Песни Первой французской революции

Государь, сжальтесь над нами;

Государь, выслушайте нас;

Государь, услышьте нас.

Король, исполненный доброты,

Король, полный милости,

Король, полный справедливости,

Король, полный человечности,

Король, друг мира, законов, порядка, правды,

Сжальтесь над нами.

Во имя вашей августейшей супруги,

Во имя ваших детей,

Во имя нашей любви к вам

Сжальтесь над нами.

Вы, ненавидящий тиранию,

Вы, ненавидящий лесть,

Вы, устоявший перед соблазном,

Вы, оставшийся твердым в своем решении,

Сжальтесь над нами.

От нищеты оберегите нас, государь,

От отчаяния оберегите нас, государь,

От несчастия не понравиться вам, государь,

От власти дворянчиков,

От неправильной политики оберегите нас, государь.

Благоволите, государь, воспротивиться прогрессу роскоши —

Мы умоляем вас о том, государь.

Благоволите запретить совместительство многих должностей,

Благоволите даровать нам свободу печати.

Благоволите уничтожить «lettres de cachet»,^{2} государь.

Да будет так!

Государь, сжальтесь над нами,

Король-благодетель, выслушайте нас,

Отец Народа, услышьте нас,

Мария-Антуанета, молитесь за нас…

От всякого зла избавьте нас, государь:

от деспотизма и спеси судебных чинов,

от продолжительности процедуры,

от невежества судей,

от лени докладчиков,

от лихоимства секретарей,

от дороговизны подарков судьям,

от всяческого грабежа в суде,

от допросов с пристрастием,

от безнаказанности верховных судей,

от хищничества мелких судебных чинов

Избавьте нас, государь!

От аристократии, лишающей нас покоя с давних пор,

от интриганов, желающих столкнуть хороших министров,

от негодяев, мешающих Генеральным штатам,

от голосования по сословиям, а не по лицам,

от устава об охоте,

от монополий на хлебопекарни и виноградные давильни,

от монополий на мельницы, от барщины и оброков,

от адской выдумки соляного налога,

от единовременных налогов и питейного сбора,

от дорожных пошлин и препятствий торговле,

от неравномерного распределения налогов,

от эгоизма и честолюбия духовенства,

от недостаточности законов против знатных,

от злоупотребления «lettres de cachet»,

от расточительности министров, от государственных тюрем

Избавьте нас, государь!

Вашей любовью к вашему народу помогите нам, государь,

Вашей бережливостью,

Вашей справедливостью,

Обязанностями, налагаемыми на вас суверенитетом,

Помогите нам, государь!

Мы, основа нации, умоляем вас:

пусть третье сословие будет восстановлено в своих вечных правах,

пусть Генеральные штаты соответствуют желаниям Франции,

пусть дворянство впредь не жиреет от нашей крови,

пусть его дичь не опустошает больше наших полей,

и пусть убивающий ее не попадает на галеры,

пусть земледельцы мирно собирают плоды своих трудов.

Неккер,^{4} Неккер, надежда Франции, помогите нам!

Неккер, Неккер, опора кредита Франции, будьте к нам благосклонны.

Неккер, Неккер, исцелитель несчастий Франции, не теряйте мужества.

Государь, выслушайте нас, и пусть наши вопли дойдут до вас!

Вы будете изображать

Перед монархом благосклонным

Народ, умевший обожать

Все, разрешенное законом.

Избранники приятны нам.

Для всех почетно их избрание,

И говорят они умам,

Что выбрали их по делам,

Чтоб лучше передать желанья.

Заслуги, искренность, полет

Ума — не ваше ль достояние?

Повсюду скоро к вам придет

Привязанность и почитание.

Шепнут, чтобы забыли вы,

Чего вы символом явились,

Но не забудете нас вы

Средь этой льстящей вам молвы,

Чтоб речи в дело воплотились.

Вы уезжаете сейчас,

Надолго покидая нас,

Вот, что нам сердце огорчает.

Но вы идете, чтобы нам

Служить поддержкой вашей там, —

Вот, что в разлуке утешает.

Депутаты наши будут

С нами навсегда.

Сердце их не позабудет

Долгие года.

Будем думать издалека,

Как любезны нам они.

К ним привязанность глубоко

Освещает наши дни.

Это хорошо,

Очень хорошо.

Верю горячо:

Это очень хорошо.

Франции депутаты,

Высокий приходит час,

На Генеральные штаты

Король собирает вас.

В лице трех сословий

В торжественный этот день

Мы, дети единой крови,

Сойдемся под общую сень.

Да здравствует Людовик!

Преданности полны,

Мы собрались здесь внове

Для блага нашей страны.

Бурбоны полны участья

К парижским беднякам,

И в том прямое счастье

Судьба посылает нам.

А герцог Орлеанский^{7} —

Народу отец родной,

Души его христианской

Всем ведом высокий строй.

Да здравствует Собранье

В торжественный этот час,

Оно отвечает желанью

Широких народных масс.

Дворянство и духовенство

Французских областей

Сошлись сюда для равенства —

На помощь стране своей.

Да будут благосклонны

Отныне к нам небеса,

Да Франции пробужденной

Услышат они голоса!

Прославим день величавый,

Да будет счастлив народ,

«Те Deum»,[79] исполненный славы,

Пускай он всюду поет.

Поет его с дивною силой,

Напевом сердца веселя,

Во славу Франции милой

И в честь ее короля.

Не зная боязни черной,

Пусть в этот час святой

Народ уже непритворно

Доволен будет судьбой.

Посылая благословенья

На тех, кто страну ведет,

К небу свои моленья

Третье сословие шлет.

Неккера благоразумье —

Опора родной земли,

И в нем мы видим раздумье

Великого Сюлли.

Король наш, как Генрих Четвертый,

Достоин любви во всем.

Французы, пойте гордо

Перед своим королем.

Отныне восторг свободный

Подымем огнем сердец.

Да здравствует благородный

Людовик, наш отец!

Все ветви этого рода

Достойно хранят свой трон,

И доблесть и свободу

Наш тоже хранит Бурбон!

День этот — лучшая пора

Для королевского двора.

И выход короля хвалю я.

Аллилуйя!

Французы, вам Неккер оплот.

Сюлли великим он встает,

Спасенье Франции даруя.

Аллилуйя!

Никто уже не говорит,

Что нам банкротство предстоит,

Неккер явился к нам, врачуя.

Аллилуйя!

Исчезнет скоро дефицит.

Казна сокровищ не вместит,

Польется серебро, ликуя.

Аллилуйя!

Когда вельможи с королем

Шли с величавым торжеством,

Как эту радость опишу я?

Аллилуйя!

С ним августейшая жена.

Принцессами окружена,

Она проходит, всех чаруя.

Аллилуйя!

Они явились всем очам,

Вся нация сплотилась там,

И брани бог летел, ликуя.

Аллилуйя!

Такую радость испытал

Король, какой еще не знал!

Народ в свидетели зову я.

Аллилуйя!

От радости пьянеют тут,

Кругом и плачут, и поют.

Дню светлому пою хвалу я.

Аллилуйя!

Великий день, гори ясней

Предвестием счастливых дней;

Не вижу возвращенья злу я.

Аллилуйя!

Да здравствует король! И с ним

Неккер, он королем любим.

Собранье в помощь им зову я.

Аллилуйя!

И королеве слава, слава!

Ее преследуют неправо.

В Собраньи помощь ей ищу я.

Аллилуйя!

И принцам крови слава, слава!

Они наследственное право

Докажут, доблесть доказуя.

Аллилуйя!

Пусть духовенство и дворянство,

Друзья, на нас,

Полны презрения и чванства

Глядят сейчас,

Оставим их водить нас за нос,

Брать все места —

Наш срок придет — полней стаканы

За Tiers-État.[80] (bis)

В том, что мы правы, нет сомненья,

К чему тут спор?

Напрасны все их ухищренья

И гневный взор.

И как они забыли, право,

Что роскошь та,

Что все богатство их и слава

От Tiers-État?

Приносит нам происхожденье

Почет, покой.

Но кем дается нам рожденье?

Судьбой слепой.

Кто господином стал повсюду

И не спроста?

Завоеватель, вождь откуда?

Из Tiers-État.

Мы зрим нередко Человека

Среди дворян,

Но чтобы стать кумиром века —

Один нам дан.

Он строг, и злом не верховодит,

Душа чиста,

И по отцу он род выводит

От Tiers-État.

Хоть наш удел повиновенье —

Но будет час,

Когда все наше раздраженье

Падет на вас.

Ведь голова у нас, дворяне,

Не так пуста,

Так берегитесь же заране

Вы Tiers-État.

Пусть вы и вежливы и строги,

С улыбкой вам

Приходится платить налоги

По всем статьям.

«Неккер! Спасение народа!» —

Кричат уста.

Неккер выводит корень рода

От Tiers-État.

Как Генрих — наш монарх любимый

Велик душой,

Его заботой мы хранимы

В стране родной.

Народ с ним счастья не избудет,

С ним жизнь слита,

Пусть королю слугою будет

Все Tiers-État.

Тайны нет, исчезла боль:

С Третьим дружен наш король!

Чувства эти воспою я,

Аллилуйя!

Герцог, крови с ним одной,^{11}

С Третьим сан сливает свой, —

И народ гремит, ликуя:

Аллилуйя!

О, Бурбон, Кондэ, Конти,^{12}

Вашим планам не пройти, —

Штаты крепнут, нас врачуя, —

Аллилуйя!

И дворяне сражены

Депутатами страны,

Блеск их меркнет, гибель чуя, —

Аллилуйя!

Штаты дружны и крепки

Черным рясам вопреки, —

Так без клира возглашу я:

Аллилуйя!

Нас парламенты гнетут, —

Пусть скорей они падут:

Грянем все тогда, танцуя:

Аллилуйя!

Наш Неккер, отец земли,

Нас хранит, как встарь Сюлли,^{13}

Счастье Франции даруя, —

Аллилуйя!

Славься, славься добрый Трон,

Вместе с ним крепи закон!

Песнь победную, ликуя,

Пропою я.

Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя!

Король Людовик, с ним весь клир

Сегодня собрались на пир.

Неккер великий — наш кумир,

Он пылок без сравненья

И нас заставил на весь мир

Греметь себе хваленья.

Неккер наш — муж великих сил,

Весь ад, должно быть, разгромил:

Он Люцифера сокрушил

И зависть, и раздоры, —

Рукой железною сломил

Наветов вражьих хоры.

Солдат, и клир, и буржуа —

Сословья третьего волна:

Неккера подкрепит она,

Нам нечего страшиться.

Мы исчерпали спор до дна,

И Правда в мир родится.

Страдали все мы; хмур и дик,

Народ к отчаянью привык. —

Вдруг солнце показало лик;

Неккера во избавленье

Явился к нам, и в тот же миг

Пришло стране спасенье.

Давно уже ни стар, ни мал

Себе спасенья не искал,

Лишь памятника каждый ждал

В пылу кровавой сечи:

Но стража спрятала кинжал

И жаждет братской встречи.

О день, в истории счастливый,

Сословья собрались все три.

Мы радостью вольнолюбивой

Ликуем ныне до зари.

Теперь, когда нас опьяняет

Восторг, проникнувший в сердца,

Король, тебя благословляет

Народ за это без конца.

Неккер, чувствительный и умный,

Себя ты славой увенчал

И мерою благоразумной

Себе почет, нам счастье дал.

Венок тебе дают французы,

Которых ты освободил.

За то, что их разбились узы,

Тебя здесь каждый полюбил.

Ты будешь наше восхищенье,

Принц, обожаемый за то,

Что сыплешь вкруг благотворенья,

С кем не сравняется никто.

Пусть от тебя монарх узнает

О нашей жажде и любви,

Людовик правду знать желает

Чрез смелые уста твои.

Вслед за сенаторами Рима

Продлите благородный труд.

Величье ваше несравнимо.

Чрез вас все бедствия умрут.

Пускай любовь отчизны вашей

Вам подарит навек почет.

Ткань золотая воли краше,

Когда король ее дает.

Теперь воинственной отваге

Несем приветствия свои;

За нас взовьются ваши шпаги,

И с нами вместе — наш Луи.

Пусть прославляет дух прекрасный

Рукоплесканий наших гром;

Народными единогласно

Солдатами вас назовем.

Да здравствует король! Принц Орлеанский!

Неккер и Собранье!

Прославим нынче короля!

Неккера воспоем, друзья,

Великий дух его хваля,

Сольемся в вихре танца.

Да славит вечно вся земля

Француза-чужестранца!

Версаль, Париж от всех забот

Очистит ныне наш народ.

Солдат и буржуа поет:

«Друг другу будем братья.

Счастливо день для нас встает.

Придите все в объятья!»

Пускай хвалы из града в град

Всей нашей Нации гремят

За то, что доблестный Сенат

Нам утолил страданья.

Пусть парижан несметный ряд

Охватит ликованье!

О, герцог Орлеанский, вас

Зовет отцом всеобщий глас,

Народов сонмы уж не раз

Вам быть детьми хотели,

Хвала вам завтра и сейчас,

Почет во всяком деле!

Памфлет сей дивный спев, потом

«Те Deum» дружно пропоем;

Вина и водки вслед за сим

Хлебнем мы полной чашей!

Парижа много хуже Рим,

И без него нам краше!

Дорогая свобода,

Ты мне жизни милей;

Дам тебе я в угоду

Счастье всех своих дней.

Восхищенная муза

Строит храм, где в ночи

Ты для счастья француза

Изливаешь лучи.

Пусть орел, горд и злобен,

Ввысь стремит свой полет —

Муравью он подобен

Иль пылинке высот.

О, Неккер, ты был первый, —

Ты Юпитером был,

Ты рукою Минервы

Злобный жезл отклонил.

Взят Неккер у отчизны,^{18}

Месть его стережет.

Ты лишаешься жизни,

О, французский народ!

Был Неккер величавой,

Вознесенной звездой;

В полноте своей славы

Он сокрыт темнотой.

Но в ответ его бедам

Полны скорби сердца,

И летят за ним следом,

Как на голос отца.

Это улей, лишенный

Королевы своей,

Это рой возмущенный,

Что сплотился тесней.

И высокие боги,

И герои ему

Воздвигают чертоги,

Как слуге своему.

Париж во след героя,

Под Марсовой рукой

Сам овладел без боя

Твердыней вековой.

Должна теперь корона

Признать его закон,

И Разум выше трона

Отныне вознесен.

Так довершай же дело,

Катона чтя, народ,

В тот век вступая смело,

Куда Платон зовет.

Герой! Ты видишь муки?

Идет нам голод вслед,

Ружье роняют руки,

В живых уж милых нет.

И если, благородный,

Не сможешь нам помочь,

То бедности народной

Окутает нас ночь.

И слезы грудь стеснили

Затем, что вся страна

В соседстве гордых былей

Страдать обречена…

Но уважают войны

Домашний наш очаг.

Француз, живи спокойно,

Когда повержен враг.

Прекрасная Аврора

Вещает счастье вам,

Полки вернутся скоро

К отеческим полям.

И Генрих величавый

У всех во взорах вновь.

Людовику вся слава,

А герцогу — любовь.^{19}

Подымем выше чашу

К тому, чей светел дух,

Он спас отчизну нашу^{20}

От ужаса разрух.

Провидел не напрасно

Он этот славный час,

Честь Франции прекрасной

В его руках сейчас.

Душа моя в испуге,

Лишь думаю о том,

В каком мы были круге —

Овечки с пастухом.

Но видим мы яснее

Коварные дела.

Вы гибнете, злодеи,

Вас тайна не спасла.

О, граждане, прошу я,

Молю я вас в слезах

Презреть в годину злую

Беззлобие и страх.

Гоните без пощады

Врагов через поля.

Нам больше войн не надо:

Мы все теперь друзья.

О полдень незабвенный,

Когда грозил нам рок!

Лишь подвиг дерзновенный

Спасти тогда нас мог!

В истории кровавой

Тот день — как солнца лик.

Француз, покройся славой

В счастливый этот миг.

Тебе, о полный пыла

Эли,^{22} младой боец,

Победа подарила

Бессмертия венец.

На грани верной шпаги

Сей стих ты отчекань —

Хвалу твоей отваге

И юной славе дань.

Предайте тех забвенью,

Кто мыслил нас предать,

И в сердце сожаленью

Не дайте зазвучать:

Из вечной книги жизни

Сотрем их имена,

Измена та отчизне

Теперь уж не страшна.

Ужасная Бастилья,

Навеки пал твой плен.

Нас в бой помчали крылья,

И нет угрюмых стен!

Железный век растает.

Исчезни, рабства боль!

Днесь Франция мужает:

Неккер с ней и король.

Сословье третье сквозь лихолетье

Восславим мы,

Как быстро сила его сразила

Оплот тюрьмы.

Париж в напасти; тоску несчастий

Он узнает,

И буржуазия однообразие

Нужды несет.

Предатель ведом; маня к победам,

Редеет мгла,

Чтобы Бастилья ценой усилья

Взята была.

Уже французы свергают узы,

Горя огнем

Таким, который выносят взоры

Врага с трудом.

Подобно граду, ломя ограду,

Звучит пальба;

Земля вздыхает и замирает

На ней борьба.

Подлец-правитель, вы удивите ль

Приемом нас?

Отряды входят и там находят

Обман для глаз.

Враги притворно глядят покорно

На пришлецов,

Уж по записке предатель низкий

Убить готов.

Отряды яро огню пожара

Все предают,

К твердыне белой на приступ смело

Они бегут.

Устав сражаться, готова сдаться

Уж цитадель;

Сквозь брешь пролома блестит знакомо

Пред нами цель.

Душа солдата желаньем сжата,

Чтоб первым быть

В разгуле мести на этом месте

И лавр добыть.

Мы победили и водрузили,

Врага тесня,

Знамена славы, знак величавый

Победы дня.

Споем про победу и славу,

Обретенные в этот день.

Франция для судьбы величавой

Вступает под мирную сень.

Трепещите, темные силы,

Мы духом крепки и сильны.

Минерва щитом оградила

Свободу нашей страны.

Могила, где столько томится

Людей, погребенных в стенах,

Бастилия, эта темница

Повержена нами во прах.

Обязаны этим счастьем

Гражданской милиции мы,

И французских гвардейцев власти,

Разрушившей стены тюрьмы.

Лишь по высшей милости бога

Мы в тот день победить могли,

Здесь опасности было много, —

Внял он бедам родной земли

И, чтоб дать нам помощь в отмщеньи,

С детских лет он вложил в сердца

Храбрость тем, кто идет в сраженье,

Верный цели своей до конца.

С королем француз всей душою,

Он отдать ему жизнь готов,

Но к живущим изменой злою

Неизменно он строг и суров.

Делоннэ и Флессель,^{25} до ада

Вам дорога теперь одна,

А Парижу вас больше не надо —

С вами в заговоре сатана.

Отречемся от преступлений, —

О, сограждане, смело вперед!

Пусть тягчайшее из преступлений

Не свершит французский народ.

Для сапожника, для дворянина

Честь одна — быть всегда собой,

Всех любить и чтить господина —

Вот французов девиз родной!

Вы узнаете лик Медузы,

Что когда-то сразил Тезей;

Для чего вам гневить, французы,

Сердце лучшего из королей?

Уж секира близка, и дружно

Вековой мы свергнем гнет.

Если сотню голов вам нужно,

Эта сотня голов падет.

Где сегодня наш обед,

Братец мой?

В нищете погрязли люди,

Нет одежды, денег нет, хлеба нет,

Ты скажи, как дальше будет,

Братец мой!

Носит рясу и мундир,

Братец мой,

Слишком гнусная порода.

К чорту их, копивших жир,

Угнетателей народа,

Братец мой!

Без Неккера, видишь сам,

Братец мой,

Наша Франция трикраты

Полетела бы к чертям.

Он же опытный вожатый,

Братец мой!

Но и он в родном краю,

Братец мой,

Не укрылся от нападок.

Выбран был барон Данкю,

Чтоб привесть бюджет в порядок,

Братец мой!

Но вопрос не так уж прост,

Братец мой!

И дворянство с духовенством

У министра ценят рост,

А совсем не совершенства,

Братец мой!

Этот немец не речист,

Братец мой,

Лезть не хочет в нашу драку,

Но надменно носит хлыст,

Чтобы бить нас, как собаку,

Братец мой!

Нам Неккера бы вернуть,

Братец мой,

Да, вернуть бы непременно,

А не то направят путь

Наши деньги прямо в Вену,

Братец мой!

Сбросим к чорту поскорей,

Братец мой,

Тех, что пышно так одеты,

Презирающих людей,

У которых нет кареты,

Братец мой!

Диковинная перемена

В Париже властвует сейчас,

Совсем невиданная сцена

О, граждане, пленяет нас:

Смятенных толп волна живая,

Квиритов бурных череда,

Бежит сюда, бежит туда,

Клокочет, пиками сверкая, —

Земля, ярясь, из недр своих

Рождает днесь героев сих.

А там, среди толпы огромной

Нетерпеливых удальцов,

Король со свитой едет скромно,

Неспешной поступью, без слов.

То не владык триумф блестящий

Среди льстецов, златых затей, —

То песнь победная детей

Свободы, в торжестве летящей.

Король проходит, — смолкнул крик:

Людовик головой поник.

Народ наш, гибнущий в печали,

Его приветствовать не мог.

Король Земли, вы гласу вняли?

Сие молчанье — вам урок.

О, если б, долгу днесь послушный,

Желанья наши ты свершил, —

Какой бы в нас проснулся пыл,

И как француз великодушный

Вскричал бы ныне здесь со мной:

«Да здравствует король родной!»

Парад сей новый созерцая,

Он тихо едет пред толпой.

Увы, сомнения не зная,

Картиной тронут он живой.

Прибыв к обители той вечной,

Где заседает магистрат,

Взнесенный полчищем солдат,

Король правдивый, но беспечный,

Вдруг слово лести обронил, —

И крик восторга пробудил.

«Пусть радость нам удвоит силы, —

Сказал Людовик, — здесь — я свой,

Вы все мне — дети, все мне милы,

Я посреди семьи родной».

В пылу пленительных признаний,

Когда сказалась доброта

(Весьма счастливая черта),

Людовик не сдержал рыданий,

И я узнал, клянусь главой,

Как плачут короли порой.

Наш старый мэр (велеречивым

Себя оратором он мнит)

Докладом важным и учтивым

Его порадовать спешит.

Раз тысячу здесь прозвонило

«Величество» и «государь»:

Тех титулов тщеславных хмарь

Меня немало рассмешила:

Мог Ленуар их расточать,

Байи же — щедрость не под стать.^{28}

Затем наш мэр эмблему^{29} важно

Святой Свободы в руки взял,

И глядь, — монарху преотважно

Ее на шляпу привязал.

И страх Людовика пронзает, —

Все ж улыбнулся кое-как:

Трехцветный сей лобзает знак,

Девиз Свободы повторяет

И прочь идет под шум и звон,

Которым день сей завершен.

Король, во глубине сознанья

Запомни день великий сей,

И наши жаркие желанья

Запечатлей в груди своей:

Тебя народ наш добрый любит

И не трепещет он нисколь, —

«Людовик, — мыслит он, — король, —

Плуты его да не погубят:

Они, желая управлять,

Мечтают короля сковать».

Весьма ревнивые к короне,

Сии предатели, в сердцах,

Скорбят не о твоей персоне,

Но о своих былых правах.

Их гордость вышла за пределы:

Лелея тайно злую страсть,

Они хотят похитить власть,

Против нее направить стрелы

И ныне сделать из тебя

Лишь мерзкий призрак короля.

Ваш меч благословили боги,

Остались в прошлом дни тревоги.

Предтечи мрачные тех смут,

Что кровь и ужасы несут.

Так упивайтесь вашей славой

И знайте, в книге величавой

Уже отведена глава

Парижским смелым буржуа.

В спасении какая ясность!

Как велика была опасность!

Злодеев тысяч двадцать тут,

Да извне полчища идут,

Да тайная измена, в город

Зовущая на помощь голод, —

Все встало с воплем торжества

Против парижских буржуа.

Но в этой буре беспокойства

Как много зоркости, геройства

Вы показали в тот же час,

Взглянув на дело в первый раз!

Какой порядок! В этом аде

Погибли б в Риме и Элладе

Скорей народные права,

Чем у парижских буржуа.

Согласье общее успело

За день (неслыханное дело!)

Врагов затею победить,

Ее в зародыше убить.

О, как злодеи просчитались!

Они наказаны остались

И могут вымолвить едва:

Кто ж знал парижских буржуа!

Бастилию принудить к сдаче

Вам было шуточной задачей,

Хоть и окрасили бойцы

Кровью лавровые венцы.

Разбит рукой патриотизма

Оплот надменный деспотизма,

Стоит развалина мертва,

Ликуй, парижский буржуа!

Монарха друг нелицемерный

И верноподданный примерный,

Готовый кровь свою отдать

За короля и не роптать,

Заклятый враг тех низких тварей,

Что лучшему из государей

Подсказывают лжи слова, —

Таков парижский буржуа!

День беспримерный, ты прекрасней

Всего, о чем и быль и басни

Нам свой оставили рассказ,

День, вечно памятный для нас,

Когда, в охране не нуждаясь,

Любви народной доверяясь,

Людовик, в кликах торжества,

Предстал парижским буржуа.^{31}

Пусть он кокарду вашу примет

И никогда ее не снимет,

Пусть, чувства разобрав свои,

Он вашей вверится любви.

Вся Франция тогда поникнет

Пред ним в восторге и воскликнет:

Отцу-Людовику ура,

Ура парижским буржуа!

Как изменил Париж свой вид!

Свободны мы от мракобесья,

И Третье^{33} мщением горит,

Давно утратив равновесье.

Бастилью рушит пушек гром,

Тараримбимбом;

Тараримбимбом,

Ее стена лежит в грязи,

Тирири,

Точь-в-точь, как друг мой Барбари, —

Посмотри!

Из комендантской головы^{34}

Какое пугало слепили!

Изменник завопит «увы!»

При виде этой страшной гнили.

И де Флессель^{35} идет на слом,

Тараримбимбом,

Тараримбимбом!

За все предательства свои,

Тирири,

Точь-в-точь как друг мой Барбари, —

Посмотри!

Вы, торгаши, нам не страшны, —

Прощай, былые вожделенья!

Все ваше злато, все чины

Легли добычею отмщенья.

Фуллон,^{36} сей грубый скопидом,

Тараримбимбом,

Тараримбимбом!

Не кормит сеном нас, ни-ни,

Тирири,

Точь-в-точь как друг мой Барбари, —

Посмотри!

А тесть его,^{37} наш интендант,

Жил долго на десятом небе,

Но, несмотря на свой талант,

Такой же грустный вынул жребий:

Он не в тюрьме нашел свой дом,

Тараримбимбом,

Тараримбимбом!

Он был изгрызен Сан-Суси,^{38}

Тирили,

Точь-в-точь как друг мой Барбари, —

Посмотри!

Иуды, сеявшие зло,

Услышьте приговор суровый!

Само нам небо помогло,

Рассеяв гибельные ковы.

Мы на фонарь вас вознесем

Тараримбимбом,

Тараримбимбом!

Болтайтесь, бог благослови,

Тирири,

Точь-в-точь как друг мой Барбари,

До зари!

Дворяне, род спасая старый,

От гнева нашего бегут.

Без барабана, без фанфары

Кидают принцы свой приют.

Друзья, а нам какое дело!

Душой вкушая мирный сон,

Бокал с вином подымем смело —

Нам весь их заговор смешон.

Пускай в отменном исполненьи

Актеры чванною толпой

Времен Мольера представленья

Ведут пред залою пустой.

Друзья, а нам какое дело!

Нам только б пить — вопрос решен! —

Бокал с вином подымем смело —

Нам весь их заговор смешон!

Пускай о новом злодеяньи

С соседом речь ведет сосед,

Пусть буржуа уже заране

Приготовляет свой мушкет.

Друзья, а нам какое дело!

Коль к небу взор наш вознесен,

Бокал с вином подымем смело —

Нам этот заговор смешон.

Они оружие схватили,

И пушки яростью своей

В упор Бастилию разбили

Под самым носом у властей.

Друзья, а нам какое дело!

Иль век всех тюрем не сочтен?

Бокал с вином подымем смело —

Нам весь их заговор смешон.

Пускай сегодня, в день расплаты,

Вконец разгневанный народ

Казнит своих аристократов,

На шест их головы берет.

Друзья, а нам какое дело!

Таков восстания закон.

Бокал с вином подымем смело —

Нам весь их заговор смешон.

Неккер — наш ангел-хранитель!

Внял он горячим мольбам.

За возвращение к нам

Честь вы ему воздадите ль?

Славься, греми на весь мир,

Франции добрый кумир.

Ах, без него нам на лица

Траур угрюмый упал,

День перед нами лежал,

Словно пустая гробница.

Славься, греми на весь мир,

Франции добрый кумир.

Франции солнце святое

Не омрачила гроза:

Снова струится в глаза

Счастье его золотое.

Славься, греми на весь мир,

Франции добрый кумир.

Ныне ты зришь пораженье

Гадов, позоривших честь:

Небо послало им месть,

Бегство — одно им спасенье.^{41}

Славься, греми на весь мир,

Франции добрый кумир.

Вновь мы приветствовать рады

Сердце героя, твой дух.

Счастья не выразить вслух!

Лучше не надо ограды.

Славься, греми на весь мир,

Франции добрый кумир.

Славы алтарь вековечен,

Пышен Свободы престол:

Неккер к нему подошел,

Знаком победы отмечен.

Славься, греми на весь мир,

Франции добрый кумир.

В мир, где живут полубоги,

Наши возносят сердца

Милого нам мудреца

По триумфальной дороге.

Славься, греми на весь мир,

Франции добрый кумир.

Все обошлось без кутерьмы:

Он с нами — буржуа версальский.^{43}

Попали, видно, в точку мы,

Возненавидев сброд канальский,

На чью подляческую честь

Всех покупателей не счесть.

Он нас считал за дураков,

В своей берлоге сидя гордо,

И за нули считал бойцов

С рукой мозолистой и твердой.

Но сказка есть: под сапогом

С улиткой вместе гибнет дом.

А вот подлец совсем иной, —

Он чем хитрее, тем уютней:

Бедняга тешится мечтой,

Что мы не видим ловких плутней.

Дворцовый хлыщ, аристократ,

Целуя, нас пинает в зад.

И де Флессель и Делоннэ

Крутенько принялись за дело.

Эх, тут бы пушку погромчей, —

Чтобы у них в ушах звенело!

Да не было у мужика

Ни чорта, кроме кулака.

Но все они, — хваленье нам! —

Скрививши рожи, здесь боролись

И, довершая горький срам,

На виселицу напоролись:

Уж там-то чванились они,

Аристократам став сродни!

Эх, чорт! Взглянуть на парижан, —

Ну, что за храбрые вояки!

Они нам наплодят граждан,

Охочих, как отцы, до драки:

Гусары станут не страшней

Шпиков, собачьих сыновей.

А те не будут досаждать,

Как этот барский сброд проклятый.

На вас мы сможем наплевать,

Спесивые аристократы:

Невинных это защитит,

А бедняков развеселит.

И ты, приказная строка,

Ты, висельник, разбойник пьяный,

Смотреть не будешь свысока,

Обшаривая нам карманы:

Нет, Генеральных штатов бой

Сравняет замок твой с землей.

А фермеров пузатых хор,

Холопов в золоте, — с разбегу

Из древней завали контор

Скакнул прямехонько в телегу:

Не брось они нам барахло,

Хватило б практики Шарло.^{44}

Король наш добрый обещал

Вернуть нам милого министра:^{45}

Бедняга, верно, отощал,

Но мы его накормим быстро.

А тот, кто нравом не таков,

Узнает зубы бедняков.

Олибриус^{46} великий наш,

Увы, ушел в луга и травы.

Его нет с нами, — что за блажь! —

В Испании он ищет славы:

Узнают скоро мал и стар,

Как победил он Гибралтар.^{47}

С парламентами нам всегда

Была большая незадача:

Но это просто ерунда, —

Теперь закрутится удача,

Хоть запоздалый их привет —

Как после ужина обед.

Французы пред лицом закона

Теперь в правах уравнены^{49}

И заноситься не должны

Дельцы, дворяне, люди трона.

Пускай башмачник я простой —

Мне по плечу министр любой!

Монарх достоин уваженья,

Когда он сам законы чтит.

Мне в знатных сердце веселит

Лишь к добродетели стремленье.

Будь богача, вельможи сын,

Но будь при этом — гражданин.

Когда Париж кипел в тревоге,^{50}

Исчерпан хлебный был запас,

Оружья не было у нас

И враг стоял уж на пороге,

Я прикрепил, чтоб воевать,

Сапожный нож на рукоять.

Я в церковь ринулся былую,

Где граждане уж собрались.

«Смерть иль победа» — мой девиз.

Удвоим зоркость боевую

И будем строго с этих пор

И день и ночь вести дозор.

Над каждой бодрствуя мансардой,

Стеречь мы будем вражий шаг

И все украсим свой колпак

Трехцветной братскою кокардой;

Пускай воинственный наш вид

Врагов свободы устрашит.

У всех нас общее есть чувство —

Равны все люди меж собой:

Я человек был небольшой —

Никто не чтил мое искусство, —

Теперь я тоже знатным стал,

Как принц любой иль генерал.

Я всем внушаю уваженье,

Я революции оплот.

Пусть я башмачник — мне идет

Солдатское вооруженье.

Порядок мною охранен,

И защищаю я закон.

Легко в солдатской я науке

Нашел призвание свое,

Во всем покорно мне ружье,

К нему мои привыкли руки,

Я с острой саблей и штыком,

Как старый гренадер, знаком.

Ружье и штык — моя отрада, —

Милей сапожничья ножа.

Пойду я, ими дорожа,

В дыму войны, в рядах парада,

До преисподней воевать, —

Коль в плен нам надо чорта взять!

Нам веселье и согласье

Подороже глупых слов,

Пусть бежит несогласье

От веселых голосов.

Братья, одного отца ведь

Тут мы видим сыновей,

Так давайте ж праздник править

Добродетельных людей!

Не пора ль права рожденья

И дворянство всем забыть?

Пусть одно опьяненье

Будет всех веселить.

Вольность всем напоминает

О неволе прошлых дней,

Вольность праздник украшает

Добродетельных людей.

Вы, жители полей укромных,

Идет свобода к вам в дома!

Здесь больше нет — ни подъяремных,

Ни феодального ярма.

И тот, кто властвовал над вами,

И тот, кто поедал ваш труд, —

Теперь, как вы, равны правами

И долг гражданства так же чтут.

Здоровым радостям охоты

Все отдавайтесь, как один.

Пускай ни страха, ни заботы

Не знает сельский гражданин.

Ты, молодежь, вслед за отцами

Силки и ружья приготовь.

Приятно странствовать лесами,

Коль дома ждет тебя любовь.

Мы чтим укромные селенья,

Труды, забытые в полях.

Мы ждем от их благоволенья

Все новых радостей и благ.

Их незаметными трудами

Победы нашей крепнет шаг.

Работники земли! Мы с вами

И в развлечениях и в трудах!

Сословье третье, может стать,

Вы благородно бы простили

Епископов, кюрэ и знать

За блеск их вековых насилий.

Узнаем пусть иную стать:

Вам удалось права забрать!

Что будет утешеньем нам

В утрате горькой деспотизма?

Досель не верится глазам,

Не ожидавшим катаклизма.

Придется поле очищать,

Сословье третье сменит знать.

Демократический декрет

Унизил каждого обидно,

Но мы не можем дать ответ,

Когда Бастилии не видно.

О, как припомнит этот миг

Через десятки лет старик!

Прекраснейшую между роз

Беспечность наша погубила.

В чудесной из метаморфоз

Сословье третье победило.

Епископы, кюрэ и знать,

Нам все придется потерять.

Чтобы над пропастью скользнуть,

Пускай зовут аристократы,

Как ни сжимается их грудь,

Сословье третье для расплаты.

В покорности народу там

Потребуется клясться нам.

Признав заслуженный укор,

Получим, может быть, прощенье;

Зловещее «confiteor»[81]

Произнесем без искаженья,

Чтоб молвить: «Каюсь, грешен я!»

Et caeterá, et caeterá.[82]

Коль денег нет, — давать хитро:

Подачки высосут добро;

Нам это в огорченье!

Народу с добрым королем

Молитвой пользу принесем.

Какое утешенье!

Хоть кровь мы льем и там и тут, —

Из нас гроши еще трясут;

Нам это в огорченье!

Но зря нас ловят на крючок:

С лихвой заплатит мужичок.

Какое утешенье!

Без пользы тополя шумят,

Фруктовый презирая сад, —

Нам это в огорченье!

Но у вельможи во дворе

Стоят по чину, в серебре.

Какое утешенье!

В ветрянку сядет свинопас, —

Так хлеб добудет и без нас;

Нам это в огорченье.

Но знатный смотрит свысока,

Не стоя ни четверика.

Какое утешенье!

В своих речах привыкла знать

Всех нас холопами считать;

Нам это в огорченье.

Клянемся именем своим,

Что башмаков ей не дадим!

Какое утешенье!

Сеньер спесивый мнит порой,

Что он полезней, чем портной;

Нам это в огорченье!

А ты ему штанов не шей, —

Свой зад покажет дуралей!

Какое утешенье!

О, король! О, мой Ричард!

Позабытый всей вселенной.

На земле один лишь бард

Думает о муке плена.

Я один бы был готов

Сбросить гнет твоих оков.

Ты покинут всей вселенной,

О, король! О, мой Ричард!

На земле один лишь бард

Думает о муке плена.

Да еще его подруга

Мучится тоскою друга.

Не ищите, государь,

Счастия под лавром славы,

И наверное, как встарь,

Мирт полюбите тогда вы.

Трубадур

От муки хмур,

И для груди, горем сжатой,

Он не ждет отплаты.

О, король! О, мой Ричард!

Позабытый всей вселенной.

На земле один лишь бард

Думает о муке плена.

О, король! О, мой Ричард!

Позабытый всей вселенной.

На земле один лишь бард, —

То Блондель, — один лишь бард —

Думает о муке плена,

Только бард

Думает о муке плена!

Зачем в смятеньи все, и барабан гремит?

Какое бедствие сегодня нам грозит?

Солдаты смелые, от гнева став бледней,

Направили стопы к твердыне королей.

О, преступление безмерное! Оно

Средь королевского двора совершено.

Там издевались все безумною толпой

Над нашей вольности эмблемою святой.^{57}

В единодушии преступном смельчаки

Топтали бешено трехцветные значки

И пели, от вина и злобы охмелев,

Там возмутительный и пламенный припев.^{58}

Вы королю помочь хотите своему?

Служа законности, вы служите ему!

Исчадью жалкому, поймите, господа,

Народных жребиев не вверят никогда.

Лакеи во дворце, буяны вне дворца,

Напрасно ждете вы победного конца.

На стенах комнаты, где буйствовал позор,

Рука Незримая вам пишет приговор.

Слепые ратники безумной старины,

Дрожите! Будем мы за все отомщены!

И если молнии решились вы разжечь,

Под их ударами вам первым надо лечь!

Пусть роковой урок, пример грядущих дней,

Заставит вас дрожать, клевреты королей,

Пусть он приучит вас, принудит, наконец,

Самодержавного народа чтить венец!

Он создал королей для блага своего,

Они ж похитили потом права его.

И вот, сочтя себя за божьих сыновей,

Глядят с презрением на остальных людей.

Все Дионисии и Авгии — сродни:

Враги заклятые народных прав они.

В их темном множестве на Тита одного

Неронов тысячу мы видим оттого.

Рабы своих рабов, во глубине палат,

Бесславно жизнь они безвольную влачат,

И в ярость подлую впадают иногда, —

Театром ужаса бывает мир тогда.

Меж тем их визири, увенчаны венцом

Всех наглых радостей, пируют день за днем,

И потом бедняка давно упившись, льют

От скуки кровь его в свой золотой сосуд.

Людовик! истина в конце концов пришла

Освободить тебя от заблуждений зла.

Узнай, что, следуя законности во всем,

Народа вольного быть сладко королем.

Ты это сам сказал — и доказал возьмись,

До полной высоты сегодня вознесись.

О притеснениях былых заставь забыть,

Заставь за вольности тебя благословить.

Подумай, посуди. И не того потом

Могущественным ты признаешь королем,

Кто царствует двору в угоду, а того,

Кто заслужил любовь народа своего.

Вот — рассказ из жизни взятый.

Место: лип версальских тень.

Год: восемьдесят девятый,

Октября шестое — день.

Стал тот день кровавой датой…

Вымыслу нет места здесь.

Нации великой — честь!

Нации великой — честь!

Героических гражданок

Многотысячный народ

Из предместий спозаранок

Собирается в поход.

Путь отважных парижанок

Прямо ко дворцу лежал:

Чтоб король им хлеба дал!

Чтоб король им хлеба дал!

Но, вдали завидев знамя,

Королевский лейб-конвой

Ощетинился штыками

Перед женскою толпой.

С обнаженными руками

Те идут навстречу им:

Видеть короля хотим!

Видеть короля хотим!

Тут злодеев штык проворный,

Чтоб огонь вражды раздуть,

С торопливостью позорной

Вожакам пронзает грудь.

Не избыть вам славы черной,

Трусы, вышедшие в бой^{60}

С беззащитною толпой!

С беззащитною толпой!

Вы призвали на подмогу

Фландрский полк, что там стоял.

Но фальшивую тревогу

Чужестранец распознал,

Только вышел на дорогу…

И солдаты-чужаки

Повернули вспять штыки.^{61}

Повернули вспять штыки.

Засверкали ваши пятки:

Шкуру поскорей унесть!

Скачут трусы без оглядки…

Но убийство кличет месть —

И с толпой опасны прятки.

Семеро за подвиг свой

Поплатилось головой.

Поплатилось головой.

Те, кто Францию спасали,

Хоть сильна была рука,

Еле-еле отстояли

Жизнь версальского полка.

Без защиты их едва ли

Уцелел бы, говорят,

Хоть один из тех солдат.

Хоть один из тех солдат.

Всенародным пристыженьем

Заблужденье искупив,

Возрожден своим спасеньем,

Пусть виновный будет жив.

Нация сильна — прощеньем…

Верь, француз, звезде своей:

Понапрасну кровь не лей!

Понапрасну кровь не лей!

Из тихих обиталищ

Не надо выходить.

Дни ужаса настали,

В Париже страшно жить.

Когда-то полный счастья

И мирной тишины,

Париж сейчас во власти

Насилья и войны.

Всем сердцем паж Нинетты,

Бродя у амбразур,

Любовные обеты

Припомнил Варикур.

«На королевской службе

Три месяца мне быть —

И стану в нежной дружбе

Я дома с милой жить».

Но в тот осенний холод,

В ужасный недород,

Невероятный голод

Вдруг поднял весь народ.

И с гневом, и с печалью,

Питая в сердце месть,

Народ пришел к Версалю,

Взывая: «Дайте есть!»

Туда проник он даже,

Где сам король живет,

Но дерзостная стража

Переградила вход.

Убили в этом месте

Старуху. Видя кровь,

Народ возжаждал мести,

И кровь пролилась вновь.

За это преступленье

Был Варикур убит.

Народа возвращенье

Имело страшный вид:

Под яростные крики,

Смотрел он, как живой,

Приподнятой на пике

Кровавой головой.

А нежная Нинетта

Там, в домике своем,

Мечтой была согрета

И думала о нем.

Вдруг шум. Она направо,

К окошку. Боже, он,

Здесь, головой кровавой

На пике вознесен!

От горечи, от гнева

Она лишилась сил,

И ужас сердце девы

В безумье погрузил.

Народных возмущений

Вот он — печальный плод;

Пусть каждый в мирной лени

Вдали от них живет.

«Возьмемтесь-ка за пики, —

Мы все сказали раз. —

С нас хватит этой клики!

Версаль морочит нас!

Так щелкнем же по носу

Тот жульнический сброд,

Иначе он без спросу

Кокарду нам пришьет!»

Услышав пушек пенье

И наших сабель звон,

В ужасное смятенье

Приходит Туанон.^{64}

Дражайшей половине

Она лепечет: «Слышь!

Мы сами жаждем ныне

Отправиться в Париж».

Маневр довольно трудный

Двору внушает страх,

Поток наш многолюдный^{65}

Тоску родит в сердцах.

Но, видя их терзанья,

Мы кротко говорим,

Что их из состраданья

В Париж переселим.

Опасная столица

Раскрыла ворота,

И нехотя вселится

К нам гордая чета.

Но взоры наши строги, —

Известен каждый плут.

Заботливые боги

Нам Францию спасут.

Огорченный трубадур

Перед горцами Беарна,

Пел, от беспокойства хмур,

На вершине лучезарной:

«Венценосный сын Анри

Ныне пленник в Тюильри.

«Перед ним пролилась кровь

Преданнейшего гвардейца,

Чтобы можно было вновь

Смертью верной засмотреться;

Но венчанный сын Анри

Ныне пленник в Тюильри.

«Он тревожился за дни

Им возлюбленной супруги.

Но не встретили они

Помощи в надежном друге;

Королева вслед Луи

В плен попала в Тюильри.

«В чем, однако, их вина,

Чтоб отнять у них свободу?

Не любила ль их страна?

И хвала ли то народу,

Что несчастный сын Анри

Ныне пленник в Тюильри?

«Наш возлюбленный дофин

В детстве ведает уж узы,

Страждет королевский сын;

В колыбель дают французы

Детям нашего Анри

Плен тюремный Тюильри.

«Эти униженья их

Не угасят в нас почтенье.

Струи нитей золотых

В облаках зажгут горенье;

Сын попрежнему Анри

Заключенный в Тюильри.

«Вы гордитесь, что права

Человека получили;

Но, свободные едва,

Короля вы осудили;

Все свободны, а Луи

Ныне пленник в Тюильри.

«У подножья, где Анри

Монументом отдыхает,^{67}

Что за грохот до зари?

Неужели чернь желает,

Чтоб причастен был Анри

Планам против Тюильри?

«О французы, королю

Возвратите же свободу!

Как беарнец вас молю

Короля вернуть народу:

Счастье старого Анри

Обеспечим мы Луи!»

Король во Франции жил

И добрая королева.

Со всеми он ласков был,

Она улыбалась без гнева.

Ах! Сколько сделано зла!

Свидетелем ночь была.

Она украшала трон;

Король был защитником, веры.

Слыл Марком-Аврелием он —

Она же слыла Венерой.

Раз осенью в прошлом году,

Лишь солнце спустилось ниже,

Пробил барабан беду,

Пришли амазонки Парижа.

О, Муза, ни слова о том,

Как этой ночью ужасной

Дворяне перед дворцом

Нашли свой конец несчастный.

Я верил, что после невзгод —

От них содрогаюсь душою —

Опять человечность придет

С воскреснувшею зарею,

Но столько сделано зла! —

Свидетелем ночь была…

В то время, когда Доброта^{69}

Тревог в душе не питала,

В то время, когда Красота^{70}

Спокойно в дворце засыпала,

Вся шайка бандитов ночных,

Не виданных в парке доселе,

Прорвалась чрез часовых.

У королевской постели,

Вся в ужасе и в слезах,

Королева прятала страх.

В Париже от черни злой,

При помощи Лафайета,

Людовик с сыном, с женой

Должны были скрыться от света.

Не будем мы видеть зла,

Лишь добрые помня дела.

Как граждане просто — они

Средь братьев вкушают счастье,

Приводят к нам добрые дни

И утешают несчастья.

Француз! Коль свободы заря

Попрала неволю пятою,

Пусть король и его семья

Разделят свободу с тобою.

Быть свободным — вот твой закон;

Должен быть свободным и он.^{71}

Пусть он — лишь весна придет —

Посетит все свои поместья,

Пусть Францию в лучший год

Объедет с семьею вместе.

Но чем еще ты смущен,

Гражданин горячий и смелый?

Уважая свободный закон,

Заверши это доброе дело.

Дворянин бесстрашно умрет,

Твердя: «Пусть король живет!»

Гильотен,

Враг измен,

Врач весьма приличный,

Рассуждал, что род людской

Площадной душить петлей

Не патриотично.

Для него

Ничего

Казни нет милее,

Коль ему не сгоряча,

Без петли, без палача,

Дать ножом по шее.

Говорят совсем напрасно,

Что из зависти несчастной

Тот хитрец,

Ловкий жрец

Гиппократа,

Дал когда-то

Остроумнейший совет,

Как на тот отправить свет

Безболезненно собрата.

Враг измен

Гильотен

Полон сил и чужд сомненья,

Шапелье, Барнаву^{73} сам —

Самым важным знатокам —

Показал изобретенье.

И, пылая добротой,

День-деньской

Стал трудиться над машиной,

Что без боли смерть дает

И которую народ

Называет гильотиной.

Какая фурия к террору

Законодателей ведет?

Какой ужасный гений взору

Их неуклонно предстает?

Предписывая обожанье

Законов равных и благих,

Они унизили названье

Народа до животных злых.

Отряды двинув на расстрелы

Ты тем заставишь ли, Солон,

Нас полюбить закон твой смелый,

Когда наш разум возмущен?

И пули могут ли, — о воля,

Ты, обольщающая всех, —

Заставить нас итти без боли

Путем окровавленных вех?

Народ, доверчивый чрезмерно

И поступающий без дум,

Способен возмутить, наверно,

Своими действиями ум.

Но если на высоком месте

Себя ты видишь пред толпой,

То не спеши с вопросом мести

И чувству выход дай иной.

Пусть будут боле виноваты

Они, чем это узнаешь,

Ужель во имя злой расплаты,

Ты по закону их убьешь?

Живущим в просвещенном веке

Как не почувствовать испуг,

Когда не видят в человеке

Других отличий, кроме рук?

Судья, твой суд не будет ясен:

К тебе толпу людей ввели, —

Виновных от невинных в массе

Ты прозорливо отдели.

Да не звучит вердикт тяжелый,

Одних лишь робких погубя,

Когда злодей быстрей Эола

Сумеет скрыться от тебя.

Взгляни на жертвы безграничной

Досель жестокости твоей:

Их поведение обычно,

Для них не надо палачей.

Верни же матери поддержку

Ее бессилия и лет.

Палач! Не обращай в насмешку

Того, чем каждый был согрет.

Их крики, слышные отвсюду,

Ужели сердца не смягчат?

Разоблачать тебя я буду,

Пока гнетомые молчат.

Ты заблуждения народа

Всечасно должен просвещать,

Вот что велит творить Свобода,

А не нещадно убивать.

Секире строгого закона

Отдай противников его,

Чтоб справедливость неуклонно

Над злым свершала торжество.

Но невиновных прекрати же

По дикой прихоти губить

И в успокоенном Париже

Дай каждому спокойно жить.

Богатые прелаты,

Приспешники двора,

Надменные аббаты,

Прошла для вас пора:

В карман к вам не течет,

Как некогда, доход;

Не получать вам платы.

Вас разгадал народ,

Богатые прелаты!

В Евангельи когда-то

Совет был ясный дан,

Чем могут быть прелаты

Нужны для христиан.

Хотите лучше стать?

Не надо пировать —

Бегите от разврата.

Так все могли читать

В Евангельи когда-то.

Достоинство священства —

Ваш мирный идеал.

Господь — пример равенства —

В карете не езжал.

Один лишь ослик с ним

Входил в Иерусалим.

Не то у духовенства!

И плохо мы храним

Достоинство священства.

В Париже средь народа

Священству, наконец,

Дана теперь свобода

Пасти своих овец;

И добродетель там

Теперь открыта нам.

А гражданству в угоду

Король отныне сам

В Париже, средь народа.

Прелестные дриады,

Танцовщицы двора,

Где вам искать услады?

Прошла для вас пора:

В Версале нет утех —

Монахов взяли всех.

Так плачьте от досады,

Забыв свой прежний смех,

Прелестные дриады!

Нам фонарей довольно,

Пусть мир средь нас живет.

Здесь утро жизни вольной

Встречает весь народ.

Король теперь у нас —

Прославим этот час!

Мы счастья все достойны,

Огонь вражды угас,

Нам фонарей довольно!

Обобран я! Лишен я состоянья,

Где в государстве прежний мне почет?

То униженье, то опять признанье —

Тяжка с тобой борьба, солдат-народ.

Обобран я! Власть у меня отъята,

Лишенный благ, теперь я слаб и нем.

Я многим был во Франции когда-то,

Но в наши дни я стал почти ничем.

Обобран я! Зачем же, Карл Великий,^{77}

Былую власть ты мне не дашь опять?

Жить без тебя в стране я должен дикой.

О, если б лик твой вновь здесь увидать!

О Медичи! Король Людовик Первый!

О, Карл Девятый, помощь мне и щит!^{78}

За вас меня вела на битву вера;

Мой меч в крови еретиков обмыт.

Смирение, покорность, добродетель

Я проповедывал, но был тщеславен сам.

Народ, теперь ты зорок, — бог свидетель!

И доблесть лишь нужна твоим сердцам!

Я говорил про бедность, воздержанье,

А сам о звонком золоте мечтал.

Теперь и я лишился состоянья,

И без него ничтожен стал и мал.

Но как бы мог я отразить удары,

Своей судьбы сменить закон прямой?

По справедливости, я стал достоин кары,

Вся Франция сейчас в вражде со мной.

Пусть пьет, кто хочет, за народ,

За честность патриота, —

Нам, духовенству, гимн не тот

Пропеть пришла охота.

С тех пор, как слили в должный час

Со всею нациею нас,

Мы все богаты, чорт возьми, —

Как водится между людьми!

С народом жить одной семьей

Велело нам Собранье,

К нему пошли мы всей душой,

Но без гроша в кармане.

Жить без имений — это вздор,

Пустой, конечно, разговор.

Нас обобрали, чорт возьми, —

Как водится между людьми.

О депутаты, запретить

Нельзя своим декретом

Обычай плотно есть и пить,

И хохотать при этом.

Такой естественный порок

И ваш указ пресечь не мог.

Мы в нем погрязли, чорт возьми, —

Как водится между людьми.

Вам понимать давно пора —

Пусть ваши речи бойки! —

Что даже росчерком пера

Не зачеркнуть попойки.

Хоть уважения полны

Мы к депутатам всей страны,

На них плевать нам — чорт возьми, —

Как водится между людьми.

Святой отец наш — дуралей,

А поп — не сыщете наглей!

Архиепископ наш — злодей!^{81}

Аллилуйя!

Монаршей милостью всегда

Кормились эти господа.

Теперь и к ним пришла беда,

Аллилуйя!

Где исповедываться нам?

Кто отпущение даст грехам?

Его нам даст всевышний сам!

Аллилуйя!

Какой назойливый народ!

Пускай на хлеб цена растет,

Неккер от голода спасет!

Аллилуйя!

Как быть нам со святым отцом?

С набитым плотно сундуком.

Мы скоро все перетрясем.

Аллилуйя!

Великий бог, избави нас

От воронья, от черных ряс —

И мы затянем в добрый час

Аллилуйя!

Немного путного у нас

От Генеральных штатов видно:

Дурного больше во сто раз.

Ах, что за гордая ехидна!

Их депутатов нужно нам

Скорей послать ко всем чертям.

Они сожрали нашу знать

И духовенство искусали:

Их надо бить и убивать,

Как псов, что вдруг беситься стали.

Прочь этих удалых ребят!

Гоните их пинками в зад!

Нас голодухой в свой завет

Они приводят неослабно,

Но без кредитов, без монет

Их рожи выглядят похабно:

Воришек этих подлый сброд

Святошей сделал весь народ.

Ах, смерть крольчатам суждена!

Ужель они — аристократы?

Они не кушают зерна —

Того, что прячут демократы:

Они капустный лист грызут,

А демократы — все сожрут.

Он — пленник, добрый наш король,

Под кровом тюильрийской сени.

Бойцы отважные, доколь

Терпеть потоки оскорблений?

Ужель пред шайкой босяков

Король унизиться готов?

Их своевольный приговор

Теперь и судьи испытали, —

Так быть должно: злодей и вор

Закон недаром низвергали.

Фемида медленно идет,

Но все же к цели приведет.

Лишь только кучка прощелыг

Сошлась в каком-нибудь селеньи —

Кому-нибудь дай в тот же миг

Мандат в Париж, на словопренье.

Однако нет страшнее зла,

Чем их избранников дела.

Святую свечку дал Аррас,

Прованса яркий факел с нами:

Они не освещают нас,

Но Францию кидают в пламя.

Нельзя их трогать и тушить,

Но есть надежда приглушить,

В согласьи с добрым королем

Закон и счастье мы велели

Вам созидать в краю родном:

Но вы в наказ не поглядели,

Желая не Советом быть,

А над ограбленным шутить.

Ах, господа, терпеть невмочь,

Про совесть вспомните впервые.

Довольно штук! Катитесь прочь!

У нас избранники другие,

Ошибками научены,

Созиждут счастие страны.

Ты приходишь без стыда,

Недостойный сын, сюда?

Ты, чья низость мне знакома,

Ты, предавший всех друзей,

Из родительского дома

Убирайся поскорей!

К духовенству я причтен

И почти что разорен.

Потрудитесь состоянье

Мне скорее возвратить.

Разве наши притязанья

Мы не можем совместить?

Ах, подлец, твоя мечта —

Уничтожить Tiers-État!

Мной рожден ты был когда-то,

И, когда бы дело знал,

Не плохим бы ты аббатом,

А башмачником бы стал.

Вам по крови равен я,

Но знатней судьба моя.

Знаю я, при власти новой

Опустеет мой карман —

Так не будьте же суровы,

Коли я люблю обман.

Прочь, аристократ надменный,

Нет, не сын ты мне, презренный.

Лишь свое добро жалея,

Ты не чтишь страны родной.

Пить с актрисами скорее

Уходи в притон ночной.

О, отец, не будь так строг,

У твоих припал я ног.

Будь, отец, ко мне добрее,

Сжалься над судьбой моей.

Я давно уж стал скромнее —

Эта жизнь меня сильней.

Тысяча семьсот девяностый год, —

Будет ли он для Франции сладок?

Да, господа, скажу наперед —

Если в финансах прибрать беспорядок;^{85}

Не прерывайте этих хлопот,

Чтоб посмотреть (bis), как дело пойдет! (bis).

Прочь, за границу, везут и везут

Наши враги золотую монету,

Мщеньем пылая, дружно поют

Скареды злобную песенку эту:

«Денежки грабь без всяких забот,

Чтоб посмотреть, как дело пойдет!»

Жизнь нам не в жизнь, коль нет ни гроша,

В этом никто сомневаться не станет.

Как же прожить, пока не спеша

Нам их комиссия не отчеканит?

Пусть народ на нее поднажмет,

Чтоб посмотреть, как дело пойдет.

Сказки про ад и чертей не страшны,

И, повинуясь доброму зову,

Мы для начала скорее должны

Дружно приняться за церковь Христову:^{86}

Пусть ее блага нищий возьмет,

Чтоб посмотреть, как дело пойдет.

Но, несмотря на строгий приказ

И вопреки дарам патриота,^{87}

Денежек все же не видно у нас.

Всякому тут посудачить охота!

Пусть поразмыслят! Узнает народ,

Узнает народ, как дело пойдет.

Козни плетут богатеи хитро:

Чтобы надежда у нас увяла,

Золото Франции и серебро

Прячут они в дальний угол подвала.^{88}

Этих плутов повесь наперед,

Чтоб посмотреть, как дело пойдет!

Альмон, сиятельного рода,

Наперекор своим родным,

Любил Сюзетту, дочь народа

С примерным нравом и простым.

Но, жертвы светского презренья,

Они, не доверяя дню,

Скрывали, будто преступленье,

Любовь невинную свою.

«Смогу ль когда, моя Сюзетта, —

Шептал не раз Альмон младой, —

Свой пламень не таить от света,

Открыто звать тебя женой?

Происхожденье — не провинность.

Пусть колыбель твоя проста, —

Дороже знатности невинность,

Твой нежный титул — красота».

Три года вопреки препонам

Друг другу милые верны.

Но, чу! — торжественным законом

Права дворян отменены.

«Мой друг, к нам счастие слетело! —

Вскричал Альмон. — Конец тоске!

Теперь к отцу пойду я смело

С декретом радостным в руке».

Отец Альмона был придворный,

Кичливым хвастался гербом:

Аристократ тупой и вздорный,

Он оказал крутой прием:

«Вы мне не сын, Альмон презренный.

Не появляйтесь здесь вперед.

Покиньте тотчас эти стены:

Вы опозорили мой род!»

Альмона мать давно скончалась,

Но у него сестра была:

Она с мегерою сравнялась —

Лицом угрюма, сердцем зла.

Альмон спешит с душой открытой

«О, поддержи меня, сестра!

Моей Сюзетте будь защитой:

Мне мужем стать давно пора».

И прошептал, потупив взгляды:

«Сестра! Ей суждено носить

Залог любви, который надо

Скорее браком освятить».

Сестрица, вид принявши скромный,

Вздыхает с трепетом в груди:

«Ну, что ж! Сюзетту ночью темной

В строжайшей тайне приводи».

Душа спесивая лукавит:

Она трепещет оттого,

Что кровь дворянскую разбавит

Простонародное родство.

Бежит к отцу просить совета.

Напиток злой они таят:

Не будет матерью Сюзетта,

Сей гибельный вкусивши яд.

Сюзетта ночью в дверь стучится

И с нею верный друг Альмон.

Простосердечная страшится,

Но подозрения гонит он.

Сестра приветливо встречает,

За стол сажает их скорей,

Сюзетту нежно угощает,

Желает доброй ночи ей.

Но выпила Сюзетта зелья,

И ночь ей ужасом грозит:

Залог любви, залог веселья

В его зародыше убит.

Увы, ошибку понял поздно

Альмон, проснувшись на заре!

Он в ярости слепой и грозной

К жестокой кинулся сестре:

«Твой лютый нрав, исчадье ада,

Мне все святое в грязь втоптал!

Тебя из жизни вырвать надо…

Но пламя чище, чем кинжал!

Подай дворянских грамот ворох,

Источник горя и обид.

Смотри с отчаяньем во взорах,

Как пламя их испепелит!»

Спешит отец. Но огнь сжигает

Все родословные дотла.

«Я отомстил, — Альмон взывает, —

За ваши низкие дела!

Останьтесь с дочерью, горюя.

Чины и злато чужды мне:

Семейство новое найду я

В Сюзетте и ее родне!»

И прочь пошли, полны укора,

Супруги юные мои.

Они покрыли очень скоро

Убытки горестной любви.

Сестру же после преступленья

Через два года ждал конец, —

И, снискивая уваженье,

Вернулся к детям их отец.

Солдат я, родину люблю

И для своей отчизны,

Закону предан, королю,

Не пожалею жизни.

И если Францию мою

Дадут на растерзанье,

Погибнуть за нее в бою —

Вот все мое желанье.

Солдат я, родину люблю

И для своей отчизны,

Закону предан, королю,

Не пожалею жизни.

Я не боюсь коварных дел

Лжеца-аристократа —

Всегда я тверд душой и смел

По долгу демократа.

Солдат я, родину люблю

и т. д.

Аристократы-гордецы —

Придворные манеры,

Все ваши титулы, дворцы —

Лишь жалкие химеры.

Солдат я, родину люблю

и т. д.

Мы все в равенстве ищем жить,

Стряхнуть ярем позорный,

Свободу будем мы любить

На зависть злобе черной.

Солдат я, родину люблю

и т. д.

Ты царствуешь в земле родной,

Любезная свобода,

Несешь ты счастье и покой

Для вольного народа.

Солдат я, родину люблю

и т. д.

Людовик Францию живит,

Он ей роднее сына,

И в нем народ французский чтит

Отца и гражданина.

Солдат я, родину люблю

И для своей отчизны,

Закону предан, королю,

Не пожалею жизни.

Француз твердит: «Плохи дела

И умирать пора пришла» —

Вот, что его огорчает.

У нас и впрямь карман с дырой,

Но век к нам близок золотой —

Вот, что нас утешает.

Невинных часто там и тут

На казнь по улицам ведут —

И это их огорчает.

Но все мы знаем, час придет,

Когда и сам палач падет, —

И это нас утешает.

Коль прокурор и адвокат

Законы утверждать хотят, —

Дворян то огорчает.

Но если Шапелье^{92} в окно

Нам было выбросить дано, —

Нас это утешает.

Когда изменник из попов

Продать сутану их готов,

Дворян то огорчает,

Но если президент притом

Бессмертным странствует жидом, —

Нас это утешает.

Пусть Гильотина для Барнава^{93}

Мягкосердечна и лукава —

Нас это огорчает.

Узнать приятно будет нам,

Что с ней имел он дело сам, —

Нас это утешает.

Вассалам в руки меч дают,

Богатства грабят, замки жгут —

Нас это огорчает.

Но вещи голоден сеньёр,

Вассал берет его на двор —

Нас это утешает.

Однажды, дружно страх деля,

Дрожали мы за короля —

Вот что нас огорчает.

Но только стал он уступать —

На троне усидел опять —

И это нас утешает.

Все ходят в страхе, и Париж —

Уныл, куда ни поглядишь, —

Это нас огорчает.

Мы все запутаны вконец, —

Зато пасут нас, как овец, —

И это нас утешает.

А, ça ira, ça ira, ça ira!

Наплевать на аристократов и лужи!

А, ça ira, ça ira, ça ira!

Обсохнем мы скоро, — придет пора!

Пусть погода сыра, сыра, сыра!

Узел легче рубить, коль затянут туже.

Пусть погода сыра, сыра, сыра.

И через тысячу лет вспомнят о том,

Как шли сюда с утра, с утра, с утра,

Поклясться, что каждый отчизне служит.

Как шли сюда с утра, с утра, с утра.

Всех, кто мешает нам, к чорту сметем!

А, ça ira, ça ira, ça ira!

Наплевать на аристократов и лужи!

А, ça ira, ça ira, ça ira!

Обсохнем мы скоро, — придет пора!

А, ça ira, ça ira, ça ira!

На фонари аристократов!

А, ça ira, ça ira, ça ira!

Их перевешать всех пора.

Мир деспотизма, умирай.

А, ça ira, ça ira, ça ira!

Не нужно нам дворян с попами.

А, ça ira, ça ira, ça ira!

И равенства наступит рай.

Разбойник прусский и тиран

Падет! И с ним австрийский раб.

И вся их дьявольская шайка

Провалится в тартарары.

А, ça ira, ça ira, ça ira!

На фонари аристократов!

А, ça ira, ça ira, ça ira!

Их перевешать всех пора.

С лопатой и киркою

Веселою толпою

На Марсовом поле

Мы трудимся до поту,

Чтоб кончить в срок работу

На Марсовом поле.

Идем без принужденья,

Нас движет увлеченье

На Марсовом поле.

Для празднества большого

Должно быть все готово

На Марсовом поле.

Работаем все вместе,

И труд наш — дело чести

На Марсовом поле.

Нет более Бастилий,

Мы труд объединили

На Марсовом поле.

Вы, милые созданья,

Полны очарованья

На Марсовом поле.

Вы трудитесь без меры,

Вам веселей Цитеры

На Марсовом поле.

Дивится иностранец

На труд наш и на танец

На Марсовом поле.

И Франции свобода —

Прямая цель народа

На Марсовом поле.

Пускай аристократы

К нам завистью объяты

На Марсовом поле.

Нам короля правленье

Внушает восхищенье

На Марсовом поле.

Пою куплет веселый

За тачкою тяжелой

На Марсовом поле.

И щедро песню эту

Дарю я Лафайету

На Марсовом поле.

Аристократы,

Трудненько стало вам,

Марсово поле

Вас гонит по шеям.

Вашу Бастилию —

Столь чтимый вами оплот —

Почти без усилия

Разрушил вконец народ.

Вашу Бастилию!

Отец народу

Король — гражданства щит —

Чтит нашу свободу

И нам лишь добро сулит.

Отец народу!

Король благосклонный,

Любовь ты внушаешь нам,

Твои законы

Ведут к счастливым дням.

О, граждане, свободы дети,

С готовой к подвигам душой,

В высокие минуты эти

К вам обратил я голос свой.

Во всем умеренность питая

И доблесть пестуя свою,

Я, верный сын родного края,

Одну свободу вам пою.

Пускай теперь аристократы

Готовы Францию сгубить,

Отечеству их род проклятый

Ничем не может повредить.

О, братья, граждане, свобода

Мила защитникам своим.

Да сгинут все враги народа,

Мы никого не пощадим.

Король с душою благородной,

Кого готов я почитать,

Даруй нам всем язык свободный

И научись ему внимать.

Страну такое единенье

К блаженству равенства ведет,

И вот свободе восхваленье

С восторгом каждый воздает.

Законодатели отчизны,

Благотворящие сыны,

Не вы ль закон, лишенный жизни,

Вернуть к цветению должны?

Не вы ль в неустрашимом рвеньи

Нам дали новые права.

Вам добродетель — украшенье

И честь французов в вас жива.

Клянемся в верности народу

И королю (он с этих дней

Дал обещанье чтить свободу)

И конституции своей.

Растут надежды наши шире,

Свобода наша, что ни год —

Пример народам в целом мире,

И к нашим детям перейдет.

Аристократы, вы свергнуты сейчас,

Демократы победили вас,

Аристократы, миновал ваш час!

Аристократам больше не блистать,

Демократам время ликовать,

Аристократам это надо знать!

Аристократы! нечего ворчать.

Демократы будут управлять,

Аристократам время тише стать.

Аристократы! перестать пора

Верить в силу знатных, в росчерки пера,

Аристократы! ни к чему игра!

Аристократы — все сейчас равны!

Демократы любят честь страны,

Аристократы будут сметены.

Аристократам нет теперь житья,

Демократы все же вам друзья,

Аристократы, будьте нам друзья.

Повсюду слышно пенье:

Ça ira! Ça ira!

Вся Франция в смятеньи —

Пришла ее пора,

А я, наоборот,

Твержу: конец придет.

Король наш, как известно,

Нам росчерком пера

Дал счастье повсеместно:

Ça ira! Ça ira!

А я, наоборот,

Твержу: конец придет.

Французская палата

В тиски ущемлена,

Отчаяньем объята,

Не вырвется она.

Принявшие заране

Декреты и слова,

Вы, чья от обещаний

Кружилась голова,

Я вам, наоборот,

Твержу: конец придет.

Без ружей город вольный

На улицах поет,

Своей судьбой довольный,

Сбегается народ.

Пускай его поет —

Скорей конец придет.

Вот рвением объяты,

В работе видя цель,

И дамы для лопаты

Покинули постель.

Но пусть кричит народ —

Скорей конец придет.

На площади обширной

Алтарь был возведен,

Торжественно всемирный

Обет произнесен.

Но ложен клятвы плод —

Скорей конец придет.

По-вашему, французы,

Крепя военный стан,

Не кажутся обузой

Для всех кичливых стран?

Совсем наоборот —

Всему конец придет.

Безумие исчезнет —

Стране вздохнуть пора, —

Врагов и все болезни

Погонят со двора,

И будет утвержден

Попрежнему закон.

Совсем наоборот

Народ наш запоет:

Ça ira! Ça ira!

Аристократ всегда готов

Плевать на слезы бедняков, —

Нам это в огорченье!

Но дождались и мы денька,

Низвергся ястреб свысока, —

Нам это в утешенье.

Клянемся клятвою святой,

Весь мир внимает клятве той, —

Уж вот им огорченье.

Ясна аристократов роль,

От них отрекся сам король, —

Нам это в утешенье.

Сенатом нашим упразднен^{102}

Маркиз, и герцог, и барон, —

Уж вот им огорченье!

Отныне слава и почет

Не только к сильным потечет, —

Нам это в утешенье.

Так громче, страшной клятвы гром!

«Мы за свободу все умрем!» —

Уж вот им огорченье!

Союз наш будет нерушим,

Перевернем все планы им, —

Нам это в утешенье.

И Марс, Фемидой подкреплен,

Поддержит гордость сих знамен, —

Уж вот им огорченье!

Греми же, радостный привет:

«Ура, Байи и Лафайет!»

Их мощь нам в утешенье.

Желанья все свершились вдруг:

Солдат и граждан тесен круг, —

Уж вот им огорченье!

Союз наш ныне славить рад

И Нацию и свой Сенат —

Французов утешенье!

Всем, кто месть таит в сердцах,

Праздник наш внушает страх —

Вот что их огорчает.

Миновал давно уж год,

А свобода все живет —

Вот что нас утешает.

Час наступит — близок он —

Будет весь их план сметен —

Вот что их огорчает.

Но свободой человек

Увенчает этот век —

Вот что нас утешает.

В лес ушедшие вдвоем

Возвращаются втроем —

Песенка так напевает.

Три сословия здесь в ряд

Умный посадил аббат,^{104}

С ними сам заседает.

Те жалеют о крестах,

Титулах и орденах —

Вот что их огорчает.

Мы же блещем — что нам в том? —

Честным сердцем и умом —

Вот что нас утешает.

Нам ценить уж не с руки

Их награды и плевки —

Вот что их огорчает.

Дуб и колос — честь страны —

Для награды нам нужны —

Вот что нас утешает.

Все мы видели таких,

Что клялись для слов пустых —

Вот что их огорчает.

Но устами и душой

Мы обет сказали свой —

Вот что нас утешает.

Ложа чести и свобод

Во весь рост сейчас встает —

И тирана то огорчает.

Счастье взяв из наших рук,

Все войдут в масонский круг —

Вот что нас утешает.

Аристократик! Что, не по вкусу, брат?

С Марсова поля — лопатой под зад.

Аристократик? Что, съел, аристократ?

Аристократы! Катитесь-ка назад!

А ваши бабы — с нами пусть поспят!

Аристократы! Всякий из вас рогат!

Выпьем-ка, братья, за Федерацию!

Мы победили — готов поклясться я!

Выпьем-ка, братья, за нашу Нацию!

Сошлись мы братски-веселою семьей.

Пусть только пикнут — голову долой!

Покажет пятки аристократ любой.

Бонавентура^{106} нас всех сюда собрал.

Перед штыками Анри^{107} не сплоховал,

А Лафайет — ученый генерал.

Припомним все мы — и пошлем Луи

С его сынком — приветствия свои.

Припомним все — и будем чтить Луи.

Аристократы! Месть!

Отомстите кровью —

Тем, кто вас хотят низвесть

К третьему сословью.

Медлить вам нельзя никак.

Быстрый меч — вот мести знак,

Вот ее условье —

Вот ее условье!

Вам на помощь — добрый меч,

Войско — для охраны.

Церковь можете привлечь

И чужие страны.

Хватит этого с лихвой,

Чтоб рассеять злобный рой

Черни окаянной —

Черни окаянной!

Негодяи — у руля:^{109}

Тысяча их счетом.

Мы лишились короля,

Вверясь их заботам.

Коли стерпишь их, француз,

Значит, ты — презренный трус,

Проклятый народом —

Проклятый народом!

Как? не видите, что вас

Тащат всех на плаху,

Что стянуть готовы с вас

Последнюю рубаху?

Разорит вас эта тварь,

Коль ее вы на фонарь

Не вздернете с размаху —

Не вздернете с размаху!

Ненавистны мне слова

Нового закона.

Вера старая жива

В сердце — без урона.

Ты спаси, всевышний бог,

Обиженную знать!

О, когда б ты нам помог

Правителей прогнать!

Тебе не изменю я,

Добрый старый строй,

Горько негодуя

На порядок злой.

Пускай все демократы

Отправятся к чертям.

Одни аристократы

Помочь сумеют нам!

Когда французы с ликованьем

Свободы празднуют приход, —

Вся знать полна негодованьем,

С досады плачет в свой черед.

Ни хитростями, ни восстаньем

Она себя не сбережет:

Нас всех слепил своим блистаньем

И отгорел навек сей род.

Да, это милое коварство

Не позабудем мы вперед,

Не раз помянем наше барство,

Во тьме державшее народ.

Но, говорят, орда их катит

И хочет нас атаковать.

Пускай! Ведь здесь отваги хватит,

Чтоб их навеки растоптать.

Коль этот танец — их любимый,

Ну, что ж, заставим их плясать,

Заставят ядра их скакать, —

И наш восторг невыразимый

Беспечно им передадим мы,

А дальше — крикнем позвончей,

Звончей, звончей, звончей, звончей:

Эй-эй, друзья, (bis) пляшите же ловчей!

О, сердца любви и силы,

Други верные свобод,

Да исполнитесь вы пыла —

Рабство древнее падет.

Ваши деспоты бескрылы:

Коль на вас поднимут рать,

Им живыми не бывать.

Да, братья-демократы,

Увидите вы тут,

Как вновь аристократы

Во Францию придут.

Уставши пить микстуру

Да рыскать здесь и там,

Они сменяют шкуру

И возвратятся к вам.

Конца не будет их мольбам

В сей день великий покаянья:

«Мы к вашим падаем стопам!

Имейте каплю состраданья!

Ошиблись мы, ошиблись мы,

Велик позор, —

Но мы поем: Confiteor,

Но мы поем: Confiteor!»

Приветствия надоедают.

Как депутаты мне мешают!

Я сто экю бы заплатил,

Чтоб кто-нибудь их удавил!

А, впрочем, человек я мирный,

Смеются все: «Какой он жирный!» —

Меня увидев у окна: —

«Да он глупее кабана!»

Постойте ж! Вот мое вам мненье:

В одно прекрасное мгновенье

Я убегу, освобожусь.

О, боже! как я посмеюсь!

А вы с разинутыми ртами

Останетесь за воротами.

И в комитетах шум у вас:

Как же король ушел от нас?

Никто из вас да не забудет —

Монарх всегда монархом будет.

Нет короля — закона нет.

Вам презирать его не след.

Обманут я, не отрицаю,

Но все я шашни замечаю,

Что за спиной моей творят:

Я знаю, знаю, я рогат!

Моя любовница — бутылка,

Я с ней одной целуюсь пылко,

А если станет неверна,

Так в угол полетит она!

Вот за столом я восседаю

И женщин к чорту посылаю.

Мне только бы кусок вкусней,

Мне мяса дайте, не костей.

О, безумцы, раздраженью

Волю я давно дала.

Вашему ли разуменью

Ведать Франции дела?

Брату вы меня назвали

Уличною девкой, да!

Это наглость, господа!

Это наглость, господа!

Знаю я, французский гений

Элегантным быть привык:

Очень мало откровений,

Но чарующий язык.

Вам себя узнать нетрудно

В том, что говорю я вслух:

Это ль не французский дух?

Это ль не французский дух?

Нам шлют воззванья,

И надо все смекнуть,

Все пожеланья

Принять и не сморгнуть, —

Наше призванье

В уменьи всех надуть…

После декрета

О землях попов

Сам Шарль Ламет^{115}

Признал в конце концов,

Что бредни это.

Как много тут глупцов!

Я все спустил

Ко дню, когда открылись Штаты,

Я все спустил,

Вот только фрак я сохранил.

Заимодавцы-супостаты

Толпились, требуя уплаты,

Я все спустил.

Исчез кредит,

Трактирщик стал суров со мною,

Исчез кредит.

Что, Мирабо, тебе грозит?

Как справиться с бедой такою?

Я говорил себе с тоскою…

Исчез кредит.

Прошла лишь ночь,

Предался я патриотизму,

Прошла лишь ночь,

Я рвусь отечеству помочь.

Оставшись другом паганизму,

Впился я в глотку фанатизму,

Прошла лишь ночь.

Наш промысел совсем не тот,

И заработок тает,

Когда нам кто экю дает —

Озолотил, считает.

Ходить напрасно день-деньской —

От практики отучит,

А если подойдет какой,

Политикой замучит!

Да, Франция прекрасна,

Но блеск ее пропал,

Ее народ несчастный

С ней в нищету упал.

Вы тирании злой

Оковы сохранили,

Но не расстаться вам с бедой,

Пока на жалкий жребий свой

Глаза вы не открыли.

Себя предавши сами,

В беспечности слепой,

Вы с вашими штыками

Идете на убой.

Но пред лицом войны

Притихнут забияки.

Вот то-то будут польщены

Аристократы-драчуны,

Что вас побили в драке!

Силки вам расставляют,

А вас, слепых задир,

Декреты забавляют

И синий ваш мундир.

Очнуться, господа,

Вас спекулянт принудит, —

С мукой и порохом беда!

Вы пожалеете тогда,

Да только поздно будет!

Марат^{119} — он поджигатель,

Но прав на этот раз.

Как ваш доброжелатель

Предостерег он вас.

А если глух народ,

Пора перо оставить.

Он, знайте, истый патриот,

Он ваше благо бережет.

Мне нечего прибавить.

Две партии у нас ведут раздоры.

Одна приют себе сыскала скорый —

У якобинцев.

По городу то тут, то там блуждая,

Едва нашла убежище другая —

У капуцинов.

Одна из них желанием томима

Привить нам строй республиканский Рима —

У якобинцев.

Другая, мня себя мудрей и старше,

Считает Францию страной монаршей —

У капуцинов.

Все равные — хозяева, лакеи,

Девицы, герцоги, попы и брадобреи —

У якобинцев.

И только по невежеству порою

Мнят, что они различны меж собою —

У капуцинов.

Ломают, путают, творят поспешно,

Меняют имена и облик внешний —

У якобинцев,

И лишь, обычной лени не тревожа,

День изо дня не делают того же —

У капуцинов.

Себя считают выше подозренья,

Народное встречая уваженье —

Все якобинцы,

И может быть, по мягкости природной

Порою вызывают гнев народный —

Все капуцины.

Желают, чтобы были мы заране

Хотя бы по поступкам англичане —

У якобинцев.

Но то, что в нас прямым безумьем бродит,

Себе всегда убежище находит —

У капуцинов.

Нам всем давно обещано равенство,

Когда признать мы сможем совершенство

У якобинцев,

Но если их мы будем чтить, как прежде,

То скоро всех увидят нас в одежде

Тех капуцинов.

Не трудно нам, скажу я по секрету,

Из сундука заветную монету

Дать якобинцам,

Когда они кредитными листами

Нас сделают такими ж богачами,

Как капуцины.

А я, чья песня стала бесконечной,

Скажу, что я не так уж мудр, конечно,

Как якобинец.

Дитя забав, к вину питая рвенье,

Всю жизнь свою я буду, без сомненья,

Лишь капуцином.

Дворянин спесивый,

Перестань болтать,

А не то я живо

Мог бы в рожу дать.

Трусить не умею —

Чту свободный край.

Будь вперед умнее,

Нос не задирай.

Если тиранию

Правой ты зовешь,

Чтишь законы злые,

Прославляешь ложь, —

Чорт! Найду повсюду,

Будь ты граф или князь.

Сам собой не буду,

Коль не сброшу в грязь!

Дядюшки Дюшена

Уважай кулак,

Он поймет измену,

Разберет, где враг.

Счастью ли народа

Станешь поперек,

Постоит свобода

За себя, дай срок!

Зреет в вашей Лиге^{122}

Черный заговор,

Все плетут интриги

Прячутся, как вор.

Брось свои затеи,

Негодяй, злодей,

Удирай скорее

С девкою своей.

Здесь, перед народом,

Тот, кто строг и прям,

С вашим гнусным сбродом

Разберется сам.

Выйдя против Лиги,

Честные сердца

Не дадут интриге

Вызреть до конца.

Принял я присягу

Среди торжества,^{123}

И костьми я лягу

За свои права.

Я душой отчизны

Берегу завет,

Мне не жалко жизни,

Коль в ней чести нет.

Я гражданин, я здесь рожден,

Я верный сын отчизне,

За край родной, за свой закон

Я не жалею жизни!

Пусть Революция введет

Кого-то в раздраженье.

Не все ль равно, когда народ

Свое в ней зрит спасенье?

Я гражданин, я здесь рожден,

Я верный сын отчизне,

За край родной, за свой закон

Я не жалею жизни!

Пусть протестант или еврей

Во Франции селятся;

Я вере следую своей,

Мне с ними не ругаться.

Я гражданин и т. д.

Как я люблю свободу — так

Пустой разврат кляну я,

Нечестие — мой первый враг,

Терпимости хочу я.

Я гражданин и т. д.

Пусть непоседы здесь и там

Раздор заводят ловко —

Нужна всем этим молодцам

Хорошая веревка.

Я гражданин и т. д.

Пусть темный плут листки свои

Печатает в подвале,

А я декреты и статьи

Люблю читать в журнале.

Я гражданин и т. д.

Бессмысленные болтуны,

Молчите, уступая,

Все ваши замыслы ясны,

А речь — вода простая.

Я гражданин и т. д.

Враги народного добра,

Клянусь вам чем угодно,

Придет желанная пора,

Француз вздохнет свободно.

Я гражданин и т. д.

Пусть черный заговор везде

Разводит ваша свора,

Увидим мы конец беде,

Порвем все цепи скоро.

Я гражданин и т. д.

Француз, ступить врагам страны

Не позволяй ни шагу,

Мы конституции верны —

Дадим же в том присягу.

Я гражданин и т. д.

Разбили мы — пора пришла —

Оковы деспотизма,

Увидим все паденье зла,

Зарю Патриотизма.

Я гражданин и т. д.

Да здравствует свободный строй,

Священное собранье!

Дан Франции закон святой,^{125}

Конец ее терзаньям.

Я гражданин и т. д.

Так пойте хором вслед за мной

Хвалу своей отчизне!

Люби, француз, закон святой

И чти дороже жизни.

Смотрите, французы, как

Высокое собранье

Все трудится ради вас,

К вашему благу стремясь,

Борется повсюду

С тем, что несправедливо:

Искоренять пороки — вот его долг.

И вот, французский народ

Стал, наконец, свободным,

Цепи разбил закон,

Все люди теперь равны.

Без денег духовенство,

Без титулов дворянство,

Возвращены человеку

Естественные права.

Отцы духовные, вы

Корчитесь, словно угри,

Когда их режут ножом.

Вам ничего не достичь,

Вы хотите волнений,

Но неусыпный розыск

Вскроет все ваши козни,

И вас накажет закон.

Как башня Вавилона,

Охвачены безумьем,

Народы прошлых времен

Хотели подняться ввысь,

Духовенство бесстыдно

Наперекор Евангелию

Искало богатств.

Все блага здесь на земле

Из земли происходят,

Доблесть же и талант

Свыше дается, как дар.

Так почему ж для жизни

Люди всегда стремятся

Заполучить побольше

Разных излишних благ?

Шушукаются тайком,

Как и попы, дворяне.

Но конституция всем

Их козням конец кладет.^{127}

Закон клеймит повсюду

Всяческое рабство,

Французы поумнели,

Хотят хорошо жить.

Скучно нам

Ночью здесь и там

Слышать звон церковный.

В честь кого?

Ренегата одного,

Плута.

Почему

Не дали еще ему

Веревки?

Он подлец,

Как собака будет, наконец,

Вздернут.

Пусть вверху

Мы его увидим на суку,

На качелях.

«Ça ira!»

Будьте смелыми, друзья, — пора

За дело!

Над Франциею правит

Пусть сызнова король, —

От сволочи избавит,

От всех ее неволь,

На эшафот отправит

Разнузданную голь.

Да здравствуют потомки

Четвертого Анри!

Проводит меч неломкий

Их снова в Тюильри.

Но Орлеану^{130} громкий

Наш приговор: умри!

Вся чернь, все санкюлоты

Окончат век в тюрьме,

Наступит час расчета, —

Об этом дне Ламэ^{131}

Всегдашнюю заботу

Пусть держат на уме.

Недаром Робеспьера

Родил на свет Дамьен.^{132}

Одна и та ж холера

В сынке без перемен,

Но близок срок: галера

Его зажмет средь стен.

Базарная торговка,

По прозвищу Игла,^{133}

Хотя танцует ловко,

Заметить бы могла,

Что плачут над чертовкой

Уж прутья помела.

Рукой неослабелой

Канальям зададим,

Под лилиею белой

Наш запевая гимн,

И, действуя умело,

Отродье победим.

Мы все готовы к бою,

Наш царственный Луи,

И всюду за тобою

Пойдут друзья твои,

Чтоб с сыном и женою

Ввести вновь в Тюильри.

За восемнадцать франков депутаты

Помесячно безумием объяты

И все несут ужасный бред.

Что ж делать в этом им «Сенате»,

Как не заботиться о плате —

Все ж восемнадцать им дают монет.

За восемнадцать франков, без сомненья,

Во Франции почет и уваженье.

Считают, что умней вас нет.

Болтай что хочешь, из коварства

Свергай с трибуны государство

За восемнадцать маленьких монет.

За восемнадцать франков Робеспьеры

Готовы всех хулить без меры —

Здесь к королю почтенья нет,

Над ним глумятся беспрестанно,

Чтоб из его казны в карманы

Класть восемнадцать маленьких монет.

Кошон, Лабэт^{135} высказывают мненья

Едва ль не местом, нужным для сиденья,

Молчанья дав обет.

Ведь надобно им проявить старанье,

Чтоб получать недаром содержанье,

Все восемнадцать маленьких монет.

Порой, коль преступленья совершали

По воле черни — чуть ли не в Версале, —

Дела, каким названья нет,

Мосье Шабру^{136} все обелял бесспорно

И сам же брал за этот труд проворно

Все восемнадцать маленьких монет.

Сей депутат, язвительный и гневный,

Который гроша не имел в деревне

И ел плохой обед,

С тех пор, как возится с судьбой народной

Раз двадцать в день швыряет, как угодно

Те ж восемнадцать маленьких монет.

Коль надобно, чтоб здесь, в Ареопаге,

Произнесли — не только на бумаге —

Торжественный обет,

Коль надобно кричать до исступленья,

Все выполнят — и в этом нет сомненья —

За восемнадцать маленьких монет!

Куда, Людовик, скрылись вы?

Париж покинули — увы! —

И стали дезертиром.

Что ж, хорошо! —

И перед целым миром!

Вы слышите ли, хорошо!

Забыв о клятвах всех своих,

На ветер бросили вы их.

И ваше вероломство,

Что ж, хорошо! —

Оценит и потомство,

Вы слышите ли, хорошо!

И кто вас только убедил

Предать народ, что вас любил?

И вот все это вместе

Не делает вам чести.

Теперь обманутый народ

Уж клятвам веры не дает

И заклеймил вас кстати

Названием: предатель!

Вы нас покинули, и вновь

Вам не вернуть к себе любовь.

Вдобавок по закону

Утратите корону.^{138}

И вы, красотка Туанон,^{139}

С дороги не послав поклон,

В карете в Монс сбегая,

Вы скрылись, дорогая!

Ваш проводник, красавец-швед,^{140}

Провел вас за собою вслед

Тайком вдоль акведука —

Для стражей впредь наука!

Мы разрешим вам тешить нрав.

Для ваших прихотей, забав,

Париж мог пригодиться, —

Зачем вам за границу?

Вам будет Безанваль прощен,

Граф д’Артуа, Роган, Дийон,^{141}

И много лиц бесчестных,

Всей Франции известных.

И ваш секрет не выдал муж —

Он очень сдержан, и к тому ж

Он держит перед вами

Язык свой за зубами.

Ах, оставайтесь с нами жить,

Мы вам сумеем угодить,

Хоть это трудно очень,

Но все ж мы похлопочем!

Но если как-нибудь опять

Вы захотите убежать,

Тогда мы вас за двери, —

Что ж, хорошо! —

Запрем в Сальпетриере.^{142}

Вы слышите ли, хорошо!

Желанья наши свершены

Державной милостью Собранья,

И наши дни озарены

Монархом, полным состраданья.

И Конституция,

Сей праздник долгожданный,

Сияет радостью желанной,

И наша сплочена семья:

Прославься, Конституция!

Лойялен королевский двор

И, отпуская прегрешенья,

Луи вещает приговор,

Исполненный благоволенья.

Забвенью предадим

Все горькие проклятья,

Воскликнем, вас прощая, братья,

И единение хваля:

Прославься, Конституция!

В согласьи искреннем с Луи

Шлет поздравленья королева,

Зане обеты все свои

Свершил он радостно, без гнева.

Коль недоволен кто, —

Она ль тому причиной?

Нет в целом мире ни единой

Столь мощной силы бытия,

Как наша Конституция.

И принцы к нам вернутся вновь,

И вновь торговля возродится:

Их встретит теплая любовь,

А злая память испарится.

Где людям жить милей,

Как не в кругу семейном?

Согласием благоговейным

Здесь крепко спаяны друзья:

Прославься, Конституция!

Доволен каждый депутат,

Свершив почетные работы.

Он с барабанным гулом рад

Уйти в домашние заботы,

А в детях и жене,

Исполненных участья,

Так много радости и счастья,

Так дружно говорит семья:

Прославься, Конституция!

Царит согласие сейчас,

И все мы тверды, как и прежде.

Пусть только смерть разлучит нас,

И да живем всегда в надежде.

Да будет слышно впредь,

Как гордая столица

Кругом поет и веселится:

Прославься, Нация моя

И наша Конституция!

У каждого здесь свой язык:

Тот рукоплещет, тот бормочет.

Француз к цензуре не привык

И выражается, как хочет.

Но есть один закон,

Для всех неодолимый,

Чтоб слиться навсегда смогли мы

В одну великую семью:

Возлюбим Конституцию!

Два года вы у нас гостили,

Но мотовством уж ослепили:

Вся целина у вас в руках.

Увы и ах,

Увы и ах,

Вы разоритесь в пух и прах,

Увы и ах!

Одна заслуга есть — богатство:

В уме без денег нет приятства,

Вы доказали так в делах.

Увы и ах,

Увы и ах,

Вы разоритесь в пух и прах,

Увы и ах!

Хоть вы мозгами нездоровы,

Но все ж закон дадите новый:

Цена вам — марка, нам на страх

Увы и ах,

Увы и ах,

Вы разоритесь в пух и прах,

Увы и ах!

Вы куда,

Господа?

Вы ушли с арены,

Вы бежите, все разбив,

Разломав и сокрушив,

Полные измены?

Вы по-своему правы,

Изменить боитесь вы

Клятве феодальной.

Так спешите удирать…

Я готов вам пожелать

Путь-дороги дальней,

Но проклятье по пути

Вам придется унести.

Мы считали,

Полагали,

Верили — да что там!

Что, верны своим словам,

Все обязаны вы нам

Денежным отчетом.

Или, взявши из тюрьмы,

Всех повесим скоро мы.

Здесь перед толпою

Стал бы ветер вас качать, —

Но случилось вам удрать.

И теперь мы шлем вам вслед

Пожеланье всяких бед —

Бей вас бог чумою!

Когда поют в народе

Ça ira! Ça ira!

Все верят, что приходит

Желанная пора.

Лишь я — наоборот —

Твержу: конец идет.

Да, да, от заблуждений

Очистится народ,

Туманных рассуждений

Излишество стряхнет,

И кончится игра —

Ça ira! Ça ira!

Унылые декреты

Недолго будут жить,

Нескромные обеты

Совсем легко забыть.

Уже близка пора.

Ça ira! Ça ira!

Вперед, за нашу свободу!

За наши права — смелей.

В ответ на угрозы народу

Мы свергнем всех королей.

Свобода! Свобода! Какое прекрасное слово!

Трепещите, тираны! Расплата ждет.

Лучше смерть, чем ваши оковы,

Так хочет французский народ!

Отчизны нашей спасенье

Спасенью всех стран — залог,

Кто даст ей порабощенье —

Весь мир закует в свой срок.

Свобода! Свобода! Какое прекрасное слово!

Трепещите, тираны! Расплата ждет.

Лучше смерть, чем ваши оковы,

Так хочет французский народ!

Противники тирании,

Собирайтесь в единый строй,

На Европу, на козни злые

Вместе с нами идите в бой.

Свобода! Свобода! Под знаменем чести

Накажем тиранов. Вперед! Вперед!

Общей родине служим мы вместе,

Как единый французский народ!

О, Конституция,

С тобою счастье наше,

Пусть нация моя

Всех наций будет краше!

Весь мир избавь от королей,

От злых тиранов и цепей!

Напрасен ваш союз,

Невольники, бандиты!

К оружию, француз!

Сей заговор сломи ты,

Не ведай больше никогда

Ни слез, ни рабства, ни стыда.

Свобода трубит в рог,

Зовет на поле чести, —

И если близок срок,

Погибнем с нею вместе.

Друзья! Смеясь над смертной тьмой,

Француз вершит своей судьбой.

Нас кличет бог войны:

Вперед, в полет за славой!

Победы тем даны,

Кто гибель мнит забавой.

Летим, отважные полки!

Сорвем лавровые венки!

К нам, обитатель безымянный

Окрестных мирных деревень!

Идите все на праздник званый,

Под мягколиственную сень!

Дыханье бурной непогоды

Здесь игр веселых не смутит.

Друзья! под деревом Свободы

Всем — верный кров, надежный щит.

Оно всей Франции желанно,

Нам должно цвет его беречь,

Стоять на страже неустанно,

Чтоб враг не смог его подсечь.

Все лучшие дары природы:

Любовь, довольство, братский труд —

Друзья! — под деревом Свободы

Свободно дышат и живут!

Мы в жертву родине готовы

Отдать свой жребий каждый час.

Но цепи долга не суровы,

Коль цепь любви связала нас.

Не разомкнутся неба своды

Пред жертвой, что любви чужда.

Друзья! под деревом Свободы

Да сгинут злоба и вражда!

Пусть наши пика и секира

Ваш не смущают робкий взор.

У нас в руках — оружье мира,

Закона бдительный дозор.

Военной доблестью народы

Хранят земли своей покой.

Друзья! под деревом Свободы

Сойдемся братски — всей семьей!

Прости, о счастье! Прости, о нежность!

Прости, Жюли и моя весна…

Отчизне скорбью грозит неизбежность,

И только злодеям воля дана!

В огромном мире найдется ль средство

От бед, заливших все рубежи?

Нам тяжкая скорбь досталась в наследство!

Тиранов наших, господь, свяжи!

Увы, я вижу монарха паденье!

Конец надеждам, конец тишине!

Я жертва анархии, жертва смятенья, —

Зачем же живо сердце во мне?

У малышей на всех дворах

Игрушка новая в руках,

Со всех сторон несется звонко:

«Крутись, крутись, мой эмигрант!»

Игрушечка не так проста.

Что в ней? Причуда иль мечта?

Но каждый вторить рад ребенку:

Скачи, скачи, мой эмигрант!

Машинка двигаться должна,

Крутиться будет век она:

Так жизнь играет с эмигрантом.

Крутись, крутись, мой эмигрант!

То должен он в Турин^{152} бежать,

То он в империи опять,

То очутился за Брабантом.^{153}

Скачи, скачи, мой эмигрант!

Былым величьем ослеплен,

Затеял он подрыть закон —

И под землей стучат лопаты…

Крутись, крутись, мой эмигрант!

Но даром иступил клинок:

Скалу не обратишь в песок —

Да и не спят у нас солдаты.

Скачи, скачи, мой эмигрант!

Доверясь вновь своей звезде,

Идет из Кобленца^{154} Кондэ

С победоносными полками…

Крутись, крутись, мой эмигрант!

Ну, что ж! Мы ждем его, как встарь,

И ждет, как встарь, его фонарь.

Пускай споет, коль хочет, с нами.

Скачи, скачи, мой эмигрант!

И не один его собрат

Покажет нам вельможный зад,

Спеша укрыться в Ватикане.

Крутись, крутись, мой эмигрант!

Не мудрено: в игре такой

Проститься можно с головой,

Не говоря уж о кармане.

Скачи, скачи, мой эмигрант!

Ханжа, банкир, бездельник, поп,

Засилья римского холоп,

Вы все, кто знати нашей любы, —

Крутись, крутись, мой эмигрант! —

Поберегитесь: первых вас

Заставим мы пуститься в пляс,

Едва покажете нам зубы!

Скачи, скачи, мой эмигрант!

Все, кому Франция мила,

А им, поверьте, нет числа,

Хоть их зовут бунтовщиками, —

Крутись, крутись, мой эмигрант! —

Они сумеют, дайте срок,

Аристократам дать урок,

Сумеют расплатиться с вами!

Скачи, скачи, мой эмигрант!

О, ты, кого хитро морочат

И поднимают на грабеж!

Знай, якобинцы так пророчат,

Когда в Сенат их^{156} попадешь:

«Страдай,

Взывай

И уповай,

Надейся в сладком ожиданьи,

Ходи гуртом

Под якобинским башмаком, —

И вот увидишь — ликованье

Поставит весь Париж вверх дном.

«Запомни — совесть нам в убыток,

Она годна для дураков:

Без лишних слов составим свиток

Твоих насущнейших трудов:

Валяй,

Гуляй

Да поджигай,

Да грабь без всякого зазора!

Не трусь потом:

Покроем мы тебя во всем, —

Наш клуб докажет очень споро.

Что нам злодейство нипочем.

«Простись с пороком всенародным —

Чтить королей, любить их трон:

Лишь нам ты должен быть угодным,

Лишь мы диктуем свой закон.

Луи,

Луи,

Друзья твои

И с ними сын твой ненаглядный

На этих днях

Пред нами ниц падут во прах:

Все силы власти беспощадной

Соединим в своих руках!»

Народ мой добрый, ты обманут!

Оплакиваю жребий твой:

Здесь варвары тебе протянут

Клинок убийства роковой.

Все злей

Злодей

И враг людей:

Замыслил он тебя в кровавый

Вовлечь союз.

Беги, беги от лживых уз,

Да будешь вновь, как в годы славы,

Живой и радостный француз!

Уходящий

В высь над чащей

Для бойца француза

Сладостней, чем муза,

Клич победы.

Он отгонит беды,

Посреди огня,

Пылом грудь тесня.

Мы все защитники отчизны,

Разрушившие гнет оков,

Вслед за победной этой тризной

Хотим, чтоб не было врагов.

Пусть за дело

Встанешь смело,

Мать героев,

Верой нас настроив.

Зовы к бою

Над землею

Никогда еще

Не неслись так горячо.

Когда за Францию ты встанешь

И поведешь к победе нас,

Мы верим, что в кровавый час

Ты зов противника обманешь.

Туда, где прячутся тираны,

Идя отвоевать права,

Мы ловим все твои слова,

И нам шаги твои желанны,

Чтоб был поверженным тиран

Меж отдаленных даже стран.

Испуганно когда-то

Шли из-под палки в бой

Французские солдаты

И часто на убой.

Шли, как рабы, готовы

И кровь и жизнь отдать

За рабство и оковы,

За короля и знать!

Да здравствует свобода! —

Воскликнем все дружней,

Ведь равенство народа

Теперь по всей стране.

И юность без опаски

Сбирается в поход,

Забыв любовь и ласки,

За лаврами идет.

И, чтоб спасти отчизну,

Солдатом каждый стал,

И, не жалея жизни,

С оружьем зашагал.

Прощаясь, обнимает

Родных в последний раз.

Где доблесть процветает

Такая, как у нас!

И ты непобедима,

О, наша молодежь, —

Проходишь с песней мимо,

И с песней в бой пойдешь!

И ликованье это

Порукою того,

Что впереди победа

И славы торжество!

Когда наступит время сборам

В военный доблестный поход,

Пускайтесь в путь, горланя хором —

Плечо к плечу, за взводом взвод!

Друзья! есть верная примета:

Ушедший с песней Ça ira!

Домой вернется — знайте это! —

Крича ура, крича ура!

Крича ура! Крича ура!

Пошел бы я и сам в сраженье,

Не будь предательских седин!

Вот вам мое благословенье!

Вот вам в товарищи мой сын!

Делюсь последним без упрека.

Ведите к славе молодца!

А дочь оставьте мне до срока —

Чтоб было кем сменить отца!

Чтоб было кем сменить отца!

У каждой брат или жених —

В солдатах, — так за ними следом

Пойдем на фронт подбодрить их

И воодушевить к победам.

Нас пушками не запугать,

Как гражданки-республиканки,

Страну мы будем защищать!

Пусть нас посмотрит австрияк,

Запишемся мы в волонтеры,

И будет землю грызть пруссак

И вся разбойничья их свора.

Нас пушками не запугать,

Как гражданки-республиканки,

Страну мы будем защищать!

Победу лавры наградят.

И армию мы сформируем.

Ведь все мы — дочери солдат.

И пробил час! Бой неминуем!

Нас пушками не запугать,

Как гражданки-республиканки,

Страну мы будем защищать!

Мы сменим юбки на штаны

И вас поддержим, санкюлоты!

Ведь вместе с вами мы должны

Разрушить деспотов оплоты.

Нас пушками не запугать,

Как гражданки-республиканки,

Страну мы будем защищать!

Мы сформируем полк стрелков,

Пойдем в гусары и драгуны.

Как канониры, пушек зев

Зарядим бомбою чугунной.

Нас пушками не запугать,

Как гражданки-республиканки,

Страну мы будем защищать!

Люиза, Генриэт, Манон,

Эмилия и Анжелика,

Виктория и ты, Сюзон,

Все за отчизну в бой великий!

Нас пушками не запугать,

Как гражданки-республиканки,

Страну мы будем защищать!

Франсиль, Бабэт, Софи, Жюли,

Розалия, Аделаида,

Вы в канониры б подошли

По росту вашему и виду.

Нас пушками не запугать,

Как гражданки-республиканки,

Страну мы будем защищать!

Александрине подойдет

Жезл — командирская дубинка;

Она нас поведет вперед,

Как ревностная якобинка.

Нас пушками не запугать,

Как гражданки-республиканки,

Страну мы будем защищать!

Нам Марс поможет, бог войны,

Богиня мужества Беллона,

Мы, женщины, нести должны

Твои победные знамена.

Нас пушками не запугать,

Как гражданки-республиканки,

Страну мы будем защищать!

Врагов прогоним мы долой,

Вооружась одною пикой.

Смелее, парижанки, в бой,

За честь республики великой!

Нас пушками не запугать,

Как гражданки-республиканки,

Страну мы будем защищать!

О, дети родины, вперед!

Настал день нашей славы;

На нас тиранов рать идет,

Поднявши стяг кровавый! (bis)

Вам слышны ли среди полей

Солдат свирепых эти крики?

Они сулят, зловеще дики,

Убийства женщин и детей.

К оружью, граждане! Смыкайтеся в ряды вы!

Пусть крови вражеской напьются наши нивы!

Что нужно ей, орде рабов,

И этих королей союзу?

Готовят стыд своих оков

Они давно уже французу!

Да, то для нас! Какой позор! (bis)

Великий гнев в сердцах пылает:

Кто это заводить дерзает

О нашем рабстве разговор?

К оружью, граждане! Смыкайтеся в ряды вы!

Пусть крови вражеской напьются каши нивы!

Как! Нам предписывать закон

Хотят когорты иностранцев,

И из домов погнать нас вон

Толпы наемных оборванцев! (bis)

Великий бог! Нас заковать!

Ярмо нам наложить на выи,

Чтоб деспоты, тираны злые,

Нам впредь могли повелевать!

К оружью, граждане! Смыкайтеся в ряды вы!

Пусть крови вражеской напьются наши нивы!

Трепещет каждый пусть тиран

С позорною своей толпою!

Пусть замыслы коварных стран

Оплатятся своей ценою! (bis)

Солдатом каждый стал у нас:

Погибнут юные герои,

Земля родит их новых вдвое,

Дабы разбить оружьем вас!

К оружью, граждане! Смыкайтеся в ряды вы!

Пусть крови вражеской напьются наши нивы!

Французы! Ваш высокий дух

У вас потребует пощады

Для тех, о ком есть верный слух,

Что воевать они не рады! (bis)

Не то — кровавый деспот сей,

Буйе^{162} сообщники прямые,

Они не люди — тигры злые,

Что рвут грудь матери своей…

К оружью, граждане! Смыкайтеся в ряды вы!

Пусть крови вражеской напьются наши нивы!

Святая к родине любовь,

Веди нас по дороге мщенья.

Свобода! Пусть за нашу кровь

И за тебя им нет прощенья! (bis)

И пусть на твой могучий зов

К знаменам прилетит Победа,

И взор надменного соседа

Увидит Славы к нам любовь.

К оружью, граждане! Смыкайтеся в ряды вы!

Пусть крови вражеской напьются наши нивы!

Ha тот же путь и мы пойдем,

Как старших уж в живых не будет.

Их прах мы на пути найдем:

Никто их доблесть не забудет, (bis)

Нам лучше, чем их пережить,

За ними вслед сойти в могилы.

Все напряжем мы наши силы —

Хоть умереть, да отомстить!

К оружью, граждане! Смыкайтеся в ряды вы!

Пусть крови вражеской напьются наши нивы!

Скорей женитесь, господа,

Учитесь на благом примере:

Женитьба сладостна всегда,

А Гименей раскрыл нам двери.

Хвала, наш пастырь-гражданин,

Нам за тобою путь один!

По сей примете узнаем,

Кто будет пастырем примерным:

Коль станешь мужем и отцом,

Так и попом пребудешь верным.

Хвала, наш пастырь-гражданин,

Нам за тобою путь один!

Христос изволил нам сказать

В сентенции довольно ясной:

«Кто может домом управлять,

Управит церковью прекрасно».

Хвала, наш пастырь-гражданин,

Нам за тобою путь один!

Твой, избиратель, строгий суд

Попов-отцов одобрит скоро:

Их дети впредь не принесут

Несчастным маменькам позора.

Хвала, наш пастырь-гражданин,

Нам за тобою путь один!

Живей, дружище, покрывай

Убытки сей войны тяжелой:

Пусть Марс опустошил весь край, —

Венера вновь населит села.

Хвала, наш пастырь-гражданин,

Нам за тобою путь один!

Беды кончились совсем,

Только слышно стало всем

Депутата Ламурета.

Тюрлюретта,

Тюрлюретта, тюрлюретта!

«Господа, — сказал прелат, —

Чтоб настроиться на лад,

Выслушайте Ламурета».

Тюрлюретта,

Тюрлюретта, тюрлюретта!

«Братие, — пора давно

Слить две партии в одно! —

Вот совет вам Ламурета».

Тюрлюретта,

Тюрлюретта, тюрлюретта!

Тотчас сладостный восторг

Изо всех умов исторг

Звучный голос Ламурета.

Тюрлюретта,

Тюрлюретта, тюрлюретта!

Пререкания смолкли вдруг,

Потянулись сотни рук,

Обнимая Ламурета.

Тюрлюретта,

Тюрлюретта, тюрлюретта!

Чтоб прославить этот день,

Прочь, любовь! Заботы — в тень!

Все сердца — для Ламурета!

Тюрлюретта,

Тюрлюретта, тюрлюретта!

Но согласие едва

Длилось миг, — гласит молва,

Как объятье Ламурета!

Тюрлюретта,

Тюрлюретта, тюрлюретта!

Друзья, друзья! страна родная

Взывает к нам, сынам своим.

Ужели зовам тем внимая,

Француз останется глухим?

Эй-эй! к нам скорей,

К нам скорей, всех ждут работы!

Эй-эй! живей!

Больше дела, меньше слов!

Чтоб не стало, патриоты,

Ни тиранов, ни рабов!

Вовек усталости не знает,

Кто за свободу биться рад —

И братски землю обнимает

Работа дружная лопат.

Эй-эй! к нам скорей,

К нам скорей, всех ждут работы!

Эй-эй! живей!

Больше дела, меньше слов!

Чтоб не стало, патриоты,

Ни тиранов, ни рабов!

Аристократы! нам не диво,

Что вас одолевает страх

При виде женщины красивой

С рабочим молотом в руках!

Эй-эй! к нам скорей,

К нам скорей, всех ждут работы!

Эй-эй! живей!

Больше дела, меньше слов! —

Чтоб не стало, патриоты,

Ни тиранов, ни рабов!

Есть дело малым, как и старым.

Они спешат за нами вслед —

И возмещают юным жаром

Неполносилье юных лет.

Эй-эй! к нам скорей,

К нам скорей, всех ждут работы!

Эй-эй! живей!

Больше дела, меньше слов! —

Чтоб не стало, патриоты,

Ни тиранов, ни рабов!

Да, миру подарить мы можем

Свободы светоч и закон.

Клянемся: меч в ножны не вложим.

Пока не пал последний трон!

Эй-эй! к нам скорей,

К нам скорей, всех ждут работы!

Эй-эй! живей!

Больше дела, меньше слов!

Чтоб не стало, патриоты,

Ни тиранов, ни рабов!

Тогда, под славы голос медный,

Живым венкам утратив счет,

Мы воспоем исход победный, —

Всемирно радостный исход!

Эй-эй! к нам скорей,

К нам скорей, всех ждут работы!

Эй-эй! живей!

Больше дела, меньше слов!

Чтоб не стало, патриоты.

Ни тиранов, ни рабов!

Мосье Артуа,^{167} что вас влечет

Без крова жить, везде блуждая?

Ужель страна, где глуп народ,

Милей, чем Франция родная?

А вы — Кондэ,^{168} вы генерал,

Который грубость прославлял,

Пусть мы в несчастьи и в заботе —

Цепей нам больше не скуете.

Ну, что, предатель Мирабо,^{169}

Любитель вин и наслаждений —

Спасет вас veto от того,

Что конфискуют часть имений?

Коль сам король вас предает,

Его ругает весь народ.

Смотри, толстяк, чтоб пики в пузо

Не получил ты от француза.

И так как бочкой ты слывешь,

То мы дадим тебе затычку,

Всю жизнь баюкала нас ложь,

И спать вошло у нас в привычку.

В опасности страна и честь,

И больше нечего нам есть.

Нас подымает гнев великий.

Остерегайся нашей пики!

Ты, Брунсвик,^{170} храбрый генерал,

В наш край войдя стопою твердой,

Решил, что всех нас испугал, —

Но распростись с осанкой гордой.

Французов страх не охватил,

Они тебе посбавят пыл.

И русские и австрияки,

Как блохи, выпрыгнут из драки.

Взрастила Франция солдат,

И ты узнаешь ярость мести,

Они нас в битве защитят —

Здесь весь народ собрался вместе.

Свобода выиграет бой!

Спасай хоть жизнь свою, герой.

Изменникам ты подал руку,

Француз возьмет тебя в науку.

Как у разных пап и мам

Жизнь кончалась без потомства,

Как у них рождались там

Только вздохи по углам,

Как у них сестра и брат, —

О, какое вероломство!

С самой милой из услад

Не могли иметь знакомства, —

Этих пап и этих мам

Мы зовем без вероломства

Волю нежным дать страстям,

Сладким ввериться цепям.

Не пойдут замкнуться вновь

В келью жертвы угнетенья.

Им уже волнует кровь

К вольности святой любовь.

Чтоб не думать никогда

О притонах преступленья,

Пусть разрушат навсегда

Эти мрачные строенья.

Нечего бояться вновь

Кельи жертвам угнетенья!

Хор веселый, славословь

К вольности святой любовь!

Снова можно вам дышать

Волей, юные черницы,

Надо все у жизни взять,

Ведь любовь не любит ждать.

Никаких духовников

Долгополых вереницы

Наложить не могут ков

На покинувших темницы.

Так спешите же сбирать

Вы в полях цветов кошницы,

Узы милые сплетать,

Чтоб любовников вязать.

Десятого августа. Лаврентьев день.

Отдан Париж смятенью.

Провидя, что солнце охватит тень,

Готовится он к сраженью.

Ты крови хочешь, дворянин,

Хочешь спасти свой высокий чин,

Как будто не знаешь, что ты один —

Причина этих волнений.

Народу вовсе не нужно зло,

Он ищет жизни свободной.

Он видит: обманывают его

И вертят им, как угодно,

Людовик Шестнадцатый фальши полн —

Все это издавна знает он

И сам установит свой закон

Свободы благородной.

Всегда предаваем, обманут всегда,

Народ живет в страданьи,

И много приносят ему вреда

Высокие обещанья.

Когда же устанет народ страдать,

Он подымается, чтоб кончать

Былое мученье и начинать

Свободное существованье.

Людовик, Людовик! Что сделал ты нам,

Предателем став на троне!

Ты принял любовь народов, а сам

Живешь лишь для беззаконий.

Бороться с тиранами — вот твой указ,

А сам ты богатых от гибели спас.

Едва ль не ворами считаешь нас.

Твоей отомстим мы короне!

Нельзя было прежде никому

Проверить твои порядки.

Теперь мы не верим уже ничему,

Двуличные зная повадки,

Любовь, о которой твердил ты, — бред,

Ты этим обманывать хочешь весь свет,

Чему ж удивляться, коль веры нет

В короля, что бежит без оглядки!

Швейцарец проклятый! что делаешь ты,

Штыки наводя на свободу?

Дурные советы, конечно, просты,

Но бойся перечить народу.

Мерзавцы солдаты, поддержка двора,

Вас всех в одиночку добьют до утра

И станете жертвами гнева — пора! —

Вы, лившие кровь, словно воду.

Оплачем марсельцев! Погибли они

От руки швейцарцев презренных.

Мы против царей восстаем в эти дни,

Караем их за измены.

Мы свергнем гнет ненасытный и злой,

Мы станем свободной, счастливой страной.

И тронется нашей Европа судьбой,

Наш отдых храня драгоценный.

Один из деспотов Европы^{174}

Собрал приспешников своих,

Чтоб кровью нового потопа

Смыть патриотов молодых.

Народ восстал в одно мгновенье —

И шум, и блеск, и гром войны —

Пал деспотизм в огне отмщенья,

И все враги побеждены.

Как был прекрасен он, великий

Внезапный, яростный наш бой,

Где честь боролась с злобой дикой

И доблесть с низостью людской.

Запомнив этот день единый,

Историки признать должны,

Что даже Рим или Афины

Не столь высоко взнесены.

О, день величия и славы!

О, нашей вольности оплот!

Тебя бежит тиран кровавый,

И человечество поет.

В тебе Республики начало,

Ее побед прямой залог,

Не будь тебя — тиран немало

Французов погубить бы мог.

Для укрепленья тирании,

Уничтоженья наших прав

Питт^{175} замышляет козни злые,

Тиранов вкруг себя собрав.

Он опоздал. Крепя колонны,

Мы разобьем врага в боях

И все властительные троны

Без трепета повергнем в прах!

Мадам «Вето»^{177} могла грозить (bis)

Нас всех в Париже перебить, (bis)

Но дело сорвалось у ней —

Все из-за наших пушкарей.

Отпляшем карманьолу!

Славьте гром! Славьте гром!

Отпляшем карманьолу!

Славьте пушек гром!

Мосье «Вето» мог обещать (bis)

Отчизне верность соблюдать, (bis)

Нарушено то слово им,

И мы пощады не дадим!

Отпляшем карманьолу и т. д.

Мадам «Вето» могла решить (bis)

На з…цу нас уронить, (bis)

Но случай вышел тут иной —

Ей нос расквасили самой.

Отпляшем карманьолу и т. д.

Ее супруг победы ждал, (bis)

Он нашу доблесть плохо знал, (bis)

Ступай же, толстый дуралей,

Ты в башню Тампля поскорей!

Отпляшем карманьолу и т. д.

Могли швейцарцы обещать (bis)

По нашим родичам стрелять, (bis)

Но поскакать пришлось-то им!

Пуститься в пляс пришлось самим!

Отпляшем карманьолу и т. д.

Антуанета у ворот (bis)

Хотела сделать поворот; (bis)

Пред башней дурно стало ей;

Почета не хватало ей.

Отпляшем карманьолу и т. д.

Когда Людовик увидал, (bis)

Что рвы копают, он сказал (bis)

Тем, кто работал: «Господа,

Я чуть не полетел туда».

Отпляшем карманьолу и т. д.

Друзей имеет патриот; (bis)

То всей страны честной народ; (bis)

Под грохот пушечной пальбы

Все дружно выйдут для борьбы.

Отпляшем карманьолу и т. д.

Средь парижан аристократ (bis)

Всем роялистам друг и брат; (bis)

Они его не подведут, —

Как трусы разом удерут.

Отпляшем карманьолу и т. д.

Могли жандармы обещать (bis)

Отчизне помощь оказать, (bis)

И что ж? При грохоте пальбы

Они не скрылись от борьбы.

Отпляшем карманьолу и т. д.

Друзья, в согласьи мы сильны; (bis)

Врагов бояться не должны, (bis)

Пусть вздумают напасть на нас —

Скакать заставим их тотчас.

Отпляшем карманьолу и т. д.

Я — санкюлот! Горжусь тем я (bis)

На зло любимцам короля, (bis)

Марсельский славлю батальон,

Бретонцев наших, наш закон.

Отпляшем карманьолу и т. д.

Навек запомнит наш народ, (bis)

Каков в предместьях санкюлот, (bis)

Чтоб наших молодцов почтить,

За их здоровье будем пить!

Отпляшем карманьолу!

Славьте гром! Славьте гром!

Отпляшем карманьолу!

Славьте пушек гром!

Во Франции нет короля!

Уж то-то ляпнули мы штучку!

Всем важным герцогам, шаля,

Какую дали нахлобучку!

И вот свободны мы сейчас,

И все теперь равны у нас.

Пляши, Париж! Смелей, война!

Любому зададим мы трепку,

Давно завяла белена,

Что раньше портила похлебку.

Свобода впрямь начнет цвести,

Коль будем равенство блюсти.

Теперь гуляй к папа Петьон^{179} —

Презентовать ему почтенье:

Не нужно с ним держать фасон,

Но он достоин уваженья:

Верша капустой и козой,

Наш друг стоит за нас горой.

Людовик, властью пышной окружен,

Царил тираном беспощадным.

Теперь же, в башню заключенный, он

Стал человеком заурядным.

Он клятвы нарушал по сотне раз.

Антуанета — вот причина.

Он был последним королем у нас,

И ждет обоих гильотина.

Так ложное величье в тьму течет:

Исчез и скипетр и корона.

Король жестокий! Ты губил народ —

И в гибель сам нисходишь с трона!

Свобода, ты одна теперь цари!

Французы чтят тебя и славят,

Святое равенство, нас озари!

Предателей да обезглавят!

Войско Христово,

Всех верных французов оплот,

С сердцем святого

На подвиг идет.

Скройся, Антихрист, из наших сердец!

Мы, за Христа принимая конец,

Снова и снова

Заслужим венец.

Нации мерзкой

Сверкает разбойничий нож,

С подлостью зверской

Мешая грабеж.

Их генералы — шайка убийц,

Их трибуналы — сброд кровопийц,

Все их священники —

Стая лисиц.

Их санкюлоты

Не выдержат пламенных встреч:

Жалкие роты

Их надобно сжечь.

Дьявольской смрадною пастью рожден,

Гнусный Конвент изрыгает закон:

Пусть же гадюку

Раздавит Бурбон.

Армия чести

Своею отвагой сильна,

Ныне для мести

Она рождена.

Нашей молитвы разносится звон:

Да укрепится господень закон,

Злобный мятежник

Да будет сражен.

Горе разбою!

Исус наше войско хранит, —

Искрой одною

Он вас истребит.

Поп лицемерный,

Скликающий смерть и беду, —

Все твои скверны

Да сгинут в аду!

Кознями злыми,

Пожаром и кровью одет,

Носишь ты имя —

«Народ-людоед».

Жаждем сразиться

За бога и за короля,

С дьяволом биться,

Свой дух веселя.

Нам на подтирку

Ваши знамена пойдут,

Славную дырку

В них шпаги проткнут.

Нужник устроим

Из ваших смешных фонарей,

В пламени скроем

Казармы псарей.

Что мечтал король уланский,^{183}

По указке эмигрантской,

В промежутке двух недель,

Без труда приблизить цель,

Франциею овладев, —

Это очень нас забавит

И ни капельки не давит:

Что же взять ему дано?

Ровно ничего.

Ровно ничего.

Что ведомое Брунсвиком,^{184}

Посланное Фредериком,

Войско гордое рвалось

В дверь, открытую насквозь,

И бежит, пилюлю съев, —

Это очень нас забавит

И ни капельки не давит:

Им историей дано

Быть ничем давно.

Быть ничем давно.

Бедняк король, утративший вето,

Король — обманщик верного народа!

Толстяк-Людовик, нынче ты — ничто,

Твой титул у тебя взяла Свобода.

Слепой монарх, моли своих льстецов,

Да греют вновь тебя лучами славы:

Народ взял верх над кознями дворцов,

И замысел рассеялся лукавый.

Ты требовал спокойствия от нас,

Сплетая сеть за нашею спиною.

Предатель, плут, расхлебывай сейчас

Все зло, твоей рожденное женою.

И двадцать пять мильонов^{186} уж позволь

Тебе не дать, не внемля больше стону:

Зови себя «ограбленный король», —

Все ж Нация возьмет твою корону.

На месте короля,

Как дед мой, был я тоже.

Других таких, как я,

Не дай тиранов, боже.

Как солнце, затемнен,

Стою я поражен,

Я — лю-лю-лю,

Я — до-до-до,

Я — лю-, я — до-,

Шестнадцатый Людовик

Себе на зло по крови.

И был готов любить

Народ меня, тирана,

А я поработить

Его все строил планы.

И кровь лил, кровью пьян,

Чтоб мой возвысить сан,

Но сан-сан-сан,

Но кю-кю-кю,

Но сан-, но кю-,

Но санкюлоты

Посбили мне охоту.

Сковал и сам несу

Теперь свои оковы,

И под конвоем в суд

Вести меня готовы.

В Сенат ведут скорей,

Как будто я злодей,

На про-про-про,

На це-це-це,

На про-, на це-,

На процедуру —

Послушать чтенье сдуру!

Явившись пред судом

И у барьера стоя,

Я бросил взгляд кругом —

Несчастие какое!

Знамена наши все, —

У них во всей красе!

Я побле-бле,

Я тут-тут-тут,

Я побле-, тут,

Я побледнел тут сразу,

И помутился разум.

Прочли злодейств мне тьму

От малых до великих.

Упорствовать к чему?

Ведь так ясны улики.

Мне разрешили сесть.

Смотрю, где кресло есть.

Злой Лю-лю-лю,

Злой до-до-до,

Злой лю-, злой до-,

Людовику для зада

Скамьи и той не надо.

Хоть у меня друзья

В Париже остаются,

Открыться им нельзя,

Как все они ни бьются.

И тоже вслух кляня,

Кричат против меня:

На гиль-гиль-гиль,

На от-от-от,

На гиль-, на от-,

На гильотину!

Сострой получше мину!

Свободы огненный колпак

Повсюду держит гордый шаг

На горе вражьим ротам.

Объемля мир, его полет

Свергает цепи, свет несет

Отважным санкюлотам.^{189}

Спасенья нашего залог,

Тиранов бледных валит с ног.

Грозит их черным ротам.

Напрасно те в штыки идут:

Сегодня скипетры падут

Пред гордым санкюлотом.

И Рим, и Лондон, и Берлин,

Мадрид, и Вена, и Турин

Всем этим пышным ротам

На колпаке, потупя взор,

Читают смертный приговор,

Пришитый санкюлотом.

Сын Магомета, нищий раб,

В том колпаке уже не слаб, —

Он бьет по вражьим ротам,

И видит с трепетом султан,

Как новый славится тюрбан,

Надетый санкюлотом.

Гремит от Сены до Бирмы,

От Конго до лапландской тьмы

Клич равенства священный.

Тираны, рок вещает так:

Свободы огненный колпак

Пройдет по всей вселенной!

Колпак, колпак!

Ты для француза украшенье!

И наш колпак

Мы носим как свободы знак.

Аристократов поколенье

Всегда приводит в раздраженье

Колпак.

Колпак, колпак!

Нет лучше женщинам наряда.

Ведь наш колпак

Ребенка видит первый шаг,

И уверять мне вас не надо,

Что для мужчины он отрада,

Колпак.

Колпак, колпак!

Для обитателя вселенной

Колпак —

Как бы свободы алый стяг;

На плешь особы столь священной^{191}

Красотка взденет непременно

Колпак.

Пусть наш колпак

На шумных празднествах гуляет,

Пусть наш колпак,

Что чист и ярок, носит всяк.

Бурбоны! Глупость и какая! —

Упорствовать, не надевая

Колпак.

Колпак, колпак!

Залог победы для народа —

Колпак.

Тебя всегда боялся враг,

С тобой, водителем похода,

Прогонит всех врагов свобода,

Колпак!

Француз, оденься, будь собой,

Довольно корчить день-денской

Роль патриота показного.

Кто с добродетелью знаком,

Неужто ходит голышом?

Надень штаны скорее снова!

О, будь отличен как-никак

От оборванцев и бродяг,

От самохвальщика пустого.

Трудолюбивым, честным слыть,

Не значит без штанов ходить —

Надень штаны скорее снова!

Ужель удобней без штанов

Для мудрецов и для глупцов,

Или в штанах ходить так ново?

Ведь разорят рантье, купец

Парижских швейников вконец

Без одеяния такого!

А ты теперь введен в обман,

Которым ловкий шарлатан

Морочит простака любого.

Станки и руки создал бог,

Чтобы носить здесь каждый мог

Штаны сукна недорогого.

В свободе каждый здесь рожден,

Но пусть он сердцем чтит закон

И патриота держит слово,

Пусть каждый при себе хранит

То, что нам прятать надлежит:

Штаны свои наденьте снова.

Пускай прославит медь

Победу величаво;

Ликуя, будем петь

Блеск нашей славы.

Страшно королям

От небывалого вида;

Наш гимн звучит ушам

Их смертной обидой.

Клонит Ватикан

В горе очи долу;

Каждый тиран

Пляшет карманьолу.

Это уже идет

По Франции отмщенной,

И это пройдет

По земле оскорбленной.

Народ! Когда ты с королем был дружен

И называл его отцом,

Беспомощен, бесправен, безоружен,

Ты был порабощен дворцом.

Сегодня ты обогащен правами.

Луч разума сверкнул во мгле:

Навеки расквитавшись с королями,

Ты будешь счастлив на земле.

Пусть угнетатели твои былые

От злобы корчатся вокруг, —

Тебе смешны врага ужимки злые,

Врага, что поневоле друг.

Народ! Оберегай святое право

И помни о минувшем зле!

Знай: племя угнетателей лукаво —

Нет криводушней на земле!

А если, пир кровавый замышляя,

На мирный кров твой нападут —

Ты ринься в бой, победный лавр стяжая,

Сверши над ними правый суд!

Народ! Сумей преодолеть невзгоду —

Без складок скорби на челе!

Француз, утративший свою свободу,

Не будет счастлив на земле!

Казни лжеца, несущего порфиру,

Будь горд, свободен и велик.

Всем лицемерным призываньям к миру

Рви с корнем подкупной язык!

Народ! Когда ты с разумом не в ссоре,

Его завет храни во мгле:

Смерть королям! Они приносят горе

И разрушенье всей земле!..

Что сделал тебе я, французский народ?

Был кроток я, полон боязни,

Я думал о счастьи народном — и вот

Меня ты увозишь для казни.

Французы, французы! — не я ли средь вас

Родился, не мне ли в наследство

Дано было небо, что блещет сейчас, —

Не тут ли прошло мое детство?

Народ мой, ужель от тебя заслужил

Я муки одни и невзгоды?

Когда я свободу тебе подарил —

Меня ты лишаешь свободы.

Мы Генриха лучшим французом зовем,

Но грешное было в нем скрыто,

Людовик Шестнадцатый, честный во всем,

Не знал никогда фаворита.

Найдите француза, кому бы пришлось

Принять приговор мой кровавый.

И больше за сутки здесь крови лилось,

Чем за двадцать лет моей славы.

Коль смерть моя счастье вам даст и покой,

Возьмите ее в искупленье.

Невинный король ваш, скорбя всей душой,

Вам шлет, умирая, прощенье.

Прощай же навеки, мой добрый народ, —

К тебе обращаю я взоры;

А кровь моя — верю — навеки зальет

Упорное пламя раздора.

Парижу надобны не розы,

А траур горестных одежд.

Лишившись лучшей из надежд,

Сограждане, прольемте слезы.

Несчастие нам суждено:

Мы потеряли Сен-Фаржо.

Он отдал жизнь свою народу,

Геройской смертью славных пав

За нерушимость новых прав,

За равенство и за свободу.

Гвардейцем короля сражен,

Республиканцем умер он.

С жестокостью аристократа

Убил ты нашего бойца

За то, что шел он до конца

За родину с рукой подъятой,

И было палачу дано

Похитить нашего Фаржо.

Какой удар невыносимый!

Земля раскрылась для того,

Кто звался Лепельтье Фаржо.

Защитник трона нетерпимый

Могилу вырыл под землей,

Его пронзив своей рукой.

Слуга последнего тирана,

Всесильной яростью объят,

Когда ты будешь нами взят,

Закон тебе покажет рьяно,

Что эшафот узнать дано

Тому, кто умертвил Фаржо.

Он был Республике опорой —

И вот навеки унесен.

Но во французский Пантеон

Войдет он радостью для взора,

Фаржо, прославленный герой,

Являющий пример собой.

Мы памятник ему построим,

Чтоб быль о нем не унеслась.

Он сохранится вечно в нас,

Войдя в историю героем.

Мы над могилою его

Оплакиваем Сен-Фаржо.

Его гробницу украшая

Венками из живых цветов,

Не каждый ли из нас готов

Над нею изойти слезами?

Пусть над могилою его

Оплачут дети Сен-Фаржо.

Двадцать первое января,

Год девяносто третий,

Капет тиран не зря

Своею смертью встретил.

Подарок за измену —

Ему на новый год,

И вот беглец Варенна

Взошел на эшафот!

Он гибелью грозил

Французскому народу,

Тщась из последних сил

Закабалить свободу;

Теряя разум в гневе

И унижая сан,

Внимая королеве,

Свирепствовал тиран!

Всегда он был готов,

До подлости унизясь,

Поддерживать попов

Кровавый катехизис.

Народ своей присягой

Обманывал тиран,

Якшаяся со всякой

Скуфьей, с гербом дворян!

Родня и братья, знать,

Советников так много!

И любят нос совать

Попы во имя бога.

Всегда их рук орудье,

Послушно правил он.

Свершилось правосудье,

Казнил его закон!

Тираны-короли,

Повсюду трепещите,

Ведь козни не смогли

Вам верной стать защитой.

И вы взойдете тоже,

Как он, на эшафот!

От ужаса святоши

Воды набрали в рот!

А римские ханжи

Уже открыть готовы

Потоком грязной лжи

На нас поход крестовый.

Нас папа римский рьяно

От церкви отлучит,

Казненного ж тирана

Святым провозгласит!

Жилось и здесь ему,

Он был бы всем доволен.

К несчастью своему

Он слишком был безволен.

Ведь голова с мозгами

Нужна и для корон —

Он глупо правил нами,

За глупость и казнен!

Пусть имя короля

Изгладится бесследно.

Законы восхваля,

Прославим их победно.

Колпак фригийский, пику,

Французы, сохраним,

«Vive la République!»[83]

Навек провозгласим.

Опять властители Парижу

Всей злобной сворою грозят.

Страна моя! ужель увижу

Твое паденье и распад!

Ужели смогут эти гунны,

О, боги! — храбрых победить

И колыбель свободы юной

Навек в могилу превратить?

Об этом только помышляя,

Внезапным ужасом дыша,

Друзья, скажите мне — какая

Не вспыхнет доблестью душа!

Я весь исполнен нетерпенья,

Жалеть я жизни не могу

И бросил ненависть отмщенья

В лицо надменному врагу.

Покрытый славою походов,

Защитник вольности француз

Уже десятка два народов

Освободил от рабских уз…

И полон мысли величавой,

Чужих не хочет рубежей,

Довольствуясь прекрасной славой

Ниспровергателя царей.

Нам бой сулит восток багряный,

Зовем насилие на суд.

Дрожите в ужасе, тираны:

Солдаты Франции идут.

Их мужество непобедимо:

Здесь что ни город — ратный стан.

От рейнских вод до склонов Рима

Народ кричит: «Умри, тиран!»

Батавия,^{199} свергая узы,

Разбей насильственный закон!

Да будут в вольности французы

Тебе примером, Альбион!^{200}

Зачем потворствовать злодею,

Который дерзок и жесток?

Ужели сам ты склонишь шею

Пред тем, кого казнить ты мог?

Вставайте, новые Алкиды,^{201}

На всех Неронов мировых,

Припомня вечные обиды,

До корня истребите их!

Топчите царства и короны,

Да будет род царей сметен.

Нам не нужны отныне троны —

Над нами царствует закон!

От гнева иль ослепленья,

Короли, вы берете власть?

Вы не терпите возражения:

«Все должны перед нами пасть.

Мы, как боги, владеем землею,

Покоряйтесь без ропота нам,

А не то всем придется вам

Трепетать под нашей грозою:

Так хотим мы и правим сейчас,

Чорт возьми! покоряйтесь, (bis) или сломим вас!»

Ах так? Без согласья народа

Хотите вы им управлять?

Все безумнее вы год от года,

Коли можете так рассуждать.

Как нелепы ваши затеи!

О, глупцы, разве счастье в том,

Чтоб кичиться своим венцом?

Дикари, даже те вас умнее.

Короли — это мы. И свободны сейчас.

Что бы, смертные, (bis) сделать могли вы без нас?

Рабы, полюбившие узы,

Что вам могут дать короли?

Отвагой полны французы,

Защищая законы свои.

Вы получите в воздаянье

Только раны иль смерть в бою —

Так кляните ж судьбу свою,

Жертвы собственного незнания.

А вы, короли, словно тигры, любившие кровь.

Как воздаст вам потомство (bis) за вашу любовь:

С ворами, с людьми измены

Вы будете сведены —

Вот судьба королей презренных,

Живущих лишь для войны.

Позорит мир их орава —

Их выплюнул в гневе ад —

Для неволи они хотят

Сгубить нас в бойне кровавой.

Былым тиранам во всем сродни,

Всех наших несчастий (bis) причина они!

Ценою лишений народных

Они нанимают солдат:

«Поддержите наш трон благородный!» —

Властители им говорят.

Привычные к преступленью

Тираны, враги людей,

В жертву ненависти своей

Приносят все поколенье.

На наши же деньги законы писали для нас.

Народы, живите свободно, (bis) вам власть короля не указ!

Горячим порывом воли

Разбойников мы низведем,

Разобьем все оковы неволи,

На тиранов обрушим гром.

Для свободы, для светлой жизни,

О, французы, для блага страны

Будем мы вместе — мы этим сильны,

Поможем нашей отчизне.

Вперед, о французы, всем пылом высоких сердец,

На врага мы ударим, (bis) и бедствиям нашим конец!

Подымайтесь, грянем громом!

Не боится пуль солдат!

Патриоту смерть знакома,

У него не дрогнет взгляд.

Плюнем на обычай бренный!

Всех святош я разнесу —

Тех, которые смиренно

Умирают за пять су.

Барам волю мы, признаться,

Лишь на плахе возвратим —

Им, грязнящим знамя братства

Черным именем своим.

Мы проткнем их всех штыками,

Тысяча проклятий им!

Заскорузлыми руками

Лик вселенной обновим!

Радугой кокард трехцветных

Ослепим тиранов мы,

Топот наших ног несметных

Громом потрясет холмы.

Мы разрушим все границы —

К чорту грани рубежей!

Мы должны соединиться

На большой земле друзей.

Поспешим в усердьи рьяном —

Наступил расплаты миг.

Сбреем бороды тиранам

Остриями наших пик.

Мы врагов своих пораним,

Победим их, а потом —

Роковое поле брани

Полем братства назовем.

И свободу мы прославим

Ветром яростным знамен,

В чаши дружбы переплавим

Злое золото корон.

Феодальные законы

Уничтожим, разобьем!

Только равенства знамена

Мы сквозь годы пронесем.

Царствовать уже нельзя им —

Этим скипетрам владык.

На земле теперь хозяин —

Патриота гордый штык.

Но отведает селитры,

Будет предан смерти тот,

Кто теперь с улыбкой хитрой

Дело братства предает!

Да, Друг Народа победил!

Напрасно завывает дико,

Стремясь собрать остатки сил,

Роллана бешеная клика.

Марата власти не страшат,

А он, с его талантом;

Им кажется гигантом,

Победу празднует Марат.

Толпой несметной окружен,

Суд покидает он суровый,

У судей смело мог бы он

Венок просить себе лавровый.

Его увидеть каждый рад,

Марата превозносят

И на руках уносят,

Победу празднует Марат.

Француз почтенный, будь здоров!

Ты станешь пить по твердым ценам.

На тигров злых и на волков

Победа днесь дана везде нам.

О, правый суд, ты — nobiscum,[84]

Попы, воспойте Те deum,[85]

А я — я славлю максимум:

Вот Франции утеха!

Я прыгаю от смеха:

Патент на право и на ум —

Сей благодарный максимум.

Предатель сотни лет подряд

По Франции свершает тризну.

Богач всегда был очень рад

За горло взять свою отчизну.

Да процветает максимум,

Per saecula saeculorum.[86]

Патент на право и на ум,

Всей Франции утеха!

Я прыгаю от смеха:

Нас прижимали там и здесь,

Но, правый суд, ты с нами днесь.

О, наконец-то! Герб слетел,

На рукаве трясутся брыжжи,

Теолог в лужу грузно сел,

Законом день воскресный выжжен.

Их фанатичный опиум,

Весь этот dominus vobiscum[87]

Тебя не стоят, максимум,

Всей Франции утеха.

Я прыгаю от смеха:

Теперь декады процветут,

Теперь попы от нас сбегут.

А вы, торговые скупцы,

Чья злая воля бедных давит,

И вы, пузатые купцы, —

Закон вас снизиться заставит.

У вас добра — хоть завались,

Вы цены вечно гнали ввысь,

Но нынче вам сказали: «брысь!» —

И вот пошла потеха,

Теперь вам не до смеха:

Блюсти придется максимум,

Патент на право и на ум.

И фермер, жирный нелюдим,

Ворчит, не радуясь ни мало:

Мы с пользою употребим

Его набитые подвалы.

Землей владеем — без помех.

Трудиться хочешь, — так для всех,

А для себя трудиться грех.

Взгляни на спекулянта,

Талантливого франта:

Себе богатства ищет он,

Но нам защитою — закон.

На перекрестке всех путей

Стяг армий революционных:

Они смиряют бунтарей

И выправляют усмиренных.

И гильотину видно там;

Все магазины их — к чертям!

Тому, кто смел перечить нам,

Устроим славный праздник:

Долой башку, проказник!

Полезнее послушным быть,

Чем дать свой рост укоротить.

Так что ж, француз, сказать не грех

О наших верных монтаньярах?

Они работают за всех

И справедливость — в их ударах.

Стяг равенства они хранят,

За братство все горой стоят,

Дороговизну упразднят,

Прихлопнув без затей

Плутов и богачей:

Что краше может сделать ум,

Чем благодарный максимум?

В отважных битвах за свободу

Одним горели мы огнем;

Прочь королей! Вся власть — народу,

Иль вечно быть ему рабом.

В те дни святое возмущенье

Несло кровавые пиры

И Конституции рожденье

На лоне пламенном Горы.

Мы все боролись без изъятья

С угрюмым деспотом страны.

Казалось, мы друг другу братья,

Свободы верные сыны.

Но нет, враги совсем не слабы

И не на Рейне жгут костры:

В Болоте мерзостные жабы^{207}

Грозят спокойствию Горы.

Обманчивой пленяя маской,

Хамелеон и зубоскал

Ораторством и лживой сказкой

Себе сторонников искал.

Но вот республика младая

Взяла их дружно в топоры, —

И скоро свора эта злая

Загрохотала вниз с Горы.^{208}

Теперь для счастия на фронте

Дадут нам порох погреба,

И вы, бандиты, нас не троньте,

Иль разотрет вас в пыль борьба.

Нас ждут победные литавры

В конце воинственной игры,

И возрастим мы наши лавры

Вокруг родной Горы.

Пока тираны нас гнели,

Чтоб песни лестью им цвели,

Певцам была забота.

В дни братства, вольности и прав

Едва ли будет кто неправ,

Запев про санкюлота.

Ведь если в бездну унеслись

Надменный герцог и маркиз,

И патеры без счета,

И, распростившийся с ярмом,

Сравнялся бедный с богачом, —

То дело санкюлота.

Пред деспотом склоняя лбы,

Они лежали, как рабы,

Давимые заботой;

Однажды поднялись они:

Для знатных потемнели дни

При песне санкюлота.

Четырнадцатого числа

Взята Бастилия была

На радость патриота,

Но лишь тогда, как Сен-Лоран^{210}

Пришел, низвергнут был тиран

Усильем санкюлота.

Тогда отброшен был Брунсвик,^{211}

И стыд изведал Фредерик,^{212}

Терзаемый заботой;

Победной грезы нет как нет;

Им надо бы спросить совет

Сперва у санкюлота.

Капет^{213} простился с головой,

Склоня покорно скипетр свой

Под ноги патриота;

Когда был опрокинут трон,

Стал нами царствовать закон

По воле санкюлота.

Надменный Дюмурье^{214} хотел.

Чтобы отряд его поспел

Напасть на патриота;

Но Дюмурье совсем забыл,

Что каждый из солдатов был

Подобьем санкюлота.

Изменническим был Сенат,^{215}

Где зажигался каждый взгляд

О деспоте заботой.

Париж восставший, наконец,

Низбросил золотой венец

По воле санкюлота.

Не монтаньярами^{216} ль дана

Нам драгоценная казна,

Надежда патриота?

Кому обязаны теперь

Мы конституцией? Поверь:

Уму лишь санкюлота.

Та, первая, что для господ

Была надежнейший оплот,

Жила о них заботой;

Но эта, равенство нам дав

И нашу вольность поддержав,

Сполна для санкюлота.

На зов явились мы сюда,

И защищать ее всегда —

Одна для нас забота.

Тираны сброшены навек,

И жизнь устроит человек

По воле санкюлота.

Что значит тревога ночная?

Что значит смятенье вокруг?

Чьи крики, мой слух поражая,

Вселяют и в сердце испуг?

Бессмертные боги! ужели

Убит многочтимый Марат,

Наш славный правитель и брат?..

Марата враги одолели!..

Кем, Францию любя,

Он был одушевлен, —

Любовь!

Любовь!

Сойди в сердца,

Чтоб в них не умер он!

Народ непреклонно отважный,

Свершилось — ты друга лишен.

Чудовищем злобы продажной

Похищен с груди твоей он.^{218}

За то, что он с федералистов^{219}

Проклятую маску срывал,

Марат обескровленный пал

От черной руки роялистов.^{220}

Кем, Францию любя, и т. д.

Он встал, пламенея, на страже

Народных незыблемых прав,

Мятежные происки вражьи

Оружьем закона поправ.

Рука его знамя держала

И светоч, съедающий тьму.

И вот — благодарность ему:

Кинжала коварное жало!

Кем, Францию любя, и т. д.

Иль вам изменила отвага?

Гоните морщины с чела!

Друзья! за всеобщее благо

Страдавшим и павшим — хвала!

Из чаши смертельного яда

Бессмертие выпил Сократ,

Его обретет и Марат:

Оно — страстотерпцам награда!

Кем, Францию любя, и т. д.

Кто хочет почтить величаво

Останки вождя своего —

Пусть станет преемником славы

И доблести мощной его!

Предательства и деспотизма

Пора нам сломить острия! —

Во имя Марата, друзья,

И славного патриотизма!

Кем, Францию любя,

Он был одушевлен, —

Любовь!

Любовь!

Сойди в сердца,

Чтоб в них не умер он!

Тиранов Франции, низких

Победителей не признаю;

Отродье их смертью близкой

Грозит мне в родном краю.

Свобода! Свобода! Какое прекрасное слово!

Грозите, тираны! Я счастлив своею судьбой!

Лучше смерть, чем ваши оковы, —

Я Республике предан душой!

Для них не жалел бы я жизни,

Они б наградили меня,

Но лучше мне милой отчизне

Служить до последнего дня!

Свобода! Свобода! В тебе вдохновенье!

Грозите, тираны! Я счастлив своею судьбой.

Лучше смерть, чем преступленье, —

Я Республике предан душой!

Как и я, поступайте сами,

О друзья, для общины своей!

Колло^{222} стал дружить с королями;

Бей Колло и его королей!

Робеспьер и все те, кто готовит удары,

Трепещите: вас скоро возмездье ждет.

Лучше смерть, чем монтаньяры, —

Так в Лионе решает народ!^{223}

Ты, что долго была моей милой,^{224}

С кем разлука мне так тяжка,

Укрепи свои слабые силы,

Пусть не дрогнет, прощаясь, рука.

Свобода! Свобода! Пусть твердой она остается

Для тебя, для меня — пусть живет свой оставшийся срок;

Ведь под сердцем возлюбленной бьется

Нашей страсти прекрасный залог!

О жена моя! Сына качая,

Черпай силы в думах о нем,

Пой ему, как отец, умирая,

Сам был счастлив прекрасным концом.

Свобода! Свобода! Какое высокое слово!

Тираны! Мой сын вам в отмщенье рожден.

«Лучше смерть, чем ваши оковы», —

Когда-нибудь скажет и он.

Если вновь Робеспьер униженьям

Обречет наш родимый край,

Сын, не мсти за отца, но отмщенье

На защиту свободы отдай!

Свобода! Свобода! Он — сын и защитник твой ярый.

Тираны, бегите! Вам страшен отмщенья час.

«Лучше смерть, чем монтаньяры!» —

Так потомок воскликнет за нас.

Палачи из Аббатства!^{225} Уж скоро

Вашей радости кончится срок.

Зверь довел всю страну до позора,

Дева в зверя вонзила клинок.^{226}

Свобода! Свобода! Тебя почитаем мы свято.

Дрожите, тираны! Вы месть воскресили в сердцах!

Ненависть наша убила Марата.^{227}

Рядом с Брутом Кордэ мы поставим в веках.

Но толпа уж кричит за решеткой,

Слышу гул твой, несчастный народ.

Я прощаюсь с супругою кроткой

И с друзьями, что юность дает.

Свобода! Свобода! Народу прости — он обманут;

Но с вами, тираны, еще рассчитается юг,

А я ухожу в Елисейские страны,^{228}

Где встречусь с Сиднеем,^{229} как друг.

Вандея, для защиты

Смыкай свои полки

И Францию храни ты,

А Нацию — в штыки!

Вперед же, бомбардир, —

К мортирам нашим,

Балет мы на весь мир

С тобой пропляшем!

Канкло,^{231} сей генерал

Республиканских стран,

По-скотски возмечтал

Осилить христиан.

Но был он бит не раз

И здесь, и там,

Насилу ноги спас, —

Поплыл к чертям.

В провинциях недавно

Везде прошла молва:

За принцев мститель славный

У нас теперь глава:

Шаретт здесь шпагу точит,

А в сердце — месть.

Так грянем что есть мочи:

«Хвала и честь!»

Монарха друг сердечный

Известностью гремит:

Один, всегда и вечно

Он Нацию теснит.

Ты, Франции граница,

О нем кричишь,

И Англии столица,

И весь Париж.

Он трусости не знает

И, как солдат простой,

Снаряды презирает,

Когда несется в бой.

Пусть батальоны тоже

Со мной кричат:

«Шаретт — подарок божий!

Король, виват!»^{232}

Наш город Монтегю воистину прекрасен!

Он так красив, хорош среди холмов,

Что господин Шаретт им завладеть готов.

Шлет барабанщика Шаретт на площадь.

«Мой господин меня отправил к вам

Сказать, чтоб пали вы к его ногам!»

— «Нет, барабанщик, нет, — иди скажи Шаретту,

Что Монтегю над ним хохочет во всю мочь,

Хохочет целый день и напролет всю ночь!»

Шаретт на город шлет тяжелые мортиры,

Чтоб бомбами швырять с ближайшей высоты

На замки, на дома, на стены, на мосты.

А в замке собрались все дамы у окошка:

«Мосье Шаретт, нельзя ль оставить гром и дым?

Мы десять миллионов вам дадим!»

— «Не нужно десяти мне миллионов —

Мы всех здесь перебьем, разграбим все добро,

Все ваше золото возьмем и серебро!»

Ликуйте, патриоты!

Пришли из Майнца роты,

И будет от злодея

Очищена Вандея!

Станцуем карманьолу,

Оставивши гульбу.

Станцуем карманьолу

Под громкую пальбу!

Разбойникам грозою

Пройдем мы над страною.

Чтоб вновь не начинать,

Пощады не давать.

Станцуем карманьолу!

Товарищи, на мщенье

Злодеям без сомненья

Не потерявши миг,

Обрушимся на них!

Да! будем мы свободны:

Для жатвы плодородной

Предательская кровь

Пусть орошает новь!

Проклятие бегущим

И в стороне живущим!

Не будем отступать,

Нам надобно кончать!

Не ведая пощады,

Пусть посылают взгляды

На север и на юг

В сердца врагов испуг.

Республике клянемся,

Что за нее мы бьемся.

На страх федералистам

И всяким роялистам,

Станцуем карманьолу!

Надменный март и ты, январь,

Над февралем смеялись встарь;

Как пленник, был я стиснут вами

Почти что трижды шесть веков, —

Но вот почтенными мужами

Я ныне вырван из оков.

Имел я двадцать восемь дней:

Вы были на три дня длинней.

Апрель, делясь со мной луною,

Злым козням вашим помогал, —

Но под свободой золотою

Свое я счастье отыскал.

В четырехлетний круг времен

Был лишний день мой заключен:

Дарил сей странный беспорядок

Мне двадцать девять дней не раз, —

Но больше нет таких загадок,

И новый век царит у нас.

Поток времен течет ровней:

Стал каждый месяц — тридцать дней.

Календарем седого Рима

Был обездолен я в веках:

Но Роммом^{236} честь моя хранима,

И равенство подъемлет стяг.

Теперь уж новый календарь

Не назовет меня, как встарь, —

Февраль! Сей звук — пустая проза,

Как все былые имена.

Нет! Ныне именем Вентоза

Земля и твердь обновлена.

Нас Фабр^{237} живит реформой той,

Мы блещем юной красотой.

Примерный ученик Мольера

Соткал из нас златой узор:

В нем блещет радость Вандемьера,

Сверкает гордый Фруктидор.

Как ласков нежный Жерминаль!

Как пышен ясный Флореаль!

Чудесная метаморфоза

Нам ловко прозвища дала:

И Плювиоз и дни Нивоза

Она удачно нарекла.

Вот первый день и день второй,

Четвертый, пятый и шестой.

Седьмой бежит, восьмой проходит,

И сердце радостно находит

В декаду отдых жданный свой.

И трижды сто плюс тридцать дней

Теперь работают дружней.

Мудрец к труду нас звал когда-то,

Потом обманщики-жрецы

Сказали нам: безделье свято! —

И ждали праздников глупцы.

На смену стареньким святым

Идет талант и доблесть с ним:

В них ищем бога и оплота!

Долой обрядов римских блажь!

Пять дней великих санкюлота —

Республиканский праздник наш.

Через три года к нам придет

Секстиль, торжественнейший год:

Как в Греции Олимпиады

Сзывали встарь народ на пир,

Так грянут наши Франсиады,

Пленяя пышностью весь мир.

Вот он, славный день декады!

Через край вино плеснет.

Все сегодня выпить рады

За тебя, наш вождь — народ!

Всех дней декада веселей:

Душа свободы в ней! (bis)

Бедняку чинов не надо.

Я с рожденья — санкюлот.

Кто умеет пить в декаду,

Тот и пушку наведет.

Всех дней декада веселей:

Душа свободы в ней! (bis)

Вас, красотки, в честь декады,

Приглашает барабан.

Пьем за огненные взгляды!

Пьем за шашку и султан!

Всех дней декада веселей:

Душа свободы в ней! (bis)

Что, гражданки, нам декада!

Что вино — без милых глаз!

Так смелей садитесь рядом,

Веселей любите нас!

Всех дней декада веселей:

Душа свободы в ней! (bis)

Разбили мы лионцев в прах,

Сдались нам франты в кружевах,

И весь болотных жаб синклит

Давно в сетях у нас сидит.

Да здравствует Республика

И тот урок,

Что получил Лион в свой срок!

Они вели дела свои

Так, чтоб восстановить Луи,

А мы на то дадим ответ,

Какой уж получил Капет.

Да здравствует Республика и т. д.

Пусть все епископы, князья

И эмиграции друзья

Проходят в ад на самый низ,

Безглавы, как святой Денис!

Да здравствует Республика и т. д.

Так сгинет тот, кто нам мешал,

Кто на Республику восстал,

Все угнетатели земли,

Епископы и короли!

Да здравствует Республика и т. д.

Георг в Тулоне^{240} вдруг посмел

Замыслить горький нам удел,

Но негодяю суждено

С Капетом вылететь в окно.

Да здравствует Республика и т. д.

Разбойник Питт и Кобург-брат^{241}

Вослед Капету полетят.

Всех королей былых времен

Укоротит ножом закон.

Да здравствует Республика и т. д.

Для санкюлотов вся земля!

Не надо больше короля.

Мы в бой выходим для побед,

И подлецам пощады нет.

Да здравствует Республика и т. д.

Когда поднялся весь народ,

Он до конца уже дойдет;

На коронованную дичь

Он высоко заносит бич.

Да здравствует Республика

И тот урок,

Что получил Лион в свой срок!

Гнусная Антуанета,

Ведь ты сейчас падешь

И голову за это

Положишь мне под нож.

То будет для тебя

Хорошая награда, —

Ведь Францию губя,

Ее предать ты рада.

О, злая гильотина,

Меня бросает в дрожь,

Представлю лишь картину,

Как я ложусь под нож.

Ведь королевой я

Была еще недавно,

Ужели жизнь моя

Окончится бесславно?

Проклятое созданье,

Французов страшный бич,

Клянусь, твое страданье

Я не могу постичь.

То будет краткий миг

Возмездья — где ж тут жалость? —

За тьму твоих интриг,

Что Франции досталась!

Ужасная машина,

Страшилище людей,

Так разъясни причину

Хотя б вины моей.

Меня не упрекай

В честолюбивой страсти.

Была я так близка

К могуществу и власти.

Бездельница, сказала

Ты правду — семя зла

Ты с самого начала

В груди своей несла.

Спастись притворством лжи

Напрасно не надейся.

А сколько жертв — скажи —

У твоего злодейства?

Признаюсь я и в этом:

Пред тем как отправлять,

Меня дурным советом

Напутствовала мать.

И вот, желая быть

Послушной, ей в угоду,

Старалась я вредить

Французскому народу.

Послушалась совета

Мерзавки и потом

Старалась ты Капета

Держать под каблуком.

Доверчив, глуповат,

Без верности и чести,

Он преступлений ряд

Свершил с тобою вместе.

Признаюсь я к тому же —

Десятого числа^{243}

С моим покойным мужем

Я заодно была.

Швейцарцев при дворе

Нарочно мы держали,

Чтоб действовать хитрей,

И вместе мы бежали.

Вам в предприятьи этом

Помог и Петион,^{244}

И за тобою следом

Отправится и он.

И, как ты ни таи,

Окончат очень скверно

Сообщники твои —

И это достоверно.

Довольно… Я немею.

Окончим лучше спор.

Над головой моею

Возносится топор.

Последнее прости —

Республике прекрасной.

Я плачу… не спастись…

Вот мой конец ужасный.

Неусыпные патрули

У Свободы на часах,

Вы бессмертье почерпнули

В единеньи и трудах!

От Невы до Тибра — всюду

Голос вольности зовет:

Короли на плахе будут,

Лишь пробудится народ!

Ты, разбойная Вандея,

Предводимая попом,

Знай: погибель ждет злодея,

Франция грозит перстом!

По стопам твоим, как пламя,

Рыщет месть во все края.

Хлещет кровь твоя волнами,

Воет пушкой смерть твоя!

Бей святош! Вперед, солдаты!

Погулять пора штыкам!

Пробил, пробил час расплаты

Прирожденным палачам!

Пусть их крест, чьему заклятью

Темный веровал народ,

Станет шпаги рукоятьем

Иль за банник нам сойдет!

Соблазненные лжецами,

Вы, на ком проклятья нет,

Кто, вины не зная сами,

За других несут ответ, —

Лицемерные обряды,

Обещающие мир, —

Превратите их в заряды

Наших гаубиц и мортир!

Под трезвон ваш богомольный

Нам молиться, может быть?

Бабий лепет колокольный

Надо в пушки перелить.

Древний голос фанатизма,

Измени навеки роль:

Стань слугой патриотизма,

Чтоб последний пал король!

Чтоб побеждать своих врагов,

Француз всегда на бой готов —

Мы рьяные патриоты!

Но чтоб врагов топить в крови,

Как на войне, так и в любви —

Да здравствуют санкюлоты!

Нет, утверждать нам не с руки,

Что англичане, пруссаки

И австрияки — не патриоты,

Но мне не трудно уверить вас,

Что удирали они подчас,

Все оставляя, как санкюлоты.

Манон сказала: «Могу любить

Того я только, кто сможет быть

Весельчаком и патриотом, —

Как он наряжен — не важно мне,

Пусть лишь со мной наедине

Прямым он станет санкюлотом!»

Почтеннейшая клика

Петиона и Бриссо,^{248}

Республике великой

Отныне ясно все.

Ваш заговор не удался бесчестный:

Народ пытались вы продать,

Обманом нас хотели взять,

Но ваши козни нам известны.

Напрасно в тишине

Вы растирали яды.

Раскрылась всей стране

Измена ваша, гады!

Кто был подкуплен кошельком

И ложью обещанья,

С опущенным челом

Приносит покаянье.

Вы гнусно развращали

Деньгами бедняков,

Чтоб те позабывали

Обет великих слов.

Ах, опасайтесь ныне мести:

Они на вас глядят,

А если идол не на месте —

Ему уж не кадят.

Лакеи королей,

Рожденные их тенью,

Сознайтесь же скорей

В своем злоумышленьи.

«Чем грешен? — говорит Бюзо.^{249} —

За короля бы билась шпага,

Но это было б все

Для общего же блага».

Усевшийся на мель

Бриссо твердит, взволнован:

«Мой лондонский отель

Все не омеблирован.

«Как! мне изгнание готово?

Свергал я короля,

Но если вправду, для

Того, чтоб взять другого».

Бывало, разольется

О доблести Петион,

Теперь же сознается,

Что заговорщик он.

«Для всех нас извиненье то же:

Свобода нам близка,

Но все же не дороже;

Конечно, кошелька».

Иснар^{250} велеречивый,

Великий жрец Фошэ,^{251}

Горса,^{252} всегда учтивый,

И честный Гюадэ^{253} —

Твердят все разом: «Виноваты:

Когда б не сорвалось,

Под выстрелов раскаты

Все б к чорту унеслось».

Внимая грозный крик,

Являются бандиты.

Как жалок в этот миг

Рабо,^{254} их вождь сердитый.

«Я нанялся, — лепечет он, —

И должен был работать,

Нуждою понужден

И жаждой заработать».

Благодаренье вам,

Отважным монтаньярам,

Разоблачившим нам

Тех, кто грозил пожаром.

На вас устремлено

Отныне упованье,

Чтоб было свершено

Злодеям воздаянье.

Наш патриот, природы сын желанный,

Стал ныне горд, и герб заводит он:

Как щит златой, показывает раны, —

Их дал ему Жеммап, их дал Тулон.^{256}

Достаток свой и силы необъятность

Он в честный труд, в любовь к нему кладет.

Лишь доблести — здесь грамоты на знатность.

Везде — он сам, и предки здесь не в счет.

В былые дни — напрасный труд природе,

Коль гением рожден простолюдин:

Он рос в глуши, в забвеньи и невзгоде, —

Беда ему, — ведь он не дворянин!

Лишь тем, кого шелками пеленали,

Вся эта чушь понравиться могла.

Но нынче мы их всех к чертям послали

И говорим: лишь гению хвала!

Наш санкюлот неутомимо

Поет в честь родины любимой,

Наш санкюлот, лихой солдат,

Всегда итти на приступ рад.

Наш санкюлот без промедления

Исполнит долг в пылу сраженья,

И радостно в нем сердце бьет,

Когда свободу он поет.