Пещера Батикава

Глава третья

Гремит барабан, горит костер, пламя выхватывает из темноты диковинную фигуру дикаря. На лбу, на носу, на щеках — черные разводы, в волосах — перья, по голой груди белой краской выведены линии ребер.

Фигура исполняет дикарский танец.

С той и другой стороны костра — два других дикаря. Помогая танцу живого скелета, они ударяют палкой о палку, отбивают такт.

А на костре, нанизанное на ве́ртел, что-то жарится.

Живой скелет пляшет вовсю. Руки сюда, руки туда, ноги как на пружинах. До того увлекся, что раз — и вертел полетел в костер. Тучи искр разлетаются во все стороны.

— Ой! — вскрикивает дикарь, барабанящий палками, и смахивает с живота горячий уголек. — Валька, черт, дотанцевался — кролика сжег.

Кидаются спасать кролика из огня.

Вытащили.

— А весело первобытные люди жили, — говорит дикарь Валька, обращаясь к дикарям Леше и Пятитонке. — Охотились, у костров сидели…

Леша не соглашается.

— Весело… Попробуй поохоться голыми руками. Через два дня с голоду помрешь.

— Но они-то не помирали?

— Они — нет. Приспособились. Даже мамонтов ловили. Поймают — полгода сыты. Шутишь, сколько мяса!

— За полгода испортится мамонт, тогда ведь холодильников не было, — усомнился Пятитонка.

— Не было, знаешь ты… А ледниковый период?

Пятитонка смущенно поскреб пятерней в затылке. Он о ледниковом периоде не подумал. «Силен Леша! В самом деле, зачем холодильники, когда всюду были ледники? Там первобытные люди и хранили мамон…» — Бег Пятитонкиных мыслей споткнулся о трудное слово. Как надо сказать: мамонтину или мамонтятину?

Спросил. Разгорелся спор. Спорили долго. Вдруг Леша спохватился: время-то уходит.

Встал, сказал, что хватит разговоры разговаривать, надо копать.

— Опять? — недовольно протянул Валька. — Пустой номер.

Работа вправду выглядела пустой. Начали с самого утра, перекопали половину пещеры — и хоть бы что. Земля и земля. Ничего интересного.

Но бросить не закончив? Ни один археолог так не поступает.

Поэтому Леша, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, сунул лопату Вальке, другую — Пятитонке, третьей вооружился сам.

Валька, против ожидания, молча принялся за работу. Пятитонка последовал его примеру. Леша тоже.

Размеренно двигаются худые мальчишечьи руки. Мелькают лопаты. Тихо. Только Пятитонка сопит да звякает металл, натыкаясь на гальку в почве.

Настроение падало с каждой минутой. Не оставалось никаких сомнений: копай не копай, толк один. Не то что зерна доисторической кукурузы, даже кремни, которых можно было бы принять за орудия каменного века, и то перестали попадаться.

Первый сдал Валька. Сердито отставил лопату, подошел к кринке с водой, напился, сел.

Пятитонка копал, пока не уперся в стенку пещеры. Тут он смахнул пот со лба, нерешительно посмотрел на Лешу.

Оставалось невскопанным совсем немного — только клочок земли у входа.

— Ладно, садись, сам вскопаю, — сказал Леша Пятитонке.

Он нажимал на лопату, отваливал пласт, разбивал комья, всматривался в разрыхленную почву механически, для очистки совести, без интереса. Находок не будет, это ясно.

Вот и последний пласт земли поднят.

Леша выпрямился, отбросил лопату.

Все. Батикава не получилась.

Очень нехорошо было на душе у Леши. Заморочил ребятам голову, наговорил сто коробов — открытие, дескать, вклад в науку, школа гордиться будет… — и сел в лужу. Глупо!

Но ведь не из пальца же он все высосал. Не простая же это пещера. Есть наскальные рисунки, есть окаменелая кочерыжка, есть очаг.

Очаг… Лицо Леши просветлело.

— Ребята, дураки мы!

— Кто дурак, а кто умный.

Это сказал Валька. Он все еще злился. А Пятитонка посмотрел на Лешу добрыми глазами.

— Чего ты?

— Про костер-то забыли.

— Почему забыли! Я картошку положил, уже спеклась, — успокоил Пятитонка.

— Картошку!.. Вскопать забыли. Самое важное место не тронули.

Слова Леши не произвели на мальчиков никакого впечатления. Чудак тоже! Носится со своими выдумками…

Пятитонка не торопясь начал палкой выбирать обугленные картофелины. Валька, дуя, перебрасывая картофелины с ладони на ладонь, стал их чистить.

Леша не вытерпел, тоже взял горячий как огонь клубень.

— Эх вы, археологи липовые! Знал бы, не связывался.

Дружба есть дружба. Хотя ребята ни капельки не верили в Лешину затею, они не оставили его. Поев печеной картошки и повеселев, все занялись очагом.

Сгребли лопатами в сторону подернутые сизым налетом угли, убрали тысячелетней давности золу. Открылась серая, обожженная земля. Леша сказал: надо ее ломом взрыхлить. За лом взялся Пятитонка. Он его сам и притащил.

Но лом не очень понадобился. Земля под очагом оказалась не такой уж плотной. А вот горячей — да. Бедняга Пятитонка подплясывал, как карп на сковородке.

Леша сначала думал, что приятель дурит, а когда стал рядом, тоже заплясал.

Тогда решили снарядить Вальку за водой. Ключ бил совсем рядом — студеный, свежий.

Валька принес воду в Лешином прозрачном мешочке. Вылил, и вся пещера окуталась паром. Ну настоящая баня. Кто знает, может быть, древние люди как раз так парились?

Такое предположение высказал Валька, а Леша сказал, что нет, пещерные жители не знали бань, они вообще никогда не мылись, разве только не по своей воле попадали в реку или под дождь.

Валька опять позавидовал вольготной жизни первобытных людей.

Тем временем пар рассеялся, Пятитонка стал копать, и снова человеку не повезло. Только успел ковырнуть лопатой, как в тапку попал горячий комочек земли.

Пятитонка ойкнул, сел, хотел снять тапку, но тут же вскочил, будто с раскаленной плиты. От Пятитонкиной спины даже пар валил. Леша с Валькой стали рубашкой обдувать пострадавшего приятеля: жалко, еще следы зубов Кусая не зажили, а тут такая история.

Блестят начищенные землей лопаты, мелькают три пары мальчишечьих рук. Работа идет молча, дружно.

Вдруг тишину нарушает звонкий удар.

Это лопата Пятитонки на что-то наткнулась.

Пятитонка собрался копнуть глубже, но Леша подбежал, схватился за черенок.

— Тише ты, бульдозер несчастный…

Вальке Леша тоже велел бросить лопату. Сейчас нужно действовать бережно, без торопливости.

Леша священнодействовал, рассчитывал каждое свое движение, его лопата еле касалась земли. Разок тут копнет, разок там. И с каждым взмахом становилось яснее: «что-то» имеет круглую форму, «что-то» отзывается на прикосновение железа приглушенным, но ясным звуком, «что-то» является сосудом. А раз сосуд, значит, в нем что-то должно быть.

Валька и Пятитонка, стоя над Лешей, взволнованно дышали с двух сторон.

Сосуд в руках Леши. Леша подносит его к свету. Он весь бугристый, шершавый, с накрепко приставшей к нему землей, с пузатыми, суживающимися кверху боками, с широким, замазанным глиной горлышком. Любому, кто посмотрит, видно: такая древняя штука, что древнее быть не может.

Сложив губы колечком, Леша осторожно плюнул, протер ладонью прикрывающую сосуд глиняную нашлепку. Он искал на ней печать.

Но печати не было. Протертая Лешиной рукой поверхность глины оказалась просто шероховатой.

Валька и Пятитонка ни о какой печати не помышляли. Им не терпелось узнать, что в сосуде.

— Давай открывай, — предложил Валька.

Леша прижал сосуд к груди и спросил, что Валька хочет сказать своим «открывай». Как открыть?

— Сбить нужно нашлепку, — не задумываясь, ответил Валька.

Леша прикрыл сосуд рукой.

— Я тебе собью… Древность.

— Тогда сбоку треснем.

Леша охватил сосуд обеими руками.

— Я тебе тресну!

Тут Валька растерялся:

— То нельзя, это нельзя… Так и будешь стоять?

Леша и сам знал: не вечно же стоять в обнимку с древним сосудом, надо же посмотреть, что в нем.

Поколебавшись, решил:

— Вот что, ребята, попробуем через дно… Главное, не повредить. — Тут он повернулся к Пятитонке. — А ну, стань подальше.

Пятитонка возмутился:

— Как копать — так я, а как открывать — стань подальше…

Но Валька сказал, что Леша прав: Пятитонкины «золотые» руки давно всем известны.

Пришлось отодвинуться.

Однако Вальку Леша к сосуду тоже не подпустил. Он только позволил ему выгрузить свои карманы и поискать что-нибудь такое, чем можно было бы проковырять дырку в дне.

В карманах Вальки находилось множество разных вещей, и в том числе большой, толщиной с мизинец, шуруп. Как раз то, что нужно.

Перевернув сосуд горлышком вниз, действуя шурупом, как штопором, Леша стал осторожно расковыривать дно. Стоя рядом и не спуская с шурупа глаз, Валька высказал предположение:

— А вдруг там золото?

— «Золото»! — усмехнулся Леша. — Золото для науки — тьфу, плюнуть и растереть. Если бы кукуруза…

— Тоже сказал! За золото купишь вагон кукурузы.

— Какой?

— Обыкновенной.

Леша с сожалением посмотрел на Вальку.

— Вот то-то и есть, что обыкновенной. Обыкновенную-то купишь. А попробуй купить древнюю! Мне Костя говорил: за одно древнее зернышко ученые что хочешь дадут. В какой-то пирамиде нашли древнюю пшеницу, еще от фараонов осталась, так знаешь что было?

— Что?

— Академики чуть с ума не сошли. От радости. Потому что открытие. Никто ведь никогда не видел древней пшеницы, неизвестно, какая она. А тут пожалуйста — изучай. Ее даже высеяли.

— И взошла?!

— Еще как! При фараонах убрали, а теперь семена дали урожай. Представляете?

— Интересно… — мечтательно произнес Пятитонка. — Значит, можно из того зерна испечь хлеб? Жуешь — а он фараонский. Здорово!

Пока шел разговор, шуруп под напором Лешиных рук проник в сосуд.

Наступил решающий момент.

Делая осторожные круговые движения, Леша расширил отверстие, отложил шуруп в сторону, залез пальцем внутрь, замер.

Валька и Пятитонка не спускали с Леши взгляда. Тот, с восторгом на лице, кивнул головой. Все было ясно: есть! Именно то, что Леше хотелось.

Не ожидая указаний, Валька подставил под дно сосуда синтетический мешочек.

Леша осторожно встряхнул древний кувшин.

В прозрачный кулек полилась тоненькая струйка кукурузных зерен. Кто знает, сколько тысяч лет прошло с тех пор, как первобытный обитатель пещеры запечатал глиняный сосуд с семенами, — и сейчас люди снова смотрят на них. Мальчики держали в своих руках посланцев каменного века, самые удивительные зерна на земле.

Друзья были потрясены. Никто не проронил ни слова.