Петербург (октябрь 2007)

I.

Пышные имена - отрада бедных семейств. Красавицу - кудри, щеки, глаза! - зовут Эвелиной, недавно ей исполнился год. Она сидит на ковре голой попой и хохочет - радуется гостю. Манежа нет, но есть коляска, кроватка, какие-то игрушки. От ковра идет прочный запах мочи, но совершенно не раздражает, - это моча чистая, младенческая (убеждаю я себя). На Эвелину надевают памперс, и она охотно идет на руки. Ее отец лежит в военном госпитале, ее мама Катя третий день не появляется дома. «Загуляла, наверное», - безгневно объясняет Тамара. У нее почти девичья фигура, розовое платье, молодая жестикуляция.

Девочка Катя заявилась к Тамаре, когда Антона забрали в армию (у метро перехватили в день 18-летия, потом позвонили: придите проводить - и Тамара обижена, что забрали вот так, грубо и стремительно, «мы же и не собирались прятаться»). Жду, говорит, ребенка от вашего внука - и куда денешься, а? «Девочка приезжая?» - «Нет, здесь рядом живет. Но там папа-мама, братья, бабушка, тесно». - «А у вас?» - «Знаете, меня все ругают, зачем ты взяла. Но вот не могу, вся семья у нас такая, все близко к сердцу». Она заваривает чай, извиняется, что чай не очень, хотя недавно, знаете, недавно был у нас и хороший, да закончился. Видимо, это «Гринфилд» - коробка от него стоит в комнате «для украшения». Еще комнату украшают открытки, бумажные иконки, фотографии молодой Тамары (прехорошенькой) и пейзажики с перламутром. Над телевизором - венециановская «Девушка в платке».

Считаю: Тамара - тридцать девятого года рождения, две ее дочери тридцати восьми лет и сорока одного года, внук, внучка, жена внука и дитя Эвелина - семь человек, четыре поколения в двух комнатах коммунальной квартиры. У до-черей сложная личная и производственная жизнь; когда есть деньги, они пытаются снимать комнаты, но деньги есть не всегда, хотя работают они, туманно сообщает Тамара, «в торговле»; иногда появляются летучие мужья. Сама Тамара спит на крохотном топчане, в спальне - два дивана, на полу матрас. Холодильник идеально пуст - кроме детского питания в нем нет ничего. Пенсия у Тамары - 2300, несмотря на 36 лет трудового стажа и инвалидность, был какой-то небольшой перерыв в стаже, и так посчитали. В прошлом году город стал доплачивать еще тысячу - спасибо, спасибо, спасибо. Статуса блокадника нет - из эвакуации вернулись в 45-м. Телефона нет - сняли. Дорого платить, объясняет Тамара, да и сейчас, знаете, все ходят с этими трубками, ну зачем он нам. Домофон тоже не работает, и гости стучатся, благо, первый этаж, или звонят к соседям. Из дома она выходит чрезвычайно редко, в поликлиниках очереди, а у нее случаются обмороки. Попросила как-то субсидию на квартплату - ей сказали: у вас же две дочери. «Дочери! А сколько они получают, вы спрашивали?» С восхищением рассказывает о детском враче, которая так любит Эвелинку, что сажает ее вместе с Тамарой в машину и везет в поликлинику. «Жалеет ее». В этом доме много жалости - и много беспомощности.