Пётр Машеров. Беларусь - его песня и слава

Я приуныл, призадумался и рискнул отправить письмо с помет­кой на конверте: «Сибирь, речное управление реки Лена, писателю С. С. Смирнову». И надо же! Вскоре от него пришла рукопись на не­скольких страницах, которую храню по сей день. Статья стала укра­шением спецвыпуска. От души порадовались мы и за советскую поч­ту — настолько четко, ответственно она сработала.

25 сентября 1971 года при большом стечении народа состоялось открытие величественного памятника. На торжество приехал и Сергей Смирнов. Вместе с сотрудниками редакции Петром Сутько, Анатолием Гараем я подошел к нему и вручил номер «Зари». Сергей Сергеевич, пробежав глазами свою публикацию, обратил внимание на то, что в ней не оказалось абзаца, в котором говорилось о преследованиях Берией чудом выживших немногих защитников крепости. Он задумчи­во посмотрел вдаль и произнес:

— Скажите редактору, что не надо страшиться правды.

К микрофону подошел Машеров. Слушал его взволнованную речь и чувствовал, как бегают мурашки по коже. Первый секретарь ЦК КПБ воздал должное защитникам Брестской крепости, всем участникам Ве­ликой Отечественной войны и в заключение подчеркнул:

— Крепость-герой над Бугом, ее боевые реликвии, поднимающийся в небо штык-обелиск и другие монументальные сооружения ансамбля увековечивают один из поучительных уроков в истории, уроков, кото­рые служат грозным предостережением любому агрессору.

Будь жив Петр Миронович, он непременно выразил бы беспредель­ную признательность Александру Котгу за фильм «Брестская крепость», созданный уже в наши дни. Как в свое время искренне поблагодарил коллектив Московского театра имени Ленинского комсомола за осу­ществление постановки спектакля «В списках не значился» по роману лауреата Государственной премии СССР Бориса Васильева. Картина, с документальной точностью передающая первые сражения Великой Отечественной войны, достойная дань памяти героям. Этот удачный совместный проект Союзного государства Беларуси и России демонстрирует мощное единство братских народов, разрушивших планы блицкрига гитлеровской Германии. Свою стойкость защитники запечатлели в выцарапанных на стене каземата словах: «Прощай Родина! Умираем, но не сдаемся!»

На встрече со зрителями у священных руин режиссер-постановщик Александр Котт заявил:

— Я почувствовал себя гражданином Советского Союза. Надо ска­зать, что это приятное чувство. Мы — счастливое поколение.

Актер Андрей Мерзликин добавил:

— После просмотра ленты становишься другим человеком. В цита­дели творился настоящий ад. Мы стремились кинематографическими средствами показать ратную доблесть солдат 33 национальностей, сра­жавшихся «не ради славы, а ради жизни на земле».

Исключительное бесстрашие, волю в смертельной схватке с фашиз­мом проявили минчане, утвердившие за столицей Беларуси славу не­покоренного города-воина, города-подпольщика. Машеров настоял на том, чтобы его несгибаемое мужество Родина увенчала высшим знаком доблести — Золотой Звездой Героя. В Политбюро ЦК КПСС он сказал:

«Я не вернусь домой, пока не решится вопрос. Мне стыдно пред своим народом».

Белорусский лидер благословил московского кинорежиссера Элема Климова на постановку фильма «Убей Гитлера!» («Иди и смотри»), вско­лыхнувшего западного зрителя суровой правдой о подлинной природе фашизма и о массовом героизме людей, победивших коварных пора­ботителей. Также по его инициативе возведены такие мемориальные комплексы, как «Хатынь», Курган Славы, «Прорыв». Для ветеранов по­строили первый в Советском Союзе госпиталь инвалидов войны в по­селке Боровляны. Создали все условия. Колхозы бесплатно поставляли овощи, фрукты и другие продукты. Это считалось святым делом.

По предложению Петра Мироновича было принято решение об издании трехтомника «Всенародная борьба против немецко-фашист­ских захватчиков в Беларуси в период Великой Отечественной войны». Цель преследовалась более чем благородная — путем научного анализа огромного фактического, историко-документального материала воссоз­дать во всем величии панорамную эпопею народного подвига. Когда рукопись для ознакомления принесли Машерову, он на 56 страницах подготовил обстоятельную аннотацию и 21 февраля 1980 года напра­вил ее членам и кандидатам в члены Бюро ЦК КПБ. С тем чтобы с учетом замечаний четко обозначить магистральные линии и ключевые идеи всего труда. Были высказаны предложения и замечания общего, принципиального характера. Они сводились к более глубокому рас­крытию эволюции форм, приемов и методов организаторской и агитационно-пропагандистской деятельности КП(б)Б в условиях подполья. Акцентировалось внимание авторов на полный, выразительный показ места и роли рабочего класса, выступившего наряду с воюющей пар­тией как передовая и организованная сила. Далее указывалось: лейтмотивом исследования должна стать мысль о том, что партизаны и лестные жители составляли единую боевую семью. Подчеркивалась не­обходимость перед памятью живых и павших патриотов опоэтизиро­вать нравственно-этический аспект их мужества и стойкости. Ставилась задача отразить интернациональную сущность героической борьбы со­ветских людей против немецко-фашистских агрессоров.

Получив развернутое «прояснение больших вопросов», создатели трехтомника в целом сумели подняться до серьезных обобщений и вы­водов, оставить потомкам фундаментальное исследование, получившее статус духовно-исторического наследия.

Новый этап увековечивания бессмертного подвига связывался с изданием в каждом городе и районе объемной «Летописи народной славы». Выступая с речью на XXVI съезде ЛКСМБ, Петр Миронович от имени руководства республики поручил юной смене записать рас­сказы всех участников и очевидцев ратных и трудовых свершений в годы тяжелейших испытаний. Тем самым практическое воплощение в жизнь получил высоконравственный принцип: «Никто не забыт, ничто не забыто». К этой работе привлекались ученые, писатели, журналисты, сотрудники издательств и музеев. Надо сказать, совместными усилиями такие книги повсеместно выпущены. Они запечатлели прекрасный об­лик, героические деяния тех, кто в беззаветном служении Родине обрел немеркнущую славу.

С воспитательной точки зрения в высшей степени существенно и то, что маршрутами славы прошли сотни тысяч красных следопы­тов. На их счету много найденных реликвий, возвращенных к жизни имен безымянных героев, насыпанных курганов бессмертия, восста­новленных партизанских землянок, посаженных аллей памяти. В таких патриотических деяниях наглядно проявляется высокая нравственная культура юношества.

Коль уж речь зашла об обеспечении неразрывной преемственности поколений, о формировании у молодежи прочных убеждений и мо­ральных достоинств, представляется уместным вспомнить последнюю прижизненную машеровскую статью «Наследники подвига», опублико­ванную 20 сентября 1980 года в газете «Комсомольская правда» и на следующий день перепечатанную ведущими белорусскими республи­канскими газетами. В ней Петр Миронович, не изменяя себе, осветил рад социально значимых проблем, которые не потеряли актуальности и в наши дни. Приведу лишь отдельные фрагменты. Например:

Снаряжая в жизненную дорогу подрастающие поколения, важно, чтобы то восхищение подвигом, которое родилось в сердце молодого человека, переплавилось в активную жизненную позицию. Здесь нужны строго дифференцированный подход, направленность мероприятий на каждую индивидуальность. Только так можно развить у юношей и де­вушек высокие, светлые порывы, упрочить гуманистические качества человека-патриота, труженика, борца, созидателя.

Автор статьи вовсе не исключал, а, напротив, предполагал дальней­шее совершенствование воспитательного арсенала с учетом тенденций общественного развития. Он задался вопросом: какие здесь могут быть выдвинуты критерии? И дал четкий, лаконичный ответ:

Это прежде всего внутреннее стремление делать все хорошо, добротно, на совесть. Такое отношение к вверенному участку работы должно стать побудительным мотивом, нравственной нормой, глав­ной и первейшей потребностью каждого молодого человека. Если обыч­ную, что ни на есть рядовую обязанность он выполняет старательно, совестно, такой наверняка способен выдержать любые сложные ис­пытания. В этом кроется большая житейская истина, одно из непре­менных условий настоящего героизма. Для тех же (а они, к сожалению, еще не исключение), кто делает все по принуждению, без энтузиазма, не вкладывает в обыкновенное занятие душу, смелые поступки, как следствие, недоступны.

По убеждению Петра Мироновича, трудовое прилежание, безуко­ризненно выполняемая повседневная работа — это тоже своего рода подвиг. Машеров писал:

Формирование, познание, самоутверждение и самореализация себя есть в конечном итоге труд, идущий на благо общества... Именно при таком подходе юноши и девушки демонстрируют живую привержен­ность делу, закаляют волю и характер, вырабатывают в себе непри­миримое отношение к отклонениям от норм морали и незыблемых житейских принципов. В этом заключена глубокая мудрость действи­тельного воспитания.

На фоне вялых, трафаретных публикаций, выходивших за подпи­сью государственных мужей, статья Машерова привлекала новизной мыслей, проницательными суждениями, ориентированными на много ходов вперед. В качестве подтверждения сошлюсь на письмо редактора отдела газеты «Известия» В. Гольцева, адресованное кандидату в члены Политбюро ЦК КПСС, первому секретарю ЦК Компартии Беларуси, со­хранившееся в моем архиве. Известный публицист писал:

Дорогой Петр Миронович!

С огромным удовлетворением и интересом прочитал аналитический материал «Наследники подвига» в газете «Комсомольская правда» от 20 сентября 1980 года. Глубокая разработка актуальнейшей про­блемы наших дней — патриотического воспитания молодежи, фило­софское осмысление накопленного в республике опыта сочетается в статье с превосходной формой изложения, яркостью и образностью языка. Очень высок ее мобилизующий потенциал. Огромно ее воспита­тельное значение. Все это делает Вашу статью заметным явлением в отечественной публицистике последнего времени.

Статья «Наследники подвига» не может оставить читателя рав­нодушным. Она будит жажду действовать, искать, дерзать. Тронула она и меня, старого пропагандиста и журналиста, отдавшего полвека работе в печати. Мне хочется от всего сердца поблагодарить Вас за доставленную радость, которая всегда возникает от знакомства с вещью незаурядной, оригинальной, взволнованной, а также пожелать Вам новых добрых дел в Вашей большой партийной и государственной деятельности, новых творческих успехов.

Белорусский лидер поддерживал стремление комсомольцев и моло­дежи соорудить в окрестностях Минска памятник детству, опаленному войной. В ее пламени погибло 167 тысяч наших юных граждан. Пять с половиной тысяч подростков сражались в партизанских отрядах и под­полье. Смелые, сообразительные, неуловимые, они внесли свой вклад в Победу. 38 из них удостоены высокого звания Героя Советского Союза.

Петр Миронович увидел глубокий смысл в том, что вместе с архитек­торами, скульпторами и художниками по инициативе газеты «Зорька» в конкурс на лучший проект активно включились пионеры и школьники. Однако эта идея-мечта из-за безвременного ухода из жизни Машерова долго оставалась невоплощенной.

Правда, в 2009 году в дни празднования 65-й годовщины со дня освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков в Моги­леве торжественно открыли памятник детям войны, авторами которого стали минчане — архитектор Игорь Морозов и скульптор Владимир Слободчиков. Журналистка Татьяна Ларина писала: «Скульптурная ком­позиция вызвала слезы у многих присутствующих. Девочка-подросток прижимает к себе растерявшегося мальчонку. Дети замерли в дверях опустевшего, объятого пламенем дома. На уцелевшем косяке — зарубки, которыми заботливые руки родителей ежегодно отмеряли рост своих чад. Последняя из них — с пометкой “1941”. Девчушка явно переросла ее. Над детьми нависает пламя — воплощение образа военного лихолетья. Пламя это обожгло часть цветущей поляны. Ожог вымощен черной брусчаткой. Брусков — 1418, как и дней жестокой войны. Пять ступеней крыльца символизируют годы войны.

Вокруг крыльца — большие каменные шары-мячи. Они словно ска­тились с него. На них — мемориальные надписи и даты. В самый большой шар во время открытия мемориала вмонтировали капсулу с посланием потомкам».

Мемориал «Детям — жертвам Великой Отечественной войны» по­явился в г. п. Красный Берег Жлобинского района Гомельской области. Его авторы — Леонид Левин, Александр Финский и Светлана Каткова — в 2011 году были удостоены Государственной премии Республики Бела­русь в области литературы, искусства и архитектуры.

Мемориал возведен на месте детского донорского концлагеря. Их на территории Беларуси гитлеровцы создали одиннадцать. В том числе четыре — на Гомелыцине. Сюда фашисты привозили отнятых у родите­лей детей и забирали у них свежую кровь для лечения немецких солдат. Ее брали по несколько раз в день — и ребенок погибал. Трагическая участь постигла 1975 малолетних узников. Удалось установить имена лишь 15 юных жертв. Из этого ада чудом спаслась одна Зоя Казакевич. Она оказалась в Германии. Девочку, которая была без сознания, выта­щила из ямы и выходила немка.

Нельзя без боли в сердце смотреть на «мертвый класс» из опустев­ших школьных парт и размещенные на площади Солнца детские до­военные рисунки. От нее разбегаются лучи — аллеи памяти. Глубокую скорбь вызывает скульптура девочки с поднятыми вверх ручонками. Она словно призывает: «Люди! Будьте бдительны! Не допустите подоб­ного варварства! Берегите мир!»

Николай Чергинец в романе «Операция “Кровь”», написанном на документальной основе, отмечает, что, кроме Красного Берега, детские концентрационные лагеря создали в Семково под Минском, в пуховичской Скобровке, Лучице Петриковского района и других белорусских деревнях. Подростков (от 7 до 17 лет) отправляли в Германию в качестве доноров для немецких офицеров и солдат. Нельзя без боли в сердце читать заключительную главу «От автора»:

Иногда, когда бываешь в Хатыни, можно наблюдать редкую кар­тину: от группы туристов из Германии нет-нет да и отделится кто-либо из мужчин. Он становится на колени и кается за свои грехи. Кто знает, может, в его жилах течет кровь наших детей. Помнят ли это немцы? Мы-то помним...

Более 206,5 тысячи узников было сожжено в Тростенце. На этом месте по предложению Президента страны А. Г. Лукашенко в канун 70-летия Великой Победы открыли мемориальный комплекс. На главной площади мемориала — скульптурная композиция «Врата памяти».

Военные преступления нацистов, как говорил Петр Машеров, не позволяет забывать наша совесть. Своим художественным повествованием Николай Чергинец проложил еще один мостик в то суровое время, возвратил из небытия достойные имена патриотов, не позволивших гитлеровской Германии поработить нашу страну.

Благодаря Машерову и его соратникам в больших городах и ма­леньких деревушках, на широких площадях и в тенистых скверах, на обочине дорог и на местах партизанских стоянок в лесу, словно молча­ливые часовые, символы бесстрашия, боли и скорби, встали памятни­ки, обелиски, мемориальные комплексы. К ним не зарастает народная тропа. Только в Брестской крепости побывало свыше 20 млн человек из 130 стран мира. А сколько людей еще посетит цитадель над Бугом, город-герой Минск, другие героические места, чтобы склонить головы у Вечного огня, отдавая дань подвигу наших доблестных соотечествен­ников...

Как учителя, хорошо знавшего макаренковскую педагогику, Машерова беспокоили проблемы морального состояния общества. Просмо­трев «Вопросы философии», он прямо спросил у будущего академика Евгения Бабосова:

— Почему в этом журнале много прекрасных страниц, но нет пре­красных статей? — Помолчал, подумал и сам же ответил: — Потому, что мы много проигрываем в нашей научно-идеологической работе.

В идеологии нравственности Машеров видел также эффективное средство становления этики деловых, бытовых и межличностных от­ношений, упрочения культуры поведения в гармонии с собой и окру­жающей средой. Те наработки, тот бесценный опыт пригодились в деле духовного возрождения суверенной Беларуси. На гребне этой волны сме­талась пена циничного бесчестия и открывались сокровища непреходя­щих традиций, культурных ценностей. Духовная составляющая, как ей и подобает, постепенно занимает иерархически преобладающее место.

Петр Миронович всемерно содействовал налаживанию нормальных взаимоотношений с соседними странами.

Показав себя блестящим дипломатом, он выступал за переход от противоборства к переговорам, к равноправному сотрудничеству в эко­номической, научно-технической и культурной сферах. Такая сдержан­ная реалистическая позиция встречала понимание.

В отношениях с ближайшей соседкой Польшей Петр Миронович считал, что не должно быть недосказанности о перевернутой странице. Правда и память — важные части национальной идентичности. Но при этом он призывал не копить обиды, не посыпать солью раны, нанесенные историей, а освежать в общественном сознании все лучшее, что сближало наших людей. Например, участие большинства поляков в войне 1812 года связывалось с возрождением Речи Посполитой в границах до ее первого раздела в 1772 году. Однако не забудем и другое. Нахо­дившиеся в рядах армии Кутузова поляки храбро дрались под русскими знаменами на Бородинском поле у Багратионовых флешей и Семенов­ского оврага, воевали в партизанском отряде подполковника А. Фигнера.

Уместно вспомнить, что у белорусского поселка Ленино в 1943 году получило боевое крещение народное Войско Польское, где плечом к плечу с советскими солдатами поднялись в атаку жолнеры пехотной дивизии имени Тадеуша Костюшко. Двум ее воинам, Анеле Кживонь и Владиславу Высоцкому, присвоено звание Героя Советского Союза.

Когда 15 октября 1977 года в Бресте проходили Дни советской и польской молодежи, Машеров приехал и выступил на митинге:

— Берега седого Буга, где вы сегодня собрались, были свидетелями многих волнующих, трогательных встреч представителей наших наро­дов. Дальнейшее укрепление добрососедства немыслимо без дерзновен­ного порыва молодого поколения, его творческого труда, преобразую­щего жизнь ради гуманизма и прогресса, ради прочного мира на земле.

Оратор пожелал юношеству скреплять дружбу вежливостью, лояль­ностью, «всемирной отзывчивостью». И повторил мудрую белорусскую пословицу: «Згода будуе, а нязгода руйнуе».

Встречи с зарубежными партнерами являлись одной из самых яр­ких форм массово-политических мероприятий, предоставляли возмож­ность непосредственного общения многим миллионам людей. Поэтому Петр Миронович очень ответственно относился к подготовке и успеш­ному проведению Дней дружбы.

Мерилом результативности связей являлся обмен передовым опы­том в различных сферах деятельности. Машеров неоднократно говорил: «Наша государственность значительно выиграет, если будет обогащать­ся всем лучшим, что есть у друзей». Посещая Польшу, ГДР, Болгарию, Францию, Чехословакию, Венгрию, Румынию, Югославию, Китай, Вьет­нам, Кубу, другие страны, он постигал многообразие творческих подхо­дов, которые помогали справляться с различными задачами.

Машеров в статье «Сплотила Великая Русь», опубликованной 6 июля 1977 года в газете «Советская Россия», писал:

В годину тяжелейших испытаний и в светлые годы созидания бело­русский народ в полной мере ощущал и ощущает крепкое плечо, посто­янную и горячую поддержку, теплую заботу и участливое внимание братского русского народа. И здесь бессилен язык цифр и статистики, чтобы отразить во всей полноте весомость и значимость, всю глубину русской щедрости и сердечности, я бы сказал, безоглядной готовности прийти на выручку братьям по классу, труду и борьбе.

Член Президиума Верховного Совета СССР П. М. Машеров принимал делегации со всего мира. 13 ноября 1978 года имел обстоятельную беседу с сенаторами США, прибывшими в СССР по случаю 45-летия установления дипломатических советско-американских отношений. В блокноте (сейчас хранится в Национальном архиве) Петр Миронович размашистым почерком набросал тезисы выступления. Открывая встре­чу, он подчеркнул:

— Мы питаем надежду, что этот визит будет иметь позитивные по­следствия, позволит найти должное взаимопонимание между нашими государствами как в области экономического и научного сотрудниче­ства, так и в вопросах укрепления мира на планете, особенно предот­вращения угрозы новой войны. Однако, к сожалению, картина такова, что с каждым годом нарастает угроза миру, и прежде всего в связи с наращиванием средств массового уничтожения. Порой приходится слы­шать в высказываниях ваших официальных лиц, а также читать в сред­ствах массовой информации вашей страны о так называемой «совет­ской угрозе». Под этим совершенно ложным предлогом подстегивается гонка вооружений, создаются новые виды и непременно совершенству­ются уже имеющиеся виды оружия. Наши люди не понимают таких действий, такой политики... Где бы вы, господа сенаторы, ни были у нас, с кем бы ни беседовали, уверен, что вы почувствовали и убедились в отсутствии какой бы то ни было угрозы с нашей стороны. Нет ее и в действиях нашего народа, его руководителей. Есть только одно — готов­ность сохранить мир, заниматься и впредь мирным, и только мирным созидательным трудом.

Петр Миронович рассказал о невиданных мужестве, стойкости и массовом героизме белорусов в годы Великой Отечественной войны. О тех колоссальных, сверхчеловеческих усилиях, которые пришлось приложить, чтобы возродить разрушенное оккупантами народное хо­зяйство. Построить за 18 лет столько жилых домов, сколько их было возведено за прошедшие полвека. Создать перспективные отрасли, не­посредственно связанные с широким размахом научно-технического прогресса.

Машеров особо отметил, что Беларусь выступает за дополнение политической разрядки разрядкой военной, за развитие равноправных советско-американских отношений. «Это путь — в интересах всего че­ловечества»,— подчеркнул он.

Развернулась горячая дискуссия по обсуждаемой проблеме. Высказывались разные суждения. Петр Миронович продемонстрировал осведомленность и способность разбираться в военных делах.

Сенаторы Абрахам Рибиков, Генри Беллмон, обращаясь к белорусскому лидеру, констатировали: его выступление произвело на них боль­шое впечатление. Сенатор Нанн Сэмюэл добавил:

— Мы поняли желание вашего народа иметь мирные отношения с нашей страной и другими государствами.

Первый секретарь ЦК КПБ давал четкие ответы на вопросы о на­циональной политике государства, которые в силу их сложности и специфичности обходили стороной многие высшие чины. Мол, классо­вых антагонизмов у нас нет, а имеющиеся противоречия сами по себе разрешатся.

Испытав на себе бедствия, которые влечет война, Машеров прово­дил линию на смягчение международной напряженности, на укрепле­ние всеобщей безопасности, которую надлежит обеспечивать самим людям. Суждения Петра Мироновича были созвучны идеям, высказан­ным лучшими умами человечества.

В 1972 году в № 15 союзного журнала «Коммунист» появилась статья Машерова «О некоторых чертах и особенностях национальных отношений в условиях развитого социализма». Рассмотрев целостную систему связей, охватывавших базис и надстройку, автор заострил вни­мание на национальных тенденциях, обусловленных объективными и субъективными факторами. Он признал, что пока еще слабо исследу­ются пути сближения наций во всех сферах общественной жизни. Лю­бые «пустоты», «поверхностность и односторонность в освещении столь жизненно важных проблем ведут к явным издержкам в идеологической работе. Не секрет, что подчас приходится сталкиваться с определенным недопониманием, узостью в мышлении отдельных наших людей, пута­ницей в, казалось бы, ясных и очевидных вопросах».

По глубокому убеждению Петра Мироновича, на процесс сближе­ния наций благотворное влияние оказывает культура. Вбирая наиболее ценное из опыта и достижений братских республик, она «становится бо­гаче и вместе с тем ближе, доступнее, понятнее всем народам страны... Утверждаются общие эстетические нормы, жанры, складываются тради­ции, что отнюдь не “унифицирует”, не “нивелирует” духовную жизнь наций, а, наоборот, делает ее более многогранной и полнокровной».

По мнению ученых-обществоведов, данная статья явилась хорошей платформой для концептуального развития в сфере межнациональных отношений.

Глава девятая

Честен в помыслах, благороден в поступках

В отечественной истории фигура Машерова стоит рядом с Бреж­невым и Косыгиным. Они плодотворно работали в одной связке. К сожалению, «осведомленные» любители домыслов и сплетен, пытаясь пустить общественное мнение по ложному следу, исписали горы бумаг о предубеждениях Леонида Ильича. Дескать, он недолюбливал белорус­ского лидера, чье имя задевало самолюбие генсека.

Если, предположим, это было так, то Брежнев не рекомендовал бы Петра Мироновича, по существу, на вторую роль в государстве. Ложные слухи отметала и Полина Андреевна. Приезжая в Москву, она непремен­но навещала супругу Брежнева Викторию Петровну, очень хозяйствен­ную женщину. Обе умели прекрасно вязать и иногда обменивались узо­рами для вязания, вспоминали различные житейские истории. Нередко к дружеским беседам присоединялся Леонид Ильич. Он тепло отзывался о Беларуси, где работал в Оршанском округе, когда был молодым спе­циалистом. Приезжал сюда и позже, занимая высшие партийно-го­сударственные посты в СССР. И всегда передавал искренний привет Петру — так Брежнев по-дружески называл Машерова.

Другое дело, что в целом в стране нарастали центробежные тен­денции, вызывавшие обеспокоенность у мыслящей элиты, к которой, безусловно, принадлежал и Петр Миронович. На заключительном этапе брежневского правления темпы экономического развития упали почти втрое — до ежегодных 3 процентов и ниже. Конечно, сказалась медлительность реформ. А также то, что США умышленно обвалили цены на нефть. Один баррель «черного золота» стоил всего 8 долларов. Необходимо было использовать интеллектуальный багаж страны для эволюци­онной модернизации производства, что позволило бы сформировать новый информационно-технологический уклад и «оседлать» длинную волну экономического роста. Но ее просмотрели неэффективно функ­ционировавшие институты государственной власти.

Спонтанные эксперименты не были присущи белорусскому лидеру. Он всегда действовал по принципу: «Семь раз отмерь, один раз от­режь». Как следствие, машеровский период, который охватывал 1965—1980 годы, характеризовался высоким динамизмом в развитии эконо­мики. Назову лишь несколько цифр. Темпы роста валового обществен­ного продукта за это время составили 308 процентов, промышленности и сельского хозяйства — соответственно, 417 и 125 процентов, нацио­нальный доход утроился.

Разумеется, столь впечатляющие достижения, прежде всего, стали возможны благодаря трудолюбию белорусского народа. Но, несомнен­но, и благодаря тем продуманным решениям, которые принимались с участием и по инициативе Петра Мироновича.

Машеров не просто отличался ясным умом и здравым смыслом. Он был и просвещенным человеком, политическим мыслителем, слыл великолепным оратором. Кто хоть раз его слушал, тот навсегда запом­нил глыбистые, литые и в то же время по-машеровски напевные фра­зы. Каждая речь затрагивала крупные хозяйственные и воспитательные проблемы, увлекала оригинальными идеями. Без них, подчеркивал он, незачем выходить на трибуну. Сам много читал, чтобы «быть с веком наравне» (А. Пушкин), постоянно находился в творческом поиске. В результате его доклады, статьи с интересом воспринимались на всем советском пространстве. В стране и за рубежом восторгались многооб­разием его таланта, неукротимой энергией, благоразумием.

Чтобы не быть голословным, приведу такой факт. К 70-летию Петра Мироновича я с журналистом Иосифом Калютой готовил интервью для печати. Скульптор Анатолий Аникейчик, вернувшийся из поездки в США, где он с драматургом Андреем Макаенком находился по случаю открытия в Арроу-парке г. Нью-Йорка бронзового бюста белорусскому песняру Янке Купале, поведал о прелюбопытнейшей детали. В Америке разворачивалась избирательная кампания. Один влиятельный журнал предложил читателям неожиданный тест-анкету: «Кто из зарубежных деятелей мог бы стать президентом США?» Среди кандидатов в прези­денты фамилия Петра Мироновича значилась на первом месте.

Популярность у американцев он приобрел после того, как уладил с Кубой. Великий бунтарь Фидель Кастро, возмутившийся непоследовательными, неразумными шагами Москвы в отношении острова Свободы, никого из СССР не принимал. Согласился только на встречу с белорусским лидером. Два партизана-героя провели за переговорами более четырех часов и уладили все вопросы. Казалось бы безнадежное поручение Политбюро было с блеском выполнено.

Имея мировую известность, Машеров строго относился ко всяким попыткам своего «жизнеописания», оставался скромным человеком. По­чему? Думаю, ответ содержится в мудром изречении американского поэта и философа Ральфома Эмерсона: «Ничто не отличается такой простотой, как величие».

Любившая Петра Мироновича «Комсомолка» попросила рассказать в статье о смелом эпизоде из его военной биографии. Я ответил, что такой номер не пройдет. Но редактор газеты убеждал, что это надо для молодежи. Эдуард Шеварднадзе, занимая аналогичное положение, не стеснялся описывать свои бесстрашные приключения в борьбе с кор­рупцией и мафией.

Восьмидесятый год был не из легких. Машеров, можно сказать, без­выездно находился в командировках. Его вертолет буквально «висел» над республикой. Время же поджимало. Мне ничего не оставалось, как пойти в библиотеку, где в краеведческом отделе, просматривая воспо­минания бывших партизан и подпольщиков, быстро отыскал нужную фактуру. Сослуживцы рассказывали о том, как однажды в метель Петр Миронович с группой боевых друзей, став на лыжи, незаметно прибли­зились к фашистскому гарнизону и уничтожили его. Причем никто из партизан не пострадал.

Когда материал был готов, Машеров с интересом прочитал это ме­сто, но тут же сказал, словно отрубил:

— Да, такое действительно было, но писать об этом не будем.

— Почему? — не сдержался я.

— Руководителям моего уровня несолидно да и неэтично занимать­ся мемуарными самовосхвалениями. Знаю, что многие этим увлекают­ся, пытаясь выставить свои персоны в наилучшем свете. Но людей ведь не обманешь, вокруг пальца не обведешь. Они, и только они,— самые строгие и справедливые судьи.

И вычеркнул «частный» эпизод из статьи. (А тогда как раз «раскру­чивались» книги Л. Брежнева «Малая земля», «Возрождение» и «Целина»).

Машеров не был похож на чиновников в «масках», погрязших в тщеславии и мещанских страстях, потерявших открытость. Он всегда говорил правду, какой бы горькой она ни была. Узнав поздно вечером в Москве, где находился по делам, о произошедшем в цехе футляров радиозавода взрыве, повлекшем за собой человеческие жертвы порядился в максимально короткий срок организовать спецсамолет для вылета в белорусскую столицу. Уже в час ночи был на месте катастрофы и находился там до утра. Поговорив с людьми, проанализирова полученную от следователей и спасателей информацию, в тот же день выступил по республиканскому радио и рассказал об аварии, принима­емых мерах, о помощи семьям пострадавших.

30 марта 1972 года о причинах и последствиях несчастного слу­чая на радиозаводе, подчиненного Министерству радиопромышленно­сти СССР, Петр Миронович докладывал на заседании Политбюро ЦК КПСС. Не снимая с местных партийных органов, а также с ЦК КПБ ответственности за произошедшее, он заявил: «Крайне возмутительно и совершенно непостижимо, но, к сожалению, это факт, что авторы про­екта допустили грубейшие просчеты и ошибки в разработке вентиля­ционной системы для футлярного цеха, а эксплуатационники проявили крайне безответственное отношение к устранению крупных неполадок в этой системе, которая вообще из рук вон плохо функционировала с первого и до последнего дня. Все это, вместе взятое, привело к тяже­лому преступлению. И я считаю, что прямые и косвенные виновники этого должны понести самое суровое наказание».

Правительственная комиссия во главе с секретарем ЦК КПСС Д. Ф. Устиновым взяла на себя практическое решение многих вопросов. Власти Минска и республики определили детей, чьи родители погиб­ли, в детские учреждения, решили вопросы пенсионного обеспечения. 81 семье исполкомы выделили 83 квартиры. 15 молодым рабочим-одиночкам предоставили комнаты. Нуждавшихся в лечении направили в медицинские клиники и санатории.

Петр Миронович проинформировал Политбюро о проведении глу­бокой и обстоятельной проверки состояния техники безопасности и условий труда на промышленных предприятиях и стройках Беларуси.

Обстоятельствами трагедии в Минске заинтересовалась «Литератур­ная газета». Александр Борин, обозреватель этой газеты, обо всем под­робно расспрашивал Машерова, который во время следующей встречи прочитал и без единой правки завизировал подготовленный очерк. Но этот очерк так и не увидел свет: вето наложили на Старой площади в Москве. Дескать, зачем придавать случившемуся союзную огласку?

Часто меня спрашивают о том, как бы поступил Машеров в экстре­мальной ситуации, связанной с катастрофой на Чернобыльской АЭС? Вне всякого сомнения, невзирая на запреты высоких чиновников, он в прямом телеэфире тут же обо всем поведал бы народу, а также сказал бы о конкретных действиях государственных органов по минимизации последствий техногенной катастрофы, об эвакуации населения, оказавшегося в опасной зоне. А все потому, что имел свое мнение, ни перед не прогибался, не стоял навытяжку.

В духе объективности, ответственного отношения к делу воспитывал генерацию молодых управленцев, перед которыми встанет целый ряд новых задач. Он не единожды отмечал, что самое пагубное для развития всякого живого организма — застой мысли, окостенелость в практике хозяйствования, обучения, воспитания.

Машеров был честен в помыслах и благороден в поступках. При нем выдвигались безупречные в моральном отношении профессио­налы. Исходя из философского воззрения, такую практику называют меритократией (от латинского meritus - достойный и греческого cratos - власть), когда руководителями становились мудрые и добро­детельные представители народа, способные успешно решать местные и общегосударственные задачи.

Из выдвижения на должность Петр Миронович не делал тайны.

Мне рассказывали заведующие отделами ЦК Альфонс Тишкевич, Виктор Бысенко, Павел Адамович, Александр Беденко, председатель парткомиссии Иван Бут-Гусаим, управделами Владимир Павлюкевич, курировшие области инспекторы Эдуард Наготко, Тимофей Янчук, Николай Рубан, Михаил Титов и другие, что Петр Миронович всегда советовался по той или иной кандидатуре. Складывалось впечатление, что и они причаст­ны к судьбе многих порядочных людей, чем особенно гордились.

В ЦК КПБ на ответственных должностях работало около 150 чело­век. Это были квалифицированные специалисты, положительно себя зарекомендовавшие в труде и общественной работе. Примерно каждый пятый имел ученую степень кандидата или доктора наук. Небольшой, но дееспособный штаб под руководством Петра Мироновича «дирижи­ровал» всеми действиями, аккумулировал передовые идеи, положитель­ный опыт, рождавшийся в буднях.

Вопросы, которые рассматривались на бюро, пленумах ЦК, тща­тельно готовились и обсуждались. Никто из выступавших не боялся вы­сказать особое суждение, порой не совпадавшее с мнением Машерова.

Это придавало дискуссии острый характер, и в результате принима­лись оптимальные варианты постановлений в интересах государства и общества. Сам Петр Миронович и в мыслях не допускал того, чтобы под видом коллегиальности утверждалось единовластие, которое считал злом.

На заседаниях бюро ЦК Машеров требовал от кадров всех уров­ней строжайшего соблюдения законности. В праве он видел действен­ный механизм реализации целей управления — замыслов, планов, про­грамм. Оно выполняло еще одну важнейшую функцию — помогало активизировать жизнь социума.

Большое внимание Петр Миронович уделял развитию делового стиля, помогавшего снять ржавчину бюрократизма и чванства, сконцентрировать людскую волю на главных приоритетах. Такой стиль укреплял доверие к власти.

Иногда спрашивают: «Неужели Машеров не ошибался?» Наивный вопрос. Президент США Теодор Рузвельт однажды признался, что если он был прав в семидесяти пяти случаях из ста, то не мог бы желать ни­чего лучшего. И на этот максимум надеялся один из выдающихся людей XX века! Мудрость Петра Мироновича в том, что он чувствовал эпоху, умел видеть в обычных явлениях неожиданные аспекты. На происхо­дящее реагировал мягко и логично, доверяясь фактам. Не упрямился, когда допускал ошибку, старался непременно ее исправить. Проявлял уважение к собеседникам с альтернативным мнением. Беседы с ними проводил в дипломатичной манере, что помогало переубеждать их, привлекать несогласных на свою сторону. Поистине, доброта и друже­любие всегда пересилят ярость и принуждение.

С какой точки зрения ни посмотри, Машеров был творческой нату­рой. От него исходила какая-то магическая сила. Имея особое биополе, внутреннюю культуру, он умел затронуть струны души. Словом, с ним работалось интересно, увлекательно.

Помощник мог зайти к нему в любое время, словно к родному человеку. Петр Миронович выходил навстречу, протягивал руку и по-отцовски хлопал по плечу. Никогда не обижал, не давал повода разо­чаровываться. Атмосфера внимания, искренности, теплоты наполняла каждую встречу, окрыляла.

Большая власть не туманила голову Петру Мироновичу. Он строго и требовательно относился к своей персоне. Не выносил лицемерия, вообще не позволял никаких дифирамбов в свой адрес. Даже в день 60-летия, когда был удостоен почетного звания Героя Социалистическо­го Труда, эту награду рассматривал как положительную оценку деятель­ности Компартии Беларуси, как признание успехов народа республики в хозяйственном и культурном строительстве.

О каких-либо сувенирах и подарках не могло быть и речи. Члены Бюро, секретари ЦК преподнесли букет цветов, а все желающие при­слали открытки. Среди них была и такая:

Дарагі Пётр Міронавіч!

Дазвольце павіншаваць Вас, Героя вайны і Героя працы, са слаўнай датой і пажадаць Вам добрага здароўя на шчасце нашай Радзімы!

3 павагай, Рыгор Барадулін.

А как скромно было в квартире дома №13 по улице Красноармейской! Обычная мебель, шкафы, заполненные книгами, картины на стенах и много-много цветов. Собственной дачей и машиной Машеровы не обзавелись.

В семье Машерова царили утонченная интеллектуальность, любовь, нежность и преданность — те чувства, которыми Петр Миронович про­никался и без которых вряд ли чувствовал себя комфортно.

Петр Миронович глубоко осознавал значение семьи в воспитании детей. Старался с самого раннего возраста приобщить их к книге. И не потому, что тогда было время читательского расцвета, а потому, что чтение вырабатывает собственные эстетические ценности, развивает сознание и мышление, является проверенным методом формирования внутреннего мира индивида. После обсуждения прочитанных книг Ма­шеров советовал побывать на местах, связанных с творческой деятель­ностью писателей, посмотреть спектакли и фильмы по их произведе­ниям. Так литература становилась путеводителем в жизни.

Петр Миронович постоянно занимался самообразованием. Наталья Петровна, дочь Машерова, вспоминает: «Диапазон чтения был поистине огромен. Машеров любил Цицерона. Это была его настольная книга. Библиотеку собрал громадную. На столике в спальне открытыми лежа­ли по десять книг. И мы, его дети, выросли людьми читающими.

Очень гордился, если я и сестра Лена достигали чего-то, радовался, как ребенок Мы, естественно, стремились соответствовать его жизнен­ным принципам. От его похвал словно крылья вырастали.

Рассказы отца о будущем в семье слушали как сказку. Он говорил и о телевидении, и о телефонах, и о многом другом — о том, что се­годня — будничная реальность. Уверял, что братья и сестры доживут до того фантастического будущего. А что для этого надо? Не расставаться с мечтой, укреплять физическое здоровье.

Спорт — еще одна семейная традиция. Людей, которые игнори­ровали спорт, он называл невежественными. Спортивных подви­гов не требовал, но свято верил в симбиоз духовного и физического развития.

В зимнюю пору обычными были лыжные прогулки. Папа с нами, дочками, по выходным осваивал просторы вокруг дачи в Дроздах. Ря­дом всегда была мама. И некоторые папины коллеги, которых отец “за­разил” спортом, убедились в целесообразности таких прогулок. Чтобы не заморозить щеки, их мазали жиром. Каждый раз выбирали новые маршруты. Иногда даже страшновато было заблудиться — в такие дебри забирались. Мы были готовы к тому, что папа чем-то удивит. Фантазии его не было предела.

Однажды он предложил сделать небольшую передышку. Обращая к нам, школьницам, неожиданно сказал: “Сейчас я прочту вам стихотворение, а вы назовите его автора”:

Здароў, марозны звонкі вечар!

Здароў, скрыпучы, мяккі снег!

Мяцель не вые, сціхнуў вецер,

I волен лёгкіх санак бег.

Як мары, белыя бярозы

Пад сінявой начной стаяць.

У небе зоркі ад марозу

Пахаладзеўшыя дрыжаць...

— Это же Максим Богданович! — сияли от счастья мы.

— Давайте вспомним «зимнюю» поэзию Якуба Коласа.

И уже все вместе озвучили его чудесную лирику:

Надышлі марозы,

Рэчкі закавалі,

Белыя бярозы

Шэранем убралі...

Как бы ни был занят отец, лыжные походы не отменялись. Папа даже отпуск часто брал зимой, чтобы всей семьей могли покататься в заснеженных лесах, напоенных сосновым ароматом.

Когда мы подросли, ездили на юг. Отец так ласково опекал нас! Внучки появились. Любил он их безгранично, баловал. Расстраивался, если они плакали. Даже сердился, не понимал, как можно наказывать детей. Мы привыкли к очень строгому воспитанию. Но сейчас вспо­минается, каким он был с нами нежным, внимательным, всегда что-то придумывал, чтобы порадовать нас.

С детства осталось ощущение волшебства новогодней ночи. Елку наряжал всегда папа. По ночам. Чтобы мы поверили, что ее Дед Мороз приносит. Украшал тщательно, сочетая игрушки, линии дождика и гирлянды с лампочками. Я все это хорошо помню, потому что папа мне, повзрослевшей, передоверил уроки, как правильно наряжать елку.

До сих пор живо во мне давнее изумление поступком отца однажды в новогоднюю ночь. Тогда Новый год встречали с друзьями в Бело­вежской пуще. Мы с сестрой привыкли к порядку. Поэтому, когда нам разрешили не спать в ту ночь и быть рядом со взрослыми, не могли поверить в такое счастье! Было весело. Много танцевали. Это папа меня научил танцевать, как положено, по всем правилам, и танго, и фокстрот. Он до войны специально учился.

Папа уже после 12 часов, весело улыбаясь, заставил всех одеться и выйти прогуляться. Было очень морозно, снежно и безумно красиво. Широкая дорога, по бокам — большие елки. И вдруг отец предложил заглянуть под еловые лапки. Оказалось, что он заранее спрятал там подарки для всех. Детям — игрушки и конфеты, женщинам _ духи, мужчинам — маленькие сувениры. Каждому! Восторга было... Теперь понимаю: вечно занятый, строгий и серьезный, папа был молод и очень любил всех нас. Он вообще любил людей. А это божеское, самое трудное дело на свете».

Проживающая в Гродно сестра Петра Мироновича Ольга Миронов­на Пронько отмечает, что дружеская атмосфера в семье дает духовный заряд, помогает преодолевать лишения и невзгоды. В подтверждение сказанного приводит житейский эпизод:

- Как-то супруга Полина Андреевна, которую брат очень любил, тяжело заболела и лежала в больнице в Москве. Петр Миронович сидел дома у телефона. Он был такой расстроенный, убитый горем, пока не стали известны результаты обследования. А потом ждал у телефона и переживал, как пройдет операция. Я в эти дни была в командировке в Минске, осталась на выходные у Петра. Он был неузнаваемый: для него существовала только Поля и боль за нее. В субботу на дачу приехала сестра Надя, и, когда мы сказали, что полетим с ним в Москву наве­стить Полину, он так обрадовался! Он видел, что есть родные, которые разделяют его горе.

К счастью, все обошлось благополучно, Поля постепенно выздорав­ливала.

Вот я и думаю: два человека, оба из бедных крестьянских семей, а какие из них вышли настоящие люди, достойные уважения и подража­ния! Какая прочная семья, красивые чистые отношения! Значит корни наших предков были прочными, питали нас здоровым соком и мы по­лучили хорошие гены от своих родителей.

Это мнение целиком и полностью разделяла верная спутница жиз­ни Машерова Полина Андреевна. Помню, как вместе с писательницей Галиной Булыко мы были у нее в гостях. Нас встретила симпатичная женщина с открытым взглядом серых глаз, — именно такими наделял своих героинь Алексей Толстой. Тоненький пуховый платочек создавал вокруг нее какое-то защитное поле. В каждом ее движении, во взгляде, в жестах чуствовалась сильная натура. Слово за слово — и завязалась удивительно теплая беседа о прожитых годах, о судьбе и о большой любви, оказавшейся сильнее времени.

Галина Булыко стала задавать вопросы:

- С Петром Мироновичем вы преодолели не один жизненный перевал. Что вам ярче запомнилось?

— Мне помнится все. Война... Мы были тогда влюблены.

— А что важнее на войне — сама война или любовь?

— Конечно, война. А любовь... Она как бы на фоне войны... Развека, раненые, бои, сводки Совинформбюро. Все это нам казалось важнее.

— Послевоенное время хоть и богато событиями, но, наверное протекало не столь эмоционально?

— Мы с удовольствием ходили в театры. Как-то Петр Миронович задержался в ЦК комсомола и не смог пойти со мной в Большой театр. У меня оказался лишний билетик. Я думала, меня разорвут на ступень­ках театра! Такая тяга была у людей к красоте, искусству. В тот вечер танцевала молодая Плисецкая. Волшебное зрелище! Еще запомнилась опера «Садко» с Сергеем Лемешевым. Мы с Петром Мироновичем все театры обошли: имени Вахтангова, имени Советской Армии... Он и в Минске любил ходить в оперу, в театр Янки Купалы. Дружил с драма­тургом Андреем Макаенком и посещал практически все премьеры его спектаклей. Когда мы ездили в Москву на сессию Верховного Совета, тоже обязательно ходили в театры. Мы оба очень любили театр. Но мало у нас свободного времени было. Все работа, работа, работа... Журналисты часто спрашивают: «Какое у него было хобби?» Я отвечаю: «Работа». Ждала его с работы. Как и другие жены ждали своих мужей. Мужья наши работали едва ли не круглые сутки. Обычное дело — до трех ночи. В четыре Петр Миронович приходил домой, а в семь ему уже нужно было уходить. Я иногда оставляла ужин на столе, чаще — дожидалась его. Время после войны было такое, что работали день и ночь. А жены руководящих работников жили жизнью своих мужей. Нас волновали и посевная, и уборка, и дождь, и засуха. Можно сказать, что погода отражалась на семье...

А как хотелось, чтобы Петр Миронович хорошо выглядел, чтобы и костюм был выглажен, и гастук к нему подходил! Времена были тяже­лые. Петру Мироновичу сшили второй костюм. Он мне и говорит: «И тебе обновку справить надо». А я ему: «Ты же ездишь, перед людьми выступаешь, а я пока обойдусь». У меня много лет не было зимнего пальто. В Вилейке и Молодечно полушубок носила, а когда переехали в Минск, сшила демисезонное пальто по карточке. В нем и ходила зимой. Надо мной даже подшучивали: мол, жена героя, а зимнего пальто не имеет. Но мы тогда были очень ограничены в средствах.

— Теперь жены политиков стали играть самостоятельную роль. Они — на виду, часто мелькают на телеэкранах. В ваше время все было не так.

— Да, тогда было одно, а сейчас — другое. Жен возить с собой было не принято. Кто понахальнее, тот брал жену с собой в какую-ни­будь поездку. Но Петр Миронович не мог просить... Однако жены всегда приезжали с мужьями на сессии Верховного Совета СССР. Конечно, мы не присутствовали на всех заседаниях. Обычно посещали открытие, закрытие и концерт. Мужья сидели в Президиуме, а мы — в зале. Как-то секретарь ЦК КПСС Пономарев сказал Петру Мироновичу, что я очень понравилась его супруге. «Такая положительная...» Наверное, потому положительная, что никогда не лезла на рожон.

— Удавалось ли Петру Мироновичу сохранять ровные отношения с кремлевскими политиками?

— Журналисты много пишут о том, что с кем-то у него отношения были лучше, с кем-то хуже. Я думаю, что они привирают. Петр Миро­нович старался со всеми сохранять корректные отношения. И с под­чиненными он старался быть предельно вежливым. Когда приходилось их критиковать, очень переживал. Бывало, придет с работы в плохом настроении — значит, что-то случилось. Мы к нему с расспросами не лезем, дети идут в свою комнату. Он газеты просмотрит, поужина­ет, отойдет немножко. Спросит: «А где все?» Пообщается с детьми, а потом меня попросит: «Позвони тому-то!» Я по вертушке позвоню.

Петр Миронович возмет трубку и скажет: «Знаешь, я сегодня директора такого-то завода сильно отругал. Так ты ему позвони, скажи, чтобы он спокойно спал. Никто его с работы снимать не собирается».

А если у человека беда случилась, Петр Миронович готов был по­следнюю рубаху с себя снять, только чтобы ему помочь. Он очень жа­лостливый был. Когда завод футлярный взорвался, в семье был траур.

Он никогда никому не мстил, выдвигал дельного человека, даже если тот его, Петра Мироновича, критиковал.

Ему часто хотелось побывать с соратниками не в официальной обстановке, где, случается, годами не раскрываются душевные человече­ские качества людей. Приглашал их к себе на дачу, где было много цве­тов, а в вольере жили косули. Петр Миронович сам формировал кроны деревьев, маленькой чешской косилкой с бензиновым двигателем стриг газоны. В такие моменты он казался очень простым и домашним.

— Мне кажется, что человека невозможно научить общаться с другими. Это талант, дар Божий.

— У него был большой жизненный опыт. Он же войну прошел и по призванию был педагог. Я всем говорю, что у меня хотя и не высшее образование, но, общаясь с Петром Мироновичем, словно несколько университетов окончила. Все же могу оценить свой уровень, с кем я наравне. Всегда старалась быть в норме, в форме, при этом вести себя достаточно скромно. Скромность у меня от природы. Петру Миронови­чу всегла нравилась эта моя черта.

— Психологи пишут, что когда кто-то другого любит, то либо беспричинно хвалит, либо относится слишком строго.

— Наверное, так и было... Мало кто знает, как Петр Миронович старался делать что-то для людей, для Беларуси. Себя не жалел. А в то последнее лето не переставал идти дождь. У нас на даче был гамак. Петру Мироновичу подарил его Фидель Кастро. Замечательный гамак! Петр Миронович любил в нем полежать. И вот дождь идет, а он лежит. «Назло буду лежать! Пусть идет!» — говорит. Посевы мокли, хлеба ло­жились. Он очень переживал и однажды мне сказал: «Этот дождь меня убьет. Я не выживу». Но потом стали собирать урожай, сеять рожь. Он весь ушел в работу. Когда ездил на поля, надевал старые костюмы. Ча­сто садился за штурвал комбайна. Привезет водитель одежду в чистку, а там удивляются: неужели такой, в масляных пятнах, костюм Машеров носит? Но водитель говорил, что это, мол, костюм зятя.

— Для народа Петр Миронович остался образцом руководителя. Легенда о нем живет...

— Вы представляете, сколько мне писем приходило со всех концов бывшего Союза? На могилу Машерова часто приезжали партизаны, ста­рые члены партии. Старушки на кладбище часто спрашивали, помогают ли мне власти. Я им отвечала, что все хорошо. Спасибо правительству за возможность отдыхать в Дроздах. Транспортом тоже не обижали. Президент Лукашенко меня навещал. Спасибо ему за то, что он пони­мает народ, что поддерживает память о Петре Мироновиче. На могиле мужа всегда цветы. Встретила там молодую женщину с ребенком. Она возложила букет и сказала: «Посмотри, сынок, это очень хороший дядя. Он хотел, чтобы мы жили лучше».

Полина Андреевна замолчала и взглянула на портрет Петра Миро­новича с двумя Золотыми Звездами на груди. Нам подумалось, что сила, которая поддерживает ее,— это любовь. Потому что, как говорилось в одном хорошем фильме, любовь не умирает, пока жив хотя бы один из любящих...

...Вдохновение Петр Миронович черпал в природе. Больше всего любил Беловежскую пущу. Она манила, притягивала своей загадочностью и таинственностью, седой стариной. В воскресный день на зорьке Машеров вслушивался в звенящую симфонию пернатых, навевавшую необычные чувства. Если удавалось, совершал пешие прогулки в глубь зеленого массива. По дороге встречались зеркальные озерца и голубые речушки, выбегающие на поверхность из дремучей глуши; овеянные ле­гендами камни-валуны. Иногда дорогу переходил зубр. Величественный, уверенный в себе исполин реликтового леса вызывал уважение: по­смотрит, постоит и, не спеша, удалится в густой ельник. Зубры — свое­образные предвестники штормовой погоды. Выйдут в солнечный день в чистое поле, сомкнутся плотным кольцом — и внезапно все потемнеет, налетит ураган и вырвет мачтовые деревья с корнями.

Обед устраивали на пеньке под сенью многовековых деревьев. Петр Миронович любил нарезать тоненькими кусочками подсушенный кумпячок, принесенный егерем, а того угощали яствами, приготовленными Полиной Андреевной.

— Я сперва чувствовала себя неловко с высокими гостями,— де­лилась впечатлениями жена пущанского директора Сергея Балюка Надежда Васильевна.— Потом поглядела: обычные люди, как все мы,— и сала съедят, и грибочки похвалят. Никогда не показывали своего пре­восходства.

А вот к алкоголю Машеров был равнодушен. Правда, самогон упо­треблял в годы войны дважды для обмывания ран. Бокал вина выпил лишь на свадьбе старшей дочери. Он так напряженно работал, что даже рюмка водки «размагничивала», выбивала из колеи, а этого Петр Миро­нович не мог себе позволить.

Трудно поверить, что служба безопасности Машерова состояла лишь из четырех человек. Его можно было встретить идущего пешком на работу. Это — норма жизни. В командировки, на отдых ездил с од­ним охранником. Однажды, возвращаясь с охоты на мелкую дичь, тот потерял затвор от именного оружия, подаренного Петру Мироновичу первым секретарем ЦК компартии Чехословакии. «Виновник» ужасно расстроился. Машеров его успокаивал: дескать, не надо из-за куска ме­талла переживать.

Став Первым, он поневоле должен был приобщаться к охоте. Еще со времен Витовта и Ягайло приезжавшие в пущу гости любили по­стрелять. На первую охоту Петр Миронович отправился с начальником личной охраны, полковником КГБ Валентином Сазонкиным, который 13 лет безупречно исполнял возложенные на него служебные обязан­ности. Под пушистыми елями устроили засаду.

— Вдруг невдалеке от нас,— рассказывал Валентин Васильевич,— появился секач. Стоит как вкопанный, словно позируя. Я жду выстрела, а его нет. Тихо говорю: «Стреляйте». Вдруг Петр Миронович поворачи­вается ко мне и громко отвечает: «А почему я должен в него стрелять? Что он сделал мне плохого?» Кабана, конечно, как ветром сдуло.

Пуща была площадкой для высоких встреч «без галстуков». Маше­ров с интересом общался со многими зарубежными политиками, со­ветскими космонавтами, видными учеными, писателями. В 1975 году он пригласил в Беловежье супружескую пару — композитора Александру Пахмутову и поэта Николая Добронравова. Они написали одноименную песню, где есть такие слова:

Заповедный напев, заповедная даль,

Свет хрустальной зари, свет над миром встающий.

Мне понятна твоя вековая печаль,

Беловежская пуща, Беловежская пуща.

Песня сразу же стала хитом и позже не только была признана гим­ном заповедника, но и обрела мировое звучание.

Петр Миронович искал пути прорывного развития Беларуси, ценил свежую мысль. Среди его неформальных советников были такие неор­динарные сотрудники аппарата, как Григорий Вечерко, Юрий Смирнов, Иван Антонович, Савелий Павлов, Яким Микулович, Симон Ходос, Ми­хаил Мороз, Дмитрий Марач и другие, с кем он не раз дискутировал, делился планами на будущее, высказывал сомнения. Хорошо себя про­являла и молодая поросль.

Главная машеровская черта — созидательность. Это такой дар, ко­торым обладают избранные. Созидательность, как и подвижничество, наложила отпечаток на всю жизнь Машерова — независимо от того, работал он в сельской школе или находился у руля республики. Петр Миронович лелеял мечту о зажиточной и счастливой жизни народа. Ради ее воплощения не щадил себя. Это видели и понимали люди, ко­торые относились к нему с глубоким уважением.

Принято утверждать: «Стиль — это человек». Так вот, говоря о Машерове, нельзя не отметить: его стиль не допускал даже намека на ис­ключительность своего «я». У Петра Мироновича была душа народного Учителя. Именно эта принадлежность к просветительству составляла его внутренний стержень, позволяла держать руку на пульсе жизни.

Машеровская школа органически вписывалась в менталитет бело­русского народа, для которого добропорядочность, чувство локтя, ми­лосердие, сострадание были и остаются неотъемлемой частью жизни. Эти драгоценные человеческие качества никаким бурям не позволяли раскачивать общество, сеять распри на национальной, религиозной и иной почве. Петр Миронович и в мыслях не допускал, чтобы кто-то из живущих на нашей земле ощутил на себе клеймо «иноверца», «иноязычника», «некоренного».

Политика — дама суровая. Проводить ее по оси «свой — чужой», «демократ — партократ» бесперспективно. Подлинный интеллигент не позволит себе переступить рамки культурного спора. Еще с давних вре­мен были дороги не амбиции и баталии идейных оппонентов, а куль­тура и благополучие нации. Машеров настойчиво укреплял этическую основу отношений между людьми и сам не порывал с ними связи. Из этого живительного родника утолял жажду познания.

А еще он был человеком очень отзывчивым на чужое горе. Когда легендарного Кирилла Прокофьевича Орловского свалила неизлечимая болезнь и врачи доложили об этом в ЦК, Петр Миронович тут же отправился в Мышковичи Кировского района навестить председателя колхоза «Рассвет». Поговорили по душам, многое вспомнили. Через три месяца знаменитого руководителя, а в прошлом бесстрашного развед­чика, не стало. Машеров проводил его в последний путь.

Или такой пример. Узнав о плохом самочувствии Аркадия Кулешо­ва, первый секретарь ЦК КПБ безо всякого предупреждения приехал к нему домой. Народный поэт явно не ожидал этого визита, заметно волновался. Петр Миронович расположил Аркадия Александровича к искренней беседе. Осмотрев тесную квартиру, распорядился затем вы­делить новое жилье. На время своего двухнедельного зимнего отпуска пригласил в Беловежскую пущу — оздоровиться, набраться сил.

Многим привлекал белорусский лидер. Он мог защитить крестья­нина, высказавшегося против колхозов; оставить в партии ученого, подвергшего сомнению отдельные положения «вечно живого» учения; приструнить зарвавшегося чинушу и строго сказать ему в глаза: «По­чему тебя так плохо воспитали отец и мать?»

Петр Миронович ценил крепкого хозяйственника Василия Шарапо­ва, председателя Мингорисполкома. В 1937 году молодого машиниста Оршанского депо призвали в создаваемые железнодорожные войска. Служил в Сибири, воевал с японцами на Халхин-Голе. При освобожде­нии Беларуси от немецко-фашистских захватчиков замполит миномет­ного дивизиона 24-й гвардейской бригады капитан Шарапов потерял ногу. Обладая мужеством и волей, он нашел в себе силы и, по образ­ному сравнению журналиста Игоря Осинского, «Минск пестовал, как собственного ребенка».

Будучи в почтенном возрасте, Василий Иванович в канун 2014 года презентовал книгу «Нас время ставит на свои места». В ней автор вос­создал панораму развития города в послевоенные годы. Шарапов на­зывает Машерова по-настоящему талантливым руководителем, умным, дальновидным политиком, у которого, как у Патоличева и Мазурова, люди всегда были на первом месте.

Петр Миронович подставил плечо и семикратному чемпиону мира, трехкратному чемпиону Олимпийских игр по вольной борьбе Александру Медведю после того, как правительство республики, рассмотрев кандидатуры на получение квартир, почему-то убрало его фамилию из общего списка. Павел Пиляк решил, что называется, по горячим следам сообщить об этом Машерову. Но шло Бюро ЦК. Тогда Петру Мироно­вичу передали записку. Он пробежал ее глазами и в конце заседания сказал следующее:

— У нас недооценивают выдающихся спортсменов. За их захваты­вающей, рыцарской борьбой у экранов телевизоров неистово следят миллионы людей планеты, слушают гимн страны-победительницы, умножая ее славу. Неужели мы не в состоянии предоставить им достойное жилье?

К вечеру того же дня Совет Министров исправил ситуацию. Алек­сандр Васильевич Медведь был счастлив, его жена и дети — вдвойне.

Спустя некоторое время Павел Пиляк проинформировал первого секретаря ЦК КПБ о крайне стесненных условиях, в которых работал Институт физической культуры. Петр Миронович распорядился под­готовить за его подписью письмо на имя председателя Госплана СССР Николая Байбакова. Какое у Павла Владимировича было восторжен­ное удивление, когда буквально через неделю из союзного ведомства пришел ответ о выделении средств из резервного фонда на начало проектирования и строительство нового комплекса Института физиче­ской культуры! Подобрали площадку — и работа закипела. Студенты по­лучили светлые аудитории для лекционных занятий, а также прекрасно оборудованные залы для тренировок по многим видам спорта.

Не без участия Машерова в столице по улице К. Маркса перепрофи­лировали здание под республиканский Центр олимпийской подготовки по шахматам и шашкам, в детском парке имени Горького открыли крытый каток. По месту жительства населения, нередко преодолевая со­противление чиновников, создавались физкультурно-оздоровительные комплексы. Они обеспечивали развитие массовой физической куль­туры, что явилось залогом укрепления здоровья народа и выявления одаренных спортсменов.

В людских сердцах Машеров остался молодым и энергичным на­циональным лидером с незапятнанной репутацией. Его открытое лицо, проницательные глаза и обворожительная улыбка подчеркивали в нем яркую индивидуальность, в которой гуманистические начала брали верх над волевыми методами управления. И в этом были величие и драма, тайна и загадка Машерова, не вписывавшегося в стандарты сво­его времени.

Глава десятая

Трава забвения не прорастет

Помните афоризм: «Наиболее счастлив тот, кто сделал счастливым наибольшее число людей»? Если применить данное изречение к уди­вительно чистой и яркой личности Петра Мироновича Машерова (а интерес к ней не ослабевает), то вполне резонно можно утверждать: жизнь его состоялась. Живая память народа — это ничем не заменимая награда.

И действительно, время как хорошее сито: оно просеивает песок, оставляя самородки. С этой точки зрения потомки еще не раз вспомнят Петра Мироновича. Мой рассказ о Машерове дополняют воспоминания его современников.

По словам Александра Аксенова (1924—2009), Председателя Совета Министров БССР с 1978-го по 1983 год, Петр Миронович был из тех благородных людей, которых называют светоносцами. Многогранность, сложность решаемых задач требовали не только максимальной работо­способности. Необходим был и большой опыт. Жизненные универси­теты Машерова сформировали у него умение интуитивно схватывать суть новых проблем и сосредоточиваться на их осуществлении. Человек проницательного ума и неуемной энергии, он сочетал в себе размах и деловитость, свои мысли воплощал на практике, смотрел далеко за горизонт повседневности.

Присущий Машерову христианский принцип человеколюбия, от природы сравнимый с милосердием, был нацелен на возвышение достоинства и чести граждан. Это в его представлении должно стать безусловной доминантой развития. Не случайно при нем решающая роль в воспитательной работе отводилась нравственному сознанию и духовным ценностям. Так как культурный, высоконравственный чело­век не причинит зла другим, не нарушит справедливых законов, бази­рующихся на традиционном наследии, в основе которого лежат знания разумного поведения людей. Да и сам он жил по правде, в ладу с сове­стью, в скромном достатке, соблюдая принцип единства слова и дела. Такие необходимые идеалы выливались в особую духовную машеровскую мощь.

При всей централизации власти Петр Миронович всемерно рас­ширял и поощрял народное самоуправление. Когда в городах и селах начали проводиться конкурсы на лучший дом, двор, улицу, очень это­му радовался. Потому что общественный порядок, образцовая чисто­та есть не что иное, как наглядное проявление внутренней культуры людей.

Анатолий Андреев (1916—2005), Герой Социалистического Труда, за более чем двадцатилетний период работы министром автомобильного транспорта республики часто общался с Петром Мироновичем Машеровым. По словам А. Андреева, это был разносторонне образованный, эрудированный политический руководитель, живо интересовавшийся положением дел во всех сферах экономики, требовательный и вместе с тем чутко и внимательно относившийся к кадрам, к запросам и потреб­ностям рядовых работников.

Анатолий Евгеньевич вспоминал:

— После избрания Машерова первым секретарем ЦК КПБ в беседе о состоянии дел в отрасли он высказал озабоченность в связи с трудно­стями, которые испытывают сельчане при поездках в районные центры. Помню, я заметил, что регулярное круглогодичное автобусное сообще­ние в сельской местности в основном сдерживается неудовлетворитель­ным состоянием дорог, которые в период осенне-весенней распутицы, при снежных заносах становятся непроходимыми для автобусов.

«А на протяжении 6—8 месяцев благоприятного периода автобусы могут следовать по этим дорогам?» — спросил Петр Миронович. — «Могут. Но когда наступит осень, маршруты будут закрыты...» — «Жалоб опасаешься? Население будет “подпирать” не только транспортников, но и местные органы власти, дорожников... Дело наверняка сдвинется с места...»

Мы тогда активно начали развивать внутрирайонную сеть автобус­ных маршрутов. В 1977 году по предложению ЦК КПБ мой доклад о развитии и совершенствовании автобусного сообщения в республике заслушала сессия Верховного Совета БССР, что положительно сказалось на благоустройстве дорог, строительстве автостанций и автовокзалов, разработке и внедрении автоматизированных систем управления авто­бусным сообщением.

Машерову было присуще чувство нового. Он умел не только по­давать идеи, но, что особенно важно, смело и активно поддерживал все ценные начинания. Петр Миронович не умел, да и не хотел, жить сиюминутными заботами и, как никто другой, предвосхищал день завтрашний. Горячо поддержал он и наши соображения о переводе Минавтотранса БССР на хозрасчет и самоокупаемость. А когда экспери­мент удался, ходатайствовал о присвоении мне звания Героя Социали­стического Труда.

Активное содействие оказал он и совершенствованию хозяйствен­ного механизма в строительстве, что позволило освободиться от бреме­ни валового показателя и перейти к оценке по конечному результату — за сданные в эксплуатацию объекты. Как следствие, более эффективно заработали все звенья строительного конвейера, повысилась заинтере­сованность строителей в экономии и бережливости, в ликвидации так называемых «долгостроев».

Мне думается, что эти примеры в какой-то мере освещают одну из характерных черт деятельности Машерова — его способность за начи­наниями видеть перспективу, реальные практические результаты.

Кто-то сказал о Петре Мироновиче: «Учитель масс и их ученик. Че­ловек деятельный и требовательный. Простой и доступный...»

Очень точная характеристика!..

Владимир Верховец (1931—2003), председатель Государственно­го комитета БССР по профессионально-техническому образованию с 1980-го по 1988 год, отметил, что, моделируя развитие Беларуси на многие годы вперед, Петр Миронович Машеров жизненно необходи­мым средством считал подготовку рабочих кадров и повышение их ква­лификации. Без их сноровки, мастерства не воплотятся в жизнь лучшие проекты ученых и конструкторов. А значит, не заработает на всю мощь инновационная экономика.

Труд лежит в основе бытия нашего народа. Это подтверждает не только известные пословицы и поговорки, но и тот факт, что ему всегда хватало для достойного существования результатов собственного труда.

Первый секретарь ЦК КПБ подчеркивал: труд должен быть до­полнен действенным воспитанием. Иначе он окажется нейтральным процессом. Вслед за школой мы стремились формировать подлинные идейно-нравственные качества, ценностные ориентации и установки юношества.

Владимир Верховец вспоминал:

— Подготовка рабочей смены осуществлялась разветвленной сетью профессионально-технического образования. Существенный вклад в ее создание и становление внесли мои предшественники Моисей Хасин и Лев Максимов. Когда я был назначен председателем комитета, в респу­блике функционировало более 250 профессионально-технических учеб­ных заведений, а также три индустриально-педагогических техникума, которые готовили мастеров производственного обучения для проф­техучилищ. В ПТУ работали опытные и грамотные кадры. Они переда­вали своим питомцам знания и умения. Юноши и девушки, постигнув навыки профессии, приходили на предприятия уже обретя уверенность в своих силах.

Если возникали сложные вопросы, обращались к Петру Миронови­чу. Обычно я шел к нему с партийным секретарем нашего ведомства Леонидом Кирилюком, квалифицированным инженером, признанным вожаком молодежи. И всякий раз мы ощущали его заинтересованность, получали поддержку.

С одобрения Машерова наладили выпуск журнала «Рабочая смена». Подобрался очень увлеченный коллектив редакции во главе с Николаем Латышем. Учащиеся находили поучительные публикации, способство­вавшие профессиональному росту, интересные статьи на темы культу­ры, досуга, спорта. Издание пользовалось большой популярностью и вскоре стало союзным. Его выписывала и читала обучающаяся моло­дежь во всех советских республиках.

По словам Николая Чехлова (в 1970-е годы он был первым секрета­рем Фрунзенского райкома партии г. Минска), Петр Машеров — энер­гичный и прозорливый политик, настоящий коммунист. Его любили, уважали и стар и млад. Со всей наглядностью это проявилось в скорб­ные дни прощания с Машеровым, когда безбрежное людское море в глубоком горе заполонило улицы и площади Минска, по которым хму­рым, дождливым октябрьским днем следовал траурный кортеж.

Петр Миронович очень многое сделал для родной Беларуси. Непре­рекаемым авторитетом пользовался Машеров у партийных, советских и хозяйственных работников, у научной и творческой интеллигенции. При этом такое отношение было обусловлено не высоким служебным положением белорусского лидера, а прежде всего личными качествами, манерой поведения. Он действительно был лидером, но одновременно одним из нас и среди нас своим, понятным. Руководители часто обра­щались лично к Петру Мироновичу, зная, что не пожурит за нарушение субординации.

«Идея — мать деятельности»,— гласит философский афоризм. Бу­дучи творческим человеком, самостоятельным политиком с аналитиче­ским складом ума, Петр Миронович предлагал неординарные подходы, которые порой не укладывались в сложившиеся идеологические схемы. Особенно интересовался проблемами развития культуры, отчего зави­села возможность изжить пороки и упрочить нравственное здоровье нации.

С душевной теплотой вспоминал о Машерове и Геннадий Буравкин (1936—2014), поэт, лауреат Государственной премии БССР имени Янки Купали:

— Для меня Петр Миронович Машеров остается одной из самых незаурядных личностей, встретившихся в жизни. Разница в возрасте, в общественном положении, конечно же, всегда «держала дистанцию» во время наших встреч. Но вот теперь, уже с высоты и моего немалого опыта, я могу смело утверждать, что Машеров был очень близким мне человеком, что именно с ним у меня связаны представления о настоя­щем руководителе-государственнике.

Обаяние Петра Мироновича было всепокоряющим. Стоило ему на самых многолюдных собраниях появиться в зале, как буквально у всех светлели лица от его улыбки и благожелательности, от всего его моло­дого и красивого облика. И это происходило не только у нас, в Бела­руси, где его лично знали очень многие, но и далеко от дома, чему я неоднократно был свидетелем и что многократно засвидетельствовал миллионам людей беспристрастный экран телевизоров. Машерову уда­валось непринужденно сочетать непоказную доступность и гордое до­стоинство, душевную мягкость и непреклонную волю. Прирожденный трибун, он никогда не выступал с «отключенным сердцем», а всегда волновался, горел — и все это передавалось слушателям, которых он страстно звал в единомышленники и соратники.

Я часто ловил себя на мысли, что Петр Миронович по-юно­шески безоглядно влюблен в людей. Он много в жизни пережил и ви­дел всякое — и, не сомневаюсь, встречались ему и негодяи, и двурушни­ки, и пустозвоны, да и руководителем он был требовательным, а порою и жестким,— но постоянно искал в людях доброе. Иногда ошибался.

Но скольким помог, в скольких разглядел глубинное, поддержал, а то и подтолкнул к риску, к рывку в неведомое!.. Недаром же в народном со­знании сохранилась неофициальная аттестация «машеровцев» — людей, согретых доверием Петра Мироновича, прошедших школу его примера и его принципов. С нескрываемой гордостью хочу отметить, что прак­тически никого из них не коснулась всерьез липкая паутина застойного периода, ржавчина корыстолюбия и мздоимства, безжалостно подто­чившая не одно высокое кресло и многие высокие слова.

Хочу подчеркнуть и особо отметить еще одну черту Петра Ми­роновича Машерова — интеллигентность. Она была в его поведе­нии, в самой сути как человека, как представителя родного народа. Крестьянский сын, знавший цену грубого земного труда, он искренне тянулся к духовным богатствам, своей немалой властью старался по­могать их приумножению, заботиться о талантах, часто общался с ними, причем без высокомерия и заискивания. Я помню его поистине сыновнее, в чем-то даже благоговейное отношение к Петрусю Бровке, Ивану Мележу, Янке Брылю, Василю Быкову. А как он радовался звон­кому слову Рыгора Бородулина и жалел, что редко его слышит!.. Когда я, склонив голову, слушаю звон колоколов в Хатыни или стою у памят­ников Янке Купале и Якубу Коласу в Минске, каждый раз вспоминаю, как много усилий и государственной ответственности вложил он в их создание... И еще часто вспоминаю его требование-напутствие при назначении меня на пост председателя Государственного комитета по телевидению и радиовещанию: «Ты должен приучить свой коллектив, писателей, композиторов, артистов, Бюро ЦК, меня к тому, что во главе телевидения и радиовещания обязан стоять не чиновник, а творческий человек...» Это ведь тоже, как я теперь понимаю, было рискованное ре­шение не только политика, но и романтика-интеллигента...

Конечно, я соприкоснулся только с малой частью его много­гранной жизни, но и это прикосновение оставило незабываемый след. И в мои жизненные университеты он тоже вошел Учителем — целеустремленным, влюбленным в людей, мужественным и духовно красивым.

Про машеровские уроки часто вспоминал и Евгений Червяков (1925—2016), машинист-инструктор Витебского локомотивного депо, Герой Социалистического Труда. По его словам, Машеров дорог и ду­ховно близок рабочим. И не потому, что часто бывал в коллективах. А потому, что свою жизнь соизмерял с жизнью народа, глубоко вникал в заботы человека труда, брал на себя частичку этих забот.

Несмотря на необыкновенную широту интересов, Петр Миронович сосредоточивался на главных направлениях, доводил начатое дело до конца сам и учил этому других.

Евгений Червяков отмечал:

— Эти машеровские уроки я усвоил во время поездки в Вильнюс. Именно тогда наши встречи на станкостроительном заводе «Коммунарас», размышления Петра Мироновича о животворной силе коллектива убедили меня в том, что друзья познаются в труде. Порознь, в одиночку, даже самые умелые люди добиваются немногого.

Подводя итог дню, проведенному на литовской земле, Петр Миро­нович подчеркнул: «Мы должны обойти в соревновании своих соперни­ков по многим показателям. А там, где уступим первенство, все равно обогатимся опытом, получим творческий импульс для нового поиска на каждом рабочем месте...»

Позже были и другие встречи с Петром Мироновичем. Он имел привычку подойти, обменяться рукопожатием и непременно спросить: «Как соревнуетесь с литовцами? Ну, и кто кого?..» Это качество Машеро­ва — держать человека в «магнитном поле» своей души — испытал не я один, а сотни людей.

Очень важно следующее: если мы будем обращаться к жизни заме­чательных людей лишь по случаю круглых дат в их биографиях, совер­шим ошибку. Жизнь и труд таких людей, как наш Петр Миронович,— это общественный капитал, наглядный пример истинного служения народу, Отечеству.

О встречах с Машеровым рассказала и Лидия Сироткина (1932— 2015), председатель колхоза имени Димитрова Толочинского района, Герой Социалистического Труда:

— В нашу «Перамогу», вошедшую затем в укрупненный колхоз, Петр Миронович приезжал часто. Его интересовали новые технологии возделывания культур, прогрессивные методы организации и стимули­рования труда, которые апробировались в хозяйстве.

Помню, однажды примчалась я с поля домой, чтобы перекусить. Не успела сесть за стол, как у калитки остановилась «Чайка». Глянула в окошко и вижу: из машины выходят Петр Машеров и первый секретарь райкома КПБ Михаил Титов. Я тут же выбежала на крыльцо.

«Показывай, главный агроном, свои опыты,— здороваясь, сказал он.— Наслышан про них в районе».

Действительно, мы всерьез занимались тогда люпином. Сеяли его ранней весной по озимой ржи. Созревшие хлеба летом убирали, люпин же продолжал расти до самой осени. Прием не мудрый, но два урожая с одного поля снимали. При этом нива не скудела, а, напротив, биоло­гически обогащалась азотом.

У деревни Катужино осмотрели и льняной массив. Его цветущий васильковый наряд радовал глаз. Петр Миронович полюбовался план­тацией и сказал: «Вижу, агроном ты грамотный, толковый. Такие люди нам очень нужны. Без увлеченных делом работников масштабные за­дачи нам не осилить».

Уехал он из колхоза на закате дня. Только тогда я спохватилась, что не пригласила его пообедать. Переживала страшно. Когда в следующий приезд сказала ему об этом, он рассмеялся: «Чашку молока из деревен­ского горлача выпил бы с удовольствием. Но не переживай, землячка, дело это поправимое».

Говоря о кадрах, он во главу угла ставил смелый полет мысли, энер­гичные практические действия, безукоризненную нравственную чисто­ту людей.

Вот уже не один год, как я сама у руля хозяйства. Развивается оно динамично, по восходящей. Доплаты от государства не получаем, рабо­таем на полном самофинансировании. И, размышляя о слагаемых успе­ха, прихожу к выводу: они — в возросшем мастерстве наших кадров. Искусству работать с ними я училась у Машерова.

Да, это был руководитель, умеющий вступать в соавторство с рабо­чим, колхозником, ученым. Мы благодарны ему за эту мудрую школу жизни.

Всякий раз, бывая в Минске, я приношу цветы на могилу Машерова. Молча стою у памятника, на котором нет никаких титулов, а только вы­сечены фамилия и инициалы. Рядом тянется ввысь дубок, посаженный в честь командира-партизана по кличке Дубняк. Этот дубок мне пред­ставляется живым памятником природы Петру Мироновичу. Кажется, в этом деревце — его душа. Подхожу к дубку, касаюсь ладонями ствола. Становится благостно и спокойно, словно побывала в храме.

Сергей Шабашов (1923—2007), первый секретарь Витебского обко­ма КПБ в 1971—1983 гг., также поделился своими воспоминаниями о Петре Мироновиче:

— Я часто останавливался около бюста Героя Советского Союза и Героя Социалистического Т]руда Петра Машерова в Витебске. Кажется иногда, что вот он сойдет с пьедестала и с присущей ему доброже­лательной улыбкой, обращенной к окружающим его людям, скажет: «Здравствуйте! Как вы тут живете?..»

Петр Миронович всегда вспоминал деревню Ширки, в которой ро­дился и провел свое детство. Находясь в Сенненском районе, нередко заезжал в деревню, чтобы пообщаться з земляками, полюбоваться кра­сивым пейзажем, постоять, подумать...

Навещал и деревню Ровное Поле в Россонском районе, где когда-то размещался штаб его партизанской бригады. Там велись задушевные беседы с жителями, ветеранами войны. Узнав о приезде гостя, они со­бирались у мемориального знака.

Если Машеров оставался ночевать, вечерами он старался побывать в театре имени Я. Коласа. Любил смотреть спектакли с участием Ильинского, Сергейчика, Труса, Конопелько, Шмакова. Петр Миронович изум­лялся дарованием и жизненной позицией Николая Еременко. Пройдя через фашистские концлагеря, он не разуверился в своих убеждениях и идеалах, сохранил веру в неиссякаемость человеческого духа. Со време­нем возглавив в Минске Купаловский театр и став народным артистом СССР, Николай Николаевич имел поддержку и понимание у Машерова, оберегал актерские таланты, мог холодному, равнодушному чиновнику бросить гневные слова: «Не в того стреляете!»

Как Учитель Машеров посеял добрые семена на благодатной почве республики. В течение многих лет воспитывал кадры в духе делови­тости, скромности, учил работать творчески, с полной отдачей сил, стремился внедрить во все сферы народного хозяйства новейшие до­стижения науки и техники. Тот посев дал хорошие плоды.

О необычайной скромности Петра Мироновича Машерова расска­зал Анатолий Челдышкин (1936—2012), председатель колхоза «Больше­вик» Солигорского района:

— В разгар уборочной страды 1976-го позвонил первый секретарь Солигорского райкома партии Анатолий Игнатьевич Дубовский и спро­сил: «Как долго сегодня в поле жатки будут?» «Думаю, часов до 11 вече­ра, пока роса не упадет»,— ответил я. — «Присмотри там. Ночью к тебе должен Машеров заглянуть».

В то лето долго дождило, потом вдруг стало солнечно, сухо. Хлеб­ный колос звенел, и наши колхозники с восхода солнца до полуночи пропадали в поле, стараясь быстрее и без потерь убрать зерновые, об­молотить. Руководитель республики без лишней шумихи облетал райо­ны на вертолете. Мог сесть в любом месте. Если с кем хотел встретить­ся — предупреждал. Как, например, Дубовского...

Действительно, около полуночи «высокий десант» высадился в на­шем колхозе. Петр Миронович поздоровался с встречающими. Позна­комились. И сразу — в поле. На переднем сиденье Машеров, на зад­нем — первый секретарь Минского обкома партии Микулич, его колле­га из Гомеля Гвоздев. Между ними — я.

«Какие перспективы развития свиноводства в ваших местах?» — вдруг оборачивается ко мне Машеров.

С бухты-барахты тут не ответишь — слушатели вон какие. Да и Гвоз­дев на ухо шепчет: «Подумай, не торопись с ответом».

Через несколько секунд Петр Миронович о выгодах свиноводства начал говорить сам. Я слушал, мотал на ус рассуждения первого в рес­публике лица, примерял их к местным условиям. И грешным делом уже подумал, что Машеров заговорился, забыл о своем вопросе. Но не тут- то было. Закончив свой монолог, он вдруг спросил: «Ну, а как у вас?»

Потом я не раз мог убедиться: попавшего в трудную ситуацию Петр Миронович никогда не загонял в угол, чтобы показать свое пре­восходство. Он подсказывал ответ, словно брал растерявшегося за руку, выводил на нужную дорогу. Вот и тогда я дополнил соображения Пет­ра Мироновича своими наблюдениями, мыслями. Получился полезный разговор. Кстати, и жатвой Машеров доволен остался. Расставаясь в два часа ночи и пожимая руку, он сказал: «Вы — хозяин».

Для меня, молодого председателя, те слова были самой высокой наградой.

В другой раз Машеров прилетел к нам накануне жатвы. И опять предупредил Дубовского. Ни для кого не было секретом, что между Петром Мироновичем и Анатолием Игнатьевичем были теплые, уважительные отношения. И это неудивительно: оба сражались в годы войны с гитлеровцами. Потом все силы и опыт отдавали восстановлению на­родного хозяйства. Машеров — Герой Советского Союза, Дубовский - Герой Социалистического Труда. Да и внешне они были чем-то похожи: высокого роста, уверенные в себе...

Анатолий Игнатьевич предложил мне: «Давай подъедем к аэродрому на часок раньше. Мало ли что...»

Аэродром - грунтовая взлетно-посадочная полоса возле деревни Косыничи для «кукурузника», разбрасывавшего по полям удобрения. Едем и вдруг видим: садится «стрекоза». Мы надавили на газ. Подъехали, когда Петр Миронович уже выходил из вертолета. Как всегда в таких случаях, в резиновых сапогах. Увидел Дубовского, пошел навстречу, ши­роко расставив руки.

«Толя, прости, что раньше времени прибыли,— сказал извиняющим­ся голосом.— Это моя команда что-то намудрила»,— и крепко обнял Анатолия Игнатьевича.

«А это — председатель местного колхоза Челдышкин»,— представил меня высокому гостю первый секретарь райкома.

«А мы с ним знакомы,— ответил Машеров.— Помню, его Толей зо­вут. Вот только отчество забыл...»

Направляемся в поле. У Петра Мироновича была привычка: зайдет в хлеба в одном, другом месте, сорвет по колоску, разотрет в ладони. И скажет, сколько будет центнеров с гектара. Осмотрел и нашу рожь. Похвалил. Назвал ожидаемую урожайность. Мы потом сравнили. Как всегда, Петр Миронович ошибся всего-то на центнер.

К нам потянулись колхозники. Предлагали первому секретарю ЦК КПБ вишни, сливы. Петр Миронович не отказывался, пробовал угоще­ния. И говорил с людьми на самые разные темы. Просто и понятно. Один подвыпивший мужичок по простоте душевной разухарился, ки­нулся к Машерову с объятиями. И тут кто-то из сопровождающих мягко, но настойчиво одернул его сзади за рукав. Видимо, охранник. Правда, охраны как таковой мы не видели.

В колхозах «Парижская коммуна», имени Дзержинского две неде­ли горели пересохшие торфяники. Как ни старались колхозники с местными пожарными утихомирить огонь, тот поедал плодороднейшие гектары.

И вот прилетает Машеров со своей небольшой свитой. Кое у кого мелкая дрожь в коленках появилась — это же не районный пожарный инспектор... В резиновых сапогах Петр Миронович прошел к одному, другому месту. Осмотрелся вокруг и сказал: «Да, своими силами вам не справиться. Поможем».

И — ни слова упрека... На следующий день в этот полесский уголок приехали солдаты с техникой. Пожар был ликвидирован.

В тот раз Машеров облетал угодья еще нескольких районов. Нако­нец вертолет приземлился возле Слуцка. Из крылатой машины вышел и Председатель Президиума Верховного Совета БССР Поляков. Петр Миронович, похоже, любил общество Ивана Евтеевича, так как тот за словом в карман не лез, анекдотами, шутками, по словам Машерова, «часто спасал от тяжких дум». Сильные лидеры в общении, как правило, просты и скромны. И никогда не теряют своего авторитета и обаяния.

Каким в нашей памяти остался Машеров, рассказал Анатолий Аникейчик (1932—1989), народный художник Беларуси:

— Петр Миронович остался в моей памяти как человек щедрой души, гражданин и патриот, умевший пропускать сквозь сердце радость и боль отчего белорусского края, как человек высочайшей требователь­ности, неуемной творческой фантазии и работоспособности, поражав­шей даже самых больших трудолюбов.

Меня восхищали его наблюдательность, знание «предмета разгово­ра». Был знаком буквально со всеми значительными работами ведущих мастеров белорусского искусства, знал их по имени-отчеству. Он был из тех государственных деятелей, которые пользовались авторитетом не только среди товарищей по партии, соратников по боевому оружию, но и в среде народной.

Ему, прошедшему через огненные дни и ночи Великой Отечествен­ной, героико-патриотическая тематика литературы и искусства с дина­мичностью и образностью форм была близка и понятна. Петра Миро­новича особенно окрыляло то обстоятельство, что у нас в республике появилась монументальная и станковая скульптура, которой были при­сущи свои изюминки, белорусский мотив. Машеров умел подмечать то, что порой даже мы, художники-профессионалы, упускали из виду в суете будней. Правда, свою концепцию, свое видение образа он не навязывал, но всегда было такое ощущение, что ты вступаешь в дискус­сию не с партийным работником, а с эрудированным искусствоведом.

Надо было видеть, как Петр Миронович увлеченно слушал собе­седника. Ему всегда доставляло удовольствие дойти до самой сути той или иной проблемы, и становилось понятно, что перед тобой собесед­ник с широким кругозором, ясным мышлением, безоговорочно, как скульптор, отсекавший все второстепенное, умевший принять в слож­ной обстановке самое разумное и логичное решение. Бывали случаи, и нередко, когда он отменял свое же решение, если убеждался в более весомых доводах оппонентов.

Петра Мироновича все мы знали как человека эмоционально страстного, но его суждения были объективными. Отсюда — и предельное доверие, и тактичность в разговорах на любую тему: будь то обсуждение проекта мемориального комплекса «Хатынь» или Кургана Славы, застройки нового микрорайона в Минске или экспериментального поселка в Вертилишках.

Помнится, возникла конфликтная ситуация при возведении памятника «Прорыв» в Ушачах. Решили посоветоваться с Петром Мироновичем. Он прилетел на вертолете. Вышел из кабины усталый, озабо­ченный. В таком состоянии видеть его мне не доводилось, и, чтобы разрядить обстановку, я попытался было пошутить: «Петр Миронович, а с высоты план красив?» «Да... И план красив, и пейзаж — тоже. А вот поля — лысые...»

В тот год весна не баловала дождями, и забота о будущем урожае была у первого секретаря ЦК Компартии республики на первом плане. Осмотрев место, где предполагалось возвести памятник, поговорив с людьми, Петр Миронович заметил: «Завершайте задуманное. Делайте для потомков добротно. Ведь это страницы нашей партизанской исто­рии...»

Думаю, не ошибусь, если скажу: наиболее полно и емко Петр Ми­ронович рассказал о себе сам — сыновней верностью Родине, которую бесстрашно защищал, ответственной работой, пламенным словом три­буна — короче, всей своей жизнью. Жизнью яркой, как факел.

Своими воспоминаниями о Машерове поделился Заир Азгур (1908—1995), народный художник СССР:

— С Петром Мироновичем мы дружили. Земляки же. Неподалеку от деревни Молчаны, где родился, была деревенька. Там проживал Мирон Машера. Это уже потом они стали Машеровыми.

Он заходил в мою мастерскую. Я за свою жизнь сделал около ты­сячи скульптурных портретов. Высокий гость всматривался в лица деда Талаша, батьки Миная, Янки Брыля, Янки Мавра, Канта, Гете, Шиллера...

А затем рассуждал о героях, мыслителях и, похоже, сверял с ними свои шаги.

Петр Миронович — из тех людей, руководителей, которым суждено быть любимыми не только соратниками, но и всем народом. Художни­ки, писатели, архитекторы, кинематографисты Беларуси будут помнить его откровенные беседы по самым жгучим проблемам искусства. 0н был мечтателен и своими деяниями опережал время.

Как говорил писатель Антон Чехов, «авангарду всегда трудно». Сложно было пробиваться с новыми подходами, определявшими стратегию будущего. Но Машерову, человеку трудолюбия, подвига и ясно осознанной цели, это удавалось.

Леонард Москалевич, заслуженный архитектор Республики Бела­русь, академик Российской академии архитектуры и строительных наук, профессор Международной академии архитектуры в Софии, счи­тает, что белорусский народ богат талантами. Издревле и в наше вре­мя в его среде вырастали и вырастают замечательные люди, которые вписывали и вписывают яркие страницы в развитие родной Беларуси, ее экономики, культуры, градостроительства, архитектуры. К числу та­ких людей земли белорусской принадлежит Петр Миронович Машеров. Природа наделила его талантом партийного и государственного дея­теля, сильным характером, энергией, несгибаемой волей, мужеством, любовью к Родине, людям, семье.

Новым поколениям Петр Миронович оставил рукотворные дела: индустриальные гиганты и электростанции, аграрные комплексы, обустроенные экспериментальные сельские поселки, колхозы («Рас­свет», «Прогресс», «Октябрь», «Советская Беларусь», «Чырвоная змена» и др.), пять возведенных городов (Светлогорск, Солигорск, Новополоцк, Новолукомль, Белоозерск), развивающийся Минск, метрополитен, аэро­порт «Минск-2» и многое др. Вклад Машерова в развитие экономики, образования и культуры Беларуси поистине огромен.

Леонард Викторович рассказал:

— Мне посчастливилось работать в Центральном Комитете партии под руководством Петра Мироновича. Вспоминается такой случай. В 1974 году в ноябре месяце готовился Пленум ЦК КПСС по вопросу градостроительства. Предполагалось выступление Машерова. Он попро­сил меня, как профессионала в этом деле, кратко, на одну страницу из­ложить актуальную проблему. Поразмыслив, я написал, что необходимо воссоздать Академию архитектуры СССР, и обосновал почему. Петру Мироновичу идея понравилась. К сожалению, ее недооценило тогдаш­нее руководство страны.

Машеров постоянно общался с архитекторами, поддерживал твор­ческие начинания. Во время строительства второй очереди здания ЦК спросил у меня, есть ли замечания по пристройке. Я ответил: «Да, есть». Тогда он поручил второму секретарю ЦК А. Н. Аксенову и мне рассмо­треть их и доложить ему. Пригласили автора проекта пристройки и спросили: «Все ли согласовано с А. П. Воиновым, автором действовав­шего здания ЦК КПБ?» Оказалось, что нет. Пришлось П. П. Кракалеву идти к Александру Петровичу Воинову. Согласовали фасады. «А интерье­ры,— сказал он,— ваши решения». Петр Миронович принял внесенные предложения. С окончанием работ здание обрело единую архитектур­ную композицию.

Своими воспоминаниями об отце поделилась старшая дочь Петра Мироновича Наталья Машерова:

— Все тревоги, заботы, победы республики жили в нашем доме. Это и была личная жизнь отца. И мы с ранних лет научились радоваться солнцу и дождю не потому, что можно загорать или грибы собирать. Во времена засухи или длительных губительных дождей мы по утрам бежали к окну с надеждой, что наконец-то установится нужная хлебного колоса погода.

Отец ни на йоту не менялся, когда надевал комнатные тапочки. Требовательность Петра Мироновича к себе становилась нравственной нормой для нас, его детей.

Вспоминается папин день рождения, который он не любил отме­чать, не любил застолий (хотя был по-настоящему хлебосольным), тем более в его честь. И в свои 55 вернулся с работы, как обычно, после десяти вечера. Мы ждали за семейным пирогом. Когда отец пришел, на нем лица не было. Пытался быть веселым, не омрачить вечер. И вдруг разговорился о том, что давило сердце, ни на мгновение не освобожда­ло ум. Он проголосовал за исключение из партии коммуниста, на орга­низаторский талант которого возлагал большие надежды. А тот сперва думал о себе и своем благе, потом — о людях, которыми руководил. Отец спрашивал нас и себя: имел ли он право быть таким жестоким в решении судьбы человека? И мы успели включить диктофон и записать его размышления о сущности доброты руководителя, облеченного вла­стью:

— Если кто-то ведет себя порядочно лишь по внешним (должность требует) причинам, а не по внутренним мотивам, то неминуемо кру­шение авторитета. Самоотверженность в труде и скромность в жизни, деятельная доброта и демократичность — вот нормы существования человека. Это фундамент, на котором выявляются талант и способности каждого. Жить во имя других, не быть рабом денег, сохранить свободу мыслей и высоких убеждений, ради которых стоит жить и трудиться... Борьба за новое не каждому по плечу, слабые — устают...

Отец не уставал никогда. Техника, идеи, книги, люди с передовыми взглядами интересовали его чрезвычайно. И интерес этот был далеко не праздный. Ему так хотелось, чтобы все лучшее рождалось, приживалось в республике. Потому дорогая сердцу Беларусь и стала Петру Мироновичу признанием и высшей наградой.

Храню не в альбоме — в памяти бесценное богатство: отец, со счастливой улыбкой на лице, на площади Победы с огромным букетом васильков и ромашек; а рядом — внучки Лена и Катя.

Как трудно переводить в слова и строчки любовь!.. Одно утешение: отец никогда не объяснялся в любви к людям. Но в ней не сомневался ни один человек.

***

Воспоминания — живые песчинки истории. Из них складывается опыт, на котором зиждется наша жизнь.

Воспоминания современников позволяют глубже осознать по- истине огромное значение того, что Машеров сделал для Беларуси.

Он был из тех личностей, которые появляются не больше, чем раз в столетие.

Первыми увековечили память Петра Мироновича благодарные витебчане. Уже 18 ноября 1980 года ему в областном центре был от­крыт бронзовый бюст, который установили в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР. По этому поводу на митинг пришли тысячи людей: рабочие предприятий города, строители, хлебо­робы соседних районов, ветераны войны и труда, учащаяся моло­дежь. Среди них — авторы проекта Герой Социалистического Труда 3. И. Азгур, архитектор Ю. И. Казаков. Присутствовала и Полина Андре­евна Машерова.

Выступали партийные и государственные деятели, представители трудовых коллективов, боевые друзья Петра Мироновича. Очень взвол­нованно говорила студентка Витебского пединститута Валентина Про­хоренко:

— Мы гордимся тем, что Петр Миронович учился в нашем вузе, по­лучил самую мирную профессию — учителя. И оставался им всю свою жизнь. Он всегда был в гуще народа, жил делами и устремлениями лю­дей труда, горячо, щедро, по-отечески любил молодежь. Его жизненный пример — в сердцах подрастающих поколений.

К мраморному подножью бюста возложили живые цветы. Прозвуча­ли гимны Советского Союза и Белорусской ССР.

12 декабря 1980 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР поручили Министерству станкостроительной и инструментальной промышленно­сти и Министерству морского флота присвоить имя П. М. Машерова Минскому заводу автоматических линий и одному из строящихся мор­ских судов.

Тихон Киселев явно затягивал принятие совместного постановле­ния ЦК КПБ и правительства республики об увековечении памяти Пе­тра Мироновича. Оно появилось лишь 5 января 1981 года. Данным документом предписывалось:

— переименовать Парковую магистраль города Минска в проспект Машерова;

— присвоить его имя Россонской средней школе и совхозу «Мошканы» Витебской области;

— Институту истории партии при ЦК КПБ и Государственному ко­митету БССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли издать сборник статей и выступлений П. М. Машерова;

— установить мемориальные доски на доме в г. Минске, где жил Петр Миронович, и на здании Витебского педагогического института;

— соорудить на могиле надгробный памятник.

По инициативе общественности именем П. М. Машерова назвали проспект в Бресте, улицы в Глубоком, Давид-Городке, Житковичах, Лиде, Дятлове, Краснополье, Жемчужном и других населенных пунктах Бела­руси.

В память о Петре Мироновиче в Березовском районе создали имен­ное поле, на котором приземлялся вертолет Машерова. Чести работать на этом поле удостаиваются передовые трактористы и комбайнеры. Здесь проходят традиционные для сельских тружеников праздники пер­вой борозды и зажинки.

Комсомольцы факультета механической технологии древесины Бе­лорусского технологического института 1 апреля 1981 года провели собрание и зачислили почетным бойцом студстройотряда «Прометей» П. М. Машерова. Его заработанную плату перечисляли в Фонд мира. Выписка из протокола № 2 того собрания хранится в Национальном архиве Республики Беларусь.

Неоценимый вклад в увековечение памяти славного земляка внесла киностудия «Беларусьфильм». Она выпустила трилогию о Машерове, сценарий третьего, заключительного фильма для которой вместе с про­фессором БГУ Ниной Фрольцовой готовил и автор этих строк.

Фильм «Его судьбой была Беларусь» воспроизводит волнующие фрагменты задушевных бесед Петра Мироновича с рабочими и кол­хозниками, учеными и деятелями культуры, молодежью. А когда на полесские районы обрушился разбушевавшийся паводок, Машеров по­стоянно прилетал на незатопленные островки, чтобы помочь людям. Такое, согласитесь, не забывается.

Говорят, молния ударяет в самые высокие деревья. Безмятежно на­чавшийся тот субботний день стал последним в жизни Машерова. На экране мы видим, как несется его «Чайка» навстречу трагедии, горем опалившей людские сердца.

Созданная на киностудии «Беларусьфильм» художественно-публи­цистическая трилогия о Петре Мироновиче — большое культурное до­стояние нашего народа.

Глава одиннадцатая

Душою светлая родня

Нездоровое любопытство прессы к видным политикам, знаменитым артистам, маститым ученым порой просто утомляет. Как они живут? Где отдыхают? С кем дружат, общаются?

Семья Машеровых не была закрытой для общества. Как уже от­мечалось, супруга Петра Мироновича, Полина Андреевна, работала в поликлинике и если выделялась среди коллег, то исключительно сво­им высоким профессионализмом. Обладала тонким умом, добрейшим сердцем. Все дивились богатству ее «золотой» души, не знавшей границ, и материнскому началу. Она была хранительницей любви и семейного очага.

Дочери Машеровых хорошо учились в школе. Старшая, Наташа, с раннего возраста прикипела к литературе. Поэтому вопрос о вы­боре профессии не стоял. Поступила на филологический факультет БГУ, окончила аспирантуру, преподавала в университете. Избиралась депутатом Палаты представителей Национального собрания Республики Беларусь. Руководила общественной организацией «Белорусский союз имени П. М. Машерова». Редактируемая ею газета «Зніч» пользовалась популярностью.

С годами семейный круг становился шире, пополнялся юными ча­дами. У Наташи родились двойняшки — Катя и Лена. Петр Миронович в них души не чаял. Ведь каждый ребенок — это новый мир. А ее сына Володю уже не знал: он появился позже.

Во время нашей беседы зашел высокий молодой человек. Сажень в плечах, блеск в ясных глазах.

Наталья Петровна и ее муж, профессор Владимир Васильевич, представили:

— Нашенский. Владимир Петров.

Спрашиваю у тезки:

— Где учился? Не собираешься ли, как дедушка, заняться полити­кой?

— Живу в Минске. После окончания факультета международных отношений БГУ прельстило предпринимательство. О политике даже не мечтаю. Подрастают два симпатичных малыша. Если Артем внешне точ­ная копия Машеровых, то его брат Илья — копия Петровых.

— Я не думала,— вступает в разговор Наталья Петровна,— что ста­ну богатой бабушкой. У меня — семь внуков. В канун дня рождения каждого ломаю голову над тем, что бы такое новое, оригинальное им подарить. Вроде бы мне это удавалось.

— Как сложилась судьба ваших Кати и Лены?

— Они воспитывались в строгости, выросли успешными и уверен­ными в себе. Окончили вузы, обзавелись семьями. Работают в США, в городе Чикаго.

Младшую дочь Петра Мироновича и Полины Андреевны, Лену, в юности привлекали точные науки. Она прилежно училась в МРТИ (ныне университет информатики и радиоэлектроники). Потом в БГУ защитила диссертацию, стала кандидатом технических наук. Живет в Москве, работает в крупной российской телекоммуникационной компа­нии. У нее взрослый сын Петя, который носит фамилию знаменитого деда. Это дань памяти Петру Мироновичу. Окончил МГИМО. После за­вершения дипломатической миссии на Мальте трудится в крупнейшей российской внешнеэкономической ассоциации.

— Лена и я семейные ценности унаследовали от мамы,— говорит Наталья Петровна,— а характер — от отца. Объективность, уважитель­ность, беспристрастность для нас святые слова.

Жизнь бывает жестока. После трагедии в 1980 году всю родню охватили шок и смятение. Боль, сжимавшую сердца, заливали слезами. Полина Андреевна часто приезжала на Восточное кладбище. Видела, сколько людей приходило к могиле Петра Мироновича, чтобы покло­ниться, разделить большое горе и невосполнимую утрату.

Государство назначило вдове Машерова пенсию в 250 рублей, предо­ставило положенные льготы. Ее звали в школы на встречи с учениками. Несмотря на тяжелое самочувствие, она шла, трогательно рассказывала юношам и девушкам о талантливом лидере нации, на редкость добро­желательном, отзывчивом и в высшей степени порядочном человеке.

На одной из таких встреч в столичной СШ № 137 я познакомился с Полиной Андреевной. Навсегда запомнил ее красивое лицо, спокойный голос. Полина Андреевна пережила Петра Мироновича более чем на двадцать лет. Ушла тихо, как мне рассказывал врач Машерова, доктор медицинских наук, член-корреспондент НАНБ Николай Манак, при яс­ной памяти и здравом рассудке. Диагноз был неутешительным: почеч­ная недостаточность.

В знаменитом роду Машеровых — генералы и инженеры, предсе­датели колхозов и хлеборобы, ученые и дипломаты, педагоги и музы­канты, режиссеры и артисты, но больше всего, пожалуй, врачей. О нем достоверно, тепло и увлекательно рассказала сестра Петра Мироновича Ольга Мироновна Пронько в книге «Семья Машеровых», вышедшей в Гродно в 2000 году при содействии тогдашнего председателя облис­полкома Александра Дубко. Один ее экземпляр она прислала мне с дар­ственной надписью: «С уважением и пожеланием творческих успехов Владимиру Павловичу Величко. О. М. Пронько (Машерова)». В биогра­фической повести каждое слово пропущено через ее сердце. В основу легли достоверные события, факты. Уже поэтому издание, которое ста­ло бесценным первоисточником, дает правдивое представление о семье Машеровых.

Ольга Мироновна родилась 9 мая 1924 года. На своем веку многое повидала, пережила. Познала босоногое детство, сиротство, степную эвакуацию и долгожданное возвращение в послевоенную Беларусь.

В 1947 году, успешно сдав вступительные экзамены, стала студент­кой Минского медицинского института. Была на седьмом небе от счастья.

На третьем курсе вышла замуж за выпускника Республиканской партийной школы Сергея Пронько, направленного на работу председа­телем Поставского райисполкома. А дальше как в той поговорке «Куда иголка — туда и нитка». Из Постав переехали в Молодечно, затем в Гродно, где Сергей Александрович дорос до первого заместителя пред­седателя облисполкома.

Ольга Мироновна перевелась в Гродненский мединститут. Получив диплом, трудилась в учреждениях здравоохранения, была главным эндокринологом области, более 20 лет читала по профильному предмету курс лекций в родном вузе. Награждена орденом «Знак Почета». При­езжая в Гродно, Петр Миронович всегда навещал ее.

Дети преуспевали в школе, помогали родителям по дому. У доче­ри Наташи пробудилась «святая к музыке любовь», и она поступила в Белорусскую государственную консерваторию по классу фортепиано. Преподавала в музыкальной школе. Теперь на пенсии. Ее муж Василий Струк — доктор технических наук, профессор. Сын Павел тоже доктор наук, только биологических, заместитель директора Института биохимии биологически активных соединений НАНБ. Как член Международного общества биологов, объездил много стран с научными докладами. Его жена Надежда — кандидат медицинских наук, доцент.

Их дети в третьем поколении продолжают семейную династию врачей. Сережа работает в США научным сотрудником университета Колорадо. Татьяна — кандидат медицинских наук, доцент, заведующая кафедрой Гродненского медуниверситета. Она же — лауреат премии специального фонда Президента Республики Беларусь для молодых одаренных ученых. Ее муж — доктор педагогических наук, профессор Андрей Король — назначен ректором БГУ.

Вторая сестра Машерова проживала в Минске в небольшой кварти­ре на улице Янки Купалы. Я навещал Надежду Мироновну, и мы долго беседовали с ней. Зимой она занималась домашними делами, а по вес­не уезжала на дачу, чтобы отдохнуть от городской суеты.

— После окончания зубоврачебной школы,— рассказывает собесед­ница,— направили в воинскую часть, дислоцировавшуюся в Кобрине. Старалась, по работе замечаний не имела. А тут авиатехник Иван на­чал ухаживать, предложил руку и сердце. Только расписались, мужа откомандировали на Крайний Север. Пришлось паковать чемодан и со­бираться в дорогу. За Полярным кругом прожили 6 лет. Супруг целыми днями на службе, а мне, по сути, одной своим теплом и колыбельными песнями пришлось согревать мальчиков-двойняшек — Олега и Игоря. Трудностей хватило с лихвой. Наша семейная жизнь в дальнейшем разладилась. Будучи в разводе, поступила в Минский государственный медицинский институт на стоматологический факультет. Профессию любила. Пациенты и коллеги меня уважали. Это воодушевляло.

Надежда Мироновна показала фотографии сыновей и пояснила:

- Олег по специальности инженер. Игорь служил в органах МВД. Оба они участвовали в ликвидации последствий аварии на Черно­быльской АЭС. Игорь 70 дней охранял опасную зону. Жили в палатках. Сильно облучился. Получил вторую группу инвалидности без права работать. К сожалению, его уже нет в живых. Олег имеет третью группу инвалидности.

Брата Машерова, Павла Мироновича, уже нет среди нас. В Цен­тральном архиве Министерства обороны Республики Беларусь хранятся документы, характеризующие Павла Машерова как хорошо подготов­ленного в военном отношении, принципиального, вдумчивого, требо­вательного к себе и подчиненным, пользовавшегося заслуженным авто­ритетом, уважением генералов и офицеров.

Он, учитель, на войну отправился добровольцем. Окончил военное училище. Прошел через сущий ад Сталинграда. Пади город-ключ — и страна оказалась бы разделенной. Гитлер замышлял удар по Москве. От исхода битвы на Волге зависела судьба Родины. Сталин подписал при­каз № 227, железным законом-требованием которого было «Ни шагу назад!».

Сражаясь в составе 23-й воздушной десантной бригады, Павел Ма­шеров в сентябре 1942 года вступил в члены ВКП(б). Личным муже­ством и пламенным словом вселял в сердца защитников Отечества веру в правое дело.