почему-то выпадают труды древне­китайских ученых. Хотя полторы-две тысячи лет назад китайская цивилизация вряд ли в своем развитии уступала европейским или ближневосточным цивилизациям. Китайские путешественники активно проникали в соседние территории. Особый интерес они проявляли к народам, жившим на западе и северо-западе от их страны. Правда, чем дальше от Китая находились эти террито­рии и народы, тем короче сообщения о них. Среди таких народов и стран значится Яньцай.








































































Впервые упоминание об этой стране встречается в 123-й главе «Шицзы» (Исторические записки) Сыма Цяна, жившего во II веке до н. э. Следующие упоминания относятся уже ко временам прав­ления династии Хань. О стране Яньцай пишется в книгах «Хань шу» (История династии Хань, I век до н.э.) и «Хоу Хань шу» (История поздней династии Хань, 24—220 годы нашей эры). Знали об этой стране и в более позднее время. В работе «Вэй шу» (Исто­рия династии Вэй) вновь встречаем сведения о стране и народе Яньцай. Время правления этой династии — 384—534 годы. Пожа­луй, это последнее упоминание об Яньцай, если не считать книгу «Бэй ши» (Хроника северных государств), написанную в VII сто­летии. Но в этой книге пересказываются данные из «Вэй шу».








































































Какие же сведения можно почерпнуть из этих источников? Во всех книгах указывается, что Яньцай находится в 2000 ли на северо-западе от Кангюя и в 16 ООО ли от Дай (район Хуанхэ). Расстояние везде указано одно и то же, хотя в разные века ли как единица длины в Китае была различной. В переводе на современ­ные меры длины она варьировалась от почти 1000 м в раннее время до 414—500м во времена более поздние. Территория Кангюя ис­следователями сегодня установлена и не вызывает споров — это Средняя Сырдарья к северо-западу от Ферганы. Итак, мы по­лучаем первую точку отсчета — от среднего течения р. Сырдарьи на 800—2000 км на северо-запад.








































































Но более важным, наверное, является краткое описание при­роды Яньцая. Приведем выдержки из трудов китайских ученых. «Яньцай, которое лежит в 2000 ли от Кангюя. <... > Оно примыкает к великому озеру, которое имеет отлогие берега. Это есть северное море». «Еще есть государство Лю, государство Янь и еще государ­ство Яньцай, иначе называемое Алань, прилегает к большому озеру, на высоком берегу много сосен и елей, белой травы и соболей». «Владение Яньцай переименовалось в Аланья. Климат умеренный, много сосны, ракитника и ковыля». «Государство Судэ (Судэго), в древности оно называлось Яньцай. Живут они у большого озера, находятся на северо-западе от Кангюя».








































































Опираясь на эти описания, исследователи XIX века и сегодня пытались локализовать местонахождение страны и народа Яньцай. Практически все они ассоциировали ее с народом аланов, исходя из сказанного: Яньцай иначе называется Алань (Аланья). А боль­шое, великое озеро — это, в их понимании, или Аральское, или Каспийское море-озеро, или моря — Азовское с Черным. Из этого ряда выпадает только точка зрения японского исследователя Сара- тори, который считал, что Яньцай нужно искать на Южном Урале или в бассейне Камы, а страна Янь, по его мнению, — северный сосед-партнер страны Яньцай.








































































Почему мы не можем согласиться с мнением, что страна Яньцай находилась на Аральском море? Здесь, как ни меряй, от среднего течения Сырдарьи до этого моря не то что 2000 км, а и 800 км не будет. Каспийское и Черное моря? Но направление к этим морям — не на северо-запад, а на запад. К тому же, возможно, 2000 лет назад на берегах этих морей и было много ракитника и ко­выля, но что касается «много сосны и елей» — это уже вызывает большие сомнения. И главное — белая трава и соболи, которыми славилась эта страна. Белая трава, по нашему мнению, — белый мох, в изобилии растущий в сосновых борах. А можно ли было даже в то время на берегах Каспийского или Черного морей встретить обширные пространства, поросшие белым мхом, да еще увидеть соболей? А для Прикамья это обычный ландшафт и обычный зве­рек. Да и расстояние от Сырдарьи до бассейна Камы укладывается в две тысячи километров. Совпадает и направление — северо-запад.








































































Из этих же трудов можно получить еще некоторые дополни­тельные сведения. В «Хань шу», в частности, отмечено, что в 121 году до н.э., «чтобы иметь сообщение с государствами на северо-западе... снова направили посольства в Аньси, Яньцай, Лигань и Шэньду». В «Вэй шу» сказано, что в начале правления императора Вейчен-ди (452—465 годы) из Сутего (древний Янь­цай) пришло посольство в Китай. Их правитель назвался Хуром, а его династия управляла тремя поколениями. Во время импера­тора У-ди (561—576 годы) также приходило посольство из Сутего. Там же названа столица страны — Хулу. В «Танской хронике» сто­лица страны Яньцай названа Ху-чэн. Но эти данные мало что дают для локализации месторасположения Яньцая. Единственно, что из этого понятно, — правители древнего Китая уделяли большое вни­мание этому народу (стране) и длительное время поддерживали с ними контакты.

Чтобы доказать, что Яньцай располагался именно в Прикамье, обратимся к названию страны — Яньцай. Что означало это слово на китайском языке? Иероглиф цай имел значение «богатство» и «еда». Иероглиф янь имел несколько понятий. Это и «солнце», и «крыша неба (небосвод)», и «соль». В философских трудах это еще и «мужское начало». Если объединить эти два понятия, то можно трактовать слово яньцай как «страна, богатая солью». А соль в Верхнем Прикамье, как показали результаты археологических исследований поселения в урочище Рассолы на р. Боровой в Со­ликамском районе, начали добывать несколько тысячелетий назад

.Здесь уместно будет упомянуть о находках китайских монет на территории нашего края. НаГляденовском костище была найдена монета китайского императора Гуан-Уди (27—59 годы), основа- теля династии Младшая Хань. Фрагмент китайского ямба Сунской империи был встречен в Рождественском кладе. В районе с. Чигироб Соликамского района найдены сразу две монеты лян (весом 969 г) и ямб (вес — 1,4 кг). Первая монета хранится в государственном Эрмитаже, вторая — в Чердынском краеведческом музее.

Добавим к этому еще один аспект из области философии и мифологии. Как хорошо известно, китайцы считают, что единое целое состоит из двух составляющих: янь — мужская, инь — жен­ская. Обратимся к древней мифологии пермских народов, в част­ности коми-пермяков. Мнъ на коми означает «женщина», в удмурт­ском Кылдысинъ — «великая мать прародительница». Ен — бог верхнего мира (солнца, неба), а мы помним, что иероглиф «янь» означал также и солнце, и небосвод. Это случайное совпадение? Или это результат древних контактов? А может быть, потому китайцы в древности и поддерживали контакты с жителями При­камья, что в их мифологии было немало общего? Вряд ли мы сейчас найдем ответы на эти вопросы, но подумать есть над чем

.Рассказ шестой

ДРЕВНИЕ СТОЛИЦЫ ПЕРМИ ВЕЛИКОЙ








































































В исторических энциклопедиях, трудах по истории Урала или Прикамья при перечислении столиц Перми В еликой мы читаем: Чердынь (1451 — 1472 годы); Покча (1472—1535 годы); Чердынь (1535—1636годы); Соликамск (1636—1708годы). После 1451 года в принципе все ясно. А ранее, до этой даты, какой город был сто­лицей и где она располагалась? Вспомним, что впервые Пермь Ве­ликая упоминается в русских летописях в 1324 году. Здесь мы пока вообще не берем во внимание источники других стран, народов. По­чему вдруг возникло такое сомнение? Казалось бы, если в 1451 году в Чердынь назначается правитель Пермской земли, значит, этот город уже был центром, и притом был им не один год. Мало кто сегодня сомневается, что Чердынь — древнейший город Урала. Как Киев называют матерью городов русских, так Чердынь можно назвать матерью городов пермских. Город по возрасту не моложе Москвы, а среди уральских городов ее и сравнить-то не с чем. Не осталось у Чердыни близких по возрасту ни «сестер», ни «братьев», только «дети» да «внуки» живут сегодня. Потускнела со временем былая слава Чердыни, покрылась патиной времени. Трудно сегодня отличить, где в легендах и преданиях правда, а где в них вымысел.








































































Легенд, преданий, былей и небылиц существует немало. Можно услышать, что стоит Чердынь так же, как Москва и древний Рим, на семи холмах. Отходит от нее, как и от Рима, шесть дорог. Могут вам рассказать, что располагается она уже на пятом по счету месте и что когда-то в незапамятные времена стояла Чердынь или на Каме, или на Вишере. Вот это предание и зародило зерно сомнения. Особенно часто об этом писали литераторы, путешественники, исследователи конца XVIII — XIX века. Иногда об этом же упоми­нали и в XX столетии. Предания деталями отличались друг от друга, но основная мысль всюду была одна: столица Перми Великой стояла раньше не там, где она впервые зафиксирована в русских летописях. Значит, эти предания имели устойчивое хож­дение среди населения края, и значит, они должны иметь под собой какую-то историческую реалию. Причем во всех рассказах о том, на каком по счету месте стоит Чердынь, называется одно число: на пятом.








































































Приведем несколько выдержек из авторов того времени: «По народному преданию, Чердынь стоит уже на пятом месте, а где она была раньше — остается неизвестным, хотя по некото­рым находкам древних вещей и можно догадываться, что одно из таких мест — на Каме, выше впадения в нее Вишеры». Так пи­сал Д. Н. Мамин-Сибиряк. Единственное, что он предположил, не услышав конкретного места, — что где-то на Каме. Район Камы, а точнее с. Пянтег, называл писатель и переводчик А. М. Щека- тов в 1808 году, а немного позднее — издатель, писатель, исто­рик М. Д. Чулков. Да и в самом с. Пянтег подобные предания о прежней столице известны до сего дня. В.Н.Берх подтверж­дает существование предания о переносе столицы Перми Вели­кой, но в то же время отвергает предположение А. М. Щекатова и М. Д. Чулкова, что таким местом может быть точка в 25 км от Чердыни — с. Пянтег на Каме, указывая, что он лично посетил это место, но ничего там не нашел.








































































Известный русский путешественник второй половины XVIII века Н. П. Рычков считал, что первой, древнейшей столицей пермян было Губинское городище. Оно находится выше по Каме, чем Пянтег. Побывал он на этом городище еще в 1769 году: «Сей город укреплен был тремя валами и толиком же числом рвов, из которых два уже почти осыпались, но один из них сохранил прежнюю свою крутость и возвышение. Кажется, сие непо­колебимое укрепление служило замком древнего селения: ибо сверх твердости его валов находят там, в земле, плитные камни и кирпич, о коем можно думать, что он составлял какое-нибудь каменное здание. Сколь великое пространство занимало сие городище, того точно показать не можно, потому что все окруж­ные места и самое городище распахано живущими там земле­дельцами; однако старики уверяют, что прежде сего поселения их на сем месте знаки градского строения были версты на четыре, где еще и поныне находят различные серебряные, медные, а иногда и золотые вещи. Пространство сего городища и то, что в нем на­ходят, принуждает думать: не сия ли была главная столица Чудския земли и не тут ли была та славная столица Асиастических судов, которую Страленберг полагал на берегу р. Камы».








































































Исследователи XIX века Н. К. Чупин и С. И. Сергеев сочли ошибкой предположение Н. П. Рычкова. По их мнению, древ­няя столица Перми Великой располагалась в районе с. Губдор, т. к. это вполне соответствует преданию, где говорится, что пре­жде она располагалась на 25 км южнее Чердыни. К тому же они указывали на большую концентрацию находок привозных вещей: в 1885 году здесь были найдены кольчуга, наконечники копий, стрел, в 1907 году — серебряная чаша с орнаментом и следами позолоты, наполненная серебряными бляхами. Орнамент ученые того времени отнесли к типу полуевропейскому и полуазиатскому, распространенному в Грузии, Молдавии, Венгрии и на Балканах. В 1909 году здесь найдены серебряные блюда.








































































И. Я. Кривощеков, крупнейший краевед Верхнего Прикамья рубежа XIX—XX веков, уточнил гипотезу Н. К. Чупина и С. И. Сер­геева. В одном случае он писал, что вероятным местом расположе­ния древней столицы нужно рассматривать район в окружности с. Губдор и деревень Аниковская и Савина. В другом случае он немного корректирует свой вывод: «Неоднократные находки изде­лий восточного серебра, как то: блюд и проч., говорят за прошлое древнего Чюгора или Аниковской, что это был большой торговый пункт, жители которого имели сношения с далеким югом, Ираном (Персией) и другими странами. По другую сторону за р. Вишерой также находятся древние памятники, это чудское городище близ одной из стариц р. Вишеры и урочище, называемое "Городской луг ". Происхождение подобного названия, по рассказам местных старо­жилов, не может быть объяснено принадлежностью покоса жите­лям г. Чердыни, т.к. этот участок исстари принадлежал местным жителям. У д. Малой Аниковской, на правом берегу Вишеры, также есть чудское городище с остатками валов. Треугольник, образуемый нынешними селами Редикором, Губдором и д. Аниковской, из всей площади уезда выделяется обилием находок». Указывая на относи­тельно большой район, все же И. Я. Кривощеков делает свой вывод: «Старая Чердынь была ниже по течению и на р. Вишере, нынеш­ний же город стоит на р. Колве... почему Старую Чердынь можно приурочить к нынешней Аниковской».








































































Можно приводить точки зрения других авторов, но в прин­ципе точки местонахождения там будут названы те же: Пянтег, Губинское городище, Губдор, Аниковская. Во всех случаях за пер­вооснову определения местонахождения старой столицы брались народные предания. Позже, в XX веке, появились еще три гипо­тезы. К.Жаков в 1920-е годы в одном из вариантов поэмы-эссе «Биармия» назвал первой столицей Перми Великой с. Искор. И.А.Аунегов в 1950-е годы в газете «Северная Звезда» высказал предположение, что старая Чердынь могла стоять на месте Реди- корского городища как одного из самых хорошо укрепленных на р. Вишере, а в Аниковской было только «торжище». И, наконец, пермский геолог В. Болотов, уже в 1980-е годы, высказал еще одну гипотезу: по его мнению, древняя столица коми-пермяков нахо­дилась в нижнем течении р. Тимшер, притока р. Южная Кельтма. Почему именно там, автор не уточняет. Но из карт и ссылок можно предположить, что такая гипотеза появилась, потому что автор считал, что древняя столица стояла на берегу большого озера Пра-Камы, которое было соединено водными путями с северными и южными морями, находясь на самом перекрестке торговых пу­тей. И буквально в последние годы еще одну гипотезу предложила Ф.Байрамова, историк из г. Казани. Ссылаясь на известное нам предание о том, что раньше Чердынь стояла южнее, и на работу Г. Н.Чагина, она пишет: «Пермский ученый Г. Н.Чагин, изучав­ший труды Мамина-Сибиряка, а также его личные письма, адре­сованные в Чердынь, так пишет о мнении Мамина-Сибиряка о булгарах: "В одном из отчетов Московскому археологическому обществу Д.Н.Мамин-Сибиряк высказал далеко не безоснова­тельное наблюдение: Для археологии самым интересным является тот угол, где сбегаются три громадные реки — Кама, Вишера и Колва. Здесь когда-то кипела бойкая торговля и стоял богатый булгарский город, составлявший ключ трех волоков — на Северную Двину, на Печору и за Урал"». Опираясь на эти данные, она пред­положила, что здесь при слиянии Камы и Вишеры стояла столица древней Перми Великой (Чердынского ханства).








































































Можно ли всерьез воспринимать эти гипотезы? Попы­таемся разобраться. Какие сведения мы имеем о самой современной








































































Чердыни? Впервые в русских летописях она упоминается в 1451 году как центр Перми Великой, без указания точного места расположения. Но в данном случае веские доводы дает ар­хеология. Ее данные не оставляют сомнения, что как минимум с XV столетия здесь стояла мощная крепость и существовал боль­шой город. Есть и более ранние находки. На Троицком холме основную их массу составляют русские артефакты, а на соседнем Вятском — родановские. Самые ранние археологические находки — правда, единичные — относятся к VIII веку. Но все же культурный слой, относящийся к родановской культуре (IX—XIV века), здесь не выглядит впечатляющим. Если же взять арабские источники, то в них территория Верхнего Прикамья в X — первой поло­вине XIII века называется страной Вису и сообщается, что здесь был свой правитель. Отсюда вывод: был правитель, значит, была и столица. Затем с конца XIV века страной Чулыманской и столи­цей те же источники называют некий город Чулыман (Джулыман). Немецкий историк Р. Хеннинг, российские исследователи Н. П. Ар- хипова и Е.В.Ястребов и многие другие однозначно считают, Чулыман— это современная Чердынь. Чулыман арабских источ­ников — это в первую очередь город торговый. И вот тут о истории Чердыни до XV века возникают вопросы. Перечислим сведения о находках привозных вещей. Историк С. В. Ешевский указывает, что в середине XIX века около г. Чердыни купцом Алиным был най­ден богатый клад древних вещей, почти исключительно серебряных. Географ Н. С. Попов писал в начале XIX века, что видел серебряную чашу, найденную в окрестностях Чердыни. В 1846 году найдена серебряная чаша с 11 древнеиранскими монетами, и хотя везде она обозначена как чердынская находка, однако точное место нахож­дения ее неизвестно. Чердынский уезд — и все. В 1856 году найдены англо-саксонские и немецкие монеты, а также золотоордынские, они значатся также как чердынские находки, но без указания места нахождения. В 1859 году обнаружен серебряный ковш, и место его находки — близ Чердыни. Непосредственно в самой Чердыни боль­шого количества древних привозных вещей никогда не находили. В ближних и дальних ее окрестностях — да, а непосредственно в городе — нет. К тому же, если принять во внимание географиче­ское расположение Чердыни — на Колве, то город мог контролиро­вать только одно направление — печорское.








































































Рассмотрим район д. Аниковская. С точки зрения историче­ской географии это место для расположения торгового центра куда выгоднее, отсюда можно контролировать сразу два направ­ления — и печорское, и вишерское (зауральское). Да и находки — в Аниковской было найдено девять кладов только предметов иран­ского серебра, не считая других, более мелких находок. В основ­ном все эти клады и находки датируются IX—XII веками. Есть небольшое количество более ранних предметов (VI—VII века). Здесь же, на небольшой территории в окрестностях д. Аниковской, находилось городище и три селища. Если исходить из комплекса археологических находок и географического положения, эта тер­ритория, по сравнению с Чердынью, выглядит для X—XIV веков предпочтительнее. Да и расстояние — 25 км от современной Чер- дыни, — в принципе, вполне соотносимое.








































































Что касается с. Губ дор. Если посмотреть на современную карту, то мы увидим, что оно расположено довольно далеко от р. Вишеры. А реки в те далекие времена были основными путями сообщения. Но это — современная карта. Когда-то древнее поселение, стоявшее на этом месте, находилось в непосредственной близости от реки. Сегодня по левому берегу в районе Губдора огромным кольцом выгнулось старичное Теклюевское (Редикорское) озеро. Именно по нему в былые времена проходило русло Вишеры, у крутого пово­рота находится Ратеговское городище. Если бы сегодня р. Вишера текла по прежнему руслу, то древний Губдор располагался бы ниже по течению от д. Аниковской на 7—8 км.








































































К перечисленным выше находкам, известным исследователям к началу XX столетия, добавим сведения о еще двух обнаружен­ных предметах. В начале 1960-х годов на поле близ с. Губдор была выпахана каменная прямоугольная плита с надписью, выполнен­ной непонятными буквами (знаками). Буквы не относились ни к кириллице, ни к латинице. К сожалению, данная находка утрачена, сохранилось только описание, сделанное местными краеведами, без воспроизведения знаков. (Кстати, каменные плиты с надписями в наших краях встречались и в других ме­стах. Известный пермский лингвист, профессор Е.Н.Полякова описала такую плиту, найденную ей близ Чашкинского озера. Но т.к. камень с высеченными знаками был тяжел, унести его сразу не смогли. А когда вернулись через несколько недель, его уже на месте не оказалось. Рассказывают также, что камень с надпи­сями был (есть) у с. Цыдва.) И всего несколько лет назад на этой же территории был найден медный монетовидный жетон брактеат — местное подражание иранскому дирхему. Если суммировать все изложенное, то можно отметить, что комплекс находок у д. Ани­ковской намного богаче, чем у с. Губдора, а по времени большая часть находок у Аниковской относится к периоду до XII века, губ- дорские — к XI—XIII векам.








































































Перейдем к Каме. Одна из самых ранних гипотез — это Пян- тежское городище. Что самое удивительное, эта гипотеза была озвучена в начале XIX века как давно и хорошо известная и не под­лежащая сомнению. Рядом с Пянтегом, в 4 км от села, есть городище. Оно невелико по размерам и не впечатляет своими укреплениями, датируется X—XIII веками. При раскопках там находили и русские предметы, в частности фрагмент бердыша. Особые находки — парадный (боевой) топор, инкрустированный серебром, и пять серебряных шейных гривен булгарской эпохи. Посмотрим, какие же особые находки встречались по берегам Камы от впадения в нее Вишеры и до Пянтега. Самая ближняя по территории — это находка серебряной с позолотой чаши в д. Вилесовой, судя по ри­сунку, она изготовлена или в Византии, или в Европе. Датировка — ориентировочно X—XII века. Близ д. Мелехиной обнаружены пять серебряных шейных гривен булгарского времени. Все выше­перечисленные находки сделаны на левом берегу. В 1931 году найден клад у д. Шакшер, это правый берег Камы. Он состоял из серебря­ной чаши с арабской надписью, трех гривен новгородского типа, одной — киевского и одной — шейной, булгарской. Весь комплекс можно датировать XII — первой половиной XIII века. В 1895 году в д. Керчевой (правый берег Камы) найдено серебряное сасанидское блюдо. По времени это самая ранняя находка. Выше по течению в 12 км от Пянтега, в д. Амбор находили серебряную шейную гривну и серебряное кольцо, у д. Малые Долды, на противоположном, левом, берегу, — серебряные блюдо и кувшин.








































































Осталась последняя из «старых» гипотез, озвученная Н. П. Рыч- ковым: древняя столица находилась на месте Губинского городища. Если основываться только на описаниях Н.П. Рычкова, то там стоял большой город с мощными укреплениями, выполненными, возможно, даже из камня. Среди находок — серебряные и даже золотые предметы. Но сегодня до сих пор точно не определено, какое же городище на Каме описывал путешественник. То же можно сказать о находках — можно только верить или не верить словам Н. П. Рычкова. Но стоит отметить: в своей работе он опи­сал не только Губинское городище, но массу других памятников, природных объектов, населенных пунктов. И в части какого-то чрезмерного увеличения, приукрашивания, излишних эмоций он не замечен. То есть, если даже при описании Губинского городища им и допущены некие преувеличения, неточности, все равно полу­чается, что это древнее поселение было значительным по размерам. Обычное городище, коих Н. П. Рычков видел десятки, не вызвало бы у него таких впечатлений. Что ж, нам остается продолжать пои­ски, вычислять, где же на Каме находится пристань «Асиастических судов».








































































Среди прочих некоторый интерес вызывает гипотеза геолога В.Болотова, но она требует уточнений из области исторической географии. Во-первых, существовало ли в исторически обозримом прошлом, лет 800 назад, у нынешнего северного изгиба р. Камы большое озеро? И, во-вторых, соединялось ли оно с бассейнами морей южных и северных?

Другие предположения. Гипотеза К. Жакова: столица находи­лась на месте городка Искора. Да, Искор был столицей, но только Верхней Земли Перми Великой. Гипотеза Ф. Байрамовой: столица находилась при впадении р. Вишеры в Каму. Но в непосредственной близости от слияния рек не обнаружено никаких остатков круп­ного древнего поселения, ближайшее — Петуховское городище — находится примерно на полпути между устьем Вишеры и Пянтегом. Смущает и расстояние — от Чердыни до устья Вишеры добрых 50 километров. К тому же непосредственно в районе устья ника­кой город поставить невозможно, здесь тянутся длинные песчаные косы. Высокий, пригодный для застройки берег начинается только в пяти километрах. И, как бы мы ни выбирали место, все равно контролировать с него можно только одну реку

.К какому же заключению мы пришли? У нас есть четыре предполагаемые точки — в принципе, как раз столько, сколько названо и в преданиях. По комплексу находок попытаемся определить период их наивысшего расцвета. Аниковская — это VIII—X века, максимум — XI век. Губдор — XI—XII столетия, возможно, начало XIII века. Пянтег — X—XII века. Губинское — тут знак вопроса. Исходя из сведений, почерпнутых из преданий, и полученных датировок, можно предположить, что центр Перми Великой, или будущей Перми Великой, располагался в районе д. Аниковской. Назовем ее условно по имени протекающей здесь реки — Чугор. В XI веке столица переместилась вниз по р. Вишере в район Губдора. Но здесь, по датировкам, у нас получается, что одновременно существовали два центра — на Каме и Вишере. Од­нако арабские летописцы упоминают в Верхнем Прикамье только одно государство, одну столицу, одних купцов. Возможно, суще­ствование двух центров в то время было примерно тем же, как су­ществовали в XV веке Верхняя и Нижняя Земли, а один из центров принимался всеми за единую столицу. Один город контролировал путь по Вишере с Колвой, другой — по Каме. Возможно, Губинское городище — современник Аниковской (Чугора). Они выполняли те же функции, что и позже Губдор и Пянтег. С XIII столетия (может быть, с его второй половины), когда основным торговым путем становится путь из Булгар в Югру, необходимость в контроле над Камой отпала, и столица перемещается в район Чердыни. Все столичные функции сосредотачиваются в одном городе.

Рассказ седьмой

ПОКЧА - СЕЛО, ПОБЫВАВШЕЕ СТОЛИЦЕЙ








































































Сейчас мы с вами переведем разговор на другой летописный городок — Покчу. На первый взгляд, здесь, кажется, все ясно. Покча давно уже не город, но стоит по сей день. И то, что это именно та Покча, а не какая-нибудь другая, ни у кого сомнений не вызывает.








































































Известный исследователь Урала Н. П. Рычков в конце XVIII века, объезжая многие исторические места Прикамья, проследовал и через Покчу и увидел здесь на окраине села раз­валины крепости. Остатки этой крепости были описаны также в середине позапрошлого столетия священником покчинской церкви Евтихеем Поповым, составившим летопись села. Когда была сооружена эта крепость, известно — в 1472 году. Кем она построена, тоже известно — князем Федором Пестрым. Не является тайной и то, когда она прекратила существование как город (крепость) — в 1535 году.








































































О чем же здесь говорить, о каких тайнах? Такой вопрос может задать нетерпеливый читатель. А парадокс заключается в том, что когда в послевоенное время попытались определить, что же со­бой представляла покчинская крепость, то места, где она стояла, найти не смогли. В профессионализме тех, кто искал место ее расположения, сомневаться не приходится. Это (в разное время) были: И. А. Талицкая, О. Н. Бадер, В.А.Оборин, В. А. Шмыров. В чем тут дело? В летописи сказано, что крепость была построена «на усть речки Почки». Сейчас на территории Покчи в Колву впа­дает единственная речка — Кемзелка, протекающая по северной окраине села. Если рассуждать логически, то остатки крепости нужно искать в устье этой речки, другой-то нет. Тем более при впа­дении Кемзелки в р. Колву образовался мыс. Не один и не два раза закладывались здесь разведочные шурфы, а результат был один: не только никаких находок, но даже культурного слоя того времени найдено не было.








































































Высказывали предположение: может быть, под летописной записью «на усть речки Почки» следует понимать место напротив устья? В таком случае крепость должна бы находиться на левом бе­регу Колвы, напротив устья Кемзелки. Но противоположный берег низкий, весной большей частью заливается водой. В одно время, более 100 лет тому назад, несколько покчинских крестьян возвели там дома со всеми надлежащими постройками. Но прожили они там недолго, сочли более благоразумным переселиться обратно. Естественно, и крепость строить на левом берегу было бы пустым занятием. А простояла она, если верить письменным источникам, немало — 63 года.








































































Сейчас нередко можно услышать такое утверждение: покчин- ская крепость была построена в устье р. Кемзелки, но в наше время искать ее следы бесполезно, так как мыс, где она стояла, разрушен весенними водами Колвы. В прямом и переносном смыслах крепость унесена течением времени. В какой-то мере это подтверждает свя­щенник В. Е. Попов, автор работы «Города Перми Великой Искор и Покча», написанной в XIX веке. По словам священника, его отец, ЕвтихейПопов (автор покчинской летописи) еще видел крепост­ные валы на окраине села, но в 60-е годы XIX века их смыло во время половодья.








































































Однако в этой гипотезе есть два уязвимых места. Первое: непонятно, почему за точку отсчета в поисках местонахождения покчинской крепости исследователи брали устье р. Кемзелки. В летописи же сказано: «на усть речки Почки». Почка — русское название (почка, почека — это расчищенное под пашню от леса место). Кемзелка же, вероятнее всего, русифицированное тюрк­ское название. Называлась река, вероятно, первоначально Кем- зелга, где елга — «река». После XV века никаких крупных пере­селений тюркоязычного населения на север Прикамья не было, поэтому такое название могло появиться в этих местах только до XV века. Отсюда можно сделать вывод, что летописная речка Почка и современная речка Кемзелка — не одно и то же. Хотя, возможно, название Кемзелка происходит от кемзелъ», где ель, с коми-пермяцкого, — «лесной ручей», «лесная река».








































































Второе уязвимое место изложенных гипотез таково. Н. П. Рын­ков в своей книге «Продолжение журнала или дневных запи­сок по разным провинциям Российского государства» пишет, что видел развалины крепости при въезде в село. А ехал он со сто­роны Чердыни, с юга. Кемзелка же впадает с северной стороны села. С этой стороны Покчи сегодня нет никакой реки, но есть сы­рой лог, по которому весной и в дождливое лето течет ручей. Может быть, по этому логу и прокладывала себе путь летописная Почка? Значит, и искать следы крепости нужно в районе устья лога.








































































Но крепость, о которой мы так долго рассуждали, была построена князем Федором Пестрым. А летописи говорят и о другой, дорусской Покче. Она в первую очередь нас и интере­сует, ее же летописцы назвали городком. Вот здесь мы сталкива­емся с новым парадоксом. Следов этого городка, существовавшего до 1472 года, вообще никто не находил. Даже о случайных находках, которые бы указывали на существование на этом месте дорусского поселения, вы не найдете упоминания ни в одной книге. Может ли такое быть? Коли здесь был городок, а не селище, то со всей округи сюда стекались товары. Не могло же все исчезнуть бесследно. Вспомним хотя бы Чердынь. Прибрежная часть Покчи плотно застроена, но все же есть одно место, которое не занято ни строениями, ни даже огородами — это устье лога, того самого, о котором мы только что писали. Вблизи находится лишь цер­ковь. Кстати, по сведениям историка А. Г. Полякова, работавшего в 1975—1978 годах учителем истории в покчинской школе, как раз около церкви ученики находили несколько наконечников стрел и керамику. Но по нескольким разрозненным находкам нельзя сде­лать каких-либо определенных выводов. Неужели получается, что и этот городок дорусской Перми Великой остается под вопросом, как и Урос?








































































А что если взглянуть на этот вопрос в иной плоскости? Пред­положим, что те остатки земляных укреплений, о которых писали Е. Попов и Н. Рычков, — это следы дорусского городка Покча, того, который сжег Гаврила Нелидов. А русской крепости здесь никогда и не было. Есть ли хоть какие-нибудь факты, подтверж­дающие это? Вновь обратимся к летописям, к событиям 1472 года. Тогда от Анфаловского городка русская рать пошла в две раз­ные стороны: «...оттуда поиде на конех на верхнюю землю к Искару; а Гаврила Нелидова отпустил на нижнюю землю на Урос, и на Чердыню, и на Покчу на князя Михаила. Князю же Федору не дошедшу еще городка Искора и сретоша его Пермь на Колве ра­тью... Оттуда поиде Федор тако ко Искору и взять его ... а Гаврила шед те места повоевал, которые послан. И потом приде князь Федор на устье Почки, где впала в Колву, срубише ту городок, седе в нем и приведе всю землю ту за Великого князя». Мы можем понять из этого текста то, что князь Федор Пестрый построил новую кре­пость на берегу р. Колвы, где в нее впадает некая речка Почка. От­метим: Почка, а не Покча, «почка», как уже говорилось выше, — это русское слово, означающее расчищенное в лесу место под пашню; «покча» же — слово древнепермское. Речка с таким названием могла протекать рядом с поселением, где определились на житье русские. Городок же Покча был владением местного пермского князька.








































































Если исходить из этого предположения, то князь Федор Пестрый не переносил столицы в Покчу, а обустроил времен­ную резиденцию где-то в другом месте. Но тогда возникает следующий вопрос: а где же тогда располагалась резиденция кня­зей Великопермских, а затем наместников этой земли в период с 1472 по 1535 год? На вопрос ответим вопросом: а в какой ле­тописи прямо и четко указано, что резиденцией князей Велико­пермских и столицей Перми Великой стала Покча? Князь Федор Пестрый ее туда не переводил. Читаем более поздние упоминания: «Лета 6989 (1481 год) пришедшу Асыка князь с пелымскими вогу- личами на Пермь Великую и приступиша на Чердыню. Чердынь не взял, а Покчу пожегл и князя Михаила Ермолича и княжат его по- секл и повосты разорив...». Как бы мы ни читали этот текст, все же из него вытекает, что столицей была Чердынь, ее название следует сразу после названия земли. Существует, конечно, маленький ню­анс: после известия о взятии и сожжении Покчи следует известие о гибели великопермского князя. Но князь мог погибнуть и во время осады Чердыни, и в сражении где-либо под Покчей или дру­гим погостом. И даже если он погиб в Покче, это еще само по себе не говорит, что именно здесь была столица.








































































Смотрим далее. «Лета 7014 (1506 год) пришедши из Тюмени на Великую Пермь ратью сибирский царь Кулуг Салтан и без ве­сти приступиша. Чердыню не взял, а землю нижнюю воевал всю, в Усолье на Камском варенцы пожегл...». И здесь мы видим — набег, разорена половина всей Перми Великой, штурмуют Чердынь, сжигают Усолье Камское, а столицу Покчу никто не вспоминает. А, заметим, с 1472 года миновало 34 года, должны бы уж летописцы привыкнуть к новому названию. «Лета 7039 (1581 год) пришедшу на Великую Пермь пелымский князь с вогуличи, повосты раз- зорив, а Чердыню не взял». И опять, как мы видим, столица Покча не упоминается.








































































Но кроме летописей есть и другие источники. Как быть, на­пример, с тем фактом, что в покчинской церкви имелось несколько реликвий? Самой главной, несомненно, была икона Благовещения. По преданию, записанному в церковной летописи, эта икона при­надлежала первому князю великопермскому Михаилу Ермоличу, присланному в Пермь Великую в 1451 году. Не доверять церков­ной летописи особых причин нет. Тогда возникает вопрос: как же икона попала в эту церковь, если Покча не была местом княжеской резиденции? Нам кажется, что икона была передана церкви в па­мять о гибели здесь в 1581 году князя Михаила. Еще следует об­ратить внимание на такую деталь, что везде, где были резиденции бывших вереинских (пермских, великопермских) князей, обяза­тельно воздвигалась Благовещенская церковь: Верея, Усть-Вым, Чердынь... Церковь с таким же наименованием была построена и в Покче.

И последний вопрос: есть ли сведения, относящиеся к 1535 году, о переносе столицы вновь в Чердынь? Как ни странно, но прямо об этом опять же не сказано ни в одной летописи. К этому году от­носится только сведение о том, что в Чердыни Давидом Курчевым построена новая крепость (кремль). Но это новость другого плана. Любой кремль (крепость), особенно деревянный, ремонтировали, перестраивали, строили заново

.И к чему же мы пришли в итоге? Первое — городок Покча был построен местным населением, и в районе современного села, сохранившего это название, мы можем искать следы дорусского городка. Возник он явно до 1472 года, а вот как долго он сохранял этот статус после 1472 года, — неизвестно. Можно предположить — до набега 1481 года, именно тогда он упоминается в летописях по­следний раз. Второе — князь Федор Пестрый не переносил столицу Перми Великой из Чердыни в Покчу. Остается открытым вопрос: а где же находилась крепость, срубленная Федором Пестрым? О том, что она была построена и простояла не один год, косвенно свидетельствуют данные карты Московии Гийома Делиля, на кото­рой на р. Колве обозначены рядом два города: Чердынь и Пермь Великая. Единственное предположение, где же мог поставить Федор Пестрый крепость, — это устье р. Чердынки, напротив Иоанно-Богословского монастыря. Чердынка — название явно позднее, произошедшее уже от названия города. Вновь построен­ная крепость стояла и рядом с монастырем, причем не более чем в километре от Чердыни (кремля). То есть Федор Пестрый мог легко контролировать и духовную, и светскую власть. Этот холм по правому берегу Чердынки называется Старопосадский, но Чердынский посад на этом холме (мысу) никогда не располагался. Может быть, — повторяю, может быть, — это название появилось, потому что там когда-то стояли постройки Княж-Федоровской крепости. В заключение отметим, что археологических изысканий на этом мысу никогда не проводилось.

Рассказ восьмой

ГОРОДОК ИБЫР (АРБА) АРАБСКИХ ЛЕТОПИСЕЙ








































































В трудах арабских ученых и путешественников при описании страны Вису и страны Чулыманской нередко можно встретить упо­минание городка Ибыр. (Иногда его написание звучит как Арба, Арбан, Эрты, возможно — это следствие перевода.) Причем его упоминание всегда связано с торговлей. Городок этот долгое время играл важную роль в торговых операциях. Впервые он упомина­ется в 925 году, последний раз — в XIV веке.








































































Исследователи раннесредневековой истории Верхнего При­камья высказывали разные предположения по поводу местонахож­дения этого городка. Пермский историк профессор А. М. Белавин первоначально локализовал городок Ибыр на месте расположения Соломатовского городища на р. Усьве. Но в более поздних работах он локализует городок Ибыр на месте расположения городища Ид- накар на р. Чепце. Ученый-историк из Ижевска И. Ю. Пастушенко считал, что городок Ибыр, возможно, находился на месте совре­менного Саинско-Бартымского археологического комплекса на р. Сылве. Для подтверждения своих гипотез ученые использовали следующие критерии: во-первых, на указанных городищах (по­селениях ) среди находок большой процент составляли предметы булгарского происхождения, а, как известно, арабы всю торговлю с северными народами вели через булгарских купцов. Во-вторых, исследования показали, что городища отличались своими разме­рами, системой укреплений и планировкой, что позволило видеть в них характерную для раннефеодальных городов трехчленную структуру: цитадель (детинец), внутренний город (крепость) и внешний город — неукрепленный посад.








































































Как мы видим, исследователи называют три возможных места расположения загадочного Ибыра. Причем всюду они пользуются одинаковыми критериями, а результат получают разный.








































































Где же все-таки мог располагаться летописный городок Ибыр (Арбан)? В одном из уже названных городищ или, может быть, в совсем ином месте? Первым критерием локализации городка ис­следователи (А. М. Белавин, И. Ю. Пастушенко) называли высокий процент булгарских находок. В своих последних работах А. М. Бе­лавин уточняет этот тезис — наличие торговой фактории волжских булгар. Где же на территории Прикамья располагались торговые фактории купцов Волжской Булгарии? Всего сейчас называют пять таких мест: городище Иднакар на р. Чепце, Рождественское городище на р. Обве, городище Анюшкар на р. Иньве, Соломатов- ское городище на р. Усьве и Городищенское городище на р. Усолке.








































































Второй критерий — городища (об этом мы говорили выше) должны отличаться своими размерами, системой укреплений и планировкой, т. е. иметь характерную для раннефеодальных городов трехчленную структуру: цитадель, внутренний го­род и внешний город (посад). Таким критериям соответствуют и Рождественское, и Соломатовское городища. Там рядом распо­лагаются два городища на соседних мысах — большое, малое и неукрепленный посад. Городища Анюшкар и Иднакар имеют несколько иную систему укреплений и планировку — там дети­нец и внутренний город расположены на одном мысу, так же как и неукрепленный посад. Но они занимают обширную площадь и имеют достаточно мощные укрепления.








































































На первый взгляд, Городищенское городище не удовлетворяет второму критерию. Но в настоящее время оно находится в по­луразрушенном состоянии. Почти в таком же состоянии этот памятник находился, когда на нем в 1980—1981 годах проводи­лись археологические раскопки под руководством А. М. Белавина. Но это городище известно очень давно, впервые упоминание о нем встречается в документах еще XVII столетия. О нем писали многие исследователи XIX—XX веков. В 1952 году его описание составил В. П. Денисов, известный пермский археолог, работавший в те годы научным сотрудником Соликамского краеведческого музея. Ис­ходя из этого описания, Городищенский комплекс состоял из двух расположенных на соседних мысах городищ — из большого, на мысу








































































Городок, и малого — на Русском мысу. (В настоящее время Русский мыс полностью разрушен карьером.) Распространение родановских находок X—XIV веков за пределами городища весьма значительно, примерно один гектар. Но сейчас все это место занято пашней. То есть Городищенское городище также вполне подходит и под второй критерий. Кстати, если говорить о городищах, расположенных рядом на двух соседних мысах, то, наверное, под такой критерий можно подобрать довольно много памятников. Например, в Со­ликамском районе под него попадают еще Эсперово и Тетеринское городища. Они располагаются на двух соседних мысах. Эсперово городище более крупное. Между ними на огромной площади дли­ной до 800 м и шириной от 50 до 400 м встречаются характерные находки, т. е. все это место занимал, следуя терминологии, внешний город.

Попытаемся использовать другой критерий — совпадения по времени. Городок Ибыр впервые упоминается в X веке, исчезает со страниц арабских географических произведений к XIV веку. Но и это нам тоже мало что дает. В Верхнем Прикамье в этот пе­риод существовало множество укрепленных поселений. Обратимся непосредственно к тому, как арабские авторы описывали этот го­родок. Истархи писал: «Никто из них не добирается дальше Эрты, ибо туземцы убивали всех чужестранцев и бросали их в воду». Мукадаси говорил почти то же самое: «Ни одному чужестранцу не удалось ступить на их земли, не поплатившись за это своей жизнью». Идриси утверждал: «Туземцы, живущие за неким го­родом Арбан, — людоеды и пожирают чужеземцев». Абу-ль-Фида уточнял, что это происходит за городом (у города) Арба (Ибыр). В сообщении еще одного арабского путешественника Ибн-Хаукаля содержатся подобные же сведения: «По торговым делам никто не едет дальше Болгар, никто не едет до Эрбы, ибо тамошние жи­тели убивают всех встречающихся им чужестранцев». Как мы ви­дим, городок Ибыр (Арба, Арбан) упоминается в основном в связи с торговыми делами, и обязательно следует предостережение, что дальше него ехать чужеземцам нельзя. Как же велась торговля в те времена? Арабские купцы, как правило, ездили только до Булгарии. Булгарские купцы всеми правдами и неправдами не допускали чужих (не булгар) купцов дальше на север. Известны случаи, когда они убивали тех, кто пытался проникнуть в северные земли

.Но ведь для арабов булгары не были туземцами, как они назы­вают жителей городка Арба (Ибыра), да и в одном из сообщений (Ибн-Хаукаль) Булгар и Эрбы называются как разные города.








































































От Булгара, как следует из арабских источников, булгар- ские купцы ехали до страны Чулыманской: «Купцы наших стран не забираются дальше города Булгар, купцы булгарские ездят до Чулымана, а купцы чулыманские ездят до земель Югорских, которые на окраине Севера». Как мы видим, булгарских купцов не пускали внутрь земли Чулыманской и дальше на север, точно так же, как они не пускали дальше Булгара арабов. Самая северная торговая фактория волжских булгар находилась на Городищенском городище. До него булгары поднимались, а дальше их уже не пу­скали. Под это описание не подходит больше ни одна из других торговых факторий булгар: ни Иднакар, ни Анюшкар, ни Рожде­ственское, ни Соломатовское городища. А поскольку эти городища были последним пунктом, то как севернее их появилась еще одна фактория? Кстати, профессор А. М. Белавин считал, что название Ибыр можно перевести с древнеудмуртского как «сторож», «кара­ульщик». А такое название как никакое другое подходит к городку, дальше которого чужеземцы пройти не могли.








































































Подводя итог, мы можем сказать, что городок Ибыр (Арбан, Эрбы), упоминаемый в арабских средневековых письменных источ­никах, находился на месте Городищенского городища, расположен­ного на правом берегу р. Усолки, возле современного с. Городище, в пяти километрах к востоку от г. Соликамска.

Об этом свидетельствуют и сами письменные источники (Ибыр — последний пункт, куда поднимались булгарские купцы), и археологические находки (торговая фактория булгар), и гео­графическое положение, и даже название.Рассказ девятый

ИСЧЕЗНУВШИЙ ГОРОД








































































В летописях под 1472 годом на территории Перми Великой, кроме Чердыни, упоминаются еще четыре городка: Урос, Покча, Искор и Анфаловский. Плюс к этому — «иные городки», рас­положенные где-то между Покчой и Искором. Из всех этих пере­численных городков больше всех «не повезло» Уросу. Мало кто им интересовался. И какой стороны его истории ни коснись, всюду одни вопросы. Взять хотя бы его название. В большинстве летопи­сей городок именуется Урос, а в местной, Вычегодско-Вымской, назван Уром. Когда возник городок — знак вопроса. Что с ним стало после 1472 года, по завершении похода князя Федора Пестрого, — знак вопроса. Почему наряду с Чердынью, Покчой и Искором на него было направлено острие удара русской рати — ответа нет. Где он находился? И здесь остается беспомощно развести руками.








































































Впервые эту загадку попытался разгадать В.Н.Берх, ав­тор уже упоминаемой нами книги. В 1819 году он решил про­вести археологические раскопки в урочище Пустой Урол, рядом с д. Урол. Здесь, по преданию, похоронены убиенные в какой-то битве. На их могиле была поставлена часовня и дважды — в первое воскресенье Петрова поста и 20 июля — сюда совершался крестный ход из г. Чердыни. Но раскопки ничего не дали. Тогда В. Н. Берх проводит их в соседнем урочище Побоище. Там результат оказался более обнадеживающим. Среди находок были наконечник копья и боевой топор. После чего в книге Берха появились такие строки: «Нельзя оставить без внимания созвучие слов Урол и Урос... Это созвучие скрывает за собой тот потерявшийся город Урос, который взял Таврило Нелидов после жаркого боя в 1472 году; если это не древний Урос, то от какой битвы осталась могила убиен­ных? Бывшие после взятия Чердыни набеги и происходившие при этом битвы сохранены народной памятью и отмечены цер­ковью». Все кажется логичным в рассуждениях В.Н.Берха: Урол и Урос — в самом деле, есть созвучие. В урочище Побоище происходит битва (найдены наконечник копья и боевой топор), убитых в этой битве похоронили в урочище Пустой Урол. Все же одно «но» здесь есть — В. Н. Берх так и не нашел места, где стоял городок.

Загрузка...