Ровное движение отряда, бряцание оружия, фырканье лошадей, скрип седел и лязганье удил — все это с непривычки как-то возбуждало Питера Марица и настраивало на веселый лад. Он представлял себе, как в близком будущем он с отрядом буров будет рыскать по этой же стране, совершая набеги на оскорбителей его родины.
С час времени драгуны ехали шагом. Наконец командиру это, по-видимому, наскучило и, отдав, не оборачиваясь, приказание бородатому солдату перейти на рысь, он тронул шпорой своего вороного. Скакун легко пошел с ним голова в голову. Спустя час Питер Мариц, приглядываясь к отряду, с радостью убедился, что лошади у всех в мыле, между тем как его Скакун еще не чувствовал усталости. Совершенно свежим шел также вороной жеребец офицера, громадный, блестящий, точно выточенный из могучего ствола черного дерева.
— Чего ты, лентяй, жаловался на свою лошадь? — заметил офицер, вперемешку употребляя английские и голландские слова. — Она великолепно идет. Да и ездок ты неплохой. Что, у вас, у буров, многие так ездят?
— Да, мингеер, — простодушно ответил Питер Мариц, — мы с малых лет на лошадях. Но вот уж сбруя у нас совсем не то, что у солдат вашей королевы. — И он с притворной завистью перевел свой взгляд с простенькой уздечки и своего старого, почерневшего и видавшего виды седла на серебряные удила и блестящее, как зеркало, желтое седло на вороном жеребце.
— Главное-то ведь все-таки лошадь, — успокоил его самолюбие офицер, — седло и уздечка — дело второстепенное. А, что, скажи, много у буров хороших верховых лошадей?
— Порядочно, — уклончиво ответил юноша.
— А сколько бойцов могут выставить буры, если бы случилось драться с бечуанами или зулусами?
— Кто его знает! Против зулусов пойдут тогда буры, которые живут поблизости к зулусской границе, а против бечуан — тамошние буры. Едва ли, впрочем, эти вещи для вас интересны, не правда ли, мингеер?
— Напротив. Раз мы приняли над вами власть, мы обязаны взять вас и под свою защиту от черных. Сколько же всего наберется буров, способных стать под ружье?
— Право, не могу вам сказать. Мы живем небольшими общинами. Да немало, пожалуй, и не счесть.
— Полно тебе хвастать! Будь вас много, не так-то легко вы бы нам подчинились.
— Мы народ смирный. Да и солдат у вашей королевы, вероятно, еще больше. Как вы думаете, сколько солдат у госпожи королевы в Капланде и Натале?
Офицер пристально и подозрительно посмотрел на юношу и, не ответив ничего, спросил в свою очередь:
— Ты сам откуда? Где находятся твои родители?
— Я с севера, — неопределенно показал рукой Питер Мариц. — Наша община не сидит на одном месте. Мы разбиваем лагерь, где понравится, а когда охота или пастбища истощатся, переходим на новые места.
— Стало быть, вы попросту бродяги, — заметил презрительно англичанин. — Вот погодите, мы наведем у вас порядок!
— Давно пора, — покорно согласился молодой бур. — Ах, что за конь у вас, мингеер! Вы его с собой из Англии привезли?
— Да, я с ним не разлучаюсь.
— Сколько же вы за него заплатили, смею спросить?
— Какой ты любопытный! Не так много: пятьсот фунтов стерлингов.
Питер Мариц был ошеломлен и с искренним изумлением воскликнул:
— Пятьсот фунтов! Да ведь за эти деньги можно приобрести целый табун... А здорово он берет препятствия? — продолжал расспрашивать юноша.
— Неплохо... А ты, оказывается, парень болтливый, как я погляжу.
Он придержал вороного и отдал распоряжение снова перейти на шаг, чтобы дать отдых лошадям. Питер Мариц оправил на себе ружье и патроны и, не замедляя рыси, сжал слегка бока своему Скакуну. Тот поднял голову, поставил торчком уши и прибавил шагу.
— Не спеши, не спеши! — строго крикнул ему офицер. — Разве не видишь, как мы едем?
— Как хотите, а я не согласен плестись, — добродушно смеясь, крикнул молодой бур, слегка повернув голову. — Этак мы с лошадью соскучимся. Счастливо оставаться! Мой Скакун вот как привык идти.
И, повернув коня, он сразу перешел на галоп.
— Ах, проклятый мальчишка! — яростно закричал англичанин. — Остановись! Стой, тебе говорят!.. В погоню! Держите его! Не стрелять, мы его живьем возьмем! За мной!..
Питер Мариц слышал за спиною конский топот и фырканье, возгласы преследователей, бряцанье оружия. Оглянувшись, он увидел, что за ним мчится весь отряд. Драгуны рассыпались цепью, их ярко-красные мундиры так и сияли на солнце, словно алые маки по зеленой траве. Далеко впереди всех мчался взбешенный офицер на своем прекрасном жеребце.
Молодой бур пригнулся к шее коня, гикнул, и Скакун понесся стрелой. Впереди лежала река, которую Питер Мариц незадолго до того переезжал вброд с Октавом и зулусами, широко разлившаяся после недавних ливней. Он направил коня мимо брода и, не колеблясь, толкнул его в воду. Скакун без заминки поплыл. На середине реки юноша обернулся. Из всего отряда только пятеро драгун последовали за командиром и бородатым солдатом, остальные в нерешительности замялись на берегу. Когда Скакун выходил уже на ту сторону, преследователи его еще боролись с течением на середине реки.
Выбравшись на берег, Питер Мариц, словно издеваясь, спокойно пустил лошадь неторопливой рысью, умышленно выбрав дорогу по пересеченной местности, усеянной крупными валунами, покрытой цепким кустарником, колючими кактусами и алоэ. Кинув взгляд назад, он увидел, что и офицер с драгунами уже по эту сторону реки. Вода стекала с их мундиров, и вид у них был жалкий. Юноша невольно рассмеялся. Вновь пустил он коня вскачь. Перед ним промчалось громадными прыжками испуганное стадо газелей, далее — стадо похожих на буйволов гну. Топот погони позади становился все тише и тише, и, оглянувшись, Питер увидел, что его преследует один лишь офицер. Вороной жеребец англичанина все убыстрял аллюр, и между ним и Скакуном оставалось не более полусотни шагов.
Тогда Питер Мариц пронзительно свистнул, и Скакун вихрем понесся вперед, прямо на чащу колючих мимоз, усеянных шипами, похожими на рыболовные крючки. Молодой бур, направляя сюда коня, по опыту знал, что Скакун с привычной ловкостью будет лавировать меж кустов. И действительно, он даже не сбавил шагу, проскальзывая, как змея, среди острых шипов, офицеру же с его вороным дорого обошлось это новое препятствие: блестящий мундир англичанина был весь изодран колючками, и на нем болтались лохмотья, по груди и ногам коня струилась кровь, окрашивая покрывшую его мыльную пену.
Скоро беглец, а за ним и преследователь выбрались из чащи на широкую поросшую невысокой травой равнину. Дело принимало для Питера Марица неблагоприятный оборот: его преимущество состояло в более легком преодолении препятствий, на ровном же месте перевес был на стороне англичанина, породистая лошадь которого была крупнее, с более широким, чем у Скакуна, шагом. И действительно, как ни мчался Скакун, понукаемый юношей, вороной стал настигать его. Громкое дыхание раздавалось все ближе и ближе за спиной беглеца; вот уже голова жеребца выдвинулась впереди крупа Скакуна... Еще секунда — и офицер с криком торжества протянул на скаку руку, чтобы схватить юношу. Но в то же мгновение Питер Мариц круто и неожиданно увернулся в сторону, и на этот раз радостный, бодрый крик вырвался из груди преследуемого. Крик этот точно толкнул вперед Скакуна. Он еще наддал и опять отделился от вороного. Ни тот, ни другой всадник не пускал в ход оружия — оба они чувствовали, что состязание между ними идет на первенство в искусстве езды и на резвость их коней.
Еще две-три минуты бешеной скачки, и вдруг неожиданное препятствие: дорогу пересекала глубокая балка, по дну которой извивался серебристый ручей. Оба ската были довольно круты и усеяны камнями, нанесенными ливнями. Препятствие для усталых коней не из легких. Но для Скакуна это было делом привычным. Питер Мариц бросил поводья, и умная лошадь, ступая боком, спустилась к ручью, перемахнула через него и таким же манером взобралась по противоположному скату вверх.
Вороному, не привыкшему к таким местам, пришлось гораздо труднее. Он замялся, и офицер должен был подбодрять его ударами шпор, чтобы заставить последовать за Скакуном. В конце концов, однако, и он взял это препятствие, но промедлил, благодаря чему Питер Мариц выиграл время и на минуту дал отдых Скакуну, пустив его шагом. В сущности, жизнь англичанина всецело находилась в его руках: юноше было достаточно взять в руки ружье, и все было бы кончено. Но он и не подумал об этом.
Как только вороной выбрался из оврага, англичанин возобновил преследование. Теперь он пустил в ход все силы и все свое наездническое искусство, чтобы догнать бура. Он приходил в ярость от одной мысли, что молодой бур на своей мужицкой лошади оставит позади и навеки осрамит его славного жеребца и его самого, блестящего драгунского офицера ее величества королевы английской!
И, однако, парень мчался впереди него! Минутами казалось, что он составляет как бы одно существо со своим Скакуном, с легкостью ускользающее от бешеного преследования. Питер Мариц то и дело оглядывался с веселой улыбкой, точно дразня англичанина. Вся кровь кипела в том от бешенства. Казалось, что он гонится за неуловимым призраком...
Впереди вырисовывался огромный лес, и офицер понимал, что там юноша легко уйдет от него. Он всадил шпоры в бока вороного, тот подпрыгнул и стал наседать. Они почти поравнялись. Вдруг, точно из-под земли, перед всадниками вырос на самой опушке леса высокий природный вал с крутым скатом. Скакун на мгновение призадумался, потом сжался всем телом и прянул, как тигр, на гребень вала. Второй такой же скачок — и он оказался уже по ту сторону препятствия.
Вороной, увидя вал, резко свернул в сторону. В исступлении всадник рванул его прямо к валу, изо всей силы ударив шпорами. Лошадь вздрогнула от боли и сделала чудовищный прыжок. Но всадник неверно направил ее, а лошадь, не рассчитав, попыталась взять препятствие одним прыжком; она перемахнула через гребень вала, но задними ногами зацепила за него и на всем скаку покатилась через голову вместе с всадником.