Первое Полоцкое сражение (боевые действия на Западной Двине в июле-августе 1812 г.)

25 июля/6 августа главные силы и резерв Витгенштейна продолжили движение к Расицам и на ночь остановились при Кохановичах. Для прикрытия движения со стороны Двины, был выдвинут к Друе новый авангард генерала Балка.[100] 26 июля/7 августа 1-й корпус прибыл к Расицам и расположился лагерем, имея резерв у с. Бабы. Авангард Гельфрейха был переведён к Покаевцам, а подполковник Ф.В. Ридигер с 4 эскадронами Гродненских гусар и казаками был отряжен к Волынцам, откуда выслал наблюдательные посты в Сивошино и к броду возле Дриссы. Гамену послано предписание, присоединиться к 1-му корпусу, оставив Сводный гусарский полк в Каменце для наблюдения за Макдональдом. Запасные батальоны и батареи, шедшие из Пскова на усиление отряда Гамена, получили приказ направиться к Расицам.[101]

Получив депешу Удино от 5-го числа, Наполеон заметил, что данные его разведки о составе войск Витгенштейна явно неточны, так как батальоны из авангарда Кульнева принадлежали к 5-й и 14-й дивизиям, а полки, образующие «корпус Сазонова», составляли 14-ю дивизию, обозначенную как «кор де батай».[102] По мнению императора, маршал имел перед собой не более 20 тыс. чел., а поэтому, заключил он, «отступательное движение П-го корпуса к Полоцку было подлинной ошибкой». Он закончил приказ словами: «Напишите ему, что следует сохранить полковую артиллерию, как она была сформирована, что не может быть слишком много пушек, и что я вовсе не одобряю того, чтобы отослать орудия в тыл. Рекомендуйте ему позаботиться об этой артиллерии, вместо того, чтобы вносить беспорядок; я надеюсь, что со своей прекрасной дивизией кирасир он окажет хорошее давление на Витгенштейна».

Утром в Полоцк прибыл ординарец императора д’Опуль, который сообщил, что две баварские дивизии в тот же день переправились через Двину, чтобы усилить 2-й корпус. Ко времени прихода баварцев, которые насчитывали 15.400 чел., город был разграблен, частично сожжён и разрушен. Жители убежали; «остались только иудеи и иезуиты; первые, чтобы воспользоваться прибыльной стороной, которую война дарует предприимчивым людям, несмотря на опасность, другие — чтобы сберечь свои святыни». Вскоре д’Опуль вынужден был последовать за Удино, а потому «видел город лишь очень поверхностно». «Древние фортификационные сооружения, — пишет он, — на которых работают с момента прибытия герцога Реджио, пока могут служить лишь местом убежища от налёта; к тому же там нет никакого вооружения. Административные постройки включают шесть действующих печей, временный госпиталь, где больным очень плохо, и большая часть из них эвакуирована- в Вильну; на Двине имеется два понтонных моста, очень хорошо построенных, администрация армии не извлекла из города Полоцка всех запасов, которые она могла бы использовать; некоторый беспорядок уничтожает или препятствует доставке продовольственных средств, и армия в целом испытывает недостаток в продуктах. Баварцы изнурены несколькими форсированными маршами и оставили позади много людей».

М.Д. Балк (1764–1818)

Лежен вспоминал: «6-го я прибыл к броду на Двине, где переправился, так что значительно сократил свой путь и сумел вечером прибыть в Полоцк, с большим трудом преодолев пространство в сорок два льё. Я был великолепно принят в доме иезуитов, где узнал от маршала о мотивах его отступательного движения. Противник дерзко прибыл, чтобы атаковать Полоцк, и в течение трёх дней маршал сражался, не имея возможности увезти с собой продовольствие. Русские, позволив себя отбросить, хотели завлечь французов в опустошённую область, где голод уничтожит их. Маршал догадался, что ему устроили ловушку, и, не имея достаточно повозок, чтобы привезти из Полоцка продовольствие, которое там оставалось, он нашёл, что много более оперативным будет отвести свои дивизии к Полоцку, чтобы без потери времени выдать им обильный рацион и дать им возможность восстановиться. Действительно, в полдень 7-го солдаты, хорошо отдохнувшие и восстановившиеся, захватили с собой продовольствия на несколько дней; дивизии Леграна, Вердье [из корпуса] маршала и дивизии Вреде и Деруа баварского корпуса возвратились в Белое».

По словам обер-лейтенанта Ф. Винтера, «7-го мы двигались с 3 до 11 часов к Полоцку по правому берегу Двины. По двум пловучим мостам (Flofibriicken) перешли мы через реку и соединились там с маршалом Удино, который ещё в тот же день двинулся к Волынцу. 19-я дивизия тотчас заняла позицию с той стороны речки Полоты, которая здесь впадает в Двину, а справа от неё — 20-я дивизия Вреде. Полоцк является старейшим городом Белой Руси с примерно 400 домами и около 2000 жителей; здесь также находятся 5 монастырей, среди них самый большой и красивый монастырь иезуитов, где генерал Сен-Сир занял себе квартиру. Подавляющее число жителей состоит из евреев… По существующим ещё валам и глубоким рвам позади монастыря иезуитов, а также с той стороны в пригороде малый Полоцк было видно, что этот город прежде был очень крепким. Удино также имел свою квартиру в монастыре иезуитов. Один швейцарский полк исполнял гарнизонную службу». «Прекрасный монастырь иезуитов образовывал вместе с несколькими прелестными церквями и монастырскими постройками правильную четырёхугольную площадь, прочие дома почти все были деревянными… Большинство жителей были иудеями, которые имели здесь 5 синагог».

Второе наступление Удино

Турн унд Таксис пишет: «7-го мы соединились, чтобы перейти Двину по двум понтонным мостам, построенным напротив Полоцка, и осуществить объединение со ІІ-м корпусом… Противник разместился примерно в трёх милях отсюда. Главная квартира маршала Удино находилась в большом и красивом монастыре иезуитов; генералы Гувьон и Вреде направились туда, чтобы посоветоваться о том, что делать. Противник стеснял нас своей близостью, поэтому решились его атаковать. Затем выступили, но неприятель не стал дожидаться нашей атаки и ретировался за Дриссу. Маршал Удино шёл впереди нас; он продвигался по большой дороге из Еликов до Антонова, генерал Вреде — до Гамзелева; Гувьон-Сен-Сир, который упорно считал, что не следует торопиться, остался в третьей линии с дивизией Деруа».

Вечером Турн унд Таксис был послан Сен-Сиром к Удино, чтобы узнать, что делается впереди. Князь вспоминал: «Я нашёл маршала в большой нерешительности относительно того, что следует делать, потому что донесения противоречили друг другу, сообщая, что противник ретируется то по большой дороге, то вдоль Двины. В течение небольшого времени, что я оставался возле него, он несколько раз менял мнение, и отослал меня с таким ответом, что он хочет дождаться более точных известий. Кроме того, он весьма зло выражался против генерала Гувьона, который не был сторонником вступления в бой. Взвешивая всё скажу, что, хотя Удино, как солдат, нравился мне больше, чем Гувьон, и что этот последний, если даже не только по причине своей любви к комфорту, которая превосходила всё, что можно только вообразить, должен был бы оставить профессию, мне он казался, несомненно, более одарённым талантами, необходимыми для самостоятельного ведения военных операций, чем Удино. Генерал Лорансе, начальник штаба и в то же время зять маршала, показался мне человеком способным, но не имевшим решающего влияния. Полковник Аежен… присланный из Большой Главной квартиры, чтобы увидеть то, что происходит, показался мне, насколько я мог судить, особенно отличавшимся среди всех своими правильными суждениями». По словам ординарца Удино Ф. Пиля, Аежен прибыл, «чтобы дать приказ маршалу занимать Полоцк и упорно оборонять эту точку, которая приобретала величайшую пользу в момент, когда император покинул Витебск, чтобы двинуться на Москву». Кроме того, полковник привёз подтверждение множества награждений, о которых просил маршал.

Удино написал, что, по данным разведки, Витгенштейн имеет более 25 тыс. пехотинцев, не считая подошедших к нему подкреплений, что его кавалерия весьма многочисленна, что «Витгенштейн, будучи ранен в голову, ещё носит повязку». Д’Опуль также уверял, будто Витгенштейн имеет 40 тыс. чел.; «говорят также, что они имеют большое количество казаков, и что они имеют замысел выслать их в направлении к Вильне, чтобы перехватить дороги и обеспокоить тылы Великой армии». Войска Удино «находятся в хорошем состоянии и, кажется, одушевлены хорошим духом… Четырнадцать пушек, которые были захвачены, так же как две или три тысячи пленных были немедленно направлены в Вильну, генерал ан шеф Витгенштейн ранен в голову. Генерал лёгкой кавалерии Кульнев убит; согласно сообщениям жителей, кажется, что это вызвало чрезвычайную скорбь у русских, которые рассматривали его как второго Суворова» (Sic!).

Капитан сообщил также, что “Главная квартира маршала находилась этой ночью в Белом, а аванпосты продвинуты до реки Дриссы. Русские эвакуировали левый берег этой реки и сожгли всё, вплоть до соломы на биваках. Их армия в данный момент занимает позицию на другом берегу Дриссы, прислонясь своим правым флангом к маленькому городу того же названия”; “кажется, что русские считают важным прикрывать прекрасный укреплённый лагерь, который они имеют между Леонполем и Дриссой. Двина и Дисна проходимы вброд во многих местах; в данный момент восстановлен маленький мост у Дисны, который перережет путь отступления герцогу Реджио”.[103]

8 августа Удино донёс императору из Белого, что его войска исполнили следующие движения: «1-я и 2-я пехотные дивизии с 5-й бригадой лёгкой кавалерии заняли позицию между Белым и Сивошиной. 3-я дивизия и 6-я бригада лёгкой кавалерии направились в Лазовку; дивизия генерала Вреде — в Гамзелеву; дивизия генерала Деруа и кирасиры находятся перед Полоцком, наблюдая дороги из Невеля и Витебска». Пуже вспоминал: «Утром первого дня марша один баварский солдат по неосторожности нанёс мне удар штыком в левую ногу, которая распухла, причиняя сильную боль. Я был вынужден немедленно возвратиться в Полоцк, где оставался до 17-го». На марше союзники встретили лишь несколько партий казаков и гусар. Русские отвели основные силы за р. Дрисса; дивизия, которая располагалась перед Сивошиной на правом берегу, занималась погребением убитых; раненые отвезены в Замошье, где находятся более 3 тыс. чел. «Все жители согласны в том, что на поле боя находились десять русских на одного француза»; они единогласно говорят, что русские отступили сначала к Волынцам, а теперь заняли позицию на правом берегу Дриссы за Свольней.

Затем Удино сообщил, что «призвал к себе дивизию Вреде, двинул дивизию Деруа в Лазовку, чтобы там соединиться с дивизией Мерля и бригадой Корбино. Генерал Гувьон-Сен-Сир принял командование этими силами, и, поскольку в окрестностях Волынцев местность открытая и ровная, я дал ему дивизию кирасир. Сегодня я навёл два моста на Дриссе, один через брод в Черковище, деревне на правом берегу, почти на высоте Лазовки. Именно в этой точке я предполагаю перейти с тремя дивизиями, тогда как генерал Сен-Сир перебросит свой мост и осуществит переправу на высоте Волынцев, а чтобы дать ему средства преодолеть любое сопротивление, я передал в его распоряжение мою резервную 12-фунтовую батарею и четыре гаубицы 6 дюймов и 4 линии и понтоны». По словам Майлингера, баварцы через Гамзелево к 19 часам прибыли в Лазовку, «Сен-Сир занял свою квартиру в лежащем поблизости поместье Балдаши».[104] Как видно, Удино ещё точно не знал, в каком направлении отошли основные силы Витгенштейна, и потому разделил свои силы на две колонны, почти равные по силам.

В тот день Витгенштейн с главными силами находился в Расицах, резерв в Бабах, правый авангард в Придруйске, левый авангард в Покаевцах, 4 эскадрона гусар в Волынцах, 200 казаков в Сивошино, отряд Гамена в Рыбенишках. Не зная ещё о наступлении Удино, Витгенштейн обратился к своему прежнему плану действий против Макдональда. Для этого он предполагал навести несколько мостов у Друи, но все материалы, собранные там прежде для устройства переправы, были брошены при движении корпуса к Клястицам, а затем перевезены неприятелем в устье р. Друйки. Поэтому из авангарда был выслан полковник Албрехт с 2 эскадронами драгун и ротой егерей, чтобы «прогнать неприятеля из Друи и занять этот город»; «разыскав скрытый брод на Двине, он перешёл его с драгунами, перевезя егерей на крупах лошадей, и, несмотря на сильный ружейный огонь, прогнал противника из города, захватив 27 пленных, потеряв всего одного человека». Албрехт захватил множество лодок и приступил к наводке моста. Антоновский пишет: «27-го находились всем отрядом у Друи и чрез реку Двину перестреливались, кажется, в виде того, чтобы чем-нибудь занять друг друга». Начальник авангарда левого крыла Гельфрейх выслал из Дриссы разъезд из 12 гусар во главе с поручиком Цытлядзевым, который перешёл в брод через Двину, напал на французский транспорт и захватил в плен 2 офицеров и 198 нижних чинов.[105]

28 июля/9 августа авангард правого крыла под командой Балка при под держке егерей занял Друю и начал возведение тет-де-пона. Но тут Витгенштейн получил известия, заставившие его во второй раз отказаться от наступления на запад. От пленных узнали, что Удино был усилен корпусом Сен-Сира; Балк узнал от шпионов и пленных о переправе части корпуса Макдональда через Двину у Кройцбурга; шпионы также утверждали, будто этот маршал вскоре ожидал подкрепления («двенадцать испанских полков»). Учитывая невероятность последнего известия, Витгенштейн решил двинуться сначала против Удино. Он отдал распоряжения к наступлению, но сам был не в состоянии руководить «по болезни, усилившейся от раны до такой степени, что будучи не в состоянии сидеть на лошади», он сдал командование начальнику штаба генералу Ф.Ф. Довре.

Довре посчитал, что выдвижение неприятеля к Свольне было сделано лишь для того, чтобы прикрыть настоящее наступление по Себежской дороге, и решил на следующий день идти на Кохановичи. Он приказал направиться туда Гельфрейху из Покаевцев, Ридигеру от Волынцев и Гамену из Рыбенишек.[106] Тем временем Удино с дивизиями Вердье, Леграна и Вреде перешёл Дриссу в Черковище и по её правому берегу двинулся к Волынцам. Остальные его войска направились туда же по левому берегу, и дивизия Деруа дошла до Лазовки. По словам Д’Альбиньяка, «вечером левый фланг направился: авангард в Пруденки, центр в Филипово, правый фланг в Замшаны». Майлингер пишет, что баварцы шли до Филипово с 12 до 19 часов.[107]

***

8 августа Макдональд переместился из Динабурга на мызу Калкуны и приказал Гранжану, чтобы «завтра все боеприпасы, которые ещё находятся в арсенале, а также инструменты, пригодные для артиллерии или инженерных войск, были перевезены на левый берег в лагерь лёгкой артиллерии или кавалерии. Для того чтобы операция была быстрой, велите выстроить одну цепочку из солдат, другую — из рабочих в тет-де-поне. Велите также транспортировать лафеты, которые могут послужить нам, и разломать другие; прикажите утопить посреди реки все заклёпанные орудия и даже те, которые не заклёпаны, но не могут нам служить. Прикажите, чтобы к моментальному сожжению подготовили хлебопекарню, арсеналы, кордегардии, наконец, все русские военные учреждения, а также откидной мост в тет-де-поне. Всё это должно быть готово завтра к вечеру, но предано огню только в том случае, когда мы будем вынуждены переправиться назад на левый берег.

Вы прикажете командиру артиллерии и командиру инженеров на двух повозках транспортировать назад до Иллукшта или Якобштадта весь чугун или снаряды, боеприпасы, все артиллерийские вещи, железо, палатки, инструменты и т. п., чтобы поместить там и использовать в случае нужды. Наконец, вы отдадите приказ г. де Рьенкуру сделать скаты, которые я ему указал в тет-де-поне, и принять такие меры, чтобы за пять минут мост на плотах мог быть снят, паром притянут к себе и привезён на левый берег. Швартовые должны быть прочными и достаточно длинными, чтобы в случае прибыли воды они не могли быть смыты, и можно было легко подойти к ним и снова придвинуть их к берегу. Это замечание является общим для отдельных плотов и всех деревянных конструкций, которые перевезены или должны быть перевезены на левый берег; одним словом, не следует оставлять ничего, что может послужитъ противнику и навредить нам». Маршал приказал также выслать разведки по правому и левому берегу Двины. Офицер из штаба Удино привёз Макдональду в Калкуны письмо от 2-го числа. Макдональд решил выслать «одну бригаду по дороге к Режице, чтобы выяснить силы, которые находятся здесь на правом берегу».

Ф.Р. Пуже (1767–1851)

9 августа он приказал Гранжану: «Выдвиньте завтра 2-ю бригаду на половину пути по дороге из Вышек и Прелей, то есть на две с половиной мили от Динабурга… Вышлите разведки в Вышки и на ту же высоту по дороге в Прели. Эта бригада будет состоять из четырёх батальонов 10-го полка, 300 гусар полка № 1 и половины батареи лёгкой артиллерии. Войска должны быть эшелонированы и наблюдать свой правый фланг посредством высылки патрулей до Иозефово и свой левый фланг — до Рубины или Киру, охватывая таким способом полукруг, образуемый Двиной. Эта бригада выступит только после того, как будет заменена вашей первой бригадой, которая выступит завтра из своего лагеря в 4 часа утра. Из оставшейся кавалерии будет выслана сторожевая застава (grand garde) по левому берегу Двины к излучине, которую образует эта река выше по течению примерно в полутора льё от Динабурга». Но эта застава и ведеты не должны удаляться далее двух вёрст от Динабурга. «Половина резервной артиллерии остановится в тет-де-поне, вы разместите там один батальон из первой бригады. Третья бригада сохранит свою позицию… Вы продолжите разрушение тет-де-пона и бараков».[108]

* * *

29 июля/10 августа войска 1-го корпуса выступили из Расиц на Кохановичи, впереди двигался авангард Казачковского,[109] за ним следовали главные силы.[110] Вскоре Довре узнал, что «неприятель, приближась к м. Кохановичи и занимав даже местечко 50 чел. конницы, был изгнан из оного»; авангард заставил противника отступить к высотам, лежащим на правом берегу Свольны. После этого авангард Гельфрейха занял позицию впереди этого местечка, а корпусу Довре приказал расположиться между мызою и местечком Кохановичи. Гамен получил приказ выступить из Рыбенишек и присоединиться к корпусу.

Удино в тот день сообщил: «Противник, покинув позицию на большой коммуникации из Полоцка в Себеж, отошёл через Волынцы, чтобы отступить за Свольню и, согласно всем донесениям, он имеет свои главные силы в Бабах на дороге из Друи в Себеж, занимая Покаевцы возле устья Сарьги корпусом войск под командой генерала Гельфрейха; кажется, что он занимает также Коханово и Освею… Я направил сегодня 5-ю и 6-ю бригады лёгкой кавалерии к Свольне впереди Свольны, где я перебросил мост. 1-я, 2-я и 3-я пехотные дивизии и 3-я дивизия кирасир эшелонированы к этой же точке. Генерал Гувьон-Сен-Сир с ѴІ-м корпусом и 3-м шволежерским полком остался на позиции перед Волынцами, и ему поручено наблюдать броды на Дриссе и дорогу из Полоцка в Себеж. Завтра я рассчитываю перейти Свольну несколькими войсками, которые я выдвину в направлении Коханово, и на данной позиции я буду действовать в соответствии с движением противника. Мне кажется, что с этой промежуточной позиции я буду способен ему противодействовать, препятствовать ему маневрировать на моей операционной линии и сражаться, если представиться подходящий случай.

Войска, составлявшие гарнизон Динабурга, присоединились к Витгенштейну; князь Репнин, который командует войсками императорской гвардии, лично находится там». Войска Витгенштейна маршал оценил в 35–40 тыс. чел., несмотря на понесённые потери в 10 тыс. чел. «Бригадные генералы Амэ и Пуже остались больными в Полоцке. Если обстоятельства удержат меня некоторое время на данной позиции, то я воспользуюсь им, чтобы снова взяться за работы по уничтожению Дрисского укреплённого лагеря, повторив замечание, что я имею в распоряжении только 600 инструментов, остальные используются на работах, которые я продолжаю в Полоцке». Пиль вспоминал, что Удино «разместил свою главную квартиру в монастыре белых монахов, монастыре очень крупном, где он узнал, что русский генерал получил подкрепления… Маршал не задержался здесь, он взял свежую лошадь и поехал присоединиться к своему авангарду, чтобы самому судить о силах и позиции неприятеля. Он возвратился очень поздно ночью и нашёл генерала Гувьон-Сен-Сира, который разделил с ним жилище».[111]

* * *

Узнав от патруля, высланного к Друе, о передвижении нескольких колонн русской пехоты и кавалерии, Макдональд изменил вчерашний приказ Гранжану. Радзивиллу «вместо 300 лошадей будет дано только 200, потому что его целью является занять позицию самое большее в двух милях от Динабурга, оставив половину своей пехоты в промежуточной точке, и производить рекогносцировки; он вовсе не должен связываться с превосходящими силами. Кроме того, его целью будет собрать как можно больше скота и продовольствия для отправки его назад к дивизии. Вместо того, чтобы высылать простые рекогносцировки к Иозефово, вы прикажете выступить в тот же час, что и 2-й бригаде, двум первым батальонам 11-го польского полка, к которым вы присоедините 100 лошадей, взятых обратно у генерала Радзивилла, плюс 50 лошадей, которые были предназначены для высылки патрулей по дороге из Креслава. Этот отряд отправится в то же время, что и генерал Радзивилл, и двинется по дороге из Креслава, а именно: 1-й батальон, одна пушка и 80 кавалеристов под командой полковника займут позицию в Иозефово или около него, чтобы удерживать эту дорогу и наблюдать за рекой; другой батальон — между ним и Динабургом в качестве резерва, чтобы наблюдать его левый фланг; из Иозефово и из промежуточной точки будут высылать рекогносцировки по различным направлениям. Они будут иметь ту же цель, что и генерал Радзивилл, а именно: наблюдать за движениями неприятеля, узнавать о его силах, открывать его намерения, наконец, собирать скотину и продовольствие.

Два других батальона 11-го полка и 50 кавалеристов вновь поднимутся по левому берегу Двины примерно на две мили, оставив один батальон и 20 кавалеристов в промежуточной точке. Эти 50 кавалеристов сменят заставу, которая должна была быть учреждена в излучине реки, и, я думаю, что именно эту точку следует обозначить как промежуточную для одного батальона и 20 кавалеристов резерва. Все эти различные отряды будут, как я уже сказал, предназначены для наблюдения, а не для действия, отходя перед превосходящими силами к своим резервам, а затем к Динабургу, в точку соединения, где пока будет достаточно четырёх батальонов и 100 кавалеристов… После выступления всех этих отрядов оставшаяся кавалерия отправит частые патрули по дорогам на Прели и Ригу вдоль реки, но не удаляясь более двух, трёх и четырёх льё. Одновременно они соберут скотину, муку, водку».

В следующем приказе Гранжану маршал вновь подчеркнул, что высылаемые отряды «вы должны рассматривать как разведки, и, в случае, если неприятель двинется в силах на одну из них, прикажите другим ретироваться в полном порядке». Отряды, высланные по правому берегу, должны быть связаны между собой, не должны слишком далеко удаляться и постоянно наблюдать за своими флангами. Местный житель сообщил, что вчера русские вступили в г. Друя и захватили находившихся там французов, что 18 казаков и 8 гусар «пришли вчера в Креслав, чтобы захватить там продовольствие, и вечером уехали обратно»; говорят, что они пришли из Вышек. Маршал указал генералу, что «четыре батальона в Динабурге образуют резерв для тех, которые находятся впереди; в случае нужды они будут эшелонированы, чтобы принять и прикрыть их возвращение. Пока не будет получено никаких новостей, они будут использоваться как работники вместе с баварским батальоном, которому специально поручено разрушение моста и тет-де-пона поочерёдно с одним батальоном вестфальцев. Вестфальский полк образует резерв для батальонов, которые находятся на левом берегу; в случае нужды он направится им навстречу».

В тот же день Макдональд известил Бертье, что, по сообщениям шпионов, корпус Витгенштейна состоит из 4 дивизий и находится между Дриссой и Динабургом, что «русское ополчение (milices) прошло Себеж и в данный момент находится в Люцине и Режице». «Наши разведки, — пишет он, — вчера имели стычку в Дубне, на дороге из Динабурга в Прели; мы там имели раненых и потеряли пленными шестерых наших гусар. Противник имеет превосходящие силы кавалерии во всех точках; он не показывает пехоту, но я полагаю, что она эшелонирована позади Дубны, на дороге из Режицы в Прели. Я беспрерывно работаю над разрушением тет-де-пона; собираю всё, что может быть нам полезно; сжигаю, разрушаю, или прячу всё то, что может содействовать неприятелю». Маршал был явно недоволен той сомнительной ролью, которую ему приходилось играть в Динабурге, вместо того, чтобы заниматься осадой Риги. Герцогу Бассано он прямо написал, что «эта экспедиция безрезультатна, как и бесцельна», так как он должен будет ретироваться, ибо в случае наступления Витгенштейна не мог противостоять ему с одной дивизией.

Витгенштейн в тот день получил сведение, что «часть корпуса Макдональда находится между Якобштатом и Динабургом в числе 20.000, главная его квартира — в Калкуне; на сей же стороне Двины в Динабурге есть до 6.000 чел. кавалерии и пехоты, сии войска занимаются разорением мостового укрепления и вытаскиванием наших затопленных орудий».[112]

Сражение на р. Свольна

11 августа Удино перевёл на правый берег Свольны, небольшого притока Дриссы, свой авангард, который расположился на позиции между мызою (погостом) Свольна и д. Острый Конец. Сам маршал с корпусом остался на левом берегу; пунктами его связи с авангардом служили только два моста на флангах, на расстоянии почти 2 вёрст один от другого. «Я велел, — пишет маршал, — навести два моста на Сволъне, один в Сволъне, а другой в Остром Конце; моя лёгкая кавалерия с двумя батальонами пехоты направилась на правый берег, выдвинув рекогносцировки к Дриссе и Коханово. Все рапорты и сообщения позволяли думать, что неприятель соединился в Катериново, где он имел мост на высоте Свольны». Удино полагал, что русские намереваются вновь через Якубово двинуться на Себежскую дорогу. «В 11 часов утра я был уведомлён, — пишет он, — что неприятель в силах показался в Свольне. Я тотчас отправился туда и увидел довольно большое развёртывание войск, что позволило мне предположить серьёзную атаку. Вследствие этого я отозвал войска, которые находились на правом берегу, и оставил только по одному батальону на каждом мосту, чтобы удерживать их лишь настолько, насколько будет необходимо, чтобы дразнить противника, с которым я надеялся сражаться с успехом на этом берегу реки».

По словам Витгенштейна, Довре ожидал «по утру нападения, но увидя, что неприятельский авангард остается на прежнем месте и по сделанному обозрению, что только часть неприятельских войск переправилась чрез р. Свольну, он, сходно с данным ему от меня приказаниям, решился атаковать оные и прогнать за реку». С этой целью была произведена усиленная рекогносцировка: войска Гельфрейха и Казачковского (8 батальонов, 15 эскадронов, 21 орудие) стали теснить неприятеля. Дело завязали Гродненский гусарский и казачий Платова 4-го полки, которые в скором времени принудили французских фланкёров и конницу отступить к своей пехоте, расположенной на самом берегу р. Свольны. Приближаясь к реке, гусары и казаки были встречены огнём французской артиллерии, занявшей высоты левого берега, и были вынуждены податься назад. Тогда Довре выдвинул на высоты близ д. Пожарище артиллерию, пехоту авангарда и 5-ю дивизию. Дибич записал: «С самого начала атаки Ямбургский драгунский полк, два эскадрона Гродненских гусар… и два эскадрона Сводных кирасир составили левое крыло русских. Оно растянулось до деревни Храповицкой. Четыре пехотных полка 5-й дивизии и батарейные роты № 5 и 28 находились в центре, шесть эскадронов Гродненского полка разместились позади; правый фланг был образован 23-м и 25-м егерскими полками, лёгкой № 26 ротой и двумя эскадронами Сводных кирасир. Вторая линия заняла позицию позади Мамоновщины; резерв разместился в Палуйковщине».

Удино писал, что «упорство стрелков, особенно на правом фланге, где находился 26-й полк, способствовало охлаждению пыла неприятеля… Тем временем мост в Свольне был отрезан им довольно рано утром». Французы собирались удержать за собой д. Свольну и мост через реку при этой деревне, для чего оставили в этом селении отряд пехоты. Войска правого русского крыла кинулись к мосту, но были встречены сильным огнём французских батарей с левого берега реки и вынуждены остановиться. Во время атаки был убит шеф 25- го егерского полка и бригадный командир полковник С.В. Денисьев, которому «ядром вырвало затылок».

Довре решил, будто сильные французские колонны, стоявшие перед д. Острый Конец, угрожали русскому левому флангу обходом. Для удержания их он послал Казачковского и полковника Дибича с Тенгинским и Эстляндским пехотными полками и батарейной № 14 ротой, которые составил левое крыло русской боевой линии. Казачковский развернул Ямбургский драгунский полк, который своими демонстрациями весьма удачно маскировал батарейную роту до тех пор, пока командовавший ею штабс-капитан К.Э. Нольде 1-й, приблизившись к неприятелю, не открыл огонь. Удачное действие его орудий заставило неприятеля отступить за реку с заметными потерями. Отступая, французы зажгли д. Острый Конец и уничтожили мост.

После этого «Казачковский получил приказ выделить два эскадрона, два батальона и четыре батарейные орудия к правому флангу, который атаковал мызу Свольню, пред которой неприятель упорно оборонялся, переводя свежие войска по мосту, который находился позади». Генерал выслал туда два батальона Тенгинского и Эстляндского полков, 2-й сводно-гренадерский батальон 5-й дивизии и орудия батарейной № 14 роты под начальством Дибича. Тот продвинулся возле зарослей между двумя селениями. «Журнал 1-го корпуса» гласит: «Четыре пушки, составлявшие часть этого отряда, обстреляли косоприцельным огнём колонны поддержки, размещённые возле моста. Три батальона центра и правого фланга повели огонь с удвоенной силой, противник отступил к мызе. Там он был атакован во фланг двумя батальонами, пришедшими слева, которые находились под командой полковника Лялина. Майор Тарбеев выдвинулся в то же время с фронта с 1-й гренадерской ротой Пермского полка. Французы оставили Свольню, предав её огню, и поспешно бросились к мосту. Хвост их колонны, отрезанный полковником Лялиным, был взят в плен». Русские при этом «взяли 200 чел. в плен и большую часть остальных потопили в реке».

Далее в «Журнале» записано, что «артиллерия нашего правого крыла приблизилась к реке, повернула свой огонь против колонн, находившихся у моста, и вынудила их занять более удалённую позицию. Стрелки Пермского, Могилевского полков и 3-го батальона Эстляндского полка, желая использовать это отступательное движение, перешли по мосту, не дожидаясь приказа. Несколько эскадронов кирасирской дивизии Думерка, размещённые недалеко от берега, бросились на них, отбросили их в беспорядке к мосту и перешли его в свою очередь. Эти кирасиры продолжили свою атаку на правом берегу». Дружинин пишет, что солдаты 14-й дивизии, «ревнуя загладить неудачное действие на Сивошином перевозе», бросились на местечко и «штыками очистили, захватив много пленных, кинулись потом по мосту за речку Свольну и, далеко отделившись от оной, подали случай неприятелю послать свою тяжелую кавалерию отрезать от речки наших».

Офицеры Гродненского и Лувенского гусарских полков, 1809–1811. Из “Историческое описание одежды и вооружения… ”

По словам Удино, «один эскадрон кирасир провёл мощную атаку на лёгкую кавалерию и пехоту, которая на мгновение отважилась перейти на эту сторону реки; он их отбросил немного дальше, чем я хотел, потому что, отогнав всё, что ему встретилось, он перешёл мост, ударил на деревню и разбил наголову всё, что там находилось. После этого момента русские более не отважились показать даже одного стрелка». Но не всё было так радужно, как пишет маршал.

В этот момент майор Тарбеев, испросив у Довре разрешения, «взять охотников для подкрепления наших стрелков», вызвал желающих для исполнения этого трудного предприятия. Первым вышел Дружинин, а за ним — вся 1-я гренадерская рота. Тарбеев быстро повёл охотников-гренадер к мосту при Свольне и прибыл туда в тот самый момент, когда французские кирасиры, преследуя русских стрелков, промчались вслед за ними через мост и, миновав мызу, понеслись в атаку на русские войска. Охотники, незамеченные кирасирами, сделали «засаду в строении, уцелевшем от пламени, а более за частоколом, окружавшем находившийся там сад». На выручку русской пехоте подоспел Ридигер с 2 эскадронами Гродненских гусар; он внезапно бросился на французских кирасир, «опрокинув их в миг, переколов и потопив большую часть в реке, остальные же с поспешностию ретировались к высотам». Когда кирасиры, отступая, мчались обратно мимо Свольны, охотники Пермского полка встретили их выстрелами из своих укрытий, так что «немногие по мосту и вброд переправились обратно».

«Остальная часть дивизии Думерка, которая приблизилась к Свольне, чтобы поддержать атаку, отошла вне дальности выстрела русской артиллерии, как только она повернула огонь в эту сторону. Эта прекрасная атака французской кавалерии, которая по неосторожности продвинулась слишком далеко, не принесла никакого успеха, и противник прекратил беспокоить наш правый фланг. Несколько колонн направились к Острому Концу под прикрытием озера, находившегося сбоку. Генерал Казачковский направил против них батарейную № 14 роту и выдвинул Навагинский полк, чтобы поддержать войска, расположенные возле деревни. Эти распоряжения внушили уважение французским колоннам, которые отступили, не сделав атаки».

«Получа приказание неприятеля более за реку не преследовать, — пишет Дружинин, — мы остановились в местечке, и неприятель отретировался, пересылаясь ядрами и картечью — чем и кончилось дело под Свольною». Довре лично поблагодарил майора Тарбеева и велел представить Дружинина к награде. «Собрав гренадер и получа из под убитых и взятых в плен кирасир лошадей, майор Тарбеев и я, верхами на лошадях перед ротою гренадер с пленниками в сумерки прибыли к полку». При этом Дружинин подчеркнул, что «из пехотных полков 5-й дивизии, находившихся тогда для прикрытия орудий, в стрелках была только одна рота Пермского полка на подкрепление 14-й дивизии и была в охотниках, а не по наряду».

Итак, Довре не пошёл за реку, так как неприятель занимал выгодную позицию на противоположном берегу; туда вёл только один мост, а сооружение другого, из-за отсутствия понтонов в корпусе и строевого леса вблизи, заняло бы много времени. «Довре остановил свои войска возле реки. Стрелки Пермского и Эстляндского полков, поддержанные ротой Калужского полка и ротой Навагинского, разместились на левом берегу; первые впереди Свольни, а вторые впереди Острого Конца, где они должны были прикрывать сооружение переправ». «Дабы прогнать неприятельских стрелков от берега реки, приказал он — генерал-майор Довре еще подкрепить стрелков из Калугского и Навагинского полков, после сего неприятель удалился далее пушечного выстрела».

Войска обеих сторон несколько раз покушались переправиться через реку, но каждый раз были отражаемы огнём артиллерии, занимавшей весьма выгодные позиции, как с русской, так и с французской стороны. Это обстоятельство заставило Довре ограничиться одержанным успехом. «Эта небольшая река с очень топкими берегами разделяла французов и русских, — писал Марбо, — и было очевидно, что тот из двух генералов, кто попытается форсировать эту реку в столь неблагоприятном месте, потерпит кровавое поражение. Поэтому ни Витгенштейн, ни Удино не собирались переправляться через Свольну в этом месте… Канонада была весьма ожесточённой и совершенно бесполезной, потому что орудия и той и другой армии были не в состоянии попасть в противника. По этой причине… преимуществом не обладала ни одна из сторон». Марбо посетовал на то, что Удино использовал кавалерию Кастекса для поддержки пехоты, в результате чего «мой полк и 24-й полк конных егерей в течение дня стояли под ядрами русских пушек, убившими и искалечившими многих наших людей».[113]

По словам Д’Альбиньяка, «дело ограничилось канонадой, в которой мы потеряли много людей, потому что русские стреляли из большого калибра; 2-й корпус отвечал из нескольких плохих пушек. Система генерала Дюлолуа, командующего артиллерией 2-го корпуса, заключалась в том, чтобы постоянно держать свою артиллерию в тылу армии из опасения, что она может быть захвачена; такая система не приносила никакого вреда неприятелю, который, напротив, выставлял на батарею огромную артиллерию, уничтожая всё то, что показывалось. Река Свольня, хотя очень маленькая, сильно стиснута крутыми скатами берегов, что очень затрудняло переправу».

Пиль вспоминал, что «у Свольны произошло довольно серьёзное авангардное дело, но дивизии Мерля и Вердье, которые находились в первой линии, не были задействованы; только бригада Мэзона обменялась несколькими ружейными выстрелами и перемешала своих стрелков с русскими стрелками. Дожди предыдущих дней препятствовали маневрированию кавалерии и артиллерии на местности, и без того заболоченной». Удино старался побудить русских к наступлению, но они воздерживались. «Это позволило мне заподозрить, — писал он, — что эта демонстрация маскирует движение на Себежскую дорогу. Соответственно, я отдал приказ ѴІ-му корпусу направиться в Белое, наблюдая броды в Сивошине и Черковище, а сам со ІІ-м корпусом остался на месте и, видя, что дело превратилось в перестрелку, которая приводит к ранению моих людей и безрезультатно расходует порох, я велел занять позицию вне дальности выстрела, и огонь прекратился».

Турн унд Таксис вспоминал: «Противник разместился позади Свольны, возле маленького города Коханов, и когда маршал хотел перейти эту реку 11-го, он был довольно живо встречен и его авангард отброшен. Вслед затем завязалась канонада без особых результатов, в течение которой баварцы оставались во второй линии позади леса. Поскольку было очевидно, что русские более не хотят позволять нам наступать по своему желанию, а Удино не может решиться форсировать переправу решительной атакой, он решился вечером вновь занять позицию, которую занимал 8-го, что дало повод Сен-Сиру сделать довольно ироническое замечание о манере маршала колебаться». Раненый Казабьянка сказал Марбо, «как сильно он сожалеет, видя столь неважное командование нашим армейским корпусом». Марбо согласился с этим мнением: «Его последние слова были вполне обоснованными, поскольку создавалось впечатление, что наш начальник действовал, не имея никакого плана и никакой методы. Добившись где-нибудь успеха, он преследовал Витгенштейна, не обращая внимания ни на какие препятсвия… Но при малейшем поражении он сразу начинал отступать, и ему казалось, что неприятель был повсюду». Д’Альбиньяк также заметил, что Удино следовало действовать более решительно, «без изменения плана по два или три раза на дню». Аежен вспоминал: «В течение четырёх дней я следовал за этими движениями, в течение которых не произошло ничего примечательного, разве что затруднения с пропитанием армии в этой стране песков, лесов и озёр; и, после неотступного следования за маршалом и генералом Гувьон-Сен-Сиром, который прибыл во главе шестого армейского корпуса, 11-го я поехал обратно, чтобы доставить императору детали, которые он надеялся узнать».[114]

В этом деле французы потеряли 3 офицеров убитыми и 16 ранеными. По словам А. Маага, «общие потери французской стороны составили 200 убитых и 600 раненых, зато 200 русских попали в плен». Удино писал, что, «несмотря на малое число войск, которые были задействованы, мы имеем около 320 человек, выбывших из строя. Полковник Казабьянка, офицер многих отличий, был тяжело ранен, как и майор того же полка… Кирасиры в своей атаке взяли сотню пленных».[115] Пиль вспоминал, что «полковник Казабьянка получил пулю прямо в грудь, а шеф эскадрона дю Плесси также был ранен, но менее тяжело. Маршал приказал отвезти этих офицеров в монастырь белых монахов, в свою главную квартиру, велел лечить их своему личному хирургу, и сам лично им помогал со своей обычной доброжелательностью».[116]

Довре написал, что его войска потеряли около 700 убитых и раненых, а «урон неприятеля, по показанию военнопленных, гораздо значительнее. Число убитых и раненых простирается до 1.500 чел., в числе первых находится генерал Вреде. В плен взято до 300 человек». По словам Витгенштейна, «в сем деле взяты в плен: 3 офицера и до 250 нижних чинов; ущерб их велик, убитыми и ранеными, а особливо потерпели их кирасиры… С нашей стороны урон простирается хотя не более 500 чел. убитыми и ранеными, но чувствителен лишением храброго шефа 25-го егерского полка полковника Денисьева, который убит ядром». Позже он определил потери противника в 300 пленных и 500 убитых и раненых. С русской стороны известны потери и нижних чинов: убито и умерло от ран 58, ранены 258, пропал 51 чел., всего 367 чел.[117] Таким образом, потери противников в этом безрезультатном бою были примерно равны. В награду за дело при Свольне Довре получил орден св. Георгия 3-й степени.

Л. Гувьон Сен-Сир (1764–1830)

В совместном рапорте королю Деруа и Вреде сообщили «состав обоих армейских корпусов» (так они продолжали называть свои дивизии) и пожаловались, что «марши и контрмарши, отсутствие продовольствия, жара и плохие дороги бросили многих солдат в госпитали, и мы потеряли людей больше, чем если бы дали самое кровопролитное сражение». Деруа пишет, что у солдат «обмундирование, особенно башмаки, рубашки, панталоны, гамаши теперь настолько износились, что у большинства свисают вниз лохмотьями, часть из них ходит босиком, так что службой пренебрегают и слоняются вокруг». Вечером Удино приказал дивизии Вреде и бригаде Корбино «двинуться форсированным маршем и перехватить большую дорогу, которая ведёт из Санкт-Петербурга в Полоцк», в Антоново, напротив Сивошино на Дриссе.

По словам свидетеля этого дела, Антоновского, «оно ничего важного и особого не заключало». Шамбрэ писал: «Наш авангард был опрокинут. Впрочем, эта неудача ничего не значила». На это Михайловский-Данилевский возразил: «Напротив, авангардное дело при Свольне имело важные последствия. Заключая из упорности нашей атаки, что к графу Витгенштейну, вероятно, подошли подкрепления, Удино не только отложил повеленное ему Наполеоном наступление, но отошел к Полоцку и начал даже помышлять: не выгоднее ли будет очистить правый берег Двины и отступить на левый».[118]

* * *

В 4 часа утра 11 августа майор Бедряга, взяв 80 гусар эскадрона своего имени, 30 гусар эскадрона майора Чурсова Изюмского полка и 20 казаков полка Родионова 2-го, выступил из мызы Нидер через мызу Дубна к Динабургу на разведку. Пройдя 10 вёрст, он услышал слева от себя выстрелы на посту близ м. Вышки, на правом берегу Двины около р. Дубна, где находился один из его «извещательных постов» под командой поручика Апсеитова. Последний, «когда неприятель напал на его пост близ местечка Вышек, храбро защищал и удержал оный». Бедряга изменил направление своего движения и пошёл на выстрелы. Вскоре он встретился с эскадроном прусских чёрных гусар и, напав на него, «совершенно истребил». При этом отличились поручик Горнескул, который «много способствовал, когда командир полка, майор Бедряга, отрезал эскадрон прусских гусар», и корнет Бедряга, который первый бросился на неприятеля и «своеручно рубил». Было убито более 50 чел., в плен попали 6 унтер-офицеров, 48 рядовых, командир эскадрона ротмистр Майер и лейтенант Фуль, тяжело раненый пикой в бок. С русской стороны были убиты всего 3 лошади.

В тот же день Бедряга выслал на разведку штабс-ротмистра Тенюкова с разъездом «с строгим предписанием, дабы при встрече с неприятелем гораздо в большем количестве отступить назад к своему посту». Оставив на своём посту в мызе Гравера небольшую команду, Тенюков направился с 25 гусарами по дороге к Иозефово. Встретившись возле почтовой станции Плокша с разъездом из 40 прусских чёрных гусар, он смело бросился в атаку, опрокинул, взял в плен 4 гусар и, отправив их с двумя своими гусарами назад, двинулся далее по направлению к Иозефово. Не доходя до этой деревни, разъезд Тенюкова был встречен большим отрядом пехоты и эскадроном прусских гусар, спешившим «в сикурс» тем гусарам, которые были отброшены от Плокшы. Тенюков «и мало не уважая, бросился на оный сикурс, сам своеручно рубил и принудил ретироваться, но при отступлении неприятеля, по несчастию, простелен в грудь пулею на вылет, от коей волею Божиею и помре». Помимо Тенюкова, 1 гусар был убит, 2 легко ранены, а 2 тяжело раненых захвачены в плен. Всего к тому времени полк Бедряги взял до 700 пленных.

Макдональд решил стянуть войска 7-й дивизии к Динабургу и отдал Гранжану приказ: «Если отряды, высланные вчера на разведку по обоим берегам Двины по дорогам из Вышек и Прели, выполнили свою миссию, дайте им приказ возвратиться завтра в Динабург. А именно: 2-я бригада с эскадроном гусар — в Динабург. 1-я и 3-я бригады на их прежней позиции, выделив, как было приказано прежде, два батальона для работ на тет-де-поне. Лёгкая артиллерия и два эскадрона гусар в тет-де-поне; 4-й эскадрон гусар на ферме Лангенишки, за четвёртой верстой на дороге из Динабурга в Друю на левом берегу Двины. Впереди названной фермы дорога из Друи разделяется на две ветви, одна взбирается на берег и идет вдоль леса, левая ветка идёт вдоль Двины, вновь поднимаясь. Сторожевая застава этого эскадрона будет размещена на этом разветвлении, а небольшие посты на каждой дороге. Этот эскадрон расположится по-военному, будет настороже, и свои патрули не будет растягивать далее одной мили от своих ведетов». Узнав о нападении русского отряда на прусских гусар, маршал завершил свой приказ словами: «Потребуйте у князя Радзивилла копию инструкций, данных для разведок, чтобы можно было судить, превысили ли гусары, которые имели несчастье попасть в руки противника, его приказы».

12 августа маршал потребовал от Гранжана «сообщить все обстоятельства, которые сопровождали несчастное событие, случившееся с гусарами 2-й бригады, а также с полковником 11-го полка. Более чем поразительно, что, имея в этой стороне 130 кавалеристов, он выслал на разведку только 50 или 60». Маршал был крайне возмущён поведением этого старшего офицера, который, имея два батальона, не оказал помощи гусарам. Он приказал «следственной комиссии из трёх старших офицеров исследовать поведение командиров двух отрядов 8 и 9 августа» и, в случае необходимости, передать дело в военный трибунал.

Тогда же Макдональд сообщил Бертье, что Витгенштейн занимает позицию между Дриссой и Динабургом, что «одна из его дивизий под командой князя Репнина размещается напротив Друи; наведя мост, часть этой дивизии перешла Двину и продвинулась до Бельмонта и Браслава. Партии, которые я выслал в эту сторону, заметили эти войска. Отряды, высланные по правому берегу, а именно: первый в Кресово имел стычку между этой деревней и Креславом. Он захватил одного офицера, от двенадцати до пятнадцати драгун и гусар и шесть канониров. Второй на дороге из Вышек, на левом берегу Дубны убил или ранил множество гусар и взял несколько пленных. Третий отряд на дороге из Прелей, возле Дубно был менее удачлив. Мы потеряли там от 40 до 50 гусар убитыми, ранеными или пленными. Остатки отряда сумели пробиться сквозь три или четыре эскадрона, которые их окружили. Поскольку эта экспедиция, как кажется, не была проведена со всей предписанной осмотрительностью, и далеко превысила обозначенные для этой разведки границы, а её командир, который попал в плен, потерял голову, я приказал, чтобы было проведено расследование против этого офицера».

В письме к Маре маршал отметил, что «из 80 кавалеристов только половина смогла ускользнуть. Капитан был ранен и взят в плен». Он предложил Граверту: «Если вы имеете в руках пленных капитана и лейтенанта, то можете обменять их на капитана гусар фон Майера и другого офицера, имени которого я не припомню… Мы потеряли от 50 до 60 раненых или пленных из-за ошибки этого капитана… Я был чрезвычайно расстроен этим событием, особенно потому, что приходится наказывать офицера, принадлежащего к столь прославленному полку». Макдональд уже знал, что на поддержку Удино подошёл Сен-Сир, и полагал, что предстоят серьёзные дела, так как «узнал, что князь Витгенштейн отозвал князя Репнина и те партии, которые были на левом берегу, чтобы снова подняться по правому берегу Двины… Я активно работаю над разрушением тет-де-пона в Динабурге. На обоих берегах нашлось большое количество горючих материалов; они превосходно используются при его разрушении». Маршал по-прежнему считал своё пребывание в Динабурге бесполезным, и на сей раз открыто написал Бертье: «Моё присутствие с большей частью 7-й дивизии не имеет никакого иного результата, кроме разрушения построек в Динабурге и тет-де-пона».[119]

* * *

По словам Удино, «неприятель сохранил свою позицию, и было слышно, что он работал всю ночь; предполагают, что он делал несколько мостов». Воспользовавшись наступившей темнотой, маршал к утру 12 августа отвёл 2-й корпус к Волынцам. Он оправдывал это отступление тем, что русские хотят обойти его с правого фланга. Таким образом, он вновь заколебался и уступил инициативу русским. 19-й дивизии маршал велел перейти назад Дриссу и расположиться позади Аазовки, где она была 2 дня тому назад. Соответственно, Деруа отдал приказ о порядке следования своей дивизии,[120] и сообщил королю: «Мой армейский корпус оставил позицию перед Волынцами, вновь перешёл Дриссу и двинулся на Лазовку», а затем к Белому. Поздно вечером Вреде и Корбино прибыли к Антоново. 2-й корпус остался стоять у Волынцев позади Дриссы.

Аежен пишет, что прибыл в Витебск очень поздно вечером: «Тотчас я имел продолжительную беседу с императором, который не одобрял отступления, совершённого маршалом, и хотел, чтобы граф Витгенштейн был отброшен более решительно, убеждая, что, продвинувшись до Опочки и Новоржева, маршал найдёт средства пропитания для своей армии. Объяснив мне план движения, которое он собирался исполнить на Смоленск, он вновь послал меня 13-го к герцогу Реджио, чтобы повторить ему настоятельную просьбу продвинуться в страну и держать там свою армию на той же высоте, где находилась его армия, и сообщить ему, что маршал Макдональд… занимает Митаву, Якобштадт и Динабург и отправляется осаждать Ригу. Я повёз также приказ полковнику инженерных войск Блейну направиться на осаду Риги».[121]

В течение этого дня войска 1 — го корпуса оставались на позиции у Свольны. По словам Антоновского, рано утром войска 14-й дивизии двинулись к р. Свольне, «стали колоннами, в составе которых и 26 полк, и, таким образом, стояли до половины дня, наблюдали движение неприятеля… После полудня 26 егерский полк занял аванпосты, сменив с них 24-й полк, и, под прикрытием нашего полка, начаты работы моста на реке Свольне, уничтоженного французами при отступлении». Дибич записал: «Противник отступил к Волынцам; казачий авангард был выслан, чтобы наблюдать за его отступлением; отряд генерала Балка направился в Тоболки, чтобы прикрыть наш правый фланг». Довре не хотел переходить в наступление до присоединения отряда Гамена. «Полковник Албрехт, который был послан на левый берег Двины, прибыл в Кохановичи. Его экспедиция, малозначительная сама по себе, может, однако, показать отвагу русских партизан и то, насколько их небольшие набеги (incursions) становились утомительными для неприятеля. Он продвинулся до Бельмонта, более чем в пятидесяти верстах от Друи, захватил там су-префекта Мануцци, а также французский пост, который находился в Браславе, и переправился назад через Двину вплавь, не будучи побеспокоен, приведя 80 пленных, взятых в различных стычках”.

Желая разведать, не появились ли неприятельские отряды около Расиц и Клястиц, Довре ещё вечером 30 июля направил эскадрон Ямбургского драгунского полка майора Буткевича в Юховичи, в 7 верстах от м. Свольны. Следуя всю ночь по чрезвычайно неудобной дороге, Буткевич утром прибыл в Юховичи, где неприятеля не обнаружил. Накормив лошадей, он направил разъезды в Расицы и Клястицы. Разъезд, направленный к Клястицам, во время схватки с французской партией захватил в плен 10 чел. Эти разведки выяснили, что часть баварского корпуса, находившаяся около Клястиц, выступила обратно в Полоцк. Буткевич немедленно донёс об этом Довре, а сам остался в Юхновичах, беспрерывно высылая разведки во все стороны до 3 /15 августа, когда он присоединился к отряду полковника Властова.

Витгенштейн написал императору: “Намерения мои есть преследовать неприятеля до р. Двины, но от частых дел с неприятелем имея чувствительный ущерб в людях, нахожу уже довольно ослабевшим корпус мне вверенный”. Поэтому он просил у царя пополнения хотя бы “из рекрутских депо на укомплектование полков”.[122]

Антоновский пишет, что 1/13 августа «по устроенному мосту 14-я дивизия перешла на другую сторону реки Свольны, и в боевом порядке с 7-ми часов утра и до 1-го стояли в ружье и на одном месте. Неприятель все еще смотрел на нас, а мы на него, не мешая ни в чем один другому. Мы ожидали его отступления, и он исполнил желания наши, стал подаваться назад, а мы шли за ним по пятам». В «Журнале 1-го корпуса» записано: «Русские войска на позиции у Свольни, корпус Удино в Волынцах; его авангард прикрывает лесистое дефиле впереди этого города. Граф Витгенштейн прибыл в Пожарище и вновь принял командование. Вечером также прибыл генерал Гамен с девятью из десяти батальонов, которые составляли гарнизон Динабурга. Из числа этих войск восемь пехотных батальонов сформировали два полка, названные 1-м и 2-м Сводными пехотными. Запасный батальон 18-го егерского полка образовал с батальонами 11-го и 36-го егерских полков третий полк, названный Сводным егерским. Это подкрепление, малозначительное само по себе, поскольку насчитывало всего 3.000 боеспособных людей, было очень полезно для обмана неприятеля, который считал эти батальоны комплектными».

Излечившись от раны и отдохнув, Витгенштейн проявил небывалую активность по снабжению своих войск продовольствием и боеприпасами, истраченными в огромных количествах в предыдущих боях. Витебская губерния, опустошённая прохождением обеих противоборствующих армий, могла предоставить весьма скудные средства. Поэтому пришлось обратиться к доставке припасов из Псковской губернии, где находились весьма солидные магазины. Главная сложность состояла в том, чтобы доставить эти продукты к войскам. Большую помощь в этом деле ему оказал Псковский губернатор Шаховский. Из главных магазинов, находившихся в Пскове и Острове, запасы были перевезены в расходные магазины, учреждённые в Люцине и Себеже.[123]

В ночь на 13 августа Вреде велел навести у Антоново мост на Дриссе и утром «произвести сильную рекогносцировку, чтобы разыскать неприятеля или, скорее, чтобы угрожать его левому флангу и отвлечь немного его внимание подальше от маршала герцога Реджио, который находится возле Волынцев». Он сообщил королю: «Генерал Корбино со своей бригадой, сформированной из 7-го и 20-го полков французских шассеров и 8-го польского уланского, поставлен под моё командование; она имеет силу всего лишь 600 человек и находится в довольно плохом состоянии».[124] Майлингер пишет: «13- го с 8 до 10 утра я шёл с Главной квартирой в Белую, где генерал Сен-Сир занял себе квартиру в лежащем справа от главной дороги поместье; оно находилось среди линии форпостов, выставленных бригадой Корбино. Это поместье вместе с экономическими постройками, конюшнями, амбарами и т. п., частично было окружено заборами, кустарниками, рвами и дощатыми перегородками, а замкнутый и просторный четырёхугольный двор имел вход и выход, снабжённый большими деревянными воротами…, так что там можно было некоторое время обороняться против атак кавалерии».

М. Борисов. Реконструкция поручика 26-го егерского полка (на основе записок А.И. Антоновского).

На кивере офицера клеёнчатый чехол. На руках крагены. И чехол и крагены — трофейные, французские, вооружение офицера состоит из сабли. Через левое плечо идет ремень от нагайки. Шпоры на сапогах отсутствуют, т. к. обер-офицерам не полагалось быть верхом

Удино сообщил, что русские остались на позиции у Свольны, и «день прошёл в наблюдениях с одной и с другой стороны». Он решил занять позицию при Полоцке и со 2-м корпусом отступил от Волынцев. Турн унд Таксис и Марбо уверяли, что при отходе в монастыре Волынцы была оставлена часть французских раненых. Удино велел Деруа вернуться из Белого к Лазовке. Деруа отдал приказ о порядке следования своих войск,[125] и сообщил королю: «Вечером 13-го я должен был оставить мою позицию при Белом и вновь двинуться к Лазовке, чтобы получить там последние приказы маршала герцога Реджио, который ретировался из Волынцев на другой берег Дриссы. Вскоре после моего прибытия в Лазовку, около полуночи я получил приказ маршала выступить и продолжить моё движение к Полоцку. Я двигался в течение примерно трёх часов и дал отдых моим очень измученным войскам, когда маршал прислал мне новый приказ отослать артиллерию назад в Полоцк и вновь направиться в Лазовку, которую он считал необходимой. Прежде, чем его исполнить, я должен был дать небольшой отдых моим войскам, которые были утомлены; тогда я получил приказ остаться там, где я нахожусь, и занять позицию». Фабри справедливо заметил, что «движения, которые маршал велел исполнить генералу Деруа, дают нам новое доказательство его нерешительности».

Удино донёс Бертье, что «русский армейский корпус построился в несколько линий на большом плато, которое протянулось вдоль Свольны и доминирует над берегами; эта не очень широкая река очень суживает русло, её берега круты, и она непроходима вброд. Днём русские перевели несколько лёгких войск на левый берег и угрожали моему правому флангу… Между тем, они ничего не предпринимали в центре и, кажется, находились там только для того, чтобы привлечь нас; но я не позволил нашим войскам их атаковать, потому что, приближаясь к Свольне, они подставлялись бы под огонь батарей, которые неприятель разместил на доминирующем правом берегу, огонь которых взял бы их во фланг». Внимательно осмотрев позицию неприятеля, Удино решил, что русские войска вдвое превосходят его собственные, что на ровной и открытой местности особенно опасно превосходство его кавалерии, и потому он не может переправиться через Свольню, «не подставив и не скомпрометировав свои войска». К тому же, 2-й корпус удалён на 8 льё от 6-го корпуса, который наблюдает за Себежской дорогой. «Я думаю, — заключил маршал, — что было бы ошибкой принимать или давать сражение в моей ситуации, и что обязательно следует занять позицию, которая свяжет меня с генералом Сен- Сиром; но прежде чем исполнить это решение, я хотел узнать мнение моих дивизионных генералов, которых я собрал у себя и которые не только единодушно присоединились к нему, но и убедили меня исполнить его».

По мнению Фабри, чтобы устранить последнее неудобство, достаточно было приблизить 6-й корпус и с помощью кавалерии наблюдать за Себежской дорогой. Имея два корпуса сконцентрированными, маршал мог свободно дать сражение русским, если бы они двинулись по этой дороге. Но, разместив свои корпуса на двух различных дорогах, Удино предпочёл отступить, чтобы сблизить их. Хорошо зная настроение Наполеона, маршал должен был отыскать правдоподобный мотив для такого отступления перед лицом неприятеля без единого выстрела. Чтобы снять с себя ответственность, он посчитал необходимым созвать своих генералов на военный совет, и те «не только единогласно присоединились к этому мнению, но и поторопили его в его исполнении».[126]

14 августа дивизия Деруа дождалась подхода 2-го корпуса. Исполняя решение военного совета, войска Удино к утру расположились следующим образом: «5-я бригада лёгкой кавалерии, 3-я дивизия кирасир и 1-я пехотная дивизия в Лазовке, 2-я пехотная дивизия в Смоляках, 3-я и 19-я дивизии эшелонами позади неё. 20-я пехотная дивизия и 6-я бригада лёгкой кавалерии в Белом». По словам Д’Альбиньяка, «Сен-Сир остался в Белом с дивизией Вреде; лёгкая бригада Корбино выставила аванпосты до Сивошиной; она получила приказ возвратиться ко 2-му корпусу; 14-го она получила приказ вновь занять позицию в Сивошиной, таким образом, войска были изнурены бесполезными маршами и контрмаршами».

В 18 часов маршал написал из Смоляков: «Позиция в Лазовке плохая, отрезана лесом, местность очень пересечённая, там невозможно ни выстроить, ни применить артиллерию. Я предложил первой дивизии занять другую позицию. Генерал Гувьон-Сен-Сир не был побеспокоен на своей позиции в Белом, его разведки на Себежской дороге не обнаружили ничего, что указывало бы на движение неприятеля по этой дороге». По мнению Удино, Витгенштейн не высылал никаких отрядов, напротив, он концентрирует свои силы, поэтому невозможно без риска начинать против него наступление. «Я не должен скрывать, что баварцев невозможно рассматривать как помощь для меня, потому что, воистину, этот корпус находится в состоянии такой слабости, что даже страшно, и даже сам генерал Сен-Сир не скрывает от меня, что я не смогу извлечь никакой пользы, если они будут вынуждены проделать несколько маршей». Маршал сам проделал несколько льё пути вслед за одной баварской дивизией, и всё это пространство было усеяно мёртвыми и умирающими людьми. «Тем не менее, — заявлял Сен-Сир, — эти войска горели желанием померяться силами с неприятелем, хотя они не могли рассчитывать на свои физические силы».

Удино писал: «Я имею трёх бригадных генералов больными, из которых генерал Амэ легко ранен при падении со своей лошади, убитой под ним 11 числа. Сегодня я получил новости от герцога Тарентского по возвращении одного из наших эмиссаров; Он мне ответил, что не в состоянии содействовать в движении, которое я задумал… Противник на этом берегу захватил все запасы, и мы постоянно живём за счёт скотины, которую находим на левом берегу, так что через двадцать дней придёт конец нашим продуктам, и не известно, где их снова взять». В следующем письме он посетовал, что в этой болотистой местности дороги становятся непроходимыми для артиллерии и транспорта после малейшего дождя. «Я предложил разместить две дивизии, из которых одну баварскую, в окрестностях Полоцка; они найдут некоторые продовольственные средства на дорогах из Невеля и Витебска, где попадаются ещё некоторые запасы, всё остальное исчерпано. Я использую обстоятельства, чтобы увеличить число рабочих в Полоцке». Вечером Деруа отдал приказ дивизии выступить следующим утром,[127] чтобы занять позицию у Полоцка.[128]

В 13 часов войска 1-го корпуса выступили к Полоцку, впереди шли два отдельных авангарда. Авангард генерала Гельфрейха направился прямо к Волынцам,[129] авангард полковника Властова — через Сивошино к Белому для обхода правого фланга неприятеля,[130] с целью заставить его отступить за р. Дрисса и тем получить возможность действовать на сообщения противника с Полоцком; он имел приказ ретироваться в Якубово в случае атаки неприятеля. Главные силы 1-го корпуса (37 батальонов, 15 эскадронов, 80 орудий) следовали за Гельфрейхом.[131] Обнаружив приближение русских войск, Удино стал отступать через Филипово к почтовой станции Лазовка. Авангард Гельфрейха заночевал в Филипово, главные силы 1-го корпуса у Волынцев.[132]

Бои при Лазовке, Смоляках и Белой

Пиль вспоминал, что ранним утром 15 августа «маршал позволил всем войскам пройти перед собой; особенно сильно он был обеспокоен своим артиллерийским парком; лошади были чрезвычайно плохи, чтобы везти орудия и зарядные ящики через болотистую местность, которую предстояло пройти. Сидя на вязанке сырой соломы перед костром, разведённым из обломков брошенной старой тележки, командующий 2-м корпусом присутствовал при прохождении своей последней пушки — только тогда он последовал за движением своей армии, сопровождаемый швейцарской бригадой».

Дибич записал: «Противник продолжил своё отступление к Полоцку. Его арьергард хотел удержаться в Лазовке, чтобы охранять выход из теснины на дороге из Сивошино. Генерал Гельфрейх получил приказ незамедлительно занять это дефиле, чтобы обеспечить движение левого отряда; он атаковал французский арьергард и после довольно оживлённого дела отбросил его за Смоляки. Наш авангард провёл ночь возле этой деревни, отделённый от неприятеля ручьём. Главные силы и резерв оставались в нескольких верстах позади». Антоновский вспоминал, что «у деревни Смоляки французы остановились, начали удерживать наш напор, и завязалось в передней линии небольшое дело, продолжавшееся два или три часа, и потом стали отступать, а мы, по мере того, подавались вперед. Впрочем, ретирада их была в совершенном порядке. В избежание напрасной потери людей, мы не теснили их и тем давали время и свободу уходить от нас по добру-по здорову». В перестрелке были ранены 3 офицера, «нами взято в плен 200 человек отсталых, и, сверх того, оставлено в здешнем костеле, сколько можно в нем было вместить, больных и раненых, которых французы оставили нам».

«Полковник Властов, — пишет Дибич, — перешёл Дриссу в Сивошино почти без сопротивления и продвинулся до Боярщины, где остановился на ночь по причине присутствия отряда из 8.000 человек, который находился на позиции возле Белого. Генерал князь Репнин, отряженный к Дисне… отбросил противника за этот город, захватил французский госпиталь и запасы оружия, которые там находились, и вернулся затем на правый берег Двины».[133]

Вреде, стоявший у Белого, сообщил: «Утром 15-го противник атаковал мои аванпосты; он использовал этот день, чтобы построить мост на Дриссе. Стрелки поддерживали бой в течение большей части дня, я ввёл в бой только бригаду французской кавалерии Корбино, которая находилась под моей командой, и 5-й лёгкий батальон Буттлера. Между тем маршал герцог Реджио постоянно отступал со ІI-м корпусом; генерал Деруа получил приказ оставаться там в течение дня, чтобы прикрывать позицию». Майлингер рассказывал, что «в 10 часов утра главная квартира, лежавшая на линии форпостов, была побеспокоена русской лёгкой кавалерией и казаками, которые произвели разведку вдоль этой линии. Быстро были заняты все важнейшие пункты и высланы патрули, вследствие чего нападающие, после обмена несколькими выстрелами, вновь отступили в леса. Но в 4 часа пополудни последовала серьёзная атака на поместье Белая, так как противник — вероятно через помещика — был извещён, что там проживает командующий генерал. Мои пикеты оживлённо перестреливались, но были вынуждены к быстрому отступлению из поместья, так как увидели, что из леса, удалённого на четверть часа пути, выступили пехотные колонны с барабанщиками во главе. Усиленные пикетом генерала графа Вреде, который сразу после первых выстрелов прискакал вместе с ним, шволежеры удерживали неприятельскую кавалерию перед поместьем до тех пор, пока все эти собранные повозки для поклажи и провианта не отправились назад». Но, поскольку вся охрана главной квартиры отстреливалась от наступавших русских, Майлингер вынужден был бросить хлеба, уже помещённые в печи, и в 5 часов начал отступать. После оставления поместья позади него, на опушке леса был выставлен батальон 6- го линейного полка. Вскоре в баварский лагерь прибыл Удино, и все генералы были собраны на совещание.

По словам Д’Альбиньяка, «в 6 часов утра аванпосты генерала Сен-Сира были атакованы по всей линии на равнине у Белого; войска заняли позицию; они включали бригаду лёгкой кавалерии Корбино, сократившуюся до 600 лошадей, и дивизию Вреде, силою около 8.000-9.000 человек, 30 орудий. Мнение генерала Сен-Сира состояло в том, чтобы сражаться на этой позиции, дабы избежать давки в лесу; мнение маршала Удино было ретироваться к Полоцку». Турн унд Таксис вспоминал, что «Удино выразил своё недовольство нашей позицией; он считал, что мы должны прислониться к лесу, который находился позади нас. Это, несомненно, имело резон, но генерал Сен- Сир посчитал за лучшее разместиться в поместье Белое; на самом деле его довольно удобно было удерживать, но оно находилось справа, впереди наших постов. Таким образом, мы должны были выдвинуть немного нашу первую линию, иначе оно могло быть захвачено ночью. Это дало повод для резких выражений со стороны маршала; Сен-Сир тотчас последовал за ним, и между ними двумя в нашем присутствии произошёл обмен мало поучительными словами; в конце дошло до перепалки; там ничего не было решено относительно операций». Хайльман заметил, что «вследствие взаимной вражды между обоими командующими нередко происходили бурные сцены, которые были тем более поучительны для их адъютантов и офицеров главного штаба, что язвительный Гувьон доводил необычайно вспыльчивого Удино до высшей степени негодования, и оба не смущались грубостью выражений, которые приличны скорее ямщикам».

К.Ф. Вреде (1767–1838)

А. Ежов. Атака Гродненского гусарского полка против 2-го кирасирского в сражении на р. Свольна, 11 августа 1812 г.

Вреде сообщил: «Выступив в 10 часов ночи, я составлял арьергард армии до разветвления дорог в Гамзелево; тогда генерал Легран с 1-й дивизией ІІ-го корпуса сменил меня». Позже Сен-Сир писал о себе в третьем лице: «Гувьон считал себя в состоянии беспрепятственно ретироваться… и безопасно направился через дефиле, которое имелось позади, к Полоцку, где 19-я дивизия заняла позицию. Но он получил приказ отступить ночью к этому городу по дороге из Гамзелево, единственной, использованной для отступления обоих армейских корпусов, с их огромной артиллерией и обозами. Это отступление, которое длилось всю ночь, было крайне тяжёлым, как любое движение, исполняемое ночью, особенно когда оно осуществляется по единственной дороге, по которой вынуждены двигаться повозки всякого рода, зачастую вперемешку с частями всех родов войск, взаимно мешая друг другу при каждом неверном шаге; итак, войска прибыли в Полоцк утром 16-го в довольно большом беспорядке, но особенно измождённые усталостью и голодом».

Аналогичную картину нарисовал Турн унд Таксис: «Этот ночной марш навсегда оставил во мне крайне неприятное впечатление. Наши люди были поражены дизентерией, которая увеличилась в течение трёх дней отдыха; они были настолько изнурены, что многие оставались на дороге, хотя их предупреждали, что они неизбежно будут взяты в плен. Даже угрозы не имели результата; моральные силы исчезли, вместе с силами физическими… и этот отступательный марш стоил нам стольких людей, как весьма оживлённый бой». По словам Д’Альбиньяка, «этот марш, наряду со вчерашним, уничтожил эту дивизию, люди которой падали от усталости и голода… В этом отступлении потеряли много народу, люди были изнурены усталостью, страна не предоставляла никаких запасов продовольствия; таким образом, потеряли более 4.000 человек, которые были захвачены русскими: меньше потеряли бы, дав сражение, и войска не были бы деморализованы».[134]

В Гамзелево навстречу Удино прибыл Лежен, который вспоминал: «14-го я ещё один раз ужинал у иезуитов в Полоцке, а 15-го сопровождал герцога Реджио в деле против Витгенштейна, который получил подкрепления и пришёл нас атаковать. Маршал постоянно останавливался в своём движении из-за нехватки продовольствия и ещё раз приблизился к Полоцку. Его войска отличались замечательной преданностью; они выносили все ужасы и все ослабления, которые причинял голод, и между тем сражались с большой отвагой. Из всех наших солдат баварцы, кажется, пострадали больше всего; их взоры были лихорадочными и бессильными; они показывали мне свои больные языки, свои рты, воспалённые дневной жарой и муками голода, и, тем не менее, они доблестно сражались и брали пленных».

Лежен привёз письмо Наполеона, в котором тот просил разъяснить, почему русские хвастаются, что 1 августа взяли у маршала множество пленных. Тот вынужден был оправдываться: «В боях 30, 31 июля и 1 августа 1-я дивизия действовала одна и имела только успех. Признаюсь, что в атаке на поместье Якубово две роты вольтижеров 26-го лёгкого полка нанесли такой вред Петербургскому гренадерскому батальону, что, по донесениям дезертиров и пленных, в нём осталось только 100 человек. Возможно, что несколько наших стрелков, действовавших в лесу, были взяты в плен, но не может быть, что очень большое число; никакие наши массы, никакие наши линии не были разбиты. Почти все те, кого противник имел на этом берегу Дриссы утром 1 августа, были убиты, взяты в плен, ранены или вынуждены перейти реку с такой же поспешностью, как и в беспорядке; противник, который находится в таком полном бегстве, не может взять пленных. Только после этой атаки, когда 1-я дивизия нуждалась в отдыхе, я послал преследовать неприятеля дивизию генерала Вердье, которая, вместо того, чтобы остановиться на позиции, которую я обозначил, движимая рвением и завистью, зашла слишком далеко и натолкнулась на все силы, которые противник сумел собрать, которые вынудили её ретироваться, и именно в этот момент у неё были взяты пленные».

Удино признавал, что противник, оставаясь в Дриссе и Друе, постоянно выделял «партии, которые легко перебрасывал на левый берег, которые взяли значительное число мародёров и отсталых из І-го и ІІІ-го корпусов. ІІ-й имеет довольно большое число дезертиров среди швейцарцев и португальцев, которых русские берут в качестве трофеев. Я не понимаю, Сир, как противник осмеливается говорить, будто взял наших раненых, поскольку я всегда ночую на поле сражения. Моё поведение в этом отношении не отклоняется от принципов чести и гуманности, от которых я никогда не отстраняюсь и далёк от мысли бросать раненых; я велел транспортировать в Полоцк даже тех, которые были оставлены русскими; этот факт также легко проверить, как и другие». Маршал явно лукавил, так как есть несколько свидетельств того, что в Волынцах были оставлены раненые.

Маршал не скрывал от императора огромную нужду в запасах разного рода: «Солдаты Вашего Величества ещё держатся, благодаря своему мужеству, но баварские войска не выдерживают и, хотя я берегу их, насколько возможно, дороги усеяны их людьми, умершими от истощения. Диаррея похитила многих офицеров и солдат, все люди ей поражены; недостаток хлеба и закрепляющих напитков, сырость и прохлада ночей, которые стали ощущаться, являются причинами, которым приписывают большую интенсивность этой болезни; но, к счастью, ещё слабо распространилась дизентерия. Моя лёгкая кавалерия настолько истощена и сократилась, что обе бригады будут в состоянии выставить в линию едва 1.100 кавалеристов. Кирасиры также ежедневно уменьшаются, а кавалерия противника столь многочисленна, что я вынужден использовать их только в случае крайней нужды». Экипажи линейной артиллерии находятся в довольно хорошем состоянии, чего никак нельзя сказать о полковой артиллерии.

К этой депеше маршал приложил рапорт Вердье «относительно бахвальства неприятеля, который воображает себе, будто взял у меня много пленных». Генерал заявил: «Я имел пленных только в день 31 июля перед Якубово; 11-й полк, будучи рассыпан в стрелках в лесу на левом фланге 1-й дивизии, оставил там нескольких человек», лишь 1 августа попали в плен две роты 37-го полка. Вердье приложил к рапорту список потерь всех видов, которые дивизия понесла в различных боях, из которого вытекало, что «неприятель не мог так бахвалиться», особенно потому, что многие солдаты, обозначенные как пропавшие без вести, вернулись затем в свои части.

Помимо того, Удино приложил к своему донесению «два рапорта от шпионов», из которых один был хозяином поместья Гаски, а трое других — дезертирами из Екатеринославского, гвардейского и Аракчеевского гренадерских полков. Дезертиры объявили, что 12 резервных батальонов, которые находились в Динабурге, присоединились к корпусу Витгенштейна, что русские имеют мост в Свольне, что у них много раненых и больных, а едят они только сухари и кашу, что в их батальонах много рекрут, что многие дезертируют, чтобы вернуться домой, а сами они дезертировали потому, что являются поляками из Гродненской и Минской губерний.[135]

* * *

15 августа Макдональд, который находился в м. Калкуны, узнал, что генерал Кутар из Опсы переместился вперёд и должен вновь занять Друю, и что какой-то русский отряд переправился через Двину между Якобштадтом и Фридрихштадтом. Это вызвало у маршала опасение, что его могут отрезать от прусского корпуса, хотя ему сообщили, что эта партия насчитывала всего 200 коней. Было замечено несколько русских батальонов и эскадронов, спускающихся по правому берегу между Якобштадтом и Фридрихштадтом. Маршал выслал разведки до Браслава, Вышек и Дубно. Он сообщил Маре, что «Витгенштейн должен сконцентрироваться и двинуться навстречу герцогу Реджио. Я абсолютно не знаю того, что происходит в этой стороне. Я могу делать только демонстрации на обоих берегах; они не всегда были успешны, потому что мне особенно не хватает кавалерии, а неприятельская кавалерия имеет большое преимущество».

О Динабурге он написал: «Эта крепость, подготовленная лишь вчерне, абсолютно непригодна для обороны, ни для нас, ни для русских… Укрепления столь мало выступают над землёй, что не стоят даже одного удара мотыги; они доступны почти повсюду… Тет-де-пон был почти завершён, это очень внушительное укрепление; я безостановочно работаю над его уничтожением, палисады, потерны,[136] мосты, строения и другие поддающиеся горению вещи сожжены; амбразуры, парапеты, обделка крутостей, хотя были сделаны очень прочно, уже разрушены. Я занимаюсь пробиванием брешей и засыпанием большей части окружающего рва. Груды леса, предназначенного для построек и возведения палисада, как в крепости, так и на обоих берегах Двины были огромными; большая их часть уже сожжена, остальные собраны вместе и сохранены для проведения сегодня иллюминации в честь Его Величества…

Все суда, нагруженные артиллерией, были затоплены; обнаружено от 24.000 до 30.000 зарытых в землю зарядов. Их обнаруживают ежедневно; разыскивают порох, который также был спрятан. Спустя несколько дней тет-де-пон будет выведен из строя, чтобы не мешать нам. Я приказал сбросить в воду двадцать пушек, которые не могли служить нам и не имели лафетов. Укрепления Динабурга и тет-де-пон стоили русским миллион рублей». Макдональд заявил Маре, что, если не получит другого приказа, то после разрушения тет-де-пона он направится на свой левый фланг, чтобы заняться осадой Риги. Как заметил Фабри, его нисколько не смущало то обстоятельство, что тем самым он оставлял Удино одного против Витгенштейна. Он не думал, что в случае победы Витгенштейн мог обратиться против него самого и сорвать осаду Риги.

В тот же день маршал написал Гранжану: «Дайте приказ генералу Рикару выступить завтра с батальоном баварцев, вторым или третьим польским батальоном и 200 гусарами, чтобы за три дня добраться до Якобштадта. Эти войска образуют мобильную колонну, над которой он примет командование, как и над всеми отрядами, принадлежащими к его бригаде, или даже к другим бригадам, рассыпанными по Двине до Фридрихштадта. Чтобы спрятать свои силы и движение от неприятеля, он возьмёт прямую дорогу из Иллукшта через Свентен, и завтра будет ночевать в Беверне, 17-го — в Вессене и даже далее, чтобы 18-го наверняка прибыть в Якобштадт». На следующий день Рикар должен направиться по дороге к Фридрихштадту, чтобы прогнать обратно за Двину русский отряд, который «имеет только 200 кавалеристов без пехоты». Если будет необходимо, Рикар «будет постепенно забирать другие батальоны своей бригады, которые остались в лагере». Гранжан должен был предупредить командира баварцев в Якобштадте о движении через Гросс Бушгхоф мобильной колонны, не указывая её численности.

16 августа Макдональд узнал о подготовке сражения под Смоленском, и решил остаться в Динабурге до получения данных о результатах этой акции. Маршал сообщил Маре, что «неприятель перешёл Двину в трёх или четырёх милях ниже Фридрихштадта… Обсервационный пост во Фридрихштадте, состоявший из гусар, потерял несколько человек и ретировался в Штабен». Это вынудило маршала «послать мобильную колонну силой от 1.800 до 2.000 человек в Якобштадт и Фридрихштадт, чтобы разыскать неприятеля, разбить его и заставить переправиться назад через Двину». Бертье он доложил: «Я получил сообщение, что неприятель перешёл Двину в пяти или шести льё ниже Фридрихштадта… Один гусарский офицер с двадцатью людьми, которые находились для наблюдения во Фридрихштадте, потеряв несколько человек, ретировались к дороге из Якобштадта. Этот офицер уверяет, что видел две или три сотни кавалеристов и несколько пехотинцев. Я немедленно отправил отряд под командой генерала Рикара и половину моей кавалерии, то есть 200 кавалеристов… Разрушение тет-де-пона в Динабурге продолжается беспрерывно, и через несколько дней от этого укрепления не останется ничего, кроме массы бесформенной земли. Укрепления крепости не стоят и удара мотыги, но там сожжены все деревянные конструкции и палисады, которые были огромными. Большая часть была сохранена, чтобы произвести иллюминацию в честь Его Величества, именины которого были отпразднованы вчера со всем великолепием и торжественностью».

План Динабургской крепости

Кутару маршал сообщил, что, узнав о событиях в Друе и Браславе, «велел провести диверсию, выслав отряды по двум дорогам к Друе, поднимаясь по левому берегу, к Креславу, поднимаясь по правому берегу, наконец, в Вышки и Дубно… Мой кавалерийский отряд в Дубно пострадал из-за излишней храбрости своего начальника; отряд в Креславе был более счастлив, захватив пленных»; русские «партии могут причинить некоторое беспокойство жителям страны, но никакого важного результата для нас, если оценивать эти маленькие диверсии по их настоящей силе».

Макдональд сообщил генералу Г. Йорку о движении мобильной колонны Рикара и просил его «принять надлежащие меры, чтобы отбросить за реку неприятельскую партию, которая перешла её в ночь с 13-го на 14-е в Юнгфернхофе, выше Фридрихштадта и захватила пикет из девяти гусар под командой унтер-офицера. Я полагаю, что этот пикет спал, или плохо охранял себя. Я отдал приказ, чтобы получить информацию о столь чрезвычайной потере». Маршал велел Гранжану прислать информацию «против офицера, который командует отрядом во Фридрихштадте», поскольку «противоестественно, чтобы пикет из десяти кавалеристов был захвачен без сопротивления». Для восстановления коммуникации с маршалом, Йорк послал своего адьютанта майора А.Ф. Зейдлица с 4 ротами и приказал постам полковника Г.В. Хорна быть бдительными.

Вскоре Макдональд узнал, что правый фланг пруссаков не был побеспокоен, а сила русской партии составляла всего 80 кавалеристов. Тем не менее, он велел Гранжану «соединить баварский батальон в Якобштадте и заменить посты на левом берегу батальоном 5-го польского полка», а также выслать из резерва 2 пушки в Якобштадт, чтобы поддерживать пост в Кройцбурге.[137]

Бои при корчме и мызе Ропна и фольварке Боровка

Всю ночь союзники продолжали отступать к Полоцку; корпус Удино шёл через Гамзелево, преследуемый авангардом Гельфрейха. По словам Антоновского, «4 числа августа утром рано авангард… подавался вперед за отступавшим неприятелем. В 7-ми верстах от нашего ночлега, у почтовой станции Ковзелевой, настигли французов и завязали с ними перестрелку. Удерживая поспешность нашу… неприятель открыл по нам действия своей артиллерии». Тогда русские двинули пехоту по сторонам дороги и вынудили противника отступить от Гамзелево. «От сих мест преследовали мы неприятеля до деревни Ропны, где при озере сего же названия авангард наш расположился отдыхом». Главные силы 1-го корпуса остановились в Гамзелево.

Сен-Сир с дивизией Вреде в 23 часа начал отступление через Артейковичи в полной тишине, не погасив бивачные огни. Авангард Властова следовал за ним до корчмы Боровка. Вреде пишет: «Я получил приказ маршала герцога Реджио выставить аванпосты на Невельской дороге и в то же время разместить на моём левом фланге цепь постов на дороге, которая ведёт отсюда в Себеж и в Санкт-Петербург. Генерал Вердье присоединился к моему левому флангу со 2-й дивизией ІІ-го корпуса Великой армии. Вся армия соединилась позади нас. Неприятель следовал за нами по пятам; с полудня он атаковал мои аванпосты на Невельской дороге. Генерал Беккере живо отбросил его».

Бои при Ропне и Боровке явились завязкою сражения при Полоцке. Повторявшиеся атаки русских позволяли французам предположить, что на другой день они могут предпринять энергичную попытку овладеть городом. Поэтому Удино созвал дивизионеров на военный совет в своей Главной квартире в иезуитском монастыре в Полоцке, чтобы обсудить с ними предстоящие действия. Сен-Сир вспоминал, что маршал созвал генералов, «чтобы получить совет о приемлимости и необходимости дать сражение, остаться ли на правом берегу Двины, или перейти на левый берег, сохранив только Полоцк в качестве тет-де-пона. Дивизионные генералы двух корпусов, а также командующий артиллерией II- го корпуса составили этот совет. Мнения, как обычно, разделились, но присоединились к мнению командующего ѴІ-м корпусом, изложенному примерно в таких выражениях.

Если противник не последует за отступательным движением армии, то можно было перейти на левый берег Двины, прочно заняв Полоцк. Если же неприятель, напротив, будет продолжать преследование отступающих войск, чтобы завязать дело, то не следует переходить реку у них на виду, как для избежания потерь, связанных с таким отступлением, так и для того, чтобы не ослабить дух войска». Большинство членов совета придерживались ошибочного мнения, чтобы утром следующего дня вновь перейти на левый берег, будучи убеждены, что русские не последуют за отступающими. Но в это время раздался грохот орудий, совет был тотчас распущен, и каждый из его членов поспешил к своим войскам.[138]

Командовавший 3-й бригадой дивизии Вреде полковник Г. Хаберман донёс: «В 5 часов цепь аванпостов, которую я разместил на моём левом фланге в Присменице, была живо атакована неприятельскими егерями, которые рассыпались в стрелки вдоль леса. Казалось, что намерением противника было особое желание занять сожжённые дома, справа и слева от которых цепь моих аванпостов растянулась перед лесом. В случае если бы русские захватили эту позицию, сам лагерь стал бы очень неудобным из-за огня противника. Тогда я решил, не теряя времени атаковать неприятеля и заставить его отойти. Итак, я велел выдвинуться 2-й роте 5-го полка, которая тотчас с большой храбростью и решительностью отбросила противника в лес. Я приказал поддержать её 5-й роте того же полка; тут же она быстро отбросила неприятельских стрелков, направлявшихся на правый фланг 2-й стрелковой роты.

Тогда противник распространил свою атаку на мой левый фланг, напротив позиции дивизии генерала Леграна. Тогда я велел выдвинуть 1-ю стрелковую роту и 2-ю фузилерную из 11-го линейного полка со взводом стрелков из 5-го лёгкого батальона, который находился на аванпостах; штыками они вновь отбросили неприятеля. Это подразделение, двинутое вперёд, столь энергично сопротивлялось противнику, что ему более не удалось проникнуть на опушку леса. Он был удержан на этой позиции до 9 часов вечера; по причине темноты я тогда медленно отвёл из леса роты, выдвинутые вперёд, и велел им вновь занять их предыдущую позицию. В 11 часов я известил его сиятельство Вреде. По его приказу той же ночью я отвёл мои войска из Присменицы, которая уже была покинута бригадой, на бивуак, и в 2 часа утра 17-го — на позицию, занятую дивизией».

Сам Вреде писал, что противник «в 5 часов вечера атаковал всю цепь аванпостов, размещённых на моём левом фланге (там командовал полковник барон Хаберман), а также аванпосты генерала Вердье. 5-й и 11-й линейные полки, а также 5-й батальон лёгкой пехоты сражались там с редкой храбростью и отбили все атаки неприятеля. Особенно отличился… Хаберман, временный бригадир. Дивизия Вердье также остановила противника, но этот дивизионный генерал вечером был ранен». По другим данным, генерал Мэзон в тот день «творил чудеса храбрости во главе полков Казабьянки и Вимпфена», то есть 11-го лёгкого и 2-го линейного полков 6-й дивизии. Лейтенант В.П. Д’Озон де Буаминар уверял, что в деле участвовал и 124-й линейный, в то время как 37-й линейный полк с 1-й ротой 3-го конноартиллерийского полка были отосланы в Полоцк к генералу Мерлю.[139] Тяжело раненого Вердье сменил генерал Ф. Валантен.[140]

Сен-Сир уверял, что из-за начавшейся перестрелки Удино так и не принял никаких диспозиций для сражения. «После боя Сен-Сир разыскивал, но тщетно, герцога Реджио, чтобы узнать от него диспозиции на следующий день, позицию, где будет дано сражение… Маршал провёл часть ночи на аванпостах, но лично до ѴІ-го корпуса не добрался; лишь около полуночи генерал Дюлолуа поехал разыскать командира ѴІ-го корпуса и сказал ему, что маршал, которого он оставил за несколько часов до этого, кажется, решил дать сражение утром следующего дня. После этого сообщения Сен-Сир тотчас отдал свои приказания, но, отправившись на свою позицию, проехал мимо нескольких колонн ІІ-го корпуса, которые переходили назад на левый берег Двины”. Поэтому генерал решил, что Удино переменил своё решение и что Дюлолуа находился в заблуждении.

Ж. А. Вердье (1767–1839)

Фабри резонно заметил, что это обвинение в адрес Удино, выдвинутое мемуаристом спустя 19 лет после событий, не имеет под собою оснований, так как донесение Вреде говорит об ином: “Маршал герцог Реджио днём собрал генерала графа Гувьон-Сен-Сира и всех дивизионных генералов, чтобы договориться о принятии мер; было единогласно решено, что позиция, занятая днём, была рискованной; поэтому решили утром занять другую позицию. ІІ-й корпус Великой армии должен был занять Полоцк одной дивизией; остальные дивизии разместятся от Двины до правого берега Полоты под прикрытием артиллерии, поставленной на всех земляных валах города».[141]

Здесь необходимо кратко охарактеризовать местность, на которой развернулось сражение. Полоцк насчитывал 12 тыс. жителей, в числе которых было 3800 еврейских и 2500 католических семейств. Город располагался на правом берегу Двины, в том месте, где в неё впадала Полота. Здесь сохранились полуразрушенные польские укрепления 18 в. По словам Марбо, «спереди от передовых фронтальных укреплений этой крепости поля разделены многочисленными каналами, между которыми выращивают овощи. Хотя эти водные препятствия и не являются непреодолимыми для артиллерии и кавалерии, они, тем не менее, затрудняют их передвижение. Огороды простираются перед городом на расстояние около полульё, но слева от них, на берегах Двины, находится обширная равнина, ровная, как ковёр». Укрепления, это «земляные валы, представляющие собой, собственно говоря, лишь бугры, подняться на которые совсем не трудно. Однако они имеют то преимущество, что являются господствующими над значительной территорией высотами».

Река в этом месте имела ширину около 500 шагов и была судоходной. Лежащий на левом (южном) берегу Двины предместье, Малый или Старый Полоцк, было связано с городом деревянным мостом; он был разрушен русскими, и вместо него французы навели понтонные мосты. На левом берегу Двины к западу от предместья находилось поместье и деревня Екимания. К северу от города, на правом (западном) берегу Полоты находилась деревня Спас; в ней имелись каменная церковь и замок, принадлежавший иезуитам, и множество сараев с массивными каменными стенами, но покрытые деревом. По словам Майлингера, деревня Спас «состояла из поместья и принадлежащих полоцким иезуитам амбаров и экономических строений, которые, на польский манер, были окружены рвами и частоколами, и представляла значительный естественный оборонительный рубеж». Через Полоту между Спасом и Полоцком, в частности у мельницы, было перекинуто несколько деревянных мостов, проходимых для пехоты и частично для кавалерии. Напротив деревни Спас, на другом берегу Полоты находился конусообразно возвышающийся холм, с высоты которого можно было обстреливать лежавшую к западу равнину вплоть до опушки леса. Этот лес полукругом простирался от Двины до кузницы, лежавшей выше по течению Полоты. В середине этого полукруга, примерно в трёх четвертях часа пути от Полоцка лежала Присменица, поместье, состоявшее из деревянных жилых и хозяйственных построек, которые были обнесены заборами.

Согласно новой диспозиции, дивизия Леграна, усиленная 37-м линейным полком из 8-й дивизии и лёгкой кавалерией Корбино, заняла центр боевой позиции, впереди трактира, где дорога на Невель ответвлялась от главной дороги. «В ночь с 16-го на 17-е, — писал Д’Альбиньяк, — маршал Удино перевёл за Двину артиллерию 2-го корпуса, сохранив лишь несколько 3-фунтовых пушек; 12-фунтовые пушки 2-го корпуса, которые находились на батарее на земляных валах, окаймлявших город Полоцк с левой стороны, были заменены 12-фунтовыми пушками 6-го корпуса: генерал Дюлолуа постоянно опасался потерять свою артиллерию. Эта большая переправа артиллерии закончилась только в полдень 17-го. 6-й корпус сохранил свои 60 пушек, без 12 12-фунтовых пушек, размещённых на земляных валах Полоцка. Почти вся кавалерия была отослана на другой берег Двины с дивизией Вердье под командой тогда генерала Валантена. Дивизия Мерля занимала левый фланг, опираясь на Двину, другая её часть находилась в городе. Дивизия Ле Грана образовала центр при соединении дорог из Петербурга и Невеля».

В укреплениях были оставлены три орудия 4-й баварской батареи (2 гаубицы и 12-фунтовая пушка), чтобы обстреливать равнину перед левым флангом французской позиции и «прикрывать отступление в случае необходимости». Пиль вспоминал, что «у подошвы холма у Полоцка находилась небольшая часовня, окружённая кладбищем; маршал разместил там два батальона; дивизия кирасир охраняла берега Двины с частью артиллерии; две сильные батареи были размещены на изгибе Санкт-Петербургской дороги, на расстоянии двух пушечных выстрелов впереди пригорода; баварцы занимали крайний правый фланг, дивизии Вердье и Мерля — центр; левый фланг образовала дивизия Леграна. Маршал разместил на земляных валах два полка хорватов, чтобы поддержать баварскую тяжёлую артиллерию; швейцарская бригада имела задачу оборонять город».[142]

На правом фланге расположились баварцы. По словам Вреде, «корпус генерала от инфантерии Деруа находился в резерве на левом берегу Полоты, он примыкал к правому крылу французского корпуса. Корпус под моим командованием занял позицию вдоль Полоты, он образовал всё правое крыло этой новой позиции; в то же время я получил задание занять и охранять деревню Спас, расположенную на правом берегу Полоты; она образовала ключ всей позиции; позади неё были построены два моста. Я командировал для обороны этой деревни генерал-майора Винценти с 1-м батальоном 2-го пехотного полка Кронпринца и 1-ю стрелковую роту 6- го линейного полка».

Сам К. Винценти писал, что получил приказ «занять с 1-м батальоном 2-го полка линейной пехоты Кронпринца имение (oekonomie Gut) Спас, принадлежащее иезуитам, располагавшееся вбизи маленькой деревни, и разместился там по-военному. Следуя этому приказу, я отправился с батальоном под моим командованием на правый берег Полоты; я разместил мою линию в деревне так, чтобы замечать, насколько возможно, все движения противника, скрытого в лесу, расположенном передо мной, и прикрыть правый фланг ІІ-го армейского корпуса. На расстоянии примерно 600–700 шагов я прислонил мой левый фланг к роте 26-го французского пехотного полка, выстроенной в рассыпном строю, мой правый фланг — к отряду, размещённому в здании поместья; этот последний состоял из полутора рот 6-го пехотного полка герцога Вильхельма; ночью он сменил 2-й батальон лёгкой пехоты Тройберга, который там находился».

«Я получил приказ, — пишет полковник Спауер, — под руководством генерал-майора и бригадира Винценти, занять с 1-м батальоном 2-го линейного полка Кронпринца монастырь Спас с окрестными строениями и помешать противнику захватить его, так как эта точка подобна исходящему углу, основание которого опиралось на линию, занятую 20-й дивизией, и на линию французских войск, из которых 26-й французский полк лёгкой пехоты образовывал правый фланг, прикрывая связь между обоими. Занятие совершилось в 4 часа утра; генерал предписал 1-й стрелковой роте 6-го линейного полка и взводу, который ещё находился с ней, занять стрелками правый фланг этой позиции… К этому поместью примкнули 1-я гренадерская рота с 3-й фузилерной; затем шла 1-я стрелковая рота; лейтенант фон Гумпенберг с одним взводом был выделен в стрелки. 1-я и 5-я роты находились на левом фланге, где 7-я образовала загиб».

Капитан Готтхардт пишет, что рано утром его «2- я лёгкая батарея заняла позицию на возвышенности, расположенной справа от дворянского имения (d’un bien noble). Противник тотчас занял возвышенности, находившиеся напротив». По словам командира 4-й лёгкой батареи капитана барона К. Графенройта, в 4 часа утра он получил приказ «разместиться между 3- м и 7-м пехотными полками в боевом порядке на Невельской дороге в полульё от Полоцка, русская сторона не препятствовала этому маневру, что позволило батарее вместе с пехотой мало-помалу беспрепятственно перейти Полоту; она разместилась на расположенной рядом возвышенности вместе с батареей Готтхарда. Несколько часов обе батареи стояли спокойно на этой возвышенности».

Прочие части 1-й бригады 20-й дивизии также остались на правом берегу Полоты. За рекою стояла 3-я бригада Хабермана, справа от неё — 2-я бригада Беккерса, составившая крайний правый фланг. Слева от 19-й дивизии находилась кавалерийская бригада Корбино. По словам Хайльмана, баварский корпус насчитывал едва 12,5 тыс., то есть с 8 августа он потерял 3 тыс. чел. за время маршей.[143] Всего войска союзников насчитывали 29–32 тыс. чел., но Удино ослабил себя более чем на 10 тыс. чел., и на правом берегу Двины имел немногим более 20 тыс. чел.

В русском штабе считали, что корпус Удино к тому времени насчитывал 24.000 чел., корпус Сен-Сира — 20.000, а всего неприятель имел более 44 тыс. чел., тогда как русские — всего 20 тыс. чел. Витгенштейн же, исходя из показаний пленных, полагал, что в обоих неприятельских корпусах насчитывалось более 30 тыс. чел. Сам же он имел под рукой 17 тыс. чел., но это его не смущало и он намеревался «прогнать Удино в укрепления и принудить ретироваться за Двину».

Офицер и солдаты баварской линейной пехоты

Если Хаберман писал, что по своей воле оставил позицию у Присменицы, то русские заявляли, что это они изгнали неприятеля из леса. Гельфрейх написал Витгенштейну: «Я командовал авангардом, расположенным в Ропне 4 августа, когда ваше сиятельство приказали мне очистить все дефиле до опушки леса у Полоцка, чтобы обнаружить позицию неприятеля. Я немедленно выделил 25-й и 26-й егерские полки, которые с большой храбростью устремились, чтобы исполнить приказ». Поручик 26-го полка Антоновский только что был назначен командиром роты, «с которою в 5 часов пополудни отправлен вперед вместе с 3-ею гренадерскою ротою по правую сторону большой дороги, лежащей к г. Полоцку, а 25-го егерского полка тоже две роты назначены вместе с нами идти по левую сторону дороги, и в находившемся по обе стороны лесу открыть неприятеля и выгнать оттуда». Встретившийся им генерал Яшвиль “подтверждал непременно очистить от неприятеля лес”. Гельфрейх уверял, что «после оживлённой перестрелки, которая длилась около трёх часов, наши егеря примкнули штыки и с криком Ура! в одно мгновение изгнали противника из всего леса, несмотря на его ожесточённое сопротивление; они также освободили для корпуса большую дорогу из Полоцка. Будучи сам очевидцем рвения и стремительности 25-го и 26-го егерских полков, я не могу достаточно похвалить тот и другой».

Очевидно, что Гельфрейх приукрашивал успехи своих войск. Не случайно, что для его поддержки была направлена 2-я бригада князя Сибирского 5-й дивизии (Пермский и Могилевский полки). По словам Дибича, «французский авангард оказал весьма упорное сопротивление и начал своё отступление лишь утром. С фронта его преследовал наш авангард. Один батальон Пермского полка, который взял просёлочную дорогу на Присменицы, обошёл его правый фланг. В 5 часов утра генерал Гельфрейх и князь Сибирский, очистив весь лес, вышли из дефиле и установили связь с полковником Властовым. Этот последний использовал ночь, чтобы прогнать войска, которые обороняли левое дефиле, и занял позицию возле корчмы Боровка». Таким образом, вопреки лихому заявлению Гельфрейха, столкновения продолжалось всю ночь до утра. Так, Винценти писал, что «в ночь на 17-е 2-й армейский корпус покинул в 2 часа занимаемую позицию, чтобы направиться на левый берег Полоты». По словам полковника Ф. Деруа, «утром 17-го 2-й королевский армейский корпус покинул позицию, занятую 16-го вечером на правом берегу, чтобы занять другую на левом берегу».[144] Поясним, что речь идёт о 20-й пехотной дивизии Вреде.