Пир Бабетты

2 Поклонник Мартины

В юности Мартина и Филиппа были необычайно хороши собой, и красота их, подобно красоте фруктовых деревьев в цвету или вечных снегов, казалась почти неземноЙ. Никогда не появлялись сестры на балах или званых вечерах, но на улице прохожие оборачивались им вслед, а местные молодые люди приходили в церковь, чтобы их там увидеть. К тому же у младшей из сестер был дивный голос, и ее пение по воскресеньям оглашало церковь чарующими звуками.

В глазах пробстовых прихожан земная любовь и даже узы брака не имели большой цены, то были пустые иллюзии, и все же, надо полагать, многие из Братьев постарше находили этих девушек драгоценнее самых дорогих жемчужин и давали это понять их отцу. Но пробст давно объявил, что для него в его служении дочери словно правая и левая рука, кто же мог решиться отнять их у него? Да и сами красавицы выросли, веруя в идеал Божественной любви, они были полны ею и сами не дозволяли себе прикасаться к пламени страстей земной юдоли.

И все же они породили смятение в сердцах двух мужчин, пришельцев из большого мира за пределами Берлевога.

Одним из этих мужчин был Лоренс Лёвенхъельм, молодой офицер, который вел разгульную жизнь в своем гарнизонном городке и оказался в долгах. В 1854 году, когда Мартине исполнилось восемнадцать лет, а Филиппе семнадцать, разгневанный отец, которому сын повинился в своих прегрешениях, послал юношу пожить месяц у тетки в Фоссуме, старинной усадьбе неподалеку от Берлевога, — пусть поразмыслит там на досуге над своей жизнью и возьмется за ум.

Однажды молодой офицер отправился верхом в город и на рыночной площади повстречал Мартину. Он посмотрел сверху вниз на прекрасную девушку, а она снизу вверх на бойкого всадника. Мартина уже прошла мимо и исчезла, а молодой человек все никак не мог решить, не привиделась ли она ему.

Дело в том, что в семействе Лёвенхъельмов существовало предание, будто один из членов этой семьи в далекие времена женился на горной фее — эта обитательница норвежских гор так прекрасна, что воздух вокруг нее светится и трепещет. С тех пор время от времени некоторым членам семьи Лёвенхъельмов являлись видения. Молодой Лоренс никогда не замечал в себе особых духовных дарований. Но в этот единственный миг перед его взором пред стал вдруг властный образ иной жизни, более возвышенной и чистой, — жизни без кредиторов, без напоминаний о просроченных долгах и отцовских увещаний, жизни без утаек и укоров совести рядом с кротким золотоволосым ангелом, который будет указывать ему праведный путь и станет его наградой.

Через свою богобоязненную тетку Лоренс получил разрешение посещать дом пробста и убедился, что Мартина еще прекрасней, когда на ней нет шляпы с лентами, завязанными под подбородком. Он провожал ее стройную фигуру восторженным взглядом, а сам себе казался в ее присутствии презренным и отвратительным. Его смущало и пугало, что при ней он лишается дара речи, — в стакане воды, который стоял у его прибора на столе в доме пробста, почерпнуть вдохновение ему не удавалось.

«Милость и истина сретятся, дорогие Братья, — говорил пробст. — Правда и мир облобызаются». А молодой человек в этот миг думал о лобзаниях, какими обменяются друг с другом Лоренс и Мартина.

Лоренс все чаще навещал дом пробста и с каждым разом казался себе все более жалким, ничтожным и достойным презрения. По вечерам, возвращаясь в дом своей тетушки, он швырял в угол начищенные кавалерийские сапоги и, бывало, даже плакал, уронив голову на стол. В последний день своего пребывания в здешних краях он сделал последнюю попытку открыться Мартине в своих чувствах. До сих пор ему ничего не стоило сказать хорошенькой девушке, что он в нее влюблен. Но теперь, когда он смотрел в девичье лицо, любовные слова застревали у него в горле.

Он попрощался с хозяевами в гостиной, и Мартина со свечой в руке вышла проводить его к двери. Отсвет пламени падал сверху вниз на ее губы, длинные ресницы отбрасывали тени вверх. Офицер уже готов был откланяться в безмолвном отчаянии, как вдруг схватил руку девушки и прижал к своим губам.

— Я уезжаю навсегда, — прошептал он, — и никогда, никогда больше вас не увижу. Потому что здесь я понял: судьба жестока и безжалостна и есть в этом мире вещи невозможные.

Вернувшись в свой гарнизонный городок, он решил, что эта история закончена и больше о ней не следует даже вспоминать. Когда другие молодые офицеры рассказывали о своих любовных приключениях, Лоренс отмалчивался. Ведь глядя, так сказать, из казармы, с точки зрения офицерской компании, хвастать ему было нечем. Как могло случиться, что гусарский лейтенант позволил, чтобы кучка благочестивых ханжей в скудно обставленном домике старого пробста разрушила его планы и одержала над ним победу?

Мысль эта не давала лейтенанту покоя, его даже охватывал страх. Может, это наследственное безумие непрестанно воскрешает перед ним образ девушки такой прекрасной, что воздух вокруг нее лучится чистотой и благочестием? Но Лоренс вовсе не хотел становиться мечтателем, он хотел быть таким, как его приятели-офицеры.

Поэтому он взял себя в руки и, впервые за свои юные годы проявив настоящую волю, решил забыть все, что с ним случилось в Берлевоге. Отныне, сказал он себе, я буду смотреть вперед, а не назад. Я буду делать карьеру и в один прекрасный день стану блестящей фигурой в блестящем кругу.

Мать Лёвенхъельма была довольна результатом его пребывания в Фоссуме и письмом поблагодарила за это тетку.

Она не подозревала, какими причудливыми, извилистыми путями достиг ее сын нравственных высот.

Молодой честолюбивый офицер, которого по ночам иногда все еще преследовали пугавшие его мечты, скоро привлек к себе внимание начальства и очень быстро стал продвигаться по службе. Его послали во Францию и в Россию, а по возвращении оттуда он женился на одной из придворных дам королевы Софии.[3] В этих знатных кругах он вращался непринужденно и охотно, довольный и своим окружением, и самим собой. С течением времени ему, однако, пригодились некоторые слова и обороты, которые запали ему в память в доме пробста, потому что в эту пору при дворе вошло в моду благочестие.

А в желтом домике в Берлевоге Филиппа иной раз заводила разговор о красивом молчаливом юноше, который исчез так же внезапно, как появился. Старшая сестра отвечала на это дружелюбно, со спокойным и ясным выражением лица и переводила разговор на другую тему.