Первое свидание (поэма)

4

…Вижу этих дам —

В боа — дородных, благородных;

И — тех: пернатых, страстных дам,

Прекрасных дам в ротондах модных…

Костров каленые столбы

Взовьются в кубовые сини

Из-за редеющей толпы;

Стрекозы, рдеющие в иней,

Метаясь, гаснут всем, что есть;

Мордастый кучер прогигикнет;

Снегами радостная весть,

Слетая, сладостно воскликнет;

И прометет — и пронесет

Квадратом лаковым из ночи,

Ударит конским потом в рот,

Завертит огненные очи,

Очертит очерк дорогой

Из соболей в окне кареты…

Вдали слезливою серьгой

Играют газовые светы…

И всё, что было, все, что есть —

Снеговерченье ясных далей,

Светомолений светлых весть,

Перелетание спиралей!

Но взвоет улицей зима…—

И быстроногою фигурой,

Из ног выметываясь тьма

Растет и сумеречит хмуро

На белобокие дома;

И мнится: темные лемуры,

Немые мимы, из зимы,

Мигая мимо, строят туры

И зреют речью:

— «Ты и мы!..»

Иду, покорный и унылый,

Четвероногим двойником:

И — звезденеет дух двухкрылый;

И — леденеет косный ком;

Перемерзая и мерцая,

Играем роем хрусталей,

Налью из зеркала лица я

Перезеркаленных лилей,—

И там, под маской, многогрешный,

Всклокочу безысходный срам,

Чтобы из жизни встал кромешный

Бесцельный, сумасшедший храм…

Взлетайте выше, злые мимы,

Несясь вдоль крыши снеговой,

Мигая мимо — в зимы, в дымы —

Моей косматой головой!..

О, обступите — люди, люди:

Меня спасите от меня;

Сомкните молнийные груди

Сердцами, полными огня.

Я — зримый — зеркало стремлений,

Гранимый призраком алмаз

Пересеченных преломлений:

Мигнув, отбрасываюсь — в вас,

Как переполненный судьбою

На вас возложенный венец:

Созрею, отдаваясь бою

Родимых, греющих сердец.

Вы — подойдете, я — омолнен;

Вы — отойдете, я — не тот: —

Я переломлен, переполнен

Переполохами пустот,

Как тени пустолетний конус,

Как облачка высотный лет,

Как бессердечный, вечный тонус

Несуществующих высот.

На тучах строятся фигуры:

И я — изъятьем лицевым,

Дробимый, сумеречный, хмурый,

Несусь по кучам снеговым;

Из ног случайного повесы

Тянусь безвесый, никакой:

Меня выращивают бесы.

Невыразимою тоской…

Мы — неживые, неродные,—

Спирали чьих-то чуждых глаз:

Мы — зеркала переливные —

Играем в ясный пустопляс;

На стенах летом пляшут пятна;

В стакане светом пляшет винт;

И все — так странно непонятно;

И все — какой-то лабиринт…

Глаза в глаза!.. Бирюзовеет…

Меж глаз — меж нас — я воскрешен;

И вестью первою провеет:

Не — ты, не — я!.. Но — мы: но — Он!

А ум насмешливый, как леший,

Ведет по плоскости иной:

Мы чешем розовые плеши

Под бирюзовою весной;

Перемудрим, перевопросим,

Не переспросим, не поймем,

Мечту безвременную бросим,

По жизни бременно пройдем;

И не выносим, и ругаем

В летах переблиставший дым:

Бодаем жалобным бугаем,[33]

Брыкаем мерином седым.

Рассудок, свинорылый комик,

Порою скажет в зовы зорь,

Что лучше деревянный домик,

Чем эта каменная хворь;

И прячет голову, как страус,

Отскочит в сторону, как пес,

Вмаячив безысходный хаос,

В свой обиходный, злой «хавос»…

Переварив дары природы

Тупыми животами, — мы

Перетопатываем годы;

И — утопатываем в тьмы.

Вставайте, мерочные смены,

Пустовороты бытия,

Как пусто лопнувшие пены,—

Да, вас благословляю я!

Бросай туда, в златое море,

В мои потопные года —

Мое рыдающее горе

Свое сверкающее- «Да!»

Невыразимая Осанна,

Неотразимая звезда,

Ты Откровением Иоанна

Приоткрывалась: навсегда.

Кропя духами Аткинсона

Ей ометеленный подъезд,

Пред Нею, тайною иконой,

Я упивался блеском звезд;

Она ко мне сходила снами

Из миротворной глубины

И голубила глубинами

Моей застенчивой весны,

Персты орфической певницы

Приоткрывали звуком бурь

И поцелуйные денницы.

И милоглазую лазурь.

Остановясь перед киотом,

Бывало, пав под фонарем,

Я, полоненный миголетом,

Моленьем тихим осенен;

В белопокровы, в ветроплясы

Метясь светелицей на нас,

Влача свистящие атласы,

Вставал алмазноглазый Спас.

Бывало: белый переулок

В снегу — дымит; и снег — летит.

И Богоматерь в переулок

Слезой перловою глядит.

Бегу Пречистенкою… Мимо…

Куда? Мета — заметена,

Но чистотой необъяснимой

Пустая улица ясна.

Кто там, всклокоченный шинелью,

Скрыв озабоченный свой взор,

Прошел пророческой метелью

(Седою головой — в бобер),

Взвиваясь в вой седоволосый,

Своей космою пурговой,

Снегами сеющий вопросы

На нас из Вечности самой.

А вихри свистами софистик

Заклокотали в кругозор,

Взвизжали: «Вот — великий мистик!»

И усвистали за забор.

Мигают звезды теософий

Из неба кубового в вой;

Провеял кризис философий,

Как некий гейзер снеговой:

Так в ночи вспыхивает магний,

Бьет электрический магнит;

И над поклонниками Агни,

Взлетев, из джунглей заогнит…

Бегу Пречистенкою — мимо:

Куда? Мета заметена;

Но чистотой необъяснимой

Пустая улица ясна…

Проснулась на Девичьем Поле

Знакомым передрогом ширь:

— «Извозчик: стой!»

— «Со мною, что ли?»

— «В Новодевичий монастырь!..»

— «Да чтоб тебя: сломаешь сани!..»

……………………

И снова зов — знакомых слов:

— «Там — день свиданий, день

восстаний…»

— «Ты кто?»

— «Владимир Соловьев:

Воспоминанием и светом

Работаю на месте этом…»

И — никого лишь белый гейзер

Так заливается свирель,

Так на рояли Гольденвейзер

Берет уверенную трель

Бывало: церковка седая

Неопалимой Купины,[34]

В метели белой приседая,

Мигает мне из тишины,

Перед задумчивым киотом —

Неугасимый фонарек;

И упадает легким лётом

Под светом розовый снежок.

Неопалимов переулок

Пургой перловою кипит,

И Богоматерь в переулок

Слезой задумчивой глядит.