Слой домов, как строй пикета.
Песня ветра не допета,
Бьётся в стенах городских,
Глохнет в гомонах людских,
Нет воздушных коридоров:
Выплыть в край лесных просторов,
На морские берега,
На пустыни, на луга,
Тронуть ветки и листки,
Волны, камешки, пески…
Вязнет в (улиц) паутине,
Словно мысли в карантине.
Огнями фонарей расцвечивался вечер.
Сгущалась темнота, подвижная, как ртуть.
Влетев сквозь щель окна, стонал надрывно ветер,
Что не дают ему мгновенье отдохнуть,
Толкают поезда, машины, самолёты…
Буравит звуков вал: сирены, голоса…
А солнце, как всегда, диктует фронт работы:
То тучи нагонять, то чистить небеса.
Скулил он, как щенок, заброшенный на пашне.
Я, отворив окно, позвала, залетай,
Здесь ни движенья нет и тишина, как в башне,
Никто не позовёт, навек хоть засыпай.
Свет фонарей разгорался, сияя.
Ветер шептал, нежно щеки лаская,
Веки сомкни, ни о чём не жалей,
Слушай касания, будь лишь моей.
Так и уснуть бы под песни его,
В нём растворяясь… нигде… ничего…
Просто, не больно, в милости тихой,
С бликом последним судьбы многоликой.
С фикуса сбросила сойка листок,
С хрипом ворчливым, и морок истёк.
Ветер с листком закружился, играя.
Ночь надвигалась, жарой истекая.
Постучал небрежно жалюзи
И ворвался внутрь, цветы качая.
Вслед за ним, взметнулась мыслей стая,
Прах давно отторгнутой стези.
Ветер гулко ухал, как сова,
Пел фальшиво и скрипел натужно.
Столько лет, что вспоминать не нужно.
Мост истлел. Иссох источник рва.
Травы, под знамёнами дождей,
Осадили каменные стены.
Только всё забывшие блаженны,
Но и уязвимы, как Антей.
Ветер руками нельзя удержать.
Но как же хочется с ним танцевать,
Пусть не реально, всего лишь взглядом,
Вместе с листвой, кружащею рядом.
Солнечный луч лишь согреет ладонь,
Но в сердце забьётся его огонь,
И, изнутри, будет радостью петь,
Звать за собой над землёю взлететь.
Звёзды махровые над головой.
Игры луны с серебристой водой.
Молний и всполохов грозный магнит.
Горных отрогов таинственный вид.
Мир раскрывается, словно цветок,
Душам даря свой живительный ток.
Ветра играют струнами дождей,
Алмазы капель щедро рассыпая.
Земля, вчера ещё совсем сухая,
С водой стекает за ручьём ручей.
Потоки мчатся вниз, изрезав склоны,
Дороги разрушая и мосты,
Цвета меняя, как хамелеоны,
Озёрцами и лужами застыв.
Напившись, почва сбросила дремоту,
Открыла путь проснувшейся траве:
Цикорию, левкою и осоту,
Адонису, вьюнку, гелиотропу,
Календуле, горчице, крапиве.
Спешат закинуть семя в землю злаки,
Тюльпаны, цикламены, анемоны,
Нарциссы, якорцы, кислицы, маки…
Цветут лианы и деревьев кроны.
Успеть! Успеть! Всё так не долго длится.
Хамсины предваряют летний зной.
В лучах иссохнув, цвет испепелится
Под небом с чуть белёсой синевой.
Растрескавшейся коркой, слоем пыли,
Пустыня затворит ворота царства,
Дождясь зимы, чтобы дожди полили,
Раскрыв неисчислимые богатства.
Ветерок кружился лепестками,
Свежестью прохлады обвивал,
Полупозабытыми словами,
В невозможной нежности шептал.
Веки опускались, тяжелея.
Бег видений медленней, ясней.
Улица мерцала, как аллея,
В призрачной прозрачности теней.
Тело исчезало. Зрело чувство.
Крупки звёзд мерцали, словно ртуть.
Было непростительным кощунством
Тайны миг движеньем всколыхнуть.
Зима в окно стучится ветром,
Насквозь промокшим от дождей.
Пылает золотистым цветом
Покров поросших пустырей.
Проснулись якорцы, кислицы,
Крестовник, ноготки, осот,
И хризантемы, и горчицы,
Желты, как дни в солнцеворот.
Гусиный лук звездой сияет.
Раскинул плети коровяк.
А им вдогонку, полыхает,
Над травами алея, мак.
В голубом безбрежье вод
Белых рыбок хоровод.
Так нежны и так прекрасны,
Безучастны, беспристрастны,
По течению плывут,
С ним меняя свой маршрут.
То бегут, а то стоят,
Словно горных кряжей ряд,
То синея, то чернея,
В свете солнца розовея…
А порой в нём просто тают,
Исчезают, пропадают,
Ни чешуйки не найдём,
Глядя в синий окоём.
Прохладные ночи. Короткие дни.
По небу бегущие воды слоями.
По памяти – острые копья стерни.
И воздух загадочно пахнет дождями.
Ещё днём и тридцать, и тридцать один.
Но стрелы небесные били в тамтамы,
И ветры швыряли в полотна гардин
Дождей долгожданных живые бальзамы.
Пусть льются потоком, стекают рекой,
К корням приникая живительной влагой,
Чтоб зелень цвела, одаряя красой.
Дождливые зимы – такое здесь благо!
День задумался, похоже,
И забылся в полусне.
Как случайный штрих, прохожий,
Кот за стёклами в окне,
Гулким эхом рёв мотора,
В лабиринтах тупиков,
Кучки листьев у забора,
Подношение ветров.
Солнца жар расплавил тени,
Выгнал с лавочек народ.
Бело-розовым кипеньем
Ветвь бигнонии цветёт.
Ходят дождики по крышам,
Вниз стекают по стеклу,
Ветки тонкие колыша,
Туч рассеивая мглу.
В блёстках солнечной короны,
Словно звёздочки из льда,
Облепили травы, кроны,
Краны, вышки, провода…
Всё сверкает отражением,
Ярким радужным огнём,
Наполняя птичьим пением
Посвежевший окоём.
Только небо задождится,
Вздув по лужам пузыри,
Жёлтым золотом горчица
Покрывает пустыри.
Отцветёт, плоды роняя,
Стебли высушит жара,
Пылью и песком играя,
Всё осыплют в прах ветра.
Но лишь небо задождится,
Вздув по лужам пузыри,
Жёлтым золотом горчица
Вновь покроет пустыри.
Свет заката. Луч прощальный.
Новый мир, необычайный.
Всё смешалось, в миге дивном,
Цвете золото-карминном.
Растворились в нём, не споря,
Расстояния, глубины.
Воды неба, воды моря,
Словно в Первый День, едины.
Свет мигнул и всё распалось,
В чётко видимой границе,
Малой жемчуга крупицей,
Солнце в море погружалось.
Рассвет плыл пылью золотой,
Слегка, в смущенье, розовея,
Как будто в синь пруда нимфея,
Глядя, любуется собой.
Светлел воздушный океан,
Горя цветастым отражением.
Переполняя всё движением,
Свивался с тучами туман.
День раскрывался, как цветок,
И увядал в полдневном зное,
Луне оставив лепесток,
Своё сиянье золотое.
Синева над синевою.
В синеве, над головою,
Водной пеной облака,
Как молочная река.
Горизонт сомкнут, как веки.
Этой странной жизни вехи
Не поведать ни в стихах
И ни прозой в двух словах.
Буки. Ветрениц цветения.
Снов, плывущих, озарения.
Беды. Боли. Расставания.
Карт, видений предсказания.
Блики памяти мгновенны.
Анемоны. Цикламены.
Цитрусы. Брахихитоны.
Гривна. Шекель. Латы. Кроны…
Синева над синевою.
В синеве, над головою,
Водной пеной облака,
Как молочная река.
Не сыскать, вовек веков,
Лишь кисельных берегов.
В зябком свете фонарей,
Ветер, кукловод теней,
Заблудился средь ветвей
Жакаранд и додоней.
И, темнея от натуги,
Тени мечутся в испуге,
Дико пляшут друг на друге
В серебристо-жёлтом круге.
Корчатся словно от боли,
Перепутали все роли,
Кто сова, кто лис, кто коли.
Их театр от ветра воли.
Только ветер всё балует,
Листик, веточки целует.
Позабыл про тени он
И про свой иллюзион.
Чернел небес авантюрин,
Созвездий образы лепя.
Окрашиваясь в цвет гардин,
Оконный свет пылал, слепя.
Стеною высился забор,
Небесной темноты темней,
Крадя у света, точно вор,
Немые игрища теней.
Машина, выхватив простор,
Рыча, как демон, пронеслась.
Под фонарями тихий двор,
Растений призрачная вязь.
Ночные ароматы трав,
Как мускус терпки и крепки.
В квадратах каменных оправ
Полночных улиц тупики.
Дождики просыплются хрусталём небес.
Изойдут цветами пустоши и лес.
Жаркие, в цвет солнца, дроки и осоты,
Хризантемы, ноготки, словно с мёдом соты.
Расцветут в пустыне, необыкновенные,
Ирисы вишнёвые, ярко сине-белые,
Красные тюльпаны, маки, анемоны,
Мальвы и цикории в синь окрасят склоны.
Мотыльки, как радуги, в травах заискрятся.
Трели птиц… Лишь надо нам зимних дней дождаться.
Падают жёлтые листья фикусов, брахихитонов.
Ветви дубов облысели. Шапки олив набекрень.
Ярко пылает делоникс. Цитрусы в бусах бутонов.
И лагерстрёмии гроздья напоминают сирень.
Манго растут, тяжелеют. Зреют инжир и папайи.
На мушмуле задержался, высох не собранный плод.
Цвет на ветвях баугиний, нежен, как бабочек стаи.
Лето. Солнцестояние. К новым дождям поворот.
Меньше цвета и птичьего пения.
Скальным камнем последний рубеж.
Осень. Тихое время смирения,
Осыпаний иссохших надежд.
Осень. Новых плодов созревание.
И преддверие зимних дождей,
Возрождающих трав полыхание
На пылящих песках пустырей.
Время мелькнуло сиянием дали,
Замерло томной блаженностью лени.
Звёздных скоплений цветные вуали.
Света фонарного резкие тени.
В листьях купаются страхи ночные,
Мягкими крыльями воздух тревожат.
Окон мигания, как позывные,
Странное чувство иллюзии множат.
Тонкой вибрацией вскрикнула птица.
Вечность застыла мерцаньем опала,
Всё, что успело в Душе накопиться,
Память глубинная перелистала.
Зёрна событий, в слоях минералов,
Чувств отголоски в отсевах забвения.
Ветки деревьев, ветвями кораллов,
Ветра, скользящие, прикосновения.
Хамсин. Над морем ленты рыжей пыли.
А сердце помнит белые метели,
Дожди в июнь под радугами плыли,
И листья дуба осенью краснели,
Весной цвели каштаны, липы, клёны…
Кружась, в октябрь крылатки облетали.
Здесь летом воздух словно раскалённый,
Растенья пустырей в сон долгий впали.
А в декабре зима идёт дождями,
За ней спешат прорваться травы вслед,
Деревья, кто с плодами и с цветами,
Кто в жёлтых листьях, кто совсем раздет.
Смешались время, признаки, сезоны.
Земля, словно цветастые платки.
Но вод небесных сроки коротки.
И только круглый год цветут газоны.
Проснулись вешние капели.
Синички перешли на трели.
На склонах горок, на восток,
Расцвёл мать-мачехи цветок.
Снегов просело полотно…
Лишь надобно открыть окно,
Там, за безмерными годами,
Что тихо истекли меж нами,
Средь боли, суеты, проблем,
Не нужных, бесполезных, тем,
Закрытых наглухо дверей,
Другой земли, иных морей.
Здесь, в зимних ливнях, пустыри,
Соцветьем радуг и зари,
Исходят к небу лепестками.
А память полнится снегами.
Их звонких скрипов по утрам
Так странно не хватает нам.
Кончился лета сезон
Жёлтыми кружевами.
Водами скрыт небосклон,
Сбит в сплошной слой ветрами.
Рушится, не удержать,
Сыплется, громыхая,
Словно медвяная пядь,
В кронах пустых сверкая.
Потом снега упадут…[1]
А здесь дозреют лимоны,
Грибы в лесах прорастут,
Цветы разукрасят склоны.
Я засну под птичий щебет,
Под, деревьев, лёгкий трепет,
Дуновенья ветерков.
Будут сниться мне метели,
Снега белые купели,
Шёлк рассветных облаков.
Голоса, родные лица…
Плотно времени граница
Перекрыта, как тупик.
Пробужденье в сушь хамсина.
Улиц скучная картина.
Попугаев хриплый крик.
Рассыпалась роса по травам жемчугами.
Стекают облака, скрывавшие простор.
Наполнились леса туманами, грибами.
Повсюду паутин серебряный узор.
Дозрел вороний глаз и ландыши краснеют.
Блестит аира лист, как лезвие меча.
Виденьем распахнул, взгляд ослепив, аллею,
Сквозь старый бор, кармин последнего луча.
Без нас туда спешит по рельсам электричка,
Вдоль городков и сёл, лесов, болот, полей.
Лишь памяти тайник, как вспыхнувшая спичка,
Вдруг высветит на миг картины прошлых дней.
Серебряной струной ручья,
Блестит дорожки чешуя,
В туманном мареве ветвей.
И в блёклом свете фонарей,
Как будто звёздочка, лучист,
Кружит по ветру клёна лист.
И мыслей тянется туман:
Леса, моря, границы стран,
Дороги, сёла, города,
Змеёй мелькнувшие года.
Всё так обыденно, рутинно…
«Ах, Арлекино, Арлекино…».
Мокнут травы спозаранку
От туманов и дождей.
Стелет скатерть-самобранку,
Юный юркий лицедей.
По ночам всё украшает
Кромкой, белою на вид,
Листья и плоды сшибает,
Лужи коркой леденит.
В свете дня незримо тает,
Средь завалов облаков.
Постепенно оголяет
Кроны лиственных лесов.
Вслед за ним грядёт, сверкая,
Самоцветами искрясь,
Как павлинов белых стая,
Тонких, льдистых кружев вязь.
Последний осени аккорд,
С зимой сливаясь, серебрится.
Её даров грибной эскорт
Уже не долго будет длиться.
Звенящей льдинкой по утрам
Ещё моховички встречают,
Да днём, стволами, по пенькам,
Опята дружно прорастают.
Но птицы тянутся к жилью,
Переселяясь в лесопарки,
Иль стаями летят на юг,
Где дни зимой, как летом, жарки.
Уж зябликов не слышно трель,
Синички перешли на цокот,
Гнездо покинул свиристель,
Лишь ветра вздох да дятлов рокот.
Роняет лето лепестки,
Рисует радуги дождями,
Колдует новыми цветами,
И осыпаясь семенами,
Проращивает вновь ростки.
Из трав кузнечики звенят.
Над лугом, выплетая звуки,
Проносятся жуки и мухи.
Из леса дятлов перестуки
Да трели зябликов летят.
Там уже вызрели грибы,
Блестят под елями маслята,
Лисички, словно россыпь злата,
По тропкам летние опята,
Скрипиц белёсые клубы.
Несётся времени река.
Птенцы накачивают крылья,
Ещё чуть-чуть, их эскадрилья
Рванёт в другие изобилья,
Где жили предки их века.
Месяц в пихту упёрся рогами
И короной сияет над ней.
Плотным слоем хвои оригами.
Лес прозрачен, как струны аллей.
Ветерки потянулись, свежея.
Потекли вверх туманы лугов.
Тучи, снизу слегка розовея,
Растворились в стада облаков.
Темнота оплывает, стекая,
Быстрой змейкой скользя вдоль стволов.
Солнца луч, сквозь туман прорастая,
Возвращает всю гамму цветов.
Чистой синью небес озаряясь,
Малахитом сверкает трава.
Серпик месяца, с светом сливаясь,
Над деревьями виден едва.
Солнце яркие краски щедро лету дарило,
Замешав с синим небом свой луч золотой,
Разноцветьем зелёным серый тон перекрыло,
И, в осоты глядясь, любовалось собой.
А когда поостыли лета жаркие пляски,
И туманные росы отразили рассвет,
Небо стало синее, вновь вобрав свои краски,
Для растений оставив только солнечный цвет.
Он с ветрами стекал, лист к листочку, слоями,
Постепенно темнея и сливаясь с землёй,
Проникая все поры грибными дождями,
Согревая, под снегом, мир прекрасный, живой.
Стаял снежный покров, стронув водами кроны.
Первоцветов панно расцветило простор.
В нём жуки и шмели, мотыльки и тритоны,
Птичье соло и хор лягушачьих озёр.
Замешав синь со златом, зелёною кистью,
Солнце красило листья деревьев и трав.
И опять небеса, синеву отобрав,
Для растений расцветку оставили лисью.
Сырые фрески октября.
Аллей открытые порталы.
Сквозные скверы. Парков залы,
Стекающего янтаря,
Последних красок увяданий.
Созвездья клёнов в вышине.
Неразделённости слияний,
В холодном меркнущем огне.
Неспешно и неотвратимо,
Жестока в милости своей,
Всё, что растила, что любимо,
Жизнь бросит в дар весенних дней.
Снег течёт и тихо тает,
Трав остатки леденя.
Ветер небеса листает,
Изменяя лики дня.
Серой дымкой в миг затянет,
Туч раскинет полотно,
Всюду хмуро, грустно станет,
Сыро, холодно, темно.
Сдвинет набок неба воды,
Обнажая синий свод,
Тёплый луч, сквозь тьмы разводы,
Ярким праздником вплывёт.
Завихрится, солнце спрячет,
Порождая непокой,
Дождь закапает, заплачет,
Да и хлынет вдруг рекой.
Осеннего леса этюды:
Чуть слышимый шёпот дождей.
Промокшего хвороста груды.
И треск омертвевших ветвей.
Все лапы у елей сырые.
И дни уж не столько долги.
Под листьями всходы грибные
Земле возвращают долги.
Дорожки тянется змея,
В фонарных танцах, чешуя
Блестит, как будто лунный блик,
Сквозь туч полотнища, приник,
Таинственно мерцая.
Ветра играются в метель,
Опавших листьев карусель
Таща позёмкой по траве
И, в беспощадном озорстве,
Вновь к кронам поднимая.
Тень впереди бежит, как пёс,
Туда, где свет фонарный врос
В туман, лучами тая,
И там вокруг меня кружит,
Меняя с каждым шагом вид,
Словно играя в шарж со мной.
А за невидимой чертой
Спит город, замирая.
Такое утро! Небо чисто.
Ласкает свежесть ветерка.
Словно хрустальное монисто,
Бросает веер брызг река.
Распевки птичьего вокала.
С зелёной веточкой обрыв.
И вдруг открылся свет портала,
Пыланием заворожив.
Струилось пламя языками
Костров, огромнейших свечей,
Внизу багровыми цветами,
А выше всё светлей, светлей,
За алым, стрелы золотые
И наконечник, синевой…
Что это?! Ада кладовые?!
Иль к небу долгий путь земной?!
Одолевали мыслей шквалы.
Словно набат стучал в груди.
Но солнца луч ушёл за скалы
И только камни впереди,
Да вод, летящих, разговоры,
Что руша берегов кайму,
Сквозь горы режут коридоры,
Сбегая к устью своему.
Скажи, зачем тебе любовь,
Когда ты к чувствам равнодушна?!
Сама в себе. Свежа. Бездушна.
Сто комплиментов заготовь,
Пройдёшь, не обратив внимания.
К чему кричащий твой наряд
И поступь в образах наяд?!
Ни доброты. Ни сострадания.
Люблю! Хочу остановить!
Тянусь и сердцем, и Душою!
Молю: побудь ещё со мною!
Но как руками изловить
Прекрасной осени мотивы?!
Она плывёт дождём, листвой,
Стекает в травы синевой…
Не удержать нам этой дивы.
Жаром солнца, колдовством воды,
Дозревают поздние плоды.
Ливням дав отмашку: «Продолжай!»,
Время собирает урожай.
Всё съедят, подчистят, разберут,
В зимние запасы разнесут.
Из-под снега, молодой травой,
Часть из них поднимется весной.
Станет лес не жить, а выживать,
Друг у друга солнце вырывать,
Пищу, территорию делить,
Поросль неокрепшую губить.
Кто успеет, тот завяжет плод.
Летом всё войдёт в стабильный ход,
Хлынет жизней новая волна,
Одарив всех милостью сполна.
Улицы шире, улицы уже,
Улицы длятся, улицы кружат,
Монастыри, проходные дворы,
Парков столетних былые дары.
Лестниц улитки. Аллеи и скверы.
Кариатиды, атланты, химеры,
Совы, слоны, наваждения львов…
Здравствуй мой город, мой маленький Львов.
Ты изменился. Да и я тоже.
Знаешь, мы в чём-то даже похожи,
Путы истории, поиск корней,
Путь выживания нынешних дней.
Ты же всё помнишь и многое знаешь,
Стен обрамления тихо листаешь,
Каждый в брусчатке оставленный след,
Правду и выдумки, каждый навет.
Были несчастливы мы и счастливы.
Стой, помолчим возле старенькой ивы,
О всех каштанах, дубах, родничках,
Всех, кого время осыпало в прах.
Ладно. Пора. Что ж, простимся без слёз,
В парке, меж трёх повзрослевших берёз.
Ты вспоминай иногда обо мне,
Я навещу… Ну хотя бы во сне.
В тонких вибрациях плавилось тело.
Сердце единым желаньем горело −
Музыку мира в буквы оправить,
Чтоб для потомков знаком оставить:
«Слово стояло в начале всего!
Всё существующее от него!
Мир материальный соткан из звука
Для осязания, зрения, слуха…
Их бесконечен аккомпанемент,
Но людям дарован малый сегмент».
С древних веков к нам теория эта:
Всё состоит из кентавриков света.
Мы словно бусы на нитках струны,
Тоном которой и порождены.
Звуки рождают: растения, воды,
Горные выси, подземные своды,
Всё, что присутствует здесь, в бытие,
Место имеет своё на струне.
В Записи каждую точку хранили.
Жаль только земли вновь не поделили.
За переделом грядёт передел.
Ансамбль природы весьма поредел.
Звуков всё меньше и музыка суше.
Ритм созидания в мусор обрушен.
И, когда всё катастрофа сметёт,
Кто-то потомкам отправит отчёт:
«Слово стояло в начале всего!
Всё существующее от него!
Мир материальный соткан из звука
Для осязания, зрения, слуха…
Их бесконечен аккомпанемент,
Но люди вписаны в малый сегмент».
Пылали знаки слов, пытаясь воплотиться,
Дозреть, жизнь обретя в потоках Бытия,
Их шквал проблем катил, вбирая и тая,
И, как один пробел, бледнела дней страница.
Вздымала мысль крыла и падала, взлетая,
Под валом суеты простых и срочных дел,
Лишь отклика рефрен чуть слышно шелестел,
Словно далёких птиц промчавшаяся стая.
Так жаждалось Душе за рифмой воспарить,
Смущаясь, отразить мгновения сюжета,
Но строчек паруса запутались в тенета
Рутины, что плела иных событий нить.
Я не поэт. Я графоман.
Пишу ли стих, рассказ, роман,
Не думая: кому он нужен.
А просто мыслью мозг простужен.
Рождаются герои сами.
Я только следом, их путями,
По клаве медленно тащусь,
Суть изменить напрасно тщусь.
Они дорогой. Я по краю,
Поступки, фразы собираю,
Подобно скряге-казначею,
Кладу в копилку, как умею.
Там много всякого добра.
Давно проветрить всё пора.
Но свежих строк, за спринтом спринт,
Уводит в новый лабиринт.
Слов потоки мысли плавят,
Лавой по углям,
Что-то нам они оставят,
Приходящим дням,
Развиваясь тихо, тайно,
В думах ассорти,
Чтоб однажды, как случайно,
Фразой прорасти.
Примем мы её, как чудо,
И, не вспомнив связь,
Будем думать: ниоткуда
Строчка родилась.
Слово к слову приникало,
Было сказано немало.
Было связанно немало
Слов в переплетеньях фраз.
Я вязала их, вязала,
Всё в охапки собирала,
И отлично понимала:
Для себя, а не для вас.
Знаю, знаю, непонятна,
Словно звёзд далёких пятна,
А порою и невнятна,
Как туманны эта вязь.
Иногда мне нет с ней слада,
И ни смысла и не лада,
А найду – Душе отрада,
Как нектара напилась.
Мне, строчками, мысли житья не давали,
И пелись, и снились, от снов пробуждали,
То глянцево гладки, то словно наждак.
В бумажных обрывках, наперекосяк,
Записывать их иногда приходилось,
Сидеть по пол ночи, им сдавшись на милость,
Теснились, ломились… Я их пропускала.
Я попросту жить в таком ритме устала.
Обиделись песни мои, улетели,
Всю ночь, не заснув, провалялась в постели.
Как пусто. Тревожно. На сердце тоска.
Зияет пробел по формату листка.
Ночь течёт и не кончается.
Расплескалась сонь.
Колоском Душа качается,
Только словом тронь,
Сыплет чувств златыми зёрнами.
Прорастут ли в явь?!
Их оставлю беспризорными,
К сожаленью, я.
Я не чту себя поэтом,
Не кричу, что я права,
Но мне нравится, при этом,
В рифму складывать слова,
И не важно горьки, сладки,
О всех ликах Бытия,
И чтоб строчки были гладки,
Словно по снегу лыжня.
Заходила я, бывало,
С этим также и к другим,
Если строчка «не плясала»,
С пониманием своим.
Говорила: «Нитка – дырка
Рифмоваться не хотят».
Не придирка, а притирка,
Но визиты многих злят.
Еду мимо. Мир спокоен.
Видим мы различный фон,
Слышим то, на что настроен
Внутренний наш камертон.
Подростки часто пишут о любви,
Где в строфах сплошь: мои, твои, не чьи,
Глаза, гроза, того и моего…
А повзрослев, не пишут ничего.
А те, кто дальше пробуют писать,
Свод своих правил любят сочинять,
Кто без пробелов, кто без запятых,
Кто прозой, но представленной как стих.
Не важно, кто в чём прав, и кто не прав.
Но жизненного опыта набрав,
Отбросив напрочь вычурность речей,
Поэты пишут просто, без затей.
Их слог прозрачен, как весенний лёд,
За ним Душа вздымается в полёт,
Смеяться, плакать, тосковать, грустить…
Всё то, что автор в стих сумел вместить.
Мы мечемся, не понимая сути.
Явь – маятник. Сон – чуткий камертон.
Летим пургой, песком, парами ртути.
Пытаемся связать всё, как фотон.
Проникнуть образ. Описать словами
Невыразимость космогенных сфер.
Себя порой не понимая сами,
Несёмся в вихрь навеянных химер.
Подхватывает нас поток сознания
Узорно вырисовывая строки…
Затем приходит ясность осознания
И чёткость рифм классической эпохи.
Каждый видит своё в облаках.
Ветер их беспрестанно тасует,
Растворяет в летящих лучах
И опять новый образ рисует.
Каждый видит своё в низках слов,
Сколько мы бы их не тасовали,
Всё сотрём, перепишем всё вновь,
Но понятнее станет едва ли.
В каждом память своих берегов,
Ни связать, ни обрушить словами…
Чёрно-белый туман облаков,
Проплывающих над головами…
Не страшись камней лежащих![2]
Стерегись камней летящих!
Ранить может даже слово,
Если камнем в нём основа,
Пусть и вкрадчиво звучит,
И приятное на вид:
Если брошено со злостью!
Выкашляно с горла костью!
Если с равнодушья ядом
От родных и тех, кто рядом!
Льдов, подземных, холодней…
Слово бьёт больней камней!
Над головой, в иллюзорности сини,
Солнце и ветер рисуют картины:
Воды небесные, хлопком пустыни,
Горной грядой, пеленой паутины,
Перьями, рябью, комками тугими…
Все одинаковы, разные вроде,
Также как всё в этой дивной природе,
Также, как мы, что живём здесь под ними.
Слегка на солнце розовея,
Цветастая, как попурри,
Сверкала длинная аллея,
В сусальном золоте зари.
Отблёскивая огоньками,
В нектар оправив язычки,
Колибри висли над цветами
И сбрасывали лепестки.
Они кружили мотыльками,
Мерцало нежное панно.
Казалось, что уже давно
Мы стали бабочками сами.
Касаньем краешка крыла,
Дробленьем чувственного взгляда…
Любовь пылала и цвела,
В преддверье будущего ада.
Люд тащит свой дом на себе, как улитки.
И стены его, словно раковин слой,
Бывают тонки, ненадёжны и хлипки,
И крепкой бронёй, нерушимой, порой.
Под ними скрываются истинность взглядов,
Эмоции, чувства, мотивы и цель.
И даже того, кто родня, или рядом,
Взглянуть не допустят в мельчайшую щель.
Одних alter ego подобием гада,
Чтоб боль и ранимость от взглядов прикрыть.
Другие, страшась наказания ада,
Пороки, смирения мантией, скрыть.
А кто-то так любит, что масок не надо,
Жалеет живых, бесконечность вбирая,
И видя: как вечность, круги маскарада,
В иллюзиях жизней, качает, стирая.
Мы друг друга подчас понимаем,
Головою согласно киваем,
Или смайликом ставим «Окей».
Но всё это чужая интрига,
Всё равно как кино или книга,
Наша жизнь не задержится в ней.
Нам её на себя не примерить.
Можно верить, а можно не верить,
Отклонить, априори принять.
Лишь когда нас самих вдруг коснётся,
Сердце позднею болью взорвётся,
Только кто ж нас сумеет понять…
«В що був закоханий зоряний світ,
А він був закоханий в труби».
Не заговаривайте зубы
Чудесной сказкой о любви.
Вы влюблены в себя и трубы,
Да гонки странные свои:
Вдоль магистралей, желобами,
За приз, за место, за диплом…
Сказать спешите не словами,
А сленгов кратким языком.
Не размышляете, любуясь,
Бегом фиксируете миг,
Вслед в интернете соревнуясь
Чей круче выложенный блик.
Всё, что сумели, упростили,
Не понимая: в чём же сбой?!
Вы просто счастье упустили,
Не успевая за собой.
От света фонарей в тень спряталась звезда.
И темноты страшась, кричали поезда.
Сквозь скрежет на земле, рёв самолёта тёк.
А в гулкой полумгле звенел, журчал сверчок.
Он всё преодолел. Он должен. Он готов.
Он до утра хрипел, но был напрасен зов.
Сквозь горы этажей, бетонов лысый блик,
От сквера до алей не доносился крик.
Нас красота чудным блеском прельщает,
Но не всегда она благо вещает.
Переливаясь, луж воды играли,
Словно в них радуги с неба упали,
После стекали в ливнёвку, и вскоре
Пятна бензина текли уже в море.
Лужи светились так нежно, так мило…
Но жителям моря не подфартило.
Быт, нынче, матом сильно нездоров.
Мне мат знаком, к нему не привыкать,
Но в обиходе очень много слов,
Зачем же их напрасно обижать.
И, если уж себя не превозмочь,
Послать ведь можно даже просто в ночь!
Прицельно, словом, выстрелить легко.
А мат пулять без толку, в молоко,
Какой резон?! И дети есть на сайте,
Задумайтесь… Язык не распускайте.
Мы влились в строй и побоку устои,
И всякая проблема: ерунда.
В толпе все – знатоки и все – герои,
Хотя поодиночке, не всегда.
Мелькаем, словно кадры киноленты,
Кто как, кто где не просто разобрать,
И вроде на виду, и незаметны,
Когда бурлит, выкрикивая, рать.
Не стойте на пути, гурьба токсична,
И, как амёба, тут же пустит в ход
Все псевдоподии, пуста и безразлична,
Никто от их реакций не уйдёт.
Мы влились в строй и побоку устои,
И всякая проблема: ерунда.
В толпе все – знатоки и все – герои,
Хотя поодиночке, не всегда.
Мы распадёмся, резко уменьшаясь,
Гиганты – станут словно муравьи,
За стены и за выступы цепляясь,
Невидимы в спасительной тени.
Везде, куда не кинешь взгляд,
Окурки, смятая бумага,
Осколки радугой блестят,
Металлов, пластика громада.
Давно отходы: вторсырьё,
Их режут, плавят и прессуют,
В предметы вновь преобразуют…
Но всюду старое шмотьё…
Виной не мусор, пофигизм,
Ведь легче бросить что-то вниз,
На тротуар, или на трассу,
Чем упаковывать по классу
И в нужный ящик отправлять.
А пофигистов у нас рать.
И им, увы, на всех (нас…) плевать.
Нам в юности мир видится пожухшим,
Усталым, застаревшим и потухшим.
Нам кажется, что нас гнобят намеренно.
А мельниц ветряных вокруг немерено.
И меч у нас по возрасту, фанерный.
Сражаемся. Но лик растёт химерный.
Он восстаёт драконьими зубами.
Мы, с возрастом, его частички сами.
И то, что представлялось нам пределом,
Уже мы принимаем, между делом,
Поддерживая правила игры.
А дети, как когда-то мы и сами,
Считают нас льстецами, простецами…
Борясь за иллюзорные миры.
Рассуждали мы вдвоём,
Как выстраивать свой дом,
Чтоб был светел, долговечен,
Всем, что нужно, обеспечен,
Про флюиды красоты,
Стиль, пространство для мечты,
Про фундамент, нежный фон,
Гармоничный общий тон…
Пусть не будет абсолютен,
Но для каждого уютен.
Обсуждали целый час,
Когда он меня потряс,
Говоря, что дом кирпичный,
Более эргономичный.
Долго я в ответ смеялась.
Он краснел. Я задыхалась.
О, смешливый миг. Прозрение.
Каждый песню пел свою,
Он про крепкое строение,
Я про дружную семью.
Как же часто, в разговорах,
Диалогах, строчках, спорах,
Даже искренне любя,
Слышим мы одних себя.
Сирен тревога о налётах пела,
Разрывы сотрясали стены зданий.
Кривым ножом ракетного обстрела.
Ночь вскрыта вдоль раздела тонких граней.
Одни во всём политику ругают,
Другие говорят: менталитет.
Но горе в том, что более страдают
Те, чьей вины в конфликтах этих нет.
И жертвы все: от мала до велика,
Национальность… статус… форма лиц…
Беда горька, страшна и многолика,
Одна, по обе стороны границ.
Как разрулить конфликты я не знаю,
Увы, я не политик, не стратег,
Поэтому не спорю, не ругаю,
Мне просто больно за людей, за всех.
Когда содрогаются стены
И надо бежать из них прочь,
Дай Бог нам спокойную ночь,
Без взрывов, без воя сирены.
Когда в нас втыкают кулак,
Стараясь сильней навредить,
Дай Бог нам ответить, да так,
Чтоб гадить вовек отучить.
Когда компромисс не найти
И крутится старая драма,
Дай Бог осознанье пути
И разума детям Адама.
Когда, в столкновеньях проблем,
Страдают невинные дети,
Дай мира, пожалуйста, всем
И в душах, и на Планете.
Не спорю с дураками с давних пор.
Рождает истину, увы, не каждый спор.
Зря тратя время, в споре с дураками,
И сами мы становимся глупцами.
Памятью сохраняется последняя фраза.
Но я отнюдь не уверена, что сумею её завершить.
Сирены звучат всё тревожнее раз от раза,
И чужие ракеты решают дилемму: жить или не жить.
Ступени лестничных пролётов. Все соседи в ряд.
Жестокая игра в своеобразную рулетку на вылет.
Кто успеет? Кто нет? И куда прилетит снаряд?
Когда всё закончится? И какой финал из этого выйдет?
На нас нападают! И при этом удивлены,
Что мы, защищаемся, уничтожая огневые точки.
Мы люди мирные, и отнюдь не хотим войны,
Но просто желаем жить, до самой последней, финальной, строчки.
Когда на город падают ракеты,
В одном ряду солдаты и поэты,
Политики, философы, певцы,
Рабочие, танцоры, мудрецы…
Кто как умеет, в линию одну,
Стоим, чтоб защитить свою страну.
Гуляем в перерывах, веселимся,
И только за детей своих боимся.
Мы выживали в бедах и гонениях,
Погромах, чистках, прочих истреблениях.
И трудимся… Да, это тяжело,
Но мой народ сломить не в силах зло.
Земля светилась, словно вешний сад,
Легко играя радуги цветами.
Но из глубин поднялся дикий ад
И монстры притаились между нами.
Сначала, еле слышным шепотком,
На ум нас наставляли, осторожно,
И с воплями да плясками потом,
Доказывали: жить по правде ложно.
И многие, структуре преклоняясь,
Стремились новой подражать культуре,
На внешний лоск отчаянно равняясь,
Стабильность придавая конъюнктуре.
То там, то здесь земля теперь пылает,
Зло накопилось и преграды рвёт.
А тех, кто жить по совести желает,
«Культура» тёмной личностью зовёт.
И тишина, и ягод урожаи,
И днём ещё не жгучая жара.
Машины, дружно, словно птичьи стаи,
В рассадники отправились с утра.
Детишки чуть чумазые от сока,
Весёлые глазёнки, звонкий смех…
Пусть жизнь порой тревожна и жестока,
В часы такие, мы счастливей всех.
Вянут дикие травы.
Цветут, зеленея, болота.
Небеса внизу ржавы.
Кожа трасс лоснится от пота.
Мушмулы шкурка лисья.
Сухой аромат апельсина…
Льются ломкие листья
В горячие струи хамсина.
На базаре всё те же.
И те же улыбки на лицах.
С виду мир безмятежен,
Но мысль поневоле двоится.
Может тот, кто вчера
Наводил рой ракет на меня,
Улыбаясь, с утра,
Мне желает прекрасного дня?!
Чужих жизней не знаю,
Отвечаю по доброму всем.
Продают – покупаю,
Остальное за тенью проблем.
Кошки стали править миром
И, от носа до когтей,
Умилительным кумиром
Интернетовских сетей.
Похваляются уж страны:
Магазины, рестораны…
Всё для кошек, ешь и пей.
Их одних не оставляют,
И в авто не забывают,
Как родители детей.
Кошек жалко, несомненно,
Но, признаться откровенно,
Больше жалко мне людей.
P.S. И предвижу, интернет
Хором скажет: «А мне нет!».
Кошкин друг, не обессудь,
Но вот в этом-то вся суть.
Пусть Года, что грядёт, восход
Заботы добрые несёт!
В стране, в домах, в Душе, уют!
Зимой пусть дождики снуют,
Израиль щедро поливая!
Хлеб, в каждом доме, на столе!
И мир, от края и до края,
Пусть воцарится на Земле!
Есть календарный новый год,
Деревьев, урожая…
Я года каждого приход
Встречаю, уважая.
Из глубины седых времён,
Они не просто дата,
А важный жизненный сезон,
Подмеченный когда-то.
Тишрей молитвами летит
Под Царственные своды,
У Жизни вымолить кредит
На будущие годы,
Прощённым быть и всех простить,
И верить в чудеса,
Под звук шофара веселить
Себя и небеса!
Призывный звук шофара длится.
Дождей всё ближе колесница.
Да не минует нас она!
Прольётся рек небесных благо,
Падёт животворящей влагой,
И жизней новая волна
Вскипит красой под небесами,
Листками, крыльями, устами,
Всем разноцветьем бытия.
И в общем хоре прославлений,
Людей, природы песнопений,
Молитва тихая моя.
Прошу прощения, коль словом, или делом,
Вдруг невзначай, кого-нибудь задела.
Я никого обидеть не хотела,
Возможно что-то где-то проглядела,
Или напрасно высказала мнения.
Прощаю всех! У всех прошу прощения!
Я постепенно различаю звуки:
Рычание стоящих большегрузов,
Сигнальные системы магазинов,
Рёв самолётов, движущих на взлёт,
Сверленье, скрипы, что рождали глюки,
И пару опрометчивых конфузов:
Впервые слыша кличи муэдзинов,
Подумала, что так сосед поёт.
Мусоровозы. Поезда. Косилки.
Кошачий ор. Капризный детский плач.
Футбола, возле дома, шумный матч.
По полочкам разложены копилки.
Их слышать понемногу привыкаю,
Под их шумы спокойно засыпаю.
И лишь сирены резкие звучания,
Внезапной болью, разрывают грудь,
И будят, не давая вновь уснуть,
Тревожа о беде воспоминания.
У каждой страны свой язык и традиции.
А кое-кого распирают амбиции:
Он так громогласен! Он против них лично!
Но это стране глубоко безразлично.
Сколько было неизвестных,
Обокраденных талантов
В постаментах для нечестных,
Обладавших властью, франтов.
Сколько сгинуло в пучине
Нищеты, непонимания…
Сколько мы теряем ныне
В суете отмежевания.
Всё течёт, пылая, время
Лабиринтами событий,
Вновь проращивая семя
Напрочь выпавших открытий.
Неужели власть наживы
Скупит все пути земные,
Вечно будут те, кто лживы,
Воровать труды чужие,
И с бахвальством, лицемерно
Принимая комплименты,
Вновь всходить высокомерно
На чужие постаменты?!
Проблемы есть у всех, арабов ли, евреев,
Студентов, бизнесменов, брадобреев…
Жизнь без проблем, лишь сказка для детей,
Наивно, беспричинно, верить ей.
Правительства… чиновники… законы…
В любой стране, повсюду есть препоны.
И в спорах не найти «кто виноват»,
У каждой стороны особый взгляд.
Заботьтесь друг о друге, о семье,
А не о том, кто где на чьей земле.
Пока живёт страна, мы все герои.
А без неё?! Мы так ли много стоим,
Чтоб дети погибали из-за нас,
Одни, вбирая ненависть от рода,
Другие, на защиту встав народа,
Конфликты усмиряя всякий раз?!
Есть разница между желанием петь
И пением в жизни своей преуспеть.
В порывах Души вдохновения ноты,
Коряво?! Да ладно, всего б и заботы…
А в «выскочить в дамки» всегда выпендрёж,
И правил каких бы ни был он хорош,
Но отклик в Душе если не нахожу,
Простите, что молча его обхожу.
Можно придумать новых решений
Ритма, рифмовки, стихосложений,
Сделав теорией всякий пустяк.
Но когда лыжи не едут никак,
Строчка как плохо сращённая кость,
Я пройду словно непрошенный гость.
Каждый по-своему волен писать.
Каждый по-своему волен читать.
Я пройду молча, вас не касаясь.
Так согласитесь, не обижаясь.
Кто-то хвалит, кто-то хает,
Кто-то празднику не рад,
Кто-то просто поздравляет
От Души и всех подряд.
Прочь отжившее брюзжание,
Открываем сердце в новь:
Важно каждому внимание,
Понимание, любовь!
Кто, когда, какого рода…
Всё не главное, друзья.
Женщина сама природа,
Счастья яркая струя!
Добрым Ангелом хранимой!
Я, в потоке жизни всей,
И любить, и быть любимой
Искренне желаю ей!
Был вид растений символичен.
Теперь, для нас, он обезличен.
Остался разве только цвет
От символов прошедших лет.
Как мало тех, кто принимая,
И каждый лепесток лаская,
Цветы, любуясь, бережёт.
Так много ценят подношение,
Приняв, пошлют букет в забвение.
Им важно кто(!) цветы несёт
И что произнесёт при этом,
Гордясь, мол вот какой почёт
С разросшимся авторитетом.
Слова напыщенно пусты,
В угоду странных этикетов.
Как зря погибшие цветы,
Увитых пошлостью букетов.
Любила ты петь про цыган и Севилью.
Ты пахла печеньем, корицей, ванилью,
Была, как повидло сладка и пластична,
Смешлива, наивна, мила, поэтична.
Я так обожал эти запахи, звуки.
С тобою одной отдыхал я от скуки.
В безличной тоске, ты была островком,
Счастливым событием в сердце моём.
Полвека почти с той поры пролетело.
И как только петь тебе не надоело?!
Корицу с ванилью терпеть не могу,
Как запах заслышу, так прочь я бегу.
Недолго осталось на свете томиться.
Болезни под старость. С чего веселиться?!
А ты, как дитя, расцветаешь на ласку,
О болях шутя, тянешь ту же всё сказку,
Наивно правдива, улыбчива всем,
Как будто про возраст не помнишь совсем.
Ведёшь себя, трезвая, словно с похмелья.
Мне горше вдвойне от такого веселья.
Тебе я твержу, что всё будет лишь хуже,
Ещё и границы закрыты к тому же,
Сидим, словно овощ, известный, на грядке!
А ты мне в ответ: «Но пока всё в порядке!».
Великого не знанья милость.
Ночь. тишина. Натужный шёпот.
Шок. Глаз непрошенная сырость.
А за окном моторов рокот,
Собачий лай, сигналы, крики…
И не заснуть. Ведь как бывает…
Пустое утро. День безликий.
И сердце верить не желает.
Всё тот же быт и те же стены,
Улыбки, смех и разговоры.
Лишь памяти скупые сцены,
Всё счастье унесли, как воры.
Жизнь всё размелет беспристрастно,
Забвения вводя в унылость.
Молчит. Что сориться напрасно?!
Да мало ль что ему приснилось?!
В тени раскидистых аллей,
Среди мерцанья фонарей,
Они до полночи бродили,
Рассказывая о себе,
О всех событиях в судьбе,
Всё говорили… говорили…
Зачем?! Не ясно и самим.
Финал был прост. Неотвратим.
Ей в Бенешов, ему в Прилуки.
Ни до, ни после. Лишь слова.
И краем памяти канва
Руки касанья в миг разлуки.
Алея между скал,
Пылал зарёй восток,
Плыл тёмных вод опал
В арыках, не спеша.
Как тоненький бокал,
Диковинный цветок,
Её он обнимал,
Почти-что не дыша.
За тенью городской
Издержки суеты.
Сердца спаливший зной,
Никем нежданной, встречи.
Он прутиком, рукой,
Черкал её черты,
Жалея, что такой
Портрет недолговечен.
Билеты на руках и некуда спешить.
Уже все мысли там, в своём привычном доме.
И яркий жар углей нет смысла ворошить.
И ни к чему страдать в отснившейся истоме.
Мчит синевы река.
Ревёт стальной дракон.
Снегами облака.
В просветах: тьмы огней.
И встреча вдалеке,
Как будто давний сон,
Миг счастья, на песке
Коротких летних дней.
Вздохом вспугнутой птицы,
Желтоглазая фея,
Опустила ресницы
И застыла краснея.
Терпкий запах грибницы,
Вдоль продрогших аллей.
Синей смальты крупицы,
Сквозь плетенье ветвей.
Тишины напряжение
До пределов струны,
Шаг малейший, движение,
Издалёка слышны.
Странных мыслей кружение
По границам сознания.
Сплин, туманы, томление,
Токи очарования.
Ты прости меня фея.
Я твой мир не нарушу.
Ветром чары развея,
Отпусти мою Душу.
Не метай в меня взгляда
Золотистые спицы,
Мне милей моя лада,
Очи цвета корицы.
Ну что, Офелия, твой принц
По-прежнему в фаворе:
Жизнь миг, жизнь сон, жизнь яркий блиц!
Что людям твоё горе?!
Ты тон, ты штрих, к его судьбе.
Его страданий омут
Пророчит гибелью тебе,
Бедой родному дому.
Как было выжить без родных,
Боль, страхи, не тая?!
Но только смерть волнует их,
Загадками томя.
Быть иль не быть? Вопрос смешон.
Не быть – неотвратимо!
И как не двигай вечный сон,
Всё не проскочить мимо.[3]
Но он, мужчина, на волне!
Услышь же, Мельпомена,
Покуда Гамлеты в цене,
Нам гибель неизменна.
Ты прости. Виновата гитара.
Чудных звуков волшебных струна.
Тих рассвет, как в саду Ренуара.
Не в тебя я была влюблена.
Я влюбилась лишь в музыки звуки,
Раззадоренный голос шальной,
Мускулистые сильные руки,
Что влекли меня в вальс за собой.
Я на миг потеряла рассудок,
Ошалев от напора страстей.
Только этот мой глупый поступок
Сердце хочет забыть поскорей.
Ночь промчалась воронкой торнадо,
Все устои сознанья круша.
И встречаться нам больше не надо!
Вихрь ушёл. Отрезвела Душа.
По берегам реки ивняк,
Обрывистое разнотравье.
Глядит девчонка, в замиранье,
Не перейти её никак.
А там, напротив, у овец,
Пастух молоденький, весёлый.
Но мостик только через сёла,
Узнают братья, мать, отец…
Спустила ноги за обрыв
И книгу медленно листает,
Сама ж из-под ресниц взирает
На парня, обо всём забыв.
А он тихонечко поёт,
В гитаре ноты подбирая,
За ним девчонок ходит стая,
Но в сердце лишь одна живёт.
Каникулы, жизнь без забот,
Кому мечта, кому-то горе,
Он в город возвратится вскоре,
Исчезнув вновь почти на год.
Они устали быть вдвоём.
И это было очень странно.
Она мечтала лишь о нём,
Уже давно и постоянно.
Он появлялся, пропадал,
И вновь внезапно объявлялся,
И возносил на пьедестал
Любви и в чувствах своих клялся.
Они устали быть вдвоём.
И это было очень странно.
Она была желанным сном,
В котором жил он постоянно.
Он появлялся, пропадал,
И вновь внезапно объявлялся,
И возносил на пьедестал
Любви и в чувствах своих клялся.
Они устали быть вдвоём
И это было очень странно.
Быт оказался их бичом,
Не дав быть вместе постоянно.
Ни чья-то злоба, ни вражда,
А повседневности детали…
Встречались долгие года.
И за три месяца устали,
Друг друга обвинив во всём:
Покупки, деньги, беспорядки,
Приготовление еды…
И из-за этой ерунды
Дни напролёт гремели схватки.
Недаром сказок окоём
Венчают свадебным питьём.
Они устали быть вдвоём.
Ей было пятнадцать, ему двадцать два.
– Старик, – говорила она.
В их классе был мальчик, глаза-синева,
В него и была влюблена.
Ей было шестнадцать, ему двадцать три.
– Очкарик, – смеялась она.
Бренчал на гитаре сосед попурри,
В него и была влюблена.
Студенчества годы, промчавшийся джаз:
Свиданий, экзаменов, сна…
– Любовь должна быть, как пожар, как экстаз, −
Ему объясняла она.
Ему тридцать два, ей едва двадцать пять.
Она всё искала другого.
Твердила подругам: «Что с нищим гулять?!
Богатства хочу! Что такого?!».
И вдруг он пропал, заскучала она,
Такого ещё не бывало,
Чтоб мучиться целые ночи без сна
И днём мозг тоской разрывало.
Сама позвонила: «Не любишь?» – «Люблю!
А смог бы прийти, прибежал».
«Другая с тобой?», – «Ага, с кошкою сплю,
Прости, просто ногу сломал».
Им вместе сто сорок. Всё шутят друзья:
– Ты ж быть с ним совсем не желала.
Смеётся: «Парням доверяться нельзя,
Вот я его и проверяла».
Твердишь, что ты ангел, добро во плоти,
И страстно желаешь мечту воплотить:
Обнять меня нежно и вместе со мной
Лететь в рай небесный, простор голубой.
Обидеть тебя не хочу я совсем,
Но столько меж нами зашторенных тем.
От смайлика к смайлику их не поднять,
За ветром иллюзий Души не познать.
Что Ангел?! Всего лишь эмоции дверь,
Есть добрый, есть нежный, есть лютый как зверь,
Сияющий светом, овеянный тьмой…
Я верю: ты ангел. Вот только какой?!
Случайная встреча средь зимнего парка.
Всем холодно было, а нам очень жарко.
Я чуть не упала на скользкой тропе,
А он подхватил, прижимая к себе.
Из рук его рвалась я, что было сил,
Но он до сих пор меня не отпустил.
Случайная встреча, а так ли случайна?!
В любви неземная, волшебная тайна.
Когда нам обидой какой-то пустяк,
Мы тут же спешим в повенчавший нас парк.
И пусть непонятен прохожим сюжет:
Солидная пара, немалых уж лет,
Целуется в парке средь белого дня…
А он, как тогда, обнимает меня.
Ты была не такой, как другие,
А такой, как когда-то я сам,
Безудержная, словно стихии,
Безразлична к красивым словам,
Льдом и пламенем Душу сжигала,
Феерично-прекрасна во всём,
То являлась, то вдруг исчезала,
Не давая зарок на потом.
Ловелас, с многоопытным стажем,
Над собой я и сам хохотал,
Но влюбился, как мальчик, и даже
В строчках имя твоё рифмовал.
Было так нестерпимо и грустно:
Хоть бы голос, один только взгляд…
Жизнь мне мстила светло и искусно,
Уходя за звездой на закат.
Он бродил сам не свой, восклицал, как в бреду:
– Ни любимой, ни друга уже не найду,
Он её соблазнил и женился на ней,
Я останусь один до скончания дней.
Он кричал в небеса, был не в силах молчать:
– Если друг предаёт, что тут можно сказать?!
И стоял вокруг лес, молчаливой толпой,
И швырял, в ответ, ветер водой дождевой,
И шептал: «Поостынь. Ведь не вещь же она?!
Если выбор за ней, в чём же друга вина?!
Он не предал тебя. Он её полюбил.
Видно очень непрочным союз ваш с ней был.
Может это подарок тебе дан судьбой,
Чтоб не жил ты годами с неверной женой».
Травы кланялись вслед, и кружилась листва,
Повторяя тихонечко ветра слова.
И с высоких небес, прорываясь меж туч,
В каждой капле сверкал тёплый солнечный луч.
Всё ушло в небытие:
Детство юность, старость.
Фотографий на стене
Даже не осталось.
Вещи, мысли и дела
В мусорных курганах,
Прогорело всё дотла
Стаяло в туманах.
Рассыхался дел завал,
Пылью припадая.
Ветер в листьях трепетал,
На ветвях играя,
И дорогою швырял
Маленькое фото,
Снимок, что не нужным стал,
Лишним для кого-то.
Под стук колёс струит дорога
Вдоль речки, деревеньки, лога…
Мелькают сосны и берёзки,
Сады, под тихий скрип дверей…
Ещё чуть-чуть и возле дома,
Где всё так близко и знакомо,
Сквозь шпал, чернеющих, полоски…
Скорей, хотелось бы, скорей…
Но дальше снова расставание.
Седое, горькое прощание.
Крон-Хронос страшный ростовщик.
Мозг, беспощадно память троллит.
Сжимают сердце спазмы боли,
И комом в горле слёзный крик.
Все пишут. Но мало кто может читать.
Я другом готова для каждого стать,
Но чтобы не просто считаться в друзьях,
А как-то общаться, хоть в лайках, стихах,
Писать комментарии и поздравления…
Ну что за друзья, коль ни грамма общения?!
Я этот свой текст как смогла сократила,
Под фото обложки его заложила.
Но снова стучатся пустые запросы,
Которым плевать на меня и вопросы.
По коридорам интернета
Волною память.
Бабина. Дранная кассета,
На плёнке замять.
А ещё раньше: перфокарты,
Столбы ячеек,
По магазинам: счёт агаты
И звон копеек.
А в бухгалтерии отчёты,
Таблицы в склейку,
И щёлкали полночи счёты,
Ища копейку,
Чтобы сошлись горизонтали
И вертикали.
А ёлки за окном сверкали,
Огней вуали.
Всё промелькнуло, пролетело,
Ушло в экраны.
Там, где жизнь радугой пестрела,
Другие страны.
И хоть прошло почти пол века,
Повсюду споры,
Никто не видит человека,
Одни укоры.
И эти сменятся иными,
Цвет – семенами.
Жаль не увидеть, что за ними,
За временами.
Жизнь катит морскою волной,
В прибое песками играет,
То бурей гремит штормовой,
То штилем почти замирает.
Несёмся на свой риск и страх,
Рисуя все абрисы сами,
Раскачиваясь на волнах
Меж рифами и облаками.
Упруги надежд паруса
И вера не спит у штурвала,
И бедствий боль, и чудеса
Душа столько раз открывала.
Солёные брызги дробя,
Ветра нас дубят и ласкают.
Всё помню малышкой тебя,
Хоть внуки твои подрастают.
Пусть радость дарит детвора!
И станет простым всё, что сложно!
Пусть жизнь к тебе будет добра,
Насколько бывает возможно!
Зла людям не прощаешь?!
А что тогда творишь?!
Вендетту объявляешь?!
Иль по ночам не спишь,
И горькие обиды
Тиранят без конца?!
Сбрось старые хламиды
К решениям Творца.
И что тебе за дело,
Что кто-то лицемер?!
А коль тебя задело,
Ищи в себе пример.
Греха тоски не множа,
Былое отпусти,
Раз изменить не можешь,
Себя и всех прости.
Мой смешливый роман отзвенел, как в мороз провода,
И растаял. Осталась живительных строчек вода.
И Душа, пробегая по ним, от улыбок парит,
И за ней улетая, салютами сердце горит.
Так смешно и наивно. Утеряны сказок бразды.
Но всё тянется след, словно свет от далёкой звезды.
Ты молчишь. И мне печально.
Точки близко, хоть не рядом.
Наша маленькая тайна
Затеряется в лесах,
В том саду, куда реально
Не проникнуть, только взглядом,
Где роса необычайна
В паутинных парусах,
То на солнце заискрится,
То поникнет изумрудом,
То прозрачною слезою
Дом с крылечком отразит.
Дверь его не отворится,
Мы давно ушли оттуда.
Лишь растенья, над водою,
Свет оконный золотит,
Да дымки висят над крышей.
Там и нынче топят печи,
Мир наполнив для кого-то
Рукотворною красой.
И закат, осенне-рыжий,
Всё нашёптывает речи,
И тропинкой над потоком
Увлекает за собой.
Года кружат в событьях дней,
Всё ускоряясь,
По звёздной россыпи огней
Волной вздымаясь.
Наш экипаж надежды полн,
В нас свято веря.
И мы летим на гребне волн,
С ветрами рея.
Мы жаждем новой красоты,
Души полёта.
Нас тянут в высоту мечты,
А вниз забота.
Но отдавая будням дань,
Проблемам быта,
Для чистой дружбы наша длань
Всегда открыта.
И у меня сомнений нет,
Что не случайно,
Мне дал знакомых, интернет,
Необычайных.
Вы, каждый, словно проводник,
В вас свет алмазов,
Без вас не вышло б столько книг,
Стихов, рассказов.
Я вам желаю ясных дней!
Решить задачи!
Мечтаний новый и путей!
В делах удачи!
И Душу грея красотой,
Всё так же мчаться,
Горя надеждой и мечтой,
Дорогой счастья!
Я когда-то была, словно Ассоль,
Солнца луч пылал в парусах.
А теперь, как Русалочка: боль, боль,
Доставляет мне каждый шаг.
А мой страстный принц, славный капитан,
Берегов пустился вконец.
По ночам гляжу я в окна экран,
В сердце тяжесть, тоски свинец.
Только цветущих настурций краса,
Озорной огонёк герани,
Да церопегии милой коса
Ещё держат меня на грани.
Город притушил огни.
Мы с тобой опять одни.
Рамки окон в аккурат,
Как Малевича квадрат.
Только, от фонарных бликов,
Листьев чудный малахит
Светит и к себе манит,
В тёмном таинстве великом.
Одиноки, хоть вдвоём.
Мы уже не те, что днём.
Ночь свои раздала квоты,
Скомкав общие заботы.
Каждый в мир вернулся свой,
Мыслей длинный лабиринт.
Как навязчивый репринт
Лай собаки за стеной.
Вот уже погас дисплей.
Потолок: театр теней.
Бродят звёзды в облаках.
Не заснуть, хоть резь в глазах.
Жар по комнате струится.
С улицы несётся мат.
Словно день сурка, формат
Быта завтра повторится.
Междурядий коридоры:
Манго, сливы, помидоры,
Кабачки, чеснок, папайя,
Личи, сливы, виноград…
Люд, снующий, завлекая,
Продавцы вокруг кричат,
Всё от солнца притеняют,
Всюду брызгают водой,
Вес и тургор сохраняют,
Отбирают гниль долой.
Полки ломятся товаром.
День пылает жгучим жаром.
Эти платят, те с вопросом,
Кто-то только крутит носом,
Перещупав весь товар.
Муть арака в длинном штофе.
Пахнет зелень. Пахнет кофе.
Пахнет праздником базар.
Висят хамсинов рыжие пески.
Цвет пеларгонии роняет лепестки.
Замкнулась жизнь в подобие квартала.
Нам столько в ней когда-то не хватало,
Так много было радостей, невзгод,
Дни горя струны сердца обрывали…
Под ржавым солнцем пыльный неба свод
И травы от жары повыгорали.
Стекал последний лепесток заката,
Расцвечивая падающий лист.
И майны повторяли хрипловато
Бюльбюлей соловьиный пересвист.
Словно созвездья, вспыхивали окна,
Мигая цветом жалюзи, гардин.
Чуть серебрились облаков волокна.
И всё темнел небес авантюрин.
Фонарный свет мерцал в плывущем зное,
Бликуя в кронах, словно по парче.
Бокал терял свеченье золотое.
Тлел фитилёк в расплывшейся свече.
В узких улочках Яфо бродят люди и тени,
Поклоняясь прошедшим сквозь столетья камням.
Разрушались святыни, истирались ступени,
Оставляя сказаний и былин фимиам.
Кто здесь был, кто здесь не был, запечатаны тайны.
Мастерские, салоны вдоль кружащей стены.
Артефакты чудные, а порой и случайны,
Новоделами вкраплен терпкий дух старины.
Рестораны и храмы, блеск и лоск распродажи,
Бесконечных экскурсий суетливый пробег,
И куда ни посмотришь, так красивы пейзажи,
Хоть на море, хоть с моря, любоваться бы век.
Узкие улочки, лестницы, стены,
Лампочки, трубы, разводки, антенны.
Кожа, дублённая, в цвет шоколада,
Солнца, хамсинов и моря награда.
Яркая речь пересыпана жестами.
Кофе огромными медными жезвами.
Спелость маслины жгучего взгляда.
Спелось с ним сердце в руладу рулада.
Город, где тропы историй смешались
И растворились. Лишь камни остались.
Жар в миг выжигает воды все запасы.
И вот же какая напасть:
Закрыл карантин самолётные трассы,
В грибные леса не попасть.
Скрывают обличий черты полумаски,
Не верхний, а нижний овал.
Хоть толпы вопили, что вирус лишь сказки,
Устроил он нам карнавал.
Гнут травы к земле предрассветные росы,
В преддверии зимних утрат.
И вечные всё будоражат вопросы:
Что делать?! (и) Кто виноват?!
Точно, победителей не судят.
Но в такой войне их вовсе нет.
Годы, краски чувств, слегка остудят,
Заменив огонь на паритет.
Рядом, но не вместе. Вот проблема.
Тягостно молчание вдвоём.
Каждая затронутая тема
Вянет в безразличии густом.
Мысль сквозь боль дозреть напрасно тщится,
Логику событий вороша.
Цель то в чём?! А бой всё длится, длится,
Жизни убивая не спеша.
В этой войне победителей нет,
Всем одинаково сложно.
Как бы потом не сложился сюжет,
Каждый страдает серьёзно.
Разные мы, но не свят ни один:
Путь и развилки решений,
Издали не усмотреть ни плотин,
Ни горьких опустошений.
Попусту в прошлом копать, чья вина,
Чем же помогут упрёки?!
Нежность хрипит, болью поражена.
Глухо молчат лжепророки.
Не спеши, мой любимый, вдоль ветра с порошей,
Не в неё, в её блеск ты по-детски влюблён.
Засыпай побыстрей, дорогой мой, хороший,
Погрузись в исцеляющий, ласковый сон.
Он сметёт наважденье пустых отражений,
Чары лживых огней разгоняя, как дым.
Свет фонарный прольётся в холодность скольжений.
Всё, что солнцем пылало, предстанет иным.
Слей злость свою в бутылку, закрой её плотней,
А после выкинь в мусор и позабудь о ней,
Ведь в жизни всё случается,
Но жизнь-то продолжается.
Слей боль свою в бутылку, закрой её плотней,
А после выкинь в мусор и позабудь о ней,
Ведь в жизни всё случается,
Но жизнь-то продолжается.
Тоску долой, в бутылку, закрой её плотней,
А после выкинь в мусор и позабудь о ней,
Ведь в жизни всё случается,
Но жизнь-то продолжается.
В прозрачную бутылку улыбки собирай,
Ни пробкой, ни от солнца её не закрывай,
Чтоб радугой сияли,
Туда-сюда летали,
Ведь в жизни всё случается,
Но жизнь-то продолжается.
Когда нет света, то и тени нет.
Луч счастья оттеняет горе бед.
Коль сам себе помочь не пожелаешь,
Без пользы для тебя любой совет.
Так много за спиной дорог.
Никто нас не предостерёг,
Поставив на распутье знак:
Что ожидает, где и как.
Сквозь промахи и тьмы преград,
Мы продвигались наугад,
И смело открывали двери,
Не ведая, где ждут потери.
Когда б вошли в другую дверь,
Какой бы жизнь была теперь?!
Что б мы нашли?! Чего лишились?!
В каких событьях мельтешились?!
Напрасно нам ответ искать,
Меж «да» и «нет» не угадать,
И не изведать, что больней
В размытых гранях прошлых дней.
Года, с тобой, пыталась понять:
Любишь меня или нет.
Жизнь пролетела. Смешно пенять.
Я получила ответ.
Пол жизни вместе. Немалый срок.
Рубить канат смысла нет.
Каждый по-своему одинок.
В конце туннеля не свет.
Радостей прошлых тонкая нить.
В будущем вовсе их нет.
Сколько нам предстоит пережить
Ещё этих горьких лет?!
Свет рисует ночи фреску,
Переливом фонарей.
Ветер треплет занавеску,
Воссоздав театр теней.
Что для милого я значу?!
Город. Ночь. Вокзал. Леса…
Не могу решить задачу,
Поменялись полюса.
Нудный оклик электрички.
Горки прахом. Тишь да гладь.
Дни рассыпались, как спички.
А зачем её решать?!
Кружат мысли без запинок,
Вечный аккомпанемент.
Столько лет, дорог, тропинок,
Что смешно искать ответ.
Тебя ожидала всегда и любого.
И ты появлялся, как Бахус пропит,
Как поезд «кукушка» дымами обвит,
Но был мне не важен ни запах, ни вид,
Лишь видеть тебя, моего дорогого.
Года облетели за дымкой порош.
Степеннее стал ты, не куришь, не пьёшь.
Но также пьянит и ласкает твой взгляд,
Как прежде, почти что полвека назад.
Коль спросят меня я жалею иль нет?!
Взгрустнув, улыбнусь, чуть печально, в ответ:
Жалею, что много длиннее наш след
Остатка, ещё нам отпущенных лет.
Рождая звуки, дождь прошёл.
Стекают капли грациозно.
Ещё нам ничего не поздно.
Ещё всё будет хорошо.
Напрасно не кори судьбы,
Лихие не буди заботы.
Ещё не выбраны все квоты.
Ещё летают самолёты.
Ещё растут в лесах грибы.
Года толпятся за плечом,
Уходят в прошлый век корнями,
Несутся в пропасть, под парами.
Пока мы вместе – счастье с нами.
Пока мы вместе – всё путём.
И кто был виною, и в чём та вина,
Пусть тот, кто безгрешен, рассудит.
Мы были дружны, не предвидя финал,
А нас уж сосватали люди.
Мы, слушая сплетни, смеялись не раз,
Считая пустой болтовнёй,
Не зная, что светом лучащихся глаз
Друг друга встречаем с тобой.
Кто может прочесть на судьбы изразцах
Развилку, где путь медоносен?!
Страсть бурно пылала, сокрыта в сердцах,
В холодную пыльную осень.
Мы просто дружили. Хоть как суесловь.
И было не ведомо нам:
По лестнице Дюка бежала любовь,
Навстречу сегодняшним дням.
Я наполню бокал, тихой болью грядущей разлуки.
Потому, что сегодня мне так хочется петь о любви.
Страсть свела, опоила, взяла нас с тобой на поруки,
Под залог всех событий, что умчались, зови, не зови.
Столько рос и дождей, жёлтых листьев и жгучего снега.
Стыки рельс… Шум моторов… Мелькание взлётных полос…
Растворившая всё синевы бесконечная нега.
Ворох светлых надежд, обрывавшихся в пыль, под откос.
Я наполню бокал, тихой болью, печалью разлуки.
А тебе дам другой, с золотистой искринкой любви.
Бродят радуги небом, волшебности встреч виадуки.
Ты улыбкой одной все печали мои оборви.
Не тони, мой любимый, в пучинах печалей.
Приходя, всё уходит, как вешний рассвет.
Мы так много не знали, не умели вначале,
А в конце уже сил, да и времени, нет.
Но и в том, что прошли, было счастья без меры,
Много радостных встреч, и родных, и друзей.
Затемняли нам разум страданий химеры,
Но не прожил без них ни один из людей.
Если хвастает кто, ты не верь в эти сказки.
Мир безумно красив и безлично суров.
Вокруг нас ещё осени яркие краски.
Улыбнись мне, любя, в безразличье ветров.
Тени за спиной толпятся,
Им не терпится дождаться,
Когда кончится запас
Сил, что тают каждый час.
Я прошу остановись,
Извини себя, не злись.
Кто жизнь прожил без ошибок?!
Окунись в тепло улыбок.
Время не вернётся вспять.
Дождь в руках не удержать.
Льётся тихий звёздный свет,
А звезды там может нет.
Всё что есть у нас сейчас:
Этот день и этот час.
Боль твоя мне сердце рвёт.
Тень всё ширится, растёт…
Несколько таких ночей
И останешься ничей.
Ах, тогда я была молода,
И считала не дни, а года,
Что вдвоём проводили с тобой,
И тебя называла судьбой.
Мы менялись в делах и проблемах,
Задыхались в нелепых системах,
Неизменным осталось одно:
Всюду вместе мы, как суждено.
Время жизни безудержно тает.
Сердце наши мгновенья считает,
Принимая удары отважно:
Пока рядом мы, всё не важно.
Вилась дорожка среди леса,
Искрились капельки росы…
Но что тебе до их красы?!
Ты шёл туда из интереса,
Чтобы насобирать грибов.
Прошли года. Далёко Львов.
Закрыты Чехии границы.
Ты фотоснимки теребишь,
И всё листаешь их страницы,
За красотой тех мест грустишь.
Пока мы с тобой, хрусталями сверкают дождинки,
И капли росы, словно россыпь алмазов в траве,
И, тихо скользя, устилают дорожки хвоинки,
Но зелены сосен макушки в небесной канве.
Пока мы с тобой, словно праздник струится дорога,
Пусть стала короткой: врачи, магазины, базар,
И памяти горка обтёрлась, сточилась, полога,
Но каждый наш день – странной жизни, чарующей, дар.
Пока мы с тобой, не тоскуй, ещё будут причины,
Дай руку и просто, как раньше, в глаза загляни,
Забудь про проблемы, болезни, дела, карантины…
Оставь только нежность, её заревые огни.
Любовь была ни первой, ни второй.
Она была(!), искрилась, трепетала,
То быстрою русалкой огневой,
То плетью раскалённого металла.
Гнала, звала, и в омут за собой.
Вулканами взрывалась, остывала.
То восставала глыбой ледяной,
То разрасталась зарослями тала.
Копила аргументы про запас,
И забывала всё, бурля страстями,
Её огонь то вспыхивал, то гас…
Была?! Да нет! Ещё струит меж нами.
Вот и снова дни рождений, в блеске солнечной короны.
Первый тост за всех ушедших, близких, дорогих сердцам…
А второй за все дороги, города, лесные кроны!
Третий – за любовь и нежность, что дарила осень нам!
Ты плесни воспоминаний, мы обнимемся, любимый,
С пожеланьями здоровья, добрых, беспроблемных дней!
Чтоб ещё манил и звал нас мир дорог, неповторимый!
И сияла жизни радость! И хватало силы в ней!
Плесни мне бехеровки, друг!
С тобой мы на год повзрослели.
Пусть стал беднее наш досуг,
Но чувств дары не оскудели!
Плесни-ка вновь, за лес с ручьём,
Где щавель рос и ежевика!
За то, что мы ещё вдвоём!
И жизнь ярка и многолика!
И в третий, за любовь, налей,
Что нежностью в сердцах пылает!
Бюльбюль, восточный соловей,
Нам сказки ночи навевает.
Жизнь бывает скучна, и жестока,
И порою чрезмерно трудна,
Убивает желанья до срока,
Опускает до самого дна,
Всё отнять неожиданно может,
Безысходностью сводит с ума…
Пусть всё это тебя не тревожит,
Не печалит плывущая тьма.
Мы ещё, хоть года за плечами,
Не растратили нежности пыл,
Также бредим лугами, лесами,
И тем городом, что нашим был.
Изменились?! Да кто ж с этим спорит?!
Верно, силы давно уж не те.
Но по-прежнему манит нас море,
В первозданной своей красоте.
И слегка пересытив раскраску,
На пороге грядущих потерь,
Я придумаю новую сказку,
Только ты ей, пожалуйста, верь.
Печаль пусть тебя не гнетёт
И вместе с тоской испарится.
Прошли мы ещё один год
И был он прожит как годится.
Желаю тебе, чтоб всегда
В глазах твоих радость лучилась!
И были спокойны года!
А жизнь только длилась и длилась!
Словно нить за иглой,
Так и я за тобой,
Взглядом, мыслью, Душой,
Мой мороз и мой зной,
Лунный отблеск в ночи,
И хрустальный рассвет,
Золотые ключи
От всех счастий и бед.
Солнца лучик в судьбе,
Мир единственный мой,
Прижимаюсь к тебе
Словом, сердцем, судьбой.
Не печалься, что лист,
Уносясь в синеву,
От туманов росист,
Опадает в траву.
Трещу, словно в ветрах осенний лес.
В потоках времени ломаюсь, будто ветки.
И лишь Душа, всему в противовес,
Не верит, что жизнь эта не навеки,
А лишь на век, короткий век, как миг,
Вкрапленьем счастья в океан страданий.
В неравный бой уже вступает бриг
Туманных, как мираж, воспоминаний.
Быт тихо волочёт по дну пески,
Сверкает серебристыми мальками,
Пылают, как в кострище угольки,
Осколки тысяч стёкол под ногами.
Шаг всё короче. Ночи всё длинней.
Весь их покой бессонница съедает.
Но в тихом омуте заиндевевших дней,
Душа в твоих ладонях отдыхает.
Белый жар завис, густея.
Ящерки, мелькнувшей, блик.
В зелень листьев додонея,
Расцветила сердолик.
Тени спрятались, полоской
Оттенив подошвы стен.
День застыл картиной плоской,
Антуражем авансцен.
На асфальтов чёрной коже
Листья в липкой пелене.
Вот и мы увязли тоже
В этом странном полотне.
Дней сурка чередование.
И чем дальше, тем острей
Быстротечное мелькание,
По камням скользящих, дней.
Меня посетила прасила.
И я у прасилы спросила:
Зачем человеку все муки,
Раз нет для него в том науки?
Прасила светло рассмеялась
И в небо, мерцая, умчалась,
Лба, лучиком солнца, коснулась,
Я, вздрогнув, тотчас же проснулась.
Лежала, глаз не открывая,
Поток синевы созерцая
И слушая птиц перезвон…
Как жаль, это был только сон.
Разбился в прах флакон воспоминаний.
Осколки звёздным эхом в полутьме.
Флюиды дней, погонщики страданий,
Теснятся в непонятной кутерьме.
Смешались годы, месяцы, мгновения,
События, названья, имена…
То фразы наплывут, то ощущения,
То вкусов или запахов волна.
В жару внезапно тело зябко стынет,
Перед глазами образ вдруг мелькнёт.
Не разобрать, что памятью, что ныне,
Всё тает и скользит, как вешний лёд.
Ни репера, ни признака опоры.
В снах: призрачных сюжетов тот же слой…
Бессонницы, бессовестные воры,
Стирают всё холодной пустотой.
«Ден, Ден, четверг пришёл? Иль всё ещё среда?
Что ты молчишь? Такая ерунда!».
«Откуда Дену знать, кто к Вам приходит?!
Кто хочет, тот дорогу сам находит!».
«Ну, Ден, ты всё же сторож, или нет?».
«Вопрос не однозначен!», – он в ответ.
Ни окон и ни выхода, ни входа,
Лишь коридор с заката до восхода,
Огромный, длинный, со свечами, зал
Из тысячей оплавленных зеркал.
Прошедшее нельзя стереть.
Предупреждали: не глядеть,
Что за спиной, но страх глубок,
Из рук, дрожащих, сполз платок,
Неосторожно оглянулась.
И всё! Увязла. Не вернулась.
Сквозь коридор пробрался страх,
Навеки запер в зеркалах.
«Ден, что сегодня? Понедельник?».
«Как Вам угодно!». «Кыш, бездельник.
Вот бестолковый!», – хоть умён:
«Но может это только сон?
Я сплю и зал свечей мне снится?!
Но где же?! Где зеркал граница?!
Сидела перед зеркалом, свечами,
И вдруг мелькнуло что-то за плечами,
И стало надо мною нависать…
Как страшно вспоминать о тех мгновениях,
Забыла обо всех предупреждениях
И обернулась, броситься бежать».
Ни окон и ни выхода, ни входа,
Лишь коридор с заката до восхода,
Огромный, длинный, со свечами, зал
Из тысячей оплавленных зеркал.
Прошедшее нельзя стереть.
Предупреждали: не глядеть,
Что за спиной, но страх глубок,
Из рук, дрожащих, сполз платок,
Неосторожно оглянулась.
И всё! Увязла. Не вернулась.
Сквозь коридор пробрался страх,
Навеки запер в зеркалах.
Сон вдруг нахлынул образами яркими
Из сновидений века, что минул.
Я снова шла под сводами и арками,
В ту комнату, где стол, стекло и стул.
В пещере пламенели блики алые,
В кровавый сумрак погружая зал,
Он шествовал, прикрыв глаза усталые,
И люд по стенам жался и дрожал.
А в комнатушке солнце заоконное,
Перегородка, с лампой за стеклом,
Признание, уже традиционное,
Как тяжко в одиночестве тугом.
Все просят, молят, каются формально,
Повсюду собираются толпой.
И ничего не сделать кардинально.
Но хоть бы краткий миг побыть собой,
Чтоб не бояться встретиться взгляд взглядом,
Или задеть нечаянно плечом,
Так хорошо сидеть спокойно рядом,
И говорить про всё и ни о чём.
Мгновения беседы иссякают,
Вновь плащ и трость, взгляд жёсткий в никуда…
Я просыпаюсь и виденья тают,
Как в час рассветный поздняя звезда.
Загадочными странными зарницами,
Мешаясь, в чёрном с яркой синевой,
Свет вспыхивал внезапно под ресницами,
Всё заливая краской золотой.
Считала вдохи-выдохи размеренно,
До десяти и вновь от одного,
Таскала коз, овец, коров и меринов…
Увы, не помогало ничего.
Как странный бред, носились мысли вольно,
Беседуя о чём-то о своём…
Как тут заснёшь?! Вдруг муж сказал: «Довольно!
Семь тридцать на часах. Пора! Подъём!».
Вот повезло! Так было уже, помнится.
Смешно! Хоть и печально всё вполне.
Меня не просто мучала бессонница,
Она ещё пол ночи снилась мне.
Дрём перелётных пролетала конница,
Роняя мысли, образы и фразы,
Пол ночи свой табун гнала бессонница,
Сметая, напрочь, воспалённый разум.
Ветра гуляли, занавеси комкая.
Фонарный свет заглядывал в окно.
К бедру цеплялась судорога колкая.
Я шла, взлетала, падала на дно…
Слова роились рифмами, поэмами,
И без следа терялись в тот же миг.
По стенам тени прорастали схемами,
В которых зарождался чей-то лик.
Я наблюдала как, над зевом пропасти,
Карабкаюсь, встаю и снова в путь…
А утром муж сказал: «Где взяться бодрости?!
Всю ночь храпела, мне не дав уснуть!».
Подхватить крупицу счастья
На открытую ладонь.
«Милый, что там?», – «Не цепляйся!».
«Вон же! Глянь! Мелькнуло вновь.
Обними меня! Мне страшно!
Слышишь, стонет и скребёт?», –
«Нет! Не слышу! Всё прекрасно!».
Всё не то… И мир не тот.
Было… было… он за нею…
Взгляд лучился и ласкал…
«Милый! Милый! Я немею!
Холод тело всё сковал!
Помоги!», – «Ты что больная?
Так к врачу иди тогда!».
На ладони, затухая,
В прах рассыпалась звезда.
Оглянулся: «Что замолкла?!»,
Замер, ужасом объят:
Лес, куда ни кинешь взгляд,
Да снега, остры, как стёкла.
Нет ни дома, ни души,
Лишь ветра гудят в тиши.
Закрыта и ещё одна страница.
Все предали и не о чём печалиться.
В песках лежит израненная львица,
А боль струится всё и не кончается.
Беспомощна, как хрупкая улитка,
Увяли мышцы, словно в осень травы,
Но хуже ран, страшней любой отравы:
У её льва другая фаворитка.
Так верила в свой прайд, скалой вздымалась,
Шла грудью на опасность, защищая…
Закат кроваво-красный, степь без края,
И воронов орда уже собралась.
Путь ему пролагала комета,
Через полночь почти до рассвета.
Но напрасно тот путник бредёт,
Ведь никто никуда не придёт.
Ночь остыла и днём тяготится.
Стёрлась времени\места граница.
Он всё шёл, набирая размах,
Словно молот тяжёл каждый шаг.
Где-то мысль зарождалась и тлела.
Бледным мячиком в тучах летела,
В лёгкой облачной дымке, луна.
Воздух вдруг загустел, как стена,
А земля расступилась, как воды,
Небо скрыли подземные своды,
Камни сыпались в прах под ногами,
Ступни ног прорастали камнями.
Он опёрся, что силы, руками,
Камень вмиг поглотил их, с плечами.
Стоном эхо стократ отразилось.
День блистал. Ничего не случилось.
Ночь раскрывает звёздные мерцания,
Чтоб Душам путь дарили до зари,
Но трассами змеятся фонари,
Рождая бесконечные блуждания.
Тенями страхов полнится простор.
Они бегут, сливаются, толпятся,
Пытаясь, сквозь фонарный коридор,
К созвездиям спасительным прорваться.
Ночь на исходе. Ранняя звезда
На небосводе ярко засветилась,
И тени потекли рекой туда,
Надеясь на спасительную милость.
Улыбками блеснув на облаках,
Рассветный луч пробился им навстречу.
И розовели яблоки в садах,
Где Евой был Адам очеловечен.
Занавеска не болтается.
Ночь безумно хороша.
Для чего словами мается
Обречённая Душа?!
Облетает чувств наитьями,
В каждом вынянчив зерно?!
Прорасти ли им событьями,
Знать, увы, ей не дано.
С каждой строчкой тихо тает,
Как полдневная звезда,
И себя всю расплескает,
Растворившись в никуда.
За полосой заката ночь длинна.
В неё уходят люди… времена…
И наши мысли тянутся куда-то,
За боль утрат, за полосу заката.
Там двойственный союз во всём царит,
Меняя восприятие и вид,
Бессонница и сон рождают дрёмы.
По тонкой грани разума ведомы,
Мы видим знаки, образы и лица,
И фраза невпопад вдруг может влиться.
И трудно верить нам, что сны случайны,
Порой ясны, порой в них только тайны,
Пророчат, унося нас вдаль куда-то,
За боль утрат, за полосу заката.
Душа ли, память, бродит в странных снах,
Сквозь лабиринт пытаясь возвратиться.
Ни имени, ни знака в адресах,
Лишь времени закрытая страница,
Неясной тенью образа, дрожит.
Всё тот же камень у ворот лежит.
Ещё один, последний, поворот,
За угол… И лечу в водоворот
Реки, людей, иных дорог мостами…
Хочу вернуться… тает всё, как дым.
И просыпаюсь… А перед глазами
Всё ещё город, что зову родным.
Давно живу привычно. Отскучала.
Уже и здесь, как там, со всем знакома,
Летают самолёты. Прилетала.
И даже дом стоит… Но нет мне дома.
Жизнь истекала низкой драм,
То горестных, то сказкой сущей,
И добывать свой хлеб насущный
Они спешили по утрам.
Жизнь завершалась. Серый сплин
Завил всё, словно в райской куще,
И добывать свой хлеб насущный
Они спешили в магазин.
И вам, что путь сей не прошли,
Беда проблем их не понятна…
Мы верим: есть на Солнце пятна,
Но так далече от Земли.
Ни я одна, ни ты один,
Ни мы с тобой, ни кто-то третий…
Лишь в дым трепещущих гардин
Вплетает ветер, словно в сети,
Клубок лучистых паутин.
Они как в кокон оплели,
Качающую жизнь, планету,
На каждом лоскутке земли,
Во всём обязанную свету.
И мы на кончике петли.
И всё, что день преподнесёт,
И всё, что ночь переколдует,
Учтётся лишь на пересчёт
Всей массы, что сосуществует
От подземелий до высот.
Мы лишь частицы! Но чего?!
Какой-то сущности?! Процесса?!
В нас недо-знанья торжество
И мутный морок интереса.
Но победит всё естество.
Жизнь – короткий сериал,
Большей частью нудных серий:
Быта, праздников, мистерий…
Он – арена, он и зал,
Он и зритель, и актёр,
Декорации сменяя,
Те же сцены повторяя,
От Начал и до сих пор.
Палка, каменный топор,
Бензопилы… – нет значенья,
Как и в том, кто выиграл спор,
Чьи вернее были мненья.
Веселиться иль бурчать,
Жить в гордыне ли, благими…
Со статистами другими
Повторится всё опять.
Муза смолкает, когда уходят друзья.
Тихо рыдает, знает словами нельзя
Выразить боли, застрявшей в горле комком.
Разум не верит, что всё, не будет потом.
Падают строки, случайные словно град.
В вихрях энергий ни встреч нет и ни утрат.
Горько прощаться. Но жизнь свою доживём,
Тучи покинув, хлынем на землю дождём.
Чтоб были травы и расцветали цветы,
С ними и Души, впитавшие красоты.
Той красоты, что щедро дарили друзья…
Жаль. Но словами выразить боли нельзя.
Нам пишет вера чудную картину.
Поверить бы, хотя б наполовину,
Что ангел, став на службе Бытия,
Смог осознать, что в нём Душа моя,
И личности моей нёс продолжение,
И вся родня была бы в окружение.
Но видим, поглощая мифов знания,
Одни лишь огоньки искры нетленной.
Поддерживая купол мироздания,
Блуждают чувств обрывки во вселенной,
Потоки слов и схем. В них нет сознания.
Была я бескрыла,
Пока не открыла
Души лабиринты в мир тонких идей,
И стало казаться,
Что можно касаться
Печали и радости, боли людей.
Но, бременем долга,
Дар был мне не долго.
В потерянность дней погрузившись с лихвой,
Я быстро очнулась
И к быту вернулась
Поняв, что заняться пора мне собой.
Теорий дилеммы
Не разные темы,
Иными понятьями, все об одном,
Каноны, молитвы,
Словесные битвы:
Блужданья во тьме во фразёрстве густом.
В природе постоянна сумма масс.
Кирпичики кентавров неизменны.
Кольцом энергий защищают нас
Из прошлых жизней сложенные стены.
И мы уйдём, осыплемся песком,
Слежимся под морями плотным слоем,
Взойдём горами. И из нас построят
Дороги и мосты, и новый дом.
Мы вечно будем всюду и нигде,
Запас энергий нового рожденья,
Дискретные, сменяемые звенья,
Обязанные всем одной звезде
И неизвестности за гранью мироздания,
Где создаются логи и задания,
Где наши жизни, быта мишура,
Возможно, просто-напросто, игра.
Ты слышишь шорохи и стуки.
Тебя пугают зеркала,
Движенья воздуха и звуки,
Мрак под кроватью, окон мгла.
Ты житель дня. Я житель ночи.
Мы часто видимся с тобой.
Но разум твой принять не хочет
Мой образ многовековой.
Я быть с тобою не стремился.
И, хоть в пространстве мы одном,
Не я в жильё твоё вселился,
А ты в моём построил дом.
Не ждал такого домочадца,
Но сложно что-то изменить.
Нам не сойтись и не расстаться,
И значит надо как-то жить.
Прокладывая света коридор,
В театр теней иллюзий добавляя,
Рыча, пронёсся улицей мотор,
Вослед ему сгущалась тьма ночная.
Вдоль леса, трассы железобетон
Выхватывая фарами, он мчался.
И у пилота, словно камертон,
Сердечный пульсом, страх в висок стучался.
Зачем уехал… Бросил… Не сказал…
Укол обиды взращивал, лелея…
Её лица бледнеющий овал
Блестел перед глазами, как нимфея.
Поля. Посёлки. Горизонт светлел.
Немели ноги и глаза слезились.
Мотор давным-давно достиг предел,
А он всё жал акселератор, силясь
И само время в гонке одолеть.
Меч золотой прорезал путь до края,
Окрасив тени в яшму и камедь,
Видения ночные растворяя.
Я странной тайны не нарушу.
В пылящей звёздности ночей,
Слова текли слезами в Душу,
Пытаясь затаиться в ней.
И в каждом образ тень за тенью,
Занозой, сколками стекла,
Вдогонку тихому паденью,
Улыбка радугой цвела.
Мы их, как смальты, подбирали,
Творя чудесное панно…
Распался след. Антиклинали
Истёрлись травами давно.
Но серебристыми ночами
Сон не идёт, покоя нет,
Стекает памяти слезами,
Тревожа сердце, лунный свет.
Мчат бегущие дни,
Горным рекам сродни,
Сквозь провалы, теснины, пороги…
Размывает их бег
Наших принципов брег,
Что чем дальше, тем менее строги.
А по стрежню реки
Конформизм-островки
Скрыты толщей текущих событий,
Бьём щебёнку проблем,
Крутим в гальку затем,
В глубь ссыпая пылинки наитий.
И однажды впадём
В роковой водоём,
Где слои все различья ровняют.
Кабы в юности знать:
Надо жить (а не ждать),
Пока воды под солнцем сверкают.
Бог создал массу разного зверья,
Других животных, микромир, растения…
А вслед, смешав все лики Бытия,
Слепил Адама, как венец творения.
И мы, его осколков череда,
Волками воем, скачем словно козы,
Мчим напролом, как вешняя вода,
Пугливы, будто листики мимозы,
Мы жалим, словно осы, муравьи,
Кусаемся, змеиный яд вливая,
В нас сладость лучших из плодов Земли,
А также и их горечь огневая.
Себя порой нам трудно осознать:
Что, отчего, сейчас преобладает.
Ведь в нас весь мир! И боль! И благодать!
А выбор так не прост порой бывает.
Сохнет память. Распался событий клубок.
Знойный ветер несёт из пустыни песок.
Кем когда-то он был?! Горным кряжем?! Стеной?!
Нынче сыплется дюны зыбучей волной.
И начнёт от начала всё тем же путём,
Прорастая травой, размываясь дождём,
Разрушаясь, стекая, вступая во связь,
Оставаясь всё тем же, другим становясь,
В чреве жерла взрываясь струёй огневой,
Погружаясь в провал, вырастая скалой,
Зарастая, лысея, распыляясь в ветрах…
С ним возможно закружит и Души моей прах.
Заполняя собой весь воздушный поток,
Будет новые дюны строить новый песок.
Не задавая вопросы.
Их было в жизни немало.
Слёзы сгущались, как росы.
Горечью Душу сжигало.
Но не сожгло. Закалилась,
Стала степенней и строже.
Чья-то немилость, иль милость,
Больше её не тревожит.
Или тревожит?! Не знаю.
Всё и всех вечно жалею.
Больно… и всё же прощаю,
И не прощать не умею.
Глупо? Конечно. Так что же?!
Больше прошло, чем осталось.
Звёздность зелёная тоже
Золотом поистрепалась.
Но как отметки на вехах,
Среди надежд и несбытий,
Вновь завязались на ветках
Гранты грядущих событий.
Бездумна?! Не смешите. Всё не так.
У каждого всегда свои резоны.
И опыт мой ведь тоже не пустяк.
И в нём свои запретные есть зоны.
Но кто же обижается на птиц?!
Влечёт их корм и прошлых жизней сила.
В захвате, вы не видите границ.
Но я виной, что близко подпустила.
Я медленно и тихо отхожу,
О собственной наивности вздыхаю,
И новые границы возвожу,
Расслаблюсь, и опять их потеряю.
Кружит мысль шальная стая,
Тайной вечности, у ног,
Припадая и взлетая,
Ни тропинок, ни дорог.
Лишь лоскутною попоной
С резкости сбивает глаз.
Ровно или по наклонной?!
Только росный ватерпас.
Мир течёт, летит, змеится,
Кроны рушатся листвой.
Лес скрипит, как половица,
Прорастая синевой.
Время путь наш отражает,
От начал и до концов.
Зреет мысль и пропадает,
Облетая стайкой слов.
Мир был нежен, как весенний день,
Полный знойных летних обещаний,
Первоцветы трепетных свиданий,
Пятилепестковая сирень,
Радуг многоцветье после гроз,
Лепестки на волосы, на плечи…
Блики фонарей. Каштанов свечи.
Наважденья бесконечных грёз.
Выцветшая синь без облаков.
Травы пересушены до пыли.
Пустырей залысины, покрыли
Тусклые мерцания песков.
Всё, с дождями, снова оживёт,
Расцветёт, в параде свежих листьев.
След отбывших тщательно зачистив,
Вступит время в новый оборот.
От весны начинаясь,
Все холмы и распадки,
Покрывались цветущей,
В красках солнца, травой.
С жарким летом прощаясь,
Солнце красок остатки,
Как попало плеснуло,
Мир залив желтизной.
Юность ищет излиться
Бурлящим потоком,
Что слегка золотится
Симпатий канвой.
А прошедшие жизнью,
Пронизаны током,
Неизбывною высью
Любви золотой.
Так чувство безбрежно.
Так сладко. Так нежно
Уносит туда, где ни мыслей, ни дат,
Лишь блёстки мерцаний
И ласка касаний,
Сквозь солнцем горячим насыщенный взгляд.
И сердце стремится
Опять раствориться,
Взметаясь, сливаясь в биенье одном
С родным и любимым,
Надеждой хранимым,
С которым судьба осенила крылом.
Берег скалистый волна обнимает,
Гибель суля кораблю.
Ты говоришь, что любви не бывает.
А я тебя так люблю.
Снег то метёт, то безудержно тает,
Время летит к февралю.
Ты говоришь, что любви не бывает.
А я тебя так люблю.
Ветер осенние листья листает.
Холод стремится к нулю.
Ты говоришь, что любви не бывает.
А я тебя так люблю.
Что не сбывается, жизнь отметает,
Прочь теснит, как коноплю.
Ты говоришь, что любви не бывает.
А я тебя так люблю.
Годы судьба по десяткам считает.
Ниже, острее, стерня.
Ты говоришь, что любви не бывает,
Нежно целуя меня.
А когда сказки сорвутся со мною,
Сгинут, лови не лови,
Ты жизнь оплачешь одною слезою
Нашей безумной любви.
Мы все болеем отражением,
Застрявшим в памяти движением
Походки, мимики ли, жеста,
Чужого псевдо-совершенства.
Так в небе лунный лик сияет,
Лучи светила отражает,
То золотом, то пламенеет,
Но никого, увы, не греет.
Так похоже зверьё,
Хоть у всех разный нрав.
Каждый знает своё
И по-своему прав.
Каждый ищет, где жить,
Безопасность, прокорм,
И потомков взрастить,
Как свой след на потом.
Мы взломали замки
Генетических фраз.
Нас уносят мозги
В пик прогресса сейчас.
Мы отличны от всех
И кичимся собой.
Наш ли это успех?!
Иль ошибка и сбой?!
Мы лишь копим шмотьё.
Хоть у всех разный нрав,
Каждый знает своё
И по-своему прав.
Каждый ищет, где жить,
Безопасность, прокорм,
И потомков взрастить,
Как свой след на потом.
Бог сотворил аспекты Бытия,
Законами повязанных, как гамма,
Смешал всё, и из этого сырья
Создал прообраз первого Адама.
Не понимает часто человек
Всех чувств своих, поступков подоплёку…
А в нём весь мир, в витках небесных рек.
Всё дозревает к собственному сроку:
Задумчивость дремучести лесов,
Скал острия, полян, лугов цветение…
И день шестой. Молчание. Нет Слов.
А дальше… нам без даты… Завершение.
Есть в грустных мыслях свой резон,
Хоть им не стоит поддаваться.
Жизнь странный и волшебный сон,
Зря разгадать её пытаться.
Несётся горною рекой,
На солнце радужно сверкая,
Равниной, как зеркальный слой,
Струится, звёзды отражая.
То крутит омуты без дна,
То комариные болота…
Во всём сама себе цена,
Что надлежит нам отработать
И ничего не взять взамен.
События в ней не случайны.
Она, как Книга Перемен,
Окутана покровом тайны.
Твердят об опыте примеры.
Но где суфлёр? Какой наш текст?
Мы все участники премьеры.
В ней те же роли, тех же пьес,
И соглашения, и споры…
Лишь вечно новые актёры.
Неважно фарс или миракль,
Не поразить нам Мельпомену.
Мы отыграем свой спектакль,
Другим освободив арену.
Мама, во сне, расстелила постели.
Все возвратятся. Никто не останется.
Сердце тревожно к прошедшему тянется,
Всё завершить, что уже не успели.
Сны наполняются новым пророчеством,
Знанием скорбным несчастной Кассандры.
В окнах мелькают движения кадры.
Звуки ночные полны одиночеством.
Дни пересыпаны дустами быта,
Спешек напрасность, тоска ожидания,
Снов вереница почти позабыта,
Но всё искрят и саднят предсказания.
Что-то отложено, что-то сбывается.
Вечер. Дисплей. Мыслей кружатся стаи,
Шансов укрыться в делах не оставив,
Тихо, на цыпочках, ночь надвигается,
Земной период миллиарды лет.
Жизнь наша, с ним в сравнении – мгновение.
Пылинкой гор останется наш след,
Песчинкой – след оставит поколение.
Их воды смоют, в море унесут,
Спрессуют донным слоем в доломит.
И он, словно загадочный сосуд,
Остатки всех энергий сохранит.
Им улицы украсят и жильё.
Они наполнят мир живущих светом.
В них будет биться прошлое твоё.
Но ты уже не будешь знать об этом.
Как и не знают те, кто был до нас.
Мир будущего прошлым прорастает.
В природе неизменна сума масс
И ничего нигде не исчезает.
И это надо просто принимать,
Красой дышать и добротой делиться.
Что толку злиться, плакать, тосковать,
Над тем, что так иль эдак состоится?!
Как часто видим мы
Не то, что происходит,
И слышим не о том,
О чём нам говорят.
И вроде бы умы
Всё те же, по природе,
Но всё в них за щитом
Своих надежд и трат.
Мысль катит, как река,
У ней свои бурления,
По памяти лузге,
Всему, что перенёс.
Рисуют облака
Картины настроения,
Кому – мужик в пурге,
Кому – кудрявый пёс.
Жизнь за тенью дней двоится,
Что отбыло, что случится,
Важное, иль ерунда,
Словно код из «нет» и «да».
Все поступки и решения
Этих слов соотношения,
Что пластичны, как вода:
Да_нет_нет, нет_нет, да_да.
От распутья до распутья,
Мы минуем перепутья,
Да – движения залог
Лишь одной из всех дорог.
Да – учёба. Да – работа.
Нет_да_нет – измен болота.
Нет_нет_ да – вступленье в брак.
Разложить всё можно так.
Очень простенький сюжет.
Бытие? – И да, и нет.
Жёлтый листик ли, желтушка?!
Тучки мягкая игрушка.
Красный и зелёный свет
В перевивах серых лент.
Перекрёстков чехарда,
Кто оттуда, кто туда.
Пробки пластика, метала…
И треть дня как не бывало.
Кресла. Стулья. Стойки. Кассы.
Переплыв бумажной массы.
Объявленья. Распорядки.
Где излишки, где нехватки.
Там здоровье. Тут пеня…
И ещё долой пол дня.
Что-то помним. Что-то знаем.
Дни за днями пролистаем.
Чувств растянем провода…
Вот и минули года.
Вслед за нами поколения,
Нас оправив в сожаления,
Сложат память в короба
Под названием «судьба».
В том краю, где оксалис цветёт золотой,
С солнцем в ресницах,
И, над звёздною россыпью в неге морской,
Небо искрится,
Дремлют ящерки в жарких объятьях камней,
Кровь разгоняя,
Ветер белых пустынь тихо бродит в снах дней,
Дюны слагая,
От Начала Начал, в тьмах летящих веков,
Плавилось Слово,
Выливаясь вновь в мир, сквозь сто тысяч оков,
Вранья любого.
И не важно, что движемся, каждый, путём
Не как другие.
Всё равно все однажды к нему мы придём
Полунагие.
То, что было в огне от огня рождено,
В огонь вернётся,
И чудесное, мира иллюзий, панно
В звезду свернётся.
Чужими строчками стирать свою печаль,
Меж «да» и «нет» не находя ответа.
Так трепетно зимой цветёт миндаль,
И прячет в «рукавичку» плод на лето.
В такую же, магнолии, зимой,
Цветов зародыш бережно скрывают.
Две крайности судеб – мороз и зной.
Хоть к одному, а хоть к другому краю.
И «да» всё больше затирают «нет».
Неоднозначность мифов трёхдорожья:
Ведь на любой, нас тот же ждёт сюжет
И суета, смешная, скоморошья.
Слова теряют смысл, летя дождём,
И набирают силы, воспаряясь.
Мысль вянет золотистым колоском,
В ветрах и грозах всё ещё качаясь.
Делят сон и явь границы,
Наудачу, невпопад.
Под смежённые ресницы
Проникает звездопад.
Сны в глазах, открытых, длятся,
А сквозь них, как сквозь туман,
Стенки шкафа золотятся,
Потолок, столы диван…
Сцен зеркальных наваждение
Ночи образы дробит.
В тот же миг воображение
Придаёт им новый вид.
Жизнь кладёт свои спирали,
Всё тесней кольцо к кольцу,
И сливаются детали,
Приближая нас к торцу.
Воздух, словно иглы, колок.
Мчит экспресс без остановок.
Повторяется ландшафт.
Звёзды в окнах мельтешат.
Солнце всходит и садится.
Не сидится и не спится.
Мчатся станции, вокзалы,
Реки, горы, перевалы,
Бабы с вёдрами и без,
Трассы и тропинки, лес…
В стыках прыгают вагоны.
Все вокруг немного сонны.
Пьют, ругаются, едят,
Воздух портят – сущий ад.
Цель теряется в пути.
Всё дорогой. Не сойти.
Всяк по-своему боится,
Кто скулит, а кто храбрится.
Чья-то станция маячит.
Знают все, что это значит.
Кто-то навсегда сойдёт,
А кого-то ещё ждёт.
Толку плакать. Да, беда.
Но ни деться никуда.
Жизнь нам редко дарит ласку.
Что поделаешь с судьбой?!
Лучше жить, придумав сказку,
И смеяться над собой.
Ты не хочешь?! Вот потеха!
Всем событьям вопреки,
Лучше умереть от смеха,
Чем от скуки и тоски.
Хотела сказать, но промолчала,
Хотела спросить, но не успела,
Слов поезда отошли от вокзала
Светской беседы, что тихо кипела,
Как молоко, когда сняты все пенки,
Не позволяя прорваться бурленью,
Лишь незаметно меняя оттенки,
Словно закат под берёзовой сенью.
Было нелепо доказывать что-то.
Там, по ту сторону разговора,
Страшной болезни тяжёлая квота.
Чем тут поможешь?! Нотки мажора.
Знаем. Понятно. Но выбора нет.
Лучше не думать. Всё слишком реально.
То, что царапало ранами след,
Больше не будет уже актуально.
Я повторяю нелепо: «Держись!».
«Всё хорошо», – и смеётся отважно.
Только бы дальше продолжилась жизнь.
Только живи! Остальное не важно.
Мне себя не простить. Но виновна ль на деле,
Что небесный огонь замешался в земном?!
Не спросив, растворили в физическом теле,
И оставили жить в восприятье двойном.
Чистой логики шлейф, в бурном токе наитий.
Иллюзорность. Обманная суть Бытия.
Оголённости чувств в мир реальных событий.
То ли сон, то ли явь, в пограничье себя.
Отстранённость чужда жизни полной страданий,
Бесконечной красы и безумных страстей.
Но за ними – холодный огонь мирозданий,
Как от облака света – маскарады теней.
Рассвет слегка затронул ночь,
Крадучись осторожно.
И страхов всех не превозмочь,
И душно, и тревожно.
Идёт по досточке бычок,
И вдруг она кончается.[4]
Едва окрасится восток,
Как сердце болью мается,
Той, что пронзала много раз
В печальный предрассветный час.
Гоню. Не получается.
Рассветов страшная страда.
Идут по досточкам стада.
А досточки кончаются.
Ящерка мелькнула,
Скрылась меж камней,
За собой стянула
Тлен отбывших дней,
Длинными тенями
Отчертив маршрут,
Следом за дождями,
В землю протекут.
Всё, что в них пылало,
Плавилось, цвело,
Время разобрало,
В новый цикл ввело.
Кружится, несётся
Пёстрая юла,
Отраженьем Солнца,
Капелькой тепла.
Можно жару поменять на мороз,
Чуда большого в том нет,
Только пошли интернетом запрос
И заплати за билет.
Пляжи на горные тропы сменить,
Ветры пустынь на леса,
Два дня и ночь в одни сутки вместить,
Техника, не чудеса.
Можно любить или жить без любви,
Быть одиноким вдвоём.
И только жизни, промчавшейся, дни
Мы никогда не вернём.
Мамы улыбка, в сиянии глаз,
Сильные папины руки,
Старшего брата рокочущий бас…
Памятью вечной разлуки.
Вечной памяти река
В тьмы времён впадает,
Словно в солнце облака,
В новых жизнях тает.
Снимков старая печать
Нам красноречива.
Жаль, но чувств не передать,
Как огонь огнива.
С фотографий в нас глядят
Нам родные лица,
Каждый штрих и каждый взгляд
Памятью хранится.
Только век – короткий срок,
Истечёт он с нами.
Всё вберёт морской песок,
Вновь восстав горами.
Будем памятью не раз
Мы брести туда, где нас
Лаской и ремнём,
И заботой, и теплом,
Привечал родимый дом,
Поздно. Не найдём.
Пусть он даже сохранит
Антураж и прежний вид,
Печи изразец…
Дом – не образы немые,
Это место, где живые
Мама и отец.
Развалюшка иль дворец,
Безразлично для сердец,
Боль, не утихая,
Притаится тишиной
И обрушится стеной,
Сердце разрывая.
Тело под пальцами рук трепетало,
Радугой чувств от касаний играло,
Спектр их был светел и бесконечен.
Жаль только – праздник этот не вечен.
Розовым жемчугом яблони цвет,
Нежен, как зимнего утра рассвет,
Пчёл суетливым мельканьем отмечен.
Жаль только – праздник этот не вечен.
Писком наполнилась лисья нора,
Радостно, дружно росла детвора,
Им представлялось, что мир безупречен.
Жаль только – праздник этот не вечен.
Мощью ракеты ревёт водопад,
Воды сметают пороги преград,
Путь их долинами русел отмечен.
Жаль только – праздник этот не вечен.
Рвётся ткань жизней, как тонкая нить,
Но понапрасну об этом грустить,
Плач или смейся, а плод опадает,
Новых событий волну зарождает,
С чувствами, красками огневыми…
Всё повторится, только с другими.
Природа вновь рисует свой портрет,
Меняя бесконечные наряды,
Детали антуража, свет, акцент…
Невольно завораживают взгляды.
Пошли дожди. И чудо из чудес!
Там, где лишь камни, пыль песков, бледнели,
Цветами проросли пустыни, лес,
И пустыри травой зазеленели,
Ещё чуть-чуть и тоже зацветут.
Жизнь, благодатной влагой наполняясь,
Пройдёт опять извечный свой маршрут,
Всё повторяя, но не повторяясь.
Нам насыщает Душу красота,
Осела пыль, приятная прохлада…
И мы скользнём по тропкам променада,
Тенями покидая ткань холста.
Любимых обижать не нужно.
Живите весело и дружно.
Живите весело и дружно,
На шутку заменив укор.
Мы разные и всё бывает.
Но пусть любовь не угасает,
И нежность в сердце проникает,
Легко решая каждый спор.
Ведь, как ни странно, но поверьте,
Ваш мир важней всего на свете.
Ваш мир важней всего на свете,
Когда вы вместе, всё путём.
Режимы сменятся и маски.
И, инвертируя окраски,
СМИ запоют другие сказки,
Слова осыплются дождём.
Всё оплывёт бурленьем пенным.
Одно лишь будет неизменным.
Одно лишь будет неизменным,
Родная ласка милых глаз.
Для нас наш век вполне реален
И уникален, и банален.
Хоть в нём никто не идеален,
Любите! И пусть любят вас!
Трещат суставы, как осенний лес.
Ссыхаясь, под ветрами стонут ветки.
И лишь Душа, всему в противовес,
Живёт так, словно эта жизнь навеки,
А не на век, короткий дивный миг,
Вкрапленья счастья в монолит страданий,
Аппендикс, странный времени тупик,
Бесчисленных тупых переизданий.
Напитывает разум красотой,
Полотнами рассветов и расцветов,
И манит его в сказку, за собой,
Где для него, по сути, нет сюжетов.
Как ни крути, прах возвратится в прах,
Сырьём для новых в бытие мозаик.
Качается на солнечных волнах,
Давно поизносившийся мой ялик.
Играют блики, взоры веселя,
Взгляд отмечает зелень, птичью стаю…
Уже не дотянуться до руля,
Но всё ещё на вёсла налегаю.
Смирение! – Главный посыл Бытия.
Смиренно склоняюсь пред вечностью я.
Ведь сколько бы мне и куда б ни расти,
Я только песчинка в бездонной горсти.
Могучим деревьям и травам цветущим,
Всем тем, что сегодня, и всем предыдущим,
Смиренно свою благодарность несу
За то, что так вольно в полях и в лесу.
Но всем поколеньям людей, от начала,
Я б горько о войнах и битвах кричала,
Напрасно пролитых невинных кровях,
Надолго загубленных диких краях.
Смеётесь… Я знаю, всё так бесполезно:
Век глины и камня, а дальше железный,
Теперь век пластмасс, БАД-ов и ГМО,
И в век виртуальность открыто окно.
Наш мозг из иллюзий в иллюзии мчится.
Там может скитаний Ковчега граница?!
И все, кто остались, увидят простор,
В котором ни рек, ни лесов, и ни гор,
Совсем ничего, что привычно так взглядам,
Другое вокруг и иные все рядом.
Жаль мне не увидеть уже, не узнать.
Уходят друзья. Потерялись враги.
По топкому краю лишь шаткая гать,
Смиренно ступаю, сверяя шаги.
Колыша занавес небес,
Стирает ветер облака.
Играя красками окрест,
Втекает золота река.
Сползает серость с крыш домов
И тает, замыкаясь в тень.
Стряхнув с себя оковы снов,
Вступает город в новый день.
Проснулась армия машин,
Глуша разноголосье птиц.
В стекле распахнутых витрин
Всё чаще отраженья лиц.
Туристы, как пчелиный рой,
За групповодами спешат.
Кафешки полнятся толпой,
Витает кофе аромат.
Ссыпая в «было» тлен часов,
Включают сумраки огни.
За ними лабиринты снов.
И снами истекают дни.
В какой-то неизбежный миг,
В лучах небесного огня,
Прекрасен, словно сердолик,
Проснётся город без меня.
Я лечу, отдаляюсь,
Шальная комета,
И почти растворяюсь,
Потоками света,
Искры в землю роняя,
Не взойдут семенами,
Их загасят, теряя,
Волн небесных цунами.
Под поверхностью сферы
Море точек отсчёта,
Волн и поля химеры.
Состоянья полёта,
Все иллюзии мира,
Только их сочетанья,
Порожденья эфира
В том, чему нет названья.
Я почти растворилась,
Я уже догораю,
Что в Душе накопилось,
Словно искры, роняю.
Годы пролетают, словно птицы,
В горней вышине над головой.
Не предскажут ни одни провидцы,
Что в них ожидает нас с тобой.
Устоялся быт, вином в бутылке.
Стал скупей и суше наш досуг.
И скорбей, давно уже в избытке.
Но кого винить в том, милый друг?!
Жизнь претензий иск не принимает
И возвраты на обмен не шлёт.
Да, Душа болит, Душа страдает!
Но не стоит торопить отлёт.
За спиной, вдали померкли знаки.
Ярче светит омут голубой.
В прошлом дел завалы, буераки,
Суеты топор над головой.
Разорви забвенья паутины,
Путы дрёмы сбрось с усталых плеч,
Ведь ещё манят лесов куртины,
Что в сердцах сумели мы сберечь.
В последнем проблеске, спеша,
Прощалась, тая в тьму, Душа,
Шептала листьями, дождём,
Слегка касаясь ветерком:
Срок взял и вышел. Я не здесь.
Осталась в воздухе лишь взвесь,
Гудя натужной тишиной
О том, как было тут со мной.
Ты вещи выбрось и раздай.
Не забывай. Не вспоминай.
Пока ты есть, наш мир живой.
Будь счастлив, друг любимый мой!
У декораций прохудилась сетка,
Латает джинсы, без конца, король…
И движется к финалу оперетка,
Другой актёр получит нашу роль.
Жизнь изначально, от седого предка,
Листает путь судеб, за пластом пласт,
И отдаётся каждому, кокетка,
И всех, без исключения, предаст.
Полотнами иллюзий театра клетка.
Сюжет то сладок, то на раны соль.
И за кулисой ждёт марионетка
Заполучить, когда-то нашу, роль.
Поклон. Последний взгляд на Мельпомену.
Пока ещё мы здесь: улыбка в зал.
И никогда уже на эту сцену.
Простите! И прощайте все! Финал.