Питер Мариц — юный бур из Трансвааля

ГЛАВА ТРЕТЬЯ В дороге. Нападение львов. Охота за антилопами

Дорога шла ровной степью, покрытой высокой травой. Порою всадник вместе с лошадью совершенно скрывался в ней, так что виднелся лишь конец ружейного дула. Множество куропаток, фазанов и цесарок взлетали прямо из-под ног лошади. Скакун беспокойно дергал своей умной, красивой головой, ноздри его раздувались — он чуял близость крупной дичи. И несколько раз Питер Мариц, вглядываясь в даль своими орлиными глазами, замечал стада антилоп и гну, мирно пасшихся на этих необозримых степях. Его так и подмывало поохотиться на Скакуне за быстроногой антилопой, но он помнил задание бааса зорко следить за зулусами и подавлял в себе порывы охотника. Господин Октав молчал, что-то насвистывая и поглядывая по сторонам.

— Как я рад, — заговорил Питер Мариц, — что вы избавили от казни этих людей!

— В самом деле? — живо отозвался тот, кинув на юношу одобрительный взгляд. — Это делает честь твоему уму и сердцу. Особенно если принять во внимание вчерашнюю твою утрату... Да еще вопрос, кто более виноват в этой нескончаемой вражде с зулусами. Они не церемонятся в борьбе, я знаю, но на их месте вы были бы не лучше. Как бы то ни было, с этим надо покончить, иначе англичане слопают и вас и их.

— Да, отец тоже так говорил... Скажите, господин Октав: чего они хотят от нас, эти англичане?

Великан громко и весело захохотал, так что Питер Мариц смутился, решив, что он, вероятно, сморозил большую глупость.

— Они всегда хотят одного: золота. И чтоб никто им в этом не мешал. Впрочем, — добавил он, — в аппетитах им не уступает никто: ни Германия, ни "прекрасная" Франция... Но у бриттов руки длиннее. Ведь еще в 1806 году капландские колонисты вынуждены были признать господство англичан. Твои деды, паренек, знали вкус независимости, они со скрежетом зубовным удалились на север, чтобы освободиться от британского ига, и в 1837 году обосновались в этих краях, в Оранжевой республике и Трансваале. Если бы буры вели себя умнее, не притесняли туземное население, англичане ничего бы с ними не поделали. Но у англичан были союзники в лице ваших рабов, и это им помогло. Англичане — мастера пользоваться обстоятельствами. Они гнули свою линию, продвигались на север. Но тут коса нашла на камень. Рабство черных у буров пало, от этого они стали сильнее и в 1848 году, под предводительством Андреаса Преториуса, хорошенько всыпали англичанам. И хотя капский губернатор Генри Смит объявил в том же году королеву Викторию властительницей всей этой страны, буры, хорошенько укрепившись, провозгласили в 1852 году Трансвааль независимой республикой. То же самое спустя два года проделала и Оранжевая республика. И англичане долго помнили полученный урок. Но, видишь ли, паренек, несколько лет назад в вашем Трансваале густо запахло золотом...

— То есть как это запахло? — удивился Питер Мариц.

— Да очень просто: открылись богатейшие залежи этого презренного металла, а там и алмазные россыпи обнаружились. Ну, тут уж терпение английских лордов и купцов лопнуло, конечно. Ты знаешь, надеюсь, что они выкинули у вас в Претории в апреле прошлого года?

— Я слыхал, что комиссар из Наталя, Шепстон, осмелился явиться с полицейским отрядом в нашу столицу и водрузил там английское знамя! — вспыхнув, ответил Питер Мариц.

— Вот-вот! Он объявил Трансвааль английским владением.

— Ну, этому не бывать, — воскликнул юноша, судорожно сжав рукоятку охотничьего ножа, висевшего на поясе, — пока хоть один бур останется в живых!

— Да, — заметил Октав, внимательно поглядев на загоревшегося молодого спутника, — вы, буры, хорошие воины, но вам недостает умной политики. Жизнь научит вас, но боюсь, что будет уже поздно.

Он замолчал в глубокой задумчивости. Питер Мариц с невольным уважением поглядывал на него сбоку. Он чувствовал, что этот человек таит в себе громадный опыт жизни, что ему ясно многое из того, о чем Питер и догадываться не мог. Недаром даже суровый и непреклонный баас фан-дер-Гоот прислушался к его совету и пощадил этих зулусов. Ему страстно хотелось расспросить этого таинственного человека, откуда он родом, как он попал в этот край, к какому племени он принадлежит. Но все эти вопросы застывали на устах юного бура, воспитанного в почтительности к старшим.

Между тем время шло, пылающее солнце приближалось к зениту, всадники и их кони давно испытывали жажду, и только чернокожие легко шагали, словно не чувствуя ни зноя, ни усталости. Наконец на горизонте обрисовался на бледном, раскаленном небе невысокий холм, и Питер Мариц, указав на него рукой, объяснил, что там они найдут воду и переждут полдневный жар, чтобы двинуться дальше.

Действительно, перевалив через холм, они у подножья его нашли чудесное озеро со свежими еще следами львиных лап на влажном прибрежном песке. Зорко осмотревшись кругом, путники спустились к воде, утолили жажду и напоили животных.

Вдруг Питер Мариц заметил, что с противоположного берега взмыла к небу огромная птица, держа в когтях какой-то странный предмет. Юноша вскинул было ружье и приложился, но птица выпустила свою добычу, стремительно полетевшую на то самое место, откуда она была поднята. Вслед за этим птица вновь опустилась, опять взвилась с добычей и снова выпустила ее из когтей с большой высоты. Охваченный любопытством, Питер Мариц, забыв усталость, быстро обежал вокруг озера на тот берег и кинулся к предмету, прежде чем птица успела вновь его схватить.

Тут он сразу все понял: это была крупная, килограммов на десять, черепаха, с броней, разбитой о прибрежные камни. Все пространство кругом было усеяно осколками черепаховой брони. Юноша улыбнулся, подивившись остроумному приему охоты вспугнутой им птицы, а отбитую черепаху унес с собой, чтобы полакомиться ее вкусным мясом.

Они отдохнули и, когда жара спала, двинулись дальше с освеженными силами. Дорога пошла теперь песчаной степью с небольшими холмами, рассеянными там и сям. Взобравшись на один из них, они застыли, пораженные открывшимся перед ними сказочным зрелищем. Прекрасное зеркальное озеро, окаймленное стройными пальмами, расстилалось перед ними вдали. Между пальмами мелькали причудливые здания с башнями, с золотыми куполами, с островерхими крышами. От берега озера отделился длинный караван и двинулся прямо навстречу нашим путникам. Были тут и конные и пешие, в руках у них развевались знамена, сверкали копья и щиты... Приближаясь, они быстро вырастали, достигали чудовищных размеров, кони их превращались в слонов, в мамонтов, копья упирались в самое небо... Еще несколько шагов навстречу — и дивная картина дрогнула, стала бледнеть и как бы заволакиваться туманом. Мгновенье — и от нее не осталось и следа: мираж рассеялся.

К вечеру, дойдя до небольшой рощи с источником прекрасной воды, путники расположились на ночевку. Они быстро наготовили огромный запас хворосту, чтобы всю ночь жечь костер, отпугивающий хищников, а Питер Мариц и Октав решили по очереди дежурить и поддерживать огонь.

— Господин Октав, — робко, но решительно промолвил юноша, — если черные вздумают скрыться, подымите меня тотчас. Я обязался перед нашей общиной не упускать их из виду.

— Не беспокойся, друг, — с усмешкой ответил тот. — Ночью они не сделают попытки к бегству. Ваши ночи — это не то, что в Европе... Да они и не дураки, чтобы идти навстречу гибели и попасть в лапы хищному зверю. А вздумай они бежать, поверь, ты их и днем не укараулишь — путь-то ведь еще далек.

— Ну, днем это им будет не так легко сделать, — сжимая ружье, возразил Питер Мариц с таким выражением, что собеседник его невольно улыбнулся. — Конечно, было бы жалко, но... я свой долг исполню...

— Да, — задумчиво произнес Октав, — ты выполняешь свой долг и сжимаешь ружье, зулусы выполняют свой долг и сжимают в руках свои ассагаи, а англичане, также выполняя свой долг, направляют тем временем пушки и на вас и на них. Веселая картина, нечего сказать!.. Ну, да что толковать. Слова, к несчастью, до поры до времени бывают бессильны. Люди учатся на фактах, а за фактами дело не станет.

Прозрачная вода источника манила к себе. Путешественники напились, потом принялись мыться. Когда Октав засучил рукава своей синей холщовой блузы, Питеру Марицу бросились в глаза широкие темно-багровые рубцы, кольцами охватывающие его могучие руки повыше кистей. Сердце его сжалось болью и каким-то неясным страхом.

— Что это у вас, господин Октав? — невольно вырвалось у него. Но тут же краска залила все его лицо: он испугался нескромности своего вопроса.

Лицо среброголового великана нахмурилось, в глазах мелькнул мрачный огонек.

— Французские украшения... — проговорил он мрачно. — Браслеты... Они были в моде в Париже в 1871 году.

— Простите, ради бога, господин Октав... — в замешательстве пробормотал юноша.

Но тот прервал его и вдруг громко расхохотался, так что зулусы невольно обернулись.

— Ничего, ничего, не смущайся, — сказал он весело, потрепав Питера по плечу. — Погоди, путь еще далек, может быть, ты кое-что и узнаешь... Парень ты, кажется, славный. А пока давай ужинать, время не ждет. Разожги-ка костер побольше, чтоб веселей было да чтоб хищники нас не слопали.

Как только солнце закатилось, воздух резко похолодал и все вокруг покрылось обильной росой. Питер Мариц и Октав ближе придвинулись к костру. Зулусы же были, по-видимому, так же мало чувствительны к холоду, как днем к жаре. Они как сидели поодаль от костра, охватив руками колени, так и застыли, словно изваяния. Глаза их, обращенные к костру, грозно белели на черных лицах, и по ним пробегали красные отблески отраженного пламени. Вдруг они обменялись несколькими отрывистыми словами и затем, не меняя позы, глядя на пламя костра, запели своими гортанными голосами какую-то дикую и печальную песню, такую странную и жуткую для непривычного уха Питера Марица, что он невольно вздрогнул. Октав слушал с глубоким вниманием, время от времени занося что-то в книжку, которую он достал из кармана.

Так же внезапно, как начали, оборвали зулусы свою песню. Потом молча растянулись на земле, закинули руки под голову, положив подле себя ассагаи, и остались недвижны...

— Что они пели? — тихо спросил Питер Мариц.

— То же, что поют все, — с какой-то грустью в голосе ответил Октав. — Не всё я понял. Я не так уж хорошо знаю их язык... Мать снаряжает воина в поход, прощается с сыном, которого она больше никогда не увидит... Однако, Питер Мариц, пора и мне последовать их примеру. Не будем терять времени, надо завтра пораньше тронуться в путь. Разбуди меня, когда вон та звезда передвинется и станет над тем деревом.

Он лег, положив под голову седло, но долго ворочался и не мог заснуть. Наконец послышалось его ровное дыхание.

Питер Мариц один теперь бодрствовал среди безмолвия ночи, горевшей бесчисленными огнями южных сверкающих звезд. Мысли его уносились далеко, к оставленной общине, к сверстникам, к родной семье и любимой матери... Потом они перенеслись к пещере и к оставленному в ней телу отца. Без него предадут отца погребению... Едва слышный вой зверей доносился из раскинувшейся вокруг пустыни.

Внезапно раздалось тревожное фырканье Скакуна, за ним и гнедого. Кони, привязанные к стволу дерева у костра, стали храпеть, рваться и бить копытами. Питер Мариц вскочил, и его острые глаза быстро обежали все пространство вокруг костра.

Пламя в этот момент взметнулось и озарило головы двух громадных львов, вышедших из чащи на небольшую полянку, шагах в тридцати от костра. Они стояли рядом неподвижно, обратив к огню свои громадные желтые, гривастые великолепные головы, величаво глядя на пламя своими грозными глазами.

Ни минуты не колеблясь, Питер Мариц схватил ружье и приложился. Блеснул огонь, и один из львов грохнулся о землю, не издав ни звука. Пуля угодила ему прямо в голову. В то же мгновение раздалось ужасающее рычанье, и второй лев, ослепленный пламенем, с дикой отвагой сделал прыжок прямо к костру... Чудовищная пасть льва внезапно оказалась в двух шагах от юноши. Еще секунда — и он был бы смят и растерзан. Но, точно из-под земли, рядом с ним выросли две черные, как бы стальные фигуры, и два ассагая разом вонзились в раскрытую пасть и в сердце хищника. С диким рычаньем рухнул лев головой прямо в костер. Зулусы издали торжествующий крик, и старший из них гордо ступил ногой на содрогавшееся тело умирающего льва.

— Господин Октав, — воскликнул Питер Мариц, — сделайте милость, передайте им мою благодарность. Они спасли мне жизнь!

Октав перевел слова юноши, и впервые за все время на лицах черных людей появилась улыбка. Старший из них сказал что-то, взглянув на юношу.

— Он говорит, — перевел Октав, — что они уплатили тебе свой долг. Они чувствовали, что ты не желал их смерти и радовался их избавлению от расстрела... Вот такого рода долги — это я понимаю, — добавил он с удовлетворением. — Ну, ладно, ложись-ка теперь спать, а я подежурю. Ты заслужил отдых.

Через минуту беззаботный молодой сон сковал утомленные члены юноши. Зулусы улеглись в прежней позе. И только огромный человек с серебряной головой бодрствовал среди ночи. Лицо его было задумчиво и печально. Он достал из кармана книжку и долго записывал что-то карандашом.

На другой день, еще солнце не всходило, путники двинулись дальше. Часа через два песчаная степь кончилась, и дорога пошла вперемежку то лесом, то среди буйных трав. Всякого рода дичи было такое множество, что когда зулусы предложили поохотиться, Питер Мариц тотчас же к ним присоединился.

Тут он впервые оценил, каким звериным чутьем обладали его черные спутники. Словно собаки-ищейки, пробирались они меж кустов, выслеживая добычу. Вдруг один из них тихо и отрывисто свистнул и стрелою кинулся вперед. Второй зулус не отставал от него, и Питеру Марицу пришлось пустить Скакуна галопом, чтобы не остаться позади. Минуту спустя он увидел вдали рога двух антилоп, видневшиеся над высокой травой. Не будь лошади, зулусы, умевшие прятаться в траве и, подобно змеям, подкрадываться ползком, незаметно приблизились бы к животным. Но присутствие Скакуна скоро выдало их, и антилопы стремглав бросились прочь. Они мчались с такой быстротой, что Питер Мариц видел только полоски их спин да штопором завитые рога, мелькавшие над травой, как тень летящей птицы. Погоня предстояла долгая. Делая гигантские прыжки своими стройными ногами, антилопы неслись по степи во весь дух, и первое время расстояние между ними и охотниками даже несколько увеличилось. Тогда, зная нрав своего испытанного Скакуна, Питер Мариц дал ему волю и бросил поводья, держа наготове ружье.

Скакун мчался во весь опор, так что ветер свистел в ушах всадника. Но — поразительная вещь! — зулусы не уступали в быстроте доброму коню. Питер Мариц не раз наблюдал легкость и быстроту бега чернокожих туземцев — кафров, готтентотов, бечуан, намакуда и других, — но подобной сверхчеловеческой быстроты он не встречал дотоле никогда! Там, где трава была невысока и поверхность ровная, Скакун уходил от них вперед. Но они тотчас наверстывали упущенное, как только густая, высокая трава, кусты или какие-нибудь неровности затрудняли бег лошади. Их темные, обнаженные, словно отлитые из стали стройные тела точно летели над землей, не касаясь ее; украшавшие их головы длинные перья голубого журавля реяли над ними султанами, колеблемые ветром; крепко сжатые ассагаи молнией чертили воздух. Не раз охотникам попадались навстречу разные животные, среди них даже и антилопы, только помельче преследуемых, но никто не обращал на них внимания: охотничий азарт разгорался все сильнее и сильнее, да к тому же ясно было, что здесь происходит соревнование между Питером Марицем на Скакуне и зулусами. И все они, точно на крыльях, неудержимо неслись вперед.

Но вот дорога резко ухудшилась. Колючий кустарник пошел гуще и чаще, на шее и груди Скакуна появилась кровь от царапин, огромный кактус распорол блузу на всаднике, и отставшие было зулусы вскоре выровнялись с лошадью. Далее под ногами у охотников появилась болотная трясина, покрытая удивительно красивыми цветами — лилиями, орхидеями, но никто на них и не глядел. У Скакуна из-под копыт так и взлетали комья грязи, а чернокожие легкими, широкими скачками неслись по обе стороны лошади, с изумительной ловкостью перепрыгивая с кочки на кочку. Болото кончилось, но поперек дороги вырос внезапно широкий, шагов в двадцать, ручей. Скакун поплыл, но, в то время как он преодолевал быстрое течение, зулусы уже выскочили на другой берег и быстро взбирались на холм...

Лица их, всегда такие непроницаемые, словно по команде обернулись на мгновение в сторону юноши, и он увидел, что они горят торжеством. Он понял, что проигрывает состязание. За этим холмом следовала неширокая долинка, а за ней снова виднелся холм. Въехав на первый, он с вершины его увидел соперников шагах в двухстах впереди. Между тем антилопы уже изнемогали, и зулусы, подняв ассагаи, с минуты на минуту готовы были их настигнуть...

Молодой бур крепко стиснул зубы и в тот же миг принял решение. Резкое движение поводьев — и умный Скакун застыл на месте, тяжело нося взмыленными боками. Питер Мариц приложился. Гулкий выстрел... второй... и антилопы, высоко вскинув ноги, грохнулись о землю. Он знал меткость своего глаза и верность отцовского ружья!

Питер Мариц не спеша подъехал к добыче, возле которой стояли зулусы. Опираясь на свои ассагаи, они не обнаруживали никаких признаков утомления. Знаками выражали зулусы свое восхищение меткостью стрелка, доставив этим Питеру немалое удовольствие. Между тем подоспел и Октав, не принимавший участия в охоте. Зулусы принялись свежевать добычу остриями своих ассагаев. Они прежде всего вскрыли антилопам брюхо, извлекли внутренности и, по обычаю своему, выпили кровь, которая у африканских туземцев считается большим лакомством. Потом вырезали большие куски с середины спины, отделили окорока и, завернув все это в громадные листья, чтобы мясо не испортилось от солнца, выбросили все остальное.

Достигнув ближней рощи, путники развели огонь, и зулусы принялись по-своему жарить добычу. Они клали мясо прямо на горячие уголья, несколько раз поворачивали его, затем, ободрав прожарившуюся корку, угощали ею белых и ели сами, а с оставшимся мясом поступали точно так же, покуда оно не было обглодано до костей. Питер Мариц и Октав нашли, что пища, таким образом приготовленная, очень вкусна.