Первая молитва (сборник рассказов)

Дикий Запад

Что уж так не везло Америке на прошлой неделе — не знаю. Сначала мой приятель отказался туда поехать. Его приглашали послужить год в одном из наших храмов, а он отказался:

— Не люблю я, — говорит, — эту Америку. А ему:

— И не люби — только служи: храм — он ведь везде Дом Божий: что здесь, что там…

Батюшка повздыхал:

— Насчет храма, конечно, правильно, но не могу: представил, что служба кончилась, вышел из храма, а вокруг — пустыня духовная…

Его — дальше уговоривать: уламывали уламывали, пока он не впал в глубокую скорбь:

— Вот представлю, что служба кончилась, вышел из храма, а вокруг — сплошная Америка… Удавиться хочется…

Тут уж от него отстали: ну, действительно, если человек, коснувшийся этой страны одним лишь воображением, впадает в такую пагубу, лучше отстать.

На другой день двое семинаристов, помогавших мне в алтаре, разговорились о каких то своих перспективах:

— В Грецию или в Сербию наверняка не пошлют, но уж хоть бы в Европе оставили, а то отправят в какую-нибудь дыру, вроде Штатов.

То есть по представлению и приятеля моего, и двоих семинаристов страна эта безнадежно пребывала в кромешной тьме как страна мертвого духа.

А тут выхожу из алтаря после службы — забегают две девушки с рюкзачками: похоже — иностранки. Одна растерянно прижимается к стене, а другая, как положено, крестится, прикладывается к праздничной иконе, потом, после земных поклонов, к раке святого Василия Блаженного.

— Откуда? — спрашиваю, когда она подошла под благословение.

— Из Америки.

— Как зовут?

— Екатерина.

По-русски Екатерина говорила чисто, и я решил, что она — дочь нынешних эмигрантов:

— Русская?

— Нет: у меня мама гречанка. Она считает, что спасти человечество может только Россия, и потому с детства обучает меня русскому языку: первой учительницей у меня была русская княгиня.

— А папа — кто?

— Папа — американец, — и махнула рукой, — дикие люди, очень к земному привязаны: деньги, слава, карьера, власть, — больше ничего не понимают.

— А подружка?

— Тоже американка: "Мы — самые сильные, самые умные, самые лучшие, самые богатые, самые самые". А в храм Божий вошла — и перепугалась. Я же говорю: дикие люди! Вместо души — калькулятор. Но меня одну не пускали, пришлось вместе с ней ехать. Мы уже были у преподобного Сергия, вечером отправляемся в Питер — к отцу Иоанну Кронштадтскому и блаженной Ксении, а потом — в Дивеево, к батюшке Серафиму.

— И что же: ты знаешь их жития?

— Конечно! Мы с мамой все больше русские книги и читаем. И каждый день молимся за Россию.

— А за Америку?

— Дерзновения нет.

— Это как же?

— Нет у нас дерзновения молиться за дом сатаны…

Мы распрощались. И тут же на Красной площади подходит незнакомая женщина:

— Батюшка! Что мне делать? Дочь вышла замуж за американца, уехала в Штаты, и теперь спивается.

"Вот уж для этого, — думаю, — вовсе не обязательно было забираться так далеко…".

Мы поговорили, я сколько мог, умягчил ее скорбь и пошел по родной земле восвояси.