Игорь Бирман дал рецензию… на книгу Поповского. (Что касается — на Вас, то ждет реакции Максимова. Не дождется.)
Могу Вас утешить — рецензия ничтожная, кокетливая и глупая. Тем не менее ее дадим, в ожидании экономических шедевров. Этот Бирман, вроде бы, манерный самоуверенный дурак. Прочтите — убедитесь. Хуже Кузьминского.
Игорь! Я послал Карлу деньги, все, кроме 212 долларов за 100 «Невидимых книг». Эти 212 отошлю на днях. Ему же послал заказ, опять 200 штук, 20 названий, по 10 экз.
Очень жду, потому что идут заказы вовсю.
Не помню, хвастал ли я, что дал 2 интервью по-английски. Для 13-го канала телевидения и для какой-то третьестепенной радиостанции. Женщина с телевидения так хохотала, что упала на пол. Клянусь. И дальше разговаривала, лежа на полу. И все потому, что я сказал ей, что в Ленинграде у меня было больше знакомых американцев, чем в Нью-Йорке.
Книги продаются быстро. Но, как Вы догадываетесь, деньги я сразу же трачу. Потому и расплатился лишь сейчас. И то — укладываюсь в срок.
У нас все, как будто, хорошо. Некий Габи Валк, израильский книжный деляга, собирается к Вам. Может, я приеду с ним.
Всем большой привет.
Да, у нас поселился абсолютно сумасшедший Глезер. Все засыпал пеплом. Наводнил жилище картинами, вызывающими у мамы гадливый ужас. Домой звонил в Париж (не хуже Рейна). Наконец сказал Лене: «Едем со мной во Францию. Я увезу тебя из этого болота!» Из кармана у него постоянно вываливается большой французский пистолет.
В редакции обстановка хорошая. Вайль и Генис — замечательные работники. Боря Меттер говорит, что в Нью-Йорке его мучают два кошмарных сновидения. Первое — что он снова в Ленинграде. Второе — что Женя Рубин вернулся в редакцию.
Я закончил две книжки. Одна — про мою родню («Свои»). Вторая — про низы российского общества. Она составлена из 28 радиопередач. Ее, наверное, будет переводить Лиза Таккер, дочка какого-то знаменитого Таккера.
Где печататься — совершенно не знаю. На Максимова обижен. Глезера презираю. Своя же газета воспринимается как самиздат. Не доставляет удовлетворения.
Нельзя ли опубликоваться в «Глаголе»? Или у вас там одни подсоветские авторы?
Всех обнимаю.
Ваш С. Довлатов.
Довлатов — Ефимову
Июль 1980 года
Дорогой Игорь!
Книга получил. На этот раз все точно. Оставшиеся деньги — 212.50 вышлю завтра, клянусь! Честное слово, времени нет.
Передо мной внезапно извинился Дар. Сожалеет, что наводнил Ленинград призывами меня избить. Это было. Два года назад ко мне подошел богатырь Холоденко и сказал:
«Дар велел ударить тебя по физиономии. Только не пишет, за что».
В общем, Дар извинился. Я был очень растроган. Теперь мы переписываемся. Посылаю ему газеты и книжки. Он довольно бедный. Но по-прежнему вздорный. В академический Гришин альманах дал эссе о похоти. Печатать нельзя. Я взмолился, чтобы прислал другое. Умоляю его написать мемуары о Твардовском или Абрамове.
Я дал большое интервью журналу «Сатардей ревью». (Извините за метр и рифму. Видимо, таково состояние моей души). Баба из журнала явилась по наколке Карла. Спасибо ему. Зато я ей сказал вот что. Она спросила:
— Говорят, советское правительство много делает хорошего литераторам. Я сказал:
— Проффер в миллион раз больше сделал для русских литераторов, чем советское правительство.
И вообще — был афористичен.
Читали «Эхо» № 1? Там замечательная статья Бродского.
Иосиф мне всячески содействует. Даже странно.
Всем большой привет. Обещали что-то прислать для газеты. (?)
Игорь, все нет времени написать о «Буржуе». Можно для начала перепечать рецензию на «Метаполитику» из «Русской мысли»? Хочу свою образованность показать.
Где-то недавно читал о Вас много хорошего. А, в «Современнике». Если у Вас нет, могу прислать.
Всех обнимаю.
С.Д.
Ефимов — Довлатову
15 июля 1980 года
Дорогой Сережа!
Посылаю Вам статью из Литературки и ответ на нее, данный Эллендеей в интервью «Голосу Америки». Уверен, что Вы сумеете использовать материал. Для меня во всей этой истории есть два отрадных момента. Первое: что о ее приезде начальство действительно не знало (не было ни слежки, ни особого шмона на выезде), то есть миф о всеведении КГБ еще раз был опровергнут. Второе: что из ста человек, встречавшихся с ней, и из тысячи, знавших о ее приезде, не нашлось ни одного энтузиаста, который побежал бы и тут же настучал. Видимо, начальство узнало уже задним числом просто из слухов.
Еще посылаю рекламку новой фирмы, которая организовалась здесь под нашим с Мариной руководством. Покажите Грише и всем, кому это может быть интересно. В газете пока рекламировать не надо (хотите напечатать собственную книгу! сделаем в лучшем виде! улучшим стиль!), но потом, если дело пойдет, — попросим.
Всего доброго, надеюсь, что книги уже дошли,
всегда Ваш Игорь
Ефимов — Довлатову
28 июля 1980 года
Дорогой Сережа!
Посылаю два отрывка из Аксенова: про скульптора и про литературный банкет. Можете печатать, указав в конце, что книгу можно заказать в Ардисе (выходит в октябре — ноябре), и наш адрес по-английски.
При случае спросите, пожалуйста, переводчиков, не заинтересует ли их провинциальный автор И.Ефимов. Нужно перевести сто страниц прозы с гарантией, что, по крайней мере, Ардис опубликует их не позже 1982 года.
Всего доброго, сердечные поклоны,
всегда Ваш Игорь.
Довлатов — Профферу
29 июля 1980 года
Дорогой Карл!
Книгу Окуджавы хотим. Десять штук. Спасибо.
Вы пишете: «См. новый каталог». У меня его нет. Если можно — пришлите.
Не собираетесь ли быстро издать Высоцкого?
Игорь сообщил Вайлю, что послал мне комментарий Эллендеи относительно советского хамства. Я не получил.
Кроме того, Ефимов обещал прислать что-нибудь свое. Не могли бы Вы, используя служебное положение, ускорить эти дела?
Газета развивается, подписка идет. Рекордное число подписок за неделю — 127. На 4 000 долларов.
Андрей Седых всем говорит про меня: «Хоть бы он запил!» (Я больше 4-х месяцев не пью. И теперь уже вряд ли буду.)
Ваш С. Довлатов
Ефимов — Довлатову
7 августа 1980 года
Дорогой Сережа!
Борьба с американской почтой продолжается.
Посыпаю:
1. Материалы битвы Эллендеи против «Литературки». Жаль, что пропала фотография. Не сохранилась ли у Вас наша групповая, чтобы вырезать оттуда?
2. Два отрывка из «Ожога». Можно упомянуть, что выйдет у нас в октябре-ноябре, «заказы шлите по адресу… 10.50 +1 доллар за пересылку».
3. Рецензию Марины на книгу Роберта Кайзера. Книга наверняка уже есть у Левы Полякова или у других участников — можно взять, чтобы перепечатать фотографии.
4. Рекламку нашей распродажи.
5. Рекламку новой фирмы, которая возникает здесь под нашим с Мариной руководством.
Также спросите, пожалуйста, переводчиц, которые дерутся за честь Вас переводить, — не заинтересует ли их провинциальный автор И.Ефимов. Нужно перевести 100 страниц прозы с гарантией, что Ардис опубликует не позже 1982 года.
Всегда Ваш Игорь.
Ефимов — Довлатову
10 августа 1980 года
Дорогой Сережа!
Надеюсь, все материалы, наконец, дошли до Вас. (Посланы 7 августа, спешил хэндлинг, на редакцию.) Завтра отдельным конвертом вышлю еще небольшую, печальную заметку: о ленинградском коллекционере литературных фотографий, Михаиле Балцвинике, чья коллекция легла в основу нашей «Фотобиографии Цветаевой». Он покончил с собой этой весной.
В связи с обилием посылаемого материала хочу обратиться с просьбой к газете выплатить нам небольшой гонорар «натурой», а именно — напечатать в двух номерах (подряд) наше объявление. Выглядеть оно должно так:
ХОТИТЕ ИЗДАТЬ СОБСТВЕННЫЙ РОМАН?
ПОЭМУ? ПЬЕСУ? ИССЛЕДОВАНИЕ? МЕМУАРЫ?
В новой фирме ЭРМИТАЖ это обойдется вам
не дороже 15 долларов за страницу.
И не позже чем через 4 месяца вы получите на дом ящики с полным тиражом ваших книг (500 экземпляров? 1000? 1500?) плюс список адресов 30 крупнейших магазинов, торгующих русскими книгами во всем мире, куда вы сможете рассылать свое издание для продажи по любой цене, какую сами найдете справедливой и приемлемой.
Обращаться: HERMITAGE, 2269 Shadowool Dr., Ann Arbor MI 48104 USA, tel (313) 971-2968
Думаю, это можно втиснуть в ваш обычный размер: 2 дюйма х на две полосы.
До свидания, всем поклоны.
Ваш Игорь.
Довлатов — Ефимову
12 августа 1980 года
Дорогой Игорь!
Наконец-то я все получил. Два конверта с напутанным адресом и повторную Эллендею. Спасибо.
1. С Эллендеей все ясно. Дадим, сохранив ее акцент.
2. С «Ожогом» тоже порядок. Хотя мне не очень понравилось.
3. Марине за рецензию спасибо. Фотографии раздобудем.
4. Теперь насчет рекламы (распродажа и бизнес). Они довольно большие. Корпоранты, предвижу, будут хмурится. (Рекламы сейчас довольно много. И все — платная. Ей — зеленая улица. Площадь живого текста соответственно уменьшается.)
Но.
Я объясню, какой Вы нужный человек. Буду красноречив. Варианты таковы. Либо корпоранты поддадутся и напечатают все целиком. Либо потребуют сократить. (В таком случае, нельзя ли убрать образцы шрифтов?) Либо они будут желать хотя бы частичной оплаты.
Варианты я расположил по убыванию качества. О результатах сообщу немедленно.
5. Переводчиц у меня — две. Аня Фридман и Катя О'Коннор. Имеется также рекомендованный Бродским кокаинист. Но он пропал. Лиза Таккер, дочка знаменитого Роберта Таккера (чем он знаменит — не имею понятия), вроде бы отказалась действовать бесплатно, авансом. Ане я напишу сегодня или завтра. Буду искренне славословить Ваше творчество. Катю Вы знаете, очевидно, лучше, чем я. Это Людкина приятельница. Переводила «Невид. книгу». Лучше бы ей написал Карл. Поскольку Аня на мне заработала 2 000, а Катя — ни шиша.
И еще один момент. Их внимание ко мне объясняется просто — успехом в «Нью-Йоркере». И тем, что «НИ» попросил еще рассказы. И где-то еще мерцает «Вог». А так — обе довольно вялые. И не заинтересованные. Но это я так, из общего пессимизма.
Ане пишу тотчас же.
6. Двух тысяч у меня, естественно, нет. То есть, они почти были. Но приезд избалованного отца и «Книжная лавка» меня разорили.
У Лены есть тысячи полторы. Но когда я с ней мягко заговорил, она вдруг затуманилась. Это не от скупости. У нее какие-то планы с жильем.
Мне очень жаль.
Газетные дела идут неплохо. Вроде бы начали окупаться. Но все это пока зыбко. И дважды мы едва не погибли.
Появилось много врагов. Даже странно. Седых — просто негодяй. Субботин и Вайнберг — исчадья ада, хуже Козлова с Воскобойниковым.
Вообще, говна здесь не меньше, чем в Ленинграде. Что приводит к философским обобщениям.
Ваш друг Поповский… Ладно, не буду.
Парамонов — рехнулся. Люда тоже. Юз играет амнистированного малолетку, будучи разумным, практичным, обстоятельным, немолодым евреем. Кухарец уголовный преступник. […] Что творится на «Либерти» — затрудняюсь описать. Какие-то люди в гамашах, гольфах, с проборами в центре головы. Несущие в эфир чудовищную галиматью. Всерьез говорящие об интервенции. Причем, некоторая роль уделяется кавалерии. Ужас…
Бобышев сказал, что не может печататься в альманахе под названием «Часть речи». Утверждает, что Бродский повсюду запретил его, Димину, славу.
Кстати, даже Соловьев не так ужасен. Ужасен, конечно, но менее, чем Парамоха.
Единственные нормальные люди оказались в «Новом американце». И еще Гриша Поляк. Хотя и он — балбес.
Вот так. Обнимаю всех.
С.Довлатов.
Довлатов — Ефимову
Август 1980 года
Дорогой Игорь!
Все материалы получил. Огромное спасибо. Объявление Ваше дадим. И не два раза, а сколько пожелаете. С эмблемкой.
В объявлении имеется неясность. Вы пишете: 15 долларов за страницу. Это — за все? Набор, печать и брошюровка? И обложка? Тогда подозрительно дешево. Книжка в 100 страниц — 1 500 долларов? Не верится.
Еще я бы советовал уточнить зависимость цены от тиража. (Вы пишете: 500? 1000? 1500?). Все знают, что печать сейчас дорогая. Куда дороже набора. (Из-за бумаги.) Мы дадим пока так, а Вы, если хотите, составьте более обстоятельный вариант. С таким крошечным объявлением проблем не возникнет…
Дальше. Есть тут некий Моргулис. Поверьте мне, не самый гнусный человек. Хлестаков, балбес, невежда, однако — симпатичный. Он — бывший затейник из Киева. Конечно, врет, что писал для Райкина и Утесова. Примазался к здешним баптистам. И даже немного выдвинулся. Через него проходит много духовных книг. В большинстве — очень наивных и даже глупых. Но — толстых. Миша постоянно кому-то заказывает набор. Главным образом жуткому прохиндею Бересту. (Может, слышали.) Мошенник и сквалыга. Далее простите за ценные советы. Моргулис будет что-то просить для своей газеты «Литературное Запорожье» [Литературное зарубежье]. Дайте ему что-нибудь. Напишите, что знакомы с его публикациями в «НРС». Заставьте себя написать две лестных строчки. Моргулис страшно тщеславен. А я Вам здесь придал ореол мистического величия. Он же Вам [пришлет] заказы. И увидите — очень денежные. В расчетах он совершенно честен (чего не скажу о моем друге Глезере. У него тоже бывает работа). Кстати, буду сейчас Глезеру звонить. У него что-то есть. В частности — мои «Записные книжки» с рисунками Шемякина. И кажется, очередной номер журнала «Третья волна». Не думайте, что я себе противоречу. Глезер не жулик. Но разбросанный и довольно причудливый человек. Норовит расплачиваться литографиями, багетом, штуками холста. Будьте с ним жестки. Работу выполняйте долями. (Оплатил — получил.)
Я буду всячески пропагандировать Ваш бизнес. Как я понял, это семейное дело. Кстати, позвоните Люде. Она хочет заказывать книгу у Вайнберга. Хотите, я ей позвоню?
Желаю Вам (вам) удачи и процветания.
Будьте здоровы.
Ваш С.
Ефимов — Довлатову
16 августа 1980 года
Дорогой Сережа!
Спасибо за подробные и частые письма. Постараюсь быть таким же обстоятельным.
Действительно, в объявлении не совсем было ясно, что речь идет о машинописной странице в 1800 печатных знаков. Я по телефону попросил Лену исправить, надеюсь, она уже передала. И с таким уточнением я стою на своем: книгу в мягкой обложке тиражом около тысячи экземпляров изготовлю не дороже, чем по 15 долларов за страницу, а может, и дешевле. Чтобы было ясно, как я все это представляю, вкладываю еще две рекламки — не для опубликования, а лично Вам для ознакомления.
С Глезером говорил. Его стиль — штурмовщина. К 15 сентября мы, конечно, ничего сделать не можем. Мы и композер-то получим не раньше. Но в нормальных темпах сотрудничать, конечно, готовы.
От Моргулиса письмо получил. Вышлю ему такую же рекламку и письменные объяснения. Льстить не буду.
Про деньги не думайте, мы, кажется, выкарабкиваемся. О переводчицах тоже особенно не беспокойтесь, потому что я начал писать такой захватывающий роман на 600 страниц, что через два года сами будут проситься. И дальше, как в песне: «Скажешь мне — приди, а я плевать не захочу».
Всех Вам благ, сердечный привет,
Ваш Игорь.
Довлатов — Ефимову
21 августа 1980 года
Дорогой Игорь, здравствуйте!
Объявление Ваше набирается. Рецензия на «Кайзера» скоро пойдет. И т. д.
Еще раз поздравляю с деловым начинанием. Позволю себе комментарий.
1. По существу, конкурент у Вас — один. Это — Вайнберг. Он берет чуть дороже, или столько же. Плюс — обещает бесплатную рекламу а «НРС». И вообще, притягательна сама эгида такого модного печ. органа.
Остальные:
а. Берест — знаменитый жулик, скупердяй и невежда. Корректуру читает с экрана. Набирает с украинским акцентом.
б. Скорняков — небрежное, доморощенное качество.
в. Габи Валк — дешево, но за океаном. Отрицательный эффект расстояния.
г. В. — агент КГБ, чего и не скрывает.
д. Мои бывшие приятели «Энифототайп» — адски дорого. И т. д.
2. Вашу чрезмерную щепетильность — знаю. И все же хочу предложить. Вы можете обещать заказчикам 1–2 бесплатных, а затем — несколько льготных реклам в «Новом американце». (Напоминаю — расходятся 12 000 копий. Все хвалят. Некрасов и Максимов — с пеной у рта.) Плюс, если книга хоть минимально стоящая — рецензию. Ее состряпает Марина, или тот же я. Или Вайль с Генисом. Ради такого дела постараемся.
3. О «Современнике» я Вам писал 1,5 месяца назад. Вы промолчали. И я весь комплект подарил, если не ошибаюсь — Грише. Вспомню, заберу и отошлю немедленно.
Это квартальный журнал. Издается в Канаде. Его редактирует Саша Гидони. Человек многообразной и путанной репутации. Вагин говорит, что он продал Огурцова и компанию. Гидони же утверждает, что продал именно Вагин. Там сотрудничают Парамонов, Болдырев, Вертлиб, Синявин. И всяческая отрицаловка. В общем, революционеры из «Бесов»…
4. Напоминаю, Люда вот-вот отдаст рукопись Вайнбергу. Там 200 страниц. Позвоните ей. Хотите, я позвоню? Без Вашего согласия не решаюсь.
Будьте здоровы. Огромный привет бабушке, Марине и девицам.
Ваш С.Д.
Довлатов — Ефимову
4 сентября 1980 года
Дорогой Игорь!
Мы получили рецензию Бирмана. Она — уважительная, с бесчисленными мелкими придирками. Но в целом — похвальная. Сам Бирман — человек невыносимо утомительный. Вне экономики — крайне безвкусный. Кроме того стилист и пр.
Рецензию скоро дадим. Если захотите, сможете возразить.
Как Ваш бизнес? Дает ли что-нибудь Моргулис?
И последнее. Распорядитесь, чтобы выслали 5 «Забытых Бабелей». Спасибо.
С газетой все еще множество проблем. Вернее, проблема одна — деньги. Как-то выкручиваемся…
10-го прилетает сочувствующий нам Аксенов.
Катя решила поселиться у наших друзей в Массачусетсе. Там дочки ее возраста. Мы решили ее на год отпустить.
Всех обнимаю.
С.
P.S. У меня скоро выйдут «Записные книжки». Сразу же пришлю.
С.
Довлатов — Ефимову
12 сентября 1980 года
Дорогой Игорь!
Поздравляю Вас с «Метафизикой». Мне кажется. Вы ее ждали более взволнованно, чем другие книги.
С Людой говорил. Люда в некоторой обиде. Говорит, Вы обещали прислать шрифты и условия. И не прислали. Она уже двинула рукопись Вайнбергу.
Гриша намерен заказать Вам альманах. Буду его укреплять в этом решении.
Моргулис хочет развязаться с Берестом и перекинуться к Вам.
Глезер — очень уж немыслимый партнер. Однако какие-то сумбурные плоды его деятельности — налицо. В понедельник открываются музей и галерея. К открытию (за три недели) он выпустил три книжки — Бажанова, свои чудовищные вирши и мои зап. книжки.
В Н-Й-ке полно знаменитостей. Приехал Аксенов — очень симпатичный. Приехал Шемякин — навсегда.
Будьте добры, напомните «Ардису», чтобы прислали 5 «Бабелей». Дополнительно Булгакова — получил. Скоро начну расплачиваться.
Рецензия Бирмана скоро пойдет. Марина — прошла. Спасибо.
Огромный привет семейству.
Ваш С.
Довлатов — Ефимову
16 сентября 1980 года
Дорогой Игорь!
Что это значит: «В издательстве идет компания по борьбе с должниками»?
Почему это я — должник? За первые книжки я абсолютно расплатился.
В лавке находятся:
1. 17 названий по 10 штук. (591.70).
2. «Мастер и Марг.» (10+20 шт.) 34.25+68.70
3. Окуджава. 10 шт. (68.75).
Самая давняя из этих посылок — от 7 июля.
Последняя — от 10 сентября.
Кредит, насколько я знаю — 3 месяца
Так хули же? (говоря языком Алешковского.)
Дальше. Торговля идет вяло. И я хочу на всякий случай узнать — каковы правила возврата? Можно ли вернуть нераспроданные книги? На каких условиях? И так далее.
Повторяю, это я на всякий случай. Надеюсь — расплатиться в срок. Или чуть позже.
Еще раз напоминаю — пришлите десяток Ваших листовок. Буду их умно распространять.
Рекламу в газете дадим еще.
Глезер выпустил мои записные книжки. Задумано это было как изящный маленький сувенир. Получилась неопрятная брошюра. Я сначала расстроился, затем плюнул.
Всем огромный привет.
Приедут Аксеновы — кланяйтесь им.
Обнимаю.
Ваш С.Д.
Ефимов — Довлатову
28 сентября 1980 года
Дорогой Сережа!
Насколько я знаю, книги возвращают даже те, кто уже уплатил за них, но не смог продать, — правда, сначала запрашивают разрешение и теряют на этом какой-то процент. Если Вы не сможете расплатиться в срок, никто Вас в долговую яму не потянет, просто не будут слать следующие партии.
А нашу рекламу с готовностью и признательностью высылаю. На словах можете добавить, что мы, очевидно, сможем брать на себя не только изготовление книг, но и распространение. (Я подбил одну местную пару этим заняться, буду ими руководить.)
Над книжкой мы и наши друзья Подгурские хохотали в голос, теперь послали [дочери] Лене. Профферам тоже нравится.
Работаем с Аксеновым над набором «Ожога», скоро закончим. Профферы на время дали ему свой «джип», которым он позавчера пытался задавить полицейского, а вчера так отпарковал, что наутро служба «тоу-эвей» уволокла его в свой гараж, откуда надо будет выкупать.
Всего доброго, приветы уменьшившейся семье.
Ваш Игорь.
Довлатов — Ефимовым
22 октября 1980 года
Дорогие Игорь и Марина!
Посылаю вам маленький заказ. Вернее, это — просьба. Поскольку работы мало, а значит, она — невыгодная. И довольно причудливая.
Сразу же заявляю — дружба тут абсолютно неуместна. Работа делается по стандартным ценам.
Вот, что мне нужно. Гриша хочет выпустить мой «Компромисс» раньше, чем он выйдет на английском в «Фера и т. д.» Я составил из шести рассказов повесть. Пришлось дописать несколько страниц. Увязать все курсивом. (Его уже набрала Лена.) И так далее. У Гриши есть набор, эти рассказы опубликованы. Нужно лишь сделать изменения и вставки. Я нашел у вас шрифт, полностью адекватный тому, что во «Время и мы». Вы его называете «Юниверсал-10». Прямой, светлый. Здесь такой шрифт называется — готик, рубленый, прямой, светлый.
Ширина набора и расстояние между строк — как у Перельмана. Возьмите любой журнал «Время и мы». Посмотрите — как там. Обычная перельмановская страница.
Работа состоит из:
1. Пять небольших отдельных вставок. Отмечены зеленым крестиком. Между ними следует делать интервалы. Чтобы я мог разобраться и отделить.
2. Один большой кусок. От слов: «В Тарту мы приехали…» До: «…и пытался сжечь его труп. А ты?». Отмечено красным.
3. Несколько отдельных слов и фамилий. Это я буду вклеивать. Заглавные буквы отмечены снизу: ==. Отмечено черным крестиком.
Простите за занудство.
Машинописных страниц тут — 12–13. Может, чуть больше. Как только вы это уточните, сразу пришлю чек.
Если я что-то неясно объяснил, звоните по коллекту. Я всегда дома, кроме понедельника и вторника. Да и в эти дни вечером — дома.
Всего доброго. Спасибо. Как газета?
Ваш С.Д.
P.S. Простите, что оригинал довольно неразборчивый. Перепечатывать нет сил и времени. Надеюсь — разберете. Если что, звоните, пожалуйста. С.
Так: [верхняя строчка не пропечатана] 10 пунктов, расстояние между строк — 12 пунктов, ширина набора — 22,5 пункта. Или — 3 3/4 дюйма.
С.
Довлатов — Ефимову
23 октября 1980 года
Дорогой Игорь!
Позавчера отправил Вам маленький заказ. Вернее — просьбу.
Надеюсь, получили?
Так вот, кажется, я упустил одну вещь. Посылаю дополнительно эту страницу. Ее следует набрать, как все остальное. То есть, Юниверсал-10, прямой, светлый. Или, как здесь говорят — готик рубленый, прямой, светлый, десятый. Набор — 10/12/22,5 picas. To есть, обычная страница «Времени и мы».
Игорь, получив все это, сообщите, хотя бы очень коротко — мол, дошло. Там кое-что — в единственном экземпляре.
И твердо сообщите, сколько надо уплатить.
Всем огромный привет.
Да, основной в Нью-Йорке поставщик заказов — Моргулис. Основной потому что регулярно издает толстые божественные книги. Он все еще имеет дело с Вайнбергом и Берестом. (Оба — негодяи.) Я его всячески убеждаю перейти к Вам. Недавно Вайнберг испортил ему одну книгу. До этого испортил дважды книгу некоего Баскова. Он же — Бредов. Работал в научпопе.
Так что, надеюсь, Моргулис рано или поздно с ним расстанется.
Обнимаю.
С.
Ефимов — Довлатову
26 октября 1980 года
Дорогой Сережа!
Было очень приятно получить Вас в качестве первого заказчика (правда, у нас уже есть еще один — на 750 долларов). Надеюсь, все сделано как следует. Я не мог понять исправление в слове «эдази», поэтому на всякий случай добавил один вариант вместе с заготовками для врезок. Жаль, что Вы не послали мне ксероксы страниц — я бы вогнал вставляемые куски, перенабрав страницы с другим интервалом. Именно такой вариант я сделал для куска «эстонский букварь». Вообще же, очень рад, что Вы начали самоиздаваться. Ждать наших дорогих издателей нет никаких сил. Я, очевидно, тоже свой маленький романчик издам сам.
Спасибо, что продолжаете печатать объявление, но пока надо сделать перерыв. В Детройте мне удалось найти двух эмигрантов с запасом энергии и капитала, которые под моим руководством затевают книгоиздание и книготорговлю. В связи с этим я смогу обеспечивать своих заказчиков также и нормальным регистрационным номером, рекламой и системой распространения. Поэтому текст рекламы надо будет несколько изменить — займусь этим через месяц.
Газета нам всем нравится, интонация в ней установилась — приятная и своя, знакомая. У меня есть идея рекламного порядка. Здесь, в Детройте еврейское комьюнити устроило выступление для Аксенова, потом для меня, заплатило деньги, организовало распродажу наших книг в фойе. Почему бы Вам не спланировать рекламную поездку по таким комьюнити в крупных городах (Чикаго, Кливленд, Питсбург, Цинциннати — надо выбрать по карте), с выступлениями, с продажей книг и старых номеров газеты, с оформлением поездки. Надо списаться с еврейскими центрами и распределить так, чтобы потратить не больше недели и покрыть весь Средний Запад, и к нам заедете.
Сердечный привет семье и общим друзьям,
всегда Ваш Игорь.
Довлатов — Ефимову
5 ноября 1980 года
Дорогой Игорь!
Огромное Вам спасибо. Все сделано прекрасно. Насколько я понимаю. Вы дали мне заметную скидку. Не буду преувеличивать своего возмущения этим фактом. С благодарностью принимаю.
Спасибо также за рекламные идеи. Они весьма разумны. Вне Нью-Йорка мы пользуемся большим успехом. Поскольку там живет интеллигенция.
Газета продолжает существовать. Выкарабкиваемся из долгов. И я, и Лена работаем бесплатно. Лена набирает 12 часов в день. Плюс три часа на дорогу. Это ужас!
Я тоже очень занят. Всякими нетворческими делами. Одна переписка забирает часа три в день.
Никуда не езжу. Раза три отказался выступать. Просто нет времени. И ничего не пишу для души. Наверное, это очень глупо. Особенно, если газета в результате лопнет.
Посылаю 48 долларов.
Будьте добры, узнайте, получил ли Карл 291 доллар 70 центов. От него не дождешься, а я нервничаю. Мой долг «Ардису» — 300 долларов. После этого лавку закрою. Убыточно и хлопотно.
Еще Карлу спасибо за материалы. Надеюсь использовать.
Всех обнимаю.
Ваш С. Довлатов.
Довлатов — Ефимову
22 ноября 1980 года
Дорогой Игорь!
Реклама «Ожога» попалась на глаза администрации. После этого неловко требовать, чтобы ее дали бесплатно. Ибо Ваша мягкотелая готовность платить — зафиксирована. Получилось бы, что я наношу финансовый ущерб собственной газете.
Прошу Вас в следующий раз посылать такие вещи на мой домашний адрес. Тогда я все сделаю бесплатно или за гроши.
Поймите, я говорю это не из дружеских чувств. Мне неловко перед Карлом, да и перед Вами.
Разобравшись окончательно в здешних издательских делах, я уяснил, как мне повезло в свое время с «Ардисом». Сейчас, печатаясь в «Ньюйоркере» (приняли второй рассказ и заказали еще три), находясь в перспективных отношениях с «Фаррар, Страус и Джиру», я не могу издать книжку в 132 страницы с готовым набором и готовой обложкой. То есть — стоимостью в 1000–1100 долларов. И с гарантией постоянной рекламы этой книжки в «Новом американце».
И так далее.
И еще. Нельзя ли как-то подтвердить, дошли ли 291.70? Я не за деньги беспокоюсь, а за репутацию. Оставшиеся 300 вышлю скоро. Недели через полторы.
Обнимаю Вас и Ваше чудное семейство. Привет Наташе!
Ваш С.Д.
Ефимов — Довлатову
13 декабря 1980 года
Дорогой Сережа!
Книга Ваша сдана в печать, но, как всегда, не обошлось без разочарований.
Включение фотографий стоило бы 80 долларов, поэтому я их забрал и высылаю обратно.
С транспортировкой они меня надули: она не была включена в смету, а из-за спешки я не успел созвониться с ними и уточнить. Но так как это моя ошибка, я с Вас за это ничего не возьму — спишу (в собственной памяти) как расходы на обучение.
А вот за что хочу содрать — это за качество набора. Они объяснили мне, что когда текст (из-за толщины бумаги) так выступает над поверхностью страницы, да еще с таким близким обрезом к буквам, фотовспышка даст тень, которая будет выглядеть черной, неровной рамочкой вокруг текста и которую им придется убирать вручную. За это они потребовали еще 50 долларов. Итого с Вас: еще сотня.
Самое обидное, что вчера, наконец, позвонила еще одна типография и предложила смету на 70 дол. меньше. Но теперь уже поздно.
Обложку я велел печатать темно-коричневым на песочном фоне.
Всего Вам доброго, спасибо за чудные дни в Нью-Йорке,
Ваш Игорь.
Довлатов — Ефимову
14 декабря 1980 года
Дорогой Игорь!
Высылаю недостающий полтинник. Если в ходе производства расходы увеличились — сообщите.
Вас тут часто вспоминают. Примерно в таком духе: «Оказывается, Ефимов вполне нормальный человек!»
Югославский диссидент Михайлов прислал статью. Объем — 85 (!) страниц. Требует напечатать ее целиком, без сокращений. Но лишь после того, как ее опубликует «Континент».
В газете дела идут хорошо. Боря заказал «Компьюграфик» за 20 тысяч. Мы переходим в другую типографию. Там дешевле и лучше.
Шемякин предложил написать о нем книгу. Сулит огромные барыши. В разговоре употребляет такие обороты: «Моя концепсия бытия».
Я в испуге отказался. Вы, конечно, тоже не хотите?
Мы с ним обсуждали всех, кто способен выполнять заказную работу. Я назвал Марамзина. Но и Володя не захочет.
Дело это совершенно реальное. Будет контракт, иллюстрации и пр. Пугает, в основном, самомнение Шемякина, который будет мешать и давить.
Вдруг Марина заинтересуется?
Приезжал Давид Маркиш, сын Переца и брат великого переводчика и знатока античности — Симона Маркиша. Давид выпустил 11 (одиннадцать) романов на 6 (шести) языках. Я прочитал в «Сионе» его русское произведение. Оно — ничтожно. Таковы загадки капиталистического мира.
Как идут дела с «Компромиссом»? Определились ли сроки?
Всего доброго. Привет семейству.
Ваш С.Довлатов.
Довлатов — Ефимовым
23 декабря 1980 года
Дорогие Игорь и Марина!
Спасибо за поздравление. Вас — также. Всех обнимаю и люблю.
Статью получил. Название очень хорошее. «Феникс Петербурга» — куда хуже. И даже, я бы сказал — кошмарно.
У меня был знакомый — артист Коренев. Сыграл Ихтиандра по Грину. У него был приятель — артист Харитонов. Харитонов в шутку назвал Коренева «корень зла». (Что не слишком остроумно.) Коренев же в ответ назвал Харитонова — «Харитон добра». (Что уже совершенно невообразимо.) Так вот, «Феникс Петербурга» звучит как — «Харитон добра».
А «Из Ленинграда в Петербург и обратно» — хорошо.
Ваше объявление дадим сразу после Нового года. А то — все заполнено и готово.
Книжку надо доставить по моему адресу. Весь тираж. Хитрый Гриша сказал: «Пусть лежит у вас». То есть, как бы — уступил.
Статью еще не прочел. Но уверен, что понравится.
В Калифорнию я, наверное, поеду. Там будет возможность рассказать о газете. И еще какое-то мое сообщение. Что-то насчет западного рынка. Хорошо бы, вы (Вы) приехали. Можно будет прогулять какое-нибудь заседание.
Баптист Моргулис, с которым Игорь недавно познакомился, сказал мне такую фразу: «Вот вы, Сережа, надо мной все шутите, а люди, которые меня не знают, мне верят…»
Вайль и Генис шлют приветы. Они сидят на кухне и пьют бренди. Что довольно обременительно.
Ваш С.Довлатов.
Довлатов — Ефимову
14 января 1981 года
Дорогой Игорь!
Пишу в ужасной спешке. Сегодня надо отправить около тридцати писем.
1. Статья идет не немедленно ввиду перегрузки. Материалов очень много. Все перекладывается из номера в номер. Но пойдет и т. д. Раньше мы вымогали статьи, а теперь шлют сами — Панин, Федосеев, Михайлов, Синявский, Лосев и т. д. Это хорошо.
2. Мой финансовый партнер — Гриша — взбунтовался платить за доставку. Сказал, что будет Вам звонить. Если не договоритесь, я заплачу. Если договоритесь, как он хочет — пополам, то Вашу половину я Вам потом отдам тайно от Гриши. Не сердитесь. Я считаю, что уплатить должны мы.
3. 50 долларов за мерзость печати — высылаю. Боря присовокупляет чек на 110 (+5) долларов. (Не знаю — за что.)
4. «Новая газета» поместила две статьи о моем антисемитизме. Как ни странно, это доставляет мне всяческие неприятности.
5. Безумный Марамзин звонил из Парижа и 45 минут ругался.
6. Безумный Максимов вернул Пете и Саше статью об Аксенове, которую называл «украшением номера». За то, что мы напечатали Каминскую. Он этого даже не скрывает. Хотя Петя и Саша — всего лишь секретариат. Кстати, они были против Каминской. Мать, мать, мать…
7. «Компромисс» очень жду. Уже лежит куча заказов. И предстоят два выступления. Всех обнимаю.
Ваш С.Довлатов.
P.S. Игорь, мне кажется. Вы огорчились, что Вам не сообщили о конференции. [Конференция «Русские писатели на Западе», проводившаяся университетом Лос-Аджелеса весной 1981 г.] Я хочу только сказать, что в механизме этого дела — сплошной хаос, произвол и бардак. Знаете, как я попал в приглашенные? Здесь был ничтожный юморист — Д[…] Попросил дать ему бесплатно рекламу. И сказал: «Я могу устроить, чтобы Вас (то есть меня, Довлатова) пригласили в Калифорнию». Я сказал: «У меня нет времени». Но рекламу ему дал. Не ради Калифорнии, а из жалости. Печатать его мы все равно не будем, он — пошлый. И вдруг приходят документы. Так что, это делается, как в Союзе. Кто-то кому-то позвонил и все.
Обнимаю Вас, Марину, девочек и голубоглазую бабушку. Кирилл прислал бодрое и веселое письмецо. Аню Зиновьеву видели на БИ-БИ-СИ мои друзья. Говорят, она хорошо работает и неплохо устроена.
Все. Привет.
Довлатов.
Довлатов — Ефимовым
24 января 1981 года
Дорогие мои, здравствуйте!
1. Посылаю 300 для Карла. Пусть всячески извинит задержку.
2. Могу ли я заказать:
а. «Невидимую книгу» по-русски. Сколько есть. Однако — не более 50. Естественно, в тонком переплете.
в. «Невидимую книгу» по-английски. Двадцать штук. В тонком же переплете.
3. Максимов отказался печать статью Вайля и Гениса об Аксенове. (До этого считал ее «украшением номера».) Все это — из-за статьи Каминской. Бесчувственные Вайль и Генис требуют у него половину гонорара.
4. «Ньюйоркер» приобрел еще три моих рассказа. И заплатил авансы. Так что, я раздал долги, отправил все посылки. Жаль только, запить не могу.
5. Игорь! кажется, мы с 1-го марта начнем ежедневную газету. Тьфу, тьфу, тьфу… Один безумный человек покупает нам типографию. Будет жуткая война с «НРС». Боря заказывает оружие в полиции.
Обнимаю всех.
Ваш С.Д.
ПИСЬМО ДОВЛАТОВА МАКСИМОВУ ОТ 14 ЯНВАРЯ 1981 ГОДА
Дорогой Володя! (Когда-то Вы разрешили мне пренебречь Вашим отчеством. Хочу использовать это разрешение в удобной для меня ситуации.)
Дорогой Володя! Вы завернули Вайлю и Генису статью об Аксенове. Резоны, изложенные Вами, удивляют своей мелочностью.
Я не буду говорить о демократии. О свободе печати. О злополучном плюрализме. Об автократии и толерантности.
Я хочу спросить — знаком ли Вам механизм газетной работы? Письмо Дина Каминская написала — мне. Готовил его к печати — я. Редакционную вводку написал я (убедившись в том, что Вы, действительно, пользовались советскими источниками).
Вайль и Генис — литературные критики и очеркисты. По совместительству — выполняют техническую работу. Не скажу, чтобы они бешено возражали против материала Каминской. Он их просто не заинтересовал. Показался невнятным, частным и малоинтересным.
Что они должны были сделать? Уволиться в знак протеста с работы? Выкрасть и уничтожить статью Каминской? Что?
За что Вы лишаете их готовой и долгожданной публикации? Ради чего лишаете Аксенова первой глубокой статьи о нем, «Континент» — замечательных сотрудников, публику — несомненного эстетического удовольствия?!
Я думаю, чувства, которые Вами завладели — мелкие. Это идет вразрез со всем, что мы о Вас знаем и думаем.
Попробуйте следовать Вашей же логике. Получится — абсурд. Например, можно ли печатать в «Континенте» автора, сотрудничавшего в «Октябре»? Ведь «Октябрь» похуже «Нового американца». Или — нет?
Неизменно благодарный Вам и любящий Вас.
Ефимов — Довлатову
5 февраля 1981 года
Дорогой Сережа!
Посылаю несколько рассказов [Евгения] Попова. Надеюсь, они Вам подойдут. Между прочим, я отобрал те рассказы, которые в книгу не включены, — просто, чтобы дать человеку напечатать побольше. (Это не значит, что они похуже, — он пишет так ровно, что отбирать пришлось почти механически, опираясь на хронологию.)
Нашу публикацию в газете видели, остались довольны. Но объявление можно пока перестать печатать: во-первых, толку нет, а во-вторых, у нас заказов выше головы, ибо Ардис перевел меня на половинный рабочий день с тем, чтобы основную массу наборной работы делал ЭРМИТАЖ. Обе стороны довольны.
Меттеру передайте, что «мой человек» Ай-Би-Эм заказ на фонты переправил по инстанциям и не расположен проявлять добавочное рвение.
Ваше письмо Максимову очень порадовало Профферов, да и нас тоже, хотя — тревожно. Одна надежда, что террористы, посланные Вайнбергом, столкнутся с террористами, приехавшими из Парижа, и перестреляют друг друга.
Всех благ газете и семейству,
Ваш Игорь.
Довлатов — Ефимову
7 февраля 1981 года
Дорогой Игорь!
За книжку [»Компромисс»] — огромное спасибо. Изъянов в ней достаточно, и все — по моей части. Есть дважды повторяющийся абзац. Есть в двух рассказах — одинаковая шутка. Заказов приходит довольно мало. Хотя на выступлениях покупают много. Гриша — тюфяк и засранец. Да еще развелся с женой. […]
Ваша (ваша) статья очень понравилась. С рекламой получилось вот что. Ее заранее дали в литературном приложении. Которое мы делаем раньше, за неделю. Кроме того, художник возражал против нарушения «дизайна». Надеюсь, Вы не рассердились. Вводка кончается запятой по недосмотру алкоголика Вайля и мудака Гениса. Там было продолжение насчет «Эрмитажа». Они его отрезали, а запятая осталась.
Книжки от Проффера дошли. Посылаю 87 долларов.
И еще — 55 за доставку. Не удивляйтесь двум чекам. 7 долларов — это какая-то странная, загадочная и ни с чем несообразная Гришина доля. Я этой цифры не понял и голову решил не ломать. А Вам, я надеюсь — все равно.
Игорь! Будьте снисходительны к моей патологической аккуратности, черкните открытку — мол, деньги получил.
Пришлите что-нибудь свое. Может, есть набранный отрывок из «Плоти"». [Роман Ефимова «Как одна плоть»] Для приложения. Или — что хотите.
Мы Вас (вас) очень любим и уважаем.
Тут был Леша. Очень симпатичный, но уж слишком высоко он поднялся над всей мировой рутиной. При нем как-то стыдно быть ниже Шекспира.
Марину обнимаю. Люди говорят — ее часть в статье [»Из Ленинграда в Петербург и обратно»] еще лучше Вашей.
С. Довлатов
P.S. Очень рад за Вас в связи с приездом Вашей мамы. С.
Довлатов — Ефимову
12 февраля 1981 года
Дорогой Игорь!
1. За книжку еще раз — спасибо.
2. Гришу обеспокоили зажатые Вами копии. Что значит — несколько, пять или сорок? Гришу смущает засорение библиотечно-университетского рынка. Меня не смущает, я торгую исключительно с публикой. И с частными заказчиками. Причем, весьма безуспешно. Продал экземпляров тридцать, раздарил и того больше.
3. Получили ли Вы 55 долларов? А Карл — триста (последний долг лавки) и 87 за мои личные книжки? Всех обнимаю. Сейчас 4 утра.
С. Довлатов.
Довлатов — Ефимову
21 февраля 1981 года
Дорогой Игорь!
Мы тоже, как Вы заметили, объявили наборный цех. Хотя заказы не идут. Боря просил сообщить Вам: если появятся излишки, мы готовы сделать, уплатив комиссионные.
У нас — две хорошие дорогие машины. А работают они по 8-10 часов в сутки. Говорят, это неправильно.
Дела идут все лучше и лучше. Мне начали платить 75 долларов. Плюс 150 на Liberty, так что — все нормально. И Лена зарабатывает 200. И Катя — 30. И мама — 300 в месяц + фудстемпы. Короче, отправляем старуху в Париж (!) на 9 дней.
Годовщина наша в «Соколе» прошла бурно, многолюдно, с корреспондентами, телевидением и пр. В «Daily news» появились наши огромные фотографии. Говорят, это все полезно. Я пока что умираю от переутомления. Лена — абсолютно зеленая.
Обнимаю все семейство. Маме огромный привет.
Ваш С.Д.
P.S. Выберите небольшой (хотя бы) кусок из «Плоти». Страниц 12–18. Оч. ждем. С.
Ефимов — Довлатову
2 марта 1981 года
Дорогой Сережа!
Все Ваши (не Ваши уже) деньги получены и переданы Ардису. Высылаю Вам отрывки из двух книг, готовящихся к изданию — Кублановский и Ефимов. Так как Кублановский уже ушел в типографию, печатать его надо раньше, а с Ефимовым можно и погодить. Биографические справки — необязательно, но рекламные приписки — как обычно.
Мама моя, видимо, будет доставлена ХИАСом прямо в Детройт, так что ехать в Нью-Йорк повода не будет. За это время побывал в Новой Англии, жил у Штернов, так что имел возможность выслушать другую сторону. (Жюри удаляется на бессрочное совещание.) [Речь идет о размолвке между Довлатовым и Людмилой Штерн.]
Всего Вам доброго, всегда Ваш, Игорь.
Довлатов — Ефимову
14 марта 1981 года
Дорогой Игорь!
За Кублановского и — тем более — Ефимова — огромное спасибо. И за Эйкаловича, которому Вы дали наш адрес. А также за Михайлова. Его статья о Ленине и нем. деньгах — замечательная.
В. Некрасов (двойник Успенского, только менее обаятельный) пишет, что «Емельяныч» обижен. Что он — раним. А также, что я должен извиниться. Нечто фантастическое.
Игорь и Марина! Читали ли вы у нас о смертной казни? Не могли бы коротко отозваться? Это самая актуальная тема в Нью-Йорке.
Игорь, головки [фонты для наборной машины] почему-то не идут. Что весьма нас задерживает.
И последнее: меня выгнали с «Либерти». Повергнув в крайнюю нищету.
А так — все нормально.
С Людой я помирился, и даже чересчур. Запретив себе обсуждать ее литературный талант. Люда опасна, как всякий повзрослевший романтик.
Вас же обнимаю и люблю неизменно. И вы относитесь ко мне хорошо. А то кругом — волки. Парамошке недавно хотел разбить морду. Это случилось как раз на «Либерти». Меня держал Юрасов (есть такой хороший человек), очень смешно уговаривая: «Здесь нельзя. Нас и так презирают чехи и румыны. За то, что мы пьем и скандалим…»
Обнимаю. Детям, бабушке и маме — привет.
Ваш С. Довлатов.
18 марта. Игорь! Сегодня вернулось это письмо (забыл наклеить марку). Новая информация отсутствует. Нельзя ли что-то предпринять с головками? А то — есть заказы, а работа стоит.
С.Д.
Довлатов — Ефимову
29 марта 1981 года
Дорогой Игорь!
Вашу прозу скоро опубликуем. Она понравилась даже авангардистам-мамлеевцам Вайлю и Генису. Что странно.
Материалов о смертной казни достаточно. И все плохие. Включая, разумеется — Шрагина.
Относительно фонтов — не грустите. Не грустите, что решили оказать нам услугу. А наоборот — большое спасибо.
Мы их ждем с благодарностью, а не с проклятиями.
С «Либерти» меня вытеснили как либерала. Это не аллитерация и не парадокс. Там идет антилибералистская кампания. До меня вытеснили Цукермана и Леву Наврозова.
Книги издавать пока воздержусь. Нет денег. «Компромисс» не продается.
Газета, вроде бы, совершенствуется. И удешевляется. На днях поменяем типографию. А вообще, будем покупать свою.
Обнимаю Вас и все семейство. Где мама?
Ваш С.Д.
Довлатов — Ефимову
11 апреля 1981 года
Дорогой Игорь!
Круглые штучки получил — огромное спасибо. Лена уже что-то набирает.
«Плоть» стоит в номере. Любовную вводку сочинил я.
Посылаю Вам несколько копий, чтобы Вы знали, как я живу, как меня терзают сумасшедшие люди из Франции и т. д. Мне необходимо, чтобы какой-нибудь умный и приличный человек был в курсе. Следующее письмо Марамзину, если он не оставит меня в покое, я начну так: «Володя, ты кретин, садист и жалкий максимовский подпевала!». А Некрасову так: «Прекрати терзать меня, безграмотный офицер!». Потому что мне надоело!
Обнимаю вас всех.
С. Довлатов.
Довлатов — Ефимову
21 мая 1981 года
Дорогой Игорь!
Спасибо за каталог [изд-ва «Эрмитаж»]. Поздравляю!
Я бы очень хотел, чтобы Ваше издательство стало крупным и преуспевающим. Я думаю, что мы бы всегда могли обо всем договориться и быть друг другу полезны.
Отрывки для приложения ждем. Там же, надеюсь, будут и Ваши данные.
Теперь, что касается — издаться в будущем году. Мне кажется, целесообразнее всего издать «Зону». (Городские рассказы очень среднего качества. А «Пушкинский заповедник» не дописан и дописывать нет времени, там всего 75 страниц.) «Зону» же можно опоясать таким нехитрым приемом выдумать солдатское письмо страниц на 12, давать его кусками между рассказами и растянуть на всю книжку. На манер хемингуэевских курсивов в книжке «В наше время». Получится что-то вроде «Компромисса», то есть единство места и действующие лица, переходящие из отрывка в отрывок. Плюс фрагменты солдатского письма, цементирующие всю эту сомнительную постройку. Я готов за две недели все это проделать.
Насчет переводов следует говорить отдельно. Один из рассказов «Зоны» куплен «Ньюйоркером», еще три имеются на английском языке, и с ними вопрос решается. В издании книжки уже отказали «Фаррар, Страус…» и «Кнопф». Рукопись находится в «Рэндом», и отказа пока нет. В общем, разберемся. А по-русски «Зону» издавайте на здоровье, буду очень рад.
Да, еще меня бескорыстно смутил размер Вашей скидки — 35 %. Насколько я знаю, стандарт — 40 %, некоторые издательства и книжные торговли (Камкин) дают и 50 %. Что бы это значило? Впрочем, Вам видней.
Всем большой привет. При встрече расскажу массу смешного про конференцию.
Ваш С. Довлатов
P.S. Самым пристойным на конфер. был Лимонов.
Ефимов — Довлатову
30 мая 1981 года
Дорогой Сережа!
Наша главная новость: Профферы не вынесли обиды и увольняют нас. Причина: оставаясь в Ардисе, мы будем красть производственные и торговые секреты и использовать их для Эрмитажа.
Марина ждала именно этого, но я все же был поражен. Хотя не стоило бы: ведь на моих глазах несколько месяцев назад они планировали здесь удушение РУССИКИ, подговаривали Аллоя не продавать тем свои книги, замышляли конкурирующий магазин в Нью-Йорке. Ментальность мелкого гангстера полностью восторжествовала. Я уже говорил Вам, что в них очень много советского (как-то получилось, что общение с русской литературой не добавило им ни широты взгляда, ни глубины души, а заразило чертами партийного чиновника): подозрительность, скрытность, планы, в три раза превосходящие возможности, штурмовщина, презрение к собственным обещаниям, презрение к загубленным надеждам людей, доверившихся им, и т. д. Теперь, для завершения картинки, добавилось последнее: шпиономания. (Среди их мечтаний: украсть список подписчиков «НРС»: то-то добавилось бы у Ардиса покупателей!)
Вторая главная новость: хотя Вы, в своем «русофобском угаре», презрительно отзывались о журнале ПОСЕВ, писатель Солженицын (да-да А-И.Солженицын) читает его и вот что написал в письме в редакцию (цитирую из их письма): «… в № 3 просто восхитил меня очерк Марины Рачко — сильное перо! большое чувство меры, лаконичная выразительность». И надо же, чтобы это пришло в годовщину нашей свадьбы! (В газету это не вставлять, а знакомым — рассказывать).
Наконец, про наши издательские дела.
Сережа, поверьте, мне нравится «Зона», но читатель устал от лагерной темы. Я не смогу распродать книжку, а значит, и не смогу издать за свой счет, если там будет только «Зона».
Во-первых, у нас времени еще очень много. Окончательное решение о составе и объеме мы должны принять не позже ноября-декабря. Повторяю: можно даже ничего не выдумывать, если душа не лежит, давать рассказы как есть. Но если силы и охота появятся, обдумайте две моих идеи.
Для «Зоны»: идея объединить рассказы солдатским письмом неплоха, но прикиньте как запасный вариант — товарищеский суд (обвиняемому припоминают одно, другое, а дальше, как говорят киношники — наплыв и…).
Для «Пушкинского заповедника»: защита диссертации «Пушкин в народном сознании». (Вариант названия:
«Дикий тунгус»; «Ныне дикий тунгус».) Кстати, и для всей книжки «Дикий тунгус» звучит заманчиво.
Все это не очень срочно, так что обдумывайте, не торопясь.
Всем поклоны, жму руку,
Ваш Игорь.
Довлатов — Ефимовым
4 июня 1981 года
Дорогие мои, здравствуйте!
То, что вы расстались с Карлом, в практическом смысле, наверное, худо, а в метафизическом — естественно и нормально. Куда ни кинь, выходит «Практическая метафизика». Если уж «Эрмитажу» суждено развиваться, то это должно было произойти. Надеюсь, вы уцелеете.
Украсть список подписчиков «НРС», кажется, возможно. Вернее — купить. Боря хотел это сделать, но я его отговорил. (Для вас бы — согласился.) Но вы, будучи приличными людьми, не захотите. А то — можно обсудить.
Реальнее и пристойнее — другое. Я могу спросить относительно наших подписчиков. Их — 3200 с чем-то. Притом, мы — еженедельник, почти журнал, что уже ближе к вашей продукции. Хотите, я поговорю?
Мы еженедельно рассылаем 1 000 лишних копий по имеющимся адресам. Есть 800 адресов в Канаде и так далее. Может быть, это секрет, но Саша Минчин (?) — автор книги «Псих» — дал Боре детройтские адреса, кажется — 2 000… Сообщите, что вы думаете об этом.
Дальше. Мой русофобский угар не простирается так далеко, чтобы я не помирал от зависти, читая отзыв Солженицына. За десять лет из известных мне людей Солженицын упомянул только двоих — Клепикову и Марину. (Это шутка.)
И все-таки, следующий очерк пришлите нам, мы украсим его солженицынской цитатой. Поздравляю.
Теперь — что касается «Зоны». Товарищеский суд, конечно, лучше, чем письмо. Письмо — искусственно и чересчур литературно. Да и растягивать его надо на 12–13 кусков, — слишком условно. А суд — здорово. Даже странно, что Вы (раньше я обращался к вам обоим на вы, а теперь к Вам, Игорь, на Вы) это придумали мимоходом.
«Заповедник» же не окончен, вернее — едва начат, его не надо связывать приемом, там героя, вероятно, зарежут на поляне 6-го июня на глазах у Андронникова и Сулейменова. Или что-нибудь в этом духе.
Игорь, вероятно, 20-го мы с Меттером и Поповским (ну и тип! Вы его мало знаете) будем в Детройте. Очевидно, заглянем в Анн Арбор (без ночлега). Тогда и поговорим, если желаете.
Новости имеются такие. Вайнберг купил «Новую газету», вернее — отдал за мудака-Женю долги. Теперь он будет их набирать, распространять и так далее. Это довольно плохо. Однако не катастрофично. У нас, вероятно, и даже весьма вероятно, будут осенью деньги, тысяч 150. Будем делать ежедневную газету. Еженедельник — клубная затея, «жить с него» нельзя. То есть, можно, но очень бедно. В общем, начнем. Бог даст, как сказал бы Дима Бобышев, о котором готовлюсь рассказать смешные вещи. На одном из банкетов в Калифорнии Бобышев сидел рядом с Н.Н. […] Тот изъяснялся в обычной красочной манере. Дима сказал:
— Ругаясь матом, вы оскверняете Богородицу. Н.Н. рассердился и закричал:
— Ебу тебя вместе с богородицей! На что Дима сдержанно ответил:
— Оскверняя же Богородицу, вы оскверняете Россию. На что Н.Н. еще громче заорал:
— Россию — тем более ебу!
В такой академической обстановке проходила конференция.
Весьма симпатичным, и даже трогательным человеком показался мне Синявский. Я. К. […] — развязен и пошл. Кроме того, довольно заметно украл наушники. Да еще осмелился мне при этом подмигнуть.
Лучше расскажу при встрече…
А теперь желаю произнести сентиментальность. Мне ужасно не хватает в Нью-Йорке людей, которые меня давно знают. Не потому, что здешние не знают, какой я хороший. А потому, что не знают, какой именно. Это очень мучительно — наживать репутацию, не важно — хорошую или плохую, но соответствующую натуре. Недавно один вполне хороший человек сказал (без меня): «Довлатов ждет (он даже сказал — выжидает), когда мы ему предложим хороший процент». Не важно, в какой это было ситуации, при каких обстоятельствах, но я жутко расстроился. И все происходит от неведения. Вот что такое — новая жизнь. Она как раз и тяжела тем, что приходится заново себя насаждать, чтобы нести ответственность только за действительные недостатки, а не за мнимые. Откуда им, действительно, знать, что я не обману и не схитрю в делах?! Что я, может быть, что-то другое сделаю, похуже, но свое. А я к тому же не пью и таким образом, стал уже вполне морально приемлем. И мне обидно.
Поэтому я без вас скучаю. И даже рад, что так получилось с Карлом, скорее переберетесь в Нью-Йорк. Здесь тоже есть очень дешевые типографии, просто Гриша — абсолютный тюфяк.
Обнимаю вас и люблю.
С.Д.
Ефимов — Довлатову
15 июня 1981 года
Дорогой Сережа!
Спасибо за готовность помочь. Но списки пока не нужны: мой опыт показывает, что от индивидуумов отдача ничтожная. На ваших же (Нов. Ам.) подписчиков будем действовать прямо через газету. В связи с чем и посылаю рекламный материал (последовательность придумана мною — конечно, Вы можете изменять, добавлять, урезать):
1. Фотография всей команды. (Имена на обороте.)
2. Интервью с И.Ефимовым.
3. Краткая аннотация о Суслове и два его рассказа.
4. Краткая аннотация о Руфи Зерновой и рассказ «Ведьмы».
5. Кр. аннотация о С. Аверинцеве и отрывок из его статьи.
6. Список наших книг, вышедших и выходящих в ближайшее время (пока не следует упоминать Владимова — там возникла заминка).
Мне бы хотелось, чтобы материал пошел в печать в июле — не раньше. А то на весь июль мы уезжаем в Нью-Хемпшир и не сможем быстро откликнуться на поток заказов (шутка).
Рад, что Вам понравился прием с товарищеским судом. Но следующий абзац не совсем ясен: даете Вы в книжку рассказы о заповеднике (пусть в том виде, как сейчас)? Или Вы хотите до конца упиться этой ситуацией: издатель (кажется, впервые в жизни) просит у Вас для книги уже написанные вещи, а Вы упираетесь?
В Нью-Йорк мы перебираться пока не будем, но по вас тоже скучаем и будем рады повидаться.
Всегда ваш Игорь.
Довлатов — Ефимову
8 июля 1981 года
Дорогой Игорь!
С первым же Вашим рекламным комплектом случилась накладка. Даже целый комплект накладок.
1. Фотографию не дали, потому что ее изуродовал наш фотостат. (Прилагаю.) Получилось бы черное пятно. Наша полиграфия не впервые бунтует против Вашего облика.
2. К рассказу Суслова приставлено окончание другого рассказа. Виноват кретин Генис. Перед Сусловым мы извинились.
3. Кораблик-эмблему тот же Генис забыл поставить на обеих страницах, чтобы привязать Суслова к интервью и рекламе.
Короче, простите. Что я могу еще сказать? Зернову и Аверинцева я лично буду курировать. Игрушки скоро пойдут. В течение двух недель. Я написал вводку.
Я Вам позвоню, как только пройдет испуг и смущение от нашей халтуры. Жизнь нелегка.
Ваш С. Довлатов.
Довлатов — Ефимовым
9 сентября 1981 года
Дорогие Ефимовы!
Спасибо за книжку [»Как одна плоть»], а также — поздравляю! Полиграфически она ничего себе, только сверху поля обрезаны. Я ее скоро прочту и напишу что-то вроде рецензии. Хотя времени нет абсолютно, главным образом из-за неописуемого бардака в редакции. Из 16 сотрудников я единственный аккуратный человек. Год назад спрашиваю Орлова:
— Леша, если ты ни черта не помнишь, отчего бы тебе не записывать в книжку? А он отвечает:
— Что я, сумасшедший, чтобы записывать?..
Кажется, я это уже рассказывал.
Про Джефферсона [Роман Ефимова о Джефферсоне (неоконченный) был напечатан в газете «Новое русское слово» в 1982 г.], я уверен, хорошо написано. Если говорить цинично (не творчески), то вообще это хорошо русский эмигрант написал об амер. истории. Более того, нам требуется вещь с продолжением. Но общество категорически хочет детектив в расчете на Брайтон. Я же — ненавижу детективы и никакую Агату Кристи никогда не мог прочитать до конца. В качестве компромисса редколлегия соглашается на научную фантастику (которую я еще больше ненавижу). Я не думаю, что смогу убедить сослуживцев — печатать с продолжением историческую повесть. Но попытаюсь, ведь газета наша — с интеллектуальными претензиями. Если не получится, то как Вы смотрите — дать отрывок? Страниц да 15? Или Вы не хотите разобщать?
Одновременно я пытаюсь внедрить в качестве детектива с продолжением историю Кирилловой [Косцинский] посадки. Но тоже вряд ли удастся. Помимо всего прочего, есть и такой момент — мы стараемся литературные материалы давать безнаборные, у нас единственная наборщица с полной нагрузкой + компьюграфик для рекламы и заголовков, и девицы не успевают, кроме того, половина из них (являющаяся одновременно моей половиной — остроумие) беременна и зелена лицом. Короче, я попытаюсь, а Вы сообщите насчет отрывка. Вы пишете — вычитать корректуру. Имеется в виду — в рукописи или в гранках? Рукопись мать прочтет с удовольствием и, разумеется, бесплатно. Но, видимо, я что-то путаю от усталости, недосыпания и бардака. Простите за сумбур.
Ваш С. Довлатов.
P.S. Игорь, Вы только что звонили, но я все же отправляю письмо. Ждем Вас и обнимаем. С.
Довлатов — Ефимову
25 сентября 1981 года
Дорогой Игорь! По зрелому размышлению я думаю, что:
1. Издавать две повести в единой обложке — не следует. Это немного дискредитирует обе повести. Возникнет маленький конкурс. Одна получится лучше, другая хуже. Это будет шаг к сборнику рассказов.
2. Я почти уверен, что коммерчески одна повесть — рентабельнее. Книжка толщиной в 130 страниц обойдется издательству в 1000, как минимум, долларов, не считая набора, возни с макетом и обложкой, и стоить она может через год от 6 до 7.50. Книжка же толщиной в 260 страниц обойдется на 60 % дороже, а ставить цену больше 10 долларов — нахальство. Может, я неправильно считаю….
3. Я бы хотел начать с «Зоны», как с более завершенного сочинения. Толщина — около 130 страниц. В зависимости от количества тетрадок, насколько я понимаю, число страниц бывает кратным 8, 16 или 32. Так что, объем можно растягивать и сокращать.
4. При оформлении я хочу использовать лагерно-сюрреалистические пейзажи Бори Свешникова, который живет в Москве, но возражать не станет. Вы можете их посмотреть в каталогах нонконформистов и в «Аполлоне» Шемякина. Обложку тоже можно соорудить из Свешникова плюс толстые черные буквы или даже реверс.
5. «Заповедник» же, если Вы не утратите к нему интереса, выпустим через год после «Зоны». Надеюсь, «Эрмитаж» будет существовать, и даже не надеюсь, а уверен.
6. Если все это не вызывает у Вас принципиального протеста, то вот несколько строчек для каталога:
Сергей Довлатов. ЗОНА………………………………Цена?
(130 стр., мяг. обл., когда?)
Традиция русской «каторжной» (или лагерной) прозы характеризуется выдающимися именами — Достоевского, Солженицына, Шаламова. В их бессмертных произведениях каторга, лагерь неизменно изображались с позиции жертвы.
В коротком романе Довлатова «Зона» главным действующим лицом является лагерный надзиратель, с точки зрения которого и представлен ход событий.
Это дает возможность автору по-новому взглянуть на многие факты, дать им неожиданную оценку и сделать парадоксальные выводы.
С.Довлатов начал печататься, лишь эмигрировав на Запад, выпустил три книги по-русски и по-английски, редактирует популярный еженедельник «Новый американец».
7. Теперь — что касается условий. Я понимаю, что Вы не сможете мне заплатить. Условия, мне кажется, должны лежать в несколько иной плоскости. Допустим, Вы могли бы предоставить мне какое-то количество экземпляров в качестве гонорара, а я бы обязался не продавать их, а только дарить. Какое-то количество экземпляров я мог бы по условиям приобрести у «Эрмитажа» по себестоимости, с тем же обязательством — не продавать. Эти две цифры — авторские экземпляры и книги по себестоимости — можно варьировать: 50 + 50, ЗО + 60 и так далее. Как Вы сочтете нужным.
8. И последнее, вернее — предпоследнее. Я бы хотел сохранить права на иноязычные варианты. Я все еще не теряю надежду издаться как следует по-английски, и, по мнению Бродского, шансы должны расти.
9. Последнее же в том, что кусок из «Зоны» будет до конца года в «Ньюйоркере» в качестве рассказа (каковым он и является), и еще два куска читает редактор. Там ко мне довольно хорошо относятся, они даже написали Бродскому благодарственную записку, как моему рекомендателю, и я думаю, что сложностей с авторскими правами не будет, тем более что, наверное, можно всем этим делом пренебречь.
Вот, собственно, и все.
Очерк про Вас — сочиняю, медленно.
Против Джефферсона целиком общество возражает, нужен детектив или что-то вроде Орвелла, русская тема плюс напряженный сюжет. По-прежнему ли Вы не хотите давать отрывок?
Обнимаю. Всем девицам огромный привет.
Из новостей — я решил добиваться гранта. Начал с безнадежного — с Гугенхайма. Если получу, назову ребенка — Гуго. А если будет двойня, то Гуго и Хайм.
Ваш С. Довлатов.
Ефимов — Довлатову
3 октября 1981 года
Дорогой Сережа!
Господь с Вами — уговорили.
Будем в 1982 издавать «Зону». Но с условием, что и «Заповедник» постараться дописать для нас на 1983 г.
Срок — середина лета, начало осени. Но хотелось бы, чтобы готовая рукопись была задолго до этого, чтобы втиснуть набор в образовавшееся «окно». Кстати, много ли из этого печаталось у Перельмана? Устраивает ли его шрифт и формат? Можно ли нам сэкономить немного, использовав частично его набор?
Как это Вы говорите, что мы не заплатим? Вам будет причитаться 10 % с проданного экземпляра, что (при цене 7.50) должно дорасти до 750 дол. Но если хотите, я могу вместо этого отдать Вам сразу 200 экз. с разрешением продавать где угодно и как угодно? Устраивает?
Иностранные права, конечно. Ваши. Однако буду признателен, если в аннотациях при английских публикациях отрывков будет упомянуто, что книга запланирована в Эрмитаже.
Итак, с книгой все ясно.
«Джефферсон». Думаю, не печатать его в газете — правильное решение. Если не забудете, заберите экземпляр из редакции, а я в следующий визит его увезу. Или просто отправьте мне. Дошел ли до Вайля и Гениса посланный мной пакет с книгами?
Шарымова прислала мне чек за «Как одна плоть» и адрес заказчика. Я, конечно, ей признателен, но если узнает Проффер, он меня просто подожжет: я не имею права продавать эту книгу, заказы надо направлять только в Ардис. (Все остальные мои книги можно теперь заказывать у меня.)
Вкладываю небольшое объявление. Сколько стоило бы опубликовать его в газете? С деньгами очень туго, но если недорого, я бы поднатужился.
Поклоны растущей семье,
всегда Ваш, Игорь.
Довлатов — Ефимову
8 октября 1981 года
Дорогой Игорь!
Рад, что Вы согласились издать «Зону» отдельно. К лету, разумеется, все будет готово. А «Заповедник» — строго через год.
200 экз. меня совершенно устраивают. У Перельмана была напечатана треть «Зоны». Насколько можно использовать его набор, сейчас говорить трудно — все будет переделываться. Когда работа будет закончена, я отмечу совпадающие куски и пошлю Вам хорошие оттиски из «Времени и мы».
Теперь — насчет указания, что книга запланирована в «Эрмитаже». В «Ньюйоркере» от 19 октября идет, наконец, мой рассказ (не лагерный). А до конца года обещали пропустить лагерный, из «Зоны». Я навел справки и выяснил, что давать указания такого рода в «Ньюйоркере» не принято и даже услышал шутку, что за такую рекламу «Эрмитажу» пришлось бы очень дорого платить. Настаивать я боюсь, чтобы не услышать: «Мы и так печатаем тебя неохотно, а ты еще лезешь с капризами». Вайль и Генис пакет получили. С объявлением дела обстоят так. Положение в газете тяжелое, дружба с администрацией трещит по всем швам, Меттер окружил себя проходимцами, и так далее. Короче, просить о бесплатном объявлении сейчас неудобно. Нужен компромиссный вариант. Формально один квадратный дюйм стоит 8 долларов, как и в «НРС». Объявление занимает 6х4=24х8=192. Формально же при объявлении, даваемом свыше 5 раз, дюйм стоит 7 долларов, а свыше 10-6 долларов. Наши рекламщики снижают цены до половины. Короче, могли бы Вы уплатить 50? Есть другой способ. Если бы Вы написали хоть какую-нибудь заметку о политике или экономике, то мы бы в качестве гонорара велели Боре дать рекламу.
Жаль, что я не могу решить этот вопрос сам и в одну минуту. Но это так. Вообще нашу контору разрывают всяческие страсти, в основе которых лежит затянувшаяся бедность. Но это все в письме выходит очень длинно.
«Джефферсона» вышлю, забрав у Пети. Если бы Вы знали, в какой бешеной форме я уговаривал их напечатать в антологии «Пенелопу» [рассказ А.Битова], но они совершенно несгибаемые, и, к сожалению, не с идеальным вкусом люди.
Жду распоряжений относительно рекламы. Не сердитесь. Демократия превратила меня в абсолютно бесправного человека. То же самое, кстати, говорит Эдвард Коч.
Обнимаю всех.
С. Довлатов.
Ефимов — Довлатову
12 октября 1981 года
Дорогой Сережа!
Раз все будет переделываться, нет смысла связываться с кусками из «Времени и мы». Наберем сами — чисто и красиво.
Конечно, в «Ньюйоркер» соваться с моими рекламными пожеланиями смешно — забудьте.
То же самое и с рекламой на английском языке. Тем более, что она меньше всего уместна в «Новом американце».
То же самое и с несгибаемым Вайльгенисом — была бы честь предложена.
У нас все идет нормально, дело движется. Недавно написал на полях набора одного профессора, что нельзя писать «его язык отличался богатством слов». Он послушался, исправил: «его язык отличается богатством языка».
Поклон семье, дружески,
Игорь
Ефимов — Довлатовым
26 октября 1981 года
Дорогие Лена и Сережа!
Что за печальные слухи доходят до нас о новом расколе в газете? О, эта русско-еврейская неспособность к поискам компромисса! Ничему не поверим, пока не получим отчет от вас самих.
Лена, профессор, о котором я говорил, на днях вышлет гранки своей книги. Умоляю, не правьте стиль. Я уже сделал что мог, но невозможно же переписывать за него всю книгу. Только грамматика! Книга выйдет не под нашей маркой, так что для нас главное — чтобы набор был качественным.
С Вами и Норой Сергеевной я договаривался по 40 центов страница. Ему сказал, что по 60 ц. Итого Вы должны получить 100 дол., я — 50. (Мне ведь еще врезать исправления.)
Всех обнимаю,
Ваш Игорь Ефимов.
Довлатов — Ефимовым
6 ноября 1981 года
Дорогие Ефимовы!
Посылаю для ознакомления три первых номера газеты [»Новый свет»]. Рассказывать подробности — нет сил. Положение все еще шаткое и трудное. Глупости и мерзости в Обращении — навязаны. Таковы были условия. Надеюсь, все поймете. Надо было выбирать: либо расходиться по домам, либо — эти условия. Расходиться до слез обидно. Уцелеть без помощи Седыха невозможно. К Меттеру возврата нет — он жулик. И так далее.
Народ кругом — говно. Камни летят со всех сторон. Жизнь отвратительна.
Гриша с Леной купили наборную машину. Взять того же Гришу единственный хороший человек в микрорайоне — и тот бездельник и невежда.
Вайнберг в разговоре со мной произнес: «Разные там славянисты курят вам дифирамбы…»
У меня от смеха хлынул из носа чай…
Всех ненавижу.
Любящий вас
С. Довлатов.
P.S. Обратите внимание на детектив В.Шифрина. Это я за субботу написал для привлечения Брайтонеской публики. Докатился. С.
P.P.S. Ваш друг М.Поповский — ужасен. Хотя надо отдать ему должное ужасен со всеми: с бедными, с богатыми, с евреями, русскими, ветеранами, христианами, со мной, с Седыхом и даже — с Григоренко. Он старец Зосима наоборот. С.
Довлатов — Ефимову
20 ноября 1981 года
Дорогой Игорь!
Я Вам дважды посылал газеты для ознакомления. Надеюсь — получили. Обложки все подряд неудачные. Пятый номер будет лучше.
Положение неясное. В нем много загадочного, как в хорошем, так и в чудовищном смысле. В письме рассказать невозможно.
И вообще, я обращаюсь к Вам по другому поводу. Лена с Гришей купили пополам IBM. Гриша оказался совершенно невозможным партнером. Расшифровывать не буду, но поверьте — он — антипартнер. Озорно поблескивает глазами и хитрит так мелко, что это вызывает лишь раздражение. Как Вы догадываетесь, я готов быть либо в дружеских отношениях с человеком, то есть, в отношениях, заведомо исключающих хитрость, либо, что называется, в деловых, когда немного хитрят обе стороны. Но с Гришей деловые отношения тоже невозможны. Правильно сказал Иосиф: «Мишель дает деньги, я — громкое имя, Лосев выполняет работу, а на каком этапе нужен этот поц?!» [Михаил Барышников дал деньги на издание собр. соч. Бродского в издательстве «Серебряный век». Собрание не вышло.]
Короче, Гриша угрожает отказаться от машины, если Лена не снизит расценки до полутора долларов за книжную страницу (больше 2 000 знаков). Если они разойдутся, Лене одной придется выплачивать рент — 10 долларов в день. Мы ей, разумеется, даем какую-то халтуру. Но и к Вам есть просьба. Если Вы и Марина не успеваете справиться с каким-то заказом и вынуждены его отклонить, то имейте, пожалуйста, Лену в виду. Для нее приемлемы любые расценки, которые Вы сочтете нормальными. Она работает аккуратно и быстро. Она же со своей стороны будет иметь Вас в виду как посредника с типографией. То есть, получив заказ, рекомендовать Вас и Вашу типографию. В общем — ясно.
Очерк про Вас обязательно напишу, как только рассеется хаос.
Да, еще один вопрос. Не хотите ли Вы под своей маркой издать книжку Сагаловского. Вы, наверное, помните его по нашим публикациям. Наум пользуется большим успехом в демократических кругах. Его томик, я думаю, продавался бы в русских колониях. Набор мы ему, вероятно, сделаем бесплатно. За типографию он заплатит. Как насчет распространения и марки?
Звонил ли Вам непонятный человек, написавший книгу про скульптора Антокольского? [Феликс Аранович. Его книга об Антокольском вышла в «Эрмитаже» в 1982 г.]
Обнимаю Вас и Ваше семейство.
С. Довлатов.
Ефимов — Довлатову
24 ноября 1981 года
Дорогой Сережа!
Ни одного экземпляра «Нового света» мы не получили, ничего про новую газету не знаем. Подписчики здесь в большой растерянности, на их провинциальный вкус вся история с разрывом выглядит довольно дискредитирующей, так что завоевывать доверие заново будет нелегко.
Деловой союз с Гришей — на это, по-моему, можно было пойти только в каком-то мазохистском порыве. Думаю, надо принимать всю ренту на себя, а у него только брать заказы с выплатой вперед. Я всегда помню про ваши нужды, но ведь мы работаем на машине втроем (еще одна русская девочка, которую Проффер вот уже второй месяц переманивает от нас, постепенно наращивая высоту сулимых златых гор), а при такой интенсивности завала заказов пока не предвидится. Не написать ли Вам Профферу? Он так меня ненавидит, что может согласиться давать Вам заказы за ту же цену, что и нам — 1.60 за тысячу знаков. Правда, предупреждаю: рукописи будут неправленные, нуждающиеся в корректуре; ручной правки и авторских исправлений — полным полно и бесплатно, а деньги получать не легче, чем с Гриши. (Вот уже третий месяц не могу получить причитающиеся мне 800 дол.)
В связи со всем этим: сохраняется ли заказ на 6 фонтов, сделанный Леной по телефону? Или нужно от него срочно отказаться?
В каталог, в раздел «книги других издательств» я включаю альманах «Часть речи» № 1 и «Компромисс». Но удастся ли мне получить у Гриши требуемые экземпляры с 40 % скидкой? Или лучше вообще не связываться?
Аранович, написавший про Антокольского, звонил, с ним ведем деловые переговоры, спасибо. О включении Сагаловского в наши планы и под нашей маркой можно поговорить, если он пришлет подготовленный сборник. Насколько я помню, он пишет довольно неровно — надо посмотреть, что он захочет включить туда. И уж конечно только при условии, что набор осуществляем мы.
Еще одна досадная новость: тот профессор, которого я уговорил послать Лене корректуру, в последний момент слинял, а я не могу его заставить, потому что книга идет не под нашей маркой.
Посылаю полный текст некролога про Борю [Борис Бахтин умер в Ленинграде осенью 1981 года] — как видите, в «Новом русском слове» потеряли конец. Вообще же, не зная ничего о положении дел в «Новом свете», я послал сейчас довольно много материалов в другие места. Надеюсь, Вы не рассердитесь, как я не сердился и не сержусь на друзей, сохраняющих нормальные отношений с Проффером.
Поздравляю с включением в энциклопедию. Хочется сказать, как в анекдоте: «почему это Вы везде, а я — нигде?»
Всех благ, обнимаю все семейство,
Ваш Игорь.
Довлатов — Ефимову
26 ноября 1981 года
Дорогой Игорь!
Жаль, если Ваши соседи принимают меня за гангстера. И разве их не смущает то, что со мной ушли из редакции еще семь человек, почти весь штат. К Седыху «на поклон» я тоже не ходил, хотя об этом много говорят и пишут с изощренными нюансами и подробностями. Я позвонил ему и сказал, что мне нужно с ним поговорить. Седых ответил: «Заходите, голубчик». Я сказал, что хочу попытаться сделать еще одну газету, но для этого необходима реклама в НРС. Что я прошу его об этом, и вне зависимости от ответа буду писать в газете то, что сочту нужным. Он наговорил мне комплиментов и дал рекламу. Вот и все. После этого я добился зарплаты (200 чистыми) себе и еще троим людям, хотя Гальперин не стоит и полтинника, вместо него можно взять четверых обозревателей и платить им по 50 долларов гонорара. У нас получают по 50 долларов за статью еще четыре человека, из которых двое — Поповский и Шарымова — оскорбляют меня почти ежедневно. Батчан же, заметки которого я переписывал в течение года, сказал недавно Дэвиду Дэскалу, что газету не может редактировать человек с моим знанием английского. Рыскину Лена год носила бутерброды в редакцию, и в результате он недавно божился в компании, что Катя не моя дочка, а представьте себе — Аксенова. И так далее.
Профферу я уже написал сдержанное письмо. Даст заказы — хорошо, нет обойдемся. Разумеется, я не обижаюсь, что Вы дали материалы в НРС и Моргулису, это совершенно правильно, а в дальнейшем я надеюсь что-то у Вас получать, если Дэскал не будет препятствовать рекламе. О Бахтине Вы написали очень хорошо, особенно вся неформальная часть относительно его умения влиять на закулисную борьбу в ССП, записки же Виньковецкой мне кажутся нескромными и сентиментальными.
По поводу «Части речи» и «Компромисса» Гриша ведет длительные и туманные переговоры с «Руссикой», внятного ответа на Ваш вопрос он не дал, его телефон (212) 699-56-53. «Компромиссы» у меня есть, я могу Вам прислать 30–40 штук, а может, и больше, сколько надо.
Заказ на шесть фонтов сохраняется, огромное спасибо. Лена оставляет машину себе, работа вроде бы есть. Да и крепнущая, увы, дружба с Вайнбергом сулит некоторые перспективы.
Насчет Сагаловского — так. Набор ему Лена сделает бесплатно, поскольку я очень ему благодарен. Речь идет о том, чтобы быть посредником между готовым макетом и типографией, получив комиссионные. В конце концов фирму ставить необязательно, что-нибудь придумаем, а вот типография у Вас, кажется, самая дешевая в США. Но это — со временем.
Газеты Вы получили, бандероли идут страшно долго, первые номера очень плохие, пятый и шестой уже лучше. До пятого я выслал, шестой пошлю в среду.
Мы все пребываем в адском труде, я встаю в половине пятого, у меня еще две передачи на радио, Лену тошнит каждые 15 минут, роды стоят очень дорого, сбережений, естественно, нет.
Семьдесят процентов упреков в свой адрес я отметаю. Несмотря на все разговоры о том, что я продался дьяволу, Седыху и так далее, наша газета, единственная, смогла напечатать ответ Михайлова критикам (№ 5, 6, 7), единственная напечатала интервью Синявского, единственная публикует Белоцерковского и Шрагина, хотя я Вам скажу — демократы тоже хороши.
Всех, кто меня порицает — ненавижу, а вас всех люблю и обнимаю. Говорил ли я Вам, что в результате дружбы с Меттером мы должны банку (я и Лена) десять тысяч, которые по Бориной просьбе взяли якобы на образование и отдали ему для газеты и которые он отказался возвращать. Затхлый Перельман тем более их не вернет. И так далее.
Всем большой привет, Наташе, маме.
Ваш С. Довлатов.
Довлатов — Ефимову
21 января 1982 года
Дорогой Игорь!
Уже год, как я пишу без черновиков, из-за этого письма выходят сумбурные и невразумительные. И это — в том числе. Мне кажется, оно не требует ответа. Просто я хочу согласовать с Вами некоторые планы.
За всю мою жизнь я получал разумные литературные советы только от двух человек. Это — Вы и некая Хэйли Элькен. Хэйли была редактором на «Ленфильме» и говорила по-русски с сильным финским акцентом. Именно плохое формальное знание языка придавало ее речи особую внятность. Она говорила: «У этого героя неправильная психология. Он не должен сказать — так. Он должен сказать — так». Остальные либо сразу заговаривали о Боге, либо, как Марамзин, советовали: «Читателя надо подъебнуть», либо, как Бродский, твердили: «Главное, это — кураж!» Короче, я Вам очень доверяю. А главное, мне чаще всего понятно, что Вы хотите сказать.
Дело в том, что мне жутко опротивело все, связанное с газетой. Ситуация такова. Нами правит американец Дэскал, еврей румынского происхождения. (Уже страшно!) Он не читает по-русски и абсолютно ничего не смыслит в русских делах. Это — самоуверенный деляга, говорит один, не слушает, отмахивается и прочее. Довольно хорошо знакомый тип нахального малообразованного еврея. То, что он не знает русского языка — с одной стороны, хорошо. Это дает простор для маневрирования и очковтирательства. С другой стороны, его окружает толпа советников, осведомителей, интерпретаторов и банальных стукачей. Стучат в трех направлениях. Первое Довлатов не еврей, армянин, космополит, атеист и наконец — антисемит. Это крайне вредный стук, потому что наш босс рассчитывает получать деньги на газету от еврейской организации, и кажется — уже получает. Второе — что я ненавижу диссидентов, издеваюсь над ними и так далее. Третье — Довлатов завидует таким великим писателям, как Ефраим Севела и Львов, и еще Солженицын, борется с ними, не публикует и так далее. Если б я окончательно разложился в моральном плане, я бы мог говорить боссу что-то вроде того, что Солженицын и диссиденты — главные антисемиты нашей эпохи и прочее. Но это — слишком. Хотя вообще-то я сильно разложился, я это чувствую. Я здесь веду себя хуже и терпимее ко всякой мерзости, чем в партийной газете. Но и стукачей там было пропорционально меньше, и вели они себя не так изощренно. Боря Меттер, например, оказался крупным негодяем. Орлов — ничтожество и мразь, прикрывающийся убедительной маской шизофрении. Он крайне напоминает распространенный вид хулигана, похваляющегося тем, что состоит на учете в психоневралгическом диспансере.
Практически командуем в газете мы втроем, Петя, Саша и я. К сожалению, мы абсолютно разные люди (при их многочисленных достоинствах). Они молодые формалисты, веселые, с хорошими зубами, без проблем. В мелочах довольно бессовестные, но в серьезных делах соблюдающие некоторые правила. Они прекрасно ко мне относятся (в своем понимании), верят, что я еще способен достигнуть некоторых футуристических успехов, и вообще — приличные люди, но никогда не испытывавшие и тени сомнения в собственной правоте и в абсолютном совершенстве.
Тем не менее образовалась правящая олигархия, несколько сократившая всяческую демократию. Без этого невозможно бьшо справиться с хаосом и кипучими амбициями второго состава. Поповский выдвинул ультиматум, который принят не был, после чего Марк Александрович надулся и ушел. Думаю, что пишет обо мне изобличительную статью для «Новой газеты». Но это — ладно.
Короче, мне все опротивело. В принципе, я мог бы уйти. Тем более что Дэскал рано или поздно выгонит меня. Я мог бы — а). Пойти в «Новое русское слово», то есть сменить, как говорится, шило на мыло, лапшу на вермишель, б). Добиваться преподавательского места, это возможно, но это — переезды, негарантированные заработки и т. д. в). Продолжая халтурить на радио (что тоже ненадежно, в любую минуту эта халтура может кончиться или прерваться, что уже не раз случалось), заняться американскими делами.
И вот — я перехожу к главному. Три публикации в «Ньюйоркере» (третья появилась вчера) открыли передо мной некоторые возможности, которые я совершенно не использую. Хотя самые знаменитые американские люди Солсбери, Мейлер, Воннегут — отнеслись к рассказам вполне хорошо, во всяком случае — они так говорят. Все толковые русские, от Козловского до Наврозова, говорят, что я — идиот. Что мне нужно выпустить книжку в хорошем американском издательстве. Теоретически у меня есть агент. Он позвонил в «Ньюйоркер», связался с Анн Фридман и просил ее сделать синопсис к «Компромиссу». А дальше начинается кошмар. Аня — страшная копуша. Она каждый рассказ переводит ровно год. Катя О'Коннор вообще пропала. У нее какая-то особо сложная личная жизнь. Вообще, мне страшно не везет с переводчиками. То есть, переводят они вроде бы хорошо, но настолько медленно, что все становится бессмысленным.
Я хочу в ближайшие три месяца:
1. Добиться от Ани заявки на «Компромисс» и дать ее в пять хороших издательств. Это дело придется оставить Ане, отказаться от нее на этом этапе уже нельзя, хотя я знаю, что обыкновенную сраную заявку на полторы страницы она будет переводить полгода, клянусь.
2. Выпустить с Вами «Зону» по-русски. Затем подготовить этот злосчастный синопсис, приложить к нему в качестве главы рассказ из «Ньюйоркера» («По прямой»), плюс у меня есть еще два рассказа оттуда, переведенные студентом, их можно дать для ознакомления в качестве как бы подстрочника, перевод, я думаю, плохой. И тоже дать это все в пять хороших издательств. Вместо резюме у меня есть вырезка из какой-то дурацкой энциклопедии, в которую меня по блату включил Лосев.
3. У меня есть около ста радиопередач на русские темы. То есть больше 400 страниц текста. Это, так сказать, книжка о России, причем не о верхнем слое, как у Смита и Кайзера (правительство, Евтушенко, диссиденты, распределители), а совсем наоборот. Это — низы общества, простые люди, мой цикл на радио так и называется «Ординари рашенз», «Простые люди России», «Простая Россия», что-то в этом духе. Три радиоскрипта оттуда переведены одной энтузиасткой, я думаю — плохо. Их можно опять-таки дать в качестве подстрочника. Надо только узнать, профиль какого издательства соответствует такой затее.
Таковы планы. Не знаю, что из этого выйдет. В газете обстановка крайне мерзкая. Одна Шарымова чего стоит! Теперь насчет «Зоны». Я знаю, насколько важно превратить это в единое целое. Важно не столько для русского издания (хотя и для русского издания целое — лучше), что же касается американских издательств, то они просто говорят — сборник рассказов можно издать только после трех романов. Даже их любимый Чивер начинал с романов.
Ваша затея насчет суда очень правильная и таит некоторые драматические возможности. Я «Зону» перечитал. Там — 13 рассказов. Они делятся на четыре группы, довольно обособленные. Четыре группы соответствуют четырем группам персонажей. Это — я (то есть, лирический герой), затем — солдаты, зеки и офицеры охраны. Это значит, надо сплести четыре мотива. Можно начать с рассказа «По прямой», который несколько выделяется качеством и заканчивается тем, что героя препровождают на гауптвахту, то есть, отдают под суд. Дальше можно написать эпизоды суда и другие промежуточные разделы, что-нибудь в псевдодокументальном духе, с обнажением хода «литературного процесса», то есть — с открытой лабораторией и нескрываемыми приемами. Чтобы рассказы, ставшие фрагментами книжки, — оставались беллетристикой, а связки, набранные, допустим, курсивом, были документальные, в свободной манере, непроизвольные и откровенные. Сейчас так очень многие пишут, так что это не покажется манерным, автор как бы участвует в повествовании и пр. Как у Воннегута в «Бойне». Короче, я взялся. Сегодня вечером уже что-то буду писать. Специально днем посплю.
Только что звонила паскуда Наталья (зав. редакцией) и сказала, что потеряла письмо, которое я писал два дня со словарем по-английски для одного хрена в «Сохнуте». Что я должен сделать? Выгнать ее, нищую, покинутую худосочным Батчаном, голодную вечно, в драной кацавейке?! При этом грубит беспрерывно, и одно лишь выражение ее лица вызывает во мне бешенство.
Игорь! Всех обнимаю. Буду заниматься литературой, а на работе изворачиваться, обманывать начальство, как в Союзе.
Народ вокруг — довольно поганый. И сам я — хорош!
Ваш С. Довлатов.
Ефимов — Довлатову
29 января 1982 года
Дорогой Сережа!
Атмосфера нью-йоркской литературно-газетной жизни несомненно вскоре станет темой Вашего нового романа. Похоже, в ней есть все, что нужно: Кафка, Зощенко, Достоевский, Сологуб и т. д. Все Ваши планы на жизнь имеют правильный принцип: наступать в разных направлениях, не подвешивать все свои надежды на какую-то одну ниточку. Но Вы ни словом не упомянули про «Один на ринге» — или как теперь называется этот большой роман? Неужели думаете, что я обижусь, если Вы будете печатать его в РУССИКЕ или даже в АРДИСЕ? Да, Бог с Вами — не ставьте меня на одну доску с ревнивыми параноиками. Но мне бы хотелось знать о Ваших литературных планах и успехах хотя бы для того, чтобы использовать это в рекламе. «Зону» ждем.
Посылаю несколько наших новых книжек и каталог. Аксенова — для Вайля и Гениса. «Илюшины разговоры» [Дины Виньковецкой] — Лене, чтоб знала, как разговаривать с гениальным ребенком (шансы на это — на гениальность довольно велики). Езерскую — Вам, ради фотографии Бродского и интервью с ним.
Всех Вам благ и удачи, дружески,
Игорь.
ПИСЬМО ДОВЛАТОВУ ОТ К.ВОННЕГУТА
от 22 января 1982 года
Дорогой Сергей Довлатов,
Я вас тоже люблю, но вы разбили мое сердце. Я родился в этой стране, бесстрашно служил ей во время войны, и тем не менее мне ни разу не удалось продать свой рассказ журналу «Нью-Йоркер». И тут появляетесь вы — и раз! У вас тут же покупают рассказ. Что-то здесь очень нечисто, на мой взгляд.
Если ж говорить серьезно, я вас поздравляю с прекрасным рассказом и поздравляю «Нью-Йоркер» с тем, что они наконец-то напечатали по-настоящему глубокое и общезначимое произведение. Как вы уже наверняка обнаружили и сами, большинство их публикаций имеют своим предметом радости и горести верхнего слоя среднего класса. До вашего появления у них вряд ли можно было найти что-то про людей, которые, скажем, даже не являются постоянными читателями «Ньюйоркера»
Буду рад видеть вас снова и прочесть ваши новые вещи. Ваши дарования нужны этой безумной стране. Нам повезло, что вы приехали сюда.
Ваш коллега,
Курт Воннегут.
Игорь! Может быть, это пригодится для обложки? Это написано о рассказе «По прямой», который входит в «Зону». С.
Довлатов — Ефимову
20 февраля 1982 года
Дорогой Игорь!
За книжки — большое спасибо. «Аристофанину» [изданный в «Эрмитаже» сборник пьес В.Аксенова] ребятам передал, вызвав саркастические улыбки. Из Виньковецкой, если можно, дадим кусочки с указанием, где приобрести. Шрагину бандероль передам.
Мой роман теперь называется — «Пять углов». Кстати, я его недавно переписал. Вернее, редактируя, перепечатал с фотопленки. Там около 500 страниц. Петя и Саша читали и говорят, что роман хороший, но обязательно нужно дописать еще одну часть, где бы действие происходило уже на Западе. Сюжет, если Вы помните, заключается в том, что автор и герой постепенно совмещаются в одно документальное лицо, и это лицо — писатель. Так вот, в «Невидимой книге», которая сейчас является последней, 4-й частью романа, герой писателем еще не становится. Раньше я хотел закончить все это куском про заповедник, и в этом заповеднике героя умертвить, но теперь я согласен с Петей и Сашей. Про заповедник будет отдельная повесть, а роман надо дописать. Чем я вскорости и займусь.
Особого интереса к моим рукописям никто не проявляет. Карл спрашивал несколько раз, но вяло. Так что предложением это назвать нельзя. Дэвид в «Руссике» уверенно сказал — все издадим. Но он жуткий прохиндей. Лишних дел я с ним иметь совершенно не желаю. Я думаю, что и в газете-то долго не протяну. Тем более что она становится все гнуснее. Давидка требует сионизма, раздобывает где-то чудовищные материалы и заставляет их публиковать. Мы уже почти не сопротивляемся. Но уже сейчас неловко ставить под этим свою фамилию. А дальше будет хуже.
Короче, если «Зона» не принесет Вам убытков, давайте займемся романом. Правда, я не знаю, может ли быть рентабельной такая толстая книга, но это уже Ваше дело.
«Зону» я готовлю. Все будет закончено к 1 мая. Посылаю Вам двадцать страниц, по ним уже можно судить о фактуре. Если Вы одобряете такое построение, то отложите эти 20 страниц куда-то в сторонку. Прежде, чем Вы приступите к набору, давайте согласуем технические моменты — формат, ширину набора, кегль. У Езерской, например, по-моему — широковатый набор, и поля сверху слишком узкие. И еще у нее глупо выглядят в оглавлении подзаголовки: интервью с таким-то, интервью с таким-то. Мне кажется, надо было просто дать фамилии. Но это уже не имеет отношения ко мне никакого.
Там у меня в «Зоне» беллетристику, видимо, надо набирать обычным шрифтом, прямым, а письмо к издателю — курсивом и поуже.
Но это мы все потом обсудим. Пока что, я Вам позвоню из редакции через неделю, а Вы скажете, нравится Вам или нет. Если нет, то переделаем.
Всего доброго. Всех Ваших обнимаем.
С. Довлатов. […]
Как вам мои первые страницы? Высылаю следующий отрывок.
P.S. В нашей русской колонии попадаются чудные объявления.
Напротив моего дома висит объявление:
ТРЕБУЕТСЯ ШВЕЙ!
Чуть левее, на телефонной будке:
ПЕРЕВОДЫ С РУССКОГО И ОБРАТНО, СПРОСИТЬ МАРИКА…
Ефимов — Довлатову
8 марта 1982 года
Дорогой Сережа!
На этой страничке просто пример того, как будут стыковаться два вида набора. Формат книги: 5,5 х 8»; зеркало текста 25 х 39 пайкас (Вы, конечно, уже знаете, что это такое). Напишите, устраивает ли.
Большой роман издать, конечно, хочется. Но нелегко. Давайте вернемся к этому разговору месяца через три, когда я приеду в Нью-Йорк. Надеюсь, к тому времени я с большей определенностью смогу сказать Вам о сроках. Ведь это самое главное. Вы же пока обязательно вытребуйте у Карла письменное разрешение включить в роман «Невидимую книгу». Ведь копирайт на ней Ардиса. Это Вам понадобится, где бы Вы ни издавали (в том числе и по-английски). Натравите на него своего агента. Я предвижу, что крокодил-Проффер будет очень неохотно разжимать челюсти, будет врать, что издаст сам.
Всего доброго, поцелуи семье,
Ваш Игорь.
Довлатов — Ефимову
1 апреля 1982 года
Дорогой Игорь!
В силу многолетней традиции начинаю с извинений. Тут ко всем моим неприятностям случился запой, и я чуть не умер, с конвульсиями и прочими делами. Видимо, лекарство продолжает действовать, или организм потерял закалку, в общем, чуть не помер, это был сущий кошмар. Американский запой ху[же] нашего, хотя всего много, и это-то и губит. Там был фактор материального истощения, когда уже никто не одалживает, и это действовало как тормоз. Здесь же нельзя остановиться, все есть и не кончается.
Продолжение рукописи высылаю только сейчас + слабый зирокс передней обложки, в действительности обложка — яркая, простая и эффектная. Я мог бы выслать ее оригинал, но если Вам не понравится, то чего зря высылать.
Меня смущает одна мелочь: не будет ли набор широковат, а внутренние поля, следовательно — узковаты, и тогда при чтении люди будут книжку сильно (и с раздражением) раскрывать, энергично проводя сверху вниз согнутым указательным пальцем. И тогда книжка вскоре развалится на две части. Примите это к сведению, хотя, наверное, уже приняли.
Ну, пока все. Сил еще очень мало. То, что творится у нас на бывшей работе — описать невозможно — все друг на друга подали в суд, всего перекрестных вариантов — около двадцати, но мотивы однородны — воровство, обман, мошенничество.
Все. Обнимаю. Не сердитесь, как не сердились и раньше.
Всем привет.
С. Довлатов.
Ефимов — Довлатову
9 апреля 1982 года
Дорогой Сережа!
Да, новости печальные. Тем более что и оправданий для запоев становится все меньше: кругом успехи, нормальная семейная жизнь. Видать, Город Желтого Дьявола засасывает.
Обложка очень славная. А какого цвета? Хотелось бы также взглянуть на рисунки Свешникова.
Поля у книги будут достаточно широкие, не беспокойтесь.
Не могу скрыть от Вас — меня огорчило замечание, оброненное Вами в разговоре по телефону. Конечно, я знал, что Проффер поливал и поливает меня за глаза (начал задолго до разрыва), так что практически у меня уже нет надежды когда-нибудь получить работу в американском университете. Конечно, я знал, что все его обвинения (против меня, против Леши, против Вас и против десятка других) похожи на обвинения, выдвигавшиеся месье Пьером против Цинцинната Ц.: черствость, бездушие, необязательность, неблагодарность. Но у меня была иллюзия, что где-то, время от времени эта волна клеветы должна наталкиваться на моих друзей и встречать хоть какое-то (пусть слабое и безнадежное) сопротивление. Что друзья могут по крайней мере сказать, что Ефимова даже враги не могут поймать на вранье, а Проффер лжет всегда, если только у него есть надежда не быть пойманным с поличным.
Судя по всему, ничего такого Вы не сказали (с кем был разговор? с Полем Дебрецени?).
Больше того: через неделю я узнаю из газеты, что у Вас нет среди американцев лучшего друга, чем мистер Проффер. Плохи тогда Ваши дела в Америке. Не от этого ли «друга» Вы бегали, когда он пытался встретиться с Вами в Нью-Йорке? Не он ли так и не смог вытянуть Вас на разговор во время конференции на Западном побережье? А может. Вы просто почувствовали после визита в Северную Каролину, как страшно иметь его в «не друзьях»?
Я не сержусь, но все это мне горько. Похоже, что я и перед друзьями скоро должен буду оправдываться: зачем так обидел доброго и доверчивого профессора.
Ну, хватит об этом.
Надеюсь, увидимся в конце мая. Жму руку,
Ваш Игорь Ефимов.
Довлатов — Ефимову
12 апреля 1982 года
Дорогой Игорь!
Как это ни странно. Ваше письмо обрадовало меня, поскольку в нем звучит человеческая нота, а именно — нота досады по отношению ко мне, что возможно лишь при общем дружеском, заинтересованном чувстве. Я же этого чувства добивался многие годы, дорожу и горжусь им чрезвычайно, и потому едва ли не в торжествующем настроении приступаю к оправданиям.
Нет ни одного человека в мире, в глазах которого менее, чем в Ваших глазах, я хотел бы выглядеть мелким, ловким и трусливым человеком. (Если окинете взглядом мои знакомства, то убедитесь, что я не преувеличиваю.) Что и говорить, я многое делаю бездумно, небрежно и претенциозно, что-то пишу и затем сожалею об этом, и так далее. Но в какой-то части своего поведения я могу оправдаться перед Вами. Я бы только просил, чтобы это письмо прочитала также и Марина, поскольку высоко ценю женскую чуткость, а на Марину рассчитываю особенно, и даже вроде бы и раньше прибегал к ее душевному посредничеству.
Клянусь Вам, я не помню, кто именно, но кто-то в общем потоке разговоров сказал примерно следующее:
«Конечно, Проффер — гад, что сначала эксплуатировал, а затем уволил Игоря с его женщинами, но и Проффера следует понять, его доводы надо выслушать — как-никак Ефимов создал рядом с Карлом свое издательство, и чувства Проффера понятны…» Я, честное слово, не помню, кто это говорил, но не Дебрецени, и вообще — не американец, а русский, может быть, какой-нибудь Юз, или Люда, или Майя Аксенова, я не помню — кто, но хорошо помню, что это был русский язык, и что говорилось это не с осуждением в Ваш адрес, а с призывом к объективности.
Если бы я почему-либо счел возможным занять в этом вопросе объективную позицию арбитра, то, наверное, согласился бы, что надо выслушать Вас, Проффера, выверить всяческие подоплеки и контексты, и тогда уже что-то решать. Но я такой позиции не занимаю, не хочу и не имею права занимать. Проффер мне не близкий, чужой человек, отношение же к Вам вполне однозначное и простое: я Вас люблю и уважаю как писателя и человека за талант, ум и порядочность. Сделав минимальное усилие (до чего Вы никогда не унизитесь), Вы бы тотчас убедились, что это отношение выражалось мной неизменно в беседах со всеми людьми, с которыми я считал нужным или возможным обсуждать Вашу личность. Я не помню, чтобы я проделывал это горячо, или, тем более — размахивая кулаками, но никакого другого чувства я никогда не питал и не выражал. Что не мешало мне подшучивать (как мне казалось, совершенно дружески) над какими-то Вашими чертами.
Что же касается Проффера, то я испытываю к нему чувство благодарности за «Невидимую книгу», которая ему не очень-то нравилась, и издав которую, или даже просто заявив в каталоге, Карл возвысил меня в собственных глазах и в глазах общества, помог мне выкарабкаться из почти беспрерывных запоев и уцелеть. Кроме того, я разделяю многие его внешние литературные соображения. И все. Он мне, повторяю, совершенно не близок, я его совсем не знаю, не делаю решительно никаких попыток сблизиться с ним в расчете на какие-то приглашения и блага, оказавшись в Мичигане, не пытался и не буду пытаться встретиться с ним, в разговоре с ним и с Эллендеей всегда испытываю чувство крайней неловкости, и так далее. В то же время я не избегал разговора с ним в Калифорнии, просто он не говорил ничего определенного. Если же Карл твердо и внятно предложит мне издать какую-нибудь книжку, я соглашусь хотя бы потому, что не хотел бы вызвать у него такую мысль:
«Когда-то навязывал мне «Невидимую книгу» и трепетал, а сейчас воротишь рыло».
Разумеется, мне гораздо интереснее выпускать книжку с Вами, потому что это совместное дружеское действие, можно все обсуждать и не стесняться, и даже эти, например, «письма к издателю», как бы они ни были глуповаты, никогда не были бы написаны в случае с Карлом — ну что я мог бы ему написать?
Разумеется также, что, согласившись издать у Карла книгу (чего, повторяю, он мне ни разу конкретно нe предлагал), я сделаю все, чтобы нравящиеся Вам мои рукописи оказались в Вашем распоряжении.
Никогда после Вашего разрыва с Карлом ни он, ни Эллендея ни единым словом в моем присутствии не обмолвились о Вас. Если бы такой разговор произошел — неважно, в каком духе и тоне — то можете быть совершенно уверены, что, дождавшись первой же паузы, я бы выразил свое отношение к Вам, однозначное и уже упомянутое в этом письме. И мне бы совсем не потребовалось говорить, что «даже враги не могут поймать Ефимова на вранье», потому что такое заявление унижало бы Вас, Вы не школьник и Ваши достоинства неизмеримо выше элементарной правдивости, и так далее.
Я даже предполагаю, что Карл и Эллендея не случайно исключили в разговорах тему отношений с Вами, будучи уверены, что я не только не поддержу подобного разговора, но и выскажусь безусловно противоположным образом.
Изо всех сил напрягая свою память, зная свою неуемную болтливость, я, тем не менее, не могу вспомнить ни единого случая, когда бы я, под влиянием словесной расслабленности или какого бы то ни было случайного чувства, допустил в Ваш адрес высказывания, которые можно было бы истолковать иначе, чем абсолютно дружеские и уважительные.
Что же касается моей идиотской лекции, то это попросту халтура от начала до конца. Когда я перечисляю тех, кого считаю мастерами, я называю имена писателей, известных американцам. Теперешнюю прозу Аксенова я вообще не читал, потому что не могу ее прочесть ~ изнемогаю от скуки. Второй том Чонкина гораздо хуже первого и вообще — «Железная женщина» Берберовой мне нравится гораздо больше, чем аксеновские вещи, да и у Синявского мне нравятся только «Гоголь» и «Пушкин», «Мысли врасплох» и «Голос из хора» меньше, а проза, беллетристика, за исключением «Пхенца», вся не нравится а ведь речь в этой лекции шла именно о художественной прозе. Но, повторяю, я выбирал знакомые аудитории имена.
Что же касается американских «друзей», то тут все еще проще. У меня вообще очень мало американских знакомых, а по сюжету я должен был назвать американцев, хорошо говорящих по-русски, вот я и назвал Аню и Карла, причем, Аня, действительно, наша приятельница, милая, добрая и талантливая женщина. Карла же можно назвать другом лишь в американском, формальном смысле — то есть человек, с которым я поддерживаю отношения. Кого же мне было еще назвать? Я знаком с несколькими славистами, но абсолютно шапочно, нахожусь в прекрасных отношениях с нашим домоуправом-супером, угощаю его водкой, но он не говорит по-русски, значит — противоречит сюжету лекции. Мне жаль, что я Вас огорчил, но кроме Ани и Карла никто не подходит. Ко мне хорошо относятся Солсбери, Кайзер и Воннегут (когда им удается вспомнить, кто я такой), но их назвать было бы нескромно, хотя Солсбери и Кайзер говорят по-русски, Воннегут же не подходит ни по каким статьям.
Вы можете сказать, что халтурные лекции читать не следует, и я с Вами тотчас же соглашусь и, действительно, буду готовиться к таким выступлениям добросовестнее.
Хочу также зло напомнить, что когда-то Вы дружили с Карлом и защищали его от нападок, так же, как дружили с Соловьевым, и довольно тесно, а потом разочаровались в обоих, я же с самого начала не почувствовал в Карле близкого человека, и тем более — всегда ощущал наглядное и выразительное гнидство Соловьева, так позвольте же мне сохранить к ним свое безразличие.
Конечно, я обладаю нормальным запасом личной немужественности, даже трусости, и тем более — готовности к компромиссам, но Вы совершенно неправы, думая, что я ставлю свое отношение к Карлу в зависимость от тех благ, которые это может принести. У меня очень много недостатков, среди которых есть, как я убедился, и завистливость, и злорадство и отсутствие мужества, но у меня, и в особенности — у мамы есть такая, довольно заметная черта — мы не переносим, когда обижают наших знакомых, хотя сами мы их часто обижаем. Неодобрительное слово о моем папаше вызывает у мамы истерический припадок, при том, что они развелись в 44-м году и личность Доната — неизменная тема иронических бесед у нас в доме. Я же, например, причинил Лене очень много зла, бываю с ней груб и говорю о ней много плохого, но даже оттенок неприязни к ней со стороны другого человека приводит меня в состояние бесконтрольное и близкое к помешательству. Все это относится не только к родным, но и к друзьям, и даже к знакомым, и даже к не очень хорошим, но знакомым людям, так что даже Шарымову я сам ругаю, а другим ругать препятствую. Кстати, она в чудовищном положении — без сожителя, который ее бросил, без жилья, без зубов, без денег и без работы.
Я не хочу сказать, что это — замечательное качество, но оно полностью исключает ситуацию, при которой кто-то высказался бы о Вас неодобрительно и не встретил самого энергичного протеста.
Я знаю, Вы не из тех людей, перед которыми надо прятать свои достижения и выпячивать неудачи, чтобы не возбудить в них горькой обиды. И все-таки, формулировка: «кругом успехи» не совсем ко мне подходит. «Ньюйоркер» очередной рассказ забраковал, гугенхеймовской степендии — не дали, а главное — я совершенно окончательно проиграл дело с газетой, которой отдал много времени и с которой связывал все свои планы. Газета мне в нынешнем виде и положении опротивела, но я не учел какой-то иррациональной связи и теперь уподобился спортсмену, который долго тренировался, затем разлюбил и бросил спорт, но организм его продолжает жить в режиме больших нагрузок. Кроме того, получилось так, что ультиматум Дэвиду предъявляли Петя, Саша и я, а когда Дэвид твердо отклонил наши требования, выполнять условия решился я один, а Петя и Саша остались в газете, хоть и убрали свои фамилии и, более того, выказали полное непонимание мотивов моего поведения, которое хоть и с большим опозданием и с многочисленными оговорками, все же являлось принципиальным. Скоро я приеду и расскажу все подробности.
Заработок на «Либерти» не регулярный и всегда может прерваться, что и случалось неоднократно, и один раз — на 14 недель, литература при всех моих «успехах» прокормить не может, и в результате я не совсем представляю, как зарабатывать на жизнь.
К этому можно прибавить кризис моих отношений и нахождение в гнусной здешней среде, ужас которой заключается в том, что всякая оплачиваемая гуманитарная деятельность является тут крайне дефицитной, и за право на такую деятельность люди готовы убить друг друга. Если позвонить десяти моим знакомым и предложить мою должность, то все десять немедленно ее займут, не сочтя нужным позвонить мне и узнать, в чем дело, что, собственно, и произошло с Перельманом, который не захотел в свое время посоветоваться со мной, уселся в мое злосчастное кресло, после чего лишился двенадцати тысяч долларов и был физически выдворен Меттером из редакции с помощью четырех полисменов.
Да и в семье у нас не так уж чудесно, потому что Катя — довольно большая свинья, подробности опять же расскажу при встрече.
Теперь — насчет обложки. В оригинале она выглядит хорошо — увидите. Цвет, думаю, либо черный с белым, либо красный с белым, но, желательно густые, плотные цвета, не розовый, не сиреневый, не серый, а именно, если возможно — черный или красный.
Что касается Свешникова, то произошел некоторый конфуз. Я был уверен, что он мой знакомый, но оказалось, что это ошибка. А он живет в Москве. И вообще, нужен ли он, тем более, что «Место и время» М.Хейфеца оформлено репродукциями Свешникова. Но это мы еще обсудим.
Это письмо я отправлю завтра, 13-го, во вторник, постараюсь отправить с почты каким-то ускоренным способом, потому что хочется быстрее изжить или ослабить Вашу досаду. В ближайшие дни я Вам позвоню, чтобы договориться о заезде из Миннесоты в Анн Арбор, я сегодня сдал на «Либерти» две передачи, одну из них впрок, чтобы быть свободным в понедельник — 19-го.
Если это письмо хотя бы частично рассеет возникшие тучи, буду очень рад. Если нет — предприму дальнейшие шаги.
Обнимаю Вас и Ваше семейство.
С. Довлатов.
Довлатов — Ефимову
12 мая 1982 года
Дорогой Игорь!
В сопроводительной записке к материалам Вы допустили несколько психологических ошибок.
1. Вы не в состоянии написать ничего такого, что бы мне всерьез не понравилось. Я примерно знаю, чего от Вас можно и чего нельзя ожидать. Как и от Льва Толстого. Перечитывая «Анну Каренину», я не жду, что буду хохотать до упада. И т. д.
2. Даже если бы мне роман не понравился, то я не столь говнист, чтобы малознакомому иностранцу раскрывать глаза на творчество соотечественника и друга.
3. Вы не можете себе представить, до какой степени он [лит. агент] равнодушен к моим рекомендациям. Ведь его специальность — рынок. Качество в нашем задушевном ленинградском смысле, его абсолютно не интересует, да еще — в тумане перевода.
Короче, рукопись будет передана без особых комментариев, они излишни. Скажу только, что Вы — известный русский писатель.
Сию минуту — не очень удачное время для передачи. Дело в том, что у нас с ним вышло подряд несколько отказов. Как только он заработает на мне очередные сто долларов, а это случится в течение недели или двух, поскольку в оборот запущено пять названий, действует же он энергично и пунктуально так я сразу же дам ему Вашу рукопись. Увидите, это будет до двадцатого мая.
Теперь — «из другой оперы». Находясь в Бостоне, я видел Карла. Он вызвал меня на разговор, который продолжался час. Он сразу сказал, что Ваши претензии к нему — справедливы, что он действительно эксплуатировал Вас, не создал Вам никакой перспективы и т. д. Я спросил, допускает ли он, что отношения могут восстановиться. Он сказал, что если это произойдет естественно, то он будет очень рад. Ни единого неприязненного слова в Ваш адрес произнесено не было. Он говорил, что сожалеет и пр.