Более подробные сведения о «Песнях каторжан» читатель найдет в журнале «Русское богатство» (январь и февраль 1911 г.) среди моих очерков и рассказов о Сибири и каторге «В стране возмездия»).
Кибель — корзина, в которой из шахты поднимают руду.
Точная орфография каторжника Тобольской каторги бывшего священника Мурайченко.
Вариант:
Я в Петербурге уродился
И воспитался у родных
А воровать я научился
Там у приятелей своих.
Урман — тайга.
Шпаната — младшие члены каторги.
Кобылка — вся каторга.
Духи — конвой и вообще всякое начальство.
Иван — старший в камере или в этапе из бывалых каторжан.
Вариант: тага, тага…
Точная орфография каторжанина Тобольской каторги (бывшего священника) Мурайченко.
По-арестантски, от слова — копить.
Погоняночка — каторга.
Фарт — счастье, удача.
Чалдон — сибирский мужик.
Омулей — небольшие рыбки Байкальского озера.
Из Сахалина.
Култук — этапное место.
Торботейка — сумка.
Саватейка — сибирская мучная лепешка.
Параболь — на языке бродяг — монета.
Варнак — беглый бродяга.
Коргана — сибирская птица.
В приложении этом не повторяем тех песен, которые свободно улеглись в тексте нашего сочинения.
В России Разиновыми песнями называются: 1) «Помутился славный тихий Дон», 2) «Из славного из устьица синь-моря», 3) «У нас-то было, братцы, на тихом Дону», 4) «Уж как по морю синему, по синему по Хвалынскому», 5) «Уж вы, горы, мои горы! прикажите-ка вы, горы, под собой нам постоять», 6) «Как во славном городе, во Астрахани, очутился проявился тут незнамый человек», и проч.
«Усы», несомненно, воспевают подвиги известного разбойника Васьки Уса.
Каиновыми песнями, из которых большая часть вращается около разбоев и тюрем, полагаются, между прочим, из известных след.: «Пал туман на сине море», «Не бушуйте вы, ветры буйные, не шумите вы, леса темные», «Ты, рябинушка, ты, кудрявая», «Скучно, матушка, весною жить одной». Впрочем, с большим вероятием можно принимать за Каиновы песни те, которые отличаются более искусственным складом, отсутствием поэтического элемента и стремлением к тому остроумию, которое составляло его отличительную черту и в жизни, и в следственных показаниях. Таковы: 1) «Во славном было городе во Нижнем», 2) «В Архангельском во граде ходят девушки в наряде», 3) «Еще что вы, братцы, призадумались?», 4) «Чарочки по столику похаживают», 5) «Девушки вино курили», 6) «Вещевало мое сердце, вещевало», 7) «Весел я, весел сегодняшний день». С фабричным людом Каин (к тому же еще сам беглый лакей) хорошо был знаком по обязанности сыщика. Для вящего успеха по должности он получил право устроить в Зарядье в Москве веселое заведение с бильярдом, картами и зернью, получившее в Москве огромную известность. К нему валил, по новости дела, всякий праздный народ, а особенно суконщики. Фабричные рекомендовали сами себя для услуг, и он давал им пристанище, иногда держал человек по 30.
На Волыни об этом событии рассказывает народная песня:
Ой ты, Кармелюк, по свету ходишь,
Не едну девчину с ума сводишь,
Не едну девчину, не одну вдову
Белолицу, румяну ще-й черноброву!
Ой ты, девчина, ты чорнявая,
Ой де-сь ты мине приваду [50] дала?
Бо дай ты так знав з сеней до хаты,
А як знаю чим чаровати:
Ой у мене чары оченьки кари,
А в мене отрута [51] в городе рута!
Пишов Кармелюк до кумы в госте,
Покинув платья в лесе при мосте:
— Ой, кумцю, кумцю, посвоимося [52],
— Дай горилочки да напиемося.
«Ой раду, раду, ходим до саду,
Нарвемо грушок повен хвартушок [53],
Сядемо соби под яблонею,
Будем пити мед за горелкою,
Прийде чорнява, пидем гуляти!»
— Скажи ж, дивчина, як тебе звати,
— Що б я потрапив [54] до твоей хаты!
«А мене звати Магдалиною,
А моя хата над долиною,
А моя хата снопками шита [55],
Прийди Кармелюк, хочь буду бита,
Хочь буду бита — знаю за кого:
Пристало серденько мое до твого!»
Ой сам я дався з света сгубити
Що я и сказав куле [56] святити.
Сама ж ты дала до двора знати,
Шоб мене вбили у твоей хате!
В России поют: Своей родины бежал.
В России прибавка:
На кого же ты покинул
Мать родную и отца?
(Или:
Ты спокинул, ты оставил
Ты старушку свою мать,
Отца свово старика!)
— «Уже некому мальчишку
Меня было научить,
А теперича мальчишку,
Меня поздно научать!
Уж и жил я, веселился,
Но имел свой капитал;
Как и этот капитал
Весь я пропил, прогулял
(Дальше: «во неволю жить» и проч.)
Или: «Жил бы, жил бы, веселился,
Капиталец свой имел;
Капиталец миновался,
Во неволю жить попал.
Вм. офицера — писарь с требыем идет, нам указы выдает, собираться скоро в поход.
В России эта трагическая сцена размалевана иначе:
Свет небесный во сияньи:
Барабаны зорю бьют,
Барабан зорю пробьет,
Вундер двери отворяет:
Писарь с требою идет;
Он по требованию кличет,
Нам к суду идти велят.
Взяли сумки, помолились
И отправились себе…
Нас в карету посадили
И с конвоем повезли…
Или: Взяли сумки — подхватили
И в поход скоро пошли,
Торбан, торбан покатился.
Что за чудна за карета!
Сдивовался весь народ,
Что кругом конвой идет.
У родных сердца забьются,
Слезно плакали об нас,
Слезно плакали об нас,
Отправляли в Сибирь нас.
Здесь и конец — как мы выше сказали — российскому изделию. Сибирские арестанты не задумались над описанием дальнейшей картины и изобразили ее в последнем придатке к песне. По словам сибирских арестантов, песня эта сочинена в конце 40-х годов нынешнего столетия, и основная канва ее приписывается, как сказано нами, разбойнику Гусеву.
В известной русской песне: «Уж как пал туман на сине море», мотив этот повторяется в конце с таким вариантом:
«Молодой жене скажите мою волюшку —
На все ли на четыре сторонушки,
Малым детушкам благословеньице».
В России вариант:
Как у нас в роду воров не было,
Ни воров у нас, ни разбойничков.
Известны еще длиннейшие вирши: «Позвольте вспомнить про былое» и проч. и «На дворе шумела буря, ветер форточкой стучал»; «Я видел, как в стране чужой моих собратьев хоронили» и пр., все неудачные попытки, рассчитывающие на дальнейшее развитие тюремной песни, но пользующиеся некоторым успехом только в военных каторжных тюрьмах. За ними одно досадное право — вытеснять мало-помалу самобытные перлы народного творчества. Из известных романсов пробрался в тюрьмы между прочим варламовский: «Что не ветер ветку клонит».
Конец в этой песне выкраден из известной народной:
Ах ты, ночь ли ночь,
Ночка темная, Осенняя бурная, —
с тою отменою, что мерный стих народной обменен на искусственный стихотворный. В подлиннике так:
Перейди, сударушка, на мою сторонушку.
Рада бы я перешла — переходу не нашла.
Переходочек нашла — лежит жердочка тонка,
Жердочка тонка — речка глубока.
В России вариант:
Он ножками трясет
Да мережки плетет.
Т. е. очень бойко, — как объяснил песельник.
Осенью бродяги принуждены идти в деревни и там попадаются или просятся в остроги.
Смотри бродяжескую песню в статье о бродягах.
Вполне приведена эта песня у г. Максимова.
Параша, как говорят, была любовница Маршалева.
В целике, в сумете.
Платоша — сын, убивший отца. Он едет справляться о трупе на замерзшей реке; но его тут застают ребята, рубившие лед, и слух об убийстве распространяется.
См., между прочим, замечания г. Максимова, ст. 380 т. 1 «Сибирь и каторга».
Мы уверены, что чуткие к народной песне музыканты, как напр. г. Балакирев, нашли бы в такой песне глубокий музыкальный смысл.
Помещена в первый раз у г. Грицко в «Современнике», также у г. Максимова.
* Об этом событии на каринских промыслах, где в одно время было согнано множество каторжных и где они умирали от голода и тифа, говорится и у г. Максимова. См. «Сибирь и каторга», част. III «История каторги».
Бумажная материя.
Приманку, приворотное
отрава
будем свои
передник
нашел путь
обложена связками (обыкновенно коноплями)
пули. Стихи 6-11 разговор с девушкой; Кармелюк идет к куме, у которой были тайные свидания его с девушкой; ст. 14–21 — разговор с кумою; ст. 22–29 — разговор с девушкою в доме; ст. 30–33 — песня от лица Кармелюка, жившего, по народному преданию, в начале нынешнего столетия. По образцам прошлых веков и по обычаям времен колиевщины, песня эта также намекает на гайдамака-характерника, знавшегося с нечистою силою и умевшего зачаровывать направленные на него пули. Освящать пули в противодействие чарам было в обычае у казаков времен колиевщины.
В Москве урочище: место старых казней.