Первая встречная

X

Убийство заинтересовало капитана Смирнова своей бессмысленностью. Убитый, рабочий Городищенского номерного завода Федоров, судя по сообщению областного Управления милиции, был обнаружен поздно ночью милицейским патрулем на Первомайской просеке, за продовольственной палаткой, недалеко от своей квартиры.

По заключению судебно-медицинского эксперта смерть наступила около одиннадцати часов вечера от удара тяжелым металлическим предметом, по форме напоминавшим ударную площадь молотка, раздробившим затылочную область черепа.

Осмотр трупа показал, что у убитого похищено ничего не было. Предположение, что убийство совершено с целью ограбления, отпадало. Хотя и не исключалось.

Последние годы в суточных рапортах о происшествиях еще мелькали сообщения о кражах, мошенничествах и хулиганствах, но случаи убийств встречались все реже и реже, и это убийство настораживало.

Бессмысленность преступления, да еще то, что убитый работал на номерном заводе, хорошо известном Смирнову, не могли пройти мимо внимания, и он позвонил в райотдел милиции.

Телефонный разговор не удовлетворил Смирнова, и он, попросив собрать необходимые сведения об убитом и его семь, выехал в Городище.

Ночью прошел небольшой дождь, прибил пыль, и ехать было не так душно. Через час Смирнов уже был в райотделе и разговаривал с заместителем начальника отдела, молодым человеком с университетским значком, по его словам, «выходившим» на преступление.

– Место оцепили? – спросил Смирнов.

– А как же, – снисходительно ответил начальник ОУРа, – это же альфа нашей работы.

Смирнов взглянул на оперативника и удивленно спросил:

– Почему альфа?

– Начало, – ответил тот и пояснил: – От первой буквы греческого алфавита.

– А! – понял Смирнов и уже иронически поинтересовался: – А омега?

– Омега – конец, когда раскроем, – не улыбнувшись, спокойно ответил его спутник, – это уж зависит, как освоим альфу. – И, видимо, чтобы не тратить время на ненужные разговоры, добавил: – Я филолог, но это не мешает в работе. Пошли! – предложил он.

По дороге старший лейтенант милиции Хозанов, как он представился Смирнову, рассказал об убитом. По его словам, Федоров работал на заводе шесть месяцев, ранее работал в железнодорожных мастерских, здесь же, в Городище. Женат, двое детей. Вел скромный образ жизни, не пил. В Отечественную воевал, был в плену. На заводе и в депо характеризовался положительно. Завкомовцы и товарищи по цеху в один голос отмечали, что Федоров тихий, замкнутый человек, ни с кем не дружил и не ссорился. В два часа по Первомайской просеке проходил патруль. У продовольственной палатки старший патруля сержант Галимов остановился проверить замки на двери и наткнулся на убитого. О преступлении немедленно сообщил дежурному. После осмотра трупа привели служебно-розыскную собаку. Уверенно взяв след, она повела к железнодорожной станции, но на платформе, повизгивая и виновато посматривая на проводника, закрутилась. Вернулись обратно, но повторилось то же. След был утерян. Преступники, вероятно, уехали поездом.

– Почему преступники? – перебил его Смирнов.

– Да по следам видно, что было несколько человек.

– На месте следы не затоптаны?

Начальник ОУРа обидчиво улыбнулся:

– Мы свое дело знаем. Правда, дождь помешал, ну, да мы как-нибудь разберемся. А что, вас заинтересовало это дело?

– Вы же знаете, что он работал на специальном объекте. – Смирнову не хотелось говорить о неясном чувстве тревоги, которой не мог бы объяснить. Мелькнула мысль, что он полез не в свое дело, не согласовав даже с Агаповым.

Хозанов понимающе кивнул головой.

– Так ничего и не взяли? – перепрыгивая через лужу, чтобы что-нибудь сказать, спросил Смирнов.

– Нет, ничего, – обойдя ямку с водой, ответил Хозанов. – И часы, и документы, и деньги целы. Денег, правда, немного, всего четыре рубля.

– С женой убитого разговаривали?

– Рано утром посылал к ней сотрудника. Хотел пойти сам – раз приехали, пойдем вместе.

…У закрытой ставнями палатки, похаживал милиционер. Он козырнул и доложил, что приходила заведующая, но он ее «не допустил», и она побежала в райпищеторг.

Хозанов и Смирнов обошли палатку и осторожно по краю небольшой вытоптанной площадки подошли к двери. Вокруг дощатого домика плотной стеной стоял кустарник, вдоль которого тесно, в два ряда, высились порожние ящики из под товаров. У дверей на приступке темнело пятно. За кустарником шелестел большой раскидистый тополь, окутанный белым роем пуха. Тихо, пусто, буднично.

Смирнов внимательно обежал глазами площадку и кустарник и, убедившись, что делать здесь нечего, вернулся на улицу. Следом за ним вышел Хозанов, о чем-то поговорил с милиционером и, обернувшись к Смирнову, с иронией поинтересовался:

– Ну как, ничего не нашли?

– После вас найдешь, как же! – в тон ему ответил Смирнов.

Об убийстве, видимо, стало известно – проходившие по улице, рассматривая милиционера и стоявших штатских, замедляли шаги и, пройдя, обязательно оглядывались.

– Пойдем к Федоровой? – предложил Хозанов.

Маленький одноэтажный деревянный домик прятался в гуще зелени. Перед домиком садик с врытыми в землю круглым зеленым столом и скамейкой, рядом виднелись грядки небольшого, аккуратно разделанного огорода. На стук вышла женщина лет пятидесяти с заплаканными глазами.

Смирнов понял – Федорова! Но на всякий случай спросил.

Женщина устало кивнула головой.

– Были уже ваши, – сказала она. – А ну, в комнату! – прикрикнула она на две ребячьи любопытные головы, высунувшиеся из окна.

– Мы ненадолго, хозяйка, поговорить надо, – сказал Хозанов и, не ожидая приглашения, первым вошел в комнату…

Продолжая всхлипывать и поминутно вытирая ладонью заплаканное лицо, женщина рассказала о своей жизни. Вначале медленно, неохотно вспоминала, как жили, строили вот этот домик, обзаводились хозяйством, как пошли дети. Был он тихим, хозяйственным. «Работник!» – сказала она.

Видно, здорово помотала его жизнь. Любил дом, жену, детей. Чуждался посторонних, а на просьбы ребят неохотно рассказывал, как воевал, как попал раненым в плен.

– Дружил с кем-нибудь Григорий Самсонович? Бывали у вас люди? – спросил Хозанов.

Женщина замотала головой:

– Нет, нет.

– Так никто и не бывал?

– Нет, никто. Сам-то и соседей не любил. Все дома по хозяйству. Книжки иногда читал, – она кивнула головой на полку.

Смирнов подошел к книгам: Пушкин, «Война и мир», «Овод», «И один в поле воин», «За проволокой», «Сказки народов СССР», «Военнопленные», «Молодая гвардия», «Военная тайна» Шейнина… Смирнов любил рассматривать чужие библиотеки, пытаясь по ним определить хозяина книг, его вкусы, интересы, но сейчас ничего не получилось.

– Карточки мужа у вас нет? – поинтересовался он, думая, что это поможет ему.

Оказалось, что есть, только старая.

– Что так мало?

Женщина ответила, что муж не любил сниматься.

– А родных не было?

– Один он. Родители еще до войны умерли.

– Как думаете, из-за чего это? – спросил Хозанов. – Вы уж простите, приходится расспрашивать. А то недругов не было, ни с кем не ссорился, ничего не взяли, и такое случилось.

Женщина заплакала.

– Ума не приложу, с чего бы это.

– И на заводе ни с кем не ссорился? Может, расстроенный приходил с работы, ничего не говорил? – спросил Смирнов.

– Да нет, молчун он. Говорил мало, – вяло ответила женщина.

– Мамка, а дяди, что раньше приходили? – из-за угла подсказал один из сыновей.

– Это какие? – обернулась женщина к детям.

– Что из Москвы приезжали, – напомнил второй, старший.

– Кто это? – поинтересовался Хозанов.

– Не говорил он. Еще по весне приезжали двое, он в садик вышел, поговорил с ними, пошумели они чего-то и уехали. Спрашивала я, кто такие. Из Москвы, говорит, знакомые. Не знаю я их, и он никогда не рассказывал.

– Приметы их не вспомните? – спросил Смирнов. Федорова задумалась:

– Один плотный такой, рябой, седоватый, с плешиной.

– Высокий? – перебил ее, записывая, Хозанов.

– Этот нет. Вот второй повыше, худой.

– Нос у него длинный, – выкрикнул из угла один из ребят.

– А ну, давай сюда, – позвал Хозанов, – помогайте вспоминать.

Подталкивая друг друга, мальчики нерешительно подошли к столу.

– Ну, так какие же они? – притянул за руку старшего Смирнов.

Со слов ребят и матери, понемногу вспоминавших приезжих, постепенно вырисовывались черты незнакомцев. Дети, перебивая друг друга и споря, рассказывали о них такие детали, на которые вряд ли обратил бы внимание взрослый. Это превращалось для них в увлекательную игру, заразившую мать.

– А одеты как? – продолжая записывать, спросил Хозанов.

И снова каждый из них вспоминал, подсказывал, поправлял друг друга. Через некоторое время, еще не зная, сможет ли это помочь раскрытию убийства, Смирнов и Хозанов могли нарисовать портреты московских незнакомцев. Итак, один коренастый, в рябинку, седой, с плешиной на макушке, с красным лицом, узкими глазами и нависшими бровями. Одет в черную кепку, черное подержаное пальто, в сапогах. Второй – высокий, худощавый, сутулый, тоже седой, с белым лицом и большим носом. В короткой коричневой куртке, серой кепке и темных ботинках.

В окно постучали. Женщина испуганно оглянулась и вышла в тамбур, но через мгновение возвратилась.

– Вас спрашивают, – взглянула она на Хозанова.

То вышел на улицу.

– Кто это? – спросил ее Смирнов.

– Из ваших, что утром приходил, – ответила она.

– И что, те двое больше не приезжали?

– Нет! – в один голос ответили мать и дети. Ребята теперь считали себя полноправными собеседниками, но, исчерпав тему, тянулись к окну, за которым стоял Хозанов и разговаривал с каким-то мужчиной.

– Товарищ Смирнов! – послышалось со двора. – На минуту!

Офицер поднялся и вышел в садик. Хозанов схватил его за руку:

– Эти двое вчера поздно вечером были здесь. Стояли и разговаривали с Федоровым. Потом он ушел в дом, через несколько минут вышел и пошел с ними в сторону железной дороги…

– Откуда это известно? – взволнованно спросил Смирнов.

– Вот мой оперуполномоченный , – Хозанов кивнул на мужчину, – установил свидетелей. Если вас все это интересует, давайте поговорим с народом.

– Сейчас!

Смирнов вернулся в дом.

– Когда ваш муж пришел домой?

Женщина подняла от стола заплаканное лицо:

– Поздно!

– И не уходил больше?

– Нет, переоделся, сказал, что пойдет ненадолго по делу, и ушел! – ответила она.

– Ну, пока, прощайте. Я еще зайду.