Пестрая лента

История 5, в которой решается уравнение, содержащее одни иксы

Однажды моего друга пригласили в отделение милиции. И всегда-то испытывая искреннюю радость от посещения учреждений, связанных с его хобби, Порфирий Платонович на этот раз пришел прямо-таки в телячий восторг. Еще бы: знакомый участковый инспектор сказал, что есть необходимость посоветоваться по одному делу…

Разочарование было жестоким. В отделении шел ремонт, и моего бедного друга попросили дать консультацию по поводу устройства некоторых… гм… гм… секретных помещений: как я уже говорил, в свободное от криминалистики время он работал инженером по сантехнике.

И все-таки есть справедливость на свете. Пока мой Великий Детектив давал указания куда ставить раковину, а куда, простите, унитаз, он краем уха услышал разговор об исчезновении медсестры. Это событие в то время волновало местное население и разговоров о нем было хоть отбавляй.

— Аналогичный случай, — не замедлил вмешаться в разговор мой друг, — расследовал маленький аббат…

— Что-что? — обернулся к нему милиционер.

— Вы не знакомы с Честертоном?

Милиционер оглянулся на своего товарища, потом кивнул на моего друга и покрутил пальцем у виска. Его коллега, однако, насторожился.

— Кто такой Честертон? Наркоман? Иностранец? Он был связан с… Пройдемте-ка, гражданин, вот в эту комнату.

Там было несколько человек, которые отчаянно курили. Личность Честертона была выяснена без труда и с него сняты все подозрения. Моего друга спросили, известно ли ему что-либо о пропавшей девушке. Ему, как всегда, толком ничего известно не было, зато перед собравшимися инспекторами была нарисована картина немедленного уличения преступников.

— Это очень любопытно, — сказал невысокий плотный человек, как догадался мой проницательный друг, старший в этой группе, — мы обязательно учтем ваши…

— А как с комнатой под двумя нулями? — совершенно не к месту перебил знакомый инспектор.

И, к ужасу моего друга, разговор принял явно выраженное сантехническое направление. Но потом детективы снова вернулись к своему. Мой деликатный друг с дрожью в голосе и со слезой во взоре сказал, что тут, очевидно, профессиональная тайна, что он тут лишний. Ему, однако, возразили, что никаких особых тайн нет, что, наоборот, он может быть полезен. И совещание некоторое время продолжалось с активным участием Порфирия. Потом старший сказал, что надо бы проветрить комнату. А потом моего друга уже не пригласили…

— Надо полагать, — безжалостно заметил я, — вашу версию не приняли?

— Видите ли, — ответил он, — версию как таковую я и не предлагал, что же касается высказанных соображений, то я полагаю…

Я не стал продолжать пытку. Тем более, что рассказ о том, как обсуждался план операции (а я с ней впоследствии познакомился), не лишен интереса. Он, этот рассказ, подтверждает, может быть, единственное толковое суждение моего несостоявшегося детектива — нет науки сложнее криминалистики, даже математика ей уступает. В математике, например, невозможно решить уравнение, где все «иксы», а криминалисту такие задачи решать приходится.

Итак, пока мой друг занимался сантехническим оборудованием отделения милиции, шло обсуждение путей сложнейшего розыска. Я попал в самый разгар споров…

«Все дело в терминологии, — подумал я. — А так и не разобрался бы, где нахожусь: то ли на консилиуме врачей, то ли на заседании творческой секции Союза писателей, то ли на симпозиуме ученых».

В самом деле: прокуренная комната, куда я вошел и где сидели детективы, казалось, была битком набита мыслями, версиями, гипотезами. Не знаю, как в научных лабораториях, а здесь занимались одним — думали. Напряженно, мучительно, я бы сказал. Да и было над чем думать! Уравнение действительно со многими неизвестными. А исходных данных — никаких.

Представьте ситуацию. Под Москвой была убита девушка, работница одной из больниц. Ей нанесли семь ножевых ранений. Примерно через час позвонили в милицию. На месте трагедии не нашли ничего. Абсолютно. Жертва не была ограблена, над ней не совершали насилия. Она, как установили, не имела врагов. Жила одна. Даже первейшее правило сыска: ищи того, кому преступление выгодно, — применить трудно. Нет (вернее, не обнаружено) среди знакомых девушки человека, которому нужна была бы ее смерть.

Я слушаю, как руководитель группы Владимир Павлович и его подчиненные обсуждают каждую из множества версий и отбрасывают одну за другой.

— Мой друг, — сказал я, чтобы шуткой на миг разрядить напряжение, — который сейчас благоустраивает ваш быт, утверждает: «Этот случай в точности похож на тот, с каким столкнулась петербургская полиция в 1897 году…»

— Занятный дядька ваш друг, — рассмеялся Владимир Павлович, — он уже нас наставлял: врач, говорит, влюбился в медсестру, та его отвергла, и он отомстил… Бред собачий. Впрочем, дело такое, что и нам в голову всякое лезет…

В сумочке медсестры нашли записку — в ней подруга просила передать ей две ампулы. А убитая имела дело с наркотиками. Может быть, сюда ведет след? Тщательнейшая ревизия всего аптечного хозяйства опровергает эту улику. Выясняется, что подруга получала от убитой совершенно невинное лекарство.

— Нам нельзя его не найти, — говорит Владимир Павлович как бы про себя, наверное, не замечая, что говорит это вслух.

Про детективов обычно пишут либо штампами традиционными — волевой подбородок, пронзительный взгляд, либо наоборот, подчеркивают их схожесть с простыми смертными, чего не избежал автор этих записок. Но у Владимира Павловича действительно очень «непрофессиональное» лицо. И когда мы говорим об этом, он смеется:

— Сейчас мне под сорок. А лет двадцать назад меня за девушку могли принять. Надену сестрино пальто, сапоги (тогда женщины больше в сапогах ходили) — и полный маскарад, если еще губы подвести… Сто сорок девять рост, вес — пятьдесят килограммов. Я даже одно преступление раскрыл в таком маскараде. Серьезно…

Владимир Арапов только что начинал работать в Московском уголовном розыске. Был он еще совсем молод, горяч и беззаветно увлечен своей профессией (кстати, шестнадцатилетним пареньком, учась в школе, он стал бригадмильцем и уже тогда на всю жизнь «заразился» милицией). Как-то совершенно случайно он познакомился с симпатичной девушкой Асей. Разговорились. Сходили в кино. Стали встречаться.

Гуляя однажды по московским улицам, проходили они мимо клуба фабрики «Парижская Коммуна».

— А здесь я кружок ребячий веду. На рояле учу их играть, — сказала знакомая Владимира.

— Это хорошо, — буркнул он безразлично, потому что клуб этот что-то напоминал ему.

Что? Он, естественно, не стал особенно задумываться об этом. В конце концов, с девушкой гулял. Но какая-то зацепочка осталась.

Потом знакомство прекратилось. А года через полтора Володя встретил Асину подругу. Разговорились. И подруга обмолвилась:

— Странно как-то Ася ведет себя. Принесла три детских пальто. Говорит, племянникам хочет послать. Еще какие-то детские вещи приносила. Впрочем, она всегда любила с ребятишками возиться.

«Стоп, стоп, — слушая девушку, думал Владимир. — Детские вещи… Клуб «Парижской Коммуны»… Но именно там раздели группу детей… Ася говорила, что ведет кружок…»

Вот тут и потребовался маскарад. Ведь Ася его отлично знает. Значит, следить за ней опасно. Если же будет следить женщина… Сестринские пальто, платок и губная помада пошли в ход. И за Асей несколько дней, словно тень, ходила щупленькая миловидная «девушка». А когда связи «покровительницы детворы» были установлены, ее арестовали. Оказывается, знакомая Володи воровала детские вещи. Все делалось просто и хитро. «Добрая тетя» собирала в клубе или красном уголке детвору, чтобы поиграть им на рояле. Ребята раздевались в какой-нибудь из комнат и шли в зал. А поскольку днем в клубах малолюдно, то сообщники Аси легко отбирали приличные пальтишки. Сбыть их в первые послевоенные годы не составляло труда.

— Стечение обстоятельств. Случай, — повторяет Владимир Павлович.

Если проследить, как раскрывалось почти любое преступление, всегда можно обнаружить тот самый случай, который дает в руки оперативного работника или следователя единственно верную ниточку. Случай! Сколько великих открытий позволил он сделать людям. Архимед открыл свой закон, как утверждают авторитетные источники, потому что купался в ванне. А Ньютону помогло, что тоже хорошо известно, открыть закон всемирного тяготения обыкновенное яблоко.

Сравнивать великих мужей науки со скромным детективом, конечно, рискованно. Но, право же, «случай» играет в их работе такую же роль, как в знаменитых открытиях. Он никогда не придет, если нет постоянной работы мысли, если схватка с неведомым пока преступником не продолжается денно и нощно, если глубоко и всесторонне не анализируются мельчайшие «незаметные для глаз» детали, связанные с преступлением. «Случай» рождается из закономерностей напряженного, всегда творческого труда тех, кто ищет.

Бывает, конечно, достаточно элементарной внимательности для изобличения преступника. Однажды Владимир Павлович осматривал место происшествия — тогда ограбили на Крестьянском рынке магазин тканей. Преступник оставил кепку. Старую потертую кепку. А в ее околыш была заложена свернутая газета — чтоб поддерживать материю. Арапов развернул газету. Там еще оказалась полоска плотной бумаги. На ней был напечатан план культурно-массовых мероприятий исправительно-трудовой колонии.

Дальше оставалась чисто техническая работа. Установили колонию. Выяснили, что недавно оттуда освободился заключенный имярек, кстати, бывший участником художественной самодеятельности. Вскоре он предстал перед судом и вернулся туда, где ему быть надлежало.

Это в самом деле случай. Но такие подарки правонарушители делают крайне редко. Они предпочитают не оставлять визитных карточек. Они ведь тоже предусматривают все, чтобы исключить «случаи», начисто замести следы… В нашем случае преступник на высоте — следов нет.

Над раскрытием преступления, о котором я упомянул вначале, «колдует» целая группа работников уголовного розыска. Юрий Александров имеет высшее юридическое образование, Иван Поперечный учится на втором курсе института, Анатолий Селивестров и Вячеслав Мартынов готовятся поступить в вуз, они криминалисты со средним специальным образованием. О них пока не скажешь: за плечами десятки раскрытых преступлений, хотя каждый уже кое-что имеет в послужном списке.

Время к полуночи. Никто из группы не вспоминает, что рабочий день давно-давно окончился. На передовой не бывает ни выходных, ни «после работы». А сейчас здесь, в этой комнате, основательно накуренной, и проходит один из участков фронта.

Они чертят схемы, перед ними карта местности, то и дело кто-нибудь достает из сейфа документ, протокол допроса, фотоснимок, Операция разрабатывается основательно и серьезно.

Если преступник и не оставил следа — след все равно нужно найти. И вот начинается гигантская черновая работа. Проверяются все возможные связи жертвы с окружающими людьми, а потом этих людей — с другими, третьими, десятыми. А это очень не просто — проверить человека, не разговаривая по существу с ним: нельзя же дать понять, что его в чем-то подозревают. Порой самые убедительные подозрения рассыпаются под напором одного факта. Перебираются все моменты биографии убитой. Биография, пожалуй, не то слово. Чуть ли не по дням и часам прослеживается ее жизнь последнего времени. И одновременно идет жесточайший отбор фактов. Какой бы заманчивой ни казалась версия, ее безжалостно отбрасывают, если не сходятся концы с концами. И вновь и вновь начинают все сначала. Группа ищет тот самый «случай», который помогает делать открытия. Будет нарушена закономерность, если его не найдут.

Примерно так же искал в свое время Владимир Павлович преступника. Примерно — в том смысле, что следов тогда тоже не было. Ни одного.

В 1-м Колобовском переулке в старом московском доме жил семидесятилетний адвокат со своим сыном Иваном. Сын учился в институте. Единственным серьезным увлечением отца и сына, кроме их работы и учебы, были шахматы. По вечерам они обычно играли.

Однажды отец задержался допоздна. Возвращаясь, он думал о том, как сегодня развернется их традиционная партия. Когда старый адвокат вошел в квартиру, в нос ударил резкий запах газа. Он бросился на кухню, перекрыл газ, открыл окно. Позвал сына. Никто не отвечал. Отец прошел к себе в кабинет, включил свет и… схватился за сердце. На полу, в луже крови лежал Иван. Рядом валялись разбросанные шахматы.

К Арапову это дело попало спустя девять месяцев. Так что по вполне понятным причинам он не видел вообще никаких следов. И в протоколе осмотра места происшествия он не обнаружил ничего, что бы давало ему в руки путеводную нить. Убийца похитил кое-какие вещи. Их искали в комиссионных магазинах, в скупочных — но ничего не обнаружили. Из материалов дела явствовало, что оперативная группа отработала много версий, проверила большой круг знакомых Ивана. Однако преступник так и не был найден.

Владимир Павлович начал все сначала. Его несколько удивила бессистемность поисков предшественников. Никто почему-то не обратил внимания на то, что убит Иван был за партией шахмат. Обычно они играли с отцом, но в тот вечер старый адвокат дома не был. Тогда с кем же играл Иван?

Мне придется разочаровать читателя, если он ждал, что, осмотрев ладью или ферзя, сыщик сразу же взял верное направление поисков. Нет, «шахматный вариант» отпал, как и многие другие. Те из знакомых, которые могли составить Ивану партию, оказались вне подозрений. Но ведь кто-то с ним все же играл!

Круг людей, которых брал в поле своего зрения Арапов, все расширялся. Теперь он уже тщательно знакомился со знакомыми знакомых Ивана. Очевидно, только сославшись на кого-то, преступник мог проникнуть в квартиру и сесть за партию шахмат с хозяином. Пало подозрение на некую П., с которой иногда встречался Иван. Была она женщина не строгих правил. Связана с преступным миром. Но эта версия, как и многие другие, отпала безусловно.

Вскоре удалось установить, что у близкого приятеля Ивана есть брат, несовершеннолетний парень, который сидел в колонии за кражу. Значит, надо проверить все связи этого юнца. Они привели на Люсиновскую улицу в компанию ребят. Один из компании недавно осужден. Остальные трое на воле: каждый день пьют, ходят по ресторанам, сорят деньгами.

Каждый из этой не очень светлой компании становится предметом самого тщательного изучения. И, наконец, выясняется, что с год назад один из них продал соседу пиджак.

— Странный какой-то пиджак, — говорит сосед, — одно плечо ниже другого. Но — по дешевке продавали. Нет, я его уже давно в ломбард заложил и не выкупил. А на фотокарточке можете пиджачок посмотреть. На паспорт я в нем снимался.

Вспоминается сразу же фигура старого адвоката: у него одно плечо выше.

Случай!

Во-он откуда, из какого далека: Иван — приятель — брат приятеля — приятели брата — сосед — возвращался следователь к трагедии в Колобовском переулке. Целое исследование — его работа. Тут и характеры, и психологические этюды, и вычисления, и схемы. Но ниточка была прочной. Не предположения, не подозрения, не слухи — факты изобличали преступников.

Давно-давно, мальчишкой еще бывал в доме адвоката братец Иванова приятеля. Потом уже связался он с шайкой преступников, отсидел срок. И вот вспомнил богатую квартиру. Со своим дружком зашел к Ивану днем. Сказал, что в цирк билеты взяли, до начала времени много. Решили навестить. И в шахматы сыграли, и осмотрели все. А Иван, почувствовав сильного противника, пригласил заходить еще, к великой радости бандитов. Следующая партия оказалась последней в жизни Ивана…

Уже за полночь. А они все сидят. Один трет красные от бессонницы глаза, другой — гриппует, все сморкается, третий — прикуривает сигарету от своего же окурка. Рассказать, как все было, легко. Предугадать, как будет, — труднее. Но ребята не отступятся, коль не решат это проклятое уравнение, в котором неизвестных куда больше двух, а исходных данных — пока почти никаких…

Да, преступление не удалось тогда раскрыть по горячим следам. Оно, как говорят, повисло. Однако поиски не прекратились. И только примерно через год удалось напасть на след убийцы. Он попался на грабеже, в общем-то пустяковом. Когда же начали проверять его предшествующую «жизнь и деятельность», то и вышли на убийство медсестры. Все оказалось проще, чем предполагали, строя различные версии. Бандит встретил девушку случайно, хотел отобрать сумочку, девушка стала сопротивляться. И тогда преступник не остановился перед тем, чтобы нанести роковой удар. Тут же он уехал в другой город. Поэтому столь трудно, почти невозможно было сразу же изобличить его. Однако от возмездия он все равно не ушел…