Первые люди рая

Никто из них и предполагать не мог, что мощности десантного модуля, подключенного к "Эмбриону", может не хватить для освобождения от объятий Рая. А обстановка вокруг них менялась с быстротой, недоступной человеческой реакции. Глаз успевал выхватывать только наиболее крупные сдвиги.

Звездное небо скрылось за тяжелой завесой черных грозовых туч, до того невиданных в Раю. Серое мертвенное сияние, меняя насыщенность, достигло и поверхности планеты. Там нельзя было обнаружить и остатков сооружений, построенных землянами. Почва вздыбилась, из трещин струилась пылающая красная магма. Стонущий гул устремлялся вверх, отражался от непроницаемой пелены облаков, потрясал модуль и замерших внутри него людей сталкивающимися ударами. Звукоизоляция не выдерживала.

Рай наступал на землян, оборачиваясь адом. Тур не сомневался: предстоит серьезная схватка за выживание, никому из них не приходилось испытывать ничего подобного.

Потребовав от дежурной смены "Ойкумены" непрерывного слежения за состоянием энергошнура и постоянного анализа масштабов разгула стихии над всем северным материком, Тур попросил указать ему возможный коридор выхода из-под грозового покрывала. Нужно было спешить, вот-вот под ними откроются врата ада и тогда, замкнутые между молотом Зевса и наковальней Гефеста, они окажутся на краю гибели. Ему стало ясно, что резервов десантного модуля недостаточно.

Связь с Адамовым держала уже только "Ойкумена", но у Виталия по-прежнему было относительно спокойно. Елена только что посадила свою машину и они вдвоем ожидали спасательный челнок со звездолета. Ни о каком передвижении в сторону уничтоженного лагеря для них и речи не было.

Бен Тагор сообщил: атмосферные вихри, гулявшие по различным районам северного материка, сконцентрировались в тесном пространстве у бывшего лагеря. Над остальной поверхностью планеты царила прежняя безмятежность. Окончательно стало ясно: на планете господствовали не слепые силы природы, а чья-то целенаправленная злая воля.

Тур встретился со взглядом Гровса: глаза Рэя пылали огнем обреченности, вины и ярости. Кожа так оттянула рельеф его лица, что оно казалось маской, натянутой на голый череп. Максим прочел в его глазах то, в чем не мог признаться самому себе: шансы на спасение людей, свернувших свои наблюдательные пункты и направившихся к ним, равны нулю. Ночь возмездия поглотила их бесследно. А если бы он, Максим Тур, не дал им приказа на возвращение и предоставил их самим себе? Видимо, Гровс прочел этот вопрос на лице Тура, - он с трудом разлепил белые нитки губ, покачал головой в стороны и прошептал несколько слов. Усиленные контактором, они сквозь непрерывный гул и грохот долетели до ушей Тура.

- ...Не думай... Все бесполезно. Мы обречены. Спастись можно было только вчера. Я не услышал Вито...

На аналитическом смотровом экране высветилась атмосферная обстановка над берегом океана. Облачная завеса простиралась в высоту на двадцать километров и была предельно насыщена энергией. И никакого просвета. Пробиваться вслепую равносильно самоубийству. Энергошнур терял на пути половину потенциала. Если так пойдет дальше, они лишатся притока энергии, а на аккумуляторах долго не протянуть.

Оставалось одно, - двигаться на север, через материк, одновременно перемещая энергошнур и пытаясь отыскать коридор наверх. Двигаться, пока имеется связь с "Ойкуменой", на сохранение которой уходило все больше усилий. Самое главное, - решил Тур, - сохранить энергоподдержку звездолета.

В том, что это единственный путь к спасению, он был убежден. Надежды на воздействие музыкой, предложенное вновь Анной, развеялись.

Кроме песен в исполнении Лойды, она с Вито пыталась транслировать испытанную уже классику, но шум стихии не пропускал изнутри наружу никаких звуков, глушил их и внутри модуля. Переговариваться приходилось через посредничество контакторов.

Все окончательно уверились, что природа действует не слепо, а избирательно, поставив задачей полностью уничтожить раздражающий ее фактор, прибывший из космоса. Не с материей приходится бороться, а с до сих пор не определенным Нечто, стоящим за всеми проявлениями природных сил. Появились сомнения в защищенности звездолета на высоте, в ближнем космосе.

Ниже смотрового экрана перед Туром светились расположенные в один ряд несколько приборов, позволяющих наглядно оценить противодействие их стремление к спасению. Прошлым вечером он с двойником упростил их до предела, и теперь они представляли три белых квадрата с цветными треугольниками в нижней части. Размер треугольников относительно поверхности квадрата и цветовая насыщенность позволяли иметь полное представление о силе воздействия на модуль и перспективах его развития.

Левый квадрат с коричневым треугольником показывал состояние коры планеты под ними. На приборе рядом черный цвет символизировал суммарную активность атмосферы, еще правее голубой отображал состояние океана. Пока цветовые пятна не заполняли и третьей части площадей квадратов, и Тур обратил все свое внимание на другой прибор, помещенный выше этих трех. Вытянутый горизонтально прямоугольник делили вертикально на три части две полосы с красными поперечными черточками. Черта на середине правой полосы показывала предел энергетических возможностей десантного модуля с учетом энергии, принимаемой от "Ойкумены"; красная черта на такой же левой полосе обозначала прогнозируемый максимум мощности, которую могла направить против них планета. Левая черта пока находилась несколько ниже правой, что не успокаивало. Планета способна преподнести сюрприз в любое время и тогда левая красная черта передвинется выше, и потеря энергоконтакта с орбитой может сделать и вовсе бессмысленной правую шкалу: их собственная энергетика не достигнет и половины теперешних показателей. Уже сейчас энергошнур, преодолевая грозовую завесу, терял до шестидесяти процентов своего заряда.

А пока спокойствие окружающих Тура людей держалось на вере в созданную на Земле технику, которой они привыкли доверять не задумываясь. Модуль медленно шел вглубь материка на север, с остановками для коррекции привязки энерголуча. Связь с "Ойкуменой" становилась все хуже, временами вовсе пропадая. Если она прервется, придется вести луч сверху вслепую и тогда скорость продвижения станет минимальной, если и будет возможной. Самое главное, - уйти из зоны растущей сейсмической активности, чтобы избежать гибельного взрыва вулкана.

Тур выдвинул дезинтеграторы, десантный модуль ощетинился штырями, которые тут же заискрили и окутались сияющими облачками, означающими контакт с насыщенной зарядами атмосферой. Решение оказалось принятым вовремя: швыряемые невидимыми руками, отовсюду к модулю устремились светящиеся шары. Встреченные дезинтеграторами, они теряли энергию и рассыпались роем искр, их электрический потенциал поступал в энергоприемник модуля.

На помощь шарам последовали линейные электроразряды; стрелы молний били со всех сторон, некоторые из них достигали корпуса. Модуль трясло, шкалы приборов плясали перед глазами Тура.

Радиосвязь с "Ойкуменой" прервалась и, похоже, надолго. Тур остановил модуль, чтобы откорректировать центровку энергошнура. Тянущийся из черноты грозовой пелены, тот время от времени окрашивался вспышками десятков молний в ужасающие тона.

Ни одна молния не разряжалась в стороне, все они направлялись точно в цель. Десантный модуль очутился в центре электрической атаки и в точке столкновения ударных атмосферных фронтов.

Лель, до того возбужденно вращающий голубыми глазами, напружинился и перепрыгнул с плеча хозяина на панель приборов, над которой зажегся нижний обзорный экран. Тур проследил за ним взглядом и ужаснулся: под ними открылся вулкан, заработал и прибор, регистрирующий состояние коры. Еще несколько секунд, и Рай просто забросает их вулканическими бомбами, пеплом, окутает удушающими газами. Контролировать ситуацию станет практически невозможно. Вулкан становился главной опасностью.

Это не Рай, а безжалостный монстр, хищник, уничтожающий все живое. Заманить людей в предательскую западню, опутать тайнами, заставить довериться и затем уничтожить! Вероломство! Коварство! Тур поймал себя на мысли, что планета предстает перед ним пусть злым и хищным, но разумным существом. Он уже дозрел, чтобы полностью согласиться с Алексеем Кондаковым, с Данревом, со всеми, кто считал, что разумное начало существовало всегда и везде. Раньше он особенно не задумывался над этим, считая тему принадлежащей голой абстрактной философии. А когда понадобилось использовать знания, не осталось времени на выработку нового подхода.

Не было времени даже обернуться и посмотреть, как за его спиной чувствуют себя незадачливые исследователи чужого мира.

Действие прощального спектакля ускоряло ритм, потрясая воображение. Поднялась огнедышащая гора, взметнув столб пламени сквозь серо-черное облако дыма и пепла. Шквал тяжелых ударов обрушился на днище машины. На приборы и экраны никто уже не смотрел, каждый понимал, - что-то сделать в такой ситуации мог только Тур, все старались сохранить стабильное положение, обеспечиваемое креслами-компенсаторами. Модуль рвало из стороны в сторону. Нет ничего хуже, чем роль пассажира на терпящем крушение судне, ему остается рассчитывать только на удачу, на слепое везение.

Максим Тур тоже не смотрел на приборы. Закрыв глаза, он лихорадочно искал вариант действий и параллельно вспоминал, как вдвоем с фантомом готовил десантный модуль. Вечер и начало ночи виделись в ином свете; бушующие вне модуля волны пси-энергии проникали и вовнутрь, скрашивая воспоминания новым пониманием.

Действующую сейчас конфигурацию приборов вместо бывших ранее двух десятков, регистрирующих разные параметры, предложил двойник, тем весьма удивив главного координатора. Туру, как профессиональному навигатору, хотелось бы с благодарностью пожать руку существу Рая и поговорить с ним без Туаха и Щербатова, без научных методик на языке чувств и сердца.

По всему выходило, что двойник вовсе не был двойником: Тур не смог бы решить задачу именно таким образом. Двойник стал самостоятельной личностью, способной на решение творческих задач. Как он сделался таким за несколько часов? Можно ли теперь называть его разумным? Кто и как его создал? А вдруг он, - своеобразный робот, внедренный к людям для разведки и в целях уточнения их сути и возможностей? Если так, можно сказать, что разумное Нечто не посчитало людей за носителей Разума. И, смоделировав Тура, создав его абсолютную копию, наделив его способностью к саморазвитию, определило: Тур и ему подобные не представляют интереса, они лишь способны на нанесение вреда, на нарушение баланса, сложившегося в биосфере Рая. Кто же этот Нечто, что этот Некто, мысли которого, оставаясь по-прежнему в тени стихий, неуклонно сжимают вокруг модуля тиски обреченности и безысходности?

Тур проверил систему ручного управления, последний шанс, соломинку, за которую придется ухватиться, если модуль сам не сможет выйти за пределы опасного участка, сохранив контакт с энергошнуром. Гровс не способен выполнить эту задачу. Да и Вито в его нынешнем положении она не по силам.

Модуль бросало из стороны в сторону, мимо свистели наиболее крупные снаряды, выстреливаемые огневой пушкой из глубин планеты. Светящиеся трассы чертили пылающее небо, и без того насыщенное темно-багровым сиянием, кинжальными ударами молний, разрывами электрических шаров-снарядов. Все мелкие камни нейтрализовать не удавалось, они непрерывно стучали по днищу, грозя пробить защиту и расколоть корпус.

Тур потерял чувство времени. Оглянувшись, он увидел на лицах товарищей равнодушие. Они примирились с неизбежной гибелью и не воспринимали уже изменений, надежда их покинула, им стало все равно, что впереди: спасение или смерть.

Максим протянул руку к Гровсу, застывшему в кресле позади него в полной неподвижности. Коснувшись его ладони, он ощутил холод. Тур приподнял руку Рэя с коленей и опустил: она безжизненно скользнула вниз и повисла плетью. Холодный пот проступил на лбу Тура. Он отстегнул страховочные ремни и, борясь с болтанкой, сделал несколько шагов к Анне Вирс: единственный здесь врач, только она могла помочь Гровсу, если уже не поздно.

Тур вспомнил замечание Рэя о том, что он не вернется на Землю, ему там делать нечего, если Лойда... Лойда! Хоть она в безопасности, Тур верил, что "Ойкумена" найдет родное Солнышко. С трудом приведя Анну в чувство, он указал ей в сторону Гровса и помог подойти к нему. Анна передвигалась и действовала как механизм, никаких чувств не выражалось на ее лице, глаза блестели тускло и безжизненно. Но навыки профессии оставались, она деловито расстегнула комбинезон на груди Гровса и приложила ручной диагност.

Анне понадобилось несколько секунд, она вернула диагностический аппарат-контактор в карман комбинезона и двинулась обратно к своему месту. Не вставая с кресла, Тур резким движением руки успел схватить ее за плечо и рванул к себе. Пригнув ее голову, так что губы его коснулись ее ушей, он крикнул:

- В чем дело?

- Я ничего не могу сделать для него. Его сердце остановилось двенадцать часов назад, - голос Анны прошелестел равнодушно, она мягко освободилась от захвата Тура и, падая и вставая, добралась к своему месту, приняв прежнюю позу.

Тура поразило не столько само поведение Анны, сколько сказанное ей. Двенадцать часов! А он-то думал, они здесь два-три часа, не больше.

Сколько же часов длится их борьба за выживание? Сутки? Двое? Гровса уже нет. Остальные потеряли волю к борьбе. Не напоминает ли Тур своей активностью корчащегося в агонии, но не понимающего бесполезности движений смертельно раненого зверя?

Десантный модуль тряхнуло так, что зубы Максима клацнули. Рот наполнился соленой кровью, он ощутил потерю тяжести. Невесомость означала одно: модуль потерял энергошнур "Ойкумены" и теперь они падают в огненное жерло, откуда не выбраться и за вечность.

Переключаясь на ручное управление, Тур отметил, что интегрирующий прибор не оставляет никаких шансов: красная отметка внешнего энергетического воздействия на модуль поднялась выше отметки возможностей модуля.

Борясь с отчаянием и усталостью, вдруг нахлынувшей на него, Тур попытался перевести машину на горизонтальный полет. Удалось затормозить падение, вернулась тяжесть, но вывести машину за пределы вулканического очага не получалось. Максим уже готов был посадить модуль, вернуться на поверхность планеты, если бы только под ним оказался хоть кусочек твердой устойчивой суши. Но модуль не подчинялся ему. "Неужели и тут двойник?" - мелькнула сумасшедшая мысль. Что если он той ночью смог что-то сделать с ручным управлением? Нет, ведь они были вдвоем, Тур следил за ним и может воспроизвести в памяти все его действия и слова.

Модуль продолжал медленно снижаться. Действия Тура только отдаляли конец, продляли мучительную кончину людей и техники. Человеческое бессилие, с которым в полной мере люди впервые столкнулись в Первой Звездной, предвестием чего явилось помрачение Гровса, это абсолютное бессилие ребенка перед силой взрослого разбудило в Максиме Туре ярость и стремление, - если уж победа невозможна, то хоть показать, что так делать нельзя, что люди не заслужили такого обращения... До боли, до слез ему захотелось посмотреть в глаза невидимому противнику, желающему уничтожить его товарищей и его самого, противнику, уже погубившему Гровса и двадцать семь не вернувшихся с аванпостов. Там, внизу, остались Виталий и Елена, самые молодые среди них, еще не понявшие, что есть человек и каково его место в сложном беспощадном мире.

В порыве ярости Максим, влекомый скорее интуицией, чем рассудком, включил единственный в планетной экспедиции психоизлучатель, способный нейтрализовать все живое окрест на десяток километров, но неспособный сдвинуть и малый камешек, перевел его на связь с собственным мозгом и в едином порыве выплеснул все свои мысли и переживания, сплотив их ненавистью живого к губящей его темной силе, вложив в последний удар воспоминания детства, первые ошибки и неудачи, первые успехи, горький опыт полетов в солнечной системе, встречи с Лойдой, их сближение... Все, от начала до конца, он вложил в пси-импульс, насытив его любовью и ненавистью, страхом и отвагой, всем тем, что составляло его личность, содержало суть человека Земли.

Максим Тур очнулся внезапно. Страшная слабость не позволяла ему даже повернуть голову. Сквозь верхний иллюминатор светило безоблачное небо, золотые лучи согревали кожу лица, принося тепло и жизнь. Лель сидел на панели приборов и мирно умывался, демонстрируя полнейшее довольство собой и наружным миром.

Что-то произошло, пока он был без сознания. Или ему снится последний сон. Силы возвращались медленно. Лель лукаво взглянул на него, прыгнул на шлем, что-то внутри щелкнуло и трубка аварийного питания придвинулась к губам. Теплая жидкость освежила рот и горло, живительной струйкой проникла в желудок, растеклась по измученным клеткам. Ремни безопасности были расстегнуты и Тур, почувствовав, что может двигаться, оторвался от кресла, с усилием встал на ноги и обернулся.

Все-таки ему приснился дурной сон. Вот зашевелился Гровс, с трудом разомкнув веки и медленно вращая глазами. Ничего не понимающая Анна Вирс обводила ошеломленным вопрошающим взглядом помещение модуля. Остановив глаза на Гровсе, она вдруг вскочила и кинулась к нему. Но силы ее тотчас покинули и она рухнула рядом со своим креслом.

Тур поднял Анну и посадил обратно. Убедившись, что люди приходят в себя, он вернулся на свое место, стер пот с лица и приказал Лелю установить связь с "Ойкуменой". На запрос ответил Леонид Крохин. Голос Леонида звенел тревогой:

- Мы держим вас на луче связи уже полчаса. Как там, Максим?

Крохина перебил другой голос, такой знакомый и такой невероятный:

- Макси, как ты? Я только что узнала, что случилось. Это настоящее чудо, что вы спаслись. Говорят, такое было... На "Ойкумене" не осталось ни одного модуля.

Тур услышал приглушенные всхлипывания и включил видеофон. Но работала только радиосвязь. Соленая влага текла по его щекам, собираясь в жестких складках лица, освобождая от накопленного стресса. Еще одно чудо: последний раз Макси Тур плакал в детстве, когда ему было пять лет; он вспомнил этот эпизод второй раз за последние сутки. Эпизод, забытый им, казалось, окончательно.

Ее платье, разрисованное в сине-бело-голубую клетку, встало перед глазами. Он уцепился за него руками, незабываемый запах хлынул волной тоски, он не хотел и не мог разжать пальцев. Детское чутье подсказывало ему: если он ее сейчас отпустит, то больше не увидит никогда. Он не знал еще таких слов как "никогда", они не помещались в нем, но их заменяли чувства и, главное, - ощущение потери самого нужного, самого любимого человека.

Никто не разжимал ему рук, он сам отпустил ее платье, когда обессилел от слез. Она улетела на Сатурн и не вернулась. Это было его первое и последнее прощание с мамой.

Как давно это было, и как легко вспомнилось в ночь возмездия и вот теперь...

- ...У меня все в порядке, Лойда... Встречайте нас, я веду модуль наверх...

Тотчас после причаливания десантного модуля к звездолету Максим Тур объявил общий сбор в навигаторской. Встречу начали с минуты памяти о товарищах, навсегда оставшихся в чужом мире. Отсек навигаторской выглядел полупустым и мрачным, несмотря на полное освещение.

После прощания с погибшими Тур попросил снять с него обязанности командора звездолета и главного координатора и познакомить экипаж десантного модуля с происшедшим за последние часы. Должность главного координатора единодушно оставили за Туром, а Бен Тагор кратко рассказал о событиях на планете и вокруг десантного модуля, опуская подробности.

Попытки восстановить связь, а затем и энергоконтакт с модулем продолжались, пока не стали явно бессмысленными. Стихия поглотила несколько зондов-ретрансляторов и последнюю большую универсальную модульную систему. Остальные, как известно, уничтожены извержением вулкана и атмосферой. Мощь уничтожения, исторгнутая Раем, превысила все прогнозы и никто на "Ойкумене" уже не рассчитывал не благополучный исход.

Но они ждали и надеялись на случай. И не зря. Внешний вид планеты изменился внезапно. Меньше минуты понадобилось на исчезновение грозового слоя и следов деятельности тектонических сил. Аппаратура слежения обнаружила десантный модуль висящим в сотне метров над местом, где до роковой ночи располагался базовый лагерь планетной экспедиции.

В ту же минуту Билл Климович отметил резкое изменение параметров в организме Лойды. Чтобы обрести абсолютно здоровое состояние, ей понадобилось еще ровно девять минут.

Вслед за фантастическим оживлением Лойды Биорг доложил, что в него поступает открытая информация, содержание которой требует контроля людей.

Бен закончил сообщением о том, что все присутствующие в настоящее время здоровы. Команде десантного модуля требуется небольшой отдых для полного восстановления сил.

Максим Тур столь же лаконично рассказал о часах, проведенных в десантном модуле, о случае с Гровсом и применении пси-излучателя. И в заключение предложил гипотезу, что именно пси-излучатель остановил гибельную атаку планеты на экспедицию.

Общее положение дел стало ясным для каждого, но никто не уходил из навигаторской. Всем хотелось разобраться в деталях, иметь полное представление о том Нечто, с которым их столкнула судьба.

Обмен мнениями начался с объяснения спасительного действия пси-излучателя, включенного Максимом в последние мгновения неравной борьбы за выживание. Очевидно, что импульсы мозга Тура, в которых содержалось то, о чем он думал и чего желал, и о чем страдал в те минуты, эти импульсы достигли рецепторов сознания Нечто и были практически мгновенно расшифрованы и изучены. Информационная емкость и логические способности до сих пор непознанного Нечто превосходили все, что знали люди об интеллекте как естественном, так и искусственном. Данный вывод подтверждался и продолжающимся контактом Нечто с мозгом звездолета, Биоргом.

К одному несомненному выводу пришли быстро: землянам приходится окончательно распроститься с иллюзией, что человек, - единственный представитель высшего разума, способный решить любые встающие перед ним задачи, существо, которому позволено все. Встретившись в космосе с иным разумом, человечество не только не поняло, но и не увидело его. Разумное Нечто установило контакт с биокибернетическим механизмом, созданным людьми, а человек стоит в стороне и продолжает задавать себе вопрос: "А что же это такое?"

С ошибочностью своих представлений о мире трудно примириться. Отброшенные в ходе развития науки мысли оказываются теперь более истинными, чем вершинные достижения цивилизации.

Кто-то вспомнил, что еще Иоганн Кеплер утверждал: планеты, - живые существа. С этим мало кто спорил, но и всерьез не принимали. А уж с тем, чтобы приписать планетам разум, - о таком и речи не могло быть. Но разве так уж важно считать Нечто планетой или некоей структурой, контролирующей планету и нераздельную с ней?

Важно, что всему человечеству предстоит испытать шок, а вслед за тем боль и всеобщую печаль. Миллиарды людей охватит разочарование в себе и своей цивилизации, комплекс неполноценности может угнездиться в умах... Все это предстоит, если "Ойкумене" суждено вернуться домой.

Если...

Расходились из навигаторской притихшие, стараясь справиться с горечью утрат.

После обследования у Климовича Лойда и Максим уединились в ее комнате и долго говорили обо всем, что с ними приключилось, и определяли планы на будущее, не заботясь об их реальности. Впервые за многие месяцы Тур позволил себе отключиться от служебных дел и профессиональных обязанностей, стал просто человеком, имеющим право на личную жизнь, на чувства и эмоции.

Лойда гладила углубившиеся сладки на его лице, новые морщины на лбу, первую седину на голове, а Максим думал, что все время исследования планеты никто из них ни разу не попробовал отвлечься от работы, подумать о чем-то чисто человеческом, поговорить с другим о том, что спрятано глубоко в сердце... Они забыли о том, что люди не роботы, не машины, что не одной наукой и штатными обязанностями жив человек. Не в том ли причина психологических срывов, разобщения, а затем провала экспедиции и гибели многих? Существуя в компьютеризованном и кибернетизированном мире, люди сами приобрели машинные качества, подавили в себе человечность, любовь, сострадание, посчитав их за слабость, недостойную разума. За что поплатились здесь, вдали от дома, за что еще предстоит страдать на Земле.

Он поделился своими размышлениями с Лойдой и встретил не просто понимание, а и сопереживание его боли от того, что случилось, и растерянности перед тем, что предстоит. Как же ему не хватало раньше его собственной слабости и вот таких простых, без определенной темы и задачи бесед! Он чувствовал себя так, будто очищающий ветер освободил его душу от накипи и неживой заскорузлости. Чистота и легкость охватили душу и тело.

Лойда решила вернуться к обязанностям биотехника и начать со знакомства с актуальным состоянием Биорга, а Максим определил своей главной задачей установление личной связи с Нечто через посредничество того же Биорга.

Тем временем диалог Биорга с невидимым собеседником продолжался.

Попытка Тура удалась, он стал третьим в безмолвном пока разговоре. Он быстро научился из потока данных выхватывать отдельные проблемы и концентрировать остальную информацию вокруг них, наращивая круг за кругом уверенность в правильности избранного подхода. Но так же стремительно росла сфера неясного, без понимания чего терялась практическая ценность уже, казалось бы, охваченного осознанием полей знания.

Очень многое трудно было выразить в устоявшихся понятиях, теоретические системы земной науки оказывались бесполезными. Биорг вел неравноправный диалог, - он просто загружал данные, не понимая их сути, в то время как другая сторона уже знала и о землянах и о Земле, о Солнечной системе столько, что могла по собственному выбору предлагать Туру наиболее важное для людей.

А Тур по-прежнему знакомился с Пустотой, с непредставимым, говорил с тенью, отбрасываемой интеллектом... Можно ли было называть это суперНечто существом?

Во всяком случае, привычная аббревиатура ВЦ, - внеземная цивилизация, - не подходила. Внеземной разум явно имел место, а вот с цивилизацией они так и не встретились. Нецивилизованный сверхразум? Или Земля, - неразумная цивилизация? Требовалась смена парадигм, картины мира, способа мышления. Но ведь это значило полную перемену всех ориентиров в сознании, полный переворот.

Теперь Тур проник в самую глубину растерянности, охватившей людей на "Ойкумене". Никто ничего не понимал, перспективы оставались по-прежнему неясными. Что было делать с грузом поступающей информации, было непонятно.

Перед главным координатором стояла задача извлечь из океана чужой мысли такие сведения, которые могли бы сдвинуть их положение в нужном направлении. Но взаимопонимания в космологическом смысле не получалось, они с Нечто не находили общей платформы в понимании пространства и времени. Разные подходы, альтернативные системы оценки, отсутствие точек соприкосновения... Большей частью новое знание представляло скорее не обычные для людей определения, а какие-то неясные, неоконтуренные устойчивыми гранями сведения о чем-то таком, что находилось за чертой осознавания. Протягивались смысловые линии в прошлые состояния Вселенной, в некие очаги Разума, имеющего вневременной характер, современное состояние родной Галактики представало в ином, непохожем, уплывающем от попытки увидеть его в образах.

Человеческий язык оказался неспособным передать всю многокрасочность и масштабность, разноплановость и неизмеримую плотность встреченного. Магический кристалл, философский камень, - древние всеохватывающие представления выглядели детским лепетом. Они заглянули в бездонный колодец, наполненный до краев неоценимыми находками.

Тур заметил Лойде, что чувствует себя как ребенок, чудесным образом перенесенный внутрь волшебной сказки, из которой убрали всех персонажей, оставив нетронутыми диковины и чудеса в готовности к использованию.

Он попробовал задать себе вопрос: что им делать с тем, чего они не понимают? Как быть с теми знаниями, которые требуют длительной расшифровки или ассимиляции в систему человеческих представлений? Перевел вопросы в компьютерную сеть Бига. И немедленно получил ответ: у него неверное представление об информации. Не надо ее добывать и переваривать. Информация разлита повсюду, ее нужно просто черпать. Не надо стремиться к высшему и большему знанию, чем необходимо тут и теперь, не надо брать ненужное, - оно станет бесполезным лишним грузом, нарушит гармонию в кристалле жизни.

Непонятное - лишнее сегодня, и не надо о нем задумываться, придет час и откроется дверь. Планета Рай, как назвали ее люди, не желает того людям. Она дает такие сгустки информационного поля, которые понадобятся им в ближайшее время.

Примерно так понял Тур первую часть ответа. Раньше подобное заявление он счел бы обидным. Но теперь воспринял его как должное. Вытекающие из первой части ответа выводы выглядели чересчур тяжелыми для безоговорочного принятия. Неприемлемость их для неподготовленных землян представлялась очевидной.

Познав чуть человека и отметив ее контраст с формой реализации человеческих устремлений, Нечто предлагает изменить не только стратегию поведения, но и систему исходных мотивов деятельности. Тяга к недостижимому заводит в тупик. Люди теперь знают: межзвездные путешествия во Вселенной разрешены не всем. Существует принцип запрета, с которым им предстоит познакомиться. Нельзя быть странниками в иных мирах, не познав мира собственного. Цель Разума не в бесконечной экспансии, а в безграничном самоуглублении. В собственной неисчерпаемости разум находит себе новые убежища и пристанища.

Люди ищут себе подобных. Это ошибка. Всякая форма воплощения мирового интеллекта уникальна. Во всякой точке пространства, в любом мгновении времени, во множестве других измерений мир не может оскудеть ни в каком проявлении. Лишь несовершенство ограничивает свое бытие иллюзиями неверных представлений, опутывается сетью никуда не ведущих дорог...

В голове Тура прокатилась грохочущая колесница Гелиоса, мечущего пылающие стрелы в крылья безрассудного Икара. "Безумству храбрых поем мы песню", - так любили говорить и думать люди во все века.

И гимны тонут в вечности, уступая место иным словам заново рожденных. Впереди больше, чем позади, но и там и тут, - бесконечность!

Лойда внимала вместе с Туром, ей становилось и страшно, и любопытно.

Итак, им рано думать о дальних путях, им надо заняться собой. Рай предлагает им остаться на планете... Как человек многого не понимает в ней, так и планета еще не разобралась в человеке. В известной ей области Галактики нет ничего похожего на людей. Таким образом, интерес обоюден, а планета готова дать людям все.

Лойда содрогнулась: Нечто не знает ностальгии, оно всегда дома, ибо дом и оно, - нераздельность. Как можно надеяться на взаимопонимание? Она думала, что с помощью непрерывно поступающей информации удастся узнать, почему изменился рисунок созвездий, где находится Солнце и как им найти нужную звездную дорогу. Но, видимо, Нечто не знает ответов на эти вопросы, и не знает только потому, что они ему не нужны. Ненужное отбрасывается, лишнее знание проплывает мимо, как щепка в бурной реке: ее и камень не остановит.

В навигаторскую, где оборудовали свое место Лойда и Тур, вошли Гровс, Форстер, Северина и Анна Вирс. Анна сообщила, что Виталий и Елена живы, они вышли на связь с "Ойкуменой" и находятся по-прежнему на северном побережье. Оба их модуля неисправны, но их контакторы способны давать пеленг. Высланные к ним зонд и спасательный модуль разбиты окончательно.

Тут же приняли решение после устранения неисправностей направить к ним десантный модуль; создание новых УМС займет несколько дней.

Итак, Виталий и Елена, - единственные, кто на планете пережил ночь катаклизмов. Вито Форстер сообщил, что надежды на возвращение к Солнцу все так же минимальны, никак не удается определиться в пространстве. В картине, имеющейся в сознании Нечто, Солнечная система в Галактике отсутствует. О том говорили последние сведения, поступившие в Биорг.

Тур в ответ рассказал, что планета или Нечто предложила им на выбор несколько вариантов. Нечто готово воссоздать на своей поверхности любые уголки Земли по желанию людей. Люди могут находиться здесь столько, сколько захотят. Есть возможность превратить любую подходящую планету Золотой звезды, включая Рай, в полное подобие Земли, со всеми деталями, кроме, разумеется, техносферы и населения.

Таким образом, их настойчиво приглашают поселиться, пока не отыщется в пространстве-времени их родная планета.

Рассказ Тура вернул интерес к проблеме "что делать?"

Гровс отреагировал первым, с дрожью в голосе:

- Мы узнали очень много. Но не продвинулись ни на шаг. Ни в чем. Нас выбросили с поверхности планеты. Мы потеряли двадцать семь человек. Мы не знаем, как вернуться назад домой. Мы не можем продолжить путь к альфе Кентавра.

- Но мы установили Контакт! - воскликнула Северина.

В глазах Гровса появились слезы.

- Установили? С кем или с чем? Мы поторопились и отдали все, что знаем. А что получили? Приглашение остаться там, откуда нас изгнали. Там, где погублены наши товарищи и нет их могил?

Тур повернулся к Форстеру.

- Вито, ты занимался анализом внутренней сути этого Нечто. Что мы имеем? Что там?

- Там ничего. Там нет никакой логики. А если она есть, я ее не понимаю. Попробуйте поговорить с человеком, который не знает и не может представить, что такое социум или личность, для которого нет различий между разумом и природой, который не имеет никаких интересов. Я так даже не могу представить себе такого человека, тем более разговора с ним, - лицо Форстера выражало злую растерянность.

Гровс поднял руки в жесте несогласия.

- Опять человек! Люди живут только на Земле, а Земли в этом мире не существует. Мы, - фантомы, даже более эфемерные, чем те, что были там, внизу. Я даже сомневаюсь, что мы все существуем. Не исключаю, что мы, - просто каприз игры разума Нечто, сотворенный для лицезрения себя со стороны. Инструмент самопознания. Все мы инструменты! Посмотрите на меня, послушайте! Еще час назад я был убежден в ином. А что произойдет с моими мыслями завтра? Не за что ухватиться. Надо меняться, как...

Лойда мягко заметила, поочередно посмотрев всем в глаза:

- Но ведь и наше Нечто утверждает, что люди для него загадка. Как можно не понимать собственные творения? Мы созданы Землей, а не фантомы Рая.

- Итак, надо начинать сначала. Разбираться, что есть живое, что есть разум, что есть человек, - Тур разнял пальцы рук, нахмурился, - Справимся мы с этим теперь? Давайте примем все как есть и начнем шевелиться. Надо менять орбиту, нас ждут Виталий с Еленой, следовательно, требуется срочно закончить подготовку десантного модуля. А все теоретические проблемы, - в сторону. И да помогут нам звезды...

Вито заговорил спокойнее:

- В информации, полученной от Нечто, имеется косвенное подтверждение о наличии где-то рядом с Золотой аномалии в течении Времени. И намек на то, что наше пространство где-то тут соприкасается с иными измерениями. Может быть, это как раз то, что выглядит с нашей стороны как проколы пространства, провалы, гравитационные линзы.

- Вселенная, - книга, не имеющая начала и конца, непрерывно издаваемая. Она написана и пишется на незнакомом нам языке. Мы открыли в книге одну или несколько страниц и пытаемся понять, о чем в них написано. Мы делаем иногда более-менее удачные переводы оттуда на свой язык. Часто вписываем в страницу свои фантазии, называя их гипотезами, теориями и тому подобным, выдавая их за отражения объективной реальности. И потом судим обо всей книге по этим строчкам. О какой же истине можно вести речь? - Гровс говорил почти шепотом, делясь размышлениями, еще не оформившимися в четкую систему, - А ведь на одной из страниц написано о нас.

- Выходит, мы еще ее не нашли? - спросила Анна, - Начали не с того листа?

Гровс отвечал все тем же тихим голосом:

- А может, в книге вовсе нет никакого текста? Видимость одна, что-то расплывчатое, текучее, аморфное. И мы сами создаем текст. Исходя из позиций, заложенных в нас.

Максим Тур сказал Гровсу:

- Рэй, таким образом, получается логический круг. Мы вписываем в пустую книгу текст и так создаем физические, химические и прочие реалии. Но кто в нас-то заложил исходные письмена, позволяющие нам создавать миры в неизвестном нам издании, которое мы не способны объять даже воображением?

Гровс стер пот со лба и сел в кресло.

- Максим, ты оказался способен одним отчаянным усилием воли остановить падение в бездну и спасти экспедицию. Лойда, находившаяся в безжизненном состоянии, - теперь-то мы это можем открыто признать, - в течение считанных минут возвращается в здоровое бытие. Гровс умирает и оживает за сутки... Кто ответственен за эти строки в книге судеб?

Вопрос Рэя Гровса оказался последним в беседе. Все устали от непрестанных попыток понять свое место в калейдоскопе загадок, в лабиринте тайн, от попыток усилием разума отыскать выход из лишенного человеческой логики неосязаемого универсума. Единственное, что люди могли сейчас сделать, - ускорить эвакуацию с планеты Виталия Адамова и Елены Эйро. И люди занялись этим единственным конкретным делом.

Прошел долгий день и наступил вечер действия.

Свободные от вахты и непосредственных обязанностей собрались в навигаторской и заняли места в креслах, установленных амфитеатром за спиной главного координатора, приготовившегося выполнять обязанности навигатора звездолета. Тур за пультом сидел один, отсчитывая время. Начиналась реализация предложенного им же плана.

План включал три основных пункта: "Ойкумена" переходит в новую точку орбиты над Раем, десантный модуль оттуда забирает с поверхности планеты Виталия и Елену и затем звездолет стартует к альфе Кентавра.

С таким выходом согласились все без исключения, - если уж нет возможности вернуться на Землю, надо продолжать путь, утвержденный Землей, поскольку тройная система Кентавра оставалась достижимой. Никто пока не согласился внутренне окончательно, что небо вокруг, - чужое. И альфа Кентавра, - название условное. Говорили о деформации локального участка пространства-времени, вызванной местным гравитационным возмущением. Черная дыра ли, коридор ли в ядро Галактики послужили причиной, - об этом старались не думать. Тур занялся своим делом.

Звездная полусфера сменилась привычным видом планеты. Обращаясь синхронно с Раем, "Ойкумена" стояла неподвижно над местом, где несколько дней назад в экспедиционном лагере кипела жизнь и люди, уверенные в своей силе и могуществе земной техники, строили планы и готовились к завоеванию нового мира. Сегодня в глазах звездолетчиков уже не светилась готовность к приключениям, а горела лишь печаль по погибшим и горечь от осознания человеческого бессилия перед оставшейся невидимой и непонятой силой. От приглашения остаться в Раю или на иной планете Золотой все единодушно отказались. На сей раз эмоции превысили авторитет рассудка у каждого. Биорг признал решение целесообразным.

В отношении к иному Разуму испытывали всё, кроме симпатии. Возможно, если бы удалось с ним встретиться, ощутить его зримо, что-то и переменилось бы. Но Нечто скрывалось за завесой тайны. И единственно приемлемое объяснение, что планета Рай и есть это самое Нечто, не вмещалось в человеческое сознание, представая мистификацией, которую преодолеть было нельзя, а смириться с ней не хватало воображения. Неразрешенные загадки, непонятные сведения, переполнившие накопитель Биорга, тяжким грузом давили на психику, усиливая чувство ущербности, пробуждая ощущение бессмысленности как личной судьбы, так и целевых установок всего земного сообщества.

Главное, - ни у одного из звездолетчиков не возникло и мысли о необходимости попрощаться с планетой или тем, что за ней скрывалось, как прощаются при расставании с живым, будь то друг или противник.

Северина Джинс говорила Туру об окаменелости и ожесточенности, проникших в души людей. Даже чудесное исцеление Лойды и Гровса не было в силах растопить их заледеневшие сердца. Круг экзопсихологов бессилен, ибо в них, - то же самое. Если бы не Алексей Кондаков и Леонид Крохин, черная депрессия поглотила бы "Ойкумену", лишив людей последних надежд и воли к жизни. Где мягким напоминанием, где твердым словом, где просто касанием рук они не давали угаснуть огню человеческой активности.

Несмотря на стремление побыстрее распрощаться с Раем, не нашлось никого, кто согласился бы принять на себя ответственность за судьбу Первой Звездной хоть в малейшей мере. С каждой пустяковой просьбой, с любой дилеммой обращались к Максиму Туру; считая его единственным авторитетом во всех вопросах, - от наладки десантного модуля до определения стратегии полета. С его предложениями соглашались немедленно и без раздумий. Слово главного координатора сделалось более обязательным, нежели волеизъявление древних императоров.

Кондаков и Крохин, видя бесполезность противодействия устанавливающемуся культу Максима Тура, переговорили с ним и успокоились. Стремление разочаровавшихся в себе людей создать идола вовне в конце концов развеется, чему будет гарантией внутренняя позиция Максима.

А Тур, с новыми силами взявшись за работу, просветленный внутренне и внешне, только посмеивался над беспомощностью товарищей, считая ее явлением временным, подобным болезни, которой надо переболеть, чтобы затем получить иммунитет на всю жизнь. В разговоре с Алексеем он однажды, смеясь, назвал навигаторскую кумирней, куда вереницей круглые сутки стремятся одичавшие соплеменники за благословением.

Но вот "Ойкумена" приготовилась к старту, каждый занял свое место. Максим установил постоянную громкую связь с Виталием Адамовым. И его мальчишеский веселый тенор, вплетенный во взрослое женское контральто Елены, заставил улыбнуться не раз Лойду и Северину.

Тур поднял руку и по его сигналу панорама северного материка Рая сдвинулась и медленно поползла по экрану вниз. Максим опустил веки: не хотелось смотреть на уходящий навсегда знакомый берег, девственно чистый, будто и не было здесь никогда возведенных людьми жилого купола, лабораторного комплекса, ангара... Он вспомнил лица тех, кому не суждено было видеть торжество чуждой воли над человеческой независимостью. Эрнст Рэб, - он не смог бы примириться с поражением, в его душе не было места подобным понятиям. Игорь Сказов, - с его острым мышлением, не исключено, продвинулся бы дальше других в разгадке тайны; чувствует Тур, лежит она в любимой Игорем микрофизике... Перед закрытыми глазами проплывало лицо Петра Гриффита, когда Тур услышал позади себя единый вздох, переполненный изумлением.

Он напряг мышцы, открыл глаза и сразу все понял; внутренне он давно подозревал, что такое может случиться.

"Таким образом, - сказал он себе, - Первая Звездная завершена досрочно".

Инерция человеческого восприятия, избыточный вес стереотипов не давали примириться и согласиться с картиной, развернувшейся на том месте, где их ожидали Виталий и Елена. Звездолетчики сгрудились за креслом Тура, молча надеясь, что он объяснит случившееся и вернет картинку назад, заменит ошибочно вставленный в проекционный аппарат кадр на прежний.

"Опять все зависит от меня, - горько подумал Тур, - И мне надо что-то придумать; иначе кто-нибудь не выдержит последнего чуда, не перенесет прощального всплеска запредельной воли". Он поднялся, отошел от ненужного пульта управления и присоединился к стоящим. К нему подошла Лойда и ободряюще прикоснулась плечом к руке. Максим вместе со всеми жадно всматривался в обзорный экран, пытаясь отыскать детали, которые можно было бы истолковать как признаки видеообмана.

Но и общий вид, и мелкие подробности убеждали в подлинности, в абсолютной реальности видимого. Все и так, и не так, как выглядело шесть лет назад.

"Ойкумена" висела над центром Евразийского континента, у северных отрогов Горного Алтая. Зеленая шагреневая кожа сибирских лесов сократилась до нескольких малых кусочков. Новые города, громадные купола промцентров, широкие дороги, разделяющие квадраты распаханных полей. Возрастающие потребности растущего населения Земли резали и кроили карту планеты непрерывно и беспощадно.

Новые космические станции, лаборатории и заводы густым роем царили над обжитым пространством, продляя его вверх. Со смешанным чувством облегчения и несогласия Тур поднял голову. Небо свое, узнаваемое: и Большая Медведица не соответствовала своему имени, а повторяла очертания ковша, и Полярная, полюс его вселенной, не имела ничего общего с гигантом Антаресом.

Тур приказал Биоргу войти в радио и телесеть планеты. Голоса комментаторов заполнили навигаторскую, изображения, отобранные Лелем, окружили помещение цветным поясом лиц и пейзажей.

На Земле кипела жизнь, Земля еще не заметила появления "Ойкумены", не опознала ее. Говорили о достигнутом, о неодолимой силе человеческого разума, о новых открытиях и планах, о людях великих и простых. Показывали мегаполисы, превосходящие размерами естественные острова, океанские космодромы...

Луна покрылась почти сплошной сетью земных поселений. Кратеры накрыли куполами, множество космических станций отделили лунное небо от космоса.

Вновь Тур ощутил биение человеческой мысли, напряженную целеустремленность людей в нарисованное ими же будущее, бесконечную уверенность в своей правоте и силе, в том, что человек пришел в мир завоевателем и он завоюет мир для себя, подчинит все и вся...

Голос Гровса, почти неслышный, снова бессильный, стал визитной карточкой вернувшихся из изгнания.

- Во что мы превратили Рай! Близко, но недосягаемо. Первые люди Рая... Виталий и Елена...

Пожалуй, только после слов Гровса они уяснили, что же произошло на самом деле.

Молчание длилось долго, нарушаемое только голосами земных комментаторов. Не было пока слов, они кипели внутри, выплавлялись в новое осознание самого себя, в возвращаемое, но уже иное Я.

Не оборачиваясь, Максим Тур видел, что произошло с его товарищами за короткие минуты, ставшие итогом долгой борьбы с самими собой. Первая Звездная обрела потерянное единство, но оно не было прежним. И оно уже не сливалось безраздельно со сплоченностью миллиардов людей под ними, а скорее противостояло ей.

Вернувшемуся со звездных путей человеческому единству предстояло окрепнуть, найти и привлечь союзников, развиться в планетарное явление. Познавшие свой мир с иной точки обзора люди сомкнулись плечами, локтями, мыслями, чувствами, потерями и обретениями, прошлым и будущим.

Женщины первыми пришли в себя, первыми заговорили.

Алина Принстон, за последние дни не вымолвившая ни слова, сказала:

- Они думают так же, как думали недавно мы. Они непогрешимы в своих глазах, они верят в свой гений. А клетка замкнулась... Где же наш дом?

Анна Вирс что-то шептала, слезы текли по ее бледным щекам. Тур расслышал только имена Виталия и Елены... Она хотела остаться с ними, в Раю, на той Земле...

Северина Джинс, обретшая привычную уверенность экзопсихолога, успокаивающе произнесла:

- А мы-то зачем? Теперь мы знаем. А знающий сможет. Люди повзрослеют... И мы еще выйдем на дороги Вселенной...

Максим улыбнулся Лойде: она стояла крепко и упруго, как ее березка в оранжерее. И не было в ее глазах отчаяния и растерянности.

Вот и пришла к ним тоска по Раю вместо былого неприятия, вот и стронулась в места река льда, уступив место теплому течению.

И не надо Максиму Туру ничего говорить. "Ойкумене" уже не нужен главный координатор, его друзьям нужен просто Макси, готовый помочь и попросить помощи, равный среди первых и первый среди равных, такой же, как другие.

Круг земного времени не замкнулся, райское прошлое еще могло стать будущим. Только бы не повторить Ночь Возмездия, Ночь Искупления... Дух Елены и Виталия, сохраненный полем сознания родной планеты в матрицах миллионолетнего возраста, ждал встречи. Максим вернется в картине Мясоедова, и через знахаря поговорит с ними.

Пожалуй, люди смогут вернуться на Рай. Но много лет пройдет, пока изменятся краски на картине, что сейчас расстилается перед ними.

...Как странно: ведь в его крови, в крови Лойды и всех других, живущих сейчас на Земле и над Землей, - сохранены желания и мысли вечно юных Виталия и Елены...

Может, и не надо обращаться к знахарю? А заглянуть в себя, и достаточно?

1