Первая могила справа

Глава 2

Я завернулась в полотенце и отдернула занавеску душа. От догадки, кем мог быть незнакомец из сна, у меня закружилась голова. Сассмэн просунул голову в дверь; от испуга мое сердце упало и порезалось об осколки нервов.

Я подскочила, схватилась за грудь, досадуя, что меня по-прежнему так легко застать врасплох. А ведь я столько раз видела, как покойники появляются из ниоткуда, — могла бы и привыкнуть.

— Черт побери, Сассмэн. И когда ваш брат научится стучаться?

— Я же призрак, — подбоченившись, ухмыльнулся он.

Я выскочила из душа и схватила с туалетного столика бутылочку с распылителем.

— Только войдите — и я брызну вам в лицо потусторонним репеллентом.

Его глаза округлились.

— Правда?

— Нет, — ответила я, и мои плечи бессильно опустились. Мне всегда было трудно врать призракам. — Это просто вода. Только не говорите мистеру Хабершему, покойнику из квартиры 2В. Эта бутылка — единственное, что мешает грязному старикашке пробраться ко мне в ванную.

Сассмэн, подняв брови, рассматривал мое неглиже.

— Что ж, не мне его судить.

Я прищурилась и с силой распахнула дверь, ударив ею призрака по лицу. Сассмэн растерялся и, чтобы унять головокружение, схватился одной рукой за лоб, а другой — за дверную ручку. С новичками просто. Дав ему время прийти в себя, я указала на знак, прикрепленный снаружи на двери ванной.

— Запомните это, — велела я и захлопнула дверь.

— Покойникам вход запрещен, — вслух прочитал он.

— И если вдруг выясняется, что вы можете проходить сквозь стены, значит, вы мертвы. А не валяетесь в канаве, дожидаясь, пока тело проспится. Смиритесь с этим и, черт побери, не лезьте ко мне в ванную.

Сассмэн снова просунул голову в дверь:

— Вам не кажется, что это жестоко?

Стороннему наблюдателю такая табличка могла показаться несколько суровой, но обычно все понимали ее правильно. Кроме мистера Хабершема. Его приходилось отпугивать. Частенько.

И даже с табличкой я вынуждена была мыться с такой скоростью, словно в доме пожар. Принимать душ в обществе призраков — это, знаете ли, немного чересчур. Трудно сохранять самообладание, когда ребята, которым только что разнесли голову из пистолета, заглядывают к тебе попить чайку и освежиться.

Я начала терять терпение.

— Пошел вон! — приказала я и вернулась к опухшему недоразумению в синяках, которое некогда было моим лицом.

Мазаться тональным кремом после того, как тебе набили морду, — это скорее искусство, чем наука. Тут главное — терпение. И множество слоев. Но после третьего слоя мое терпение лопнуло, и я смыла косметику. Ну кто меня увидит в такую рань? Собирая свои шоколадные волосы в хвост, я почти убедила себя, что синяки и ссадины придают мне неуловимое очарование. Немного маскирующего крема, губной помады — и вуаля, можно появляться на людях. Готовы ли люди меня видеть — это уже другой вопрос.

Я вышла из ванной в джинсах и белой рубашке, надеясь, что грудь, на которую природа не поскупилась, поднимет мой рейтинг до девяти целых и двух десятых по десятибалльной шкале. Грудь у меня большая. Чтобы подчеркнуть это, я расстегнула верхнюю пуговицу. Может, хоть так никто не заметит, что мое лицо похоже на топографическую карту Северной Америки.

— Ого, — восхитился Сассмэн, — знойную женщину не портят даже легкие изъяны.

Я замерла как вкопанная и обернулась к нему:

— Что вы сказали?

— Э-э-э… что вы знойная женщина.

— Позвольте спросить, — процедила я, приблизившись к нему; Сассмэн на всякий случай отступил на шаг, — при жизни, то есть всего пять минут назад, смогли бы вы заявить женщине, с которой только что познакомились, что она выглядит сексуально?

Задумавшись на мгновение, он ответил:

— Нет. Жена бы тут же со мной развелась.

— Так почему же, стоит вам умереть, как вы полагаете, что можно говорить что угодно кому угодно?

Сассмэн снова задумался.

— Наверно, потому что жена не слышит, — предположил он наконец.

Я обрушила на него всю мощь своего убийственного взгляда, который должен был ослепить наглеца навечно. Потом взяла сумочку, ключи и, прежде чем выключить свет, обернулась и подмигнула призраку:

— Спасибо за комплимент.

Он улыбнулся и последовал за мной.

Очевидно, не такая уж я знойная, что бы там ни говорил Сассмэн. Сказать по правде, мне было очень холодно. Разумеется, я забыла пиджак. Возвращаться за ним было лень, и я поспешила забраться в свой вишневый «вранглер». Машину я прозвала Развалюхой как скопище ужасов и всяческих мерзостей. Сассмэн забрался на переднее сиденье.

— Значит, ангел смерти? — бросил он, когда я застегивала ремень.

— Угу. — Не знала, что он в курсе, как называется мое занятие. Похоже, они с Ангелом успели обсудить немало. Я повернула ключ, и Развалюха с урчанием завелась. Еще тридцать семь выплат — и эта малышка вся моя.

— Вы не похожи на смерть.

— А вы разве с ней встречались?

— Н-нет… вообще-то нет, — поколебавшись, ответил он.

— Плащ я сдала в химчистку.

Сассмэн робко хихикнул:

— А косу?

Я зловеще усмехнулась и включила печку.

— Кстати, о смерти, — сменила я тему, — вы, случайно, не видели, кто стрелял?

— Даже не заметил.

— Значит, нет.

Сассмэн указательным пальцем поправил очки.

— Нет, я никого не видел.

— Черт. Это плохо. — Я свернула налево, к Сентрал. — А вы знаете, где вы? В смысле, где тело? Мы едем к центру. Наверно, вы там.

— Нет, я как раз повернул к дому. Мы с женой живем в Хайтс.

— Давно женаты?

— Пять лет, — с грустью проговорил он. — Двое детей. Девочки. Четыре года и полтора.

Ненавижу это. Все, что связано с теми, кто остался.

— Мне очень жаль.

Он посмотрел на меня так, словно, раз я вижу мертвецов, то знаю ответы на все вопросы. Вечно призраки так на меня смотрят. Придется его разочаровать.

— Им будет трудно, да? — спросил он, удивив меня направлением мыслей.

— Да, — честно ответила я. — Ваша жена будет плакать, кричать, переживет адскую депрессию. А потом найдет в себе силы, о которых и не подозревала. — Я посмотрела ему в глаза. — Она справится. Ради девочек. Она будет жить.

Казалось, мои слова успокоили Сассмэна. Он кивнул и уставился в окно. Остаток пути до центра мы проехали в молчании, и волей-неволей я вновь задумалась о любовнике из моих снов. Если я права, то его зовут Рейес. Я понятия не имела, имя это или фамилия, откуда он и где сейчас, — вообще ничего о нем не знала, кроме того, что звать его Рейес и он красавец. К сожалению, он был опасен. Мы виделись лишь однажды, много лет назад, еще подростками. Наше знакомство таило угрозу, искрило напряжением, а его губы были так близко к моим, что я почти чувствовала их вкус. Больше я никогда его не видела.

— Это здесь, — вывел меня из задумчивости голос Сассмэна.

Призрак указывал на место преступления в нескольких кварталах от нас. Красные и синие огни скользили по фасадам, пульсируя в утреннем сумраке. Мы подъехали ближе; поставленные для следователей яркие прожектора заливали светом полквартала. Казалось, будто над этим местом взошло солнце. Я заметила джип дяди Боба и свернула на ближайшую стоянку у отеля.

Прежде чем вылезти из машины, повернулась к Сассмэну:

— Кстати, вы, случаем, у меня в квартире никого не видели?

— Вы имеете в виду, кроме мистера Вонга?

— Да. Там не было другого мужчины?

— Нет. А разве должен быть?

— Ладно, проехали.

Мне предстояло выяснить, как Рейес ухитрился пробраться в душ. Если я не обладаю сверхъестественной способностью спать стоя, значит, он может больше, чем просто проникнуть в мой сон.

Я выбралась из машины — Сассмэн с горем пополам вылез за мной — и огляделась в поисках дяди Боба. Тот стоял в сорока ярдах от нас в призрачном свете прожектора; дядя бросил на меня зловещий взгляд. Так нечестно, он ведь даже не итальянец. Разве это законно?

Дядя Боб, или Диби, как я его зову — в основном за глаза, — брат моего отца и детектив управления полиции Альбукерке. Похоже, его приговорили к работе пожизненно; мой отец, в прошлом тоже коп, давным-давно уволился и купил бар на Сентрал-авеню. Мой дом стоит как раз за ним. Время от времени я подрабатываю у отца за стойкой, и тогда мой трудовой рейтинг достигает трех целых семи десятых пункта. Когда появляются клиенты, я занимаюсь частными расследованиями, когда папе нужна помощь — обслуживаю посетителей в баре, а официально мне начисляет зарплату полицейское управление. По документам я консультант. Наверно, потому, что это солидно звучит. На самом деле я секрет успеха дяди Боба, так же, как и отца, когда он еще работал в полиции. Благодаря моим способностям они получали повышение за повышением и в конце концов оба стали детективами. Удивительно, до чего легко распутывать преступления, когда можешь спросить у жертв, кто это сделал.

Семь десятых — моя блестящая карьера ангела смерти. Занятие это отнимает большую часть времени, но дохода не приносит. Поэтому не уверена, можно ли его назвать работой.

Мы прошли за полицейское ограждение ровно в пять тридцать с чем-то. Дядя Боб побагровел от злости, но апоплексическим ударом там и не пахло.

— Почти шесть, — процедил он, постучав по циферблату часов.

Так мне и надо.

На нем был тот же коричневый костюм, что и вчера, но щеки чисто выбриты, усы аккуратно расчесаны, и от него пахло недорогим одеколоном. Дядя взял меня за подбородок и повернул мою голову, чтобы хорошенько рассмотреть синяки.

— Скорее уж половина шестого, — возразила я.

— Я звонил тебе больше часа назад. И учись уворачиваться от ударов.

— Ты позвонил в полпятого, — процедила я, оттолкнув его руку. — Ненавижу это время. Половину пятого утра нужно запретить законом, заменить на что-нибудь более приемлемое — например, десять минут десятого.

Дядя Боб вздохнул и щелкнул резиновым браслетом на запястье. Он объяснял мне, что этот браслет — часть программы, которая позволяет ему справляться с раздражением, но я так и не поняла, как боль может лечить от злости. Впрочем, когда нужно, я всегда рада помочь сердитому родственнику.

— Могу пальнуть из тазера,[4] если тебя это спасет, — шепнула я ему на ухо.

Дядя снова бросил на меня угрюмый взгляд, но ухмыльнулся, и я просияла.

Похоже, криминалист уже закончил осмотр, и нам можно было пройти на место преступления. Я старалась не замечать устремленные на меня со всех сторон неприязненные взгляды. Другие полицейские никогда толком не понимали, как у меня получается так быстро раскрывать преступления, и смотрели в мою сторону с подозрением и опаской. Пожалуй, в этом нет их вины. Хотя постойте. Все-таки есть.

Тут я заметила стоявшего над телом убитого Гаррета Своупса, он же сыщик-зануда. Я закатила глаза так, что едва не упала в обморок. Не то чтобы Гаррет не знал свое дело. Он учился у легендарного Фрэнка М. Ахерна — пожалуй, самого знаменитого детектива, занимавшегося розыском сбежавших должников. Насколько я слышала, благодаря урокам мистера Ахерна Гаррет, если бы захотел, смог бы найти даже Хоффу.[5]

Кроме того, он был хорош собой. Брюнет с короткой стрижкой, широкими плечами, кожей цвета шоколада и дымчато-серыми глазами, взгляд которых покорял любую засмотревшуюся в них девушку.

Слава богу, у меня никогда не хватало на это терпения.

Если бы меня попросили угадать его происхождение, я ответила бы, что он негр лишь наполовину. Более светлый оттенок кожи и серые глаза свидетельствовали о том, что он полукровка. Правда, я не знала, кто он на вторую половину — белый или латиноамериканец. Тем не менее у него была уверенная походка и теплая улыбка, и куда бы он ни шел, все провожали его взглядом. Внешность — явно не та область, которую ему следовало совершенствовать.

Нет, Гаррет был невыносим совсем по другим причинам. Едва я шагнула на свет, как он оглядел синяки на моей челюсти и хмыкнул:

— Свидание вслепую?

Я средним пальцем почесала бровь, одновременно как бы посылая этого нахала куда положено. У меня здорово получается делать несколько дел сразу. А Гаррету хоть бы хны. Он снова ухмыльнулся.

Ладно, он не виноват в том, что ведет себя как придурок. Своупс неплохо ко мне относился, пока дядя Боб в дурном порыве пьяной откровенности не выболтал ему наш маленький секрет. Разумеется, Своупс не поверил ни единому слову. Да и кто бы поверил? Это случилось около месяца назад, и с тех пор наши отношения, ранее вполне дружеские, заметно охладились. Гаррет считал, что по мне плачет психушка. И по дяде Бобу — раз тот верит, что я на самом деле вижу призраки. У некоторых людей напрочь отсутствует воображение.

— Что ты здесь делаешь, Своупс? — раздраженно бросила я. Сказать, что я разозлилась — значит ничего не сказать.

— Подумал, что, возможно, это один из моих должников.

— И как?

— Разве что наркоманы носят костюмы за три штуки и мокасины за полторы.

— Какая жалость. Ведь за мертвого должника гонорар наверняка получить проще.

Гаррет пожал плечами, но возражать не стал.

— Это я попросил его приехать, — пояснил дядя Боб. — Лишняя пара глаз никогда не помешает.

Я изо всех сил старалась не смотреть на тело (призраки я еще терплю, а вот трупы не переношу) — но тут мое внимание привлекло какое-то движение именно в той стороне.

— Что-нибудь заметила? — поинтересовался дядя Боб (хотя он до сих пор считает меня чокнутой), но я так увлеклась разглядыванием призрака, спрятавшегося в мертвеце, что не ответила.

Я осторожно приблизилась к трупу и ткнула его носком ботинка:

— Эй, чувак, ты что там делаешь?

Призрак уставился на меня широко раскрытыми глазами:

— Я не могу пошевелить ногами.

Я фыркнула.

— И руками, и ногами, и глаза открыть тоже не можешь. Ты умер.

— Господи Иисусе, — процедил Гаррет сквозь зубы.

— Послушай, — повернулась я к нему. — Копайся в своей песочнице и не лезь, куда не просят. Comprende?[6]

— Я жив.

Я снова обернулась к трупу:

— Дружок, ты так же мертв, как моя бабушка Лиллиан, а ее давно черви съели, уж поверь мне.

— Нет, я жив. Я не умер. Почему никто не пытается меня спасти?

— Гм. Наверно, потому что ты мертв?

Я услышала, как Гаррет что-то еле слышно пробормотал себе под нос и отошел. Вечно скептики делают из мухи слона.

— Ладно, допустим, я умер. Как же я тогда с вами разговариваю? И почему вы такая блестящая?

— Долгая песня. Поверьте мне, сэр, вы мертвы.

Тут к нам подошел сержант Дуайт. В униформе полицейского управления Альбукерке он выглядел строго и молодцевато.

— Мисс Дэвидсон, вы только что пнули тело?

— Помилуйте, но я же живой!

— Нет.

Сержант Дуайт сурово на меня посмотрел. А я постаралась не рассмеяться.

— Все под контролем, сержант, — заверил его дядя Боб.

Сержант обернулся к нему, и оба полицейских добрую минуту мерили друг друга свирепым взглядом. Наконец Дуайт проговорил:

— Почему на моем месте преступления топчутся ваши родственники?

— Ах, на вашем? — переспросил дядя Боб, и у него на виске забилась жилка.

Я хотела было щелкнуть резинкой на его запястье, но засомневалась, подействует ли.

— Дядя Боб, — позвала я, похлопав его по руке, — пойдем поговорим, хорошо?

Я развернулась и пошла, не дожидаясь дяди, — надеялась, что он последует за мной. Он так и сделал. Мы прошли мимо прожекторов к дереву и встали поодаль, чтобы нас никто не услышал. Я послала сержанту Дубине Дуайту нахальную улыбку. Кажется, он зарычал. Как здорово, что я не стараюсь всем понравиться.

— Ну? — спросил дядя Боб, когда к нам неохотно присоединился Гаррет.

— Не знаю. Он не хочет вылезать из тела.

— Чего? — Гаррет запустил руку в волосы. — С ума сойти!

Я проигнорировала его реплику, наблюдая, как Сассмэн подошел к третьему призраку, оказавшемуся на месте преступления, — ослепительной блондинке в строгом пиджаке и юбке цвета пожарной машины. В ней изумительно сочетались женственность и сила. Она мне уже нравилась. Сассмэн пожал женщине руку. Потом они обернулись и уставились на мертвеца, лежащего в луже собственной крови.

— Похоже, они знакомы, — предположила я.

— Кто? — переспросил дядя Боб, оглядевшись, как будто мог их увидеть.

— Ты знаешь, кто этот парень?

— Ага. — Дядя выудил из кармана записную книжку, напомнив мне, что пора заглянуть в магазин. Все мои блокноты исписаны от корки до корки. В итоге я записываю важную информацию на руке, а потом по рассеянности смываю.

— Джейсон Барбер. Адвокат. Работает в компании…

— Сассмэн, Эллери и Барбер, — в унисон с дядей Бобом произнес Сассмэн.

— Вы адвокат? — уточнила я у него.

— Именно так. А это мой партнер, Элизабет Эллери.

— Привет, Элизабет, — поздоровалась я, протягивая руку. Гаррет ущипнул себя за кончик носа.

— Мисс Дэвидсон, Патрик мне сказал, что вы нас видите.

— Ага.

— Но как?..

— Долгая история, — резко сказала я, предупреждая поток вопросов. — Сначала мне хотелось бы кое-что уточнить. Вы трое работаете в одной фирме и все умерли сегодня ночью?

— Кто еще умер сегодня ночью? — всполошился дядя Боб, стремительно листая записную книжку.

— Нас всех убили этой ночью, — поправил Сассмэн. — Два выстрела в голову из пистолета калибром девять миллиметров.

Элизабет подняла идеально очерченные брови.

— Два выстрела?

Сассмэн робко улыбнулся и ковырнул носком ботинка грязь под ногами.

— Я слышал, как об этом говорили копы.

— У меня записано только два убийства.

Я подняла глаза на дядю Боба:

— У тебя только два? Сегодня ночью было совершено три убийства.

Гаррет промолчал, очевидно пытаясь отгадать, к чему я клоню, — откуда я узнала о третьем убийстве, раз не вижу покойников, а значит, те не могут мне сообщить, что умерли. Это же просто невозможно.

Дядя Боб сверился с блокнотом.

— У нас есть Патрик Сассмэн, найден возле собственного дома в районе Маунтин-Ран, и вот этот, некий Джейсон Барбер.

— Сейчас с нами здесь Патрик Сассмэн… Третий, — пояснила я, ухмыльнувшись Сассмэну, — и Джейсон Барбер. Но он пока все отрицает. — Я оглянулась: коронер застегнул молнию на мешке с трупом.

— Помогите! — завопил Барбер, извиваясь всем телом, точно червь на сковородке. — Я задыхаюсь!

— Ради бога, встаньте уже, — проскрежетала я.

— И?.. — не отставал дядя Боб.

— Еще была убита Элизабет Эллери, — добавила я. Терпеть не могу говорить о присутствующих в третьем лице. Неловко.

Гаррет разглядывал меня с нескрываемым раздражением. Сталкиваясь с тем, во что невозможно поверить, люди часто злятся. Но, положа руку на сердце, пошел бы этот Своупс к черту.

— Элизабет Эллери? Нет у нас никакой Элизабет Эллери.

Элизабет изучающе посмотрела на Гаррета:

— Похоже, он чем-то расстроен.

Я кивнула:

— Он не верит, что я могу видеть умерших. Его бесит, что я с вами разговариваю.

— Очень жаль. Он… — Элизабет наклонила голову, чтобы рассмотреть его с тыла, — симпатичный.

Я хихикнула, и мы легонько хлопнули друг друга по руке, отчего Гаррет разозлился еще больше.

— Вы знаете, где ваше тело? — поинтересовалась я у Элизабет.

— Да. Я шла в гости к сестре, она живет между Индиан-Скул и Челвуд. Я несла племяннику подарок. Пропустила его день рождения… — с грустью заключила она, словно осознав в эту минуту, что ей предстоит пропустить и все остальное. — Я услышала, что дети играют на заднем дворе, и решила подкрасться незаметно, чтобы застать их врасплох. Это последнее, что я помню.

— Вы тоже не видели, кто стрелял? — уточнила я.

Она покачала головой.

— Быть может, вы что-то слышали? Раз в вас стреляли, значит…

— Не помню.

— У него был глушитель, — пояснил Сассмэн. — Звук был странный, приглушенный, словно дверью хлопнули.

— Нападавший воспользовался глушителем, — сообщила я дяде Бобу. — И ни один из убитых не видел, кто стрелял. Где именно лежит ваше тело? — спросила я Элизабет; она объясняла мне, а я передавала ее слова дяде. — Сбоку от дома. Там растут густые кусты, и поэтому, очевидно, ее до сих пор не обнаружили.

— Как она выглядит? — поинтересовался дядя Боб.

— Хм… Европейской внешности, рост примерно метр семьдесят пять, — проговорила я, на глаз прикинув ее рост минус восьмисантиметровые шпильки.

— Правильно, — похвалила меня Элизабет.

Я польщенно улыбнулась.

— Светлые волосы, голубые глаза, маленькая родинка на правом виске.

Женщина смущенно вытерла висок.

— Наверно, это кровь.

— Ох, извините. Иногда трудно различить цвет. — Я указала дяде Бобу на строчку в записной книжке. — Вычеркни родинку. — Потом подняла на него глаза. — Скорее всего, она окажется единственной покойницей в округе в красной дизайнерской юбке и туфлях на шпильках.

Гаррет едва не зарычал на меня и велел сквозь зубы:

— Садись ко мне в машину. Вместе с убитой, — язвительно добавил он.

Я обернулась к дяде Бобу:

— И ты позволишь ему так со мной разговаривать?

Дядя Боб пожал плечами:

— У него туго с соображалкой.

— Кто бы сомневался, — фыркнула я.

Не то чтобы я не могла поставить Гаррета на место. Просто мне захотелось пожаловаться. Но перед уходом надо было разобраться с Барбером. Пока коронер разговаривал с сержантом Дуайтом, мы с Элизабет и Сассмэном подошли к «скорой». Нос Барбера торчал из похоронного мешка.

— Чувак, я не шучу, давай вылезай из тела. Ты меня достал.

Он чуть приподнялся — так, чтобы я увидела его лицо.

— Черт возьми, это мое тело. Я знаю законы: девять десятых посвящены праву собственности. А что касается вас, — продолжал он, высунув указательный палец из мешка, — то разве вы не должны нам помогать? Поддерживать в трудную минуту? Разве не этим вы занимаетесь?

— Нет, если удается отвертеться.

— Так я вот что вам скажу: из-за своей работы вы потеряли жалость к людям, — упрекнул он меня.

Я со вздохом повернулась к Сассмэну:

— Никто не ценит мою неспособность войти в чужое положение. Быть может, вам удастся его убедить?

Гаррет стоял возле своей машины, раздосадованный тем, что я не побежала за ним, виляя хвостом, как нашкодивший щенок.

— Дэвидсон! — крикнул он из-за капота.

— Своупс! — выпалила я, пародируя старую традицию обращаться к коллегам по фамилии, и обернулась к адвокатам: — Встретимся попозже у меня в офисе.

Сассмэн кивнул и бросил суровый взгляд на своего компаньона, отказывавшегося признать, что от смерти не спрячешься.

Мы с Элизабет пошли к машине Гаррета.

— Можно я сяду рядом с этим красавцем?

Я улыбнулась ей во весь рот:

— Да ради бога.