Первые люди рая

В то же время Ефрем отличался бесконечной мягкостью и бескорыстием. Трудно найти на "Ойкумене" человека, которому Чванов не сделал бы какого-нибудь подарка. Чаще всего это делалось просто так, по случаю. Достаточно было Ефрему заметить любопытный взгляд, брошенный товарищем на принадлежащую ему вещь, как он тут же вручал ее в качестве сувенира. Он никогда никому ни в чем не мог отказать.

К тому же Виталий, - воспитанник Ефрема, он хотел сделать из Адамова разведчика-десантника, способного на все, что мог делать учитель.

Сочетание ало-желтых пятен на десантном комбинезоне Чванова путало взгляд и Тур не сразу заметил, что кобура у него пуста. Так и есть, - свой излучатель он отдал на время разведполета Адамову. Инструкция нарушена, но стоит ли теперь обращать на это внимание?

Изображение на следящем экране стабилизировалось, Ефрем перевел луч связи на беспилотный зонд. Чванов знал, что действия и решения Максима Тура почти всегда приводили к неожиданным открытиям и почти всегда были единственно верными. Это свойство отличало Тура от других, делало его особенным, выводило за рамки ординарности. Сам Тур не видел в том ничего необычайного, ссылаясь на работу интуиции, которую многие обычно не замечают, не доверяют внутреннему голосу. Но имеют ее все.

Просьба Тура продублировать зонд Адамова оказалась не лишней, подтвердив лишний раз наличие у главного координатора экстрасенсорной способности к предвидению. Уже через несколько минут Чванов заметил на песчаной полосе узорное переплетение тонких темных линий. Рисунок на песке привел Максима в состояние рабочей активности. Он немедленно включил видеозапись, остановил автозонд над непонятными знаками и приказал Чванову вернуть Адамова на этот участок берега.

Два зонда зависли в нескольких метрах над краем песчаной полосы, то скрывающейся под волной, то открывающейся взору. В сравнительно малый временной промежуток между накатывающимися волнами на мокром песке появлялись знаки, похожие на буквы и цифры, как будто знакомые землянам. Всякий раз новые, их круглые очертания, лишенные прямизны, напоминали первые опыты ребенка, желающего самостоятельно постичь науку азбуки.

Адамов не выдержал и, не ожидая разрешения, опустил свой зонд на сухую часть песка и осторожными шагами приблизился к мокрой полосе. Погрузив руку в защитной перчатке в грунт, он поднял горсть влажной массы и, встав напротив телеобъектива зонда, разворошил ее пальцами другой руки.

- Разгадка проста. Тут колония рачков, мелких да шустрых, - Адамов весело посмотрел в объектив и поднял ладонь с шевелящимися на ней микроскопическими животными, - Они-то и рыхлят песок, оставляя борозды. Волна подбегает, все сравнивает и уходит. А рачки снова берутся за работу.

Тур никак не отреагировал на слова Виталия и дал команду Лелю передать все видеозаписи на "Ойкумену" для расшифровки. Вдруг они будут иметь смысл? Ефрем, поняв озабоченность главного координатора, обратился к Адамову.

- Ты вот что, дорогой мой. Попробуй поэкспериментировать, коль скоро там оказался. Некоторые знаки повторяются. Зонды пусть продолжают запись и передачу. Я так не понимаю пока, каким образом и для чего твои неразумные рачки делают бесполезную для них работу...

- Уж не попытка ли это диалога? - радостно и удивленно вскричал Адамов, - Я понял, я что-нибудь придумаю. И как я сразу не догадался?

- Не торопись, дорогой. Будь осторожен и спокоен. Ведь тебе хорошо известен кодекс разведчика-десантника, - Чванов озабоченно разглядывал через телеобъективы зондов местность вокруг Виталия, - Я сейчас отправлю автомат в море, пусть посмотрит, что там в глубинах. А потом, - над лесом покружит. Пока он не вернется, не отходи от своего аппарата.

Сообщение о непонятных значках, создаваемых микроскопическими рачками-обитателями мокрой зоны песка, стимулировало активность участников планетной экспедиции.

К исходу дня круг Северины отметил проявление нервозности, придирчивости друг к другу в попытках первому обнаружить нечто экстраординарное.

Следующий день не принес ничего нового. Биорг признал ряды знаков не имеющими смысла. Не добились ясности и в проблеме пространственной ориентировки, вид космоса не позволял иметь рациональную надежду на отыскание Солнца и последующее гарантированное возвращение.

Человеческий рассудок оказался в тупике, и привыкшие к стратегии господства над силами природы люди растерялись. Кто потерял сон, кто резко менял устоявшиеся годами привычки и привязанности. Отношения лишились стабильности. День шел за днем, принося новые тайны и усиливая ощущение обреченности.

После того, как поссорились "братья Диоскуры", Тур попросил "Ойкумену" усилить в десанте круг экзопсихологов, вооружив их стационарной аппаратурой со звездолета. В базовом лагере он объявил бессрочный выходной и отменил все работы за пределами назначенной зоны безопасности. Разведку продолжали УМСы и некоторые из оказавшихся бесполезными контакторов.

Немногие сохранившие эмоционально-психическое равновесие подключались к кругу экзопсихологов. Основной причиной аномалий признали обострение ностальгии по Земле, связанное с сомнениями в возможности отыскать обратный путь. Тщетность попыток разобраться в сути нового мира, по мнению Северины Джинс, также явилось немаловажным фактором. Несколько человек пришлось эвакуировать на орбиту. На борту "Ойкумены" организовали карантинный блок. Первыми его посетителями стали "Кастор" и "Полидевк".

Несмотря на попытки экзопсихологов нормализовать ситуацию, нарастание напряженности между членами экспедиции на планете Рай продолжалось, пока не достигло критического уровня во вспышке вражды между Джонни Эртом и Эрнстом Рэбом.

Эрт, специалист по полевым структурам, потеряв надежду обрести понимание Рая, решил отвлечься сам и развлечь товарищей. Его страстью было сочинение "бытовых" романов, портреты героев и темы он черпал из жизни на "Ойкумене". Веселый общительный характер Джонни Эрта отражался и в сценах его произведений. Его короткие романы имели успех в ходе полета. Небольшого роста, мальчишески нескладный, он демонстрировал забавную мимику, комментируя просмотры своих творений.

Рэб, руководитель круга службы безопасности, целиком был занят своей профессией и все личное время отдавал совершенствованию тела, развитию реакции и навыков владения оружием. В силовых единоборствах, ставших на "Ойкумене" традицией, его превосходил только Максим Тур.

Один из героев последнего романа Джонни Эрта был изображен человеком прямым и лишенным всяческих сомнений. Он не рассуждал, и а действовал.

Группа десантников высаживается на одной из планет Центавра-А.

Один из разведчиков, тот самый не рассуждающий герой, ставит под угрозу жизнь своих товарищей, без раздумий уничтожая встретившееся ему животное устрашающего вида. Убитый монстр оказывается единственным и незаменимым существом, подавляющим в своем биоме стремление популяций летающих микрогрызунов к чрезмерной экспансии. Невероятно расплодившись и осмелев, микрогрызуны "съели" все неметаллические детали и соединения корабля-челнока. Только помощь с орбиты, где дежурил планетолет-спасатель, выправляет трагизм положения.

После театрально-голографической демонстрации этой сцены на лугу рядом с жилым куполом обычно молчаливый и самоуглубленный Эрнст Рэб вышел из себя, наговорил Эрту много оскорблений, а в заключение выстрелом из личного излучателя разнес на части демонстрационный проектор и грубо отшвырнул пытавшегося спасти кристалл романа автора. Эрт получил несколько легких повреждений.

После того, как только прошел первичный шок, зрители, намеренно не обращая внимания на разбушевавшегося Рэба, оказали помощь Эрту, восстановили проектор и продолжили просмотр, чем довели Рэба до истерии.

Только вмешательство случайно оказавшегося недалеко Тура усмирило Рэба. Впервые за время старта с Земли было применено принуждение силой.

Кругу экзопсихологов понадобилось четыре дня для диагностирования психоэмоционального состояния всех участников десанта. Аппаратура психоанализа, доставленная с "Ойкумены", позволила сделать неожиданное заключение: болезнь не имеет внутренней почвы, а вызвана внешними факторами. Недоступность Земли спровоцировала не только всплеск ностальгии, но и стремление вернуться на звездолет. Проявился парадокс: идеальные для жизни людей условия не только не привлекали их, но вызывали неприятие. Тесты выявили: в подсознании каждого побывавшего в Раю десантника укореняется нежелание продолжать знакомство с планетой, и оно становится доминирующим в психике. Впечатление такое, будто действует некий постоянный неустранимый раздражитель, действующий целенаправленно.

Проблему вывели в русло компетентности Алексея Кондакова и трансперсональной психологии, объявили приоритетной. Зону отдыха расширили, включив в нее участок леса до обнаруженного Севериной родника и прибрежной акватории вплоть до плавучей лаборатории. Намеченный периметр окружили энергетической защитой, создали дополнительную службу экстренной помощи, включив в нее, кроме представителей круга службы безопасности других специалистов.

Менее всего негативные тенденции в психическом состоянии проявились у Виталия Адамова и Елены Эйро. Чувствовали они себя отлично, проявляя завидную работоспособность. Максим Тур и Ефрем Чванов поручали им наиболее сложные здания, иногда и за пределами периметра охранной зоны. Для большинства находящихся в базовом лагере вынужденное безделье продолжалось до тех пор, пока планета не преподнесла очередной сюрприз.

Рай проявил себя неожиданным образом, заставив Тура вновь обратиться к Алексею Кондакову. Прогноз Алексея оправдался. По определению Анны Вирс, в Раю началась эра двойников. Вблизи от границ зоны отдыха все чаще появлялись призраки людей. Их замечали в разное время, системы в их появлении не было. Контакторы на фантомов по-прежнему не реагировали.

Через неделю после обнаружения первого двойника стали слышаться голоса. Отдельные звуки складывались в знакомые слова целые фразы. Голоса контакторы регистрировали, в отличие от их источников.

У Максима Тура крепло впечатление, что некто или нечто пытается копировать внешний вид и голоса людей, стараясь достигнуть максимального сходства. В чертах и манере движения некоторых призраков узнавали отличительные признаки десантников. Вначале это вызвало интерес, оживление, даже вспышки веселья, но затем надоело и на фантомов перестали обращать внимание. У предполагаемого Нечто дальше внешнего подобия, выраженного в прозрачных неуловимых приборами структурах, дело не шло. Видимо, этому Нечто, стоявшему за кулисами театра теней, не хватало какой-то детали для абсолютно полного воспроизведения личностей звездолетчиков. Деталь сводилась к проникновению в суть людей.

Алексей Кондаков в разговоре с Туром и Севериной выразил уверенность, что впереди следует ожидать еще менее понятных вещей. Максим в ответ наконец высказал мысль, давно его беспокоившую.

- Таким образом, Алексей, кто-то выходит с нами на связь. Пытается осуществить контакт. Очень высокий уровень подобия. Разве неразумная природа способна на такое?

Кондаков как всегда что-то чертил карандашом в блокноте.

- А что мы знаем о возможностях неразумной природы? И до каких границ простирается ее неразумность? Не будем спешить. Имитация Разума может стать и имитацией Контакта. А мы рискуем оказаться жертвами иллюзии. Я не исключаю, что самообман способен породить ситуацию, которой до того не было. Исторгнутая человеком мысль ассимилируется в ближайшем пространстве, приобретает самостоятельность, независимость.

Северина озадаченно тряхнула головой и спросила:

- И мы можем представить излучения собственного мозга в качестве иной, нечеловеческой, неземной сущности? Могут ли они нанести нам вред? Не получается у нас полная достоверная картина планетного воздействия на человеческое сознание. Остаются пустые места, приходится вводить произвольные коэффициенты, постулировать пси-факторы. Потому неэффективно терапевтическое вмешательство.

Тур, внимательно выслушав ее, добавил:

- Следовательно, вопросы: кому или чему это понадобилось, - излишни? А вопросы "зачем?", "почему?" Они-то имеют смысл? Игра такого масштаба и такого многообразия в проявлениях не может не иметь цели!

Алексей вновь раскрыл блокнот, покрутил в пальцах грифельный карандаш, провел им по залысинам над выпуклым лбом. Пока он раздумывал над ответом, Северина прошептала чуть слышно:

- Если бы не Рай...

Тур бросил на нее быстрый взгляд: она угадала то, о чем он думал несколько дней, стараясь определить, к каким выводам пришел бы Гровс на его месте, с его всеохватывающим кругозором, умением видеть неординарные связи между крайне далекими, иногда абсолютно несовместимыми объектами.

Наконец Кондаков заговорил, попутно листая блокнот.

- Если принять происходящее на планете за феномены так называемой неразумной природы, можно среди прочих выбрать два заключения. Явления, подобные призракам либо рано или поздно прекратятся, либо закрепятся в существующих на данное время формах. Повторю: естественные они или искусственные, - все равно, они представляют собой аналоги, отражение какой-то части нашего разума. В случае стабилизации фантомные образования приобретают тенденцию к развитию и активному взаимодействию с окружающим их миром.

- В том числе и с нами? - быстро спросила Северина.

- Абсолютно верно, - согласился Алексей, продолжая переворачивать странички блокнота, - Предвижу и другие вопросы. Не представляет ли это угрозы для нас, для "Ойкумены", даже для Земли? Нам ясно: биосферное равновесие на данной планете поддерживается чудом, мы не разобрались в причинах стабильности. А если этой самой невероятной стабильности уже нет? Что, если наше появление в системе Золотой сдвинуло с места что-нибудь этакое маленькое, но исключительно важное? Есть еще один вопрос, вижу его постоянно в глазах Максима: если моделирование человеческих мыслей и самих людей проводится законспирированным Разумом, то каковы его цели? Какова его сила? Как его отыскать?

- Таким образом, предельно ясно, - Тур, продолжая беседу, прижал пальцы к вискам, - До ответов на поставленные вопросы покидать планету нельзя. Несмотря на растущее желание вернуться. Да и лететь-то пока некуда. Мы как дети, заблудившиеся в лесу...

Так, не придя ни к какому конкретному решению, они разошлись. Просидев следующую ночь за очередной безуспешной попыткой самому расшифровать записи знаков, оставленных колониями рачков на прибрежном песке, Максим Тур решил посвятить день одиночеству. Слишком много накопилось нерешенных проблем, требовалось внести изменения в собственное видение мира, отсечь ненужное и мешающее, уточнить линию поведения главного координатора. Последнее было особенно важно, поскольку успех экспедиции на данном ее этапе во многом определялся верностью его личной позиции. Кому-то надо иметь обобщенное представление о происходящем, чтобы уметь если не предвидеть, то хоть минимизировать негативное воздействие чужого мира на членов планетной экспедиции. Хорошо бы иметь рядом Рэя, но тот пока не готов...

Тур пошел по траве вдоль песчаной полосы на восток, навстречу поднимающемуся диску Золотой. Пошел босиком, горящие капли утренней росы приятно щекотали и холодили кожу. Подошвы ног, привыкшие к мягкой обуви, отмечали болью каждую травинку, каждый бугорочек на почве. Чем не Земля! Остаться бы здесь, забыв обо всех небесных и планетных загадках и зажить спокойной растительной жизнью. Но и сказать об этом вдруг пришедшем желании некому. И Лойда... Надежда одна, - на земную медицину.

Оглянувшись через полчаса, он увидел только красный верх жилого купола и антенну космической связи. Левее, в море, виднелась мачта энергоприемника, окруженная голубым ослепительным сиянием.

Достаточно, решил Тур, тут ему никто не помешает. За пределы периметра он не вышел, а Лель будет поддерживать радиосвязь с десантным модулем, где расположился центр экстренной помощи.

Осмотревшись, Тур разделся догола и лег навзничь на теплый песок, мягкий и шелковистый. Лучи Золотой гладили его бледную кожу ласково и осторожно, совсем как родное, затерянное в бескрайнем космосе Солнышко.

Да, осталась одна надежда... На науку, созданную людьми и для людей. Ту самую науку, во всемогущество которой они все безоговорочно верили, которую так хорошо каждый знал в своей области, исходя из своих профессиональных интересов... Земную науку, оказавшуюся бесполезной в первом же столкновении с иным миром. Всего один трансперсональный психолог в такой экспедиции! Как ограничены человеческие представления о Вселенной! Узнав кое-что об одной-единственной звездочке и малых ее окрестностях, мы решили, что и остальной мир нам подвластен. И отправились на его завоевание. Отправили сотню не худших сыновей и дочерей человеческих в чистейшую авантюру! Пройдя всего половину назначенного пути, безмерно малый по масштабам даже собственной Галактики отрезок, они ухитрились потерять родную звезду, родное Солнце. И теперь не могут понять, каким образом его отыскать и возвратиться домой.

Что же делать дальше? Продолжать опираться на неработающие теории и методики? Ни физика, ни космология, ни даже психология и медицина здесь не могут ничего.

Универсальные модульные системы, Биорг, - могучий компьютерный мозг звездолета... Думающее вещество. Вещество того же состава, что и планета Рай, которую никак не разгадать. А тут еще человеческие проблемы. Как ему, главному координатору, справиться со всем этим? Одному, ведь никто не может предложить пока ничего дельного.

Лет через десять-двадцать изобретут вид мгновенной связи и в подобной обстановке можно будет посоветоваться с Землей. В том случае, конечно, если не потеряешь ее из виду, как случилось с ними.

Чего стоит навигатор, не знающий, как довести звездолет на свой космодром? Чего стоит координатор, не способный организовать сотню человек, помочь им словом и делом? Может, отказаться от всего, да заняться чем попроще? Как поступил, к примеру, Сэм Джонс?

Нет, нельзя, он не имеет права. Если Максим Тур сложит полномочия, в лагере никто не сможет его заменить. А это означает, что в случае появления опасности отсутствие общей координации приведет к хаосу. Таким образом, надо продолжать работу, решая пока те вопросы, которые могут быть разрешены.

Что делать с Рэбом? Всю свою жизнь тот отдал одному-единственному делу: службе безопасности космофлота. И стал превосходнейшим специалистом. Рэб, гранитная скала, образец непоколебимости, стал опасен. Как, в таком случае, ждать надежности от других, более слабых? Или Рэб сломался одним из первых оттого, что ничем иным, кроме профессионального круга, не интересовался?

Но ведь Гровс, в отличие от Рэба, энциклопедист, умница и добрейший сердцем, тоже не смог справиться с дыханием неземного, несолнечного пространства. Решил стать диктатором, обрек на страдания и смерть друзей и любимую женщину ради одной, оказавшейся ненужной здесь научной теории. Северина обладает многими мужскими качествами, Рэю с ней будет нелегко. Тур видит, она ждет Гровса. А хороших известий о нем нет...

Пора главному координатору поинтересоваться, как обстоят с ним дела. Прошло столько времени, надо бы Рэю узнать все, понять и вернуться в прежнее состояние. И тогда место Гровса тут, на планете. В Раю. Как-то язык не поворачивается называть планету Раем. Судили по одежке... Пожалуй, Гровс на Третьей будет полезнее каждого, он сможет заметить то, мимо чего другой пройдет равнодушно. А ему, Максиму Туру, чего-то не хватает, чтобы ухватить ускользающую ниточку истины. Даже того не может понять, что они делают правильно, а что нет! Правильно ли делают, что употребляют в еду плоды местных растений? И даже отправляют их на "Ойкумену". Там от них в блаженстве, ждут своей очереди вниз. А внизу побудет человек день-два, и торопится назад. Почему?

Туру надоело лежать, он приподнялся на локтях. Море сверкало тысячей зеркал, звало свежестью и прохладой. Поколебавшись, он попросил Леля вызвать ему свободную среднюю УМС. Тур еще ни разу не бывал в море. Купаться он, конечно, не будет, на то у них запрет, но лодкой воспользоваться можно.

В ожидании он вспомнил рассказ Рамоны, проводящей многие часы в подводном этаже морской лаборатории. Кораллы, водоросли, неизвестные на Земле растения, гамма чистейших красок. Абсолютно безопасный океан. В нем, по мнению Рамоны, намного прекраснее, чем на поверхности. И, естественно, ни одной рыбки, ничего. Призраки морских животных появляются рядом с людьми на побережье. С русалками ничего не ясно. Рамона выдвинула предположение, что живые существа на планете были когда-то уничтожены. Потоком радиации, пришедшей из космоса или еще каким фактором. Но никаких останков в осадочном слое не обнаружено.

Пора признать безоговорочно и окончательно: все планеты Золотой, растительные миры. Из животных присутствуют только простейшие, нижние этажи знакомого землянам животного царства. Правда, глубины океана не изучены, там может прятаться что-нибудь или кто-нибудь. Для детального всеохватывающего изучения планеты не хватает ни сил, ни времени. Да, времени, как ни странно звучит... Нужна значительно лучше оснащенная и более многочисленная экспедиция. Это дело будущего, если оно у них есть.

Мягко прошуршав по песку, одноместная лодка остановилась у ног Тура. Он перешагнул через ограждение, помог перебраться Лелю, и лодка, поднявшись над песком, двинулась к воде. Преодолев шипящую полосу катящихся по песку пологих мерных волн, лодка закачалась.

Северина выяснила у Рамоны, что море на всех доступных глубинах пронизывает сеть теплых и холодных течений, перемешивая различные слои. Идеально устроенный аквариум, только вот пустой, если не считать диковинных растений: красных и зеленых водорослей, невероятных подводных цветов и того, что так напоминает кораллы, но ими не является.

Рай... Рай ни для кого. Рай, идеально приспособленный для человека, но пугающий его своими загадками, вносящий в человеческое сознание сумятицу, а в быт, - таинственность и элементарную невежливость да раздражительность. Или человек настолько изменился, что на самом деле не способен жить вне техносферы, наедине с природой? Не отсюда ли все их беды и непонимание?

Лежать в мягком шезлонге в равномерно покачивающейся лодке было очень удобно и приятно. Лель улегся Туру на грудь и внимательно изучал голубыми глазами глубины моря. Спокойствие контактора сообщало: все хорошо, нет никакой опасности. А опыт говорил о другом, - на планете Рай человеческая техника бессильна и расслабляться нельзя даже вблизи берега, даже под защитой универсальных модульных систем. А что может быть надежнее вот такой лодочки?

Двенадцать минимодулей, соединившихся в тор, эластичный пол, - вот и вся лодка, если смотреть снаружи. Но за ее внешней простотой: сложнейшая многофункциональная машина, способная почти мгновенно изменить конфигурацию и предназначение в целях обеспечения максимальной безопасности человеку. Лодка способна стать летательным аппаратом, батискафом, вездеходом. Модульный мозг-компьютер выберет и вид двигателя, и параметры защитного поля, учтет все, что можно учесть. Что может быть надежнее? К тому же все процессы дополнительно контролируются контактором, для которого человек-хозяин высшая, абсолютная ценность.

Нет для человека Земли ничего надежнее универсальных модульных систем.

Да, Рай, - не Земля; и в сознании, в мышцах Тура гнездится неснимаемое напряжение, постоянная готовность к действию. Инстинкт самосохранения, пробужденный в космосе, здесь приобрел особую силу.

Максим глянул в небо, - Золотая застыла в зените, - переменил позу и в этот момент могучая сила подбросила его в воздух и он оказался в воде далеко за пределами лодки. Внутренняя готовность позволила ему избежать потрясения и потери ориентации. Вынырнув, он увидел мечущегося по лодке Леля, - тот не мог справиться с силовым защитным барьером, накрывающим лодку сплошным куполом. Как же он сам-то ухитрился его преодолеть? Вот тебе и универсальная защита! Лодка перестала подчиняться контактору, ведет себя как обычная посудина. Следовательно, зона лагеря экспедиции сократится наполовину, - водная стихия исключается. Рамоне придется положиться на автоматику.

Стараясь тратить поменьше сил, Тур поплыл к лодке. Задумываться над тем, почему УМС не пытается ему помочь, не хотелось. Кожу покалывало мельчайшими иголочками, будто микроструйки проникали глубоко внутрь тела. Свобода и легкость движений сохранялись, как всегда, в любых условиях на этой странной планете. Приблизившись к лодке, Тур перебросил руку за ограждение модуля: рука свободна прошла через защитное поле. Еще одна загадка! Живое здесь пользуется приоритетом, - Лель не смог преодолеть силового барьера, а Тур уже дважды прошел сквозь него, причем первый раз против своей воли. Интересно, каким образом идет опознание живого? Ведь Лель внешне абсолютно, а внутренне почти полностью тождественен живому коту. Человек прошлого века, не знакомый с модульными системами и кодированием информации на субатомном уровне, никак не смог бы отличить Леля от обычного сиамского кота.

А в Раю некая субстанция проделывает такое без труда.

Тур устроился в лодке поудобнее, посмотрел на берег и оцепенел. Из воды в направлении к месту, где он оставил одежду, выходил голый человек. С его белой кожи стекала вода, он оставлял на песке четкие углубления следов.

Фантом!? Но не прозрачный, не бестелесный. И создан не в воздухе, а в воде! Похоже, открывается новый этап во взаимодействии планеты и людей. Или просто в узнавании? Нельзя терять ни минуты! Максим дал лодке команду на движение. В момент, когда она подошла к берегу, вышедший из воды надевал на себя одежду Тура. Движения его были неуверенными, угловатыми. Опасаясь, что ему останется искать набедренную повязку, Максим увеличил скорость УМС, обратившейся в вездеход. Неизвестный подержал в руках комбинезон, оглянулся, увидел приближающегося Тура, бросил комбинезон обратно на песок и побежал в сторону леса. Мелькнувшее на секунду лицо его показалось знакомым. Максим решил не гнаться за призраком а, опередив его, встретить лицом к лицу. Возможно, из этого эксперимента что-то получится.

Пока УМС поднималась в воздух, Максим успел натянуть на голое тело комбинезон и обрел полную готовность к решительным действиям. Хватит плестись в хвосте событий и искать объяснений, надо хоть раз попытаться прервать кольцо загадок. Интуиция подсказывала: фантом стремится в лес, чтобы через него незамеченным подобраться поближе к базовому лагерю и, возможно, проникнуть него. Защитные поля остановить его не могли.

Тур опустил УМС на небольшую полянку, через которую незнакомец обязательно должен пройти, прислонился спиной к дереву, напоминающему цветом коры земную сосну и стал ждать. Лель в это время передавал информацию в лагерь. Фантом, одетый в нательное белье Тура, вышел прямо на него и остановился в пяти шагах. Движения его приобрели пластичность, но лицо походило на застывшую маску.

Несколько долгих минут они смотрели друг на друга. Вскоре на лице фантома зашевелились мышцы, и оно обрело жизнь. И тогда Тур узнал самого себя, как увидел в зеркале. Вот и исполнилось предсказание Алексея Кондакова.

Глаза его двойника, созданного океаном, наполнялись смыслом, он неуверенно растянул губы в улыбке. Тур с долей отрешенности подумал, что со стороны он выглядит менее привлекательно, чем в зеркале, когда видит себя сам. Даже совсем непривлекательно. Черты лица грубые, глаза слишком большие, брови уж очень густые, глубокие морщины от крыльев носа к углам губ. Руки, торс, - не много ли мышц? При каждом движении они проявляют себя желваками, буграми, холмами. Неприятная картина... Резким движением двойник отвел упавшую на глаза каштановую прядь и что-то промямлил. Он хотел говорить, но не знал, как это делается. Тур знал, как это делается, но не знал что сказать. Наконец он решил начать с самого простого.

Указав рукой себе на грудь, Максим сказал:

- Я, - Максим Тур. Ты, - мое отражение. Я, - человек Земли. Ты, - родился здесь.

Говоря "ты", он протягивал руку в сторону двойника.

Тот в точности повторил его слова и жесты, соблюдая даже интонацию. Похоже, диалог не складывается, океан родил попугая, решил Тур. Внезапно его осенила интересная мысль. Сняв с плеча настороженного Леля, он сосредоточился и передал ему мысленно инструкцию. Лель тут же перепрыгнул на плечо двойника. Тур внимательно следил за выражением глаз фантома, пока Лель пытался войти с ним в телепатический контакт.

Через некоторое время Лель вернулся на привычное место, и двойник заговорил.

- Кто ты такой? С кем я говорю? Где твой дом?

Вопросы, которые Тур хотел задать сам, вернулись к нему бумерангом. Работа Леля! Разочарование все глубже охватывало главного координатора. Ничего не выходит! Либо его не поняли, либо мышлением в человеческом смысле тут и не пахнет. А пахнет новыми трудностями, от которых голова заболит. Очередная неудача, подтверждение непересекаемости двух миров.

Если преисполниться оптимизма, встречу на высоком уровне между главным координатором землян и его неземным аналогом можно рассматривать как новый шаг на пути к неизвестному. А вообще-то вывод может строиться в зависимости от выбора исходной позиции. Одно бесспорно: фактов все больше, ясности все меньше.

Что же теперь делать с двойником? Привести его в лагерь? Но ведь непонятно, чего от него можно ждать, каковы его задачи, возможности, если таковые есть. Вдруг он не просто зеркальная копия, а существо, запрограммированное для осуществления неизвестных функций, среди которых могут оказаться небезопасные для людей? Собственного мнения Тур не выработал, потому для принятия столь важного решения требовалось участие не только десанта, но и оставшихся на "Ойкумене" с привлечением электронно-голографического потенциала Биорга.

Через посредничество Леля в лагере следили за развитием его встречи с фантомом-двойником, но пока данных для дельного совета не хватало и никто не вмешивался. Хорошо бы обследовать двойника всесторонне, используя все, что имеется в лабораторном комплексе, привлечь круг специалистов по контакту с внеземными цивилизациями, максимально усилив его.

Можно предположить, - планета переходит к активным действиям, и отдых, так всем надоевший, можно считать завершенным.

Наконец заговорил Лель и голосом Вито Форстера передал общее мнение: двойника требуется привезти в лагерь. Люди решили принять вызов, по-прежнему не видя противника.

Тур без колебаний взял фантома за руку, - она оказалась теплой, вполне человеческой, живой, - и повел за собой в УМС-геликоптер. Фантом внешне не проявил никаких эмоций, спокойно наблюдая, как УМС поднимается над деревьями.

Яркие цветные пятна возведенных людьми сооружений с высоты показались Туру лишними, они вносили диссонанс в общий пейзаж. Местность выглядела как прекрасная, но искаженная неумелым исполнителем мелодия. Максим остро ощутил себя чужаком, незваным гостем за красочно богатым столом с незнакомыми блюдами.

Двойник смирно сидел в диагностическом кресле. Рядом на таком же, Максим Тур. По комнате в беспорядке, - приборы различной формы, арсенал Туаха и Щербатова. Они только что ознакомились с данными медико-биологических исследований, показавших идентичность организмов Тура и двойника. Фантом проявлял способности и уже научился беседовать на несложные темы, но то была речь Тура, а не инопланетного существа. Он копировал со все большей достоверностью и мыслительную деятельность оригинала. Видимо, океан за считанные секунды успел проникнуть глубоко в личность Максима, коснувшись даже сознания.

Туах уверенно заявил:

- Через недельку у нас будет два главных координатора. Никто не сможет отличить оригинал от подделки. И если Максим-первый захочет отдохнуть, может передать обязанности Максиму-второму.

Тур чувствовал себя препарируемой лягушкой, мушкой-дрозофилой, инфузорией-туфелькой, и юмор Туаха до него не доходил. Щербатов, сочувственно наблюдая за Туром, сказал, привычно перекатывая в ладонях стальной шар:

- Мы с Туахом пока абсолютно бессильны. Первое столкновение с иным миром показало, - у нас нет приличного критерия определения разумности. Да и с Разумом ли мы встретились? Я думаю, мы продолжаем оценивать собственные надежды, не более.

- Так зачем же я здесь сижу? - возмутился Максим, - Мой двойник все больше становится мной, а я все меньше самим собой. Кому из нас возвращаться на Землю, если возникнет срочная надобность? Как мне доказать, что я - это я? Если этот объявит то же самое?

Туах стал серьезным и принялся освобождать Тура, отключая от него датчики.

- Не беспокойся, Максим. На сей счет мы кое-что предусмотрели. Не предусмотрели одного, - наши методики к нему не подходят, а взамен нет ничего. Будем думать.

Тур встал, взмахнул отекшими руками и сказал:

- Я все больше убеждаюсь: земная наука, - для Земли. Таким образом, вне родного Солнышка она уже не наука совсем, или мягче, - не совсем наука. Я не прав?

- Ну, не совсем так. Но ты прав по большому, прав в бесполезности моей личной подготовки, как специалиста по Контакту. Земные программы СЕТИ нацелены на поиск разума, аналогичного человеческому. Прецендентов-то не было. Ведь что в основе наших представлений? Разум существует в форме сообщества интеллектуальных единиц-субъектов. Солярис Лема не в счет. Опираемся на постулат: временные ритмы существования внеземной цивилизации близки к нашим, то есть заранее имеем в виду наличие совместимости в скоростях протекания процессов, в том числе психических. Мы допускали, что возможны отклонения. Например, в степени развития, в условиях жизни, во внутреннем строении и форме организмов... Из данных элементов общности проистекает наличие хоть какого-то единства в языке, то есть в способе усвоения и передачи информации.

- А в Раю, - ни субъектов-носителей Разума, ни языка. Организмов на планете до последнего времени не было никаких. Так что ли? И методики не работают?

- Именно, Максим. Реакция есть, ее можно равнозначно оценить и как разумную, и как порождение неких стихийных сил; просто они сложно устроены. Но связь установить, - не получается. Мы не знаем, с кем. Мы в тупике. Разговор с пустотой, - что может быть абсурднее...

Отворилась дверь, в лабораторию вошел Адамов в комбинезоне десантника, весь ало-желтый как райский цветок. Из кобуры на бедре торчала рукоятка излучателя, подарок Ефрема Чванова. Около минуты он стоял, прислушиваясь к разговору, переводя взгляд с Тура на его двойника и назад. Судя по внешнему виду Виталия, размышления о бессилии человеческой науки его ничуть не беспокоили. Наоборот, усложняющаяся ситуация придавала ему все больше уверенности в собственной нужности и в успехе Первой Звездной. Он не думал о результатах, он просто не сомневался в их неизбежности, он верил в человека вообще и в себя лично.

Послушав разговор специалистов по Контакту с внеземными цивилизациями, Виталий сделал предложение:

- А вы пробовали с ним поговорить с помощью математики? - Адамов кивнул на двойника, на мгновение задержавшись вначале взглядом на главном координаторе, - Ведь она везде одна, универсальна.

"Вот и началось, - подумал Тур, - Виталий уже затрудняется определить, где настоящий координатор, а где поддельный".

Туах улыбнулся, позавидовав наивности вопроса и отметив искренность, с которой Адамов хотел им помочь. И постарался ответить ему помягче.

- Видишь-ли, Виталий, проблема не так проста. Еще в двадцатом веке американский ученый Джон фон Нейман определил, что математика связана с особенностями языка. А язык зависит во многом от психофизиологического устройства. Так что наш математический язык универсален далеко не абсолютно.

Иван Щербатов кивнул в подтверждение и продолжил:

- У нас накоплен отрицательный опыт Контакта на Земле. Многие "мертвые" языки до сей поры не расшифрованы. Несмотря на то, что об их носителях известно кое-что, а иногда и многое. Цивилизаций родной планеты понять не можем...

Туах завершил краткое пояснение:

- Анализ языка без представления о субъекте, его носителе почти безрассуден. Идем на авось. Знаешь такой научный метод, Виталий, - на авось? Это все равно что камнем в небо бросать, - небось попадешь в нужную точку небесной сферы. Тут главное, чтобы камень на голову не свалился.

Адамов заметно покраснел. Максим Тур решил помочь юному десантнику выбраться из щекотливого положения, в которое тот сам себя поставил.

- Видел я, Виталий, как этому субъекту предлагали скушать и теорему Пифагора, ритмические ряды подсовывали, картинки всякие показывали... Реагирует как и я, то есть никак. Видимо, двойник столь же необразован. Не тот оригинал выбрали. Математические картины не сработали. Кстати, проверь на себе, может, подействует. Иван, ты как?

Щербатов согласно кивнул, прошел за один из приборов и вернулся с небольшим холстом в простой металлической раме, подвесил ее на стену напротив двери и приглашающе поклонился Адамову, скрывая усмешку.

Виталий несколько минут молча разглядывал причудливое сплетение цветных пятен и линий, заключенных в раскручивающуюся огненную спираль.

- Как же она называется? - интонация вопроса Виталия показывала, что он не извлек для себя из картины ни одной математической аксиомы.

- "Ожидание гармонии", - Щербатов снова поклонился.

- Красиво, конечно. Я бы ее повесил в свою комнату, - Виталий вопросительно посмотрел на Тура.

- Повесил! - Туах громко и заразительно рассмеялся, - Ты слышишь, Иван? Вот тебе и математика! Если родной сопланетчик признал твою картину за живописное полотно, достойное постоянного лицезрения, еще не все у нас потеряно.

Максим Тур снова вступил в разговор.

- Конкретность математических определений условна. Картина может иметь и другие названия. "Ожидание любви", например. Но я смею утверждать: если бы на месте моего двойника был двойник Виталия Адамова, дело пошло бы быстрее.

И Щербатов решил смилостивиться над Адамовым.

- Естественно, у тебя, Максим, с Виталием разные картины мира. А у двойника, если только за ним что-то есть, картина мира может во всем не совпадать с любым из наших отражений действительности. Допускаю, Нечто расчленяет мир по-иному, его математика не похожа на нашу. И человек просто не вписывается в его видение мира, как и она в наше. Потому мы невидимы друг для друга. Мы изучаем собственные раздражения, как слепой ощупывает стены комнаты, куда впервые попал.

Туах взял Адамова за локоть и подвел его ближе к двойнику, в этот момент обратившему внимание на "Ожидание гармонии".

- А при нашем желании Контакта риск обнаружить телеосистему в простом наборе случайностей весьма велик. И постоянно растет. Мы как психи, - ведем внутренний диалог и думаем, что рядом, - собеседник.

Туах помассировал пальцы обеих рук и сказал:

- Вы даете информацию, передаете знаки-заместители выбранных вами же объектов картины мира, и ждете в ответ подобной же упорядоченной информации в виде, готовом для усвоения. Но прежде чем играть в шахматы, надо научиться этой игре обеим сторонам.

Туах обратился к Туру с вопросом:

- Как же можно обучить игре в шахматы партнера, если его перед тобой нет? Ни его самого не видно, ни голоса не слышно. А только нечто неуловимое, указывающее на присутствие... Шорох за спиной, сквознячок чуть ощутимый, да сомнения в том, не ушел ли он из комнаты. Да и был ли в ней вообще? Трудно искать кошку в темной комнате, когда ее там нет.

Адамов поправил кобуру.

- Мне надо идти. Я пришел сюда затем, чтобы сообщить главному координатору Туру результаты анализа бура от Виктории.

- Долго она этим занималась. Вот, сейчас будет новая загадка. Уверен, - Тур подошел поближе к Адамову.

- Шорох за спиной, сквознячок? - улыбнулся Иван.

- Может и так. Говори, Виталий, иначе эти два иноземца нас с тобой окончательно запутают.

Адамов оторвал руку от кобуры, расправил складки комбинезона на поясе.

- Срез идеален. На субмолекулярном уровне. Механическим путем такое нельзя сделать. Результат высокой технологии. Выше земной, если учесть скорость обработки и отсутствие всяких следов.

- Вот, опять технология! Ищите технологию! А ее нет! Эрго, - необъяснимо. Нет технологии, - нет разума. Так, что ли, Иван? - Тур оглядел поочередно всех требовательным вопросительным взглядом.

- Рамона отмечает необычайную активность бактерий. Их в почве океан. Может, это их рук дело? - Щербатов снял картину со стены и отнес на прежнее место.

- Руки у твоих с Рамоной бактерий уж очень длинные. Нашли-таки субъектов-носителей разума! Разумную единицу, бесконечно приближенную к нулю, - чувствуя наплыв раздражения, Максим снова обратился к Адамову, - Мы тут побеседуем еще втроем-вчетвером. А ты иди, если торопишься. Передай Ефрему, я из лаборатории сразу к нему.

Адамов кивнул и вышел.

Щербатов, похоже, не заметил даже, как открылась и закрылась дверь, углубляясь в свои мысли вслух.

- А почему бы и нет? Разумность системы при неразумности элементов, ее составляющих... Такое не исключается. Тогда нужен контакт с системой в целом. Но прежде опять-таки надо представить, увидеть целое. Мы же пока наблюдаем отдельные реакции незнакомого нам мира, не связанные между собой.

Щербатов остановился перед двойником Тура, пристально наблюдая за выражением его глаз. Мысль Ивана продолжил Туах.

- Способы мышления и способы обмена информацией, то есть язык, не обязательно тождественны или адекватны. Между ними может быть глубокая пропасть. В сложной неоднородной среде мы можем иметь бесконечное число разнообразных реакций. Как отличить в реакциях естественное, природное от целесообразного? Универсального критерия отбора просто нет.

- Следовательно, мы опять вернулись к отсутствию критерия разумности, - заметил Тур.

- Бесконечность рождает и немыслимое. Нам повезло, мы сразу столкнулись с подобным себе. Могло быть и загадочнее, как на картине Ивана.

Щербатов отвернулся от двойника и сказал:

- Не видя носителя разума, не имея о нем никаких данных, установить с ним связь для человека нашего уровня развития принципиально невозможно. Наш опыт показал, что проблема не разработана.

- А взрослого человека нельзя обучить языку новорожденного или грудного младенца, - добавил Туах.

Максим Тур вернулся в надоевшее ему кресло и предложил:

- У меня, знаете, есть... Давайте выберем какую-то позицию. Пусть она будет нелепой, абсурдной. Но на чем-то остановиться надо! Мы бросаемся от одной гипотезы к другой, сплошной хаос. Все наши умные машины бесполезны. Так давайте забудем о них. Забудем обо всем, кроме себя. Ведь человек без созданных им машин разве не человек уже? А если он только тогда и становится настоящим носителем Разума?

- Максим, Гровс тебя не слышит. А то бы.., - усмехнулся Иван.

Туах же поспешил поддержать предложение главного координатора.

- Но разве не интуиция превыше всего? Потеряй Тур свой дар, в чем он многих превосходит, это был бы уже не Тур, а другой человек. Простой двойник. Как тот, что сидит и глубокомысленно вращает глазами. Или вы считаете, что и механизм интуиции можно скопировать?

- Туах, родной, я простой спец Иван Щербатов. Не супермен, не экстрасенс. Но знаю: скопировать можно любой механизм. Но тут согласен с тобой: интуиция и механизм, - две вещи несовместные. О механизмах мы знаем почти все, об интуиции, - почти ничего. Она или есть, или ее нет! А почему она есть и как есть, - неизвестно. И будет ли известно, - тоже неизвестно. Планета нам показала: мысль можно схватить, измерить, взвесить и воссоздать. Наличие простой мысли в данном случае не принимается за критерий отбора на своих-чужих. Мы-то пока не способны фиксировать излучения мозга в таком виде и так реконструировать. За миражами, фантомами, двойниками: некая сила, мощь, нам не то что неподвластная, а просто даже превосходящая воображение.

Максим Тур решил довести начатые рассуждения до конца, будучи убежден, что и проблема Контакта должна быть увязана с безопасностью людей.

- Итак, мы, дети Вселенной, столкнулись с ее взрослым населением. И оно с нами играет в игры. Делает разные игрушечки и подбрасывает, с умилением наблюдая, как мы с ними забавляемся, не проявляя при том никакой зрелости.

- Как только ребенок осознал, что он ребенок, - он уже сделал первый шаг во взрослый мир, - Туах сделал несколько переключений на пульте управления креслом двойника, - И на него смотрят уже по-иному.

- А шалости? Как бы нас тут не отшлепали весьма серьезно и больно. Кто знает, как выглядят наши действия с той стороны? - Максим печально улыбнулся, - Ведь у нас два пути: либо свернуть активность, либо развернуться и предпринять все возможное для получения нужной информации. Если ограничиться простым наблюдением, нам может жизни не хватить. Что мы привезем на Землю?

- На Землю еще попасть надо. Признаемся, что заблудились в космосе. На первом же шаге потеряли ориентацию. Ночью на звезды смотреть страшно, - Иван Щербатов, не прерывая речи, подошел к креслу Тура положил ему руку на плечо, - Я тоже каждый вечер надеюсь, - вот этой ночью звезды вернутся на место и Большая Медведица станет обычной, и Орион вернет себе трехзвездный пояс. А там и Солнышко... И никаких провалов, гравитационных линз, проколов-коридоров в иные миры... Надо же: у альфы Кентавра, куда мы направлялись, было три планеты, а теперь одна! Как это? Хочется устойчивости и уверенности. Изучаем-изучаем, а для кого? Заново цивилизацию создавать будем? Тогда надо менять стратегию экспедиции. Пока не поздно. Но мы с Туахом узкие специалисты; без таких как ты и Гровс, мы не выберемся, - он помолчал, сжал крепко пальцами плечо Тура, - Мы с Туахом смотрим на тебя, Максим, и видим: устал человек, запутался, хочется ему бросить дело, отдохнуть. Но, Максим, кто займет место главного координатора? Из ста человек только трое могут справиться: Гровс, Форстер и ты. С Гровсом ясно, он потерял себя... Форстер, - тот внутренне себя так перестроил, что еще полгода из своей скорлупы не выберется. Остается один, и ему никак нельзя желать отдыха. Ты же попробовал раз, и вот, - раздвоился, - Иван протянул руку в сторону двойника.

Максим повернул голову в ту сторону и поймал себя на мысли, что не испытывает к фантому никаких чувств, даже не сравнивает его с собой; к своему отражению в зеркале и то он относится более живо и критично.

А фантом, сотворенный океаном по подобию главного координатора и навигатора Первой Звездной Максима Тура, сидел спокойно, проявляя такт и воспитанность, переводя равнодушный взгляд с предмета на предмет, изредка поглядывая на людей.

Спроси его сейчас о чем-нибудь, он ответит. Ответит то, что известно Максиму Туру, не более того. Туах с Щербатовым исчерпали весь арсенал, вымотали Максима, и ни на миллиметр, ни на ангстрем не продвинулись. Действительно, бой с собственной тенью. Реакции развивает, да награды за него не получишь.

Они топчутся на месте. Чтобы иметь хоть какой-то результат, нужно менять стратегию поиска. А куда нацеливаться и как? Да помогут им звезды!

Проснувшись утром в своей комнате в жилом отсеке, Максим Тур внезапно понял: он запутался окончательно. И еще, - никто из людей "Ойкумены" не сможет ему помочь прояснить ситуацию, ибо никто не видит ее целиком, во всех деталях и сторонах сразу. А Земля недоступна. Прав Щербатов!

Сложившееся положение диктовало: если не получится с изменением концепции исследований, придется сворачивать изучение Рая.

Тур поднялся с кровати, подошел к большому портрету Лойды на стене рядом с подаренной ему неделю назад Щербатовым картиной с изображением черепахи, убегающей от Ахиллеса. Правда, ни черепахи, ни Ахиллеса Тур не смог отыскать, как ни старался. Но после объяснений Ивана, что здесь он художественным методом разрешил известную апорию Зенона, Максим согласился с тем, что на картине действительно изображены оба действующих лица, демонстрирующих относительность человеческих истин.

Тур привел портрет Лойды в движение. Сидящая в шезлонге Лойда поднялась, подошла к небольшой березке, обняла ее одной рукой, другой отбросила распущенную косу за спину.

Снимок Тур сделал в зеленой зоне "Ойкумены" три года назад, когда они и предполагать не могли, что ждет их впереди. Лойда на снимке выглядела маленькой и слабой, хотелось оказаться рядом с ней, поддержать словом и рукой. Но такое желание, понимал Тур, связано с сегодняшним их положением. Лойда, несмотря на видимую хрупкость, никогда не была слабой. Вот и на этом минутном снимке проглядывали гибкость, упругость стана гимнастки. Как у березки рядом: невысокая, ствол тоненький, а попробуй сломай! Лишь согнется, а потом снова как ни в чем ни бывало. Слабее Лойды оказался Гровс, считавшийся самым мудрым и авторитетным в экипаже "Ойкумены". Как иногда разнятся видимость и суть! Тур перешел в размышлениях от Лойды к Гровсу.

Пора! Пора возвращать Гровса к жизни и деятельности. И дело это Максима Тура, только его. Никто не решится, да и не захочет побеспокоить Гровса в его заточении после всего, что с ним и с ними случилось. А без знаний Рэя, без широты его научного горизонта Туру не справиться.

Приняв душ, Максим отметил, что не мешало бы перейти на автономное водоснабжение, да и к собственной атмосфере вернуться в жилом отсеке. Мало ли...

Одевшись и наскоро позавтракав концентратами с "Ойкумены", запив завтрак чашечкой китайского чая, он вспомнил, что вода-то из лесных ручьев, чем испортил себе настроение окончательно. Затем посадил Леля на плечо и прошел в центр связи. Надо поговорить с Гровсом без посредников, напрямую, что возможно только отсюда.

Рэй Гровс на вызов не ответил. Зная, что Рэй его слышит, Максим кратко обрисовал ситуацию, в которой оказалась Первая Звездная. Выслушав Тура, Гровс включил видеофон. Вид его поразил Максима больше, чем в свое время изменения, происшедшие с Вито Форстером. От Гровса осталась половина! Узнать его можно было только при условии, что известно, кто перед тобой. Мощная голова интеллектуала усохла подобно мумии, исчез гордый блеск глаз, углы губ опустились, как на театральной маске, изображающей скорбь. Черноволосый, он весь поседел... Тур видел перед собой дряхлого старика, потерявшего цель и опору в жизни. А ведь Гровсу не исполнилось и пятидесяти!

Подавив в себе жалость и сочувствие, - нельзя было, чтобы Гровс увидел себя его глазами именно теперь, в первые минуты его возобновившегося контакта с миром, - Тур перешел к деталям.

Беседа продолжалась более часа. С предложением Тура Гровс в итоге согласился без колебаний. В ходе разговора Тур отметил, как изменились манера поведения и стиль общения экскоординатора. Исчезли повелительные ноты, он стал употреблять ранее не приемлемые для него выражения "возможно", "не исключено" и им подобные.

Во второй половине дня Тур и Форстер встречали на берегу моря рядом с ангаром челнок с "Ойкумены".

Втроем они устроились близ воды. Гровс с любопытством осматривался, даже соорудил из влажного песка древний замок и внимательно изучал, как волна его размывает. Глаза его ожили. Вито Форстер еще не привык к его преображенному виду и старался не смотреть на Гровса, боясь выдать свои чувства.

- Видите? Не стройте дома на песке. Имею личный опыт. Отрицательный, - Гровс посмотрел поочередно в глаза каждому из собеседников, - У нас еще есть время. Давайте думать, что делать. Кое-какие мысли у меня имеются. Но вся работа по организации ляжет на Максима. Я, и в какой-то мере Вито, дискредитировали себя.

В течение часа они выработали общие рекомендации и Тур через Леля объявил сеанс всеобщей связи. Идею о проведении одновременно в лагере и на "Ойкумене" двух параллельных совещаний очным порядком, без использования средств связи, кроме одного закрытого канала "Ойкумена"-лагерь" поддержали все.

Вывод главного координатора о чрезвычайном положении в экспедиции разделило большинство звездолетчиков, за исключением Адамова и Эрнста Рэба. Тур предложил рассмотреть свои предложения и на основе обсуждения провести тайное голосование, как делалось раньше на межпланетных кораблях в Солнечной системе.

Предложения Максима Тура сводились в итоге к трем: отказаться от всех видов воздействия на планету, снять наблюдательно-исследовательские пункты за пределами лагеря; увеличить энергию "Эмбриона" на порядок, за счет чего усилить поток ее на базовый лагерь и создать над ним зону полной охраны; выработать совместно принципиально новую стратегию экспедиции, подчинив ей все индивидуальные планы.

Тур был убежден, что его поддержат, если при выработке личного решения каждый будет максимально независим от мнения других. Опыт последних дней говорил об эмоциональной неустойчивости многих звездолетчиков, - действовал механизм психологического заражения. Закрытое голосование снимало эту трудность.

Свою личную позицию, сформированную в беседу с Рэем, Тур не скрывал: полностью свернуть лагерь на планете и всем вернуться на "Ойкумену"; и только после приобретения новых знаний, которые позволят достичь ясности в понимании происходящего, приступить к новой попытке с чистого листа. За это время, надеялся он, они раскроют загадку небосвода и найдут путь к Земле. Главный координатор впервые за время действия экспедиции на планете четко и определенно изложил свою точку зрения. Раньше в том не было особой нужды, а сегодня он ощутил отсутствие понимания со стороны товарищей, отсутствие единства, будто он говорил на чуждом всем языке. И это при постоянном желании всех и каждого покинуть планету!

Тур счел свое выступление неудачным и прошептал сидящему рядом Форстеру, что теперь выбор верного решения зависит от Гровса.

Выступление Рэя Гровса захватило внимание всех как в лагере, так и на "Ойкумене". Люди даже более, чем Тур, поразились переменам в Гровсе, как внешним, так и касающимся его научных и этических взглядов.

Рэй Гровс был из тех людей, что в любых условиях создают в себе центр притяжения. Гений значителен под любым знаком, под любым цветом.

- ...Мой спор с Эрвином Данревом окончен! Сегодня перед всеми я признаю: я ошибался сам и ввел в заблуждение многих. Я прошу за это прощения, но знаю: мне нет оправдания. Не так то легко многим будет освободиться от ложных истин, трудно нейтрализовать последствия моих преступлений. Мое поведение привело Первую Звездную к тупику, из которого сложно выбраться. Кроме признания в античеловечности своих намерений и действий, хочу заявить следующее. Прошу всех выслушать меня, я подчинюсь общему решению беспрекословно, каким бы оно ни было. Но часть того, что я пережил и передумал, надеюсь, будет полезна для оценки нашего дела в плане перспектив.

Заявляю следующее. В своем покаянии, запись которого, надеюсь, достигнет Земли, если не смогу сам, я отбрасываю свою застывшую ортодоксальную доктрину развития биосферы. Ее истоки, - еще в ламаркизме, основами коего были естественный отбор и приспособление. Я утверждал вслед за многими предшественниками, что целесообразность, господствующая в эволюции живого мира, - вершина процесса развития.

Теперь понимаю: не борьба за существование, не конкуренция, а заложенное изначально в каждом атоме стремление к гармонизации движет миром. Стремящийся к борьбе вымирает! Уничтожается самим собой, пустотой, которую создает кругом себя.

Творческую сторону процесса я принял за застывший принцип и абсолютизировал. Забыв о том, что творчество всегда целесообразно, что оно отбрасывает ненужные варианты еще до начала их противодействия. И дает право на жизнь лучшему, беззлобному, не сопротивляющемуся, избравшему путеводителем сердце, а не склонный к иллюзиям разум.

Банально, но это и есть отбор! Никакой борьбы, никакой войны. Нет стремления к уничтожению, а есть любовь и взаимопроникновение. Борьбу придумали такие, как я, и внедрили в человеческую жизнь.

Я еще не понимаю, каким образом и почему отбираются и реализуются нужные варианты в развитии человека, растений, в целом биомов и биосферы. Но вижу, - неопределенности не существует, нет слепых стихийных колебаний, случайным образом приводящих к появлению сложнейших организмов и их сообществ. Появление человека на Земле, - не случайность! Как не случайность отсутствие животных и людей на прекрасной планете, названной Раем.

Я закрывал глаза на то, что моя теория, как и в свое время гипотеза Чарльза Дарвина, не в силах объяснить переходы от неживого к живому, от живого к разумному, обосновывая их наличие в истории. Достаточно вспомнить нелепые представления о происхождении человека от обезьяны. В природе нет резких переходов, нет шоковых скачков. Прав Эрвин, постулируя вездесущность жизни и присутствие разума везде и всегда. Телеологические концепции Эрвина Данрева утверждают: Земля, - единое живое существо. И в программе ее развития место человеку было всегда.

Продолжая мысль Данрева, я смею настаивать: планета Рай, - единое существо. И экологическая ниша для человека на этой планете имеется! Человек здесь может выжить. Более того, человек на ней может жить и развиваться, не испытывая никаких затруднений.

Почему же тогда, спросите вы, мы столкнулись с растущей лавиной загадок, с противодействием? Ответ прост: планета Рай не знает борьбы, она отвергает ее. Мы же привыкли бороться с природой, приспосабливать ее к себе, к однажды выбранной и закрепленной инерцией поколений ошибочной стратегии развития. В Раю нет и не будет технических способов освоения материи!

Здесь нет даже видимости естественного отбора. Человек придумал его для себя, а потом стал внедрять в жизнь. Что же мы имеем сейчас на Земле? Если не касаться мелочей, остановимся на главном, обратимся к одному из открытий Эрвина Данрева: ноосфера и техносфера Земли столкнулись в непримиримом конфликте, грозящем уничтожить гомеостаз биосферы. Ноосфера образуется и господствует там, где разумное сообщество независимо от искусственного технологического слоя. Земле предстоит отказаться от техносферы в том виде, в каком она сложилась и существует. Программа плавного перехода человечества к новому состоянию, предложенная Эрвином, имеет право на осуществление и будет осуществлена. Надеюсь, мое признание снимает последние препоны на пути ее реализации. И еще я надеюсь, оно позволит вам изменить точку зрения на исследование Рая. Нам всем надо остановиться и задуматься, туда ли мы идем, чтобы избежать горьких разочарований. Мой печальный опыт говорит: нельзя навязывать, нельзя делать больно ни человеку, ни растению, никому и ничему.

После некоторого молчания в тишине раздался голос Брюса, этолога экспедиции.

- Не понимаю, какое отношение имеет ваше заявление к ситуации, сложившейся в Раю? Научные споры предоставим Земле. А нам, - работать.

Гровс с трудом поднялся вновь. Выступление изнурило его, нервное и физическое истощение не позволяли говорить долго и эмоционально.

- Возможно, я был недостаточно убедителен. Простите. Но связь между Землей и Раем самая прямая. Нам необходимо эвакуировать лагерь на "Ойкумену". И вернуться на планету позже, и без технических средств. Мы, - гости здесь и должны быть вооружены только доверием и любовью. Планета не знала людей. И чтобы понять, что мы такое есть, ей надо время. Иначе Рай нас не примет.

- А если собрание откажется от свертывания экспедиции? - задал Гровсу вопрос Сэм Джонс.

- Последствия экспансии могут быть ужасны. Для нас. То, что ожидало "Ойкумену" по моему безумному плану, виденное только мною, лишь жалкое подобие того, что может случиться с нами здесь.

На какое-то время молчание охватило обе части совещания, планетную и орбитальную. Тур чувствовал тишину, ее сопротивление, вязкое и недоброжелательное. Действовали не рассудок и не сердце, людьми руководили эмоции. Пожалуй, и последняя надежда на Рэя рухнула. Его не восприняли из-за того, что он сделал.

Энергично вышел вперед Виталий Адамов, повернулся лицом ко всем и, возмущенно глядя на Гровса, громко и резко произнес:

- Если Максим Тур обязан быть осторожным как главный координатор, то вы, Гровс, после потрясения просто испугались. Вы боитесь трудностей, вы не верите в человеческую силу и хотите, чтобы мы тоже... Но мы земляне, мы справимся с планетой и сделаем ее пригодной для колонизации.

Гровс побледнел еще больше и сел в свое кресло, не отвечая. Максим Тур краем глаза заметил, как поднялась Северина Джинс, до того сидевшая одна в последнем ряду у двери и, пройдя вперед, заняла свободное место рядом с Гровсом.

Тут же вскочила со своего места Елена, ее обычная мягкость уступила место твердости и возмущению.

- Виталий, ну как ты можешь так? Гровс старше тебя в три раза. У него знания, опыт. С ним, - Тур и Форстер. Или ты сомневаешься и в их компетентности? Ну откуда у тебя такая жестокость и безрассудность?

Адамова неожиданно поддержала Рамона.

- Адамов прав! Причем тут авторитеты! Человечество не стадо ягнят, которое можно отпугнуть от пастбища и перевести в пустыню. Мы останемся здесь! И сделаем то, что надо сделать. И возьмем то, что надо. И узнаем, что надо. Я уже неделю не могу попасть в свою морскую лабораторию. Разве можно таким образом чего-нибудь добиться?

В разговор вступил Хачик Момджян:

- Что нам скажет Земля? Если мы, вооруженные ею последними достижениями человечества, имеющие неистощимый источник энергии, повернем назад в последний момент... Гровс преувеличивает опасность. Виталий мог бы вести себя скромнее, но по сути он прав, не так ли?

Вновь поднялась Рамона. Черноволосая, с бледной кожей, она походила на контрастную черно-белую фотографию. Тонкие бледные губы ее от волнения обесцветились совсем.

- Человек, который ошибся однажды, может ошибиться так же серьезно вторично. Я уже не верю Гровсу, он сам себя развенчал. Не надо бы ему прикрываться Эрвином. Мы не знаем, что Эрвин сказал бы на нашем месте. Одно знаю, - он человек решительный.

Северина что-то шептала Рэю, наклонив голову. Тур видел, как бледность сошла с щек Рэя и облегченно вздохнул: если Гровс пережил этот первый, самый тяжелый для него удар, далее с ним будет все в порядке. Молодец Северина, наконец-то преодолела неженскую логичность своего отношения к Рэю.

Но обсуждение пора прекращать, решил Тур, иначе дело дойдет до оскорблений и возвратиться потом в нормальное состояние будет затруднительно.

Подавляя стремление изменить ход обсуждения властным нажимом, Максим вышел на середину помещения и повелительно поднял руку. Опустил он ее только когда увидел, что и на "Ойкумене" установилась тишина и готовность слушать.

- Совещание в лагере экспедиции переходит грань и делового подхода и человечности. Спокойствие, царящее на "Ойкумене", соседствует с равнодушием к ближнему. Мы делаем больно близким и не замечаем того. Я призываю каждого отринуть неприязнь и вспомнить, что мы люди Земли и наша высшая ценность, - готовность понять и помочь другому, кто бы он ни был. Не хватает здравого смысла, недостает научных аргументов.

Время приступить к голосованию. Либо мы примем предложение о при-остановлении исследований, либо продолжим опасную игру с невидимым противником. Не дайте подчинить себя безрассудности, а прислушайтесь к голосу сердца. Прошу через контакторы передать свои мнения. Через минуту Биорг сообщит нам результаты встречи.

Скользнув взглядом по глазам звездолетчиков, Максим Тур понял: он проиграл. Они с Вито и Рэем оказались в меньшинстве, потерпели полное поражение. По-иному и не могло сложиться. Нравственно-психический срыв, будоражащий лагерь несколько недель, достиг и звездолета. Каждый слушает только себя, не желая вникнуть в доводы другого. Голос разума в таких условиях не может быть услышан. Конечно, он мог бы заставить себя... И переломить общее настроение, но...

Случай не только для Первой Звездной, но и для последнего столетия земной истории экстраординарный: люди никак не могут осознать, какие превращения претерпели мораль и поведение на последнем этапе реализации задач "Ойкуменой". Видимо, только сильное потрясение, общая трагедия, способны вернуть звездолетчиков на исходные нравственные принципы, как это произошло с Рэем Гровсом.

Биорг сообщил результаты голосования. Экран текущей информации высветил всего три цифры: девяносто четыре против пяти. Лойда не приняла участия в обсуждении. Раздались радостные крики и аплодисменты.

Экспедиция на третьей планете Золотой продолжала экспансию. Люди расходились по своим рабочим местам, намечая новые планы. Кто сочувственно, кто с сожалением поглядывали на Максима Тура и Рэя Гровса, на Вито Форстера, Северину Джинс и Елену Эйро.

Виталий Адамов остановился перед ними, стоявшими тесной группой в стороне от двери и, стараясь не смотреть на Елену, обратился к Туру. В голосе Виталия звучали радость и готовность к немедленному действию.

- Простите меня, Максим Тур, что я не поддержал вас, как всегда. Я уверен, мы быстро докажем свою правоту. Вы же сами говорили: никто не свободен от заблуждений. А коллектив не ошибается, я знаю. Улетаю на дальний наблюдательный пункт.

- Но зачем? - удивился Тур, - Ведь десантники объединены в группу обеспечения безопасности планетной экспедиции.

- Но ведь опасности нет. От кого защищаться?

Поправив кобуру, Виталий уверенно присоединился к выходящим.

- Началось, - вздохнул Вито Форстер и обнял за плечи Елену, - Не расстраивайся, красавица. Ничто не вечно и на этой планете. Пройдет печаль...

Итак, они остались впятером. Тур оглядел тонкие металлопластиковые стены общей комнаты жилого отсека. В дизайне голый функционализм: экраны, пульты, кресла, вдоль стен столы. И все! Ни картин, ни ваз с цветами, ни аквариума... На "Ойкумене" было иначе.

Они немного помолчали, продолжая стоять. Тур первым нарушил тягостную тишину.

- Противодействовать победившей стратегии нам нельзя. Пользы это не принесет, лишь усилит разлад. Следовательно, для сохранения контроля и возможности своевременно вмешаться мы должны включиться в работу. Но избрать свои методы...

- Согласен, - тихо произнес Гровс, погладив дрожащими от слабости пальцами бледный лоб. Северина поддерживала его за локоть, - Не думаю, что ослепление продлится долго. Максим прав, мы должны приготовиться к решительным действиям. Иначе экспедиция просто погибнет.

- А "Ойкумена"? Ей тоже может что-то грозить? - спросила Елена, широко раскрыв зеленые глаза с застывшими в них слезами.

Ей ответил Вито Форстер.

- Да. В мире Золотой мы чужие. Началась необдуманная суета, последствия не замедлят...

Тур повернулся к Гровсу.

- Рэй, как ты себя чувствуешь?

- Нормально, Максим. Идет адаптация, завтра я буду в порядке.

- Прекрасно, таким образом. Ты уже пробовал, хоть в общем виде, дать оценку тому, с чем мы столкнулись?

Гровс покачал головой, опустив взгляд на узоры пластикового пола.

- Мало времени. Я слишком долго пробыл в заточении. Фактов много, они противоречивы. Биорг системы не улавливает. Стерильность этого мира... Какая-то неестественность... Искусственность, что-ли... Она-то и воздействует на людей каким-то образом. Ностальгия и прочее, - дело десятое.

Форстер кивнул в знак согласия и заметил:

- Меня все чаще посещает странное чувство. Как наваждение. Будто кто стоит за спиной и посмеивается над моей наивностью и беспомощностью.

Гровс отнял пальцы ото лба, поднес их к глазам: пальцы не дрожали. Глаза его повеселели, в голосе уже не слышалось отчаяния.

- За спиной... За твоей спиной, Вито, едва ли кто спрячется, кроме тебя самого. Максим, а где сейчас твой двойник?

В лаборатории. Щербатов перед совещанием оставил его под надзором своего кибера.

Северина сняла руку с локтя Гровса, он прислонился к пружинящей стене, и сказала, ни к кому не обращаясь:

- Не понимаю, почему Туах и Щербатов не поддержали нас... Я видела, как они работали с двойником Тура, слышала, о чем они говорили. Вся методика установления контакта с внеземными цивилизациями оказалась бесполезной, не сработала. Они в растерянности. Им нужна передышка. Почему же они отказались от нее?

Северине ответил Тур.

- Они в глубине души уверены: за загадочными явлениями на планете, за двойником, стоит Нечто... Они не в силах прекратить игру, уязвлено самолюбие. И человеческое, и профессиональное. Причина отсутствия в десанте единства прежде всего в пробуждении качеств, свойственных людям прошлого. Мы уверились, что человек Земли способен контролировать себя во всем: в эмоциях, поступках, словах... А попали в экстремальные условия, - все вернулось обратно.

- Нечто... Они и не представляют, как правы. За всеми тайнами, - организующее, стабилизирующее начало. И это начало знает на сегодняшний день о нас больше, чем мы о нем, - сказал Гровс.

Все еще мрачная Елена спросила:

- А вдруг это самое Нечто смотрит на нас, как мы на муравьев? Но мы-то не муравьи!

- Не знаю, - заметил Вито Форстер, - Максим способен, используя свой дар писателя-фантаста, предложить массу идей-гипотез. Мои догадки не будут лучшими. Потому я лично предпочитаю подождать. И Нечто дозреет, и мы поумнеем.

Елена продолжила расспросы.

- Но почему здесь нет животных? И не было никогда, как говорит Рамона. Я ничего не понимаю. И в себе сомневаюсь, и... А что, если Виталий прав? Что я ему скажу?

Северина взяла Елену за руку и ласково сказала:

- Не надо расстраиваться. Виталий сам к тебе придет и скажет... Мы, женщины, слабее мужчин, но ждать мы умеем не хуже, чем они. А пока Вито ответит на твои вопросы.

- Конечно, отвечу. Всем нам надо собраться, хорошенько подумать. А лишние знания размышлениям не помешают. Дело в том, что на Земле гомеостаз биосферы без животных невозможен. Они выполняют много функций: и транспортную, и утилизирующую, и другие. Ты, Елена, это знаешь. По-видимому, в Раю все эти задачи выполняются бактериями. Нужны большие исследования. "Ойкумена" не в силах провести их.

- Верно, не в силах, - Рэй Гровс, оживший на глазах рядом с Севериной, стал даже выше ростом, - Реакция планеты связана не только с применением нами технических средств. Орудия труда она отторгает. Но она отвечает и на состояние эмоций, на наши чувства, на мысли. Не просто реконструирует отделы памяти, психики, но и распознает агрессивность или нежелание нанести вред. И распознает лучше нас. Ее реакции и дадут ответы на наши вопросы. Все дело в силе ответов того самого Нечто. Если будем продолжать опыты наступательного плана, подобные бурению коры планеты, то вправе ждать соответствующего контрудара.

Елена внимательно выслушала Гровса и воскликнула:

- Так давайте займемся мягкими опытами. И привлечем к ним Викторию, Анну, всех! Ведь в глубине души они добрые, кроткие, не способны на зло. Просто они запутались.

Вито хлопнул ладонями.

- Молодец, Елена! Подсказала путь через то, что свойственно человеку самому, что внутри в нем с рождения. Независимо от технологических или научных наслоений. Надо забыть свое эфемерное величие, стоящее на железе и пластмассе. Открывается самый безопасный короткий путь. Если мы успеем выяснить что-нибудь серьезное до того, как получим пинок в мягкое место, а то и удар посильнее, переубедить друзей будет много легче.

Тур продолжил, прижав пальцы к вискам:

- Мы обязаны успеть. В наш план мы включим музыку, живопись, звук, цвет, поэзию. Иван Щербатов пытался продвинуться через свои картины, но сделал лишь робкие шаги.

- Максим, Северина упоминала о том, что ты перед встречей с гравитационной линзой, - отвердевшим голосом сказал Гровс, - писал интересный фантастический рассказ. Она мне кратко обрисовала идею, и мне теперь думается, что она важна и для понимания происходящего.

Максим кратко пояснил суть своего незаконченного произведения по картине Мясоедова.

Вито Форстер сразу заключил:

- Твоя идея удачно вписывается в концепцию развития мира по Данреву. Мне следовало бы узнать это раньше...

Резко открылась входная дверь и вошла Анна Вирс, немного смущенная, но как обычно быстрая и легкая.

- Простите, у вас интересная беседа, я подслушала невольно ее часть. Я не знаю, чем заняться, в лагере почти никого не осталось. Позвольте с вами. Не понимаю, что на меня нашло, но я совершила ошибку и прошу простить.

- С удовольствием. Нашего полку прибыло, - с веселой улыбкой заметил Вито Форстер, - Теперь нас семеро против одного. Запутавшихся в противники не зачисляем. Но вернусь к идее Максима. Примерно о том же, только в иных образах и понятиях, в ином ракурсе, трактует группа под руководством Шелтона. Но Шелтон использует не столько эмпирические данные и чистые научные теории, сколько опирается на исторический нравственный опыт человечества. После открытия живой энергии и создания "Эмбриона" общепризнано, что жизнь как вселенское явление связана с активным целенаправленным обменом энергией и информацией со средой вне и внутри себя. Прохождение этапов зрелости формами жизни предполагает обязательный выход на соответствующий уровень взаимодействия с миром. Конкретнее: имеется в виду достижение гармонии во внешних связях и внутренних состояниях. Гармония выявляется в промежуточных и итоговом результатах деятельности. Вне восходящей направленности к идеальной гармонии неизбежно разложение жизнеобразований на простейшие формы существования материи. Иначе говоря, животворящий духовный фактор просто исчезает, уступая место косности.

Группа Шелтона доказывает: жизнь, - это единство материального и духовного начал при постоянном увеличении места и роли второго.

- Тогда ведь можно проследить и этапы взаимодействия, - заметил заинтересованно Гровс, - И найти место на этой лестнице земной цивилизации. Любопытно.

Вито согласно кивнул и продолжил:

- Так попробуем вместе. Этапов зрелости шесть. Первый: духовное начало подчинено материальному. Материя существует в видах, определенных соответствующим кодом. Особенностями кристаллической решетки твердых минералов, империей кристаллов, вплоть до шифровки в генах. Здесь-то и может происходить первичное внедрение матрицы, как предполагает Тур в своем рассказе. Механизма и источника внедрения пока касаться не будем. Это другая проблема. Второй этап: равновесие между духовным и материальным. Здесь решается вопрос, поднимется ли живое на вершины Духа или замрет на достигнутом и скатится вниз. В упрощенном понимании можно говорить об усилении разумности отдельных структур.

Елена в нетерпении перебила Вито:

- Так что же, человечество находится на втором этапе? Ведь об этом уже говорил Рэй Гровс, но не поверили ему. Ну почему же вы на совещании ничего не сказали о теории Шелтона?

- Почему? Я не дон Кихот. Люди пришли на совещание с готовыми решениями и ничто не могло склонить чашу весов в другую сторону. К тому же многие, в их числе Иван Щербатов и Туах, хорошо знают взгляды Шелтона. Пойдемте дальше. Третий этап: преодоление духовным началом косности материального носителя. Дух, душа, устремления сердца, как могла бы заметить уважаемая наша поэтесса Анна Вирс, начинает непосредственно и прямо воздействовать на процессы жизни, на окружающее пространство. Начинается истинное восхождение...

- Спасибо за комплимент, Вито. Только я не верю, что мы не доросли до ступеньки номер три. А может, и так... Иначе мы могли бы проскочить деформацию пространства-времени, любую черную дыру без последующих приключений.

- Наверняка! Но нам была нужна встряска для просветления и мы ее получили.

- Только вот просветление запаздывает, - нахмурилась Анна.

- Ну, ненадолго. Вот получим еще парочку ударов в нос, и опомнимся. Но позвольте завершить.

- На четвертом этапе духовное вбирает в себя все субстанциональные связи и освобождается от конкретной материальной структуры. Оно по-прежнему нуждается в материи для самореализации, но уже самостоятельно выбирает себе форму воплощения. Действующая матрица Максима, - вот что это такое. Пятый этап: духовное становится вездесущным; говоря языком некоторых религий, человек возвращается домой, к Богу и получает его атрибуты. В том числе независимость от материального мира, способность к бесконтактному проникновению в любые вещественные и полевые структуры. Возможности познания возрастают неограниченно. В последнее время Шелтон выделил шестой этап, но большинство в его группе склоняется к мысли, что шестой, - лишь вариация пятого. Здесь речь идет об абсолютно непредсказуемых формах бытия. Следствием деятельности индивидуального личностного разума на этом этапе может быть и творение целых вселенных. Создаваемые миры могут напоминать наш, а могут и находиться вне нашей логики, быть неузнаваемы. Ведь и логика, в том числе логика понимания, создается вместе с миром, соответствует ему. Для нас такое сверхфантастично. Ведь нельзя заметить и оценить то, что совершенно не понимаешь и не воспринимаешь.

- Это то, что называется творчеством? - спросила Северина, - К чему стремится любой художник, никогда не достигая этого уровня, разве что в идеале.

- Возможно, - ответил Форстер.

- Вито, но ведь процессы могут идти и в обратном направлении? Не от первого к шестому, а от шестого к пятому вплоть до первого? - спросил Тур.

- При деградации разума. Постепенно или скачкообразно, неважно. Падение Люцифера...

Максим Тур решил подвести итог беседе.

- Предстоящие дни станут решающими для нас. Мне кажется, наше поражение было предрешено еще при подборе, при комплектовании экспедиции. Ведь накануне старта в состав Первой Звездной планировалось включить двух священников, представителей мировых религий. В предстартовой суете я не обратил внимания, почему они оказались вне списка. Рэй, ты не знаешь, в чем дело?

- Знаю. Ты хорошо сделал, что спросил об этом. Прежде чем ответить, напомню известную истину: нет ничего тайного, что не сделалось бы явным; и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу.

Следующие слова он произнес с ударением, выделяя как цитату:

- Если кто имеет уши слышать, да слышит! И сказал им: замечайте, что слышите, какою мерою мерите, такою отмерено будет вам и прибавлено будем вам слушающим. Ибо кто имеет, тому дано будет, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет.

Слова из Евангелия от Марка. Алексей Кондаков, которого вы хорошо узнали в десанте, и Леонид Крохин, - он сейчас дежурный навигатор "Ойкумены", - и есть те самые священники. Я вас удивил? Так было решено Землей последний момент, - сохранить инкогнито. Благодаря Леониду я выдержал испытание и остался жив. Он своевременно поддержал меня и подготовил к разговору с тобой, Максим. Не открывая ничего, не нарушая тайны моего наказания, он сумел сохранить во мне человеческое, устранить все то, что послужило причиной падения.

Теперь мы имеем право знать правду. Крохин позволил мне снять покрывало тогда, когда я сам сочту нужным.

На этом обескураживающем сообщении Рэя Гровса встреча закончилась.

Решили действовать по плану Тура. В десантном модуле создали штаб взаимодействия. Тур в дубль-отсеке связи будет заниматься сбором информации и корректировкой действий. Докладывать ему обязались лично, только в крайнем случае через средства коммуникации. Встречи с главным координатором спланировали ежевечерне, перед сумерками.

После памятного совещания прошло три дня.

Участники планетного десанта развернули изучение Рая широким фронтом, стараясь использовать все имеющиеся средства. На повышение активности звездолетчиков планета отвечала растущим противодействием. Штаб Тура и "Ойкумена" отмечали участившиеся недомогания людей на наблюдательно-исследовательских пунктах, нарушения связи, поломки и исчезновения модулей.

Рамона круглосуточно находилась в море: то в прибрежной лаборатории, то в батискафе. Она организовала сбор экспонатов морской флоры, устроив в подводной части лаборатории коллекцию наиболее любопытных образцов. Выйти на связь с Рамоной было практически невозможно: и ранее не стремившаяся с кем-либо сближаться, она работала в полном одиночестве. К счастью, море вело себя спокойно, и никаких происшествий с морской лабораторией и батискафом не случалось.

Елена Эйро заменила одновременно Ефрема Чванова, Виталия Адамова и Эрнста Рэба, взяв на себя руководство службой экстренной помощи. Ей пришлось дважды вылетать в достаточно отдаленные от базового лагеря районы для организации срочной эвакуации заболевших на "Ойкумену". Первой пострадавшей стала Павелина Эйло. Встретив на лесной поляне особенно красивые цветы и не выдержав искушения, она сделала себе букет, чтобы затем поставить его в свою комнату в жилом отсеке. Но через несколько минут потеряла сознание и ее контактор связался с Еленой. Второй раз Елену вызвала Анна Вирс, которой было поручено общее наблюдение за дальними постами, сбор информации и доведение ее до Максима Тура. Пролетая над одним из постов северо-восточного побережья северного материка, она заметила рядом с сигнальным опознавательным знаком модуль, не отвечающий на вызовы. Модуль оказался необратимо разрушен, а в нем с признаками неизвестного контакторам заболевания два звездолетчика. Поскольку зонд Анны был одноместным, пришлось обратиться за помощью к Елене.

Происшествия насторожили Максима Тура, он связался со всеми десантниками и еще раз постарался убедить их в необходимости возвращения в лагерь. Доводы Тура не возымели действия.

Главный координатор решил собрать всех сторонников осмотрительного подхода к изучению странной планеты для принятия срочных мер. Обнаружилось отсутствие Вито Форстера, не вышедшего вечером на обычный сеанс связи со штабом. Все знали об осторожности Вито, и о том, что он всегда находился рядом с лагерем.

Ранним утром Анна Вирс вылетела на его поиски. Она нашла Форстера в десяти километрах северо-западнее лагеря, в месте, где море вдавалось тихой голубой лагуной в степь. Форстер лежал на опушке молодой березовой рощицы из полусотни деревьев.

Анна снизилась и, узнав Вито, опустила модуль рядом в десятке шагов. Форстер не среагировал на звук геликоптера, продолжая лежать в траве с запрокинутыми за голову руками и закрытыми глазами. Когда утих шум винтов, Анна поняла, в чем дело: контактор Вито, коршун, паря в нескольких метрах над травой, транслировал в окружающее пространство музыку на полной громкости. Что-то из древней классики, определила Анна, но никак не могла вспомнить автора.

Она присела на траву рядом с Форстером и легонько коснулась его плеча. Скорее всего, решила Анна, на Вито опять накатила депрессия, в таких случаях он всегда обращается к музыке. Вито поднял веки, повел глазами, увидел Анну, и потом указал в сторону берез. Анна ничего не поняла, но решила подождать, пока Форстер сам все объяснит.

Затихли звуки оркестра и Вито сел рядом с Анной.

- Что же ты слушаешь? - успокоенно спросила она, - Что-то знакомое, но никак не могу вспомнить...

- Бах. Иоганн Себастьян Бах. Его музыка рождает лес. Посмотри на березы! Еще утром их тут не было. Обыкновенные земные березы, видишь?

- Вито, ты понимаешь, что говоришь? Мы тебя ждем второй день. Что с тобой случилось?

В ответ Форстер засмеялся счастливым смехом.

- Еще несколько часов назад я спрашивал себя: "Вито, ты понимаешь, что ты видишь?" Сейчас и ты поймешь.

Он протянул руку и коршун мягко спланировал на нее. Вито скомандовал:

- Давай, родной. "Осень" Петра Чайковского. Чайковский, - современник Баха. Время истинного искусства, - повернулся он к Анне.

Вновь над степью зазвучала музыка. Анна широко раскрытыми в удивлении глазами смотрела, как начала желтеть листва на березах.

- Каково? Теперь ты готова к более серьезным вопросам и опытам. Сейчас я сотворю море. Несколько минут, - и оно окажется у твоих ног. Дарю. Хорош подарок?

- Это уж слишком, Вито!

Форстер по мальчишески озорно улыбнулся.

- Коршун, прошу Клода Дебюсси. "Сирены". Разве не с сирен началось знакомство Рамоны с морем первой ночью? Мы тогда и после никого не нашли и решили, что Рамоне почудилось.

Ошеломленная Анна вскочила на ноги и молча смотрела, как степь рядом с ними превращается в кусочек моря, который очень быстро соединился с лагуной, находящейся в двух километрах от них. Волны плескались рядом, стремясь навстречу звукам. Не веря глазам, Анна сделала несколько нерешительных шагов и присела, опустив руки. Вода была обычной, морской и приятно ласкала пальцы. Она накрутила на мокрый палец упавший на лоб локон и быстрыми резкими шагами, не соответствующими ее полноватой фигуре, вернулась к Форстеру, удовлетворенно смотревшему на нее со скрещенными на груди руками.

- Вито, как ты нашел?

- Ничего я не нашел. Я только-только нащупал. Может, это начало понимания, а может и просто очередная загадка. Тайны стали нам обычны, а вот простота в их понимании была бы достойна удивления. Я весь день транслирую старую музыку. Классику... Наша, синтетическая, еще не опробована. Она пишется в ином ключе, используются синтезаторы, иная философская основа, наконец. Мне современная музыка не очень нравится, и я не стал. Здесь желается именно такого, прежнего... Ведь на Земле сейчас редко можно услышать того же Баха или Чайковского. Попробуем?

Анна только кивнула, раздумывая, что им может принести открытие Вито Форстера.

- Итак, поищем гармонию в музыкальной математике космоса, в звучащей косности беспредельного. Кто стоял у истоков этого модного направления, кое мы так не любим?

Коршун назвал несколько имен. Вито выбрал одного из композиторов конца прошлого тысячелетия.

- Вот! Давай-ка что-нибудь из Альфреда Шнитке. Да погромче, здесь это любят.

- Кто любит? - спросила Анна.

- Любят и создатели математической музыки и их любители, - ушел от прямого ответа Вито.

- Зачем столько иронии? Я тоже люблю современную музыку. И Шнитке тоже. Он же гений, - угадал еще в двадцатом веке направление, по-настоящему развившееся только в наше время.

- Не будем спорить. Смотри, что сделает твой гений.

Только сейчас Анна, отвлеченная разговором, увидела, что море, вставшее на месте степи полчаса назад, заволновалось. Такого на планете не видел никто из землян. Чем дольше звучала музыка, тем выше вздымались волны. Вот шум моря стал заглушать музыку. Волны яростно сталкивались, брызги долетали до людей. Море, побелевшее, взбешенное, надвигалось на степь...

Анна и Вито пятились по влажной траве, исчезавшей под натиском заполняющей степь соленой воды. Так, отступая, она дошли до берез, рожденных гением Баха.

Но вот волны достигли и березовой рощи, закачались стволы, полетел в воду осенний желтый лист, первые пример увядания в Раю.

- Вито, выключи Шнитке. Иначе океан затопит степь, а нам придется бежать на моем геликоптере. А ведь модуль рассчитан на одного человека!

- Анна, я все понял. Но музыка давно не звучит. Твой Шнитке разбудил в райской природе что-то такое... Я не знаю, как успокоить стихию.

Подчинившись без раздумий внутреннему импульсу, Анна коснулась руками броши-контактора на груди и громко стала декламировать стихи, сама не слыша их. Ее контактор, уловив оформившееся желание, включил мелодию сопровождения.

...Лойда пела свою песню, написанную на собственные слова, которые только что декламировала Анна. Голос Лойды никто из "Ойкумены" не мог бы спутать ни с каким другим. И голос ее звучал все слышнее в утихающем грохоте и шипении тысячи змей.

Вито облегченно вздохнул: хоть что-то приятное довелось услышать за последние полчаса какофонии и буйства природы. Анна схватила его за плечо. Они стояли взволнованно дыша, не отрывая глаз от воды. Произошло чудо: с началом песни волны начали успокаиваться, отступать. Море быстро вернулось в привычные берега, перед ними снова простиралась степь, зеленая и свежая, влажные искры весело поблескивали на цветах и стеблях...

- Да, тут что-то есть. Но я не представляю, как это использовать, - Анна пожала плечами, - Вдруг связь с музыкой не прямая, а опосредованная, через наше с тобой отношение к ней?

- Но ведь отношение-то у нас к музыке разное. Я резко отрицаю и не принимаю Шнитке и его последователей, ты их признаешь. Может быть, местная природа за сутки сроднилась со мной. Ведь мы вместе с ней прослушали много чего. И вчера, и сегодня. И ничего не случалось чрезвычайного.

- Одно надо проверить сразу, Вито. Если Лойда так успокаивающе действует на стихию, надо посоветовать всем быть готовым к воспроизведению ее песен. Песни Лойды, - как инструмент защиты! Это же надо! Видела бы она сама...

- Анна, твой вертолет не может взять двоих, делай вездеход и поехали к Туру. Я чересчур увлекся и добирался сюда пешком. Нужна встреча. Радиосвязи недостаточно. Нам надо собраться и подумать. Хорошо думать никогда не вредно.

Большинство участников планетной экспедиции по-прежнему упорно придерживалось стратегии активного взаимодействия с природой Рая, стараясь отыскать систему в ее ответных реакциях. Использовалось зондирование недр материка и океана жестким лучами и даже микровзрывы. Многие так увлеклись исследованиями, что по несколько суток оставались на избранных ими местах, не думая о дополнительных мерах безопасности на аванпостах.

Правда, соотношение сил между партией Тура, как назвал оставшуюся после совещания пятерку Бен Тагор, и активным большинством хоть медленно, но менялось. Сегодняшним вечером их было уже девять, не считая находящихся на орбите Тагора, Кондакова и Крохина.

К Анне Вирс присоединились Ефрем Чванов, Иван Щербатов и Джонни Эрт. Джонни вошел последним со свертком в руках, весело улыбнулся и подал руку двойнику Тура, сидевшему у входного люка, остальным только кивнул, показывая тем обыденность своего появления. Его тонкие усики отросли, лицо выглядело более взрослым. Эрт оказался первым за день, кто обратил внимание на фантома, тот уже не вызывал особого интереса, стал как-бы своим, молча занимая одно из кресел и никому не мешая.

Обмен информацией начали с сообщения Анны о музыкальном опыте Вито Форстера. Вслед за ней взял слово Джонни Эрт.

Джонни, посадивший неделю назад несколько зерен пшеницы в почву близ опушки леса, назавтра не обнаружил их на прежнем месте. Но сегодня под иллюминатором его комнаты выросло несколько деревьев, на которых висели диковинные плоды, в точности воспроизводившие ржаные и пшеничные булки, обычные для землян. Биоанализ выяснил, что состав хлебных плодов воспроизводит тот хлеб, что по собственным рецептам готовила для Джонни в детстве его прабабушка, предпочитавшая древнюю технологию выпечки естественного хлеба в термопечах из натуральной муки. Биолаборатория гарантирует безопасность и качество продукта. Объяснив все, Джонни развернул пакет и предложил всем по свежей хрустящей булочке.

Чрезвычайным признали событие, свидетелем которому стал Максим Тур, принявший тревожный сигнал контактора Рэба.

Эрнст Рэб и Дали, ответственный за питание десанта, почувствовали острую потребность в мясных деликатесах и, заметив в лесу животное, напоминающее земного зайца, не похожего на обычный призрак, решили устроить охоту. В качестве оружия использовали штатные излучатели службы безопасности. Зайца им подстрелить не удалось, а в момент, когда их встретил Тур, они пытались уничтожить нечто напоминающее громадную кошку. Рэб выстрелил в нее, попал в заднюю лапу и тотчас упал сам, застонав от боли. Кошка исчезла, а прибежавшие на крик Дали и Тур обнаружили на ноге Рэба пониже бедра рваную рану навылет. Пострадавшего отправили на "Ойкумену" вторично. Эрнст в Раю не приживался.

Число потерпевших увеличивалось, последствия вмешательства в природу Рая становились все тяжелее.

Выводы в заключение встречи сделал Гровс:

- Обстановка проясняется. Уже можно говорить о некоторой адекватности реакций Нечто на наши поступки, на наши мысли и желания. Каждый получает свое, я бы сказал. Что происходит на дальних постах, в подробностях неизвестно. Именно там те, кто настроен наиболее решительно. Именно там можно ждать самых тяжелых актов возмездия. Впрочем, не обязательно, сценарий развивается не по нашей воле или логике.

Тур добавил:

- Да, не обязательно. Я убежден, что удар будет нанесен по всем нам одновременно. Следовательно, на первом плане вопрос о готовности к отступлению на орбиту. Мы не знаем, где, как, что произойдет. Свернуть лагерь быстро нельзя, будем рассчитывать на десантный модуль. Боюсь, без потерь не выберемся.

Гровс, немного подумав, сказал:

- Совсем недавно в Ближнем Космосе существовала система обязательного подчинения всех одному. Этого не нужно, когда все стремятся совместно к одной цели. Теперь же у нас разобщение. Кто может взять управление на себя? И как это можно сделать? Прав координатора недостаточно.

Северина Джинс подошла к Гровсу и сказала:

- Смог бы Тур. Он, - единственный, кто одинаково авторитетен и здесь, и наверху. И единственный, кто способен реализовать власть должным образом.

Тур среагировал тотчас:

- Слишком просто. Я этого не могу. Данная мне функция главного координатора предусматривает такую власть. Но только в случае чрезвычайных ситуаций. Сегодняшнее положение нельзя считать таковым формально. Это не бесспорно для всех. Таким образом, я не готов. Не готовы и многие из нас. Да помогут нам звезды!

- Я вспомнила о ключе к секретному файлу. А что, если Земля предусмотрела и такой вариант? И имеется аналогичный пакет с ключом? - спросила Анна.

Ответил ей Тур.

- Я думал об этом. И проверил. Такое не мог предвидеть никто. Космический опыт Земли слишком мал. Ничего нет.

Глаза Елены Эйро повлажнели.

- Ну почему... Ведь какая опасность для тех, кто далеко... А вдруг мы ошибаемся? И нет ничего такого, что стоит за всем этим и может нас наказать? Мне кажется, тут просто природа и никакой системы. Ну откуда такая уверенность?

Тур со вздохом скрестил руки на груди, сжал пальцами бугры бицепсов.

- Дело в том, что интуитивное ожидание беды не у меня одного. Машины в мире, где мы оказались, бессильны. Вот держу в руках хлеб, он прекрасен, о таком мы мечтать на "Ойкумене" только могли, а в рот его взять не могу. Кстати, в Раю нашей партии не девять, а десять. Алексей Кондаков утром завтра прибудет. Вот с ним и обсудим проблему управления экспедицией. Он в человеческой психике разбирается лучше меня. Координатор не командует, а координирует. Прежде чем воспользоваться определенной суммой власти, я должен убедить людей в правомочности такого шага.

- А я попробую посоветоваться с человеком Рая, - нетерпеливо воскликнула Елена, упрямо сведя к переносице темные брови.

Она подошла к двойнику Тура вплотную и заглянула ему в глаза. И неожиданно твердо спросила:

- Ты слышишь меня? Я хочу, чтобы ты ответил на мой вопрос.

Двойник сделал улыбку Тура, шевельнул кожей лба и промолчал.

- Я хочу знать, что ты думаешь обо мне и обо всех нас, о людях?

Фантом, продолжая улыбаться, повторил трижды одну фразу:

- Мы не хотим возвращения и сделаем все, чтобы не остаться в Раю.

Максим заинтересованно обернулся к своему двойнику, обменялся взглядами с Вито и Рэем.

- Я не мог так сказать. Он говорит не мои слова. Таким образом, это уже не совсем мой двойник.

- Да! - Гровс поднялся с кресла, - Он начинает говорить самостоятельно. Думаю, начинается.

Рэй вопросительно посмотрел на Ивана Щербатова. Тот от неожиданности не нашел ничего лучшего, как произнести свое:

- Слава Разуму!

И после минутной паузы добавил:

- Я должен подготовиться. И найти Туаха. Мы начнем ранним утром.

- И как же его теперь называть? - задал сам себе вопрос Форстер, - Как с ним себя вести? Может, он останется с Максимом? Все равно никому из нас эту ночь не спать.

Тур успокаивающе заметил:

- Вито, не к чему преувеличивать. Его слова могут ничего не значить... Всем надо отдохнуть. Я остаюсь на рабочем месте, утром меня сменишь ты. Рекомендую отдыхать в жилом отсеке. Если мы будем объявлять аврал по малейшей причине, нас надолго не хватит. А силы надо беречь, они нам понадобятся.

С главным координатором согласились. Затем провели традиционный сеанс связи с "Ойкуменой". В навигаторской дежурил Бен Тагор. Его черное лицо выглядело спокойным и чуть усталым, излучая уверенность. Бен доложил главному координатору, что на "Ойкумене" все по-прежнему и заметил с улыбкой, что лучшая новость, - отсутствие всяких новостей.

Перед тем, как разойтись, уточнили план основных мероприятий на завтра и задачи присоединившимся к "партии Тура" в последний день.

Максим с двойником остался в десантном модуле: хотелось проверить фантома в конкретных заданиях, связанных с вопросами адекватного отражения приборами модуля изменений в окружающем пространстве. Ему не нравилась компоновка и действие основного табло контроля и наблюдения. Кто-то на Земле перемудрил. Остальные отправились в жилой отсек по своим комнатам.

Ночь стояла светлая. Искаженные созвездия струили холодный свет, чужой и отталкивающий. На небо никто не смотрел.

Дышалось легко, Рай молчал, но люди ощущали в ласковой тишине скрытую угрозу. Тесной группой молча подошли к входному люку и по одному прошли в жилой купол.

Анна Вирс движением руки задержала Вито Форстера. Говорили шепотом, будто боялись, что кто-то подслушает и использует услышанное в тайных враждебных целях.

Анна спросила:

- Ты обратил внимание на Гровса? Какой-то он желтый, и совсем похудел. А еще два дня назад мне казалось, что он ожил и вот-вот вернет себе прежний вид.

- Он не может забыть о Лойде. Да и кто на его месте смог бы такое забыть? Чувство вины... С ним не так просто справиться.

- Верно, я вспомнила, как он недавно сказал Туру: "Если Лойда не придет в себя, мне нечего делать на Земле." Он сделал себя обреченным. Он не верит, что вернется домой, но делает все, чтобы спасти экспедицию. Если он себя погубит, нам будет трудно.

- Чувство вины, - страшное чувство. Тур пытался ему помочь, но все напрасно. Какой странный запах от твоих волос! Дух захватывает.

- А я думала, мне кажется. Уже три дня я не использую никаких духов. Вся моя коллекция в неприкосновенности. Но каким-то чудом волшебный запах сопровождает меня непрерывно.

- Интересно... Нечто желает сделать тебе приятное. За что? Почему? На всех аванпостах обстановка постепенно меняется к худшему. Мало того, что ничего не получается, так пошли отравленные дожди, люди не снимают скафандров. А у нас маленькие, но приятные сюрпризы, - кому хлеб, кому духи. Вот и у меня тоже...

- Тоже? Что тоже? - заинтересовалась Анна.

- У тебя свое, у меня свое. Ты ведь любительница духов, это известно. А вот у меня страсть обращена в иное!

- Но я знаю! И все знают: Форстер любит оперу и хорошенько поесть.

- Верно. Очень люблю вкусно и почаще. Как я мучился на "Ойкумене", где трудно индивидуализировать личное питание! И вот уже неделю тайно, вопреки запрету, я ем плоды здешних деревьев. И то самое Нечто, что дарит тебе волшебные запахи, концентрирует в плодах те самые ощущения вкуса, что мне наиболее подходят. Этот Нечто, - замечательный повар и гурман. Хотелось бы узнать, как у него такое получается?

- Видимо, прав Кондаков: что сеет каждый, то и пожинает, - Анна с тоской посмотрела на светящийся небосвод, - Если Рай, о котором у людей сохранились воспоминания, был именно таков, там не было злых людей. Возвращаемое им их собственное зло быстро погубило бы их. Не оттого ли мне так тревожно? Я боюсь... Эти запахи... Они отгоняют тревогу, но не могут побороть ее. Не так ли и с твоим аппетитом?

Завтра, Анна, ты попробуешь еще раз убедить хоть кого-нибудь. А сейчас иди, тебе надо отдохнуть. А я еще посижу здесь, посмотрю на Немлечный Путь, подумаю о пустяках. Запахи, аппетит...

Назавтра Анне не суждено было встретиться ни с кем из тех, кто продолжал оставаться на НИПах. Вито Форстер немногим после полуночи, сорвав несколько полюбившихся ему фруктов с деревьев на опушке леса, возвращался в ночной лагерь. Ложная корона Золотой понемногу угасала, но рассеянное серебряное сияние позволяло видеть все сооружения, возведенные землянами на берегу тишайшего океана чужой планеты. Уходила в небо тонкая паутина энергошнура, окутывая приемную мачту голубым облачком. Нигде ни огонька; темно и неприветливо выглядело человеческое поселение.

Светились только два окна-иллюминатора в десантном модуле: Максим Тур продолжал что-то делать вместе со своим двойником.

У входа в жилой купол предчувствие несчастья сдавило ему горло и окатило волной страха. Не колеблясь он открыл дверь в купол, отыскал кнопку тревоги и изо всех сил нажал на нее.

Прозвучали аккорды пробуждения, вслед за ними включилась сирена. Вито связался с Туром, предложив незамедлительно объявить эвакуацию по всем аванпостам и принять на себя обязанности командора "Ойкумены", сложив ненужные полномочия координатора.

Максим не стал спорить и сомневаться, передал всем предупреждение от своего имени. Но со второй частью предложения Вито согласиться он не смог. И, поскольку собственные ощущения людей на наблюдательных пунктах не совпадали с тревогой входящих в "партию Тура", они ограничились тем, что приняли сигнал тревоги к сведению. К тому же внешние признаки опасности отсутствовали, приборы всюду показывали норму. Еще раз попытавшись "примерить" на себя роль абсолютного руководителя, Тур понял, - нет, он не сможет. Нет видимых оснований. А внутренние импульсы могут подвести.

В лагере сигнал тревоги сработал по схеме, отработанной службой безопасности. Все как один собрались в десантном модуле через считанные минуты. Не было только Елены Эйро, но Анна Вирс сказала, что видела ее выходящей со всеми из жилого купола. Следовательно, Елена вот-вот будет на месте. Вито Форстер кратко проинформировал о собственных ощущениях, к ним отнеслись достаточно серьезно. Установили связь с "Ойкуменой". Согласовали немедленный перевод энергопитания от "Эмбриона" непосредственно на десантный модуль. Звездолетчики на орбите также заняли места по аварийному расписанию.

Гровс предложил проверить модуль в работе. Как только они поднялись на десяток метров над поверхностью планеты, Вито направил лучи прожекторов вниз и вскрикнул. Удовлетворение собственной интуицией и страх смешались в его крике. Северина и Анна немедленно прильнули к иллюминаторам.

Происходящее внизу действительно заслуживало всплеска эмоций. Красный купол жилого отсека, колеблясь из стороны в сторону, медленно опускался в почву, зазмеившуюся черными зигзагами трещин. Гровс направил один из прожекторов в море. Громадные волны перекатывались через основание энергоприемника, болтающееся в воде как поплавок. Куб морской лаборатории Рамоны обнаружить не удалось.

Самое страшное творилось около ангара. Тур, Гровс и не отрывающиеся от иллюминаторов Северина с Анной отчетливо видели, как Елена Эйро выехала из ангара на одном из средних транспортных модулей; УМС перемахнул через пропасть между ангаром и жилым отсеком, Елена закрыла фонарь защиты, машина поднялась на десяток метров, застыла на секунду и рванулась через лес на север.

За модулем Елены следил и двойник Тура, каким-то образом успевший выбраться наружу. Скрестив в характерной туровской позе на груди руки, он стоял на опушке леса и, высоко подняв голову, провожал взглядом машину, быстро набиравшую скорость. Как только модуль с Еленой исчез в светящейся ночной серости, фантом опустил голову и скрылся между деревьев. Впервые действия двойника были независимы от оригинала и других людей.

Тур объявил сеанс всеобщей связи, передал всем приказ о немедленной эвакуации и сообщил о том, что принимает управление экспедицией на планете и "Ойкуменой" в свои руки. С этой минуты все его распоряжения становятся обязательными для каждого звездолетчика, где бы тот ни находился.

Все аванпосты, кроме адамовского, трансформировали модули в летательные аппараты и доложили, что готовятся к возвращению в лагерь. Виталию Тур приказал дождаться Елену.

Необходимо было в оставшееся время принять меры к спасению оборудования экспедиции и результатов последних исследований, оставшихся в лабораторном комплексе, пока сохраняющем устойчивость.

Анна Вирс, обменявшись с Вито Форстером несколькими фразами, попросила Тура подвести десантный модуль к лаборатории. Модуль замер рядом с желтым металлопластовым кубом в полуметре над травой. Почва колебалась, подземные толчки готовили лаборатории участь жилого комплекса. Анна включила все внешние громкоговорители, ближайшее пространство заполнили звуки песни Лойды. Если Вито и Анна были готовы к последующему, то все остальные оказались поражены: при первых звуках почва разом успокоилась. Но то был лишь временный оазис устойчивости посреди сулящей гибель разгулявшейся стихии, понимал Тур, осматриваясь кругом.

Ангар со средними универсальными модульными системами, объединенный с мастерской роботов, накренился на секунду и исчез в свежем разломе коры. Прочнейший корпус жилого купола раскололся в нескольких местах и через образовавшиеся в нем трещины отчетливо было видно, как ломались переборки, падали на деформирующийся пол личные вещи десантников. Максим успел увидеть, как разрушилась его комната. Портрет Лойды сорвался со стены и упал в беспорядочную груду различных вещей. Максим даже удивился, сколько их у него было. Видимо, кнопка оживления портрета включилась от толчка, Лойда стояла у березы и смотрела в сторону Тура, улыбаясь беззаботно и весело. Лопнула переборка, и улыбка Лойды исчезла в свалке, среди катящихся по накренившемуся полу коридора предметов.

Получив разрешение командора Тура, не оглядываясь по сторонам, Анна и Вито спустились по лестнице и скрылись в открытом люке лаборатории. На сбор необходимых документов и некоторых экспонатов им понадобилось около десяти минут. Все это время звучал голос Лойды и островок безопасности рядом с лабораторией сохранялся.

В момент, когда Анна вслед за Вито скрылась в помещении лабораторного комплекса, пропала связь со всеми наблюдательно-исследовательскими пунктами. Несмотря на все попытки Тура, восстановить ее не удавалось. Ненадолго заговорила станция Эрнста Рэба. Спокойно и невозмутимо Рэб доложил, что попал в центр мощнейшего смерча и не видит возможности что-либо предпринять для собственного спасения.

Похоже, произошло самое страшное, атмосфера Рая разбушевалась, зарегистрированные "Ойкуменой" воздушные вихри превосходили по мощности торнадо Земли. Тур распорядился направить со звездолета поисковый зонд и подготовить спасательный модуль.

Связь сохранялась только с Виталием Адамовым и Еленой Эйро. Елена находилась уже в сотне километров от него, Виталий успел все подготовить к эвакуации. Ей же оставалось лететь к нему около пяти минут. Атмосфера вокруг Виталия оставалась на удивление спокойной.

Взъерошенный Лель настраивал приборы наблюдения и управления десантным модулем. Посмотрев на приборную панель, Гровс прокричал Туру, что долготерпение Нечто исчерпалось и равновесие стихий на планете нарушено. Землетрясение в месте расположения лагеря предвещало скорое извержение из недр газа, огня и пепла. Вот-вот на этом месте образуется мощный вулкан, гипоцентр которого, судя по показаниям приборов, находится всего в километре под поверхностью.

Над северным материком, по данным "Ойкумены", близ мест расположения людей с их модулями и техникой, образовались сильнейшие локальные возмущения, порождающие ударные фронты и завихрения.

Предостережения Гровса, высказанные им на совещании, расколовшем лагерь на две части, сбывались, но от того ни Рэй, ни Максим не испытывали радости. Не зная, чем помочь оказавшимся в беде товарищам, Рэй сжал голову руками и только следил за работой Тура. Средства связи "Ойкумены" не могли отыскать пропавшие модули, поисковый зонд тщетно пытался проникнуть к поверхности планеты, его отбрасывало раз за разом в стратосферу.

Рэй Гровс с больными, побелевшими глазами шептал: "Ночь возмездия, ночь искупления..." Максим старался на него не смотреть. Северина в дальнем конце блока управления модулем занималась настройкой психоизлучателя. Оценив ситуацию, Тур приказал снять перегородку, разделяющую кабину пилота и блок управления от пассажирского отсека. Теперь экипаж модуля видел все изнутри, в том числе изображение навигаторской "Ойкумены" на большом экране. Взгляды десантников тотчас скрестились на командоре: им и тем, кто затерялся на просторах северного материка, оставалось надеяться только на его знания и мастерство, на его умение организовать работу всех ради спасения десанта.

Максим Тур посоветовал Бену Тагору перенацелить спасательный модуль и направить его в авторежиме к аванпосту Виталия Адамова и держать постоянно в поле зрения звездолета энергопитание десантного модуля. Через верхний иллюминатор он видел, что энергетический шнур, идущий от "Эмбриона", раскалился до синевы, кругом него вились электрические разряды. А ведь это было только начало, планета лишь приступила к наказанию пришельцев за ошибочный выбор поведения.

Наконец Анна и Вито передали контейнеры и поднялись сами. Теперь предстояло позаботиться о собственном спасении.

Ярко-желтые отсветы электроразрядов метались по внутренним стенам. Тур решил отвлечь Гровса от переживаний и поручил ему пилотирование. Рэй взялся за дело бледный и напряженный: модуль пошел по шнуру в высоту, сокращая расстояние до "Ойкумены". Но никто не думал о возвращении на звездолет, надеясь на скорое прибытие в район бывшего лагеря землян транспортов с дальних НИПов.