– Рядовой Топалов, а что это вы кричите из строя?
Полагаясь на опыт нашего общения за вчерашний день, подумала, вряд ли я удостоилась комплимента.
– А вы сами не справитесь, товарищ персик.
– Почему это? – надула губы.
– Потому, что женщине в армии не место. Либо увольняетесь в запас, прослужив три дня с походом, либо в декрет уходите. А всё потому, что
служить – это вам не бигуди накручивать.
От возмущения у меня чуть пар из ушей не пошел. Это что за
предрассудки
такие?
Никогда не относила себя к ярким представительницам феминистического движения, но тут так захотелось
отстоять свои права и показать «ху из ху»*.
– Взвод! Налево! Шагом марш!
Мне выделили небольшую комнатушку для занятий с подопечными.
Только вот я не ожидала, что всё произойдёт так быстро – ни тесты не
распечатала, ни тему для групповой беседы не подобрала. С собой у меня
была только книжка Эрнеста Хемингуэя «Старик и море», которую я
собиралась дочитать после обеда.
– Тая, ты расстроилась? – Никита отстал от остальных и
побеспокоился о моём настроении.
– Нет. Но стереотипы нужно искоренять. Это ещё хорошо, что я не
злопамятная, а то чуть бы что – пошёл бы он у меня пустыню пылесосить.
– Не обращай внимания на Топалова. Он у нас контуженный чуток, –
Калинин сказал это в шутку, но с таким серьезным голосом, что я наивно
восприняла его слова за чистую монету.
Наивность и сентиментальность – мои лучшие друзья, после
невезучести. Ещё в детстве я котов и собак в дом таскала потому, что
жалко, а карманные денежки всегда алкашу из соседнего подъезда
одалживала. Он их никогда не возвращал, но я свято верила, что это на
хлеб, а не на бутылку. Вот и сейчас я подумала, что всякое в жизни бывает.
Это же армия! А вдруг на учениях несчастный случай? Так вот почему он
так такой нервный – при контузии любой шум может стать раздражителем.
Пообещала себе, как офицер и психолог, провести индивидуальную
консультацию с Дмитрием.
Солдаты расставили стулья и заняли места, наблюдая за мной, словно
за мартышкой в цирке.
– Товарищи сослуживцы, – начала я, так и не имея плана действий, –
мы с вами делаем очень важную работу, но не всё в жизни подлежит уставу.
Я бы хотела поговорить о личностном развитие, о душе…
– Жаль, что вашу душу под кителем не видно, – крикнул кто-то с
последнего ряда.
Словно замполит со стажем, я сурово так пресекла нарушение
дисциплины фразой:
– Отставить разговорчики!
В какой-то момент взгляд зацепился за книгу на столе, и тема для
обсуждения появилась сама собой.
– На повестке дня сегодня – Хемингуэй.
– Хемин… чего? – переспросил сержант.
– Эрнест Хемингуэй. Это известный американский писатель, а ты –
село непросвещённое, – вместо меня ответил Топалов.
Я искренне удивилась, поскольку парень всем своим видом показывал, что не намерен участвовать в происходящем. Пролистнув вступительное
слово, я принялась читать произведение вслух. Высокоинтеллектуальной беседы о силе человека, о борьбе со своей
природой, об одиночестве и прочих философских категориях не
получилось. Как малым детям пришлось разжёвывать элементарное, но я
всё равно была рада, ведь кто-то меня слушал.
Когда наше время истекло, я отпустила почти всех к Арсентьеву.
– А вас, Топалов, я попрошу остаться!
Никита бросил на меня вопросительный взгляд, прежде, чем оставить
нас с его другом наедине.
– Отчитывать будешь?
– Нет. Присаживайтесь.
– Я постою.
Ранее я говорила, что искать подход к коллективу сложно, но начать
разговор с человеком о его проблеме, когда он об этом не просит – гораздо
сложнее.
– Давно это случилось? – осторожно спросила я.
– Что?
– Раздражительность ваша, пессимистичность…
– Буквально с твоим приездом совпало.
– Значит, недавно.
Дима посмотрел на меня, как на ненормальную, но я списала на его
состояние.
– Вы главное не зацикливайтесь на этом. Это не ваша вина, что так
получилось.
– Конечно, не моя. Спасибо, блин, генштабу, что непутёвых таких
набирает.
В тот момент я даже и не подозревала, что мы на разных полюсах: я
веду речь о контузии, а он – обо мне. Подумала, что Топалов винит кого-
то конкретного.
– А успокоительные вам давно прописывали?
– А надо? Думаешь, ты меня так доведёшь? Тогда и себе возьми, чтобы
меньше активности было.
– Мне то зачем? Это ж вы контуженный.
– Контуженный? Ах, вот оно что! Оскорбилась, значит, словами, что
женщине в армии не место, и вон как запела. Ну, персик, погоди!
Топалов вышел, громко хлопнув дверью.
– Помогла, называется.
В состоянии грустного морского котика я поплелась на обед. Стоило
переступить порог столовой, как Зоя сразу же улыбнулась и помахала. Я
взяла на раздаче тарелку борща и села ковыряться в нём за дальний столик
у окна.
– И чего я вообще сегодня полезла к этому Топалову? Только
настроение себе испортила.
– Привет. Ты чего такая кислая? Не пошёл первый день?
Зоя сделала вид, что протёрла мой стол, затем присела рядом.
– Нормально всё.
– Слушай, а пошли к нам на кухню. Выпьем по рюмочке чая, может, полегчает.
– Да ты что! Я же на службе.
– Ну да. А я на работе. Тогда просто пошли пить чай.
– Только, если недолго.
Девушка дала мне халат повара, чтобы я накинула поверх формы, и
провела в небольшое помещение, где в огромных кастрюлях что-то
бурлило, издавай аппетитный аромат.
– Добро пожаловать в царство сковородки и половника!
Возле плит крутились две поварихи, чтобы не мешать им, мы стали
ближе к раздаче с чашками в руках. Завязалась беседа о танцах в доме
офицеров, а потом я бросила взгляд на стол у стены, под которым стоял
мешок с рисом. Всё бы ничего, но мне показалось, что рис ожил. Я
моргнула пару раз – он продолжал шевелиться. Это вызвало у меня, далёкого от готовки человека, оглушительный крик на всю столовую.
– Ты чего? – всполошилась Зоя.
– Оно живое! – я ткнула пальцем в мешок.
– Тьфу! Да это рис со старых запасов ещё. Не заметили на складе и, как результат, завелись личинки. Он на списание пойдёт. Просто, наверное, верёвка протрухла и развязалась.
Такой ответ меня успокоил. В следующую минуту в окошке появилась
голова комбрига.
– Любимова, пойдите-ка сюды!
*кто есть кто.