Петерс Латыш

Глава 1 «На вид года 32; рост 169 сантиметров…»

Комиссар Мегрэ из уголовной опербригады поднял голову: ему показалось, что он перестал слышать гудение пламени в чугунной печурке — ее уродливая труба уходила под потолок, а сама печурка красовалась в середине кабинета.

Мегрэ отложил телеграмму, тяжело поднялся из-за стола, открыл дверцу и бросил в печку три лопатки угля.

Проделав это, он повернулся спиной к огню, набил трубку и поправил пристежной воротничок — высоких Мегрэ не носил, но и самые низкие натирали ему шею.

Он взглянул на часы: стрелки показывали четыре утра.

Пиджак его висел на крючке, прибитом за дверью.

Мегрэ медленно подошел к письменному столу, перечитал телеграмму и негромко перевел ее вслух:

Интернациональная комиссия уголовной полиции (И.К.У.П.), штаб-квартира которой находилась в Вене, занимается главным образом борьбой с европейским бандитизмом и, в частности, осуществляет связь между полицейскими ведомствами разных стран.

Мегрэ пододвинул к себе другую телеграмму: она также была составлена на полкоде — тайном международном языке, которым пользуются при переписке все полицейские Управления мира.

Ее он прочел сразу по-французски:

Третья телеграмма, посланная нидерландским отделением И.К.У.П., гласила:

Последняя депеша на полкоде, отправленная из Брюсселя, уведомляла:

Вся стена, перед которой стоял письменный стол, была занята огромной картой — перед ней-то и застыл комиссар: грузный и широкоплечий, он стоял засунув руки в карманы, зажатая в зубах трубка торчала из уголка рта.

Отыскав взглядом Краков, он перевел глаза на другую точку на карте, указывающую на Бременский порт, затем взгляд его устремился к Амстердаму и Брюсселю.

Он снова взглянул на часы. Двадцать минут пятого.

Сейчас «Северная звезда» идет где-то между Сен-Кантеном и Компьенем со скоростью сто десять километров в час.

До границы остановок не будет. Ход поезд тоже не сбавит. В пятом вагоне в купе f 263 Петерс Латыш, наверное, читает или следит за сменяющимися за окном пейзажами.

Мегрэ направился к стенному шкафу, в котором находился эмалированный умывальник, открыл дверцу, вымыл руки, провел расческой по жестким темно-каштановым волосам с чуть заметной проседью на висках, потом неумело поправил галстук, который так и не научился правильно завязывать.

Стоял ноябрь. Вечерело. За окном виднелись Сена, площадь Сен-Мишель, плавучая прачечная: все было окутано синей дымкой, которую прорезали цепочки газовых фонарей.

Мегрэ выдвинул ящик стола, пробежал глазами сообщение из Международного бюро идентификации в Копенгагене.

На этот раз он решил перевести шифровку вслух и даже повторил ее содержание несколько раз, как школьник, который учит урок.

Антроподанные Петерса Латыша: на вид года 32, рост 169 см, спина прямая, линия плеч горизонтальная, кадык небольшой, переносица без особенностей, уши необычные (большая мочка, раковина небольшая, противокозелок выступает), носогубная складка прямая, невыраженная, складки вокруг рта нерезкие, верхняя челюсть выдается, лицо удлиненное, щеки впалые, брови редкие, очень светлые, верхняя губа толстая, нависающая, шея длинная, белки глаз желтоватые, радужная оболочка светло-зеленая, волосы очень светлые.

По этому словесному портрету Мегрэ мог представить Петерса Латыша не хуже, чем по фотографии, если бы ею располагал. Невысокого роста худощавый молодой человек с очень светлыми волосами, редкими белесыми бровями, зеленоватыми глазами и длинной шеей — таков, в самых общих чертах, был его облик.

Кроме того, Мегрэ знал характерную форму его ушей, а это значит, что даже в толпе, даже если Петерс Латыш будет загримирован, он его наверняка узнает.

Мегрэ снял с крючка пиджак, надел, натянул сверху тяжелое черное пальто и водрузил на голову котелок. Бросил последний взгляд на раскаленную добела печурку. Миновал длинный коридор и уже на лестничной площадке, которая одновременно служила и приемной, бросил:

— Жан, не забудь про мою печку, слышишь?

На лестнице порыв ветра чуть не сбил его с ног, и, чтобы раскурить трубку, ему пришлось укрыться за выступом стены.

Монументальная стеклянная крыша не защищала перроны Северного вокзала от гулявшего по ним ветра. Во многих рамах не хватало стекол, и осколки их устилали железнодорожное полотно. Лампы горели вполнакала. Встречающие и пассажиры плотнее запахивали пальто. У кассы их ждало не слишком обнадеживающее объявление: «Над Ла-Маншем буря».

У какой-то женщины, провожавшей сына в Фолкстон, было взволнованное лицо и покрасневшие от слез глаза.

Сын смущался и обещал ни минуты не задерживаться на палубе.

Толпа встречающих ждала прибытия «Северной звезды» ко второму перрону, и Мегрэ присоединился к ним. Здесь собрались агенты всех больших гостиниц города, даже агентства Кука.[1]

Мегрэ не двигался. Толпа вокруг него волновалась. Молодая женщина, закутанная в норковое манто, мерзла в тончайших шелковых чулках и расхаживала по перрону, стуча каблучками.

Мегрэ не двигался; огромный, он стоял как вкопанный, и только его внушительные плечи отбрасывали на перрон черную тень. Комиссара толкали, но он продолжал стоять как стена.

Вдалеке показался желтый глаз поезда. Все тут же загомонили, тяжело двинулись к выходу на перрон, заорали носильщики.

Мимо Мегрэ прошло уже сотни две пассажиров, когда взгляд его выхватил из людского потока невысокого мужчину в зеленом дорожном пальто в крупную клетку — пальто такого цвета и покроя носят только на Севере.

Мужчина не торопился. За ним следовало трое носильщиков. Агент из какого-то фешенебельного отеля на Елисейских полях угодливо прокладывал ему дорогу в толпе.

«На вид года 32, рост 169 сантиметров… нос…»

Мегрэ не шелохнулся. Он увидел ухо мужчины. Этого ему было достаточно.

Человек в зеленом прошел почти вплотную к нему.

Один из носильщиков задел его чемоданом приезжего.

В тот же момент мимо комиссара промчался проводник с «Северной звезды» и что-то торопливо сообщил дежурному, стоявшему у выхода с перрона, там, где находилась цепь, которой можно перекрыть движение пассажиров.

Цепь натянули. Послышались возмущенные голоса.

Мужчина в дорожном пальто уже успел выйти с перрона.

Мегрэ курил торопливыми маленькими затяжками. Наконец он подошел к вокзальному служащему, который натянул цепь.

— Полиция! Что у вас тут?

— Убийство… Только что обнаружили…

— Пятый вагон?

— Кажется…

На вокзале шла обычная жизнь. Только второй перрон выглядел необычно. Здесь столпилось около полусотни пассажиров. Их не пропускали. Они волновались.

— Пусть проходят, — распорядился Мегрэ.

— Но…

— Пропустите.

Он смотрел, как тает последняя людская волна. По радио объявили отправление пригородного поезда. У одного из вагонов «Северной звезды» застыло в ожидании несколько человек. Трое мужчин были в железнодорожной форме.

Первым на перроне появился начальник вокзала: несмотря на волнение, вид он сохранял внушительный. Потом провезли носилки: толпившиеся на перроне люди, особенно отъезжающие, проводили их взглядом, понимая — что-то произошло.

Мегрэ, тяжело ступая, шел вдоль поезда: трубка по-прежнему торчала у него изо рта. Первый вагон. Второй… А вот и пятый.

Да, люди толпились именно здесь. Носилки остановились. Начальник вокзала слушал сразу троих — они говорили одновременно.

— Полиция!.. Где он?

Все взглянули на Мегрэ с видимым облегчением. Он невозмутимо, всей массой тела раздвинул взволнованных людей, попал таким образом в центр группы, и сразу же все оказались как бы просто сопровождающими его лицами.

— В туалете.

Мегрэ втиснулся в вагон и справа от себя увидел открытые двери туалета. На полу странным образом перекрученное, как бы согнутое пополам, лежало тело.

На перроне начальник поезда отдавал приказания:

— Вагон отогнать на запасный путь… Минутку!.. На шестьдесят второй… И предупредить комиссара вокзального отделения…

Сначала Мегрэ видел только шею мужчины. Однако, когда он сдвинул косо сидевшую на мертвеце фуражку, стало видно и левое ухо.

«На вид года 32, рост 169 см…»

На линолеуме краснело несколько капель крови. Мегрэ осмотрелся. Служащие вокзала сбились в кучу на перроне и на подножке. Начальник вокзала говорил без умолку.

Тогда Мегрэ откинул назад голову потерпевшего и еще крепче сжал зубами трубку.

Если бы он не видел, как проследовал мимо него к выходу пассажир в зеленом пальто, направляясь к машине в сопровождении переводчика из отеля «Мажестик», у него могли бы еще оставаться сомнения. Но приметы совпадали.

Точно такие же маленькие светлые усики под острым носом, подстриженные щеточкой. Такие же редкие белесые брови. Даже глаза того же зеленоватого цвета.

Иначе говоря — Петерс Латыш!

Мегрэ было не пошевельнуться в тесном туалете, где из крана, который кто-то позабыл завернуть, продолжала литься вода, а сквозь щель в обшивке пробивалась струя пара.

Ботинки Мегрэ почти касались трупа. Комиссар приподнял тело: в области сердца рубашка и пиджак жертвы были прожжены — стреляли в упор.

На груди чернело большое пятно с фиолетовыми сгустками крови.

Удивила комиссара одна деталь. Взгляд его случайно упал на ноги трупа. Одна лежала как бы поперек, перекрученная, как и все тело, которое пришлось запихивать в туалет, чтобы закрыть дверь.

Так вот, ботинок на ноге был дешевый, черный — такой, какие носят очень бедные люди. Его не раз чинили. Каблук был стоптан на одну сторону, на подошве виднелась круглая дыра — след долгой носки.

К вагону подошел комиссар железнодорожной полиции, весь в нашивках, преисполненный уверенности в себе, и начал прямо с перрона задавать вопросы.

— Ну что там еще?.. Убийство?.. Самоубийство?.. Ни к чему не прикасаться до прибытия прокуратуры, слышите!..

Внимание!.. Здесь распоряжаюсь я!..

Чтобы выбраться из туалета, где было непонятно, где его собственные ноги, а где ноги жертвы, Мегрэ потребовались нечеловеческие усилия. Быстрым профессиональным движением он ощупал карманы мертвеца, убедился, что в них ничего нет, ровным счетом ничего.

Из вагона он вышел в съехавшей на затылок шляпе, с потухшей трубкой и кровавым пятном на манжете.

— Ба! Мегрэ… Что вы обо всем этом думаете?

— Ничего! Начинайте.

— Похоже на самоубийство?

— Пожалуй… В прокуратуру звонили?

— Как только мне сообщили.

Грохотал громкоговоритель. Несколько человек из публики, догадавшись, что случилось нечто из ряда вон выходящее, издалека наблюдали за опустевшим составом и группой людей, теснившейся у подножки пятого вагона.

Мегрэ круто повернулся, вышел из вокзала, подозвал такси:

— Отель «Мажестик».

Непогода усиливалась. Ветер гулял по улицам, сбивал с ног прохожих, которых шатало как пьяных. Кое-где на тротуар падала черепица. Сплошным потоком шли автобусы.

Елисейские поля напоминали пустынную дорогу. С неба упали первые капли. Швейцар отеля «Мажестик» бросился к такси, держа над головой огромный красный зонт.

— Полиция!.. У вас остановился кто-нибудь с «Северной звезды»?

Швейцар мгновенно закрыл зонт.

— Да, один этим поездом прибыл.

— Зеленое пальто?.. Светлые усы?

— Да, да, пройдите в регистратуру.

Люди бежали, стараясь укрыться от ливня, Мегрэ вошел в отель как раз вовремя, чтобы не попасть под дождь — капли были холодны как лед и величиной с добрый орех.

Служащие отеля и переводчики, пребывавшие позади барьера из красного дерева, сохраняли тем не менее обычную корректность и элегантность.

— Полиция… Господин в зеленом пальто? Усики маленькие, свет…

— Номер семнадцатый. Только что отправили на лифте его багаж.