Пират Его Величества

Глава 10

Едва была замечена разношерстная вражеская флотилия, командующий эскадрой решил перехватить и уничтожить ее, и капитан Франсиско де Перальта с готовностью поднял паруса и последовал за ним. Он смотрел, как барка лонга Диего де Карабаксала двинулась в брешь между двумя каноэ на левом фланге неровного строя пиратов, и всецело одобрял этот храбрый ответ на пиратскую угрозу. Пушки Карабаксала в два счета разделаются с легкими каноэ и пирогами. Но когда капитан Бараона избрал в точности тот же курс, дона Франсиско охватили сомнения. Это ошибка, подумал он, потому что два боевых корабля занялись парой каноэ, не обращая внимания на остальную пиратскую флотилию. Поэтому Перальта решил найти себе собственную цель: он вступит в бой с самым крупным из вражеских суденышек — эта пирога отстала от прочих и, идя на веслах, старалась их нагнать.

Испанский капитан поднял взгляд на безоблачное небо. Он бы с радостью приветствовал перемену погоды, но никаких признаков этого не наблюдалось. Слабый бриз едва гнал рябь по сине-фиолетовому морю. Безветрие на руку пиратским стрелкам: при стрельбе из мушкетов под ними будет намного более устойчивая палуба, чем в случае если бы им пришлось бороться и с волнением, и с порывистым ветром. К вражеским стрелкам Перальта испытывал глубокое уважение. Он помнил, как были потрясены жертвы набега Моргана, когда выяснилось, что нападавшие вооружены самыми последними моделями стрелкового оружия. Новейшие мушкеты пиратов превосходили оружие защитников Панамы по дальности стрельбы и по скорострельности: на каждый выстрел, который мог сделать противник из своих устаревших кремневых ружей и аркебуз, пираты успевали отвечать двумя-тремя. Численное превосходство защитников большого значения не имело.

Потому-то дон Перальта намеревался подойти к пироге как можно ближе и обстрелять ее картечью из легких вертлюжных пушек. Выкосив мушкетеров, он высадит абордажную партию, чтобы перебить уцелевших.

— Подготовь наши патарерос, — велел капитан Эстебану Мадриге, своему чернокожему боцману. — И чтобы у орудийной прислуги было все необходимое. Боеприпасы и вдосталь пороховых зарядов под рукой… и кадку с водой, чтобы утолить жажду. Работка, видно, будет жаркой.

Перальта всецело доверял своему боцману. Мадрига служил с ним больше пятнадцати лет, и между ними давно возникло взаимное доверие. Испанский капитан только жалел, что у его команды мало практики в обращении с вертлюжными орудиями. Тяга колониальной администрации к грошовой экономии означала, что любые учебные стрельбы были редкостью. Контадорес, эти счетоводы, осуждали напрасные траты дорогостоящего пороха.

Перальта в досаде покусал губу. Его «Санта-Каталина» плелась позади кораблей сопровождения, уменьшив ход почти до скорости пешехода. Отчасти в этом тоже была вина бюрократии. Подводная часть барка лонга обросла ракушками и водорослями, потому что корабль больше месяца простоял на якоре возле Панамы, пока капитан дожидался разрешения произвести кренгование.

Вернувшийся Эстебан доложил, что четыре корабельных патарерос вынесены из трюма. Пушки проверили, зарядили и установили на бронзовые вращающиеся опоры-вертлюги — на шканцах, по одному с каждого борта и два на носу. Таким образом, эти патарерос могли обстреливать пространство вокруг всего корабля. К несчастью, нехватка мушкетов означала, что снабдить стрелковым оружием удастся меньше половины экипажа. Остальным придется довольствоваться пиками и саблями. Все это следствия той же самой трясины, кисло подумал дон Франсиско. Он обращался в королевский арсенал с просьбой выдать еще четыре патарерос, и, хотя пушки ему пообещали, на корабль их так и не доставили. Недостаточный запас пороха, слишком мало оружия, скудное и несвоевременно выплачиваемое команде жалованье — барка лонга Перальты в миниатюре представляла собой все вице-королевство Перу. Смельчаки пытались управлять страной, которая разваливалась на куски из-за нерадивости и скаредности.

Он повернулся, проверяя, что происходит с другими кораблями эскадры. Карабаксал уже миновал пиратский строй, и его корабль маневрировал, разворачиваясь к ветру. Похоже, врагу он причинил не много ущерба, потому что два ближайших к нему каноэ по-прежнему оставались неповрежденными и на плаву. Остается надеяться, что капитан Бараона преуспеет больше.

Крик с носовой палубы заставил капитана вспомнить о плане собственной атаки. Впередсмотрящий сообщил, что три оставшихся пиратских каноэ меняют курс. Они направляются наперехват его барка лонга.

— Наша цель остается прежней, это та большая пирога, — подтвердил Перальта. — Не стрелять, пока мы не подойдем совсем близко.

Вообще-то, патарерос вызывали у него беспокойство. Установленные на планшире корабля, вертлюжные пушки выглядели довольно грозно и при умелом обращении способны нанести огромные потери. Но обычно из патарерос стреляли холостыми зарядами, давая салюты при визитах высоких сановников или в религиозные праздники матери-церкви. Как это типично для контрадорес: они дозволяли тратить порох для всяких церемоний, теша самолюбие вельмож, но только не на учебные стрельбы! Тщеславное хвастовство выходило дешевле и нравилось толпе.

Перальта прикинул, что еще десять минут — и вяло продвигающаяся «Санта-Каталина» окажется в пределах досягаемости врага. Капитан прошелся по кораблю, ненадолго останавливаясь, чтобы словом-другим подбодрить людей. Особое внимание он уделил пушкарям, по двое стоявшим у каждого орудия.

— Я полагаюсь на вас, — тихо промолвил Перальта. — Не верьте старым сказкам, будто пираты — дьяволы из преисподней. Как видите, это люди, причем очень грязные и оборванные.

Когда дон Франсиско вернулся на свое место возле штурвала, он оценил расстояние между барка лонга и пирогой. Слишком далеко, чтобы открывать огонь, имея хоть какую-то уверенность на успех. Вертлюжные пушки выпускают убийственный град картечи, но их дальнобойность ограничена. Ветер, хотя и был очень легким, по-прежнему продолжал ровно дуть с запада.

Дон Франсиско принял решение.

— Боцман! Меняем курс! Пройдем мимо пироги с наветренной стороны. Я хочу, чтобы все четыре патарерос переставили на правый борт.

Эти легкие пушки прислуга могла снимать и переставлять на другие места, а дополнительные вертлюги для монтировки уже имелись на всем корабельном планшире. Переместив вертлюжные орудия таким образом, чтобы все четыре могли вести огонь с правого борта, капитан получал практически готовый бортовой залп.

Не успела еще орудийная прислуга укрепить последнюю из пушек на вилкообразную монтировку, как с пироги раздался первый мушкетный выстрел. Дон Франсиско с опаской полагал, что пираты окажутся хорошими стрелками, но дальность и точность этого первого выстрела все равно его поразили. С дистанции в триста шагов мушкетная пуля ударила в планшир рядом с одной патареро, от расколотого дерева брызнули щепки. Один обломок глубоко вонзился в грудь канонира. Тот удивленно вздрогнул, внезапно закашлялся и упал спиной на палубу. Его напарник немедленно занял место товарища, но Перальта отметил испуг, промелькнувший на лицах стоявших поблизости матросов.

— Теперь открывайте огонь! Вон ваша цель, — отдал приказ дон Франсиско, словно бы ничего не произошло.

Лучше, чтобы пушкари занялись делом, пусть даже дальность для точной стрельбы велика. Работа с пушками отвлечет их, а особенных навыков обращения с патарерос не требовалось. Канониру нужно лишь навестись на свою цель «por el raso de los metals», «по линии металлов», воспользовавшись для этого грубыми прицельными приспособлениями на стволе, и дать в нужный момент команду напарнику поднести зажженный запальный фитиль к затравочному отверстию.

Раздался громкий глухой хлопок, словно бы сильно ударили по плохо натянутой коже барабана. Это был характерный звук выстрела из патареро. Дон Франсиско следил, как, не долетев до пироги, в море расцветает узор из маленьких белых всплесков. Барка лонга все еще находилась за пределами дальности пушек.

Капитан сделал несколько неспешных шагов по палубе, развернулся и зашагал обратно, стараясь разом видеть и пиратов, и своих людей. Перальта стремился к тому, чтобы его команда поняла, что именно сейчас важно оставаться спокойными.

Стелки в пироге открыли беглый огонь. Действовали они с завидным хладнокровием. Выстрелы звучали через неравные интервалы, и было очевидно, что у них есть время тщательно прицеливаться. Дон Франсиско услышал, как над головой прожужжало несколько мушкетных пуль. В прямоугольниках нижних парусов появилась пара дырок. Еще четверых матросов ранило острыми отлетевшими щепками.

Наконец «Санта-Каталина» подошла на дистанцию выстрела. Бабахнула носовая патареро, и на этот раз фонтанчики от картечин взлетели вокруг пироги. До слуха дона Франсиско донеслись отдаленные крики боли. Изрыгнули свои заряды три остальные вертлюжные пушки. Две нацелены были плохо и причинили врагу мало ущерба. Однако выстрел четвертого орудия был удачен — испанец увидел, как после прямого попадания несколько пиратов рухнули ничком.

— Молодцы! Так держать! — крикнул он, когда канониры стали перезаряжать пушки. Патарерос были обычной конструкции и заряжались с дула, а не с казенной части. Чтобы перезарядить орудия было безопаснее и легче, их снимали с монтировки и к следующему выстрелу готовили на палубе. Требовалось прочистить горячие стволы, забить в дуло заряд пороха и пыж и под конец засунуть внутрь парусиновый мешочек с картечью и со всякими металлическими обрезками и обломками. На это уходило обычно несколько минут, а потом патареро вновь возвращалась на свое место на планшире, и канонир опять мог стрелять.

Перальта не мог не восхититься отвагой пиратов. Они не кланялись перед разрывами картечи, но поменяли тактику. Теперь лишь горстка вела огонь с носа пироги, а остальные упорно работали веслами, гоня лодку вперед и подбадривая себя ревом и устрашающими криками. Они отчаянно старались сблизиться, очевидно, собираясь взять корабль на абордаж.

Пусть идут, подумал Перальта. У него достаточно людей, чтобы отразить нападение.

Раздавшийся позади крик заставил его резко обернуться. Второй помощник кинулся к другому борту, где на уровне палубы, в шпигате, появилась чья-то рука. Кто-то карабкался на корабль с того борта, откуда не велась стрельба. Подбежавший помощник с силой наступил на руку, и та исчезла.

Перальта вытащил из-за пояса пистолет и поспешил к своему офицеру. Выглянув за фальшборт, он обнаружил у самого борта одно из пиратских каноэ. Лодке удалось незамеченной подкрасться к барка лонга со стороны кормы. В каноэ находилось шесть человек, и, по крайней мере, один был ранен, так как истекал кровью. Дон Франсиско высунул пистолет за борт и выстрелил вниз. Промахнуться было невозможно. Пират в середине каноэ упал на спину, наполовину вывалившись из лодки.

Второй помощник размахивал саблей и сыпал проклятиями. Перальта сообразил, что у того нет мушкета.

— Вот, возьми это! — крикнул он, вытаскивая из-за пояса второй пистолет и протягивая ему оружие. — Задержи их.

Капитан повернулся и побежал по палубе. Он нужен у пушек, чтобы направлять стрельбу патарерос. К своему смятению, дон Франсиско обнаружил пирогу намного ближе, чем рассчитывал. От «Санта-Каталины» ее отделяло всего-навсего несколько ярдов чистой воды. Еще через несколько мгновений пирога и корабль столкнулись бортами, и десятка два врагов полезли на палубу, вопя и завывая, точно дьяволы.

Перальта обнажил рапиру, полученную им вместе с первым офицерским чином, а в следующий миг уже скрестил ее с абордажным топором, которым взмахнул накинувшийся на испанца рыжеволосый пират с осунувшимся лицом. Дон Франсиско ощутил тяжелый удар, когда на клинок рапиры обрушился топор. К счастью, удар пришелся по касательной, в противном случае сталь разлетелась бы на куски. Обух топора скользнул до самого эфеса рапиры, не причинив вреда. Перальта воспользовался выпавшим шансом и острием клинка нанес противнику укол в плечо. На борт карабкалось еще больше пиратов, и на всей ширине палубы царил хаос. Буканьеры и чернокожая команда «Санта-Каталины» схлестнулись в рукопашном бою. Иногда раздавался пистолетный выстрел, но в большинстве схваток противники бились саблями, кинжалами, дубинками, прикладами мушкетов, короткими пиками и кулаками. Один из матросов Перальты размахивал вымбовкой, круша врагов ее ударами. Капитан «Санта-Каталины» заметил громадного буканьера, сеявшего вокруг себя опустошение оружием, с которым испанский капитан прежде никогда не сталкивался. Это был короткий меч, едва ли длиннее абордажной сабли и с клинком заметно меньшей ширины. Гигант действовал им с необыкновенным проворством, нанося режущие и рубящие удары столь стремительно, что за ними едва можно было уследить. Своим напором он заставлял отступать любого, кто осмеливался бросить ему вызов. На глазах капитана гигант сразил двоих из команды «Санта-Каталины».

— Давай! Вперед! Нас больше, чем их! — заорал дон Перальта и бросился в самую гущу схватки. Слева от него яростно бился еще кто-то. Капитан скосил глаза через левое плечо — это был Эстебан, сражавшийся с мрачной решимостью, он защищал капитана с уязвимого фланга. Перальта снова закричал, подбадривая своих, и ощутил прилив гордости, когда экипаж ответил ему общей атакой. Два десятка испанцев стали теснить абордажников обратно.

— Хорошо! Так держать! — вскричал капитан, двинув эфесом в потную пиратскую харю. Его команда напирала. Теперь инициативой владели они, и пираты отступали. Дон Франсиско тяжело дышал от напряжения. Он оступился и чуть не упал — палуба была скользкой от крови. Но это не имело значения. Кое-кто из пиратов уже спрыгивал обратно в пирогу; их товарищи вели арьергардный бой. Еще немного — и палуба барка лонга будет очищена от пиратов. Самое время полностью уничтожить врага.

Дон Франсиско схватил боцмана за плечо.

— Эстебан, нужно добраться до носовой патареро! — проорал он в ухо боцману. — Заряди ее самой крупной картечью, что найдешь. Стреляй вниз, в эту проклятую пирогу, и отправь ее на дно.

За все годы, что Эстебан служил вместе с доном Франсиско на королевских кораблях, он ни разу не подводил его и всегда знал в точности, что делает. Теперь они с доном Франсиско бросились на нос, перескочив через двух тяжелораненых, распростершихся на палубе. На бегу Эстебан окликнул двух матросов, приказав им помочь с патареро.

Вчетвером они добрались до вертлюжной пушки, установленной на планшире. Дуло ее глядело под углом в небо. Перальта смотрел, как Эстебан схватился за казенник и опустил ствол, выравнивая пушку, а оба помощника заняли положенные орудийной прислуге места, встав по бокам пушки. Они обхватили руками ствол и по команде боцмана втроем вместе приподняли патареро, сняли с вертлюга, а затем мягко опустили орудие на палубу для перезарядки.

Перальта позволил себе с облегчением улыбнуться. Теперь канониров прикрывал фальшборт, и пираты в пироге их не видели. Злые насмешки, беспорядочные вскрики и иногда хлопок мушкета говорили капитану, что его команда сдерживает пиратов, не давая им передышки и не позволяя вновь забраться на барка лонга. Еще минута-другая, и патареро будет заряжена и вновь установлена на вертлюг, а потом они с Эстебаном развернут и наклонят ствол, нацелив его вниз, точно на пирогу. Даже один-единственный выстрел с такого расстояния, практически в упор, будет опустошительным. Он наверняка изрешетит днище пиратской лоханки, и на этом бой закончится.

Вероятно, причиной несчастья стал крохотный непогасший уголек, еще тлевший в глубине бронзового ствола патареро. Или, может статься, удар металла о металл породил злосчастную искорку, или неопытная орудийная прислуга не справилась с работой. Но, какова бы ни была причина, так или иначе, на фордеке прогремел чудовищный взрыв. Одновременно воспламенилась дюжина пороховых зарядов. В воздух взлетели куски палубного настила. Двоих пушкарей взрыв разметал в клочья, жаркая волна ударила Перальту в лицо. Он вскинул руки, ладонями защищаясь от стены несущегося на него пламени, и ощутил жгучую боль. Оглушенного громовым раскатом, его перебросило через фальшборт и вышвырнуло в море.

Каноэ с Гектором и его товарищами было всего в пятидесяти шагах от корабля, когда раздался ужасающий грохот. На палубе барка лонга случилось что-то жуткое.

— Человек за бортом! — воскликнул Гектор, увидев в волнах чью-то голову.

— Пусть тонет. Это ж испанец, — ответили ему.

— Нет! А вдруг он из абордажной партии, — возразил Гектор, подумав, что это могут оказаться Жак или Изреель, которые были в той пироге. Он принялся грести. Джон Уотлинг, сидевший перед ним, последовал примеру Гектора. С испанского корабля не было слышно ни звука. Юноша предположил, что на борту все чересчур потрясены и оглушены взрывом, чтобы продолжать бой.

Когда каноэ добралось до пловца, выяснилось, что это мужчина в летах, с короткими, почти совсем седыми волосами. По смуглой коже было очевидно, что это испанец. Он рукой обхватил потерявшего сознание негра, поддерживая его голову над водой. Чернокожий был жутко изранен: кожа обожжена и разодрана, лицо превратилось в кровавую маску.

— Вот, хватайся! Мы тебе поможем, — окликнул Гектор пловца по-испански и вытянул руку, чтобы подхватить бессознательное тело. Тот благодарно кивнул, и чернокожего осторожно перетащили в каноэ. — Вы тоже залезайте на борт, — добавил Гектор, протягивая руку. — Теперь вы — наш пленник.

Незнакомец влез в каноэ, и что-то в его манере держаться подсказало, что это офицер.

— Меня зовут Гектор Линч. Я не корабельный врач, но у меня есть при себе кое-какие лекарства. Может, удастся что-то сделать для вашего приятеля.

— Буду весьма признателен, — ответил незнакомец. — Позвольте представиться — Франсиско де Перальта, капитан «Санта-Каталины», на которую напали ваши товарищи. Раненый — мой боцман, Эстебан.

— Что будем делать? Негр тяжело ранен, нужно, чтобы о нем врач позаботился, — сказал Гектор, обращаясь к своим товарищам.

— Можно подвезти Перальту к его кораблю. Пусть прикажет команде сдаться, — предложил Уотлинг. Он достаточно знал испанский, чтобы понять, о чем разговаривал с пленником Гектор.

Буканьеры принялись осторожно подгребать на каноэ к барка лонга. На палубе поврежденного испанского корабля можно было разглядеть двух или трех человек. Нижнюю кромку грота лизало пламя — парус, должно быть, загорелся после взрыва. Кто-то из выживших попытался погасить огонь, выплескивая на парус воду из ведра. Не было видно никого из абордажной партии с пироги, а саму лодку по-прежнему скрывал за собой корпус испанского корабля.

Каноэ преодолело менее половины расстояния, отделявшего его от «Санта-Каталины», когда раздался второй взрыв, оглушительнее первого. На этот раз он произошел на корме испанского корабля и был настолько мощным, что переломил грот-мачту, которая завалилась за борт, увлекая за собой лохмотья парусов и изорванный такелаж. В воздух взметнулось облако черного дыма. Вскоре после этого послышались вопли и крики боли.

Перальта побледнел.

— Да поможет Господь моей команде. Они этого не заслуживали, — пробормотал он.

Когда Гектор и остальные добрались до барка лонга, их глазам повсюду предстали картины кровавого побоища — широкие полосы крови на палубе, разломанные и разбитые инструменты, обгорелые доски палубного настила, запах гари. В живых осталось, наверное, около четверти команды, и уцелевшие были или тяжело ранены, или находились в состоянии шока. Лицо Перальты сделалось мрачнее тучи, он был в ужасе от страшного зрелища разрушений и кровопролития.

Гектор с Уотлингом помогли капитану затащить на борт так и не пришедшего в сознание чернокожего боцмана, положили его на палубу, и Гектор опустился на колени возле раненого, стараясь припомнить, как доктор Смитон обрабатывал ожоги от взорвавшегося пороха.

— Знать бы еще, кто из выживших испанцев старший? — спросил кто-то. Гектор поднял голову. Это был Соукинс. Чудесным образом горячий буканьерский капитан не погиб, хотя на голове у него красовалась окровавленная повязка, а куртка из буйволовой кожи вся была в черных пороховых пятнах. Должно быть, он оказался на корабле вместе с абордажной партией из пироги.

— Вот капитан Франсиско Перальта. Он ими командовал, — ответил Гектор.

— Спроси его о других кораблях. Нам нужно знать, как они вооружены и сколько там людей, — отрывисто сказал Соукинс. Он вел себя как обычно, манерой поведения напоминая терьера, всегда готового к действию. Соукинс рассматривал четыре корабля, что виднелись вдалеке на якорной стоянке на рейде возле Панамы. Гектору оставалось только удивляться неиссякаемой энергии капитана-буканьера.

Испанский капитан чуть помешкал, потом ответил:

— На борту этих кораблей вас ждут четыре сотни хорошо вооруженных человек.

Негр на палубе возле Перальты зашевелился и открыл глаза. Они были полны болью. Было понятно, что он смертельно ранен.

— Там никого нет. Все уже ушли сражаться, — прохрипел Эстебан.

Перальта стал было опровергать, но Соукинс оборвал испанца.

— Капитан, я скорее поверю умирающему. Вы храбро сражались, и вам нечего стыдиться. Нам теперь нужно госпитальное судно.

Боцман сказал правду. Когда буканьеры доплыли до стоящих на якоре кораблей, там не оказалось ни единой живой души, хотя кто-то и попытался уничтожить самый крупный из них, галеон «Ле Сантиссима Тринидад», «Пресвятая Троица». На фордеке нарочно был разведен костер из ветоши и деревянной стружки, несколько досок обшивки были пробиты топором. Но еще не успевший разгореться огонь быстро потушили, и плотник сумел остановить течь. Потом раненых, и буканьеров, и их противников, уложили на широкую палубу галеона, и им начали оказывать помощь.

— Сомневаюсь, что наш капитан Харрис выживет. Ему прострелили обе ноги, когда он пытался влезть на корабль Перальты, — сказал Жак, наблюдая за тем, как Гектор зашивает глубокий порез на плече буканьера.

— Это что, нашей «роте» предстоит избрать нового капитана? — спросил юноша. Когда-то он видел, как доктор Смитон пользовался швейными иголкой и ниткой, и теперь пытался повторить его приемы.

— Как только наши раненые более-менее оправятся, тогда соберется совет всей экспедиции, там и решится, что мы будем делать дальше, — ответил француз. — Кто-то уже требует вернуться на Золотой остров. Другие говорят, что у нас мало добычи, и не прочь продолжать рейд.

— Ты как будешь голосовать?

Жак смиренно развел руками.

— Мне все равно. В общем, я бы голосовал за возвращение, но это зависит от того, кого выберут новым командиром.

Гектор занялся следующим пациентом. Им оказался капитан Перальта, чьи обожженные лицо и руки требовали заботы.

— Мне очень жаль, что погибло так много людей из вашего экипажа. Они сражались очень храбро, — сказал юноша испанцу.

Кровопролитный бой пережили менее четверти членов команды «Санта-Каталины».

— Никогда в жизни я не видывал ни столь меткой стрельбы, ни столь отчаянной отваги, — холодно ответил капитан. — Хвала Господу, что жителям Панамы за городскими стенами ничего не грозит.

— Значит, вы не верите, что город падет?

— В минувший год члены городского совета отправили в казначейство счет, во сколько обошлось строительство нового крепостного вала вокруг города. Они просили возместить затраты. В ответ из Испании пришел вопрос: они возвели стену из золота или серебра? — Многоопытный испанский командир безрадостно улыбнулся. — Уверяю вас, стена сложена из огромных каменных блоков, каждый весом в несколько тонн.

Гектор потянулся за склянкой с мазью и начал накладывать ее на ожоги Перальты.

— Как вышло, что ты так хорошо говоришь по-испански? — поинтересовался Перальта.

— У меня мать родом из Галисии.

— И что привело тебя сюда вместе с этой воровской шайкой? Ты как-то не очень-то вписываешься в эту компанию.

— Я старался держаться подальше от одного из этих воров, как вы их назвали, и тем не менее оказался под его командованием, — ответил юноша. Вдаваться в подробности ему не хотелось.

— Тогда я посоветовал бы тебе как можно быстрее расстаться с ними. Когда попадешь в руки здешних властей — а это наверняка случится, — тебя, как и всякого из твоих товарищей, казнят за пиратство. Пощады не будет.

— Я только и думаю, как бы покинуть эту экспедицию. И надеюсь, сумею убедить друзей отправиться вместе со мной, — заверил испанца Гектор.

— Нередко о человеке судят по тому, каковы у него друзья, хотя порой дружба влечет за собой печаль, — заметил испанец, и было ясно, что Перальта думает о своем боцмане. Эстебан скончался от полученных ожогов.

— По-вашему, что случится дальше? — спросил Гектор.

Испанец склонил голову набок, чтобы Гектор смог нанести мазь на лоб, до самой линии волос обожженный пламенем, оставившим белые пятна помертвевшей кожи.

— Полагаю, твои товарищи потребуют за меня выкуп, — сказал Перальта. — Но вот заплатят ли власти, это другой вопрос. В конце концов, у меня под командованием больше нет корабля.

— Есть другие корабли.

Перальта окинул юношу пронзительным взором.

— Если ты стараешься выудить из меня сведения о силе Флота Южного моря, ничего не выйдет.

Гектор вспыхнул.

— Я и не думал что-либо выпытывать! Может, когда-нибудь ваш корабль починят.

Испанский капитан смягчился.

— Очевидно, у тебя нет пиратского опыта и ты не знаешь, как действуют пираты. Твои товарищи не оставят на плаву ни единого корабля, который не понадобится им самим.

Поглядев на озадаченного Гектора, Перальта продолжил:

— Они опасаются возмездия за свои преступления. Как только твоя шайка воров отправится восвояси, власти реквизируют и вооружат все имеющиеся суда и бросят их на преследование этой банды морских разбойников.

Словно бы в подтверждение предсказаний испанца послышались приказы, которые выкрикивал капитан Коксон. Он отряжал группу буканьеров на стоящие на якорях корабли. Они должны были вернуться на борт поврежденной огнем барка лонга Перальты и довершить то, чего не сумели сделать взрывы.

Прошло пять дней, прежде чем раненые оправились настолько, чтобы принять участие в общем совете экспедиции. Он проходил на палубе «Пресвятой Троицы», буканьеры сгрудились на шкафуте галеона, а их главари стояли на шканцах. Там были Коксон, Соукинс, Кук и Шарп. Не было только Харриса, скончавшегося от ран. Гектор, стоя у борта вместе со своими друзьями, разглядел перемены в Коксоне. Теперь, когда его соперничеству с Харрисом пришел конец, буканьерский капитан держался еще заносчивее и самоувереннее, чем у Золотого острова, и его резкий неприятный голос явственно разносился над собравшимися.

— Вот уже три недели мы провели в нашем предприятии, а я всегда советовал проявлять осторожность… — начал он.

— Осторожность! Скажи лучше трусость! — выкрикнул кто-то.

Коксон покраснел от гнева. На лице у него проступили неровные красные и белые пятна, и Гектор с удовлетворением увидел, что следы воздействия мази с подсыпкой еще не сошли окончательно.

— Выступая в поход, мы согласились захватить золотые копи в Санта-Марии, — продолжал Коксон.

— И много добычи мы там взяли? — выкрикнул неугомонный критик, но Коксон на сей раз пропустил ядовитое замечание мимо ушей.

— Мы нанесли врагу поражение в открытом бою, но положение у нас уязвимое. У нас мало припасов, и это опасно. Мы на незнакомой территории, и враг, собравшись с силами, может отрезать нам путь к отступлению.

— Мне Коксон не нравится, но он прав, — пробормотал Изреель, стоявший рядом с Гектором. — Мы слишком далеко забрались.

Коксон заговорил вновь:

— Поэтому я считаю, что будет благоразумным вернуться к нашим кораблям, что ждут у Золотого острова. Оказавшись в Карибском море, мы продолжим плавание за добычей.

— Что скажет капитан Соукинс? — раздался чей-то голос. Неистовое бесстрашие Соукинса, проявленное в сражении у Панамы, сделало его в высшей степени популярным.

Соукинс выступил вперед, к низкому ограждению, отделявшему шканцы от шкафута корабля, и прочистил горло. По своему обыкновению, говорил он напрямик.

— Предлагаю продолжить наше предприятие, — твердо заявил он. — Стены Панамы слишком крепки и нам не по зубам, но вдоль побережья хватает городков, где еще не знают о нашем появлении в Южном море. Если действовать смело, мы застанем всех врасплох. Может, мы даже найдем там причалы, где громоздятся серебряные слитки, приготовленные к погрузке на корабли.

Его слова были встречены приглушенным гулом, хотя и воодушевили немногих из собравшихся буканьеров; большинство снова смотрели на Коксона, ожидая его ответа.

— Мудрый знает, когда нужно отступить, забрав добытое, — заявил Коксон.

— Ага, пол шляпы песо! — не упустил возможности поглумиться Соукинс. У него от душевного подъема сверкали глаза. — Мы можем получить раз в двадцать больше, если у нас достанет смелости остаться в Южном море. Предлагаю отплыть на юг и грабить, пока не дойдем до края земли. Там мы обогнем Мыс[8] и поплывем домой с туго набитыми карманами.

Капитан Коксон не скрывал своего презрительного отношения к подобной идее.

— Кто поверит этому, тот, считай, сам сует голову в испанскую петлю.

— Ваши люди всегда так спорят? — тихим голосом по-испански произнес кто-то у локтя Гектора. Это был капитан Перальта, он незаметно затесался в толпу буканьеров и прислушивался к спору.

— Вы понимаете, что они говорят? — прошептал Гектор.

— Очень немногое. Но злость и раздражение в их голосах очевидны любому.

Гектор хотел было спросить у Дана, что тот думает о возвращении на Золотой остров, когда раздался громкий хриплый голос. Это был лысый боцман, служивший под началом капитана Харриса.

— Нет резона ставить на голосование, — выкрикнул он, поднялся по трапу на квартердек и повернулся лицом к толпе. — Кто хочет вернуться на Золотой остров под командованием капитана Коксона, перейдите к правому борту! — во всю глотку проорал он. — Те же, кто решит остаться в Южном море и служить с капитаном Соукинсом, пусть соберутся у левого борта.

Среди буканьеров поднялся шум, они принялись негромко переговариваться и обсуждать предложение, потом вся толпа зашевелилась, когда буканьеры начали расходиться по двум группам. Гектор заметил, что обе по численности были, в общем-то, примерно равны, хотя тех, кто захотел отправиться в обратный путь с Коксоном, оказалось чуточку больше. Юноша вопросительно посмотрел на Дана. Индеец мискито, как всегда, молча наблюдал за происходящим.

— Дан, я собираюсь вернуться в Карибское море. А ты чего хочешь? — промолвил Гектор. Он ни разу не говорил Дану о Сюзанне и теперь беспокоился, потому что не сказал другу об истинной причине своего решения. К его облегчению, Дан просто пожал плечами и произнес:

— Мне бы хотелось подольше задержаться в Южном море, побольше всего увидеть. Из моего народа не многие тут вообще бывали. Но я соглашусь с любым решением, какое примете вы с Жаком и Изреелем.

Раздался новый выкрик боцмана:

— Кончайте болтовню! Решайте уже!

Оглянувшись вокруг, Гектор понял, что он и трое его друзей оказались чуть ли не последними, кто оставался в середине палубы, до сих пор не решившись выбрать какую-то из сторон.

— Давай, Изреель! Идем с нами! — крикнули от правого борта, где толпились те, кто поддержал Коксона. После рукопашного боя на палубе корабля Перальты Изреель благодаря своему высокому росту и боевому мастерству стал известен среди буканьеров и приобрел заметный авторитет.

— Лучше забрать выигрыш, пока ты еще на ногах стоишь, а не лезть в новую схватку со свежим противником. Равные шансы кончить бой либо с разбитой мордой, либо с пустым кошельком. Вот что я хорошо усвоил в призовых боях, — пробурчал Изреель и двинулся к той группе, откуда его окликнули.

— Эй, французик! И ты давай к нам! Кто еще покажет, как жарить обезьян так, чтобы они по вкусу говядиной стали! — крикнул еще кто-то из группы Коксона.

Жак тоже пользовался популярностью среди буканьеров. Жак ухмыльнулся и двинулся следом за Изреелем.

Гектор испытал громадное облегчение. Без особых уговоров его друзья поступили так, как ему хотелось. Он тронул Дана за руку.

— Ладно, Дан. Пойдем к ним.

Не успел Гектор сделать и пары шагов, как прогремел голос Коксона:

— Этого мерзавца в свою «роту» я не возьму!

Гектор поднял взгляд. Возле ограждения квартердека с искаженным яростью лицом стоял Коксон и указывал на Гектора.

— Ему нельзя доверять! — заявил буканьерский капитан. — Он с испанцами дружбу водит.

По толпе буканьеров побежали взволнованные шепотки. Гектор сообразил, что многие из них наверняка видели, как он тихо беседовал с Перальтой. Другим, несомненно, было известно, что именно он убедил вытащить испанца из моря.

— Он предаст нас в любой момент, когда ему вздумается, — продолжал Коксон. Он понизил голос, превратившийся в глухое рычание. Гектор стоял с раскрытым ртом, захваченный врасплох и настолько ошеломленный брошенным обвинением, что растерялся и не знал даже, что ответить. Коксон же продолжал настаивать на своем и, что называется, закусил удила. — В наш отряд затесался кто-то, кто предупредил испанцев о нашем походе к Санта-Марии. Поэтому там нам досталось так мало добычи. — Его слова падали в звенящую напряженную тишину, сменившую общий гомон и ворчание. — Я частенько задумывался, кто это был и как предупредили гарнизон. А ведь чего легче — переслать предупреждение через своего дружка-гарпунера.

Запоздало Гектор припомнил, что в последний день перед нападением на Санта-Марию он почти не видел Дана. Мискито ходил на охоту, добывал свежую рыбу.

Коксон был безжалостно-холоден и уверен в своей правоте.

— Я не приму в свою «роту» предателя. Он останется здесь.

Гектор заметил, как на лице Коксона появилось сразу же исчезнувшее мстительное удовлетворение, когда тот направился к той группе буканьеров, которые решили избрать его своим главарем.

— Если он остается здесь, то и я остаюсь, — промолвил Изреель. Протолкавшись из толпы, он подошел к Гектору. Из-за громадного роста Изрееля его уход был замечен всеми.

Среди тех, кто пожелал идти с Коксоном, опять возникло какое-то движение. На сей раз причиной возникшего оживления стал Жак. Он тоже покидал отряд Коксона.

Гектор так и стоял на месте, ошеломленный тем, как поворачиваются события, пока два друга возвращались к нему.

— Похоже, мы остаемся в Южном море, — заметил Изреель достаточно громко, чтобы услышали все. — Ставка на капитана Соукинса всегда лучше, чем на Коксона.

Друзья направились к левому борту, где собирался второй отряд, и Гектор почувствовал за спиной какое-то движение. Глянув через плечо, он увидел, что по меньшей мере с дюжину человек, до того решивших следовать за Коксоном, почему-то передумали и тоже переходили к другому борту. Один за другим они покидали группу Коксона у него на глазах, а ведь всего несколько минут назад они готовы были считать этого человека своим командиром.

Вдруг кто-то сзади схватил Гектора за плечо и резко развернул лицом к себе. Гектор увидел побагровевшее, перекошенное от злобы и гнева лицо Коксона.

— Никто не вставал у меня на пути дважды, — прорычал он. Капитана буканьеров буквально трясло от ярости. Рука его рванулась к широкому поясу, и через миг Коксон выдернул из-за ремня пистолет и упер его ствол юноше в живот. Гектор почувствовал, как подрагивает дуло — с такой силой и злобой капитан стискивал оружие. — Вот что мне надо было сделать, когда я впервые тебя увидел, — прошипел Коксон.

Гектор напрягся, уже чувствуя пулю у себя в животе, когда будто бы из ниоткуда возникла чья-то рука, обрушилась на пистолет и отбила его в сторону в тот самый миг, когда Коксон нажал на курок. Пистолетная пуля вонзилась в деревянную палубу, и в то же мгновение кто-то подсек капитана под ноги, да так, что тот тяжело рухнул на палубу, выронив оружие. Гектор поднял голову и понял, что это Изреель отвел ствол пистолета, а Жак сделал подножку буканьеру. Вид у обоих был мрачный и решительный.

Никто не сделал ни малейшего движения, чтобы помочь Коксону, хотя Дан, подобрав разряженный пистолет, протянул его буканьеру, когда тот поднялся на ноги.

Понимая, что все взоры устремлены на него, капитан отряхнулся, не промолвив ни слова. Потом он шагнул вплотную к Гектору и произнес так тихо, чтобы больше никто не смог услышать, исполненным зловещей угрозы тоном:

— Имей в виду, Линч, лучше тебе и сдохнуть здесь, в Южных морях. Только вернись туда, где я смогу до тебя добраться, и ты сполна заплатишь за то, что сегодня сделал.