Первый император. Эндшпиль

На земле, в небесах и на море

На земле, в небесах и на море

Самая лучшая война — разбить замыслы противника;

на следующем месте — разбить его союзы;

на следующем месте — разбить его войска.

Самое худшее — осаждать крепости.

Сунь Цзы. «Планирование нападения»

Дневник императора Николая II

20-го сентября 1909 г. Среда. Недолго погулял. Принял офицера, унт.-оф. и рядового 41 пех. Селенгинского полка, кот. взяли в бою и привезли мне знамя 2-го Тирольского полка. В 12.30 поехали к молебну. Миша завтракал. В 2.30 простился в поезде со своими дорогими и поехал в действующую армию.

Бельгия. Льеж. Сентябрь 1909 г.

Город Люттих по-немецки, он же для бельгийцев и французов – Льеж, был не просто крепостью. Построенный на холмистом левом берегу Мааса, этот город, окруженный пятидесятикилометровой цепью фортов, считался в Европе наиболее грозным оборонительным рубежом. В сущности, его можно было считать этаким стратегическим тет-де-поном[1], преграждавшим путь германцам в бельгийские земли. Пушки его фортов держали под контролем все пространство между голландской границей и поросшим лесом холмистым подножием Арденн. Поэтому мосты этого города являлись единственной удобной для войск переправой через Маас. Железнодорожный узел, соединявший Бельгию с Германией и северной частью Франции, был необходим для снабжения наступающих германских армий. Не захватив Льежа и не обезвредив его форты, германское правое крыло не смогло бы продвинуться вперед.

И это понимали и бельгийцы, и немцы… Именно поэтому для взятия города было выделено два армейских корпуса из состава первой армии, усиленные полком осадной артиллерии. А бельгийцы, кроме девятитысячного гарнизона крепости, оставили в городе все пять полков третьей пехотной дивизии, добавив к ним карабинерный и гренадерский полки из четвертой (брюссельской) дивизии и кавалеристов второго уланского полка.

Но даже такое усиление и четыре сотни орудий крепости не давали бельгийцам превосходства над атакующей германской армией. Сведения об этом немцы получили от сумевшего выехать из города германского предпринимателя. Но командующий специальной Осадной армией (а заодно и Десятым корпусом) генерал фон Эммих больше переживал о том, что бельгийцы за время сосредоточения успели создать полевые укрепления в виде окопов, люнетов и прочих редутов между фортами. А еще – о запаздывании осадной артиллерии, которую подвозили поезда только к ближайшим железнодорожным станциям. А дальше их приходилось везти по имеющимся дорогам к крепости, что оказалось не столь просто, как планировалось. Особенно трудно оказалось транспортировать единственную изготовленную к этому времени «короткую морскую пушку», а точнее сорокадвухсантиметровую мортиру «Толстушка Берта». Названное в честь владелицы фирмы орудие оказалось капризным во время транспортировки, как женщина. Поломка следовала за поломкой. Ломались паровые и бензиновые тягачи, разваливались, подпрыгнув на кочке, колеса, рвались тяги и постромки. Но колонна артиллеристов с упорством муравьев, тащивших гусеницу в муравейник, постепенно приближалась к Льежу. А кроме этого монстра туда же волокли несколько береговых двадцативосьмисантиметровых гаубиц, для которых специально выделенные саперные батальоны уже готовили несколько позиций, заливая бетоном площадки. Причем, что удивительно, бельгийцы по саперам не стреляли, даже когда они работали днем и в зоне обстрела фортов.

Однако фон Эммих решил не ждать полного сосредоточения осадного парка и испытать в боевых условиях метод ускоренной атаки крепости, предложенный баварским генералом фон Зауером.

Поэтому, едва солнце приподнялось в небе, чтобы артиллеристы могли наблюдать цели, загрохотали орудия. Пушки, в полном соответствии с идеями Зауера, обстреливали ближайшие к ним форты шрапнельными снарядами, чтобы затруднить передвижения внутри ограды укрепления. Легкие же и тяжелые гаубицы били по полевым укреплениям, занятым бельгийской пехотой. Эффективность обстрела фугасами из стопяти- и стопятидесятимиллиметровых орудий повышалась и из-за слабого учета бельгийцами опыта недавней русско-японской войны. Именно там было впервые наглядно продемонстрировано, что наземные укрепления типа редутов и люнетов под огнем современной артиллерии с ее мощными снарядами превращаются из укрытий в ловушки для войск. Не прошло и четверти часа, как наблюдавшие за работой артиллерии генералы приказали начать штурм. И передовые густые цепи пехоты, вслед за которыми шли колоннами поддержки устремились вперед. Орудий продолжали грохотать, вселяя в сердца идущих почти как на параде пехотинцев в фельдграу и синем, что бельгийцы уничтожены и подавлены… Но тут в фортах начали подниматься башни с орудиями, а замаскированные и потому уцелевшие от поражения пулеметы уже открыли огонь. Одновременно из окопов, которые все же были вырыты, пусть и в недостаточном количестве, и прекрасно защитили сидящих в них бойцов, начали стрелять залпами из винтовок. В атакующей стрелковой цепи германцев начали появляться обширные разрывы. В колоннах, попавших под огонь, выкосило первую шеренгу. Но германские солдаты, подчиняясь командам уцелевших офицеров и унтеров, продолжали идти вперед, словно не обращая внимания на крики раненых и дергающиеся в агонии тела. Но вот раздался грохот выстрелов неприятельской артиллерии. К стрелковому огню добавились облачка шрапнели, а свои орудия неожиданно прекратили огонь.

Пехота, как оказалось, уже потрясенная понесенными потерями, под шрапнельным огнем залегла, а к артиллерийским батареям побежали посыльные. Но большинство орудий стояло на открытых позициях, в зоне обстрела дальнобойных орудий фортов. Поэтому ответного огня от поддерживающей артиллерии пехота не дождалась и, пролежав под свинцовым дождем несколько минут, побежала. Бельгийцы тотчас же прекратили стрельбу.

Остановить бегущих и заставить их слушаться уцелевшим в бою офицерам удалось только перед позициями батарей. На которых, надо признать, трупов валялось относительно немногим меньше, чем на полях перед фортами. А кроме убитых, позиции артиллерии «украшали» множество разбитых орудий и туши убитых лошадей.

Окончательно полный порядок навели только ближе к вечеру. Что не помешало не участвовавшим в атаках кавалеристам и нескольким пехотным полкам переправится через Маас и за ночь завершить полное окружение крепости.

Но до того, как уланы перерезали телеграфные провода, соединяющие Люттих с Брюсселем, корреспондент «Сан» Джошуа Браун успел передать в редакцию газеты телеграмму с описанием первого штурма крепости. Знаменитую телеграмму «две тысячи слов», так как заплатил он именно за такое количество слов в тексте. В ней цитировались неоднократно потом публиковавшиеся слова одного из пулеметчиков, участвовавших в отражении атаки: «Немцы шли на нас, казалось, плечом к плечу, цепь за цепью, и, как только одни падали, сраженные пулями, на их месте возникали другие, чтобы тут же упасть и пополнить собой все возраставшее перед нами жуткое нагромождение из мертвых и раненых».

Генерал фон Эммих решил снова атаковать, теперь уже ночью. Планировалось под покровом ночи пройти линию внешних фортов и на рассвете занять укрепления. Каждая колонна наступала по своему направлению, пользуясь фортовыми дорогами, проходящими между фортами. Вслед за передовыми дозорами, разведывавшими путь, шли главные силы колонн. Винтовки были не заряжены. Огонь разрешалось открывать только по команде офицеров. Для распознавания своих на левый рукав мундира каждого пехотинца надели белые повязки и все войска при встрече должны были произносить пароль «Кайзер». Темная осенняя ночь и разразившаяся над районом боев гроза, казалось, должны были помочь успеху наступления. Однако расчет германского командования на внезапность не оправдался. Первые атаки, направленные в промежутки между фортами, были отбиты. Лишь на одном направлении германцы подошли к городу и им удалось захватить старый форт Шартрез, расположенный на окраине Льежа. Обстрелянное до этого сосредоточенным огнем всех имевшихся батарей двадцатиодносантиметровых мортир. Оказалось, что построенные в прошлом веке и рассчитанные на сопротивление старым чугунным снарядам с менее мощной взрывчаткой, укрепления не могут противостоять огню современной артиллерии. Полуразрушенное, не имеющее не единого пулемета, укрепление пало к утру. Однако ценой этого успеха стали большие потери атакующей пехоты, из полка осталось всего три потрепанные роты.

Прибывший наутро командующий Первой армией генерал фон Бок, оценив результаты и понесенные потери, приказал прекратить атаки и приступить к подготовке «артиллерийского штурма». Во второй же половине следующего дня к крепости прибыли части «Толстушки Берты». А вслед за ними – и двадцативосьмисантиметровые мортиры. Несколько дней ушло на сборку и установку орудий. Их устанавливали на укрытых от обстрелов крепостной артиллерии позициях. Корректировщики занимали наблюдательные посты. Затем на тележках к орудию подтаскивали снаряды и заряды, десятки солдат с помощью разнообразных приспособлений впихивали их в зарядную камору. Огромные бочкообразные стволы, с торчащими над и под ними цилиндрами амортизаторов, поднимались на заданный угол возвышения и артиллеристы, одев на уши, глаза и рот специальные повязки, укрывались в стороне от орудия… раздавался ужасающий грохот, земля содрогалась, как при землетрясении, в домах по всей окрестности вылетали стекла и гигантский снаряд отправлялся к цели. Защитники крепости, даже за бетонными стенами слышали грохот и душераздирающий вой снарядов. С каждым взрывом они чувствовали, что снаряды ложатся все ближе и ближе к стенам. Затем следовало попадание. Надежные, несокрушимые на вид бетонные перекрытия лопались, как стеклянные стаканы от удара о землю. Людей разрывало на куски, заваливало, убивало летящими обломками. Огонь, грохот и удушающий пороховой дым наполняли казематы. Солдаты доходили до истерики, обезумев от ожидания следующего выстрела. Нескольких дней и нескольких сотен снарядов хватило, чтобы крепость, о которой писали, что она продержится вечно, сдалась. Комендант крепости генерал Леман, командовавший обороной до последнего, получивший контузию в результате обстрела, был захвачен в бессознательном состоянии в плен на развалинах форта Лонсен. Часть пехотных батальонов, в основном из состава карабинерного и гренадерского полка, и уланы, вырвались из окружения, прорвав оборону не ожидавших удара из крепости германских частей. Преследуемые в первую очередь немецкими кавалеристами, героически отбиваясь, но неся большие потери, остатки гарнизона Льежа все же сумели отойти к оборонявшимся на реке Диль главным силам бельгийцев.

Падение Люттиха (Льежа) словно открыло плотину и серо-зеленые колонны пехоты устремились по равнинам Бельгии на юго-запад, вслед уже освоившими эти пространства кавалеристами. Вместе с первой армией, двинувшейся вперед, в наступление перешли, форсируя Маас, части второй германской, а за ними – и третьей армии. План Шлиффена начал выполняться…

Атлантический океан. Сентябрь 1909 г.

«Океан огромен. И, казалось бы, в нем невозможно найти такие маленькие по сравнению с ним скорлупки кораблей, созданных людьми. В принципе, так оно и есть, если не учитывать, что люди бороздят море на своих судах не для собственного развлечения. А потому и ходят, как говорят моряки, эти кораблики не как попало, а по набитым, пусть и невидимым, путям из одного порта в другой. Путям, определяемым двигателем торгового судна, компасом, звездами и погодой. Так как для парусника удобнее идти одним путем, определяемым удобными ветрами и течениями, а пароходу проще идти по той самой прямой, которая на обычных картах изображается отрезком дуги из-за шарообразности Земли. Именно поэтому рейдеры и перехватывают купеческие корабли среди этой бескрайней воды. И в свою очередь, именно здесь их ловят охранители торговли…»

Погрузившись в раздумья, вахтенный офицер крейсера «Дмитрий Донской» лейтенант Николай Ливитин, прогуливался по ходовой рубке, не забывая, однако, контролировать рулевого и сигнальщиков. Кроме него, еще несколько офицеров расположилось возле крупномасштабной карты Атлантики, на которую как раз в эту минуту штурман наносил актуальную прокладку курса.

- Вашбродь, дымы, - подошедший к нему сигнальный кондуктор проговорил негромко, явно чтобы не отвлекать занятых у карты офицеров.

- Где? – встревожился Николай и вслед за кондуктором вышел из рубки на крыло мостика.

- Вона, вашбродь, с заката, Корнейчук увидал. Дымы сильные и много. На простых купцов не похоже, – одновременно с докладом кондуктор показал направление на замеченное явление.

Ливитин поднял бинокль, всматриваясь и выругался про себя, с трудом сдерживая рвущиеся с губ выражения.

- Молодцы, братцы, - похвалил он сигнальщиков и быстрым шагом вернулся в рубку. Пока матросы понимающе переглядывались, по кораблю разнеслись пронзительные звуки колоколов громкого боя - сигналы тревоги. Поднятые ими матросы и офицеры занимали места по боевому расчету. Разбуженный вестовыми командир поднялся на мостик и, получив доклад, приказал зарядить орудия «в виду неприятеля» и сообщить по радиотелеграфу на флагманский корабль о появлении вражеских кораблей. Между тем дымы приближались и уже можно было видно, что силуэт идущего первым корабля никоим образом не напоминает купеческий трамп.

- Приближается явно двухтрубный крейсер. Как мне кажется, мачты и трубы на нем наклонные, - заметил Ливитин.

- Я пока не различаю таких подробностей, - с уважением посмотрев на глазастого лейтенанта, заметил стоявший рядом с командиром Блохин, старший офицер крейсера, - но если вы правы, то по нашему месту - это скорее всего австрийцы из их новой колонии.

- Так точно, господин капитан второго ранга, - отозвался Ливитин по-уставному, учитывая ситуацию. – Первым, вероятно, «Зента» или «Сегетвар», а за ним, если судить по дымам, идут как минимум два трехтрубных. Это, как я полагаю, «Санкт Георг» и «Адмирал Шпаун».

- Хорошо изучили Бойля и Джейнса[2], лейтенант, - поощрил глазастого вахтенного офицера командир. Капитан первого ранга Лебедев, в свое время закончивший минный класс, очень уважал грамотных подчиненных. И с полного его одобрения большинство мичманов и лейтенантов крейсера увлекалось чтением именно технической литературы, а не беллетристикой и актрисками. Впрочем, актрисок посреди океана найти было весьма проблематично, а страдания героев художественной литературы как-то бледнели на фоне реальной войны и возможной судьбы застигнутого превосходящими силами противника крейсера. Пусть новейшего и скоростного, но при этом все равно уязвимого, несмотря на непревзойденную никем максимальную скорость в двадцать семь узлов и мощное вооружение.

Пока экипаж «Дмитрия Донского» готовился к бою, противник тоже не тратил время даром. Легкий крейсер, отчаянно дымя, устремился навстречу русским на скорости не меньше шестнадцати - семнадцати узлов.

- Ваше высбродие! … – прибежавший на мостик вестовой тяжело дышал. Спешил, понятно. – Господин лейтенант Шутов … повелели доложить, что радио на «Нахимов» дошло. Получена кфи…квитанция. Такоже нам австрияк радирует, просит назвать себя. Господин лейтенант указаний ждут…

- Передай, пусть забьют радио австрийца искрой, - приказал, оторвавшись от наблюдения за противником, Блохин. Вестовой убежал, а на мостике воцарилось напряженное молчание.

- На полрумба влево, держать курс…, ход до полного! - прервав напряженную тишину, скомандовал Блохин. – Огонь открывать по способности! – добавил он, полуобернувшись к старшему артиллеристу.

Австрийский бронепалубный крейсер (это был, как практически точно определил Ливитин, «Сегетвар» из состава колониальной эскадры) с его стодвадцатимиллиметровками, уступал по огневой мощи тяжелому «Донскому», вооруженному семидюймовыми[3] орудиями главного калибра. Попытка боя против русского крейсера стала бы для него изощренной формой самоубийства, учитывая также и разницу в бронировании. Австриец защищала лишь одно-двухдюймовая броневая палуба, а русский «убийца торговли» нес пусть тонкий, трехдюймовый, но полный бронепояс. Поэтому, едва установив, что перед ним противник, цесарцы[4] бросились наутек, рассчитывая заманить русского под тяжелые орудия броненосных крейсеров. Причем первоначально казалось, что им это вполне удается. Тем более, что броненосные крейсера шли не слишком далеко позади. Однако русский, как определили австрийские наблюдатели, крейсер, оказался более быстрым, чем ожидалось.

И уже менее, чем через четверть часа, выстрелило первое семидюймовое орудие носовой башни «Донского». А затем, нащупывая расстояние до улепетывающего во все винты «Сегетвара» – второе, давшее близкое накрытие. Никогда еще со времен заводских испытаний австрийский крейсер не развивал столь высокой скорости. Но даже двадцать узлов, до которых разогнался корабль, не спасали его от медленно, но верно настигающего русского.

На мостике «Дмитрия Донского» царило хорошее настроение. Ощущения стоящих на мостике офицеров были похожи на чувства кошки, догоняющей мышь и ощущающей, что она никуда не денется. К этому следует добавить и чувство удовлетворения о том, что это будет настоящее боевое дело, с реальным противником, а не охота за беззащитными купцами.

Носовая башня, пошевелив стволами, внезапно дала полный залп. Похоже старший артиллерийский офицер «Донского» решил, что на дальномерном посту верно нащупали дистанцию до неприятеля. Три стальные чушки с ревом вырвались из стволов семидюймовок, с огромной скоростью, обгоняя звук, преодолели разделявшее корабли расстояние и взорвались. Рядом с бортом австрийца выросли два огромных водяных столба, а на корме вдруг словно расцвел гигантский огненный цветок. «Сегетвар» содрогнулся весь от носа до кормы, но продолжал убегать, напрягая винты. И только отсутствие одного из кормовых орудий, разгорающийся на корме пожар, и торчащий под нелепым углом ствол второго показывали, что русский снаряд выполнил свою задачу.

Однако теперь наступило время убегать «Донскому». Два цесарских броненосных крейсера, напрягая машины, спешили на помощь своему бронепалубному собрату. А их четыре двадцатичетырехсантиметровки и десять девятнадцатисантиметровых орудий делали борьбу с ними практически невозможной. Впрочем, двадцать пять узлов, которые «князь» держал без особого напряжения позволяли русским довольно легко уйти от австрийцев, развивавших в самом лучшем случае всего лишь двадцать два.

Заложивший циркуляцию «Донской» на прощание отстрелялся по ковылявшему «Сегетвару» сначала из носовой башни главного калибра. А потом последовательно, сначала из кормовых пятидесятитрехлинеек, а затем и из кормовой башни главного калибра. Тяжелые снаряды без особого результата разорвались неподалеку от бортов описывающего коордонаты австрийца. А вот двум стотридцатипятимиллиметровым снарядам удалось попасть в цель. Один из них разорвался на корме, окончательно разбив уцелевшее, но поврежденное орудие и снова раздув уже почти потушенный пожар. А вот второй каким-то чудом проскочил прямо ко второй трубе и разорвался у ее основания. Котельное отделение из-за потери тяги и повреждения дымоходов заполнилось дымом от топящихся котлов, а бешено воющие вентиляторы вместе с наружным воздухом втянули и дымы разгоравшихся пожаров. Потравленные кочегары полезли из котельной наружу, словно выгоняемые дымом из нор крысы. Скорость крейсера начала падать, оставшейся группы котлов не хватало для поддержания давления пара, достаточного для работающих на полной мощности машин. Но русский корабль убегал от более сильных напарников и на мостике бронепалубника царил сдержанный оптимизм. Полученные повреждения отремонтировать в колонии было невозможно, зато была вероятность отправится на ремонт в Британию, или даже домой, в Австрию…

Два броненосных брата на всех парах мчались за одиноким рейдером, в расчете если не достать, то хотя бы отогнать наглого русского подальше в океан. Однако русский, у которого, кажется, появились поломки в машинах, начал понемногу приближаться. В азарте погони большинство наблюдателей следило только за убегающим. Поэтому на австрийцах не сразу обратили внимание на приближающий с зюйда дым. Не столь густой, как у них, он мог принадлежать либо какому-то одинокому купцу … либо еще одному крейсеру противника с нефтяным отоплением котлов. И, когда уже можно было рискнуть и выпустить первый снаряд из носовой двадцатичетырехсантиметровки, оказалось, что оправдались худшие опасения. Отсекая своим движением от курса на базу и, заодно, на ковыляющий в ее сторону «Сегетвар», во всей своей грозной красе к мгновенно превратившимся из загонщиков в дичь австрийцам, приближался русский линейный крейсер. Тот самый, который, по разработкам всех известных военно-морских теоретиков, предназначался не только для участия в эскадренных боях, но и для борьбы с крейсерами противника, в первую очередь именно броненосными. Так что теперь убегать, вовсю напрягая винты, пришлось уже австрийцам. Но от линейного крейсера, идущего полным ходом, так просто уйти оказалось невозможно. Он нагонял насилующие свои машины австрийские корабли с каждой минутой. Кроме того, второй русский крейсер, неожиданно вернувшись, открыл огонь, маневрируя на дальности предельной для обстрела главным калибром противника. Причем сам он стрелял в ответ вполне уверенно, имея, как поняли австрийцы, отличные дальномеры и отлаженную систему управления огнем. Конечно, на такой дистанции даже эти преимущества нивелировались большим рассеиванием снарядов. Но перестрелка сразу с двумя кораблями затрудняла и управление огнем и сосредоточение его по важнейшей цели. Каковой несомненно выступал линейный крейсер, отрывший огонь из своих десятидюймовок.

В дополнение ко всему начала портиться погода. Сильное, почти штормовое волнение заставило прекратить огонь из казематных орудий. По русским теперь стреляли всего четыре расположенных по французскому образцу в одноорудийных башнях двадцатичетырехснатриметровки и две девятнадцатисантиметровые пушки, стоявшие в одиночных установках в корме на надстройке. Теперь превосходство русских в артиллерии превратилось из подавляющего буквально в раздавляющее.

Отряд «Буки» (крейсерами командовали Бухвостов и Блохин, а транспортом – Благовещенский, что стало постоянной темой шуток записных остряков) пользуясь превосходством в скорости, вцепился в противника клыками своих дальнобойных орудий. Первым получил серьезное попадание идущий концевым «Адмирал Шпаун». Тяжелый десятидюймовый бронебойный снаряд, падая под большим углом, прошил сквозь двухдюймовую бронепалубу, как бумагу, и рванул в машинном отделении. Скорость австрийца начала резко падать. Бухвостов, оценив положение, приказал «Донскому» заняться подранком. Но при этом, обгоняя охромевшего цесарца, не отказал старшему артиллеристу в удовольствии дать полноценный залп по подранку. Из восьми снарядов в цель попал только один. Но именно это попадание оказалось роковым для австрийца. Стальная чушка пробила крышу носовой башни главного калибра и исправно взорвалась, разнося вдребезги все, находящееся внутри. Башню словно раздуло изнутри, крыша подлетела и исчезла в волнах, а задняя стенка развалилась на куски, часть из которых словно шрапнель прошлась по надстройке и мостику. Вспыхнул пожар. «Дмитрий Донской», развернувшись, зашел к «Шпауну» с носовых углов и принялся безнаказанно расстреливать лишенный возможности отвечать и потерявший ход корабль.

В это же время «Нахимов», догоняя «Санкт Георг», наткнулся на продолжающий двигаться со скоростью не более десяти узлов «Сегетвар». И расстрелял его несколькими залпами главного калибра. Но пока артиллеристы «Адмирала Нахимова» тренировались в стрельбе по мишени, которая, надо признать, сравнительно быстро завалилась на бок и затонула, «Святой Георг» гордо удалился в набежавший шторм. Надо признать, что «Георгу» в этом случае повезло, поскольку кормовая башня на нем к этому времени заклинила в положении пол-оборота налево, кормовая же девятнадцатисантиметровка превратилась в набор металлолома, а в правом борту наблюдалась солидная дыра. Но все эти повреждения не помешали ему пойти сквозь шторм и вернуться в порт. «Адмирал Шпаун» же, с разбитым попаданиями семидюймовых снарядов носом, получив еще пару десятидюймовых снарядов от «Нахимова», затонул, ненадолго показав своим убийцам корму с продолжавшим вращаться винтом.

Русские крейсера, пройдя через шторм и почти десять часов галсируя в заданном районе, встретили наконец «Вятку». Заправляясь на малом ходу, соединение «Буки» устремилось на север, возвращаясь к района охоты на вражеские транспорты.

Франция, Германия и Бельгия. Сентябрь 1909 г.

Пока немцы рвались через форты Льежа в Бельгию, французы развернули наступление в Эльзасе и Лотарингии. Французские генералы, уверенные, что чем больше немецких сил застрянет в боях с бельгийской армией, тем меньше их окажется в «потерянных провинциях», двинули вперед Первую, Вторую и Третью армии. Самые сильные из французских армий, имевшие в своем составе четрынадцать корпусов и четыре кавалерийские дивизии, должны были не только отвоевать для Эльзас и Лотарингию. Продолжая наступление вдоль Рейна, эти армии отсекали обходящее германское крыло. Таким образом, стремившиеся окружить французов немцы сами попадали бы в «котел».

Взяв классической штыковой атакой Альткирк, части Седьмого корпуса и Восьмой кавалерийской дивизии Первой армии устремились вперед, на Мюльхаузен (Мюлуз), к победе и славе. В конечном итоге, очистив Эльзас от германцев, Первая армия должна была выйти на берега Рейна. Но это наступление на самом деле было вспомогательным. Основной удар наносили Вторая и Третья армии в направлении на Саарбург. Причем Третья армия имела еще одной задачей блокирование крепости Мец и прикрытие фланга Второй армии…

Вот и на обороняемый шестым баварским полком Четвертой немецкой армии участок наступали целых два французских полка, поддерживаемые артиллерией. Над неглубокими окопами, в которых укрылась пехота непрерывно рвались, не давая поднять голову, шрапнели, поливая пехоту свинцовым дождем.

- Рядовой, срочно в пулеметный дивизион. Пусть выдвигаются на правый фланг.

- Есть, господин полковник! – невысокий посыльный, с усами «а-ля кайзер» на молодом лице, среагировал быстро. Едва успел полковник закончить приказ, как он уже подхватил винтовку и исчез в ходе сообщения. Наблюдавший за ним по приказу командира полковой адъютант лишь одобрительно хмыкнул, заметив, что даже боясь шрапнельных разрывов, посыльный Адольф все же старался добежать до пулеметчиков как можно быстрее.

Еще четверть часа спустя шесть пулеметных двуколок остановились на опушке небольшой рощицы, покрывавшей вершину холма. Расчеты едва успели собрать пулеметы на отведенных им позициях, как впереди появились передовые пехотные дозоры французов. Их отогнали стрелки огнем из ружей. Один или два француза упали, раненые или убитые, остальные поспешно отбежали назад.

Прошло минут тридцать, и наблюдавший в бинокль Манфред присвистнул от изумления. Противник двигался вперед в таких густых массах, что невозможно было распознать расчленение на линии стрелков. Пехотинцы шли безостановочно, не пригибаясь и не стреляя.

- Огня не открывать! – командир пулеметного дивизиона, капитан Плеве, хладнокровно выжидал, когда «лягушатники» подойдут на дистанцию эффективного огня.

До германских окопов оставалось метров восемьсот, когда цепи пехотинцев, в шинелях с подвернутыми полами и красных штанах, с большой лихостью устремились в атаку. Впереди с саблями наголо бежали офицеры. Встревоженные солдаты ясно слышали дружные крики: «En avante! Vive la France![5]». Кое–кто из пулеметчиков начал уже оглядываться, прикидывая возможность бегства, и только ругань и удары унтер-офицеров приводили их в чувство. Бегущая масса приблизилась на пятьсот метров и капитан, опустив бинокль, с хищной улыбкой на плохо выбритом лице, моментально превратившем его в чудовище, громко скомандовал:

- Огонь!

Реагируя на этот короткий приказ, пулеметы открыли уничтожающий огонь. Действие его было неописуемым: в мгновение ока местность покрылась бесчисленными павшими, и только остатки несчастного полка смогли уйти из этой кровавой бани.

- Бойня, - заметил побледневший командир полка, опуская бинокль.

- Классическая, - согласился с ним представитель дивизионного штаба, не отрывая лицо от бинокля. – Несчастные придурки видимо забыли, что сейчас не тысяча восемьсот четырнадцатый. Смотрите, а они отходят.

В бинокль было видно, как вдали отступали редкие ряды французов. Между ними скакали отдельные всадники, неслись галопом орудия.

- Батальная картина старых времен, - отметил командир полка. – Не хватает только нашей артиллерии. Мы бы их полностью уничтожили. Так и передайте господину генералу.

Но артиллерия, выделенная на поддержку полка – целый дивизион, все двенадцать семидесятисемимиллиметровых пушек, в это время пытался подавить батарею французских «семидесятипяток», расположившихся, в отличие от остальных батарей, в саду и стреляющих с закрытых позиций. Может по этой причине, а может из-за недостатка снарядов у немецких артиллеристов, но французы продолжали вести огонь, заставив залечь посреди поля контратакующий батальон. Солдаты, стараясь укрыться от летящей с неба свинцовой смерти, поспешно окапывались. В ход шло все, что было под рукой – ножи, штыки, кружки, даже сабли, попавшие под руку деревяшки и даже каблуки от сапог. Вдали, километрах в пяти в тылу от лежащей на поле пехоты, на опушке рощи, весело горел неосторожно выехавший на открытое пространство грузовик с установленным в кузове пулеметом…

Командир батареи, капитан Жан-Пьер Ломбаль рассматривал в бинокль лежащее перед ним пространство и время от времени корректировал огонь, обстреливая замеченные скопления немецкой пехоты. Время от времени он приказывал перенести огонь одного-двух орудий на опушку рощи, возле которой едва различался дым от горящей немецкой повозки или автомобиля. Оттуда к обстреливаемым немцам могли подойти подкрепления и капитан, чью батарею прикрывала всего полурота пехоты с одним «Сент-Этьеном», стремился не дать им не малейшей возможности добраться до своих позиций. Вдруг какое-то желтое пятно, показавшееся слева от рощи, привлекло внимание командира батареи. Пятно ширилось, словно растекалось по полю. Но на таком расстоянии даже в бинокль никак не удавалось разглядеть, что это такое.

- Merde[6]! - ругнулся капитан себе под нос и крикнул капралу Бруайе, чтобы тот подал карту.

- Одно лишь ясно. Раньше не было этого пятна, а теперь оно появилось и передвигается; очевидно, это немецкие войска, - пробормотал он себе под нос, разглядывая карту и запоминая необходимые для расчета сведения. - На всякий случай пустим в ту сторону несколько снарядов.

Быстрый расчет, несколько команд для орудийных расчетов и замолчавшая, к облегчению немецкой пехоты, батарея вновь ожила. С резким свистом снаряды понеслись вдаль. Каждое из четырех орудий батареи сделало всего по четыре выстрела, так как капитан не хотел тратить много снарядов на эту непонятную цель, когда перед его позициями расположился целый немецкий батальон. Всего лишь несколько десятков секунд продолжалась стрельба. Ломбаль посмотрел в бинокль и, удостоверившись, что пятно перестало растекаться по полю, приказал перенести огонь на пытавшихся подняться в атаку егерей. Присоединившиеся к треску пулемета и ружейному огню резкие хлопки рвущейся шрапнели и гулкие разрывы гранат, вырывающих осколками и пулями по десятку атакующих сразу, заставили немцев залечь снова.

Но теперь передовая цепь немцев лежала всего в сотнях трех-четырех метров от залегших в оросительной канаве и за деревьями французских стрелков. Немецкая артиллерия все-таки понемногу пристрелялась, хотя нащупать огневые французской батареи так и не смогла. Но тут положение снова изменилось, командир полка прислал еще роту, уплотняя оборону на своем фланге. Казалось, теперь французы выстоят до прихода обещанных подкреплений и снова перейдут в наступление. Но солнце постепенно катилось к закату, а подкрепление все не приходило. И не могло прийти, так как французский комдив вынужден был перебросить все свободные силы против нанесших контрудар во фланг двух бригад баварской пехоты. Атаки и контратаки, неоднократно переходящие в рукопашные схватки, остановились только с наступлением темноты…

В тоже время, пока левофланговые французские армии нанесли «главный удар», в Бельгию с юга, горяча коней, ворвался кавалерийский корпус генерала д’Амада. Французские кавалеристы рвались вперед, чтобы разведать цели и численность наступающих германских армий, а также прикрыть выдвижение Пятой армии и английских экспедиционных сил, называемых в французских документах «армией W[7]». Эти армии, включавшие семь корпусов и английскую кавалерию, выдвигались вслед за кавкорпусом, чтобы создать единую линию обороны и остановить наступающих немцев на полях Бельгии.

Кавалеристы всех трех уже сошлись в скоротечных схватках, пытаясь саблей и огнем прорвать завесы, организованные противниками для прикрытия движения пехоты, а главные силы еще только подтягивались к полям сражений. За исключением, конечно, бельгийской армии, занявшей позиции для прикрытия столицы…

Колонны усталых, запыленных людей маршировали под пение по обсаженным деревьями дорогам – длинные, бесконечные, словно морской прибой, в мундирах синего, хаки и серого цвета, а некоторые еще и в красных штанах. Остроконечные каски, кепи и фуражки, отблески солнечных лучей на стволах винтовок, да нанесенные на чехлах шлемов, кепи, погонах и петлицах номера полков нарушали однообразную, напоминающую движение частей гигантского механизма картину.

Впереди их ждали жестокие бои и не менее жестокие разочарования.

Османская империя. Стамбул (Константинополь), сентябрь 1909 г.

Рокочущий звук с неба заставил командира броненосца «Булварк» кэптена Николсона и стоявшего рядом с ним адмирала Бересфорда прервать разговор и взглянуть на небо. В котором, словно необычное облако с четкими очертаниями, парил хорошо заметный серебристый дирижабль, формой напоминающий веретено.

- Опять прилетели. Чувствуют свою безнаказанность, ведь противодирижабельных пушек в Константинополе нет, а с кораблей много не постреляешь, - заметил Бересфорд.

- Вы совершенно правы, сэр, - ответил Николсон. - Но заметьте, они последнее время и не приближаются аэропланы настолько уж близко к хорошо защищенной нашими корабельными орудиями Стении.

- Да, последний обстрел из Гочкисов с «Илластриеса», кажется, охладил их пыл.

- Но, сэр, они все равно продолжают за нами следить.

- Ничего страшного, мистер Волмот. Скоро подойдут опоздавшие лягушатники и все данные, которые эти воздушные пузыри приносят в Севастополь, станут им не нужны…

- Понимаю, сэр. Но не пойму, почему тянут французы. Надеются, что все решится без них?

- Скорее из-за обычной для них неорганизованности, - поморщился Бересфорд.

- Сэр! – появившийся на мостике вахтенный офицер, несмотря на подтянутый и бравый вид, выглядел очень озабоченным. – Радиограмма, сэр. С «Гиацинта», сэр. Ведут бой…

- Давайте, - адмирал схватил бланк, словно ядовитую змею. Быстро просмотрел и тут же приказал. – Эскадре – готовность к выходу! Австрийцам – тоже! – дождавшись, пока вахтенный скроется, повернулся к Николсону. – Читайте, - и вздохнув, добавил, - Не успеем.

- Но как…? – удивился Никольсон. – Почему разведка проморгала?

В это время русские линкоры, разделившись, уже добивали старичка «Мессудие» и полным ходом нагоняли пытающийся убежать от них «Гиацинт». Что было весьма трудно, так как максимальная скорость догонявших англичанина «Евстафия» и «Потемкина-Таврического» была выше всего на один узел. Пылающий же «Мессудие» заваливался на борт, готовясь составить компанию перевернувшемуся и недавно ушедшему под воду «Ассари-Тефику». Этот броненосец русские разбили первыми же залпами. Тем более, что спущенный на воду в семидесятом году прошлого века корабль даже после ремонта не мог долго сопротивляться современным фугасным снарядам.

Пока линкоры занимались уничтожением боевых кораблей противника, легкий крейсер «Рында» и эсминцы «Заветный», «Мощный», «Искусный», «Крепкий», «Летучий» и «Лихой» гонялись за охраняемыми ими транспортами. Конвой, везущий уголь из Зонгулдака, был слишком лакомой целью для русского удара. Поэтому командующий Черноморским флотом адмирал Чухнин решился на проведение набеговой операции главными силами. Заодно решил проверить возможности недавно оснащенного радиостанцией фирмы «Телефункен» и бомбосбрасывателями воздушного крейсера «Альбатрос». А чтобы имевшиеся в Севастополе английские, французские и турецкие шпионы не смогли передать своим хозяевам сообщения о выходе эскадры в море, телеграфные станции были закрыты, выход судов из гавани запрещен и все почтовые отправления задержаны на сутки. Благодаря этому три русских линкора, три крейсера и двенадцать эсминцев оказались у берегов Турции совершенно неожиданно для противника.

До этого черноморцы вели себя пассивно, только дирижабль-цеппелин время от времени совершал длительные, до самого Стамбула или Трапезунда, разведывательные полеты. Даже переброска по морю значительных подкреплений турецких войск для Кавказского фронта не вызвала никакой реакции русского флота. Поэтому командиры союзных экспедиционных сил были совершенно уверены, что русские будут действовать строго по шаблонам Восточной войны прошлого века и готовят только оборону своих берегов. Которая, по расчетам английских стратегов, должна закончится неудачей даже с учетом трех новейших русских линкоров дредноутного типа. Поскольку против трех линкоров и трех устаревших броненосцев русских будет действовать не менее семнадцати новейших антантовских[8]. И это - не считая крейсеров и турецкого старья. Вот только французы пока задерживались, а тем временем эскадра пожирала дефицитный в данных условиях кардиф, как кот домашнюю сметану. А ведь каждую тонну боевого угля надо было привезти по морю из Англии и Франции. Местный мусорный уголь годился только для того сборища устаревшего металлолома, который по недоразумению назывался османским военным флотом. Но уголь был нужен не только кораблям, ног и городу, который приютил и кормил их экипажи. И очередной охраняемый конвой, доставив на Кавказский фронт еще одну дивизию редифа, обратно вез погруженный в Зонгулдаке уголь. Став неплохой мишенью для главных сил русских.

Пока канониры «Евстафия» и «Потемкина-Таврического» пристреливались по маневрирующему английскому крейсеру, из Пролива в море успели выскочить несколько крейсеров и сопровождающих их эсминцев. Следом за ними дымили, напрягая машины, дежурные австрийские броненосцы. А за ними, понемногу набирая пар в прогреваемых котлах и набирая обороты винтов, тянулись остальные боевые корабли. Включая даже два «новейших» турецких броненосца, сравнительно недавно приобретенные в Англии. При виде выбирающихся на морской простор кораблей противника сторожевая завеса русских в составе двух легких крейсеров и четырех эсминцев развернулась «все вдруг». И начала отходить на север. Шедшие первыми австрийские крейсера «Асперн» и «Кайзер Карл VI» устремились за ними. Конечно, догнать русских, шедших на скорости не меньше двадцати двух узлов и после поворота продолжавших разгоняться, для развивавших двадцать узлов австрийцев было проблематично. Но эти два крейсера имели более мощную артиллерию и лучшее бронирование. Поэтому могли на равных сражаться с русским отрядом до подхода подкреплений. Которые уже выходили из Босфора, держась при этом около берега, в зоне обстрела береговых батарей. Цесарцы тоже не стали гоняться за русскими, а быстро повернули к берегу, опасаясь возможного появления русских линкоров. Которые так и не появились, продолжая крейсировать восточнее, в районе потопления «Гиацинта» и прикрывая тем самым легкие силы, занятые спасением уцелевших моряков.

Казалось, на этом сюрпризы и закончились. Но русские сумели еще раз удивить противников. Планирующие присоединится к крейсерскому отряду австрийцы сбросили скорость, чтобы проще было вписаться в общий строй. В это же время парящий высоко в воздухе дирижабль неожиданно снизился и выбросил поперек курса маневрирующих у берега крейсеров и эсминцев дюжину непонятных, но явно опасных предметов. А потом спокойно, не обращая внимания на редкие ответные выстрелы шрапнелью из сорокасемимиллиметровок, развернулся в сторону моря и полетел, похоже, к себе на базу. Сброшенные им предметы оказались устаревшими чугунными бомбами от восьмидюймовых мортир, в большинстве своем безобидно упавшим в воду. Некоторые взорвались, причем один недалеко от борта английского крейсера «Талбот», выбив несколько сотен заклепок из корпуса. А еще одной бомбе неимоверно повезло – она точно воткнулась в палубу турецкого эсминца «Самсун» и тотчас же взорвалась. Не успевших среагировать турок разметало, словно чушки в игре городки. А взрыв, кроме уничтожения и разрушения всего, что попалось на палубе, проломил корпус, в который устремились ласковые и нежные морские волны. Они быстро добрались до раскаленных котлов, которые взорвались и обломки корабля быстро исчезли под водой.

Но пока все с изумлением глазели на результат воздушной бомбежки или пытались стрелять вслед улетающему русскому цеппелину, над поверхностью моря появился никем не замеченный перископ. Вспенили волны поднявшиеся воздушные пузыри и к цесарским крейсерам потянулась ровная цепочка таких же, но мелких. На «Асперне» наблюдатель успел заметить и даже доложить о минной атаке. Но было уже поздно.

Подводная лодка новейшей российской постройкис названием «Морж», под командованием капитан-лейтенанта Ивана Ризнича[9], выпустив все четыре торпеды залпом, ушла в глубину и сейчас уносила винты на максимальном подводном ходу от возможных неприятностей. В результате же идущий вторым броненосный крейсер получил аж три попадания. Но взорвалась всего одна торпеда, остальные просто ударили в борт. «Кайзер Карл VI» одной торпедой уничтожить не получилось. Но пробоина на борту, попавшая внутрь вода и нарастающий крен заставили австрийцев быстро убираться в ближайший порт. Где, приткнувшись к берегу, крейсер простоял целый день под охраной австрийских же эсминцев. А позднее был со всеми предосторожностями отбуксирован в Константинополь.

Остальной антантовский флот, выйдя на морской простор, успел еще полюбоваться на тающие за горизонтом дымки русских кораблей и нагло кружащийся в небе дирижабль. После чего вернулся на стоянку. Результат для союзных адмиралов оказался весьма неприятным – потеря четырех боевых кораблей, повреждение еще одного, и бесполезно сожженный дефицитный уголь. Кроме того, появились сомнения, сможет ли флот Антанты, к которому через стуки присоединились еще и французы, высадить, как планировалось, десант и обеспечить его снабжение? Учитывая дерзкие и экстравагантные, но очень профессиональные действия русского флота, его командования… и особенно новая неожиданная угроза из-под воды.

Южная Африка. г. Блумфонтейн, октябрь 1909 г.

Это поместье на окраине Блумфонтейна, раньше принадлежавшее какому-то чиновнику городского управления, а потом купленное кем-то из русских добровольцев, было известно одно время как «Вилла Рус». Однако с тех пор, как англичане стали хозяйничать в бывших бурских республиках, об этом названии обычно не вспоминали и в городе поместье называли «Дом генерала». Что было весьма логично, учитывая личность очередного владельца – бывшего фельдгенерала бурского ополчения Джеймса Герцога. В городе многие завидовали Герцогу, сумевшему столь выгодно перекупить неплохую недвижимость у русского владельца, спешившего покинуть ставшую для него негостеприимной Южную Африку. Надо признать, что зависть была оправданной. На территории поместья, огороженной высоким деревянным забором, располагались двухэтажный дом в голландском стиле с пристроенной конюшней, красивый сад из фруктовых деревьев, беседка, хозяйственные постройки и домик для проживания прислуги.

Именно в беседке, расположенная среди поляны, сегодня и расположились нынешний хозяин виллы и два его гостя.

- Господа, я пригласил вас сюда, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие, - убедившись, что слуги, как и приказано, ушли в дом, начал разговор один из гостей, Кристиан Бейерс. Ставший четыре года назад бурской одним из руководителей главного комитета партии «Het Volk». А после создания два года назад правительства колонии выбранный на должность спикера нижней палаты, он считался третьим по влиянию политиком в Трансваале. И несмотря на то, что был английским подданным, переехавшим в республику, воевал на стороне буров и сейчас придерживался антибританских взглядов. – Сэр Уолтер[10] получил указание собрать местные силы для борьбы с германцами. И Бота со Смэтсом согласны поддержать его и призвать добровольцев. Агитировали меня, даже зная мою позицию, но я пока ничего не ответил, без согласования с вами.

- Предатели, покарай их Господь - с негодованием заметил второй гость, генерал Девет.

- Вы правы, минхеер Девет. Я убежден, что свобода и сама упадёт нам в руки, как только Англия окажется втянута в войну против европейской державы. И тогда мы наконец создадим свою страну в виде Южно-Африканской республики, - высказался Герцог. – И в такой момент помогать собственным угнетателям могут только предатели… Поэтому мы с вами должны твердо выступить против и начать подготовку к выступлению против английского владычества.

- Только при таком способе действий мы все быстро окажемся в британских застенках, - возразил хозяину Девет.

- Вы против борьбы, минхеер Девет? – удивился Бейерс.

- Никоим образом, - спокойно ответил Кристиан. – Просто у меня есть план, причем согласованный с нашим другом Манье.

- О, минхеер Мариц тоже в деле? Это хорошо, - улыбнулся Герцог.

- Мы с ним обменялись посланиями как раз накануне нашей встречи. Как мне написал Мариц, британцы планируют перебросить большую часть гарнизонов из колоний в Европу. Там им приходится сдерживать натиск сразу и германцев, и русских. Союзники, как пишет Манье, без поддержки не справляются, а индийскую армию англичане ослабить не решаются. Опасаются вторжения русских, афганцев и персов. Поэтому и собирают все, что только можно…

- Теперь понятно, - перебил его Джеймс. – Предлагаете дождаться, пока британцы ослабнут и тогда нанести удар.

- Не только, - ответил Девет, - ослабление противника, конечно, тоже важно. Но самое главное, если мы сейчас не будем обнародовать свои истинные цели, а займемся сбором добровольцев. Причем англичане даже будут помогать нам в этом, рассчитывая получить войска для вторжения в Германскую Юго-Западную Африку[11].

- Получат же отряды наших бойцов, готовых выкинуть их в море, если будет на то воля Господа, - резюмировал Бейерс.

- Да, но нам не хватит оружия для новых формирований. Не думаю, что англичане так сразу вооружат наших… хм… волонтеров. Полагаю, сначала под видом обучения проверят лояльность, потом заставят принять присягу на Библии, - озабоченно заметил Герцог.

- А вот с этим как раз никаких проблем, - парировал Девет. – Мариц с помощью русских денежных вливаний закупил достаточное количество тех самых маузеровских винтовок, что столь хорошо зарекомендовали себя в войну. И запас патронов. И пулеметы Максима немецкого производства, плюс датские Мадсены. Три тысячи винтовок и сто пулеметов, полмиллиона патронов. Все это ждет нас на складах неподалеку от границы. Необходимо только продумать возможности доставки их через границу к местам сбора войск.

- А для этого мы используем «мальчиков» Кемпа, - предложил Герцог.

Обсуждение возможных действий и путей перевозки оружия началось… и сразу же остановилось, потому что на поляне появился домоправитель генерала. Получив сигнал – разрешение приблизится от хозяина, он рысцой подбежал к беседке и, остановившись у входа, почтительно доложил:

- Баас, к вам прибыл минхеер Де Ла Рей.

- Вовремя! К нам его! – заволновались гости.

- Приглашай его к нам, Питер. Помоги умыться с дороги и принеси сюда легкий ужин, - приказал Герцог. Стоило слуге удалится, Джеймс добавил, повернувшись к гостям: - Я слышал, он последнее время не рвется на борьбу против оккупантов. Но я думаю, нам удастся, с Божьей помощью, его переубедить.

Российская империя. Петергоф. Октябрь 1909 г.

«Морской кабинет» Государя, в который вошли Великий князь Александр Михайлович, начальник Морского Генерального Штаба Эбергард и их адъютанты, выглядел по-военному. Украшавшие полки модели кораблей исчезли, сменившись пачками донесений и дополнительными справочниками. На стене висели несколько крупномасштабных карт морей, южной части Российской империи и Дальнего Востока. Еще одна, большая карта мира висела рядом с дверью. На них, как мельком заметил Александр, кажется, уже были внесены последние изменения в положениях фронтов. Впрочем, присутствие в кабинете генералов Редигера и Фролова намекало, что Его Императорское Величество решил выслушать последние новости со всех фронтов и флотов.

Поздоровавшись, адмиралы заняли отведенные им места. В тоже мгновение император предложил начать доклад генералу Фролову.

Фролов, поднявшись, подошел первым делом к большой карте и кратко описал ситуацию на Западном фронте. Германские войска, рассказал он, в боях на реках Жета и Диль фактически разбившие бельгийцев, продолжают наступление. По поступившим донесениям, осажденный Намюр пока держится, несмотря на обстрел из особо тяжелых орудий. Бельгийская армия, запертая в Антверпене, не может влиять на дальнейший ход событий. Англо-французские войска после первых столкновений, отступают, ведя арьергардные бои. В целом стратегическая ситуация, несмотря на победные заявления германцев, пока не однозначна. Антанте удалось сохранить боеспособность своих войск, а прекращение наступления в Эльзасе и Лотарингии означает, по мнению Генштаба, что французы начали перебрасывать подкрепления с этих районов для организации отпора немецкому наступлению. Далее генерал отметил, что на австрийско-германской границе боевых столкновений не отмечено. Оба бывших союзника, объявив друг другу войну, пока всерьез воевать не собираются.

- Но это можно объяснить недостатком сил. И Германия, и Австро-Венгрия сосредоточили основные силы против наиболее опасных противников, коими для германцев можно счесть англо-французов, а для цесарцев – нас, - закончил Петр Александрович доклад у карты мира. И перешел к карте, показывающей положение на юге империи. На этом фронте недавно началось крупное наступление русских армий, уже получившее название Галицийское сражение. Отметив успехи наступающих и показав на карте достигнутые рубежи, Фролов тут же перешел к карте Дальнего Востока. Там ситуация сложилась намного тяжелее – японцы высадили десанты в Южной Корее и начали наступление на север. Русские войска пока занимали оборону по реке Ялу, отправив в рейд по корейским землям кавалерийский корпус.

- А что наш флот? – после этого вопроса царя все присутствующие дружно перевели взгляд на генерал-адмирала. Александр Михайлович, в свою очередь, посмотрел на вице-адмирала Эбергарда. Андрей Августович спокойно, не обращая внимания на взгляды, встал, взял поданную адъютантом указку и подошел к той же карте, у которой стоял Фролов.

- Флот, Ваше Императорское Величество в настоящее время сосредотачивается на двух направлениях. Стоящие в Дальнем и Порт-Артуре силы готовится к совместным действиям с германской эскадрой против объединенного англо-японского флота. К сожалению, по нашим сведениям, противник будет иметь превосходство в силах. Против наших пяти эскадренных и двух броненосцев береговой обороны, броненосного крейсера, двух легких и трех бронепалубных крейсеров и германских пяти броненосцев, трех броненосных и трех бронепалубных крейсеров у противника насчитывается шесть броненосцев, два броненосных крейсера и четыре бронепалубных японских, пять броненосцев, четыре броненосных и не менее десяти бронепалубных английских крейсеров. Остальные силы, по нашим сведениям, противник задействует для прикрытия перевозок японской армии на материк и охоты за нашими рейдерами. В качестве рейдеров нами планируется использовать Владивостокскую крейсерскую эскадру из двух линейных, тяжелого и четырех бронепалубных крейсеров. Действия флота предполагаются аналогичными проведенным нами в предыдущую войну, но с учетом наличия линейных крейсеров и модернизации легких. Возможно также последующее направление рейдеров на океанские коммуникации британцев в других районах, вплоть до Австралии и Индийского океана. По образцу успешных действий наших рейдеров в Атлантике.

- Широко задумали…, - разозлился Николай. – Только нам надо сейчас япошек останавливать, а не о будущих успехах думать! А останавливать чем прикажете? Тремя Сибирскими корпусами?

- Государь, флот сделает все возможное для прекращения подвоза снабжения высадившимся японским войскам, - охладил начинающего злиться императора Великий Князь. – Да и армия наша не столь уж слаба, как вам представляется. Не так ли? – обратился он к Фролову.

- Так точно, Ваше Императорское Высочество, - согласился генерал. – Шесть корпусов, пусть и облегченного штата по силам не уступят японским экспедиционным войскам. А англичане не смогут прислать подкреплений, они за германцами следят и за Индию опасаются.

- За Индию… - проворчал Николай, успокаиваясь. – Не нужен нам тот индийский берег, нас турецкий более беспокоит.

- А с Турцией мы справляемся, государь, - браво ответил Фролов. – Их четвертая армия по силам намного меньше наших кавказских корпусов, - он подошел к карте Кавказского фронта - Войска Сарыкамышского отряда перешли в энергичное наступление, и уже овладели Кара-Дербентским горным проходом, служащим для связи между Эрзерумским и Алашкертским направлениями и Кепри-Кейской позицией, находящейся почти на одинаковом расстоянии между русско-турецкой границей и Эрзерумом, - генерал докладывал, одновременно показывая занятые пункты на карте. - Ольтинский отряд, обеспечивавший правый фланг Сарыкамышского отряда и пути к крепости Карсу, в обход Сарыкамыша, продвинулся до Ида, отбросив наступавшую здесь турецкую дивизию. На Эриванском направлении русские войска двумя колоннами форсировали хребет Агрыдаг и постепенно овладели Баязетом, Диадином, Алашкертом и Каракилисой, причем конница выдвинулась до Дутака, важного узла путей в долине реки Евфрат…

- Черноморский флот оказывает содействие армии, проведя еще несколько набегов на морские пути снабжения противника, - добавил Александр Михайлович.

- Это все славно, - Николай опять начал злится, - но что с союзной эскадрой в Босфоре делать будете? Французы к ним присоединились?

- Так точно, Государь, - ответил Эбергард. – К прежде имевшимся в союзном флоте трем бронепалубным крейсерам, они еще восемь эскадренных броненосцев и шесть броненосных крейсеров привели, не считая эсминцев и канонерских лодок. Однако десантных войск у Антанты практически не прибавилось, отговариваясь недостатком сил на Западном фронте, французы всего три пехотных полка иностранного легиона прислали и один полк морских стрелков. Да и опасаться десанта в настоящее время нам не стоит – наступают сезон зимних штормов. Не рискнут европейцы в таких условиях наступать. К тому же их действия нашего флота так впечатлили, что они из Проливов не рискуют далеко в море выходить.

- Не рискнут, не рискнут… Что британцы на авантюру с нападением на германский флот учинят и нам войну объявят тоже никто не верил. Рискнули же…, - возразил Николай. – Османы и цесарцы терпят одно поражение за другим. Отчего противник будет сидеть и ждать их разгрома, не пойму…

- Государь, всеми силами антантовского флота в Константинополе командует адмирал Бересфорд. Его описывают как умного, хитрого и осторожного начальника. Он не станет рисковать флотом и экспедиционным корпусом даже при нынешних условиях. Тем более, как сообщили наши доброжелатели, на него произвели очень сильное впечатление действия наших линкоров, цепеллинов и подводных лодок. К тому же неблагоприятная погода сильно затруднит снабжение высаженных войск, - возразил Эбергард.

- Ну, посмотрим, насколько ты у нас хорош, как пророк, - смягчился император. – Итак, господа, продолжим…

Обсудили действия рейдеров в Атлантике и на Тихом Океане, своих и германских, снабжение войск и флотов всем необходимым, целесообразность выезда Николая на фронт. Спорили долго, до хрипоты, утрясая адмиральские и генеральские пожелания. Совещание закончилось поздно.

Все разъехались, а усталый, но довольный Николай поднялся в личные покои. Там его уже ждала Ольга.

«Оленька, Олежек, свет очей моих» - ласково улыбнулся он бросившейся навстречу женщине.

- Устал, Коленька? – с беспокойством спросила она, подавая ему одной рукой рюмочку горькой, а второй – пирожок.

- Немного, Оленька, - забрав рюмку, он быстро и ловко опрокинул ее, проглотил, даже не поморщившись водку и выдохнул. Взял пирожок, отломил половину, вторую вернул. Они неторопливо съели свои половинки, рассматривая друг друга.

- Лучше? – улыбнулась Иваненко.

- Да, душа моя, - ответно улыбнулся Николай. Потянулся, сбросил с себя китель. Неведомо откуда возникший лакей подхватил его и снова исчез, словно привидение, проходящее сквозь стены.

- Пойдем, душенька, - Николай, взяв Ольгу под руку, направился к спальне. Бросив на ходу появившемуся еще одному лакею:

- Ужинать не буду…

Российская Империя. Санкт-Петербург, Тверская улица. Октябрь 1909 г.

Сегодня в той самой гостиной, некогда полнолюдной и гостеприимной, Сергей Маркович Извеков находился один. Хозяин, пригласив его сюда, извинился, пояснив: «Дела». Извинившись, оставил «на минутку», предложив выпить водки, мальвазии или кларета, стоящих на столе в графинчиках.

Сергей Маркович вальяжно прошелся по комнате, пытаясь обнаружить изменения в интерьере. Ничего не заметил, пожал плечами и подошел к окну. На улице шел снег, сновал лопатой дворник, а по проезжей части походным шагом шел куда-то взвод семеновцев. Обычная, скучная, серая «рассейская» действительность. Ставшая, с точки зрения Извекова, еще более скучной и серой с началом войны. Войны ненужной, противоестественной и обязательно проигрышной, как предыдущая попытка противостоять европейской цивилизации во время Крымской кампании. Тогда англичане с французами разбили лапотное российское войско, и сейчас будет также, считал Сергей Маркович, несмотря на лукавую помощь Германии.

Извеков подошел к столу, посмотрел на графинчики и, чтобы унять волнение, налил немного водки в рюмочку. Выпил, проглотил, выдохнул. Как всегда, после хорошей водки, мир словно расцвел новыми красками, обострились все чувства. И он услышал, как кто-то идет по коридору к гостиной. Торопливо подхватил канапе с черной икрой на вологодском масле, почти не жуя, проглотил и вернулся к окну.

В гостиную вошел, улыбаясь, словно получивший миллион золотом наследства от любимого дядюшки, старый знакомый Извекова, журналист и предприниматель из САСШ, Ричард Блэк. Познакомились они на церемонии открытии «первого законосовещательного выборного органа России» и с тех пор встречались несколько раз. Причем два раза именно здесь, на Тверской.

- Здравствуйте, мистер Блэк. How are you (Как дела)? – обрадовался появлению знакомого Извеков.

- Господин Извеков! Рад вас видеть! - похоже, американец был рад не меньше, если не больше, чем депутат.

- Как я заметил, мистер Блэк, с каждой нашей встречей вы все лучше и лучше говорите по-русски, - пожав руку корреспондента, пошутил Извеков.

- Вы не отстаете в изучении английского, мой дорогой друг, - не остался в долгу американец. – Я попросил нашего гостеприимного хозяина устроить нам встречу.

- Очень интересно, - только и смог ответить Извеков, одновременно пытаясь припомнить, с какого времени он стал другом, да еще столь дорогим, для американца.

- Полагаю, вам действительно интересно сделать маленький бизнес… то есть дело, - заметив колебания собеседника, решил объясниться Блэк. – И получить неплохую прибыль за… небольшую такую работу. Деньги, я думаю, зло, но с ними легче трудности… побеждать… да…

- Преодолевать точнее будет, - поправил Извеков. – Однако какое дело вы можете мне предложить, мистер Блэк?

- Сэргей Марковитч, насколько я знаю, вы и ваша фракция выступаете против войны? – ответил вопросом на вопрос американец.

- Даже если и так, то причем здесь какое-то коммерческое дело? – сыграл удивление Сергей Маркович.

- Очен просто, господин Извеков. Я имею поручение от лиц, заинтересованных в быстром завершении войны, - американец на мгновение замялся, - и в итоге… добиться поражения тирании Романовых и превращения России в свободную демократическую республику, наподобие Соединенных Штатов. Эти люди готовы материально поддержать борьбу настоящих российских патриотов. Мне предложено найти человека, который мог бы распоряжаться такими пожертвованиями. А так как эта деятельность будет затруднять ему работу по его должности или профессии… то предложить ему достойное вознаграждение, чтобы компенсировать эти потери.

- Во-от оно как, - задумчиво протянул Извеков. – И какого же будет такое… достойное вознаграждение.

- Пятьдесят тысяч рублей в год…

- Неплохо, но мало…

И начался торг, закончившийся к обоюдному удовлетворению спорщиков. Американец сэкономил небольшую, но приятную сумму для себя, русский выторговал себе неплохую прибавку к официальному жалованию и возможность сравнительно бесконтрольно тратить очень солидные суммы пожертвований «на борьбу» …

«Крестьянка П. А. Ефименкова за распространение ложных слухов, возбуждающих среди населения общественную тревогу, на основании § 38 обязательных постановлений, изданных 27 июля 1904 года, подвергнута аресту на 2 недели».

«Московскiя вѣдомости» 20.09.1909 г.

«ПЕКИН, 19 IX. Японцы заняли островок Каргодо у входа в бухту Мозампо. По слухам, началась высадка десанта севернее Мозампо».

«Петербургскiя вѣдомости» 20.09.1909 г.

«В нумере «Армейского Вестника» от 12-го августа напечатан обзор военных действий на юго-западном фронте. Наши войска постепенно распространяют свое вступление в Галицию. В восточной части мы овладели линией реки Серета. Во время этого наступления противник оказал наибольшее сопротивление у Ивачува, Тарнополя, Островца и Чорткова. У первого пункта три батальона 15-го пехотного австрийского полка с пулеметами и артиллерией были опрокинуты нашими казаками к Тарнополю, потеряв пленными одного офицера и 120 нижних чинов. Под Тарнополем нами были вынуждены к отступлению части 41-го и 55-го пехотных полков, всего семь батальонов с двумя батареями, причем нами захвачено 2 пулемета и много амуниции. Островец взят после штыкового боя. Чортковым после боя овладела наша кавалерия, захватив на железной дороге паровозы и вагоны. В западном районе Люблинской губернии наступление одной из наших колонн встречено 10-го августа контр-наступлением превосходных сил австрийцев. Завязался бой, исход которого еще неизвестен».

«Московскiя вѣдомости» 12.10.1909 г.

«Вчера на станции «Бабинино» задержаны чинами полиции два воспитанника гимназии Ровнякова — Петров и Баширов, 12 и 14 лет, бежавшие на-днях от своих родителей с целью отправиться на войну. План мальчиков не удался, и их отправили по железной дороге в Москву к родителям».

«Московскiя вѣдомости» 12.10.1909 г.

«МАДРИД, 15.X. Из дипломатического источника сообщают слух, что несколько дней назад подписана военная конвенция между Англией с Францией, с одной стороны, и державами Пиренейского полуострова, Испанией и Португалией, - с другой. Согласно этой конвенции, Испания и Португалия в случае, если война с Германией примет затяжной характер, обязываются оказать помощь Франции и Англии своими армиями и морскими силами. Португалия пошлет экспедиционный корпус в 50,000 человек, a Испания перебросит через Пиренеи во Францию 200,000 солдат. Испанские и португальские суда соединятся с английским флотом. Это соглашение является развитием и естественным дополнением к военной конвенции, заключенной 2 года назад, между Англией и Португалией. Согласно этой конвенции, Португалия предоставляет, в случае войны, в распоряжение Англии свои войска».

«Петербургскiя вѣдомости» 17.10.1909 г.

[1] Франц. tête-de-pont. - предмостное оборонительное укрепление либо позиция, оборудованная для прикрытия переправы через мост

[2] Справочники по военным флотам: Jane’s Fighting Ships и Бойль Р.К «Боевые флоты европейских стран, САСШ и Японии. Морская справочная книжка» (в нашей реальности вышла в 1909 г.)

[3] Точнее – 6,8 дюйма или 172,5 мм. Напомню, что на вооружение принято орудие разработки фирмы Крупп с удлиненным до 50 калибров стволом и дальностью стрельбы в восемьдесят три кабельтовых. Что на тридцать больше, чем у 120 мм/45 австрийцев

[4] Одно из старых русских прозвищ австрийцев

[5] Вперед! Да здравствует Франция! (франц.)

[6] Дерьмо (франц.)

[7] W – буква латинского алфавита, «дубль-вэ» на французском, «дабл ю» по-английски

[8] На самом деле «Синоп» в 1908 году превращен в учебный корабль с 8-дюймовой артиллерией (6 ор.), поэтому ЧФ имеет фактически всего 3 линкора (на каждом 8-12', 21 узел хода) и 2 броненосца береговой обороны (6 -12’ старых и 8-8’, до 14 уз.). Против них Антанта могла выставить в том числе 5 британских (12-12’, 16-18 уз), 4 австрийских (15 -24 см, 19-20,5 уз) и 8 французских эскадренных броненосцев (24 -305 и до 30 194 мм, 18-19 уз). Некоторое превосходство русских линкоров в скорости и дальнобойности орудий ГК в случае оборонительного боя против столь превосходящих сил не имело бы большого значения. Слабое же бронирование и низкая скорость устаревших броненосцев превращали их в мишени для современных орудий противника.

[9] Иван Иванович Ризнич (17 января 1878 - 1920) — морской офицер ВМФ Российской империи, один из первых русских подводников, командир подводной лодки «Святой Георгий», впервые в истории российского флота совершившей дальний океанский поход

[10] Уолтер Фрэнсис Хели-Хатчинсон - в данной АИ Генеральный секретарь Его Величества в Колониях Южной Африки и генерал-губернатор Наталя.

[11] Современная Намибия, тогда – колония Германии.