Первая могила справа

Глава 12

— Ты его знала? — спросил меня Нил час спустя. Я читала. Мы болтали. Звонил Гаррет. Я не ответила.

Я все выяснила. Примерно месяц назад во дворе завязалась драка, и на территории моментально ввели режим строгой изоляции. Всем велели лечь на землю. Некий заключенный, приятель Рейеса, огромный и наивный, как ребенок, растерялся и не выполнил приказ, и охранник на вышке прицелился, чтобы дать предупредительный выстрел. Заметив это, Рейес навалился на друга, чтобы уложить на землю: он решил, что охранник собирается того пристрелить. Пуля, которая должна была попасть в грязь на безопасном расстоянии от них, пробила череп Рейеса и задела лобную долю мозга. С тех пор Рейес в коме.

Я подняла глаза и задумалась над вопросом Нила.

— Только по одному случаю в старших классах школы, — пояснила я и рассказала Госсету про вечер, когда впервые увидела Рейеса, и о побоях, нанесенных ему человеком, которого он потом якобы убил. Нил, похоже, не удивился. Я закрыла досье и посмотрела в его серые глаза.

— Между нами, — я наклонилась вперед, настраиваясь на задушевную беседу, — между старыми друзьями, — уточнила я, — что ты о нем думаешь? Что тебе известно о нем? — Я постучала пальцами по папке. — Такого, что не вошло сюда?

Нил откинулся в кресле, поправил воротник и глубоко вздохнул:

— Я бы рассказал, да ты не поверишь.

Многообещающее начало.

— Спорим, поверю, — подмигнула я.

Прежде чем ответить, Нил с минуту пристально меня рассматривал. Потом заговорил — с видимой неохотой, которую я слишком хорошо понимала. Он действительно сомневался, что я ему поверю. Эх, знал бы он…

— Когда Фэрроу только попал сюда, случилось кое-что странное. Спустя неделю после того, как его перевели на общий режим, — проговорил Нил, не сводя глаз с застежки на часах, — Саут-Сайд послал трех бойцов, чтобы его прикончить. Не знаю почему. Но те, кому Саут-Сайд вынес приговор, обычно не выживают. И точка.

У меня сжалось сердце, и я заскрежетала зубами, стараясь не показать, что схожу с ума от тревоги при одной лишь мысли об опасности, которой подвергался Рейес.

— Все кончилось, не успев начаться. — Нил нахмурился, восстанавливая в памяти прошлые события, пытаясь соединить известные ему разрозненные фрагменты. — В то время я был охранником, только что после обучения, молодой да горячий. Но я чуть не намочил штаны от страха, когда увидел, как те бугаи идут к Фэрроу (тогда я еще не знал, что это он). Я вызвал подмогу, но не успел передать запрос, как все трое уже валялись на земле в луже собственной крови, а этот двадцатилетний пацан… даже не знаю, как сказать… сидел на корточках на столе, готовый наброситься на любого, кто подойдет, и с полнейшим равнодушием посматривал на остальных заключенных. Он даже не испугался.

Затаив дыхание, я представляла себе описанную сцену.

Госсет покачал головой и поднял на меня глаза. В его взгляде читалось облегчение, смешанное с благоговением.

— И не запыхался. Был спокоен, как я сейчас. Я толком не видел, что произошло, но…

— Но? — не в силах сдержать любопытство, поторопила я.

— Но… двигался он не так, как обычные люди, Чарли. Так стремительно, что не уследишь: его очертания расплывались в какое-то пятно. И на столе потом сидел, подобравшись, точно опасный хищник. — Нил опять покачал головой, словно до сих пор не мог поверить собственным глазам. — Так он получил свое прозвище.

— Прозвище? — заинтригованно переспросила я.

— С тех пор его никто пальцем не тронул, — продолжал Госсет. — За все годы, что здесь работаю, я не видел ничего подобного. Он стал местной легендой, почти богом.

Я придвинулась ближе к его столу, стараясь не капать слюной на бумаги.

— Ты сказал, ему дали прозвище.

— Да, — насторожился Нил. — Его зовут El Aliento del Diablo.

— Дыхание дьявола, — эхом перевела я.

— Я же тебе говорил, в это трудно поверить. — Он тяжело вздохнул, очевидно ожидая, что я пропущу его рассказ мимо ушей.

— Нил, я верю каждому твоему слову. — На его лице отразилось изумление, и я пояснила: — В тот вечер, когда мы с ним встретились, я увидела нечто похожее. Он так двигался. И ходил.

— Точно, — Нил показал на меня пальцем, — не так, как…

— …люди, — закончила я за него.

Он взглянул на папку в моих руках.

— И все-таки он человек.

Не в силах бороться с собой, я прижала папку к груди, чтобы не упустить ни малейшей подробности, связанной с Рейесом Александром Фэрроу.

— Пожалуй.

Он оставался для меня загадкой, таинственным неземным существом.

— Знаешь, в школе я терпеть тебя не мог.

Слова Нила вернули меня с небес на землю. Вот оно что. Что ж, по крайней мере, он честен.

— Знаю, — примирительно проговорила я. — Я тебя тоже.

— Правда? — Похоже, он был потрясен.

— Да. Извини.

— И ты меня. Я думал, что ты чокнутая.

— А я думала, что ты самовлюбленный сопляк.

— Так оно и было.

— Ага, — согласилась я, подавив грустный смешок.

— Но ты ведь не чокнутая, правда?

Я покачала головой: приятно, когда тебя ценят.

— Если хочешь, могу пустить тебя к нему.

Сердце дало сбой и, казалось, разбухло у меня в груди.

— Но должен тебя предупредить, Чарли, что он не поправится. Его мозг мертв.

На этих словах у меня сердце ушло в пятки и пол уплыл из-под ног. Смерть мозга? Как такое возможно?

— Он в коме с того самого дня, как это случилось, — добавил Нил, встал, обогнул стол и положил руку мне на плечо. — Мне больно тебе об этом говорить, но власти планируют через три дня отказаться от лечения.

— В смысле, отключить его от аппарата? — уточнила я. Меня охватила паника. Я хотела было сглотнуть, но горло пересохло и саднило.

Нил сочувственно поджал губы.

— Мне очень жаль, Шарлотта. Но без родственников, которые могли бы оспорить решение…

— А как же его сестра?

— Сестра? У Фэрроу нет живых родственников. Согласно его досье, у него никогда не было ни братьев, ни сестер.

— Это не так. — Я снова открыла папку и пролистала страницы. — В тот вечер у него была сестра.

— Ты ее видела? — с надеждой спросил Нил.

Ему не меньше, чем мне, хотелось, чтобы Рейес остался в живых.

Убедившись, что о сестре в бумагах нет ни слова, я остановилась и захлопнула папку.

— Нет, — ответила я, стараясь не поддаваться охватившему меня разочарованию. — Мне сказала хозяйка квартиры.

Огорченно вздохнув, Нил опустился на стул возле меня.

— Должно быть, она ошиблась.

Я ехала в тюремную больницу для хроников в Санта-Фе, где держали Рейеса. От обилия информации голова шла кругом, и я старалась уместить каждый из фрагментов в аккуратную папочку, упорядочить все, что узнала. Рейес продолжил обучение и спустя год после вынесения приговора получил диплом по криминологии. Потом, как ни странно, переключился на компьютеры и стал магистром по компьютерным информационным системам. Он занимался самообразованием. Выйдя из тюрьмы, он стал бы полезным членом общества, примерным налогоплательщиком.

И все-таки они собирались его убить. Нил объяснил мне, что единственный способ отменить решение властей — получить судебное постановление, но для него нужна чертовски веская причина. Если бы мне удалось найти сестру Рейеса…

Едва я взяла телефон, чтобы позвонить Куки, как трубка запела мелодию, которую я установила специально на нее, — Do You Think I'm Sexy Рода Стюарта.

Я открыла телефон, и Куки спросила:

— Ну что?

— Он в коме.

— Не может быть.

— Может. И спустя три дня его отключат от аппарата. Кук, что мне делать? — Эмоции, которые я сдерживала в кабинете Нила, грозили вот-вот выйти из-под контроля. Я изо всех сил старалась подавить их с помощью дыхательной техники, которой научилась по своему DVD «Йога-буги».

— Что нам делать? Мистер Госсет тебе объяснил?

— Мне нужно найти сестру Рейеса. Только она может это остановить. Я не сдамся. Буду шантажировать дядю Боба. Вдруг у него получится что-то сделать. — Я не отдам Рейеса без борьбы. Спустя столько лет я наконец нашла его… все это наверняка не просто так.

— Шантаж? Неплохая мысль, — согласилась Куки.

Все вокруг окрасилось в зеленые тона: я въехала на стоянку, напоминавшую английский сад. Перед тем, как повесить трубку, я дала Куки очередное задание. Если верить статье, которую я прочла вчера вечером, Рейес три месяца учился в средней школе Юкка-Хай. Может, его сестра тоже туда ходила. Мне нужны были списки учеников.

Куки принялась за поиски, а я направилась в великолепно оборудованную больницу. Разумеется, она выгодно отличалась от тюремного изолятора. Я догадалась, что в тюрьме нет возможности ухаживать за пациентом в коме и поэтому Рейеса перевезли сюда. Нил позвонил и сообщил надзирателю, приставленному к Рейесу, что я приеду навестить его подопечного.

Я подошла к регистратуре. Надзиратель стоял в углу вестибюля и заигрывал с дежурной медсестрой. Едва ли я могла его осуждать. Сторожить пациента в коме не очень интересно. Флиртовать гораздо веселее.

Когда я приблизилась, он вытянулся в струнку, а медсестра поспешила вернуться к своим делам.

— Мэм, — приветствовал меня он, дотронувшись до невидимой шляпы, — вы, должно быть, мисс Дэвидсон.

— Да. Полагаю, мистер Госсет вам звонил.

— Так точно. Наш пациент тут. — Надзиратель указал на затянутую бледно-голубой занавеской раздвижную стеклянную дверь, перегородившую коридор.

Немного удивившись, что он не попросил меня предъявить документы, я направилась к двери. Ну, большая часть меня. Ноги буквально приклеились к полу. Что меня ждет за дверью? Выглядит ли он так же? Не сильно ли изменился за те десять лет, что прошли с тех пор, как был сделан снимок? За те одиннадцать лет, что я его не видела? Наложила ли на него тюрьма свой отпечаток? Не повеет ли от него холодом, как от всякого, кто немало времени провел за решеткой?

Надзиратель, похоже, догадался о моих сомнениях.

— Все не так плохо, — мягко сказал он. — У него дыхательная трубка. Это, пожалуй, самое жуткое.

— Вы с ним лично знакомы?

— Да, мэм. Я сам попросился сюда. Однажды во время тюремных беспорядков Фэрроу спас мне жизнь. Если бы не он, я бы здесь сейчас не стоял. Так что это самое меньшее, что я мог для него сделать.

У меня перехватило дыхание. Хотелось расспросить его поподробнее, но внезапно меня повлекло к Рейесу в палату, словно в одном-единственном месте вдруг стремительно увеличилась сила тяжести. Я шагнула вперед, надзиратель снова коснулся невидимой шляпы и ушел к кофемашине.

Переступив порог, я на всякий случай огляделась, нет ли где призрака Рейеса. Его не оказалось, и я немного расстроилась. Призрак у него что надо.

Я перевела взгляд на кровать. Передо мной лежал Рейес Фэрроу, сильный и живой, с темными волосами и кожей, которая на белых простынях казалась бронзовой. Сила тяжести снова подхватила меня, но на этот раз центром притяжения был он. Я подошла к краю кровати и во второй раз в жизни увидела само совершенство.

Из горла Рейеса торчала дыхательная трубка, а голова была перевязана. Выбившиеся из-под повязки темные растрепанные волосы падали на лоб. Крутой подбородок покрывала трехдневная щетина; длинные густые ресницы отбрасывали тень на скулы. Я посмотрела на его губы — красиво очерченные, чувственные, незабываемые.

В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь гудением дыхательного аппарата. Не пищал кардиомонитор, хотя Рейес был к нему подключен, и по экрану непрерывно бежали цифры и линии. Я подошла ближе, коснувшись бедром его руки, вытянутой вдоль тела. Короткие рукава голубого больничного халата открывали великолепные мускулы, подтянутые и крепкие даже во сне. По бицепсу вилась татуировка, подчеркивая его гладкость и красоту. Этническое произведение искусства, изящные линии и манящие изгибы которого были полны смысла. Однажды я их уже видела. Они были древние, как само время. И очень много значили. Но почему?

Мои ум и сердце никак не могли принять, что в постели действительно Рейес Фэрроу, беззащитный и вместе с тем могущественный. У меня ослабли колени; интересно, как долго я смогу простоять в его присутствии и не упасть. Спустя столько времени он казался еще нереальнее, чем в моих снах. И прекраснее, чем в фантазиях.

Его широкая грудь поднималась и опускалась в такт аппарату. Я коснулась пальцами его плеча и обожглась. Табличка в изножье кровати подтверждала, что у пациента нормальная температура — идеальные 36.6, но от него шел такой жар, словно я стояла возле печки.

Даже в покое он казался диким, неукротимым: такого невозможно приручить, надолго запереть в клетку. Я сжала его ладонь и, мужественно перенося жар прикосновения, наклонилась над кроватью.

— Рейес Фэрроу, — срывающимся от волнения голосом проговорила я, — пожалуйста, проснись. — Наплевать, что решили власти: Рейес не более мертв, чем я. Как они могли хотя бы подумать о том, чтобы отключить его от аппарата? — Если ты не очнешься, тебя отключат. Понимаешь? Ты меня слышишь? У нас осталось три дня.

Я огляделась, надеясь, что он появится в палате в ином виде. Я по-прежнему не знала наверняка, кто он, но точно больше, чем человек. В этом не было ни тени сомнения. Мне нужно найти его сестру. Надо положить этому конец.

— Я еще вернусь, — шепнула я и, прежде чем уйти, наклонилась и прижалась губами к его губам. Поцелуй обжигал, но на несколько восхитительных мгновений я замерла, наслаждаясь.

Когда я попыталась выпрямиться, прервать поцелуй, перед моим мысленным взором пронесся рой образов. Я вспомнила все наши ночи за последний месяц. Руки Рейеса сжимают мои бедра, я обвиваю его ногами, словно цепляясь за жизнь, а он толчками входит в меня, и по моему телу прокатываются волны неописуемого наслаждения. Я вспомнила, как мы целовались в кабинете Куки, как он направил вниз мою ладонь, как подхватил, когда у меня подкосились ноги. Потом я вспомнила ту давнюю ночь. Когда отец ударил его, Рейес на долю секунды потерял сознание. Я помню его взгляд, когда он пришел в себя. Полный гнева. Он злился не на отца, а на меня! Он смотрел на меня. На мгновение заметил и пришел в ярость.

Я вспомнила чашку у моих губ, теплое полотенце на голове, чьи-то руки, удерживавшие меня, и пришла в себя, удивляясь, куда подевались мои кости.

— Мисс Дэвидсон, что с вами?

— Выпейте воды, — сказала какая-то женщина. — Вы упали в обморок.

Я глотнула холодной воды, открыла глаза и увидела стоящих надо мной надзирателя и медсестру. Надзиратель прижимал к моей голове мокрое полотенце, а сестра уговаривала попить воды. Они оттащили меня на стул возле палаты и пытались не дать мне упасть, несмотря на то, что мое ослабшее тело так и норовило поцеловать плитку пола.

— Ой! — воскликнула медсестра. — Поймал?

— Ага. Она просто все время выскальзывает из рук. Как ужасно тяжелые спагетти.

— Что? — взвизгнула я, очнувшись. — Как это тяжелые? Что случилось?

Глядя в насмешливые глаза надзирателя, я пила воду, а он рассказывал:

— Вы либо потеряли сознание, либо вам приспичило поближе рассмотреть трещины на полу. Как бы то ни было, вы сильно ударились.

— Правда?

Он кивнул:

— Не стоило приставать к пациенту.

Откуда он узнал?

— Я поцеловала его на прощание.

Надзиратель фыркнул и переглянулся с медсестрой:

— Мне так не показалось.

Вероятно. Но что же произошло? Неужели Рейес Фэрроу даже в коме смог подчинить мою волю? Все, мне конец.

— Черт! — Я вскочила на ноги. Голова поплыла, и на секунду я вспомнила выпускной в школе, который провела в луже собственной рвоты. Споткнувшись, я забежала к Рейесу в палату, немного полюбовалась им на прощание, быстро поцеловала — в щеку — и умчалась прочь из больницы, помахав надзирателю и медсестре и пробормотав слова благодарности. Мне нужно было найти сестру Рейеса, а время истекало.

— Ты упала в обморок?

Я вздохнула в трубку, дожидаясь, пока Куки оправится от удивления. Понятия не имею, почему после всего, что было, она еще чему-то удивляется.

— Ты достала списки учеников из школы Рейеса?

— Еще нет. Ты упала в обморок? Когда целовала его?

— Ты ничего не забыла мне сказать?

— Я проверила флешки. Они все принадлежат Барберу. На них нет ничего, кроме его рабочего архива.

— Черт. Непременно поговорю об этом с Барбером. — Кстати, где мои адвокаты? — И надо вернуть флешки на место, пока секретарша не хватилась.

Прежде чем повесить трубку, я попросила Куки выяснить, собирается ли Нора, секретарша адвокатов, сегодня в офис. Надеюсь, что нет. Будь она там, давно заметила бы пропажу флешек.

Я припарковала Развалюху на стоянке возле «Плотины», она же дом родной, и телефон заиграл Пятую симфонию Бетховена. Дядя Боб сообщил, что удалось установить личность и адрес убийцы. По крайней мере, полиция полагала, что он убийца. Было бы здорово, если бы хоть один из адвокатов видел нападавшего, чтобы нам знать наверняка, того ли мы схватили, кого нужно. Оказалось, он работал на Нони Бачичу, местного владельца автомастерской. Я лично знала Нони: он никогда не был замешан ни в чем подобном; значит, мы что-то напутали. Но мы ничего не узнаем, пока не поймаем предполагаемого убийцу. Дядя Боб как раз собирался это сделать. С помощью половины служебного состава городской полиции.

Разумеется, такое зрелище я не могла пропустить. Я бы мигом определила, виновен парень или нет. Мне это легко — наверно, потому, что я ангел смерти. Сложности начинались, если тот, кого я оценивала, был замешан во множестве других преступлений. Вина есть вина. Иногда трудно отличить одно преступление от другого. Но попытаться все-таки стоило.

Я записала адрес, развернулась и помчалась к жилому комплексу, расположенному в самой глубине зоны военных действий, также известной как Саут-Вэлли, где обитал некий мистер Хулио Онтиверос.

Полицейские еще были в квартале отсюда: готовились к захвату. Кажется, они располагали вполне достоверной информацией, что Хулио дома и что он спит. Должно быть, поздно лег. Я втиснулась между джипом дяди Боба и патрульной машиной, отключила звук на мобильном — нет ничего хуже, чем когда в момент захвата вдруг звонит телефон: все так и сверлят тебя свирепым взглядом — и пошла искать Диби.

В девяноста девяти случаях из ста я не ношу с собой личное оружие — должен же у меня быть стимул совершенствовать убийственный взгляд. Но сегодня все крутые ребята вооружились до зубов. Я почувствовала себя девчонкой, которая явилась на званый обед в джинсах и футболке с фотографией «Пинк Флойд». Наверно, потому что как-то раз именно так и сделала.

Диби я заметила у соседней патрульной машины, а это значило, что, подойдя к нему, я окажусь на расстоянии визга от Гаррета Своупса. Я догадалась, что дядя сначала позвонил ему, и меня ужалила ревность, которую я постаралась подавить. Я с пяти лет распутываю для него дела, а он первым делом звонит Своупсу? Меня охватило раздражение, я нахохлилась и ощетинилась.

Неужели он не испытывает ни капельки благодарности? Разве я многого хочу? Лишь чуточку родственного лицеприятия.

Дядя Боб, как обычно, говорил по телефону. Стоявший у открытого багажника патрульной машины Гаррет поднял на меня глаза, и в его взгляде мелькнула тревога. Чертыхнувшись про себя, я поняла, что прихрамываю из-за боли в ребрах и ноге. Скрипнув зубами, выпрямила спину и постаралась идти нормально. Из-за этого вскоре пришлось остановиться и передохнуть. Боюсь, моя походка напоминала популярный в восьмидесятые танец робота.

— Поверить не могу, что ты не переломала все двадцать семь ребер, — произнес Гаррет, когда я приблизилась, дергаясь, точно марионетка.

— У меня не двадцать семь ребер.

— Уверена? — усомнился он, оглядывая мою грудную клетку. — Пожалуй, мне стоит их сосчитать.

По-дурацки обидевшись, я инстинктивно обхватила руками живот, чтобы себя защитить.

— Только если хочешь лишиться руки, — предупредила я, хотя в джинсах, белой футболке и темно-синем пуленепробиваемом жилете Гаррет выглядел очень сексуально. Настоящий мачо. — Не волнуйся, — продолжала я, — наверняка однажды тебе пригодится умение считать.

Он ухмыльнулся как ни в чем не бывало и проверил обойму.

— Конечно.

— Ладно, я пойду в обход.

— Зачем?

— Потому что мне можно. А тебе нельзя.

— Смотри, чтобы тебя не подстрелили.

Я фыркнула — можно подумать, его заботила моя жизнь — и поковыляла прочь.

— И не упади никуда, — громким шепотом напутствовал меня Гаррет.

Чудак-человек.

Не успели мы с симпатичным полицейским по имени Руперт спрятаться за домом, как из квартиры Онтивероса донесся звук, похожий на выстрел. Руперт вскочил на ноги, перемахнул через двухметровую изгородь, понесся к черному ходу и замер у красной кирпичной стены здания с пистолетом наизготовку. Молодо-зелено.

Будучи старше и умнее, я решила пройти через пролом в ограде, где некогда была калитка. Вспомнив предостережение Гаррета — не попасть в перестрелку и не получить пулю в сердце — и учитывая обстоятельства, я с трудом нагнулась и пробралась во двор. И спустя двенадцать секунд растянулась в грязи, хватая ртом воздух. По-видимому, подозреваемый тоже заметил дыру в заборе. Почему-то, когда тебя окружили полицейские с никелированными бляхами, готовые в любую минуту открыть огонь, помеха в виде безоружной девицы (где бы она ни оказалась) кажется меньшим из зол. Не успела я налюбоваться аккуратной попкой Руперта, как в меня врезался огромный бандюк в капюшоне, очевидно собиравшийся пробить дыру во вселенной.

Мы рухнули на землю, и от боли в ребрах у меня искры посыпались из глаз. А еще я почувствовала страх. Его страх. Он был невиновен. Он никого не убивал. Черт.