В начале 1673 года Франция вступила в войну с Голландией. В феврале того же года генерал-губернатор Французских Антил Жан-Шарль де Баас подготовил экспедицию против голландской колонии, находившейся на острове Кюрасао. Главное поселение острова — современный Виллемстад — защищал форт Амстердам, гарнизон которого, по данным разведки, состоял всего лишь из 80 солдат. Захватить его казалось делом пустяковым.
Имея под своим началом флагманский 70-пушечный линейный корабль «Бельике» (капитан — Дюмэ д'Амплимон), фрегаты «Сивилла» (командир — маркиз де Ментенон) и «Фея» и три транспортных судна, на борту которых разместилось примерно 600 волонтеров с Мартиники, Гваделупы и Сент-Кристофера, де Баас послал на Сен-Доменг 50-пушечный корабль «Л'Эюоэль» (иначе — «Гранд-Инфант», капитан Бодар) и фрегат «Пти-Инфант» (капитан дю Бонно) с приказом д'Ожерону собрать флибустьеров, буканьеров и часть плантаторов и присоединить их к экспедиции. Рандеву было назначено у острова Санта-Крус на 4 марта 1673 года. Понимая, что местные жители едва ли захотят участвовать в предприятии против голландцев (тем более что пришла пора сбора урожая табака), губернатор Тортуги все же сообщил жителям Леогана и Пти-Гоава о намечающейся акции.
«Так как дело не терпело отлагательств, — писал позже Ожерон, — я немедленно отправился поговорить с жителями Леогана, которые, вопреки моему прежнему предположению, приняли решение участвовать. Они лишь просили, чтобы я согласился отправиться вместе с ними, будучи уверенными, что мое присутствие станет гарантией их возвращения назад и воспрепятствует, если Кюрасао будет захвачен, чтобы их оставили там в составе гарнизона».
Ожерон удовлетворил просьбу колонистов, согласившись сопровождать их. В этой экспедиции в качестве руководителей флибустьеров участвовали два кузена-авантюриста: одного из них звали Пьер Овине, другой был известен по прозвищу Большой (Le Grand).
Сотня волонтеров поднялась на борт «Пти-Инфанта» в Леогане, а с другой сотней губернатор отправился по суше в Пти-Гоав, куда прибыло еще 200 человек из других районов побережья. Объединившись с ними, он велел всем грузиться на борт «Л'Экюэля». После этого корабли пошли к Тортуге за припасами. Бросив якоря на тамошнем рейде 18 февраля, «Л'Экюэль» и «Пти-Инфант» простояли там всего один день и, забрав провиант, снова вышли в море.
Погода стояла отличная, ветер был попутный, и участники экспедиции полагали, что, двигаясь вдоль северных берегов Эспаньолы и Пуэрто-Рико, они смогут достичь Санта-Круса не позднее 1 марта. Сначала корабли держались вместе, но, выйдя на траверз гавани Исабель, ночью разошлись. Потеряв своего напарника из виду, «Пти-Инфант» продолжил путь к Санта-Крусу самостоятельно и прибыл туда через три дня. Пять дней флотилия генерал-губернатора ожидала прихода корабля д'Ожерона, однако так и не дождалась. 8 марта сьёр де Баас велел ставить паруса и идти к Кюрасао.
Что же случилось с «Л'Экюэлем»? Из-за ошибки пилотов в ночь с 25 на 26 февраля, за три часа до рассвета, корабль неожиданно налетел на рифы, находившиеся у северного побережья Пуэрто-Рико. Когда рассвело, французы увидели скалистый берег, на который с помощью шлюпки удалось переправить больше половины людей. Затем погода испортилась, началось сильное волнение, и спасение оставшихся на борту людей пришлось отложить на три дня.
По версии Эксквемелина, французы подверглись неожиданному нападению со стороны испанцев.
«На следующий день, в час рассвета, — рассказывает он, — на берегу появились испанцы и, решив, что эти люди пришли, чтобы разграбить их остров (этого они всегда ждали от французов), собрали достаточные силы и напали на пришельцев. Пираты попали в крайне тяжелое положение, и многие из них были склонны скорее просить пощады и не желали сражаться; они думали лишь, как бы спасти свою жизнь.
Испанцы напали на них, собрав все свои силы, — в их войске были негры, индейцы и полукровки, однако белых было мало. Пираты выступили им навстречу, чтобы сдаться в плен и испросить пощады; пираты пытались умилостивить испанцев, утверждая, что они европейцы, которые попали та французские острова, чтобы вести торговлю, и что их корабль во время шторма налетел на рифы и был разбит в щепы. После того как они смиренно запросили пощады, испанцы ответили им: «На perros ladrones no hay quartel para vosotros» (Вы, разбойничьи псы, вам не будет никакой пощады). Испанцы напали на французов и перебили большую часть пришельцев. Однако, убедившись, что сопротивления им никто не оказывает, у многих пришельцев даже нет оружия, они прекратили резню, хотя и остались при своем мнении, будто французы высадились, чтобы разграбить остров. Они захватили оставшихся в живых, связали их по двое и по трое и увели с собой в саванну, то есть на равнину».
По данным Давида Марли, испанцы убили от сорока до пятидесяти французов, тогда как сами потеряли десять человек убитыми и двенадцать — ранеными. Всё это противоречит свидетельству самого Ожерона, который ничего не сообщает о нападении испанцев на потерпевших кораблекрушение. По его словам, французы, убедившись, что спасти корабль не удастся, нашли первую попавшуюся дорогу, «которая привела нас к месту, называемому St-Hillaire de la Resive [Аресибо], в двенадцати лье к востоку от города Портерик (современный Сан-Хуан. — В.Г.), где имелось пять или шесть жителей, которые встретили нас довольно хорошо».
Эксквемелин, подробно описавший злоключения французов на Пуэрто-Рико, безусловно, воспользовался информацией из недостоверного источника. Его рассказ больше похож на легенду, в которой присутствуют ставшие традиционными представления об испанцах как «исчадиях ада».
«…Испанцы, — пишет он, — стали допрашивать, кто из них главный, но те ответили, что предводитель их утонул (так приказал им говорить мосье д'Ожерон в канун встречи с испанцами). Испанцы не поверили пиратам и стали их пытать, требуя, чтобы они выдали своего начальника, причем некоторые из них, не выдержав пыток, умерли.
Сам Ожерон притворился дурачком и показывал жестами, что не умеет говорить; поэтому испанцы оставили его в покое и не причинили ему никакого вреда, напротив, они даже кормили ею объедками, в то время как все другие пленники страдали от голода: пищи было так мало, что ее не хватало и многие умирали. Когда один из пиратов тяжело заболел и был уже при смерти, испанцы проделали над ним следующую шутку: его привязали к дереву, сели на лошадей и стали бросать в него пики, соревнуясь в меткости: это был своего рода турнир.
Мосье д'Ожерон, человек умнейший, продолжал притворяться дурачком. Но его возмутили зверства, которые творили испанцы, и он решил рискнуть жизнью, чтобы освободить французов. Все французы были связаны, и, кроме того, их зорко стерегли испанцы; д'Ожерона, как простачка, никто не трогал, и он бродил повсюду с хирургом Франсуа ла Фаверье, который перешел на службу к испанцам, причем пленнику разрешено было ходить, куда ему вздумается. Он держал при себе д'Ожерона в качестве шута, и испанцы с удовольствием смотрели на все проделки, которые по велению хирурга совершал д'Ожерон».
Согласно свидетельству самого д'Ожерона, испанцы с самого начала знали о том, что к ним в руки попал губернатор Тортуги и Сен-Доменга. «На следующий день, — сообщает он,— месье Бодар, чувствовавший себя плохо, отправил своего лейтенанта вместе с моим племянником [Жаком Непвё де Пуансэ] к губернатору Портерика (который знал уже, что почти все мы спаслись), дабы просить его оказать нам помощь и позволить нам как можно скорее отправиться на Санта-Крус, чтобы сообщить г-ну де Баасу о том несчастье, которое нас постигло. Но вместо того, чтобы пойти нам навстречу, он задержал наших посланников в качестве пленников и послал к нам своего майора, который расположил наших людей лагерем и приставил к нам надежную охрану.
На следующий день [27 февраля 1673 г.] губернатор Портерика [Гаспар де Артеага] отправил специальное судно к президенту Санто-Доминго, дабы информировать его о задержании меня и многочисленных жителей с Берега Сен-Доменг, полагая, что тот сумеет воспользоваться данным обстоятельством для изгнания всех французских жителей с его острова. Через некоторое время президент отправил к нему двух офицеров, которые, проведя в Портерике три дня, на обратном пути пришли взглянуть на меня и весьма угрожали мне, добавив, что собираются нанести визит в Леоган и Пти-Гоав — наши главные поселения. Я в ответ сказал им только одно: я не хочу жаловаться на то огромное несчастье, которое со мной приключилось и о котором они знают, как знают и о том, что мне приходится лежать в таком месте, где содержат преступников, в обществе множества насекомых, чьи укусы доставляют мне тысячу неудобств, и что под голову мне положили мало сухой травы, хотя земля, на которой я отдыхал, была весьма влажная».
В это время из Сан-Хуана прибыл корабль, который должен был забрать вооружение и снасти, снятые с «А'Экюэля». Ожерону тут же пришла в голову идея похитить этот корабль, и он сообщил о ней капитану Бодару, который поначалу одобрил ее. Согласно плану губернатора Тортуги, часть французов должна была захватить испанцев и их гауптвахту врасплох, а затем, овладев судном, взять в заложники «контадора, майора города и майора места, которые там присутствовали». Знатные заложники стали бы гарантией того, что «никто не обидел бы наших людей, которые остались бы в Портерике».
Но, по мнению капитана Бодара, трудность выполнения задуманной акции заключалась в том, что никто из французов не согласился бы добровольно остаться на Пуэрто-Рико — «все люди захотели бы сесть на корабль». На это Ожерон ответил, что «ни один житель Берега Сен-Доменг не сел бы на корабль, что я остался бы с ними, чтобы служить жертвой, если так будет нужно, и что я вовсе не побоялся бы сказать, что именно я был автором данного предприятия».
В конце концов капитан «Л'Экюэля» отказался участвовать в этом проекте «из страха иметь неприятности, о чем он сказал, узнав, что надо будет зарезать всех людей на судне». К тому же он верил, что генерал-губернатор Французских Антил не оставит их в беде и в ближайшее время предпримет решительные шаги по освобождению потерпевших кораблекрушение французов из испанского плена. Ожерону пришлось смириться с провалом его плана, и вскоре испанский корабль ушел назад в Сан-Хуан.
Не полагаясь больше на Бодара, губернатор Тортуги начал искать других людей, готовых попытаться бежать с Пуэрто-Рико.
«Поскольку в том месте, — пишет он, — не было оставлено ничего, кроме двух небольших лодок, которые испанцы совсем не охраняли, ибо не верили, что на них можно было уйти в открытое море, я нашел трех человек, которые согласились рискнуть вместе со мной. Но когда мы уже были в названной лодке, смелость изменила тому, кто должен был нас вести, а звали его Лафоре, который для срыва предприятия солгал, что кувшин, в котором был наш запас воды, разбился. И хотя мы хотели пойти взять другой кувшин, он отказался послушаться по причине того, что до рассвета оставалось не более трех часов, и, вместо того, чтобы вернуть лодку на то самое место, где он ее взял, как он нам обещал, чтобы она могла нам послужить на следующую ночь, он оставил ее рядом с испанской гауптвахтой и там разбил наш кувшин, что осудили все люди, которые хотели спастись.
Спустя два дня всех французов отправили в место, называвшееся Ла-Гонад [Агуада], не позволив мне их сопровождать. Так что я не мог более подготовить никакое новое предприятие. Но из Ла-Гонада наши французы были отправлены в место, называемое Несчастная Саванна, где они умирали от голода, а некоторые спаслись, хотя они были тщательно охраняемы испанцами. Они вернулись на первоначальный пост де-ла-Ресив [Аресибо]. Тогда я набрал новый экипаж и взял ту же лодку, на которой хотел спастись тремя месяцами ранее».
В отчете, датированном 12 апреля 1674 года, губернатор Тортуги писал, что испанцы «задумали всех нас уничтожить, и чтобы сделать это с легкостью, они нам давали не более двух мясных пайков в неделю. И комендант города, который был на нашем посту в де-Ресив [Аресибо], строжайше запретил жителям продавать нам что-либо в обмен на те несколько рубашек, которые у нас еще оставались, и в то же время они поставили двести пятьдесят человек на реке, которую мы могли пересечь вброд; испанцы задумали обойтись с нами так же, как они обошлись двадцать три года тому назад с братом принца Роберта [Руперта], который, подобно нам, потерпел кораблекрушение близ Портерика, когда они его отравили, а всех его людей, коих было очень много, они перебили у подножья горы, которая еще и сейчас называется горой Англичан».
Ожерон не оставил подробного описания того, каким образом ему удалось на похищенной лодке бежать сначала на Эспаньолу, а затем на Тортугу. Более детально об этом рассказывает Эксквемелин. По его версии, губернатор Тортуги и его хирург-цирюльник Франсуа ла Фаверье заранее договорились, как им лучше всего осуществить побег.
«Они решили отправиться к берегу, там соорудить плот и на нем перебраться на остров Санта-Крус… Когда они обсудили этот план, то предупредили остальных пленников и отправились в путь, не имея при себе никакого оружия, кроме секача, или мачете; этот секач они прихватили у испанцев. Прежде чем попасть на берег, они целый день пробирались через лес и долго выжидали удобного случая, чтобы соорудить плот; однако время шло, а случай этот им не представлялся. Их мучил голод, но на берегу ничего съестного нельзя было добыть, и им пришлось, забираясь в лес, питаться плодами.
Однако нужда учит и заставляет находить наилучшие решения: оба беглеца придумали различные способы добыть себе пищу. У берега они увидели множество рыбок, испанцы называют этих рыбок — карлабадос. Беглецы заметили, что маленькие рыбки, спасаясь от больших рыб, выпрыгивают и попадают на сухой песок. Мосье Ожерон стал ловить их, и это ему удалось, к неописуемой его радости. Оба тотчас же стали охотиться за ними и вскоре наловили их столько, что насытились. Затем беглецы наловили рыб про запас и развели огонь; а огонь добывали они так: терли друг о друга два куска дерева четверть часа и дерево загоралось; жарили рыбу они в лесу, потому что боялись, как бы на берегу их не заметили; тогда они снова попали бы в плен и их умертвили бы без всякой пощады.
Беглецы принялись сооружать плот и целый день искали подходящие деревья. Внезапно они увидели каноэ, которое направлялось к ним со стороны моря, и тотчас же скрылись в лесу неподалеку от того места, куда пристала лодка, ибо не знали, что это за люди. Они заметили, что в ней было только два человека, и приняли этих людей за рыбаков, и так оно на деле и оказалось. Беглецы подкараулил. А их и решили захватить каноэ. Подойдя к нему поближе, они рассмотрели обоих рыбаков; один из них был испанец, другой — полукровка, испанцы таких называют мулатами. Было видно, что они пристали к берегу, чтобы запастись водой и ночью наловить рыбы у прибрежных утесов. Вскоре мулат отправился с кувшином к реке, которая протекала неподалеку. Оба наших беглеца стремглав ринулись на мулата, сбили его с ног, проломили ему секачом череп, а затем напали на испанца, который сидел в каноэ и чинил рыболовные сети. Его также убили и труп оставили в каноэ. Затем они перенесли в каноэ и другой труп, чтобы сбросить тела в море и не оставлять на берегу следов. При этом они запасли столько питьевой воды, сколько могло вместить каноэ, и отправились на поиски удобной стоянки, чтобы провести там ночь.
Наутро они пошли вдоль берега Пуэрто-Рико к мысу Кабо-Рохо, а затем добрались до Эспаньолы, где находились их земляки. Ветер и погода благоприятствовали им настолько, что они добрались до тех мест довольно скоро и уже в Самане, на острове Эспаньола, встретили своих людей».
По данным Шарлевуа, д'Ожерон бежал с Пуэрто-Рико не с одним, а с тремя сообщниками. В море они вышли на похищенной лодке «без провизии, без вёсел и без парусов. Концы досок заменяли им вёсла, шляпы и рубахи служили парусами, море было прекрасное, и они довольно легко покрыли путь от острова Пуэрто-Рико до Сен-Доменга. И, воистину, когда четыре путешественника прибыли в Саману, они были скорее мёртвыми, чем живыми».
Местные буканьеры накормили и приодели д'Ожерона и его товарищей, а затем помогли им перебраться на Тортугу.