Письма солдат

Глава 7 Атлантика

29 июня 1941. Иван Дмитриевич.

У морских путешествий своя прелесть. Увы, эта сторона жизни как-то прошла мимо офицеров Кексгольмского саперного батальона. Когда ты занят погрузкой и размещением своих людей на судне, голова болит за сохранность батальонного имущества и техники, когда приходится думать, чем занять людей в кубриках чтоб с ума от безделья не сходили, уже не до любования красотами субтропиков.

— Иван Дмитриевич. Вы я вижу увлеклись чтением биржевых сводок.

— И раньше до службы приходилось изучать, а в командировке вспомнил. Полезное дело, Алексей Сергеевич, — штабс-капитан сложил газету и убрал в офицерскую сумку.

Разговор происходил на палубе бывшего пассажирского парохода «Курляндия». Ходившее на атлантических линиях, совершавшее регулярные рейсы в Англию судно с известных событий встало на прикол, а с прошлого года сменило окраску на шаровый цвет и подняло флаг вспомогательного флота. На палубе рабочие поставили четыре пушки, врезали элеваторы подачи боеприпасов, а на надстройках появились зенитные автоматы.

— На пенсию по выслуге лет не рассчитываю, приходится нюх не терять, чтоб после отставки не вляпаться в рисковый заказ, — пояснил Никифоров.

— Удивляюсь я вам, Иван Дмитриевич, — губы комбата тронула легкая грустная улыбка, — находите время о послевоенном времени думать. Я признаться, даже гадать боюсь, когда эта катавасия закончится. Плывем через океан, на далекие острова, где флибустьеры и работорговцы флаги поднимали. Что хоть в биржевых сводках пишут? Совсем рисковая авантюра, или шансы есть?

— Знаете, Алексей Сергеевич, я сам думал, что пропащее дело с этой войной, лучше было б встречать янки на укрепленных позициях. Да все непросто, очень даже непросто. Вы знаете, что акции российских компаний стабильно растут, а облигации займов раскупаются иностранцами под три с половиной процента годовых?

— Это же вроде скромный процент?

— Сказочно скромный! В прошлой войне под пять процентов занимали. А сейчас вдруг ставки упали, даже новые внутренние займы под четыре процента идут.

— Удивительно, — качнул головой капитан Чистяков.

Никифоров оглянулся по сторонам. Офицеры разговаривали одни. До работавших на баке матросов их слова не долетали.

— Мне в Петербурге партнер много интересного рассказал. Про строительный и промышленный бум, думаю, вы слышали. Как в годы прошлой войны у нас заводы и новые производства открывались, так и сейчас. Все бегают, ищут участки под верфи, толковых инженеров и переманивают рабочих. Что характерно, деньги швыряют пачками. Мой «Северный монолит» получил хороший аванс под обещание сделать все быстро и добротно.

— Недурственно, — Чистяков покачал головой, — и сколько, если не секрет?

— Половину стоимости контракта заказчик перегнал на счет сразу после подписания документов. Вы понимаете, что в стране творится?

— Бум. «Ревущие двадцатые» повторяются. Но ведь опасное дело, может взорваться как в Штатах в двадцать седьмом.

— Не лопнет. У американцев все пришло к перегреву биржи и резкому сбросу обязательств. У нас, понимаете, половину спроса война поглощает. Кстати, настоящий бум в Сибири и на Дальнем Востоке. Спрос буквально на все. Мне по большому секрету рассказали, Восточная Железная Дорога взяла в аренду у японцев ветку на Дальний и перегрузочные комплексы.

Чистяков показал головой.

— В японской войне потеряли, а теперь выкупаем. Хотя, я понимаю в чем дело.

— Совершенно верно, неограниченный кредит на поставки в Японию. Кстати, — штабс-капитан Никифоров наклонился к собеседнику и перешел на шепот. — Об этом мало пишут, но царь заставил европейцев все наши долги списать. Провел зачет в счет погашения части репараций. А выплаты по американским кредитам заморожены еще с начала войны. А иностранные долги частных компаний через казну перекредитовали. Так что есть нехорошее ощущение, в Красном Замке решили идти до конца и поучаствовать в большом грабеже.

— Все оплачивается кровью солдат. В Первой Мировой почти миллион мужиков положили. Сколько в этой погибнет? — Чистяков мелко перекрестился.

— Слушайте, Иван Дмитриевич, когда это все закончится, возьмете меня к себе на работу?

— Даже не обсуждается, Алексей Сергеевич. Строители никогда без куска хлеба не останутся, если не строим, то ремонтируем, если не ремонт, то реконструкция или снос. А там опять заново строить. Живем.

От разговора офицеров отвлек гул далекого взрыва. Державшийся по правому борту на расстоянии в полторы мили эсминец заложил крутой поворот. Корабль сменил курс. С его кормы в небо взлетели черные шарики. Еще через минуту за кормой эсминца встали величественные горы из воды и пены. Пророкотали взрывы.

На мостике «Курляндии» засуетились. Дизеля под палубой застучали громче, судно заложило левый поворот. Два быстроходных транспорта шедших параллельным курсом повторили маневр.

— Похоже, наше охранение почуяло кровь. Вон, смотрите, — Чистяков вытянул руку в направлении конвойного корабля.

Эсминец закручивал круги, как собака потерявшая след.

— Вываживает. Пойду ка я в низы, посмотрю настроения людей.

— Я тоже, Иван Дмитриевич, пробегусь по кубрикам, или как у моряков казармы на борту называются?

Саперы даже не заметили поднимавшиеся далеко на горизонте клубы дыма. Именно тот взрыв и прозвучал как приглушенный расстоянием хлопок. До пассажиров никто и не доносил, что капитан судна имеет четкий приказ: в случае обнаружения подводной угрозы, немедленно менять курс и идти в порт назначения полным ходом. Европейцы пока только учились проводить океанские конвои. Скорость считалась достаточной защитой от атаки подлодок. «Курляндия» могла спокойно держать 24 узла на лаге, субмарина даже в надводном положении гарантированно останется за флагом.

Лейтенант Джозеф Виллингем не верил своей удаче, три торпедных взрыва громыхнули точно в отмеренное время. Четвертого пришлось ждать. Но и этого достаточно. Подлодка «Тойтог» погружалась на предельную глубину. Дураков нет оставаться на поверхности и ждать, пока тебя не затопчут эсминцы. А русские сейчас очень злые.

Над субмариной шумели винты. Невдалеке ударила серия подводных взрывов. Жесткий удар по корпусу заставил людей втянуть головы в плечи. Страшно, когда не знаешь — рванут бочки с взрывчаткой в стороне, или лягут точно тебе на палубу и под брюхо. Цель это ты, слепая, почти неподвижная цель.

Акустик докладывал о шумах, тресках, гуле рвущегося железа на поверхности. Еще через два часа микрофоны уловили грозный рокот от взорвавшихся котлов. Затем шумы на поверхности стихли.

Авианосец «Князь Воротынский» готовился выпустить в воздух ударное звено бомбардировщиков, патруль доложил о субмарине в надводном положении. Капитан первого ранга Ценский распорядился довернуть на три румба против ветра и дать полный ход. Легкое волнение, противный срывающий белую пену с гребней волн ветер мешали наблюдателям. На мостик доложили об идущих на корабль торпедах, но отреагировать никто не успел. Три белых столба взметнулись выше мачты. С палубы стряхнуло два самолета.

Лейтенанту Виллингему и его людям повезло сразу во всем. На подлодку на базе загрузили торпеды с качественными взрывателями. Известная беда подводников всех флотов начала войны — рулетка с бракованными торпедами. Эти сработали как надо. Почти три центнера взрывчатки в каждой вскрыли борта «Князя Воротынского» как консервный нож жестянку. Авианосец лег на борт. От удара загорелся бензин в ангаре. О спасении корабля и нечего думать, осталось только снимать людей.

«Тойтог» всплыла через три часа после того как в радиусе слышимости пропали все шумы винтов. Выдвинув перископ, командир осмотрел поверхность. Только волны, да на зюйде легкий дымок. Цистерны продули только когда удостоверились, что на поверхности пустынно, а в небе нет проклятых самолетов. В полукабельтове от субмарины на волнах покачивался спасательный круг. Больше ничего. Океан без остатка поглотил очередную жертву.

Командир немедля распорядился передать в эфир доклад. Вскоре в ответ пришло очередное распоряжение от командующего флотилией. С оста приближается еще один конвой, «Тойтог» должна соединиться с группой и атаковать ночью в полупогруженном положении. Да, янки не такие увальни, как рисует пропаганда. Они тоже учились с самого начала войны. Немецкую тактику ночных групповых атак переняли не только русские, но и заокеанские «нейтралы». Летом 41-го американцы опробовали этот прием на практике.

Пассажиры «Курляндии» ничего не знали о случившейся трагедии. Командиры саперного и бронегренадерских батальонов на борту судна только по косвенным признакам догадывались, что океан не так пустынен, как кажется, а вокруг происходит что-то нехорошее. Попытки вытянуть на разговор капитана и моряков безрезультатны. Мореманы сразу пресекали такие разговоры. Их можно понять, паника на борту это последнее, что можно пожелать сразу после пожара и посадки на скалы.

Войсковой транспорт в сопровождении двух вооруженных грузовых турбоходов и эсминца так и наматывал мили на винты. На четвертый день плавания по левому борту показался берег.

— Вы же рассказывали, у вас есть хорошие друзья геологи, — офицеры батальона собрались на шлюпочной палубе и вели неторопливый разговор.

— Есть такое, Еремей Сергеевич. Сам вот уже многое забыл.

— Если забыли, это хорошо, Иван Дмитриевич. Значит, есть что вспомнить, — помощник комбата облокотился на поручень, за его спиной открывался прекрасный вид на вырастающие на горизонте прибрежные острова.

— Грунты Мезоамерики отличаются от английских?

— Как будто сами не знаете. По всему миру отличаются. Только меня больше не грунты, а фауна беспокоит. Говорят, весьма мерзкая, кусачая и ядовитая. Недаром наш батальонный лекарь лекарства и противоядия грузовиками заказывал.

— Как в Египте? Помните, что тогда Гитлер выдал?

— Хорошо ефрейтор развлекся. У меня фото с его коброй сохранилось.

— У меня тоже, — кивнул поручик Аристов. — Интересно, господа, что он сейчас поделывает?

— Сие неведомо. Если хотите, Андрей Иванович, подойдите к ротмистру, поспросите господина жандарма хорошенько дать запрос по его ведомству.

— Я по-человечески любопытствую. Неплохой был ефрейтор. Честно «георгия» заслужил. Надеюсь, найдет свое счастье в Святой Земле.

— Лучше на Святой Земле, чем в ней родимой, — скаламбурил Петр Гакен.

— Лучше бы он дурью со своими корнями и верой прадедов не маялся. Нормальный человек, руки не из афедрона, голова не только для фуражки. Совесть есть, — подвел итог Еремей Кравцов. — Господа офицеры, лучше не Гитлера вспоминать, а подумать, как и где мы обустраиваться будем. Прошу сегодня же всех поднять свежие Наставления и циркуляры, зазубрить особенности обустройства лагеря, строительства укреплений, оборудования постов в тропиках.

Под утро «Курляндия» встала у причала Джорджтауна. Поднимали людей глубокой ночью. Разгрузка в быстром темпе. Людей не хватало, в качестве докеров трудились малость подуставшие от океанского круиза саперы и пехота. Порт встретил людей настороженно. Кругом штабеля, на пирсах обложенные мешками с песком зенитки. Портовая техника в убогом состоянии.

Смотавшийся к коменданту порта подполковник Чистяков вернулся с приказом: «Спешно уходить маршем в полевой лагерь». Карта, маршрут, даже расписание движения выданы сразу под роспись. Как пояснили комбату распоряжавшиеся в городе и порту англичане, есть шанс визита американской авиации.

— Не впервой, — буркнул под нос помощник комбата, однако, не мешкая поспешил подгонять своих унтеров и офицеров.

Всех людей конечно сразу из порта не вывели. На разгрузке оставили третью роту и начальника над транспортом с его людьми. Батальонные машины выгружали в первую очередь, но они предназначены для имущества и снаряжения. К этому большая часть транспорта до сих пор болталась где-то в море. Капитан Соколов молился чтоб его машины привезли именно в Джорджтаун. Желание вполне понятное. Русские и немецкие войска выгружались в нескольких пунктах раскиданных на сотни верст по побережью.

Переброска армий на другой континент это риск. Совершенно новое, незнаемое дело. Мало перевезти людей. В современной войне на одного солдата приходятся тонны и десятки тонн грузов. Европейцы мобилизовали все пригодные быстроходные лайнеры, но к ним нужны были армады транспортов. Для сопровождения конвоев требуются эсминцы и океанские сторожевики. Всю эту железную орду саму по себе надо снабжать углем и мазутом, обеспечивать продовольствием и водой, держать в рабочем состоянии.

Работа, работа и еще раз работа. Адский труд тыловиков, интендантов, мобилизованных гражданских моряков. Мало отправить и довести до порта конвои, их еще надо разгрузить, рассортировать и принять номенклатуру, разместить на складах. Суда надо как-то подготовить к обратному пути, желательно загрузить попутным грузом. И это все при неусыпном внимании вражеских авиации, легких сил, подлодок.

Неудивительно, почти одновременная проводка трех конвоев каждый из полусотни транспортов вылилась в непрерывное сражение. Благо боевые эскадры адмиралов Макарова, Маршалла, Жансуля тревожили островные базы и аэродромы американцев хаотичными ударами, оттягивая на себя внимание базовой авиации и Атлантического флота противника.

Потери понесли все. Самолеты со звездами, крестами и молниями на плоскостях горели, метеорами падали в волны. Семь подлодок легли на океанское дно под градом глубинных бомб, расстрелянные неожиданно вывалившимися из облаков штурмовиками, или с расколотыми форштевнями рубками. Русские потеряли драгоценный авианосец. До портов не дошли два десятка транспортов, еще дюжина доползла, черпая воду торпедными пробоинами.

Командовавшие операцией вице-адмирал Павел Вилькен и контр-адмирал Фридрих Руге, не рвали волосы после докладов. Это люди другой закваски. Пусть внутри все клокотало, но Вилькен сохраняя внешнее спокойствие собирал рапорты командиров боевых групп, кораблей, капитанов судов. Он не ругался, не срывал злость, а требовал от людей в следующий раз все учесть, принять меры, найти нужные решения и доставить грузы и людей к месту назначения. Причем так, чтоб к Нептуну отправлялись только американцы.

О том, что это далеко не последние конвои догадывались все. О том, что через океаны придется как-то перегонять десантные баржи, штурмовые боты, катера огневой поддержки знали многие. А вот как это сделать имеющимся далеко не бесконечным тоннажом требовалось хорошо подумать.